Гость был высок. Выше Полдона и даже выше Гарри. Светлые, практически белоснежные волосы длинным водопадом спадали на спину, утекая куда-то вниз по лестнице. Вытянутое лицо с крупными, почти идеальными чертами могло принадлежать как мужчине, так и женщине. Длинный, острый нос и чуть раскосые брови делали его схожим с хищной птицей. Голову венчали острые уши, устремившиеся вверх, словно зубья короны. Широкий, расшитый узорными цветами и птицами тёмно синий балахон почти полностью скрывал фигуру вошедшего, хотя и оставлял на виду широкие плечи.
Двигался гость плавно, словно и не шагал вовсе, а парил над ковром мха в своих развевающихся одеяниях. Янтарные глаза двумя солнечными колодцами пылали на ровном лице, внимательно осматривая каждого из присутствующих в зале.
Полдон поднялся со своего места и протянул вперед левую руку, ладонью кверху. Вошедший приблизился и легонько коснулся кончиков его пальцев своими. В воздухе, разрушая напряженную звенящую тишину, разлилась дивная чарующая песня эльфийской речи.
Два эльфа стояли рядом, и, несмотря на общее сходство, Энни заметила, как же сильно они отличались друг от друга.
Полдон был прекрасен, но его красота была значительно грубее, чем у гостя. Словно неограненный алмаз стоял рядом с золотой статуэткой. Изящество и утонченность линий, плавность движений и переливы серебристого голоса против неимоверной глубины, множества граней и линий, иллюзорной простоты и медного звона певучих слов.
Рядом с новоприбывшим эльфом, Полдон казался девушке существом из абсолютно другого мира. Словно тот товарищ, проводник, с которым они провели столько дней в тяжелом пути, пусть немного отстраненный и сварливый, вмиг растворился в туманной дымке, обернувшись неведомым лесным духом, таким неприступным и невообразимо далёким. Они стояли, друг на против друга, а их одеяния словно жили своей жизнью. По узорчатой ткани пробегала рябь, обращаясь в настоящие волны и вновь затихая.
Тем временем мелодия непонятной беседы ускорялась, а громкость нарастала. Гость то и дело указывал краем своего широкого рукава на кого-то из притихших людей, а Полдон разливался в очередном звучном куплете. Пришелец кивал, указывал на другого, и всё повторялось вновь.
Когда тёмно синее кружево качнулось в сторону Гуппера, песня резко оборвалась. Слова их проводника, всё такие же мелодичные и звонкие, звучали наперекор общему рисунку, словно специально вносили хаос в прекрасный узор мелодии.
Энни поняла, что эти невероятные, сияющие каким-то внутренним светом, существа спорили. Гость приводил доводы, шел на уступки, настаивал, но Полдон был непреклонен, всякий раз прерывая журчание речи своим звонким аккордом.
Фиалка не могла оторвать взгляда от этого действа. Изящество движений, колыхание одеяний, красота голосов завораживали, вводя зрителей в дрёму.
Только было во всём этом что-то, что не давало девушке полностью отдаться во власть этой невиданной доселе красоты. Что-то тревожное, мрачное, пугающее. Быть может, это было смятение, которое зарождалось в непонимании беседы и незнании этого певучего языка. Быть может, пугало внезапное преображение друга, словно он вновь читал проклятье на площадке перед горной пещерой. Может быть, было что-то еще. Энни не знала.
Песня эльфов оборвалась внезапно, на середине фразы. Какой-то увесистый кошель перекочевал из рук гостя в руки хозяина дома.
- Ну что же, смертные, - сказал Полдон, повернувшись к замершим и очарованным путникам. - Это - Опал. Слушайтесь её во всём, и она вас проведет через запретные земли. Поняли?
Четверо людей синхронно кивнули головами. Фиалка не хотела этого делать, она желала засыпать Полдона вопросами, но не смогла ни открыть рта, ни управиться с собственной шеей.
Эльф между тем продолжал раздавать указания.
- Энни, Гарри и Мартин, вы сейчас пойдете с Опал. Гуппер - ты со мной.
Краем глаза девушка заметила, ка по лицу Странника пробежала какая-то непонятная рябь, словно он пытался нахмуриться, но у него не получалось. Впрочем, и сама девушка пыталась сопротивляться указанию, но тело её не слушалось. Фиалка поднялась на ноги и подошла к гостю. За ней последовали остальные. Только Гупп подошел не к Опал, а к Полдону.
- Выполняйте все указания Опал, - с нажимом повторил эльф.
Его голос давил, словно мельничный жернов, растирая остатки воли в мелкую невесомую пыль.
- Встретимся уже на месте, - уже мягче произнес Полдон, и девушка могла поклясться, что слышит в его звенящем, подчиняющем голосе нотки печали. Могла бы, если бы владела собой.
Гость, оказавшийся гостьей, изящно махнула рукой, отдавая безвольным путешественникам молчаливый приказ и медленно поплыла в облаке своего балахона по направлению к лестнице. Энни, Мартин и Гарри, вяло переставляя непослушные ноги, двинулись следом.
Следуя за Опал, Фиалка не видела лиц своих друзей, но спиной чувствовала невероятное напряжение следующего за ней Странника. Девушка и сама отчаянно пыталась вновь захватить контроль над своим телом, но сознание было замкнуто в незримой клетке и билось о прутья подобно пойманной пичуге, не в силах выбраться на волю.
Гуппер остался позади. Напоследок Энни заметила его озадаченный испуганный взгляд, в котором тоже плясала крохотная искорка внутренней борьбы. Эта искорка мгновенно вырвала из глубины памяти короткое, яркое воспоминание о тех днях, что они провели на призрачных тропках, бродя по грани реальности. Это маленькое, тёплое воспоминание теперь принадлежало только ей одной, что делало его и ценнее, и бесполезнее одновременно.
Только это было лишь мгновение, после которого вновь продолжилась борьба с собственным телом. Непослушные глаза бездумно пялились на сложный узор балахона Опал, изредка, при особенно неудачном шаге, выхватывая немного окружающих вещей.
Странная ветка, закрученная в спираль. Возможно, она служила стулом или подставкой в живом доме. Вот еще одна ветка, завернутая, словно танцующая змея. Её украшали тяжёлые металлические кольца, о предназначении которых даже гадать было бесполезно. А вот копьё, украшенное пучком фиолетовых волос.
Копьё! Моё копьё!
Эта мысль яростным солнцем взорвалась в голове Фиалки, моментально разметав все прочие думы, заслонив собой даже необходимость сопротивляться. Рука Энни невольно потянулась вперед и, прежде чем девушка смогла хоть что-то понять, пальцы уже крепко сжимали грубо обтёсанное древко.
Казалось, никто не заметил этого маленького происшествия. Опал продолжала грациозно вышагивать по бурому ковру. Возможно, Мартин или Гарри видели, как девушка схватила копьё, но они не могли издать ни звука, впрочем, как и сама девушка. Полдон тоже не нарушил воцарившуюся тишину.
Шаг за шагом, неловко переваливаясь на заплетающихся ногах, путники спускались по лестнице из ветвей, покидая казавшийся таким гостеприимным дом. Время замедлило бег, растягивая каждое мгновения до бесконечности.
Энни беспомощно наблюдала за происходящим из неразрушимой клетки собственного тела. Он ощущала каждую крохотную песчинку утекающего времени, словно мощный поток протекал прямо сквозь сердце девушки. Разум, освобожденный от рутинных дел, связанных с контролем собственного воплощения, жадно впитывал в себя каждый цвет, каждый запах, каждое ощущение. Окружающий мир обрушивался на девушку яростным водопадом, словно она только что появилась на свет.
Сначала, погруженная в собственные переживания и борьбу с невидимой клеткой, Фиалка не заметила этого урагана ощущений. Только когда её руки коснулись тяжёлого копья, мимолётное ощущение удовлетворения и спокойствия открыли двери для остальных впечатлений.
Теперь стало не до борьбы со своим телом, подвластным чужой воле. Теперь девушка изо всех сил пыталась не раствориться в водовороте форм, расцветок и запахов.
Энни сражалась, хватаясь за собственное сознание. Она не хотела исчезать в белизне, забыться красочным сном, чтобы потом вновь обнаружить себя в каком-нибудь ужасном месте. И, хотя надежда еще мерцала крохотной тёплой точкой в глубине девичьей души, Фиалка чувствовала, что нынешний переплёт был гораздо серьезнее чем всё, что ей удалось пережить за свою короткую жизнь.
Внизу, у самого подножья гигантского дерева-дома стояла исполинская сова, бездумна вращая своей огромной головой. размером эта птаха могла сравниться с приснопамятной змеёй, что едва не сожрала Энни и друзей в запретном лесу. Девушке больше то и сравнить этого гиганта было не с чем.
Синевато-серое оперение поблёскивала под косыми лучами закатного солнца, огромные серебряные радужки продолговатых зрачков тускло светились внутренней силой. У лап птицы, которые вполне могли нести племенного быка, стояла небольшая клетка, сплетённая из толстых колючих веток, с узкой и низкой дверкой.
Опал подошла к сове, и обернулась, жестом указывая людям на клетку. Янтарные глаза эльфийки бегло скользнули по безвольным лицам и остановились на копье, что Энни непроизвольно сжимала в руках. Тонкие изящные губы растянулись в кривой, полной надменности и злобы, усмешке.
Эти гладкие, чуть розоватые губы виделись девушке кровавая линией на белоснежном снегу. В каждом изгибе, в каждой складочке улыбки Опал, Фиалка видела перст смерти, указывающий ей прямо в лицо.
- В клетку, - слова били, словно камни, сорвавшиеся с вершины холма и обратившиеся оползнем.
Даже помыслить о неподчинении было невозможно.
Втиснуться в эту крохотную клетку троим было непросто. Энни спокойно вошла внутрь, как впрочем и Мартин, но когда артист протиснулся следом, девушку вдавило в колючие прутья, лишая возможности не только шевелиться, но и дышать.
Опал с силой захлопнула дверь, и всю клетку тут же накрыл непроницаемый полог из густой листвы, погрузив безвольных пленников в кромешную тьму.
В этой давящей черноте мысли и переживания обрушились на Фиалку с новой силой. Казалось, что та стена, отделяющая сознание девушки от собственного тела истончилась или даже пропала, но теперь это не имело значения. Вдавленная в шершавые деревянные прутья, обездвиженная, Энни не могла ничего поделать. Только чувствовать и думать. Думать о таком нужном и желанном глотке воздуха.
Клетка зашаталась, затряслась, словно подпрыгивая на месте, а затем рванулась вперед, сопровождаемая оглушительным хлопаньем исполинских крыльев. Ощущение падения молниеносно вышвырнуло из головы прочие мысли, оставив только древний животный страх.
Энни хотела кричать, орать от страха, но не могла. Не хватало воздуха, а вдохнуть поглубже не было никакой возможности. Пленников, зажатых извивающимися ветвями их крохотной темницы, яростно мотало из стороны в сторону. Ревел ветер, со свистом прорываясь сквозь невидимые щели полога, орал Гарри, единственный, кто, видимо, ещё мог дышать в этой проклятой западне.
Мгновения текли одно за другим, а этот пугающий полёт в темноте всё длился и длился. Постепенно ужас отступил, растворившись в черноте небытия. Вслед за страхом канули в пустоту и ощущение тесноты. Девушка словно вновь оказалась отсечена от собственной плоти и парила в непроницаемом пузыре.
Что происходит? Куда их несут? Почему?
Сотни вопросов безудержно выли в голове у Фиалки, но ни на один из них у девушки не было ответов. Всё еще хотелось верить, что Полдон исполнит своё обещание, что все происходящее - просто предосторожность, но вера эта была ничтожно слаба.
Единственное, что позволяло Фиалке сохранять присутствие духа - это копье, что больно впивалось древком в руку девушки, и глухое биение сердца Странника, хрипло дышащего у неё за спиной.
Этот тихий, повторяющийся стук разгонял назойливо визжащие вопрос. Энни впитывала каждый звук, каждую крупицу тепла, что дарила эта навязанная близость. Было что-то спокойное, завораживающее в этом неровном биении, в этом сдавленном, хриплом дыхании. Что-то умиротворяющее и волнующее одновременно.
Внезапно ритм, в котором болталась их маленькая клетка, изменился. Вновь оглушительно захлопали крылья огромной птицы, Энни вновь ощутила развернувшаяся под ногами бездну, сильный удар, больно отозвавшийся в затёкшем теле. А потом полог, закрывавший клетку лопнул, обрушив на пленников всю ярость осеннего солнца, изумрудной зелени, незнакомых запахов и звуков.
Дверца клетки распахнулась и люди вывалились на мягкий ковер опавших листьев. Оглушенные, ослепленные, не способные пошевелить даже пальцем, они безвольно лежали, жадно глотая восхитительный, насыщенный пьянящими ароматами хвои и диких цветов, воздух.
Песня эльфийской речи пробилась через звон окружающего мира. Энни узнала голос Опал. Эльфийка явно раздавала указания и кого-то торопила.
Чьи-то сильные, холодные руки вцепились в плечи девушки, рывком поднимая с земли и ставя на ноги. Свет вновь вцепился в её привыкшие к темноте глаза, словно тысячи раскаленных игл.
Опал продолжала плести музыкальный узор слов, вновь пленяя и сковывая волю пленников, хотя в этом не было особой нужды.
Сквозь слёзы, непрерывно льющиеся по щекам, Фиалка едва могла различить высокий силуэт этой надменной и властной эльфийки, чьи-то подвижные тени, яростную зелень окружения.
Девушка ощущала ноющую боль во всём теле, которая не проходила, а лишь нарастала с каждым мигом всё сильнее и сильнее. Горели скрюченные пальцы, ныли руки, изнывала от боли спина и шея.
Только все эти переживания были отброшены на второй план одной яростной мыслью - копьё пропало. Энни больше не ощущала его в своих пальцах. Возможно, оно валялось где-то совсем рядом, но паническое ощущение утраты и беззащитности пожирали Фиалку.
- Моё... копьё... - глухой шёпот сорвался с её пересохших уст, но никакого ответа не последовало.
Раздался скрип тяжёлой двери. Свет уже не так яростно терзал глаза, и девушка смогла различить в широком дверном проёме фигуру широкоплечего эльфа с какой-то странной колотушкой в руках.
Быстрым, пружинящим шагом он подошел к пленникам. Широкий кожаный фартук, заляпанный тёмными, жирными пятнами, перетягивал тонкую талию этого Фэйри. Энни внезапно вспомнился мясничий фартук отца.
Эльф оценивающе оглядел выстроенных в линию людей, хмыкнул, скривив свои тонкие бледные губы, и пропел несколько резких нот. Сильные руки, что удерживали девушку, тут же поволокли её куда-то в сторону открытой двери.
Обернувшись, Энни заметила, как еще один эльф тащит Гарри. Опал и мужчина в фартуке остались стоять рядом с Мартином, ведя свой мелодичный разговор.
- Мартин! - прохрипела девушка, пытаясь вырваться из железной хватки, но её попытки были напрасны.
Опал кивнула, лучезарно улыбаясь и направилась к чудовищной птице, а мужчина занёс руку с колотушкой над головой странника.
Раздался глухой удар и Мартин безвольным кулём упал на зелёный ковер листвы.