Я плохо переносила морскую качку. Тошнота играла мне на руку, позволяла не вступать в длительные разговоры. Я все еще сторонилась тесных компаний, раздражаясь на любые вопросы, ответ на которые требовал больше чем "да" и "нет".
Я вернулась к людям - или пришла к ним впервые, не знаю, как точнее обозначить мою новую жизнь. Я не помнила, каково это, находиться среди себе подобных. Возможно, когда-то раньше такая жизнь казалась мне естественной, но о тех годах не сохранилось ни одного воспоминания. Мне приходилось знакомиться с нею опять, - или открывать ее для себя заново? - я даже не могла с уверенностью сказать, какой вариант более правилен.
После Зачаровня трудно сживалась с людьми. В чем-то с ними было проще, чем с эльфами: мыслили конкретно, говорили прямо, если чем недовольны, не таились. Но, как не стыдно признаваться, я слишком привыкла к эльфийской вежливости. К изысканности, и благоустроенности быта. Впрочем, понимала, что отвыкать долго не придется, упрощаться всегда легче.
"Вживание" не проходило гладко. Первый же день в обществе соплеменников, когда мы с Рэмом пришли в поселок, в котором его поджидали переселенцы, омрачил неприятный инцидент: переходя по хлипким мосткам через грязный ручей у околицы, мы вдруг оказались вовлечены в драку. Я понять ничего не успела, как тупой конец весла ввинтился мне в живот. И дальше вспоминаются лишь отдельные эпизоды.
Дерущихся растащили не сразу, помню топтавшиеся рядом грязные сапожищи и отборную ругань. Потом помню Рэма, выкидывающего драчунов прямо в воду. Помню здоровенного приземистого мужика, глушившего всех подряд кулаком по затылку. У дерущихся от его "уговоров" подламывались колени, они спокойно укладывались рядами. Потом воспоминания совсем перепутались. Был момент, когда спину обожгло жаркой болью, до сердца продернуло. Был момент, когда меня куда-то волокли, прямо по земле, сквозь заросли бурьяна. Потом кто-то пытался разжать мне сведенные судорогой локти, а я изо всех сил рвалась проч. Потом помню, что после утра наступил вечер.
Я лежала на жесткой земле, на грязном рваном плаще, провонявшим рыбьей требухой. Чуть поодаль Рэм задумчиво любовался чахлыми камышами. Камыш чуть слышно позванивал под легким вечерним ветром, и шелестели мелкие волны, лениво подкатываясь по разноцветной прибрежной гальке. Ни тявканья собак, ни скрипа колодезного колеса, ни грохота телег или ругани за соседским забором... Даже вездесущий запах протухшей рыбы потускнел, и был не так силен, как в самом рыбацком поселке.
Тишина и смена обстановки меня озадачила. Я помнила, где упала, и сейчас недоумевала: зачем Рэм перетащил меня сюда, на безлюдный берег?
Осторожно огляделась вокруг - больше никого рядом, только мы, и тихонько окликнула: "Рэм!". Он не ответил. Я позвала погромче:
- Рэм! Что случилось?
- А не знаю. - меланхолично отозвался Охотник. - Как спина? Дышать не больно? Подняться сможешь?
- Попробую. - буркнула, опять чувствуя себя виновницей какого-то неприятного происшествия, и от того испытывая крайнюю неловкость.
- Попробуй. - согласился Рэм, все так же не оборачиваясь.
"Попробуй"! Ага. Ни руки, ни спина не слушались. Ощупав себя, поняла причину неудобства - я вся оказалась перемотанной бинтами. Плотная повязка стягивала талию, доходила почти до груди, и через левое плечо накрест охватывала спину.
- Ничего не понимаю! - растерянно призналась, ощущая нечто саднящее под левой лопаткой. - Рэм! Что это?..
- Так я и говорю - не знаю. - спокойно повторил Рэм, наконец-то отрываясь от созерцания большой грязной лужи, кем-то по ошибке названной морем. - Тебя саданули ножом, девушка. Удар точный, прямо под сердце. Случай, что нож запутался в ремнях, и вышла несерьезная царапина! Почему кому-то надо убить тебя?
- Не знаю, Рэм. - прошептала, чувствуя, как постепенно наливается тяжестью левая рука.
А Рэм все крутил, крутил в сильных пальцах узкий нож, нанизанный на кожаный лоскут. Узнаваемый обрывок, он был когда-то частью ремня, на котором я носила "нож на всякий случай" - короткий нож в толстом кожаном чехле. Он крепился чуть ниже подмышки, слева, полностью скрытый курткой, но чтобы можно было легко выхватить из-за пазухи, если... ну, мало ли, понадобится. "Эльфийские штучки" - как назвал Ренди, и не ошибся. Именно в Мерцающих Дворцах я увидела эту хитрость. Тот ремень, что поддерживал чехол сзади, спас мне жизнь.
А вот сам нож я видела впервые: клинок поблескивал изумительной голубой сталью, рукоять удивляла пропорциональностью и зеркальной полировкой. Неброская, омерзительно безупречная красота ножа вызвала приступ тошноты.
- Убери! - попросила сквозь зубы.
Рэм пожал плечами и сунул нож в сапог. Обрывок ремня скатал в ком, взвесил на ладони, широко размахнулся: по низкой дуге тот улетел далеко-далеко, беззвучно канул в темных волнах. Охотник помог мне подняться, и аккуратно сложил чужой плащ. Кивнул в сторону чернеющих в розовом закате дымов, поторопил:
- Сказочное везение, знаешь ли... Идти пора.
Мне хотелось знать, кто меня перевязывал. Но не хотелось спрашивать.
*
- А говорили, девки от гномов не родются... - значительно протянул старшина переселенческой общины, когда мы с Рэмом вернулись в рыбацкий поселок.
Растерявшись, я не поняла смысла реплики, Рэм же ее проигнорировал. Потом объяснил: "тебя приняли за полукровку - человека с гномом. Только у смешанных пар не рождаются девочки, потому все и удивлены. Ты действительно хочешь с ними объясниться? Нет? Ну и не спорь! Ты ведь и вправду смахиваешь на Охотника".
Рэм старательно оберегал меня от всевозможных бед, делал это тактично, но - что уж там, опека, она всегда опека.
Тщательные расспросы Охотника не дали никаких результатов: нож никто не опознал, местные цокали языками над дорогой вещицей, но о его хозяине, или хотя бы последнем владельце, ничего сказать не могли. Порешили на том, что "случайность".
Поскольку ни Охотник, ни я, не жаждали мести, то старшины поспешили дело замять. Рэм долго рассматривал клинок, когда считал, что я не вижу, и лицо его в такие моменты бывало очень хмурым. Я примерно догадывалась о ходе его мыслей, меня саму он смутил, этот тонкий, изящный, весь такой пропорциональный и неброский кусок железа, едва не оборвавший мою жизнь.
Он совсем не походил на грубоватые тяжелые поделки, какими обычно пользовался деревенский люд. И сильно отличался от вычурных гномьих вещиц, иногда попадавшихся на местных рынках.
Мы оба с Охотником могли бы предположить, откуда он взялся, но предположения наши были слишком чудовищны, чтобы высказывать их вслух, и даже чтобы думать о них долго.
Сами переселенцы, что ожидали Рэма на побережье, не доставляли особых хлопот. Споро погрузив тюки с пожитками на барк, немногословные хмурые мужики, собравшись в кружок, все дни просиживали, дымя черными длинными трубками. Дети бегали по палубе, приставали к матросам, залезали в самые невозможные места. Матери регулярно вытаскивали их за уши и вороты, раздавали подзатыльники, но детвору угомонить не удавалось. На второй день плавания мальчишка лет пяти свалился-таки в воду, утонул, и мелюзга немного присмирела. Спущенные на время попыток достать его из воды паруса вновь подняли, барк перестал кружить на месте, продолжил прерванное плавание. Рэм, шагнувший с борта во всей одежде, долго сушился под скупым блеклым солнцем. Мы чуть повздорили, когда я попыталась натянуть на него свою куртку, в конце концов, я разозлилась, и ушла на корму. Назад вернулась вечером, проголодавшаяся и расстроенная.
После несчастного случая жизнь на барке не изменилась. Мужики так же просиживали целыми днями, женщины вяло суетились, дети, хоть и тише, но шумели. Небольшое оживление вызвала эльфийская лодка, мелькнувшая как-то на горизонте, но она не приблизилась к нам, а проплыла мимо. Суматоха улеглась быстро, эльфы хоть и вызывали страх, но это был привычный, будничный страх, переселенцы относились к эльфам как и большинство смертных: настороженно и безразлично одновременно.
Когда к концу недели мы наконец-то причалили к острову, у меня заметно улучшилось настроение. Наши отношения с водой складывались таким образом, что лучше бы нам наблюдать друг друга издали.
Высадившись, стали решать, каким путем идти на разведанные Охотниками земли. Старый тракт, оживленный и охраняемый, уводил слишком далеко от выбранных мест. Люди, утомленные ожиданием, готовы были идти напрямую. Но! Напрямую не пройдешь - прямо впереди за горами находился Запретный лес, второе место обитания эйльфлёр, тщательно охраняемое и смертельно опасное для всех незваных гостей. Его все равно приходилось огибать, и Рэм просиживал над картой часы напролет, держа долгий совет с Ремси - Охотником, которого сопровождал Росни здесь, на острове, в поисках подходящих земель для переселения.
Земли нашлись, ранее пустынные западные Закраины понемногу обживались. Поселения по восточным Закраинам разрослись до критической отметки - до самых рубежей эльфийских земель. Теперь эта нейтральная полоса обильно поливалась кровью, но ни те, ни другие не уступали. Западные Закраины, одно время тоже многолюдные, опустели лет сто назад, после неразумной попытки людей повздорить с эйльфлёр всерьез. Долго на выжженной земле не росла даже трава, но все забывается, первые смельчаки стали вновь заселять пустоши. Пока, к счастью, не заходя слишком далеко, ютясь по побережью. Поначалу это были отдельные семьи с Восточного побережья, что помнили еще дороги по старым гномьим выработкам, напрямую, через гряду Гартранда. Путь был относительно коротким, довольно удобным и почти безопасным. Потом на брошенные земли стали переезжать семьи с материка.
Я однажды пристала к Рэму, не понимая, почему Охотники не проведут черту: вот до сих пор можно, а дальше нет. Рэм отшучивался, пока не надоело, потом резко ответил:
- И кто нас послушает?.. - и я угомонилась.
Итак, судили-рядили, и решили: идти по тракту до города Интав. Дальше тракт забирал круто на север, прямо к поселкам гномов на северо-восточных склонах горной гряды, что тянулась через весь остров, перерезая его от Восточного берега до Западного. От развилки надо было бы повернуть на юго-запад, через перевал Туманная седловина, обходя Запретный лес, по его кромке постепенно забирая на запад. Хмуро посапывая, старшины долго глядели в карту, хитровато переглядываясь. Рэм, конечно, видевший все их наивные уловки, не подавал виду. Я не вмешивалась, меня все равно никто не спрашивал.
Рэм оставил длинный караван подвод перед развилкой и тем самым городом, попрощался с Ремси, передал послание Росни. Я осталась вместе с ним. Вновь вовлеченная в водоворот жизни, следуя чужим интересам, шла, куда вели.
Проводив взглядом последнюю подводу, скрывшуюся за поворотом, Рэм с тем же выражением посмотрел на меня.
- Ну, и куда теперь? - разглядывая долину из-под руки, поинтересовался буднично. - Спрашиваю не потому, что гоню тебя, но надо же решить, по какому склону спускаться.
Будто у меня есть выбор!
- Я хотела бы остаться с тобой.
Охотник пожал плечами, отворачиваясь от всходившего солнца.
- Я знаю. - ответил, из-под ладони всматриваясь в горизонт. - Но ты так рвешься с нами потому, что ничего другого не видела. Попробуй пожить среди своих, девушка. Тогда тебе хоть будет, с чем сравнивать.
*
До города еще оставался день пути, когда нас нагнали вести.
Тракт был довольно многолюдным, в обе стороны тянулись бесконечные караваны возков и телег, одиночные верховые и пешие то и дело попадались навстречу. К тому же, тракт неплохо охранялся, несколько раз нас обогнал конный разъезд: десяток всадников, вооруженных до зубов, хмурых и остроглазых. С Рэмом уважительно здоровались и знакомые и просто встречные, безошибочно узнавая Охотника. Мне с ним всегда было спокойно и безопасно, я радовалась, что иду не в одиночестве, и никто не станет приставать к спутнице Охотника с нескромными вопросами.
В общем, наша прогулка была довольно комфортной, мы не таились и не оглядывались, двигаясь споро, и вскорости уже достигли бы городка, но в последний день не успели добраться до городских ворот к закату, и нам пришлось еще раз заночевать на тракте. Рэм даже с дороги далеко не пошел, тут же, на обочине развел костер, натянул в наклон одеяло, сооружая временный лагерь. Я ободрала с ближайших сосен мягкие лапы, настелила две лежанки на стылой земле. Рэм оценивающе наблюдал, но не вмешивался. Мы плотно поели запасов из его дорожного мешка, попили согретой на костерке воды, разбавленной вином. И стали укладываться на отдых.
Да, тракт хорошо охранялся, но ночь в лесу, это ночь в лесу. Мы как обычно, по очереди не спали, прислушиваясь к зимним шорохам, меняясь каждые три-четыре часа. В одно из дежурств Рэма я проснулась в уверенности, что рядом эльф. Охотник невозмутимо дымил трубкой, всем своим видом показывая, что не собирается меня успокаивать.
- Я чувствую их, Рэм, пожалуйста! - взмолилась, когда все другие способы добиться правды были исчерпаны. - Я знаю, что мы не одни. В чем дело?
- Вокруг тебя все так непросто, девушка. - признал он, качая головой. - Лучше я помолчу.
Эйльфлёр не отдают того, что считают своим? Или это за мной остались не отданные долги? Обхватив колени, без сна просидела остаток ночи, чувствуя, как вокруг собирается нечто. Нечто не одухотворенное, людьми называемое "рок".
Напряженное ожидание стало невыносимым, когда с наступлением утра поняла, что и Рэм ожидает. Охотник вдруг перестал спешить, и остановился в полушаге от города, явно предупрежденный. Столь резкая перемена планов невольно раздражала, тем более, что меня в них посвящать опять отказывались.
Блеклый круг солнца повисел над горизонтом, с сомнением размышляя о нужности своего присутствия над зимним безмолвием, нехотя пополз вверх. Рэм иногда вставал, подкладывая в костер хворост, вновь присаживался с каким-либо делом, я принципиально не помогала. Если ждать - значит ждать. Да и невольное возбуждение, скручивающее нервы в узлы, отшибало любые посторонние мысли.
Перестук копыт множества лошадей по тракту ближе к полудню не удивил никого, разве что ворон. Прислушиваясь к его нарастающему рокоту, сама вышла навстречу. Рэм проводил меня взглядом, вселившим непонятную уверенность: все закончится хорошо.
Их было около двух десятков, эльфов в надвинутых по самые подбородки капюшонах, на утомленных лошадях. Промчались рядом потоком, только ветер тронул мои волосы. Зазвучали приветливые голоса, полилась песней речь, Рэм поднялся навстречу, с радостной улыбкой встречая друзей. А я осталась на дороге, в странной уверенности, что неожиданности еще не кончены.
Эльф в плаще темно-зеленого цвета на вороном коне, не останавливаясь, проскакал мимо. Одно предельно точное движение - и я уже у него в седле, прижатая сильными, теплыми, такими знакомыми руками. Не надо было оборачиваться, что бы понять, кто стоит за импровизированным похищением.
"Этого не может быть, - успокоила себя, прикрывая глаза. - Мне снится сон. Пусть".
"О, нет. Я не сон, и надеюсь, еще не скоро стану им!" - резонно возразил он, и знакомый насмешливый холодок, затронувший отмершие, как считала, струны, вновь сложился в мелодию, имя которой я опасалась называть даже мысленно. "Он погиб. Рэм рассказал мне, как он погиб!" - "Нечто похожее я слышал и про тебя! Охотник лишь передал чужие слова". - "Эльфы солгали?" - "Как ты смеешь подозревать эйльфлёр в обмане, женщина?!"
Вот тут я окончательно поверила в реальность происходящего.
- Ты... - прошептала, открывая глаза. Мы остановились на просторной поляне, он бережно снял меня с седла, отпуская коня попастись на скудных замерзших травах.
- Я знаю, что ты ранена, Охотник рассказал о покушении. - заботливо укутывая в свой плащ, предупредил Эллорн попытку вырваться. - Не спорь! Вот, теперь мы в равном положении: за мной не маячат Дворцы, за тобой - Предназначение. Всего лишь два путника на зимнем тракте. Давай попробуем объясниться снова.
"Если бы могла, я отдала бы тебе свою жизнь. - не успев взять себя в руки, призналась, разглядывая желанное до боли прекрасное лицо. - Но меня не спросили, Эллорн. У нас разные дороги, мой господин, зачем смущаешь мой покой?"
- Я пришел забрать тебя. - предельно честно объяснил он. - Сразу не следовало тебя отпускать.
Рэм, умный Рэм, зачем же ты всегда прав! Больше я не пытаясь отстраниться. Как же я не хотела, чтобы ты был прав!..
Внимательный взгляд достал до дна души. Я не сопротивлялась. Пусть увидит. Пусть убедит меня, как это умеют эльфы, что все совсем не так, как я понимаю.
- Охотник прав. - абсолютно спокойно согласился Эллорн. - Конечно, прав, потому что знает о различиях между нами не понаслышке. Ты и сама понимаешь, не во внешности дело, и даже не в долгожительстве. И что в том, что мы - неравные, почему тебя это останавливает? Оглядись, Элирен! Что ты видишь: Дворцы эйльфлёр? Башни ваших городов? Лес! Только лес кругом! И мы - вдвоем, настолько, сколько сами того пожелаем.
- И кто выше? - поинтересовалась, замирая от резкой боли слева.
- По росту?..
Я не поддержала легкой улыбки, и он нахмурился.
"Элирен, я не понимаю. Мы оба живы, мы вновь вместе, что же не так?" - "Кто из нас выше, эльф?" - "Перестань говорить глупости! Никто не выше, никто. Ты - человек, я - эйльфлёр, и все, ничего больше".
- Эллорн, - выравнивая дыхание, не заметила, как перешла на шепот. - Не пытайся меня запутать. Ты не сказал "мы разные", ты согласился с неравенством. В любом неравенстве кто-то к кому-то нисходит. Кто кого осчастливил в нашем случае?
- Чего ты добиваешься, не понимаю! - Эллорн и не думал понижать голос, я расценила это как признак крайнего раздражения. Никогда раньше он не пренебрегал хотя бы видимостью вежливости. - Я рад видеть тебя живой, но не хотел бы превращать нашу встречу в еще один бесплодный спор. Мы те, кто мы есть. Ты это хотела услышать?
- Постарайся меня понять, - я пыталась вернуть себе спокойствие. Или хотя бы унять слишком громкий стук сердца. - Постарайся услышать!
В волнении я все-таки вывернулась из его объятий, а он не очень-то и удерживал. Он присел на бревно, сложил сжатые в кулаки руки на коленях, и приготовился слушать внимательно. Нарочитая показательность его жеста действовала на нервы, раздражаться начала уже я.
- Ты знаешь, насколько много ты для меня значишь. Это если пользоваться вашими, весьма сдержанными выражениями. Так уж получилось, я не смогла скрыть своего... отношения к тебе, и теперь поздно отнекиваться. Надеюсь, ты понимаешь, что если бы все заключалось только в моей ущемленной гордости, я бы справилась. Но дело не в этом, ты же понимаешь?.. Понимаешь ведь, да?
- Нет, - хладнокровно возразил эльф. - Не понимаю, но слушаю внимательно. И не слышу ничего разумного, ничего конкретного. Возможно, все немного перепуталось с последней нашей встречи, но я готов повторить снова: пойдем со мной, Элирен. Ты будешь счастлива во Дворцах. Там не возникнет и сотой части тех проблем, что свалятся на тебя здесь, среди людей. Там тебе будет лучше, и знаешь почему? Потому что ты не принадлежишь этому миру, по крайней мере, не принадлежишь миру смертных. Среди эйльфлёр ты станешь тем, кем должно тебе быть - избранной! Возможно, все случится не сразу, возможно, пройдут годы. Но в наших силах продлить твою жизнь, продлить достаточно для совершенствования. Я помогу тебе, мы все поможем, и ты поймешь, насколько высоко можешь ты подняться!
О!.. Ну вот, собственно. Пришлось спрятать глаза и мысли, погасить любые душевные всплески. Спросила ровно и прямо:
- Подняться до тебя, мой принц? Или пасть ниже себя?
- Это значит - "нет"?
- Нет, Эллорн. Очень рада видеть тебя живым. Надеюсь, и впредь удача будет с тобой.
Потом мы долго молчали, каждый о своем. Когда стемнело, мы вернулись в лагерь, и приняли на себя должную порцию понимающих взглядов и спрятанных усмешек. Нас заботливо покормили, поинтересовались самочувствием, многозначительно посоветовали не совершать дальних прогулок, пока не оправимся от ран. Ночью эльфы ушли.
Я не услышала их движений, я лишь почувствовала, как опустел вдруг лагерь, но не подала виду. Конечно, гордость оказалась бесконечно уязвлена таким исходом, но благоразумие подсказывало, что данное решение - лучшее. Все, что закончилось однажды, не должно воскресать. Может, в моей любви и не хватает жертвенности, но это только моя заноза. Я была благодарна эльфу за то, что он не разочаровал меня. Остался таким, как есть, ведь где-то в глубине души я созрела для понимания нашей несхожести. И главное, он избавил меня от необходимости выбора, решительно взял столь тяжкое бремя на себя. Уйдя, оставил возможность любить мечту. Что ж, её любить можно и на расстоянии...
Наверное, Эллорн как-то объяснил внезапное исчезновение Рэму, потому что потом расспросами меня не допекали. А может, все дело во врожденной деликатности полукровок, обреченных ежиться от резких слов в любом обществе. Как бы там ни было, за ночь я выплакалась, а утром закрутила такая вьюга, что забылись все глупости, кроме насущных забот.
*
Надоедливый мелкий дождь пополам со снегом забивал глаза и воротники, не давая возможности расслабиться ни на минуту. Поглядывая в сторону таких нелепых, как мне показалась на первый взгляд, крытых повозок, я испытывала чувство законной зависти. Рэм, восседавший на телеге, словно на лавке в теплом постоялом дворе, как ни в чем не бывало, курил. На дне, зарывшись в солому по самую шею, лежал Росни, безучастно глядя в небо.
После встречи с эльфами на тракте душевные царапины понемногу затягивались. Рэм никак не прокомментировал мое возвращение той ночью, как, впрочем, и уход эльфов. Возможно, он понимал больше, чем я, а мне было совершенно понятно: между мною и прекрасным народом все кончено навсегда. И всё же некоторое осуждение, что чувствовала или придумала с его стороны, толкнуло на попытку утром объясниться.
- О, да! - горько согласилась, боясь посмотреть ему в глаза. - В первый раз он определил мне место у подножия своего трона. Где-то между любимой собакой и... - я едва не ляпнула: "преданным другом". Хорошо, успела сдержаться. - Во второй раз благородно снизошел до объяснения моего врожденного ничтожества, и, соответственно - нашего неравенства. Возможно, он прав, Рэм, даже скорее всего - прав. Но меня не устраивает роль забавной безделушки.
Рэм удивленно приподнял брови. "На что-то еще надеешься?" - явственно прозвучал не заданный вслух вопрос.
- Нет. - честно ответила, срывая замки молчания. - Знаю, что для меня нет места рядом с ним... того места, на которое бы я согласилась. А ни на какое другое не согласится он сам. Любой вариант унизит нас, Рэм. Я никогда не позволю себе унизить его.
Темные капли, срываясь с подбородка, пачкали рукав куртки. Потерла их пальцем, гадая: слезы или кровь из прокушенных губ?
- Когда-нибудь ты простишь ему все. - Рэм успокаивающе потрепал меня по щеке. - Даже слезы.
- Уже. - призналась обреченно. - Сразу...
- Нет, еще нет. Пока ты только примирилась с поражением. - объяснил Охотник, зашнуровывая куртку. Глядя на него, вспомнила, что и мне бы пора собираться. Ах, если бы еще руки дрожали поменьше! А Рэм, укладывая мешки, разговаривал словно сам с собой: - Сначала принимаешь их, как есть, потом восхищаешься. Потом начинаешь любить. А потом оказывается, что себе инность простить труднее, чем другим.
- Я не хочу сейчас оставаться одна! - уже сидя верхом крикнула я толи Рэму, толи лесу, толи судьбе.
Красиво подняв коня на дыбы, Рэм развернулся вслед ушедшему обозу, пригнулся в седле. Вцепившись в поводья, почти лежа на конской шее, я старалась не вылететь из седла, осознавая справедливость наказания.
*
А потом мы вновь нагнали застрявший обоз, а с ним и Росни, озябшего, и особенно осатанелого. В два голоса Охотники так наорали на старшин, что те, сильные широкие мужики с кулачищами как кузнечные кувалды, втянули головы в плечи, и пикнуть не посмели. Вытащив севшие по обода телеги на твердую землю, и расположившись на второй от начала, Охотники впали в знакомое мне меланхолическое спокойствие. Скоро вернулся ходивший в разведку Ремси, все погрузились в сено, и, скрипя и постанывая, телеги тронулись дальше.
Тракт вился среди довольно однообразного пейзажа: либо густой лес стеной, либо поля до горизонта. То в одну, то в другую сторону уходили развилки, мы ехали по обжитым местностям, оставляя за собой большие города. Путь через остров до перевала грозил получиться совсем не интересным, то есть максимально безопасным. Охотники по очереди уходили в дальнюю разведку на день - два, повозки сдвигались в круг, лошадей отводили под охраной на более или менее удачные полянки, к замерзающим притихшим родникам. Потом, дождавшись возвращения Охотника, вновь выступали.
"Зачем людям переселяться так далеко?" - спросила я как-то Рэма, разглядывая исхудалые детские мордочки, выглядывающие из возков. "Люди всегда куда-то движутся. - ответил он без удивления. - С материка на остров, с острова на материк. Всегда кажется, что где-то далеко много лучше, чем дома".
Те две лошади, оставленные нам эльфами, сильно выделялись на фоне грузовых кляч переселенцев. Росни посверкивал глазами в сторону моей дня два, пока я, наконец, не оценила все преимущества эльфийского дара.
- Давай так: ты меня научишь хотя бы из седла не выпадать, а я не претендую на эльфийский подарок единолично. - предложила как-то на привале Охотнику сделку. Рэм чуть трубкой не подавился, видимо, представив возможные последствия наших уроков. Росни же так обрадовался, что и про неприязнь забыл.
- Вставай! - тут же распорядился, слетая с телеги. Миг - и сбруя кучей свалена мне в руки. - Вперед! Сейчас будем делать из сопливки приличного человека. Давай - давай, не я же буду седлать ее для тебя?!
- Я бы седлал... - поглядывая в нашу сторону с нескрываемой завистью, шепнул мне Ремси. Росни сунул ему под нос кулак.
- И думать не смей, понял?
Уважительно покосившись на высокого товарища, Ремси скроил в отместку ужасно свирепую гримасу. Я со смеху покатилась, - и тут же схлопотала условный, в общем-то, но все же подзатыльник.
- Тебе никто отвлекаться не разрешал. - строго отчитал Росни. - Давай-давай, затягивай ремни как положено. Иначе свалишься.
Вечером, провожая их с Рэмом в очередную разведку - не последнюю по эту сторону гор, все искала случая отомстить за дневные издевательства. Случай так и не нашелся, они ушли, а я уснула счастливой, впервые со времен Зачаровня.
Несмотря на свой тяжелый нрав Росни оказался довольно-таки сносным наставником. Он по-прежнему ругался, стоило мне совершить хоть малый промах, но он всегда был настороже, внимательно следя за моими попытками седловки: плотно ли я затянула подпругу, не забыла ли проверить правильность ремней на оголовье. Именно благодаря его постоянному контролю я почти не падала с лошади из-за плохо закрепленного седла, или внезапно оторвавшихся ремней на удилах.
Мне кажется, Охотник даже получал своеобразное удовольствие от возни со мною: переход предстоял не близкий, а тут какое-никакое, а развлечение.
*
Перевал "Туманная седловина" оправдал свое название полностью - туман на нем стоял замечательный. Телеги связали длинными веревками между собой, люди шли по краям, держась за руки, и все равно, миновав перевал, на спуске обнаружили нехватку двоих: пропала женщина и ребенок. Наказав нам никуда не сворачивать с торной дороги, Охотники нырнули в вязкую мерзость вновь. На третий день они вернулись к нам ни с чем, потерянных не нашли. Гартранд взял дань.
Предгорья встретили тем же дождем, что допекал по другую сторону, возможно, тот самый и догнал нас, забавляясь с глупыми существами, решившими сбежать.
Попривыкнув к верховым мучениям, я меньше уставала днями, стала хуже спать ночью. Росни, совершенно собою довольный, не уставал возиться с лошадью, которую мы сообща незатейливо назвали Звездой - за пятно на лбу.
Тягучее путешествие навевало тягучее настроение. Охотники, привыкшие к подобным муторным переходам, спасались от тоски философствованием. Иногда попадало и мне. Рэм, совершенно невыносимый в такие моменты, поучительно наставлял:
- Никто тебе не враг больше, чем ты себе сама. Если не перестанешь бить по руке, что протянута с помощью, потеряешь завтрашний день. Научись сдерживать свой гнев, говорю как друг. Уйми гордыню. Примирись со своим невежеством. И у тебя появится шанс чему-то научиться.
Рослая смелая деваха, что терлась у нашей телеги уже не первый день, откровенно строя глазки Росни, стрельнула смешливым взглядом.
От стыда я вновь начала закипать.
- Вот-вот, об том и говорим. - усмехнулся Росни, разглядывая мои вспыхнувшие щеки. - Твоя противность во вред лишь тебе. Кстати, ты дурнеешь, когда злишься, знаешь?
- Может, я и не слишком красива, но не совсем глупа. Ты специально меня дразнишь, не надо этого делать, говорю как друг!
Они рассмеялись дружно, громко, и не очень обидно.
Из повозки впереди в недоумении высунулось несколько голов, какая-то лошадь позади шарахнулась, зацепила еще возок, получилась путаница. Опасливо поглядывая на наше хохочущее трио, мужики кинулись расцеплять повозки.
Старуха на передней подводе сердито погрозила нам палкой:
- Шальные!
- Сто-ой! - пронеслось по обозу от головы колонны. Охотники одновременно скатились с телеги по разные стороны, нырнули вперед. Рухнув на дно, я выглянула осторожно сбоку из-за высокого борта, нашаривая рукоять ножа. Сгрудившиеся повозки мешали рассмотреть причину остановки. Перевернувшись на спину, предпочла ожидать прояснения.
- Убитые. - сообщил Рэм, вернувшись не скоро. - Посиди пока в телеге, не ходи туда.
Тут же поднявшись в рост, я влезла на передок. Мужики-переселенцы толпилась у правой обочины, толи перекладывая, толи еще что делая со сваленными кучей мешками. Понаблюдав достаточно, я села в солому, соображая, что же будет дальше.
- Совсем недавно. - подошел Росни, настолько сосредоточенный, что казался еще мрачнее, чем обычно. Обтирая руки пучком травы, поглядывал в сторону невысоких сопок. - Туда ушли, следы свежие. Ватага не крупная, десяток, может с половиной. Как?..
- Что Старшины-то надумали?
- Догнать надо. Опасно с таким-то "хвостом" на тракте, как в ловушке мы здесь, зажми они нас с двух сторон. - обыденно сообщил Росни, опоясываясь полностью, проверяя легкость скольжения стрел в колчане, прежде чем закинуть его за спину. Посмотрел на меня, оценивая. Я подобралась.
- Нет! - решительно оканчивая не начатый спор, Рэм тоже потряс свой колчан. - Ты точно останешься с обозом. Ни к чему раньше времени убийству учиться. И здесь кто-то остаться должен, не дошли они еще до места... - кивнул за плечо, на насупленных женщин, выглядывающих из всех возков. И, Ремси, взявшемуся было перепоясываться: - Ты тоже остаешься.
- Идите, как условились. - наставлял Рэм. - Мы либо вас нагоним еще до долины, либо прямо пройдем, по другую сторону Запретного леса встретим.
Так они и ушли, два Охотника и десяток молодых сильных мужиков, вооружившись до зубов, верхом на самых выносливых лошадях.
Мы с Ремси после дулись друг на друга полдня, пока не осознали, в насколько одинаковом положении очутились: с кучей непоседливых детей, испуганных женщин и не в меру храбрых стариков на руках, в самом глухом углу острова. По одну сторону гномьи поселения по отрогам Гартранда, по другую - Запретный эльфийский лес. С вероятной возможностью налета лихой ватаги. Без надежды на помощь.
Проявляя выдержку взрослого мужчины и прозорливость бывалого Охотника (ни тем, ни другим на самом деле не являясь), Ремси сумел не потерять власть. Подгоняя, где делом, где словом, он не позволял обозу останавливаться. Голод, поначалу пытавшийся припугнуть нас, на время спрятал свою костлявую рожу.
Примерно в пятидневном переходе до обжитых земель пали сразу семь лошадей из пятнадцати. Стало понятно, что придется становиться лагерем. Вновь нехорошо заскребло в душе, мнимые и реальные страхи глушили голос благоразумия. Поглядывая искоса, Ремси негромко признался:
- Мыслю, надо за помощью идти. Одних бы кого отправил, да места им не знакомые, не дойдут. Пойду сам, возьму с собой кого покрепче. Ты как, останешься?
От такого доверия я испугалась еще больше.
- Женщин забери, и детей помладше. - посоветовала, хорошенько обдумав ситуацию. - Кто покрепче и здесь выдержит. А этим-то точно лучше бы поскорее уж добраться, свечками ж тают.
- Значит, телеги брать надо. - колеблясь, Ремси тоже посмотрел на детей.
- И возьми. Чего ждать-то? Нам оставите безлошадные, нам без разницы. Возни меньше.
Ремси позволил себе колебаться строго до утра. Утром властно распорядился: собираемся, со мною идут те-то, и те-то. Примерно половина от общего числа. Послушались сразу, заполошились, засуетились, забегали. Я не стала полошиться и бегать, сидела, бездумно ожидая конца суматохи.
- Взял бы и вас с собой, но тогда точно голод начнется. - оправдываясь, Ремси поглядывал виновато. - Не успеть нам с пешими-то, точно не успеть...
- Иди уже, вон, люди ждут. - строго отправила я его, не позволяя раскисать в первую очередь себе. - Мы и здесь хорошо подождем. Вы поторопитесь, вот и будет все ладно. Да и Охотники уж скоро нагонят.
Надеюсь, скоро. - поправила себя. Пока что никаких вестей не было.
Ремси ушел, и в лагере случилось то, что должно было случиться, когда без надзора остается куча не слишком умного, но решительного народа - революция.
- Мы лесом пойдем. - огорошил меня здоровый лысый дед утром четвертого дня, как ушли подводы. - Хош - с нами ступай, не хош - как хош.
- Нельзя лесом идти. - попыталась объяснить, никто не слушал, укладывались основательно, собирая оставленное барахло. - Там эльфы, вы что, не понимаете?!
- Я в карту глядел. - весомо возразил дед. - Там вон, денным ходом, лощинка есть со старыим путем. Волчий Излог зовется, выходит прямо стать на хожонную дорогу. Им пройдем, тамо уж верно эльфьев нет. Чего им в болотине-от деять?
- Оставайся! - поддразнила та самая деваха, что крутилась около Росни. - Товарищей своих дождешься.
"С ними кто-то должен быть. - строго напомнил Рэм. - Не дошли они еще до места".
Махнув рукой на упрямых дураков, решительно протолкалась вперед, в голову колонны. Рядом вышагивали более-менее крепкие мужики. Дожидаться Охотников осталась надпись на перевернутой телеге углем. Конечно, прочесть могли и другие, кому и незачем бы, но другого способа оставить им весть я не знала.
Сворачивая следующим днем в Волчий Излог, понимала, что выйти оттуда не удастся. Что такое эльфы, знала не понаслышке, одна беда, никто слушать не хотел. Я голос сорвала, объясняя, уговаривая, убеждая всевозможными примерами - без результата. Люди стремились поскорее обрести новую маленькую родину, они не желали прислушиваться. Да и я - не Охотник.
А потом...
*
Болотная тина намертво пропитала одежду. Она слиплась, и стала одной заскорузлой оболочкой, оболочка исцарапала меня в кровь, давно не защищая ни от воды, ни от холода. Я почти потеряла счет дням. Сумка с едой, утонувшая в одной из бесконечных грязных западен, уже не манила воспоминаниями. От рассвета до заката в мыслях билось одно желание: дойти!
Неделей спустя, пробираясь по кромке зеленой гнилой жижи болота Волчьего Излога, я вдруг поняла, что впереди лес заканчивается. Я знала, что когда-нибудь он закончится, не удивилась, не обрадовалась очень-то, так, вздохнула с облегчением. Запретный лес, выпуская меня из цепких объятий, не прощался, навевал мысли о скорой встрече. "Вряд ли" - возразила ему, выходя на дорогу.
Ноги дрожали, от усталости и голода реальность и бред перемешались, сплелись хитроумно, удивляя немыслимыми сочетаниями. Там, в двух шагах от смерти меня подхватили крепкие руки. Некто заботливо отер мне лицо, напоил вдоволь. Попытался накормить, но меня тут же вырвало. Вновь обтер лицо. Усадил в траву, подоткнул под голову мягкий ком. Никак не удавалось разглядеть спасителя, в глазах мутилось. Когда же туман слегка развеялся, и Росни, обрадованный, заботливый Росни стал вновь поить меня из фляги вином - я поняла, что все-таки брежу. Безнадежно борясь с безумием, всеми силами старалась проснуться.
И сорвалась в истерику.
...В очередной раз происходящее показалось мне сном, страшным кровавым кошмаром. Резкий звук неприятно царапал обостренный слух, не сразу стало понятно, что это кричу я сама. Но мне никто не отвечал, я вдруг осталась одна наедине с молчащими людьми и сколько бы я не трясла их, как бы не взывала к ним - они не отвечали, да и как могли ответить мертвецы?...
Я резко выдохнула, выравнивая дыхание.
Благословенное солнце слепило горячие глаза, множась бликами, все вокруг возвращалось в реальность. Волчий Излог отступал, рассеиваясь среди других воспоминаний. Все в прошлом. Память, закрой дверки и этого чулана, пусть их нелепые позы не тревожат меня больше! Не хочу вспоминать, как загустел воздух, наполняясь звоном... как пестрые росчерки обрывали жизни... как гасли вокруг звуки...
Довольно!
Уткнувшись в Охотника, я плакала самым некрасивым образом: со всхлипываниями и шмыганьем носом. Росни мужественно терпел неудобства, некоторое время вообще не шевелясь, потом начал гладить по волосам, слегка раскачиваясь. Его движения убаюкивали.
- Выплачь эту боль. - ободрил неожиданно мягко. - Выплесни ее слезами. Счастлив, кто еще может плакать.
- Ты вины не несешь. - резко внушал он мне позже. - Ты не Охотник. Радуйся, что саму отпустили. Хотя, почему - не понимаю... Ты ж вроде от покровительства отказалась, как Рэм говорил?
Я нервно рассмеялась.
- Сама бы знать хотела... но они не объяснили... они не показались, Росни. Ни вначале, ни после...эльфов я не видела.
Росни испугался нового приступа истерики, и замолчал. Изредка хмуро поглядывал, когда считал, что я не вижу. Ладно-ладно, Охотника из меня не вышло, как и эльфа. Переживу, наверное.
*
- Я не оправдываюсь, Рэм, - я пыталась объясниться, поспешая вслед за Охотником. - Я стараюсь поступать правильно. Сам посуди, у меня есть задание, мне нельзя его не выполнить. Хотя, конечно, никаких гарантий, что оно вообще выполнимо...
- И не оправдывайся. - доброжелательно посоветовал Рэм, не оглядываясь. - Оправдания всегда выглядят подозрительно.
Город встретил нас шумом и пылью.
Среди бесконечного суматошного движения городских закоулков я окончательно запуталась. И что я буду здесь делать?!.
Рэм долго водил меня по улицам, рассказывая и показывая городские достопримечательности. Под вечер мы вышли на окраину, спрашивая по пути людей о возможности стать на постой. Домик выглядел довольно жалко, покосившийся, с кучей детей и всего двумя комнатами: одной общей, той, где жила семья, второй очень маленькой, сдаваемой в наем. Мы согласились без пререканий, меня устраивало все. Пререкания у меня возникли позже с Рэмом, поскольку он категорически возражал против моих рассуждений податься в наемники, а я сразу же отмела все его предложения по более мирным профессиям. Умения мои были так ничтожны, что ни одно из них не позволило бы мне прокормить себя потом, когда Охотник все-таки уйдет. Сам Охотник оставаться в городе не собирался, его ждали другие, важные дела, я впервые могла оказаться действительно одна. Единственным своим умением я была обязана эльфийскому принцу, но Рэм настоятельно советовал мне не торопиться с выбором. Он даже предлагал оставить довольно денег, чтобы пережить первое время. Но тут я оставалась непреклонной, еще не хватало мне становиться его содержанкой!
В конце концов, Рэм перестал спорить, не убежденный, а скорее утомленный мною. Завтра он намеревался уходить, мы последний вечер проводили вместе.
- Куда ты дальше?.. - стараясь отложить тягостный момент, спросила его тем же вечером.
- Сначала загляну к Мерману. Помнишь, тот торговец, к которому мы заходили, как тебя нашли?.. Ага, он самый. Теперь он здесь, с месяц назад семью перевез. Прислал приглашение. Посмотрю, в чем дело.
- Может, вместе сходим?.. - предложила, пряча панику от вероятности встретиться с одиночеством. Рэм не удивился, согласился легко:
- Почему нет.
По дороге мы лишь раз встретились с небольшим обозом, повозок в пять. Хмурые переселенцы недобро поглядывали в нашу сторону, когда проезжали мимо.
- Переодеть тебя надо. - заявил Рэм, встревоженный внимательными взглядами. - Про тебя и сейчас уже много плетут, да и ранешные сплетни не забылись...
- Какие? - удивилась.
- Про эльфов. - ответил нехотя, отбивая всяческое желание к дальнейшим расспросам.
Найдя торговца с приличным товаром, Рэм без разговоров натянул на меня одежду совершенно нелепую, я сама на себя без смеха и смотреть не могла. Он был так хмур, что пришлось согласиться. Хорошо хоть юбку надеть не заставил. Но его решение, как всегда, было очень верным: перестав выделяться одеждой среди местных, я почти слилась с толпой. Что оказывалось на руку в первую очередь мне самой.
Так я и не узнала, зачем звал к себе Мерман. Мы провели в его доме всего одну ночь, которую я безмятежно проспала под негромкий разговор хозяина с Охотником, утром Рэм спешно собрался назад. Встреченные двое незнакомых Охотников верхами согласились взять нас с собой, компания сразу получилась большая и веселая.
*
На следующий вечер к нашему костру свернул дежуривший на тракте разъезд. Я впервые видела вблизи не ополченцев, а настоящих солдат: пятеро мужчин, две женщины. Одеты в тяжеленные латы, шлемы, вооружены не короткими мечами.
К Охотникам обратились уважительно, на приглашение разделить ужин согласились сразу. Я, по своему обыкновению, разглядывала новоприбывших столь внимательно, особенно женщин, что Рэм предостерег:
- Женщины из Восточных Поселений. Ты поосторожнее при них, девушка, эльфов там не любят. Почему? А кто его сейчас разберет! Давняя это история, уж и памяти о тех делах не осталось, а неприязнь все живет, хоть с той, хоть с другой стороны. Эльфы сами-то знают, конечно, в чем тут загвоздка, да только они не шибко распространяются, о чём знают.
- Как ты отличил их? - удивилась, разглядывая самый обычный наряд женщин. - У них даже оружие здешнее, и акцента вовсе нет... или я не уловила?
- На острове люди часто подчеркивают свое отличие от эльфов. Не знаю, чего тут больше: зависти или брезгливости. Зовут как, слышала? - Ирина и Ларила. Окончание "а" у женского имени означает отрицание. Ларила - не- Ларриль, Ирина - не- Иринон. В этом выражается противопоставление себя эльфам.
Мне показалась забавной приставка-отрицание. Словно можно прожить жизнь вопреки.
- И часто у женщин такие имена? - улыбнулась.
- Ты удивишься, насколько часто. - без тени шутки ответил Рэм.
Разглядывая снаряжение воинов, обратила внимание - у шестерых наручи были по чеканке разукрашены синей краской, у одного - черной.
- Война вот-вот кончиться должна. - рассказывал Охотникам тот, с черными полосами, Баграт. - Король Гатр армию по самые стены выдвинул, хоссам деться некуда, сидят запертые. А мы вот... тут задержались. Синие вон в разъезд подались, и я решил напоследок осмотреться, потому как скоро с подкреплением уйдем. Да, и Синюю сотню забирают, и Черным всем приказ выступать.
- Про твое дело не спрашиваю, личная сотня Короля - дело темное, не зря вас черным метят. Но Синяя сотня - разведчики. - возразил один из Охотников недоверчиво. - Чего они тут-то делают?
- Эльфы. - пояснил Баграт, оглядываясь невольно. - Земли-то самые что ни на есть ихние...
Все понимающе покивали. Значит, опасаются удара в спину, подумалось мне. Зря опасаются! Пока сами не сунутся, эйльфлёр все равно, кто топчет дороги - южане или северяне. Те и другие смертные.
- Твои-то дела как, Охотник? - обратился Баграт к Рэму по-приятельски, подсаживаясь поближе. Оказывается, знакомцы?.. - Ходишь?..
- Хожу. - согласился Рэм, оглядываясь на меня. Я тоже подвинулась к ним. - Вот какое дело у меня, десятник.
- Дело обыкновенное... - протянул тот. Я насупилась.
- Да не про то ты мыслишь! - хохотнул Рэм. - Разве ж у Охотников семьи заводятся? А девушка эта, Ренни, уж больно шустра для легкой жизни. Всё ей, понимаешь, трудности подавай, опасности. А уж сообразительна! Страсть! Не уследи только - сейчас в историю вляпается, хоть за уши тащи.
Баграт веско осмотрел меня, видно было, осмотром остался недоволен, но авторитет Рэма не позволял сомневаться в словах Охотника.
- И еще она довольно умная. - уже без улыбки закончил Рэм. - Возьми ее к себе в десяток.
- В Черную сотню баб не берут. - тяжело пояснил Баграт, с видимым усилием отказывая Рэму. Помолчал, подумал, предложил: - Можно в Зеленую, обозы охранять. Работенка та еще... Много лихого люда нынче топчется, война, она как волна - всю гнеть подняла.
Подождал, поглядывая на меня. Я - на Рэма. Рэм думал.
- Или в Синюю? Как она, в лесу не заплутает? Стрелять умеет? Меч-то удержит ли?
- Идет!
Так. В очередной раз меня не спросили. Скоро начну привыкать.
- Собирайся, Ренни. - поторопил Охотник. - Баграт тебя захватит в город, как сам возвращаться будет. Так, Баграт?
- Уже возвращаемся. - безразлично ответил тот, расслабившийся от тепла и ужина. - Ночь с вами переждем, поутру и тронемся.
- Раз уж тебе неймется, посмотри сама, на что способна. - напутствовал Рэм утром, подсаживая меня в седло за спину Ларилы. - Может, тогда поймешь, что тебе надо. И постарайся выжить.
Всё обошлось настолько просто, что не оставило времени на сомнения. Не успели мы вернуться из разъезда, как тут же прискакали другие сотники и десятники, разорались, - выступление войск, упомянутых Багратом как "подмога", наметили на следующий день. Я побежала в оружейную, получить необходимое снаряжение.
Командовала Синей сотней красивая, статная женщина по имени Талли, матершинница и бузотерка. Командиром моего десятка оказался совсем молоденький мальчишка по имени Веррен. Десятник выглядел тощим и не солидным. Нас, новичков оказалось больше половины всего состава. Что и радовало - позволяло не привлекать слишком пристального внимания к собственной скромной персоне, и тревожило - сотня, обновляемая столь часто, явно не засиживалась без дела. Народ подобрался лихой, задорный и рисковый. Видимо, специально подбирался.
Благодаря предусмотрительности Рэма первые дни в обществе чужих людей прошли легко. Король Южного Всхолмия был своего рода новатором, в его армии ополченцы составляли только основные силы. Разведка, охрана и личная сотня короля набирались исключительно за плату. Наемники, лихие бродяги и искатели приключений, отбирались довольно придирчиво. Если бы не рекомендации Рэма и личное поручительство Баграта, не видать бы мне Синей сотни никогда. К тому же тех денег, что Охотник все-таки уговорил меня взять, вполне хватило на покупку лошади и необходимой экипировки. Меч, наручи с символикой разведчиков и еще кое-какую мелочь выдали в оружейной королевского двора, после того, как Баграт представил меня "моему" десятнику.
Впрочем, неприятных моментов тоже было немало. К примеру, выданный меч совсем меня не порадовал: тяжеленный и не острый клинок без гарды с неудобной скользкой рукоятью. Я хмуро разглядывала его, не представляя, как мне с ним обращаться, когда внимательный десятник предложил:
- Тут, на окраине, хороший оружейник есть. Хочешь, провожу? Подберешь себе другой, по силам.
Я с радостью согласилась, и мы тут же улизнули из казармы. Веррен уверенно провел меня тесными проулками. Темная, покосившаяся кузница ютилась за городским валом, на границе широких лугов. Веррен по-свойски толкнул калитку, он бывал тут уже не впервые.
Мастер выглядел изможденным и худым. Он критически окинул меня взглядом, и поманил в сарай. Прошла за ним не без волнения. Там, под потолком, на поперечной балке в специальных пазах, висели всяческие мечи, около двух десятков. Оружейник по одному снимал их и передавал мне, а я прикидывала вес в руке, и делала несколько выпадов.
Строго говоря, ни одни из предложенных клинков не отличался изяществом и надежностью, серая мутная сталь не внушала доверия, да и рукоятки не "вплавлялись" в ладонь. Но многие из них подходили мне по весу, а один понравился больше других тем, что имел поперечину. Недостаточно длинную, чтобы называться гардой, но вполне способную защитить пальцы, если вдруг однажды вражеский клинок соскользнет по моему до рукояти. Его я и выбрала.
Денег у меня оставалось немного, и я побаивалась, что их не хватит, но, на удивление, оружейник попросил вовсе мало, при условии, что я оставлю ему свой нынешний меч. Я согласилась с радостью. За дополнительную плату он подобрал простые деревянные ножны, и, возвращаясь с Верреном в казарму, чувствовала себя почти счастливой.
За время нашего недолгого отсутствия ничего значимого не случилось, но вернулись мы как нельзя вовремя: тем же вечером нас, всю Синюю сотню, спешно подняли, и приказали выступать, не дожидаясь рассвета. События разворачивались настолько стремительно, что я даже не успела запомнить других разведчиков из своего десятка. Хороший момент заключался в том, что не одна я выглядела растерянной в царящей суматохе.
Приглядываясь и прислушиваясь, я старалась запомнить как можно больше. Втянутая в распрю, не зная начала, не понимая причин, остро чувствовала собственную бестолковость. Ведь рассказывал же кто-то из Охотников недавно, с чего началась свара между Южным и Северным Всхолмиями! Не слушала. Теперь приходилось проявлять максимальную осторожность и предельное внимание.
Немного облегчало мое положение присутствие среди армии Южан довольно внушительного числа не коренных жителей Всхолмий, и даже не рожденных на острове. Другое дело, что с ними мне приходилось осторожничать вдвойне, по вполне понятным причинам.
*
На открытой равнине два десятка всадников видны издали. Понимая это, десятники, после короткого совещания, отмахивают направление в объезд: по низине, вдоль реки, по кромке болота. Покосившись на высокое солнце, понимаю: к вечеру вернуться мы не успеем. А ночью... ночью из лесов только и жди неприятностей. Здесь, за пределами занятых армией территорий, мы не защищены ни от чего.
Обойдя поля, разделяемся, как всегда: десяток Герха обходит лесок по левой стороне, десяток Веррена по правой. Встречаемся у мелкой речки с не запоминающимся названием через сутки. Скоро здесь, по этим дорогам, идти нашим обозам. На их пути не должно быть укреплений, которые хоссы могли бы использовать для засад. То есть не должно быть ничего, поскольку "укреплением" в военное время может стать как постоялый двор при дороге, так и охотничья избушка, не говоря уж о деревнях.
После нашего рейда ничего живого и не остается.
Пока в утомительных переходах шли по чужим землям, по которым уже прошла армия, было довольно скучно. Потом стали все чаще натыкаться на партизанские отряды, набегавшие, как правило, ночью, и действующие довольно умело. Синей сотне сразу прибавилось забот, а мне убавилось сна. Однажды, вернувшись из разъезда, наткнулась на Баграта, тот хлопнул меня по плечу по-приятельски, словно давнюю знакомую, похвалил сдержанно:
- Говорят, не последняя?..
- И не первая, Баграт. - возразила в тон.
- С коня не падаешь... - одобрительно протянул. Да уж, Росни, долг за мной пред тобою неоплатный.
Веррен зло поглядел вслед Баграту, и я поняла, что "синему" десятнику "черный" не по нраву. Наверное, для неприязни имелись основания, даже за короткое время Веррен успел произвести на меня впечатление прямодушного и решительного человека, хотя довольно злого временами. Раздражительность Веррена усиливалась с похмелья, а таковым он, надо признать, бывал часто.
Впрочем, десятник старался поступать справедливо, и не допекал излишними придирками. Я не раз мысленно благодарила судьбу, пославшую мне такого командира! Ведь могло всё быть намного хуже.
Десяток состоял из восьми мужчин и двух женщин. Среди мужчин только одному перевалило за тридцать лет, остальные выглядели моложе. Среди разведчиков редко попадались сильно возрастные бойцы, тут действовало правило: чем младше, тем лучше. Вторая женщина в десятке, Марни - или первая, если считать от начала - тоже была довольно юной, заметно моложе меня. Сама она точное количество своих лет не помнила, но предполагала, что не больше двадцати. Я даже предположительно не могла сказать, сколько лет мне самой, и подробный критический осмотр себя в зеркалах Мерцающих Дворцов не помог определить собственный возраст точно. Но нечто, мне самой непонятное, убеждало: я уже перешагнула возраст юности, хоть и до старости еще далековато. Пусть кожа лица не потеряла гладкости, у зеленых глаз не вились морщины, и в черных густых волосах пряталось всего несколько тонких прядок седины, но некое выражение, удивительное мне самой - ведь я совершенно не помнила, с чем оно связано! - выдавало три полных десятка лет безошибочно.
В Марни сразу угадывался опытный воин, все ее поведение и облик говорили, что не первый год она ходит дорогами войны. Мне вначале рядом было очень неловко, я словно ребенок, вела себя довольно наивно. Но Марни совсем не обладала чувством юмора, и это мне даже помогло, так как избавило от неизбежных в другой ситуации насмешек.
Марни оказалась довольно необщительной, и я вновь поблагодарила судьбу - не знаю, как бы пришлось выкручиваться, если бы в напарницы попалась любопытная болтушка.
Ко мне она сразу отнеслась хорошо, а причиной послужил неприятный случай. Он отозвался во мне сильным раздражением, и дал столько пищи для размышлений, что я невольно запомнила первый день в походе.
Казармы Синяя сотня покинула вечером, мы скакали всю ночь и половину следующего дня. Когда в полдень сотник Талли наконец разрешила первым двум десяткам встать лагерем и отдохнуть - моей радости не было предела, наш десяток попал в число первых двух. Мы остановились тут же, только свернули с тракта вниз к мутному озерку. Напоили и насухо вытерли коней, быстро развели костер, и потянулись к нему с котелками. Многие, как и я, предпочитали разводить вино теплой водой, а не пить его прямо из фляжки неразведенным. Я, хоть и сильно уставшая, не полезла в первых рядах к огню, мне вовсе не хотелось нарываться на конфликт и привлекать к себе внимание. Поэтому потихоньку ушла вдоль по берегу подальше в кусты, и там спокойно умылась, а когда вернулась в лагерь, также спокойно согрела воду. Большая часть разведчиков уже спала, я не стала тратить время попусту. Быстро перекусила черствым хлебом, и, плеснув в котелок из фляжки чуть-чуть вина, присела рядом с Марни, у самого края поляны. Разведчица заснула, я наделась вскоре последовать ее примеру.