Молчание проходится по её коже ощутимой зыбью и вкручивается в уши, отдаваясь напряжением в бледных конечностях и влагой на тонких пальцах. Она глотает воздух осторожно, будто страшась нарушить тишину. Нудящее, больно бьющее по барабанным перепонкам безмолвие - оно ожесточённо и беспощадно кусает нервы.
Выводит из себя.
Канда стоит у раскрытого окна, рукой касаясь деревянной створки, и его тёмные волосы легко взметаются от порывов вечернего ветра - мягкого и тёплого, словно невесомые девичьи прикосновения, скользящие по гладкой коже. Будто зачарованный заходящим небосводом, он редко моргает: в его чёрных зрачках тает пылающий день.
И горят цветные облака, разливаясь по радужке яркими бликами.
Но Линали знает: ему абсолютно плевать на закат.
Она быстро сглатывает и вновь притягивает пальцами рукава кофты к ладоням - выпирающие швы длинной больничной сорочки царапали зудящую кожу, и Миранда благодушно явилась на пороге с одеждой привычнее и удобнее, чем наспех сшитые жёсткие тряпки.
Линали нервно поправляет ткань, пытаясь завернуться в свободный джемпер сильнее: круглый ворот по-прежнему оголяет шею и острые ключицы, исполосованные бордовыми корками. Чувствует, как желание спрятаться в простыни рваным грубым боем ударяет по рёбрам.
И считает щелчки секундной стрелки, изредка тревожно водя языком по губам.
А Канда ощущает себя выжатым куском лимона. Со смятой кожурой и выпотрошенным чревом. Разбитой чашей, что была полна необузданной злости, - сейчас на дне её пусто. Лишь нещадная усталь пробивает мышцы, словно забираясь под кожу.
И, когда он размыкает губы, Линали невольно задерживает дыхание: его голос пропитан осуждением. Вполне ожидаемым, впрочем. Вполне уместным.
- Почему ты мне не сказала? - говорит он, и смоляные пряди вновь вспархивают с плеч, подхватываемые свежими потоками воздуха. - Я бы тебя не выдал, будь ты со мной честна.
И правда.
Почему ты не рассказала?
Линали опускает голову - её волосы спадают на грудь, касаясь щёк и висков. Лезут в глаза.
- По той же причине, по которой я не сказала и брату.
Я испугалась.
И Канда, кажется, слышит едва не озвученное. Потому что способен понять.
Все они - потенциальные утопленники, загнанные в общую лодку и за шеи привязанные к общему камню. Чьи жизни - словно эпицентры урагана. Где не за что ухватиться, где остаётся лишь до крови впиваться ногтями в землю. Вгрызаться в неё зубами. Перестанешь бороться - и взлетишь на воздух, растворишься в оглушающем смерче.
Исчезнешь.
И когда ты отпустишь руки, кто-то другой обязательно схватит тебя за шиворот и вновь прибьёт к твёрдой почве. Снова и снова. Поочерёдно. Из последних сил. За единое стремление выжить.
Звенья одной цепи.
Канда шумно выдыхает, и Линали наконец поднимает на него глаза - он чувствует на себе её взгляд, будто она касается им вспотевшей кожи сквозь плотный материал формы. Такой ощутимый, насквозь пропитанный дотошной виной и стыдом. Такой невыносимый, что Юу оборачивается.
- Ты ставишь эмоции выше рациональности.
- Никогда не думала, что упрекать в этом меня будешь ты, - смеётся она натужно.
- Ты могла умереть, - бросает он сухо.
- Я знаю.
Канда хочет сказать что-то резкое и едкое, но словно давится словами. Давится воздухом, пропитанным больницей. Глотает желчь, вкус которой, кажется, чувствует в своём рту и Линали.
Он хмурится и проводит кончиком языка по ровной линии зубов. Изнутри. Сжимая скулы.
Чёртово "я знаю" - так наигранно беспечно, так выразительно и фальшиво. Болезненно - она вновь неосознанно до хруста выворачивает его нервы.
И Канда ударяет сильнее. Прямо под дых.
- Они знают, - выплёвывает, и она замирает, прекращая перебирать пальцами складки постельного белья. - Не только Орден, но и Четырнадцатый. О тебе известно, Линали. И, доложи ты о произошедшем сразу, утечку информации можно было бы предотвратить.
Из её лёгких будто выбивают кислород - она поражённо размыкает губы.
- Четырнадцатый?
Задыхается - Канда слышит, видит, ощущает её замешательство. Но ещё сильнее чувствует свой бессильный гнев и раздражённо фыркает.
Ведь в этой ситуации, - в этой грёбаной ситуации! - когда её душит собственная кожа, а черти тянут на дно, словно железные якоря. Когда её шкура в такой близкой и осязаемой опасности, что страх в груди пульсирует электричеством.
Здесь, сейчас.
Тебя волнует лишь он, да?
Та его сторона, что давно сожрана чужим разумом. Та его сторона, что растворилась на дне чужого океана.
Но она слепо верит - не безвозвратно.
Она говорит: он выживал однажды.
Канде хочется возразить: человек смертен.
- Линали, - произносит тихо. - Все мы кого-то потеряли в этой безумной войне. Тебе нужно его отпустить.
А она прожигает его горящими глазами и отрицает, будто захлёбываясь:
- Он жив.
- Прекрати! - громко. Линали вздрагивает. - Нужно уметь отпускать тех, кто ушёл.
А ты смог?
На грани - ей хочется орать ему в лицо. Истошно. Впиваясь руками в его куртку, дёргая ткань на себя снова и снова. Пытаясь вдохнуть в него дряхлую надежду. Разделить бремя, что душит её изнутри, зажимая в раскалённые тиски лёгкие.
- Он сказал, - произносит, и голос её надрывается. Глаза обдаёт жаром. - Аллен просил верить в него. Просил верить, Канда. И я буду. До конца, понимаешь? До самого конца, - её плечи сотрясает дрожь. Канда сжимает губы. - Даже если не веришь ты. Даже если не верит никто.
Даже если я останусь с этим безумием один на один.
В его горле застревает мерзкий ком - хочется сплюнуть его на пол. Размазать подошвой, втереть в деревянную кладку. Словно эта тяжелая слизь - слой тухлой плесени в его горле, - выблеванная на пол, позволит ему дышать. Словно она - не его грёбаные воспоминания. Не его грёбаная скорбь.
Он вновь отворачивается к окну, складывая руки на груди.
Я больше не хочу чувствовать этот чёртов призрак прошлого за спиной.
- Тебя хотят увидеть, - говорит негромко, впиваясь взглядом в потемневшую линию горизонта, - Тебе следует быть готовой: через какое-то время они появятся здесь. И, - он слышит, как она рвано выдыхает. Линали утомлённо проводит пальцами по векам и откидывает волосы до лба, - насладись свободой, пока можешь. Завтра тебе уже не дадут спокойно вздохнуть без чужого надзора.
Не проходит и получаса, как из коридора до слуха доносятся глухие шаги нескольких пар ног. Они ступают неторопливо, плавно, словно плывут по каменному полу. Старая сестра что-то неразборчиво произносит, и её голос быстро тонет в оглушающих ударах сердца о грудную клетку. Слышится скрип отворяемой двери.
Линали облизывает губы и вытаскивает ноги из-под лёгкого покрывала, притягивая колени к груди, словно пытаясь закрыться, стать меньше, незаметнее. Слегка сжимает их руками и чувствует, как ощутимо сохнет во рту.
Комуи входит в палату первым, и в его взгляде, которым он окатывает сгорбившийся стан сестры, Канда читает раскаяние. Юу расправляет затекшие плечи и, встречаясь глазами с широкими от приглушённого освещения зрачками смотрителя, коротко кивает.
Когда щёлкает замочная скважина и Линали осторожно поднимает голову, закат умирает на западе, и небосвод купается в багровых облаках, предаваясь буйству тёмных красок. Блёклое зарево держится на кромке темнеющего полотна всего несколько мгновений, а затем вечерний сумрак глотает последние крупицы света. Тихо шелестят кроны деревьев.
Вайзли становится около бетонной стены.
Линали цепенеет.
Природа стихает на мгновение - она слышит, как в её груди птицей дёргается неспокойный орган. И возмущённо упирается ладонями в мягкий матрас быстрее, чем Клауд заверяет:
- Тебе не нужно кого-либо бояться.
Как же.
Садани колуном по руке - тебе не стоит бояться.
Шагни с края обрыва - тебе не стоит бояться.
Находись в обществе закоренелых убийц - тебе, определённо, не стоит бояться.
Комуи, сидящий на самом краю постели, виновато мнёт зубами губы.
- Мне не сказали, - произносит Линали враждебно и впивается в Юу сердитым взглядом, - что Чёрный Орден нашёл ещё одного, - запинается, сминая пальцами простыню, - союзника. И я немного удивлена, генерал.
Она избегает столкновения глазами с Неа - тот смотрит на неё с напряжением и словно обдаёт дыханием скулы: Линали кажется, будто внутри неё что-то расходится швами. Рвётся, отдаваясь оглушительным треском в ушах. Ломается и рушится к изодранным ступням.
Его белые волосы вьются от самых корней.
- Нецелесообразно с твоей стороны, Канда, - говорит Клауд. - Зачем лишний раз нервировать девочку?
- Она уже давно не девочка, - произносит он грубо. - Делайте то, что хотели, и проваливайте.
- Ты всегда такой недружелюбный? - фыркает Вайзли, и его руки ныряют в карманы чёрный брюк. - Мы здесь, чтобы помочь ей. Неужели не улавливаешь?
Канда хмурится.
- Будешь выёбываться - исчезнешь отсюда первым.
- Это угроза? - с усмешкой на бледных губах.
Клауд устало плюхается на старый диван и обхватывает руками живот.
- Хватит. Мудрость, делай то, что тебе велено.
И он отталкивается спиной от каменной поверхности.
- Покажи запястье.
Что?..
Она съёживается сильнее.
- Я не просила Ноя о помощи.
- А тебя не спрашивали.
- Эй, - шипит Канда.
И Линали таранит взглядом Вайзли - со всем тем отвращением, которое только способна испытывать.
Он ощущает, как кожу пробивает зуд - она выжигает дыру где-то в районе его переносицы.
Она чувствует, как в венах клокочет раздражение.
- Я здесь не за тем, чтобы возиться с ней, как с ребёнком, - произносит лениво - в её чёрных зрачках рассыпаются искры. - Запястье показывай. Если не хочешь кончить жизнь суицидницей, конечно.
Она озлобленно сжимает губы, несколько секунд смотрит слишком колко, слишком въедливо, и Вайзли за жгучим взглядом видит нечто большее, нечто усерднее скрытое за кромкой недовольства.
Загнанная, испуганная лань. И глаза её такие же - лишь сдери плёнку напускной бесстрашности, и увидишь, как сердце в смятении ломает рёбра. Услышишь их хруст.
Линали резко вздёргивает подбородок и рваным движением задирает рукав кофты, выбрасывая руку перед собой: синие вены взбухшими прутьями виднеются под тонким слоем натянутой кожи.
Криво высеченное проклятье расползается по её запястью багровой коркой - Комуи втягивает воздух через ноздри и неосознанно задерживает его в лёгких.
Вайзли подходит ближе. Криво усмехается.
- Всё-таки не повезло тебе, девочка.
Она приоткрывает рот, но эмоции застревают в горле. Чувствует, как смятение больно бьёт по грудной клетке.
Что это значит?
Клауд разочарованно выдыхает.
- У неё есть шанс? - прямо.
Не скупится на правду: от повсеместной лжи в горле уже давно осточертело першит.
Вайзли фыркает.
- Отрицательный ответ вас не устроит, да? - и напарывается на заострённый взгляд Канды. Досадливо цокает языком. - Если предположить, что атака направлена лишь на отдельное полушарие её мозга, то его защита могла бы спасти как её психику, так и её саму. Однако, неси проклятье за собой мощный барьер мыслительных процессов, разрушить его может быть мне не под силу.
- Хочешь влезть ей в голову и проверить? - равнодушно спрашивает Неа.
- Как вариант.
- Нет! - Линали подаётся вперед, вжимая руки в матрас, и смотрит с откровенной брезгливостью.
В девице, измученной и ослабевшей, словно горят пороховые бочки, и Вайзли ощущает, как её упрямство разжигает в нём огонь острого любопытства. А ей становится невыносимо душно: злость клокочет в каждой клеточке её естества, и пакостные глаза Мудрости, нагло и нерасторопно скользящие по её силуэту, вызывают тошноту.
- Выбираешь суицид? - смеётся он, склоняя голову к плечу. - Могу помочь, но тогда, кажется, твой патлатый друг не оценит по достоинству мои старания, - в его зрачках - беспорядочный блеск. - Хотя его игрушечной саблей только траву косить.
Канда дёргается, гневно сжимая зубы.
- Проверить хочешь?
- Прости, у меня нет для тебя неподстриженного газона.
- Твоего скальпа мне будет вполне достаточно.
- Неужели одного печального опыта тебе не хватило?
- Заткнитесь оба, ради Бога! - Клауд говорит недовольно и предостерегающе смотрит на взбалмошного Канду, чьи пальцы уже крепко смыкаются на рукояти катаны. Четырнадцатый кривит губы в смешке. - Задрали, честное слово! - и возвращает усталый взгляд к Линали. В её голосе - почти искреннее сочувствие: - Ты ведь понимаешь, что случится, если мы не найдём решения, верно? Тебе лучше успокоиться.
Успокоиться?
Комуи молчит, отстранённо впиваясь взором в пол, и Линали чувствует, как разряд пробивает её тело, буквально съедая оставшиеся частицы самообладания.
- Вы издеваетесь? - с надрывом, громко, судорожно врезаясь ногтями в бёдра. - Я лучше сгорю в аду, чем соглашусь принять помощь от этого... - и захлёбывается в желчи, окатывая Вайзли волной недюжинного презрения.
Замолкает, распалено глотая воздух.
- Дай знать, как подберёшь подходящее слово, - произносит он безразлично и ощущает кожей: девчонка еле сдерживается, чтобы не съездить ему по лицу. И это, наверное, неприятно обожгло бы скулу, но у неё едва хватает сил держать спину ровно и обуздывать дрожь, пробивающую губы.
- Брат, - говорит Неа негромко, и Линали замирает. Чувствует скопившуюся под языком горечь и вскидывается слишком резко: обжигается о холод его серебряных глаз и скулит безмолвно, протяжно. Словно ощетинившаяся сука, подстреленная дробью, - в её груди тягучей жижей расползается дыра. - Пойди нам навстречу не ради себя. Сделай это ради брата.
Канда хмурится - через грань недозволенности Четырнадцатый перешёл рывком, намеренно и осознанно сжимая в кулак то гниющее и воспалённое, что червем выедало в ней сердцевину.
А она по-прежнему позволяет ему видеть себя насквозь.
И Юу ощущает острое желание задушить в ней то сильное, то непосильно дикое, что губит рассудок. То сжирающее, непотребное, сумасшедшее безумие, перед которым она раскрылась оголённой сущностью. То огромное, что она не в состоянии уместить в себе. То, что изнутри разрывает её на части.
Его.
Того, кого в ней слишком много.
- Так мы пришли к консенсусу?.. - тянет Вайзли, складывая руки на груди: его густые, волнистые пряди волос бескровными змеями обрамляют контур бледного лица. Линали кажется, будто и сам он подобен белой кобре - на дне его ярких, прошивающих нутро глаз разливается яд. Превращающий тело в камень, а затем пробивающий его залпом тысячи электрических зарядов. И прежде, чем она разбито отводит взгляд, произносит: - Процесс может быть болезненным, но ты уж потерпи.
Не обещаю, что буду осторожным.
Её легкие сжимаются. Зрачки становятся шире - зрение падает резко, и размытые силуэты вокруг походят на чернеющие бесформенные пятна. Где-то под слоем кожи и твёрдым черепом с серым веществом смешивается бурлящий кипяток - лоб обдаёт жаром, и Линали громко шипит, порывисто путая в волосах руки и крепко прижимая их к голове. В какой-то момент ей чудится, будто что-то горячее и болезненное, словно вздувшийся абсцесс, разрывается под височной костью, и она глухо вскрикивает.
Не чувствует, насколько сильно смыкается чужая ладонь вокруг её запястья.