Он жил в крайнем доме, на отшибе. Старый был он и странный, будто не отсюда, как и имя его - Идар. Нелюдимый был, в стороне ото всех держался. И взгляд его был суров. Жил Идар один, в доме старом и развалившемся, сложенном чуть ли не до войны. На его участке даже колодца не было, и каждое утро Идар ходил за водой на другой конец улицы. Когда спрашивали его, почему колодец рыть не хочет, отвечал, что денег нет, а от помощи отказывался. Отказывался Идар от любой помощи, не только от денежной. Говорил, совесть не позволяет. А вот почему не позволяет, не говорил.
Когда Идар совсем старый стал, приехала к нему родственница. Молодая женщина, дочка, наверное, а может, и внучка. Она не говорила, кем деду Идару приходится. Идар был настолько стар уже, что она могла быть и правнучкой ему. Спокойная такая, улыбчивая. Охотно любую помощь принимала, даже колодец на участке деду вырыла: рабочих наняла. Потом дед Идар на неё сильно бранился, но она лишь рукой от него отмахнулась. Она за год его хозяйство в полный порядок привела, только сам Идар не радовался. Ругал ее за помощь постоянно, а она его будто не слышала. Соседи жалели её, ведь она столько сил тратит, а в ответ лишь брань слышит. Спрашивали ее, говорил ли Идар хоть одно доброе слово ей? Бедняк он, отвечала она, чего же злиться на него? Дед Идар наказывает себя, а на меня он сердится потому, что я мешаю ему отбывать свое наказание. Во времена репрессий деда Идара в трудовой лагерь как врага народа отправили. Там он то ли друга своего старого встретил, то ли еще кого, влиятельного человека. Идар договорился с ним, и этот влиятельный человек устроил Идара надзирателем в лагерь. Идар три года так жил, все мерли на его глазах, под его плетью, а он жил. Когда лагерь расформировали, Идар вернулся. Но с собой договориться Идар так и не смог.