Смерть несла на руках ребенка. Он обнимал ее ручками за шею и прижимался к ней своим слабым, дрожащим тельцем. Малыш был слишком мал, чтобы пугаться страшного лика Смерти. Его опыт был настолько мизерным, что еще ничего не говорил ему о плохом и хорошем, о прекрасном и безобразном. Но Смерть была большой и сильной. Она пришла к мальчику, когда другие, большие дети, долго глумились над ним и в итоге забили под лед. Большие дети сами испугались содеянного и не рассказали взрослым, хотя малыша еще можно было спасти. С глаз долой - с сердца вон. Дети хотели, чтобы плохого - того, что они сделали - просто не было. И малыш задыхался в черной воде, царапая пальцами снизу лед, сверху его лицо было белым и смутным. Он кричал и бился. Но его никто не слышал. Ему нечем было дышать. От страха он ничего не соображал. Душа его ушла в бездну смертного ужаса. В этот момент сквозь лед протянулись сильные руки Смерти. Она вытащила мальчика и взяла на руки. Он сразу согрелся и перестал задыхаться. Больше не разрывались легкие, не терзал тело холод черной воды. Малыш снизу вверх смотрел в лицо Смерти. Она была взрослой, а, значит, надежной, услышала его зов и пришла на помощь.
Малыш судорожно длинно вздохнул и сжался в комочек. Смерть укутала его в свою шаль. И стало совсем хорошо.
Смерть подошла к дверям Детского царства. Сюда полагалось доставлять маленьких, безвинных детей, принявших насильственную смерть. Здесь они отходили от стресса и готовились к новому рождению. У врат, как всегда, стоял охранник Тимофей и курил, отгоняя дым ладонью. Когда-то Тимофей замучил немало детей, его долгое наказание заканчивалось "смягчением сердца" - он должен был целую вечность нянчиться с убиенными младенцами. Тимофею разрешалось курить, но только за территорией. Бороду он брил, чтобы не колоть щечки подопечных, от него пахло молоком и кашей, выпуклый живот распирал белый передничек с оборочками, так же бывший частью наказания, а в уме был заведен автоматический будильник кормлений. Увидев Смерть, Тимофей приободрился, и глаза его весело блеснули.
- Привет доставке! - гаркнул он. Нянь, беспредельно наглый от природы, не решался кликать Смерть красавицей или бабулей. Хотя хотелось.
Смерть не ответила и дисциплинированно остановилась у врат, заходить в Детское царство ей запрещалось.
- О, новичок, - обрадовался Тимофей. - Сколько ему?
Смерть опять промолчала, но Тимофей и не ждал ответа. На глаз он прикинул, что мальчику лет пять, и уже думал, как определит его в младшую группу и предоставит шкафчик с грибочком.
- Ну давай, что ли, - сказал Тимофей и стал протягивать руки к выпуклости на груди Смерти. Малыш сидел у нее за пазухой. На охранника блестели испуганные глазки. - Иди, не боись, - сказал Тимофей. Но малыш только сильнее прижался к Смерти. - Не хочет, вишь, - прокомментировал Тимофей.
Малыш заплакал. Смерть замерла.
- А чё он у тебя глазами лупает? - недоумевал Тимофей.
Детским душам полагалось быть без сознания с момента смерти и пока не очутятся на месте.
Смерть опустила лицо, глядя на ребенка.
- Не отдавай меня ему, - шепнул мальчик, глаза его широко открылись.
- Я тебя не обижу, - сказал Тимофей без всяких прибауток и оканья. - Пойдем домой. Я тебя с ребятами познакомлю. Тетя Маша уже кашу сварила. Любишь кашу? Или тебе картошечки нажарить?
Малыш начал всхлипывать. На Смерть он смотрел с таким отчаянием, что ей стало не по себе.
- Пожалуйста, пожалуйста... - плакал малыш.
Тимофей опустил руки.
- Ты не можешь остаться со мной, - наконец изрекла Смерть, и Тимофей первый раз услышал ее голос. Почитай, впервые лет за пятьсот, уточнил он про себя. - Ты побудешь здесь, - продолжила Смерть, - а потом снова родишься на Земле, у мамы и папы.
- Я не хочу туда, - сказал малыш Смерти, - и не хочу обратно. Я хочу с тобой!
Смерть задумчиво смотрела на него.
- Ты слишком маленький, - наконец сказала она.
- Только с виду. Я большой, - убеждал мальчик.
Здесь, в Межмирье, ребенок имел разум не детский, но и не взрослый, а какой-то средний. Как душа, которая не бывает ни взрослой, ни детской.
- Со мной трудно. Я не живу дома. Всё время хожу туда-сюда. Мне некогда будет с тобой возиться. Ты будешь всё время голодный и станешь капризничать. - Смерть никогда так много не говорила и задыхалась с непривычки.
Слезы мальчика прожигали дырки в ее груди.
- Я никогда не буду кушать. Я хочу всегда быть с тобой.
Смерть и Тимофей недоуменно переглянулись.
- Давай я его возьму, - потянулся охранник.
Но Смерть покачала головой и чуть отступила.
- Э... - забеспокоился Тимофей.
Смерть сделала еще шаг назад.
- Э, ты чё?
Смерть обернулась и исчезла, только плащ взметнулся.
Смерть несла на руках ребенка. Избежав опасности, он весело болтал:
- А там что? Там тоже миры? А кто там живёт? А ты везде ходишь, да? А как мне тебя называть?
Смерть улыбалась.
Ненадолго она зашла к себе домой. Эта была небольшая коморка на стыке измерений - в завиточке. Подумывала оставить его здесь, но испугалась, что проснувшись и не обнаружив ее, он будет кричать и плакать. Смерть нахмурилась. Материнского опыта у нее не было. Пока ребенок дремал в глубоком кресле (ее кровать была вылеплена из Бездны, и малыш мог ухнуть в нее), Смерть порылась на полках. Съестного в доме не было ни крошки. Мертвому ребенку оно и без надобности, но малышей полагается баловать. Смерть нагнулась и коснулась гнилыми губами чистого лба ребенка, дунула, чтобы не проснулся, и вылетела из дома.
Женщина в шоке выпучила глаза, губы ее дрожали. Смерть показывала на ее сумку.
- Дай.
Та протянула свою сумку. Вокруг шумел город, топали прохожие, но никто ничего не заметил.
Пока Смерти не было, малыш подрос лет до десяти. Так ему было удобней рыться на антресолях, а то росту не хватало. Ничего интересного он не нашел. Смерть ошибалась - плакать он не собирался. Мальчик сел ее ждать.
Она возникла перед ним внезапно. На стол поставила сумку. Он открыл посмотреть. Бутылочка с молоком. Погремушка. Памперсы.
- Это... мне?
Смерть кивнула, в общем догадываясь, что мальчик для таких даров великоват.
- Я... У меня... - начала Смерть сбивчиво, - но он порывисто ее обнял и закрыл глаза, прижался к ней.
Не успела Смерть расположиться напротив и задуматься, о чём она будет с ним говорить, мальчик спросил:
- А что на ужин? Мама варила мне пельмешки.
Ни слова ни говоря, Смерть исчезла, проклиная себя за глупость. Зачем завела детеныша, поддавшись импульсу? Украла ребенка, так он теперь всю душу вытянет!
Она облетела вокруг Земли, принюхиваясь. Конечно, она знала, что такое пельмешки. И быстро нашла того, у кого они есть. В холостяцкой кухне в стиле хай-тек мужик в джинсах отваривал их в блестящей кастрюле. При этом он вдыхал вкусный пар и тихонько напевал.
Смерть дождалась, пока он выложит пельмени в миску, а миску поставит на стол, и явилась перед ним.
- Дай.
Мужик отскочил, глаза его расширились.
- Нет... нет... нет. - Бормотал он, отступая с побелевшим лицом.
- Дай... это. - Смерть указала перстом на миску. Мужик топтался и неумело крестился. Смерть взглянула на него, из под капюшона сверкнули красным глаза.
Он схватил миску и вложил в ее руки, а сам упал на табуретку.
Смерть вошла в свою пещеру. Мальчишка сидел за столом и счастливо улыбался.
Смерть поставила перед ним миску.
- Ешь.
- А вилку? - спросил он. - А сметанку? И горчичку еще.
Смерть скрипнула зубами.
И явилась перед мужиком. Она ничего не сказала, выразительно разглядывая требуемое. Мужик, ловя малейшие изменения в черноте под капюшоном, чтобы не ошибиться, протянул ей пластиковую баночку со сметаной, тюбик "Русской горчицы" и вилку. Потом быстро сунул в руки батон. Смерть крякнула и исчезла.
Мальчик дождался, пока Смерть всё перед ним поставит. Полюбовался, понюхал. Потом поставил локоть на стол, устроил голову на руку, потыкал пельмень вилкой и скучно заявил:
- Не хочу.
Смерть молчала. Потом поднялась.
- Мне пора.
- А куда?
- На работу.
- А ты надолго?
- Не знаю.
- А мне можно с тобой?
- Нет.
- Ну пожаааалуйста.
- Нет.
Мальчик обиженно насупился, Смерть исчезла.
Широко замахивалась, она косила души своей огромной косой. Три часа утра - самое время. Самоубийцы отталкивают табуретки и дергаются в предсмертных судорогах. Тяжело больные делают последний вдох в своих унылых палатах. Останавливаются сердца убитых после пьяных ссор. Три часа утра - самый большой урожай в течение суток.
Смерть опустила косу и утерла пот со лба. Души разлетались в разные стороны - кому куда положено. Смерть равнодушно смотрела на раскрытый им навстречу веер миров: страшные и темные, полные жути и отчаяния, счастливые и разноцветные, испускающие дивные ароматы и искры смеха, - будущие адреса ее подшефных, ее они ничуть не волновали.
Смерть глянула на часы и повернула домой. Летела тяжело, мрачно глядя перед собой, в никуда. Смерть мечтала только об одном - лечь и уснуть. Никогда не просыпаться, не чувствовать, не быть. Как всегда.
Она без интереса спрашивала себя, есть ли уголовная статья за кражу мертвого ребенка? Какие законы мира она нарушила? Ведь она прервала путь его души. Если придется отсидеть, она примет наказание безропотно, ей не привыкать, да и вообще... Зачем она это сделала? Поддалась какому-то непонятному импульсу. Взгляд ребенка растревожил ее так, что она не понимала, что делает. Ей было больно. Смерть наклонила голову набок и прислушалась к своим ощущениям. Ничего. Уже ничего. Как всегда. Она такая, как всегда.
Подлетая к дому, Смерть заметила, что ее нора как-то изменилась. Она стала заметней. Нет, большинство ничего не увидит, тем не менее, жилище как-то проявляется, как-то намекает, что здесь, в углу, что-то есть. Ее зрение, конечно, позволяло видеть всё четко и ясно, издалека разглядеть каждую деталь. Появились окна. Ее гнездо теперь смотрит на мир. Дверь открыта, мальчик стоит на крайней ступени крыльца, выметает мусор в пространство и поет песенку.
- Что это? - спросила Смерть.
- Да вот прибираю, - сказал мальчик.
Она прошла мимо него и огляделась. В нос шибанул запах свежести. Комната блистала. Облегченно дышал влажный после мытья пол, стены посветлели, пространство стало больше и как-то живее. Немногочисленные вещи Смерти были аккуратно разложены по полкам. На плите весело свистел чайник. Смерть вздохнула. Ужас.
Она отделила свою кровать и кресло и закрыла их стенкой, выделила в отдельное помещение. Прошла к своей постели и застыла над ней. Бездну, к которой ребенку нельзя было приближаться, прикрывал плед в цветочках.
- Что это?
- У тебя даже не было постельного белья! - защищался мальчик, глаза его сверкнули.
Смерть хотела лечь и забыться, но мальчик, вроде, чего-то ждал.
- Ну? - спросила Смерть.
- Ты устала?
Смерть ничего не ответила, бездвижно нависая над своей обновленной постелью. Надо его отругать за самоуправство. Или отшлепать. Смерть в сомнении перевела взгляд на маленького наглеца. Мальчик заподозрил неладное и отступил.
- Ты не можешь, - сказал он быстро. - Тебе нельзя!
- Чего ты хочешь?
- Давай чай пить?
Смерть кротко потащилась за ним и темной кучой свалилась на стул. С виду было непонятно, то ли в углу сидит очень высокий сутулый человек, то ли просто темный угол. Кусок мрака. Но с глазами, яркими, как угли. Из угла и тянуло мраком, но мальчика это не смущало.
- Ты устала? - повторил он, наливая ей кипяток в чашку, которую обнаружил среди ее барахла.
Смерть не ответила.
Мальчик поставил перед ней чай и уселся рядом.
- Ты женщина или мужик? - спросил он с любопытством.
- Не знаю.
- А ты давно... Смерть?
- Всегда.
- А до этого кем ты была?
- Никем.
- Наверное, всё-таки кем-то была, просто не помнишь.
- Я не существо, - наконец, проскрипела Смерть, - функция.
Мальчик расстроился. Понял он или нет, но ему стало грустно, что она не существо, а функция.
- Ты злая?
- Нет.
- А почему ты убиваешь людей?
- Всё, что родилось, должно умереть. На самом деле смерти нет. Умершие переходят в другое состояние. Ты умер, но ты же жив?
- Я живой!
- Вот видишь. Но твоей прошлой жизни и твоего мира для тебя больше нет. У тебя одна бесконечная жизнь, но теперь она проходит в другом состоянии. И будет третье, когда ты снова родишься. Переходы из жизни в бардо - это правило или функция, а я - ее проявление.
- Люди тебя боятся.
- И ненавидят, я знаю.
- Тебе грустно?
Смерть покачала головой:
- Мне всё равно.
Мальчик внимательно смотрел на нее. Смерть продолжила, размышляя вслух:
- Смерть есть только в средних и нижних мирах. В верхних и высших нет. Там другое правило - существа проходят безболезненную трансформацию. Это, конечно, лучше. Им никогда не бывает больно.
- А их правило похоже на тебя? Оно тоже как человек?
- Не знаю.
- А они тебя не боятся?
- Боятся и никогда со мной не разговаривают. - Лицо Смерти омрачилось. - Они помнят.
- Тебе, наверно, так одиноко...
Смерть молчала. Его было слишком много. Всё время болтает. Много шума.
Она встала и ушла к себе, хлопнув дверью.
Смерть забралась в постель и отвернулась к стене. Мальчик потоптался за дверью, заглянул, помялся, пошоркал ногами и вошел. Сел тихонько рядом. Вот неугомонный! Смерть сделала вид, что спит. Даже захрапела. Пацана не проняло.
- Ты всё еще здесь? - спросила Смерть, не оборачиваясь.
- Угу.
- Почему ты не спишь?
- Я маленький, меня надо уложить.
- О Господи. - Смерть закряхтела, поворачиваясь. Уставилась на мальца, тот смотрел на нее взглядом святой невинности. "Он это специально", - подумала Смерть, но не была уверена.
- Мне что, спеть тебе колыбельную? - спросила Смерть. Сарказм на мальчишку не подействовал:
- А ты знаешь?
- Нет. Я и петь не умею.
- Ну тогда расскажи сказку. Или лучше правду про свою жизнь. Я послушаю, послушаю и усну.
- Очень на это надеюсь.
Мальчик подставил ей под спину подушку, чтобы Смерти было удобно, сел поближе и прижался. Он нетерпения он немного подрагивал, как ребенок в пионерском лагере в предвкушении страшной истории.
Смерть повозилась, зыркнула на него... и смирилась.
- Ты можешь убивать, кого захочешь? - спросил ребенок.
- Это долгая история. Раньше, давным-давно, люди жили долго. Очень долго.
- Тысячу миллионов лет?
- Вроде того, но если ты будешь перебивать, я не буду рассказывать.
- Рот на замок, ключ в огород! - Мальчик сделал движение, будто закрывает рот на замок и выбрасывает ключ.
- Жили они долго, а смерть их была быстрой и безболезненной. Потом мир изменился. Сдвинулся. Законы бытия стали тяжелыми и суровыми. А люди - жестокими. То ли люди повлияли на закон, то ли он на них, но всё изменилось к худшему. Люди стали желать друг другу мучительной смерти. И смерть стала такой.
Впервые я осознала себя над полем, усеянном мертвыми телами. Я была вся в крови, с жестокой радостью в сердце. Каждая моя рука, а у меня их было тогда много, сжимала окровавленный меч. Я хохотала. И тут меня впервые пронзила мысль: "Кто я?". И я захлебнулась собственным смехом. Я огляделась. Я не понимала, где нахожусь, что происходит. Как я тут очутилась. И я спросила себя: "Что я делаю? ЗАЧЕМ я это делаю?".
Остановить резню - это от меня не зависело. Но более я никогда не была марионеткой в руках людей. Они сформировали меня, сделали такой, как им хочется, но я остановилась. И начала сопротивляться.
Люди думают, что я испытываю жажду убийства. Что мне лишь бы убивать - всё равно кого. Что я специально охочусь на людей. Подкарауливаю, стою за их левым плечом. Только и жду момента, чтобы сжать их сердце холодной рукой. Так бы и было, потому что они именно этого хотят и боятся, но я перестала соответствовать их желаниям.
Я действую строго по закону. Если человек должен умереть - он умрет. Но я не испытываю радости от прерывания его жизни. Наоборот, мне всегда больно. Я очень тесно связана с живыми существами, вся их боль - во мне.
Если тело больше не может функционировать, я его останавливаю, а душу отправляю в бардо.
Но я никогда не убиваю по проклятию. Наслать меня на кого-то - невозможно. Я не стану никого убивать по чьей-то прихоти.
Но иногда я сама принимаю решения. У меня есть некоторая свобода действий.
- Ты убиваешь плохих людей?
- Нет, не так. Я их не оцениваю и не вмешиваюсь в их судьбу - не имею права. Но если я вижу, что человек попал в беду, я ему помогаю.
- Как мне?
- Вроде того. Если человек парализован и испытывает ужасные боли, а я вижу, что ему еще мучиться так лет десять, а окружающие даже не догадываются, что с ним происходит, я его вытаскиваю из ловушки. Или если человека жестоко пытают, но не дают умереть, я вырываю у палачей их несчастную жертву. Я отвечаю на их мольбы. Они зовут меня, и я прихожу на помощь.
Но я никогда не трогаю здоровых и счастливых людей. Если, конечно, их судьба позволяет им жить дальше.
- Ты добрая, - сказал мальчик. - Значит, ты существо! И можешь быть моей ма...
- Нет, - голос Смерти прервался, и она молчала, пока не справилась с собой. - Я осознавшая себя функция. Но я не существо. Как бы я хотела... как бы...
Мальчик спал на полу кухни, свернувшись в комочек. Укрывался скатертью.
Смерть махнула рукой, поводила, вылепила диван, толкнула - диван скользнул и занял место под стенкой. Смерть подняла ребенка и переложила на диван. Принесла из своей спальни покрывало в цветочек и укрыла его.
Она разглядывала его лицо, подрагивающие ресницы. На лбу вертикальная морщинка. Смерть разгладила ее пальцами. Малыш вздохнул, морщинка исчезла.
- Вставай.
Мальчик раскрыл глаза и улыбнулся.
- Уже утро? Я долго спал?
- Пойдем, кое-что покажу.
Брать его на руки было уже неудобно. Совсем большой. Он вложил ладошку в ее костяные пальцы, и они вылетели наружу, взявшись за руки.
- Ух, я лечу! А куда мы летим?
- Смотри.
Позади, впереди, по бокам, над головой и внизу - всюду разливалась небесная лазурь, наполненная легкими золотистыми облачками.
- Ух, ты! Как красиво! Это небо? Мы в небе?
- Да.
- А где Земля? Внизу?
- Нет, здесь нет Земли. Только Небо. Ты пока полетай, а я пойду по делам.
Мальчик легко выпустил ее руку и начал кувыркаться в воздухе. Похоже, он нисколько не боялся. Странная жизнь, где пол есть только в доме Смерти, нисколько его не удивляла.
Оставив ребенка развлекаться, Смерть отправилась обрывать жизни. И в итоге так намудохалась, что еле доползла до Неба. Мальчика не было. Пусто.
Нет.
Пропал!
Мой ребенок!
Смерть метнулась туда, обратно, черной молнии подобна, ее уродливое лицо скелета вытянулось, зубы заострились, пальцы сжались, глаза метали молнии.
- Ребенок? Где мой ребенок?!
Бросилась на пролетающих богов, зарычала. Те подстегнули лебедей и резко ушли в свою реальность.
Нет.
Смерть скорбно завыла, оглядываясь.
И свернула видимое пространство, чтобы сразу очутиться дома.
Мальчик сидел на стульчике и перебирал гречку.
- Слава богу! - Смерть как подкошенная повалилась на табурет.
- Ты вернулась!
Мальчик соскочил со стула и бросился ей в объятья. Прижался, вдохнул ее мертвый запах.
Смерть отодрала его от себя и стала трясти, заглядывая в глаза:
- Ты где был? Ты как мог? Почему ушел?
- Ну там скучно было. Я сначала поигрался, а потом решил посмотреть, что там еще есть. Тебя не было и не было. И я пошел погулять.
- Ты никого не встретил?
- Ангелов видел. Но ты велела ни с кем не разговаривать, поэтому я только кивнул. Они так странно посмотрели. Это потому, что я не поздоровался. Я потом извинюсь.
Смерть сгорбилась, прижала кулак к груди:
- Ты меня в могилу сведешь.
Смерть смотрела в тарелку. Мальчик разложил кашу и потянулся за сахаром.
- Где взял?
Молчок.
- Где взял крупу, я спрашиваю? Украл?
- Что сразу украл?! Ангел один дал.
- Я кому сказала...
- Да я с ним не разговаривал! Просто он показал, где можно разные вещи брать. Я и взял. Крупу, соль, конфеты. Что ты сразу ругаешься? Есть нам надо, нет? Я голодный! А ты только работаешь и спишь! Ты скучная.
Смерть глотала горячую кашу. Вкусно. Взглянула на него, он обиженно отвернулся.
- Ну прости... Я не хотела кричать.
- Сама пропадает черт знает где, а сама орет.
- Сказала же, не буду.
- Ладно, давай я тебе апельсин почищу.
- О Господи...
- Но тебе же нравится еда?
- Вроде, да.
- Ну так ешь, а то худющая, страшно смотреть.
- Я теперь всё время голодная. В животе просто пропасть. Кажется, слона могу съесть.
- Ну так еще бы - не есть тысячу миллионов лет!
Смерть разглядывала себя в зеркало. Ее черную хламиду мальчик замочил с порошком. Сказать, что она чувствовала себя неудобно, это ничего не сказать. Зеркало даже с трудом ее отражало. По большому счету оно не знало, что отражать. Смерть не была так уж скелетом, но ничего определенней о ней сказать тоже нельзя. Что-то. Темное. Худое. Страшное. Стесняется.
Пацан, глядя в сторону, протянул ей платье.
Смерть, смущенно сжимаясь, натянула его через голову.
Белая шелковая ткань нежно коснулась ее тела. Облегла, обняла, заскользила по ногам.
Из зеркала на нее смотрела стройная девушка в легком летнем платье. То ли платье так подействовало, то ли что другое, но у Смерти появилось тело - молодое, гладкое и упругое. "А я красивая" - подумала Смерть. Красивая, если не видеть лица. Потому что венчала эту красоту уродливая голова сгнившего трупа.
Ох!
Смерть попятилась, начала сдирать с себя шелк.
- Да ну, да ну... фу!
- Стой! - мальчик вцепился ей в подол. - Тебе очень идет!
- Нет, это страшно. Что ты со мной сделал? Уйди!
Смерть сидела на стуле перед зеркалом. По скулам текли слезы. Мальчик расчесывал ей волосы и приговаривал:
- Ты у меня такая красивая.
Чтобы его не расстраивать, Смерть пошла спать в платье. Но всякое умиление прошло, когда она выяснила, что коварный мальчишка не замочил ее хламиду, а выбросил ее!
Ей теперь нечего надеть! Она что, будет работать в белом платье с горошками?!
Смерть парила над плоской зеркальной равниной, глядя вниз. В зеркале раскручивались полотнища жизней. Смерть искала его свиток. Вот. Она опустилась на стекло, прижала руки к груди и сощурилась, нагнула голову как уродливая горгулья, вглядываясь в чужую жизнь.
Прошлое. Родители гады. Вот откуда у него синяки. Кроме свежих кровоподтеков, когда она его вытаскивала из воды, на нем были старые синяки. Много синяков. Мальчик был весь синий. Но она не стала спрашивать. Она не хотела, чтобы он вспоминал. Мысль о том, как исказиться его лицо, была для нее невыносимой. Она сама всё узнала: родители избивали его, а ведь ему еще не было пяти. Нормальной была только бабушка, заботилась о нем. Научила перебирать гречку. Готовить, убирать, стирать. Бабушка заболела - он за ней ухаживал. Бабушка умерла, он остался один. Смерть сжала зубы. Одиночество. Пьяные родители. Прятался от них, убегал. Ссора с детьми на улице. Смерть - Детское царство - рождение.
Лицо его будущей матери.
Смерть смотрела во все глаза.
Его мать. Зовут Катя. На весь экран огромные голубые глаза. Бледная кожа с веснушками. Красивая. Порывистая. Добрая. Любит его. Любит и ждет. Он ей нужен. Вот странно: она не знает его, а он ей так нужен. Больше жизни.
Надо вернуть этой женщине сына. Нужно, чтобы он у нее родился. Они должны быть вместе.
Можно пропустить Детское царство и доставить его прямо к рождению. Удивительно, но ее вмешательство пока никто не заметил. Для Управляющих он сейчас находится в Детском царстве.