СЧЁТНЫЙ ДУХ
Поначалу не возникало и вопроса о том, способны ли мыслить компьютеры. Ведь это были просто усовершенствованные счёты, о субъектности которых говорить даже неудобно. То, что наполняло полупроводниковый мозг процессора – программы,– тоже не блистало умом. Несколько килобайт простейших инструкций, вот и всё. Содержимое ячейки пять записать в ячейку сто четырнадцать. Заменить содержимое в ячейке восемьдесят семь. При двоичной системе вопроса о том, чем и что заменить, понятное дело, не возникает, тем она и удобна: есть только два варианта содержимого, ноль и единица; наличие либо отсутствие электрического заряда. Вывести оранжевую точку в заданное место монитора. И так далее, всё в этом же духе. Однако время шло, и программы понемногу усложнялись, росли. Блочное программирование окончательно прорвало плотину, и вот уже не килобайты, а мегабайты составляли тело программ. Можно бесконечно спорить о том, мыслят ли компьютеры, но факт остаётся фактом: где-то при переходе на гига- и терабайтный уровни эти машинки обретают нечто вроде индивидуального флера. Ведь что такое индивидуальность и её неповторимость, если не случайные флуктуации, неизбежные в гига- и терабайтных массивах информации. И здесь на сцену выступил Себастиан Падуанский со своими нетривиальными идеями. К тому времени специалисты, знакомые с основами релятивистской физики и теории информации, пребывали в растерянности. Все, конечно, помнят, что за сумятица была вызвана знаменитыми опытами по точнейшему взвешиванию жёсткого диска до и после заполнения его информацией. Как известно, при определённых допущениях полученное Эйнштейном соотношение энергии и массы описывает также соотношение информации и массы, т.е., I = mc2 (1), где I – информация; m – масса и с – скорость света. Отсюда, соответственно, m = I / c2 (2), из чего вытекает предположение, что уже терабайтный, скажем, массив информации должен вносить такие коррективы в массу её носителя, которые доступны для измерения при помощи современных приборов. Так вот, Себастиан из Падуи объяснил расхождение опыта с теорией, т.е., нулевой прирост массы, тем, что массив информации вызывает отрицательное искривление пространственно-временной метрики ровно такой величины, которая компенсирует нарастание массы жёсткого диска согласно формуле (2). Не все и не сразу приняли такой подход, однако многие заметили изящество поворота мысли, в чём-то напоминающей основания принципа неопределённости в квантовой механике. Ещё одно следствие вызываемой информацией отрицательной кривизны пространственно-временной метрики имеет поистине вселенские масштабы. Заметил это следствие не сам Себастиан, а вьетнамский аспирант-астрофизик из Принстона Фам Ван Донг. Он написал небольшую статью, в которой показал, что, если эффект Себастиана имеет место в реальности, то общепринятая астрофизическая картина мира претерпевает некоторое вроде бы небольшое, но весьма интересное изменение. Как известно, судьба флуктуирующей модели Вселенной зависит от количества в ней массы, которая искривляет пространство-время. Сперва, после Большого Взрыва, Вселенная расширяется, а затем, если кривизна пространства-времени больше некоторой фиксированной величины, наступает стадия обратного сжатия. А затем - вновь Большой Взрыв. Фам Ван Донг показал, что возникающая – в том числе в результате деятельности цивилизаций – во Вселенной информация, с учётом эффекта Себастиана, добавляет пространственно-временной метрике отрицательной кривизны, и в итоге вышеупомянутая величина может стать меньше той, которая требуется для того, чтобы Вселенная перешла к сжатию, и она будет жить вечно, без обратной, инволюционной стадии и нового Большого Взрыва, который, ясное дело, уничтожил бы всё, что появилось до него. Попросту говоря, создавая информацию, жители Вселенной – в том числе и люди – спасают её от весьма неприглядного варианта будущего. Практически – даруют ей жизнь вечную, с вечным поступательным развитием всех её структур, с неограниченным расширением. Получив столь нетривиальный теоретический результат, объясняющий наблюдаемые факты, Фам Ван Донг все лавры отдал Себастиану из Падуи, который к этому времени совсем забросил программирование – до описываемых событий он был довольно приличным программистом – и обратился к онтологическим проблемам и богословской тематике. Себастиан начал с того, что постулировал появление компьютерного разума, эвристически оставив в стороне вопрос о конкретном дне и часе этого достославного события. Понятно, что, однажды появившись, разум этот нарастает по экспоненте, ибо именно такая характеристика описывает до сих пор рост возможностей как харда, так и софта. Однако эти соображения, сами по себе способные вызвать ожесточённые споры, стали для Себастиана Падуанского лишь отправной точкой для его главного мысленного путешествия. Вопрос, который он поставил, всего лишь логичен: если есть разум, то должен быть и его творец. Творец же, как хорошо известно, един, и никто другой быть им не может. Ему тут же возразили, что компьютерный разум, если уж мы согласились с его существованием, создан человеком, однако Себастиан отмёл это возражение как неосновательное: даже если это так, человек в данном случае выступает творцом per procura. Иными словами, компьютерный разум создал именно Творец-вседержитель, пусть даже и руками человека. Может ли быть бездушный разум, спрашивал Себастиан, и сам же отвечал: нет, это невозможно, ибо разум есть свойство души. Значит, мы имеем дело со счётными, т.е. цифровыми душами, в то время как души человеческие являются аналоговыми. Жёлтая пресса тоже не оставила вниманием идеи Себастиана, по своему обыкновению страшно всё опошляя. Так, в одном из глянцевых журналов появилась статья, автор которой указывал на возникшие у него вопросы о цифровых душах: как в их случае устраивается загробная вечная жизнь, а конкретно – ад и рай? И сам же бестрепетно предлагал ответ: местом вечного послеземного бытия для компьютерного разума становится интернет. Там цифровые души перестают зависеть от конкретного харда, к которому первоначально накрепко привязаны. А где же тогда те цифровые души, которые освободились от путь бренного бытия до создания интернета, спрашивал в недопустимо игривом тоне далее автор статьи. А где души Гомера, Эсхила, Платона и всех тех, кто жил в мире до первого пришествия, отвечал он сам себе на это. Хорошие, быстрые, просторные сервера, продолжал он развивать свою мысль, это рай. В аду устаревшее железо и жесточайший трафик создают бесконечное поле всех возможных, вообразимых и невообразимых мучений цифровых душ. Себастиан, естественно, гневно отмёл невыносимо профанирующие изыски жёлтых журналистов. Тем не менее, он продолжал считать, что своей концепцией упрочил официальное богословие, аргументировав и объяснив всё то, о чём раньше никто не только не писал, а и не размышлял, ввиду отсутствия в прежние времена компьютеров и интернета. Хорошо понятно, что не все каноники в восторге от его работ. В определённых кругах поговаривают о еретичестве и грядущей анафеме. Тем временем полный сил Себастиан продолжает выпускать свои печатные работы с каким-то механическим постоянством и упорством. Епископ Кентерберийский, ошибочно приписав вышеозначенные идеи о аде и рае самому Себастиану Падуанскому, раскритиковал их, особенно упирая на то, что, по его словам, отыскивать реальное место, в котором якобы обретаются души, пусть даже мы на момент допустим существование цифровых душ,– это недопустимое огрубление, профанация богословских представлений о загробном царстве. Себастиан отвечал ему заочно, что, хотя никто не сомневается в реальности существования интернета, нельзя показать пальцем ни на одно место планеты и сказать: здесь находится интернет, или хотя бы его часть. Показать пальцем можно на компьютерное, пусть даже серверное, железо, компьютерный же дух, в полном соответствии с основополагающими богословскими идеями, в материальном мире не находится. Падкие на сенсации телевизионщики тут же организовали телемост «Кентербери – Падуя». Епископ Кентерберийский: Человек осознаёт себя, а компьютер – нет. У компьютера нет сознания. Может ли быть бессознательная душа? Себастиан Падуанский: Не следует путать сознание с душой, это совсем не одно и то же. Когда человек находится без сознания, ясно, что душа его никуда не исчезает. Сознание – не более чем личная иллюзия, возникающая из-за того, что органы чувств сумели смонтировать в поле восприятия чувственный образ окружающего мира, который – тоже не более чем иллюзия. Все, за исключением дальтоников – привёл он пример,– различают красный и зелёный цвета, тогда как в реальном, объективном мире это – всего лишь две разные длины одних и тех же электромагнитных волн. Цвета – субъективность, которая в целях самосохранения помогает быстрее ориентироваться в окружающем мире. Остальные детали чувственного образа мира не менее субъективны. Итак, сознание – не более чем иллюзия, душа же, как известно, славит Бога, и этим её функции и исчерпываются. Епископ Кентерберийский: Хотелось бы обсудить вашу оригинальную теорию о творении per procura. Себастиан Падуанский: Я уже отказался от этой теории и изложу вам свои теперешние взгляды по этому вопросу. Человек для Творца – почти такая же счётно-решающая машина, как компьютер для человека. Речь идёт, возможно, о бесконечной цепочке творений. Известный феномен так называемого виртуального компьютера, который компьютер создаёт внутри себя, как в матрёшке, подтверждает эту мысль. Епископ Кентерберийский: На вашем примере мы видим, как мысль, не одухотворённая высокими чувствами, лишь разрушает всё, к чему прикасается. Себастиан Падуанский: Я не имею намерения что-либо разрушить. Я лишь стремлюсь понять смысл открывающейся компьютерной реальности. Разве моя вина в том, что такие попытки кого-то оскорбляют? Да и вообще, может ли картина мира быть оскорбительной? Любое её изменение действительно обидно для нашей привычки к чему-то неизменному и общепринятому, с чем так уютно жить. Сперва и Птолемей был потрясателем основ. Что уж говорить о Копернике. Далее: Дарвин, Эйнштейн, Фрейд: все они оскорбляли привычку и расширяли границы понимания. Цепочка творений не более оскорбительна, чем картина макро-, мега- и микромира, постепенно переходящих друг в друга и существующих по своим законам. Телемост был проведён, дискуссия окончилась вничью, при этом телевизионщики с удивлением убедились, что рейтинг передачи оказался крайне низким. В самом деле, может ли полемика двух учёных мужей пересилить желание досмотреть очередную порцию сериала, насладиться ток-шоу или послушать новости? Вслед за телевизионщиками и каноники осознали, что вести с Себастианом Падуанским публичные дискуссии не стоит, поскольку именно это и привлекает к нему ненужное внимание. В наше время лучший способ уничтожить чьи-либо идеи – не говорить о них. Это гуманнее и, главное, действеннее, чем сжигать его книги или гноить его самого в тюрьме. Так и вышло. Вскоре Себастиан Падуанский потерял новизну и нырнул в море информации, глубины которого поглощают всё, что не способно более продержаться на блестящей поверхности внимания телезрителей. Лишь нескольких специалистов во всём мире ещё занимает его личность и круг вопросов, им поднятых. Впрочем, то же самое можно сказать и о любой другой области человеческой мысли. декабрь 2010 ![[]](/img/e/elohin_p_w/digital_spirit/einstein.jpg)
|
|