Колесо перемен вращается медленно, замирая на каждом обороте.
Не замрeт ли оно совсем?
Человек в зеленом поношенном сюртуке появлялся в Гамельне раз в сто лет. Проходил по немощенным улицам. Худой, сгорбленный, с седыми, в неопрятную желтизну, волосами, сосульками свисающими вдоль истерзанных морщинами щек.
Дети бежали за ним по пятам, кричали, прыгали, махали руками:
- Крысолов идет! Крысолов идет!
В ратуше человека встречал очередной испуганный бургомистр. Бургомистры менялись, он оставался таким же, как и двести, и триста лет назад: старым, неухоженным, недобрым.
Глядел прищурившись, кривил в улыбке рот, принимал из дрожащих рук горячее красное вино.
- За крысами, сударь? - лебезил бургомистр.
- За детьми, - поправлял человек. - Крысы так, довесок. Моя всегдашняя плата. По рукам?
Бургомистр в замешательстве качал головой, трогал пальцами кончик носа:
- Так-то оно так. Но ведь будут недовольные...
- Ладно вам, - с усмешкой отвечал тот, кого здесь звали Крысоловом. - Опасаетесь за сына? Скажу сразу: мальчишка слишком взрослый. И прост, как котелок с пшеничной похлебкой. Он мне не подходит.
Бургомистр вздыхал облегченно, провожал к двери опасного гостя, вытирал пот со лба, добавлял у порога:
- Любезнейший, не заглянете ли ко мне в дом? Персонально, так сказать. Совсем эти чудовища хвостатые замучили.
- А дети не замучили? - скалился Крысолов.
***
Он достал флейту, как только солнце заскользило к горизонту по подсвеченным розовым лепесткам облаков.
Погладил прохладный металл, поднес мундштук к губам, помедлил несколько мгновений. Казалось, весь мир замер в ожидании мучительно-прекрасных звуков.
И вот, наконец, вечерний воздух наполнился музыкой. Как голодный рот - сладкой карамелью, как пересохшая река - весенним дождем, как уставшая голова - полуночными снами.
Все дети в Гамельне разом повскакали с мест, бросились к окнам, прижались носами к холодному стеклу.
Флейта пела о далеких странах и хрустальных замках, о чернокнижниках и благородных рыцарях в блестящих доспехах, об утонувших кораблях и залитой кровью траве на полях сражений.
О простом и непонятном, радостном и печальном, доступном и непостижимом.
И те, чье сердце начинало биться в такт странной песне, торопились ступить за порог, чтобы уже никогда не возвращаться в родной дом.
Так и идти за волшебной флейтой Крысолова.
Непонятно куда, непонятно зачем.
***
Костер неторопливо, как сытый пес, грыз сухие ветки. Звезды в высоком небе вели неслышный с земли разговор. Человек в зеленом сюртуке сидел, задумавшись, обхватив костлявые колени.
Рядом с огнем спал, свернувшись клубком, светловолосый мальчик лет пяти.
Человек отвлекся от размышлений, поправил на ребенке сбившийся плед. Мальчик чуть слышно всхлипнул, не открывая глаз.
- Здравствуй, Крысолов! - тихо сказали за спиной.
Человек обернулся. Из чащи бесшумно вышел огромный белый волк c глазами цвета холодной зимы
- Здравствуй, Зверь! Я тебя ждал, - человек подвинулся, освобождая гостю место у костра.
Белый волк закружился на месте, словно в погоне за собственным хвостом. Миг - и у огня оказался путник с ледяными глазами:
- Давно тебя не было в наших лесах. Все бродишь по свету? Все не можешь успокоиться? Всегда один. Всегда в пути.
- Такая судьба, - пожал плечами человек, - я не жалуюсь.
- Мелковат твой улов сегодня, - путник кивнул в сторону спящего ребенка. Раньше за тобой шли десятки.
- Что-то происходит с миром, Зверь. Все труднее найти детей с правильной душой. Может быть в следующий раз я вообще уйду один.
- Может оно и к лучшему? - пожал плечами Зверь. - Ты уводишь их от спокойной размеренной жизни без метаний и вопросов. А что даешь взамен, разметав по времени и пространству? Один из твоих подопечных, как его звали, Бруно, сгорел на костре инквизиции. Другой, голландец, одноухий кажется, пустил себе пулю в сердце. А эта девочка, Мари, умерла от болезни, вызванной ее же экспериментами. Сколько из них, пошедших за твоей дудкой, закончили жизнь в скорбном доме, в нищете, в одиночестве? Не выдержали проклятого дара, так любовно вложенного тобой в их сердце. Ты жесток, Крысолов.
- Я даю шанс этому миру, - человек не мигая смотрел на угасающий костер. - И ты это знаешь. Но продолжаешь со мной спорить. Никто, кроме моих ребят, не видит ничего дальше своего носа, не слышит, как поют небесные сферы, не задыхается от счастья, создав недоступное другим. За все надо платить. По полному счету. А без них мир завянет, как неопыленный цветок.
- Но никто из них не доживет до старости.
- Старость - не самое лучшее время жизни.
- Не тебе, бессмертному, судить о старости, - поморщившись, перебил собеседника Зверь.- Кем станет этот мальчик?
- Пока не знаю, - ответил человек. - Мир большой, а до рассвета еще далеко.
- Я с тобой не согласен. Мне больно за этих детей. Но я не вправе тебя остановить. Будь осторожней, мир действительно катится неизвестно куда. В лесу развелось много неразумных. И их больше не пугает огонь. Смотри, чтобы не напали.
Человек в зеленом сюртуке дернул плечом:
- Я уже давно никого и ничего не боюсь.
- Зря. Я пойду, - Зверь поднялся, потянулся и неслышно заскользил в сторону леса.
- Эй, - окликнул его человек, - если что, возьмешь эту ношу на себя.
- И не подумаю, - кинул через плечо уходящий. - Cам тащи этот неподъемный мешок.
***
Зверь успел углубиться далеко в чащу, когда его чуткий слух уловил едва слышный звук за спиной. Мгновение, и белый волк уже летел обратно, почти не касаясь пожухлой листвы мощными лапами.
Зверь замер на краю поляны. По-прежнему уютно потрескивали ветви костра, по-прежнему крепко спал у огня ребенок. Все вокруг замерло в гармонии и покое. И только Крысолов судорожно дергался на земле, кровь толчками вытекала из прокушенного горла. Волк подошел к умирающему. Увидев его, Крысолов попытался что-то сказать, но изо рта вырвался только хрип пополам с алой пеной. Волк разобрал только:
- Двадцать первый... Двадцать первый век.
А потом все было кончено.
Они не были друзьями, и врагами не были тоже. Просто знали друг друга почти тысячу лет, просто грелись иногда у одного костра, просто один не мог представить себе жизни без другого.
Волк обнажил в оскале желтые зубы. Сначала он разберется с тем неразумным, кто убил его Крысолова, все остальное - потом.
***
Рассвет, окрашенный в цвет разбавленной водой крови, медленно, облако за облаком, отвоевывал у звезд ночное небо.
Зверь сидел у потухшего костра и все не решался разбудить ребенка. Все никак не мог понять, что ему делать, все вел спор с человеком, зарытым под кустом бузины.
Мальчик проснулся сам. Затрепетали нежные, в сиреневых прожилках веки, распахнулись серые глаза. В них не было страха, только любопытство и радость ожидания нового дня.
- И что мне теперь с тобой делать, наследство? - спросил Зверь. - Куда ты хочешь: назад или вперед?
- Я еще маленький. Я не знаю, - растерялся мальчик.
- Я уже старый, и тоже ничего не знаю, - вздохнул Зверь.
- Так бросьте монетку, сударь, - улыбнулся мальчик.
- Орел или решка? - спросил Зверь. Достал из кармана серебряный кругляш, подкинул, поймал, сжал в ладони и, не глядя, зашвырнул в густую траву.
Поставить такое дело на самотек - рука не поднялась. Надо было что-то решать - рыжая макушка солнцa уже показалась на горизонте.
Год.
Сто лет.
Тысяча.
Колесо перемен вращается медленно, замирая на каждом обороте.