Аннотация: Православная фэнтези только для взрослых. Воинствующая религия против магии и колдовства в наше время.
Иван Катавасов
КОРОМЫСЛО ДЬЯВОЛА
Между отрицанием и утверждением
Религиозная сайнс фэнтези для верующих и не очень верующих в XXI веке от нашей христианской эры.
Copyright љ 2011 by Ivan Katavasov. All rights reserved.
Моим благочестным читателям Евгению и Татьяне хорошего чтения на Рождество и в Светлое Воскресенье Христово.
L.b.s.
Если кому-нибудь когда-либо придет в голову, будто бы автор хоть как-то разделяет политические и религиозные воззрения своих персонажей, значит, кто-то из нас беспредельно заблуждается.
* * *
"Мудрость же мы проповедуем между совершенными, но мудрость не века сего и не властей века сего преходящих, но проповедуем премудрость Божию тайную, сокровенную, кою предназначил Бог прежде веков к славе нашей".
Святой апостол Павел, Первое послание коринфянам, 2:6,7.
Прелюбопытного субъекта Филипп Ирнеев невзначай приметил на платной автостоянке у Центрального Таракановского рынка. Уж больно лихо тот выбрался из своей приемистой светло-серой "хонды" одним плавным и упругим движением.
Затем, будто спохватившись или мысленно себя одернув, незнакомец ссутулился, опустил одно плечо и разболтанно зашаркал по направлению к торговым павильонам и ларькам столичной Таракановки.
С виду 40-летний владелец "хонды" решительно не желал привлекать внимание ни к своей особе, ни к собственной физической форме.
Мужик как мужик, ничего выдающегося нет ни в лице, ни в фигуре. Заурядный обыватель и обитатель стольного града Дожинск вздумал отовариться чем-то на рынке.
Ни богатый, ни бедный, а так себе - серединка на половинку. Темно-серые полушерстяные брюки, коричневатые мокасины из тонкой кожи на мягком ходу, короткие рукава бордовой рубашки с расстегнутым на две пуговицы по майскому времени воротом, плоский мобильник-раскладушка в кожаном чехле на поясе, уродская лох-барсетка в левой руке.
Дерганная туда-сюда в отмашке правая рука, словно плохо привинченная деталь небрежно собранного механизма...
Филипп двигался следом за серо-бурым субъектом, ясно видел и прекрасно понимал: обыденная внешность и ничем не примечательная, подпрыгивающая, цепляющаяся за асфальт походка для странного незнакомца - чистой воды камуфляж и отличное владение собственным телом, тренированным на запредельные нагрузки и экстремальные обстоятельства.
"Ага! Маскировочка..".
В школе выживания тренер-сенсей Кан Тендо не раз повторял Филиппу и другим своим ученикам: прежде всего обращайте внимание на скрытые контрасты и аномалии при оценке враждебной обстановки. Всякое несоответствие, нестыковка и противоречие обычному порядку вещей таят в себе скрытую угрозу...
Поэтому Филипп сразу же насторожился, едва неприметный субъект покинул автомобиль в повышенной боевой готовности, за полсекунды профессионально оценил окружение с новой точки обзора. И нарочито расслабился, демонстрируя языком тела всем окружающим: я не я, и меня для вас нет.
Как бы уловив мысли Филиппа или ощутив за собой скрытое наблюдение, объект его интереса, желающий сохранить инкогнито, буквально растворился в группе из четырех девиц. Как потом ни старался Филипп, курсируя в торговых рядах, незнакомец бесследно исчез в рыночной толпе. Хотя шел он всего лишь в полутора десятке шагов от любопытствующего наблюдателя.
"Крутой профи, из рака ноги!" - мысленно восхитился Филипп и сделал вывод: предмет его любознательности, должно быть, из какой-либо иностранной спецслужбы. За кордоном хватает грамотных спецов, умеющих наблюдать и уходить от наблюдения.
Тем они и отличны от отечественных правоохранителей в штатском, для опытного глаза выделяющихся в толпе как базарные воры-карманники. Тех вообще за версту видать.
И те и другие на людях ведут себя подобно бродячим котам. У местных уголовных сыщиков и воров одинаковый бездомно-кошачий вид: будто они что-то украли или же собираются украсть.
Их нагло-виноватые повадки нисколько не способствуют скрытности потаенного образа действий. Но тупое городское стадо, погруженное в повседневную суету, не склонно замечать тех, кто его выслеживает и пасет.
Не приметен был для горожан, суетившихся на рынке, и Филипп Ирнеев, знавший куда и как неуловимо смотреть, когда никак нельзя натыкаться на скользящие взгляды прохожих. Не держать зрачки в центре глазниц и прикрывать веки, если требуется быстро сканировать окружающую обстановку, чтобы не создавать впечатление челночно бегающих хитреньких глазок, ох неспроста кого-то выслеживающих.
Мимика, жесты, походка, мышцы спины и шеи ничего не должны говорить окружающим. Филипп - охотник, а не дичь. Людская толпа - его джунгли, укрытие и охотничьи угодья...
Просто так для тренировки наблюдательности и поддержания боевой формы следует иногда быть начеку и настороже. Даже если ты без всяких затей и заднеприводных мыслей закатился на Таракановку прикупить мыла, зубной пасты, заглянуть в несколько лавок, торгующих свежими дисками с играми и фильмами.
На Центральный рынок Филипп Ирнеев заезжал по давней, с детства привитой родителями привычке. Мол, на Таракановке ширпотреб и провизия дешевле, чем в ближних магазинах.
"Ага, разбежались и размечтались!"
Существенной разницы в ценах Филипп не замечал. Может, когда-то оно так и было в кооперативном владении, но теперь сие государственное унитарное предприятие нимало не блещет либеральными ценниками.
Но привычный ход вещей нам порой дороже сожженного бензина и нервотрепки в перегруженном и плотном трафике в центре города Дожинска.
То бишь столицы и метрополии синеокой Белороссии. Так и введем банальность и обыденность с абзаца...
Спустившись в заглубленную яму главного павильона рынка, Филипп Ирнеев незаметно глянул снизу вверх на сограждан и соотечественников, с превеликими осторожностями преодолевавших полутемную лестницу черного бокового входа. В мыслях саркастически усмехнувшись, он тут же вспомнил слова учителя:
"Верно говорил сенсей Кан. По тому, как человек поднимается и спускается по лестнице, возможно судить о его физической подготовке и состоянии здоровья".
Судя по всему, со здоровьем и спортивным образом жизни у посетителей Таракановского рынка дело обстоит неважно. Опасаться здесь некого и нечего...
Они - белороссы, мирное стадо, вышедшее на водопой и кормежку. Топчутся неуклюже, гадят мимо урны и под себя бумажками, окурками, подсолнечной шелухой, пластмассовыми бутылками...
Еще хуже земляки и свояки Филиппа Ирнеева смотрятся в городской технической оснастке, когда они с грехом пополам вылезают из автомобилей, сползают вниз по ступенькам автобусов и троллейбусов. Или же коленками вперед выбираются на землю из тамбуров пригородных электричек.
Иной до самого последнего мгновения цепко держится за вагонный поручень. Боясь его отпустить, он акробатически изгибается назад, едва-едва не падая навзничь и судорожно нащупывая ногой железные ступени.
Вон давеча рядом с парковкой молодая толстуха, лет эдак 25-ти, на верхней ступеньке трамвая раскорячилась. Как тесто из дверного проема поперла. Спереди ее промежность вниз ползет, за пухлым лобком окладистая задница, за ними оставшиеся части тела вываливаются из одежды и трамвая.
В последнюю очередь от раскладной трамвайной створки отрывается ее рука, страдательно вывернутая кистью вверх. Так и запястье вывихнуть недолго...
Иногда Филиппу казалось: будто большинство вокруг поголовно поражено мышечной дистрофией и моторной атаксией. А это последнее, по мнению его знакомой медички Маньки Казимирской, является зловещим симптомом поражения сифилисом в поздней стадии.
Венерическими болезнями студент Ирнеев не страдал, на свою физическую форму и показатели здоровья самому себе не жаловался. Но на всякий медицинский случай в церкви регулярно возносил сокровенную хвалу Богу за отменное самочувствие.
На людях о своих задушевных молитвах он не распространялся, предпочитая ничем не выделяться и не отличаться от окружающих.
Хочешь стать незаметным и невидимым? Тогда будь как они, притворись хилым, непритязательным и мало приспособленным к возможным жизненным передрягам.
И так сгодится. Зачем мучаться, если оно само собой благополучно и неуклонно идет к лучшему в этой лучшей из всех прочих Республике Белороссь?..
Присяжным оппозиционером и записным диссидентом Филипп не был, но полагал здоровую толику презрения к окружающей человеческой среде необходимым элементом душевного равновесия, отличным признаком боевой готовности дать отпор любым посягательствам общества и государства на его личную жизнь.
Сначала идет он сам, друзья-подруги, семья, симпатичные, интересующие его люди. А уж потом на последнем месте в его эгоцентрической табели о рангах располагались остальные ближние и дальние, кем можно без сожаления и без зазрения совести пожертвовать в случае необходимости.
Плевать на крупнорогатое и мелкотравчатое сборище, презирать его можно, но отделяться от него и отличаться внешне нельзя. Стадо, стая, свора, косяк и прочее животное большинство, по недоразумению называющее себя людьми, отличий от них тебе никогда не простит.
Чтобы хорошо жить в Белороссии и в Дожинске, каждому следует носить покровительственную окраску животного млекопитающего мира или мимикрировать в грязно-пятнистые камуфляжные тона насекомых.
"И постоянно громко, во всеуслышание жаловаться на здоровье, а также на другие несчастья, беды и горести..."
Филипп Ирнеев не слишком лестно думал о демократическом большинстве и мало сомневался:
"Видимо, тут проявляется вездесущее суеверие у быдловатого народца белоросского. Плачь побольше, да погромче. Говорят, судьба и начальство ой как слезу любят".
Вот и здесь, сейчас на рынке вместо лекционной бодяги по лженаучной макроэкономике в прочтении расстриженной преподавательницы какого-то там коммунизма-социализма, дамы перезрелых лет, вместо дурацкого семинара по истории Великой Отечественной войны в толковании недозрелого пропрезидентского националиста - официально, вернее, документально студент Ирнеев находится на приеме у кардиолога.
- Знаете, что-то сердце опять пошаливает, ноет, покалывает...
Натурально, о сумме предоплаты за врачебные услуги в деканате знать не полагалось.
Филипп с удовольствием заплатил бы за свободное посещение многих и многих вузовских занятий и дисциплин. Однако со многими печальными увы этакое чудодейство ему не по карману.
Пусть с прошлого года он начал вполне пристойно зарабатывать, но свобода, к нашему несчастью, не продается налево и направо. Да и стоит она невыразимо и невыносимо дорого.
Гораздо проще и дешевле сразу купить свидетельство о законченном высшем белоросском образовании. Все равно ни в одной развитой стране мира с дипломом некоего педагогического университета - "во, где загнули туземцы!" - на хорошую работу не возьмут. Будь у тебя дипломные корки поддельные заочно или всамделишние очного обучения разному вздору под президентским патронажем, все едино - филькина грамота...
Рассуждая о своем студенческом бытии, Филипп Ирнеев не забывал следить за трафиком, исполнять правила дорожного движения и зорко держать в боковом поле зрения окаянных пешеходов-самоубийц, без ремней и подушек безопасности так и норовящих посостязаться с автомобилистами в скорости передвижения, прочности корпуса, надежности тормозов и наличии здравого смысла.
Взбалмошная старуха на обочине ему не приглянулась метров за 300 до аварийной ситуации у трамвайной остановки. О потенциальной опасности ему загодя просигналили старухин красный платок и угрожающе сверкнувшие линзы массивных окуляров, едва ли способных справиться с патологической старческой близорукостью.
Ничуть не импонировал нашему герою и набравший перед ним запретную скорость ветеранский салатовый "москвич" с ручным управлением. Филипп даже уступил место в левом ряду наступавшему на запятки его вишневому "зубилу-восьмерке", белобрысому парню, рулившему на новеньком кургузом "пежо" цвета "кофе с молоком".
"Пускай себе гонится белобрысик за инвалидиком. Красная старуха-то на старте. Она не только трамвай поджидает. Хоть не с клюкой, зато в толстых очках..."
За рулем Филипп себя вел как в городской толпе, стараясь быть тихим и незаметным, не создавать помех любителям быстрой езды и агрессивной манеры вождения. Он благоразумно предоставлял другим водителям право самостоятельно въезжать в дорожные неприятности и автомобильные катастрофы.
В то же время бдительности он не терял, прозорливо ожидая от прочих участников уличного движения самых вздорных, несообразных действий и безрассудных поступков.
Так оно и вышло. Как всегда к худшему.
Когда "пежо" было дернулся на обгон инвалида, наперерез "москвичу" к остановке и трамвайным рельсам, разделявшим полосы движения, рванулась красноголовая смерть-старуха, издалека завидев спускавшийся с горки трамвай.
"Все-таки у старой грымзы дальнозоркость, видит как через стереотрубу, аж номер трамвая разглядела", - посмотрев в зеркало заднего обзора, успел подосадовать Филипп на предыдущую неверную оценку возможного дорожного расклада.
Теперь же правильно оценив центростремительность смертельно опасной старухи, он, слегка притормозив, принимает вправо, оставив водителю "пежо" место для маневра. Приближавшийся встречный трамвай, тоже начинает тормозить, но резко, с лязгом, скрежетом, искрами, посыпавшимися сверху и снизу.
Как и предполагалось, лысый дед на "москвиче" с двумя маленькими внучками на заднем сиденье пустил рукоятку по расхлябанным тормозам, его заносит. Крутить руль в сторону заноса, то есть в сторону красной карги он, понятное дело, психологически не может. Его драндулет в противоход запрыгал по рельсам, его чуть развернуло и вынесло на встречную полосу, где он по касательной сталкивается с жемчужно-серой "хондой", пересекающей путь двухэтажному туристическому автобусу, нахально выскочившему из проходной.
Водитель "хонды" из трех зол выбрал меньшее и хладнокровно таранит "москвич" вместо того, чтобы справа врезаться на тормозном пути в багажное отделение громадного автобуса. Или, ударив по тормозам, слева подставляться под наезжавший трамвай.
Потому и вышло - под колеса сверхсовременному двухъярусному чудищу угодила доисторическая самобеглая инвалидная коляска с тремя седоками...
Свою машину Филипп припарковал на безопасном тротуаре, между деревьев. Пускай говорят "зубило", но оно свое, родное. Жалко, если попортят, помнут в кутерьме и суматохе.
Он мог бы без проблем покинуть место происшествия. Народу много, найдется, кому позвонить по аварийным телефонным номерам. Свидетелей под завязку.
И зловредительная старуха никуда не делась. Вон она, красноголовая на того белобрысого из кофейного "пежо" хрипит, сипит.
Филипп снова ошибся насчет очкастой бабы-яги. В разгар событий она почему-то врубила заднюю передачу и шмыгнула назад на тротуар. Видимо, белобрысый в зеленых шортах ее так-таки зацепил.
Отвратная карга Филиппа не интересовала. "Пошла она куда подальше. Туда же, из рака ноги, и коротышку в штанишках по колено. Зато на водилу жемчужной "хонды" он решил взглянуть поближе:
"Как-никак вторая встреча. Почему бы не помочь рыночному незнакомцу? Машина та же и тот же номерной знак".
Невозмутимо обогнув кучку зевак, в мазохистском ужасе глазевших на страшное содержимое полураздавленного "москвича", на сломанное тельце маленькой девочки, выброшенной на асфальт, Филипп приблизился к "хонде".
Знакомый незнакомец, сидевший за ее рулем, мертв и недвижим. Либо почти мертв, намертво прижатый к сиденью подушкой безопасности. Пульс на шее и на руке не прощупывается.
"Хм, видимых повреждений нет. Шок? Остановка сердца? Не может быть у такого спеца!" - постановление принято.
- Сейчас мы тебя откачаем, голубчика! От клинической смерти не всегда помирают. Держись, мужик.
Филипп мгновенно принял жизненно важное для пострадавшего решение. Чего тут думать?
- Извольте получить первую помощь, сударь. Промедол в шприц-тюбике из аптечки у нас наготове. В предплечье ему, болезному укольчик, как в нашей выживательной школке учили, - приговаривал Филипп, готовясь к инъекции.
Наверное, чтобы себя успокоить и настроить, вслух комментировал свои действия. За 20 лет жизни кое-какую смерть он видел, но доставать душу человеческую с того света ему раньше не доводилось.
Другое дело - молча разделаться с ремнем и подушкой безопасности. Несколько ударов острейшим складным ножом, и вы свободны. Тотчас Филипп аккуратно извлекает пострадавшего из машины и укладывает на мягкий многослойный чехол, с мясом выдранный с заднего сиденья "хонды".
Решительный образ действий не может не привлекать последователей. Тут же к нему, запыхавшись, подбегает женщина средних лет:
- Я медсестра. Вы спасатель из МЧС?
Не дождавшись ответа, - и так ясно, - медицинская тетка принялась помогать Филиппу, освобождая грудь пациента, сноровисто выяснила, нет ли переломов ребер.
Вдвоем они приступили к искусственному дыханию. Медсесестра ритмично надавливала на грудную клетку, а Филипп вдувал воздух рот в рот. Вдох в себя, выдох в пострадавшего. Раз-два, раз-два...
В тот момент его вдруг охватило странное и приятное ощущение дежа вю, однажды уже виденного, до невозможности знакомого, прочувствованного. Хотя, - он в этом мог на всех евангелиях поклясться, - раньше ему никогда не приходилось оживлять медленно, но неумолимо остывающий труп.
Как делать искусственное дыхание и передавать чужой плоти часть собственной жизненной силы, сенсей Кан Тендо его научил. Теперь же стоит попробовать сработать на конкретном теле.
Оба случайных реаниматора работают механически, рефлекторно, без слов, без мыслей. О чем говорить, думать, если процедура стандартная? Раз-два, раз-два...
- Оба-на! Получилось!!!
К приезду бригады "скорой помощи" пострадавший обрел едва заметное дыхание и еле ощутимый нитевидный пульс неправдоподобно слабого наполнения.
Филипп нехотя отодвинулся от спасенного тела и возвращенной в него душе, когда к делу приступили внушающие уважение дяди-тети в белых халатах и два дюжих санитара с носилками.
Пока бесчувственное тело грузили в реанимационный фургон, один из медбратьев спросил:
- Слышь, малой, ты этому дедуле внук или так себе, родственник? Поедешь с нами во 2-ю клиническую?
- Где ты здесь деда узрел?
- Не горячись. Вы как-то друг на друга похожи. Не знаю, как там у вас. Может, он тебе старичком-дядей приходится?
Давай в машину, поможешь медицинскую карту заполнить, родичам сообщишь...
- Не знаю я его. Шел себе по улице, решил помочь...
- Тогда спасибо за неотложную и грамотную помощь. Бывай здоров, студент.
Прежде чем реанимационная машина отъехала, Филипп мельком и украдкой заглянул в салон, где медики с аппаратурой колдовали над пациентом. К огромному удивлению Филиппа, профессиональные реаниматоры действительно трудились над телом, принадлежавшим какому-то дряхлому старцу.
Тому типу на Таракановском рынке было не больше сорока. А этому деду лет сто, может, двести. Морщины на лице и шее, волосы с проседью, но мышцы крепкие...
Однако серые брюки те же, ремешок тот же, не из дешевых, ботиночки, точь-в-точь, итальянские, пятьсот евро не меньше, рубашечка шелковая, бордового цвета...
- 2 -
- ...Возможно, тот мужик на рынке взял машину отца. Одеваются похоже, - попробовал логично объяснить произошедшее Филипп. - Убейте меня, не помню, старого или молодого я из "хонды" доставал. Вот наваждение, подумать только, Игорь Иваныч!
- Это, Фил, адреналинчик с тобой эдакую шутку сыграл. Старика за молодого в горячке принял. А у того сердчишко не выдержало...
О странных обстоятельствах только что случившегося дорожно-транспортного происшествия Филипп Ирнеев первому рассказал личному шоферу и телохранителю босса глубокоуважаемому Гореванычу.
С некоторых пор босс с боярского плеча разрешил Филиппу оставлять потрепанное жигулевское "зубило" в персональном гараже на четыре бокса в углу рядом со своим парадным "астон-мартином". Ну, а Гореваныч из личной симпатии взялся обихаживать непритязательную тачку домашнего учителя хозяйского наследника.
Сын босса для Гореваныча был поболе, чем родной. Некогда в Питере бодигард Игорь Смолич собственным телом прикрыл младенца Ваньку от автоматной очереди наемного убийцы.
- Будь моя воля, - продолжил по-шоферски рассуждать Игорь Иваныч. - Я бы у пенсионеров права отбирал за управление автомобилем в состоянии плохого медицинского самочувствия. И медкомиссию строжайшую им следует проходить каждый год.
Старик за рулем - хуже бабы. У женщин ветер в дырку промежду ног свищет, а у старых маразматиков реакция как у пьяных.
- А с пешеходными старухами что делать?
- Беречься, как от стихийного бедствия. Скажем, туман и гололед - природные явления безмозглые и невменяемые.
Та же бодяга - старухи, вроде моей тещи. Ума меньше, чем у кошки, а шерсти и вони на весь дом. Как начнет нудеть, зудеть, на мозги капать, ну точно, осенний дождик.
Девятый десяток мегера старая доживает, пора бы ей в могилке угомониться, - подытожил жизненные наблюдения 60-летний Гореваныч.
Тому подобные разглагольствования Филипп не принимал всерьез. Отставной майор спецназа Игорь Смолич страх как уважал прикидываться лаптем из циничного простонародья.
Да и теща его тоже не из простых, но шляхетских ясновельможных кровей. В машину садится гордо, словно герцогиня в золотую карету, шею лебединую тянет и всегда ждет, покамест ей подадут руку, чтобы покинуть экипаж.
То ли дело Гореваныч! Простецкий дядька как пять евроцентов. Нос картошкой, замасленная гаражная спецовка, сбруя-кобура для скрытого ношения здоровенного "витязя".
В деловом костюме на него посмотреть - тот еще увалень и тюха-матюха под бронежилетом.
Однако на совещания с серьезными украинскими и российскими партнерами босс берет только Гореваныча. Притом вовсе не для того, чтобы у барского подъезда с ноги на ногу переминаться.
На заседаниях правления все тот же Игорь Иваныч в уголке сидит. Чванный главбух ему первому руку подает, а начальник службы безопасности фирмы встает и в струнку вытягивается, если Гореванычу случается к нему в кабинет заглянуть.
Такое вот чудо Филипп сам видел, когда пожилой высокомерный гебешник нашего студента допрашивал на предмет подозрительных друзей, родственников и знакомых при поступлении на работу гувернером в семью босса.
Тогда как родной дядюшка Филиппа, сосватавший ему эту непыльную высокооплачиваемую работенку, при упоминании фамилии Гореваныча закатывает глаза к небу и многозначительно тянет: "О...". Затем неизменно цитирует евангельский логий о том, что последние становятся первыми. И наоборот.
"Может статься, и чин-звание у Гореваныча куда выше майорского?" - часто риторически вопрошал себя Филипп Ирнеев.
Но, как всем известно, на такие вопросы отвечать не принято в силу режима секретности и различных степеней допуска к конфиденциальной служебной информации.
- Иди-ка ты, студент, к себе на гувернерскую службу. Ваньку из школы скоро привезут. И к обеду тебе надобно переодеться, рожу умыть.
Сегодня сама мадам хозяйка и ее заокеанские гости с вами обедают. Правда, они наш обед ланчем называют.
Давай-давай, чеши, студиозус. По себе знаю: после адреналиновой встряски смерть как жрать хочется. А карбюратор глючный у тебя на "восьмерке" я сам посмотрю...
От гаража до жилища босса рукой подать - минут пятнадцать-двадцать неспешной ходьбы через парк, во времена нынче забытые именовавшийся губернаторским садом.
Несмотря на утверждение Гореваныча, есть Филиппу совершенно не хотелось. Но вот выпить чашечку кофе, причем немедленно, он бы не отказался. Посему от гаража Филипп повернул в другую сторону по направлению к осевому диагональному проспекту Дожинска, переименованному добрые полдюжины раз.
При всякой перемене слагаемых белоросской власти проспект тоже менял свое название. Так что жители Дожинска называют его по-житейски проспектом, но весьма уважительно, подразумевая заглавную букву и определенный артикль, вернакулярной материнской грамматикой не предусмотренный.
Как ни смотри, Филипп Ирнеев никуда не спешил. Конец мая выдался необычайно жарким, истекать потом не хотелось. Времени у него навалом, считая от гаража и до обеда. Гореваныч его напрасно поторапливал, чисто по правилу ефрейторского зазора, которому зачастую следуют старые и молодые вояки.
Штатского народу вокруг - сущий мизер, будто бы тут вам не столица, а деревня в крестьянский полдень. А вон там монументальная дверь в так необходимое заведение чайно-кофейного назначения в длинной подворотне с колоннами на выходе к проспекту.
Раньше Филипп кофейни здесь не видел. Наверняка вскрыли замурованный черный ход в дом и устроили маленький прохладный приют для усталого городского путника, жаждущего перевести дух, малость отдохнуть от столичной толчеи и потной духоты.
Верно, заведение совсем недавно открыли. Даже вывеску с каким-нибудь глупым названием не успели повесить. Лишь узорчатый латунный фонарь над входом с прямоугольной древнегреческой спиралью-меандром и буквами "альфа" и "хи".
"АХ" получается, и Филипп мысленно пожелал, чтобы кофейня оказалась вовсе не аховой, но приличным и недорогим прибежищем страждущих покоя душ.
От 50 граммов греческой "Метаксы" он бы тоже не отказался. Или, быть может, по античным понятиям тут исключительно потчуют разбавленным красным вином?
Как только Филипп потянулся к солидному латунному кольцу, служившему дверной ручкой, им моментально овладело чувство, будто он допрежь здесь бывал, заходил, забегал как к себе домой на минуточку за какой-нибудь мелкой надобностью и по-новой спешил по своим делам.
Опять оно, дежа вю. И снова странно и приятно. Словно чье-то легчайшее дуновение души коснулось.
Дверь легко отворилась, будто ждала его прикосновения. Коротко, но мелодично звякнул, наверное, бронзовый колокольчик.
Внутри греческой кофейни, как ее окрестил Филипп по орнаменту-меандру, было тихо, уютно, безлюдно, прохладно. Слева и справа у стен - стойки на три и четыре круглых табурета. Мягкий боковой свет, словно бы закат встречается с рассветом.
Прямо перед входом - алтарное возвышение бара, за ним - иконостас разноцветных бутылок снизу доверху. Под левую и правую руку сейчас отсутствующего алтарного служителя - никелированная экспресс-кофеварка и поддон с раскаленным желтым песком; в нем небольшая турка с закипающим кофе.
Больше в заведении при беглом осмотре не было ничего и никого существенного. Кроме вкуснейшего запаха кофе.
Не дождавшись без вести пропадающего халдея-служителя, Филипп потянулся через прилавок и спас от перегрева серебряную емкость, песок и сердито закипавшее кофейное удовольствие. Засим он плавным и осторожным непрерывным движением влил горячий кофе в чашку, стараясь, чтобы в нее не попала пена с твердыми частицами.
- С вашего позволения, милостивые государи и государыни, - громко произнес Филипп, но на его призыв никто не объявился из-за узкой двери слева.
- Тогда позвольте мне самому распорядиться самообслуживанием.
На последнюю фразу тоже никто не откликнулся, и Филипп налил в мерный стаканчик ровно 50 грамм ненароком случившейся на барной стойке початой бутылки греческого коньяка. Именно "Метаксы", как и взалкал наш герой.
Чудесное совпадение не произвело на него ровным счетом никакого впечатления. Он был скептиком и сперва предполагал проверить, опробовать коньяк и кофе на качество.
А то мало ли какой фальсифицированной дряни, заразы, отравы в наши времена недоразвитого капитализма вам могут подлить, подсыпать, подбросить частные и государственные субъекты бесконтрольного хозяйствования?
Кофе и коньяк особых нареканий у Филиппа Ирнеева не вызвали. Особенно вторая порция из турки с осевшей на дно гущей. Среднестатистические цены в заведении тоже не провоцировали резких антиправительственных, антипрезидентских настроений и выступлений.
Хорошо бы вдобавок закурить для полного наслаждения, но, если судить по меню и табачной витрине, в кофейне предлагали исключительно и легитимно фальсифицированную табачную продукцию злостной отечественной расфасовки и упаковки.
Филипп не имел пристрастия к дрянному табаку и махорке, курил изредка для вящего удовольствия и только заведомо качественный продукт, предпочитая сигары, но не отказывался и от американских сигарет с настоящим виргинским наполнением. На такой случай, он знал, во многих заведениях под прилавком держат контрабандный товар для ценителей истинного табачного довольствия.
Оставалось дождаться служителя или служительницы кофейни, кабы получить подлинное сибаритское наслаждение. Качество коньяка и кофе ко многому обязывает, включая противодействие государственной политике фальсификации табачных изделий.
В ожидании продолжения чудес Филипп оглянулся в поисках индуктивных деталей, характеризующих благолепные культурные намерения хозяев заведения.
Среди бутылок красуется исполненная древнегреческой вязью небольшая табличка с надписью, пару тысячелетий тому назад приглашавшей посетить оракула в храме Аполлона в Дельфах. Для малограмотных она переведена на вульгарную латынь: "Nosce te ipsum". Тогда как для полных невежд, не имеющих классического образования, означено прописной кириллицей: ПОЗНАЙ САМОГО СЕБЯ.
Над дверью, ведущей наружу, поместилось название заведения. Гравированные готические буквы гласят: ASYLUM SAPIENTI.
Очевидно, из-за природной ненависти темных городских властей ко всему иностранному и непонятному хозяева не рискнули разместить эту вывеску в качестве наружной рекламы.
Филипп Ирнеев тоже не мог похвастаться высшим классическим образованием, но, подумав и сопоставив слова из новых языков, решил, что это, должно быть, означает: УБЕЖИЩЕ ДЛЯ РАЗУМНЫХ.
Имя у кофейни ему пришлось по душе. Славно оно задумано без лицемерной скромности, с интеллектуальным вкусом и без низкопоклонства перед невежественной чернью.
К злокачественной постсоветской ксенофобии и к самодовольному демократическому невежеству он относился по-аристократически брезгливо как к мерзким и скользким ползучим гадам на полосе движения.
"Дави жабу в протектор!"
По ассоциации вспомнив о сегодняшней красноголовой ведьме на дороге, о трех покойниках и одном полутрупе по ее зловредительству, Филипп в легком раздражении глянул на аналоговые часы в заставке мобильника. Время шло к обеду.
Так и не увидев куда-то запропавших бармена или, скорее всего, барменшу, Филипп с лихвой расплатился за полученное удовольствие, бросив на поднос с мелочью достаточно крупную купюру.
Подумал и захватил с собой кем-то забытую белую розу, одиноко лежавшую на круглой табуретке у стены.
"Ей, должно быть, скучно. Ни людей, ни музыки".
Бронзовый колокольчик сыграл клиенту заведения грустную прощальную мелодию, когда тот его покинул.
- 3 -
На улице Филиппа встретили 28 градусов жары и уставившаяся на него дебелая блондинистая девица в тонких лиловых брюках с застежкой-"молнией" на мужскую сторону, в синем топе над кисельным пузцом с наметившимся целюлитом. Она прицельно прищурилась и тряхнула пегими недокрашенными волосами.
Полуденное майское солнце не доставало под арку между домами прошлого века и послевоенной архитектуры, сработанной в Дожинске безвестными пленными немцами. В полутенях колоннады Филиппу не составило большого труда качнуться на мягких каблуках, пошевелить плечами и стереть с лица довольную улыбку, чтобы в мгновение ока смолк язык тела.
Сию же секунду он становится совершенно невидим для сексуально-озабоченной уродины. Сообразив, что интересный брюнет в темных джинсах и белой рубашке ей просто-напросто привиделся из-за жары, она тяжело перевалилась с носков на пятки, повернулась и, неприлично наклонившись, стала копаться в сумке.
Филипп тоже от нее отвернулся. Тренировать наблюдательность на дряблых ягодицах, немилосердно перетянутых резинками толстых трусов, ему как-то не хотелось. Право слово, без нательных подштанников она бы не смотрелась столь пошло.
Вдруг краем глаза Филипп ухватил какую-то несообразность. Повернул голову и понял: он не видит ни самой фундаментальной двери в кофейню "Убежище" с медными полосами, ни латунного фонаря над входом. Вместо всего исчезнувшего неизвестно куда великолепия Филипп тупо упирался взглядом в гладкую, недавно оштукатуренную стену дома.
"Вот тебе и на! Галлюцинации в виде провалов в зрительном поле начинаются, так их и разэдак", - к констатации проблем со здоровьем Филипп присовокупил длиннейшее испанское ругательство.
"Ни (трах-тарарах, в кохонес и кабронес!) не видишь, зато слышится разный бред. Ну, дела, мадре миа".
В самом деле, на грани слышимости им ощущался некий неприятный хруст, тихий грохот, точнее, скрежет, как если бы кто-то принялся разгрызать фарфоровую чашку железными зубами.
Странные скрежещущие звуки отнюдь не исходили от девицы в толстых трусах. Лиловая задница, путаясь руками в двух жидких сиськах, до краев переполнивших бюстгальтер третьего номера, громко сопела, вполголоса чертыхалась и ковырялась в безразмерной дамско-хозяйственной сумке.
"Ну чего ты там, дура, копаешься. Пора бы и найти. Ищите и обрящете!" - Филипп в молчаливой ярости обрушил на объемистые лиловые ягодицы евангельскую цитату. И, о чудо! Противный хруст в ушах и скрежет тут же прекратились.
Носительница лилового неприличия тоже облегченно вздохнула и в подъеме с разгибом присосалась к литровой бутылке с теплым, едва ли прохладительным напитком. Опорожнив до дна пластиковый сосуд, она швырнула его оземь, уже без всяких мучений извлекла из сумки косметичку и принялась умиротворенно поправлять расплывшийся макияж.
Филипп оглянулся назад. Дверь, фонарь снова находились на своих местах, зримо и ощутимо, никуда не собираясь исчезать. Они были не менее реальны, чем изобильно потеющая девица, всем телом расстающаяся с только что поглощенной патентованной жидкостью, призванной не утолять, а возбуждать жажду у доверчивой публики, внимающей врачам-шарлатанам, настаивающим на обильном питье в жаркое летнее время.
"Блаженны алчущие", - в духе евангелиста Марка благословил Филипп Ирнеев всех, кому неизвестны правила здорового образа жизни, и его призрачная тень направилась вниз по проспекту на Круглую площадь к местному фаллическому символу-памятнику былых военных побед.
Никто его не замечал, он же видел всё и вся.
По пути Филипп взглянул на башенные часы и несколько оторопел. Коль скоро им верить, то из кофейни он вышел раньше, чем в нее зашел. Точность хода допотопного механизма подтвердила и микропроцессорная начинка его смартфона.
Умному телефону нельзя было не поверить, поскольку его точное время синхронизировано с сервером оператора мобильной связи. Глюки, конечно, возможны, но не до такой степени, чтобы минута в минуту совпадать с уличными часами.
Приписывать непонятное явление внезапному сумасшествию Филипп Ирнеев не стал. К вульгарным материалистам он себя не относил. А дискретность и нелинейность времени допускал как вероятные атрибуты и свойства данного четвертого измерения, существующего в нашей Вселенной наряду с длиной, широтой и высотой.
Допустим, вероятность нарушения линейности времени ничтожно мала. Но Филипп надменно считал себя настолько необычным человеком, что его в общем-то мало удивило случившееся. Он всего лишь пожал плечами:
"Скажите на милость, бином Ньютона! Почему бы со мной не случиться пространственно-временной флуктуации? Кстати, об этом исчезающие дверь и фонарь ясно говорят.
Оченно жаль, что никому не рассказать. Скажут: с ума съехал или врет как Лыч по телевизору.
Даже мелкий Ванька не поверит. Подумает: новый-де учительский подходец эдак в учебно-образовательных целях".
Дав себе обещание впоследствии внимательно присмотреться к невероятной кофейне (а ну как повторится феномен со временем?) Филипп, обгоняя прохожих, сбежал по ступенькам в подземный переход на Круглой площади.
Время от времени здесь в подземелье играла на виолончели девочка из консерватории - последнего вуза Дожинска, покамест не переименованного в музыкальный университет или симфоническую академию.
В знак добрых студенческих традиций Филипп непременно клал в футляр маленькой виолончелистки купюру в эквиваленте бутылки хорошего импортного пива. Хотя долго не стоял и не слушал.
На сей раз на месте миниатюрной девушки с виолончелью обустроился брюхоногий мордатый бомжара - профессиональный собиратель подаяний сердобольных сограждан.
По внешнему облику чистый, точнее, грязный хиппи-пенсионер. Длинные поганые волосья, хайратник, мухортая бородища, ей в тон засаленные до коричневатости когда-то голубые джинсы, растерзанные кроссовки, бесформенная черная футболка до колен с полустертым желтым текстом и не пойми каким рисунком.
Зато художественно исполненный рекламный плакат над головой хитрого проходимца призывал:
"Товарищи и господа, окажите материальную помощь жертве империализма и бывшему помощнику конгрессмена американского штата Орегон".
Надо сказать, пройдоха ловко воспользовался нынешней посконной и портяночной американофобией. Конъюнктурщику подавали и жертвовали хоть и мелко, но часто в мятую ковбойскую шляпу. Однако политбесед с пострадавшим от империалистов ковбоем никто из доброхотов, ненавидящих Америку, не вел.
Жертва проклятого американского прошлого устроилась со всеми удобствами. Прохиндей изображал из себя паралитика и восседал в разболтанном инвалидном кресле с велосипедными колесами, управляемыми посредством рычагов.
Чем-то сей агрегат ("каретками-рычагами что ли?") напомнил Филиппу антикварную пишущую машинку "Мерседес" - гордость дядюшкиной коллекции технических раритетов начала прошлого века.
Сам дядя Гена в шутку уверял, будто эту машинку самолично изготовили у себя в мастерской Даймлер и Бенц. Эдак до того, как заняться автомобильным бизнесом.
"Возможно, два мастеровитых немца также занимались производством инвалидных колясок, надо бы приглядеться", - задумался Филипп, подойдя поближе к нищему из богатой Америки.
И сию же секунду горько пожалел о своей опрометчивости. Ой как густо на него пахнуло невообразимым зловонием! Как если бы он забрел в проход между забором мясокомбината и запретной зоной птицефабрики.
То-то от побирушки тотально как один подающие американофобы с неоскудевающей рукой шустро-шустро отбегали прочь-прочь.
Тем не менее Филипп неожиданно остался на месте и даже придвинулся поближе на пару шагов. Дивная штука, но побок с американским шаромыжником скверных запахов вроде бы нет и в помине.
Напротив, Филиппа вновь посетило знакомое чувство, будто все это уже было. Пусть раньше - "ни Боже мой!" - ни вот эту двухколесную коляску, ни этого хиппующего бомжа он никогда в жизни не встречал.
- Вижу вы, мистер прохожий, не собираетесь мне подавать на американскую бедность, - с хорошим гарвардским прононсом попрошайка внезапно обратился по-английски к Филиппу.
Ирнеев в дежа вю от неожиданности, от этакого изысканно-ироничного "american poverty" чуть не вздрогнул. Он никак не думал, что прощелыга сумеет засечь его незримое присутствие.
Помолчав, проницательный собеседник сделал ему предложение, перейдя на чистейший русский язык и по-московски упирая на согласные звуки:
- Не соглашаетесь давать, тогда возьмите у меня выигрышный лотерейный билет, юный джентльмен. Отдам недорого, по нарицательной стоимости.
Слово "нарицательная" Филиппа окончательно сразило, и он сомнамбулически купил у прохвоста лотерейный билет.
"Как под гипнозом тебе..."
Пришел в себя Филипп уже в парке по дороге к апартаментам босса. Наскоро ощупал карманы, портмоне, сумку, мобильник - часом не пропало ли чего? Остановился, сел на лавочку и пересчитал деньги.
"Бабки в целости, тут и лотерейный билет. Наверняка фуфельный.
Вот так мазурики людей охмуряют. Задурят штукари тебе башку, и денежки тю-тю.
А этому, верняк, слабо стало стибрить мой лопатник. Да и не подходил я к нему очень близко", - не без жаргона отрезюмировал свою новую и тоже чисто случайную встречу Филипп Ирнеев.
В расстроенных чувствах Филипп не сразу обратил внимание на девушку, проходившую мимо по парковой аллее. Но потом опомнился. Такой случай, кадр и такую стать никак невозможно упустить из виду.
Здесь нельзя не выделить с абзацного отступа и пробельной строки, что сматривать особ женского пола на предмет как бы познакомиться и так далее по секс-обстановке Филипп Ирнеев начинал снизу вверх. Он никогда не позволял себе взирать на женщин свысока.
Сначала лодыжки, колени, бедра, талия... Если претендентка выдерживала первый этап отбора, осмотру подвергались руки, лицо, прическа, грудь... Они тоже должны были соответствовать прекрасной половине дамского туловища. При должном сексапильном сочетании дамских верхов и низов Филипп приступал к немедленным и результативным действиям.
Однако же до того следовало бы самому перейти в режим открытого предложения, как его именовал дамский угодник Филипп Ирнеев.
Не вставая, он крутанул на безымянном пальце фамильный перстень бриллиантом вверх - наследие покойного деда. Пригодятся ювелирные караты, когда придется прижимать руки к груди в молитвенном жесте: "О, сеньорита, я вас умоляю, сжальтесь..."