Эльбрюс Нукитэ : другие произведения.

Ведьмак из старой Москвы-2: За старушку!

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  За старушку
  
  
  
  Выдержки из "Кæлæнгæнæг-хæцæг"
  
  
  
  Не противление злу - есть абсолютное зло
  
  Безвозмездное добро порождает зло
  
  
  
  
  
  
  
  - Так Георгий Петрович у вас абсцесс правого бедра, вызванный фурункулом, - констатировал врач, едва отодвинув повязку. - Сейчас я выпишу вам наряд, можете сходить домой отдохнуть с полчасика, душ принять и в больницу. Возьмете с собой чистое полотенце, щетку, посуду, ну сами знаете...
  
  - Не знаю, - пролепетал потерянно Деметр, но хирург не обратил на его реплику никакого внимания, наставив на пациента указательный палец, он приказал:
  
  - Ничего не есть и не пить.
  
  - А можно в больницу завтра? - в голосе Деметра прозвучали просящие нотки.
  
  - Лучше вчера, - строго ответил хирург и протянул направление.
  
  Кто бы мог подумать, маленький прыщ, вскочивший на ноге, и выдавленный пять дней назад привел к больнице, дырке в бедре, куда полностью входит указательный палец и унылым дням в гнойном отделении хирургии.
  
  Деметра оперировали ночью. Сама операция прошла практически безболезненно, сонного Георгия Петровича беспощадно растолкали, обкололи набухший гнойник новокаином и вычистили скальпелем. Проблемы начались на следующий день, когда Деметра вызвали на перевязку.
  
  - Деметр? Ложитесь на стол, - указал на коричневую высокоподнятую над полом короткую кушетку молодой врач, не старше двадцати пяти, обладающий большими ушами, выбивающимися из-под шапочки и непередаваемым словами украинским акцентом. Непередаваемым просто потому, что таких букв в русском языке нет.
  
  Деметр, кряхтя, забрался и кое-как сумел улечься. Свисающие со стола пятки создавали иллюзию беззащитности. Георгий Петрович стремясь отвлечься от стремительно холодеющих конечностей, в перевязочной было свежо, огляделся, лучше бы он удержался от этого действа, но проклятое любопытство требовало насыщения. На одном из прислоненных к стене стульев сидела, выставив, распухшую красную ногу бабка. Сначала Деметру показалось, что ее нога по какой-то причине богато намылена мылом, однако, приглядевшись, он понял, что это куски отмирающей кожи вспучились белой бахромой. Георгию Петровичу показалось, что ему в нос ударил запах гноя, собственно так и было на самом деле, в перевязочной пахло разложением.
  
  Доктор откинул полу халата Деметра и без предупреждения сорвал намертво приклеенный пластырь, лишив Георгия Петровича части волос на ноге и добавив седых в лысеющей голове.
  
  - Ыыыыы, - только и простонал напрягшийся Деметр.
  
  - Первая перевязка всегда не очень приятная, - заметил врач и засунул в рану палец. У несчастного Георгия Петровича потемнело в глазах.
  
  - Так... - довольно протянул мучитель, размещая в кровавой дырке кусок марли, смоченный в какой-то антисептической гадости, рану, несмотря на боль сразу защипало. Деметр, сквозь сжатые губы первый раз в жизни искренне молился богу, моля, что бы экзекуция быстрее кончилось. - Неплохо вас вычистили, - наконец подал голос врач и заклеил рану. - Я назначаю вам антибиотики два раза в день. Надо поддержать организм, выгоняя инфекцию. Рана у вас хорошая чистая, так что думаю, дней через десять поедите домой. На сегодня собственно все, а завтра я вас снова вызову на перевязку.
  
   Деметр, борясь с тошнотой, встал, бедро горело огнем, хотелось материться и водки. Кое-как добравшись до палаты, Георгий Петрович рухнул на протестующее скрипнувшую кровать и попытался между выступающими углами пристроить свое многострадальное тело. Дудки! Кровать делалась с таким прицелом, что бы спать на ней было невозможно даже после приема снотворного.
  
  - Что хреново? - спросил лежащий, на соседней койке старик, представившийся только по фамилии - Баркаев, с которым Деметр успел уже познакомиться. Старик попал в больницу с какой-то экзотической инфекцией левой ноги, подцепленной где-то в индии, куда Баркаев с его же слов вынужден был отправиться по служебной необходимости. В итоге, вернувшись в Москву, Баркаев обнаружил сильное покраснение ступни, которая вдобавок ко всему онемела. Через два дня нога стала дурно пахнуть, и краснота стремительно перетекла в синеву, сквозь которую точечно проступили гноящиеся пятна. Когда Деметр поступил в клинику, Баркаева уже неделю безуспешно лечили. Но как безуспешно?.. По крайней мере, ухудшений у него не было, пока...
  
  По началу Деметр беспокоился, что подцепит заразу от старика, но доктор его успокоил, редкая инфекция передавалась только через кровь, а потом у Баркаева с собой был портативный телевизор, как водка красит любую женщину, так и привилегия изредка смотреть новости автоматически делала этого сварливого человека, довольно милым соседом.
  
  Первые дни Деметр провел, поневоле знакомясь с другими обитателями этажа, волей не волей приходилось пересекаться в столовой, на перевязке или в туалете. Контингент собрался соответствующий: бомжи, наркоманы и такие же несчастные глупцы, как Георгий Петрович, умудрившиеся нажит беду на ровном месте. Словом скучать ему не то что бы приходилось - не давали. А вот ночи Деметр проводил отвратительно, он любил почивать, поджав левую коленку к груди и лежа, по сути, на правой ноге, но операция лишила его удобной позы. Да и сама кровать оставляла мало шансов для нормального сна, однако на третью ночь он неожиданно крепко уснул.
  
  
  
  ***
  
  Деметр проснулся от холода. Все его тело дрожало, покрытое ковром шевелящихся мурашек. Георгий Петрович попытался двинуться, но не смог, члены намертво примерзли к матрацу. Тогда он скосил глаза вниз и увидел, что совершенно наг, бесстыдно раскинутые как у роженицы ноги сверкали лысыми в отличие от остальных частей тела коленями. Деметр решил позвать на помощь, но и здесь его ждала неудача, голос пропал, оставив хозяина наедине с мечущимися мыслями.
  
  Странно, но Георгию Петровичу совсем не было страшно, только где-то невообразимо далеко в голову стучалось ощущение скорой беды и от этого чувства тело неспокойно зудело, как нерв в зубе, становилось неуютно, дискомфортно, безразличие, охватившее Деметра готово было уступить место легкой обеспокоенности.
  
  Щелк, раздалось в голове Георгий Петровича и от неестественного спокойствия не осталось даже послевкусия. Страх вошел в Деметра, физически давя на грудную клетку, дышать стало нестерпимо трудно. Теперь холод, окутывающий все тело, был вызван не столько низкой температурой сколько страхом. Деметр, вдруг отчетливо осознал, что не может ни пошевелиться, ни позвать на помощь и еще он понял, что буквально минуту назад собственная беспомощность абсолютно не волновала. Георгий Петрович пытаясь совладать со страхом, наконец, огляделся. Палата странным образом преобразилась, причем в мелочах, но почему-то пугающих. Во-первых, все койки оказались застелены, включая ту на которой должен был спать сосед, однако Баркаев куда-то пропал. Во-вторых, исчезла вся мебель: тумбочки, стулья и стоявший, в углу холодильник. И, наконец, в-третьих, огромное окно, заклеенное, и утепленное на зиму было широко раскрыто, из проема бил странный темный свет, который тем нее менее освещал всю палату.
  
  Этот провал тьмы больше всего вызывал беспокойство Деметра. Окно притягивало его взгляд. Ощущение беды заполнило все существо, не оставив места для разума. Парализованный человек, запертый внутри тела, начал бешено биться, выть, пытаясь заставить непослушные конечности двигаться, но невидимые оковы держали прочно. Давление нарастало, темный свет, бивший из окна начал утяжеляться, становиться плотнее, клубясь туманом, он медленно материализовалсяв застывшую на подоконнике фигуру - пародию на человеческую. Головы у странного создания не было, так же как не было ступней и ладоней у конечностей. Можно было подумать, что с подоконника медленно шагнул не обезглавленный человек, а темная одежда, получившая возможность самостоятельно передвигаться. Тем более что сходство с одежной подчеркивалось некой воздушностью фигуры, ее обтекаемые края колыхались словно полые.
  
  С первым шагом темного создания тело Деметра отреагировало чудовищной болью, каждая пора раскрылась, высвобождая миллионы мелких частиц, связанных внутри человека в эфемерную субстанцию - жизнь. Из Георгия Петровича начал валить дым, он тлел точно головешка в оставленном костре. Единственное место, где тело осталось не тронутым это маленький участок груди, на котором лежал христианский крест. Деметр инстинктивно потянулся к единственному очагу света, оставшемуся ему, потянулся сквозь ужас и нестерпимую боль, шепча давно забытые, где-то случайно услышанные слова молитв, не пытаясь выстроить их в правильном порядке, он молил Господа о спасении...
  
  Георгий Петрович проснулся. Потный с колотящимся сердцем он увидел, как в открывшуюся дверь входит медсестра.
  
  - Доброе утро мальчики! - произнесла она, играя шприцами. - Попки готовим.
  
  Медсестра подошла Деметру и вколола антибиотик прямо в болевую точку, потом проделала ту же болезненную процедуру с сонным, как всегда недовольным Баркаевым. Когда она вышла, Деметр обхватил потное лицо ладонями и прошептал в слух, - Боже, это всего лишь сон! Мать честная - сон!
  
  
  
  ***
  
  Ближе к обеду к ним подселили третьего: крупного высокого молодого человека, лет тридцати, с тяжелым подбородком, обрамленным бородкой-эспаньолкой, в которой серебрилась ранняя седина.
  
  - Демэтр, - представился Георгий Петрович, выделяя букву "э" и растягивая слоги, хотя правильно его фамилия звучала - Деметр. Немного подумав, он как бы нехотя назвал свое имя отчество.
  
  - А я Володя, - новый пациент подошел сначала к старику Баркаеву, пожав тому руку повернулся к Деметру. Георгий Петрович смотрел на протянутую ладонь как на ядовитую змею, мало ли чем этот новоприбывший болеет? Подхватишь какую-нибудь экзотическую лихорадку, потом пол руки отсохнет. Тем более что Володя ему не понравился. Деметр вообще не любил мужчин выше себя ростом и сложенных так, что при взгляде на них отчетливо ощущался свой отвислый животик и дряблые щеки.
  
  Пауза затянулась, взгляд новичка вроде бы не изменился, но Деметра словно коснулся холодный ветерок, враз вспотевшей ладонью он сжал крепкую шершавую кисть Володи и успел разглядеть желтые бугрящиеся наросты на костяшках пальцев. Тот заметил интерес Деметра и чуть усмехнулся кончиком губ.
  
  - Пожалуй, я займу койку у окна, - ни к кому не обращаясь, оглядевшись, сказал Володя, и начал разбирать вещи шурша пакетами. Переодевшись в домашнее: синтетические треники, мятую майку и полосатые тапочки "шпанец", как решил миновать про себя Володю Георгий Петрович, за бородку и потому что шпана, резко сдернул тапочек с ноги и шлепнул о стену.
  
  - Один ноль, - весело прокомментировал Володя, водружая тапок на место. На стене размазалось коричневое пятно убитого таракана. - И много у вас тут таких питомцев? - обратился он к Георгию Петровичу.
  
  - До тебя не было, - неожиданно подал голос Баркаев.
  
  - Вот оно как! - шпанец вроде как не обиделся на неоднозначное заявление старика, спокойно достал книгу, на обложке которой был изображен пожилой джентльмен в цилиндре, пронзающий изогнутым мечом двухголового Горыныча и улегся на койку.
  
  Деметр немного понаблюдал за шпанцем, но ничего интересного не происходило, тогда Георгий Петрович решил пройтись по отделению, с финальным заходом в клозет. С утра, поспешив отправить мужа в больницу, супруга положила только один лунный, тонкий халат, в который сейчас и был облачен Деметр. И хотя его тело мало отличалось от обезьяньего - такое же волосатое, но коленки беспощадно мерзли, а из-под двери и плохо заклеенного подоконника задувало - зима все же, поэтому мочевой пузырь настойчиво звал Деметра пройтись. Когда Георгий Петрович поднялся, кровать издала устрашающий примерзкий звук, стоило на ней хоть чуть повернуться, как зловредная лежанка начинала петь ржавую песню о своей нелегкой судьбе, поэтому почти все пациенты плохо спали по ночам. Одно неловкое движение и в палате раздавался душераздирающим скрип, выхватывающий из объятий морфея лучше, чем горсть снега за шиворот. Однако прошлую ночь Деметр спал хорошо, можно сказать мертвецки, если бы не проклятый сон...
  
  Георгий Петрович передернулся всем телом от мерзкого звука, вдев волосатые ноги в видавшие Ленина тапочки, он выскользнул в коридор.
  
  
  
  ***
  
  А ночью в соседней палате умер дед. Маленькая докучливая наркоманка бегала по отделению и всем с какой-то неуместной радостью сообщала печальные подробности. При чем она рассказывала о несчастье с заговорщицким видом, подмигивала попеременно обоими глазами и всем своим тщедушным тельцем, словно говорила: "Ну, мы-то не дураки, мы-то знаем правду".
  
  - Что случилось? - остановил ее Деметр устав ловить обрывки ускользающих фраз. Его, как и всех привлекала смерть, ощущение причастности, даже можно сказать родства. Все же не совсем посторонний человек умер, Деметр его даже пару раз видел, на перевязке, в некотором роде сокамерник, товарищ по несчастью, тьфу-тьфу не дай бог такое товарищество!
  
  - Дед преставился, - жизнерадостность наркоманки била через край, создавалось впечатление, что она где-то достала дозу.
  
  - А что с ним? - жадно спросил Деметр.
  
  - Гангрена! - на все отделение крикнула наркоманка. - Прикинь, - продолжала она, видя, что собеседник не спешит уходить. - Гангрена пальца, а умер целый дед, вот ведь жопа!
  
  - Полная, - согласился Деметр, уже не слушая наркоманку. Ее речь, стала походить на бред и вместо членораздельных слов, она издавала невозможные звуки, один Деметр даже запомнил...
  
   Почувствовав большой позыв, Георгий Петрович, наконец, решил навестить клозет. Табачная завеса была столь плотной, что даже толчок в таком тумане отыскался не сразу. Рядом с раковиной в инвалидной коляске сидел пожилой, седой мужчина с равнодушным убитым лицом, он дымил дешевой сигаретой, сбрасывая пепел на загаженный пол.
  
  Деметра перекосило, как всегда от вида чужого горя прожеванная пища прыгнула к горлу, на секунду он представил свое лицо, если бы ему ампутировали обе ноги.
  
  Толчок выглядел воплощением современного века: обгаженный, вонючий, с не спущенным дерьмом и отсутствием сидения, зато импортный. Садиться на него не было никаких душевных сил. Пришлось присесть, больные колени протестующие отозвались короткими уколами, от усилия рана на бедре вскрылась и повязка окрасилась кровью. Деметр выругнулся послав по матери страну, в которой был вынужден жить. В это патетический момент, дверь дернулась, естественно никакой задвижки не предусматривалось в принципе, предоставив Георгия Петровича на обозрение со спущенными штанами, кровавым пятном на бедре и зажатой в правой руке туалетной бумагой.
  
  - Упс, - сказал открывший дверь бомж и стыдливо отвернулся.
  
  - Б-ть! - емко охарактеризовал ситуацию Деметр и оперативно закончил дело.
  
  После посещения туалета все тело воняло куревом. Деметр несколько раз вымыл руки с мылом, но что толку, когда табачный дым въелся в кожу и волосы, да и халат впитал противную гарь. Единственный запах способный конкурировать с туалетным дымом, был неуничтожимый аромат мочи, сочившийся из прописанных бомжами матрацев, против него не помогало даже кварцевание.
  
  Деметр вернулся в палату. Шпанец все еще читал свою бульварную книжонку, а Баркаев включил миниатюрный телевизор - шли новости.
  
   Недолго послушав телевизор, Деметр коротко рассказал о смерти деда и даже с некоторым осуждением прошелся по неадекватному поведению наркоманки: неестественной радости и странным издаваемым ею звукам. По мнению Георгия Петровича, виной тому было наркотическое голодание и...
  
  - Как-как она сказала? - отложил книгу Володя до этого слушавший в пол уха. Весь его вид приобрел, некую хищность черты лица заострились. Деметр сам, того не желая, поспешно ответил:
  
  - Не скажу точно, что-то вроде "дай плуг"...
  
  - Может Дæйынтуг? - озвучил шпанец набор звуков, услышанных Георгием Петровичем от наркоманки.
  
  - Точно! - почему-то обрадовался Деметр и в свою очередь обратился с вопросом к Володе. - А вы знаете, что сие означает?
  
  - Всего лишь задница на одном из восточных диалектов.
  
  - Откуда такие познания? - буркнул Баркаев, оторвавшись от телевизора.
  
  - Дело в том, что я журналист, - признался шпанец, ничуть не смутившись прозвучавшей в голосе непонятной агрессии Баркаева. - В силу своей профессии много где побывал, вот и нахватался помаленьку всяких ненужных знаний, в том числе научился, ругаться более чем на двухстах языках и диалектах.
  
  - Полиглот? - уточнил старик.
  
  - Да какое там, - шпанец махнул ладонью. - Нет ничего лучше для продуктивного общения, чем национальный сленг. Ввернешь что-нибудь в беседе эдакое, с матерком и считай, тебя приняли в круг, коммуникации налажены, выпить нальют, опять же диалог продуктивный доверительный наладится.
  
  - А чего ж здесь? - не унимался Баркаев.
  
  - В смысле?
  
  - В нашем клоповнике лечишься.... Наверняка для вас журналюг своя больничка есть или на худой конец в заграницу всегда махнуть можно, аль денег не наскреб?
  
  - Скажу, только вы меня не выдавайте, хорошо? - Володя обвел по очереди глазами Деметр и Баркаева. - Конечно, я бы мог лечь в нормальную больницу, где нет тараканов, не воняет мочой, и не надо по часу звать медсестру, если кто-то подыхает. Но тогда все так и останется, а я хочу что бы ситуация поменялась, я напишу разгромную статью, которую напечатают крупнейшие издания Москвы и может это хоть как-то повлияет на Минздрав. Посмотрите в окно, - предложил шпанец, - в отделении один градусник на семьдесят человек, потолок сыпется штукатуркой, кровати такие древние, что видели Мамантов, а во дворе более двух десятков иномарок, дорогих, между прочим, такую машину на зарплату даже главврача, не говоря уже о, заведующих отделением не купить. Вы мне лучше опишите, как эта наркоманка выглядит? - Володя внезапно переключился на Деметра. Хочу с ней потолковать, может, расскажет чего интересного для будущей статьи.
  
  - Обычно, - пожал плечами Георгий Петрович. - Маленькая, худющая, на вид лет тридцать пять, всегда зеленую кофту носит. Да она в триста шестнадцатой палате, налево от туалета.
  
  - Спасибо, - поблагодарил шпанец и пружинисто поднялся с койки. Когда он вышел в коридор Баркаев не довольно процедил:
  
  - Тоже мне журналист, тьфу!
  
   Деметр поспешил согласиться. Он сам испытывал непонятное раздражение к новоявленному журналисту, и дело крылось не только в неприятной, как казалось Георгию Петровичу внешности, Володя был каким-то, чересчур уверенным от него шло ощущение скрытой силы, но не спокойной, а сжатой в пружину, дремлющей, готовой в любую минуту прорваться.
  
  
  
  ***
  
  Вернулся шпанец задумчивым можно сказать угрюмым. Он даже не услышал просьбу Деметра оставить дверь открытой, что бы немного проветрить ставшей внезапно душной палату, лишь молча лег на кровать и смежил веки, но было видно, что Володя не спит, ресницы подрагивали, кадык постоянно дергался, словно шпанец что-то сглатывал. Георгий Петрович сам поднялся, и распахнул дверь, из палаты напротив понеслась знакомая песня:
  
  - Помогите, помогите, помогите, ну помогите...хоть кто-нибудь. Помогите, помогите, помогите мне встать. А-а-а-ууууу, хоть кто-нибудь, есть здесь люди.
  
  Третий день подряд Деметр слушал глухой призыв о помощи, но сегодня двери, ведущие в обе палаты, были открыты и мольба, стала слишком яркой для интеллигентного человека.
  
  - Сиделочка-а-а-а-а! Сиделочка-а-а-а-а! - надрывался жалостливый стариковский голос, в интонациях которого слышалась такая смесь обреченности и мольбы, что хотелось встать и придушить медсестер, но Деметр крепился.
  
  - Ради Бога! Дайте мне сделать это по-человечески. Помогите мне встать. А-а-а-ууууу, не могу терпеть, не могу. Помогите, помогите, помогите...
  
  - Какай, прям здесь милая, - раздался сочувствующий голос другой старушки. - Если уж она не хочет идти, то пускай убирает за тобой в палате, какай, не бойся.
  
  - Помогите мне, помогите, помогите встать!
  
  - Ну, милая как же я тебя подниму? не по силам это мне, да и ругать нас будут.
  
  - Помогите, помогите, помогите...
  
  Деметр не выдержал, достал из кармана брюк, как ему показалось сто рублевую купюру, и пошел искать черствых медсестер.
  
  Персонал, разумеется, никуда не пропал. Две девушки, в белых халатах не смотря на доносившиеся "помогите" спокойно перебирали белье в "сестринской".
  
  - Здравствуйте, - постучал по открытой двери Деметр.
  
  - И вам не хворать, - весело ответила одна из сестер, - что-нибудь случилось?
  
  - В соседней от меня палате, - начал быстро говорить, что бы, не потерять уверенность Георгий Петрович, - лежит старушка...
  
  - А знаем, - перебила его вторая медсестра - полная безвкусно накрашенная шатенка. - Это она, небось сейчас надрывается, не беспокойтесь она к вам еще знакомиться придет, всему отделению уже как кость в горле.
  
  - Может, все-таки посмотрите, что там с ней? - робко протянул купюру Деметр, (это, оказалась пятьсот рублевка!) и чуть замешкавшись, сунул ее в оттопыренный карман первой медсестры, где как он успел увидеть, лежали другие смятые купюры разного достоинства.
  
  - За старушку? - медсестра посмотрела на Деметра, как на душевно больного. - Она вам кто? Не дурите, забирайте деньги.
  
  - Давайте будем считать, что это за знакомство, - Деметр неуклюже развернулся, задержавшись в дверях, он набрался сил и бросил через плечо, - вы все же гляньте...
  
  Еще минут пятнадцать доносилось "помогите", медсестры выдерживали паузу, показывая, что их, дескать, нельзя купить, только задобрить. Пятьсот рублей оказались хорошим добром, четыре раза они подходили к старушке, отрабатывая хлеб, пытались объяснить в тысячный раз про памперс, вкололи успокоительное, но пожилая женщина была не в себе. Она никого не слушала и только повторяла, как заведенная: Помогите, помогите, помогите, помогите, помогите. Деметр понял, что он был не прав, думая про медсестер плохо. Старушка себя явно не контролировала и не воспринимала адекватно окружающей мир.
  
  Любое даже самое прекрасное слово будет обесценено, если его произносить миллионы раз. Что будет с человеком, если он в течение часа услышит призыв, о помощи повторяющийся с периодичностью стука сердца при аритмии. Представьте такую ситуацию, когда вас, пусть даже косвенно умаляют, а вы не можете помочь с начала от нежелания, а потом разжалобившись от беспомощности. И услышав, "помогите" бессчетное количество раз, "помогите", ставшее, чем вроде стука отбойных молотков на стройке или трескотни вечно включенного радио. Вы становитесь бесчувственный атрофированным, аморфным, а потом когда помощь нужна уже вам, недоумеваете, почему мир так глух к вашим стонам. Нет медсестры не виноваты... Они продукт среды: гниения, смерти и дерьма. И что бы остаться человеком нужно нечто большее, чем простое пусть даже добросовестное выполнение своих обязанностей, нужна Вера.
  
  - Георгий Петрович, - отвлек Деметра от раздумий лечащий доктор. - Сейчас пойдете, сделаете рентген легких. Снимки заберете и сразу отнесете их мне в ординаторскую.
  
  - А зачем? - удивился Деметр. - При поступлении уже делали, вроде все нормально было.
  
  - Вроде в огороде, - отрезал доктор. - Это же для вашего блага. Есть пока легкое подозрение на туберкулез, лучше его снять или диагностировать на ранней стадии.
  
  - Ну, ни хрена себе! - не сдержался Георгий Петрович.
  
  - Ничего-ничего, - хлопнул его по плечу врач, - это только подозрение, давайте не тяните, быстрее сделаете, быстрее все выясним.
  
  
  
  ***
  
  - Цепочку свою снимите, - рентгенолог кивнул на крестик. Деметр покорно стянул через шею распятье и положил его на стул, после чего прижался грудью к холодной стенке рентгеновского аппарата.
  
  - Не дышите, - строго предупредил его доктор. Деметр послушно задержал дыхание. Предположение о том, что он, возможно, инфицирован туберкулезом, выбило Георгия Петровича из равновесия.
  
  - Ну, вот и все, - подождите минутку в коридоре. Когда Деметр вышел доктор воровато схватил лежащий на стуле забытый крестик и выбросил в открытую форточку. Его лицо до этого напряженное немного смягчилось, тыльной стороной ладони он вытер выступивший на лбу пот.
  
  - Возьмите, - спустя пять минут рентгенолог протянул Георгию Петровичу снимки.
  
  - Что со мной? - старясь, что бы его голос прозвучал твердо, поинтересовался Деметр.
  
  - Поздравляю, наши опасения не подтвердились, во всяком случае, легкие в полном порядке.
  
  - Фууу, ну, слава богу! - лицо Георгия Петровича посветлело. На радостях он забыл обо всем, и даже запах мочи бьющий с порога его палаты серией нокаутирующих обоняние ударов, не смог побороть хорошего настроения.
  
   Деметр решил сходить в столовую, что ранее не позволял себе. Однако сколь бы он не был благодушным в этот миг, сил есть неопределенное нечто, которое звалось супом и имело вид одушевленного дерьма, у Георгия Петровича попросту не нашлось. А конгломерат бомжей хлебал и ничего, за добавкой бегали...
  
  Остаток дня и ночь прошли скучно, если не считать еще одной смерти, в палате напротив умерла надоедливая старушка. Она так всех достала своей мольбой о помощи, что персонал и пациенты вздохнули с облегчением.
  
  На следующий день, лечащий врач, сообщил Деметру, что его дырка прекрасно зарастает и что через три дня Георгий Петрович будет дома, обрадованный он начал считать часы, чемоданное настроение завладело им. Деметр даже в движениях приобрел некую стремительность, душа рвалась домой. Очередная ночь преподнесла сюрприз.
  
  
  
  ***
  
  Ситуация повторилась почти полностью, только на это раз Деметра разбудил не холод, а страх. И сразу без всякого перехода, Георгием Петровичем овладела паника. Напрасно он старался внушить себе, что это всего лишь дурной сон, разум, стиснутый в обездвиженном теле, лишенный возможности позвать на помощь стремительно погружался в пучину животного ужаса.
  
  Как и в прошлый раз, палата преобразилась - мебель исчезла, Баркаева тоже не было, его койка стояла заправленной, будто на ней целый век никто не спал. Зато около темного окна повернувшись лицом к стене, мирно посапывал шпанец, неподозревающий, о происходящей в душе Деметра панике.
  
  Георгий Петрович, напрягая, все свое существо попытался дозваться до Володи, но тщетно из парализованного горла не раздалось даже хрипа. Тогда Деметр не дожидаясь, когда из зловещего окна покажется темное нечто, мысленное потянулся к крестику на груди и взвыл еще сильнее, вспомнив, что распятие осталось в рентгеновском кабинете. Деметр ощутил себя по-настоящему нагим тотально беспомощным, отрезанным от последнего шанса на спасение.
  
  Взгляд Георгия Петровича, повинуясь невидимой силе, приклеился к черному зеву окна, тревожный свет залил палату и обезглавленный голем, сотканный из темного тумана шагнул на подоконник.
  
  Деметра словно всего вскрыли, кожа лопнула миллионами микроскопических дырочек, тело полностью оказалось в собственной крови и сущность, составлявшая основу Георгия Петровича сначала нехотя, а потом все быстрее потянулась к инфернальному нечто.
  
  Голем, колыхаясь полым телом соскочив с подоконника, сделал первый шаг. Деметра облила новая волна собственной крови. Казалось боль страх, обрушившийся на Георгия Петровича не могут быть еще более запредельными, но каждый шаг колесованного монстра вызывал еще более сильную боль, еще более сумасшедший ужас, сквозь пелену которого в голове Деметра билась всего одна мысль - хочу умереть!
  
  Монстр, не останавливаясь, миновал спящего шпанца. Георгий Петрович надеялся, что чудовище отвлечется на Володю, и подарит шанс. Какой? Хотя бы прожить на минуту дольше! Но голем медленно, однако целенаправленно шел к истекающему кровавым потом Деметру.
  
  И тут произошло странное! До этого спавший Володя приподнимается на кровати, в руке шпанец сжимает шприц, наполненный желтой на вид густой жидкостью, в которой, суетясь, плавают черные точки, и резко вонзает себе в шею иглу. На секунду его лицо деревенеет, и мгновение спустя под кожей разом вздуваются сотни шевелящихся вен, когда они отхлынули, кожа приобрела цвет муки, а глаза стали светиться, ровным синим пламенем.
  
  Чудовище казалось ничего не заметило, оно сделало следующий шаг по направлению к Деметру, вызывая очередной кровеотток. Тело Георгий Петровича начало дымить розовым дымом, но сквозь него взглядом, наполненным мольбой и надеждой Деметр увидел, как шпанец ломает себе пальцы рук, выворачивая их в невозможную фигуру. Голему до Георгия Петровича остается пару шагов, когда монстр, что-то чувствует и кажется, хотя утверждать точно невозможно, поворачивается к шпанцу. Володя выбрасывает скрюченные пальцы в сторону чудовища, его лицо в этот момент белее снега. Монстра словно отбрасывает гигантским молотом, кажущаяся полой фигура тяжело преодолевая сопротивление воздуха, летит к потолку. Удар! Потолок лопается штукатуркой, осколками бетона и арматурой. В месте столкновения огромная вмятина, повторяющая контуры чудовища. Голем падает вниз, продавливая линолеум и пол под ним.
  
  Потрясенный Деметр чувствует, что невидимая сила его отпустила, члены снова готовы повиноваться хозяину, но Георгий Петрович предпочитает не двигаться. Тем временем поверженная фигура начинает терять зыбкость на месте человекообразного сгустка тьмы, проступают черты старика Баркаева!
  
  Шпанец разлепляет руки и приставляет их к своим бокам. Сквозь кожу вытягивает из тела два странных окровавленных револьвера! Встав с постели, он идет к поверженному противнику и наставляет на него пистолеты. Глаза Володи яростно сверкают, синим пламенем, от его облика веет такой угрозой, что Деметр невольно съеживается.
  
  Баркаев смотрит на шпанца немигающим взглядом, жалкая фигура тощего окровавленного старика вызывает сочувствие. Но в глазах Володи сочувствия нет.
  
  - Сдохни сука, - холодно говорит он и нажимает на спусковые крючки.
  
  
  
  ***
  
  Лютнев добрался до икры, не обращая никакого внимания на застывшую в двух шагах увядающую иностранную звезду, графских, между прочим, кровей, он с упоением втыкал ложку в деликатес, сожалея лишь о том, что ложка чайная. Радостно пыхтя, журналист пытался добраться до всего, на что падал закаленный в сотнях вечеринках и презентациях очередных бездарных отпрысков, глаз. Вечеринка не отличалась от многих других, модных тусовок Москвы. Только вместо деток богатеньких родителей, раскручивали молоденькую любовницу. Никто из приглашенных гостей не мог бы точно вспомнить ее имени, обыватель же увидев невыносимое для ума кривляние, при стоит признать, довольно красивых ногах, привычно бы назвал девушку длинным, но точным именем "Аэтоещекто?".
  
   Наваленный, как сельди в бочки бомонд, под унылую мастурбацию мозга, как Лютнев в последствии отозвался в своей статье о вокальных способностях "Аэтоещекто", с аристократичной ленцой уничтожал, фуршетную пайку и лишь один Эдик искренне отдался процессу, вызывая презрительные взгляды поношенного героя боевиков.
  
  Живот уже не помещался в модных брюках, но журналист честно отрабатывал свой визит, стараясь втиснуть в себя, как минимум слона, когда силы были совсем на пределе, опытный Лютнев, спокойно расстегнул ремень и протолкнул застрявший кусок ряженой под индейку курицы, двумя бокалами вина. Протяжно рыгнув, чем вызвал еще один недовольный взгляд приглашенного гостя, журналист захотел общения и не просто общения, желательно интеллектуального, что бы собеседник понимал с какой грандиозной фигурой судьба его свела. Взгляд пал на стоящего ближе всех посыпанного нафталином времени, героя, который, пребывая в полном забвении, меланхолично ковырял вилкой в салате. Находясь в миноре, звезда двух сериалов и восьми полнометражных фильмов, бывший номинант на Оскар, обладатель золотой пальмовой ветви, почти граф, лишенный титула родителем, за пристрастие к актерской профессии, страдал от отсутствия интереса к своей персоне. Да и какой, если вдуматься, может быть, интерес к столь заурядной для Московской вечеринке фигуре, если на самых "скромных" застольях звучат в оригинальном живом исполнении песни "Суприм" и "Стори он май хат", а последний исполнитель роли знаменитого суперагента, присутствовал на открытии магазина часов в столице.
  
  Откуда было знать приглашенной за миллионный гонорар, обрадованной до звезд звезде, что человек, отвечающий за аббревиатуру "ММ", модные, если расшифровать, морды, ошибся в одной букве, в результате чего был приглашен не Джон, а Джонс, фамилии-то у них одинаковые и не важно, что один старше другого на тридцать с хвостиком лет. И знаете, ничего, никто не заметил, подмены.
  
  Когда, засаленная пятерня легла на плечо понурой звезды, Джонс предавался ехидным размышлениям о низком происхождении всех русских вместе взятых. Резко повернувшись лишенный наследства граф, узрел маленького краснощекого коротышку, любителя, как Джонс успел заметить, покушать на дармовщинку.
  
  - С кем имею честь? - недовольно спросила приглашенная звезда, стряхивая руку, сразу давая понять интонациями, что не намерена тесно продолжать общение.
  
  Лютнева такое отношение не задело, просто Эдик был настолько высокого о себе мнения, что пренебрежение к собственной персоне элементарно не замечал, не мог поверить.
  
  - Разрешите представиться, - на чистейшем английском языке произнес Эдик. - Эдуард Лютнев, король журналистики России.
  
  - Сэр Джонс, всего лишь граф, - важно, хоть и не хотя, представился заморский гость.
  
  - Вы так мало едите, - с участием заметил Лютнев, что бы начать светскую беседу. - Болеете или на диете?
  
  - Я ем, уважаемый господин журналист, - ответил, смерив Эдика, презрительным взглядом седой герой боевиков, - только когда голоден.
  
  - Неужели, как скотина? - округлил от удивления глаза журналист. Не дав графу ответить, он развернулся к негодующей звезде спиной и твердой походкой пошел к милой декольтированной по самый пупок цыпочке мило пьющей шампанское в окружении пары банкиров. Красотка смешно оттопыривала мизинчик и сверкала огромными ушами, которые привлекали не столько вдетыми в них бриллиантами, сколько их красной прозрачностью. Это почему-то показалось Эдику очаровательным, и журналисту было совсем наплевать на двух хрюшек, гневно наблюдающих за его приближением. Не здороваясь с хрюшками, Лютнев изыскано отвесил поклон девушке, чуть не коснувшись головой ее колена.
  
  - Здравствуйте милая сударыня! Я Лютнев...Эдуард Лютнев король журналистики России, а может и всего мира!
  
  - Скорее король бумажных помоев, - тихо заметила одна из хрюшек, но так что бы Лютнев и девушка смогли услышать. Однако Эдику было наплевать на мнения мелких людей, правда, зарубку на память он оставил. И потом его начинало подташнивать, но журналист взял в себя в руки и начал свой фирменный заход, с помощью которого ему не раз удавалось обольстить девушек, правда и били его не раз...и не два. Эдик отринул грустные мысли и с самодовольной улыбкой начал:
  
  - Видите на моей руке часы? - Лютнев протянул под нос девушке левую руку.
  
  - Вижу, - обреченно ответила обладательница ушей - смерть чебурашки. Она уже поняла, что журналист от нее просто так не отвяжется. И послать его нельзя, все знали, что Лютнев обладал зловредным злопамятным характером. Многочисленные суды не могли остановить журналиста, он все равно писал в своих статьях пасквили на обидчиков, очень точно и, увы, талантливо высмеивая их недостатки.
  
  - Они не обычные, - хитро прищурился Лютнев.
  
  - И чем они не обычные? - со вздохом спросила девушка, принимая игру. Журналист нарочито округлил глаза, всматриваясь в циферблат.
  
  - Ну, надо же! - громко воскликнул он. - Они вещают, что на вас нет трусиков!
  
  Ожидавшая чего-то подобного красотка, все же вздрогнула, Эдик сумел ее удивить. А хрюшки дружно назвали журналиста хамом и быдлом. Немного смутившись, девушка ему ответила:
  
  - Увы, вы ошиблись, к счастью на мне есть белье.
  
  - Да?! - преувеличенно громко заорал Лютнев, привлекая к себе внимание бомонда. - В таком случае мои волшебные часы немного спешат! Давай зайка поедем ко мне, и там уверяю, наши хронометры забьются в едином ритме. А потом мы сольемся в божественном экстазе недоступном, - Лютнев смерил банкиров презрительном взглядом, - напичканным виагрой папикам.
  
  - Наталья не слушайте этого баснописца, всем Москве известно, что стрелки его волшебных (хрюшка сознательно выделила это слово) часов давно застыли на пол шестого, так что гоните этого подстреленного поца в шею, иначе конфуз выйдет.
  
  Коротко размахнувшись, Лютнев двинул банкира в пятачок. Это было последнее, приятное воспоминание, вечера. Спустя пять минут Эдик приземлился расквашенным лицом в желтый сугроб. Не предпринимая попыток встать, он вытер лицо и достал сигарету - курить хотелось жутко.
  
   Понемногу минусовая температура стала побеждать алкоголь в крови журналиста и озябший Эдик, виртуозно ругаясь, грозя кому-то кулаками, поплелся к своему красному спортивному лексусу. Железный конь завелся с пол оборота. Лютнев включил кондиционер и критически осмотрел свою опухшую физиономию:
  
  - Суки, - почти спокойно констатировал журналист и откинулся на сидении, хотелось несколько секунд посидеть в спокойствии, обдумывая месть. Ничего, про себя злорадствовал Эдик, ничего и ушастой лопухи пообломаем, и хрюшкам встречу с налоговиками обеспечим... Виновато зазвонил телефон.
  
  - Слушаю! - резко произнес Эдик, так что бы собеседник сразу понял, что имеет дело с человеком важный, занятым, оторванным неуместным звонком от важнейших дел.
  
  - Ну и тон Лютнев, я тебя что, опять сбил с фрикции? - Геральт как всегда ехидничал. - Неужели в Москве еще остались наивные барышни, готовые погибать в твоих гламурных объятиях?
  
  - Полно. Не поверишь Геральт, прямо как бабочки на огонь, все летят и летят, сил никаких нет, иногда не отбиваюсь.
  
  - Тебя опять били? - прервал его сволочной друг, как всегда попав в цель.
  
  - Это я бил! - гордо заявил Эдик.
  
  - Чем, лицом?
  
  - Нет, интеллектом, ну и расквасил одному козлу тыкву.
  
  - Понятно, - протянул Геральт, - ну хоть за дело пострадал?
  
  - У нее такие милые ушки, - мечтательно протянул журналист.
  
  - Так я и думал - замешана баба! Лютнев ты такой предсказуемый.
  
  - Чья бы корова мычала! - вспылил Эдик. - У самого одни сиськи на уме! Стоит тебя привести в приличное место, как ты уже смотришь, чью бы юбку задрать!
  
  - Поклеп! - грозно отмел обвинение журналиста Геральт, внутренне смеясь.
  
  - Ладно, - закончил дебаты Эдик, - чего звонишь-то?
  
  - Хочу тебе тему для статьи предложить.
  
  - Ну, пали, - удивился журналист. Раньше Геральт с такими предложениями к нему не обращался.
  
  - Я тут на днях неделю в больнице провалялся...
  
  - Да ты что? - перебил Эдик. - Что случилось!?
  
  - Погоди Лютнев, выслушай. Короче, я попал в гнойное отделение хирургии, - журналист коротко присвистнул. - Удовольствие необычайное: бомжи, моча, вонь, тараканы, еда как в тюрьме, наплевательство персонала и смерть Эдик, - журналист понял, что Геральт серьезно зол, потому что только в момент гнева он называл друга по имени. - Смерть, ставшая рутиной. Я очень глубоко вник в суть вопроса, могу рассказать в подробностях о всех кровеносных системах больницы, о скрытых течениях и денежных откатах, о Porsche Cayenne главного врача за пятьсот тысяч долларов и об одном ртутном градуснике за сто рублей на все отделение. А главное о смертях...
  
  - О чьих смертях? - устало буркнул Лютнев и по его тону Геральт понял, что зря затеял этот разговор, но он обязан был попытаться и поэтому ответил:
  
  - При мне одного деда и старушки...
  
  - Старушки? Ты пытаешься поднять бучу из-за старушки? Да ты радуйся, что сам оттуда ноги унес и не подхватил какую-нибудь труднопроизносимую гадость...
  
  - Извини, что побеспокоил Эдик...
  
  - Подожди теперь ты Геральт, я же тебя слушал. Даже если, - Лютнев поднял вверх указательный палец, и хотя Геральт его не видел, почувствовал, что журналист на взводе. - Даже если я сделаю такую глупость, и напишу статью, ее все равно не напечатают по двум причинам, а я останусь без работы, в лучшем случае, в худшем же лишусь своих рук вместе с головой. Ты кстати тоже рискуешь одним прекрасным утром не проснуться, несмотря на всю твою крутость. И, не потому что тебя похабно убьют, нет! Сердечко откажет, почки накроются, они придумают!
  
  - Ты упомянул причины, - спокойно произнес Геральт, - по которым статью не напечатают.
  
  - Ах да, - нервный голос Лютнева звучал зло, - прости, запамятовал. Первая тривиальная - тема не актуальна. Поскольку давно себя изжила, вся страна живет точно также как эта больница, все, начиная от дворника и заканчивая олигархической верхушкой, грабят и обирают любого имевшего неосторожность нагнуться не в том месте или в том? - сам себя спросил журналист и сам ответил. - В зависимости от цены вопроса. Поэтому никто не захочет читать о себе правду.
  
  - Ну а вторая причина? - мрачно произнес Геральт, уже зная ответ.
  
  - А вторая мой наивный друг, заключается в том, что журналистика строго дотационная стезя, подверженная жесточайшей цензуре. Нет, у нас разрешения писать на такие темы, слишком уважаемый человек занимается сейчас здравоохранением, поэтому любая тень посмевшая упасть на поле, которое он возделывает, уже не тень, а камень в его огород. Можно критиковать, но любя Геральт, любя. Дескать, не все так гладко, но чаяниями нашего дорогого чиновника, ситуация стабилизируется, а если что-то где-то там у нас порой, то это вина наместников, человеческий фактор штука непредсказуемая. Но и тут надо аккуратненько, что бы, не запачкать даже краешек дорогих ботинок, а ты хочешь сразу с наскока восстановить справедливость, попрать зло, выправить кривду и поставить на пьедестал правду. Не получится, все пьедесталы заняты и более того тщательно охраняются от рук правдолюбов. Вот когда уважаемый человек зарвется, проворуется, когда на его место нацелится еще более уважаемая фигура, когда его зажопят, а это обязательно будет - закон жизни! Вот тогда твоя старушка придется ко двору, и мы за нее даже выпьем.
  
  - Ну что ж Эдик, за старушку! - в трубке раздались гудки.
  
  ***
  
  - За старушку! - медленно произнес очередной тихий, выпивая последние годы немощной жизни.
  
  ***
  
  - Представляешь, - медсестра достала скомканные пятьсот рублей, и преданно с некоторой опаской глядя в глаза, передала мужу, - это мне один чудак сунул за постороннюю старуху, ревела она громко, все помощи просила, вот и откупился наверно от своей совести.
  
  - Ну а бабка что? - спросил взлохмаченный мужчина с красными воспаленными глазами, пряча деньги в карман треников.
  
  - Померла, - усмехнулась медсестра. - Видать помочь ей смог только Господь.
  
  - Тогда не грех помянуть каргу, тем более с нее навар, - мужчина медленно поднял рюмку, посмотрел сквозь мутное стекло на засаленную люстру и озвучил краткий тост. - За старушку!
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"