Супруги Исаковы медленно двигались в направлении продуктового магазина. На улице царил удушливый июль, когда 35 градусов по Цельсию, перемешиваясь с высокой влажностью и примесями жизнедеятельности большого города, создавали настолько осязаемый воздух, что надо было прилагать определённые усилия для его заглатывания. Люди вокруг выглядели измотанными и какими-то неопрятными, особенно в транспорте. Раскалённые металлические конструкции на колёсах захватывали очередные жертвы в отведённых для этого местах. Внутри органические тела издавали запахи потных подмышек, не стираного белья, не подмытых интимных мест. В сочетании с испарениями парфюма это создавало условия мало пригодные для полноценного дыхания. Но супруги Исаковы шли пешком совсем не поэтому. Они были бы рады внести свой вклад в обогащение ароматического разнообразия передвижных пыточных камер, но за это ещё следовало и платить. А все копеечки были подсчитаны, пара десятничков подобрана возле ларьков с мороженным, плюс две свежесданные пивные бутылки, добытые из урн по пути следования, должны были в совокупности составить желаемую сумму. Чета Исаковых находилась в запое. Трое детей были отправлены в деревню к родственникам на всё лето, на этом неплохо сэкономили. Опять же друзья не всегда приходят с пустыми руками. Вон вчера сосед сначала портвейн принёс, а потом ещё два раза бегал в дом напротив - водяра палёная, конечно, но никто пока не помер, а цены - любо дорого! Ольга повернулась к супругу, перестав сосредоточенно высматривать пустую тару.
- Андрей, а спирт-то вчера вроде ничего пошёл. Может не стоит всё-таки в магазин? Так ещё и на ливер бы осталось.
- Да что ж я совсем конченный - каждый день денатурат хлестать? А есть в такую жару как-то не хочется. Дома хлеб оставался вроде.
- Как же... Ночью Петька последние сухари подъел, всё пытался их в томате из-под кильки размочить.
- А что и килька была?
- Да он же и принёс с портвейном!
- Мы и портвейн пили?
- Да ты заспал никак? Вот, потому что на закуси всё экономишь. А что вообще-то помнишь с вчерашнего?
- Ой, не нуди с утра - голова разламывается, ты ещё лезешь с расспросами! Всё я прекрасно помню, разговаривать неохота.
- Ну-ну.
Ольга неодобрительно покачала головой. Что-то муженёк как-то ослаб. Раньше мог с недельку погудеть, потом минералочки попьёт, помоется, причешется, рубашечку чистую наденет и хоть на обложку ''Плейбоя'' или как его там? Теперь и следить за собой перестал. Рубашек чистых правда нет, так хоть умылся бы - вон вокруг рта томатный соус присох, в голове мусор какой-то, пепельница, что ли опрокинулась. Сама-то толи дело - и губки позаметнее выделила и глазки подвела. И фигурка очень даже ничего! Андрюша, как выпьет, такой страстный делается, удивительно, что ещё четвёртый раз не залетела.
До вино-водочного оставалось несколько домов. Вышли на пространство, не защищённое деревьями. Основными представителями городской флоры являлись огромные тополя. В период цветения тротуар покрывался толстым слоем пуха, при малейшем дуновении ветра назойливо пытавшегося заполнить ноздри, рот, глаза и уши. Может, кому-то из городской администрации это надоело, потому что их начали довольно резво вырубать, после аккуратно асфальтируя почву. Андрей почувствовал, как раскалённые солнечные лучи впились в голову и открытые участки тела, вызвав тяжёлую дурноту. Его бил озноб. Приступы тошноты сопровождались головокружением, и тогда он был вынужден прислоняться к чему-либо, дабы картина мира установилась перед глазами. Более всего изводил звон в ушах. Впитывая звуки, поступающие извне, он разрастался, врезаясь в кости черепа, вызывая ощущение воспалённого мозга. Сердце то колотилось где-то в горле, то вдруг исчезало. Хотелось прилечь.
- Да что с тобой?
Ольга, наконец, заметила, что мужу не здоровится. Он сразу стал как будто значительно старше. Глаза запали и потерялись в черных тенях, по лицу струился пот, от крупной дрожи бутылки в пакете непрерывно звенели. Огляделась. На детской площадке одиноко торчал деревянный грибок-мухомор, отбрасывая в песок искорёженную тень.
- Пойдем, милый, посидишь, я мигом. Сейчас всё будет хорошо. Пара глоточков и сразу станет легче.
Андрей послушно дал усадить себя. Он смотрел, как жена, бодро шагая в сторону магазина, несколько раз обернулась и махнула ему рукой. Хотел ответить тем же, но где-то в груди вдруг странно зажгло, и это жжение мгновенно стало нестерпимым. Через несколько секунд ему показалось, что пробили ножом грудину. Он ещё успел убедиться руками, что грудь цела, когда не хватило воздуха, чтобы вдохнуть и, вскрикнув, опрокинулся навзничь.
В магазине стояла очередь. Женщины покупали охлажденную минеральную воду и лимонад детям, мужчины и подростки - пиво. Продавщицы не успевали пополнять холодильник. Лишь на верхней полке, уже заиндевевшие, лежали несколько бутылок "Балтика Љ9", никем не востребованные. Их бока манили упоительной прохладой. Изменив первоначальному плану, Ольга выскочила из магазина, прижимая к животу ледяное блаженство. Предвкушение праздника переполняло её, она почти бежала.
Андрей, видимо, вздремнул. Она видела, что он прилёг, хоть и как-то неудобно. Ноги продолжали оставаться на земле, одна рука откинулась в сторону.
Ольга сделала ещё пару шагов, и вдруг ей стало страшно. Противная слабость поползла от ступней вверх. Вокруг никого не было. Человек под грибком был неестественен и незнаком, кисть руки слишком бледной. Внезапно она отчётливо увидела ногти. Они были синими. Поставив бутылки на землю, подошла вплотную. Казалось, на это ушло полчаса. По лицу ползали толстые мухи, сталкиваясь друг с другом, сердито жужжали. Глаза закатились, узкие полоски белков пугали сквозь приоткрытые веки на зеленоватом оттенке кожи.
- Да что же это? Андрюша! Да очнись же!
Она схватила его за плечи, стала трясти. Вторая рука соскользнула с груди, голова замоталась из стороны в сторону. Тело собиралось упасть со скамейки и, вцепившись в руку, чтобы удержать, вздрогнула от её неживой консистенции.
- Помогите! Хоть кто-нибудь!
Дальнейшее было неотчётливо. Вроде добежала до магазина, умоляла вызвать ''скорую''. Отнеслись недоверчиво, пока кто-то из особо любопытных, не посмотрел издалека и не подтвердил - на детской площадке лежит мужчина. Тогда решили, что вероятно просто пьян, но всё-таки сжалились и позвонили 03.
Пока ждала, окончательно убедилась, что с Андреем ничего такого случиться не могло. Он всегда был весёлый, жизнерадостный, никогда ничем не болел, только разве с похмелья. Может, перегрелся, да и упал в обморок? Сейчас сделают укол, и он очнётся.
УАЗик остановился, лихо затормозив. Подошли довольно молодой белобрысый доктор и фельдшер предпенсионного возраста. Врач что-то пощупал на шее, приподнял веки, махнул рукой на мух.
- Мужчина 37 лет, обширный инфаркт миокарда. Умер около часа назад. Это вам не ''скорую'' надо было вызывать. Ждите, подъедет специальная машина, заберёт.
- Да как же,- Ольга, наконец, вышла из оцепенения,- вы же врачи, сделайте хоть что-нибудь! Вы же ни давление не померили, ни послушали! Вы же должны искусственное дыхание делать, уколы какие-нибудь!
- Поймите, ваш муж мёртв и уже довольно давно. Он не подлежит реанимационным мероприятиям. Возможности медицины в этом вопросе весьма ограничены - мы не возвращаем с того света.
- Но можно же попытаться! Может, он просто глубоко заснул? Вы не имеете права бездействовать! Я буду жаловаться! Вы же клятву Гиппократу давали!
Медики постепенно отходили к машине. Ольга поняла, что её оставляют одну безо всякой помощи. Острое чувство ненависти ударило в голову. Она вцепилась фельдшеру в халат.
- Ах вы, уроды, сволочи! Прокатились, значит с ветерком? Приехали, посмотрели, уехали? Да чтоб вы все передохли!
Доктор пристально посмотрел на неё.
- Вы не верите, что он умер?
- Он не мог. Никогда ни на что не жаловался. У нас же трое детей!
Врач заглянул в кабину и что-то достал из-под сиденья. Она увидела, что это не очень чистый туристический топорик. Неторопливо вернувшись к телу, он недолго постоял, как бы примериваясь, а затем вдруг резко и мощно ударил. Какой-то темный комок отлетел в сторону и покатился по тротуару.
- Теперь-то он точно мёртв, не так ли?
Довольно потирая руки, доктор направился к машине.
- Это я захвачу, чтобы вас не смущало.
Он подобрал круглый предмет и бросил вглубь ''скорой''. Потом легко запрыгнул сам, и машина умчалась.
Всё произошло настолько быстро, что не успело осмыслиться. Ольга тупо подошла к скамейке и уставилась на то, что лежало. Это был Андрей, только без головы. Мух изрядно добавилось. Она всхлипнула и потеряла сознание.
В Красном Логу начиналось утро пятницы. У Николая Исакова настроение было на все сто! Вчера их бригада - он, жена Ленка и тесть Пётр Иванович закончили штукатурить жилище одного состоятельного горожанина, который согласился, наконец, с рекламным роликом, что ''хорошо иметь домик в деревне''. И теперь Николай ласково трогал пальцами довольно толстую пачку купюр.
- Гуляем сегодня, жена. Поедем к отцу в Кочки. Накупим всяких харчей, а уж самогона у него на всю деревню хватит.
- И мне не забудь захватить баночку, - откликнулся тесть, - Только сразу отлей, как приедете, а то потом и не вспомнишь.
- Не боись, своих не забываем, старикам всегда у нас почёт!
Лена тоже была довольна. Работа в деревне практически отсутствовала. Иногда приглашали в совхоз что-нибудь подлатать, покрасить, но платили копейки, а чаще норовили выдать какими-нибудь товарами. В последнее время желающие пожить летом вдали от города за бесценок покупали заброшенные дома и обустраивали их по своему вкусу. Здесь главное было вовремя подсуетиться, предложить свои услуги ранее односельчан. Правда и конкуренция была невелика. У кого хозяйство - своих дел невпроворот. Остальные либо пили, не успевая трезветь, либо были ещё молоды и ничего толком не умели. Всё же несколько более-менее прилично выглядевших человек ещё оставались, и здесь в ход шли грамоты, хранящиеся с социалистических времён. Николай был отличный штукатур-маляр высшего разряда. Они с отцом работали у него на подхвате. Глядя на деньги, разложенные веером по столу, пыталась выстроить в голове план покупок. Слишком много того, чего не было. К тому же муж, как и все в их родне слишком любил горячительные напитки. Свёкор зарабатывал тем, что продавал самогон. Раньше с этим как-то боролись, а теперь всем наплевать. И огненная водица никогда не переводилась. Она и сама стала потихоньку втягиваться. После неудачного аборта детей не было. Супруг о разводе не заговаривал, но относиться стал прохладнее, как к не совсем полноценной. Монотонными зимними вечерами особенно нечем развлечься. Мужчины иной раз прямо с утра начинают. Так всё думы одолевают, а выпьешь - проблемы отступят, жизнь вроде налаживается, и жить хорошо! Летом Николай больше уважал пиво, позволял его себе без ограничений, а под него ещё рыбку, орешки. Поэтому Лена не могла представить толком, какая же сумма, в конце концов, перепадёт на ведение хозяйства.
За завтраком её внимание переключилось на детей деверя. Антон рос толковым пареньком. В школе учился неважно, зато занимался спортом. Невысокий, но широкий в плечах, мускулистый. Охотно помогал выполнять любую работу, даже выбирал, которую потяжелее. Смеялся - это вместо тренировок. Николай взялся обучать его своей профессии и утверждал, что малец далеко пойдёт. Совсем другими были девочки. Старшая Наталья выглядела взрослее своих лет, этакой шустрой уже сформировавшейся бабёночкой. Не понятно, куда вообще смотрит мать. Вульгарный макияж, короткие юбки и платья при далёкой от стройности фигуре привлекали внимание мужичков со всей округи, и с приездом Натальи Лена всё чаще замечала их нагловато-смущённые лица неподалёку от калитки. Племянница часто уходила вечерами к подругам, а возвращалась под утро и, просыпаясь к обеду, выносила к столу помятое тело с явственным запахом табака и перегара. Лена сначала пыталась сопротивляться, но когда Николай, обняв Наталью за пухлые плечи, сказал, что девчонке надо расслабиться после учебного года, примолкла, ограничившись недолгой лекцией по вопросам предохранения. Та выслушала её, зевая и надувая пузыри из жевательной резинки, а под конец сообщила презервативами какой фирмы пользоваться кайфовее.
Машенька - самая младшая из детей явно отставала в развитии. Она была слабенькая, всё время сопливая, не всегда просилась в туалет. В своём пятилетнем возрасте произносила всего несколько десятков слов. Плохо понимала, когда ей что-то объясняли, а, испугавшись, кричала и молотила себя ручонками по голове. Ольга категорически отказывалась показать дочь врачам, утверждая, что с возрастом всё придёт в норму. Маша никому особо не докучала. Иногда бродила за Леной повсюду точно хвостик, но, усаженная за игрушки, могла целый день тихонько перебирать их в уголке.
После завтрака и возвращения из магазина с провизией, Николай, погрузив покупки в кабину трактора, усадил на сиденье и девчушку.
- Пусть ребёнок покатается. Хоть раз за пределы двора выедет, а то всё лето возле крыльца просидит.
- Очень ей это надо, да что она понимает,- раздраженно отреагировала Наталья,- меня бы лучше взяли, а то тут и от скуки помереть недолго.
- Габариты у тебя не те. Точнее те, но не для нашего транспорта, так что когда-нибудь потом.
Трактор бодро заскрежетал по дороге. Встречные односельчане выкрикивали нечто неслышимое из-за шума, видимо, желали хорошего пути. Выехали за деревню. Машина, бессердечно обжигаемая солнцем, раскалилась и грохотала всё сердитее, но Лене было хорошо. Она, прижав к себе Машеньку, смотрела по сторонам. Чистейшей голубизны небо подавляло своей необъятностью. Благодаря тому, что находилась выше уровня земли, Лена чувствовала, что становится ближе к этому колоссальному бассейну, раскинувшемуся над головой. И подпрыгивающая тряска в клубах пыли отчего-то вызывала иллюзию полёта. Мимо неторопливо двигались берёзовые колки вперемешку с полями. Иногда попадались вальяжно жующие коровы, выпадающие из общего движения кимарящие пастухи, а она всё парила, пока наконец не уснула, порабощенная монотонностью пути.
Прибыли часа через три. Их уже ждали. Помимо родни набежали друзья, знакомые и просто любители посиделок. Пару столов составили вместе и накрыли во дворе. Жадно разбирали закуски, радостно смотрели на запотевшие бутыли. Разлили, напряжённо замерли в ожидании первого тоста.
- Ну что, сынок,- глава семьи Исаковых Василий Петрович,- начальственно оглядел сидящих.
- Горжусь тобой. Андрюха вон в город подался, а толку - чуть. Только что парня народил, так его ещё в люди надо вывести. В городе-то всякий сможет прожить, пусть в деревне попробуют. А ты молодец, руки не опустил, семью содержишь! Выпьем же за достойные заработки!
Народ восторженно загудел, и понеслось. Пили за отца и мать, других родственников, присутствующих и отсутствующих, их друзей. За почивших. За солдат в горячих точках и матерей, их ожидающих, мир во всём мире. За погоду и урожай, любовь и верность. Пережёвывая один за другим холмики еды на тарелке, Николай ловил на себе взгляд смутно знакомой обесцвеченной девицы, пытаясь оценить, сколько же ей лет. Семнадцать? Двадцать? Могло быть и больше. Наклонившись к матери, он шёпотом спросил, кто такая? Мать удивилась.
- Да это же Танька, Журавлёвых дочь. Ты её с детства знаешь.
- Так она вроде в город уезжала.
- Даже в политех смогла поступить. Проучилась какое-то время, а потом и началось. У девчонок в общежитии стали пропадать деньги. Вроде понемногу, а всё равно неприятно. То в одной комнате, то в другой. На неё и подумать не могли - такая скромная тихоня. Пока не застукали. Дискотека в общаге была, гостей много пригласили. Все вышли, а одна чего-то там забыла и вернулась. Ну, а наша Таня вовсю шурует по сумкам! В общем, осудили условно, с институтом пришлось расстаться. Домой наотрез отказалась ехать. Нравится, говорит, мне в городе и всё тут. Устроилась на завод, дали общежитие. Через некоторое время опять двадцать пять. Снова суд. Родители всю скотину распродали, поехали выручать. Кое-как отмазали. Теперь в деревне отирается то с одним, то с другим, шалава непутёвая.
Татьяна, словно поняв, что о ней рассказывают, презрительно дёрнула плечом и ушла. Гулянка продолжалась. Позже вынесли на крыльцо магнитофон и отплясывали, как могли, красные, потные с осоловевшими глазами. Иные вяло расселись, кто куда сумел, а некоторые и улеглись. Небесное светило, устав глядеть на безобразие, потянулось к горизонту. Комары и мошки нещадно атаковали всеми позабытую Машу, которая грызла малосольный огурец на веранде. Вокруг Лены же вился жилистый смугловатый Марат, проживающий по соседству. После нескольких стопок, он вдруг начал трогать её колени под столом, продвигая руку всё выше и выше. Почему-то это не было противно. Сначала просто ошеломило так, что момент для протеста был упущен, а затем острое чувство попрания недозволенного окончательно загасило вспышку стыда. Шершавые пальцы Марата уже пытались сдвинуть в сторону трусики между ног, когда Николай, наконец, вспомнил, что приехал с женой. С трудом фокусируя взгляд на каждом из ещё остававшихся, он добрался и до Елены, пытаясь объяснить себе странное выражение её лица. Плотно придвинувшись к столу, она сидела, несколько развернувшись к соседу. Глаза прикрыты, губы же наоборот как-то неприлично разъехались. Выглядело это определённо развратно.
- Э...э...ты чего? Ленка, ты чего творишь? - Увлекая за собой скатерть с посыпавшейся посудой, Николай ринулся на другой край стола. Не получалось так быстро, как хотелось, и к моменту явления ''мавра'', беспорядок в белье уже устранили. Марат весело подмигнул карим глазом.
- Что, кореш, решил ноги размять? И то верно, сколько уже сидим, пора и честь знать. Спасибо за тёплый приём.
После чего возмутительно ровно и легко удалился. Лена, переведя дыхание, взяла мужа под руку.
- Коленька, темно совсем. Пойдём спать. Завтра всё уберём.
- Спать будем дома - злобно рявкнул Николай, смутно чувствуя, что его только что ловко провели.- Бери Машу, поехали!
- Да ты что! Опомнись! На ногах почти не стоишь! Дороги и вовсе не видно!
- Я сказал, собирайся! Да бутыль не забудь, тестю обещал.
Подтянулись те, кто ещё мог двигаться. Уговаривали сначала по-хорошему, потом попытались скрутить силою, но, получив в ответ несколько хрустящих ударов, отступились с прощальными словами
- Ну и пиздуй на хуй, придурок!
Лена, испытывая вину и ноющую опустошённость, покорилась и, после получасовой возни, помогла мужу забраться в кабину. Устроилась рядом со спящей Машей на руках. Трактор взревел, задёргался и после нескольких прыжков, выехал на дорогу. Его мотало из стороны в сторону. Лена пыталась контролировать мужа, но скоро количество выпитого стало сказываться, и она отключилась.
Около часа спустя, трактор на одном из поворотов лихо ринулся в кювет и перевернулся. Маша погибла мгновенно. Лена же, ненадолго очнувшись, обнаружила, что лежит посреди груды металла, и какая-то железяка разделяет её левое бедро надвое. Она рассматривала части ноги, силясь понять, как это может быть, но затем пульсирующая боль стала разрывать её, заставляя визжать и скрести землю. Скоро всё кончилось.
Рано утром по дороге двигался ''Москвич''. Водитель издалека заприметил перевёрнутый трактор, притормозил и некоторое время неуверенно стоял возле машины, не решаясь подойти. Затем, убедив себя, что, может, кому-то требуется помощь, приблизился. Внутри кабины лежала маленькая мёртвая девочка. Рядом с трактором в страшных желированных сгустках с размозженной ногой мёртвая женщина. Метрах в пяти из придорожного кустарника доносился мерный храп. Добравшись туда на онемевших ногах, водитель увидел мужчину, который крепко и безмятежно спал. На его мокрых штанах возились слепни. Водителя стошнило.
Это тревожное ощущение вины. Оно появляется внезапно. Вдруг всплывает из мутных глубин где-то на уровне солнечного сплетения, и вот ты уже не знаешь в какой позе замереть, чтобы стало не так невыносимо. Настины глаза. Её слёзы. Её ожидание возвращений, терпимость к твоим уходам. Какое-то необъяснимое всепрощение, которое нагло эксплуатируешь. Но расплачиваться приходиться. Скукожившись, стиснув зубы, пытаться забыть то, что память так услужливо и некстати впрыскивает в твой мозг красочными картинками, и проигрывать. Опять и опять. Рита сидела за столом в учебной комнате кафедры психиатрии, пытаясь сосредоточиться на происходящем. Как кафедральный сотрудник она проводила занятия с молодыми специалистами, и сейчас девушка-интерн докладывала о своей пациентке.
- Вашему вниманию представляется Исакова Ольга Сергеевна, 1970 года рождения. Доставлена в больницу бригадой скорой помощи 13 июля. При поступлении продуктивному контакту недоступна вследствие ступора. Со слов врача находилась возле трупа мужчины, предположительно являвшегося её мужем. После курса седативной терапии сознание ясное, назвала себя, рассказала о происшедшем. Из анамнеза - родилась в семье рабочих. Отец работал слесарем на заводе, мать там же контролёром ОТК. Имеются два младших брата, проживающих на данный момент со своими семьями. Отец практически всё время злоупотреблял спиртными напитками. Уходил на работу, похмелившись, приходил уже сильно пьяный. Был злобен, придирчив, часто избивал того, кто подвернётся под руку, чаще всего жену. Когда пациентке было 15 лет и дома, кроме неё находилась только сестра отца, зашедшая в гости, стал приставать к дочери с сексуальными намерениями. Попытавшуюся защитить её сестру несколько раз ударил ножом в шею и грудь, отчего она скончалась на месте. Сам умер несколькими годами позже в тюрьме от туберкулёза. Мать живёт гражданским браком с другим мужчиной. Пациентка росла и развивалась относительно нормально. Из-за обстановки в семье выполнять качественно домашние задания в школе было затруднительно, поэтому училась посредственно. После 8 класса перешла в ПТУ, где получила специальность швеи-мотористки, по которой не работала, т.к. вышла замуж и стала домохозяйкой. Родила 3 детей - девочки 16 и 5 лет, сын 14 лет. Муж сначала неплохо зарабатывал таксистом. Коллектив был дружный, ходили друг к другу в гости, собирались по праздникам, дням рождений. Затем стали оставаться после работы, утром муж сильно болел, начал похмеляться. С трудом дожидался выходного, когда можно было выпивать целый день. Начались проблемы на работе, несколько раз не выпускали на маршрут. Пациентка, убедившись, что никакие уговоры, скандалы и угрозы не помогают, и опасаясь, что муж станет таким, как отец, решила составлять супругу компанию. С её точки зрения в этом были определённые плюсы - муж всегда рядом и ему достаётся меньше спиртного. Через три года она уже могла его перепить, и главным жизненным вопросом стало, где бы занять денег опохмелиться? 13 июля супруги пошли в магазин за водкой. Пока больная стояла в очереди, муж ждал на улице. Когда она вернулась, то обнаружила его без сознания и вызвала скорую помощь, которая на удивление быстро приехала. Описать врача пациентка затрудняется. Помнит только, он сказал, что ничего не может сделать, а она считала, что муж ещё жив. Тогда доктор достал из машины топорик и отрубил супругу голову, забрав последнюю с собой. Очнулась пациентка уже в больнице.
С момента начала лечения прошёл месяц. Критика к бредовым переживаниям полностью отсутствует, несмотря на то, что и милиционеры и родственники больной убеждали её, что голова была на месте и даже следов удара не обнаружено. Она непрерывно пишет жалобы в различные инстанции с требованием наказать виновного.
Рита смотрела на свои руки и никак не могла сосредоточиться. Руки начинали походить на мамины - наполнялись какой-то припухлостью, исчерченность кожи становилась глубже и заметнее, они как будто уставали и признавались в своём бессилии выглядеть лучше. Руки женщины среднего возраста.
Мама, я догоняю тебя, - подумала она и вернулась в неторопливое течение занятия на моменте беседы с пациенткой. Задавали вопросы, решили задержать на какое-то время, изменить терапию. Сложность ситуации была ещё и в том, что у родственников в деревне погибла её младшая дочь, а сказать об этом опасались из-за возможного ухудшения состояния.
- Она не выглядит депрессивной,- обратилась Рита к лечащему врачу Исаковой после того, как группа разошлась.- Обозленной, раздражённой, желающей возмездия - да, а фон настроения довольно ровный. Попробуем всё-таки сообщить ей.
Пациентку вновь пригласили в кабинет. Рита села рядом с ней и подбирая слова, как фрагменты мозайки, проговорила, - Ольга Сергеевна, учитывая самочувствие при поступлении, мы не могли сообщить вам об ещё одной трагедии в вашей семье. Теперь состояние относительно стабилизировалось, так что лучше сделать это сейчас, пока вы под присмотром врачей. Дело в том, что около трёх недель назад ваши деревенские родственники перевернулись на тракторе. Зачем-то они брали с собой и Машу. Она погибла сразу, скорее всего во сне, так как была ночь, думаю, не успев ничего почувствовать. Мы искренне вам соболезнуем.
Она вглядывалась в лицо больной, пытаясь разглядеть, что происходит. За дверью ожидала медсестра с транквилизатором и санитар. Реакции на безысходные сообщения могут быть самыми разными - вроде слабо журчащих фонтанчиков для питья и гейзеров, вырывающихся кипятком из земли на десятки метров.
Появилось подобие недоумения. Казалось, пациентка вспоминает, о ком вообще идёт речь. Затем взгляд стал более осмысленным, в нем отразилось беспокойство.
- Похоронили? - спросила она тревожно.
- Да, там же в Красном Логу.
Будто потеряв интерес к теме, она молчала, разглядывая руки на коленях.
- Как вы себя чувствуете?
- Спасибо, лучше. Двоих-то проще на ноги поставить.
И с этими словами вышла из комнаты.
Рита сидела в кафе рядом с домом, куда заходила по вечерам что-нибудь выпить. В зависимости от погоды и настроения это могло быть пиво, коктейль или кофе. Сегодня природа подавала сигналы для чего-нибудь согревающего, а голова противилась трезвости. Результатом явился глинтвейн, который отпивала неторопливо, рассматривая проходящих мимо. Стёкла кафе были тонированными и позволяли подглядывать. Прекрасно вымытые снаружи огромные чёрные поверхности как бы провоцировали прохожих непременно отразиться в них, поправить причёску, освежить макияж, подмигнуть, состроить гримасу. Некоторые поддавались, а затем, вдруг устыдившись, убегали в различных направлениях. Она весьма живо представила, как ожидавшая кого-то у входа холёная дама трудно определяемого возраста, постепенно приподнимает край длинной юбки и поправляет чулки на кружевном поясе тёмно-фиолетового цвета. Объёмные целлюлитные бёдра какое-то время ещё бледнели в пространстве.
- В глинтвейне ЛСД,- лениво подумала Рита и, повернув голову, за встающими и уходящими из-за столиков сразу увидела ту, ради которой может и ходила сюда на самом деле. Женщину выше среднего роста, около 40, стройную, гармонично одетую, симпатичную, с несколько длинноватым носом, который хорошо сочетался с подобными же пальцами и большими серыми глазами. Ей нравилось, как непринужденно она сидит на неудобных пластмассовых стульях, как, закурив, аккуратно укладывает пепел в собственную маленькую инкрустированную пепельницу с захлопывающейся крышечкой, чуть насмешливо поглядывая на окружающих. В течение нескольких месяцев она приходила вместе с мужчиной ещё более высоким, подтянутым, с коротким седоватым ёжиком волос на голове, очень стильным, пожалуй, слишком для заведения подобного рода. От него так и веяло деньгами, успехом, уверенностью, и женщина покрывалась персиковым румянцем и не отводила глаз ни на секунду. Они заказывали что-нибудь, а затем подолгу увлечённо беседовали, смеялись, иногда задевая друг друга, и тогда светильник на столике начинало замыкать от накапливающейся вокруг энергии чувственности.
Потом мужчина стал запаздывать, был рассеян, временами нервозен, спешил уходить. И одним неплохой погоды вечером не появился вовсе, оставив женщину наедине с её пепельницей, длинными пальцами, остывающим кофе и мыслями ни о чём хорошем. Она часто навещала это одинокое место, словно могильный холмик и сидела в ожидании, вероятно возвращения живых мертвецов. Одиночество окутывало и пронизывало её. Она просто сочилась одиночеством, и желающие приблизиться на подходе начинали зябко поёживаться, будто спотыкались и занимали более позитивные столы.
Рита допивала глинтвейн, разглядывая длинные стройные ноги, как бы скучающие отдельно от отрешённости верхней половины незнакомки, и чувствовала, как тёплые сладостные потоки начинают своё движение внутри. Захотелось оказаться рядом, погрузиться лицом в колени, осторожно охватить пальцами щиколотки, гладить, щекотать губами. Она вскочила и спустя мгновение уже сидела напротив, вцепившись пальцами в края стула.
- ''Так идёт за годом год, так и жизнь пройдёт, сотни раз маслом вниз упадёт бутерброд. Может, будет хоть день, может, будет хоть час, когда нам повезёт...''
Женщина изумлённо смотрела, не понимая.
- Разве мы знакомы?
- Es posible, que nos conozcamos? Словно фраза из русско-испанского разговорника. Мне вот ни разу в жизни не удалось её произнести. Завидую.
- Изучаете испанский?
- Нет, пытаюсь справиться с русским. Являюсь уроженкой Валенсии.
- Ну, ладно, а причём здесь я?
- Не позволяйте печали тратить слишком много отведённого вам времени. Освободившееся пространство рано или поздно всё равно кем-то занимается.
- Да, да. Припоминаю... Природа не терпит пустоты. Так вы предлагаете свою кандидатуру?
- Что погорячилась?
Собеседница внимательно посмотрела на Риту. На лице отобразилось выражение усталой брезгливости.
- Видите ли,- произнесла она, аккуратно проговаривая буквы, - не знаю, отчего вы так решили...Мне кажется, я совсем не похожа... В общем, мне нравятся мужчины. Вы обратились не по адресу и, если позволите, мне нужно побыть одной.
- Да без проблем. Ещё немного сиротства и вы перестанете обращать внимание на пол замещающего субъекта. Ибо любовь зла...
Женщина прищурилась и, достав из сумочки очень идущие ей очки, стала разглядывать Риту в упор.
- Мне кажется, вы пьяны и сказали уже достаточно. Не вынуждайте меня прибегать к помощи охранника.
Рита почувствовала себя так, будто в течение разговора непрерывно приседала с 35 кг штангой. Требовалось немедленно выйти, и она поднялась.
- Здесь чего-то добавляют в глинтвейн. Вы, конечно же, правы - сегодня я самое слабое звено. Приду домой, встану в угол и заплачу.
На улице царила прохлада. Она нежно укутала разгорячённый лоб, провела ветерком по затылку. Вкусно пахнущие парочки, интимно прижавшись, перемещались по проспекту в облаках своего микрокосмоса. Хотелось любви. Группа подростков, притормозив, разглядывала огромный рекламный плакат, на котором, призывно улыбаясь, застыло несколько девушек. Все они были одеты в одинаковые очень короткие платья и телесного цвета колготы. Сосредотачиваясь на этом, было трудно догадаться, что рекламируется на самом деле обувь.
- Я бы с ними со всеми...- мечтательно произнёс один из парней, тяжело вздохнув.
- А я бы - нет,- подумала Рита и побрела домой.
Валентина Семёновна зашла в подъезд. Каждый раз необходимость проходить эти несколько пролётов до своей квартиры вызывала у неё сердцебиение и омерзительную тревогу. Подъезды, как ей казалось, становились одними из самых криминогенных мест. Здесь убивали профессионально и не очень, насиловали, избивали, грабили, кололись, курили ''дурь''. Сюда забирались бомжи, распространяя вонь клоаки, а так же вшей, блох и чесоточных зудней. Следовало внимательно смотреть, куда ставишь ногу, чтобы не наступить на шприц, чьи-то фекалии или содержимое желудка. Один раз она обнаружила труп, а другой - стала свидетельницей полового акта, виртуозно исполняемого неизвестной парочкой, опиравшейся на колонну мусоропровода. Всегда вывернутые или разбитые лампочки и никогда ничего не слышащие соседи, не оставляли шансов на помощь. Поэтому, открыв подъездную дверь, она какое-то время прислушивалась и принюхивалась, чтобы затем стремительно броситься на свой третий этаж. Если, конечно, это может быть стремительно в пятьдесят три года. Хуже всего, что собственная квартира пугала ещё сильнее. Убедившись, что замки целы, затаив дыхание, Валентина Семёновна вошла.
Когда-то у них была замечательная семья. Муж преподавал в университете, дважды успешно защитился и с течением времени возглавил кафедру. Она же работала научным сотрудником в институте. В молодости оба увлекались турпоходами, где и познакомились. Объехали вместе практически весь Союз, охватив и несколько стран соцлагеря. Когда обоюдно захотели ребёнка, выяснилось, что ей уже тридцать. Однако и беременность и роды прошли удачно. Получился сын Вениамин. Рано пошёл, рано начал разговаривать. Первые пять классов в школе был круглым отличником. ''Вундеркинд растёт, ''- шутили родственники. Воспитанием, учитывая научную карьеру мужа, пришлось заниматься ей. Читала книги по психологии, старалась, как могла. И всё шло хорошо. До какого-то момента. Когда же начались эти изменения? Теперь уже невозможно вспомнить точно. Муж постоянно был очень занят. Она стирала, готовила, убирала, шила, вязала, ремонтировала, набирала тексты и выполняла работы ещё на сотню других глаголов. Она считала, что это справедливо, потому что мужчина зарабатывал, и деньги давали ощущение определённой независимости и равновесия. Хорошая квартира, машина, одежда, поездки в отпуск. Сын довольно успешно занимался спортивными танцами, был многократным призёром различных соревнований, а это требовало немалых вложений. Оплата тренера, костюмы, обувь, разъезды. Она и не подозревала, во сколько это обойдётся, когда впервые привела Веню в танцкласс, но они справлялись. Когда же это началось? Наверно, когда, стирая одежду сына, иногда улавливала какой-то странный запах. Вроде бы табак, а вроде и нет. Долго не решалась спросить, а в результате сын рассмеялся и ответил, что у партнёрши такие духи. Сейчас этот запах в моде, вот и ему немного достаётся. Как-то переставляя книги в его комнате, вдруг наткнулась на пачку ''Беломорканала''. Объяснил, что оставил одноклассник. Неужели ты могла подумать, что я курю папиросы, мама? Это и, правда, не укладывалось в голове. Да, а ещё раньше, позвонил тренер и попросил о встрече. Она сразу поехала. Старался быть деликатным. Осторожно сказал, что мальчик стал несколько хуже заниматься, часто опаздывать, а главное потерял кураж. Может быть, что-то происходит дома? Может проблемы с девочками? Ничего не замечали? Всё-таки попытайтесь поговорить с ним, жаль, если закончится вот так. Вениамин отреагировал довольно раздражённо. А что ты хотела, мама, у меня выпускной класс! Приходится ещё и учиться, чтобы поступить в институт. Я не могу разорваться! Тогда она сочла ответ весьма разумным, а несколькими месяцами позже её вызвали теперь уже в школу. Всё повторялось. Стал рассеянным, не приходит на уроки, упала успеваемость, дерзит учителям. Говорит, что много времени уходит на тренировки, но не всю же жизнь он планирует танцевать? Вернулась домой подавленная. Веня, что происходит? Оказалось, их пару отобрали на международный конкурс, поэтому стал заниматься дополнительно. Хотел преподнести сюрприз, пока молчал, но теперь всё равно ещё и деньги на костюм надо попросить. Обрадовалась, как идиотка. Уже представляла себя матерью знаменитости, поделилась со всеми знакомыми. А через месяц получилось, что поехал кто-то вообще из другого города. Костюм уже выкупили, денег не вернуть. Ты не расстраивайся, мам, пригодится для следующих соревнований, я его у тренера оставил, потом покажу. Надо было, конечно, позвонить, узнать, что же произошло, но у мужа очередные публикации и времени нет ни секунды. Ближе к лету звонок из школы. Бога ради не волнуйтесь, ужасно, что так произошло, ни о чём не беспокойтесь, поправляйтесь, а Веня пусть ухаживает за вами, сколько потребуется. Он так хорошо учился все эти годы, что аттестат грех не выдать. Конечно, к сожалению, в основном будут тройки, но может потом, когда всё образуется, наймёте репетиторов, Веня же такой умница. Главное, выздоравливайте! И положили трубку. Ничего не соображая, ошибочно набрала номер тренера. Когда он вдруг тоже заинтересовался её здоровьем, опустилась на пол и спросила, к чему вопрос и что с ней должно было случиться? После долгого молчания трубка ответила, что в начале зимы Веня явился на занятия совершенно невменяемый и сообщил, что мама в автомобильной аварии сломала позвоночник, и ему придётся отказаться от танцев, чтобы за ней ухаживать. Но где-то в это время он как раз дополнительно занимался, чтобы поехать за рубеж? Кто, Веня? Да до международного уровня ему расти и расти, я ведь предупреждал вас, что он стал плохо танцевать, а потом и пропускать занятия. Пришлось искать другого для его партнёрши. Зачем же шили костюм? Костюм? Какой костюм? Дорогая, Валентина Семёновна, ваш отпрыск совсем заврался. Вам срочно необходимо принять какие-то меры! Что он себе позволяет? Уронила трубку на рычаг. Господи! Единственный, ненаглядный, любимый сын сломал ей позвоночник и, прикрываясь этим, не ходит ни в школу, ни на танцы. Что же он в таком случае делает? В ужасе примчалась к мужу прямо на работу, хватала за руки, умоляла немедленно поговорить с Веней. Позвонили домой, трубку не снимали. Вот видишь, его сейчас нет. Давай отложим до вечера. Попытаюсь пораньше... Ну, иди же, Валя, я невероятно занят.
Подходя к дому, увидела бабу Зину с первого этажа. Та, неодобрительно покачав головой, вдруг обратилась к ней.
- Как же так, Валентина, семья у вас вроде хорошая, а мальчишечку проглядели?
- Какого мальчишечку? Кто проглядел?
- Да Веню своего! Как же позволили с наркоманами дворовыми связаться? Так и до тюрьмы недалеко. Деньги-то уже таскает у тебя или вещи выносит?
- Да вы что, Зинаида, простите, не знаю вашего отчества, что вы такое говорите?
- Так ясное дело, чего ты вскинулась? Уколоться дорого стоит, а деньги где брать? У папки с мамкой. Сначала, которые на обеды дают, в кино там сходить, с подругой в кафе посидеть. Только их слишком мало. Начинают подбирать, где, что плохо лежит. Сдачу не возвращать после магазинов. Потом из кошельков вытаскивать, родительских заначек. Затем вещи выносить, какие незаметней, продавать.
- А вы откуда знаете?
- Внук у меня такой. Срок отбывает за кражу. Это уже следующий этап, когда дома больше взять нечего или родители прибить могут.
- Про Веню ... давно известно?
- Да с год уж. Они тут в беседке частенько косячки забивали. Вот и сын ваш к ним прибился. Чего уж ему надо было, не знаю. Вижу, всё чаще и чаще туда ходит. Раз окликнула, говорю, не твой это круг, держись от них подальше. А он мне - это, чтоб лучше танцевать.
- Что же вы нам-то ничего не сказали?
- Думала, знаете. Да и чего в чужую семью лезть, в своей беспорядок.
- Я слышала, что травка довольно безопасна. Её курят практически все творческие люди, это помогает в работе.
- Ну, я то не специалист. Только курение, по-моему, уже в прошлом. Недавно встретила вашего возле подъезда на лавочке. Красный, как из парилки вылез. Изо рта слюни текут. Видно, ''ханкой'' укололся. Я на своего-то понасмотрелась выше крыши. Господи, помилуй.
- Что это, ''ханка''?
- Наркотик такой. Как-то специально приготовляют, варят, что ли чего.
- Так что же делать?
- Да чего делать? Кто бы знал? Хотя деньги у вас есть, а деньги многое могут. К врачам обращайтесь. Может, кто и поможет.
Тяжело поднялась в квартиру. Зашла в Венину комнату. Потерянно осмотрелась. Раскрыла платяной шкаф. Она толком не знала, какие вещи и в каком количестве могли здесь находиться. Гардероб мужа помнила прекрасно, так как многое выбирала сама. Сын же года два назад мягко дал понять, что их вкусы не слишком сходятся, и он бы предпочитал делать покупки самостоятельно. Время от времени они просто оставляли на его столе конверт с деньгами, не слишком интересуясь, как он ими распорядиться. Всё же заметила, что нет пары спортивных костюмов, отсутствовали танцевальные наряды и несколько комплектов нового цветного постельного белья. Пройдя по другим комнатам, обнаружила пропажу хрустальных ваз, различных фарфоровых статуэток, фотоаппарата ''Кодак'' и, наконец, двух золотых колец времён своей молодости. Она давно не носила их, но хранила как память. Одно было подарено мамой в честь окончания школы, другое папой на совершеннолетие. В квартире, возможно, отсутствовало ещё что-нибудь, но уже не было сил проверять. Слабость, подташнивание и головокружение свидетельствовали о том, что давление значительно подскочило. Приняв таблетки, рухнула на кровать и отключилась.
В тот вечер им так и не удалось поговорить с сыном. Ближе к ночи сердитый голос по телефону сообщил, что тот в больнице, опасность миновала, перезванивать не стоит, приезжайте утром, так как нет вещей. Оказалось, что его без сознания в одних плавках и носках, нашли возле приёмного покоя. Вениамин вышел к ним бледно-зелёного цвета. Его худое тело постоянно передёргивалось и пыталось на что-нибудь опереться.
- Он же совсем больной! Как вы можете такого выписывать! - возмутилась Валентина Семёновна.
- Наркоманами не занимаемся, - равнодушно ответил врач.- Жизнь спасли, а дальше, если желает, обращайтесь в наркодиспансер.
- А почему вы решили, что он наркоман, доктор?
- Потому, что попал сюда в связи с передозировкой. Да вот, взгляните...
И врач, взяв сына за руки, показал их вблизи.
- ''Дорожки'', видите? Говорит, что колется месяцев восемь, да всё ''ханкой'', а теперь на героин перешёл. Первый раз дозу не рассчитал. Такое бывает.
Она смотрела на эти точечки, не отрываясь. Словно какое-то неуклюжее насекомое, прихрамывая и заваливаясь, наследило на плечах и предплечьях. Где только она не увидит позже эти жуткие безнадёжные следы. Голени, бёдра, подмышки, пах, шея будут плотно усеяны ими. Сливаясь, они станут образовывать гноящиеся ''колодцы''. Сколько бы она отдала потом, чтобы никогда больше этого не увидеть, а тогда не могла отвести взгляд.
В этот день её жизнь закончилась. Сын утверждал, что болен сахарным диабетом и на нём следы от уколов инсулином. Им не говорил, не хотел расстраивать. Оказался в больнице, потому что ввёл инсулин, не поев, а так нельзя. Пришлось идти в поликлинику, и конечно там никто про Вениамина ничего не слышал. Ему не повезло. У разных людей привыкание развивается своими путями. Пристрастие к героину возникло с первой инъекции. Моментально и навсегда. Отец, подключив свои связи, устроил его в институт, но после первых трёх месяцев с образованием было покончено. Несколько раз начинал работать то курьером, то грузчиком, то почтальоном, но не дотягивал даже до первой зарплаты. Всё время врал, придумывал какие-то глупые объяснения, отчего муж приходил в бешенство и даже несколько раз избил его, но ничего не помогало. Как и рассказывала баба Зина, накопленные за годы вещи стали постепенно покидать пределы квартиры. Ценности, сотовые телефоны, костюмы, магнитофоны, телевизоры, постельное бельё, дорогой парфюм и даже кухонная утварь. Каждый день чего-то не обнаруживалось на месте. Лечиться он сначала отказывался, так как не считал себя больным, а потом согласился, но они напрасно радовались. Оказалось, проходить курс лечение для наркомана весьма выгодно, так как после этого доза вводимого препарата снижается, и требуется меньше денег для закупа. Была испробована вся палитра методов детоксикации, гемодиализ, нагревание до высоких температур, гипноз, кодирование. Они возили сына в другие города, посетили несколько десятков клиник. И когда, прилетев после очередной терапии и получив багаж, муж обнаружил Вениамина в туалете аэропорта, уколовшегося и довольно пускавшего слюни, он сказал: ''Всё, хватит! Четыре года нашей жизни ухнуло в никуда. Если не остановиться, мы потеряем то, что ещё осталось. Он уже взрослый мальчик и выбрал свой путь в жизни. Ему этот путь нравится. Давай, выделим жильё, и пусть делает, что хочет, но только без нашего присутствия''. Но даже после всего пережитого она не могла на это пойти. Как же, любимый, ведь это наш единственный ребёнок! Он всё равно будет ходить к нам питаться. И кто-то же должен стирать его вещи. А если он потеряет квартиру и вернётся, всё будет ещё только хуже! Ладно, Валя, как хочешь, а я так больше не могу! В результате квартиру разменяли, и муж ушёл в однокомнатную, а им досталась двушка в другом районе. Она не знала, как выглядит ад, но думала, что черти бы такого не вынесли. Из квартиры исчезло всё, что проходило в дверной проём. Она работала на трёх работах, практически не бывала дома и никак не могла помешать сыну делать, что хочется. Помимо друзей-наркоманов в квартире часто появлялись незнакомые люди, которым за небольшую плату разрешалось заниматься всем, чем вздумается. Веня ещё пару раз попадал в больницу с гепатитом и пневмонией. И хотя приходилось занимать деньги на дорогостоящие лекарства, она какое-то время могла побыть в квартире одна и отдохнуть.
Кризис случился в день рождения. Бывший муж подарил маленькие золотые часы. Она надела их и долго сидела неподвижно, вспоминая прежнюю жизнь. Тогда она и не подозревала, что была счастлива. Если бы знать... Следовало ценить каждую минуту, запоминать на вкус, как пахла, что обещала. Она пропустила их мимо, не вобрала в себя, не впитала, думая, что лучшее ещё впереди. Вот-вот сейчас оно покажется из-за горизонта. И что же? Оттуда выползло кошмарное чудовище, изо дня в день питающееся ею. Глядя тусклыми дебильноватыми глазками, выхватывало куски живой плоти и равнодушно пережёвывало у неё на виду. Но сегодня благодаря этому небольшому украшению впервые за долгое время на душе стало спокойнее и даже слегка празднично. Купив бутылочку белого вина, произведённого в городе, где не произрастает виноград, и 50 гр. красной икры, устроилась на диване с бутербродами и воспоминаниями. Потом откуда-то вернулся сын, сопровождаемый друзьями. Прошёл в её комнату. Видно было, что его ''ломает''. Не спросив, сделал несколько больших глотков прямо из бутылки.
- Что, гуляем?
- Сегодня мой день рождения, сынок.
- А, поздравляю... Слышь, мам, в честь этого не могла бы дать денег? Плохо мне. И пацаны все как назло пустые.
- Так нет денег, Веня. Ты требуешь их каждый день, а я ведь не золотой запас России!
- Сама вино покупаешь, и часики новые на руке!
- Вино взяла самое дешёвое, раз в году могу себе позволить, а часы отец подарил.
- Бесплатные значит? Слышь, дай на пару дней? В ломбард снесу корешу, а потом ребята бабки раздобудут, вернём.
- Да ты в своём уме, Вениамин! Совсем обезумел? У родной матери в день рождения подарок отбирать!
- Я же не насовсем. Плохо мне. По хорошему прошу.
- Эта вещь к тебе никакого отношения не имеет. Единственное, что у меня осталось, как ты не понимаешь!
- А ну дай сюда, сука!
Сын вдруг с ненавистью ударил её наотмашь. И пока она приходила в себя через боль, наполняющийся металлическим вкусом рот и звон в ушах, сорвал браслет и бросился из комнаты. ''Больше ничего нет'', - услышала она, и дверь оглушительно захлопнулась под аккомпанемент удаляющихся ног. Интересно, что никаких мыслей в голове не было. Пытаясь впоследствии восстановить ход событий, она поняла, что ни о чём не думала. Тело двигалось как бы на автопилоте. Видимо, включилась неизвестная ей система предохранения, которая отвечала за сохранность психики. А та, которая следила за телесной оболочкой, отключилась. Механически подошла к зеркалу, осмотрев разбитые губы и наливающуюся синевой опухшую скулу. Язык ощутил шевелящиеся зубы. Постояла. Развернулась, дошла до стола. В нижнем ящике лежали таблетки. Клофелин. Почти полная баночка. Высыпала на ладонь и проглотила частями, запивая остатками вина. Легла на диван.
Пришла в себя через несколько дней в реанимации. Муж навещал, приносил продукты, лекарства. Подарил ещё одни часы, плакал. Валюша, вам надо разъехаться, до чего ты себя довела! Она и сама это поняла ещё раньше, но сын не давал согласия на размен. В больнице ни разу не появился. И вот возвращалась домой, не зная, чего ожидать.
Вроде бы тихо. Повсюду ужасающая грязь. Видно, что ходило много народу в уличной обуви. Кое-где валялись прямо кусочки слепков с подошв. Бесконечные ''бычки'', шприцы, консервные банки, какие-то затхло пахнущие тряпки, пожухлые презервативы, бутылки. Квартира была наполнена дерьмом и в это же превратилась её жизнь. Открыла форточки в его комнате, своей. Везде такой же бардак. Вдруг померещился какой-то всхрап, прислушалась. Ещё один. Прошла на кухню. На полу лежал Вениамин. Скорее не дышал, чем дышал. Очень редко производил судорожный всхлипывающий вдох и затихал. В такие моменты казался совершенно мёртвым. Замерла на время в тоске. Ведь хорошо, если бы всё закончилось. И сам отмучился, и её оставил в покое. Покой! Как она в этом нуждалась! Но это же убийство! Убийство! Всё равно ведь это сын, её сын! Схватила трубку, вызвала ''скорую''. Открыв дверь, села на перекошенный стул. Вениамин продолжал хрипеть. Зашли двое. Один коротко стриженый блондин, другой постарше. Огляделись.
- Съезжаете? Заселяетесь?
- Живу.
Переглянулись.
- Где клиент?
- На кухне.
Войдя, доктор прыжком подскочил к телу.
- Андрей Зиновьевич, давайте быстрее.
Потом они что-то делали, тихо отрывисто переговариваясь, она не смотрела. Прикрыв глаза, улавливала Вениаминовы вдохи, которые становились всё чаще и спокойнее.
- Ну вот, мамочка, жизнь налаживается. Или это внук?
- Сколько же мне, по-вашему, лет?
- 65-67.
- Пятьдесят три. А он значит выживет?
- Вас это не радует?
- Значит опять всё то же самое! Господи боже, я больше не могу! Какая безысходность! Не хочу больше так жить! Не могу больше! Не хочу! Пусть бы он умер!
У Валентины Семёновны началась истерика. Она рыдала, обхватив голову руками, раскачиваясь из стороны в сторону.
- Юрий Александрович, может сибазон? - встревожено спросил фельдшер белобрысого.
- Конечно, конечно. А зачем вызывали бригаду? Оставили бы так, через час пришли, а он уже далече? - обратился тот к хозяйке квартиры.
- Не смогла. Сын, понимаете? - из последних сил ответила она, чувствуя, как немеет место укола.
- А жалеть не будете? Если умрёт?
- Не знаю, не могу больше, - прошептала она, сонно успокаиваясь.
Врач вдруг ласково погладил её по голове.
- Всё наладится, поверьте. Приедет ''скорая'', про нас ничего не говорите. Запомнили?
Она кивнула. Доктор порылся в объёмном чемоданчике и вытащил маленький пакетик. Что-то ловко высыпал из него в ложку, снизу подогрел зажигалкой. Подобрал один из валяющихся поблизости шприцев, набрал в него содержимое и нагнулся к Вениамину.
- Пойдёмте, посидите в коридоре,- и фельдшер, поддерживая, довёл её до табурета возле входа.
Вскоре появился врач, повторил свою просьбу, и они удалились. В квартире стояла тишина, только от врывающегося внутрь ветра слегка дребезжала форточка.
Она не запомнила, когда прибыла вторая бригада. Крупная женщина, сопровождаемая молодым человеком, прошли в кухню, потом к телефону, о чём-то договорились. Ещё некоторое время спустя два мрачных небритых мужика, пронесли мимо неё носилки с телом, накрытым грязной простыней. Доктор что-то говорила, она вяло кивала в ответ. Затем никого не стало.
Валентина Семёновна закрыла квартиру и поехала к мужу.
Рита снова сидела в кафе. В этот раз перед ней дымилась чашечка кофе. Она окунала нос в отделяющийся от тёмной поверхности пар, пытаясь понять, к какой категории можно отнести данный напиток. В художественной литературе часто встречались выражения вроде - отлично сваренный кофе, хороший кофе, ужасный дешёвый кофе, растворимая бурда и пр. Это были весьма смутные понятия. Перепробовав много разных сортов и наименований, она смогла определить только, что есть кофе с как бы химическими привкусами и без таковых. Кофе мог быть с богатым насыщенным ароматом и при этом неважным на вкус, а так же наоборот. Ещё она обнаружила, что окружающие не имеют чёткого представления, о том, что такое настоящий кофе. Кто-то предпочитал молотый, кто-то растворимый гранулированный. Другие покупали зелёные зёрна, сами жарили, мололи и утверждали, что только такой кофе и можно пить. Её же вполне удовлетворяла, например, чайная ложечка Nescafe Alta Rica на полстакана кипятка со сливками или реже с сахаром и лимоном. Запах местного напитка отдавал слегка кислым, и она раздумывала, стоит ли пробовать, когда почти незнакомый голос произнёс
- Преследуете меня? - и женщина с серыми глазами присела на стул слева.
- Теперь уже вы меня.
- Я часто бываю здесь, потому что это рядом с моим банком.
- Это так же по соседству с моим домом.
- Раньше я вас не видела.
- Просто не замечали. Приятно, что теперь вы выделяете моё лицо из общей массы.
- Ну, это объяснимо. Женщины не так уж часто оказывают мне знаки внимания.
- Но всё-таки случается?
Собеседница замолчала, как бы прислушиваясь к себе, потом резко встала и вернулась со стаканом апельсинового сока. Пока она находилась в движенье, Рита запуталась взглядом в её коленях и была застигнута за этим. Усмехнувшись, та достала из сумочки ментоловый Vogue и пепельницу.
- Хотела бы помочь вам прикурить, но нет необходимых орудий.
- Не волнуйтесь, я справлюсь. Кстати, давайте уже как-то обозначим друг друга. Лера.
- Рита.
- Чем занимаетесь?
- Терапевт. А вы?
- Экономист в банке.
- Сильно.
- А то. Что касается вашего вопроса. Несколько лет назад ехала в автобусе. Вокруг толкались и топтались милые сограждане. Кое-как держусь за поручень и вдруг чувствую, кто-то постепенно накрывает мои пальцы своими. Тихонько так. Сначала один, потом второй.
- Их два всего?
- Будете перебивать, останетесь без сладкого.
- Что же вы не отдёрнули руку?
- Пыталась, но в том месте висело ещё человек десять, поэтому получалось плохо. Поворачиваю голову, а там такая мужеподобная тётка непонятного возраста и на кисти татуировка. Смотрит в сторону, будто не причем. Я и произнести ничего не смогла. Проехали так несколько остановок, потом она вышла.
- И ни телефона, ни визитки?
- Развлекаетесь?
- Завидую. Ко мне-то женщины ни в транспорте, ни на улице никогда не приставали. Раз в бане вызвалась одна спину намылить, так на этом и закончилось. Зато мужчины - пожалуйста. В переполненном автобусе случалось несколько раз. Всё как вы описывали, только прижимались сзади определённым местом.
- Я бы дала пощёчину!
- Когда из последних сил удерживаешь равновесие?
- Ну, сказала бы что-нибудь.
- Видимо татуированные женщины пугают сильнее? Я один раз сделала замечание парню, который толкал меня в спину при выходе, а впереди спускалась бабушка с костылём. Так он несколько раз ударил меня по голове, а после того, как упала, ещё добавил ногами. Такие они милые существа, мужчины.
- Не все же.
- Нет, конечно. Я о них вообще мало, что знаю, поэтому спорить не буду.
- Что-то всё-таки знаете?
- Дайте подумать.
Рита замолчала, с удовольствием разглядывая новую знакомую. Лера уже прикончила несколько сигарет и, уложив в пепельницу их трупики, время от времени окунала губы в апельсиновый сок. Она была приятно загоревшей и вызывала ощущение упругой свежести, не смотря на достаточно заметные морщинки в уголках глаз и рта. Поняв, что снова начинает желать всё это, Рита, передёрнув плечами, произнесла:
- Монолог. Что я знаю о мужчинах. Мужчины - это такие люди, которые рождаются с неким образованием между ног. Сначала непонятно, что это вообще такое. Быть может рудимент третьей нижней конечности? Младенцы мужского пола, округлив от удивления глаза, пытаются, время от времени, дотянутся до данного предмета и рассмотреть получше. С течением жизни интерес не угасает, и поэтому родителям приходится спрашивать: ''Что ты там опять делаешь? А ну, положи руки на одеяло!'' Кстати, Фрейд удивил меня. Когда, разыскивая отличия между мальчиками и девочками в группе детского сада, я впервые увидела этот нелепый мешочек с колбаской у своего друга, то почувствовала огромное облегчение, от его отсутствия у себя. И никакой зависти. В раннем детстве обнаруживается, что через эту штуковину можно писать. В кровать, горшок, штаны. Вы замечали, какой запах стоит практически во всех мало проветриваемых местах? А видели хоть раз, чтобы это делала женщина? Мне всегда было непонятно зачем непременно надо мочиться на что-то? Я наблюдала мужчин, орошающих деревья, фонарные столбы, стены, колёса машин, сугробы и телефонные будки. Потом заметила, что мамы так устраивают мальчиков при необходимости с детства. Возможно, это просто способ пометить территорию, как у всех самцов. И вот ещё вопрос - отчего, притом, что этот орган выглядит достаточно гибким, из него так трудно попасть в унитаз? Извините, немного отвлеклась. Подрастая, юноша начинает испытывать томление, куда бы это всё пристроить. Оказывается, что выбор огромен. Он много пробует, экспериментирует и, перебрав массу вариантов, наконец, останавливается, думая, что это и есть квинтэссенция поиска. Какой-то период ему действительно очень комфортно, приятно, уютно. Но время постоянно движется. Проснувшись однажды в холодном поту, он начинает подозревать, что может быть, ошибся. Что наверно существуют ещё более заманчивые места, а он сидит тут, прикованный к своей жене, детям и тёще. Вокруг подрастают тысячи молоденьких бабочек, и он, увядающий махаон с полинявшими крыльями, ещё мог бы покрыть многих и многих. Так разрушаются семьи. Вообще же мужчины могут быть прекрасными друзьями. Хотя при этом периодически всё равно спрашивают: ''Давай переспим. Тебе жалко, что ли?''
- Ну, и как?
- Этим вопросом они ставят в тупик. Бывает безразлично, неприятно, ненужно, но не жалко, нет. Несколько раз я ответила положительно, когда-то надо было расставаться с девственностью.
- Но это же однократно.
- Ну да, а всего-то случаев по пальцам пересчитать. Требуется какой-то период, чтобы определиться в своей ориентации.
- Это не сразу происходит?
- У кого как.
Лера выглядела рассеянной и последние вопросы задавала как бы из вежливости. Где-то в конце рассказа о мужчинах она слегка побледнела и сникла. Рита поняла, что встреча близка к завершению.
- Кажется, я немного вас утомила, но было необычайно приятно увидеться. Может, я дам свой телефон? Как-нибудь, когда-нибудь, куда-нибудь?
Лера с некоторой заминкой покачала головой.
- Нет, не стоит. Мне уже пора. Спасибо за компанию.
И нервно бросив в сумку курительные принадлежности, вышла, сильно толкнув дверь. Рита поболтала в чашке совершенно остывший кофе и выпила его залпом.
- Никогда ни о чём не хочу говорить...
О поверь! Я устал, я совсем изнемог...
Был года палачом, - палачу не парить...
Точно зверь, заплутал меж поэм и тревог...
Прошептала она, покидая кафе.
Осень наступала с козырей. Она уверенно выложила краплёную яркими жёлто-красными мазками карту сентября. Лето было бессильно. Собрав вещи, оно сидело на краю топчана, оглядывая опустевшие пляжи и скверы. Уходить не хотелось, но осень метилась в затылок, лениво постукивая по топчану ногой. Пора.
Осень всегда сигнализировала о своём приходе. Может быть, какой-то чересчур свежестью в дуновении ветра? Рита затруднялась определить. Из года в год, в определённый момент на улице, она понимала, что осень уже здесь, хотя явление во всей красе происходило иногда гораздо позднее.
Сентябрь начал понижать температуру. Слабо закалённые уличные закусочные понуро убирали зонтики, столы и стулья. Люди перебирались в не отапливаемые, но зато мало продуваемые пивные палатки. От Ниф-Нифа к Наф-Нафу.
Рита пила джин-тоник. В кафе было слишком оживлённо. Свободные места отсутствовали, и несколько вместе вошедших толпились возле барной стойки. Студенты возвращались после каникул и сбрасывали друг на друга груз накопившихся новостей и эмоций. Играющий в очередной раз ''Жёлтый лист осенний'', ситуации не улучшал. Находясь в эпицентре информационного взрыва и пытаясь беспомощно защититься от ненужных сведений, Рита заторопилась сбежать. Её место мгновенно оккупировали. В дверях столкнулась с Лерой и, воспользовавшись секундным замешательством, мягко вытолкнула в объятия свежего воздуха. Пузырьки от тоника перебрались под кожу.
- Там сумасшедший дом, где к тому же нет мест. Хотите пить, есть? Можно зайти во что-нибудь более респектабельное. Приглашаю.