Эльбрюс Нукитэ : другие произведения.

Ведьмак из старой Москвы. Новелла 1: Люфтваффе

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Не красиво хвалить себя, самореклама всегда вызывает благородную отрыжку. Но, как иначе передать чувство, когда я, вскакивая со стула, бегал по квартире и кричал что-то невразумительное, но тождественное пушкинскому - "ай да су-и сын". Меня оправдывает одно, это не коммерческий проект, который не принесет материальных дивидендов, и поэтому я не обманываю, предлагая свою историю. Вообще с "Московским ведьмаком" связано много победных и неприятных историй. Так, на самиздате была злая рецензия, в чем-то справедливая, высмеивающая произведение и меня. Прочел, разозлился и поделился с двоюродным братом, который был в восторге от "ведьмака". Брат зашел на страничку критика и написал гневную отповедь, добродушный критик ответил, получилось много хуже. Ну не суть. Главное, прошу учесть, это похожая на реальность сказка, не надо искать в ней академических точностей, получайте удовольствие. Мне, семье, моим друзьям и врагам понравилось. Единственное замечание было таким: "Поверь все не так плохо, а то у тебя везде одни гады". Мой ведьмак нарочито черный, на порядок злее своих тезок, но это самое искреннее произведение, хотя литературно и стилистически недоработанное. Здесь, много боли и крови, и если вы любите экшен, то вам понравится. Для меня это лучшее... P.S. Судя по посещениям я конечно не снискал популярность, но иногда вы находите время и желание ознакомиться с текстом. Пожалуйста, оценивайте, оставляйте комментарии, для вас это минута времени, для меня надежда или удар, который я, стиснув зубы - отражу! И еще это первая из четырех историй...
  
  Стою сейчас на перепутье
  На перепутье двух дорог
  Налево шаг там зла распутье
  Направо - там добра порог
  Казалось, что там выбрать стоит
  Добро милее сердцу зла
  Вот только вряд ли удостоит
  Хвалы народная молва
  Не можем жить без нареканий
  Без злой подтычки и кнута
  Без милых сердцу понуканий
  С мозгами глупого скота
  А доброту сочтут убогой
  Юродивым, больным святым
  И не допустят до порога
  Брезгливо кинув ей алтын.
  
  Новелла 1: Люфтваффе
  
  Flashback 1:Ловите кайф.
  
  - Ловите кайф от боли!
  Костяшки рук горели огнем, мокрое от пота тело тряслось в ломке усталости. Никогда, никогда, никогда - мысль стучалась в затылок, заполняя голову, вытесняя даже боль. Никогда, никогда, никогда не приду сюда больше. Никогда!!!
  В лужу пота стали монотонно капать красные капли. Я попытался втянуть кровь, скорее рефлекторно, не осознано. Мне не было стыдно, что я такой слабый - напротив. Я мечтал, что бы тренер обратил на меня внимание и спас - разрешил подняться. Он обратил. Казалось, целую вечность учитель наблюдал, как лужа под моим лбом розовеет. Рывок и ор в оба уха:
  - Опусти жопу обезьяна! Встал раком как сучка! Опусти на!
  Я упал, звон в ушах от натиска тренера напугал меня, в глазах потемнело, миллионы красных точек бешено бросились в победоносную атаку на мои глазные яблоки, под их потоком, сознание стало неспешно уплывать. Канцелярские кнопки, специально разложенные учителем под кулаками учеников, впились в мои "нерабочие" костяшки без видимого эффекта - я их просто не почувствовал.
  - Ну, уж дудки!
  Тренер схватил меня за воротник кимоно и без усилия поднял с пола.
  - Думал в обмороке отсидеться?
  Свет в голове резко включили. Боль, страх, усталость, ненависть к учителю осталось, но уплыть с красными точками уже не хотелось.
  - На кулаки обезьяна! Упор лежа! А вы чего расслабились, думаете, у меня на спине глаз нет? - тренер обвел взглядом стонущих учеников. - Так у меня для вас новость - есть, целых пять! Поймите мартышки, вы у себя воруете, когда сачкуете. Каждое послабление - это шаг в пропасть, это наркотик с мгновенным привыканием. Вы должны подохнуть, но победить себя. Бешеная беспощадность по отношению к себе сделает из вас настоящих бойцов, бешенная!
  Никогда, никогда, никогда...
  - Ловите кайф от боли!!!
  Никогда, никогда, никогда...
  - Отжались приматы!
  Лучше быть умным. Никогда...
  - Ичь - ниии, сан - си !
  ...сюда...
  - Го - року, сити - хати!
  ...больше...
  - Ку - Дзююю!!! Дзю!!! Дзю!!! Дзю!!!
  ...не приду!!!
  - Встали девочки!
  Ученики, шатаясь, начали подниматься. Я только на желании уйти, даже ненависть пропала, смог подняться.
  * * *
  Игорь Палыч посмотрел на своего нового ученика. Парнишка был слабоват, от уверенного лица, впитавшего в себя брюслятину и прочую вандамовшину, за неполные два часа, осталась маска из слюней, пота и крови. Вдруг сэнсэй обратил внимания на кулаки мальчика, на кровь, сочащуюся из порезов, и позволил себе усмехнуться.
  - Тебя, как звать?
  - Геральт...
  - Еврей?
  - Очень приятно, - ответил парень.
  Тренер усмехнулся. Зубоскалит, несмотря на боль и запредельную усталость, значит, есть стержень, главное не сломать его пока росток воли не закалился.
  - Откуда у тебя такое имя? Родители пошутили? - тренер специально подначивал ученика, что бы протестировать агрессивность, устойчивость к стрессу.
  - Отец любил одну грустную сказку, кажется, так звали главного героя.
  - Не самый лучший способ выбирать имя. Ну да ладно, - видя, что глаза парня светятся гневом, тренер решил больше не доводить ученика. - Из кулаков кнопки вытащи, так удобнее, хохмач.
  Геральт очумело уставился на руки. Костяшки мизинцев и безымянных пальцев поблескивали металлическими шляпками. Кто-то убрал невидимую анестезию, и стало больно.
  - Как самочувствие? - задал вопрос ученикам тренер.
  - Ничего...нормально, - в разнобой пронеслось по залу.
  - Ничего значит? Эх, макаки, - Игорь Палыч, зло покачал головой. - Самочувствие должно быть бодрое, а у вас "ничего" - т.е. ноль. Упор лежа принять! Быстро, быстро, чего переглядываетесь девственницы? - заорал он на неуверенно, опускающихся на кулаки учеников, - это не шутка! И ловите кайф от боли!
  
  Выдержки из "Кæлæнгæнæг-хæцæг"
  Первая функция - уничтожение...
  Вторая функция - очищение. Смертельная болезнь, является тем же монстром, что и мифические василиски, вурдалаки, однако в отличие от бестий, проявление болезни куда более, изобретательнее. Это связано со свойствами души (см. гл. 12 "Душа и ее характеристика").
   Душа, по сути, является вселенной и в тоже время бесконечным конструктором реальных миров. Ни одна искусственно созданная виртуальная реальность не может сравниться по своей насыщенности, правдивости, с мирами творимыми подсознанием. Все что может себе представить человек, уже случилось или возможно. Сущность разума такова, что любой конкретный индивидуум не может мысленно создать конструкцию, которая в принципе невозможна.
   Большинство людей после "смерти" отправляются в миры, творимые подсознанием. Среда формирует представление человека о загробной жизни, в свою очередь тонкий инструмент - душа, реагирует на подсознательное представление человека о посмертии и конструирует новую реальность.
  Если человек жил в христианском социуме - он с большей вероятностью наследует посмертие, в котором фигурирует атрибуты данной религии, это так же верно для любой другой теологической версии загробной жизни.
  Любой человек имеющий "собственное" представление о посмертии, в течение жизни рождает, миллионы самобытных псевдореальные миров, каждый из которых может стать "исходом". В эти реальности можно попасть во время сна либо с помощью специальной техники.
  Существует бесконечное множество вариантов, конструкций созданных душой. Все они тонко взаимосвязаны. Действие в любой из Версий, автоматически отражается на реальной жизни. Следует пояснить, что вмешательство в чужую конструкцию опасно, как для резидента, так и для "творца"...
  
  Кæфхъуындар (Бестиарий)
  
  ~ Гоший ~
  1. Наименование - Гоший
  2. Самоназвание - Сæфт
  3. Степень агрессии - приемлемый, 2 балла по шкале отторжения. Геноциду не подвержен.
  4. Класс - разумное.
  5. Тип - гуманоид.
  6. Магические способности:
  - Мимикрия. Особенности: принимает вид исключительно женщин старше 60 лет.
  - Сглаз. Особенности: сбивает с пути, заставляет терять ориентацию в пространстве, запутывает.
  - Телепортация. Особенности: только на расстояния не больше двух километров. Количество телепортаций ограничено, не более двух в течение суток. Способны телепортировать живые объекты.
  7. Краткая справка:
  Гоший - адаптированный к жизни в крупных урбанистических центрах Леший. Обладает скверным, злопамятным характером.
  Основная, жизненная цель - "сбивать с пути", это связанно с физиологической особенностью организма гошего, который при применении сглаза, выделяет гормон, способствующий общему омоложению организма. Чем старше Гоший, тем сложнее выделять гормон и тем неприятней последствия для объекта сглаза. Средний срок жизни 600 лет.
  Обычаи и религия изучены слабо. Поклоняются "Большому духу города".
   Мало-агрессивны, не способны на убийство. Практикуют, в случае уничтожения одного из сородичей, клановое пожизненное проклятие (месть). Объект мести будет не способен самостоятельно передвигаться по городу, постоянно теряясь. Люди, попадающие под проклятие, в большинстве случаев сходят с ума либо проявляют суицидальные наклонности, пока не добьются успеха.
   При контакте с гошим рекомендуется не проявлять агрессии. Приведен к клятве, "аргъуыд" в 1947 г. Стойкость к клятве 70%.
  
  ~ До-Демон ~
  1.Наименование - До-Демон (Дод)
  2. Самоназвание - нет
  3. Степень агрессии - максимальный, за шкалой отторжения. Подлежит выборочному геноциду.
  4. Класс - разумное.
  5. Тип - гуманоид.
  6. Магические способности:
  - Сверх интуиция. Особенности: способен предугадывать развитие событий.
  7. Краткая справка:
  До-демон - это человек, душа которого под воздействием определенных поступков, при жизни частично становиться инструментом демона. Процесс перерождения куколки в демона может длиться от двух месяцев до шести лет. В это время до-демон ничем не отличается от человека, кроме повышения уровня интуитивных способностей. Куколка начинает делать резкие скачки по карьерной лестнице, обеспечивает себя материальными благами, становиться успешной в понимании людей. Это обусловлено, необходимостью подготовить, безопасное комфортное существование для демона.
   За три пять дней до перерождения наблюдается немотивированная вспышка садизма по отношению к животным. Этот феномен изучен слабо.
   Поскольку человек-куколка способен регрессировать (информацию о прецедентах см. в комментариях к разделу) обратно в человека, решение о ликвидации до-демона ведьмак должен принимать сам, в каждом конкретном случае.
  
  * * *
  Потолок ритмично колыхался в такт стонам. Меня насиловали, не целенаправленно, полагая, что совершают акт любви. Перед глазами расплывалась, девушка сидящая сверху, пыталась превратиться в прошлое, менялась короткая прическа, покрывая обнаженные плечи россыпью золотых волос, грудь набухала, ореолы сосков становились темнее, черты лица начинали вызывать дрожь во всем теле, но иллюзия не держалась достаточно долго, что бы освободить напрягшуюся плоть. Острый лобок убивал все фантазию. Жесткая кость елозила по животу, причиняя нешуточную боль. Наконец девушка решила сменить движения. Теперь она плавно опускалась и поднималась на плоти, ее дыхание участилось, соски набухли настолько, что могли выколоть глаз. В какой-то момент я отвлекся от реальности и сумел удержать образ прошлого. Мужское естество откликнулось на обман, и потянулись секунды ворованного наслаждения. Наездница стала двигаться еще активнее, уловив беззвучные содрогания мужчины под ней, и фальшиво застонала, откидывая голову назад. В какой-то сладостный миг я поймал себя на мысли, что уже бью по ясно очерченному кадыку согнутыми костяшками пальцев. Я справился. Пальцы погладили шею, лишь подушечки ощутимо покалывало. Хуже убийцы может быть только убийца с проблемами в личной жизни. Я, не испугался. Смешно. Оказывается, бояться надо себя.
  Она все еще сидела на мне, смежив веки, весь вид выражал полное чувственное удовольствие и в тоже время желание повторить все снова. Маленький язычок медленно облизывал нижнюю губу, острые зубы матово поблескивали - сука. Нет, она не так уж плоха и возможно какой-нибудь заношенный студент сейчас катается в пьяном бреду по земле и воет от невозможности сделать с ней любовь. Только зря это все. Она никогда не догадается о штормах и слезах в чужой душе, точно так же, как та другая не вспомнит даже моего редкого имени. Этот клин клинком не вышибить.
  Стало очень противно. Секунды ворованного счастья станут горем для вот этой милой головки, которая готова задать один из идиотских коронных вопросов. Или может я слишком о себе высокого мнения?
  - Тебе было хорошо, любимый?
  Меня не обманул расслабленный тон вопроса. Как же противно! И стыдно, за минутную слабость, обернувшуюся месяцем насилия над своей душой и ложью. Пусть эта ложь была обоюдной, она врала себе, а я ей, но это меня не оправдывает.
   Она что-то почувствовала и положила, голову мне на грудь. Руки стали поглаживать напряженное, потное тело.
  - Да, - я старался говорить коротко. Внутреннее отвращение перешло в дрожь, начался озноб. - Мне было хорошо.
  И тише, только для себя, но с гаденькой трусливой мыслью, надеясь, что она услышит и снимет с меня часть ответственности за неизбежный финал, повторил "было".
  
  * * *
  Потом говорили, что объект возник прямо напротив подъезда, помахал издевательски рукой скрытой камере и нажал на кнопку вызова.
  - Прошляпили, - начальник охраны ткнул пальцем в плоский монитор. - Все лишаются недельного оклада. А теперь объясните мне, как объект мог подойти незаметно? Кто ставил камеры?
  - Я босс, - ответил, пожимая плечами охранник-электронщик. Его лицо выражало искреннее недоумение. - Схема распределения "глазков" стандартная: две камеры расположены непосредственно напротив дорожки, ведущей к подъезду, радиус действия двести метров, третья камера контролирует первые две на случай внешней поломки, еще две были установлены дополнительно справа и слева от входа.
  - И что ни одна не зафиксировала объект?
  - Только непосредственно возле подъезда, - ответил электронщик.
  - Вы понимаете, что чудес не бывает? Если вы не смогли вовремя проследить и идентифицировать объект, значит это ваша некомпетентность. Это моя некомпетентность! А я не терплю в себе подобных изъянов и не могу позволить, что бы моя репутация страдала. Это понятно? Не надо объяснять?
  - Мы все поняли, больше такого не повториться, - ответил за всех электронщик.
  - Надеюсь!
  - Мне бы не хотелось вас отвлекать Ашот Зелимханович, - вмешался молодой охранник, сидящий за монитором, - но может, мы его все-таки впустим, а то кажется, наш приятель собрался уходить
  Начальник охраны посмотрел на монитор. Новейшая техника позволяла рассмотреть мужчину детально, как под микроскопом, даже малейшее дуновение ветерка, колыхнувшее прическу, отражалось на мониторе легким шевелением волос. Детализация была запредельной.
  Объект отошел от подъезда и достал раскладушку мобильного телефона, "дорогая игрушка" - отметил про себя Ашот, не сочетающегося с непрезентабельной внешностью. И вид у мужчины был мятый, словно отпечаток бессонной скорее не от любви, а от нервов ночи всем своим неряшливым бесстыдством проявился на его небритом лице. На болезненной темной в пигментных пятнах коже, рассадником черных угрей возвышался большой грустный нос, испещренный мелкими шрамами - битвами с непокорными прыщами. Воспаленные глаза при каждом ярком луче дневного света болезненно закрывались, оставляя своего владельца наедине с тьмой. Макушка сверкала девственной лысиной, и только на ушах висели длинные седые сосульки грязных волос. Отведенные назад плечи, напряженная диафрагма и высокий рост не могли скрыть тучности. Пивной живот даже с неистовством втянутый, все равно нависал над дешевыми, производство "секондхенд", джинсами, верх обтягивала, не по размеру маленькая коричневая синтетическая рубашка, расшитая драконами. На ногах объект носил черные с начесом мокасины - безвкусие.
  Мужчина коротко поговорил, покачал головой и вернулся к подъезду. Палец требовательно вдавил кнопку домофона. Сигнал вызова заполнил маленькую комнату, охранники подобрались.
  - Он опоздал на сорок минут, ничего страшного, если немного подождет, промаринуется, - Ашот кивнул на экран. Трель сигнала оборвалась. Объект стоял, скрестив руки на груди, как при причастии и улыбаясь, смотрел прямо в лицо замаскированной камеры.
  Улыбка бывшему майору не понравилась. Паскудная. Нетипичная. Полностью противоречащая тщательно созданном образу. Такая улыбка могла принадлежать демону, знающему все грехи и пороки людей, чьи души ему предстояло пожрать, но никак не неуклюжему тучному, безвкусно одетому шарлатану. На небритом лице, ставшим внезапно жестким, она казалось приклеенной, украденной у другого человека и насильно втиснутой между тяжелым подбородком и крупным носом. Полные кривящиеся губы подошли бы скорее падшей женщине, чем здоровому мужику. Глаза... Ашот разбирался в глазах людей и эмоциях, которые они несут. Он умел по одному взгляду прочитать душу человека, сделать выводы и безошибочно применить полученные знания. Он видел глаза ненормальных, одержимых идей джихада, гениев, страдающих манией величия, лживые глаза политиков и холодные зрачки профессиональных убийц, он сам был убийцей. Но выверенный, как укол рапиры, взгляд мужчины нес крылья, по-другому не получалось сказать, подобрать мысленных образов, миллионы холодных черных крыл, мечущихся в стылой ярости воспаленных зрачков. Ашоту стало даже не страшно, он впал в состояния знакомое каждому мальчику или девочке, когда хочется прижаться к чему-то большому родному, теплому, зарыться с головой и заплакать, выплескивая все обиды, горечь, накопившуюся усталость, мировую скорбь: двойку по математике, синяк под глазом, портфель, облитый краской. Только синяк превратился в отрезанные головы русских солдат, а облитый портфель взрывом в кишлаке родственников.
  Тем временем мужчина полез рукой в карман потертых джинсов и извлек пустоту. Ашот с возрастающем беспокойством смотрел, как мятое существо разыгрывало пантомиму. Пальцы правой руки сложились в букву "V" и поднесли невидимый предмет ко рту, губы сжались, захватив воздух. Мужчина похлопал себя по карманам, и словно нащупав искомое, вытащил опять пустоту. Сделав движение, эмитирующее зажигание спички о коробок, он поднес невидимый огонек к несуществующей сигарете и "закурил", вернее Ашот понял, что объект изображает курение. Начальник С.Б. ясно представил, как пепел падает на землю, когда мужчина стряхивал его, хотя ни пепла, ни сигареты не было.
  Закончив со странным ритуалом, мужчина щелчком отбросил созданную им иллюзию и глубоко выдохнул, словно сбросил с плеч тяжелый груз, потом его взгляд снова нашел Ашота через глазок камеры и приказал - "открывай".
  Крылья метались, и пускать чудовище не было сил, но и ослушаться бывший майор не мог. Охранники с недоумением посмотрели на несгибаемого босса, неотрывно смотрящего на монитор внешней камеры, в глаза спокойно ждущего мужчины.
  - Впустить, - хрипло произнес Ашот. По его лицу, несмотря на наличие кондиционера, струился пот.
  Оператор послушно вжал кнопку, на улице дверь щелкнула электронным замком и "крылья" в глазах мужчины влетели в подъезд.
  
  * * *
  Первый лабиринт был построен еще до того, как евреи поселились в Египте. Тогдашний фараон страдал кучей фобий в основном религиозного характера, чем беззастенчиво пользовался Верховный жрец, который всячески поддерживал в правителе страх перед богами и вообще был парень не дурак покуражиться, поэтому систематически запускал руку в государственную казну. Несчастному правителю приходилось не только постоянно подавлять заговоры многочисленных родственников, но умасливать жреца, ставившего себя посредником между Ра и фараоном. Напуганный перспективами лишиться милости богов, что автоматически означало лишения трона, фараон заработал психоз. Почти каждую ночь, во сне, к нему являлся шакал Анубис и голосом Верховного жреца требовал построить невиданное здание - Лабиринт, во славу всех Египетских богов и фараона за компанию. Жрец, уставший каждую ночь надевать маску шакала и обкуривать фараона гашишем, чуть сам не пристрастился к травке и ходил еще более злой, и угрюмый, чем обычно. Масла в Египте уже стало не хватать - жрец лютовал. Наконец, замученный фобиями и давлением фараон, выделил бюджетные деньги, на строительство мистического лабиринта, правда, выдвинул несколько условий. Во-первых, лабиринт должен стать центром фараонского самодержавия, из которого можно управлять всем государством. Во-вторых, сооружение должно было иметь храмовый комплекс, что бы приносить жертвы богам. В-третьих, в лабиринте должны быть предусмотрены помещения для гробниц местных нильских крокодилов. И, наконец, в-четвертых, карта лабиринта должна быть составлена в одном экземпляре и передана лично фараону, после принесения в жертву всех рабов, строящих лабиринт. Жрецу было наплевать на выдвинутые требования, ему давно не хватало средств на покупку дома и гражданства в более спокойной, чем древней Египет стране. Он поделил выделенные деньги по справедливости: себе все, а на строительство остальное.
  Как бы там ни было, лабиринт все же был построен. И так удачно, что принимающий работу генеральный подрядчик фараон, в первый же день заблудился, с тех пор его никто не видел, на радость единственному наследнику, постаравшемуся, что бы родитель получил немного подправленную карту и случайно забрел в храм к голодным крокодилам, почему-то выпушенным из клеток в свободное "плавание". Жрец нашел свое счастье где-то в древней Греции, а монументальный лабиринт стоит, по сей день и радует туристов.
  С рождением христианства, лабиринт стал использоваться, для укрепления веры. Церковные отцы полагали, что лабиринт это прекрасный аллегорический символ пути человека к богу, через искушения и лишения. Лабиринты на западе встречаются в разных храмах, большинство из них, и сейчас открыты для паломничества.
  Назначение большинства церковных лабиринтов остается неясным, однако многие лабиринты стали имитацией паломнического пути в Палестину и порой назывались "Путь в Иерусалим". Тогда для большинства христиан поход на Святую землю был невозможен, и они осуществляли его в символической форме - проходили весь церковный лабиринт на коленях, читая молитвы.
  Китайцы верили, что злые духи могут летать только по прямой, поэтому они строили входы в виде лабиринтов, чтобы уберечь свои дома и города от злых духов.
  История минотавра настолько заезжена, что известна даже самому последнему быку, однако и здесь понятно - лабиринт строился как минимум по двум причинам: не выпустить чудовище и не дать сбежать пище.
  Любой лабиринт, начиная с Кем и заканчивая лабиринтом отражений - произведение функциональное.
  Москва же самый бестолковый лабиринт из всех созданных человечеством. Безумное нагромождение мелких улиц и переулков, ведущих куда угодно, но только не туда куда нужно, соседствующих с гигантскими проспектами, утыканными как сосисками в мечтах вегетарианца, банками и бутиками. Потеряться в Столице не так уж легко, а вот найти необходимое здание, порой чертовски сложно. Приезжие, как ни странно ориентируются в Москве лучше, чем коренные горожане и даже при случае могут подсказать бывалому таксисту новую дорогу. Но есть в столице по-настоящему "страшные" для курьера, водителя, экспедитора, любого человека, которому срочно нужно попасть в определенный дом, места. Черные дыры, засасывающие в себя драгоценное время и надежду.
  Проезд Черепоковых настоящий гимн архитектурному идиотизму и песнь сошедшему с ума градостроителю. Можно привыкнуть к отсутствующей нумерации домов, можно свыкнуться с отсутствием названия улицы на очередном здании, можно даже смириться с тем, что за домом номер 50 сразу следует дом 56, а 54 почему-то находится на нечетной стороне, не говоря уже о скорбной судьбе 52 дома, которого вообще нет, ушел наверно в гости. Но вот осознать, что улица разделилась на три самостоятельные части, находящиеся друг от друга в нескольких километрах, причем эти части переходят в улицы, которые если следовать карте должны быть в другом районе Москвы, я не мог.
  Стрелки беспощадно показывали опоздание на десять минут и совершенно непонятно где искать 52 дом. Как назло аборигенов в субботний день видно не было, огромная улица казалась вымершей, даже редкие машины проносились по ней неуверенно, словно в одночасье разделили участь ведьмака - заблудились.
  Пришлось, чертыхаясь который раз, сверяться с картой. Кружа в трех кварталах, я никак не мог добраться до нужного дома. Как всегда бывает в таких случаях, таблички с названием улиц отсутствовали как класс. Пройдя до очередного здания, на котором, о чудо, виднелась заветная цифра 52, я покраснел с досады. Номер дома был правильной, а вот улица носила гордое название "Лихоборские бугры". Карта отправилась в подвернувшуюся урну.
  Признаваться себе в топографическом слабоумии не хотелось. Следовательно, либо строители проезда-тезки Йорика слабоумные имбицилы, либо против меня действует Гоший.
  Гошии обитающие во всех крупных мегаполисах, было продолжателями и наследниками дела леших. Этот народ вышедший из леса и приспособившийся к городской жизни, хотя и отличался крайне вредным характерам, предпочитал "сбивать с пути", только в случае крайней необходимости. И уж конечно Гоший был прекрасно осведомлен о том, кто стал объектом его сглаза. Это было странно. Клятва повиновения на прямую запрещала использовать магию против ведьмаков, однако Гоший, преодолевая муки, наплевав на договор, длительное время водил меня за нос. Несмотря на то, что причина такого поведения должна быть веской я стал звереть.
  Подыскав ближайшую скамейку, я присел. Звонить куратору пока не хотелось, хотя ситуация вырисовывалась не хорошая, с гнильцой. Пальцы сами сложились в знак фæсидт. В несколько раз, усилив действие Клятвы, я призвал Гошего.
  Гоший появился не сразу. Пришлось прождать еще десять минут, прежде чем на улице показалась, сопротивляясь Клятве, довольно неопрятная на вид старушка. Грязный, когда-то белый, в черных разводах платочек, покрывал седую маленькую голову. Огромное цветастое в розах платье на худом тельце, выглядело бы комично, если бы не синие, мозаикой, совсем не старые глаза Гошего, горящее на морщинистом лице, фанатичным огнем.
   Недовольно шамкая оставшимися зубами, Гоший сел рядом, специально задел меня по ноге пудовой клюкой и молча принялся, вязать носок, невесть откуда достав клубок и спицы.
  Я молчал и злился, бабка - Гоший тоже молчал, но как видно знак призыва давил крепко и чуть поломавшись, старушка выдала ритуальную фразу.
  - Чавой надыть-то?
   Я повременил с ответом и несколько раз напряг желваки, что бы Гоший прочувствовал всю ярость и глубину моего возмущения. Старушка иронично посмотрела своими хитрыми глазами и нагло прервала мои потуги казаться грозным.
  - Кончай выпендриваться ведьмак.
  По моей спине пробежал холодок. Я испугался. Гоший не должен так разговаривать с ведьмаком. Разумеется, меня пугала не старушка, сама ситуация складывалась странная.
  - Мне не хочется откручивать тебе голову, но я это сделаю, если морок немедленно не будет снят.
  Бабка на скамейке съежилась в маленький комочек и стала выглядеть по настоящему трогательно, но если будет нужно, я ее так трону, что останется только рудиментальный хвостик, до поры спрятанный под цветастым платьем.
  А я то что, я то что? - зачастила бабка, - чего тебе сынок стало быть, э? - и осеклась. Глаза Гошего стали испуганными, лезвие моего "не боевого" ножа уставилось прямиком в левый глаз старушки.
  - Значит, немедленно проводишь меня к дому, который мне нужен, ясно?
  - А у самого, что топографическое слабоумие? - бабка даже не сделала попытку отодвинуться. Секунду назад древнее существо изображало испуг, а теперь она прищурила глаз, которому угрожал нож, и ехидно смотрела на меня, вторым. - Ориентацию потерял, милок?
  - Слушай, леший недоделанный, какого хæйрæг тебе от меня надо?
  Нож так же незаметно исчез. Поняв всю бесполезность угроз, я решил его убрать, заметит кто-нибудь еще ненароком.
  - Не от тебя, - Гоший отложил спицы в сторону и поправил съехавший платок. - Мы хотим, что бы ты, не попал к этому подонку. Это не человек - мразь.
  Лицо старушки исказилось, из-под морщинистой маски проявилась древняя сущность, невраждебная, но чуждая, непонятная, со своей моралью и логикой.
  - Для вас любой человек...мразь...Что он вам сделал? - у меня против воли проснулось любопытство. Неприятный холодок прошел между лопаток.
  - Ничего особенного, - казалось, Гоший пришел в себя, его речь стала спокойно, отвлеченной, с некоторой ленцой. - У твоего клиента Артура, много лет назад была риэлтерская компания. Самая обычная, криминальная структура. Они действовали, как все: алкоголики, наркоманы, пожилые, одинокие люди, в одночасье лишались своих квартир. В то время просто выставить человека было не выгодно, мог подняться ненужный пух, проще убить. Среди нескольких десятков загубленных людей был один Гоший. Исполнители Артура не жалели никого и разумеется не знали, кого убивают. Сейчас все они мертвы, наша месть нашла их.
  - Допустим это правда, почему вы не применили ваше проклятье к Артуру?
  Гоший до хруста сжал старческие пальцы.
  - На него оно не действует! Такое ощущение, что у него установлен щит, против нашей мести. И сейчас, когда враг почти издох, приходишь ты, что бы украсть нашу радость! - старушка перешла на крик, спокойствие оказалось показным.
  Теперь я был по-настоящему ошарашен. Защита против старого проклятья Леших, подумать только! Что же получается? Слухи не врут? Если найден ключ к сглазу, причем по настоящему действующий, вопрос о геноциде расы Гоших может быть пересмотрен. Патриархи всегда были настроены на тотальное уничтожении всех разумных конкурентов человека, включая дельфинов и только, тот факт, что месть Гоших была бессрочной, т.е. действовала даже после смерти наславшего проклятие, останавливала их. История ведьмачества знала много ярких примеров, стиранию с лица земли подверглись не только враждебные человеку тугдæйын , считавшие людей пищей, или Бруксы, не представляющие себе жизни без сладких людских костей, уничтожались и мирные, почти дружественные народы. Атлантида, населенная в основном уæйыг, благодаря тому, что ее технический прогресс, начал угрожать человечеству, подверглась атаке всех патриархов, которые, пожертвовав почти сотней тысяч людей, живущих и гостящих на материке, все же уничтожили целую цивилизацию. Митæйдзаг-адæймаг известный сейчас как снежный человек, никогда не представлял реальной угрозы для цивилизации людей, однако совет, изучив вопрос, пришел к выводу, что эти существа обладают огромным потенциалом и способны превзойти человека. В итоге, большинство снежных людей были отравлены боевыми специальными эликсирами. Оставшаяся горстка выживших, очень скоро, в условиях постоянного страха смерти деградировала. Перестав представлять даже потенциальную опасность, снежные люди превратились для жаждущих бульварной славы журналистов в сенсацию, а для учеников ведьмачьего ордена в простую охотничью дичь, на которой можно апробировать навыки, полученные в школе. Конечно, в последнее время политика патриархов перетерпела колоссальные изменения и стала более терпимой к другим расам. Но резкие смены настроений среди верхушки ведьмачества были не редки. Достаточно вспомнить 1978 г., когда часть радикально настроенных ведьмаков вынесла вопрос об уничтожении дельфинов. Предложение поддержала почти половина всей верхушки и только вето верховного магистра, помогло избежать чудовищного шага, однако разработки в этой области ведутся до сих пор, и нет никакой гарантии, что следующий патриарх не пересмотрит решения, касающегося судьбы разумных рыб.
  Мысли пронеслись в голове мгновенно. Надо думать не о том, кому под силу преодолеть проклятье Гоших, и не о судьбе их народа, пора похлопотать о сохранности собственной жизни. Гоший явно не собирается снимать морок и клятва его не остановит, умрет от мук, если я буду наращивать давление, и проклятье коснется меня самого. Становиться слюнявым шизофреником, не способным самостоятельно дойти от кровати до толчка и не потеряться, не хотелось.
   Решение пришло неожиданно, жесткое и подлое, оно казалось действительно правильным. Я оценивающе посмотрел на притихшую старушку и сказал.
  - Я в любом случае выполню заказ. Поэтому сейчас ты телепортруешь меня прямо к подъезду...
  
  * * *
  - Встретьте его. - Ашот сжал хрустнувшие пальцы в кулак и вышел из операторской.
  Квартира, в которой умирал хозяин, находилась в не престижном районе и предназначалась в основном для скрытых деловых встреч, которые могли закончиться неоднозначно. Хотя трудно замаскировать, тот факт, что какой-то богатый человек обосновался в последних двух этажах пятиэтажного здания, став фактически полноправным хозяином всего дома. Ашот, как начальник службы безопасности, был против приобретения здания. Он справедливо считал, что скрыть покупку не удастся, но Артур лишь весело отмахивался и говорил всего одно слово: "хочу!".
  Нижние три этажа пустовали, жильцов некогда живших в квартирах полюбовно расселили, никто не был обижен. Некоторым собственникам давали две, а то и три цены, лишь бы избежать ненужного шума. Проблемы с жильцами возникали только дважды. Одинокая старушка с третьего этажа наотрез отказывалась продавать свою двухкомнатную квартиру. С ней пытались решить по-доброму, но упрямая карга уперлась. Пришлось обеспечить ей летальный исход, благо, что бабка была старая, и никому в голову не пришло делать вскрытие. Вообще история с ней была довольно гадкая с душком и дело ни в том, что пришлось пришить бабку, сожалеть о ней никто не стал. Сколько таких старух Ашот прикончил на заре становления бизнеса, что бы выбиться с хозяином в люди, телохранитель и сам не знал, он вообще прикончил столько людей, что если даже они стали бы ему сниться, вряд ли он мог вспомнить обстоятельства гибели любой из жертв. Бабку он помнил. Мерзкая старуха, прежде чем он вкатил в нее инъекцию с наркотиком, поражающим кровеносные сосуды, чуть было сама не отправила его на тот свет. Испугав так, что не боящийся ни Аллаха, ни Шайтана убийца заработал серебряную прядь через всю голову и десятисантиметровый шрам, который не мог исправить ни один пластический хирург, через левую щеку от глаза до кончика верхней губы. Старуха с силой алогичной для ее возраста, алогичной даже для молодой женщины схватила Ашота за руку со шприцем и дальше произошло невероятное! Из-под ее левого плеча вылетел хвост на подобие скорпионьего и хлестнул растерянного убийцу по лицу. Кожа сразу онемела, Ашот почувствовал, как что-то липкое ползет по его щеке. Кавказец был отличным бойцом, мозг зафиксировал невероятный факт, а тело уже действовало. Правая нога выстрелила в грудь старушки, отбрасывая ее через всю комнату, на несколько метров. Бабка грохнулась на стол, развалив его, и затихла. Ашот достал пистолет и с опаской подошел к ней, лицо больно жгло. Когда убийца преодолевая брезгливость осмотрел бабку он не нашел в ней ничего странного, никакого хвоста не было. Как и не было гематом или каких-нибудь повреждений от его удара. Ашот верил своим глазам и верил своим ощущениям, в отражении серванта он увидел, как со щеки капает кровь. Быстро закатав рукав, он вонзил иглу в синюю вену, поршень, сопротивляясь, пошел вниз. Бабка дернулась и открыла глаза. Вертикальные зрачки смотрели на Ашота с нечеловеческой злобой. Существо, маскировавшееся под старуху, не пыталось освободиться, узкие синие губы распахнулись, и убийца попятился от ледяного холода, слетевшего с уст. В голове Ашота отчетливо с яростной ненавистью взрывались странные фразы: зонынджын фæсмæрун цард фæуæлахизуæвæг! Убийца не мог знать изначального языка, но звериное начало забилось в ужасе, когда он почувствовал смертельный холод воплощенного проклятия. И еще Ашот с радостью, ставшей бешенной понял, что слова умирающей на его глазах старухи направлены не против убийцы, а против хозяина, человека пославшего его.
  Прежде чем уйти, несмотря на страх, поселившийся в его душе, убийца огляделся, отличная квартира, обставленная убогой дешевой утварью, создавала унылое впечатление. Кроме стола и серванта, в комнате располагался старый диван болотного цвета, в нескольких местах обивка протерлась и сквозь дырки, вызывающее топорщился паралон. Все остальное пространство подоконник, углы, пол были уставлены горшками с цветами, кактусами и растениями о которых Ашот не имел никакого понятия. Если бы убийца не был так возбужден, возможно, он смог бы ощутить аромат леса, витавший в квартире. Горшки с растениями висели даже на стенах, всезамечающий взгляд бывшего майора, бывшей великой державы зафиксировал между двумя кактусами черно-белую фотографию и прилип к снимку.
  Старые еще не цветные фотографии чаще всего поражают некоторой кукольностью, в запечатленных на них персонажей просто отказываешься верить, как не узнаешь в детских фотографиях себя. Но бывают снимки, древние, мятые с обязательной от не бережного обращения полосой по середке, пронзительные - живые. Хранящие память, раскрывающее душу.
  Без намека на рамку прибитый гвоздиком, старческой рукой снимок был живым. Посреди лесной поляны, обнявшись, на Ашота с фотографии грустно смотрела молодая пара, на русой девушке был венок и легкое летнее платье, перевязанное под грудью простой веревкой, юношу убийца рассмотреть не успел. Что-то случилось с его глазами, они вдруг потекли неконтролируемым потоком слез, а когда водопад так же внезапно иссяк, по снимку будто провели мокрой тряпкой, стерли верхний слой, обнажив первоначальную картину. Место действия не изменилось, поляна осталась, а вот молодые люди перетерпели чудовищную с точки зрения Ашота метаморфозу. Сцепившись шипованными хвостами, на убийцу злобно смотрели коренастые человекообразные монстры. Больше всего походящие на горилл, если бывают гориллы зеленого цвета и огромными грушевидными носами в бородавках. В чудовище, которое раньше было девушкой, каким-то шестым чувством майор узнал, убитую им бабку. Не сознавая, что он делает, Ашот сорвал со стены снимок и выбежал из квартиры.
  Ашот рассказал все хозяину, он даже показывал странный снимок, но Артур только посмеялся над страхами телохранителя и предложил не злоупотреблять ему соком перебродивших ягод. Никто кроме Ашота не видел на фотографии чудовищ.
  Прошло время, хозяин чувствовал себя великолепно, закручивались гигантские маховики финансовых операций. Артур стал депутатом и обосновался возле самой верхушки бюджетной кормушки. Его состояние стало неприличным даже по оценке Forbec, реальный же капитал мог в одночасье обвалить экономику любой европейской державы.
  Ашот начал забывать случай с упрямой старухой. Шрам давно зажил, а к своей новой внешности он привык, седая прядь даже добавила ему чуть популярности у русских женщин, падких на романтическую чушь.
  Сегодня он первый раз за последние пять лет, вспомнил странные события, происшедшие с ним этажом ниже. Его рука постоянно тянулась к внутреннему карману пиджака, где он хранил фотографию.
  Когда майор посмотрел в монитор и увидел ждущего мужчину, его охватил ужас, слова на странном языке кострами горели в мозгу, шрам заледенел, из-под рубца стала выступать кровь. Ашот подумал, что месть, наконец, нашла его хозяина, месть еще более страшная, чем гниение заживо от смертельного недуга. И надо очень постараться, что бы, не встать на пути у бритвенных крыльев мести.
  Второй человек, отказавшийся выселиться из дома, был спившийся профессор, академик, преподававший на кафедре научного коммунизма. Артур оставил его в качестве придворного клоуна, когда профессор был трезв, олигарх развлекался, слушая его лекции о гниющем капитале и скорой победе коммунизма.
  Ашот по винтовой лестнице поднялся на пятый этаж. Повернув на право, он оказался в широком коридоре, вдоль, которого шли двери, как в гостиничных номерах. Возле третьей по счету он остановился и не громко постучал.
  - Войдите, - раздался бодрый голос. В центре огромной комнаты, стоял маленький полный, лысеющий человек с хитрыми, говорящими глазами. Идеально подогнанный темный костюм, был девственно чист, ни одна пылинка не осмеливалась садиться на безумно дорогую, пылеотталкивающую ткань. Острые носки туфель, отбивали дробь. "Нервничает" - подумал Ашот.
  - Вольф Абрамович, - объект прибыл.
  - Ну, наконец! Я столько даже английскую королеву не жду, сколько этого шарлатана. Веди его сюда.
  Ашот кивнул и незаметно, подал условный знак, стоящему в тени телохранителю Вольфа Казбеку, которого знал по Чечне. Знак выглядел банально: несильный хлопок по бедру и означал - внимание опасность!
  Вольф основной партнер Артура по бизнесу был больше других заинтересован, что бы болящий, по возможности легально и быстро покинул бренный мир. Ашот прекрасно знал об этом, знал и делал выводы.
  
  * * *
  Впустили. Дверь щелкнула, из селектора раздался напряженный голос:
  - Поднимитесь на пятый этаж.
  Я пожал плечами. Внутри подъезд отличался дорогим безвкусием дорвавшего до денег нувориша. Стены и пол были обложены ярко красной плиткой, с потолка свисала огромная бронзовая люстра, с красными плафонами. Освещение пыталось давить на психику, но не удачно, антураж вызывал недоумение.
  Наверх вела красивая, но тоже выкрашенная в красный цвет, резная лестница и выглядевший как терминатор из еще не вышедшей четвертой части, навороченный в стиле "hi-tech" лифт.
  Я выбрал лестницу. В районе третьего этажа из темноты, на меня выскочило взлахмоченное человекообразное. В мятых пузырчатых на коленях тренчиках и рваной майке, содранной с плеча героя голливудских боевиков, оно безапелляционно потребовало:
  - Дай выпить!
  - Могу спонсировать, - я достал из кармана брюк сто рублей и протянул жильцу.
  - Семен Шило! - гордо сказало существо, таким тоном, словно каждый был обязан знать столь гламурную личность. При ближайшем рассмотрении, Семен оказался пожилым худым мужчиной с печальными глубоко сидящими глазами. Пузыри на коленках, придавали ему определенный шарм. - Прошу учесть, что ударение на последнюю букву, иначе могу крепко дать в ухо. Да ты не боись, не трону, - Шило брезгливо забрал купюру, всем своим видом показывая, что делает одолжение. - Главное держись меня, я ведь профессор! Слышал наверно?
  - А то! - я старательно поднял вверх обе брови. - О вас легенды складывают.
  - И правильно, - Семен безрезультатно поправил свой седой взрыв на голове. - Я легенда, последний оставшийся в живых легитимный коммунист. Все остальные фальшивые продажные девки олигархизма!
  - Как это верно подмечено. А скажите Семен, в этом доме помимо вас еще коммунисты, ну на худой конец социалисты есть?
  Шило начал усиленно кашлять, я не сразу сообразил, что это своеобразный приступ смеха. Захлебываясь от истеричного хохота, Семен обогнул меня и пошел вниз по ступенькам. Сделав несколько шагов, он остановился и спокойным голосом сказал:
  - Кто здесь только не живет, всю нечисть и не упомнишь. Одно могу сказать, хозяин здешний фашист, на Люфтваффе помешан, - и без всякого перехода не меняя интонаций, Шило закончил. - Спаиваете честных людей, а потом из квартиры вещи пропадают.
  Высказав свои опасения, профессор ухнул наподобие филина и бегом начал спускаться по лестнице.
  Любопытно, значит - фашист. Емкая характеристика и в тоже время информативная.
  Проход на пятый этаж оказался закрыт бронированной дверью, которая при моем появлении бесшумно распахнулось.
  - Следуйте за мной, - молодой охранник с цепкими глазами, не заботясь о том, что я пойду за ним, двинулся по длинному коридору. Я принял приглашение, дверь за моей спиной автоматически закрылась.
  Пройдя метров тридцать, мы свернули в левое ответвление коридора, оказавшись прямо лицом к лицу с высоким мужчиной, в котором сразу было видно бойца.
  - Я Ашот, начальник службы безопасности и телохранитель Артура Игоревича, - проинформировал меня кавказец и кивком головы отослал секьюрити.
  Крепкий тренированный мужчина средних лет, одетый в темный, свободный льняной костюм, не смотрел мне в глаза, его взгляд упирался в яремную вену, точно он был, натасканным псом, который никогда не выдает своего намерения ни жестом, ни взглядом, кроме одного желания - готовности рвать. Ашот расценивал меня, как врага и был готов уничтожить по первому приказу или по своему желанию. Учту, предупрежден - вооружен. Зато у меня была возможность внимательно разглядеть его, как витрину в магазине. Сильный, крепкий, весь словно сжатая пружина, Ашот чего-то боялся, возможно, это связано с моим визитом, возможно, здесь что-то иное, но кавказец сильно нервничал, холодная маска лица не могла укрыть, бушующее пламя, и плотина на которой держится его самообладание, готова дать течь. Что ж, я сделаю этот пинок.
  - Откуда у тебя шрам?- я фактически ткнул пальцем в его лицо. Ашот дернулся, кровь отхлынула от лица, шея закаменела. На секунду показалось, что он броситься на меня. Нет, выдержал. Интересно, судя по реакции, он так расстроен именно моим визитом или вопрос о шраме для него слишком болезненный. Давить дальше? Я решил, что не стоит, у меня другая миссия.
  - Вас уже ждут, - Ашот не ответил на мой вопрос, его рука резко коснулась серебряной пряди в волосах и отпрянула, будто обожглась.
  Мы быстро прошли несколько красиво обставленных комнат, на пути нам не встретилось ни одного человека, зато обилие видеокамер на метр превышало все разумные меры предосторожности, или может хозяин извращенец?
  Каждое минуемое помещение было выдержано в определенном этническом стиле. Особенно мне понравилась японская комната, обилием представленного оружия и огромное помещение, выбивавшееся из этнической темы, исполненное в виде макета аэродрома: на игрушечных взлетных полосах стояли модели устаревших, но выполненных с любовным тщанием, самолетов. Возле кукольных бараков, примостились фигурки летчиков, некоторые самолеты были подвешены к раскрашенному в небо с облаками, потолку. Неизвестный, опытный дизайнер постарался на славу, если не приглядываться, аэродром выглядел как настоящий, в нем были учтены, малейшие детали, незаметные, когда они есть и бросающиеся в глаза при их отсутствии. Жаль, что я не успел внимательно все рассмотреть.
  Мы прошли еще пару помещений и очутились в длинном коридоре, возле очередной двери Ашот остановился.
  - Вам сюда.
  Я без стука распахнул дверь. Гигантская комната, встретила меня тусклым светом и тяжелой мебелью. Где-то шуршал кондиционер, но помещение все равно выглядело давящим, душным.
  С кресла поднялся бодрый толстячок. Еще один человек, судя, по суровому виду телохранитель, скрестив руки на груди, стоял рядом с массивным шкафом.
  
  * * *
  - Разрешите представиться Вольф Рубинштейн, партнер нашего уважаемого больного.
  Мне на встречу поднялся бодрый толстячок из тех, что вечно смешат окружающих своими едкими замечаниями и располагают открытой улыбкой к полному доверию собеседников. Мне стало скучно, по одной фразе Вольфа было понятно, что он собирается предложить. Сарказм который он вложил во фразу, выделив слово "уважаемого" не оставлял сомнений в его намерениях. Причем это не было промахом, Вольф хотел, что бы я понял его отношение к ситуации.
  - Мне показалось или вы произнесли последнюю фразу с издевкой? - я сразу решил взять быка за рога, уже зная, чем закончиться диалог - избиением.
  - Вам не откажешь в проницательности, впрочем, - Вольф принужденно рассмеялся, - это всего лишь ваши домыслы. У меня к вам деловое предложение, вот здесь, - бизнесмен щелкнул рукой, и охранник подал кожаный дипломат, - минуточку, я открою. Эти кодовые замки, не понимаю, зачем они нужны, при случае всегда можно вскрыть ножом. Так вот, вот здесь сто тысяч евро, они ваши, если вы понимаете за что...
  - Вам придется объяснить причину столь неожиданного подарка, - нарочито расслабленно произнес я.
  - Молодой человек, я происхожу из такого круга людей, к которому слово "придется" не применимо, попрошу это учесть на будущее, если оно у вас конечно будет. Но давайте оставим нелепые игры словами. Как вы удачно выразились господин Геральт, именно подарка. И вам, что бы получить это кейс, не надо будет делать ничего, абсолютно ничего. Теперь вы меня понимаете?
  - Не совсем, - я разглядывал полу олигарха с нескрываемым интересом. - Можно подробнее.
  - Подробнее? - Вольф ощутимо начал раздражаться, в его глазах полыхнула ярость, свойственная людям, привыкшим, что бы их понимали с полу слова и не просто понимали, а с радостью спешили выполнить любую прихоть. - Казбек, - обратился Рубинштейн к молчаливо стоящей до этого глыбе охранника. - Объясни господину Геральту, какую услугу он с радостью должен оказать.
  Охранник оторвался от стены и пошел ко мне, хорошо пошел - правильно: без лишних движений, контролируя, с ленивой грацией опытного бойца. Мгновение Казбек наблюдал за моим лицом, впившись пиявочным взглядом, потом рука секьюрити неуловимо прыгнула, не встретив с моей стороны никаких препятствий, дернула за рубашку. Я не шелохнулся. Несколько пуговиц отлетело, воротник с противным звуком порвался, повиснув на лоскутках ткани. Охранник придвинул свое синие лицо вплотную, так что бы глаза были на одном уровне, и дыхнул хорошим парфюмом. Это меня удивило.
  - Ты должен сделать так, что бы Еланский не выжил, - Казбек для убедительности попытался встряхнуть меня, но наткнулся на оценивающий взгляд. Так смотрят в унитаз, когда собираются спустить воду.
  - Вы хотите, что бы я убил вашего партнера и друга? Боюсь, вас неверно информировали о моей профессии, я не киллер.
  Не обращая внимания на стушевавшегося охранника, я обернулся к Вольфу. Банкир откинулся на диване и чувствовал себя, по-видимому, довольно вольготно, вопрос об устранении близкого друга, не мешал ему смаковать дорогой коньяк. Хитрые глаза подмечали все интонации в разговоре, сейчас выражение лица без пяти минут олигарха, стало обиженным.
  - Он и так мертвец, в лучшем случае ему осталось жить пару недель. И убивать никого не надо, просто не вмешивайтесь молодой человек. Я, по правде сказать, до конца не верю, что вы способны сотворить, - Вольф развел руками, подбирая слово, - странное. Но чем черт не шутит. Рекомендации у вас железобетонные.
  - Спасибо.
  - За что? За рекомендации? - удивился Вольф.
  - Вы за последние десять минут уже дважды назвали меня молодым человеком, с тех пор как мне стукнуло тридцать, этого не случалось , за это и спасибо. Да и деньги мне пригодятся.
  Только что ведьмак стоял в центре комнаты, взмах невидимых крыльев и лишь ветер запоздало шумит в тяжелых шторах. Рука натягивает стильный, явно купленный в иных палестинах галстук, обвитый вокруг толстой шеи несостоявшегося олигарха, а тело Казбека на другой стороне помещения замедленно падает на дорогой ручной работы ковер. Вольф хрипит, разум привыкший командовать не справляется с новой иррациональной информацией, как же самого "графа Пупыркина" носом да в какашку.
  
  * * *
  - Что-нибудь еще хотите сказать? - мой вежливый голос отморозка, доносится из другой вселенной. Плотно затянутый узел, дает вырваться из глотки только хрипам. Надо отдать должное старому волку, борется за жизнь крепко, как неистово вцепился в петлю, того и гляди разорвет. Глаза смотрят с ужасом, наверно думает, что я его сейчас буду кончать. Напрасно, пусть с ним разбирается Еланский да начальник его охраны, как его Ахмет, Ашот? Дельный малый, далеко пойдет. Надо же стихи получились. Я смеюсь и беру с дивана чемоданчик. Ладно, проехали. Мое же дело сейчас обеспечить себя нормальными условиями работы.
  - В таком случае я вас больше не задерживаю господин Штейн.
  Удар под ухо совпал с хрустом развязавшегося, наконец, галстука. Вольф хрюкнул, чего я от него не ожидал и вынужденно провалился в объятия морфея. Надеюсь, сон у него будет счастливым и глубоким, потому что пробуждение сулит скорбями: утюгами на груди, электродами на мошонке, не знаю, что там принято у светских, отстал от жизни. Впрочем, меня это уже не касается. Я позвал начальника С.Б. Еланского и коротко обрисовал ситуацию. Не понимаю, почему он так странно на меня смотрит, будто боится. Хотя, может, что-то чувствует, ну и Хæйрæг с ним. Главное поверил. Молчаливые охранники скоренько упаковали заговорщиков, пора бы приступить к работе.
  - С вами хотят поговорить, - Ашот старался не смотреть в глаза гостю. Происходящее ему не просто не нравилось, давило. Самое поганое в сложившейся ситуации неопределенность. Хотелось наплевать на опасения, позвать проверенных ребят и накормить чудовище, по-другому Ашот про себя ведьмака не называл, свинцом, а потом еще вбить для верности осиновый кол. Но приказ Хозяина, именно так с большой буквы, звучал недвусмысленно. Оказывать любое содействие...
  - Опять? Кто на этот раз?
  - Не беспокойтесь, - голос Ашота звучал механически. - Это отец хозяина. Прошу следовать за мной.
  
  * * *
  Пахло аптекой. Готов поставить тельца против яйца, что умирающий за следующей дверью. Сейчас же пожилой мужчина, одетый в строгий светлый костюм, с чертами лица вырубленными печалями, изучал меня.
  - Не здравствуйте, - его оригинальное приветствие позабавило меня, не больше.
  - А как же возлюби ближнего?
  - Touché . Как вы догадались, что я священник?
  - У программистов выражение лица мечтательно-идиотское, словно они живут в двоичном мире, следователи всегда смотрят, сузив глаза - мрачно, убийцы - равнодушно, а священник и профессиональный мошенник - ясно, открыто, взгляд излучает свет. В ваших глазах свет есть, только, он почему-то меркнет при взгляде на меня. Нет, - кивком головы я остановил объяснения, готовые сорваться с его губ. - Мне безразличны ваши мотивы и вы сами. Давайте перейдем к причине заставившей вас желать со мной беседы.
  Он поднял бровь, на секунду в лице проступила неуверенность.
  - Эта причина мой сын.
  - Что ж, вполне очевидно. Давайте не будем терять наше время? С Артуром будет все в порядке.
  - В этом вся суть. Я не хочу, что бы вы помогали ему.
  Интересный поворот.
  - Деньги предлагать будите? - я попытался скрыть свое замешательство, огорошив в свою очередь странного отца.
  - Простите?
  - Вы ко мне с тем же грузом.
  - Вот как? - священник, сразу понял, о чем идет речь. Кто еще, Вольф? Не отвечайте, ясно, что он. Жажда денег совсем затуманила его душу. Ваше решение?
  - Я не наемный убийца.
  - Но и не лекарь? - священник пристально посмотрел на меня, своим добрым всепонимающим взглядом, взглядом, который я так люто ненавижу, поскольку твердо знаю, что именно с таким выражением лица совершаются самые подлые дела, хотя к этому человеку может, я несправедлив? Может?
   - Кто вы? - взгляд продолжал меня буравить всепрощением, я почти физически ощущал, как его воля пытается влезть в мою душу.
  - Кто вы? - с напором, требовательно повторил служитель церкви.
  Стоило промолчать. Я не стал. Хотелось ляпнуть что-нибудь соответственно патетики момента. Надо давить в себе это глупое ребячество. Хорошо, что есть золотое правило: "когда не знаешь, что ответить - хами".
  - Вы мне тоже не представились.
  Ответ его, как ни странно успокоил. Наверно, решил, что я один из бесконечного множества шарлатанов, последнее время вьющихся возле его сына. Словно прочтя мои мысли, священник произнес.
  - Мой сын смертельно болен, полагаю, вы знаете, какой недуг его охватил?
  - Не знаю.
  - Вот как? - препаратор душ удивленно посмотрел на меня. - Странно. Тем не менее, смерть уже протянула над ним свою длань. В надежде спастись плод моих чресл перепробовал десятки способов. Он был у знахарок, колдунов, экстрасенсов, светил медицины, масонов, надеясь, что им открыты тайны бессмертия - все оказались шарлатанами. Как последнее средство Артур обратился ко мне, пытаясь поверить в Господа.
  - Как, вы тоже оказались шарлатаном? - позволил я себе шпильку.
  Священник дернулся, как от пощечины, но все же пересилил себя и отреагировал, заученной улыбкой.
  - Вера моего сына, слишком скоропостижна. Он готов уцепится за соломинку, в заблуждении своем, не понимая, что совершает тяжкий грех. Я бы очень хотел, что бы Артур поверил сердцем в Создателя. Но он также слеп, как и до болезни.
  - Мне все еще не понятно ваше желание смерти сына.
  - Он уже мертв, - отрезал священник.
  - Сегодня я это уже слышал, - жестко сказал я.
  - Вы действительно можете его избавить от недуга, даже не зная, чем поражено тело?
  - Допустим, - ответил я, пытаясь понять, к чему он ведет.
  - Мой сын страшный грешник. Капитал созданный им покоиться на крови и кровью питается. Господь, видя мои молитвы, послал сыну испытание, через которое он сможет очиститься, нет, не искупить свой грех, искупить злодеяния причиненный им людям и стране невозможно, но сделать шаг, посредством мученической смерти из гиены огненной к Богу и искренне покаяться. Вы же, если обладаете силой вырвать Артура из мучений, пойдете против Его воли и причините вред не только его душе, но и сотням тысяч других людей.
  - Как я могу пойти против Его воли, если все в руках Создателя?
  - Вы прекрасно меня поняли молодой человек, это бесы говорят в вас...
  - А пошел ты в жопу, - прекратил я проповедь и широко развел руки, наглядно показывая размеры адресата. - Вот в такую...
  Не прощаясь, я толкнул следующую дверь, судя по горьковатому запаху лекарств, Артур находился за ней.
  
  * * *
  Ашот ждал чудовище в процедурном кабинете вместе со странным татуированным мужиком. Придурок приехал час назад и сразу потребовал, что бы его проводили к постели Артура. Ашоту хотелось пристрелить клоуна, но на его счет хозяин дал четкие указания, приходилось терпеть, тем более что от изуродовавшего себя дурака исходила скрытая опасность, не такая явная, как от чудовища, но все же...
   Мастер татуировок прибыл заранее и сразу разделся. Был у него такой пунктик. Куда бы его не пригласили, на светский раут или частную вечеринку, знойным летом или бесконечно холодной зимой, лысый художник, обязательно обнажался до пояса, в крайнем случае, оставлял майку с короткими рукавами и срезанным низом. Куцый кусок материи не мог скрыть кожу, татуированную всевозможными орудиями умерщвления. Взгляд, брошенный на тело мастера, сразу же терял фокус, картинки словно жили своей непостижимой жизнью: пистолет плавно переходил в мачете, меч видоизменялся в тяжелую "утреннюю звезду", из сюрикена вырастал двуручный эспадон. Изображения ползали, как живые, сливаясь, словно жадные любовники, рождая новые виды оружия, видоизменялись. Однако для обычного человека, с замыленным зрением, татуировки казались застывшей мечтой милитариста. Правда, очень красивой, смертельной мечтой. И почти никто не мог заметить единственную татуировку мирного характера. Прямо под кадыком, с искусством, позорящим другие изображения, были нанесены две живые руки, непрерывно рисующие друг друга. Карандаши в кистях двигались, спеша закончить зеркального близнеца, но линии стирались невидимым ластиком, и приходилось начинать рисунок заново.
  Никто из обычных людей не мог заметить этих вечно созидающих рук, Ашот сумел. Точно так же, как когда-то ему открылся рисунок в квартире убитого им монстра. Он также обратил внимание на шею вошедшего чудовища, украшенную почти такой же татуировкой, что у художника, только вместо карандашей кисти чертили мечами.
  Ведьмак перехватил взгляд кавказца и внутренне удивился. Ретивый секьюрити обладал отличной наблюдательностью, его сознание было затемнено лишь частично, что давало развиться интуиции. С такими способностями Ашот мог быть полезен, в качестве агента. Геральт сделал себе очередную зарубку на память.
  Мастер татуировок открыл свой видавший Ленина, в буквальном смысле, саквояж и достал хищного вида дециметровую иглу.
  - Ты свободен, - Геральт стащил рубашку и кивнул Ашоту на дверь.
  Охранник пожал метровыми плечами, лицо его выражало недовольство, хотя, по правде сказать, он был счастлив, что смог избавиться от пристального внимания чудовища, которое давило на него ужасом. Еще немного и Ашот мог не сдержаться: он уже мысленно представил, как достает ствол и выпускает все двенадцать пуль в порочное лицо монстра, а потом меняет обойму, всаживает рожок за рожком, пока рука не отвалиться, став чугунной, и аромат подавляющего его страха не исчезнет. Но Ашот сдержал рвущуюся наружу истерику благодаря тому, что не верил в свои силы, завалить чудовище. Может, его отрезвила карта разнообразных шрамов, вьющаяся серпантином по спине ведьмака.
  Геральт не заметил переживания, охватившие охранника. Как только за Ашотом закрылась дверь, он повернулся к ожидающему мастеру спиной и попытался расслабить мышцы.
  - Ты опоздал почти на час, - озвучил свершившийся факт мастер.
  - Быть не может, наверно часы стоят.
   - Чего колоть? - художник облизал тонкие губы, его узкие глаза лихорадочно заблестели, как у наркомана.
  - Катану, три знака: фæстæмæтуг, фæстæмрыст, иргъæф, два револьвера "Mateba MTR-14" с барабаном на четырнадцать патронов.
  - Я знаю объем обоймы "Траханной матери", - недовольно проворчал мастер, - ты мне его только, что сообщил.
  Мастер татуировок был наверно самым лучшим знатоком оружия за всю историю смертоубийства. Его познания не ограничивались даже сверхсекретными разработками вроде лазерных ружей и импульсных винтовок. Оружейник обладал даром предвидения в своей области и мог изобразить оружие, которому только предстоит родиться в чьей-то воинственной голове. К сожалению, такое оружие не функционально, пока не будет создан работающий прототип.
  - Твои револьверы глупое позерство. Они вообще были созданы для спортивной стрельбы, дуло короткое, а сама машинка тяжелая. Лучше взять израильские "Cherokee", магазин на семнадцать и бьет дальше, - продолжал ворчать мастер.
  - Ничего я привык.
  Геральт приготовился к быстрой, но вымывающей все душу адской боли. Игла мастера татуировок шесть раз клюнула ведьмака в спину. Там, где она касалась плоти, возникала новая паутина шевелящихся шрамов, которые постепенно стали перетекать в рисунки, образуя названные Геральтом предметы. В области почек дулом вниз расположились револьверы, хромированные машины для убийства были неотличимы от их реальных прототипов, если присмотреться, можно было разглядеть даже царапины и серийный номер каждого оружия. Три слова на непонятном языке, тонким искрящимся шрифтом украшали левую лопатку. Всю спину, пересекало лезвие катаны. Клинок был изображен настолько реалистично, что казалось можно потянуть за вытатуированную рукоятку и освободить жадное лезвие из живой плоти. В районе поясницы, где изображение клинка погружалось в тело, проступило несколько темных капель крови. Мастер татуировок воровато провел рукой по спине Геральта и облизал кровь. В этот момент он был похож на графа Дракулу после вынужденного поста, белки заволокло красным, мышцы напряглись, лицо стало бледным, как у покойника.
  - Сплюнь, дурак, - спокойно приказал ведьмак. Побочный эффект мастерства, редко себя проявляющий, но крайне гнусный, делал из художника гемоглобинозависимого. Искусство татуировки требовало странной дани: когда мастер доставал свою иглу, его существо охватывала жажда крови. Хорошо, что это случалось не каждый раз, и мастер справлялся со своей жаждой, однако стоило ему во время нанесения рисунка выпить хоть каплю крови, он становился одержимым одним желанием - убивать. Художник перерождался в оружейника и бесконечно "снимал" с себя орудия убийства, применяя их против любого живого существа попавшего в поле зрения.
  В истории было всего три случая одержимости мастеров татуировки, все они закончились плачевно - их уничтожили. Найти и вырастить Художника, было еще сложнее, чем ведьмака, поэтому татуировщиков оберегали, лысый мастер мог стать четвертой трагедией.
   Тело Геральта ломило, после нанесенных татуировок зверски хотелось пить. Как по взлетной полосе, по позвоночнику бегали волны холодных огней. Но он приготовился одним движением свернуть мастеру шею. Пальцы сложились застывшим стальным копьем.
  Противный харкающий звук, подтвердил, что мастер тату послушался. Кровавое пятно красноречиво украсило белый ковер.
   Ведьмак медленно повернулся. Мастер татуировок почувствовал, как сквозняк прошел по комнате, коснувшись татуированного тела холодным дыханием склепа.
   - Магнезия у тебя? - наконец спросил ведьмак, наверно решив, что художник не получил крови.
  - Я тебе что, нянька? - зло, но с явным облегчением, ответил художник. Глаза мастера медленно стали приобретать нормальный цвет.
  - Понятно.
  Мастер татуировок быстро убрал иглу в саквояж. Не прощаясь, он натянул рубашку и подошел к двери.
  - Постой, - ведьмак поднялся на деревянных ногах. - Скажи Ашоту, что бы отправил кого-нибудь за магнезией. Мне нужно два заправленных шприца на двадцать кубиков каждый. Пусть держат их наготове.
  - Ладно, - нехотя буркнул мастер и захлопнул дверь.
  Под кожей лица ведьмака набухали и пропадали вены, лицо заострилось, стало волчьим истовым, глаза сузились и начали светиться, синим пламенем, по телу снова, будто штурмуя неприступную крепость, пробежала волна мурашек, сквозь татуировки проступила кровь. Один глубокий вдох и все кончилось. Ведьмак подошел к двери и потянул за ручку.
  
  * * *
  Мужчина на шикарной резной кровати из настоящего дуба, доживал последние часы, если не минуты. Кожа больного полностью истончилась, трупные пятна покрывали желтое лицо, делая его похожим на мухомор. Волос почти не осталось, жалкий хохолок, примятый подушкой, вызывал жалость. Олигарх, политик, меценат, вор и убийца Артур вместо привычной шумной свиты был окружен дефибриллятором, аппаратами ИВЛ, капельницами. Передвижной аппарат для безотложной реанимации щупальцами-трубками окутывал тело олигарха, с трудом поддерживая неминуемого уходящую жизнь.
  За прикроватным капнографом сидел врач с узнаваемым телевизионным лицом, светила науки и профессор, нобелевский лауреат, полный академик десятка новых, взращенных аферистами и старых престижных академий. Свет бактерицидных ламп тускло освещал умирающего и врача, придавая их лицам погостную схожесть.
  Академик был далеко не молод. Ему нестерпимо хотелось домой, лечь под старый плед и хорошенько выспаться. Порой он нетерпеливо смотрел на своего пациента, молча, вопрошая: "когда же ты, наконец, станешь невосполнимой утратой?". Профессор не был злым человеком, просто он реально смотрел на вещи: Артур уже мертв, гонорар заплачен и переведен на личный счет надежного проверенного банка, а старым костям, пора отдохнуть в домашнем тепле, после двух недель вынужденного заточения.
  Дверь без стука открылась. На пороге стоял обнаженный по пояс тучный мужчина со злым колючим лицом, еще одна последняя причуда умирающего.
  Профессор знал, что теперь может уйти. Он натужно поднялся, потирая седые виски, и кивнул пришельцу. Мужчина все так же холодно, смотрел на светилу науки, от этого взгляда профессору стало не по себе, закололо давно не беспокоящее сердце.
  Пришелец прошел в импровизированную реанимационную и остановился у пастели больного. Доктор с некоторым удивлением рассмотрел угрожающие татуировки на его спине, больше всего профессора поразил меч, который казалось, не нарисован, а висит на теле визитера.
  - Вы свободны, - раздался неприятный хриплый голос, в котором слышались командные ноты.
  - Ему осталось жить не больше суток, - на всякий случай сообщил академик и собрался уходить.
  - Профессор, - догнал его голос. - Если вы сами хотите жить, дождитесь меня в соседнем кабинете, никуда не уходите, даже если у вас начнет разрываться мочевой пузырь.
  - Простите? - профессор недоуменно посмотрел на мужчину. - Вы в своем уме?
  - Я сказал, вы услышали. Это все, что я могу для вас сделать.
  - Послушайте, не знаю уж, как вас величать. Оставьте свои идиотские шуточки для доверчивых клиентов, меня вам не удастся обмануть и обобрать, - доктор, замялся, подбирая слово, - клоунаду устроили. Я сейчас пожалуюсь службе безопасности.
  Профессор, кипя гневом, вышел. На следующее утро он станет невыносимо тяжелой потерей, его найдут мертвым в собственном автомобиле. Вскрытие установит: причина смерти острая сердечная недостаточность. Маленькое пятнышко, похожее на прыщик, под левой подмышкой, останется без внимания.
  Пришелец бесцеремонно сел на кровать. Рука властно обхватила лоб Артура, сильно сдавив пальцами пергаментную кожу. Зрачки глаз мужчины приняли вертикальное положение, после чего закрылись. Сжатые губы на секунду разомкнулись, что бы родить слово на языке столь же древнем, что и сама земля - мидæмæдзог!!!
  
  * * *
  Переход был мгновенным. События стремительно ринулись, не давая даже секунды на подготовку. Глаза отказывались верить, кто бы ущипнул? Кандидатур было порядочно, только на первый и на любой взгляд лишать меня иллюзий в не реальности момента никто не спешил. И, слава богу! Дула направленных в живот автоматов, от старины Хуго , кого угодно убедят в серьезности происходящего. Во рту стало сухо, лошадиная порция адреналина завязала мышцы в узлы, икры обеих ног пронзила раскаленная боль. Ненавижу, патовых ситуаций, тем более ненавижу чувство беспомощности. Если солдатам, одетым в форму немецких летчиков времен второй мировой войны, взбредет в голову открыть огонь, мне останется только выйти из реальности, что повлечет мгновенную смерть Артура.
  Хорошее посмертие себе приготовил олигарх. Стало понятно, почему странный сосед, встретившийся мне на лестнице, назвал хозяина дома фашистом. Комната, переделанная в кукольный аэродром, стала реальностью. Я словно шагнул с больничной кровати в прошлое, на коротко стриженную траву. Передо мной раскинулось взлетное поле, в километре от шеренги в которой находился я и еще несколько человек в одежде русских солдат той же, что и у немцев эпохи, стояли в покое летные машины. Возле них сновали техники, возможно подготавливая самолеты к взлету, вдалеке виднелись серые приземистые здания бараков и огромные шатры ремонтных ангаров. Еще дальше, насколько хватало взгляда, возвышались сторожевые вышки, образуя четырехугольник, в центре которого в кажущемся беспорядке метались грузовики и взлетали, приземлялись самолеты. На вскидку можно было предположить и не ошибиться, что на взлетном поле дислоцировалось не меньше сотни машин. Мы же находились далеко от центра, метрах в двухстах от одной из вышек.
  Все это конечно очень познавательно, но меня больше волнуют солдаты, взявшие нас на мушку. Они выглядели не очень довольными и водили прицелами по нашим героическим фигурам. Рядом с ними четверо летчиков, в щегольских черных куртках, освобожденные от обязанности в нас целиться, курили и радостно посмеивались, кивая в нашу сторону. Периодически один или другой пытались с нами заговорить, употребляя штамп - слова из советских фильмов про войну, казалось, летчики кого-то ждут.
  Продувало сильно, но я не испытывал никого дискомфорта от погоды, терзала неопределенность, было неясно кого нужно убить, что бы выполнить обряд очищения.
  Я и еще трое товарищей по несчастью напряженно ожидали пинка судьбы. Я был третьим в шеренге. Крайний слева от меня стоял еще совсем молодой паренек, на вид лет семнадцати, не больше. Русые волосы топорщились яростным ежом, глаза напряженно следили за руками немецких солдат.
  Рядом с моим левым плечом возвышался настоящий гигант, пожалуй, дядю Степу писали с него. Великан опережал меня на голову и готов был телосложением поспорить с культуристом. Из его узкого рта вырывалось хриплое дыхание, майка и китель были испачканы кровью, не трудно было догадаться, что его долго и изобретательно били, пытаясь не столько искалечить, сколько сломить, но глаза сверкали яростно и упрямо. Гигант, так же как и я был готов броситься на врага, только он собирался умереть, а в мои планы входило вернуться.
  По правое плечо, плохо скрывая отчаяние, покачиваясь, стоял наш последний, четвертый товарищ по смерти, средних лет мужчина, с огромными вислыми усами. Было заметно, как на его тщедушное тело накатывают волны озноба и с усов капают редкие капли пота.
  Как часто бывает в жизни, пинок не день рождения, ждать себя не заставил, к уставшим маяться летчикам подъехал кубельваген , будто сшедший с фронтов второй мировой войны, хотя, о чем я думаю? Здесь действительно война.
  Шофер вылез из автомобиля и побежал, именно так с плебейским, громким дыханием, открывать дверь сидящему на заднем сидении офицеру. Штурмбанфюрер , ого СС! бойко выскочил из автомобиля и сразу направился к нам. За ним спешил еще один пассажир ехавший рядом с водителем, вполне себе славянского вида мужик в ватных штанах и телогрейке, наверно переводчик.
  Офицер остановился рядом с автоматчиками, и вяло махнул рукой, солдаты послушно опустили оружие, но смотрели так же напряженно, курившие летчики поспешно затушили сигареты и изобразили стойку смирно, получалось у них плохо. Штурмбанфюрер, поискал глазами приехавшего с ним мужика и, указывая на нас, что - то спросил:
  - Die Flieger?
  Мужик, оказавшийся, как я и предполагал переводчиком утвердительно закивал головой.
  - Ja alles vier .
  Офицер начал нас пристально разглядывать, когда дошла очередь до меня, его зомбирующий взгляд стал напряженным и на секунду испуганным, было от чего, мой ответный взор обещал ему смерть. Я еле совладал с эмоциями, что бы, не снять пистолеты и не продырявить гнилую шкуру до-демона. Штурмбанфюрер еще оставался человеком, но стремительно падал в бездну, часть его души уже была занята, пожираемая ненасытной, алчущей божественной искры, как наркоман очередной дозы в период ломки, Тьмой. Пришлось себя напомнить, что у меня здесь другая цель.
  Несколько секунд офицер решал мою судьбу, не подозревая, что решает свою. Приобретенные магические способности сигнализировали ему, что нельзя отдавать приказ убивать, этого русского летчика - опасно. Офицер, конечно, не осознавал, непосредственную угрозу ему было достаточно, что дерзкий пленный посмел взглянуть на него с гневом, что бы расстрелять врага. Но он с непроницаемым лицом, миновал меня и ткнул пальцем в соседа.
  - Kommunist?
  Солдат с обветренным, как бывает у моряков лицом, угрюмо кивнул, его усы, задержавшись, красиво повторили движение.
  Штурмбанфюрер позвал одного из летчиков, в чине обер-лойтенанта , с интересом наблюдавших за спектаклем. Мое сердце сжалось и стало биться сильнее, мощными толчками разгоняя кровь. Подошедший фриц был крепким, уже немолодым мужчиной лет так 35-40, из-под тонких бровей, смотрел уверенный взгляд битого жизнью волка, сломанный гнутый нос, красноречиво свидетельствовал о пристрастии лейтенанта. Но не это заставило мои кулаки свирепо сжиматься в предвкушении. Летчик являлся воплощенной болезнью и зеркальным отражением Еланского, объектом, который я должен уничтожить, что бы вылечить Артура и вернуться. К несчастью я не мог сразу закончить очищение, болезнь расплодилось, летчик не был единственной целью.
  Офицеры о чем-то весело договорились, и Штурмбанфюрер сказал переводчику длинную фразу, было понятно, что он приказывал толмачу перевести нам его тираду.
  - Господин офицер предлагает небольшое развлечение. Вот этот летчик, - толмач показал на улыбающегося немца, - чемпион немецкой авиации по боксу. Ему всегда хотелось сразиться с русским бойцом. Он вызывает любого из вас на бой. Тому, кто сможет продержаться пять минут будет дарована жизнь.
  Я с интересом посмотрел на воплощение болезни, с виду обычный человек и не скажешь, что его смерть поможет избавить Артура от недуга.
  - Есть всего одно правило, - продолжал переводчик, - поскольку господин лейтенант - барон, дворянин, он не может позволить, что бы какое-то русское быдло, касалось его своими грязными руками, а это значит, что вы не должны отвечать ударом на удар. Вам позволено только защищаться. Добровольцы есть?
  Наша группа невольно переглянулось, стать живой грушей никто не хотел и перспектива получить свободу, не прельщала, даже самому записному оптимисту было ясно, что живыми нас не отпустят.
  Видя наше нежелание идти на фарш, лейтенант под одобрительным взглядом Штурмбанфюрера, указал на гиганта.
  Переводчик выразительно глянул на великана, торопя, его он сказал:
  - Давай русский, снимай китель и майку, видишь господин барон уже готов.
  - Русский?! - вдруг взъярился гигант, не обращая внимания на побелевшие пальцы на курках автоматов. А ты кто сволочь? Ты же наш, чем они тебя купили предатель?
  - Затки пасть, сука! Ты мне не свой, я э-с-т-о-н-е-ц, - издевательски растягивая буквы, прошипел переводчик, и злобно показывая пальцем на великана, что-то сказал, подошедшим приятелям боксера и благодушно наблюдавшему за происходящим Штурмбанфюреру. Офицер СС кинул пару фраз эстонцу.
  - Ты согласен драться? - перевел он богатырю.
  - Передай своему хозяину предатель, что бы он пошел в жопу.
  Эстонец, морщась, сплюнул в сторону русского солдата и коротко передал его ответ.
  Все произошло мгновенно. Секунду назад рядом со мной стоял сильный, несломленный, солдат, готовый защищать свою Родину и честь до последнего вздоха. За один стук сердца живой человек прекратился в нашпигованную свинцом кучу плоти, по вялому взмаху офицера стрелки вытащили стальными осами мечты, надежды, веру в бессмертие этого могучего великана.
  Катана на спине жгла мне кожу, позвоночник взбунтовался, клинок, разрывая мою волю, ослабленную яростью, чуть не прыгнул в уже сжимающуюся руку. "Ну суки, я вам устрою и упятерю". В этот момент я поклялся, что убью до-демона, покоившегося, как куколка, под личной офицера СС.
  Мои товарищи перенесли смерть гиганта спокойно, наверно в душе они уже похоронили себя. Только паренек дернулся, когда полетели пули, усатый же, меня удивил: даже не шелохнулся.
  Несколько солдат, быстро оттащили тело, бросив его в нескольких метрах за нашими спинами.
  Боксер снова обратился к переводчику. Эстонец пристально посмотрел мне в глаза.
  - Ты будешь драться вот с эти офицером, - переводчик кивнул на обнажившегося по пояс поджарого летчика. Ты можешь только защищаться, и не дай тебе твой коммунистический бог нанести в ответ хоть один удар, сразу отправишься в свою гребенную страну советов, в виде нафаршированного свинцом трупа. Тебе ясно?
  - Вполне...
  Я молча снял гимнастерку, поздравив себя мысленно со званием капитана, затем стянул майку.
  Эстонец, угодливо улыбаясь, обратился к моему сопернику. Фриц подошел ко мне и протянул руку. Пятерня со стесанными костяшками неловко повисла в воздухе, мне пришлось отрицательно покачать головой, ручкаться со своим экзекутором и потенциальной жертвой я не собирался. Немец моментально сузил глаза и бросил на своем лающем языке фразу, суть которой, готов биться об заклад заключалась примерно следующим "теперь не жди пощады русская свинья".
  - Ты дурак парень, - зачем-то обратился ко мне переводчик. Господин барон побил самого "Коричневого Капрала ".
  - Видел я, как братья хохлы свои вареники готовят - не вкусно.
  Эстонец непонимающе уставился на меня, решив, что я не собираюсь объяснить своих слов, махнул рукой. Фриц набычился и пошел вперед, ища немигающими глазами мой взгляд. Подожди чуть-чуть родной, еще рано. Я на тебя так посмотрю, что портянки лопнут.
  Друзья боксера весело кричали, подбадривая своего товарища, солдаты все это время державшие нас на прицеле, опустили шмайсеры, им тоже было интересно посмотреть, как их чемпион сделает из русского "цацки-пецки ".
  Азарт боя приятно побежал холодными лапками по позвоночнику, в этом не было страха, так организм сигнализировал о готовности порвать любого противника.
  Барон подошел ко мне легко, уверенно в его движениях сквозила ленивая грациозность, опытного бойца. Немец спокойно провел пару джебов , прощупывая меня. Потом резко подшагнул и попытался провести кросс . Особой стратегии у меня не было, я мог убить барона в любую секунду, после чего, применяя знаки устроить геноцид на отдельно взятом аэродроме. Но существовал шанс, что какой-нибудь удачливый солдат подрежет меня нелепой очередью, или резиденты болезни, получается их как минимум двое, просто скроются и ищи их по всему сотканному миру. А время пребывания ограниченно и чем больше я нахожусь в чужом мире, тем больше будет расплата - дикая головная боль, онемение суставов, давление, возможно смерть. Так уже было: заигравшиеся, пардон, спасавшие чужую жизнь ведьмаки, слишком надолго задерживались в гостях, гоняясь за воплощениями болезни, а некоторые, оказавшись в интересном мире, просто решали "съездить в отпуск". В итоге умирали, не смотря на высокий болевой порог от болевого шока, чаще - сердечной недостаточности. Хорошо еще, что при вхождении всегда обеспечивался прямой контакт с воплощенной болезнью, иначе спасателей скоро бы не осталось.
  Я скользнул в сторону и с силой оттолкнул боксера, моя левая нога оплела его щиколотку, и боец позорно рухнул, вызвав негодование летчиков. Один из наблюдавших за представлением солдат вскинул автомат, и что-то злобно пролаял. Эсэсовец жестко осадил его, правильно условия боя нарушены не были.
  Разъяренный барон поднялся, полный желания вышибить из меня дух. Товарищи чемпиона громко подбадривали его.
  - Gib Max, zeige ihm auf !
  Я уклонился от следующего удара и прилип к лейтенанту. Помню, нас истязали этим упражнением несколько месяцев, отучая бояться ударов противника. Суть упражнения проста, как мечта импотента: тебя ставят напротив одного - трех противников (больше не имеет смысла любая группа, слабее одиночки, если только группа специально не обучена работать в тандеме) и запрещают наносить им удары, единственное что можно - толкаться. Противники в свою очередь должны отправить одиночку в нокаут, если они не добьются успеха - стоят на кулаках до конца занятий. Разумеется, стараются все, желания сачковать ни у кого не возникает. Потом упражнения чуть усложняют: заставляют обороняющегося засунуть руки за пояс, так что, "просто" отбивать удары уже не получается. Дальше нападающим дают в руки палки, а заканчивается все боевыми мечами. Единственный способ в этой передряге остаться при своих членах - слиться с соперником. Стать его рубашкой, не отступая ни на миллиметр, подныривая, сковывая, прирастая к его коже и только в самых безнадежных ситуациях толкать. Липучка далась нам тяжело из всего потока, девятнадцати пален, осталось тринадцать: троих глупо зарубили их же товарищи. Другие трое за то, что не смогли остановить движения клинков, стали полигонами , что не многим лучше смерти. Зато тренировки принесли свои плоды, как всегда. Я мог липнуть к чемпиону по боксу хоть пять, хоть сто пять минут, результат един - он не сможет достать меня. Слишком ограничен барон в технических действиях, входя в клинч, не пытается атаковать головой, когда я разрываю дистанцию, не включает ноги, хотя откуда ему знать - символу арийского мужества про каратэ и прочие прыгалки.
  На исходе пятой минуты, боксер слишком активно пошел вперед, чуть ли не зубами желая дотянуться до меня. Громко хрустнуло, обер-лойтенант, сел на пятую точку; со стороны показалось, что барон просто неосторожно налетел носом на мой лоб, мужественное лицо мгновенно потекло кровью. Автоматчики не уверенно подняли оружие. До-демон в шкуре офицера СС с интересом рассматривал окровавленного барона, постучав указательным пальцем по циферблату часов, он произнес длинную фразу. Я решил, что Штурмбанфюрер выругался. Никого, не спрашивая, я вернулся к своим товарищам по несчастью.
  - Молодец, хорошо фрица приложил, в НКВД небось навострился? - то ли спросил, то ли похвалил меня белобрысый. - Жаль, Николай не видел.
  - Гигант? - коротко спросил я.
  - Он самый. Мы с ним в одном отряде, под Витебском...
  - Заткнулись! - заорал на нас переводчик. - Свинца захотели, свиньи?
  - Как на счет моей свободы?
  - Молчать! Эстонец покрылся красными пятнами, от волнения он начал дергать себя за телогрейку. - Еще одно слово и ты присоединишься к своему товарищу.
  Переводчик скривил лицо, полагая, что так он выглядит более грозно. Маленький, злобный он походил на шавку, лающую из-под ног своего хозяина. Есть такая гнусная порода людей - паразитов, ничего не представляющих из себя в обыденной жизни, стремящаяся найти хозяина и в тени его власти распоряжаться толикой своей. Таких слуг справедливо бояться больше чем хозяев, ибо, сознавая свою ущербность, они болезненно реагируют на все, ища в действиях других людей предвзятость по отношению к себе, ничего не забывают, и жестоко мстят при любой возможности.
  Мне остро захотелось свернуть шею подонку. Я видел, как в глубине его глаз беснуется удовольствие от происходящего. Он наслаждается каждым мигом мнимого могущества, даже чувствует себя хозяином наших жизней. Ведь достаточно сказать всего одну фразу, этому тупому немцу, в глубине души эстонец ненавидел фашистов не меньше чем коммунистов, и рой свинца изрешетит русских.
  - Слушайте меня, - обратился к нам переводчик, синхронно переводя слова Штурмбанфюрера. - Господа летчики, желают дать вам шанс на жизнь. Вы сядете в трофейные самолеты, акцентирую ваше внимание, горючего будет достаточно, что бы долететь до своих, - тут эстонец позволил себе уголками губ усмехнуться. - У вас будет фора в десять минут, прежде чем асы начнут преследование. Тот, кто продержится дольше, сбит не будет, если конечно сможет показать высокий класс летного мастерства...
  - Прям и отпустите, вот он, - кивнул на меня усатый, первый раз открыв рот за все время. Голос у него оказался подстать хозяину: хриплый, как наждачная бумага, - продержался против вашего боксера пять минут, хрен вы его отпустили.
  Штурмбанфюрер, дал команду солдатам. Двое автоматчиков подошли к усатому. Один прижал дуло автомата к его голове, второй, не скрываясь, широко размахнулся и врезал кулаком в живот. Когда несчастный со вздохом сложился, немец ударил коленом в его подбородок. Усатый откинулся назад, но устоял, разбитый нос, роднил его с немецким лейтенантом - боксером, правда последнему уже стерли кровь и обработали лицо.
  - Это все? - гнусно улыбаясь спросил эстонец. - Или еще будут замечания? Если хотите отказаться, - переводчик выразительно кивнул на автоматчиков, - воля ваша. - Нет? - глумливо уточнил он. - Я так и думал.
  - Er meinen ! - указав на меня пальцем, зло пролаял барон.
  "Да я тебя тоже люблю", подумал я.
  Интересная ситуация получается, вхождение это не фантастический роман, где герои, попадая в другой мир сразу автоматом знают язык, обладают всеми необходимыми знаниями о политики и географии, или с помощью магии простым наложением рук, мгновенно обучаются управлять любым механизмом. Вхождение не дает такой возможности, все что доступно - это знание кого ликвидировать. Короче, управлять самолетом я не умел. И еще меня интересовал вопрос, кто же еще резидент болезни?
  Тем временем автоматчики погнали нас к стоящим в отдалении самолетам. Вид у моих товарищей был затравленный, паренек еще держался, подбадривая нас, а скорее себя, улыбкой, а вот усач и так довольно инфантильный, похоже, скис совсем. Обреченность в глазах сменила место самому страшному - равнодушию.
  Обернувшись, я увидел, как к летчикам подъехал грузовик, они споро погрузились в кузов, и машина поехала в сторону стоящих истребителей. Еще я отметил злые глаза барона, буравящие меня ненавидящим взглядом.
  - Тебя как звать? - спросил я белобрысого.
  - Александр, можно Сашкой.
  - Тут такое дело Александр, - я сделал паузу, словно собираясь с духом. - У меня была контузия: граната рядом разорвалась, командира и друга моего Витьку Фролова, слышал, может? - Дождавшись, отрицательного кивка, продолжил. - Отменный летчик, сейчас таких не делают, так вот Александр друзей моих на смерть, кусками кровавыми, Витька-то считай и спас, закрыл собой, а меня пара осколков задела. Один самый мерзкий застрял в позвоночнике, ноет зараза, но вырезать его нельзя - помру.
  Я специально старался дать как много больше ненужных деталей, что бы моя ложь выглядела правдоподобней.
  - Все бы ничего, терпеть можно, только память мне отшибло. Что-то помню, как зовут например, Владимир кстати, помню что летчик, а главное забыл...
  - Что именно забыл? - с интересом спросил паренек, косясь на фрицев. Немцам было не до нас, они, конвоируя пленных, сами болтали, похохатывали, некоторые закурили.
  - Да много чего... Не помню, как сюда попал, пришел в себя только в строю. Смотрю в плену, аэродром, а в голове пусто.
  - Да ну? Побожись!
  - Не вру я Сашка. И знаешь, что самое мерзкое? Я забыл, как управлять самолетом.
  Прислушивающейся к разговору усач, хмыкнул:
  - Сдается, заливаешь ты Вова.
  - А я тебя спрашивал? - в вопрос я добавил как можно больше холода.
  - Ты хочешь, - не унялся усач, - что бы мы тебя за пять минут, что нам осталось идти, научили пилотировать? Кхаа, - он разразился каркающим смехом.
  - Сашка, - проигнорировал я его. - Помоги мне пожалуйста, напомни, иначе меня сразу пристрелят, как поймут, что я не летчик...Вернее летчик, но...
  - Дурак, какая разница? Нас так и так убьют, - продолжал гнуть свою линию угрюмый.
  Действительно дурак. Стоит ли мне влезать в самолет? Ведь это западня, из которой, вырваться, даже используя Знаки, будет неимоверно трудно. Что-то подсказывает - стоит. Я так посмотрел на усача, что он споткнулся и уставился в траву.
  - Давай Александр, подсоби. Самое главное объясни, как взлететь.
  - Взлететь, - задумчиво протянул паренек. - Это можно, вот только сесть, если руки машину не вспомнят, ты точно не сможешь.
  - А мне и не надо.
  Сашка пристально посмотрел мне в глаза.
  - Хорошо, слушай сюда и запоминай, у нас не больше трех минут. Полетим мы на пятых лавочках .
  
  * * *
  - Сто девятка, Эдмуднович, - кивнул на Мессершмитт Сашка.
  - Почему?
  - Во-первых железный, во-вторых эта модификация у фашистов называется Феликсом. По последней букве "F" в названии истребителя.
  - Что ж вы его Дзержинским не обозвали?
  - Эд...мундович красивее, - улыбнулся паренек, делая ударение на второй слог.
  Германские самолеты чем-то напоминали крылатых акул, такие же тупоносые, хищные, ждущие, готовые в любой момент вспороть брюхо любому, кто осмелиться бросить им вызов. Расцветка машин казалась сумасшедшей, но на самом деле была до предела функциональной. Низ выкрашенный в голубой цвет, превращал, летающую акулу в невидимку, заметить с земли истребитель в ясный день пока он не начнет атаку, было почти невозможно, бока покрытые желтовато-ржавыми пятнами, создавали при движении эффект размытости, не давая вражеским стрелкам точно прицелиться. Грозно приподнятые вверх крылья трехколесной машины, придавали истребителю одушевленный вид, словно самолет рвался ввысь.
  Рядом с ними стояли советские самолеты. Непонятно каким образом они попали к фрицам, новенькие, ярко-зеленые не потрепанные, даже красные звезды на боках и крыльях не были закрашены. Машины выглядели несчастными, будь такое определение применимо к истребителям. Возле "лавочек" суетились техники, может, заправляли, может, наоборот инициировали поломку, что бы у нас не было никаких шансов. Хотя, какие могут быть шансы в тылу противника? Единственно, что могут сделать русские летчики - это подняться повыше и рухнуть на ангар побольше, или попытаться направить самолет на стоящие вражеские машины.
  Немецкие летчики уже расселись по кабинам, последним, окинув меня многообещающим взглядом, нырнул в Мессершмитт барон Макс.
  Офицера СС нигде не было видно, а мне очень не хотелось отпускать до-демона, наверно почувствовал, что его жизнь висит на волоске, и решил не рисковать.
  Зато эстонец был на месте. Он, медленно смакуя, курил сигарету, изредка поглядывая на нас.
   Опровергнув утверждение Штурмбанфюрера о форе, пять немецких истребителей, один за другим стали взлетать.
  К охранявшим нас солдатам, присоединилось еще десятка два человек, желающих посмотреть шоу.
  - Лететь будете строго на юг, в течение времени данной вам в фору, - несмотря в нашу сторону, сказал эстонец. - Дальше, вольны, сами выбирать маршрут. Вижу на ваших коммунистических харях, горит желание, поднять самолет и спикировать на наши головы. Имейте в виду, если кто-то решит отклониться от курса, сразу будет сбит. Так что построить из себя героя не удастся.
  Эстонец глубоко затянулся и, наконец, посмотрел на нас.
  - Вот теперь пора, - переводчик сделал пару шагов, подойдя неосмотрительно близко. - По кабинам свиньи. Удачи, как вы понимаете, я вам не желаю.
  Мне хватило секунды. Шаг ногой вперед, выпад, шаг назад и рука моя сжимает окровавленный комок. Я показываю его прямо в расширившиеся глаза эстонца, безуспешно пытающегося зажать вырванную гортань. Он пытается кричать, но только булькает. Я кидаю кусок плоти ему под ноги и смотрю, как глаза навсегда закатываются. Наконец тело падет и в напряженной тишине, я полностью готов снять знак и пистолеты.
  Все пораженно молчат, потом резко без перехода, тишина сменяется разгневанным лаем. В меня тычут стволами, но не подходят близко и, что характерно не стреляют, еще бы, шоу состоится при любой погоде.
  Сашка и Усатый, что-то пытаются мне сказать, вроде матюкаются или одобряют, но их быстро заставляют занять места в самолетах.
  Я демонстративно поднимаю руки, показывая, что вообще-то я мирный человек, с кисти срываются капли крови. Мне не верят. По ожесточенным мордам я вижу, гоп компания хочет, что бы я влез в самолет. Не вопрос господа фашисты, только как открыть стального пегаса я не знаю, Сашка не успел объяснить. Ситуация забавная, в любой момент может начаться бойня вернуться из которой мне светит мало.
  Похоже, сейчас начнется пальба, я начинаю пятиться к самолету и глупо улыбаюсь. Пожалуй, зря лица у автоматчиков становятся истовыми, испуганными.
  Слава Богу. Хоть одним вопросом из миллионов меньше. К самолету приставлена лестница и кабина открыта. Я влезаю в "лавочку", пытаясь сразу понять, где находится пуск двигателя и где на приборной панели расположен этот, чертов рычаг тяги. Снизу, что-то агрессивно орут, но мне квадрогубо наплевать. Заднице не удобно, между ног неприлично торчит джойстик, внизу расположены какие-то педали, вроде для корректировки курса. Летного шлема, разумеется, нет.
   Проходит несколько секунд, а все не могу сориентироваться. От всяких циферблатов и тумблеров рябит в глазах, их наверно достаточно, что бы управлять космическим кораблем. Некоторые приборы я узнаю: высотомер, тахометр, спидометр, показатель топлива, датчик линии горизонта, остальная мешанина циферблатов давит на меня бесконечными стрелками, символами, на секунду мое зрение изменяется и я воспринимаю все происходящее в черно-белом цвете. Это было бы страшно, если бы не было так хреново. Организм, таким образом, сигнализирует, что мое тело у постели Еланского, находится на пределе - еще не много и внутричерепное давление достигнет апогея и меня просто не станет. В глазах мигнуло - краски приобрели цвет.
  Единственное до чего я додумался это опустить крышку, или как она там называется, обратно. Все время вышло, если я сейчас не заведу двигатель, можно смело доставать пистолеты и палить хоть в белый свет, а если я не найду резидентов болезни максимум за двадцать минут, то можно стрелять в себя.
  Наконец! Невзрачный рычажок слева, заставил двигатель завестись, лопасти на носу начали вращаться, весь самолет затрясло точно родной рыдван. Я нащупал ручку тяги и плавно потянул, какое там! Самолет рванул с места, быстро набирая скорость. "Лавочка" еще сильнее началась трястись и почему-то забирать правее. Я лихорадочно вдавил левую педаль, машина по-царски медленно стала выровняться. Интересно, когда надо потянуть руль на себя?
  Самолет все разгонялся, спидометр показывал сто пятьдесят километров в час, удерживать машину прямо становилось все труднее, он как заправская, упрямая лошадь, скакал, куда ей вздумается, но только не туда, куда нужно хозяину.
  Нос начал заваливаться в низ, я испугался и потянул РУС - надо же вспомнил, как Сашка назвал джойстик, на себя. "Лавочка" напряглась, дернулась и стала подниматься в воздух, каждую секунду кренясь из стороны в сторону, пытаясь нырнуть вниз к земле. Я работал штурвалом и педалями, как подорванный. Пот катился градом, адреналин выжигал нервные клетки напалмом, хотелось визжать сразу от двух противоположенных чувств: восторга и липкого, обосновавшегося в районе пяток страха. Тем не менее, высотомер показывал триста километров.
  Насколько мне было известно из истории, японские летчики камикадзе летали вообще без кабины на высоте шестьсот километров над уровнем моря. Я же собирался подняться гораздо выше и открыть, окружавшее меня стекло, зачем? Как только самолет оторвался от земли, мне пришло знание о втором резиденте болезни, если точнее он был один - летчик боксер, который горел жаждой мести и его мессир. Человек и машина, единый сращенный организм. Уничтожить противника я мог только одним способом, две двадцати миллиметровые пушки предусмотрительно сняли, таран невозможен, во-первых, я просто технически не смогу его провести, во-вторых, немецкий летчик изначально настроен на то, что русский будет идти на сближение, и не даст такого шанса. В-третьих, даже если предположить абсолютно фантастическую вещь, что мне удастся протаранить противника, есть большая вероятность моей гибели, а это уже ни в какие ворота не лезет. Поэтому остается всего один шанс - бредовый шанс, но Мара побери, я его использую!
  Надеюсь, я лечу в правильном направлении, т.е. от базы и вверх. Не могу понять, как можно еще воевать в этих машинах, обзора никакого. Интересно, когда кончится обещанная фора, вроде пять минут уже прошло.
  Я смотрю на высотомер, ого! Прибор показывает семьсот километров, рекорд камикадзе преодолен, только вот много это или нет, не имею ни малейшего представления, в голове только бредовый план, зависящий от такого числа несвязанных факторов, что невольно становиться весело, но я уничтожу резидента и вернусь...
  Ну вот, долетался. По правое крыло молнией промчался мессир, можно даже не спорить, что это мстительный барон дождался своего часа, одна надежда, что он не будет меня просто банально сбивать - слишком просто. Такие люди склонны унизить противника, доказать свое превосходство, как говориться - Victoria nulla est, Quam quae confessos animo quoque subjugat hostes . Ничего, Макс, или как там тебя зовут, ты даже не успеешь признать себя побежденным, груз в штанах будет мешать.
  Барон тем временем развернулся и поднырнул под мою лавочку, летя строго под брюхом моего самолета. Маневр понятен даже такому профану как я, хочет расстрелять меня снизу, в тоже время, даруя минимальный шанс на таран.
  Пришло время снимать первый знак. Кожу на спине рвет огнем, и в тоже мгновение я пробиваю кабину вытащенным из спины мечом. Активизированный знак создает вокруг меня силовой купол, способный выдержать прямое попадание реактивного снаряда, а уж задержать воздух и тем паче. Знак обладает еще одним прекрасным свойством, на несколько секунд, замедляет время в радиусе километра, поэтому я спокойно вылезаю на нос лавочки и пикирую на застывшую внизу сто девятку.
  Я промахиваюсь, вместо того, что бы пробить кабину и пригвоздить летчика к креслу, катана, как в масло входит в крыло истребителя, титановый клинок изменил свойства и намертво сросся с железной плотью самолета. Моя лавочка, потеряв управление, вошла в штопор и носом унеслась к земле, мигнув мне напоследок звездой.
  Времени провожать ее, не было. Знак теряет силу. На скорости около трехсот километров в час я, вцепившись в рукоятку меча, несусь в потоках воздуха, ударяясь ногами об обшивку. Ветер лишь немного смягченный знаком, каждую секунду наносит миллиарды ударов, по резко остывающему телу, холод стоит страшный, глаза заволакивает пелена слез и сгустившегося воздуха. Сквозь стекло кабины я вижу перекошенное лицо летчика. Глаза комично, округлились, челюсть съехала, куда-то в сторону. Зрелище, блин, невероятное, еще бы! На крыле его самолета русский, с самурайским мечем, пробившим крыло, держится под убийственным потоком воздуха и не собирается падать. Летчик помотал головой, я бы помахал ему, но все мои усилия сконцентрированы на мече, я молюсь, что бы цука выдержала и даже не представляю, как освободить руку, что бы снять пистолет. Наконец, до лейтенанта доходит, что я не результат, выкуренной перед вылетом сигаретки с трофейной травкой, на секунду его лицо приобретает мечтательное выражение, готов поспорить барон мысленно рассказывает своим будущим внукам о сумасшедшем русском, невесть каким чудом, оказавшимся на крыле его самолета. Он даже сбрасывает скорость до предельно минимальной допустимой, что бы мне было легче держаться, вряд ли его интересует мое удобство, наверно хочет насладиться не бывалым моментом. Ну надо же у него в кабине фотоаппарат! Барон поднимает оптического монстра и фотографирует мои финальные попытки удержаться. Ни хрена ты не расскажешь ас, причем не летный, а просто Ass !
  Летчик, наконец, соображает, что застрявший в крыле клинок не самый лучший сосед для боевой машины. Барон, судя по губам, ругается и бросает на меня злобный взгляд. Наверно показатель топлива показывает потерю, кажется именно в крыле запас, впрочем, сейчас мне не важно, что там стряслось у барона. Я уже не могу держаться, руки дрожат, кожа превратилась в пергаментную маску, не уверен, что смогу попасть даже в молоко из станкового пулемета. Более идиотской затеи в жизни я еще не предпринимал, лейтенант похоже согласен, он крутит пальцем у виска летного шлема и явно собирается сделать какую-нибудь пакость, лучшего момента уже не дождаться.
  Я выпускаю рукоятку катаны, одновременно в моих руках оказываются револьверы. Знак потерял силу. Я взмываю, как мне кажется вверх, находясь визуально выше самолета. Мессир удаляется от меня с постоянно наращиваемой скоростью, стремясь на экстренную посадку, поэтому, когда я открываю пальбу, расстояние до истребителя никак не меньше ста метров и продолжает увеличиваться, ничего прицельный радиус поражения моих машинок двести, поэтому у меня есть ровно две секунды, что бы поразить самолет. Выстрелов конечно не слышно, я успеваю пять раз нажать на спуск прежде чем Мессир выходит из зоны поражения, но я все равно достреливаю оставшиеся патроны и автоматически меняю магазины. Вопреки моим ожиданиям самолет не взрывается и продолжает пикировать к земле, не ужели опять промахнулся?
   Ощущение свободного падения охватывает меня, земля неспешно двигается мне на встречу, готовая принять меня в свое лоно. "Подожди родная", - шепчу я ей про себя, мне еще падать и падать. В ушах стоит свист, даже не знаю, с какой скоростью я сейчас подтверждаю закон всемирного тяготения. Все чувства сходят на нет. Остается только понимание, насколько прекрасна Земля в любых ее ипостасях.
  В небе снуют самолеты, но я не могу понять, сбили моих несчастных товарищей или нет, да мне это и не важно, я полностью охвачен апатией, и практически безразлично на уровне подсознания, фиксирую далекий взрыв. Все-таки попал. Сил не остается даже на то, что бы поднять полусогнутый локоть в интернациональном приветствии. Я несусь к земле со скоростью гоночного болида, но не спешу покидать пространство Артура, оцепенение, охватившее меня становиться все более, обволакивающим, затягивающим в сонные сети, это притом, что мое тело падает, наращивая скорость. Образовавшаяся, когда я летел, вцепившись в рукоять меча, корочка льда на бровях и голове давно растаяла, внизу все отчетливей стали проступать очертания построек, самолетов, кажется, я начал различать даже фигурки людей. Картина внезапно врезалась мне в голову, намертво отпечатавшись в памяти, при необходимости я со стопроцентной уверенностью смогу воссоздать изображение летного лагеря, с предельной детализацией и даже с расположением людей.
   Когда до земли становится совсем близко, так, что видно, как ближайший часовой на вышке наводит на меня автомат, я бессмысленно стреляю с двух рук, и тут же медальон обжигает шею напалмом, рвет кожу, остужая сонные мозги. Я осознаю "очищение". Почти касаясь ступнями земли, я выхожу из пространства.
  
  * * *
  Я вывалился из его души, словно карп на раскаленную сковородку, все еще лихорадочно давя на спусковые крючки револьверов, мозги пылают, в левый глаз вонзается ржавая пила и рвет, рвет голову на миллионы терзающих меня частей. Желудок прыгает к горлу при каждом вздохе, я не сдерживаюсь и вырываю желчью прямо в раскрывающиеся глаза Артура. Еланский попытался слабо запротестовать, еще не понимая, что болезнь оставила его, и он спасен..., спасен ли? Я прикладываю палец к своим губам и предостерегающе качаю головой, в этот момент сознание на миг гаснет, как в старых телевизорах, когда на черном экране, остается одна светлая медленно тускнеющая точка. Я еще несколько раз безуспешно кашляю. Печень взбунтовалась, и горло исторгло пару черных комков. Полегчало. Артур не стал искушать судьбу, он был, еще слишком слаб, что бы даже вытереть себе лицо. Благоразумно закрыв глаза, олигарх покорно начал ждать финала. Такое понимание меня умилило, не надолго. Пила в глазу превратилась в метровую спицу, по которой пускали электрический ток.
  Мне срочно нужен был укол, снимающий небольшой побочный эффект вхождения: повышенное артериальное давление. Я медленно поднимаюсь, ноги легкие, как вата и кажется, стоит сделать шаг, воспарю над полом. Дверь, ведущая из импровизированной операционной, издевается, убегает, дверная ручка мерзко смеется, каждый раз, как моя рука хватает ее и выскальзывает из пальцев. Дело совсем плохо: зрительные галлюцинации констатировали необратимые нарушения в деятельности сердца, вдобавок левая рука начала быстро неметь. За какие-то десять секунд, что я боролся с дверной ручкой, холод с мизинца докатился до плеча. Там его экспансия на время прекратилась, но пройдет еще пять минут и холод пойдет дальше, что бы сковать пораженное сердце льдом. Еще один подлый побочный эффект, эликсиры не действуют на организм два три дня после вхождения. Умираю...
  Дверь поддалась. В соседней комнате, собралась вся компания, обвешанная оружием, как Брежнев орденами. Более десяти стволов следили за моим телом, еще не много и оружие им не понадобиться. Без особого удивления, я увидел руку Вольфа, унизанную крупными бриллиантами, надо же, как "Вальтер" удачно сочетается с Mitsubishi .
  Ашот стоит рядом со своим новым хозяином, взгляд напряженный, топориный: рубит меня концентрацией ненависти. Жри сам. Я возвращаю ему "положительный" заряд, сработав, ментальным зеркалом. Предатель дергается, взгляд становиться обиженным, потерянным. На несколько минут Ашот уходит в себя, пытаясь вырваться из капкана, сотканного из его же чувств. Что ж нож ему по горлу в помощь. Главное сейчас предатель не способен нажать на курок "Бизона" , пляшущего в его руках. Охранники напряженно смотрят на командира, занятого удержанием своих соплей в носу. Я привлекаю их внимание, очередным сгустком выхарканной печени. Полуолигарх удивленно смотрит на мое искаженное мукой лицо. Мой ответный взгляд также красноречив: на шее Рубинштейна пламенеет душный след, галстука разумеется нет.
  - Что с Еланским?
  Я предпочитаю не заметить его вопроса. Вольф кивает одному из охранников, тот огибает меня по дуге и рысит в операционную, спустя секунду доноситься его пораженный крик. Охранник остается с вернувшимся с того света Еланским. Отлично минус один.
  - Значит, жив, - констатирует полуолигарх и с ненавистью тычет в меня пушкой. - Как ты это сделал? Все врачи утверждали, что эта сволочь должна загнуться со дня на день и даже дьявол не мог бы спасти Артура. При всех своих миллионах мой компаньон не смог купить себе жизнь. Впрочем, это не важно. Ты сильно оскорбил меня, посмев поднять руку на человека гораздо выше стоящего чем ты. Как озлобленная собака ты гавкнул на Хозяина, забыв, что он держит твою поганую жизнь в своих руках. Но тебе повезло, я отходчив. Никто не режет курицу, несущую золотые яйца, даже если она клюется. Предлагаю списать твою ошибку на молодость и отсутствие опыта. В качестве штрафа, ты будешь работать на меня. В мире полно денежных мешков, готовых выложить все свои деньги только ради того, что бы еще немного попортить воздух. С моими связями...
  Я перебиваю его, потому что чувствую, как медленно онемение вытесняет жизнь из моего тела, голова болит так сильно, что уже не могу представить существования без кола в голове.
  - Магнезию принесли?
  Вольф противно корчит губы и бросает нервный взгляд на безразличного ко всему Ашота.
  - Зачем она тебе?
  - Какой информативный у нас получается диалог, вы не находите? Одни вопросы.
  Загнусь, прям вот сейчас. Смысла тянуть, больше нет. Я впиваюсь зубами в свое левое запястье, краем глаза замечаю, как вытягиваются лица у всех присутствующих - плевать. Боли почти не чувствую, гигантскую наковальню в голове так просто не победить. Тьфу, солоно. Я быстро отсасываю свою кровь и выплевываю ее на ковер.
  - Ты псих ненормальный, я тебя башку снесу, придурок!
  Это Вольф старается, ничего пока говорит, я жив. С потерей крови начинает проясняться в мозгах, давление немного падает, я все еще скреплю зубами от боли, но уже боеспособен. Перестарался, как бы не было перегрызено сухожилие, кисть двигается с трудом. Потом, все потом, сейчас нервы у моих визави не выдержат, и начнется пальба. Они не опасны пятеро охранников и захмелевший от вседозволенности Вольф. Единственный достойный противник Ашот выведен еще минимум на пару минут, в кармане его брюк, я уверен, найдется шприц и ампулы с карамагнезином.
  Все, запястье перестало слушаться, зато холод выпустил из своего плена плечо. Сердце стонало, но прижавшая его сто килограммовая плита, уступила место пудовой гире.
  
  * * *
  Дальше ветер, закрутил немилосердным танцем смазывающиеся пешки людей. Фигура с сочащейся из раны кровью прыгнула вперед и вправо, сбивая стрелкам прицел. Успел рявкнуть "Вальтер", прежде чем крепко сжимавшая его рука безвольно опрокинулась на мягкий, звукопоглощающий ковер. Хозяин оружия несколько секунд судорожно пытался вставить перебитое адамово яблоко, уходя с каждой попыткой вдоха в свой творимый подсознанием мир. Он еще не успел умереть, а призрак раскидал охранников, как ватные мешки. От размытых ударов люди взмывали в гудящий воздух и на секунду замирали, прежде чем сбить телом встречную мебель или впечататься с силой в пол.
  Из операционной выбежал охранник, привлеченный шумом. Призрак, не глядя, ушел с линии выстрела и сделал на одной руке рандат точно в голову бойцу, тот влетел обратно в операционную, круша телом дорогостоящее оборудование.
  С начала схватки не прошло и тридцати секунд, а шесть изломанных тел валялись в разных углах разгромленной комнаты. Пятеро из них были живы и имели шанс не стать инвалидами при своевременной помощи. Шестой умирал, краем ускользающего сознания он успел заметить, как его последний миньен вскидывает автомат, выходя из странного оцепенения. Пули медленно летят в сторону призрачной фигуры, жужжа точно рой разгневанных пчел.
  
  * * *
  Ашот очнулся резко. Пот градом катился с его напряженного тела, застилая глаза, но мозг мгновенно включился в боевой режим, оценивая ситуацию. На вскидку он дал очередь из "бизона" в постоянно перемещающееся чудовище. Страх перед ним ушел, осталось только желание красиво сработать. Монстр нечеловечески изогнулся, пропуская пули, и прыгнул на Ашота. Ангельски спокойное лицо, летело прямо на кавказца, Ашот почти в упор выпустил заряд свинца, он мог поклясться, что не промахнулся, но пули бессильно пронзили дорогостоящую мебель, застряв в толстых стенах, а призрачная фигура исчезла, точно кто-то выключил на миг свет, а потом снова включил. И сзади только запоздалый свист рассекаемого воздуха, руки сильные и неумолимые сжимают шею в захвате "дернешься - убью"; голос эмоциональный не безликий с тембром, отсекающим желание мыслить, спрашивает:
  - Кто тебе ставил щит от Гоших Ашот? Не бойся, говори, я разрешаю ответить.
  Все сказать, все! Лишь бы тиски отпустили, лишь бы не слышать это голос никогда!
  - Какой щит? - голос телохранителя слабый хриплый, железные ломы рук продолжают давить на подбородок, сжимать шею, контролировать кислород, забытый автомат вываливается из ставших чужими рук.
  - Вспоминай, Ашот, твой шрам...
  - Нет!!!
  Рука предателя отчаянно тянется к внутреннему карману пиджака, будто там покоится последний шанс на искупление, но не успевает. Тело телохранителя бешено дергается, шея ломается с сухим треском, будто вязанка сухого хвороста. Ашот медленно заваливается на пол, накрывая телом, брошенный "Бизон".
  Фигура стоит над трупом несколько секунд, потом со стоном оседает рядом с телохранителем. Кровь из запястья льет ручьем, пачкая Ашота, пока его убийца роется по карманам жертвы. Обойма, связка ключей, кусок сложенной бумаги, старая черно-белая фотография - не то. Фигура ищет не то. Наконец, то ли вой, то ли рык вырывается из горла мужчины, еще совсем недавно бывшего призрачным убийцей, во внутреннем кармане Ашота шприц и ампулы. Часть из них разбита, но две целы. Мужчина быстро профессионально наполняет шприц, не морщась, он вонзает его в кровоточащую рану.
  
  * * *
  Медленно прихожу в себя. Голова готова покинуть неудобные плечи, сетуя, словно сварливая жена на мужа алкоголика. Но мне хорошо, холод уходит из тела, я больше не умираю. Только кровоточащее запястье причиняет неудобство, я смотрю на нехилую лужу миллилитров в двести, натекшую пока я изображал умирающего. Еще наверно столько же пролилось во время скоротечной схватки, вот откуда непонятная слабость во всем теле, а я уже грешным делом стал сетовать на нервы. Все довольно, пора заканчивать с этими месячными. Я иду в операционную, не обращая никакого внимания на ошарашенного олигарха, ищу бинт, как ни странно он находится в одном из шкафчиков. Отлично, крепко бинтую запястье, теперь можно говорить.
  - Ты меня слышишь Артур? - конечно, он меня слышит, но надо как-то начать.
  Олигарх мигает слезящимися глазами. Не прошло и пол часа, а он уже идет на поправку, бледность на его лице почти сдалась, уступая место здоровому румянцу. Он уже вполне может разговаривать, хотя час назад, не смог бы даже пошевелить губами. Так и должно быть.
  - Да, - голос финансиста слабый, неуверенный.
  Еланский лежит на кровати словно приговоренный, он и был приговоренным, еще пятнадцать лет назад. Я молча склоняюсь над ним и заглядываю в синие глаза. Олигарх - крепкий орешек не кричит и даже не делает попытки отвернуться, лихорадочно блестящие зрачки наполняются слезами. Странно, мне всегда становится жалко подонков, принимающих смерть от моих рук. Иногда я воспринимаю их эмоции как свои и невольно копирую, вот и сейчас уже мои глаза стали набухать влагой. Любопытное это наверно было зрелище со стороны: палач и жертва, скрепленные одними эмоциями. Слеза капает из моего глаза, попав на сетчатку, она растворяется в зрачке олигарха. Еланский дергается и наш контакт прерывается.
  - Ты не убьешь меня.
  Браво! Мысленно аплодирую я, попал прямо в точку, потрясающая интуиция для человека.
  Олигарх смотрит с вызовом, секундная слабость покинула его. Ложно истолковав, мои эмоции он решил, что сможет запугать, уговорить, купить, сломать - не важно как, заставить склонившегося над ним человека - меня, выполнить свой приказ. Блестящий управленец, а иначе и быть не могло, Еланский мог одним правильным словом, порой даже интонацией, заставить собеседника ошибиться, запутаться или настолько обаять, что обработанный клиент, сам загонял себя в ловушку. Выполняя все требования олигарха, пешка (как называл Еланский своих жертв) искренне считала, что действует себе на пользу, а на самом деле, выполняет очередной многоходовой план гения финансов.
  Олигарх впился в меня не просто взглядом, а своей волей, которая позволила ему не зачахнуть в одно мгновение от болезни способной сломить человека послабее духом и выжить, дождавшись фантастического спасения.
  - Ты не убьешь меня, потому что никто не убьет свое светлое будущее, в котором есть все: шикарные машины и дорогие женщины, яхты, замки, уважение, - видя, как невольно морщиться мое лицо, знаток психологии мгновенно переключился, ни на секунду не сбившись с тона. - Есть возможность помогать своим близким, обеспечить их не просто материальными ценностями - опорой, уверенностью. Ты вправе взять все это, ты заслужил, ты уже имеешь это все, бери, протяни руку!
  Олигарх с усилием приподнялся и протянул кисть для рукопожатия.
  Звук оказался сухим, бесцветным, я сломал его руку в локте, с интересом наблюдая, как сначала понимание, а потом уже боль, заполняет его мозг.
  - Нет! - закричал Еланский, не веря в происходящее. Простыня в районе его паха стала мокрой, запахло терпкой мочой с примесью лекарств. - Нет! Я заплатил твоим хозяевам, что бы ты излечил меня, мы партнеры, ты не смеешь...
  Я сломал несколько зубов, исключительно для того, что бы он заткнулся, впихивая трофейный пистолет в его рот.
  - Жить хочешь? Если да моргни.
  Еланский часто заморгал, точно героиня песни: хлопай ресницами и взлетай. Не улетит...
  - Мне нужно знать, кто ставил тебе и Ашоту щит от Гоших, ответишь - будешь жить.
  Вранье мне далось легко, я в любом случае не собирался оставлять Артура в живых. По округлившимся глазам приговоренного я понял, что он не имеет понятия, о чем я ему толкую.
  - Можешь не отвечать, - прервал я его мычание, удобнее перехватывая пистолет. Еланский болезненно дернулся и тут же испугано затих, дуло во рту - это мечта только киношных гоморастов, а в реальной жизни хорошее слабительное средство.
  - Попробуй напрячь память. Лет пятнадцать назад твой покойный телохранитель, кстати, ты в курсе, что он тебя продал Вольфу? Так вот коньяк назад Ашот по твоему приказу расселял этот дом, хорошо расселял без лишнего шума. Все жильцы остались довольны. Кроме одного...одной, не помнишь?
  Я вытащил из окровавленных губ Артура ствол. Фашист сильно сдал и стал похожим на себя до моего оперативного вмешательства.
  - Что вам надо? - слабо, шепелявя, произнес приговоренный. Я проигнорировал его вопрос.
  - Ашот рассказал тебе о странном поведении одной старушки, но ты не придал этому значения. Посоветовал ему меньше сидеть на наркоте. Вспоминаешь?
  Еланский неуверенно кивнул.
  - Задолжала старушка тебе проценты, да не одна она, зато теперь ты все получишь сторицей.
  - Какие проценты, что за бред вы несете? - вяло спросил Артур.
  - Годовые...
  Я закрыл глаза, но все равно видел, как успело исказиться лицо Еланского, как летели пули нехотя, вязко, застывая в воздухе, давая приговоренному, осознать их вороненый блеск, четыре пурпурные розы расцвели на теле олигарха. Запах пороха смешался с запахом крови, создавая пьянящий аромат смерти.
   - Не будет тебе земля пухом Артур, не будет... Оммен!
  Я вернулся в гостиную, тщательно стер отпечатки и вложил пистолет в руку Ашота. Хотелось зарычать волком. Я не люблю убивать людей, не умею. Честнее сказать знаний хватает, а вот отключить эмоции не могу, рву себя каждый раз, точно сам погибаю от своей руки. И очень легко найти оправдание, даже не надо напрягаться, достаточно мимолетно взглянуть на биографию олигарха, любой из эпизодов суть абсолютное зло, взять хотя бы случай с закупленными не апробированными вакцинами, от которых развивались онкологические заболевания, и уничтожался иммунитет. Но Еланского это не остановило, не говоря уже о нелюдях в Минздраве и смертимологов, делающих убийственные прививки младенцам, капитал олигарха вырос на десять миллионов долларов. И это капля в океане, таких эпизодов, ставящих его на один пьедестал с тварями в человеческом обличье не один десяток. Но ни один монстр не погубил столько людей, сколько бизнес Артура. И все же, все же я убил его не потому что он был хуже демона, это очень страшно, когда такое зло творит человек, я убил его потому что мне было так выгодно - долг гоших козырной туз в игре со смертью. Поэтому я чувствовал себе таким же подонком как и он.
  Уходя, я зашел в комнату - макет, что-то притянуло на игрушечный аэродром с неимоверной силой. Застыв на пороге, я от удивления открыл рот. В комнате как будто произошла своя маленькая война. Некоторые игрушечные самолеты были растерзаны, часть деталей казалось, обгорела, солдатики, вырезанные с особым тщанием, валялись в кажущемся беспорядке. Намертво, я запомнил намертво, сфотографировал на подсознание картину представшего передо мной летного поля, когда летел к земле. И сейчас я ясно видел, что макет, насколько это, возможно, повторяет результат моего вхождения. По спине побежали льдинки, стало неуютно. Я поспешил из дома, даже не пытаясь понять происходящее - а стоило бы. Много странного в этом задании, которое я получил от мастера, запашком отдает. Масса вопросов накопилась, ответы на которые, если и есть, то меня абсолютно не устраивают. Кто ставил щит? Как вхождение могло отразиться на комнате в реальном мире? И какого черта Артур говорил о моих хозяевах? Дело не в том, что это звучит обидно - у меня нет хозяев, хотя может кто-то считает иначе, просто, откуда Еланский знал, что я не одиночка? Эта информация не секретная, она смертельная, прежде всего для нашей организации. Поторопился я его убивать, все проклятая усталость.
  
  * * *
  Бабка все также сидела на скамейке. Молодые, не по-старчески ясные глаза неотрывно смотрели на качающуюся листву, зелень колыхалась изумрудным потоком, безуспешно борясь с разлитым в атмосфере ядом. Воздух города был отравлен, инфраструктура не была рассчитана на такой огромный поток людей, с каждым годом количество москвичей неуклонно росло, а деревьев и парковых зон становилось все меньше. Нужна была земля, что бы возводить дешевые мертвые коробки домов и деревья беспощадно уничтожались; духотой и болезнями дышали люди. Листья впитывали гадость, разлитую в атмосфере и как могли, очищали тяжелый воздух.
  В городе почти все деревья болели. Бабка ясно видела, как несчастное дерево изо всех сил пытается выстоять перед потоком нечистот, но безнадежно проигрывает, начинает изменяться, мутировать и в итоге станет таким же ядовитым "нечто", внося свой отравляющий вклад в город. Бабка сама, когда-то изменилась, сбежала из леса, что бы выжить. Выжила? Она не могла ответить. Она изменилась и существовала, но жила ли?
  Но пока еще можно было вычленить легкий и такой печально прощающийся, сладкий аромат леса, от которого легкие наполнялись свежесть, а больная тяжелая голова, становилась звонко легкой.
  Шаги ведьмака бабка услышала задолго до его появления. Земля возмущалась, под его поступью, невидимая ни для простых людей, ни для ведьмаков, аура загрязненная свежей кровью, отпугивала невидимые силы, сотрясала и возмущала потоки, крича каждому посвященному на сотни километров вперед - идет убийца.
  Знающий и мудрый по этим шагам, мог определить многое. Бабка была знающей и достаточно мудрой, что бы, не читать письмена судьбы.
  Они долго молчали. Изможденный ведьмак и старый леший. Невольные союзники, один марионетка в руках чудовищ, другой раб новой жизни, уничтожающей и пожирающий само себя - человека. Старушка знала, ведьмак выполнил обещание, Еланский мертв. Но слово должно быть сказано, что бы закрыть один долг и открыть другой.
  - Я сдержал слово, - Геральт устало упал на скамейку. Лицо ведьмака плыло, действие эликсира закончилось и сквозь сальные черты пресыщенного жизнью толстяка, начал проступать волчий оскал беспощадного убийцы. Гоший невольно отшатнулся, в голове сразу пронеслись воспоминания памяти крови о годах чудовищного геноцида, когда орден ведьмаков, возглавляемый одним из бывших иерархов церкви, вырезал всех разумных существ, враждебных, лояльных и даже изначально дружелюбных к человеку.
  - Ты все сделал так, как мы просили? - подавив дрожь, спросила старушка.
  - К чему спрашивать? Еланский мертв, перед смертью он услышал, за что его убивают, но понял? Вряд ли...
  - Было трудно? - гоший кивнул на левую руку ведьмака. Бинт намок, кровь просачивалась сквозь ткань, но кисть сжимала какую-то фотографию.
  - Нормально, - ведьмак немного помолчал и вдруг коротко зло рассмеялся, а потом зачем-то повторил,- нормально. - Возьми, - вдруг без всякого перехода сказал он и протянул снимок.
   Старушка с интересом взяла фотографию и окаменела. Морщинистое лицо задергалась, стараясь удержать слезы, но куда там, два маленьких ручейка смогли найти свой соленый путь. - Доченька! - одними губами произнес Гоший.
  Геральт отвернулся, против воли он испытывал чувство неловкости, так бывает, когда понимаешь, что родители тоже хотят побыть наедине, а белокурое создание, которое долго и упорно обожаешь на расстоянии, даже не лелея мечту о, не дай бог упаси какой близости, оказывается, тоже ходит в сортир, и ругается матом.
  - Долг на нас..., - нашел в себе силы произнести бывший повелитель леса. - Мы выполним клятву. Где бы, ты не был, достаточно призвать любого гошего или лешего.
  - Я уверен, что вы храните честь. - Ведьмак с трудом поднялся. - Прощай гоший.
  - До свидания ведьмак. Мы с тобой еще обязательно встретимся.
  - Не хотелось бы, - проворчал Геральт. - Но сдается мне ты прав.
  * * *
  Осталось самое неприятное: надо позвонить мастеру, втравившему меня в это дело, и объяснить, почему я зарезал овцу несущую золотую шерсть. Трубка мобильного телефона жгла кровоточащую ладонь. Голова была кристально ясной, но эта холодная свежесть смыла все мысли, любое умственное усилие вызывало резь в глазах и острый приступ боли, но звонить все равно придется и лучше раньше. Я несколько раз с силой потянул мочку левого уха, звон в голове немного притупился. С силой, выдохнув воздух, я набрал номер.
  Куратор поднял трубку, сразу уронив на меня огромный груз молчания. В трубке повисла ожидающая тишина. Если вдуматься у молчания есть тысячи оттенков, даже у незримого, когда ты не видишь собеседника, вот как сейчас по телефону. Молчание бывает напряженным, злым, пораженным, предвкушающим - это было ожидающим.
  По свалившейся на меня тишине я понял - он знает, и это очень плохой признак, однако куратор решил играть до конца. Голос глубокий не бесцветно отвлеченный, а напротив мощный напористый наполненный тысячами оттенков сразу задал неприятный вопрос.
  - Что с Еланским?
  - Ничего, - твердо ответил я, испытывая всем знакомую неловкость полуправды полулжи. Куратор протянул неопределенное "так" и снова замолчал, предоставив мне скорбное право объясняться без его штурмующих вопросов, что еще хуже. По его словам, я бы хотя бы мог понять, что и как говорить. Пауза затянулась, к горлу подступил не приятный ком и грозил выскочить наружу.
  - Я сейчас положу трубку, - спокойно проговорил куратор, но оттенок его голоса не обещал ничего хорошего. Внезапно я разозлился, меня, словно подбросила горячая волна гнева. Дальше я говорил четко и ясно без лишних пауз, паутинка лжи складывалась в четкую осязаемую картину предельно похожую на правду.
  - Извините, Василий Генрихович, я очень устал, несколько ранений, напряженная миссия очищения голова совсем не варит. - Я сделал паузу, давая возможность куратору поинтересоваться моим состоянием, но он проигнорировал мою деликатность, подгоняя меня перейти к главному. - Я выполнил задание, вошел в мир, творимый его подсознанием, и уничтожил резидента. Это был интересный опыт, Еланский оказался помешанным на Люфтваффе. В его мире шел аналог второй мировой войны, мне пришлось...
   - Значит, не о чем беспокоится? - перебил меня куратор, уже не скрывая нетерпения. А ведь он прекрасно знает, что олигарх мертв, единственное, что ему неизвестно как Еланский погиб. - Артур здоров?
  - Когда его убили, был почти "на ногах", - подтвердил я, до боли прижимая трубку к уху.
  - Я слушаю тебя, - нахмуренно произнес куратор.
  - У нашего покойного олигарха, есть один старый партнер...
  - Рубенштйен? - опять перебил меня шеф, нарочито показывая свою частичную осведомленность. - Ты хочешь сказать, что это он убил Еланского?
  - Да Василий Генрихович, это случилось на моих глазах.
  - Почему?
  - Мне кажется это очевидно, Рубенштейн больше всех был заинтересован в легальной смерти партнера, поскольку согласно уставу их совместного банка и ряда других предприятий, в случае ненасильственной смерти одного из партнеров все активы переходят оставшемуся совладельцу, он даже попытался подкупить меня, когда это не удалось - убить.
  - Я тебя не спрашиваю, почему Рубенштейн хотел избавиться от друга, если тебе очевидны мотивы Вольфа, то поверь, мне они уж тем более ясны, я спрашиваю, почему ты допустил смерть нашего человека?
  - Простите, мастер, это для меня новость! Хочу напомнить, что я не был информирован должным образом, - позволил я шпильку и подпустил в голос гневные рычащие интонации. - Никто не удосужился сообщить, что вор и убийца Еланский наш человек! Кроме того, как я уже заметил, меня пытались убить, никакой реальной возможности спасти олигарха у меня не было. Разумеется, я сделал все возможное, что бы предотвратить его гибель, но среди телохранителей Артура оказался предатель - начальник СБ, доверенное лицо Еланского, он и убрал своего бывшего шефа, пока я разбирался с другими боевиками.
  - Значит вор и убийца? - выслушав меня, произнес куратор. - С каких это пор ты стал моралистом мальчик? На твоих руках крови больше чем десятка таких Артуров. Ты облажался Геральт. Артур был нужен нам, его деньги, а главное связи могли спасти тысячи людей...
  - Принцип меньшего зла? - теперь шефа перебил я, задав вопрос как можно более издевательским тоном. Страх куда-то исчез, осталась только тупая боль и злость.
  - Нет, мальчик, - казалось, куратор не обратил на мой тон никакого внимания. - Романтики утверждают, что вся жизнь выбор между добром и злом, те, кто считают себя реалистами, а на самом деле те же опущенные жизнью романтики начитавшись глупых сказок, с такой грустной блядской печалью в глазах говорят, что мы выбираем только между злом и большим злом. Тебе тридцать лет Геральт и пора уже знать, что добро и зло все лишь слова, причем тождественные, между ними всегда можно поставить знак равенства. Я не собираюсь выслушивать твои софистские возражения, - повысил тон куратор, когда я попытался ответить ему. - Ты провалил задание Геральт. Вопрос о твоем наказании обсудим в офисе завтра, сейчас хорошенько подумай, попытайся вспомнить, представить себе прошедшие события, утрой свои усилия, что-нибудь еще в этом вхождении было необычным, странным может непонятным?
  Не зря Василий Генрихович возглавлял Российский клан ведьмаков, блестящие аналитические способности и нечеловеческая интуиция, колоссальный опыт, накопленный почти тысячелетием насыщенных поединками жизни, позволял ему тонко чувствовать настроение собеседника, улавливать по малейшему вздоху эмоции, почти читать мысли, даже без непосредственного контакта, только по одному голосу. Малейшая вибрация в голосе могла сказать ему о человеке почти столько же, что и замечательное трио старушек у любого подъезда, готовое поделиться всей сокровенной информацией о любимых соседях. Вся словесная шелуха про добро и зло, которой он опутывал собеседника, являлась лишь отвлекающим маневром, позволяющим запутать разум, переключить его внимание и спокойно отдать команду, действующую, как сыворотка правды. Выделенные специальным образом буквы, давили на подсознание человека, заставляли, не задумываясь выложить все свои потаенные мысли. Единственное неудобство время активного действия формулы правды: не дольше минуты, на подготовленного к таким воздействиям ведьмака.
  Я понял, что сейчас сделал со мной куратор. Голова и так раскалывающаяся от последствий вхождения, превратилась в кубик-рубик, жадные руки ломали мою волю, вытягивая из меня смертельную правду. Но говорить про гоших куратору нельзя. Хотя бы потому, что я начал догадываться, кто ставил Еланскому щит.
  - Каждое вхождение необычно, - мертвым голосом ответил я, мучительно сопротивляясь воздействию вопроса.
  - Чем же это отличалось от остальных?
  - Многим...
  - Хорошо, как умер Еланский?
  - Его убили...
  Я понял, что следующий вопрос будет для меня смертельным. Правая рука нашарила шприц с эликсиром, боль от укола не могла принести ничего нового в мои ощущения, горячая волна пробежала по всему телу, сметая на своем пути боль и неуверенность, актуальность правдиво отвечать на вопросы куратора, исчезла, оставив только чувство гадливости. Я старался не думать чем придется оправдывать применение эликсира, токсины которого выводятся триста дней, а стоимость изготовления чуть более стоимости однокомнатной квартиры в центре Москвы.
  - Кто убил Еланского?
  - Ашот, начальник службы безопасности.
  - Ты пытался спасти Еланского?
  - Да...
  - Жаль, что ты не смог предотвратить смерть Артура, - задумчиво процедил куратор. - Ладно, Геральт будем считать, что пока мы это тему закрыли. Завтра жду...
  В трубке раздались многообещающие гудки. Кровь остановилась, тело перестало ломить, усталость сбежала под действием эликсира, но меня трясло. Вывернулся! Теперь только бы добраться до дома и отлежаться, действие мутагена пройдет и через тридцать минут меня ждет жутчайший откат. Ненавижу эликсиры!
  Сейчас мне не хотелось думать о том, что будет завтра, разговор с главой ордена вымотал меня больше чем вся миссия. Но мысли отказывались подчиняться, постоянно сворачивая
  В этой гнусной истории оказался замешан куратор. Прямая связь между Еланским, гошими и главой московского клана, прослеживается однозначная. Вот только куда деться в этой ситуации карманному супермену, какие выводы сделать и как действовать? Не знаю, интуиция надрывалась в ухо, какофонией твердя о замершем над шеей ядовитом клинке опасности. Если Василий Генрихович хоть на миг усомниться в моей лояльности, если он хоть на секунду почувствует даже не страх, вряд ли ему ведомо это чувство, ощутит что-то вроде легкого беспокойства, мимолетного озноба залетевшего сквозняка, то мое тело даже не найдут. Но все же куратор поступил подло, глупо рассуждать о том, что он был не вправе, глава ордена плюет на все правила, однако любое магическое или иное враждебное воздействие на соклановца, независимо от ранга ведьмака согласно кодексу исключается и карается довольно жестко, порой и смертью. Куратор был обязан предупредить меня, он мог потребовать, что бы я подчинился в присутствии других ведьмаков, но Василий Генрихович решил действовать в темную, возможно опасаясь ненужной огласки. Что ж, надеюсь, я убедил его в своей безобидности, прав я или нет, выяснится очень скоро, чьей-то кровью. И я уж постараюсь, что бы каждая капля моей ррразбавлялась литром чужой! Куратор подставил меня, вплел в свою песню мой куплет, не спрашивая согласия недешевого, но все же мяса. Но будь, ты хоть дьявол воплоти, пожирая чужую жизнь, не забудь, что она может стать для тебя ядом.
  
  * * *
  Бронзовая трубка ретро-телефона, не дешевая пластиковая, радиоактивная подделка, спаянная умельцами на подмосковном заводе, а настоящая тяжелая старинная, знавшая еще руку вождя мировой революции, а до этого часто уютно сидящая в ладонях венценосной семьи, плотно прижималась побелевшими от напряжения пальцами верхней частью - приемником к глубоким морщинам лба. Ее нижняя часть - динамик сплющил тонкие бесцветные губы, в нелепом поцелуе. Человек и трубка срослись намертво, став одним целым, толи киборгом толи карикатурной подделкой под пьяного Буратино, и лишь золотой, вьющийся пружиной провод портил целостность картины, позволяя отделить человека от бронзы.
  Рычаг телефона протестующие взвизгнул, когда рука резко швырнула трубку на место. На лбу отпечатался белый круг, впрочем, он стремительно краснел. Глава Московского ордена ведьмаков сидел в кожаном кресле, закрыв глаза, указательный и большой пальцы правой руки сошлись на переносице сдавливая и массируя кожу. Левая рука, обхватив черную рукоятку, выдергивала прямо из воздуха клинок. Изогнутое хищное лезвие то показывалось на всю длину, расплескивая вокруг себя кровавые капли, которые медленно истаивали, не долетев до пола, когда рука шла вверх и чуть в сторону, то снова пропадало, когда рука опускалась к полу, точно кто-то укутывал меч плащом-невидимкой. Василий Генрихович принимал решение.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"