Аннотация: Вторая книга из трилогии Осознание. "Чистая" научная фантастика, для всех любителей жанра. Вполне самостоятельная веСЧ. Приятного прочтения.
Осознание.
Фантастический роман в трех частях.
Часть вторая.
Калейдоскоп сознаний.
Команда нашей "альтернативной" группе выйти на построение поступила в четверть пятого утра. Легко представить, как мы все обрадовались. Самое мягкое, что я услышал в адрес администрации от своих товарищей по несчастью было добрым старым словом "уроды". Кое-как, натянув наши нестиранные с неделю робы, мы выползали в коридор строиться. Сержант, брезгливо осмотрев нас, скомандовал повернуться и двигаться на выход из казармы.
Иней на деревьях и покрывшиеся тонким ледком лужицы напомнили всем что, в общем-то, не май на дворе, а настоящий октябрь. Если сержант, построив нас перед входом в казармы, зябко передергивал плечами в своей утепленной куртке, то мы в наших тонких летних робах просто откровенно мерзли после душного тепла казармы. Убедившись, что мы все на месте сержант развернул громкими командами колонну и, сказав следовать к медбоксу, повел нас через темный, лишь изредка освещенный фонарями парк к медицинским корпусам.
Обнимая себя за плечи, я старался не нарушать строй и думал только о том, как бы быстрее попасть в тепло. Но дорога до площадки с флагштоком вокруг которой разместились медицинские лаборатории и административный корпус была не такая уж близкая и когда мы, наконец, преодолели парк я окончательно замерз, еле сдерживаясь, чтобы не присоединится к коллективному клацанью зубами.
Перед флагштоком нас снова построили и сержант, скрывшись в медбоксе показался нам просто подонком. Но мерзли мы относительно не долго. Вскоре наш мучитель и доктор Гривцев появились на крыльце медбокса и нам велели не давясь заходить внутрь и выстраиваться вдоль стены.
"Не давясь" не получилось. Когда восемьдесят гражданских пытаются протиснуться в узкий дверной проем, чтобы очутиться, наконец, в тепле, никакие команды не помогут. Предвидя это, и сержант, и доктор поспешили скрыться внутри, чтобы не быть сметенными толпой. Уже в длинном сером коридоре напротив двери с табличкой "лаборатория крови" я присел и, прислонившись спиной к стене, облегченно вздохнул. Роба еще была ледяная, но скоро и она должна была пропитаться теплом медбокса и больше не мучить меня. Можно было, конечно, пробиться через толпы, что скопились около двух батарей и попробовать урвать себе кусочек "места под солнцем", но мне спросони да еще после такого отвратительного подъема, было откровенно лень шевелится. Я сидел, тупо разглядывая ручку двери перед собой, и ждал пока мне станет окончательно тепло. Я, кажется, даже не думал в тот момент ни о чем.
У нас оказалось достаточно времени, чтобы отогреться. Только через минут двадцать вызвали первого в списке для прохождения анализов и тестов. Мое имя было в середине списка и я почти задремал, отогревшись, к тому моменту как меня позвали.
- Фриц! Тебя зовут. - ткнул меня мой сосед у стены и я резко поднялся.
- Ага... - поблагодарил я и пошел к дальней двери, у которой хмуро замер сержант, рассматривая мою вялую тушку двигавшуюся к нему. Посторонившись и пропустив меня в лабораторию, он закрыл за мной дверь и остался в коридоре.
Доктор Гривцев сидел за дальним угловым столом и в свете допотопной лампы что-то писал в огромном гроссбухе, не обращая абсолютно никакого внимания, что происходит в помещении. Замерев на пороге, и не сводя с него глаз, я отрапортовал:
- Доброволец сорок девять, двенадцатой контрольной группы прибыл для прохождения тестов.
Не отвечая мне ни слова, Гривцев рукой указал на медсестру с вялым, припухлым и уставшим лицом и снова уткнулся в свои записи. Медсестра же, оторвавшись от подготовки аппаратуры к следующему сеансу подняла на меня безразличный взгляд и тоже молча указала на кресло перед "тостером".
Сев в кресло и уже привычно вложив ладони в щели аппарата для тестирования, чем-то напоминающий гигантский тостер, поставленный на попа, я стал ждать указаний.
- Лицо к маске прислоните. - сказала негромко медсестра. - Смотреть перед собой. Стараемся меньше моргать. Когда уколет палец, не шевелиться и отнимать лица от маски.
- Я знаю... - тихо сказал, почти прошептал, я.
Прислонившись к пластиковой насадке фиксирующей положение лица во время теста, я стал смотреть, как и велели, перед собой на миниатюрный экран с гуляющим по нему логотипом компании - производителя медицинского оборудования. По негромкому нажатию кнопки медсестрой, логотип исчез и его место заняла лубочная картинка деревенского домика окруженного пышным садом. На скамейке у крыльца сидела старушка и беззубо так улыбалась мне. Я только рассмотрел старушку, как картинка сменилась на не очень приятное изображение новорожденного мальчика еще соединенного пуповиной с невидимой мне матерью. Красное сморщенное личико надрывающегося в крике младенца не вызвало у меня, как мне самому кажется, особых эмоций. Следующей шла картинка, где немолодой человек счастливо улыбался, а рядом с ним красовалась надпись "побежденная старость - шанс для духовного роста". Это был кадр из древнего рекламного ролика, где всем прошедшим химиотерапию, останавливающую процесс старения, рекомендовалось поступать на курсы социальной терпимости. Кажется, на тех курсах обучали азам психологии. Мои родители, пройдя их, стали совершенно невыносимы в попытках тщательнее меня понять. Долго их сочувствие моей, якобы, по их мнению, не складывающейся жизни, я вынести не мог. И через полгода пыток, я покинул отчий дом. А через пару лет самостоятельной жизни я, как они и предсказывали, оказался здесь, в подготовительно-контрольной группе этого долбаного заведения. Точнее они-то предсказывали, что я просто сгину-пропаду, но, собственно, оно так и вышло. Для всего остального человечества я по приговору суда пропал надолго.
- О чем вы думаете? - строго спросила меня медсестра и потребовала: - Смотрите на изображение.
А на картинке руководитель правительства нашей необъятной родины, улыбался довольный, как будто только что прошел курс омоложения. За ним предстало тело обнаженной девушки лет восемнадцати - девятнадцати. Почему после Лидера шла голая девица, для меня было непонятно, но я знал, как бы на эту тему прошелся бы мой сосед по койкам. За девицей шел почему-то длиннющий ряд животных. Затем калейдоскопом промелькнули виды звездного неба. Туманности и планеты, звезды и скопления. Где-то на туманности лебедя меня и кольнуло в средний палец правой руки. Я, конечно, вздрогнул от неожиданности но, как и приказали, лицо не отнимал, продолжая рассматривать непонятно кем подобранный образный ряд.
Наконец тест закончился, снова заплавала реклама производителя этого чуда-ящика, а мне разрешили вынуть руки из полостей. Я встал и, дождавшись команды, вышел вновь в коридор. За моей спиной прозвучала фамилия моего соседа и, проходя мимо, я, показывая ему уколотую руку, сказал быстро:
- Только из пальца берут.
- Там тостер? - Спросил он оборачиваясь и я кивнул ему.
Мой сосед скрылся в кабинете, а я занял свое место у стены.
- Чё, Фриц, крови не боишься? - спросил меня стоявший чуть поодаль Комар.
- Да я вроде не ребенок, чтобы крови бояться. - сказал я рассматривая снизу вверх лицо этого уголовника.
Не сказать, что за неделю, которую я провел в этом райском уголке он сильно меня доставал, но кличку Фриц это именно он мне придумал, узнав, что я по национальности немец. Вот уж было мне удивительно. За двадцать лет никого в Москве моя национальность не волновала, а попал сюда, так сразу стала волновать.
Вообще мне повезло. Я не поехал по этапу на юг. Сразу после суда я подписал соглашение на участие во всей этой авантюре и ко мне отнеслись благосклонно. Хорошо хоть преступление-то ерундовое. Как мне объяснили, что буде оно классифицировано как тяжелое антисоциальное, то шиш бы мне, а не этот санаторий.
Уголовники, что составляли около трети от всего нашего состава группы "любителей экстрима", особенно не борзели держась как-то отдельно в сторонке. Как мне пояснил один из охранников, это они просто не обвыклись. И что когда обвыкнуться они начнут у нас в бараке свои порядки наводить. Охранник предупредил меня и, как я понимаю, многих других, чтобы при первых попытках такого переустройства сразу сообщали. Из этого райского уголка вылететь можно было и за меньшее. В начале недели нас было сто. За семь дней от нас осталось восемьдесят. Я подозревал, что к концу следующей недели нас станет еще на двадцать меньше. Может у них такой план выбраковки, думал я, поглядывая на нашего сержанта.
Называя сержанта "нашим" я не ошибаюсь. Он такой же осужденный за какую-то глупость. Просто осудили его военным судом. Кажется за рукоприкладство. Я точно не знал. Сержант был самой замкнутой личностью в нашем отряде. Он общался и с администрацией нашего места заточения и с нами одинаково ровно и отстраненно. Словно он был специально приглашенным переводчиком с русского на русский, а не таким же "везунчиком" как мы. Эта его отстраненность от всех, но подчинение ему внутренней охраны лагеря делала его вообще непонятно кем в наших рядах. Спит с нами, командует охранниками, редко кричит вообще, чем кажется выделяется на фоне всех сержантов, которых я видел по фильмам. Сам-то я в армии не служил, хоть и предлагали после школы пойти "стать мужчиной". Так что в моем представлении сержант это тот, кто кричит, чтобы выполняли приказы офицеров. Наш сержант даже команды отдавал спокойным ровным голосом. Единственный раз, когда я слышал его крик это на обязательном кроссе утреннем. Несколько уголовников, жалуясь, что они устали отказывались бежать и неторопливо шли, сильно отстав от колонны. Тогда он на них наорал, как говорил мне один из лодырей. По мне так сержант просто повысил голос. А когда понял что команды не помогают, просто буквально избил их на наших изумленных глазах. Стоя над ними корчащимися на земле он сказал: "Теперь у вас уважительная причина не бежать". В обед уголовники пошли жаловаться в административный корпус на сержанта. Вернулись довольные. Их попросили написать, что произошло и они подробно описали, как этот коренастый вояка их цинично избивал. После ужина всех потерпевших попросили подойти в административный корпус снова. Больше мы их не видели. А сержант, как ни в чем не бывало продолжал нас гонять по утрам. Больше даже мысли ни у кого не возникло отставать или говорить, что он устал. Сказано - делаем.
Наконец-то, тест прошел последний из нашего отряда и мы с нетерпением ждали команды выходить, строиться, чтобы вернуться досыпать в казарму. Но вместо этого сержант скрылся в кабинете Гривцева и долго не показывался. Я снова успел задремать прежде чем меня разбудил толчок в бок.
- Выходим, строимся. - сказал мне мой сосед и я тяжело поднялся на ноги.
До казармы Сержант разрешил бежать, чем мы и воспользовались. Влетев в душное помещение, мы уже хотели продолжить сон, но нам в очередной раз приказали построиться на центральном проходе.
Сержант, встав перед строем, зачитал список из одиннадцати имен и велел им после завтрака прибыть в административный корпус. Меня в этом списке не было и значит после завтрака я, скорее всего, со всем остальным отрядом буду отправлен в спортзал. Уже семь дней подряд нас обучали какой-то странной системе дыхания. По три четыре часа мы учились "дышать" животом, грудью и, кажется всеми остальными частями тела. Если в первый день это было просто забавно, то в следующие дни это стало очень утомительно. Водишь руками как придурок, напрягаешь те мышцы, которые велит тренер, и дышишь, дышишь, дышишь. Медленно, быстро, спокойно, резко, верхней долей грудной клетки, нижней. Вчера, например я настолько был утомлен всеми этими дыхательными упражнениями, что очнулся в конце их, словно все занятие проспал. Ничего не помнил и, кажется, ни о чем во время них не думал. На обеде я поделился своими впечатлениями с Андреем Александровичем, моим вторым соседом. Сорокалетний учитель истории, сбивший по неосторожности молодую девочку на перекрестке, только пожал плечами и сказал:
- Дыхательные гимнастики творят и не такие чудеса. Не обращай внимания.
Я конечно внимания не перестал обращать. Вот и в тот день после кросса и завтрака я собирался внимательно понаблюдать за собой. К примеру, на каком этапе дыхательной гимнастики разум "делает ручкой" моему замотанному телу.
После подъема нас, как обычно, погнали на пробежку. Где-то ко второму километру я осознал, что проснулся окончательно. С такой отдышкой трудно продолжать пребывать в забвении. Утренний кросс вообще мне давался тяжко. До задержания и суда я курил, как паровоз. В одиночной камере предварительного задержания, где во время дознания мне не давали курить, я благодаря дознавателям бросил это грязное дело. И хотя мне еще долго снились сны, в которых дымлю сигаретой, я смог не начать заново, попав в это милое местечко. Сигареты здесь были доступны всем, но как я понял, нас, кажется, специально подбирали не курящих или мало курящих. А может это и случайность была. Уверен я только в одном, что эти гимнастики дыхательные да утренние пробежки из моих легких точно всю грязь вывели.
Умывшись в казарменном умывальнике и приведя себя в порядок, мы были построены перед входом в наш временный дом и строем отправлены на завтрак. Разве что не с песней. Настроение перед завтраком всегда было бодрое, это оно во время завтрака каждый день портилось.
- Опять какой-то химии налили. - Жаловался мой молодой сосед.
Если в запахе я не чувствовал ничего лишнего в каше, которую нам подали в то утро, то вот распробовав на вкус я тоже с уверенность кивнул и сказал:
- Угу. На лекарства какие-то похоже.
Андрей Александрович, сидя слева от меня, молча ел свою порцию с хлебом и не высказывал никакого неудовольствия едой. Я даже позавидовал его аппетиту. Попытавшись взять с него пример, я, кривясь, докончил миску каши, напичканной какой-то медикаментозной гадостью и принялся за горячий чай. В чае, как я подозревал, тоже была "начинка", но она практически не чувствовалась и не мешала наслаждаться сладким горячим напитком и бутербродом с маслом. Сержант, первым окончив завтрак, встал и вышел покурить. Когда он выбросит окурок, как я уже знал, нам тоже придется закругляться с приемом пищи и следовать за ним на занятия. Я, не торопясь, допил чай и дожевал бутерброд, искоса глядя на уголовников за дальними столами. Они были чем-то взбудоражены и возмущены. Их недовольные взгляды зло осматривали помещение, словно искали запасной выход. Я только тогда сообразил, что почти все из названных утром после теста были из их среды. И, кажется, они, так же как и я подозревали, что ушедшие после завтрака к админкорпусу уже в казарму не вернуться.
Появившийся в дверях сержант скомандовал встать из-за столов и покинуть помещение. Все потянулись к выходу. Только уголовники особо не торопились и вставали из-за столов только, когда сержант повторял.
На площадке перед столовой сержант заставил нас еще раз построиться и повторил фамилии тех, кому идти к административному корпусу. Названные вышли из строя и понуро направились через парк. А нас сержант, как и ожидалось, повел к спорткомплексу.
Уже внутри выстроенные в две шеренги мы стояли в ожидании тренера и даже позволяли себе негромкие переговоры. Когда прошло больше получаса вынужденного безделия, мы в недоумении стали допытываться у сержанта, почему так долго нами никто не озаботился. Тот пожимал плечами и разрешил сесть на маты пока есть возможность. Мы с удовольствием расселись на мягкие матрацы, а некоторые даже залегли на них, в блаженстве закрыв глаза. Ноги после кросса еще немного гудели и минутная радость на пятой точке нам не помешала.
Когда в ожидании прошел час даже сержант поддался всеобщему легкому волнению и, сказав нам, чтобы мы не занимались глупостями, то есть не курили в спорт зале и не разбредались, вышел на поиски тренера. Предоставленные сами себе мы, уже не сговариваясь поделились на несколько групп. Уголовники отдельно, "неосторожные ребята" тоже отдельно. Группы по интересам рассаживались по углам зала и о чем-то там оживленно беседовали. Мы же с соседями по койкам в казарме заняли мат и, развалившись на нем вяло посматривали по сторонам, слабо прислушиваясь к разговорам.
Скоро мне стало холодно на полу и я поднялся на ноги. Прошелся до щита с баскетбольным кольцом, подпрыгнул пытаясь уцепится за него, громко приземлившись на ноги я привлек к себе внимание остальных, но мне было все равно на это абсолютно. Я еще раз подпрыгнул и наконец-то повис на кольце уцепившись в него пальцами. Повисел, стараясь не раскачиваться, и снова гулко приземлился на пол.
- Харе скакать. - услышал я голос Комара.
Ничего тому, не отвечая, я прошелся к скрытой декоративными панелями батарее и прислонился к ним всем телом. Чуть отогревшись, я вернулся к мату на котором лежали, не смотря на холодок стелившийся по низу, мои приятели и спросил:
- А может сегодня и не будет ничего?
Ответить понятно мне никто не мог и я, возвышаясь над лежбищем, громко спросил:
- Может, кто в курсе или слышал от кого, что с нашим тренером?
Меня не удостоили даже шуточным ответом. Только Комар криво усмехнулся над моим нетерпением.
Тренер так и не появился даже спустя пару часов. Наш сержант тоже не возвращался. Никто из охранников не явил свой образ нам. Некоторые из моих товарищей, тех, кто лежал на матах, задремали, а Вовка так и вовсе храпел на весь зал, никого не стесняясь.
До обеда оставалось не более полутора часов, когда некоторые не выдержали и попарно, а кто-то в одиночку стали выходить из спортзала. Вернувшиеся рассказывали, что весь лагерь словно вымер и только возле админ корпусов шумят люди и машины. Я не смотрел специально, кто уходил, а кто возвращался, но когда появившийся сержант построил нас и повел обратно в казарму сказав, что занятий сегодня не будет, мне показалось нас стало заметно меньше.
В казарме сержант велел нам до обеда заниматься своими делами, а сам он снова ушел, никому не сообщая куда. Я с соседями сели перекинуться в самодельные карты, что достались нам от одного из "ушедших". Чуть позже к нам присоединился приятель Андрея Александровича тоже из "неосторожных". Мне катастрофически не везло и приходилось после каждой партии терпеть наказание ударами колодой полбу. Не больно конечно, даже забавно.
После обеда, набив желудки супом и уже другой кашей, с не менее медицинским вкусом, мы снова направились в лабораторные корпуса. На этот раз мы прошли полное обследование включая реакции зрачков и прочую ерунду. Укол "тостера" показался мне комариным укусом после забора полного шприца крови из вены. А уж восемь или девять инъекций в бедра и плечи я думал, вообще не переживу. Буквально сразу после вливания в меня этих коктейлей в глазах стало темнеть и я весь стал покрываться испариной. Медсестра, что ставила уколы воспользовалась этим и взяла пробы кожных выделений. Закончив, она велела мне подняться и, позвав из коридора сержанта, сказала:
- Этого на койку. Пусть спит. И еще будет около десятка с полным курсом. Им надо организовать питание в казарме. Не уверена, что до ужина они в себя придут и ходить смогут. Да и завтра остаточные... посматривайте за ними. При обострениях и бреде вызывайте дежурного врача.
- Сделаем. - Пообещал сержант, силуэт которого я уже еле различал в подкатывающей темноте. Он взял меня под руку и вывел в коридор. Там он, позвав Вовку, сказал, чтобы тот отвел меня в казарму и помог лечь.
Выйдя на прохладный воздух мне стало немного получше, но зрение так до конца и не прояснилось. Не смотря на Вовкину помощь, я несколько раз чуть не упал, спотыкаясь буквально на ровном месте.
- Совсем плохо? - участливо спросил меня провожатый по дороге к так мной желаемой койке.
Я, чувствуя, что меня буквально валит в сон и мрак, слабо кивнул, думая только о том, как бы не свалиться. Он что-то говорил мне сочувственное всю дорогу. Когда я разделся и лег на свою серую уже простыню, Вовка укрыл меня одеялом и пожелав "держаться" пошел обратно.
"Держаться" у меня получилось по моим представлениям минуты три, после чего я просто провалился в муторное беспамятство. Мне ничего не снилось. Я, по крайней мере, ничего не помню. Единственное, что, как мне казалось, весь сон меня не отпускала легкая боль в области печени и сердце ломило, как будто его кто-то внутри грудной клетке грубо сжимал, наблюдая, будет оно так биться или нет. Эта боль и эта ломота не отпустили меня даже, когда я был разбужен сержантом.
- Сядь, поешь. - сказал он мне.
Я сел, глупо хлопая глазами и рассматривая принесенные и расставленные на тумбочке тарелки с ужином для меня и Андрея Александровича, который тоже только что проснулся.
- Вас тоже?.. - спросил я.
Он не переспрашивал о чем я, просто кивнул, давая понять, что и ему вкололи какие-то чудовищные дозы непонятно чего. Не торопясь мы съели свой ужин практически не обращая внимания на отвратительный вкус лекарств примешанный к гречке и чаю. Поблагодарили сержанта и ребят, что принесли ужин и снова не сговариваясь улеглись в постели.
- Доктор сказал, что и завтракать вам придется в койке. - негромко предупредил нас сержант.
- Лучше бы он сказал, когда нам белье сменят. - сказал Андрей Александрович, а я только кивнул на такое тихое возмущение нашими условиями жизни.
- Терпите. Мы на Черной три месяца вообще в земле спали. А тут... всем нам не много терпеть осталось. Скоро переведут.
- Что вы там вообще делали... - сказал вяло я. - Это ублюдство своих же расстреливать.
Сержант ничего не ответил, просто посмотрел на меня снисходительно насмешливо. Мол, много ты знаешь сопляк. Я не стал продолжать. Закрыл глаза и попытался прислушаться к своим ощущениям. К моим предыдущим страданиям после еды добавилась тошнота. Слушая как кто-то убирает тарелки и стаканы с тумбочки, я думал что же мне делать, если меня прямо в тот миг стошнит. Добежать до туалета, я бы не успел точно. А потом в моем состоянии убирать за собой как-то не очень хотелось.
Ранним утром, когда о завтраке еще даже повара не думали, встающие обычно в шесть часов, меня разбудили и заставили подняться. Я себя отвратительно чувствовал. Казалось меня вывернет на изнанку, если я просто оторву взгляд от пола. Головокружение и тошнота были настолько сильными, что походили на какое-то отравление. Кое-как одевшись, я вышел на центральный проход и с трудом разглядев в мути перед собой сержанта, сказал недовольно:
- Куда нас? То постельный режим, то какие-то построения...
- Отставить разговоры. - негромко, но жестко сказал сержант. Помня о бедолагах на кроссовой дорожке я предпочел заткнуться и дальше бороться со своими проблемами.
Сержант прошелся перед построенными и я, проследив за ним, отметил, что нас не много в строю. Человек десять - пятнадцать от силы. Когда нам скомандовали двигаться на выход, шедший позади меня такой же "лежачий" страдалец спросил громко:
- Нас опять на тесты? Или просто к докторам показать, что мы не сдохли после их херни?
- Заткнись и иди. - почти не злобно сказал сержант и добавил: - Ты так же подписывал соглашение, как и все мы. И единственное, что тебе обещали, что ты не помрешь здесь во имя науки. Так что идем молча.
Ведомые сержантом, без разговоров и споров дошли до лабораторий и нас не задерживая завели внутрь. Уже привычно рассевшись у стен мы замерли борясь со своей тошнотой и дезориентацией. Я не сразу услышал мои имя и фамилию. Сержанту пришлось подойти ко мне и помочь подняться, чтобы провести в кабинет на осмотр.
- Альберт Кох? - спросила у меня неизвестный мне врач.
Я слабо кивнул, щурясь от яркого света в кабинете.
- Присаживайтесь. Никаких тестов и анализов не будет. Я с вами только поговорю.
Я сел с облегчением в предложенное мне кресло.
- Вы осуждены за активное участие в антисоциальной деятельности общества "Пикермэн". Осуждены вы на два с половиной года исправительных работ. Но вы согласились на предложение комиссии по набору волонтеров и подписали контракт, согласно которому ваше заключение будет проходить с пользой для общества... - я внимательно присмотрелся к "врачу" читавшему раскрытое перед ним мое "дело". Под накинутым халатом я заметил строгий темно синий костюм и значок "знамя" на лацкане. Госслужащий. Скорее всего следователь местный, а может и еще кто похуже. Мало ли что еще вскрылось о моем "активном участии".
Поставив локти на стол и подперев ладонями тяжелую голову я тоже стал рассматривать страницы моей папки. Не обращая внимания на меня "врач-следователь" продолжал:
- Вам было обещано сокращение срока наказания до одного года шести месяцев в случае вашего согласия на участия в работе нашего института. Вы были предупреждены о возможных последствиях...
- Контракт подразумевал что моему здоровью не будет нанесен преднамеренный непоправимый урон. - сказал я с тоской рассматривая блекло серые глаза говорившего.
Откинувшись в кресле явно не желая близости с моей опухшей со сна физиономией "следователь" сказал:
- Вам пока он и не нанесен.
- Я себя чувствую, как будто меня долго и упорно травили. - пожаловался я.
- Ваш организм перестраивается под будущие условия кхм... работы. - сказал он и добавил. - Без этих изменений вам там точно не выжить и не выполнить задачи для которых вы отправляетесь.
- Вы наконец-то решили посвятить меня в мое будущее? - вскинул я брови.
- В каком-то смысле. - кивнул собеседник. - Вам предстоит работать в зоне радиоактивного поражения.
Не скажу что я гений, но до меня наконец-то многое дошло. Ту мерзость, что мне вкололи, так называемую "блокаду", колют так же всем "ассенизаторам" на юге. Этот коктейль перестраивает организм под быстрый вывод радионуклидов. Не сказать, что это панацея от лучевой болезни, но в условиях, где другие сдохнут, накаченный этим дерьмом "ассенизатор" будет жив, бодр и способен работать. И даже после сильного поражения у него полно шансов выкарабкаться и даже иметь потом детей. Правда,только после специальной деблокады проводимой под присмотром врачей. И после спецразрешения от генетиков.
Чтобы подтвердить свои догадки я просто спросил:
- Это мне "блокаду" кололи?
- Ее самую... Лучше пока ничего не придумано. Человек не приспособлен к условиям жизни при повышенном радиационном фоне. Деактивировать тот район пока не представляется возможным. Значит, мы просто немного переделываем людей под условия их работы. Ничего нового. Вам же в школе тоже кололи "ассорти" чтобы вы быстрее усваивали информацию и для внимательности.
- Только в школе мне так плохо не было. - сказал я с тоской. Жить не хотелось абсолютно. К прочим радостям от общения при ярком свете начала болеть голова.
- Но мы же вас не в школу отправляем. - сказал хмыкнув незнакомец и добавил резко посерьезнев: - Давайте сразу к делу. А то до завтрака не разберемся со всеми вами... согласно вашему контракту сразу вначале работ вы приобретаете статус не заключенного, хотя вы в этом санатории себя заключенным и не почувствовали, а сотрудника нашего института. Необходимо выполнить некоторые формальности. А в частности вам придется подписаться, что вы ознакомлены с требованиями секретности и понимаете всю ответственность за нарушения этого требования.
- Я сейчас ничего вообще не понимаю. - честно признался я.
Усмехнувшись, собеседник положил передо мной стандартный бланк с текстом и местом для подписи и даты и сказал:
- Тогда вам проще. Просто подписывайте и выходите в коридор ждать дальнейших указаний.
- Вы нас прямо сейчас хотите отправить в ваш радиоактивный рай? - скривившись спросил я и взял ручку в руки.
- Нет. - сказал незнакомец и посмотрев на часы сказал: - Через семь часов тридцать пять минут. Вас доставят на вокзал, посадят на поезд, и вы трое суток будете ехать с песнями, картами, водкой и прочим.
Улыбнувшись радужной перспективе, я спросил на всякий случай:
- А если мы сбежим по дороге?
- Подписывайте... - настоятельно сказал собеседник.
Расписавшись и поставив дату, я вернул бланк следователю и повторил вопрос. Он посмотрел на подпись и укладывая листок в папку пояснил:
- А с этой подписью вас никто задерживать не будет. Бегите...
- В смысле? - спросил я, туго соображая.
- Вас никто не будет задерживать. - повторил он закрывая мою папку и убирая ее в сторону: - С этой подписью вы будете уничтожены на месте обнаружения. Почувствуйте разницу: полтора года честно оплачиваемой работы или пуля в голову.
Даже в моем состоянии я, конечно, смог оценить разницу и перспективы.
После возвращения в казарму нам не давая отдохнуть велели забрать личные вещи из помещения хранения сдать туда белье и матрасы и сидеть ждать вызова к админкорпусу. Но сидеть и ждать в нашем состоянии было проблематично и демонстративно наплевав на указание мы после завтрака немедленно уснули. И не мешали нам ни пластиковые решетки кроватей впивавшиеся в мягкие части тела, ни даже ядреный храп Андрея Александровича.
Сон первый:
Я шел по смутно знакомому мне коридору непонятного здания и ведя рукой по крашенной зеленым цветом стене считал шаги. Я был уверен, что должен знать длину этого коридора в шагах. Зачем мне это я не понимал, но уверенность была такой сильной, что я не думал и считал. Длина коридора от лестницы до лестницы составила сто двенадцать шагов. Повернувшись обратно я посмотрел в дальний конец и заметил поднявшегося с лестницы человека. Он остановился на площадке и посмотрел на меня. Повернулся и собрался уже подниматься по лестнице дальше, но я окрикнул его. Он замер на мгновение не оборачиваясь, а потом исчез на лестнице. С места в карьер я рванул в тот конец коридора, надеясь застать незнакомца. Зачем он мне был нужен, как и в любом приличном сне, я не понимал. Нужен и все. Какого же было мое удивление, когда я понял что бегу уже явно дольше, чем положено в коридоре длинной сто двенадцать шагов. Я поднажал, но лестница приближалась как-то неохотно. Коридор словно резиновый растягивался в обе стороны, а я внутри него все пытался достичь один из краев. Наконец словно не выдержав, коридор, резко сжался и я влетел на лестничную площадку, на которой, понятно, уже никого не было. Я побежал вверх по лестнице, но даже через пяток этажей никого не встретил. С очередной лестничной площадки я сошел в коридор и встал изумленный. Он был точной копией того, что я оставил далеко внизу. Или это он и был? Я сделал несколько осторожных шагов по коридору и остановился. Так же на весь коридор ни одной двери. Так же через одни потухшие плафоны над головой. И цвет стен, конечно, тот же самый.
Мне надоел этот сон и я проснулся.
Расслабленно опустив голову на сложенные на столе руки и внимал голосу начальства, я честно пытался не уснуть.
- Сегодня надо загрузить "козла" под завязку. Он пойдет к Дикому полю и там на сутки останется. - Пал Саныч говорил не отрываясь от карты на стене. Даже обращаясь к нам, он смотрел только на нее. Для него Дикое поле и все что располагалось вокруг было непознанной страной и, глядя на карту, он словно погружался в нее. Будто становился орлом, парящим над охотничьими угодьями. - Так что не ленитесь... раньше погрузите, раньше освободитесь. Считайте до завтра, до вечера, вы тут вообще никому нужны не будете. Я всем выпишу увольнительные в город и проваливайте. Только чтобы к возвращению "козлика" трезвыми были как стекло. А то мне начальник партии голову снесет, что алкоголикам его драгоценности доверил. Все проваливайте... Сергей Николаевич, проследите чтобы эти лоботрясы все правильно сделали. А то, как в прошлый раз воды в баллоны дезактиватора не зальют и партия обратно вернется.
Сергей Николаевич, начальник снабжения, конечно не должен был проверять нашу работу, но Пал Санычу отказать не мог и с улыбкой пообещал, что если мы что-то не догрузим, то он нас без спецснаряжения в Дикое поле погонит на руках упущенное нести. Мы, конечно, посмеялись, такое даже в кошмарном сне не приснится, чтобы в Дикое поле человека без защиты послать, но само знание, что вездеход нашей лаборатории уходит на сутки, заставило серьезней отнестись к его загрузке.
В ангаре я взглянул на счетчик, который уже давным-давно безбожно врал, выдавая собственно радиационное заражение и для приличия хмыкнул.
- Чего ты куксишься, Коха? - спросил меня мой приятель Вовка, загремевший сюда сразу следом за мной из подмосковного санатория. Он рассматривал показания переносного счетчика и бодро объявил: - Детские цифры.
Входящие в ангар наши товарищи скорее по привычке смотрели на настенный счетчик и тоже по укоренившейся традиции хмыканьем и аханьем давали понять наблюдавшим за нами, что, либо надо счетчик сменить, либо, наконец, дезактивацию ангара сделать. Счетчик менять понятно не будет никто, пока ангар не деактивируют. Постоянно пребывание в зоне радиации сбивает показания, так что переносные измерители, как семечки меняются с раздражающей снабженцев частотой. Они их, понятно, в лабораторию на дезактивацию и замену элементов отправляют, и оттуда даже иногда аппараты возвращаются. Но в лаборатории люди не спеша работают да и далеко она, лаборатория-то. Вот мы и перевыполняем план по приведению в негодное состояние измерителей. А снабженцы, как не крути, крайними получаются. Нет счетчика - команда на работу не выйдет. Мы так себе уже два выходных получили в прошлом месяце нежданно-негаданно.
В ангар въехала самоходная тележка с грузом для вездехода. Стоящий за рычагами Митрофан гаркнул на наших, чтобы разошлись. Подавшись в сторону ребята весело обругали Митрофана "халявщиком" и "таксистом" и проводили его из ангара смешками и свистом. Его работа заключалась именно в катании на тележке между складами и нашими ангарами. Закатив тележку в ангар, он немедленно сматывался. И хотя Митрофан был такой же "измененный" как и мы, как говорится - береженого бог бережет. Когда Митрофан скрылся из вида, ребята стали в кружок и не спеша закурили, поглядывая на тележку, на которой грудой было свалено оборудование и припасы для группы.
- А они там вообще выходят? - спросил новенький Сашка. Он был с нами уже почти месяц, но я его продолжал упорно за глаза новеньким называть. Присланный вместо погибшего на пятом ангаре Семена, Сашка был слишком активной личность и иногда становился абсолютно нестерпимым. Когда он начинал суетится на ровном месте, я откровенно терял выдержку и мог его обматерить. Но остальным он нравился - шустрый, почти не тормозит, на лету схватывает, как и характеризовал его наш начальник.
- Дождешься... - ответил Сашке самый старый из нас - тридцатилетний Серега или Серый, как его все собственно и называли. - Они только в башне волшебника вообще из козла вылезают.
- А нахрена тогда каждую ходку они тяжелые скафандры берут? - не унимался молодой и шустрый.
- Они надеются, если козел встанет, пешком выбраться. - сказал Вовка и грубо заржал.
Его смех мы подхватили все. С Дикого поля пешком? Это фантастика.
Грузили мы не меньше часа. Тележка уезжала, Митрофан прируливал следующую. Казалось "козел" и сам бездонный, и аппаратуры на него можно повесить без счету. И главное ведь не перепутать. Даже я, не смотря на то, что полгода здесь одним и тем же занимаюсь в особых, как я их называю, "полных" случаях открываю инструкцию по экипировке вездехода. Ну, бывает, что не знаешь, куда прибор DFO-12-3008 присобачить когда все слоты заняты ему отведенные. Вот и цепляешь его на место TIME-C-080, а программисту оставляешь записку, чтобы в бортпрограмме внес изменения. Только для того, чтобы программа контроля с ума не сошла, получив данные скорости ветра и восприняв их как температуру или еще что-то. Это я, к примеру, говорю. Кто его знает, что там меряют эти все DFO, GGH, Полеты, Искры, Сигмы и другие. Мы люди маленькие. Наша задача - отправить, встретить. Выгрузить, погрузить. Когда приходит "банный день" мы все наше хозяйство дезактивируем. В особых случаях, предусмотренных планом эвакуации мы в сопровождении охраны, но чаще без, едем вытаскивать козла с Дикого поля на одном из тракторов из второго или третьего ангара. Если совсем все плохо, то нас могут послать с группой на Поле для установки оборудования, которое почему-то вездеход не может сам поставить или там будет нужна ручная доводка. Но такое на моей памяти было только пару раз и то без происшествий.
Вообще наша жизнь на границе Поля была бы скучна, если бы не редкие увольнения в город. Там мы в нарушение всех присяг и обязательств мило все разбалтывали нашим подружкам. А уж какой популярностью наши рассказы пользуются... Хитом того месяца был рассказ про свихнувшегося в Поле геолога, что поджег наш ангар в прошлом месяце и спалил спящего в нем Семена. Геолог пытался и остальные ангары поджечь, но его загрыз Мальчик - здоровый ротвейлер, которого охранник, имея приказ не стрелять по персоналу, натравил на безумца. Мальчика оттащить не успели. Кошмарненькая, если вдуматься, история, но приукрашенная добавками нашего героизма на пожаре вполне катила для разговоров с девчонками в барах недалекого Погребня.
Погребень вообще-то был дыра-дырой. Свежие фильмы там появлялись, к примеру, через полтора месяца после начала продажи в Москве. Зато, как и во всех глубинках, там было немеряно спиртного и желающих выпить. Приезжать в Погребень стоило только за дисками, предметами личной гигиены, которые не купить было в магазинчике на базе да чтобы напиться и хорошо оттянуться с девчонками. К слову сказать, девчонки в Погребне были славные. Это огромная редкость чтобы мы завалившиеся в город не нашли себе каждый подружку на ночь. Веселое было время.
В общем, проводя в тот день погрузку, мы, честно говоря, в унисон думали только о том, что будем делать в городе и кто, куда сразу рванет. Даже новенький Санек уже почти осмысленно представлял себе свой маршрут в Погребне.
- У меня все. - отрапортавался Вовка, который традиционно проверял заправку топлива, масло, воду и биотуалет.
- Я давно все и ничего... молчу. Что орать-то? - спросил Серый недовольно.
На Сером висела вся механика "козла". От движка до гидравлики манипулятора проверял исключительно он, как бывший механик на "гражданке". Мне оставалось еще вешать и вешать "наружку", когда остальные отрапортавались о загрузке оборудования и снаряжения в трюм вездехода. Оживший над головй динамик сообщил:
- Хорошо. Я иду. Но если что.. помните, что я сказал. Пешком в Поле пойдете.
Голос Сергея Николаевича был изменен динамиком до неузнаваемости, но в том, что это он наблюдал за процессом погрузки из штаба, и что именно он к нам придет, никто не сомневался. Когда Сергей Николаевич появился на пороге ангара, я все еще возился с навесными датчиками.
- Коха! - обратился он ко мне.
- Что?! - недоуменно-обиженно отозвался я.
- Ну, чего ты там возишься? Все уже закончили. - Сергей Николаевич бегло оглядел результаты нашей работы. Вылезая из люка в левом борту вездехода он зацепился штаниной за кольцо, через ряды которых по периметру пропускали буксировочный или подъемный трос и, матерясь, повалился на пол с высоты первого этажа обычного дома. Этот неуклюжий боров точно бы себе шею свернул, если бы не Серый и Вовка успевшие подхватить его тушу и даже удержать на руках пока он не встал нормально. Страдая отдышкой от волнения Сергей Николаевич поблагодарил спасителей и снова взялся за меня:
- Давай быстрее. Я поехал за программистом. А потом уже и патроны подвезут и группа принимать вездеход подъедет.
Патроны, гранаты для небольшой пушки на башенке с антеннами, сигнальные ракеты, все это грузилось, как говорится "во избежание..." в последний момент, когда уже закончил работу программист бортсистемы и экипаж был готов принять "козла" в пользование.
До приезда программиста я конечно закончил. Почему-то программист у меня никак не ассоциируется с таким мужчиной предпенсионного возраста. Наверно потому что все мои знакомые программисты были молоды и всяко жизнерадостнее, чем этот старый, разбитый человек, который, влезая в люк на борту "козла" непременно ударялся о верхний край, обязательно при этом матерился, и конечно был всегда серьезен и хмур. Неудачник, одним словом. И как все неудачники, он вечно жаловался на свою работу, но не менял ее, предпочитая оставаться "неоцененным, непонятым" при "неблагодарном" начальстве.
Из динамиков вездехода раздалось раздраженное:
- Коха ты вешал оборудование?
- Ага. - крикнул я выкидывая окурок в стену под верстак.
- Иди семьдесят вторую ячейку проверяй! Нет показаний. Опять кабель не подключил.
Я нашел нужный слот в котором болталась побитая "искра" и осмотрев крикнул:
- Подключен кабель! Сам прибор накрылся, наверное.
- Ну, так поменяй! - крикнул программист в микрофон, от чего я невольно наморщил лоб.
Подойдя к телефону на стене, я набрал склад и попросил привезти Митрофана замену Искре ДЛПи. Митрофан коротко ответив "Щас" положил трубку и я в ожидании вышел из ворот ангара погреться на ярком солнышке. Выгоревшая трава колыхалась под палящим небом. А в траве кузнечики размером с ладонь непрерывно трещали о своей нелегкой жизни, наверняка, не забывая помянуть "добрым" словом недалекое от нас Поле. Через минут десять в стрекотание кузнечиков влился тонкий гул ползущей телеги и скоро Митрофан вручал мне небольшой, но тяжелый блок "Искры". Поблагодарив я попросил подождать и вернувшись в ангар заменил испорченный. Согнувшись над верстаком, я накорябал записку техникам и прилепив ее скотчем к железному корпусу поломанного блока, передал его Митрофану.
- Отвези по дороге в ремонтку. Пусть посмотрят. Прогер говорит, что он накрылся. Если есть возможность починить, пусть чинят. А нет, так пусть акт списания подпишут, а я потом заполню его и передам Пал Санычу.
Митрофан укатил, а я вернулся в ангар к своим и закурил в их компании, не считанную за это утро сигарету. Я вообще с этой нудной работой сорвался на курении. Смолил без счету и пугался при мысли, что скуриваю две или три пачки сигарет за день. Хотя мой организм и выводил быстрее шлаки и прочую гадость я считал, что это было чересчур, но ничего поделать с собой не мог.
Программист на удивление без приключений выбрался из "козлика" и, кивнув Сергею Николаевичу, сказал:
- Все готово. Пусть принимают. Бортсистемы в норме. Дублирущие системы в норме.
Поблагодарив его Сергей Николаевич связался с лагерем и, поговорив по телефону с начальником лаборатории пригласил экипаж на приемку. Положив трубку, он обратился к нам:
- Давайте ноги в руки и валите отсюда. Тезка, ты останься, поможешь ленты в пулемет вставить и ящик с гранатами подвесить.
Серый недовольно кивнул, а мы, в душе посмеиваясь над ним, вышли из ангара и направились пешком к недалеким складам и офисам штаба.
В столовке мы взяли себе по стакану с подноса у "раздачи". Залили в них кипяток из титана на стене и бросив в стаканы сахар и пакетики с чаем, что были свалены на большом подносе на одном из столов, засели у окна "чаевничать". Вообще наши повара отличались умом и сообразительностью. Еще полгода назад нам приходилось тарабанить в окошко раздачи и требовать, чтобы они нам чай налили. Заспанные повара открывали окошко и с матами и руганью делали свою работу. Потом они, конечно, не выдержали и стали оставлять для нас все снаружи. Не жизнь, а лафа пошла. Мало того, что теперь без заморочек с побудкой поварят можно было чаю попить, так мы еще на вечер набирали сахар и пакетики, чтобы даже на это не тратить кровно заработанные деньги.
- Во сколько поезд в Погребень? - спросил у меня Вовка.
Отхлебывая чай, я посмотрел на часы и сказал:
- На этот мы уже опоздали. Следующий через сорок минут. Успеем все сделать и на станцию добраться.
- Надо быстрее чай пить и валить пока нам работу новую не нашли. - резонно заметил мой приятель и я кивнул.
Санек, вытянув из кружки пакетик с чаем, поглядел на нас и попросил:
- А с вами можно?
- Куда? - удивился Вовка.
- Ну, в город...
- Так все же едут... - пожал плечами Вовка, делая вид, что не понял молодого.
- Я имею ввиду с вами. - не унимался Сашка.
Я помотал головой и сказал:
- Мы к моей подруге в гости едем. Она Вовку еще как-то переваривает, а с тобой рисковать не хочу. - сказал я почти правду.
Новенький пожал плечами, мол, не будет больше напрашиваться и с надеждой поглядел на Олега. Но у Олега в городе были дела поважнее развлечений и ему точно обуза не нужна была. Как он предупреждал еще в ангаре, ему срочно предстояло ехать на пункт спутниковых коммуникаций и звонить матери, которая вся извелась в ожидании, когда сможет увидеть сына. В общем, приходилось Сашке решать: ехать с нами в город и там шататься предоставленный самому себе или оставаться в лагере и рисковать залететь на неплановые работы. Выбор был очевиден для любого разумного человека и спустя полчаса мы уже все стояли у монорельса в ожидании проходящего мимо нашей станции поезда. Микроавтобус лагеря, лихо развернувшись попылил обратно сигналя нам на прощание.
Когда поезд появился среди холмов на горизонте, он приближался так стремительно, что казалось, не остановится чтобы забрать нас на пустынном полустанке. Но инструкции у машинистов относительно этого дикого места были четкие. Когда поезд тронулся, а мы поднявшись на второй этаж заняли места за одним столиком друг напротив друга прибежала проводник и потребовала наши билеты. Какие могут быть билеты у людей со станции, на которой даже билетных касс не было? Мы показали наши удостоверения с фотографиями и проводник от нас отстала. За нас платит наше министерство. Или не платит. Но нас это не касалось, и мы просто достали карты, решив скоротать за ними время.
Пока играли, приходилось еще отвечать на идиотские вопросы Сашки. Он был, как ребенок - верил во всякую чушь, что наговорили о Диком поле и все время спрашивал нас, а правда ли это.
- ... А башня волшебника? Она разве с монорельса не видна, когда проезжаешь через холмы?
- То, что показывают девочкам, чтобы они поохали это водонапорка старого сельхозкооператива. - пояснил Олег.
Второй механик, "отбиваясь" от моей подачи сказал:
- Если бы башню волшебника можно было бы увидеть из поезда, то все проезжающие хватали бы такие дозы... короче, всех бы пришлось измененными делать перед поездкой в этой местности. Монорельс южнее на восемьдесят километров от края проходит. И то задевает ветрами.
- В смысле... что ветрами? - не понял Санек и "механикус" нервно дернулся:
- Когда очередной раз долбят - облака в небо поднимаются. Если неудачно рассчитали ветра, то может к монорельсу отнести... что непонятного?
- Да все понятно! - надулся на грубость Сашка.
- Так чего чушь спрашиваешь?
- Слушайте, заткнитесь а? - попросил я, подкидывая механику козырного туза, чтобы тот "забрал" и не думал.
- А что он... - попытался оправдаться тот.
Целых десять минут мы, молча с Вовкой, валили по очереди всех противников, наслаждаясь тихой музыкой в салоне и пролетающим степным пейзажем за окном. Но Сашка не был создан для тишины и когда мы пролетали мост, сморозил очередную глупость:
- А что с водой там? Ведь она тоже заражена. Она же потом в реку попадает... А люди пьют ее. И не только люди.
Не выдержал Вовка. Он очень тихо, как всегда, когда на что-то злился, спросил у этого болтуна:
- Слушай, ты же карту видел? Да?
- Ну. - кивнул Санек.
- Так скажи мне чудак-человек... Где ты на ней хотя бы ручей увидел не говоря о реке?
Санек заткнулся, и я облегченно скинул ему свои последние карты.
- Я все. Без меня доигрывайте. Кому-нибудь кофе принести из бара?
- Мне не надо. - сказал второй водитель. Остальные тоже отказались и только... конечно же Сашка сказал, что ему надо. Отчего-то меньше всего мне хотелось ему нести. Но я спустился на первый этаж в бар. Пока наливали кофе, посмотрел короткий выпуск новостей о боестолкновениях на Черной в результате которых по нашим данным погибло три пехотинца и сорок боевиков, а по данным повстанцев они ушли без потерь уложив наших не менее полусотни. В общем как обычно истина где-то рядом. Поднявшись со стаканами наверх, я нашел идиллическую картину кукареканья механика под столом на потеху всего вагона.
- Я хочу отыграться! - заявил тот, вылезая из-под столика.
- В следующей жизни. - со смехом заявил ему Вовка.
- Да вы, блин, с Фрицем сговорились. - Возмущался почему-то второй водитель.
- Коха вообще играть не умеет! - с честными глазами заявил Вовка и я кивнул.
- Да-да. Я вообще ваши картинки первый раз в жизни вижу. Так что сговорится со мной нельзя. - сказал я и поставил перед Сашкой его кофе.
Олег и другие ребята никого не стесняясь заржали и водила с механиком только головами покачали.
Больше в карты не играли. Отхлебывающий кофе Сашка докопался до Вовки, как тот попал на работы и Владимир неохотно рассказал про свои художества на стенах высотных домов.
- Так что же среди нас ни одного настоящего уголовника нет? - толи обиженно, толи изумленно спросил Сашка.
Я, скривившись, сказал:
- А тебе что? Зоновских порядков не хватает?
Стушевавшись, Сашка помотал головой, и Олег ему объяснил:
- Настоящий уголовный элемент на такие работы не берут. А нас... так скажем, неудачников, берут при условии, что мы не побывали в зоне до этого. То есть, как это сказано в программе реабилитации: не прониклись духом уголовного сообщества. Нас сразу после суда ловят и дают шанс на нормальную жизнь. Я лично благодарен.
- Да я тоже... - сказал как-то смущенно Санек и добавил: - Просто странно. Я же все-таки за убийство осужден.
- По неосторожности. - поправил его Серый. - Как и я.
- Не важно. - уверенно уже сказал Сашка. - Убийство есть убийство.
Я разозлился на этого придурка и прошипел:
- Слушай, прекрати нам мозги иметь! Хорошо? Я такой демагогии еще в СИЗО наслушался. От следака да психолога.
- Так ты же не за это сидишь. - удивился механик и даже Олег посмотрел на меня изумленно.
- Не за это. - кивнул я. - Я по политике. Но каждый день я такого наслушивался. Меня допрашивали, кто из наших убил стукача ментовского. И было это преднамеренно или нечаянно. Кстати на меня хотели повесить. Не получилось. Я в тот день в Нарве листовки расклеивал...
Олег спросил, указывая на меня и Вовку:
- Так вы в одной команде были что ли, горе подрывники?
Помотав головой, Вовка ответил:
- Неа, он из пикермена.
- А ты?
- А он обрядник. - сказал я за приятеля.
- Один черт. - уверенно заявил мех, но Вовка ему пояснил:
- Понимаешь, они, типа, воинствующие болтуны. - сказал он кивая в мою сторону - А мы болтуны пацифисты.
От такого определения даже я улыбнулся. Заключение и суд во многом изменили наше понимание мира, с которым мы пытались бороться, и который желали как-то изменить. На все то, чем жили до задержания, мы теперь посматривали с легкой ностальгической улыбкой. Каким смешным теперь казались наши листовки по сравнению с многовековыми институтами власти. Какими маленькими мы оказались по сравнению с жерновами Системы. Но Система, следуя своим же законам, нас пощадила и дала шанс не исчезнуть в лагерях и на долгих работах на юге. Она дала нам шанс и мы искренне пытались быть благодарными ей. Я, к примеру, в то время верил, что, вернувшись в нормальную жизнь, я приеду к родителям и даже под автоматами больше не займусь глупостями, которыми занимался раньше. То через что я прошел, а главное то, что меня миновало, дали мне разума, чтобы оценить прелести моей жизни до всего этого дерьма.
В Погребне мы сошли на платформу и нос к носу столкнулись с патрулем. Конечно, нам пришлось доставать наши увольнительные и карточки. До увольнительной одного из водителей хотели было зацепиться, но, подумав, отпустили. Ведь ясно же что мы в массовом увольнении, налегке и явно ничего плохого пока не задумываем.
На площади перед вокзальчиком мы с Вовкой расстались с остальными и, прыгнув в монорельсовый трамвайчик поехали давно проторенной дорогой к Светке.
Моей подруги дома не оказалось и я, своим ключом открыл дверь. Вошли, сразу чайник поставили. Залезли в холодильник, нашли сыр и наделали бутербродов.
- Я к компу пошел. - сказал Вовка и забрав заготовленные им бутерброды смылся с кухни первым заняв Светкин компьютер.
Я дождался, пока закипит чайник, и налив нам по кружкам кофе потащил их к Вовке.
- Чего пишут? - сходу спросил я, зная, что первым делом он ползет на альтернативные новостные ленты.
Он ответил не сразу. Что-то внимательно прочитав, он пояснил, почесав висок:
- Да наши все никак не могут решить давить восстание за Черной или оставить все как есть. Мол, сами в блокаде передохнут. Правительство не одобряет больше активные боевые действия там. Боятся больших потерь в лесах.
- Помнишь сержанта в лагере? - спросил я.
- Ага, а что?
- Он на Черной воевал. - сказал я отпивая горячий кофе. - Когда он нас вез на вокзал, то рассказывал подробненько так, с чувством, что там творится.
- И чего рассказывал? - спросил Вовка скорее механически, чем серьезно интересуясь. Он был погружен в потоки текста и иллюстрации.
Пожав плечами, я рассказал:
- Их боевики даже газами, говорит, травили. Зарином.
Кивнув, Вовка сказал:
- А наши их типа ничем не травили... Травили. Как тараканов из лесов выкуривали. Хрен что получилось. Что же тут удивляться, если они в ответ самопальным зарином залили наших горе-вояк.
Не желая продолжать эту крамольную тему, я спросил:
- Ты со своими так и не связался?
Вовка поблагодарил, что я ему напомнил о его товарищах и полез на ресурс их славной компашки, загримированный под эротический форум. Просмотрев приватные сообщения и не найдя ответа он вздохнул и сказал:
- Ну, правильно. Я бы на их месте тоже бы меня опасался. Вроде в зоне сидеть должен, а тут письма пачками шлет.
Я искренне посочувствовал ему, но напомнил:
- Светка через час уже с работы должна придти, так что дай мне тоже почитать.
- Да я только сел! - возмутился изголодавшийся по информпространству Вовка.
- Ну тогда честно разделим. - предложил я. - тебе двадцать минут, а мне все остальное. Светка ведь и раньше придти может.
Договорившись на этом, я оставил его у компьютера, а сам направился в другую комнату посмотреть, что в новостях вообще передают. Включив телевизор, я защелкал каналами в поисках европейской спутниковой передачи. Найдя нужный мне канал, я отложил в сторону пульт и, наяривая бутерброды с кофе, с интересом поглощал происходящее в мире.
Из всех новостей меня, правда, привлекла только хроника боев в районе нашей Черной реки показанная со стороны боевиков. Я мог бы показаться непатриотом, но тщательно процеженная информация в наших СМИ меня нисколько не устраивала. А вот иностранные хоть и смаковали каждую неприятность наших частей в районе конфликта, но зато можно было выбрать нечто среднее, более похожее на истину.
Конечно я засмотрелся телевизором, конечно Вовка так и не напомнил мне что моя очередь шляться по Сети. От просмотра меня отвлек только звук открываемой двери. Я быстро поднялся и аккуратно стряхнул крошки от бутербродов с дивана. Светка могла наехать, что я не над тарелкой ел. В коридор встречать мою подругу выскочил и я и Вовка.
- О! Вы уже тут! - изумилась она. - Вы хотя бы предупреждайте, когда приедете. Я бы прибралась.