Эйприл М. Джунн : другие произведения.

  

Прогулки над пропастью

  
  
   1. Антон, музыкант.
  
   Перед концертом всегда не по себе. А когда я нервничаю, то нюхаю или курю, - это уж что под рукой имеется.
   Серега просит убрать порошок и собраться - пять минут до выхода. Я пожимаю плечами, криво улыбаюсь, - мне, мол, чуть-чуть надо, чтоб нервишки осадить. Гитарист морщится, но молчит. Остальные ребята только качают головой.
   Крики публики не глушат никакие стены. Концерт на самой большой площадке страны - здесь вам не шутки. И это чертовски взвинчивает.
   Вдох, в носу приятно щиплет, от головы до ног катится теплая щекотная волна искусственного счастья. Вот это вещь, грех не повторить.
   Острота волнения притупляется окончательно, сменяясь радостью и уверенностью, и происходящее уже не вызывает волнения. Вот и все, я готов.
   Идем по узкому коридору к сцене. Народ дерет глотки, народ заждался.
   Свет, короткое вступление, наш выход. И переполненный зал срывается на ликующий рев.
   Снимаю гитару с подставки, набрасываю ремень. Первые аккорды - и вот она, ее величество Музыка. Публика, как часовая бомба, любой музыкант мечтает ее взорвать. Но нужно быть предельно внимательным, здесь важен момент. Ведь если слишком поторопиться - она выгорит или рванет раньше положенного. Мы с ребятами потратили уйму времени, чтобы наловчиться с этой крошкой, и я не знаю ощущения лучше, чем ее взрывная волна.
   Микрофон хватает слова и швыряет в голодное, обожающее море лиц, которое тут же отзывается плеском ладоней и криками восторга. И какое-то время все идет как задумано...
   Серега бросает на меня хмурый взгляд. Я прислушиваюсь, и понимаю, что не попадаю в ритм. Стараюсь выровняться, но гриф извивается будто змея, пальцы вязнут в струнах. Мое сердце вдруг больно сжимается, и притихший зал странно заваливается набок. Я пытаюсь удержаться и не свалиться со сцены, но отяжелевшие ноги не слушаются.
   Удар о пол на миг рассеивает одурь в голове, боли нет. И я бы встал, но не могу. Чьи-то руки поднимают меня, стаскивают гитару. Все вокруг смешивается в один пульсирующий поток криков и света.
   Придя в себя на больничной койке, я узнаю две новости. Первая: порошок, который достал менеджер, действительно хорош. Вторая: у меня сломан позвоночник в двух местах, я даже пальцем шевельнуть не способен.
   Мама была права - наркотики ломают жизнь.
  
   2. Алексей, студент.
  
   Сидим это мы с пацанами у меня на квартире, пиво пьем, о том о сем болтаем. Трое нас: Олег, Женька и я. Олежка сок апельсиновый тянет, трезвенник, блин. Бутылку пива выпьет - пьяный уже...
   Пьем, значит, говорим, и дай, думаю, похвастаю.
   - А я, - говорю, - с Танькой переспал.
   Смотрю: пацаны затихли, на меня глядят.
   - Это с какой? - уточняет Жека, отхлебывая из бокала.
   - С какой, с какой... - будто удивляюсь, - со Свиридовой, конечно.
   - Да ты че?! - Женька пиво отставил, глаза навыкате. Олежик совсем дар речи потерял, мычит что-то.
   - Ну, ты даешь! - завистливо сказал Жека, подливая мне пива. - Ну, монстр!
   - А, - отмахнулся я, - фигня. Дело как было... Пересеклись мы с ней случайно на недельке в кафешке. Я пивка зашел выпить да перекусить, смотрю: Танюха одна сидит. Ну, я и подсел, разговорились, то да се... А у нее, проблемы какие-то, еще и с учебой завал...
   - У нее мать заболела, - вставил Олежик кисло.
   - Во-во, - киваю, - точно. И она, значит, с институтом не успевает, работать надо и за мамкой глядеть, короче: проблем куча. А я что? Посочувствовал, утешил, как мог и все такое... Ну и коньячку заказал, угостить вроде, да чтоб расслабиться. Выпили, посидели, коньяк пару раз повторили. И смотрю: Танька плачет. Украдкой так, я б и не заметил...
   - Ты б заметил, - вклинился Олежик.
   - Я ж и говорю - не заметил бы! Так чуть ручкой глаза прикрыла, отвернулась и хнычет. Я сразу ей салфеточку, водички принес. И жалко ее стало, пацаны, вот честное слово! То ли от бухла, то ли чисто по-человечески, не знаю... Короче, время уже позднее, домой пора. Ну и Танька собирается. Гляжу: успокоилась вроде. Естественно, шли вместе, - в одном доме живем... Пришли это мы, стоим у подъезда, она мне что-то рассказывает - пьяная совсем, вижу, что толком не соображает. Я сигареты достал, стою, курю и на Таньку поглядываю. Кто ее видел, тот поймет - девчонка что надо, все при ней. Ну да это только мысли мои, я и не надеялся... И тут говорит мне Танька: "А мне домой так нельзя, мама расстроится, - говорит. - Леш, можно я у тебя переночую?" Ясен перец, можно, отвечаю! Пришли ко мне. Предки мои в Египет свалили, хата свободна, все чин чином. Я ей диванчик разложил, под руку взял, - на ногах еле держится. И как-то вышло так, что мы уже на том диванчике вместе лежим. В обнимку. Грудь ее чувствую, волосы мягкие шею щекочут, словом, завелся я. Сам не знаю чего, поцеловал ее, потом еще, ну а дальше - как в книжках пишут, задал жару.
   - Ну, ты мужик, - с еще большей завистью затянул Жека, открывая новую бутылку.
   - М-да... - вяло поддержал Олежка. - Слышь, Жек, а налей и мне пивка.
   - Так это мы запросто, - отозвался Жека, плеснув пива в подставленный стакан.
   - Вот такие дела, мужики, - я достал сигареты, прикурил и развалился в кресле. - Чего такой кислый, Олеж?
   - Да нет, ничего... А можно и мне закурить?
   - П-ф! Тебе все можно, друг! - Олег неловко вытащил сигарету из протянутой пачки, прикурил, закашлялся, тут же пивка хлебнул. Вижу: похорошело дружбану.
   Сидели мы до полуночи, Олежка разошелся не на шутку - два литра пива всосал, скурил все сигареты, Жека еще и в ларек бегал за пойлом и куревом.
   Ночевать у меня остались - куда в таком состоянии пойдешь...
   Проснулся я от грохота на кухне. Там Олежка на мягком уголке пристроился. Сперва, решил я не ходить, а потом, думаю, гляну - может плохо ему, все ж перебрал.
   Толкаю дверь, включатель на стене щупаю...
   А Олежка на столике распластался, судорога его бьет. Я вмиг протрезвел, к нему бросился, под руки взял.
   - Жека!!! - ору. - Сюда!
   К раковине его притащил, водичкой в лицо плеснул, а его колотит, горячий, как уголек. Меня и самого трясет не меньше.
   Прибежал Жека.
   - Вызывай скорую! - Жека мигом к телефону.
   Что делать - не знаю. Смотрю, а у Олежки в кулаке пузырек зажат. Я его отобрал, глянул - таблетки какие-то. Тряхнул - пустой.
   - Олежка, ты чего, миленький?
   В дверях появился Жека.
   - Через двадцать минут будут... Что это? - он к столу подошел и листок поднял какой-то. - Олега почерк... - Жека замолчал, читая.
   - Что там? - спросил я.
   Жека на меня посмотрел, как на врага. Бумагу смял, и дрогнувшим голосом сказал:
   - Он в Таньку Свиридову влюблен по уши. Сдохнуть Олег хотел.
   Обмерло все у меня внутри.
   - Я не знал... Жека, я не знал!..
  
   3. Леонид, писатель.
  
   Ежели кто заявляет, что писателем быть легко - не верьте. Не проще, чем копать траншеи или подбирать дерьмо в зоопарке изо дня в день. Многие думают, раз твои книжки покупают миллионы людей, - ты избранник судьбы, тип, которому крупно повезло. Чушь собачья. Потому как, это одна из самых отвратительных и сложных профессий. Не буду говорить за всех писак, только за себя. Есть, правда, один приятный момент - сам процесс писательства, чистое волшебство. И это ни с чем несравнимое ощущение, когда идея приходит сама по себе, будто ниоткуда, и кажется, что целый мир вдохнул через тебя.
   Однако существует один нюанс: заминка на этом пути может положить конец путешествию. Видал я, как парни вроде меня, пропивали и прокуривали свой талант. Иным быстрые деньги и слава выжигали внутренние глаза, которыми писатель смотрит на мир.
   Все случилось очень быстро. Я даже не заметил, как променял настоящее чудо на бесполезный пестрый мусор, хлынувший в мою жизнь вместе с популярностью. Я перестал писать о том, что меня волнует, что мне дорого - о том, что нашептал мир. Я начал писать ради славы и дешевой похвалы, без чувств и искренности, фальшиво. Вот и все. Долго это не продлилось.
   Говорят, самая большая доля алкоголиков и самоубийц среди богемы - наш веселый цех. Кто говорит? Все она же - статистика. И я догадываюсь почему. Пушка в ящике моего письменного стола - прямое тому подтверждение.
   Я киваю портрету старины Хемингуэя и опрокидываю стакан. Некоторое время ловлю ощущения и слушаю мысли. Ничего особенного. Выпивка уже давно не привлекает вдохновение. С годами я понял, что скорее напротив - отпугивает. Люди, которые считают, будто вредные привычки - спутники творчества, крепко заблуждаются. Только понимание этого, иногда, приходит слишком поздно.
   Курсор на пустом электронном листе чеканит мое время. Секунду за секундой. Он отсчитывает его уже пятый год, и хоть бы раз за ним родилось слово. Хотя бы одна ясная мысль, одна идея пришла в мою проспиртованную башку.
   Что ж, пожалуй, на следующем литературном фестивале меня не увидят поклонники. И на вопрос очередного прыщавого подростка, с моей книжкой в руках, буду ли я продолжать такой-то роман, вряд ли стану многозначительно поднимать глаза, загадочно улыбаться и думать, чего бы такого ляпнуть, чтобы не обидеть ссыкуна и ничего толком не ответить. Да еще, чтоб побыстрей отвалил. Потому что мне охота поскорей пропустить стаканчик-другой на халяву и выкурить сигаретку в компании себе подобных. И если уж на чистоту - мне положить на ваших любимых героев с их игрушечными проблемами, неистребимой верой в добро и кастрированными взглядами на мир. У меня у самого проблем по горло, ребятки. Не скрою, когда-то я был таким же глупым и наивным, как и герои моих романов. Отличное было времечко. Было, да сплыло. Так что не обессудьте. С меня достаточно. Сайонара.
  

***

   На этой неделе три звонка: рок-звезде, студенту и писателю.
   Видит Бог, я бы отдал многое, чтобы ложиться вечером в постель без мыслей о том, в чьей шкуре придется побывать и что пережить. До сих пор не могу привыкнуть... чужие мысли, чувства, воспоминания. Порой даже вредные привычки перенимаю: нестерпимо тянет закурить или выпить.
   Мои сны - дверь, за которой чья-то жизнь. Я пытался понять, как и почему это происходит, есть ли в этом закономерность, система... но ничего подобного. Единственное, в чем можно быть уверенным - кто-то близко подошел к краю.
   Связаться с нужным человеком удается почти всегда и без особых проблем. Когда я звоню, то тщательно описываю все, что запомнил: детали интерьера, дату дня рождения лучшего друга, кличку любимого спаниеля - все, дабы человек поверил, что я был им и не шучу. Что делать дальше - не моя забота. Я прогулялся на пару месяцев в будущее по его судьбе. Прошелся над пропастью, и вернулся кой с какими новостями.
   Кто-то прислушивается, кто-то воспринимает как розыгрыш. Я не настаиваю и никого не заставляю. У каждого есть шанс. И я его даю, вне зависимости от того нравится мне человек или нет. Возможностью измениться дышит каждая секунда нашего времени. Порой эта возможность буквально лежит под ногами: можно остановиться, а можно пройти мимо. А бывает, кому-то звонит чудак и говорит:
   - Это прозвучит странно, но внимательно меня выслушайте...
   И не спешите вешать трубку, если однажды услышите подобное.