Аннотация: эпизод, возможно сырой, но вот родился...
ЭРИК
/эпизод/
Со всей очевидностью было ясно, что это не простое озеро. Простые озера не бывают идеально круглыми и в простых озерах водится рыба, ну или по крайней мере головастики.
Эрик вынырнул из зарослей кулиягоды, освободил застрявшую в цеплючих ветках ногу и оказался один на берегу. Черно-бурая земля круто подворачивала бока под зеленое блюдце воды, забрасывая как можно дальше синие травы, отчего озеро украшала плавающая по поверхности точно русалочьи волосы корона. Впрочем, и русалки не проживали здесь. Эрик был уверен, что если б неподалеку проплыла хоть самая завалящая русалка, она бы непременно удостоила его, красивого, высоченного и нахального, своим женским вниманием.
Ни души, ни трепета листвы, ни ветерка рисующего на воде, ничего, кроме быстро темнеющего неба, подернутого сизыми пуховыми тучами. Высокие деревья, колючая кулиягода. Тишина.
Едва Эрик предпринял попытку раскурить трубку, как сухие листья в секунду оплыли, превратившись в крепкий комок сургуча. Трубка отдавала сырой картошкой и табак, скорее всего, отсырел.
Эрик высказал свое недоумение в форме, которая в переводе на литературный означала "Странно...", сел на корточки и стал ждать.
Озеро находилось в четырех верстах от Туона, тайной Королевской семинарии, где им довелось пережить самые незабываемые годы бурного, многообещающего отрочества. Уже тогда, или именно тогда они открыли в себе пристрастие к долгим вечерним прогулкам, способствующим поискам впечатлений и приключений, если повезет. Иногда везло, он для этого приходилось углубляться далеко в леса и вскоре даже самые отдаленные окрестности стали знакомы им на зубок. В том числе и озеро. Никто бы и не подумал о нем ничего дурного. Что ж тут особенного: маленькое лесное озеро, круглое и заросшее травой, но Тигиль Талески, новый приятель Эмиля, а к нынешнему времени - старый проверенный друг, обмолвился о слухах, поразивших воображение настолько, что ноги все чаще и чаще приводили их в дубраву и тянули по валежистому подлеску на юго-запад. Однако настоящий спор состоялся только вчера. Присутствовали все, даже Талески. Смысл спора заключался в колдовской природе озера. Если верить слухам, выходило, что озеро принимает утопленников со всего королевства на таинственные обряды очищения. Ясное дело, утопленники шли, раз уж им требовалось очищение и оный ритуал предлагался даром, а впрочем, может и за умеренную плату. Тайну озера хотели разгадать все, но никто, и уж тем более шестнадцатилетние девчонки, будь это даже очень отважные девчонки, не смогли бы пережить встречи с сотнями уродливых мертвецов. Слухи надо было подтвердить или опровергнуть, но до сегодняшнего дня это каким-то образом удавалось откладывать. И вот настало стечение безжалостных, как казалось Итте, обстоятельств. Все дело было в Талески. С ним близнецы познакомились недавно. И, надо сказать, именно Эмиль стал тем, кто подбил Талески раздразнить Эрика. Сообщив новому другу о чрезвычайно любопытном даре своего брата терять на спор голову, забыв при этом уточнить, что этот дар они справедливо делят на двоих с самого рождения, Эмиль и не упомянул характерную особенность дара Эрика - ничего не бояться и вечно лезть в самое пекло безобразия. Этого он попросту не успел сказать, но едва повелся разговор о том, чтобы в одиночку выследить утопленников, Эмиль понял, что Эрик тотчас и немедленно согласится, поставив на кон что-нибудь стоящее, к примеру свободный доступ в королевские конюшни. Не то чтоб Талески обладал такими полномочиями, но поспособствовать мог.
Эрик и впрямь не боялся ни ведьмы. Приди ему раньше на ум просидеть у озера ночь, он и так просидел бы, но зато совершенно бесплатно и бесславно. Теперь в игре был смысл. Но утрет нос всем и Итта будет восхищенно поблескивать своими чернющими глазами. Ничего, конечно, не скажет, но поблескивать и язвить будет долго....
Ему назначало просидеть на берегу укромного озера в ночь луностояния, с вечера до утра и выдержать все, что бы ни происходило, если конечно вообще что-либо произойдет. Разумеется и само собой в таких делах верили на слово. Шпионить за спорщиками ни пришло бы даже в самую дурную голову, ведь правила спора неукоснительно соблюдались не только в королевстве о котором идет речь, но и повсюду, где только вставало по утрам Солнце.
Теперь, потирая отсиженные коленки, Эрик подыскивал глазами сидение, чтобы в удобстве и умиротворении встретить ночь луностояния. Хорошо бы все-таки что-то случилось, а то чего гляди уснешь.
Ближе к полуночи скука допекла Эрика в конец. Ну, нет же, а..., - с досадой думал он, - нигде ничего стоящего не найти! И куда, скажите на милость, запропастились все тайны и приключения, которыми жизнь кишмя кишела еще в прошлом столетии?! Тут хочешь - не хочешь, уйдешь в секретари.... - Эрик зевал. Единственное, чем еще можно было развлечься - выколупывать упрямый кусок оплавившегося в трубке табака. Долгое, и прямо скажем, увлекательное занятие.
Он начал было клевать носом, но легкий ветряной шквал пронесся над озером, разметал озерные волосы, сон сняло рукой, и той же неведомой рукой раскидало туманные шторы. Меж них черной хлопающей змеей вспорхнула огромная птица, кинувшаяся с того берега на этот прямо Эрику в правое ухо.
- Сидишь? Меня ждешь? Ну, считай, дождался! - нечто настолько тяжелое, что и вообразить невозможно, опустилось на костлявое плечо и вжалось точно ушло под кожу, продолжая давить, да теперь еще морозить, ледяными волнами пронизывая и плечо, и предплечье, и не смеющую, не могущую пошевелится шею. Однако голос звучал обычно, густой не грубый, даже мягкий голос и привкусом огорчения и добродушия. Эрик выдохнул и, не взирая на боль в плече, попытался встать. Не удалось. Ногти впились во что-то твердое, обломались под корень и взвыли самостоятельным визгливым голосом. - Да ты сиди-сиди... Сам пришел ведь, никто тебя не звал...
И Эрик сидел, не видя своего собеседника, сквозь холодную боль слушая досужие рассуждения невидимки.
- Дело делу рознь и нынешнее твое дело такое. Случается - от нас, родимых, ничего не зависит. Ну совсем ничего. Обидно конечно и досадно, но раз уж ты тут сидишь, согласись, случается. Тогда самым наилучшим остается - смотреть и слушать, или только смотреть, или только слушать, как повезет.
- А теперь что ж?
- Теперь смотри, и все, что придет на ум - запомни накрепко, ясно?
- Ясно, - покладисто кивнул Эрик, мечтая только о том, чтоб ослабла на плече ледяная хватка.
- Что ж, так вот впрямь ничего и не боишься?
- Ничего...
- А если подумать...
Вот тут Эрик, сам того от себя не ожидая, сказал:
- Смерти не боюсь, а вот Старости. Старости боюсь...
- Рассчитываешь умереть пораньше?
Эрик не ответил, потому что эта была чистая правда, но сейчас он понимал, что даже юный возраст не оправдывает подобной глупости.
- Ну и вымахал ты, парень! А ума не набрался.
- Спасибо на добром слове! - пробормотал Эрик.
- Тихо ты. Шевелиться тебе нельзя. И бежать не выйдет. Так что на руку тебе твоя смелость. Смотри вот и запоминай хорошенько то, что смертным знать не велено. Сиди тихо, тебя не увидят.
Эрик сидел, стараясь привыкнуть к жалящей ледяной тяжести на плече.
И тут среди деревьев появились девы. Если Эрик и вздрогнул, так только от неожиданности.
Девы шествовали по синим туманным дорожкам. Они выходили из-за деревьев на противоположном берегу, но видно было чрезвычайно отчетливо. Поначалу Эрик даже не обратил внимания на зеленый цвет сверкающей кожи обнаженных молодых тел. Дело в том, что Эрик видел обнаженных женщин впервые, и никакие рассказы с подробностями не могли сравниться с тем, что теперь открылось ему. Они были красивы, конечно, они были красивы, налитые груди, выпуклые соски, немыслимый овал бедер, сходящийся там, куда невозможно было смотреть пристально, а только вскользь, отводя глаза. Одни из них казались чуть моложе, другие чуть красивее, но Эрик понимал, что эти обстоятельства зависят теперь только от них самих. Они плыли нескончаемой вереницей из-за деревьев, сквозь кусты, ступали, не касаясь берега, и исчезали в подземном озерном царстве. Озеро изменилось, оно обрело глубину и прозрачность стала абсолютной, такой, что был различим невиданный караван, спускающийся под водой по незримой бесконечной лестнице. Слухи оправдались, но не в слухах, не в них, было дело. Утопленницы, прекрасные, а не уродливые, все как на подбор молодые, кротко брели к покою, обещанному по ту сторону Земли.
И Эрик позабыл о боли и тяжести, и к Эрику пришло понимание безвластности смерти, благости, последующей за уходом в иные миры, где лишь возраст души определяет возраст тела, и красота души - его красоту. Где можно ходить по воде и туману и знать календарь скрытых от людского глаза тайн.
Вслед за девами появились мужчины и дети. Дети шли с ними за руку. Но и это не смутило Эрика. Дети улыбались, сильные мужские руки вели их на дивные берега, и ничего не разделяло этих людей с земной суетливой жизнью, ничего не раздело, но ничего и не связывало. И тогда Эрик узнал кое-что еще более важное, а именно то, что всякий из них еще вернется под Солнечное сияние, продолжить путь и найти то, что не успел. Стоило ли огорчаться?
Люди шли и шли, а Эрик все смотрел и смотрел, с любопытством разглядывая лица. Жизнь показалась Эрику умной. Путь - единственным, и он больше не думал ни о чем, а просто любовался. Туман густел, замыкаясь над озером кольцами. Туман решал, остановить ему великое шествие или продолжить. Фигуры утопленников покачивались над водою, небо светлело у очертаний беспристрастных крон, лица терялись, бледнели. Последний человек, выходя из леса, бросил взгляд на облака, и как Эрику показалось, хотя было уже неважно видно, помахал небу рукой.
Эрик понял, чего действительно хочет всем сердцем. Чтоб жить весело и на полную катушку, обнимать жизнь и брать от нее и давать ей всего себя, и чтоб не стыдно было идти вот так рука об руку с белым светом и голову держать прямо, а еще иметь право вот так помахать на прощание синему небу.
И еще Эрик понял, что он, весь такой вольный и бодливый, до ледяного холода боялся остаться один. Ни так, на одну ночь, луну или годину, а по-настоящему один. Одному-одинешеньке на тропе времени - это было Страшнее всего.
Черной птицей меж деревьев да в небо вспорхнула ночь, отпустила плечо. С рассветом туман рассеялся, расступились облака. Озеро недвижно спало, запрятав поглубже свою тайну и прикрыв зеленой ряской глаза.
Эрик тоже спал, уткнувшись носом в кувшинки, сорванные кем-то и брошенные не берегу. Он улыбался во сне, словно малыш неразумный, глядящий на обе свои крохотные ручки и впервые и навсегда сознающий, что одинаковые они - правая и левая, и эта истина уже больше никогда не подивит его. Раз и навсегда понял Эрик, что весь смысл жизни только в чуде, и больше никогда уже этому не удивлялся. Бывало, конечно, кто-то смеялся над его беспечным бесстрашием, над детским устройством души его, но Эрика нисколько не обижало это. Чудо жизни открыло ему секрет своей первопричинности и подарило бесценный дар - веру в истинный путь. Он, один из немногих, не искал боле дорогу. Он знал - она стелется под ногами вечно.
Разумеется, Эрик никому о случившемся не рассказал. И не потому, что был так потрясен, вовсе нет, да и потрясен он не был, а просто потому, что твердо был уверен - не поверят ему. Он шел прочь, не оборачиваясь и нимало не заботясь о том, что скажет друзьям, сгорающим от праздного любопытства.
Случай этот со всей очевидностью ни только не изменил взгляды Эрика на диалектику мироздания, но и утвердил его в убеждении нипочем не копаться в смысле жизни. Ему казалось - это нудное и заведомо бесполезное занятие отнимет уйму драгоценного времени, отведенного на то, чтобы наслаждаться жизнью. Но с Судьбой, госпожой надменной и мелочной, у Эрика установились весьма сложные отношения. Он намеренно искушал ее при любом удобном случае. Жалость к обиженным и обделенным придавала эйфории подобных игр с бахвалкой-смертью героический характер. К ужасу своих друзей повзрослевший Эрик, как и прежде, вечно лез на рожон. "Не дрейфь, братишка! Все само собой обойдется! - говаривал он, похлопывая по плечу скептически настроенного Эмиля, - Мы не вправе пропустить это! Не то никогда себе не простим!"
Обычно с этой фразы и начинались все авантюры.
Но теперь Эрик чувствовал, что устал. Веселиться устал, сводить с Судьбой счеты утомился, и надоело до ведьм искать у собаки пятую ногу. Он стоял на причале, сонный и пьяный, на ледяном ветру, впялившись в серые тела утопленников, отяжелевшие и страшно чужие. И вдруг тот старый, помутненный временем случай, вспомнился с ясностью, которой на самом деле и не было. Эрик все думал - может, приснилось. Но теперь враз вспомнил каждое лицо с озерного карнавала, каждое слово сидящего на плече, каждую мысль, навязчиво вторгающуюся прямо в сознание... Точно память вскрыла острым ножом тайник и выпустила на свободу чужую козырную карту.
Не чувствуя что брат тянет его за рукав, зовет домой, Эрик заново переживая необыкновенные события, произошедшие с ним в детстве, и вдруг понял, что упустил самое главное. А в чем, оно, то главное, леший его раздери, разобраться не мог....
Вечерами он частенько лежал на сеновале, уткнувшись носом в тулуп, и глядел в ветровое окно на сизое, как мутное озеро небо. Мысли-муравьи разбегались во все стороны, кроме той, в которую надо. Случай у озера донимал и мучил. Эрик не приблизился к сути ни на шаг, но чем дольше он думал об этом, тем больше понимал: он - полный дурак - профукал дар, поднесенный ему на блюдечке хозяином загробного царства.
И теперь еще Эрик постоянно думал о проклятущей рыбине. Думал и колол дрова, думал и клал камин, думал и ел, и когда спал, тоже думал. Одним словом так сломал себе голову, что плюнул. Утро вечера мудренее! - подумал он и повернулся на другой бок, а наутро хлопнул кулаком по обеденному столу и решил сома поймать. Не знал, правда как, но это мелочи. Жаль волшебных арбалетов, они б тут подсобили, ну да что уж... Как-нибудь докумекаем и без мастера Отуила.
И сразу стало на душе радостно. Включился часовой механизм, отсчитывающий приближение приключения, пьяный запах опасности, любимый запах Эрика.
Оставалось сказать Эмилю. Тщательно подготовить почву, подобрать эти дурацкие аргументы, которые тот так любит и сказать. Ну а если не выйдет его уломать, и пожалуйста! - заранее заводился Эрик, расхаживал по гостиной и сам с собой спорил. - Один справлюсь! Желает хныкать, пусть! Никто ему не мешает! Полная свобода! Тоже мне - Белая Гильдия! А еще высшая квалификация....