Давно это было или недавно. Трудно сказать. Для кого-то давно, а для кого-то недавно, не более пятнадцати лет назад. Тогда только стали появляться "новые русские". Но были ещё детские сады для всех детей, а не избранных. Были ещё детские больницы, в которых врачи лечили на совесть, а не за деньги. Но не будем описывать то время, пусть этим занимаются другие, а зайдём в детский сад одного районного центра русской глубинки.
На диване, в самой большой комнате, сидела девочка.
Ей не было ещё и пяти лет. Странные у неё были глаза. Они смотрели то с удивлением, то с непонятной для её возраста грустью. Они изучали мир.... Заглянем в это глаза и попробуем прочитать еёмысли через призму детского восприятия действительности.
Есть взрослые, а мы - дети. Это вроде порода у нас такая, как у собак. Одни большие, а другие маленькие. Одни собаки гладкие, как бархат на нашем диване, другие пушистые, как шуба у тёти Тани.
Говорят, что мы растём всё время, и можем стать взрослыми, если постараемся. Если будем хорошо кушать манную кашу. А я не люблю кашу. У меня её Серёжка часто забирает, а я и рада.... Как Рекс - косточки у Жучки. Но Жучка не рада. Жучка маленькая и трусливая, а Рекс - "кобель здоровый, нахальный", любит, чтобы его боялись, и "пожрать не дурак" - так говорит тётя Дуся. Она у нас главная по еде. Кого любит - тому больше накладывает, особенно, если родители конфеты ей приносят. А у меня нет родителей. Я "сирота" - так она говорит, но меня жалеет. Из какой-то больницы меня сюда на время прислали. Сказали, что - "деть некуда". А куда они потом меня денут - не знаю. Говорят, что я должна кому-то понравиться, тогда меня заберут. Мама за мной приедет.
Взяли же собачку Бобика Вовкины родители. Вовка сказал, что Бобику в их доме хорошо. Дом - это такая конура под крышей, только большая, большая.... Там, говорит Вовка, много комнат, и есть одна комната с игрушками. Много игрушек.... За день не переиграешь. А у меня только одна кукла Люба. Тётя Таня подарила. Она добрая. У её внучки, она такой же "породы" как я, кукол много, а эта ей надоела и старая. А она совсем не старая. У неё синие глаза и чёрные волосы, как у Серёжиной мамы. Её называют "цыпочка пришла" - Сережину маму, а что это такое, я не знаю. Наверное, тоже одна из пород взрослых, похожих на кур или ещё каких птиц.
Говорят, что если мы будем хорошо кушать, то тоже станем взрослыми, и ещё, если будем их слушаться. А я не хочу быть взрослой. У взрослых много своих пород, как у животных. Но животные красивые, пушистые, с ними очень легко разговаривать. Например, с собаками и кошками "всегда можно найти общий язык" - так говорит наш дворник - Федор. Он, говорят, инженер. А ещё его алкоголиком называют. Это тоже, наверное, порода такая.
А мне больше нравится порода алкоголиков, чем порода "новых русских" - так тётя Дуся называет Сережиного папу. Он "не располагает к общению" - говорит тётя Таня. Что такое "общение", я не знаю. Но думаю, что когда все из одной тарелки едят кашу или все вместе поют, или один мяч по очереди гоняют по двору.... А может быть это что-то более страшное...? Потому что, когда его толстый живот, а затем он сам, Серёжин папа, конечно, появляется в двери, то тётя Таня вздрагивает и бледнеет. Его лицо, с большой лысиной всегда красное, точно такое, как у дворника Фёдора.... Может быть, произошло смешение пород, а он и не знает...?
Тётя Дуся всем рассказывала, что когда наш дворовый Рекс попробовал "совокупляться" с Серёжиной Джемой - собака такая, которую принесла Серёжина мама. То та - мама, конечно, стала так орать, "как лохудра", с "панели"....
Слово "совокупляться" - непонятное, но я спрашивать не стала. Попробую сама разобраться. Уж очень их много, этих трудных слов, неудобно даже спрашивать.... А вот "лохудра" или, точнее думаю "лохпудра" - это понятно. "Лох - пудра" означает лохматая в пудре, в одно слово соединили, чтобы удобней было узнавать Серёжину маму. А вот "панэль"...? Наверное, пан - Эль...? Когда я у тёти Дуси спросила что такое пан Эль...? Она посмотрела на меня сверху вниз новыми круглыми глазами и сказала, что "знать это ещё рано". Причём здесь пан Эль, когда за моей
подругой Моникой приходит пан Грабовский - это её папа. За ним "цыпочка наша ухлёстывает", говорит тётя Дуся. Так ему и надо. Я бы тоже, на месте Серёжиной мамы, его "отхлестала", если бы он ко мне приставал.
Но, может быть, пан Эль ещё страшнее пана Грабовского...? Ничего не могу понять...?
Почему же тогда дети должны менять породу на взрослых? Ведь с собаками так не бывает. Если Рекс, то он и остался Рексом. Жучка, тоже Жучкой.... Кошке Мурке уже целых восемь лет, а она всё ещё Мурка!
Мне тоже не хочется менять породу. Я, конечно, буду женской породы как тётя Таня, если вырасту. Но ничего в породе взрослых нет красивого и интересного. Взрослые все большие и страшные, особенно мужской породы. Я их боюсь. Разве что стоит стать большой, чтобы их не бояться. Ведь Жучка всё время боится Рекса, а была бы она большая, как Рекс, неизвестно ещё кто кого боялся бы?..
А вот Мурка - другое дело, тёплая и мягкая. Слёзы мои слизывает, когда я плачу, и греет. Забирается ко мне под одеяло, мурлычет - колыбельную песенку поёт, и я засыпаю.... Что-то мне эта "колыбельная" напоминает, а вспомнить не могу. Давно это было, очень давно.... Что-то со мной было - говорит тётя Таня.... Но мне ведь скоро будет пять лет, а я ещё "дитя" - так сказал дворник Фёдор.
Как долго, долго нужно ждать взрослости.... Если "не умрёт" - так говорила тётя Дуся, - "уж очень истощена". Опять незнакомое слово - "истощена", вроде как искощена, как Кощей - Бессмертный. Но он никогда не умирает - это сказка есть такая. Его может убить только Иванушка - Царевич, если найдёт иголку и поломает. А иначе ничего не выйдет.... Интересно, у взрослых тоже есть свои иголки? Где они их прячут, чтобы никто не поломал? А у меня, наверное, еще нет иголки. Не выросла моя иголка. Вот я и могу умереть.... Умру и попаду в Рай....
Тётя Таня рассказывала, что после смерти, все праведные люди туда попадают. Где этот Рай? И кто такие "праведные"? Это, конечно, те, кто правдой ведают. Всегда правду говорят. Интересно на них посмотреть. Я пока праведников не встречала.... Рано, наверное.... Не выросла ещё....
Дворник Фёдор пьёт водку, а Серёжке говорит, что это лекарство. А Серёжка - умный, он знает, что это не лекарство. У них в доме такого "лекарства" ящики стоят. Лекарство в маленьких, маленьких стаканчиках. Мне в больнице его давали.
Тётя Дуся несёт домой мясо, а директор нашего детского сада, Михаил Борисович, за это её всё время ругает. Тогда она говорит, что купила в магазине.
- "А где её этот магазин?" - спрашивает дворник Фёдор, - "в магазинах ничего нет!".... - Получается, и мяса нет, и каши манной нет, и конфет нет...? Зачем тогда такой магазин построили...? Сказала бы правду, где она всё купила: и мясо, и яйца, и кашу манную, и конфеты....
Наверное, это и есть Рай?.. Как она туда живая проходит и потом возвращается...? Да, попасть бы туда нам с Шуркой....
Кошка Шурка,
Стала Муркой..., - говорят это стихи....
Но почему Шурка? Ведь у меня Мурка? Она лежит намоих коленях. Разве есть ещё Шурка...? А, может быть, она и правда стала Муркой? Значит, и кошки растут....
Запела Мурка "колыбельную" и Настенька уснула....
Толи сон это был, толи, правда...? Никто сказать не может, но история правдивая...
----------*...*----------
Росла в лесу берёза. Пришли люди, срубили и увезли. Крест сделали и на могилке поставили. А ведь крест нельзя было ставить - не православная она....
И гуляла её неприкаянная душа по белу свету, места себе не находила. То на хутор залетит, людей напугает. То в городе появится, да нагонит на всех страху. Долго народ честной потом опомниться не может, а её, как не бывало, по другим местам уже шастает, покой людской будоражит....
Но, не ей ли - этой "неприкаянной душе", была дана миссия, обрести невинное тело, которому предназначалась жизнь на земле...?
Кто эта девочка со странными глазами...? Откуда она, и как оказалась в детском саду? И вот, что мы узнали.
----------*...*----------
На опушке леса, в конце деревни российского захолустья стояла изба. Покосившийся забор и прохудившаяся кровля говорили, что здесь давно не было хозяина. Только жиденький дым из трубы выдавал
присутствие людей.
В эту ночь, несмотря на позднее время, в окна пробивался тусклый свет. А привязанный на цепи безымянный кобель жалобно подвывал.
В доме, за ситцевой занавеской, маялась в предродовых схватках уже немолодая женщина. Её искажённое от боли лицо покрылось каплями пота. Она как рыба, выброшенная из воды, глотала воздух обессиленным ртом, и только выпученные от боли глаза говорили о страшных мучениях. От бесплодных схваток силы покидали её....
За неимением других её звали на все случаи жизни. Она была и фельдшером, и ветеринаром, и акушеркой, и, по совместительству, колдуньей. Так считали в округе и не зря. Глаз у неё был намётан на любого мужика, бабу и даже скотину. А если ребёнок родится, то сразу скажет - жилец или нет на белом свете, да ещё и судьбу предскажет. Редко ошибалась бабка Евдокия. Вот и сейчас, глядя на роженицу, чуяла, что не выдюжит та родов. А ребёночка надобно спасти - он жилец. Навалилась она своим грузным телом на живот роженицы, напряглась, причитая:
- Молись, молись, милок.... - И из чрева матери вывалился ребёнок, оглушив стены пронзительным криком. И "неприкаянная душа" еле успела в него вселиться.
-Девочка, - протяжно сказала Евдокия, - горласта.
Хошь и мала весом, жить, будя... - И перекинув взгляд на мать, добавила. - Отмучилась Марфа.... Видать не судьба дитё выкормить. Жаль бабу. Красотой и добром людей одаривала. Царство ей небесное!
В углу захныкал мальчонка лет семи, и заголосила старуха Авдотья - мать Марфы.
Печальная весть быстро расползлась по избам. В опустевших деревнях любая весть, дурная или хорошая, становится общей. Иначе нельзя, не выжить.
Похоронили Марфу Ильиничну. Девочку окрестили Анастасией. И вскоре на подворье появились другие люди. Поговаривали, что родственники, а там, кто его знает?
Анастасию взяла к себе соседка, молодая крепкая помидорно-краснощёкая баба Дашка. У неё своих детей
было двое, а меньшой дочки ещё и года не исполнилось.
Поставила она Настеньку на ножки и отдала бабушке Авдотье. За что та подарила ей ещё добротную Марфину шубейку, шерстяной платок с праздничными разводами да вовсе новые валенки с галошами.
Положили Настеньку на печку, вместе с братом Петькой. На лавке возле печки лежала Авдотья, а за занавеской - родственники, баба и мужик, ещё молодые не более тридцати лет отроду.
Бабу звали Катькой, а мужика, толи Иваном, толи Матвеем, толи ещё как. Уж очень часто они сменялись, потому никто толком не знал, кто будет далее. Бабушка Авдотья ругала Катьку за разгульный норов. Да Катька была себе на уме, внимания не обращала и водочкой не брезгала. А мужикам что? Выпьют, песню затянут да плоть свою ублажают за занавесочкой. Вот так и жили они....
Прикипела бабушка Авдотья к Настеньке. Полюбила сиротку. С рук не спускала, пока Дашка грудью кормила. Молока у Дашки много - не жалко. С двумя, что с одной, хлопот одинаково. А когда забрала бабушка к себе внучку, ещё больше её жалеть стала. Петька тот малый шустрый, себя в обиду не даст, а Настенька, как былиночка, одни глазоньки большие, да и те печальные. Не хотела с ней возиться Катька, да и рот ещё один лишний. Вот и росла она, как травинка в поле. Покормит её бабушка, чем Бог пошлёт, да и гоняет Настенька себе по двору с курами да с козой Зинкой. То яблоко в саду найдёт палое, то морковку в огороде. Малину да смородину пощиплет, или в конуру к безымянному кобелю заберётся да и заснет. Так и росла до
двух лет, пока бабушка Авдотья Богу душу не отдала.
Петьку забрала Дашка. Сестрой двоюродной она доводилась мужу Марфы. Лесничим он был. Убили его в лесу браконьеры. Так и не довелось ему увидеть Настеньку. Поговаривали, что от тоски жгучей Марфа померла, еле успев родить. Петька же парень крепкий, смекалистый и уже помощник в доме. А двоих не потянуть Дашке, своих двое, и так тесно. Осталась Настенька жить с родственниками. Вот тут всё и началось. Помехой стала....
Было начало осени. День клонился к вечеру. Как обычно, зашла Дашка к Настеньке, принесла парное молоко и ломоть хлеба. Напоила, накормила её и ушла к себе хозяйничать. Дел в доме - невпроворот. Пригрелась девочка у печки и задремала. Проснулась от шума. По комнате двигались большие сапоги, и суетливо мелькала Катькина юбка. Грязные, чёрные сапоги высотой в рост Настеньки ходили по комнате, двигали стулья, куда-то исчезали и вновь появлялись. Только один раз она
осмелилась поднять голову и увидела хозяина сапог - бородатое, лоснившееся, хмурое лицо.... Она зажмурилась и от страха быстро опустила голову.
- Послушай, Катерина, она что, всё время будет тут сидеть? Отправь её куда-нибудь.
- Куды-ж я её дену?
- Да хоть к Дашке....
- Настенька, поди трохи погуляй, аль к Дашке сходи, Петьку проведай..., - и Катька попробовала улыбнуться.
- Иди, иди, детка, погуляй, - пробасили сапоги, и ткнули ей в руки кусок копченой колбасы и ломоть серого хлеба.
Её выставили в сени и закрыли дверь на засов. Она
немного постояла, затем села в угол на пол, подобрав под себя ножки, и с любопытством стала рассматривать
колбасу.... И вдруг, ощутила тепло. Это была Шурка, ещё не кошка, но уже не котёнок. Маленькая тёплая Шурка! Её привлёк запах колбасы. Ни Шурка, ни Настенька, такой колбасы отродясь не видели. Колбаса лоснилась тонкой шкуркой, щекотала ноздри необычным запахом и возбуждала аппетит.
Не церемонясь, Шурка откусила большую её часть и
ушла спокойно доедать в безопасное место под лестницу, ведущую на чердак. Настенька доела остальной кусок, а хлеб спрятала в кармашек платья.
Потянуло холодом. Тапочки не грели ноги и по телу побежали мурашки. Она попыталась вернуться в комнату, но дверь не поддавалась.
"Надо идти к тёте Даше", - подумала она и вышла во двор. Вечерняя прохлада пронзила тельце. Захотелось вернуться, но чёрные сапоги и чёрные сверлящие глаза
хозяина сапог заставили её идти дальше.
Она вышла за калитку и осмотрелась. Впереди, сквозь низкую пожухлую от пыли траву, просматривалась просёлочная дорога. За ней шла тёмная стена леса. Слева,
вдоль дощатого забора тянулась узкая тропинка. Она вела к дому тёти Даши, и Настенька пошла по ней....
Колючие пожелтевшие от осени сорняки обдирали голые ножки. Она молча шла....
Последние лучи солнца исчезли за деревьями леса. Настенька присела передохнуть на пенёк и неожиданно почувствовала тепло у своих ног. Шурка шла за ней, за запахом колбасы, которой пропитались её ручонки. Шершавым язычком Шурка вылизала ей ладошки, мордочкой тёрлась о ноги и тихо урчала от удовольствия.
"Шурка, с ней тёплая, пушистая Шурка...", - и ей уже не так страшно....
Надвигались сумерки. Вдоль дороги чёрными пятнами вырисовывались избы, погрузившиеся в ранний деревенский сон. Она взяла Шурку на руки и пошла дальше по извилистой тропинке, лежащей между густым кустарником. Тропинка раздвоилась. Часть её, пересекая просёлочную дорогу, вошла в полосу леса.... И Настенька пошла по ней.... Пошла, куда глаза глядят....
А был уже сентябрь месяц. И опавшие сухие листья ковром лежали на влажной земле. И пахло грибами, вялой травой и тянуло холодом от надвигающихся сумерек.
У, - у, - у! - завыло в лесу. Страшно!
Аха, - аха, - аха! - завопила Настя и увидела на пригорке собаку, похожую на безымянного кобеля....
Да не кобель то был, а волчица. Самка, кормящая детёнышей, пробиралась в деревню за добычей.
Хав, - хав, - хав! - залаяла Настенька. Стала на четвереньки, и мелко перебирая ножками и ручонками, побежала навстречу "безымянному кобелю".... Остановилась.... Посмотрела волчица своими желтыми
глазами в серо-синие, как осеннее небо, глаза девочки,
оскалилась, но тронуть не посмела и, озираясь, скрылась за деревьями. Закаркали над густой листвой вороны и
разлетелись в разные стороны, а девочка встала и побрела дальше, неведомо куда....
Она не помнила, где потеряла тапочки, не помнила,
куда делась Шурка, не помнила, съела или нет свой кусок
хлеба.... Она шла, еле передвигая ноги, босиком, в ситцевом платьице, в конце сентября.... Шла долго, уже не понимая, зачем и куда идёт....
Сумерки затянули небо, а вскоре и вовсе стало темно. Завыла Настя диким голосом и пошла дальше, пока слёзы не высохли, и силы не стали покидать её.
Толи ангел увидел девочку и пожалел, толи круглая луна вышла из-за деревьев и осветила путь, толи узкая
тропинка меж высоких трав, согревая её тельце, вывела дитя на большую дорогу. Поползла она вверх, обдирая коленки по крутой насыпи, и упала без чувств на обочине....
По большой асфальтовой дороге быстро проехал "Москвич". Затем пара "Жигулей" и, наконец, из-за поворота просёлочной дороги, не спеша, выехал грузовик, груженный бидонами молока.
"Никак лису кто придушил, аль зайца? - подумал шофёр и остановил машину. - Да это дитя малое и не шевелится.... Живое ли...?"
Взял шофёр Настеньку на руки, прижал к себе.
"Вроде теплится. Скорей в больницу..."
Положил её рядом с собой на соседнее сидение, укутал в стёганку и повёз так быстро, что загремели бидоны в кузове, вот-вот выскочат, да колёса машины отвалятся....
----------*...*----------
Лучи солнца запрыгали по палате, заиграли на ресницах девочки, и она открыла глаза.
"Где я, наверное, в гостях у Бога. А где же ещё, если
ногам тепло?" И Бог неожиданно заговорил:
- Ну вот, наконец-то пришла в себя. Почти две недели прошло, думали, что не выживет. Крошка, какая маленькая, худенькая. Фрося, принеси тёплого молока для ребёнка.
И Фрося, молоденькая медсестра терапевтического детского отделения районной больницы, сорвалась с места и побежала в кухню, сообщая всем по пути, что девочка открыла глаза.
- Она жива, это чудо! - щебетала Фроська. - Одна только Анна Ефимовна верила, - и Фроська бежала дальше....
А в палате уже была Анна Ефимовна, главный врач больницы. Она пощупала пульс, выслушала, и улыбнулась с чувством профессиональной гордости.
- Как тебя зовут? - девочка не отвечала. - Ты откуда? - девочка молчала.
- Фрося, займитесь ребёнком, поменяйте бельё,
напоите. А вы зайдите ко мне в кабинет, - обратилась она к Евдокии Михайловне, старшей медсестре, которая первая увидела, что опасность миновала, и девочка будет жить.
Фрося с любопытством рассматривала девочку.
У Настеньки были большие не по детски грустные глаза. Уголки рта опускались вниз. Высокий лоб и светлые стриженые волосы беспорядочно обрамляли бледное скорбное личико, со следами истощения и душевного потрясения. Но глаза выдавали уже тогда сильный, самостоятельный и независимый характер.
Настенька ни с кем не общалась, не играла, как другие дети и не улыбалась. Она не знала, зачем люди улыбаются, да ещё смеются. Она не понимала, что это такое и воспринимала улыбку, как гримасу, если бы могла это объяснить своими словами. Её детские не по возрасту многое видевшие глаза, фиксировали непонятную ей жизнь, в которой она пыталась разобраться. Лишенная ласки и материнского тепла, она не знала и не думала, что есть жизнь другая. Что можно спать в своей кровати не дрожать от вечного холода и есть досыта. Её детский ум, а от природы она была не глупа, искал выход. И выход ей подсказала природа-интуиция: "Дорога, не имеющая тупика, должна её куда-то привести". И она выбрала дорогу....
----------*...*----------
Катька не сразу обратила внимание на исчезновение Настеньки. Гуляла до вечера следующего дня и опомнилась
от настойчивого стука в дверь.
- Катька! Молока принесть для Насти? - кричала в запертую дверь тётя Даша.
Почуяв что-то неладное, "родственник" стал поспешно одеваться и быстро исчез.
- А де-ж она? Куды ты её дела? - недоумевала Катька после пьяного угара.
- Да ты чё...? Я ее в глаза не видывала! - Расшумелась тётя Даша. - Ты блядь тут всех приймаешь, а Настю мне подкидашь! Ишь...! Куды дитё дели...? Во, жеребец каков выскочил!... Куды Настю то загнали...?
- И правда..., не знаю, - отрезвевшим голосом спохватилась Катька.
----------*...*----------
Что же было потом...?
Нашла тётя Даша Настеньку. Помогли добрые люди. Нашли шофёра, который отвез её в больницу.
А дальше...? Дальше - был суд. Негоже его описывать, коль нас там не было. У судей свои законы. А как люди говорят: "всё было, как и должно было быть...".
Катьку осудили, а Настеньку отдали в детский дом.
Но не выдержала она режима детского дома и опять попала в ту же больницу к Анне Ефимовне.
Девочка почти ничего не ела. И начался новый этап борьбы за её жизнь. Судьба этой малютки растрогала сердца медперсонала всей больницы. Её не только жалели, её полюбили. Каждый вложил частичку себя в её выздоровление. Все понимали, что в детский дом её нельзя больше отдавать, это равноценно приговору. И Анна Ефимовна добилась её временного устройства в детский
сад.
А дальше, дальше...? Что дальше...?
Корреспонденты - народ шустрый. Написали статью, показали Настеньку по телевизору и пошли предложения удочерить девочку. Но не каждому эту честь оказывают.
Вот и ждали, кто же станет её мамой и папой, как и положено их иметь всем маленьким детям.
- Взяли же Вовкины родители собачку Бобика, - думала Настенька, - может быть, нас с Муркой тоже возьмут. Ведь у всех маленьких должны быть родители, - так тётя Таня сказала.
А люди, есть люди: "счастье выпало", - говорят, - "повезло"....
Июль, 2005 год.
КОШКИ
Ина Эле
Мне подарили плед, на котором была изображена кошка, точнее собака и кошка. Собака лежала с закрытыми глазами, и я долгое время принимала её за туловище кошки.
Кошек я обожала, и не только кошек, а любой зверь кошачьей породы, смотревший с экрана телевизора, вызывал у меня вспышку восторженных эмоций, желание погладить и приласкать.
У моей "пледовой" кошки были большие круглые и наивно по-доброму смотревшие глаза, а торчащие вперёд ушки и протянутая лапка, как бы просила поиграть с ней. Часто, глядя на неё, я разговаривала с ней, одушевляя в своём воображении. Странно, но её изображение скрадывало моё одиночество, сохраняя в душе теплоту, любовь ко всему окружающему и радость жизни. Порой мне казалось, что без неё мир потускнеет и приобретёт мрачные оттенки.
Но, при всей моей любви к этим красивым, грациозным животным, заводить живую кошку я не могла, во многом из-за моего кочевого образа жизни, что кошки не прощают.
В отличие от собак, они воспринимают тебя, как часть неизменного домашнего уюта. Возможность посидеть у тебя на коленях, впиваться в одежду или руки, осторожно покалывая тонкими острыми коготками. Вытягивая мордочку, они норовят лизнуть твои щёки, требуя в качестве вознаграждения - почесать за ушком, подставляя то одно, то другое. При этом начинают громко мурлыкать, передавая вибрацию. Своими повадками кошки успокаивают, снимают напряжение, а зачастую, даже физическую боль. Эти независимые животные любят только ласковое обращение. Их нельзя бить и особенно не прощают жестокость.
Укутавшись в "пледовую" кошку, я вспоминала своих настоящих кошек, которые сопровождали меня в определённые отрезки жизни. Этим поколениям Мурзиков и Кусиков я посвящала стихи:
Где живут пушистые кошки?
Ходят где их мягкие ножки?
Ножки - подушечки, ножки - бугристые,
Могут внезапно стать очень когтистыми.
Глазки зелёные, томные, сонные,
Чёрный зрачок перекрыть разъярённый -
Может внезапно! На то они кошки.
Не гладь против шерсти их даже немножко.
О своих кошках я могу писать много. Но начну с последнего моего кота Макуси, уникального внешне и по своим повадкам.
Макуся
Как-то раз, возвращаясь домой, я увидела в подземном переходе женщину, которая держала завёрнутого в платок серого, пушистого котёнка. Я подошла, чтобы погладить, но женщина, увидев в моих глазах особую теплоту, предложила его купить. Покупать я совсем не собиралась, так как у меня уже был кот Кусик, которого я временно, в силу сложившихся обстоятельств, оставила у своих знакомых в другом городе.
- Купите! Посмотрите, какой красавец и породистый! Недорого, всего 50 рублей.
Я извинилась и хотела уйти. Ещё один кот - не к чему, тем более что у меня оставалось всего 50 рублей до следующей пенсии.
Узнав о моих денежных затруднениях, она снизила цену до 30 рублей. Котёнок жалобно замяукал и уставился на меня огромными бирюзовыми глазёнками.
- Возьмите, посмотрите какая шерсть, а умный, как его мать. Вы сразу увидите породу. Я чувствую, что отдаю в хорошие руки, ведь это даром. И она протянула его мне....
Котёнок вцепился в мою куртку, пополз вверх к лицу, явно не желая возвращаться обратно и, забравшись под шарф - притих. Сердце моё растаяло. Я заплатила 30 рублей, ругая себя за проявленную слабость. Но пока шла домой, этот маленький комочек вызвал такой прилив нежности, что я подумала: "Всё нормально. Ничего. Наверное, сам Бог мне его послал в утешение, поскольку не прошло ещё месяца, как я похоронила близкого мне человека и осталась одна".
Дома, я быстро решила первостепенную проблему. В картонную коробку из-под конфет нарезала бумагу и посадила туда котёнка. Он тут же освоился, поняв назначение этого импровизированного туалета. Затем, вылакав довольно большую порцию молока, улёгся на подушку.
Забыв все сложности, которые он доставит, я с умилением смотрела на это создание. А он, как бы чувствуя моё восхищение, грациозно потягивался.... Переворачиваясь на спинку, выставлял свой розовый животик и, складывая лапки, смотрел на меня прищуренными сытыми глазёнками.
Я назвала его Мокусиком, что означало - московский Кусик, добавив приставку "Мо", поскольку он был похож на Кусика, а по происхождению - коренным москвичом. Затем эта кличка из Мокусика перешла в более простое имя - Макуся.
Я покупала ему молоко, в которое бросала кусочки белого хлеба и поражалась его не привередливости и отменному аппетиту. Прошло две недели. Получив очередную пенсию, я с удовольствием подумала: "Вот мы и продержались". Но, как часто со мной случалось, житейские проблемы потребовали быстрого отъезда, и мне пришлось временно отвезти Макусю в Тулу к дочери.
Из Москвы в Тулу шли поезда и электрички. Билет на электричку можно было достать всегда и стоило это намного дешевле при разнице во времени всего один час. Выбрав последний вариант, который оказался не очень удачным из-за бесконечных остановок и духоты, мы, наконец, добрались до дома. В дороге, от сильной жары и тряски вагона, Макуся "падал в обморок". Я, используя весь арсенал ласковых слов, умоляла его "прийти в себя", брызгая водой под общий восторг пассажиров. А мне было не до смеха. Довести бы живого....
В Туле в квартире дочери жила породистая рыжая лайка по кличке Гера. На конкурсе собак она получила "Золотую медаль", чем очень гордилась вся семья. Я боялась этой встречи, вспоминая негативную фразу, относящуюся к людям: "живут, как кошка с собакой". Но, к нашему удивлению, Гера восприняла Макусю, как своего щенка. Осторожно обнюхав, она начала его лизать, а Макуся, не взирая на огромную разницу в весе, принял её за свою маму-кошку, которой можно дать по морде, поиграть с хвостом, залезть на спину, что он и проделывал в дальнейшем. Удивительно, но Гера это воспринимала, как шалости щенка необходимые для его собачьего развития.
Но самым интересным было то, что Гера не притрагивалась к пище, пока Макуся не наестся. Накормить котёнка было не легко. Помимо своей пищи он ел всё подряд: огурцы, кабачки, картошку, не брезгуя, собачей похлёбкой. Он всё время просил есть и, насытившись, нехотя отползал от миски, переваливаясь в разные стороны на ещё слабых ножках. Рос он "не по дням, а по часам". Гера и Макуся подружились, и разлучать их было уже нельзя. Макусю восприняли как ещё одного члена семьи.
Сейчас, это огромный, ленивый, серый, пушистый котяра с зелёными круглыми глазищами, который при виде пищи начинает так орать, что отдашь всё, лишь бы он замолчал. Да, действительно чувствуется порода!
Этот текст я восстановила в 2010 году. Гера умерла от старости, а Макуся ещё жив и этим летом ему исполнилось восемнадцать лет.
Я могла бы ещё долго описать многие эпизоды и встречи с этими прекрасными животными. Они кумиры всей моей жизни, начиная с самого детства. Когда я шла по улице и встречала прогуливающуюся кошку, я не могла пройти мимо, не поговорив с ней. Она отвечала мне коротким "Мяу", тёрлась о ноги, заглядывала ожидающе в глаза, а порой ещё долго бежала за мной.
Тёма и Люша
Тёма - рыжий сибирский кот. Он реагировал на каждый звонок в нашу квартиру. Суетился в коридоре, боясь, что посетителям не успеют открыть дверь и с радостью встречал всех, кто к нам приходил. Ласкаясь о ноги, он не давал снять обувь и охотно шел на руки. Когда я его гладила, его нос от удовольствия становился мокрым. Он закрывал глаза, перебирал лапками и, осторожно выпуская когти, громко мурлыкал. Это был добрейший, очень общительный кот в противоположность своей подруге Люше.
Люша - аристократка, так мы её называла, была уникальна.
А её внешность и повадки совсем не соответствовали этой простой кличке. Впечатление, что она побывала в косметическом салоне красоты, где ей навели макияж. На очаровательной мордочке, с короткими маленькими ушками, красовались большие зелёные глаза, обведенные чёрными линиями. Точно так же были окантованы рот и розовый носик. Пушистый, как у песца, хвост волочился по полу, удлиняя туловище. Передвигаясь на коротких с чёрными подушечками ножках, она скорее была похожа на куницу, если не учитывать окраску. Её длинная белоснежная шерсть требовала систематического ухода при помощи специальных щёток. Эта элитная порода кошек, выращенная в Англии, отличалась умом и требовала к себе особого внимания. Людей она остерегалась и, как полагалось по статусу, показывалась редко.
Это была удивительная семейная пара. Спокойный, добрый Тёма и своенравная Люша. Когда Люша вынашивала котят, превращаясь в огромный белый шар, Тёма не притрагивался к еде, до тех пор пока Люша не закончит трапезу. Ела она с осторожностью. Вначале понюхает и попробует, и только, убедившись, что пища съедобна, начинал не спеша, есть. Тёма, истекая слюной, молча ходил из стороны в сторону, наблюдая за своей красавицей. Он был прекрасным мужем и отцом. Часто лизал её шерсть, ушки и..., принимал роды. Откусывая пуповину, помогал ей съедать послед, облизывал новорожденных котят и лежавшую в изнеможении "роженицу".
Котята получались леопардовой или белоснежной окраски. Были они очень смышленые, живые, крепкие, быстро росли, набирая вес, как бы в подтверждение того, что даже на уровне животного мира полезно генетическое разнообразие.
Кусик
Мне давно хотелось иметь серого пушистого кота, похожего на одного из моих Мурзиков, который прожил с нами всю свою кошачью жизнь спокойно и сытно, пока не умер от старости. Это было в далёкие студенческие годы. Но, именно сейчас, когда мой муж перенес инсульт, мне казалось, что кот, спокойной серой масти, может быть удачным дополнением к медикаментозному лечению.
Однажды, один из моих родственников, торжественно сообщил, что у их кошки родился голубой котёнок, которого я могу забрать через два месяца. Я ждала с нетерпением. Но, уже через месяц, мне принесли серый, пушистый комочек, с невзрачной мордочкой, который царапался и кусался, не даваясь в руки.
- Боже мой, какая гадость, отдай его обратно, - сказал муж.
Но при всём его желании, отдать котёнка я не смогла. И, назвав его Кусиком, тут же с возмущением посадила на больное плечо мужа. Котёнок притих, замурлыкал и закрыл глазки.
-Ты посмотри, надо же, - сказал муж и с любопытством начал наблюдать за его поведением. Через некоторое время, войдя в комнату, я увидела их сладко спавшими.
Кусик рос медленно. Его мордочка немного напоминала лисью. Вытянутый нос с небольшой горбинкой придавал его профилю благородный вид. Но вся красота была отдана хвосту: плоскому немного длиннее обычного, ширина которого перекрывала всё туловище. Он всегда держал его вертикально, помахивая в разные стороны, как веером и медленно с достоинством выступал, подобно павлину. Кусик иногда принимал ласку, но, как и раньше, был "кусучим" и "царапучим", оставляя периодически автографы на моих руках и ногах. Но, несмотря на это, мы любили его. В доме он почувствовал себя хозяином, а мы были его слуги.
Прошло шесть лет, и полоса нашей относительно стабильной жизни закончилась. Я потеряла мужа. Он умер неожиданно, лёжа в больнице на лечении. А ещё через два месяца, оставив работу, я вынуждена была срочно уехать в Москву к тяжело больной тёте, которой в то время было уже девяносто три года. Мне больно вспоминать и нет желания описывать это период жизни. Брать с собой кота было нельзя, и невозможно по многим причинам, и я оставила его у моих близких приятелей. Но никто тогда не мог предположить, что в этой милой семье дети не смогут понять характера этого независимого животного. Его нельзя было использовать, как куклу для игр. За свой неуживчивый характер Кусику часто доставалось, что в дальнейшем он мне не простил и сполна отыгрался, когда через два года, после смерти близкого мне человека, я смогла его забрать в Москву. А случилось следующее.
Было начало февраля. Зима не сдавала свои позиции, и морозы доходили до минус 20 градусов. В комнате было зябко. Кусик облюбовал моё рабочее кресле и, свернувшись калачиком, дремал, уткнувшись носом в свою пушистую шерсть.
В тот вечер мне нужно было готовить доклад к конференции, и я решила перенести его на другое место. Но, не успела к нему прикоснуться, как он повис на моей руке, мёртвой хваткой, вонзив острые зубы в ладонь. От дикой боли и неожиданности, перехватило дыхание....
Я пыталась его оторвать от себя, хватая за лапы, шерсть, голову, но та же участь постигла вторую руку. Я закричала и окровавленной рукой ударила кота по спине...! От необычного моего поведения он испугался, разжал зубы и спрятался под стол. Сильная боль свела пальцы.
"Скорее к воде",- мелькнула мысль, - и, оставляя кровавый след, побежала в ванную комнату. Под струёй холодной воды, боль постепенно затихла, но кровь не прекращала струиться. Перекись водорода, бинты и йод я не сразу смогла найти и, наконец, вымазав всё вокруг, кое-как перебинтовала руки. Кровь продолжала просачиваться через бинты, и в ход пришлось пустить всё, что попалось: полотенце, наволочу, майку. От стресса и слабости кружилась голова. Опираясь на локти, я прилегла....
Не помню, сколько прошло времени, но вдруг почувствовал, как по моим ногам и туловищу в направлении лица медленно передвигается кот. Он дополз до груди и остановился. Приоткрыв глаза, я заметила, что Кусик изучает меня. Обнюхав, мои вертикально торчащие перебинтованные руки, он улёгся между ними....
"Лицо!" - Я боялась пошевельнуться.... Старалась медленно и глубоко дышать, сдерживала сердцебиение. - "А вдруг он набросится на моё лицо...?".
Не знаю, помнил ли он и понимал, что натворил, но, наверняка, пришел меня "лечить". Моё состояние и поведение, Кусика явно не устраивало и, полежав немного, он спрыгнул на пол. Я встала и решила позвонить в скорую помощь, что мне удалось сделать не сразу. Но услышала холодный, как зима за окном, голос:
- Гражданка, идите в свой травм пункт. К укушенным мы не приезжаем!...- Трубку бросили, и по комнате побежали короткие гудки. Идти по такому морозу я была не в состоянии и решила подождать до утра.
Утром пришла медсестра из поликлиники, промыла и перебинтовала раны. Выслушав меня внимательно, высказала предположение, что кот болен. Она помогла мне надеть шубу, и я поехала в травмпункт.
Отсидев почти час в мрачном полупустом коридоре, после очередного чаепития врачебного персонала, меня, наконец, приняли. Врач выслушал и, осмотрев раны, сделал вывод, что Кусик скорее всего не взбесился, но вполне возможно произошло какое-то нарушение психики, и дал направление в ветеринарную лечебницу следующего содержания:
"Просим обследовать кота по имени Кусик, укусившего гражданку "N" и дать заключение о состоянии его здоровья".
И предупредил, что если в течение 10 дней я не принесу выписку по результатам обследования кота Кусика, то меня оштрафуют на 500 рублей, что в то время было больше моей пенсии. Мне он назначил ежедневные процедуры и перевязки.
- Я не нахожу бешенства, - сказал ветеринар, - но оставлять его в доме в таком состоянии опасно, может быть рецидив, а кастрировать уже поздно. - И отправил Кусика в больницу на лечение, откуда он так и не вернулся.
Моя квартира опять опустела. А оставшиеся на полу пятна, и долго ещё не заживающие на руке шрамы напоминали мне о том вечере....
Пытаясь анализировать, я предполагаю, что, лишившись привычного внимания, ласки и потеряв свой дом, Кусик почувствовал себя брошенным. В обстановке второго дома его обижали и в любом передвигающемся предмете и людях он начинал видеть опасность. В Москве, попав в третью квартиру, его преследовали запахи собаки, которая когда-то в ней жила, и он часто кричал, издавая гортанные дикие звуки.
Иногда, когда я ходила по квартире, он хватал меня за ноги. Выскакивал неожиданно, выгибая горбом спину и ощетинившись, кусал, порой до крови, и тут же исчезал. Это не похоже уже было на шалости игривого котёнка. Вполне возможно, что он мне мстил за всех и за всё, чувствуя безнаказанность. Я не сразу поняла, что означает мгновенное расширение зрачков и стойка опасного хищника. В нём пробудился зверь.
Может быть у кошек, как и у людей, есть своя роковая судьба. А может быть, она как-то переплетается с нашей, что мы даже не подозреваем в силу своей более высокой организованности, не хотим это знать. "И так много своего горя, забот и проблем". Но, ведь они, как и мы - разные. Как они воспринимают наш мир? Что им чудится? По каким законам они живут?... Для нас они примитивно понятны, а может быть неразгаданны, не открыты до конца?...
Апрель, 2002 год.
ПИАНИСТ
Ина Эле
- За сколько вы хотите продать рояль?
- За десять тысяч рублей.
- Но вы говорите, что дека треснута, а это пятьдесят процентов от стоимости, то есть пять тысяч рублей. И войлок кое-где отлип, - заглядывая под крышку рояля, с деловым видом произнёс покупатель,- минус ещё одна тысяча рублей. И как вы говорите, он требует настройки, что обойдётся не менее трёх тысяч.... В общем,- одна тысяча, и по рукам!- И он постучал толстыми пальцами по крышке рояля.
В эту минуту внутри у пианиста что-то дрогнуло. "Рояль фирмы Беккер, который сопровождал его всю жизнь, отдать практически даром этому жирному плешивому борову?!"
Он выпрямился и, вскинув вверх голову, как будто готовился к поклону перед публикой концертного зала, неожиданно твёрдым голосом произнёс:
- Рояль не продаётся.
- Ну как, мы же договорились!?.. И ощутив, чутьём торгаша, что может упустить рояль
покупатель быстро заговорил, невнятно повторяя, что "несмотря на недостатки инструмента, из уважения к почтенному возрасту и он, как ценитель искусства, только из уважения - готов дать пять тысяч рублей и не больше".
- Нет, рояль не продаётся!
Покупатель понял, что проигрывает и поспешил вернуть цену к первоначальной - десяти тысячам рублей...
"Это больше, чем стоит рояль, но из-за уважения к тяжёлому положению всем известного пианиста, и к искусству", - он так щедро поступает.
Пианист продолжал стоять с гордо поднятой головой... И спокойным голосом сухо повторил:
- Нет, не продаётся.
Покупатель с удивлением посмотрел на костюм пианиста, на пустые стены с очерченными контурами некогда висевших на них картин; измятый плед и протёртые подушки, небрежно брошенные на ободранную обшивку дивана, и ему стало не по себе. Он перевёл взгляд на пианиста. Пианист выглядел как изваяние. Его отсутствующий взгляд был устремлён куда-то вдаль, как будто в комнате никого не было. И покупатель вспомнил, что когда-то, когда он был ещё молод, его первая жена повела его в концертный зал консерватории. Исполнялись сонаты Бетховена, от звуков которых ему стало как-то тревожно на душе.... Он бросил взгляд на жену, но та его не замечала, как будто его вовсе не было, и не только его.... По выражению её лица он понял, что кроме пианиста и её в зале никого нет. И действительно, зал отсутствовал своей кричащей тишиной. И только звуки рояля заполняли это пространство.... Людская масса замерла в преклонении перед величием музыки и его исполнителем. "Да, это Он. Это тот великий пианист... Он узнал его.... Как далёк он от этого непонятного ему человека. Ведь умирает от голода, а этот ящик может спасти ему жизнь!" И он, опустив голову, пробормотал: