Оставалось совсем немного, пройти метров сорок и завернуть за угол, а там дальше горка и железные ворота госпиталя. Она прибавила шагу и стала быстро подниматься на склон, крепко сжимая в руке увесистый белый пакет. Еще немного и она уже будет стоять у ворот и улыбаться знакомому охраннику, предъявляя документы. Ворота заскрипят и проглотят ее щуплое смуглое тельце в больничные недра. А потом она пойдет по коридорам, проходя привычным путем - ровно шесть коридоров, разделенных на два с половиной отделения, пять пластиковых фикусов и семнадцать горшочков в макраме, из которых, как из люлек, цветы высовывают свои пестрые головки. Вокруг ни души, все обычно спят в это время, и идеальная чистота - все стерильное, гладкое и скользкое, как проложенный дорожками линолеум.
И вот так каждую неделю, а иногда раз в две недели, она приходит, чтобы навестить своего больного друга. Врачи разрешили ей, сказав, что для нее это абсолютно безопасно, потому что она женщина. Вирус не цепляется к женщинам и не вредит им, он вреден только мужчинам. Тут должны бы захлопать в ладоши феминистки, но к счастью она не из их числа. Ей только грустно и обидно, что это случилось именно с ее товарищем.
Почему-то, как другие, он не умер и не слег в кровать на долгие месяцы, а просто пришел к семейному врачу просить лекарство от гриппа. Тот, конечно, не обратил внимания и прописал обычные таблетки. Был звонок - ее товарищ позвонил ей и сказал, что у него началась температура, спросил, нет ли у нее, чего-нибудь, чтобы ее сбить. Разумеется, она сразу примчалась к нему домой. Дверь ей открыл красный разгоряченный человек, весь покрытый сыпью.
И вот она уже идет по нужному коридору, пытаясь снова свыкнуться с холодным светом неоновых ламп. Попав под такое свечение ты немедленно становишься ходячим мертвецом - щеки впадают, молодое лицо бледнеет, кожа натягивается и покрывается незнакомыми тенями. За считанные секунды оно незаметно приравнивает тебя к статусу пациента.
Теперь осталось совсем немножко - она начинает судорожно мять края пакета, обеими руками прижимая его к груди. Вот она подходит к нужной двери, останавливается, ставит свой пакет на пол и, с замиранием сердца, робко приоткрывает дверь.
Из комнаты на нее смотрит уставший шатен в старой больничной пижаме. Рука ее взволнованно подрагивает, она поднимает тяжелую ношу и толкает податливую дверь. Та бесшумно распахивается, и розоватый вечерний свет падает ей на лицо, превращая в хорошенькую девушку.
Он повернулся к ней спиной, устремив свой взор через окно на улицу. Наверное, ему было сегодня особенно одиноко.
- Здрасте, - она приветливо улыбнулась ему, затворяя за собой
бесшумно дверь.- К тебе можно?
- Привет, - прижав живот к холодной полоске мраморного
Подоконника, пробурчал он, но от окна не отошел, по-прежнему
не оборачиваясь. Она увидела его ссутулившуюся спину и плечи, ей захотелось дотянуться до них, положить свою теплую ладонь, провести ею вдоль рубашки и заставить их выпрямиться.
- Не стой, заходи...
Она встрепенулась, ступила на бледный линолеум, сжимая в руках пакет с продуктами. Потом подошла к нему и тоже посмотрела в окно. На улице медленно наступал вечер. В безоблачном розовеющем небе, словно черные искры, метались шустрые птички.
- Ласточки, - заворожено произнес он,- Люблю смотреть на
них когда наступает вечер... привык, наверное... - он замолчал, созерцая их беспорядочный полет.
- Ой, что это я! Ты присаживайся, присаживайся, а то
простудишься... - он растерянно поглядел на нее слегка слезящимися глазами.
- Это ты простудишься, весна на дворе! - сказала она, захлопывая
форточку и повернувшись к нему, принялась застегивать пуговицы на пижаме, сосредоточенно вглядываясь в его усталое исхудавшее лицо. Пуговицы закончились, и они замерли в немом сплетении взглядов.
Она первая оторвала взгляд, отбежав к тумбочке, и принялась суетливо перекладывать гостинцы из пакета на белую эмаль.
- В магазинах жуткая суета, а в вашем киоске ничего нормального
Не купишь, - бормотала она, вынимая из пакета отборные помидоры. - Чем вас здесь только кормят?
Она только грустно улыбнулась, роняя взгляд на стакан недопитого кефира. Отбросив пустой пакет в сторону, девушка снова подошла к нему.
- Ну-ка, покажи свои руки, - нахмурившись, немного строго
спросила она.
Он протянул их, выставив на показ розоватые кончики пальцев.
- Сыпь практически прошла, - просияла она. - А что сказали доктора?
- Сказали, что к концу мая должны выпустить, - произнес он, вяло подходя к своей кровати.
Улица уже была окутана сумерками, когда девушка вышла из ворот больницы и стала спускаться обратно по склону. А когда достигла остановки, было уже совсем темно. Она стояла, окутанная прохладным воздухом, наполненным запахами улицы и проезжих машин и ждала автобус. Ей стало холодно, но некому было согреть. Совсем озябшая, она опустилась на скамейку, прислоняя темноволосую голову к стеклу кабинки.
...Она отрешенно глазела на пролетавшие мимо машины, почему-то в этот вечер чувствуя себя совершенно опустошенной. Ей было нечего сказать. Мысли метались в виде воспоминаний сегодняшнего визита, то приходя, а то снова покидая, и оставляя взамен себя тоскливую пустоту. Перед глазами мелькал безлюдный коридор, потом палата окутанная розовой дымкой вечернего света, вид на серый больничный двор. Промчалось еще с десяток машин.
В памяти, как на цветной копирке, пролегли добродушные черты гладковыбритого лица - слегка ленивые и равнодушные ко всему, что не касается предвечернего неба и ласточек. Его стоптанные домашние тапочки. Ее тонкие гибкие пальцы, проворно взбирающиеся вверх по петелечкам, по лесенке ведущей к его большим темным глазам.
Потом она посмотрела на него и увидела смятение, которое он тщетно пытался от нее скрыть.
Она стояла и улыбалась. На стене висел календарь и предвещал хорошие новости. Месяц, всего месяц и он будет снова с ней!
Все эти полгода она с замиранием сердца следила за этим человеком, подмечая происходившие в нем бесчисленные метаморфозы. Ей было жаль его. Медленно, но верно, он умирал. Говорят людям опасно оставаться долгое время наедине с собой, особенно вечером, особенно если в больнице...
- Я так рада за тебя, ты скоро совсем поправишься и тебя наконец
выпустят! - громко сказала она, подходя к подоконнику на котором он сидел. - Ты вернешься к прежней нормальной жизни, к друзьям, к твоей любимой работе. Мы устроим вечеринку по поводу твоего возвращения. Я приглашу всех наших знакомых! Все будет просто замечательно...
Казалось, он не слушал ее, а только смотрел воспаленными, тупыми от бессонницы глазами. Ему не хватало горячего кофе, свежего хлеба с маслом и тихого жужжания комара над его лохматой
головой, во время прочтения очередной книги дома, у себя в кровати. Все это давно покрылось пылью и заросло небылью. Он изменился и возврата уже не было.
- Опять на работу, - он спрыгнул на пол и, шлепая босыми
ногами, выбежал на середину комнаты. - Ей, мне скоро на работу! - крикнул он лампочке над головой. - Подумать только, мне туда...
Девушка отпрянула от окна и озадачено уставилась на него.
- ...Ты чего? - тихо произнесла она, в растерянности
заламывая руки.
Он перевел взгляд с потолка на нее. На пухлых губах заиграла язвительная усмешка. Лицо его на мгновение преобразилось, став отчетливым и очень живым. Черные глаза заблестели в порыве внезапно нахлынувшей ярости.
- Ничего! - зло парировал он ей в лицо. - В том то и дело, что
совсем ничего... ничегошеньки...
Тяжело вздымая безволосую грудь, он шумно вбирал воздух.
Пальцы были сжаты в кулаки, а щеки пылали румянцем.
Она попятилась к кровати. Ей стало плохо. Вся белая от волнения, она присела на край матраца.
- Не говори так, пожалуйста, - в смятении сметаясь взглядом по углам комнаты, жалостно прошептала она. - Не надо.
Он развернулся к ней и виновато сник.
Тут у нее внутри что-то оборвалось и из глаз прыснула жидкая соль. Не стараясь прикрыть лицо, полностью обезоруженная, сидела она, и слезы текли по ее щекам сами по себе.
Он замер и смотрел на нее, боясь подойти, не зная, что сделать.
Так и стоял он напротив нее, в отдалении. Ссутулив гордые плечи, он постепенно успокаивался. Она тоже утихала, скрипя кроватью в такт своим девичьим всхлипам. Наконец, он шагнул в ее сторону.
- Успокойся, все хорошо, - он присел на корточки, легонько касаясь ее смуглой кисти. Посидел немного, потупив смущенный взгляд. Ему сделалось стыдно.
Она только молча утерла слезы, призывая улыбку на помощь.
- Ничего, ничего, - вытирая последние капельки слез, с облегчением выдохнула она, - Я сама виновата, испугалась, как дура.
Она улыбаясь взглянула на него. Пятна гнева еще не сошли с его лица. Усталые припухшие веки и длинные черные ресницы надежно прятали взгляд от объяснений. Легкие морщинки на лбу и под глазами предательски выдавали возраст. Еще, через каких нибудь десяток лет и жизнь его станет окончательно пресной, вяло перетечет в трухлявую старость. Одиночество скрутит его в калач, закупорив собой все выходы к надежде. Он предчувствовал это. Ему хотелось дерзать, но было поздно.
Он все по-прежнему хмурился, вжимая голову в плечи, словно боялся малейшего намека на искренность с ее стороны.
В эту минуту она показалась ему очень красивой. Удивившись такому открытию, он испугался и убрал руку с ее колена.
- Тебе пора идти... - удушливо изрек он, пробегая взглядом по
тусклому полу. - Через десять минут у тебя автобус.
- Ага... - улыбнулась она, понурив голову. - Возьми, - зацепив ступней лежащие под кроватью тапочки, она выдвинула их наружу. - Надень пока эти... Я тебе на следующей неделе новые принесу.
Она поднялась с постели, подошла к стулу, сняла свою сумочку с деревянной спинки.
Тоскливо заскрипела дверь, пуская в комнату беспардонный сквозняк. Она украдкой улыбнулась и взглянула на него.
- Не стой босиком, простудишься...
Напоследок девушка одарила его еще одной улыбкой и захлопнула за собой дверь.
- До встречи... - тихо произнес он.
Да, она его любила. Любила всем сердцем, на сколько то могло ей позволить, чтобы ненароком не воспылать и не разорваться. Только об этом никто не знал. Это было ее самой сокровнейшей тайной на свете. С ним же она была только другом - добрым и нежным, готовым всегда придти на помощь, даже когда этого и не требовалось. Он не знал; она не могла пересилить свой страх перед признанием. Вот так и жилось ей по товарищески - днем они вместе работали, отдыхали, обменивались дружественными советами, а вечерами она запиралась у себя в комнате, придаваясь заунывной тоске. Иногда он соглашался проводить ее до дома, но чаще всего она сама приходила к нему в гости на чай. Ни маме, ни подругам не разглашала она своих чувств. Любовь скрытая, потаенная теплилась в ее свежей душе вот уже третий год. Шло время и за эти три года ей стукнуло ровно двадцать один. Все сильнее и сильнее внимала она своей привязанности, храня и лелея в сердце робкие надежды на взаимность. Она видела, что он воспринимает ее только как верного товарища, не замечая подле себя ее пленительную молодость.
Он был намного старше ее, но тридцать шесть не порок, особенно если ты юное любящее создание и тебе хочется воспарить в небо и прокричать миру о своей любви, чтобы тот мог порадоваться с тобой. Ее не волновали другие мужчины. Она жила ежедневной мечтою и не собиралась ни перед кем другим отворять свое пылкое сердечко, а то, что он не любил, ее вполне устраивало, ведь совсем не обязательно, чтобы тебя любили, главное, что любимый рядом, и она всегда может о нем позаботиться.
Дождь разлетался каплями по асфальту, весело отбивая свой шумный туш. Беспощадно хлестал ветки деревьев, обновляя их запыленные фраки в темно зеленый глянец. Проливался буйным потоком на крыши соседних домов и от туда спускался по водосточным трубам в траву. Лило как из ведра, но холодно уже не было, на дворе стоял самый разгар Мая.
Быстро шагая по дорожке, прикрывая голову сумочкой, девушка прошла привычным двором. Убегая под тенистые листья старых каштанов, в попытке спастись от дождя, миновала наполненный влагой сад, с его цветочными клумбами и аллеями. Туфли ее совсем размокли от теплой дождевой водицы и, шлепая по свежей траве, едва не слетали с ног...
Прижимая к груди обувь, девушка упрямо поднималась на горку. Платье насквозь проняло ливнем, мокрая юбка липла к ногам, затрудняя ход. Вскоре ее озябшая фигура мелькнула в воротах больницы...
Когда она зашла, то застала его лежащим на кровати, уткнувшимся коленями в серую холодную стенку. Полоска розовой кожи одиноко проглядывала на изгибе его исхудавшего тела. Девушка немного постояла у входа, затем подошла к изголовью кровати.
- Это ты? - буркнул он, зарывая лохматую голову в мягкую подушку.
Она ничего не ответила, а только поглядела на его скрючившуюся фигуру и нежно провела влажной ладонью у основания его плеча. Он вздрогнул, отлепляя лицо от подушки, но через мгновение снова зарывая в нее щеки.
- Ты устал? - спросила она, присаживаясь на краешек матраса и
оглядывая спрятанное под майкой озябшее тело. - Может тебе чаю приготовить?
Он слегка шевельнулся и издал глубокий вздох.
- Не надо...
Но она не послушалась и метнулась к кухонному столику.
Девушка быстро взяла чайник и воткнула в розетку. За окном бушевала гроза.
Пока она заваривала чай, он лежал неподвижно на кровати, предаваясь душевным мучениям.
- Чай готов! - провозгласила она, обнимая дымящеюся кружку прохладными ладонями. Стараясь чтоб ее влажные волосы не попали в чай, девушка подбежала к кровати.
Он ощутил теплоту исходящего от кружки пара и задвигался.
- Эй, что с тобой, повернись... тебе плохо?
Девушка возвышалась над его нескладным телом, забыв про горячую кружку.
- Кому я нужен? - вдруг тихо вздохнул он, прислоняясь горящей
щекой к стылой стенке, - Им всем наплевать...
Она осторожно поставила кружку на пол и опустилась
рядом с ним на кровать. Он почувствовал, как сырое платье слегка намочило его майку.
- Не надо так говорить. Твой менеджер тебя очень ценит, -
Произнесла она, вздохнув и нагибаясь к его уху. - Клиенты от тебя просто без ума. Ты самый лучший работник в нашей компании. Тебя все любят...
Она ощутила, как его тело на мгновение напряглось и снова обмякло.
- Кто любит?
- Они...
Он тихо заплакал, и его податливая спина еле заметно содрогнулась. Не понимая, что с ним происходит, девушка подумала, что обидела его.
- Я виновата... я что-то такое сказала, глупая! - она стала корить себя за нечуткость. - Не надо плакать... - у нее щемило в груди, - все будет нормально.
Получив всхлипы вместо ответа, она попыталась успокоить его лаской. Сердце ее бешено заколотилось от волнения. Она обвила его талию рукой и прижалась к нему поближе.
- Хочешь чаю, выпей, тебе станет лучше?
Он заерзал и перевернулся на спину, мельком взглянул на нее, но тут же уставился в потолок.
Мужчина и молодая девушка лежали на кровати рядышком. Их головы недвижимо покоились на подушке, а руки бессознательно сплелись между собой, пытаясь нащупать непонятные эмоции их хозяев. Молчание затягивалось, и только суетливые капельки дождя выстукивали прыткую дробь на оконном стекле. Каждый смотрел в потолок и думал о наболевшем.
- Ты меня любишь? - его мягкий хриплый голос нарушил
неумелую тишину.
Словно прошибленная током, девушка вздрогнула и повернулась к нему спиной. Воцарилось молчание.
- Ты меня любишь? - снова повторил он и тоже повернулся на бок, задевая лбом ее влажное плечо. Она почувствовала это и поднялась с кровати.
- Мне пора, - надевая мокрые туфли, изрекла она. - Увидимся через неделю. У меня автобус. Прощай.
Ссутулившись, он сидел на постели, наблюдая молча за тем, как она собирает свои растрепанные волосы, берет сумочку и подходит к двери...
- Стой, не уходи...
Он сел. Под ногами стоял давно остывший чай. В горле совсем пересохло. Он поднял кружку и сделал глоток.
Окно. Мир благоухал свежестью, приторной пыльцой, медом и теплым ветерком уходящей весны. Он стоял у распахнутого настежь окна и вдыхал аромат ворвавшейся в его душу свободы. Сегодня был день долгожданного освобождения. Карантин подошел к концу и плавно распускал свои путы, готовясь выкинуть своего пленника обратно в суровую реальность.
Она вошла в палату, прижимая к груди большой букет гвоздик. Юная, озаренная лучиками счастья, облаченная в легкое белое платье, словно собралась на выпускной был. От нее веяло прохладной мятой и весенним сквозняком.
Он стоял к ней спиной. На постройневшей фигуре складно сидел новый темно синий костюм купленный ею для него. На ногах красовались блестящие лакирование ботинки, подаренные ему главврачом. Она застыла, боясь нарушить пение птиц за окном.
-Ты здесь? - он вдруг вздрогнул, повернулся к ней и бодро шагнул на встречу. Его помолодевшее выбритое лицо широко улыбалось.
Изумленная девушка протянула ему цветы.
- Это тебе. Я так рада за тебя, что все хорошо и...
Он расплылся в улыбке.
- Спасибо!
Легкий поцелуй в щеку заставил ее потерять дар речи. Она зарделась и, едва удерживая цветы, отпрянула на пару шагов назад.
Это вызвало в нем взрыв смеха.
- Стой! Не бойся, - он приблизился к ней вплотную, отодвигая
прочь гвоздики, заслоняющие ей лицо.
- Я так счастлив тебя видеть! - его губы осторожно нащупали уголок ее рта...
- Ты меня поцеловал. Зачем ты сделал это? - испуганно изрекла
она, пытаясь придти в себя и подавить внезапное волнение.
- Сам не знаю, - рассмеялся он. - Наверное, потому что ты меня
любишь.
Девушка уставилась на него в замешательстве.
- Ты знал?
Он кивнул, улыбаясь.
- Знал. Я давно понял, что ты ко мне не безразлична. Еще когда мы
работали вместе. Трудно такое не заметить.
Она понурила взгляд.
- Но почему тогда...
- Я боялся. Просто я не верил, что меня можно любить. Я боялся
сам себя. Это звучит глупо. Прости меня, пожалуйста.
Он обнял ее за стройную талию, поднял на руки и поцеловал еще раз. Потом опустил на пол и улыбнулся.
- Пошли?
Девушка кивнула. Держась за руки, они вышли из комнаты.
Солнце пробивалось сквозь обрывки кучевых облаков, освещая пятнами белесый больничный линолеум и пышный букет гвоздик в одиночестве возлегающих на полу.
По еще недавно грозовому небу раскатилась радуга. Шел конец мая.