Аннотация: Человек смертен, и что самое ужасное смертен внезапно... У Аркадия Тишеньского после внезапной смерти осталось слишком много незавершенных дел, неразгаданных тайн. И пришлось вернуться... Пишется.
После смерти
Я умер, и меня не стало. Лежу под старым дубом, слушаю ветер, шелест листвы, пение птиц. На могилу приходят поплакать жёны, любовницы... разные другие дамочки желавшие, но не успевшие состояться в двух предыдущих статусах. Но почему подсознательно я жду кого-то другого. Кого? Никак не могу вспомнить... Это плохо, это задевает мою мёртвую душу за живое...
Глава 1
Любезный Аркадий Ильич, смерть ещё не конец... Пословица: 'Рад бы в рай, да грехи не пускают' - отражает, к сожалению, реальное положение вещей.
Как очутился здесь, Аркаша не помнил, но место было ему знакомо.
Низко висящая над горизонтом луна лила бледный свет на унылую панораму старого Черняцкого кладбища. На покосившиеся каменные кресты и вросшие в землю памятники. На скорбного ангела на надгробии бабушки Аделаиды Саввишны, умершей уж десять лет тому как. На старый дуб и свежую могилу под ним; на крест в изголовье этой могилы и лаконичную надпись: "Аркадий Тишеньский, 15.12.1979 - 01.06.2017".
Он сидел на каменной скамейке в ограде склепа графов Рысьевых-Тишеньских.
Графья были дальней родней, седьмой водой на киселе, их род извели ещё в смутные революционные времена, до наших дней дожила лишь хилая побочная ветвь, чьим последним представителем Аркадий и являлся, ведь уже более часа он пялился на собственную могилу.
Осознавать факт собственной смерти было неприятно, но более всего огорчала простенькая мысль: "И это всё, что осталось после него? Его, Аркадия Тишеньского: умницу; красавца; успешного бизнесмена; тонкого ценителя женской красоты и хорошей кухни; трижды разведённого и женатого четвёртым несчастливым браком на вице-мисс города - поместили в шестнадцать букв и две даты? Выходит, он положил свою жизнь на алтарь безликой финансовой массы, осевшей в подвалах швейцарских банков, по сути, не принадлежащей никому - а наоборот, имеющей всех. Он прожил зря."
Из тяжёлых раздумий Аркашу вывело чувство дискомфорта, ему тривиально жали туфли.
Он оглядел себя - тело было облачено в строгую фрачную пару от Бриони с белой бутоньеркой в петлице, а вот на ногах... на ногах сверкали дешёвым лаком штиблеты - убогий плод китайского ширпотреба, да ещё на два размера меньше чем требовалось. Праведный гнев: "Гламурная стервь сэкономила на моей обуви?!" - окончательно прояснил сознание. И тут же завертелись вопросы: а что вообще случилось? Почему он не в гробу? Может это просто розыгрыш? - с надеждой ухватив себя за запястье, он попытался прощупать пульс, но увы, сердце не билось. - Стал нежитью? Зачем добропорядочному покойнику сидеть на своей могиле в полночь? Время пришлось определять по ковшу Большой Медведицы - если уж вдова сэкономила на туфлях, то снабжать мужа в загробной жизни 'Патеком' и подавно не посчитала нужным.
На воротах ограды, скрипел под ветром жестяный абажур одинокой лампочки. Аркадий подошёл и встал под тусклым вольфрамовым солнцем - ожидаемо, тени не отбросил. Он совершенно растерялся и топтался на месте, не зная, как быть дальше. Но тут, в темноте над лампочкой послышались глухие хлопки, и на свет вылетел огромный нетопырь. Шмякнувшись мокрой тряпкой оземь, изошёл дымом, и перед Аркашей предстал хлыщеватый молодчик в костюме позапрошлого века - визитке, котелке и при тросточке.
- Пардон муа, - приподнял он левой рукой головной убор, - припозднился, наши палестины бедны событиями, и дни здесь текут столь однообразно, что я совершенно запамятовал о ваших сороковинах. Позвольте представиться - Шварценберг Сигизмунд Яковлевич, в некотором роде, друг семьи, - он кивнул на склеп. - Пани Аделя беспокоилась - не возникнут ли у вас затруднения с уходом, и просила помочь по-родственному, ежели такая неприятность случится.
- Рад знакомству, - наконец, после длинной паузы, пробормотал опешивший Аркадий.
- Вот и славно, - ухмыльнулся в холёные усики хлыщ, - не присесть ли нам, любезный Аркадий Ильич, беседа будет долгой, успеть бы до третьих петухов, - с этими словами, прихрамывая и изящно опираясь на тросточку, опять же левой рукой, он пошёл к скамейке.
Нестерпимая боль в ногах мешала сосредоточиться. Косолапо проковыляв следом, Аркадий сел на скамью, и наплевав на всяческие приличия, скинул туфли. Но ожидаемого облегчения не наступило, ноги продолжали гореть огнём.
- Малы? - Сигизмунд указал тростью на обувь и сочувственно покачал головой, - не поможет, вы, Аркадий Ильич, эктоплазма, так называемый - неупокоенный дух, проекция материального тела. Обувь нужно сменить покойнику, - указал он на могилу, затем легонько стукнул Аркашу тростью по ступням, - так станет легче, но ненадолго. Эту проблему тоже придётся решать.
Аркадий подвигал ступнями - ноги занемев, утратили чувствительность, и боль хоть не ушла, но стала терпимой.
Сигизмунд протянул старинный медальончик на цепочке:
- Пани Аделаида оставила вам послание - ладанку с письмом.
Четвертушка листа тонкой папиросной бумаги, исписанная бисерным бабушкиным почерком, мало что прояснила. Аделаида Саввишна слала слова прощания, и сожалела о своей беспечности, по вине которой, не успела рассказать внуку многое, что рассказать бы должно: "..смерть моя, Аркадий, отнюдь не трагическая случайность - а убийство. В остальном тебя просветит жантийом Сигизмунд, можешь ему доверять, я за него ручаюсь"
Аркашины родители, археологи, погибли в экспедиции в 1982-м году, воспитала его бабушка, и никакой другой родни он не знал. Пани Аделя, как звали бабушку в близком кругу, слыла дамой экстравагантной. Увлекалась спиритизмом, эзотерикой и прочей мистикой, среди особо заядлых подруг ходили слухи - что пани ведьма. Завидуют - полагал Аркаша, аристократка - пани Аделя и в семьдесят оставалась интересной женщиной. Погибла она в дорожной аварии. Встречная фура смела бабушкиного "Жука" с дороги - водитель большегруза уснул. Произошедшее сочли несчастным случаем, хоть и была в этом деле некая странность... Шофёр божился, что вовсе не спал, а причиной столкновения послужила жуткая потусторонняя тварь, вся из когтей и зубов, запрыгнувшая на капот и сквозь стекло попытавшаяся выцарапать ему глаза. Алкоголя, наркотиков, или психических отклонений экспертиза не обнаружила. "Либо сон, либо выдумывает" - заявил следователь.
Как оказалось - не выдумывал...
- Бабушка возвращалась разобраться с убийством?
- Нет, пани Аделя не возвращалась, я с ней встречался по долгу службы.
Несмотря на хромоту и леворукость, новый знакомец оказался вовсе не дьяволом, а психопомпом, проводником душ в загробном мире. 'Мы провидцы с Чёрной Горы всегда приятельствовали с паннами-ведьмами из Тихого Дола, младшие ветви даже кровь смешивали, как не оказать любезность - не проводить в последний путь...'
- Тихий Дол... Чёрная... постойте, - осенило Аркашу, - вы хотите сказать, легенды и истории, что рассказывала мне бабушка в детстве - правда? Панны из Тихого Дола, Дом Рысей и нави-охотницы из Седого Бора, мудрые вороны Сиг и Хуг с Чёрной Горы - реальность?
- Более-менее, - уклончиво отвёл глаза жантийом, - конечно существует более достоверная чем легенды версия мироустройства, и в дальнейшем, возможно, я вам о ней расскажу, но сейчас для нас важнее насущные дела. Желательно узнать, что же не отпускает вашу душу на перерождение. Может быть, у вас есть предположения? Вас что-то беспокоит? Прислушайтесь к своим ощущениям, они должны подсказать.
Аркадий расслабился и отдался на волю потока сознания. Рассыпавшаяся в прах привычная картина мира... лавина новой информации... осознание себя в качестве потусторонней сущности... - нет, всё не то...
Настойчиво зудела мыслишка: как он умер? Что случилось? Вряд ли скончался от естественных причин, скорей всего, помогли. С чего бы вдруг, ни с того ни с сего, умереть не старому, здоровому мужчине? Убили? Аркадий попытался представить место смерти, свой силуэт обведённый мелом, и не получилось - увяз в какой-то серой вате. Он сосредоточился и попытался выудить из памяти последние прижизненные события и сделал неприятное открытие: последние два месяца жизни улетучились из сознания, на поверхность всплывали только обрывки без начала и конца, как разваренная капуста в кипящем супе.
- Почему-то совсем не помню свою смерть и предшествующие ей два месяца, странно, да? И ещё, я должен был что-то сделать, и мог - а не сделал. Что-то для кого-то... не помню, кого-то мучительно не могу вспомнить. Подспудное чувство вины, сожаление.
- Не бог весть что, мало информации. Но делать нечего, придётся работать с тем, что есть, - пробормотав, Сигизмунд о чём-то задумался. - Аркадий Ильич, я обратил внимание - на могиле льют по вам слёзы этакие фам фаталь, а во время похорон даже случился э-э-э, некий инцидент - вдовы бурно делили старшинство согласно рангу в вашем мёртвом сердце. Но скорбят исключительно дамы, а вот дети не появлялись ни разу. Сопоставив этот факт с характеристикой данной вам Аделаидой Саввишной: '...рысьевская кровь - в делах нюх феноменальный, деньги за версту под землёй чует, но кобель первостатейный, ни одну суку мимо не пропустит, не знаю, когда уж остепенится...' - задался вопросом, а удосужились ли вы обзавестись потомством?
Аркаша отрицательно покачал головой:
- Нет. Детей у меня нет.
- Скорей всего, именно об этом вы и сожалеете. Эх, какой древний род прервался, какая сила развеялась, хотя, пока вы здесь...
А вот с вашей кончиной действительно что-то нечисто - аура взбаламучена, каналы энергий и линии вероятностей перекручены, оборваны, будто специально стирали следы. Возможно, это то, что мы ищем.
Всё-таки Аркадий чувствовал себя неважно - утомляло старомодное многословие Сигизмунда, он не мог сообразить, чего же от него хотят?
- И что мне теперь делать?
- Разобраться, как это случилось. Если убили - кто и зачем. Придётся вернуться в мир живых.
- Так? - Аркаша с ироничной ухмылкой указал на бутоньерку в лацкане фрака.
- Нет, конечно. Так, вы и за ограду склепа без моего соизволения не выйдете.
У меня есть кое-какие мысли на этот счёт, но для начала, нужно представить вас хозяину этих мест, заодно и с обувью решить. Но это завтра, а сейчас, разрешите откланяться, светает уж.
Сигизмунд улетел, небо на востоке начало сереть... Ку-ка-ре-ку! - и мир померк.
Глава 2
- Скука, любезный Аркадий Ильич, скука - бич загробной жизни. Нет нужды в заботе о хлебе насущном, суете вокруг продления рода, пропал страх смерти - единственное, что осталось - любопытство. Среди местных обитателей высоко котируются сплетни, новости, различного рода истории...
- Вам бы сюда планшет, или ноутбук с выходом в сеть... завести страницу в "Одноклассниках"
Угу-ухху! - нёсся над кладбищем победный клич охотящегося филина. После вечерней росы свежо и пряно пахли травы и ночные цветы. Сегодня Аркадий чувствовал себя намного увереннее, сенсорика работала отменно - зрение, слух, обоняние. Новая природа, из чего бы она ни состояла - стабилизировалась окончательно, и только сознание убеждённого атеиста никак не желало смириться с перевёрнутой с ног на голову концепцией мироустройства, он всё время ловил себя на подспудном желании протереть глаза и проснуться.
Этим вечером Сигизмунд предложил встретиться с пупыгом* Ургунцем.
Обычно шаман начинал дозор владений с центральной кладбищенской аллеи, здесь, на скамейке под старой ветлой, они его и поджидали, коротая время неспешной беседой.
- Палимпсест. Вам нужен палимпсест, - судя по воодушевлённой физиономии, идея серьёзно захватила жантийома.
Для чего ему мог бы понадобиться средневековый пергамент, Аркадий не представлял:
- Заклинание записывать?
- Нет-нет, не пергамент - человек. Соскоблить душу, а вас подселить в пустующее тело.
Аркаша прокрутил в уме неожиданное предложение. Затея вселиться в старуху или чесоточного бомжа, а кроме них на старое кладбище никто и не наведывался, не показалась ему привлекательной. Но, тем не менее, это был выход.
- Хотите предложить пупыгу вышибить дух из какой-нибудь скорбящей вдовы?
Ирония ничуть не смутила энтузиазм жантийома, он только ухмыльнулся и пояснил подробнее свой план:
- Экий вы кровожадный, Аркадий Ильич, мы же не разбойники с большой дороги - мы законопослушные граждане, воспитание велит нам уважительно относиться к чужой жизни. Ничего не понадобится вышибать.
Видите ли, наше с вами последнее пристанище обретается в старой части кладбища, здесь ловить нечего. За долгие годы охоты Ургунц и его зверь Мых извели местную нечисть под корень. Но вон там, под горой - новострой. Людишек хоронят всяких, и после, какие только монстры из могил не лезут. На ауру их кровавую, как мухи на тухлятину, разная шушера околомагическая слетается шабаши устраивать. Да и помянуть покойников заглядывают личности весьма одиозные. Охотничьи угодья шамана нынче там, и среди его трофеев несложно будет подобрать искомое.
Черняцкое дворянское кладбище считалось закрытым с тридцатых годов прошлого века. Захоронение здесь разрешалось в исключительных случаях и только к родственникам. Но в девяностых, земли под холмом выкупила некая компания:'Мамукян&К', и организовала помпезный частный мемориал. Блеск сусального золота и аристократическое соседство особенно полюбились братве и новорусской элите. Так что, в богатом ассортименте монстров и маньяков Аркаша ничуть не сомневался, но тело авторитетного урки или депутата местного разлива прельщало его ещё меньше, чем вялая вдовья плоть.
- Да только есть нюанс, даром Ургунц ничего не отдаст, - продолжал меж тем Сигизмунд, - потребует виру - по окончании расследования выдать ему виновника всех бед, и поверьте, участь его ждёт незавидная - сожрёт зверь Мых. А ежели особь женского пола, медведь её ещё и попользует. А убить мог и кто-то из близких.
"Если убил, какой же он близкий" - Аркадий не любил прощать обиды. Вспомнилось, как смачно 'пользовал' во всех позах его последнюю жену Ираиду гориллоподобный самец... Акт 'любви' записал нанятый в преддверии развода детектив.
- Сейчас такие дамы, Сигизмунд Яковлевич, что медведем их не испугаешь. А так, око за око - считаю, справедливо. А нельзя ли, предварительно осмотреть тело, не хотелось бы вселиться в кого-то хорошо известного.
- Всенепременно, сами выберете... О! Слышите? Идёт.
В начале аллеи что-то монотонно зазвякало-забрякало, кто-то запричитал высоким детским голосом, и из тени деревьев на освещённую полной луной дорожку медленно выползла и направилась в их сторону странная процессия.
Возглавлял шествие шаман - мелкий старикашка в кухлянке, торбасах, сплошь обвешанный амулетами и ожерельями. Но в руках он держал не традиционный для северных шаманов бубен с колотушкой, а посох. Дрын с кованым, изукрашенным бубенцами и черепушками мелких зверей, навершием. Глазницы черепов светились потусторонним светом, и в них копошились насекомые - жуки, мухи, мотыльки. А совсем уж мелкий гнус вился вокруг мерцающим шлейфом.
Следом за шаманом понуро плёлся его зверь - уй Мых. Медведь-зомби, судя по величине - пещерный. Медвежьи глазки тоже недобро светились потусторонней зеленью. Уй заметно припадал на заднюю левую, прогнившую до кости, лапу. У Аркаши даже мелькнула мысль, как-то слаба местная нечисть на левую ногу. Ну и замыкали шествие духи. Похожие на клочья тумана, они метались позади Мыха и переругивались тонкими голосами.
Процессия приблизилась к ним, и Ургунц дал знак свите остановиться:
- Гость, однако?
- Родственник это мой, уважаемый пупыг. Помощи твоей просит.
Все дальнейшие переговоры провёл Сигизмунд. Аркаше, из-за незнания местных реалий, досталась декоративная роль безмолвного наглядного пособия, да и ту он чуть не провалил, когда шаман неожиданно крутанувшись, рубанул посохом. Увидев хищное трёхфутовое лезвие летящей глефы, Аркадий с ужасом шарахнулся назад, запнулся и неловко шлёпнулся задницей на скамью.
Лезвие пролетело сквозь грудь, не причинив вреда, а его испуг здорово развеселил пупыга со свитой. Старикашка хлопал себя ладонями по бёдрам и заливался мелким дребезжащим смехом. Ему на разные голоса эхом вторили духи, устроив настоящую какофонию. И только медведь остался безучастным к всеобщему веселью. Наконец, отсмеявшись, пупыг счёл нужным пояснить:
- Смешной ты, шибко. Чего боишься - смерти? Так ты уже умер. Это, - шаман сымитировал рубящий жест, - Ургунц духам-охранникам дал твоё дохлое мясо понюхать, теперь они тебя не сожрут. Ладно, вора ловить, однако, надо.
Завывая и переступая с ноги на ногу, старик начал раскачиваться, пока не завертелся юлой. Взвыв особенно громко, он поднял посох над головой и хрястнул им что было сил оземь. Бубенцы истерично взбрякнули по черепам, и обитавшие там насекомые взлетели сердитым роем. Большая часть тут же вернулась обратно, но несколько мух и жуков опустились на Аркашины туфли. Поползав и очевидно взяв след - снялись, и деловито пожужжали в сторону города. Внимательно наблюдавший за ними шаман встрепенулся и кинул за спину левую руку. Конечность, мгновенно вытянувшись на несколько метров, ухватила испуганно заверещавшего духа и швырнула клочок эктоплазмы вслед мухам. На лету преобразившись в звериный силуэт, призрак длинными прыжками понёсся догонять насекомых.
- Хорошо полетели. Близко вор, завтра пригонят, думаю. Ысыах** на новую луну устраивать буду, вам гонца пришлю.
С довольным видом человека закончившего дело, пупыг отряхнул ладони, затем, подвернув ноги кренделем, уселся прямо на дорожку:
- Играй, однако, Сигизмушка, слушать буду.
Сигизмунд пошёл рябью, и в очередной раз изменил облик, обернувшись пилигримом. Сел наземь напротив пупыга, достал из рукава хламиды пожелтевшую от старости костяную дудочку и поднёс к скрытому капюшоном лицу.
Звук у невзрачного инструмента был такой небесной чистоты и нежности, что у Аркаши пронзительно защемило в том месте, где когда-то билось сердце, а глаза затуманились несуществующими слезами. Стало невыразимо грустно: очень недолго ему осталось любоваться луной, звёздами, вдыхать запах цветов... скоро, совсем скоро, он растворится в небытии, и тварный мир перестанет для него существовать.
Когда он очнулся, свита пупыга переругивалась где-то за воротами кладбища, а рядом, в прежнем обличье, сидел Сигизмунд.
- Пришлось помузицировать, - смущённо объяснил жантийом, - счёл, отдать левую ногу вашей дражайшей супруги за такой, в общем-то, мелкий проступок, чрезмерной жестокостью.
Пупыг не ошибся, гости явились следующей ночью. А вот Аркадий зря злился на непричастную к обувной истории Ираиду. Виновником его мучений оказался Петрик, муж кухарки Василины.
- Прости, Аркашенька! - ревела белугой корпулентная тётка, ползя к нему на коленях, - не знала я, чьи это туфли...
- Лжёшь, холопка! Всё ты знала! И какой он тебе Аркашенька - он тебе Хозяин! - оборвал её Сигизмунд с такой высокомерной миной, что Аркаша и сам проникся.
- Простите, ваше гроссмейстерство! Если б этот ирод, - она ткнула кулаком в загривок ползущего рядом мужа, - сразу отдал туфли мне, я б тут же их вернула. А он их внуку, Димочке, подарил на выпускной. А к тому времени, когда я узнала - Хозяина уж две недели как похоронили...
При жизни, Аркадий обладал счастливой внешностью сочетавщей в себе выраженную маскулинность с юношеской лёгкостью и изяществом. Маскулинность выражалась широкими плечами, узкими бёдрами и умеренной волосатостью в стратегических местах. А вот невысокий рост, ни на сантиметр не выше среднего, да наследие череды аристократических предков - узкая кость и красивой лепки небольшие руки и ноги, делали его фигуру лёгкой и изящной. Это изящество, а именно, совпадение размеров обуви с внуком-тинэйджером, и сыграло роковую роль в искушении Петрика. 'Перед кем на том свете хозяину щеголять итальянскими туфлями из кожи игуаны. А вот Димке на выпускной, они в самый раз. Заеду-ка я по дороге на базар, да куплю обувь попроще, всё равно гроб ниже пояса закрыт, никто и не заметит' - рассудил он, когда Ираида велела отвезти в похоронное бюро вещи для покойника. Задумано - сделано. А о такой тонкости, как несовпадение европейских размеров с российскими, а тем более китайскими, наивный Петрик и не подозревал.
- Чего ж не вернула, как узнала! - сурово прервал тётку Сигизмунд, - тебе ли, инициированной ведьме, не знать, как по закону ковена карают вассалов покусившихся на имущество сюзерена!
- О-о-ой! Не губи! Помилуй хозяин-батюшко! - ещё громче завопила Василина, - не хотела я твою могилку беспокоить! Ты ж самоубился! Думала, поди, и развеялся за две недели, чего ж рыть... и вдруг резко умолкла. С её лица вмиг слетела глупая плаксивость, а взгляд стал живым и острым. - Что ж получается, Аркаша, ты не самоубивался? - спросила она нормальным голосом и в удивлении ухватила себя за щёки.
- Что значит - самоубился? Как я умер? Расскажи подробней, - наконец сумел вставить реплику в насыщенный диалог и Аркадий.
- Известно как, поскандалили вы с Ираидкой, часа два отношения выясняли. Я-то на кухне, некогда мне слушать о чём вы ругаетесь, а вот горничная, Танька, говорит - Ираида о чём-то рассказала, ты не поверил, сильно разозлился, даже угрожал пустить её по миру голой и босой. А потом, весь на нервах, сел в свой бугатти, и фррр - укатил. Поехал на заимку к Малахитовому ручью, там откушал полбутылки коньячку, написал душещипательную записку, влез в джакузи, пустил воду, и по венам себя ножиком.
Нашли тебя на второй день. Димыч по навигатору определил - бугатти на заимке. Поехал туда - а ты в джакузи.
Вода из тела всю кровь вымыла, я-то тебя только в гробу увидала, а вот Пашка Ираиду сразу повёз, едва Димыч позвонил, он помогал труп из джакузи тащить. Говорит - белый, как статуя гипсовая, ни кровинки.
Ну, полиция и прокурорские набежали, всё там вынюхивали, расследовали. Записку и мне показали, для опознания. Вроде бы ты её писал - почерк твой, и в твоём стиле. Ты выпивши, любил бывало так заумно пофилософствовать о смысле бытия. Вот и там что-то подобное: "жизнь - суета; единственная непреложная истина в ней - смерть. Но сильная личность не позволит страху смерти руководить своей жизнью, в любой момент сойдёт с дороги. И это правильно. Время пришло, пропела труба... Прощайте"
Ничего прокурорские не нашли - решили самоубийство. Но раз ты здесь, выходит - ошиблись. Выходит, кто-то тебя убил?
Тем временем, приведённые Василиной амбалы откопали гроб. Ведьма деловито достала из сумки респираторы, велела гробокопателям их надеть и подала Аркашины туфли:
- Откройте нижнюю часть гроба и переобуйте покойника.
Какое блаженство - удобная обувь. Из эйфории Аркашу вывел Сигизмунд:
- Воля ваша, Аркадий Ильич, но эти люди совершили преступление, и я не дам им уйти безнаказанными.
Аркаша не ожидал увидеть здесь Василину, она осталась ещё от бабушки, успешно пережила всех жён, и была преданна, как собака. Он верил, узнай она вовремя о планах мужа - не позволила бы мародёрствовать. За что её наказывать? А вот Петрика, скользкого замухрышистого мужичонку, он и при жизни недолюбливал. Был этот тип нечист на руку, и пойманный на месте, имел привычку сделать постную физиономию честного пролетария измождённого непосильным трудом: "Вы-де здесь чёрную икру из серебряного ведра золотыми ложками хлебаете, а мне паршивую бутылку французского коньяка пожалели" - и шмыгнуть за Василинину юбку, разбирайся жёнушка.
- К Василине у меня претензий нет, а к Петрику... шаман хотел левую ногу провинившегося? Пусть забирает.
- Твоё счастье, холопка - Хозяин слишком добр, и в этот раз останешься жива, я б так не простил... Ладно, через неделю-другую к тебе явится человек от него, примешь, как самого Аркадия Ильича. А тебе, - Сигизмунд обернулся к Петрику, - быть отныне без левой ноги. Тотчас, из темноты вылетел светящийся жук-зомби и впился в колено несчастного.
- Ой-ёй-ёй! - завопил от боли Петрик.
Но Василина ухватила его за шиворот и вытолкала за ограду:
- Терпи и молчи! - сама же остановилась в воротах и низко поклонилась, - спасибо тебе, Аркаша, что пожалел старую дуру, прости меня, если сможешь. Лёгкого тебе посмертия, - повернулась и пошла прочь.
(* дух-хранитель)
(**праздник )
Глава 3
- Наркотики - зло, Котян. Зачем ты их жрёшь?
- Зло - мир, в котором я живу. Наркотики лишь средство уйти туда, где мне хорошо. Знаешь, как в фантастике - портал в параллельную реальность.
- Это самообман, путь для слабаков. Если не устраивает мир - борись, прогни его под себя.
- Не хочу под себя, хочу для всех.
- Ну да, ну да. И для крыс, и для мух, и для тараканов. Счастье для всех, даром...
- Крысы, мухи, бездомные псы и котяны - все хотят жить, все имеют право на место под солнцем. Но вы, борцы за личное счастье, так не считаете, вы и есть зло. Вот и оставайтесь, а я хочу туда, где солнце светит для всех.
Болела голова, а тело трясло ознобом. Котян чувствовал себя так мерзко, будто все кошки окрестных помоек разом нагадили в его организм. Нужно срочно вмазаться, курнуть, закинуться... хоть что-то, хоть что-то. Начиналась ломка. Но он торчал всем местным пушерам, а денег отдать долги не было, значит, вмажут его разве что кулаком в репу. Было пасмурно, собирался дождь, но даже от такого приглушённого света глаза слезились, и он плохо различал куда бредёт, иначе, завидев компанию Вороны Мэнсона, перешёл бы улицу. Встреча с этими кончеными отморозками не сулила ничего хорошего.
- О чём задумался, Котяныч? О смысле жизни? Эликсире счастья?
Котян рванул в сторону, но его успел ухватить за предплечье подручный Вороны - красномордый амбал Кабанчик.
- Стоять, падаль! Отвечай, когда тебя уважаемый человек спрашивает, - дёрнул он его обратно.
Котя закрыл глаза и замер, смиряясь с фатальной неизбежностью не только ломки, но и избиения.
- Фу, Кабанчик! Отпусти его. Есения велела - без принуждения. Они сами, добровольно, должны прийти в объятия нашего Господина, - голос Вороны сочился приторной добротой, и от этого Котяну стало совсем не по себе.
Слухи о Мэнсоновой компании ходили по туснякам самые отвратные. Начинал Ворона в скинхедском братстве, боролся за чистоту арийской расы русичей. Но там его карьера длилась не долго, после какой-то драки с летальным исходом, арийских боссов посадили, а рядовых членов разогнали. И Ворона подался в ролевики. Косплеил он некроманта, тогда-то, из-за характерного грима и прикида, к нему и прилипла кличка Мэнсон. Возможно, он и по сей день тусил бы на ролёвках, но судьба свела его с одиозной личностью - провидицей Есенией. Эта дама, в миру Ксения Битюгова, была много старше Вороны, и в конце двухтысячных, когда он только мечтал о скинхедских ботинках, уже весьма успешно бомбила лохов в качестве гадалки и потомственной колдуньи. Но неожиданно, она на несколько лет исчезла с магического небосклона. По словам самой провидицы - совершала паломничество на Тибет: очищалась, просвещалась, открывала чакры. Но её прежние знакомцы утверждали - Тибет к исчезновению мадам Битюговой непричастен, а отбывала она срок в ИТК, как наводчица банды домушников. Но где бы ни находилась Битюгова, крышу там ей снесло окончательно - будучи мошенницей на доверии, она сама поверила в тот бред, что раньше втюхивала клиентам.
В союзе с Вороной Мэнсоном, они организовали секту поклонников Чёрного мессии. И ждали сошествия своего кумира в тварный мир, славя его ночными бдениями и шабашами, где причащались тантрическим сексом с чёрным козлом, кровью чёрных кур, и упорно ходили слухи - человеческими жертвоприношениями.
Кабанчик руку убрал, но взамен, на плечо опустилась тощая конечность Вороны:
- Тут на тебя хороший человек жалуется, Ахмед-аптекарь. Говорит, денег ты ему должен, - выглядывающий из-за мощного загривка Кабанчика узбек в тюбетейке утвердительно закивал.
Что было - то было, Котян брал у Ахмеда медицину в долг:
- Я отдам, у меня сейчас голяк, но как только появятся баблосы, я сразу же... - торопливо зачастил он.
- Гы-гы-гы! - заржал Кабанчик, - гонишь, пыряла, да если у тебя появятся баблосы - считай, я внебрачный сын президента!
- А ведь он прав, - от вкрадчивого голоса Вороны, у Котяна кожа пошла пупырышками, - если у тебя и появятся деньги, то в о-о-очень отдалённой перспективе. А у человека бизнес, он не может ждать. Вопрос нужно решать - ты согласен?
Котян испуганно втянул голову в плечи.
- Ась? Не слышу, - дурашливо приложил руку к уху Ворона.
- Да, согласен, - Котяна уже конкретно трясло.
- Да-а, тремор у тебя недецкий, - Мэнсон отпустил его плечо и брезгливо вытер пальцы о чёрный балахон. - Короче, пока ты ещё соображаешь, у меня предложение - я списываю твой долг Ахмеду, а ты отрабатываешь на меня. И в честь, такскать, начала взаимовыгодного сотрудничества, я подгоняю тебе грев, - он вынул из кармана и показал заправленный шприц.
Котя не мог отвести глаз от сыто поблескивающего коричневого цилиндрика на мэнсоновой ладони, а внутри у него всё сжималось в сладостном предвкушении: "ханка, ханочка, компотик... - ликовало сознание, и как сквозь вату доносился бубнёж Вороны, - завтра вечером на мамукяновском мемориале, там, за работу ещё дозняк..." - он больше не мог терпеть, схватил шприц и крепко зажал его в кулаке.
- Да, да. Я всё понял, приду завтра...
Котян вертел головой, пытаясь понять, где он сейчас находится - ага, вон подворотня, там во дворе за трансформаторной будкой кусты, укромное место, наконец, можно будет ширнуться...
- Считай, потерял дозу, Ворона. Зассыт нарконавт ночью на кладбище прийти, лучше б мы его отбуцкали.
- Хреновый из тебя психолог, Кабанчик, недооцениваешь силу условных рефлексов. Его инстинкт приведёт.
Новое тело проживало в стандартной девятиэтажке спального района, на третьем этаже, в квартире за простой деревянной дверью с приклеенной пластмассовой цифрой 34.
Квартирка совершенно не напоминала наркоманский притон - бедненько, но чистенько и уютненько. Неновая разнокалиберная мебель, дешевые обои, половички... очевидно, минималистический стиль интерьера диктовался не изысканным вкусом хозяев, а их стеснёнными средствами.
Он сразу направился на кухню. Аркаша так проголодался, что казалось, в животе не желудок - бездонная яма, и если в неё срочно что-нибудь не закинуть, туда провалится он сам, вместе со всеми потрохами и грязными носками.
За окном начало сереть, на часах над холодильником светилась цифра 5:01, а последнюю курицу он сгрыз ещё вечером, при его нынешней регенерации, в организме от неё и воспоминаний не осталось.
В хлебнице нашлось полбатона, а в холодильнике сыр, масло, колбаса, яйца и помидоры. Попеременно откусывая от колбасы и хлеба, он покрошил крупными кусками остальные продукты в сковороду. На вид получилось неаппетитное месиво, но пахло изумительно, а на вкус ему сейчас всё было божественно. Он ел, не отходя от плиты, прямо со сковородки, подчищая хлебной коркой подливку и облизывая жирные пальцы. Вдруг, в глубине квартиры хлопнула дверь, торопливо прошлёпали босые шаги, и в кухню влетела девчонка.
- Гад! - завопила она, увидев жующего Аркашу. Подскочила и стала больно лупить его острыми кулачками по груди и плечам. - Гад! Гад! Жрёшь, сволочь! Чтоб ты подавился и подох!
"Аля, Александра - девушка Котяна" - услужливо подсказала память.
- Всё! Успокойся, Аля! Всё-всё... - он прижал её к себе, не давая вырваться.
- Отпусти! Я сама тебя убью! - девчонка ещё подёргалась, пнула ногой в голень, и бурно разрыдалась, уткнувшись лицом ему в грудь. - Ты позвонить не мог? Я думала - ты умер, - выговаривала она сквозь слёзы.
Он усадил её за стол, и налил из чайника в чашку воды:
- Выпей, успокоишься. Не мог позвонить, у меня мобильного не было.
Она послушно отпила несколько глотков и по детски утёрла рукой нос:
- Фуу... Чем от тебя воняет? И чего ты как упырь в темноте сидишь?
Да я же вижу в темноте, - дошло до Аркаши, - даже цвета различаю, как в сумерках. Он встал и щёлкнул выключателем.
- Ой! - испуганно пискнула несостоявшаяся убийца, - Котинька, тебя пытали? Это Мэнсон со своей страшной тёткой? - Она подбежала и стала осторожно поворачивать его лицо, пытаясь разглядеть раны. - А тут ещё я с кулаками... Прости, я так расстроилась. Ты пропал, пять дней домой не заявлялся, я тебя искала, а Галка-мороженщица рассказала, что видела, как ты с Мэнсоном о чём-то договаривался. Я испугалась, вдруг сектанты тебя в жертву принесли. Участковому заявление написала, а он не взял, говорит: наркоманом меньше - мир чище, хороший нарик - мёртвый нарик.
Позвонила тебе домой, нарвалась на Леночку - визжала как электродрель, стандартный свой набор: наркоман, убийца, вор, тюрьма... - я бросила трубку. Меня так накрыло - какие люди кругом злые и равнодушные, как жить? - потрогав осторожно пальчиками скулу, констатировала, - ничего не видно, всё в засохшей крови. Нужно спиртом протереть, я сейчас.
- Погоди, я сам, - Аркаша отстранил девочку и пошёл к зеркалу в прихожей.
Отражаюсь, - радостно трепыхнулось в груди. Но что за рожа... Он был похож на немывшегося с рождения каннибала из голливудского трешака. Волосы слиплись сосульками, лицо сплошь в буро-багровых разводах, футболка заскорузла от крови. Теперь он и сам почувствовал, как от него разит тухлятиной. Но откуда? Тело же начисто вылизал Мых, там, на кладбище...
Там, на кладбище, мальчишка выделялся среди других, как белый ангел среди стаи чёрных ворон, если вселяться - то только в него. Но донор был так плох, что пупыг привёл Мыха. Аркаша с удивлением смотрел, как под языком зверя стягиваются развороченные запястья, исчезают гнойные кратеры на дорогах вен, а из тела, где бы ни лизнул медведь, тянется вслед за языком чёрная, похожая на нефть, жидкость.
- Ну всё, теперь смело можно сказать, этот человек здоров как Адам в первый день сотворения, - удовлетворённо заявил жантийом, - вот только слюна Мыха попала в кровь, и в теле сейчас такая регенерация, такая регенерация, что убирать душу прежнего обитателя неразумно - можно стать упырём. Придётся вселяться поверх.
Аркадий не возражал, даже почувствовал облегчение - мальчишку было жаль.
Следующие пять суток Аркаша провёл в склепе, пожирая сырых кур. Повезло, что для сатанистских обрядов требовались живые чёрные куры, иначе, Сигизмунду пришлось бы ловить мышей и разных других сусликов на могилах. Вот откуда кровь...
- Это не моя кровь, куриная, - пояснил он, топчущейся рядом, с пузырьком спирта и бинтом в руках, Александре, - мне не спирт нужен, а мыло, я в душ.
А она миленькая - разглядывал заваривающую чай девчонку Аркадий. - Есть в ней своеобразный шарм.
В прошлой жизни он предпочитал иных женщин - холёных элитных самок. Серые мышки в его табели о рангах не котировались. А зря, если приглядеться, мышка ничуть не хуже. Фигурка, конечно, тощенькая - унисекс, но ладная и ножки длинные. Личико неухоженное; волосы собраны в простой, затянутый аптекарской резинкой хвост... зато глаза как у оленёнка и ямочки на щеках. Но более всего девчонку украшала любовь. Она сквозила во всём: в жестах, улыбках, взглядах. И за что любить этого балбеса? Аркадию стало досадно, чувства элитных самок никогда не принадлежали ему полностью, большая их часть перепадала Аркашиному портмоне.
Сейчас не до секса, но через недельку, когда организм стабилизируется, закручу интрижку - обнадёжил он ущемлённое эго.
Аля налила чай, достала из шкафа и поставила перед ним блюдо с сушками:
- Так что с тобой случилось, Котя? - лицо у девочки было тревожным, она с опаской ждала ответа.
Аркаша совсем уж собрался рассказать сочинённую загодя в склепе байку о чудесном исцелении, но рысьевская интуиция не дала совершить ошибку. Да ведь она догадывается, что я не её дружок, - понял он, - но не хочет верить своим догадкам. Если скажу правду, об интрижке придётся забыть, зато получу союзника. А я теперь детектив, и мне нужен Ватсон, в общем, он не стал ничего выдумывать.
- Я не Котян. Ты верно догадалась - его принесли в жертву, и я вселился в тело...
- Котя умер? - перебила побледневшая Аля.
- Нет, жив. Но очень-очень слабый. Спит, или в обмороке. Со временем восстановится и придёт в себя...
- А ты... вы кто такой? Бес? Демон? Зачем вам его тело? - опять перебила девчонка.
- Не перебивай меня! - рассердился Аркадий, - сам всё расскажу. Я мог бы тебе соврать про чудесное исцеление, чистку памяти и амнезию, но предпочитаю правду. Я - Аркадий Тишеньский, умер два месяца назад. Но на этом свете у меня остались неоконченные дела.
- Тот самый Тишеньский?! Почему же вы не привели всё в порядок, прежде чем... - девочка смущённо отвела глаза, - прежде чем совершили суицид? И не из-за врождённой же правдивости вы не солгали, вам от меня что-то нужно? - проявила она неожиданную проницательность.
- Это не суицид, меня убили. Я здесь, чтобы найти убийцу, чем скорее найду, тем скорее уйду. Мне нужен помощник, ничего особенного, просто надёжный человек на побегушках. Ты же хочешь помочь Котяну?
Уговаривать Александру не пришлось, она согласилась сразу, лишь бы не оставлять тело драгоценного Котеньки без присмотра.
Опять подняло голову ущемлённое эго: его самки элитными бюстами на амбразуру за него, Аркашу не легли бы. Но вдруг, перед глазами кинокадром промелькнуло смеющееся милое лицо: синие глаза, толстая растрёпанная русая коса... 'Ау, ау, Алёнушка! Иду, иду, Иванушка!' - звонко выговаривал девичий голос.
Что ещё за Алёнушка? - он попытался вспомнить кто это, но только в висках заломило. Он даже не понял, его это воспоминания, или Котяна.
- У Коти есть знакомая девушка Алёнушка с толстой русой косой? - поинтересовался он у Али.
- Нет, я такую не знаю. А кто это? - удивилась она.
- Не важно, - мотнул головой Аркаша, - разберусь. Тебе, Ватсон, первое задание, - он шлёпнул на стол тощую пачку заляпанных кое-где кровью, разнокалиберных купюр: рублей, евро, долларов.
О деньгах предусмотрительно позаботился Сигизмунд:"В Аду валюта без надобности, там натуральный товарообмен, Адский Владыка не доверяет бумажкам, - бормотал под нос жантийом, шмоная лежащих рядком, обездвиженных, но ещё живых, участников шабаша, - а вам, Аркадий Ильич, они на первое время сгодятся".
- Пойдёшь на базар, он пододвинул деньги ближе к Але, - купишь телятины парной, говяжьей печёнки, смородины. Тело регенерирует, нужно много калорийной еды. Мне пока из дому нельзя, плохо себя контролирую, откушу ещё кусок филея у какой-нибудь аппетитной дамочки, - и скептически глянув на тонкие ручки-веточки помощницы, поморщился, - себе купи фруктов всяких, конфет-пирожных, не экономь, короче, и сама сумки не тащи, такси возьми... - он зевнул, - а я в люлю, баиньки.
Глава 4
Вы и не представляете, любезный Аркадий Ильич, сколь много интересного можно узнать о себе после смерти. Да, чего уж, люди у нас простые, открытые и искренние, из скифов, не латыняне двуличные с их de mortuis aut bene...
Родовое гнездо Рысьевых-Тишеньских располагалось в историческом центре города, но стояло особняком - на стрелке берега реки. К дому вела набережная, но от суеты центральных улиц его укрывал парк, а с другой стороны примыкал Крутояр, район частной застройки, что спускалась к самой реке. Застраивался Крутояр ещё до революции, в основном зажиточными мещанами и мелкими купцами. Из-за сложного рельефа, перемены советских и постперестроечных времён здешних мест почти не коснулись, и узкие улочки по-прежнему петляли среди хоть и старых, но добротных купеческих домов под вековыми деревьями. На одной из таких улиц, в доме из красного кирпича под зелёной жестяной крышей, жила кухарка Василина. Дом, самый обычный, совсем жилище ведьмы не напоминал, не было в нём ничего зловещего или готического. В палисаднике под окнами разрослись мята, вербена и душица, вдоль ведущей к крыльцу кирпичной дорожки цвели флоксы и ромашки, а с заднего двора тянуло дымом и чем-то сладким. Это Василина варила варенье из крыжовника, а не декокт из крови младенцев и жабьих лапок, как полагалось бы добропорядочной нечисти.
Аркаше ничего не понадобилось объяснять, ведьма узнала бывшего хозяина, едва завидев у калитки, чужое тело её не ввело в заблуждение.
- Я так виновата перед тобой, Аркаша, сама себя простить не могу, - частила она скороговоркой, усаживая дорогого гостя за стол под раскидистой липой отведать варенья нового урожая.
Пахнущие детством, янтарные кисло-сладкие ягоды настроили Аркашу на благодушный лад.
- Пустое, я уже забыл, - махнул он небрежно ложечкой.
- Я не о туфлях, Аркаша. Не уберегла я тебя. После смерти Аделаиды нужно было предостеречь, глядишь, и остался бы в живых. Да только у победы сотня отцов - поражение всегда сирота, была бы весть хорошей, уж как-нибудь сумела бы донести. А так... я не особо старалась, да и не хотел ты слушать: 'Самое страшное - если подгорят твои божественные ватрушки, такого я не переживу, а с остальным справлюсь'. А вот и не справился, - лицо её некрасиво скривилось, она всхлипнула, и слёзы потекли из глаз.
- Не казнись, - Аркаша ласково погладил по плечу плачущую женщину, - я бы тогда всё равно не поверил в сказки о плоской земле на слонах, китах и черепахе. Не реви, лучше исправь ошибку, расскажи всё сейчас, когда у меня скепсиса поубавилось.
- И правда, что-то я не вовремя расчувствовалась, - Василина по инерции ещё раз всхлипнула и решительно утерла салфеткой слёзы. - Я тебя ждала, вот и нынче расстегаев с сёмужкой напекла, твоих любимых, и самогоночка у меня двойной очистки с заповедными травками, так что, давай по стопочке за твоё воскрешение. Ешь и слушай.
- Наши края среди магов считаются шаманским захолустьем. Ковен далеко, кругом глухие леса да гиблые болота, где хозяйничают лешие с пупыгами. Рысьевы поселились в здешних местах ещё при царях, они владели золотыми приисками, что на Чёрторыйской сопке. Вот и построили в городе дом, а на Малахитовом ручье заимку. Но постоянно здесь не жили, только иногда наезжали - отдохнуть от столичной жизни. В остальное время за хозяйским добром приглядывал кто-нибудь из свиты. Так было, пока в конце позапрошлого века одного из молодых Рысьевых не выжгли дотла на дуэли. Большая политика и интриги двора для магического калеки разом закончились, пришлось ему спешно покинуть метрополию и поселиться у нас. Жил беглец тихо, занимался науками: историей, краеведением, написал монографию. Потому и уцелел, о нём попросту забыли. Когда мы с Петриком поженились, нас определили в обслугу городского дома. Петриков род числился вассалами Рысьевых испокон веков, они из домовых, а я вольная ведьма, но после свадьбы тоже оммаж принесла.
А через пять лет, в пятьдесят первом году, здесь появилась Аделаида. Среди ночи, едва живая, без магии, на сносях. Ей нужно было спрятаться. Граф к тому времени уже совсем плох был, болел, не ходил, ждали, что со дня на день представится. Но Аделаиду он сразу признал. Наследницей назначил, во владение, как у магов положено, ввёл и только потом помер.
Аркадий произвёл в уме нехитрый расчёт и удивлённо уставился на Василину.
Женщина кустодиевских форм, она была настоящей русской Венерой. Белокожая, сероглазая, с убранной в тяжёлый узел рыжеватой косой, ведьма выглядела свежо и моложаво. 'Выходит, ей за девяносто? А на вид и сорок не дашь! Ведь я её знаю всю жизнь, и всё это время она не менялась, почему же никто этого не замечал?'
- Мне девяносто три года, - понимающе усмехнулась женщина, - все, в ком течёт сила, живут долго, а от ненужных вопросов существует заклинание отвода глаз. Аделаида тоже была старше своих лет: по паспорту ей исполнилось семьдесят, но иногда пани любила вспомнить Париж - выставку восемьдесят девятого года, там, на открытии Эйфелевой башни, она познакомились с твоим дедом; Венские придворные балы; Прагу позапрошлого века, где они и угодили в ловушку.
- Судя по тому, как быстро я постарел, магические способности предков обошли меня стороной?
- Нет, они при тебе, причём: и Тишеньских, и Рысьевых, но Аделаида их не инициировала.
Аркаша вопросительно приподнял брови.
- Опасалась за тебя. Его гроссмейстерство рассказал что-нибудь о магическом мире?
- Нет, не успел. После твоего ухода он сразу полетел на Чёрную гору, к своим. Через час вернулся на пару, с похожим на раввина из местечковой синагоги, старикашкой. Вдвоём, они потащили меня к Ургунцу, где рабе, с ходу вытащив из воздуха увесистый талмуд, начал им угрожающе тыкать в сторону шамана и вопить, тряся пейсами, пока дело не дошло до магической потасовки. Старикашка пыхал огненными письменами, а Ургунц, прыгучий как блоха, в ответ натравил своих мух и пытался треснуть врага посохом. Больше всех пострадал разнимавший колдунов Сигизмунд, они спалили ему котелок. Ну, потом все угомонились, пупыг ещё немного покочевряжился, и дал себя уговорить.
Он передумал ждать новую луну и отправился на охоту следующей ночью. Весьма удачно, надо сказать: сатанистам вздумалось вызвать на кладбище демона, Ургунц им и явился, вместе со всем своим зверьём.
- Ох, - рассмеялась зарумянившаяся от выпивки ведьма, - это ты встретился с учителем Сигизмунда, пророком Хоакином.
Сигизмунд прожил всего-то пару-тройку жизней, для провидцев он совсем мальчишка. Вот когда проживёт с десяток - станет полноценным провидцем, пророком, поселится на родовом древе и будет прорицать тысячу лет, а уж как накопит опыта, обратится в судью-привратника, в их иерархии это топ-менеджер. Хорошо, что Хоакин в деле, значит, шансы на успех действительно неплохие.
Как же тебе рассказать про магическое мироустройство, чего начать-то? - Василина задумчиво подпёрла рукой щеку, - я же простая деревенская ведьма, в Хогвартсе не обучалась.
Самогонка была огонь, после третьей рюмки Аркашины мысли обрели хрустальную ясность:
- Начни с яйца, с канонического вопроса:"Бог есть?" - дал он мудрый совет.
Василина опять засмеялась, наверно и ей самогонка пошла впрок.
- Есть. И не поверишь - находится в яйце. Яйцо - Омм - это центральный мир. Закрытый, попасть туда невозможно, никто и никогда там не был, но все мы оттуда произошли. И все мы связаны с Богом через пуповину.
![ПОСЛЕ СМЕРТИ []](/img/e/ellis_l/poslesmerti/bezymjannyjiiii.jpg)