Долгий путь по дорогам Польши неожиданно обернулся для Эвелины своеобразным романтическим путешествием. Багрянец осенних лесов, червонное золото опадающей листвы, пронизанной солнцем и напоенной ароматом свежего густого воздуха; бескрайние поля, раскинувшиеся вдоль, по обыкновению, разбитой дороги, пробудили в ней какую-то ностальгическую мечтательность о временах своего детства.
Они ехали верхом, в сопровождении большого отряда вооруженных людей, и рядом с ней, почти бок обок, так, что подол ее платья иногда касался при езде его колена, находился красивый мужчина из ее снов, воскресший князь Острожский, неизвестно каким образом превратившийся вдруг для нее в мужчину из плоти и крови. На привалах он подавал ей руку, чтобы помочь спуститься с коня, она клала свои ладони на его широкие плечи, чтобы опершись о них, скользнуть вниз и, коснувшись ногами земли, ухватиться за кожаный пояс, на котором крепилась перевязь тяжелого меча, плотно охватывающий его узкие бедра и тонкий стан. После ужина, завернувшись в теплый плащ, Эвелина сидела у костра, прислушиваясь к разговорам мужчин, и взор ее, неосознанно для нее самой, неизменно обращался к его лицу. Она невольно отмечала его длинные темные ресницы, тонкий нос, четкую линию бровей, твердо очерченный рот с казавшимися такими чувственными губами, изогнутыми в его неподражаемой насмешливой дразнящей улыбке, напоминавшей ей о том безумном и прекрасном поцелуе в ночном доме. Чуть поблескивающие отраженным светом костра, его темные глаза казались ей загадочными и глубокими, придавая его лицу необыкновенную привлекательность. Она словно не замечала, какое впечатление производила ее собственная красота на мужчин. Итальянцы, испанцы и французы, составлявшие свиту герцога, буквально дрались за право услужить ей. Поначалу герцог хмурился при виде их стараний, а затем это стало его забавлять. Неизменно вежливая и улыбчивая со всеми, Эвелина всегда опиралась на его руку, принимала только его помощь и смотрела только на него.
Дороги, по обыкновению, кишели разбойниками, и герцог, как правило, ехал во главе своего отряда, большую часть времени оставляя Эвелину и Андрея в плотном кольце своих рыцарей и поляков, стремясь обеспечить их безопасность. На второй день путешествия он почувствовал смутное беспокойство - Эвелина казалась бледной и была словно чем-то огорчена. Он взглянул на нее раз, другой, и вскоре, подчиняясь его повелительному жесту, его место в авангарде занял мрачный начальник его личной охраны, носивший весьма поэтическое прозвище Трубадур, а сам герцог присоединился к своей жене.
Эвелина встретила его таким откровенно благодарным взглядом, что по устам герцога скользнула улыбка. Заметив ее, обрадованная Эвелина вернула ему ее сторицей, и от ее ослепительно счастливой улыбки смягчились даже суровые лица испанцев.
- Вас что-то беспокоит? - спросил герцог, внимательно вглядываясь в ее лицо.
Тень снова набежала на чистый лоб молодой женщины.
- Ничего особенного, - ее голос стал напряженным. - Я просто не могу удержаться от неприятных воспоминаний.
- Надеюсь, я никогда не возил вас под стражей? - шутливо спросил он.
Эвелина ответила односложно:
- Нет. Но ваши рыцари мне слишком о многом напомнили.... Это не их вина. Они очень милы со мной и Андреем.
Герцог вопросительно приподнял бровь. Его темные глаза изучающее рассматривали лицо Эвелины, словно пытаясь проникнуть в ее мысли.
- Они напомнили вам Мальборк? - наконец, полувопросительно полу-утвердительно сказал он.
- Да.
Эвелина вздрогнула и отшатнулась от его острого взгляда. Он вспомнил! - молнией промелькнуло у нее в мозгу. - Господи Иисусе, как же он поведет себя, когда все вспомнит?! Он просто выгонит ее на улицу. Отец умер, куда ей идти?
Наблюдая за испуганным выражением ее лица и заметавшимся из стороны в сторону взглядом, герцог сердито подумал, что, пожалуй, был неправ, просто прикончив одного за другим трех оставшихся в живых после Грюнвальда мерзавцев, которые организовали похищение его жены. Надо было медленно зажарить их на вертеле, как куропаток! Она все еще помнит этот кошмар и, несомненно, вид его рыцарей тревожит ее потому, что они одеты и ведут себя не как поляки, а как рыцари-европейцы, рыцари из мрачного замка. И она боится, с удивлением и нежной жалостью подумал он. Эта гордая, такая холодная и спокойная на вид прекрасная женщина смертельно боится. На какой-то миг несколько минут назад, он заметил, что лицо ее было залито алебастровой бледностью. Но чего именно она боится? Прошло столько времени с момента ее похищения, тогда она была совсем девчонкой. Что, черт возьми, происходит? Прищурив темные искристые глаза от бившего в них ветра, герцог напряженно размышлял.
О чем он думает? - гадала Эвелина. - Вспомнил ли он? Она с некоторой долей изумления созналась самой себе, что если раньше разрыв с чудом воскресшим князем Острожским, точнее даже не с ним, а с заморским герцогом, унаследовавшим внешний облик князя, но в одночасье лишившемся его памяти, не вызывал у нее ни горя, ни сожаления, то теперь, по прошествии этих нескольких дней, что-то неуловимо изменилось в ней. Словно, как много лет назад в замке, черно-белый мир снова стал обретать цветные краски. И в центре него был высокий стройный мужчина, с темными глазами, полными огня, загадочный и притягательный одновременно. Его взгляд заставлял ее кровь бежать быстрее, и внезапно она с отрешенным цинизмом подумала о том, что если она сумеет согреть ему постель, то возможно это заставит гордого красивого герцога, или князя Острожского, кем бы он ни был, несколько иначе посмотреть на свои воспоминания. По отзывам близких ей людей, в искренности которых она не сомневалась, она все еще оставалась красива. Когда-то он был влюблен в нее так сильно, что пожертвовал своей честью, женившись на ней. Он упоминал, да и его рыцари рассказывали, что, даже лишившись памяти, он продолжал помнить ее лицо и искал ее, прочесывая с методичностью маньяка всю южную Италию. Он не похож на монаха. Он так красив, так привлекателен, кажется таким чувственным мужчиной, что она могла бы попытаться привязать его узами плоти, а потом уже более спокойно ждать возвращения его памяти, которая, несомненно, рано или поздно возвратится к нему. Она могла бы... Эвелина вовремя остановила себя, пока ее воображение не завело ее слишком далеко. Опомнившись, она бросила быстрый косой взгляд на герцога, но его лицо по-прежнему было задумчивым.
Последнюю ночь перед приездом в Остроленку, они заночевали на постоялом дворе. К услугам княжеской четы была предоставлена просторная горница с широкой низкой кроватью, стены которой были увешаны коврами с характерными следами и вмятостями, оставленными от некогда украшавшего их оружия. В углу, в печи мирно горело невысокое спокойное пламя, и чуть потрескивали от жара дрова. Убедившись, что Андрей уже сладко посапывал в комнате, отведенной им с Гунаром, Эвелина зашла в горницу, из последних сил скинула сапоги, бросила на пол шляпу и, повалившись на кровать, мгновенно уснула.
Она проснулась словно от толчка при звуках шагов и шороха снимаемой одежды. Открыв глаза, при неровном свете пламени в печи, она тут же увидела обнаженный плечи стоявшего к ней спиной герцога. Его совершенная фигура четко выделялась на фоне горящего в печи огня. Забыв обо всем на свете, Эвелина с замиранием сердца увидела, что прежде чем лечь в постель, он намерен раздеться до конца. Горячая волна залила ее тело. Сейчас он разденется, ляжет в кровать, и она прижмется, прильнет к нему всем телом, ощутит каждую мышцу его великолепного тела, их губы встретятся, и она будет гореть вместе с ним в испепеляющем огне страсти. Эвелина с ужасом подумала о том, что подобная мысль никогда раньше не приходила к ней в голову. Она вовремя остановилась. Сердце гудело, как набатный колокол.
Не замечая того, что она проснулась, герцог лег в постель, осторожно, стараясь не задеть и не разбудить ее, занял свою половину кровати и отвернулся в противоположную от нее сторону. Вскоре она услышала его ровное дыхание.
Глубокое разочарование хлынуло ей в душу, хотя она не отдавала себе отчета в том, какого именно поведения она ожидала от него. И что бы она сделала, если бы он действительно ее обнял или поцеловал: откликнулась бы на его желание или с отвращением отшатнулась от него. Успокаивая себя подобными мыслями, Эвелина ворочалась с боку на бок, не в силах уснуть. Близость герцога беспокоила ее. Ей казалось, что она ощущает тепло и спокойствие, излучаемое его телом, и то, что она не могла прикоснуться к нему, согреться его теплом и утешиться его покоем, вызывало у нее холодную дрожь во всем теле и бессильное негодование.
Однако мучилась она недолго. Где-то через полчаса после того, как герцог уснул, на лестнице послышались торопливые шаги, а затем последовал легкий стук костяшками пальцев в дверь.
- Ваша светлость, - прозвучал приглушенный голос дона Алонсо, командира испанского отряда людей герцога. - Ваша светлость, проснитесь! К вам курьер из Арагона.
Герцог оторвал голову от подушки, бросил быстрый взгляд в сторону Эвелины, поднялся, набросил на плечи рубашку и, на ходу застегивая ее, подошел к двери.
- Я слышал, Алонсо, - негромко сказал он. - Сейчас иду.
Потихоньку чертыхаясь сквозь зубы, герцог продолжал торопливо одеваться. Эвелина услышала, как он отпер засов на двери, и еле успела закрыть глаза, потому что, взявшись рукой за скрипнувшую скобу двери, герцог обернулся и снова обеспокоенно взглянул на нее. Затем она услышала его удаляющиеся шаги в коридоре, и лишь после этого, осмелилась снова распахнуть глаза. Любопытство пересилило осторожность. Набросив поверх ночной сорочки теплый халат, Эвелина босиком, крадучись словно девчонка, пробралась до конца длинного коридора и замерла у лестничного пролета, сверху, через перила, увидев людей стоявших в центре главного зала постоялого двора. Света не было. Лишь в руках двух рыцарей герцога потрескивали, чадя и разбрасывая во все стороны искры, пара догоравших факелов. В их неверном свете Эвелина увидела высокого черного человека со смуглой кожей и темными, как смоль, волосами, который говорил с герцогом. Ей удалось уловить отрывки разговора, окончательно поставившего ее в тупик.
- Поздравляю вас, Монлери! - голос незнакомца в черном был резкий и отрывистый, как у ворона. - Вы получили вторую герцогскую корону. Старый герцог умер месяц назад. У него нет других наследников, кроме вас. Их королевские высочества просят вас прибыть ко двору. Богатства де Монсада огромны - они хотят видеть вас и вашего сына. Завещание будет оглашено только в вашем присутствии. Такова воля вашего покойного деда и так распорядился король. Он также просил вас представить все бумаги, связанные с вашим браком и рождением вашего сына. Донна Лусия уже при дворе. С вашего позволения, я должен идти.
Эвелина отпрыгнула от перил, как только отблески огней на стенах задрожали и заметались из стороны в сторону, что безошибочно подсказало ей, что владельцы факелов тоже пришли в движение. Добравшись до своей горницы, она бросилась в постель, пытаясь выровнять дыхание и унять колотящееся сердце.
"Я ничего не понимаю! - с досадой думала она. - Какая герцогская корона? Какой король? Ягайло? При чем тут завещание старого герцога? Какой старый герцог?! Ему нужны бумаги? Зачем? Что происходит?"
Не находя ответа ни на один вопрос, она не заметила, как уснула.
После полудня следующего дня отряд герцога остановился перед скалой, на которой возвышался замок Остроленки. Солнце стояло уже высоко, и герцог, прищурив глаза, внимательно осматривал это старинное каменное строение - толстые стены из белого камня, уже порядком обветшавшие и местами тронутые разрушительным влиянием времени, центральную башню донжона, того же цвета, тоже некогда крепкую и добротную, а ныне уже ждущую того, чтобы на нее обратили внимание. Но сам замок был хорош. Издали он производил впечатление легкой игрушки, притулившейся на самом краю зеленого острова на излучине Вислы, воздушный и изящный, как статуэтка. Очень похожий на Эвелину, подумал герцог с горечью. Прелестная игрушка, саморазрушающаяся изнутри.
На мощеном каменном дворике замка уже собралась встречать хозяев многочисленная челядь. При виде рыцарей и герцога в седле, бледного, с непокрытой головой, в темном походном плаще, трепетавшем за спиной, установилась такая тишина, что слышно было стрекотание кузнечиков в подводе с сеном, стоявшей во дворе. Затем часть дворни, знавшая князя Острожского в лицо, упала на колени и начала креститься. Андрей сидел в седле перед отцом и гордо смотрел по сторонам.
Все в той же звенящей тишине герцог спешился. Андрей протянул к нему руки, призывая его снять себя с седла. Герцог подхватил на руки хрупкое маленькое тельце, ощутил на своей щеке шелковистую прядку светлых волос сына и не мог произнести ни слова, чувствуя подкативший к горлу тяжелый ком. Насколько минут они так и стояли в полном молчании посреди коленопреклоненных людей: высокий красивый мужчина в полном воинском вооружении и маленький мальчик у него на руках, оба белокурые, темноглазые, с почти одинаковым выражением признательности на лицах. Потом Андрей крепче обхватил руками шею герцога и, обращаясь к растерянным людям, громко закричал:
- Смотрите, я привез вам отца!
Голос ребенка словно разбудил людей. Все они, как по команде, зашевелились, вскочили на ноги, бросились к чудом воскресшему хозяину, окружили его плотной толпой. Женщины всхлипывали от радости, как старая Аделина, служившая еще матери герцога, мужчины, стремясь выразить свои чувства, шутили и хлопали его по плечам. Герцог узнавал знакомые лица, здоровался, отвечал на их шутки, пожимал протянутые к нему со всех сторон руки, продолжая крепко держать в руках маленькое хрупкое тельце белокурого мальчика, его сына, тающего от восторга в его руках.
Остроленка, Польша, 1416 г
Первые дни пребывания герцога в Остроленке показались Эвелине адом. Красота, обаяние, великолепное тело этого мужчины притягивали ее, но она панически боялась его внимания. Боялась не потому, что он каким-либо образом покушался на ее одинокие ночи, а потому, что ей хотелось бы этого. Она боялась в него влюбиться, потому что не знала, как он поведет себя, когда к нему, наконец, вернется память и он вспомнит, при каких обстоятельствах произошло их знакомство. Что он тогда сделает? Этот вопрос мучил Эвелину непрестанно. Кроме того, существовал еще Тенчинский, пан Станислав, племянник королевского кастеляна, невесть каким образом проникший в их тайну. Что потребует он за молчание теперь, когда узнает о воскрешении герцога. Ответ был очевиден, и хотя этого еще не произошло, Эвелина холодела от предчувствия чего-то ужасного.
Герцог был нежен и внимателен с ней, и только. Пока он не настаивал на выполнении условий их более чем странного соглашения, негласно заключенного ими при встрече в Краковском предместье, но Эвелина часто ловила на себе его внимательные взгляды. Они пугали и настораживали ее, но при этом она чувствовала какой-то сладостный испуг, волнующее ощущение теплых мурашек, пробегающих по всему телу. Она никогда не испытывала любовного влечения ни к одному из встречавшихся на ее пути мужчин, поэтому подобные впечатления были ей вновь и страшили ее.
В первые дни после своего приезда, герцог занимался исключительно замком. По его просьбе, на следующее утро после приезда в замок, Эвелина собрала в большой зале Остроленки всех слуг и вассалов, которые имели возможность лично лицезреть и познакомиться с герцогом, который уже превратился за минувшие после войны годы в полу-мифического человека-легенду. За неделю его пребывания в замке герцогу удалось навести среди гарнизона такой порядок и дисциплину, о которой ранее Эвелине приходилось только мечтать. Слуги и наемники слушались его беспрекословно. Он начал ремонт дальнего, обвалившегося наполовину фрагмента укреплений крыла старого замка, расширил помещение для воинов, лично занялся проблемами охраны урожая в принадлежавших замку селах. Кроме того, каждое утро, невзирая на погоду, он сам и его рыцари занимались военной подготовкой шляхтичей-вассалов и молодых крестьянских парней, обучая их приемам рукопашного боя, сражения на копьях и в пешем строю, искусством владения различного рода оружием. Гордый Андрей тоже принимал участие в занятиях. После приезда в замок, он словно прилип к отцу, не отходил от него ни на шаг, сопровождая его везде, как маленький хвостик. Герцог смеялся, пытался отослать его к матери, но настойчивый Андрей не отставал, и герцог, смирившись, сажал его к себе в седло, отправляясь в поездки по окрестностям, а затем, присмотревшись к диким литовским навыкам верховой езды Андрея, абсолютно лишенного боязни лошадей, подарил ему сильного выносливого трехлетку-жеребенка от своего великолепного арабского скакуна. Андрей был так счастлив, что у Эвелины не хватило духа запретить ему даже подходить к этому норовистому животному. Заметив ее опасения, герцог настоял на том, чтобы она появилась на плацу и своими глазами увидела, насколько силен и уверен в себе этот кажущийся таким хрупким мальчуган.
- Я рос точно таким же, - насмешливо прокомментировал он, видя выражение ужаса на лице Эвелины, когда Андрей по-литовски, не касаясь стремян, взлетел в седло. - Казалось, в чем душа держится, а силы в его ручонках и отваги в его сердце столько, что это компенсирует все остальное.
После этого, Эвелина только вздыхала, когда видела как самозабвенно, в пылу боя, машет Андрей своим почти настоящим, но незаточенным, специально изготовленным для него доном Алонсо мечом, успешно противостоя натиску крепких десятилетних ребятишек кузнеца, также пожелавших учиться правилам рукопашного боя. Мокрый и взъерошенный после очередной потасовки, он мчался к матери и, уткнувшись лицом в ее сладко пахнувшее полевыми цветами платье, радостно хвалился своими успехами и достижениями.
- Еще немного, и я смогу поколотить пана Станислава! - однажды очень серьезно, понизив голос, заявил он после перечисления своих нынешних побед. - И ты больше никогда не будешь плакать из-за него!
- Что ты говоришь, Андрей? - Эвелина присела перед ним и, отведя с его лба влажную прядь волос, заглянула ему в глаза. - Ты подслушивал, да? Когда это было?
- Вечером, у пруда, перед тем как мы поехали в Краков, - неохотно проворчал Андрей, поняв, что проговорился.
- И что ты слышал? - стараясь сохранять спокойствие, спросила Эвелина.
- Пан Станислав хотел, чтобы ты вышла за него замуж. Он тебе угрожал и говорил разные гадости про тебя и отца.
- Ты никому не сказал об этом разговоре?
Андрей отвел ее руку, сам пригладил ладошкой свои волосы и, сердито сверкнув глазами, ответил:
- Я сказал папе. Потому что он вернулся, чтобы нас защищать.
- И что сказал папа? - замирая от нехорошего предчувствия, спросила Эвелина.
- Он сказал, чтобы я не беспокоился. Он все сам уладит.
Эвелина не знала, плакать ей или смеяться.
Стук железа и звуки рукопашной схватки под окнами по утрам скоро перестали пугать впечатлительную деревенскую обслугу на кухне, состоявшую преимущественно из молодых девушек. Освоившись с новыми порядками в замке, они осмелели, и нередко, в полдень, во время перерыва, бежали с чашами колодезной воды или медовухи утолять жажду уставших после поединков парней, рыцарей и мужиков.
Отчего-то отчаянно труся, Эвелина раз сама спустилась вниз с ковшом холодной колодезной воды для мужа. Принимая у нее ковш с водой, герцог на секунду коснулся своими ладонями ее рук, почувствовал, как она вздрогнула от его прикосновения, и в тот же миг Эвелина увидела его белозубую улыбку. И уже не могла отвести от него глаз, пока он пил, хотя он накрыл ее пальцы своими всего лишь на какую-то долю секунды. Его глаза, когда он возвращал ей пустой ковш, искрящиеся смехом, показались ей полными какой-то магнетической силы и притягательности. Она смотрела в них, не отрываясь, и внезапно с холодком в груди увидела, как улыбка постепенно уходила из его глаз, они сделались глубокими и горячими. Она вдруг воочию представила, как он кладет свои руки на ее талию, а его горячие губы прижимаются к ее пересохшим от волнения губам, словно вновь почувствовала на своей груди прикосновение его пальцев и ощутила головокружительное тепло его поцелуя. Герцог непроизвольно шагнул ей навстречу, но тут же остановился, увидев, как краска медленно заливает ее лицо. Среди рыцарей и домашней прислуги, наблюдавших эту короткую сценку, послышались шуточки и добродушные смешки. Эвелине пришлось сделать над собой усилие, чтобы заставить себя спокойно уйти.
Зайдя за угол какой-то хозяйственной постройки, она остановилась, с бешено колотящимся сердцем, без сил привалившись к стене, и чуть не разрыдалась от бессильного гнева. Что, черт возьми, с ней происходит? Еще секунда, и она бы сама прилюдно бросилась на шею герцога, готовая повалить его на землю и заняться с ним любовью. Ей хотелось, безумно хотелось ощутить своим обнаженным телом его тело, ей хотелось, боже, какой ужас! хотелось его любви, его желания; ей хотелось, чтобы он владел ею, чтобы он ее ласкал, любил, сжимал в объятьях...
В тот же миг чьи-то крепкие теплые руки подхватили ее, она подняла голову, и увидела совсем рядом серьезное лицо герцога с горящими от желания темными глазами. Не в силах больше бороться с собой, без единого звука, она бросилась ему в объятья, и с пьянящим восторгом почувствовала на своих губах его губы. Задыхаясь от его поцелуев, Эвелина шептала его имя, ее тело, гибкое и стройное, прижималось к нему так крепко, что даже через его плотную одежду, она с благоговейным ужасом почувствовала, как сильно он возбужден.
- Эвелина, прекрати немедленно, - прошептал он скорее себе, чем ей, и, тоже задыхаясь, нехотя отстранил ее от себя. - Иначе я возьму тебя прямо здесь, за конюшней. Думаю, прислуге это понравится, но тебе - вряд ли...
- Мне тоже понравится, - словно в забытье прошептала Эвелина. - Сделай это.... сейчас .... пожалуйста.... я так хочу тебя...
Она скорее почувствовала, чем увидела, как выражение исступленного, долго скрываемого желания исказило его черты. С ощущением ошеломительного восторга от своей власти над ним Эвелина вдруг поняла, что еще одно ее слово, и он это сделает. Здесь и сейчас, как она хотела, даже если на них будет смотреть весь мир.
Эвелина почувствовала, как герцог с сожалением оторвался от ее губ и нехотя отстранил ее от себя. Прохладный летний ветерок, коснувшийся ее лица, показался ей ледяным, в то время как в жилах ее бушевал огонь желания. Андрей с тревогой посмотрел на бледное, с выступившей испариной на лбу лицо Эвелины.
- Ты хорошо себя чувствуешь?
- С мамой все в порядке, Анри. Она просто немного переволновалась.
Герцог слегка приобнял Эвелину за талию, словно понимая, что без его помощи она просто не сможет удержаться на ногах. Она чувствовала, как его тело начинает расслабляться от напряжения, мускулы становятся мягче, дыхание более спокойным и глубоким. Прижавшись лбом к его теплому плечу, Эвелина тщетно пыталась выровнять свое дыхание. Ей хотелось кричать от неудовлетворенного желания. Она еще немного постояла, приходя в себя, а затем, бледно улыбнувшись, взяла в свою руку ладошку обеспокоенного ее поведением Андрея, и позволила сыну увести себя в дом.
Весь день она проходила как в тумане, спрашивая себя, как можно быть такой идиоткой.
Вечером, тот же самый вопрос задала ей Эльжбета Радзивилл.
Прекрасная литвинка мало изменилась за прошедшие после Грюнвальда шесть лет. Она была все такой же стройной, длинные темные, цвета воронова крыла волосы все такой же густой волной спадали ей на плечи и спину. Она по-прежнему не признавала головных уборов, кроме узкого темного кожаного шнурка с амулетом солнца, которым она подвязывала волосы на висках. Ее темные, удлиненные, чуть раскосые русалочьи колдовские глаза, казалось, стали еще глубже и печальнее, словно годы прибавили ей мудрости и ведовства. Их с Карлом сын, Зигмунт Радзивилл, названный в честь любимого кузена, князя Острожского, был на полгода моложе Андрея. Мальчики были закадычными друзьями и практически никогда не расставались, по очереди проводя время или в Остроленке, в Польше, или в Радзивиллово, в Литве.
Прибыв с сыном в Остроленку в середине дня, Эльжбета с немалым удовольствием наблюдала за разыгравшейся на дворе сценой, догадываясь, что могла произойти и не произошло за конюшней, когда туда побежала Эвелина, вслед за ней последовал Острожский, а затем за ними увязался вездесущий Андрей. Заметила она и выражение лица Эвелины, когда та за руку с Андреем вышла из-за стен конюшни.
Во второй половине дня, сидя в саду Остроленки, на лужайке, с которой отрывался вид на великолепный розарий, начало которому положила еще мать Острожского, Эльжбета, вяло и рассеянно похвалив Эвелину за поддержание сада в идеальном порядке, вдруг неожиданно, чуть ли не прервав себя на полуслове, с прямотой Карла Ротенбурга спросила:
- Ты что, Крис, на старости лет последних мозгов лишилась? Извини уж за лексикон, но я слишком зла, чтобы быть вежливой. Ты вообще хоть иногда думаешь о том, что ты с ним делаешь?
- С кем? - не поняла Эвелина.
- С Острожским! Сначала ты просто извела его своей холодностью. Он смирился. Он даже умер и дал тебе время придти в себя! Теперь он возвратился живой и спокойный, и вы поменялись ролями? Зацепило, наконец? Ну и замечательно. Но умоляю тебя, веди себя адекватно! Чего ты смотришь на него как влюбленный щенок?
- Как это адекватно? - спросила Эвелина, слишком ошарашенная бурным напором Эльжбеты, чтобы обижаться на ее слова.
- Для тебя, замужней женщины, - закатив глаза к небу, менторским тоном сказала литвинка, - это значит не провоцировать его на людях, а просто и быстро тащить его к себе в постель. Надеюсь, это понятно? Я не слишком прямо выражаюсь?
- Твоя мама бы тебя не одобрила, - пробормотала смущенная Эвелина, и после непродолжительной паузы, с нервным смешком спросила: - А что, это было так заметно?
Эльжбета наклонилась к ней, длинные темные как шелк волосы скользнули с ее плеч и упали вдоль лица, действительно придав ему нечто ведьминское.
- Эва, ты правда не понимаешь, что он до сих пор влюблен в тебя? И ты не осознаешь, как ты красива? Даже меня порой оторопь берет! А теперь, когда в твоих глазах зажглось еще и желание, как это было сегодня днем, у бедняги Острожского просто меч из рук выпал, когда он увидел тебя! То, что ты хочешь его, а он хочет тебя, было вот такими большими буквами написано на ваших лбах! Все остальные мужики почувствовали только отраженный заряд вашей энергии, и заметь, почти все они сейчас уже кувыркаются с бабами на сеновалах!
- Эли, прекрати сейчас же! - покраснев, Эвелина зажала руками уши. - Я вовсе не хотела ничего такого, просто как-то невольно получилось...
- Представь себе, я тебе верю, - усмехнулась Эльжбета, усаживаясь поудобнее. - Надеюсь, после этого представления днем у тебя хватит ума оставить дверь своей спальни сегодня ночью незапертой? Или ты решила его добить?
- Я боюсь, что он не придет, - наконец, тихо сказала Эвелина.
Эльжбета схватилась руками за бока и начала хохотать. Эвелина некоторое время смотрела на нее, а потом уселась, как Эльжбета, прямо на траву рядом с кустом цветущих роз, и мрачно сказала:
- Не понимаю, что именно тебя так развеселило.
- Ты! - отдышавшись, сказала Эльжбета. - Покажи мне того мужчину, который не придет, когда ему предлагают любовные утехи. Это раз. И кто предлагает? Эвелина Острожская! Да твое имя с придыханием восторга произносит даже старый козел Ягайло! Это два. Я, конечно, не призываю тебя проверить это эмпирическим путем, иначе половина Польши будет стоять в очереди перед дверями твоей спальни, когда туда же придет Острожский. В-третьих, если ты даже намекнешь об этом Зигмунду, мы можем засекать время. Он будет у твоей двери минута в минуту. Ты что забыла, как легко тебе удалось его спровоцировать сегодня днем?! Да если бы не Андрей, я думаю вы бы надолго задержались в тенечке за конюшней! И это посреди бела дня! И это выдержанный Острожский!
Эвелина прикрыла ладонями горящие щеки.
Эльжбета остановилась, чтобы перевести дыхание, а потом придвинулась ближе к Эвелине, обняла ее за плечи и, словно утешая, как в детстве, нежно провела рукой по ее густым светлым волосам.
- Чего тебе еще надо? Каких доказательств, что он все еще любит и хочет тебя?
Говори! Я же вижу, что ты чего-то боишься.
- Эли, он все забыл! - Эвелина, наконец, отважилась сказать то, что так сильно беспокоило ее.
- Что забыл? - Эльжбета осталась серьезной. - Он же помнит свое имя, титул, возраст, слуг, тебя. Что тебе еще надо? На что тебе его память обо всем остальном? Он любит тебя и Андрея. Этого достаточно.
- А если он вспомнит то, что случилось со мной в замке? - Эвелина понизила голос, словно у нее перехватило горло. - Вспомнит потом, когда мы уже будем жить, как муж и жена, когда я полюблю его. Вдруг он вспомнит это, но не сможет вспомнить, что заставило его жениться на мне вопреки тому, что он должен был бросить меня в тот момент, как узнал обо всем... Если он станет жалеть о своей жертве? Понимаешь? Что тогда будет со мной?
- Он женился на тебе потому что тебя любил. Ты думаешь, ему будет так сложно вспомнить это?
- Ты не понимаешь, Эли! - Эвелина в отчаянье от бессилия передать словами свои душевные муки, мяла и щипала попавшуюся под руку траву.
- Я все понимаю, - остановила ее Эльжбета. - Перестань портить свою лужайку. Положи руки на колени и смотри на меня. Так вот, на этот вопрос ответа нет. Будет он жалеть или нет, он тебе об этом никогда не скажет. А может и скажет. Знаешь, в пылу наших с Карлом семейных ссор мы такое друг другу говорим, что мало не покажется. Главное, он тебя никогда не бросит.
- Откуда ты знаешь? - тихо спросила Эвелина.
- Я не знаю, я чувствую. Мне просто интересно, почему ты так не доверяешь ему? Почему ты думаешь, что если он смог переступить через всю эту грязную историю лет десять тому назад, когда она еще была, так сказать, свежей, то он не сможет сделать этого сейчас, когда прошло уже столько времени? Кроме того, твоей вины здесь нет и никогда не было. Зачем ты придумываешь проблемы, которых нет? Уж это давняя история с замком должна волновать тебя меньше всего!
- Легко тебе говорить, - буркнула Эвелина. - Что же меня, по-твоему, должно сейчас беспокоить?
- Не сейчас, - улыбнулась одними губами Эльжбета, в то время как ее глаза остались темными и тревожными, как ночь. - Сейчас у тебя другая забота. Он придет, Эва, вот увидишь.
Они некоторое время помолчали, прежде чем Эвелина, проникнувшись настроением Эльжбеты, осторожно спросила:
- Ты что-то чувствуешь, да?
Эльжбета помедлила.
- Тебе кажется нормальным, что Зигмунт называет себя другим именем? - наконец, словно бы с неохотой, преодолевая собственное сопротивление, спросила она.
- Что ты имеешь в виду?
- Только то, что спросила. Почему он называет себя герцогом Монлери?
Эвелина растерялась, она никогда не задавала себе такой вопрос.
- Ну, он был ранен, потерял память, по ошибке его увезли в Европу, потому что его приняли за европейского рыцаря, - пробормотала она.
- Какой бред! - Эльжбета сердито выдернула сорняк, случайно затесавшийся под кустом ее любимых роз, сорт которых она несколько лет тому назад вывела сама и дала им имя своей лучшей подруги. - Вспомни, как он был одет при Грюнвальде.
- Ну, я уже не помню, - растерянно сказала Эвелина.
- Вспоминай! Ты же была на поле? - категорически потребовала Эльжбета. - Хорошо, склеротичка, задаю наводящий вопрос. Меня не интересует цвет и покрой его жупана. На нем была кольчуга или европейские латы?
- Конечно, кольчуга! - оскорбилась Эвелина. - С какой стати он стал бы одеваться как рыцарь? Хотя, - она задумалась, - я не совсем уверена. Мне кажется, кто-то упоминал, что он должен был переодеться, поскольку его доспехи сильно пострадали во время набега литовской конницы. Может быть, он поменял только щит или меч? В любом случае, на нем был темный с серебром плащ и синий берет легендарного князя Корибута, а также все его гербы, флажки и эмблемы.
- Замечательно! - глаза Эльжбеты насмешливо сверкнули. - Я так и думала. А теперь скажи мне, по какой такой ошибке его могли принять за европейского рыцаря?! Темный с серебром плащ и синий берет князя Острожского, гербы королевских родов Польши и Литвы, Ягайло ведь всегда настаивал на этом? Все это говорило само за себя, даже если он был тяжело ранен и без сознания! Литвины и татары Витовта не только были знакомы с его символикой, но знали его в лицо! Поляки бы тоже не ошиблись, уверяю тебя! Ты сама знаешь, что любой захудалый европейский рыцарь, который не умеет читать и писать, знает геральдику не хуже нас с тобой! Острожский был очень приметной личностью! После окончания боя были найдены и опознаны почти все, как со стороны рыцарей, так и со стороны поляков, русских, татар и литвинов. Острожского не нашли! Ни живого, ни раненого, ни мертвого! Тебе о чем-то это говорит?
Эвелина покачала головой.
- Ты намекаешь на то, что он мог дезертировать, что ли?
Эльжбета покрутила пальцем у виска.
- И это говорит женщина, которая была на поле боя! Даже я знаю, что литовская конница начала отступать, когда был ранен Острожский!
- И что из этого следует?!
- Из этого следует, Эва, что его тело было вынесено с поля боя в промежуток между первой и второй атакой Витовта, когда в бой пошли поляки.
- Что ты имеешь в виду? - Эвелина почувствовала, как холодные мурашки страха поползли по ее коже, несмотря на зной все еще пригревавшего полуденного солнца.
- Я не знаю. Мне просто кажется очень странным, что тела Острожского не оказалось ни у рыцарей, ни у союзников! Почему его тело прямиком отправилось по известному адресу куда-то там в Италию? Что-то здесь концы с концами не сходятся!
- Не нравится мне это, Эва! - некоторое время спустя, заключила Эльжбета.
-Ты думаешь, он не Острожский? - дрогнувшим голосом спросила Эвелина, помедлив.
- А ты? Он же твой муж!
- Но ты же у нас колдунья! Ты же у нас все знаешь и всех понимаешь!
- Эвелина, перестань молоть чушь! Что тебе говорит твое сердце? Это Острожский или нет?
- Это Острожский! - подумав, твердо сказала Эвелина. - Здесь не может быть никаких сомнений. Меня настораживает только то, как избирательно пропадает у него память.
Эльжбета задумчиво кивнула головой, соглашаясь с ее суждением.
- Я тоже думаю, что здесь нет никакого подлога, и это действительно Острожский. Более того, я думаю, что он уже вспомнил все или почти все. Несомненно также то, что травма у него была. Все эти годы я пыталась звать его, но натыкалась на глухую стену бессознательного вакуума, пустоты, словно я говорила с глухим. Это тоже очень странно. Словно бы он...., - она оборвала себя на полуслове, а затем медленно закончила, - Сейчас этой стены нет.
- Ты думаешь, - Эвелина понизила голос, - что ему кто-то помог забыть, кто он такой?
Эльжбета неуверенно покачала головой.
- Я не знаю. Я могу дать ему выпить настой, который снимет действие того, другого снадобья, если он его действительно выпил. Тогда он вспомнит все, до последней детали.... но он сам должен согласиться на это. Понимаешь?
Эвелина молча кивнула, сама толком не осознавая, что она хочет.
- Я также думаю, - Эльжбета взглянула на Эвелину, словно прикидывая, говорить ей это или нет, но потом все-таки закончила, - что Острожский не хочет вспоминать замок, потому что видит, как это травмирует тебя.
- Ты имеешь в виду, что он уже вспомнил все, что происходило в Мальборке, - уточнила Эвелина, бледнея.
- Крис, не будь дурой! - рассердилась Эльжбета. - Я польским языком говорю тебе: да, он все вспомнил. Разве ты не замечала? Он ни разу не пытался дать тебе понять это?
- Ты знаешь, - теперь уже Эвелина стала задумчивой, - возможно, ты и права. Было несколько моментов, когда он вдруг начал говорить о турнире в Мальборке, что-то о моем вишневом платье, ну, и о том, что у нас были определенные отношения в замке.
Эвелина закусила губу и покраснела.
- Смелее, - подбодрила ее Эльжбета. - Надеюсь, ты не упала в обморок?
- Нет, но честно говоря, была близка к этому.
- Ну и слава богу! - заключила Эльжбета. - Вспомнил, и ладно. Главное, не дергайся. Жди, когда он заговорит об этом сам. А если не заговорит, так тебе еще лучше, значит он не хочет об этом вспоминать. Что было, то прошло. Расслабься, он с тобой и с Андреем, здесь, в Остроленке. Все хорошо.
- Все не может быть хорошо! - с гримасой сказала Эвелина, отворачиваясь. - Буквально перед отъездом в Краков ко мне явился Тенчинский!
Эльжбета усмехнулась.
- Вот уж новость так новость!
- Эли, он сказал, что знает все о том, что случилось со мной в Мальборке, - понизив голос, сказала Эвелина. - Он обещал, что ославит меня и имя князя на всю Польшу, если я не соглашусь выйти за него замуж!
- Он псих, - спокойно вынесла вердикт Эльжбета. - Не обращай внимания. Он ведь тогда не знал о возвращении Острожского?
- Нет.
- Ну и чего ты беспокоишься? Надо быть совсем малахольным, чтобы цепляться за эту идею теперь, когда Острожский оказался живым. Станислав снова поскулит-поскулит, действуя тебе на нервы, затем побежит жаловаться королю и дядюшке-кастеляну, а потом ляжет на дно зализывать раны своего оскорбленного самолюбия.
- А если он пойдет и попытается шантажировать Острожского?
- Зачем?!
Эльжбета даже приоткрыла рот от удивления, услышав такое предположение.
- Он, конечно, бывает туповатым временами, но, поверь мне, он не полный идиот! Если он сунется со своим мелкошляхетским шантажом к Острожскому, тот разделает его, как бог черепаху. Чего-чего, а инстинкт самосохранения развит у пана Станислава как следует!
Они некоторое время помолчали. Воздух сада был напоен ароматами меда и последних летних цветов. Чистое и высокое небо казалось невероятно синим и бездонным. Большие полосатые шмели с жужжанием перелетали с цветка на цветок. Ленивая истома полуденного августовского дня была разлита в воздухе. Совсем рядом, с соседней лужайки, полускрытой разросшимися кустами роз, слышались голоса играющих в солдатики мальчишек, почти шестилетнего Андрея Острожского и пятилетнего Зигмунта Радзивилла.
Эвелина прислушалась к их разговору и внезапно вспомнила:
-Слушай, а куда делся Карл? Что-то я не припомню, чтобы я видела его сегодня утром, когда вы приехали.
- Ты, по-моему, вообще, кроме Острожского, никого больше не видишь, - подколола ее Эльжбета. - Ладно, я пошутила, расслабься. Карл действительно приехал позже, после полудня. Кто-то там задержал его в городе, надеюсь, не твой разлюбезный пан Тенчинский? Словом, сейчас они заперлись где-то с Острожским и, наверное, опять сплетничают.
Глава 8.
Остроленка, Польша, 1416 г
Когда герцог закончил свой рассказ, у Карла даже дух захватило от изумления. Некоторое время он приходил в себя, прежде чем смог связно говорить и выражать свои мысли. Но и тогда он предпочел сначала приложиться к кружке с медовухой, а потом уже начинать обдумывать то, что он услышал и что из этого следует.
- Ну знаешь, - только и сказал он наконец. - Значит, ты действительно не князь Острожский! Такого даже я от тебя не ожидал! Просто невероятно! Это ж надо додуматься до такого, столько лет выдавать себя за другого человека из-за детской клятвы! Но ты-то ладно, сопливый был еще, молодой. Да бог с ней, и с королевой, она тоже чуть старше была, да и вообще, женщина. Но куда Ягайло то смотрел?! Как он позволил вам ввязаться в подобную авантюру?
- Ягайло узнал об этой истории только когда Ядвига была на смертном одре, - скупо отвечал герцог. - Она взяла с него слово, и он молчал.
- Что же это он так недолго продержался? - язвительно спросил Карл.
- После Грюнвальда главное условие для разрешения меня от клятвы было соблюдено - рыцари Ордена потерпели сокрушительное поражение. Я мог снова стать тем, кем я был на самом деле - герцогом Монлериом.
Карл хищно усмехнулся.
- Значит, на Грюнвальдском поле кто-то из людей Ягайло уже имел приказ после окончания битвы, если поляки выиграют, тихо избавиться от тебя. Что ни говори, план великолепный. Когда ты был ранен, это сильно упростило кому-то дело. Ты совсем ничего об этом не помнишь?
- Нет. Я был ранен во время отступления литовской конницы Витовта. Это все, что я помню.
- Ты думаешь, Витовт мог приложить к этому руку?
- Очень сомневаюсь. Ягайло умеет хранить свои тайны.
- Значит, это был Ягайло, - с довольным видом заключил Карл. - Что ж, весьма в его духе. Тихо-мирно, и никаких свидетелей. Слушай, а может быть этот его человек для верности дал тебе и выпить что-то, от чего у тебя память то так отшибло?
- Может быть, и так, - согласился герцог после непродолжительного раздумья. - Что толку гадать, Карл? Сейчас меня больше всего волнуют матримониальные планы Ягайло в отношении Эвелины.
- Что ты говоришь? - удивился Карл. - Он что, уже предложил ей руку, сердце и половину польского трона в придачу?
- Еще нет, - герцог в раздражении заходил по горнице. - Мы дошли только до того, что я могу забирать своего сына и убираться на все четыре стороны, а он в это время сделает Эвелину новой польской королевой.
- Даже так? И чем он это мотивировал?
- Что я не князь Острожский! Следовательно, брак, заключенный между нами является недействительным.
- Вот это да! - от волнения, вызванного последними словами герцога, Карл даже подскочил на месте. - Ты знаешь, дело становится очень серьезным! Особенно для твоего сына. Ты должен поговорить с Эвелиной. Расскажи ей все.
- Рассказать ей, что я крестоносец?! Ты с ума сошел! Она тут же меня бросит. Не задумываясь. Еще бы, такой замечательный предлог избавиться от меня! Это то, о чем она так долго мечтала, - с горечью выпалил герцог.
- Да-да, - со смешком подтвердил Карл, забавляясь его горячностью. - К тому же перед ней разворачивается грандиозная перспектива стать польской королевой. И, естественно, получить Ягайло как мужа в придачу.
Карл нарочито вздрогнул, словно пробрала дрожь только от того, что он подумал о подобной перспективе.
- Я бы на ее месте выбрал тебя, - наклонившись к герцогу, доверительно сообщил он.
- С какой радости? Я действительно не поляк. Я - европейский рыцарь. И я увезу ее из Польши.
- Какая разница! - пожал плечами Карл. - Для женщин это намного проще. Поговори с ней пока еще не поздно и пока Ягайло не нагрянул в Остроленку собственной персоной. Сегодня вечером и поговори.
Карл хитро прищурился.
- Не думаю, что она откажется впустить тебя сегодня ночью в свою опочивальню, - понизив голос, сказал он. - Утром у колодца, когда мы застали вас в самый разгар семейной идиллии на глазах у всего гарнизона замка, прекрасная Эвелина смотрела на тебя с весьма замечательным выражением. Она выглядела, как будто..., - Карл внезапно замолчал, словно обдумывая пришедшую в голову мысль.
- Можешь не продолжать.
Карл тихо засмеялся, герцог выразительно посмотрел на него и нехотя сказал:
- Что-то действительно изменилось. Еще в Кракове, в первый же день по приезду, между нами словно искра пробежала, такого никогда не было до сих пор... Но она чего-то смертельно боится, боится так сильно, что это временами заглушает даже вспыхнувшее в ней влечение.
- Хотел бы я знать, чего или кого она боится, - задумчиво добавил он.
- Тебя? - предположил Карл, предусмотрительно отодвигаясь на край стола.
- Меня? - со смехом переспросил герцог. - Разве она когда-нибудь боялась меня? Да она всегда крутила мной, как хотела.
- Может быть, Ягайло намекнул ей о своих намерениях? - предположил Карл.
- Не думаю. Ты же знаешь Эвелину. Она либо сразу бы согласилась, либо просто влепила бы ему пощечину. В любом случае, мы бы об этом уже знали.
Карл скорчил забавную рожицу, соглашаясь со словами герцога, потом снова стал серьезным.
- Когда ты ожидаешь приезда короля?
- Он дал мне две недели. За это время я должен найти и представить ему бумаги и убедить Эвелину поехать со мной. В противном случае, я потеряю ее.
Тихо присвистнув, Карл прошел к двери, открыл ее и крикнул сразу же появившемуся внизу на лестнице дворовому пареньку принести еще медовухи.
- В Цехануве, - снова садясь на широкую, застеленную ковром лавку у стены, сказал он, - я встретил пана Завишу Чарного, твоего приемного отца, и парочку его здоровенных сыновей. До них уже дошли слухи о твоем воскрешении. Он был любопытен, как белка, и я пригласил его, естественно, от твоего имени, в Остроленку. Почему то мне кажется, что чем больше знатных вельмож будет у тебя в замке, тем труднее придется Ягайло, если он вздумает явиться сюда за Эвелиной.
- Ты знал! - обвиняющим тоном сказал герцог.
- Я намекнул тебе об этом! - Карл поднял руки вверх, словно защищаясь. - Тогда, в Кракове!
- Ладно, ты прощен, - согласился герцог, меняя гнев на милость. - Тем более, что тебе удалось поднять мне дух, подтвердив правильность выбранной тактики.
Глаза его блеснули насмешкой, когда он, со своей стороны, поставил Карла в известность о тех действиях, которые он предпринял сам:
- Завтра или уже сегодня к ночи в Остроленку приезжает пан Повала из Тачева. Так что у твоего пана Завиши будет хорошая компания. Пару дней назад до Остроленки добрались около сотни итальянцев, среди них, естественно, любопытные кузены Эвелины, уже известный тебе любитель падать с мостов Бартоломео Контарини из Рима и Энрике Контарини из Венеции. Энрике, естественно, притащил с собой охрану, всю свою прислугу и пару-тройку любовниц. Кроме того, сегодня утром у меня просил разрешения погостить папский легат, возвращающийся из Кракова в Рим. То ли его обобрали по дороге, то ли он пытался неудачно продать индульгенции, я так и не понял ..., - Карл закашлялся, стараясь скрыть обуревавший его приступ неожиданного веселья. Герцог мельком посмотрел на него и продолжил: - Короче, он оказался сильно простужен, и Эвелина уже уложила его в постель с примочками и успокоительными. К началу недели я ожидаю мазовецких князей, Александра и Земовита, а с ними и княгиню Мазовецкую, хотя возможно, моя любопытная тетушка примчится раньше.
Карл насмешливо кивнул:
- Знакомые все лица. Целая куча родственников.
- В довершение ко всему, моя дражайшая тетушка послала сюда из Мадрида дона де Мендосу, может быть, ты помнишь его по Мальборку, эдакий здоровяк двенадцати пудов весу? Не удовлетворившись этим, в порыве материнской любви и жажде подробностей из первых рук, она также активизировала других своих родственников, венгерских Анжу. Так что теперь я не знаю, чьего именно прибытия ожидать, самого дядюшки Сигизмунда, венгерского короля, или, выражаясь твоим языком, только кучи его родственников.
- Боже мой, где ты собираешься разместить такую ораву? - ужаснулся Карл. - Они же приведут с собой, как минимум, по боевому отряду каждый! А затем еще король явится с паном кастеляном и Збышеком. Пан кастелян притащит все свои перины, постельное белье и кухонную посуду, а за Збышеком везде следует толпа его гнусавых ксендзов!
- Все военные станут лагерем перед Остроленкой, как учил поступать ныне покойный магистр Конрад фон Юнгинген. Всех вельмож устрою в замке, места хватит. Ксендзов, по заветам великого литовского князя, отправим в город, общаться с паствой и кормиться за их счет.
- Ну ты стратег! - похвалил Карл.
- Все как в старые добрые времена в Мальборке, до Грюнвальда, - мечтательно улыбнувшись, добавил он. - Не хватает только братьев фон Юнгинген, Конрада и Ульриха, да моего дядюшки до кучи. Нет, впрочем, еще Дитгейма и Фалавье.
Посмеиваясь, герцог налил себе медовухи и сказал:
- Фалавье здесь. Мы случайно встретились с ним в Гаскони, когда я ехал в Польшу, я и взял его с собой. Дитгейм нашел меня в Венеции. Он служит тосканскому герцогу, женат, у него уже двое детей. Он тоже прибудет к концу недели. Кстати, Фалавье горит желанием встретиться с тобой. Говорит, что ты ему жизнь спас при Грюнвальде.
- Ты знаешь, - глухо сказал Карл, лицо которого неожиданно стало печальным. - Я видел разрубленное в труху тело Ульриха фон Юнгингена на Грюнвальдском поле. Я видел изуродованные останки брата Зигфрида, который погиб со знаменем в руках. До сих пор ночами я вижу в кошмарах Грюнвальдское поле, усеянное трупами, и я иду по нему, проваливаясь по колено в землю, пропитанную кровью... - Он помолчал, а потом негромко добавил: - И всегда в моих снах я вижу фигуру девушки, с длинными светлыми волосами... которая бредет по полю, утопая почти по колено в крови... изредка наклоняясь, она переворачивает труп лицом вверх, словно ищет кого то... потом снова поднимается и упрямо идет дальше... И концы ее великолепных белокурых волос ... светящихся, как нимб над ее головой под утренним солнцем ... и струящихся по ее плечам почти до колен... запачканы кровью...
По мере того, как он говорил, лицо герцога становилось все бледнее и бледнее.
- Это аллегория, или ты говоришь о ком-то конкретном? - нахмурившись, глухо спросил он.
- Я говорю о Эвелине, - Карл вздохнул. - Бедняжка провела целый день на поле, посреди этого кошмара, разыскивая твой труп. Если это не любовь, то что же? Как она это пережила, я до сих пор не понимаю.
- Я очень благодарен вам с Эльжбетой за то, что вы были рядом с ней, - дрогнувшим голосом сказал герцог.
- Кто же все-таки была эта сволочь, что утащила тебя с поля боя?! - всердцах вскричал Карл, шарахая на стол свою пустую кружку. - Найду гада и удавлю!
- Боюсь, мы этого никогда не узнаем, если никто не сознается добровольно.
- Это точно не может быть никто из твоих слуг?
- Мой оруженосец был убит, - сухо сказал герцог. - Больше со мной не было никого.
- Мог это быть кто-нибудь из твоих анжуйцев?
- Карл, - герцог вздохнул и, подойдя к Ротенбургу, вынул из его рук кружку и поставил на стол. - Постарайся понять. Никто и никогда не подозревал о том, что я не князь Острожский. Об этом знал только Ягайло, но он был связан церковной клятвой. Моих анжуйцев, как ты выразился, при мне не было. Даже моя тетка в Италии в то время думала, что я сражаюсь в рядах крестоносцев. В Грюнвальдской битве я был одет как поляк, на мне были все регалии, которые позволяли определить, кто я такой, и гербы королевских домов Польши и Литвы.
- Значит, мы опять возвращаемся к королю, - медленно сказал Карл. - Я не успокоюсь, пока не раскопаю эту историю! Как, в свое время, я достал для тебя из гроба Эвелину Валленрод!
За окнами послышались звуки приближающихся рыцарских рожков. Все еще улыбаясь последним словам Карла, герцог выглянул в окно и подозвал одного из дежуривших внизу оруженосцев.
- Марио, гони к башням, проверь, кто это и немедленно доложи мне. Найди Гунара или возьми кого-нибудь из гарнизона Остроленки, они знают все польские гербы... Если это пан Завиша с сыновьями, дайте знать моей жене и ведите их к нам, сюда. И пусть кто-нибудь из дворни приготовит гостиную для приема гостей.
- Ее светлость уже распорядилась об этом! - пискнул паренек и умчался выполнять приказание.
Посыльный герцога застал Эвелину и Эльжбету на прежнем месте, на лужайке перед розарием.
- Ваша светлость, - улыбнулся, как солнышко, темноволосый, смуглый, белозубый Марио, оруженосец герцога. - В замок начали собираться гости. Его светлость велел предупредить вас, что уже прибыли пан Завиша Чарный из Гарбова и его сыновья, пан Повала из Тачева и пан Тенчинский-младший. Кортеж мазовецких принцев и княгини Александры будет через несколько часов.
- Спасибо, Марио.
Эвелина с гримаской разочарования обернулась к Эльжбете.
- Смотри, сивилла! У меня действительно будет бурная ночь, но не в собственной постели, а в хлопотах по устройству гостей!
- Сама виновата, - не по-христиански отозвалась Эльжбета. - Не надо было выходить замуж за принца крови, у которого куча важных родственников. Бери пример с меня, мой Радзивилл - сирота!
Оруженосец фыркнул, не в силах сдержать смех.
- Беги, Марио, я сейчас иду, - сказала Эвелина, притворно нахмурившись.
- Его светлость ждет вас в Большой зале, - выпалил паренек и, убегая, лукаво подмигнул ей и шепотом добавил: - Клянусь кишками папы, никакая сила не удержит его светлость вдали от вас сегодня ночью...
- Я, пожалуй, тоже пойду в дом, - сказала, поднимаясь вслед за Эвелиной, Эльжбета Радзивилл, посмеиваясь над ее смущением. - Прослежу, что там у тебя делается на кухне. Эту ораву панов надо как следует накормить. Да и Мазовецкая княгиня большая чревоугодница.
- Спасибо, Эли! - с признательностью сказала Эвелина. - Ты ангел!
Зига Радзивилл и Андрей Острожский развалились в густой траве, теплой от солнца, в которой уже начинали стрекотать кузнечики. Андрей лежал на спине и смотрел в небо, жуя соломинку и о чем-то размышляя. Время от времени он косил темным глазом на построения солдатиков и давал Зиге советы, как и где лучше расположить запасные полки. Нахмурив рыжие брови, Зига Радзивилл пытался понять, как это его приятелю удается так легко им командовать.
Мальчики услышали, как голоса матерей смолкли и прекратили играть. Солдатики остались сиротливо валяться в траве.
- Ну их! - сердито сказал Зига Радзивилл. - Пошли лучше в оружейную, к итальянцам. Дон Алонсо подарил мне вчера настоящий маленький кинжал!
- Незаточенный, - рассмеялся Андрей. - У меня таких уже четыре, и один настоящий, с драгоценными камнями.
У Зиги Радзивилла загорелись глаза. Он плюхнулся на траву рядом с Андреем и улегся на спине, подражая приятелю.
- Сеньор Альмецио сказал, что, когда вы будете уезжать, он подарит мне свой короткий меч, тот самый который украшен красивыми камнями и такой легкий, что даже я могу им владеть! Только он хочет взять с меня слово, что я не буду сражаться ни с кем, кроме зарослей крапивы в саду.
Он помолчал, а потом перевернулся со спины на живот и, склонив лохматую рыжеволосую голову почти к лицу лежавшего рядом Андрея, печально спросил: