Ерёмин Олег : другие произведения.

Волны и Небо

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 4.13*6  Ваша оценка:

   Олег Ерёмин
  
  
   ВОЛНЫ И НЕБО
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Я иду по Пути.
   Вверх по лестнице дней. -
   Каждый шаг - только вверх.
   Только к звездам и сказочным снам.
   Эти сны я вплету в свою жизнь.
   Эту жизнь я пройду по Пути.
   Этот путь приведет меня в небо.
   Это небо объятием встретит меня.
   Я иду по Пути.
  
   Я не знаю, куда приведет меня путь, на который я вышел теплым августовским вечером двадцать восемь лет тому назад. Но у меня нет другого пути, и путь этот - мой. Раньше я не догадывался, что иду по нему. Лишь недавно я понял, что ни одно событие моей жизни не было случайным, что радость и горе, счастье и слезы - все это вехи, шаги на дороге, ведущей меня вверх. К самому себе. Тому, кем я могу, а значит обязан стать. И что беды мои - лишь приглашение к работе, звонки на уроки. А близкие мне люди, встречу с которыми подарила судьба - мои учителя в школе жизни.
   Спасибо вам всем. За то, что вы есть. За то, что вы такие, какие есть. За Свет и Тень. Без вас я не прошел бы и шага. Я по-разному к вам отношусь, но все равно благодарен Судьбе, или Богу, или Вселенной за то, что встретил вас и смог научиться тому, чему научиться смог.
   Я сейчас в середине пути. Во времени и месте, из которого можно и нужно оглянуться назад, чтобы понять и принять дорогу, уходящую вдаль.
   И я оглядываюсь. Я вспоминаю. То, что было со мной, и что могло быть. То, что только снилось, и что вошло в мою жизнь из мира за гранью сна. Это все переплетено и потому неразрывно. И клубок из всего этого - Я.
   Если хотите, пройдите тропинками памяти вместе со мной. Я не обещаю быть хорошим. Я не буду добрым и правдивым. Но я всегда и во всем останусь честным перед вами и собой. Друзья мои, не ищите себя среди героев. Ни одного из вас здесь нет. И все, о ком я пишу - это вы.
   Вот и все. Я обозначил точку старта и махнул сам себе клетчатым флажком.
   В путь!
  
  
  
  
   Было все.
   Раскаленные камни ристалища с пятнами крови.
   И мягкие губы твои.
   Выстрелы в темном городе этого Мира и за пределом его.
   И Черный замок под весенним Солнцем.
   Я расскажу обо всем.
   Но сначала...
   Сначала Волны и Небо.
   Волны и Небо.
  
  
  
  

Сны о чем-то большем.

  
   Четыре года назад в реальности и вне ее.
  
  
   - У Кастанеды есть одна очень важная идея. О точке сборки слышали?
   - Знакомое выражение, но толком не помню, - откликнулся Володя. Я, Игорь и Антон выжидательно промолчали.
   - Это довольно просто, - продолжил Сергей. - Человек является частью всеобщего поля. Маги способны ощутить сплетение информационных волокон. Этих волокон бесконечное множество и наше восприятие зависит от того, какие из них проходят через центр нашей сущности - точку сборки. По Кастанеде, маг способен перемещать эту точку. Тем самым он меняет восприятие мира. Точнее миров - бесконечное число которых одновременно существует вокруг нас. Медитация - это контролируемое смещение. Обычный сон - тоже смещение, но спонтанное, неподконтрольное.
   - И как же ее смещать, эту точку сборки? - заинтересовался Антон.
   - Знаешь, по-моему, любая медитация - это уже смещение. Другое дело результативность. Но тут уж у кого как получится.
   - И кто к чему предрасположен, - задумчиво добавил Игорь.
   - Да, но ведь есть, наверное, особенно действенные медитации? - Антон подался вперед.
   - Может быть, - с легким сомнением отозвался Сергей, - Хотя, я думаю, Игорь прав. У каждого свой путь.
  
  
  
   У каждого свой путь.
   И чем дольше по нему идешь, тем дальше становишься от других, идущих собственной дорогой.
   Сколько же прошло времени? Года три? Да, где-то так. А кажется, что вечность...
   У Сергея давно уже своя школа, свои ученики, которые считают его "Гуру", и готовы усердно выполнять любую рекомендацию. Хорошо хоть, что он этим не злоупотребляет.
   Антон прошел кучу школ в поисках "самой действенной медитации", в конце концов охладел к Востоку (а также к Западу, Северу и Югу), принял постриг и, обозвав экстрасенсов сатанистами, ушел в какой-то монашеский скит где-то на Алтае.
   С Володей нас тоже судьба развела. Я надеюсь, что у него все сложится как надо. И жизнь окажется к нему добрей, чем к нам.
   Добрей чем к Игорю.
   Эх, Игорь, Игорь, как же твой цинизм и вера в исключительную правоту науки не остановили тебя? Почему ты сорвался?
   Мы с Володей иногда заходим в больницу, справляемся о нем. В палату нас не пускают. Врачи говорят: "Кома". Сергей говорит: "Ушел. Сверхглубокая медитация. Передвинул точку сборки". А я не могу забыть последний разговор с Игорем. Как он сказал? "Эта жизнь мне не удалась. Скучно, хочу действий. Осточертели болтовня и лекции для малограмотных. Уйду я отсюда... Хотя Там и страшно".
   Мне тоже было нелегко здесь, в этом мире, где нет места чуду. Где приходилось постоянно быть настороже. И где у меня никого не было.
   Я все чаще уходил вглубь. Пытаясь уловить отблески иных миров и забытых снов.
  
   * * *
  
   А это был не сон.
   Хоть я и знал, что мне все снится, а тело мое лежит в мягкой постели.
   Но было радостное чувство, что я живу, что я владею миром. Что мне подвластно все.
   И для проверки я остановился. Внимательно всмотрелся и впитал в себя дорогу, сбегающую вниз широкой серой лентой. Желтый глинистый откос слева, чуть потемневшую зелень августовского леса - справа. И раскинувшееся впереди море.
   Оно вставало передо мной, как гигантский синий занавес из тяжелого плиссированного шелка, перебираемого легким ветерком.
   Дорога уходила к нему, постепенно становясь все круче, и оттого плавно горбилась, как бы ныряя в бездонную синь.
   Я глубоко вздохнул, пошел, постепенно убыстряя шаги, и, наконец, побежал по упругому, похожему на асфальт, покрытию.
   Я больше не смотрел под ноги. Только вдаль. И потому казалось, что море плавно придвигается ко мне, открывает серовато-золотистые пляжи, далекий мыс, врезающийся в него справа лиловым языком. И Скалы.
   Они вырастали оранжево-кремовыми столбами и арками в сотне метров от берега. Причудливо переплетались, образуя подобие разрушенного замка.
   На камнях пестрели разноцветными пятнышками купальники загорающих, карабкающихся и ныряющих людей, слышался ритмичный шорох прибоя, на который наслаивались веселый гомон и редкие всплески.
   А между Скал шла к берегу синяя яхточка со сверкающим белым парусом.
   Это плыл мне навстречу Виталька.
   Я выскочил на галечный пляж, скинул одежду и бросился в бодряще прохладное море.
   Командор Виталька лихо развернул яхту в десяти метрах от берега. Парус заполоскал и обвис, потеряв ветер.
   Я глубоко вдохнул соленый воздух и нырнул, вывернулся животом вверх и проплыл под похожей на перевернутую вверх пузом акулу лодкой, вынырнул с обратной ее стороны и, резко подтянувшись, перевалился через борт. Хлопнул мокрой ладонью по загорелой костлявой спине склонившегося над противоположным бортом Витальки.
   Он обернулся, озарил меня белозубой улыбкой, с размаху впечатал мне крепкое рукопожатие.
   - Плывем?
   - Плывем! - отозвался я. - Только, чур - за парусом.
   Он улыбнулся еще шире. Встряхнул меня за плечо и пошел на корму к рулю.
   Мы понеслись, разрезая водные пласты, и шкот трепетал и дергался, как живой, в моих руках, а парус, налившись ветром, выгибался и гудел. Скалы надвинулись на нас, выросли, нависли над головой изъеденными морем и ветром шершавыми арками. Мы лихо и стремительно пронеслись между ними, и стали, резко уваливаясь с борта на борт, лавировать между каменными глыбами, воротами, наклонными пилонами. Это было захватывающе, немного страшновато и весело.
   Потом мы вылетели на чистую воду, и, накренившись на правый борт, быстро заскользили в сторону мыса.
   Мы обогнули его и поплыли мимо дикого скалистого берега с узкой полосой каменистого пляжа и уходящими далеко в море подводными рифами, поросшими бурыми мохнатыми водорослями.
   Виталька знал здесь все проходы и без страха проскакивал между темными полосами рифов над желтовато-зелеными ущельями.
   - Олег, давай притормозим!
   Мы быстро и сноровисто убрали парус.
   Повисли посреди широкого прохода между отвесных подводных стен.
   Виталька подпрыгнул, сильно качнув лодку, и описав в воздухе коричневую дугу, почти без плеска ушел под воду. Я последовал его примеру.
   Зеленоватая, пронизанная желтыми лучами вода окружила меня. Впереди уходил в темнеющую глубину стремительный силуэт Витальки. Я стал догонять его мощными гребками. Он обернулся, пустил пару пузырей, которые, распластавшись блинчиками, лавируя, поплыли к поверхности. Прибавил скорость. Я - следом. Сильно сдавило уши, вода становилась все прохладней и чище. Виталька достиг дна, поплыл над желтовато-коричневыми валунами и полянами песка. Я, наконец, догнал его, и мы оказались плечо к плечу. Легкие начали побаливать. Я показал большим пальцем вверх. Виталька кивнул, извернулся и легкой рыбкой скользнул к голубому переливающемуся своду. Я с силой оттолкнулся от дна и, как торпеда, рассекая упругую воду, устремился к поверхности.
   Мы еще долго купались: ныряли с лодки и просто так, то стремительно проносясь над дном, то зависая в безмолвии и медленно всплывая к поверхности, и только вконец умаявшись, выбрались на лодку и улеглись, впитывая покрытой мурашками кожей солнечное тепло. Какое-то время я ощущал зябкую внутреннюю дрожь, но вскоре горячие волны заглушили ее, и я поплыл, покачиваясь в ярко-красном свете, струящемся сквозь веки, закружился в водовороте, погружаясь на второй этаж сна.
   Или не сна?
   Сон не может быть таким ярким. Ярче реальности. И вдруг я с удивлением вспомнил, что видел подобные сны. В них было море, катание на высоких ласковых волнах, Виталька, Мастера. И Полеты. Эти сны время от времени приходили ко мне и дарили теплое ощущение беззаботности и радости, светлой грусти и ожидания чуда, такое же яркое, как в книгах Крапивина, в музыке Жаре, в фильмах Марка Захарова. И все-таки другое - неповторимо личное, свое. Они сразу забывались, оставляя в памяти только щемяще-радостное настроение, которое надолго оставалось со мной, поддерживая в бытовой круговерти. Но сейчас я вспомнил их, каждую деталь, каждый оттенок и звук. И понял, что это - не сны. Что это действительно было со мной. Что я и раньше попадал сюда. В сказочный мир, где машины уступили место магии, а армия и полиция - Хранительницам, где наш мир - ставшая болью история, все еще не до конца залеченная рана. И где у меня есть друзья и нераскрытые тайны...
  
  
   ...Мне на живот плеснулась холодная вода.
   Я подскочил, ошарашенно глядя перед собой осоловевшими глазами. На меня смотрел, злорадно ухмыляясь во всю рожу, Виталька.
   Я с притворной (а отчасти нет) яростью накинулся на него, и мы оба, чуть не перевернув лодку, плюхнулись в воду. Она обожгла с непривычки холодом, вытравила из головы навеянную жарой сонную одурь, взбодрила.
   Мы немного поныряли, окончательно приходя в себя, и выбрались на яхту.
   - Поплыли в Клуб, пока снова не раскисли! - предложил Виталька.
   - Давай, - отозвался я.
   Мы поставили парус и, оседлав плотный ровный бриз, почти по прямой пересекли залив и подошли к Южному мысу. Провели наше суденышко в створ маленького мола и пришвартовались у полупустого пирса. Жару сменила предвечерняя прохлада. Упругий ветер гнал к берегу маленькие пушистые облачка и взлохмачивал воду мелкой острой рябью.
   Виталька запрокинул голову и радостно воскликнул:
   - Олег, смотри - наш знак!
   Я увидел, как облака над головой складываются в ровный четкий ромб.
   - Это хорошо! - обрадовался я.
   - Да, - Виталик посмотрел на меня серьезно и прямо. - Пришел твой час. Я тебе завидую.
   Он положил мне руку на плечо.
   За его спиной вышли из дверей Клуба и стали полукругом Мастера. Мастер Ветра и Облачный Мастер стояли поодаль, раскинув руки и подняв лица вверх, к своему творению.
   - Твой выбор, Олег, - серьезно и торжественно произнес Мастер Парусов - Виталька.
   Я улыбнулся:
  -- Ты ведь его знаешь. Волны и Небо.
   Виталий сделал два шага назад и встал в общий строй. Сказал звучно и веско:
   - Да будет так! - и добавил потише. - Лети.
   Я ощутил в груди радостное замирание, так знакомое мне по Тем снам, повернулся направо. Сделал шаг, другой, напряг какие-то неведомые струнки и почувствовал, что Это произошло! Мои ноги уже не касались асфальта.
   С ощутимым, но не физическим усилием я отрывал себя от земли, на полметра, на метр. Повис, глядя сверху на звонко смеющихся друзей. Плавно опустился.
   - Вот и все, Олежка, - радостно улыбаясь, подошел ко мне Виталька. - Теперь это с тобой навсегда. Ты - Мастер Волн и Неба. И как только сможешь прорваться в параллельные пространства, которые вы называете снами - эти силы будут твоими. Да и многое другое. И еще одно. Ты нам нужен. Мы встретились не зря, и нам предстоит еще многое сделать. Но сначала ты должен найти себя и близких тебе людей. Мы помогли тебе, чем смогли - но дальше твой путь. Вот и все. До свиданья, друг! Возвращайся к нам, когда будет тяжело или радостно.
   Он последний раз крепко пожал мне руку.
   И я очнулся в своей постели.
  
   * * *
  
   Я проснулся поздно. Часов в девять.
   За окном было пасмурно, моросил монотонный январский дождь.
   И от этой монотонности, от контраста с тем, что было во сне, резанула неожиданно сильная тоска.
   Нет, и не было в нашем мире ни Витальки, ни Клуба, ни полетов.
   Только море.
   Оно и сейчас где-то там, в километре от дома, катит свои холодные серые волны, свинцово лоснясь под дождем.
   Тоска.
  
  
   Днем погода прояснилась, холодный северный антициклон отогнал низкие тучи.
   Я, промаявшись весь день дома, решил выбраться погулять. Хоть немного развеять грусть, так и не отпустившую меня.
   Резкий норд-ост пронизывал поролоновую куртку, неприятно морозил спину. Небо окончательно очистилось.
   Вечернее солнце низко висело над горизонтом, подсвечивая осколки туч тускло-желтым светом. Я взглянул в зенит.
   ПРЯМО НАД ГОЛОВОЙ ОБЛАКА СЛОЖИЛИСЬ В ЧЕТКИЙ, ГЕОМЕТРИЧЕСКИ ПРАВИЛЬНЫЙ РОМБ.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Сейчас.
  
  
   День пройдет - и снова будет день.
   Круг за кругом, по спирали, возвращает меня жизнь.
   Это не топтание на месте.
   Это путь.
   Путь вверх.
   Днем я пробирался извилистыми тропинками жизни. А по ночам видел сны.
   И это тоже был Путь.
   В него звали Волны и Небо. Манила свобода и музыка дальних дорог. И я отправлялся на поиск волшебного мира. Где жили друзья и раскинулся сказочный Город.
   И были проблески чистых и ярких, как вспышка сверхновой, эмоций, упругим толчком возвращавшие в нашу реальность.
   И были прогулки по Городу. Радость открытия и узнавания ране не виданных мест.
   Не было жизни во сне.
   Я начал читать Кастанеду, листать Мульдона, открыл четкие и предельно простые истины Лабержа. Спорил с Антоном и пытался работать с Сергеем и Володей.
   Без результата.
   Пришло отчаянье и пустота апатии. Она срослась с пустотой моей судьбы. Реальность и сон стали серы и неинтересны.
   И в этот момент я прорвался.
   Не туда, куда стремился. Не туда, куда хотел. Но Путь не выбирают. Он сам выбирает тебя...
  
  
  
  
  
  
  
  

Свет и тень.

  
   Год назад вне этого мира.
  
  --
  -- ...Я тащу кабель. Впереди Андрюшкина спина, согнутая в позе бурлака на Волге. Толстая черная змея тяжело давит на плечо...
  -- ...Громовой раскат. Дождь, несущийся к нам матово-поблескивающей стеной...
  -- ...Яркий лунный свет и расплывчатое пятно лица:
   - Третьим будешь?...
   ...Серая асфальтовая дорога под свинцовыми тучами. Звук шагов за спиной.
   Не оборачивайся!
   Да к черту! Это ведь только сон.
   Взгляд за плечо. Пусто. Даже дороги нет. Голая бетонная стена, покрытая влагой и островками плесени. И вокруг тоже стены. Сырые стены подвала.
   Я подхожу ближе, всматриваюсь в шероховатую поверхность, протягиваю к ней руку.
   ВЗРЫВ ЧУВСТВ.
   РУКА РЕАЛЬНА. И стена реальна. Я вижу каждый бугорок на крошащемся бетоне, каждую каплю воды, ощущаю холодную сырость. Чувствую запах влажной штукатурки.
   Я ВО СНЕ!
   Ти-ихо. Стоять! Не смей, я тебе приказываю.
   С почти физическим напряжением скручиваю рвущийся из груди восторг. Нельзя его выпускать, а то выкинет из сна, как всегда выкидывало раньше.
   Я подношу к глазам руку. Разглядываю переплетение линий на ладони, волнистый рисунок кожи.
   Помогло.
   Лаберж оказался прав - прекрасное средство, если использовать его не по Кастанеде, а как фиксатор.
   Угомонились эмоции. Пришло спокойствие. Тихое и радостное, как от вида на горное озеро.
   - Ну, вот я и здесь, Олег.
   Я свободен и могу делать все, что захочу, а не бездумно нестись в потоке сна.
   Снова прорвались чувства. И стены затуманились, пробежала по ним волна ряби.
   Я бью кулаком по становящейся эфемерной поверхности. Резкая боль. Настоящая. Подвал вновь обретает четкость.
   Хо-ро-шо.
   Слева движение. Оборачиваюсь.
   - Черт!
   Зверь метра полтора высотой. Похожий на покрытую клокастой шерстью курицу, лишенную крыльев, но снабженную длинной крокодильей пастью.
   Он недовольно мотает головой и дерганой, раскачивающейся походкой направиляется ко мне.
   - Так, значит, - страха нет. Только злость.
   Я криво ухмыляюсь:
   - В конце концов, сон это или не сон?!
   Кисти рук теплые. Горячая волна поднимается по предплечьям, обволакивает руки невидимыми тяжелыми перчатками. Плавно поднимаю руки над головой. Пальцы ощутимо покалывает.
   Зверь уже в пяти шагах. Но торопиться нельзя. Шаг назад и руки, описав полукруг, нацеливаются вперед. Поток мощи от плеч к пальцам, и дальше - к голове животного. Бледное свечение между нами. Зверь подергивается рябью, становится полупрозрачным. Исчезает.
   Вот и все.
   Сон обретает окончательную резкость. Теперь я здесь. Я могу прожить кусочек жизни в этом мире. Разгадать его тайны. Увидеть его изнутри, глазами местного жителя. Может даже повезет забыть о том, кто я такой. Я не буду похож на себя, прежнего, как автор не бывает похож на героя своей книги.
   Вперед!
  

Глава 1. Провал.

  
   Огромный зал городского молельного дома переполнен народом. Главный проповедник, облаченный в зеленую сутану, заканчивает вечернее богослужение:
   - А также, братья, призываю вас не вдаваться во искушение, сторониться пособников нечистого, рядящихся в личину чародеев и колдунов, да падет гнев Божий на их головы. Ибо близок день великого суда над безбожниками и приспешниками антихриста, оскверняющими мир сей сатанинскими деяниями своими. Не впадайте же во соблазн и сторонитеся нечистых сих, а также мест, оскверненных ими. Обходите стороной Прокопьевский пустырь, ибо сотворено на нем Зло, и проклято место то. И да будет им за это наказание Божье, а нам всем, за кротость нашу и смирение вечна-а-а-я бла-аго-одать.
   Он склонился в поясном поклоне перед Ликом, затем простер руки над молящейся толпой и закончил:
   - Идите же, братья мои, с миром, и несите свет Господень во все дороги свои. А служители Божии взойдите ко мне, дабы передал я вам волю Отца нашего.
   Он медленно повернулся и скрылся в золотых вратах, с которых взирало на паству строгое лицо Вишну-хранителя.
   Толпа начала выливаться на улицу, а десятка три человек поднялись гуськом по ступеням и последовали за священником.
  
  
   - Братья, - Главный проповедник сидел в глубоком кресле во главе длинного стола. - Я позвал вас, чтобы еще раз повторить то, что сказал остальным прихожанам. Не допускайте, чтобы подопечные ваши ходили на Прокопьевский пустырь. Всех, кто бывает там, проработайте на собраниях общин ваших. Это место осквернено врагами нашими и Господа. Там творятся мерзости и злодеяния Исконного Врага. Не место там ни вам, ни вашим подопечным. Но я, как проводник воли Всевышнего, должен знать все козни служителей Аримана и потому один из вас пойдет туда. Старший Теолог молокозавода!
   Виктор вздрогнул и нервно сжал руки в замок.
   - Да-да. Мне открыто, что водите вы знакомство с одним из Врагов веры, и о других ваших прегрешениях мне известно тоже. Поэтому и поручается вам, во искупление грехов, для обуздания гордыни и присечения своемыслия проследить за местом сим, узнать о Зле, сотворенном там, и доложить Господу нашему и мне лично обо всем, что разведаете.
  
  
  
   * * *
  
   - А мне опять приснился вещий сон, - Юра задумчиво постукивал пальцами по черному полированному столику.
   - Расскажи, - Лена накрыла его руку своей узкой ладошкой.
   Юра вскинул глаза и чуть улыбнулся, взглянув сквозь полумрак кафе на свою спутницу. Крутанул на уровне глаз лимонно-желтую полоску энергии и переслал ее в бледные пальцы, поглаживающие его кисть. Лена чуть вздрогнула, но ничего не сказала, только продолжала выжидательно на него смотреть.
   - Помнишь, я тебе рассказывал, что мне уже два раза снилось одно и то же место? - Юрий немного помолчал, призакрыв глаза. - Прошлой ночью я был там опять. Это на Прокопьевском пустыре. Я иду по нему в сторону развалин, и вдруг передо мной вспыхивает радужный сполох. Он сгущается в фигуру огромного демона. Здоровенного, фиолетового цвета, с длинными когтями и глазами навыкате. Я стою. Он тоже. Я кручу на всякий случай астральный хлыст, окружил себя золотой сферой и жду. Демон принюхался, оскалил зубы и рычит: Проваливай, Маг, вас мы не тронем, хватит других людишек. Ха - ха - ха!. А мне как сверхзнание открылось. Я понял, что пропускать его нельзя. Что я единственный, кто может его остановить. А иначе все погибнут.
   - И ты на него напал? - Лена подалась вперед.
   - Я пошел на него. И провалился в другой сон.
   - Да? - с некоторым сожалением сказала Лена. - И что же тебе снилось потом?
   - Так, путаница, - отмахнулся Юра. - Какие-то странные машины вроде железных птиц, электрические кабели, дорога, подвал... Еще какие-то твари. В общем, обычный пустой сон. А вот Пустырь - это неспроста.
   - А давай туда сходим, а?
   - Ну, если ты не боишься... - Юра усмехнулся с некоторым превосходством.
   - С тобой не боюсь.
  
  
   Яркое весеннее солнышко пригревало землю. Пчелы надсадно жужжали в белых и розовых ароматных шапках алычовых деревьев.
   Юра легко спрыгнул с подножки кеба, подхватил тоненькую Лену и мягко поставил ее на мостовую. Нежно ее обнял.
   Повозка тронулась вперед и под цокот копыт скрылась за углом.
   Впереди, за низкими палисадниками и огородными участками расстилался Прокопьевский пустырь - несколько гектаров сорняков и колючего кустарника с руинами старого языческого святилища посередине. Именно из-за этих развалин горожане не застроили пустырь. Какой же прихожанин ослушается Проповедника? А маги побаивались осквернить это место жильем, да и шутить со старинными заклинаниями особой охоты ни у кого не возникало.
   Юра, взяв Лену за руку, неторопливо направился к пустырю.
   - Привет, Юра. Здравствуй, Лена.
   Возле железной калитки, небрежно облокотясь на столб, стоял Виктор.
   - Здравствуй, - улыбнулась Лена.
   Юрий молча подошел, поздоровался, чуть задержав рукопожатие и, глядя в глаза, спросил:
   - И сколько дней ты нас здесь поджидаешь?
   Виктор дернул щекой. Отвел глаза:
   - Поговорить надо.
   - Говори.
   - Пойдем к развалинам, - Виктор круто развернулся и быстрым шагом пошел по пустырю. Юра демонстративно пожал плечами, и снова взяв Лену за руку, не торопясь, направился следом.
   - Это ваших рук дело?! - Виктор показывал на простенок между двумя обломанными колоннами. В солнечном свете, лоснясь, переливался сгусток сумерек, изредка посверкивая радужными огоньками.
   Юрий тихонько присвистнул. Выпустил Ленину руку и на напружиненных ногах стал обходить аномалию. Правая кисть протянулась вперед, и пальцы стали плести замысловатый узор. Туманное пятно отозвалось на него серией ярких вспышек, завибрировало, наращивая частоту. Юра сделал два быстрых шага назад, с шумом вздохнул. Крест-накрест взмахнул руками, отсекая чужие энергии. Повернул к друзьям покрытое бисеринками пота лицо:
   - Ничего себе! Нет, это не мы. По крайней мере, я не знаю никого из наших, способного на такое.
   Виктор скептически хмыкнул. Чуть заметно поморщился и отвернулся, когда Лена подошла к Юре, стала промокать платком его лоб.
   - Пойдем отсюда, а, Юр?
   Юрий, прищурившись, взглянул на поблескивающую огоньками тень, нехотя кивнул:
   - Да, мне надо подготовиться. Эту штуковину я так не оставлю. Это провал. Дыра в чужой мир. И я очень хочу с ней разобраться.
   - Я помогу тебе, - решительно заявил Виктор.
   Юра насмешливо на него покосился:
   - Что, Витя, спецзадание?
   - Да причем здесь это?! - с прорвавшейся горечью откликнулся тот. - Ну и задание тоже! Да! Но я сам хочу понять, что это такое! Откуда здесь эта гадость?! Если не вы, то кто ее сделал? Или что?! Ты же меня не первый год знаешь! Я и без задания был бы здесь... и с вами...
   - Ладно, не злись. Пошли ко мне. Обсудим. Хотя нет, у меня есть замечательная мысль! Лен, пошли к Косте. Он давно зазывает. Посидим, поговорим. На нейтральной территории.
  
  
   * * *
  
   Чайник подпрыгивал на печке и шипел. Костя сосредоточенно колдовал с заваркой, доливая кипяток через строго отмеряемые по песочным часам промежутки времени, подсыпая разные душистые травки. Юра с Леной сидели, откинувшись на диванчике, а Витя, сжавшись на табуретке, почесывал подбородок.
   Молчание становилось тягостным, этого не замечал один только хозяин, тихо мурлыкающий себе под нос популярную мелодию. Наконец песок в часах ссыпался. Костя с довольным видом долил до краев огромный заварочный чайник и, помешав в нем какой-то особой веточкой, поставил на стол, аккуратно накрыв подбитым ватой колпаком.
   - Вот, пять минут и чай сготовится! - довольно сообщил он.
   - Это хорошо. А то мы у тебя все печенье потрескаем, - откликнулся Юра, выуживая особо поджаристый кусочек.
   - Ешь, ешь, я много напек.
   Виктор тоже потянулся за печенькой, громко ею захрустел. Исподлобья взглянул на Юру:
   - Ну и что ты намерен делать?
   Тот криво улыбнулся, выразительно пожал плечами.
   - Будем разбираться.
   - С чем, или, вернее, с кем? - резко спросил Витя.
   - Что ты имеешь в виду? - насторожился Юрий.
   - Все равно это ваши.
   - И откуда, интересно, такая уверенность?
   - А кто же еще?
   - Я не знаю, кто или, как ты выразился, что, но это не маги.
   Витя поморщился и демонстративно отвернулся.
   - Ты, наверное, плохо себе представляешь наше сообщество, - неторопливо начал Юрий. - Мы очень четко держимся своих зон влияния. Этот район - мой. Ни один маг нашего города не стал бы сюда лезть. Я здесь сильнейший.
   - А из другого города? - подал реплику Костя.
   - Я знаю почерк всех настоящих мастеров. И вообще, Провал - невообразимо мощное и чужеродное образование. Такое человеку не под силу. Каким бы магом он ни был.
   - Зато под силу тому, что стоит за человеком, - буркнул Витя.
   - Ох. Как мне надоели эти твои игры в Бога и Дьявола.
   - Это не мои игры.
   - Ладно, пусть не твои. Вот ведь нравится людям делить разноцветный мир на черное и белое. Причем белое - это то, что им в данный момент полезно, а черное - наоборот. А потом придумываются для этого громкие имена - и вперед.
   Виктор вскинул голову, но промолчал, наткнувшись на умоляющий взгляд Лены.
   - Ребята, не надо.
   - Да, правда, давайте лучше чаю попьем, поболтаем, - поддержал ее Костя, разливая по чашкам ароматный напиток. - Ну их, эту магию и религию. Вон сколько на свете интересного и приятного...
   - Ага. Например, Провал, - съязвил Юра.
   - Ну и Провал тоже... - улыбка Кости была такой обезоруживающе доброй.
   Лена встретилась с ним глазами и тоже тихонько улыбнулась. Хорошо ей было, уютно.
   Но она аккуратно взяла чашечку, обвела взглядом ребят и осторожно предположила:
   - А может это Служба?
   Юра хмыкнул.
   - Юр, - мягко обратилась к нему Лена, - даже если один слух из ста - правда, даже если один очевидец из тысячи не врет - это уже сотни свидетельств.
   Юра пожал плечами.
   - Нет, Служба Безопасности, конечно, существует, - глядя в чашку, тихо, но жестко сказал Витя. - Но не под силу ей такое сделать. И у нее другие цели и задачи.
   - А что ты о них знаешь? - парировала Лена. - Ты слышал о механическом отделе?
   - Туфта все это, - скептически проговорил Юрий. - Что могут механизмы?
   - А ты представь ЛЕТАЮЩУЮ машину. Или прибор, который видит и слышит за версту.
   - Это и мы умеем. И летать, и видеть.
   - А мы можем молиться, и Бог дарует нам все без вашей магии, - бросился в бой Виктор.
   Юрий презрительно усмехнулся.
   - Вы можете и они могут, - примирительно сказала Лена. - Но и машины способны на многое. К тому же Служба наверняка занимается и более реальными вещами. Они вполне могли, использовав магов или Веру, сделать этот проход.
   - Не знаю, не знаю... - Юра явно не хотел сдаваться.
   - Ну, ребята, в конце концов! - взмолился Костя. - Вы чай пить будете или нет?!
  
  
   Домой они разошлись поздним вечером, порядком нагрузившись вкусной Костиной стряпней и ароматным чаем, наболтавшись об общих знакомых и навспоминавшись всяких интересных случаев.
   Юра с Витей проводили Лену до ее домика. Попрощались. Лена нежно прильнула к Юре, чуть виновато улыбнулась Вите. Тот с клоунской чопорностью пожал ей руку.
   Лена быстро прошла в дом. Закрыла дверь. Не зажигая керосинки, взяла с полки пачку сигарет. Ломая спички, закурила. Уселась за стол, подперев лоб свободной рукой. Сигарета дрожала в пальцах, роняя в сумрак невесомый пепел.
   Я совсем запуталась. Совсем! Мамочка! Что же я делаю?
   Быстрая жадная затяжка. Тыльной стороной ладони - сброшенная слезинка.
   Что мне делать? Я сука, последняя дрянь! И никому, никому-у, нельзя сказать! Даже Косте. Он хороший. Он лучше их обоих. Он мой единственный, настоящий друг. Он все понимает и наверняка знает о наших отношениях. И с Юрой, и с Витей. Но ведь главное я не могу сказать и ему! Это станет концом нашей дружбы. Концом всего. И это произойдет. Я чувствую, что это приближается.
   Сигарета догорела и обожгла пальцы.
   Рано или поздно за все приходится платить. У всего своя цена. Но моя слишком велика. Если это откроется, то мне лучше умереть. Я ведь все равно стану трупом. Умру внутри. Вот так вот, Леночка. Какая же я все-таки скотина!
  
  
   Вечер выдался теплый, почти совсем летний. Небо отсвечивало тусклой зеленью, и на нем просыпались первые звезды. Улицы медленно погружались в темноту, лишь местами освещаемую голубоватыми газовыми фонарями, желтыми электрическими лампами и ярко-оранжевыми магическими шарами.
   Юра с Витей шли неторопливо, сохраняя спокойное необременительное молчание. Каждый думал о своем.
   Уде показался впереди Витин дом, когда Юрий неожиданно сказал:
   - Я вот думаю, а не слазить ли тебе в Провал.
   - Почему это мне? - встрепенулся Витя.
   - Сам посуди. Для этого дела нужен умный внимательный и осмотрительный человек, который сумеет разобраться, почувствовать и вовремя остановиться. Ты подходишь по всем параметрам. Да и способности у тебя - что надо. Если бы не твои страхи - мог бы стать хорошим магом.
   - Страхи здесь ни при чем, - холодно отозвался Витя. - А ты, Юра, почему не хочешь лезть? От избытка смелости?
   - Нет. Просто кому-то надо быть снаружи и в случае необходимости вытащить тебя за уши.
   - Я не слабее тебя, - уши у Вити отчего-то заметно покраснели.
   - Дело не в физической силе, - вздохнул Юра. - Дело в Мастерстве. Я единственный из нас, кто в этом разбирается.
   - Но я не единственный, кто может туда пройти.
   - Ты имеешь в виду Лену? - Юрий нехорошо сощурился.
   - Нет-нет. Причем тут она... - торопливо отнекался Витя.
   - Тогда ты, наверное, имеешь в виду других магов. А я туда ни-ко-го не пущу. Да никто и не согласится. Это табу. Наша этика. Или ты думаешь, что можно послать туда Костю? И что он там поймет? В чем разберется? Костик хороший человек, классно готовит еду, но уровень у него, извини, не тот.
   Витя молчал минуты две. Стоял, прислонившись к калитке и уставившись в одну точку. Только желваки бродили по щекам. Потом вскинул голову, облизал губы:
   - Когда идем?
  
  

Глава 2. Исследователи.

  
  
   Яркий день. Зеленая трава и кипы деревьев на краю пустыря. Редкие пушистые облачка в вышине.
   Лена сидела в траве, поджав под себя ноги, и, чуть щурясь от Солнца, смотрела на стоящих поодаль ребят.
   Высокий стройный Юрий в своем темно-сером комбинезоне с вышитыми золотом и серебром знаками был гибок и красив, как дикая кошка. Черные волосы вороньим крылом перечеркивали лоб, быстрые и плавные движения рук уверенно чертили в воздухе чуть светящиеся иероглифы.
   Витя стоял в двух шагах от него. Как всегда нахохлившись и сжавшись. Но глаза, опять же, как всегда, его выдавали. Чудесные глаза, в которых мечутся непокорный ищущий дух и глубоко спрятанная от самого себя страстность. Они так влекли к себе Лену, так будоражили ее.
   Лена давно прекратила попытки вызвать Виктора на откровенность, раскрыть его. Зачем? Может Витя и будет лучшим любовником, чем Юра, но их отношения сразу потеряют ореол романтики и острый привкус несбывшейся возможности. Нет, не станет она ловить журавля, тем более, когда в руках такая чудесная синица. С Юрой удивительно легко, весело, интересно. Он сильный и смелый. А что до его излишней самоуверенности, так это даже хорошо. Его легче контролировать.
   Ладно, хватит, - Лена привычно оборвала поток мыслей. - Копаться в себе и переживать ты будешь потом. А сейчас смотри и запоминай.
   И она смотрела, холодно и отстраненно, фиксируя каждую мелочь, каждый жест и слово, произносимое там, у Провала.
  
  
  
  -- Юрий остался сзади. Он внутренне подобрался, неотрывно, цепко следя за идущим к Провалу Виктором.
  -- Ощущение связующей нити. Упругий толчок повелительно ткнул Витю в спину. Шаг. Второй, третий. Спровоцированное извне движение, погрузившее Виктора в Ничто. Или Нечто?
  -- Каскад.
  -- Каскад огней и света. Дикий безумный хоровод неопределенных очертаний и резких линий, пролетевший мгновенным вихрем, оставившим после себя гулкий вакуум.
  -- Отдаленный блеклый отсвет. Нарастающий, властно охватывающий и насквозь просвечивающий одновременно.
  -- Холодная промозглая сырость. Монотонный звон капели. Придыхание шепчущих отзвуков, многократным эхом бьющих в тугие невидимые стены. Тени, уплотняющиеся в полуреальные предметы непривычных форм.
  -- Виктор поднял прозрачную руку, потянулся к ближайшему из них. Тот резко выдвинулся из вязкого тумана, приобрел реальную вещественность. Рука, преодолев легкое сопротивление, погрузилась в холодную инородность.
  -- Ощущение собственной нереальности пронзило Виктора, на мгновение парализовав непонятным страхом. Он здесь не существовал. Он мог быть чем угодно: ветром, дымом, зыбью, но не существом. От осознания этого мысли пришли в расстройство, сумбурно замельтешив, забегали, наталкиваясь, перекрывая одна другую.
  -- Но извне пришла теплая мягкая волна, угомонила разбушевавшийся рассудок. Юрий усиленно пытался вернуть Виктора в равновесие, посылая ему силу спокойствия.
  -- Жужжание. Рой женских голосов, попеременно нарастающий и стихающий, постепенно усиливающий давление, переходящий в настырный гул, с каким-то неестественным упорством прогибающий стенки сознания, пытающийся проникнуть внутрь. Поток прорвался, захлестнул Виктора волной бредовых образов, обнаженных тел, сплетенных в неимоверно страстных позах, развратных, вызывающих стыд, отвращение и болезненное влечение, выворачивающих наизнанку душу и изматывающих тело.
  -- Виктор закричал, но не услышал своего крика. Вернулся страх. Обрушился на него, увлекая в бездонную пропасть, в хаос животного ужаса. Обезумев, Виктор рванулся прочь, в панике цепляясь за спасительный канал связи с Юрой.
  -- Перед глазами сужающийся хобот тоннеля, по которому он несется, вытягиваемый напарником. Скорей! Быстрей, пока не сомкнулись двери, замыкая его в этом адском рае...
  -- Горловина. Проскок в Свой мир.
  -- Разбалансированное, покачивающееся тело. Осторожная, неуверенная поступь. Нескоординированные движения.
  -- Юрий жестко схватил его за плечи, сильно тряхнул, приводя в чувства.
   Два бледных, в испарине, лица, две пары глаз, объединенных общим знанием. Одно - исполненное ужасом, другое - лихорадочным восторгом первого проблеска понимания. Не сговариваясь, товарищи, поддерживая друг друга, шаткой походкой побрели к бегущей навстречу Лене.
  
  
   * * *
  
  
   Витя сидел на табуретке, напряженно жевал пряник.
   - И что дальше? - не скрывая интереса, выспрашивал Костя.
   - Да ничего, - нехотя отозвался Витя. - Я ушел.
   - А Юра с Леной что, остались там?
   - Ага...
   - Эхе-хех.
   - Ну что мне с ними делать?! - Витя вскинул голову. - Ничего не понимают! Я им твержу-твержу, а без толку. Ну, Юра - понятно, он давно уже всякой ерундой занимается, а Лена?.. Зачем ей туда лезть? Ну, как они не поймут?! Это же грех. Ад это. И туда, к Сатане... Юрка еще о какой-то силе говорит. А Сила эта - Дьявол. Сила, знание, зачем они - если Ад? Здесь молиться надо, каяться, исповедоваться. Да и то не поможет. А они...
   Костя только сокрушенно вздыхал и качал головой. Он давно уже стал невольным слушателем взаимных сетований своих старых друзей. Те все дальше и дальше расходились в противоположных направлениях, переставали понимать друг друга и отводили душу в гостях у Кости.
   - Ну, повлияй ты на них, - с горечью продолжал Витя. - Ведь ты-то меня понимаешь, хоть и не крещенный. Ох, ну почему вы так этого боитесь, почему не придете к Богу? А, Костя?
   Тот развел руками и ответил, как бы извиняясь:
   - Я не могу так. Это ведь не честно. Креститься надо, если действительно веришь, а если в душе сомнения - то Бог только обидится. И я не знаю... Если Бог есть, то Он совсем другой, не такой, каким представляет его церковь. Он не может быть злопамятным и жестоким. Основа его - любовь, а не ненависть. А в церкви... Я слишком часто сталкивался с проявлениями зла.
   Наступило неловкое молчание. Лишь минуту спустя Костя осмелился его нарушить:
   - Витя, а что дальше? Что вы решили делать с Провалом?
   - Ничего не решили, - сумрачно отозвался тот. - Я ушел. И больше туда не пойду. Нет уж... ищите другого дурака.
   - А Юра?
   - Да что я с ним сделаю?! Вбил себе в голову: Сила, Знание, Новые миры. Какая, к Дьяволу, сила?! Оттуда бежать надо без оглядки. А он еще и Лену уговаривает туда идти. О-ох! Ну, дураки они! Дураки!!!
   Он замолчал, сжав голову в ладонях и скорчившись на табуретке. В сумрачной тишине звяканье поставленной Костей на стол чашки разнеслось, как колокольный звон.
   Они еще долго так сидели. Витя - скорчившись, и Костя - сочувственно притихнув. Потом Витя встряхнулся, потер лицо ладонями и резко встал:
   - Пойду я. На вечерню опоздаю, - и направился к двери.
   Костя проводил его до порога, но там Витя замешкался, смотря куда-то в сторону, тихо проговорил:
   - Знаешь, Костя, у меня в последнее время такая заморочка... Кажется, что все кругом - только сон. А настоящий Виктор валяется где-то в постели и переворачивается с боку на бок. В каком-то другом мире, где полно механизмов и нет ни Церкви, ни Магов. Странно, да?
   И он, не прощаясь, вышел на улицу.
   Костя вернулся на кухню, стал быстро и ловко убирать со стола, наводить в доме привычный идеальный порядок.
   На душе было тошно.
   До чего же людям нравится создавать себе проблемы. И при этом они тщательно прячут истинные причины, закапывают их под ворохом слов, делают вид, что беда совсем в другом. И начинают войну с тенями. Вернее с Тенью самого себя. Обзывают то, потаенное, злом и, не щадя живота своего, ведут жесточайшие бои с неотъемлемой частью собственной личности. И ведь ничем им не поможешь! Говорить в лоб - только обидятся и причислят тебя к кровным врагам. Пытаешься косвенно подтолкнуть - не помогает. Они слишком ослеплены борьбой.
   Блюдечко выпало из рук и с жалобным звоном разбилось.
   Костя присел на диван, уставился в пространство.
   Жалко их. Ох, как жалко! Витю, который пытается убежать от самого себя и своих чувств. Не понимающего, что любовь не может быть греховна, что уродливой и некрасивой делает ее именно подавление чувств. Юру, который играется в Силу. Купается в собственной свободе и независимости, мощи и известности и не замечает тех, кто с ним рядом. Вернее замечает только тогда, когда они ему полезны. А это вывернется изнанкой. Нельзя постоянно только брать... И жалко Лену. Бедная ты моя. Как же тебя угораздило так вляпаться? Ты думаешь, что я не знаю о твоей беде? Нет, не о той, игрушечной, в которую впутали тебя Юра с Витей. О настоящей. Как же ты можешь так жить? Я бы не смог. И что ты будешь делать, когда они узнают? И ведь ни помочь тебе, ни взять часть твоей ноши. Это ведь только вспугнет тебя, порвет ту ниточку, которая нас связывает. Которую мы оба называем дружбой, даже не разобравшись в том, что это такое. А как тогда я буду жить? Я ведь не могу без тебя. Мне плевать, с кем ты, и что ты к кому чувствуешь. Лишь бы тебе было хорошо, и ты была рядом. Ведь любовь, это когда другой человек для тебя важнее самого себя. Тебе сейчас нужен друг. Гораздо больше, чем любимый - с ними-то у нас все в порядке. Ни ты Юрку с Витей, ни я Анжелу ни на кого не променяем. Хотя не пойму я, при чем здесь обмен? Почему любовь должна быть одной-единственной, и какие ограничения может наложить на это штампик в паспорте и обряд венчания? Если Бог - это Любовь?! Ну, ладно, я буду другом, если ты хочешь этого. Или, по крайней мере, попытаюсь оставаться только им. Но разве это тебя спасет, когда откроется скрываемое? Разве смогу я защитить тебя от самой себя? И что же мне с вами всеми делать?!
  
  
  
  
   * * *
  
  
   Бездонные карие глаза. Золотистые лучики вокруг черных омутов зрачков. Только они. Остальные черты такого знакомого и милого лица отошли на второй план, растворились. Остались только глаза, внимательно и чуть настороженно глядящие на него, в него. Они сопротивляются напору, не впускают внутрь, как никогда не впускали, даже в самые интимные мгновения их встреч. Как бы тонкая ледяная пластинка прикрывает их и защищает от напора Юриного взгляда.
   Но тихие слова и плавные жесты уже сделали свое дело. Пластинка тает, сменяясь легкой туманной поволокой, которая уже не защищает, а ослабляет Лену. Та еще может вырваться. Махнуть головой, смежить веки, оттолкнуть Юрия. И все останется по-прежнему. Но что-то не дает ей этого сделать, и Юра тщетно пытается понять - что? Это не любопытство. Вернее, не только любопытство. Какая-то скрытая, но несокрушимая сила таится там, в таких, казалось бы, знакомых глазах.
   А пелена поволоки растворяется и теперь уже между их глазами, между душами нет ничего. Они срослись в одно целое...
   ЮРИЙ ОТШАТНУЛСЯ.
   В последний момент, когда возник полный контакт, он вдруг ясно понял, что перед ним совсем другой человек. Что Лена, которую он знал, всего лишь грань, а может и просто маска этой новой, незнакомой женщины, стоящей перед ним. По его спине прошел холодок, а в мозгу пронеслась тоскливая мысль: Что я наделал!
   А женщина стояла перед ним, и Юра чувствовал, как она холодно и беспристрастно оценивает его. Еще мгновение - и он увидел самого себя. Увидел ее глазами, ощутил ее чувствами, в которых привязанность и дружба были лишь частью, и не самой главной.
   Он чуть не закричал от боли. Нет, то, что было между ними, даже с натяжкой нельзя было назвать любовью... Но все равно...
   Неимоверным усилием воли Юрий подавил нахлынувшие чувства. Давно не применяемой мантрой погасил горечь утраты. Осталась только пустота там, где раньше, возле сердца, пульсировала любовь.
   Да, за все надо платить... Только стоит ли Сила любви? - пронеслась в его голове чья-то мысль. Его? Ее?... Какая разница...
   А Лена тяжело вздохнула и тихо произнесла:
   - Я пошла.
   Он ничего не ответил.
   Круто развернувшись и чуть не потеряв при этом равновесия, женщина взмахнула рукой и нетвердой походкой направилась к переливающемуся впереди Провалу.
   Юрий как бы разделился на трех человек. Один, скорчившись от одиночества и боли, тихо выл. Второй, предвкушая новые знания и новые Силы, потирал руки. А третий... был Леной. Он видел ее глазами, слышал ее ушами, чувствовал ее душой, или тем, что было у той вместо нее.
  
  
   Хмурый растерянный Юра оставался все дальше и дальше позади, но Лена чувствовала, что энергетическая нить, связывающая их, все так же крепка. Хотя...
   Нельзя было соглашаться. Он расстроен и плохо контролирует ситуацию. Я могу вмазаться черт знает во что, - и вдруг волна отчаяния смыла холодные мысли. - Как же я без него?!! Ду-ура!!! Ну зачем, зачем?!...
   Но секунду спустя тренированная воля скрутила эмоции в тугой, чуть барахтающийся и постанывающий комок. К серой пелене Провала Лена подошла как всегда собранным капитан-командором Службы Безопасности. От той, забившейся в уголок несчастной женщины - только подсыхающие полоски слезинок на щеках.
   Рука коснулась прохладной туманной поверхности и без сопротивления проникла внутрь. Провал отозвался серией радужных переливов и россыпью тусклых огоньков.
   Лена глубоко вздохнула и сделала шаг...
   Мир заколыхался, теряя знакомые очертания... И обрел четкость.
   Перед Леной был узкий обшарпанный коридор без дверей, с редко висящими тусклыми лампочками.
   Лена обернулась. Сзади серела влажными камнями стена, а по окружности метра полтора в диаметре - тускло светился голубой ободок. Лена попробовала коснуться стены, но рука провалилась вглубь.
   Вот и обратный выход - спокойно подумала она и двинулась вперед по коридору. Тот круто повернул, изменился. Теперь он - и пол, и потолок, и стены - был из светящегося упругого вещества, а по обе стороны на равных расстояниях виднелись прямоугольники закрытых дверей с наборами кнопок возле них.
   Это было чем-то похоже на лабораторный корпус подземного технического центра в Сенеже.
   Лена прошла мимо дверей, даже не пытаясь их отпереть. И вдруг увидела приоткрытую. Осторожно надавила на нее, сделала шаг в темноту...
   ...И очутилась на берегу моря.
   Ласково перешептывались волны, яркое Солнце положило теплые ладошки на голые плечи.
   Лена заулыбалась, подставляя ему лицо.
   - Здравствуй, - тихий баритон заставил ее круто обернуться, взметнув волну зазолотившихся под Солнцем волос.
   Незнакомый, вернее, смутно полузнакомый мужчина стоял рядом. Он был высокого роста, безупречного сложения, с волевым, серьезным и добрым лицом положительного киногероя.
   - Я ждал тебя, Лена, очень долго ждал, - он коснулся ее локтя сильными и нежными пальцами. - Пойдем, я заказал ужин.
   Мгновенный вихрь - и они сидят на скалистой террасе, а легкий столик между ними уставлен цветами, винами и лакомствами. Его рука нежно покрывает ее ладошку.
   Дальше!
   ...Тропические сумерки. Яркая луна и цвырканье цикад. Мягкие губы страстно блуждают по ее лицу, шее, груди. Сильные руки притискивают ее к чужому разгоряченному телу. Прерывистое дыхание и срывающийся шепот:
   - Лена, Леночка, пожалуйста, будь моей.
   Дальше!!
   ...Неразбериха, переплетение тел. И яростный нежный огонь, рвущийся из глубины вместе со стоном и чистым экстазом полета.
   Дальше!!!
   ...Она стоит, прижавшись к стене в сырой и вонючей подворотне. А он, невысокий и гибкий, звеня шпагой, дерется с тремя гнусного вида мразями. Нет, уже с двумя...
   Дальше!!!!
   ...Таинственный грот - и они на лодке, с зажженными факелами, взявшись за руки. Отблески огня высвечивают сталактиты и сталагмиты, россыпи драгоценных кристаллов и непонятные письмена, отражаются в темной воде и его восхищенных и ласковых глазах.
   Дальше!!!!!
   ...Она бежит рука об руку с длинным очкастым парнем по упругому покрытию плавно загибающегося вверх коридора. Они подбегают к большому окну. За ним россыпи звезд и огненный цветок восходящего солнца, расцветивший немыслимыми переливами красок огромное полушарие висящей под ними планеты. Они радостно смеются, и парень, поспешно сняв очки, нежно ее целует.
   Дальше!!!!!!
  
  
   ...Рывок. Как за волосы. За душу.
   Тошнотворное ощущение протаскивания себя сквозь себя. Безжалостно яркое солнце и твердый камень, впившийся углом между лопаток.
   Лена застонала, с трудом поднимаясь на локтях.
   Пустырь. Развалины. Туманная завеса прохода. Ссутулившийся, уходящий прочь Юрий. И на все это - наползающая пелена прорвавшихся потоком слез. Немой крик разбитой вдребезги души:
   За что меня так?!!
  
  

Глава 3. Служба.

  
  
   Три дня подряд Юра приходил на пустырь. Он появлялся здесь утром и одиноким призраком скитался по покрытой ухабами и кочками территории, иногда присаживаясь в траву и подолгу глядя на переливающуюся радужными сполохами поверхность Провала. Потом, уже ближе к вечеру, он, ссутулившись, уходил прочь, так и не решившись подойти к поблескивающей границе и сделать шаг за нее.
   На четвертый день все повторилось в том же порядке. Бесчисленные круги вокруг развалин, усталость и равнодушие в конце дня. Бросив последний сумрачный взгляд через плечо, Юра побрел домой узким, заросшим травой переулком, завернул за угол, вышел на широкую мощеную улицу, ведущую к центру города.
   - Юрий Сергеевич, подождите, - раздался сзади спокойный голос.
   Юра обернулся. В десяти шагах от него, чуть опершись рукой о стену дома, стоял неприметный человек в сером костюме мелкого служащего.
   - Я хотел бы с вами поговорить.
   - Интересно, о чем? - настороженно отозвался Юра.
   - Об этом, - человек в костюме махнул рукой в сторону пустыря.
   - Почему со мной?
   - Ну, вы в самом деле... С кем же еще.
   - Извините, а кто вы, собственно, такой?
   - А вы не поняли?
   - Понял. А все-таки?
   - Ну, скажем, Посредник. Представитель одной организации.
   Юра сощурился, резко спросил:
   - Это - ваших рук дело?
   - В какой-то степени... - чуть растерявшись, начал Посредник. - Но это между нами, ладно?
   - Вы действительно такой простак, или притворяетесь?
   - Притворяюсь, - честно сказал Посредник.
   - А вы психолог, - улыбнулся Юра и чуть расслабился. - Даже раскалываетесь вовремя...
   - Работа такая, Юрий Сергеевич.
   - Тогда еще вопрос. Лена - ваш человек?
   - Да.
   - Тогда почему пришли вы, а не она. Я ведь, вроде как, в ее ведении?
   - Мы решили, что у меня больше шансов вступить с вами в контакт.
   Юра секунду подумал. Кивнул головой.
   - Ну, так что, Юрий Сергеевич, побеседуем?
   - Если угодно, - сухо ответил тот.
   - Тогда прошу за мной.
   Они прошли полквартала и сели в темно-коричневый автомобиль с наглухо задернутыми шторами оконцами.
  
  
   * * *
  
  
   - Здравствуй, Витя.
   Лена улыбалась, но глаза при этом оставались какими-то уж очень серьезными. Или грустными?
   - Привет! - Витя явно обрадовался, но тут же засмущался. - Не видно тебя давно...
   Она подошла так близко, что Витя почувствовал терпкий запах ее волос.
   Он отвел от нее взгляд и стал внимательно рассматривать ветку сирени, выбившуюся из-за забора.
   - Как ты? - все так же приветливо продолжала Лена.
   - Да, ничего. Работа, дом, церковь... А ты?
   - По-разному, - теперь в голосе ее явная печаль. И с какой-то лихорадочной надеждой: - ты не торопишься?
   - Вообще-то... тороплюсь.
   Витя сделал резкое движение, словно собираясь уйти, но Лена остановила его прикосновением к плечу:
   - Погоди! Я должна тебе сказать... Ты... Я...
   Она беспомощно улыбнулась и, подняв руку, нежно провела ладонью по его щеке, чуть взъерошила волосы на затылке, потянулась к нему всем телом.
   Витя отпрянул. Воззрился на нее обиженно и с явной опаской. Ленина рука как-то жалобно повисла в воздухе, лицо стало как у ребенка, которого ударили без вины. Она всхлипнула, прижала ладони к щекам и, круто развернувшись, кинулась прочь.
   Витя нахмурился. Сжав кулак, ударил по штакетной доске забора. Низко опустил голову и пошел своей дорогой, мысленно проклиная себя, Лену, весь этот мерзкий и отвратительный мир...
  
  
   * * *
  
  
  -- Их было пятеро.
  -- В одинаковой камуфляжке, с навешенными со всех сторон приборами, амуницией и оружием. Примерно одинакового роста, с одинаково стриженными под ежик головами. С удивительно похожими лицами, вернее их выражением: смесью застывшей готовности выполнять любые приказы и высокомерным пренебрежением ко всем гражданским.
  -- - Капитан Скворцов, сержанты Серебряков, Демичев, Краснояров, ефрейтор Зинчук, - коротко отрекомендовал Посредник и, указав на Юру. - Юрий Сергеевич Шилов. НАШ специалист.
  -- Те поочереди кивнули.
  -- - Ясно, но вы говорили, кажется, о Научной группе?
  -- Посредник подхватил Юру под локоть и увел в направлении двух автофургонов, возле которых разворачивалось какое-то сложное оборудование, сновали сумрачные серьезные люди в серых спецовках и расхаживали несколько важных, ученого вида, мужчин.
  -- - А вот и наша наука. Группа профессора... м-м... скажем, Иванова. Они, разумеется, в проход не пойдут, будут вести дистанционное наблюдение. Надеюсь, вы не против, что мы отправляем на это опасное дело только хорошо подготовленных и добровольно вызвавшихся профессионалов?
  -- - Нет, нисколько.
  -- - Тогда перейдем к делу. Нам надо обговорить план мероприятия.
  --
  --
  -- Юра смотрел, как уходят в туман неизвестности пять силуэтов.
  -- Идут прямо к Провалу, чуть согнувшись под тяжестью аппаратуры. Водят из стороны в сторону стволами скорострелок.
  -- Юрий поднял вверх скрещенные руки и, описав ими плавный круг, сконцентрировался на идущих солдатах, проникая внутрь их сознания. Он ощутил тяжесть рюкзаков, холодную сталь оружия, настороженность и страх перед неведомым. И в то же время остался собой, одиноко стоящим высоким черноволосым парнем, управляющим, манипулирующим силовыми потоками, раскрывающим, раздвигающим ворота в другой мир.
  -- А они (он) уже входили в разверзшуюся серую щель.
  -- Сумрак.
  -- Смутные расплывчатые тени.
  -- - Не расходиться, кучнее! Зинчук, прикрывай тыл.
  -- Позади светлое пятно выхода, с как бы дымящимися краями. Очертания родного мира с каждым шагом все зыбче, туманней.
  -- - Стоять! Серебряков, Зинчук - на караул. Демичев, Краснояров - развернуть оборудование.
  -- "И без тебя знаем. Мог бы так громко не орать. Жуть-то какая!"
  -- Двое присели на корточки, скинув с плеч приборы, и стали лихорадочно их подключать. Трое других, сжимая в руках оружие, озирались по сторонам.
  -- Зародившийся где-то на грани видимого вихорек медленно, но неотвратимо стал расширяться, приближаться к пятерке. Скрипящие и чавкающие звуки, тихое подвывание.
  -- - Капитан, танки! - Демичев указывал рукой на три боевые машины, ползущие на них.
  -- - Какие, к черту, танки! Нет там ничего!
  -- - Да есть же! Вон они, накатываются! А-а!!!
  -- Демичев рванулся прочь, но ноги ватно вязли в тумане. Юрий почувствовал, как в спину сержанту уткнулось холодное железо и его подмяло под гусеницы.
  -- - Без паники! Демичев, ты где? Какие, к черту, танки, я вас спрашиваю!? Куда девался этот болван!?
  -- А вихрь уже кружил вокруг них. Неодолимая сила приподняла разведчиков вверх и стала растаскивать в противоположные стороны.
  -- - Включить рации! Держать связь!
  -- - Господин капитан!!! - истерический вопль Серебрякова. - Это дракон! Он меня проглатывает!!!
  -- Скрежет зубов по автомату. Адская боль в перекушенном животе.
  -- - Ты, придурок чертов, вытаскивай нас!!!
  -- Юрий напряг силы, пытаясь ухватить их силовым полем и выдернуть, но солдаты ускользали и он, теряя контроль, мог только наблюдать, ощущать их...
  -- ...Бесконечный эскалатор, движущийся вниз, в темноту. Демичев видит над входом распятое, истекающее кровью тело капитана Скворцова. Когда Демичев проезжает под ним, капитан поднимает голову и говорит:
  -- - Я же говорил, что там танки...
  -- ...Краснояров дерется с Зинчуком за голову Скворцова. Удар - и штык-нож пронзает ефрейтора насквозь. "Голова теперь моя!"...
  -- ...Хрустальный город над облаками. Демичев сидит в серебряном кресле и смотрит на водящих хоровод полуобнаженных девушек. Одна из них подходит к нему и садится на колени, нежно обнимает и льнет к его груди...
  -- ...Погоня. Серебряков бешено вращает баранку автомобиля и жмет на газ. Свист пуль и звон вспарываемого ими стекла. Враги нагоняют. Машина с сидящими в ней Скворцовым и Краснояровым бьет его автомобиль в задний бампер...
  -- ...От удара Краснояров ударяется грудью о панель и режет правый локоть о край выбитого стекла.
  -- - Не уйдешь, гад! - он вновь поднимает дуло скорострелки и пули вминаются в спину Зинчука. Тело дергается, валится набок, а машина, потеряв управление, подлетает на бугре и, перевернувшись, врезается в бетонную стену. Жаркое облако взрыва хлещет по преследователям...
  -- - ...И все-таки, где этот чертов камень?
  -- Скворцов роется в груде каких-то манускриптов и реторт. Под мощным дубовым столом - распростертое тело чернокнижника с торчащим в груди серебряным кинжалом...
  -- ...Джунгли, наполненные криками неведомых хищников. Черная зловонная трясина. Лиана хлещет идущего впереди Зинчука по ногам и, два раза обернувшись вокруг них, резко дергается в сторону. Тот орет, стреляя куда попало. Остальные, остолбенев, замерли на месте. Громкий чавкающий звук и полная тишина...
  -- Юрий чувствовал, что его мозг переполняется все нарастающей волной безумия и ужаса.
  -- - Я не могу-у!!!
  -- Он схватился за голову и, упав на землю, стал по ней кататься.
  -- Но их надо вытащить.
  -- "Может, по одному?"
  -- ...Серебряков идет по скалистому гребню. Глубоко внизу зеленеет лесистая долина. А по ее краям - громады гор. За спиной увесистый рюкзак, наполовину заполненный пластиковой взрывчаткой. Где-то впереди, в километрах пути ИХ гидростанция, нависшая над городом и разбросанными возле него поселками и фермами. ОНИ ничего плохого ему не сделали, но приказ - это приказ. И он его выполнит, даже если погибнет.
  -- - Погоди!
  -- Резкий бросок в сторону. Упал за камень. Пистолет-пулемет на приближающегося. Ужасно знакомое лицо. Ах да, это тот, что забросил их сюда! Ах ты, гад! А за его спиной, как мираж, вырисовывается на фоне неба знакомый пустырь, ребята из спецроты, штатские сволочи. Серебряков поднимается, отбрасывает прочь оружие и идет к ним. Но черная трещина зазмеилась в нескольких метрах впереди, мгновенно расколов горный кряж и Серебряков вместе с пластом грунта сначала медленно, а затем все быстрее, понесся вниз, в пропасть.
  -- Навсегда.
  -- ...Ночной переулок. Резкий свет газового фонаря. Впереди торопливо цокает каблуками девушка в светлой блузке и короткой вельветовой юбочке. Демичев облизывает пересохшие губы, плотоядно глядя на ее стройные ножки. Резко кидается вдогонку. Девушка оборачивается, рассыпая по плечам русые шелковистые волосы. Страх на красивом лице, поднятые к груди тонкие руки. Секунда - и он налетает на нее, валит на землю, подминая, тиская, разрывая одежды. Полный боли и страха истошный крик, и бьющееся под ним юное тело. Вдруг оно ускользает, растворяется, и все вокруг погружается в круговорот смутных образов. Лицо того типа - Юрия, выплывает из мглы, его протянутая рука вытягивает Демичева, но новые волны тумана скрывают его и он пропадает.
  -- Навсегда.
  -- ...Зинчук стоит, прижавшись спиной к холодной переборке. В его руках бластер. Где-то там, в коридорах галактического лайнера - чужие. Гигантские твари: не то насекомые, не то ящеры с лоснящейся кожей и огромной пастью. Полминуты назад замолчал последний из остававшихся в живых - помощник штурмана Серебряков, и в наушниках теперь мертвенная тишина. Тяжелые шаги слева, на полу гигантская тень. Она приближается. Зинчук, ничего не соображая, бьет в ту сторону лучом лазера. На пол валятся раскаленные добела ошметки переборки, растекается лужей расплавленный металл. Но оно идет, хоть бы хны, даже не вздрогнет. Вдруг силуэт чудовища меняется и перед сержантом - тот яицеголовый, Юрий, что ли? Он протягивает к нему руки, зовет. И в это мгновение волна взрыва отбрасывает Зинчука назад, и видение скрывается за сполохами огня.
  -- Навсегда.
  -- ...Тигр бросился неожиданно. Краснояров не успел среагировать, только ткнул куда-то вперед штык-ножом. Тяжелая когтистая лапа ударила его по плечу, выбивая это несерьезное оружие и валя с ног. Нависшая сверху клыкастая пасть, когти, рвущие одежду и тело.
  -- Волна дрожания - и все погружается в туман, из него раздается голос:
  -- - Держись же!
  -- И тонкая, скользкая, похожая на змею веревка - в руки. Его тянут куда-то вверх, к свету, он уже видит очертания домов, столпившихся товарищей, прилипших к приборам яицеголовых. И в этот момент веревка превращается в настоящую змею, которая рвется в его руках, и он падает назад, в кошмар.
  -- Навсегда.
  -- ...Выжженный солнцем кишлак. Пустые улицы. Только метрах в тридцати - два трупа в чалмах. Слева, возле стены развороченной снарядом сакли присели его ребята. Минутная передышка сменяется новой яростной атакой. Со стороны близких гор из зеленки выскакивают душманы. Паля из винтовок. И падая, один за другим, под огнем его бойцов. Свист пуль над головой. Крик за спиной. Косой взгляд влево. Это Зинчук. Он обеими руками схватился за развороченную грудь и валится навзничь. Щека вновь прижата к горячей скорострелке. Врагов слишком много. Они гибнут десятками, но все равно бегут вперед. Бородатые мужики и совсем еще пацаны, с тонкими полосками усов над верхней губой. Сильный удар в плечо - и Скворцов удивленно смотрит на торчащую из разорванной камуфляжки обломанную кость. Чьи-то руки подхватывают его, оттаскивают в сторону. "Демичев?" Нет, тот штатский, что засунул их в эту проклятую дыру. Но его лицо скрывает туман, и нахлынувшая боль отключает сознание.
  -- Навсегда.
  
  

Глава 4. Маски и лица.

  
  
  -- Серое облако Провала медленно пульсировало и с каждым толчком вырастало на несколько миллиметров, сантиметров, метров. Оно подмяло под себя развалины храма и медленно, но неотвратимо расползалось по пустырю.
  -- А перед ним неслась лавина ужаса, заставляя ученых и техников бросать свои приборы и, сломя голову, бежать, бежать, бежать.
  -- Чуть дольше задержались военные. Но ни приказы, ни угрозы отдать под трибунал, ни выстрелы вверх не смогли остановить разбегающихся солдат и офицеров.
  -- Следом за ними ретировались ребята из Службы, которые честно пытались обуздать взбунтовавшиеся приборы, удержать гражданских специалистов или хотя бы связаться с начальством. Но когда очередная волна искажений, как языком, слизнула двух человек, превратив их в монстров из ночных кошмаров, не выдержали и они.
  -- Остался только один.
  -- Да, тот самый Посредник.
  -- Он стоял перед разбуженной не без его участия стихией и судорожно сжимал в кармане пиджака потеплевшую и покрытую потом рукоять пистолета.
  -- И вдруг боковым зрением засек какое-то шевеление.
  -- Резко обернулся.
  -- Юра двигался медленно, словно преодолевая несущийся навстречу ураганный ветер. А рядом с ним шел хмурый худой парень. Виктор - вспомнил Посредник. Вот они остановились. Юрий чуть присел, разведя в стороны напряженные руки, исподлобья, прищурившись, вперил в "нечто" тяжелый взгляд.
  -- Волна мути почти остановилась на пути к Юрию, но продолжила обтекать его с флангов.
  -- И вдруг замерла.
  -- Превратилась в гладкий, радужно лоснящийся купол, напоминающий по форме надкушенное яблоко.
  -- Юра опустил руки и недоуменно оглянулся.
  -- В десятке метров от них стоял человек.
  -- Он стоял неподвижно, широко расставив ноги и выставив вперед выпрямленные руки, с быстро сплетающимися в мимолетных жестах пальцами.
   - Костя?! - выдохнул Юрий.
   Тот сжал кулаки и резко опустил руки. Пошел к приятелям, напряженно покусывая губы. Остановился в паре шагов от них:
   - Не могу. Оно не хочет убираться, хотя должно.
  -- - Кто ты? - одними губами прошептал Юра.
  -- - Тот, кто в этом виноват. По крайней мере, я был в этом до последнего момента убежден, - и, встретив недоуменный взгляд товарищей, тихо продолжил. - Это мой мир. Мое сновидение.
  -- - И мы тоже тебе снимся? - с недоверчивой усмешкой спросил Витя.
  -- - Все гораздо сложнее... И вы, и ваша Вселенная - реальны. Я просто приблизил ее для себя. Вошел к вам, как вы входили в Провал.
  -- - Так это - мир снов? - Юра махнул рукой в сторону радужной стены.
  -- - Скорее кошмара. Вот только интересно, чьего... Свой бы я уничтожил. Похоже, не один я такой в вашем мире. Вот так вот.
  -- Он подошел вплотную к ребятам и, сощурившись, стал разглядывать серовато-дымчатую, испещренную разноцветными искорками, поверхность купола.
  
  
   За спиной громкий стук каблучков.
   Юрий обернулся. Закаменел лицом. Снова отвернулся к Провалу.
   - Привет, Лена, - нарочито грубовато поздоровался Витя.
   - Здравствуйте, мальчики, - грустно улыбаясь, поздоровалась она. - Здравствуй, Юра...
   Тот не ответил.
   - Здравствуй, - глаза в глаза со мной.
   - Ты уходишь? - тихо спросил я.
   - Да, - она чуть вздрогнула. - А ты знаешь?
   - Конечно.
   - Вы о чем? Куда уходишь? - Витя недоуменно и насторожено встрепенулся.
   Но были только глаза. Мои и ее. Надежда и боль.
   - Ты уверена?
   - Да, Костя.
   - Олег, Лена. Меня зовут Олег.
   - А меня Вика.
   - Странно привыкать к своим именам.
   - Да... Олег.
   - Вы о чем, а? - жалобно встрял Витя.
   - Погоди, пожалуйста, - отозвался я и, взмахом руки соорудив перед ним прозрачную стену, повернулся к Вике:
   - Ты действительно уверена?
   - Уверена.
   - Да, ты права. Этот мир не твой.
   - Может, Там будет лучше?
   - Может...
   Она сделала шаг назад к провалу:
   - Прощайте.
   И глаза в глаза со мной:
   - Прощай.
   - Погоди, - я шагнул к ней, ставшей внезапно такой осязаемой, вещественной, желанной... с трудом проглотил подкативший к горлу комок. - Мы так и останемся... друзьями?
   - Да... Олежек, - тихо произнесла Вика. - Иначе я не смогу уйти...
   - Ты права...
   - Я буду искать тебя Там.
   - А я тебя... Вика.
   И она ушла. Быстрым легким шагом. И лишь у самой кромки Провала приостановилась. Обернулась и слабо махнула нам всем рукой. И отдельно мне. Глаза в глаза.
  
  
   Пора просыпаться.
   Я прожил жизнь длиною в ночь. Я прошел по миру, и он стал моим. Я встретил здесь тех, о ком не забуду до смерти. И ту, которую буду искать, и найду.
   Мне осталось лишь одно сделать маленькое дело. Убрать отсюда след чужого зла. Это не трудно. Ведь мне уже ведома суть.
   Это Тень. Мир теней.
   Он заставляет пришедшего столкнуться с тем, что подавляется, с чем борется его сознание. Но не у всех тень темная. Она - никакая, а иногда даже светлая, если свет, отбрасывающий ее - черный.
   И еще я знаю автора. Того, кто разделил себя на ночь и день и ведет жестокую войну с половиной себя, то есть просто с самим собой. Я знаком с этим человеком в моей реальности, я встретил здесь его двойника. И мне очень горько оттого, что я не могу им помочь.
   Разве что...
   Я резко повернулся к ребятам. Громко и четко приказал:
   - Антон, проснись! Тебе пора домой.
   Виктор вздрогнул, выпрямился, окинул окружающее удивленным взглядом. Встретился со мной глазами и медленно кивнул. Секунду спустя его уже не было. Только тусклое мерцание воздуха рядом с Юрой.
   И зеленая трава - там, где был купол Провала.
   И я шел по ней к одинокому ссутулившемуся Юрию.
   - Никто не виноват, - тихо сказал я, взяв его за плечи и глядя в глаза.
   - И все-таки плачу я.
   - Все получили то, что должны были получить. И заплатили за это.
   - Только стоит ли цена покупки, - невесело усмехнулся он.
   - Стоит. Мы стали другими. И нам всем выпал шанс разобраться, кем мы должны быть.
   - Ты прав. Я это уже понимаю.
   - Я вижу и рад. Теперь у меня с этим миром действительно все. Прощай.
   - Прощай, - как эхо отозвался он.
   И мир погас.
  
  
  

ПЕРЕКРЕСТОК.

   Реальность и сны. Настоящее.
  
  
  

Сны пройдут, и снова будет день.

  
  
   Сны - это только сны.
   Жизнь - это только жизнь.
   Школа пути, или путь школы?
   Какая мне разница.
   Я иду.
  
   Я не буду рассказывать все по порядку. Это неинтересно. Придет время, и придут слова.
   Я врываюсь в реальность. Мир снов разбивается в пыль. В свистящее облако хрустальных осколков.
   И сквозь них.
   И не поранясь ими.
   В ярчайший огонь Настоящего.
   В ЖИЗНЬ!!!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Раз, два, три, четыре, пять -
   Я иду тебя искать
   Если ты не спряталась,
   Я не виноват.
  
   Мы идем по ночному городу. И моя рука обнимает твои плечи. А твои волосы шелковисто касаются моей щеки, когда я наклоняюсь к тебе, чтобы сказать на ушко очередное Люблю...
  
  
   Еще раньше.
   Ты сидишь рядом. Рассказываешь о своих проблемах. Потом ты ненадолго замолкаешь, прокручивая в голове невеселые мысли.
   Я собираюсь с силами. Так тяжело сказать три слова. Слова, повторенные мысленно тысячи раз.
   Я смотрю на часы. Без пятнадцати двенадцать. Вот подожду еще минуту... Хотя, какая разница...
   - А вот как поступить, если в обоих случаях выходит очень некрасиво? - тихо спрашиваю я.
   - Как? - так же тихо отзываешься ты, и, повернувшись внимательно, с еще неясной тревогой смотришь в глаза.
   - Наташа, я хочу тебе сказать... Ты, наверное, обидишься...
   - Не обижусь...
   - Я люблю тебя...
   Как тихо и слабо звучит мой голос, а ты чуть отводишь взгляд и еще тише:
   - Я это чувствовала... Я никому не могла сказать того... что говорила тебе... Бедный мой Олежка, как я тебя нагрузила... - и тихонько трогаешь мое предплечье. И я знаю как тепла и ласкова твоя ладонь.
   - Ничего, все нормально, - я отворачиваюсь и говорю теперь в пространство перед собой, как всегда во время наших разговоров. - Это твоя жизнь. Я понимаю... Я твой друг... для тебя это нужнее, чем любовник... Просто... я хотел, чтобы ты знала - есть человек, который тебя любит... Такую, какая ты есть... И который ничего не просит и не ждет взамен...
   - Спасибо, Олежек, - тихо и тепло отзываешься ты и опять трогаешь меня за руку.
   - Это тебе спасибо... За то, что ты есть.
   - Может лучше бы не было, - с прорвавшейся горечью.
   - Ты ошибаешься, Ната... Ты ошибаешься.
  
  
   Еще раньше.
   Сон.
   Я иду по Городу. Ботинки громко стучат по асфальту. Синеватый вечерний сумрак подсвечен желтизною окон.
   Я иду быстро. Где-то там, у моря - ты. Я не знаю, кто ты, как выглядишь, где и когда мы друг друга найдем. Но ты ждешь. И я уже бегу к тебе.
   На пути колючие кусты - я продираюсь сквозь них.
   Передо мной вырастают угрюмые пьяные урки - я расшвыриваю их.
   Закрывает дорогу высокая бетонная стена - я пробиваю ее своим телом.
   И выбегаю к темно-синему морю, что плещется под догорающим костром заката. А впереди на самом краю пирса стоит далекая точеная фигурка. Ты. И накрывает меня волна тепла, спокойного и тихого. Я пришел...
  
  

До всего этого.

  
   Так я шел к тебе.
   Всю жизнь.
   Сквозь темноту и боль. Сквозь вспышки света и восторга, который обжигал меня и гаснул не найдя ответа, не возвращаясь отражением в твоих глазах.
   Я шел.
   От излома к излому. Через скучную среднюю школу и полу-зону, полу-дурдом стройбата. Через астрономию и радость общения в клубе любителей фантастики.
   А потом все отмерло, и плохое и хорошее. Осталась работа электронщика, спеца по охранным системам. Да жизнь в суррогатных мирах - книгах, видюшниках, компьютере, снах. Жизнь, глубоко запрятанная от чужих. Потому что я давным-давно усвоил, что открывать свою душу простейший способ получить поддых. И выходя из дома, я надевал маску. Одну из десятка хорошо сработанных и тщательно подогнанных личин. Я не подозревал, что лишь полгода осталось до ураганного шквала, который сорвет все лишнее, обнажит скелет моей сущности, нарастит на нем новые мышцы и кожу.
   Не думал, что буду стоять перед Врагом, и не останется в душе ни страха, ни сомнений, одна звенящая, как эхо струн решимость. И мой тяжелый меч станет удобен и послушен, как продолжение руки, а с голубого лезвия будут срываться радужные искры. И вражеские пули будут искать мое тело, но испаряться сероватым облачком, не долетев. А за моей спиною будешь ты, и оттого не будет отступленья и даже мысль об этом не коснется моего сознания черным крылом.
   Не думал...
  
  

Работа.

   (Шесть месяцев назад, в реальности)
  
  
   Мне повезло с работой. И с сослуживцами. После крысиной грызни и подсиживания в юридической конторе, после лицемерия и пресмыкания перед начальством в Промышленном отделе Управления, Отдел контроля показался сущим раем. Приборы, которые никогда не сподличают, и обслуживающие их умные хорошие ребята стоят более низкой зарплаты и грязной работы отверткой да паяльником.
   Сравнительно повезло даже с начальником - что само по себе чудо.
   Пришлось, правда, соорудить новую маску, но скорее по привычке, чем от необходимости. Я вспомнил матерный язык, так хорошо освоенный в армии, притворился, что мне интересно копание в блоках охранной сигнализации и прочей электронной дребедени, изобразил из себя крутого компьютерного хакера, хотя еле-еле тянул на чайника. И, конечно же, не выпускал наружу и намека на свои истинные умения и знания.
   Но та часть моей личности, которой дозволено было [Author ID1: at Mon Mar 10 10:37:00 1997 ]выбраться на поверхность, искренне радовалась жизни.
   Главное, что ребята подобрались хорошие.
   Компьютероман Андрюшка, с которым мы сразу нашли общий язык. Он, пока не купил собственный РII, до утра просиживал у меня в гостях за моей К-5, играя в Цивилизацию и Дюка. А на работе мы понимали друг друга с полунамека, прикалывались над одним нам понятными шутками и пахали так, что неисправные системы оживали из мертвых.
   Вместе с нами обычно работал Роман. Большой и спокойный. Ловкий и умелый. Молчаливый и улыбчивый. От него исходила аура надежности и покровительства. Он никогда не подшучивал над другими и всегда был рад помочь. С ним было спокойно, как на прогулке с сенбернаром.
   Еще был Вадим. Он производил странное впечатление. Мне нравилась его прямота и умение отстоять свои, а иногда и чужие интересы. Его деловая сметка и предприимчивость. Но коробил цинизм и грубоватые шутки.
   Были и другие ребята. Флегматичный Армен, прикольщик Генка, деловитый и чуть высокомерный Виктор Сергеевич, надежный, но резковатый Серега. И, конечно же, наш шеф - Андрей Витальевич, инженер старой закваски, для которого работа превыше всего, а все, что ей мешает, требует искоренения и пресечения. Его можно было всегда попросить о помощи, но если он заставал кого-нибудь за бездельем -следовал полнейший разгон, с громкими криками и лишением премий.
   Мы жили дружно и весело, помогая друг другу в нужде и вместе отмечая праздники. Так было и в тот день 17 октября прошлого года, когда Вадим справлял свое тридцатидвухлетие.
   А в ночь перед этим мне впервые приснился Сарагон.
  
  
  

Сарагон. 19 звездня 3173 года.

  
   Мне поздно становиться рыцарем. И моя начинающая лысеть голова - только намек на это. Причина не в том.
   Причина - во мне. Одно дело смотреть на доблестного сэра Горнера или Светлого рыцаря Беркана в сверкающих доспехах с тяжелыми красивыми мечами в инкрустированных ножнах. И совсем другое дело представить себя на их месте в гуще сражения или дальнем походе, вдали от моих любимых манускриптов, хранящих память и мудрость минувших эпох, вдали от моей уютной кельи, где горит камин и пахнет чернилами и пергаментом.
   У каждого своя судьба. Одному махать мечом, другому - гусиным пером. И кто знает, что важнее для будущих дней? Ведь если не я, разве узнают потомки о Великом Северном походе, Предсказании Сиринского Оракула, Волшебном Камне Судьбы? О доблести и предательстве. Коварстве и дружбе. Любви и смерти.
   Теперь это все воплотилось в ровную вязь иероглифов на тонко выделанной коже. Воплотилось минуту назад. Еще не просохла тушь на желтоватом листе. А у рыцарей и ратников еще не зарубцевались шрамы.
   Я смотрю на ровные строчки, перечитываю их:
   ...Когда тяжелая кавалерия сэра Горнера смяла копейщиков Арниппы и, обратив их в бегство, захватила поселение Хагар, что на краю Сиринской трущобы, из глубины ее раздался громкий клекот и на опушку вышел одетый в рубище косматый старец с золотой диадемой на растрепанных седых волосах...
   ...И не будет покоя в Южном Княжестве, покуда не отыщет Камень Судьбы своего Господина! - так сказал Сиринский Оракул и повернулся, уходя обратно в лес. Но светлый рыцарь Беркан окликнул его и смиренно просил открыть, как можно вызволить камень из заточения и кто может стать его владельцем. И ответил ему Оракул: Камень сей скрыт в сокровищнице Черного рыцаря Ротмара, а обрести власть над ним может лишь чистый сердцем рыцарь без страха и упрека. И ушел Оракул в чащу, не сказав больше ни слова...
   Да, написанное мной уже стало историей. Она только началась и одному Богу известно, чем кончится, но то, что было - запечатлено.
   И кто же из нас важнее для будущих поколений? Тот, кто творит деяния, или тот, кто их доносит до грядущего?
  
  
  
  

День рождения.

   17 октября 1997 года. Реальность.
  
   Я многого не помню. Не помню, что было утром, за исключеньем легкой грусти, как отголоска сказочного сна. Не помню, что я делал на работе. Не помню цвет салфеток в той кафешке, где праздновали день рождения Вадима.
   Я запомнил только тебя.
   Мягкий овал лица с чуть заостренным кошачьим подбородком. Волну золотисто-каштановых волос, касающихся кончиками плеч. Плавные взмахи бровей. Крупные и четкие, но вместе с тем мягкие и нежные черты. И серые глаза. Внимательные и добрые, сильные и веселые. Я случайно встретился с ними - и остался в них навсегда.
   Ты улыбнулась мне. Не знаю, почему. Может, почувствовала тоненькую еще нить, которая уже успела нас связать. А может просто так, каким-то своим мыслям.
   Меня накрыла теплая волна. И стало все равно, что будет дальше, как обойдется со мной жизнь, и чем все кончится...
   Вот так вот.
   А потом пришла боль.
   Боль, оттого, что Вадька по-хозяйски обнимал тебя при всех. Боль оттого, что он привез тебя в своей машине, а вечером увез домой.
   Не знаю, была ли то ревность. Наверно, нет. Скорей сожаленье и обида. Будь вместо Вадьки кто-нибудь другой... Но с ним... Нет, не заслуживает он тебя.
   Тем более после того разговора.
   Ты пошла заказать кофе. Серега спросил:
   - Эта Наташка - та самая твоя зазноба?
   - Ага.
   - И как она?
   - Нифигово. Но тебе пробовать не советую. Морду начищу.
   - Да ты прямо рабовладелец, - поддел его Генка.
   - А вот это - мое дело. Ладно, пойду, клинья подобью на сегодняшний вечер.
   Спустя полминуты он, приобняв тебя за плечи, что-то тихонько нашептывал на ушко.
   И все восприняли это как должное. Серега, Генка, и Армен - с понимающими ухмылками. Рома - сделав вид, что ничего не произошло. Андрюшка встретился со мной удивленным взглядом, поджал губы и покачал головой.
   А я... Я вежливо улыбался... И презирал себя за эту улыбку, за то предательство, с которого начал наше знакомство.
  
  

Сарагон 27 звездня.

  
  
   Вот и закончены сборы. Дружина отдохнула от битвы с войсками Арниппы. Залечены раны, наточено оружие. Рыцарские мечи сверкают голубоватым огнем свежих заклинаний, наложенных леди Мелисой и ее сестрами.
   А смерды и пленные построили катапульты и сколотили три десятка длинных штурмовых лестниц.
   И даже мой учитель - старый седой отец Дунвар достал видавший виды дорожный посох и каждую ночь, стоя на балконе главной башни, простирал его к звездам, наполняя заклинаниями ветра и дождя, радуги и Луны, призывая в помощь светлые и серые силы.
   Пройдет еще два дня, и они уйдут. Уйдут на запад, к горам Вангора. За которыми, на берегу Западного Океана, высится темная громада цитадели черного рыцаря Ротмара.
   И опустеет замок Лорены. И останутся в нем только женщины, старики и детишки. Да еще я.
   Я, летописец Сквор, одиноко сидящий в своей келье и ждущий вестей, чтобы нанести на пергаментные листы вязь иероглифов.
   Смешно. Закорючка, похожая на домик - означает Победа, а другая, с чуть другим наклоном - Поражение. И другие значки. Маленькие черные значки на желтоватом пергаменте: Смерть, Боль, Горе, Счастье... Что общего у этих значков с настоящими болью и счастьем? С любовью и смертью?
   Ни-че-го.
   Что общего у того, чем я занимаюсь, с настоящей жизнью?
   Ни-че-го.
   Нет, с меня хватит. У меня не достанет смелости взять в руки меч, но поехать вместе со всеми я могу, а значит должен.
   Так тому и быть.
  

Наташа.

   (12 ноября.)
  
  
   Вадим жил в новенькой девятиэтажке, выросшей в недавно отстроенном микрорайоне. У него была прилично обставленная двухкомнатная квартира на втором этаже. Я бывал там дважды и потому хорошо запомнил дорогу.
   На этот раз я пришел к нему по заданию шефа. Тот вознамерился послать Вадьку в срочную командировку, вот и отправил меня сообщить ему эту приятную новость...
   Черная железная дверь. Белая клавиша звонка. Я не люблю ходить в гости, боюсь принести неудобство хозяевам. Палец коснулся прохладного пластика. Я боюсь людей, боюсь общения, мне кажется, что я говорю тонким противным голосом с отвратительной дикцией - это не так, но старый комплекс напрочь засел в мозгах. За дверью проиграла мелодия турецкого марша. Так противно чувствовать себя слабым и несбыточно мечтать о силе и славе. Громыхание открываемого замка...
   Ты.
   - Здравствуй... Олег.
   - Здравствуй... Наташа.
   - Проходи. Извини, что я вот так...
   А как ты? На тебе теплый розово-фиолетовый халат и домашние тапочки. Волосы мокрые от недавно принятой ванны.
   - А Вадик? Он где?
   - Вышел. Но он скоро придет, поставит машину и вернется.
   - Тогда я подожду, если ты не против, - откуда у меня взялось столько отчаянной нахальной смелости, чтобы это сказать?
   - Конечно. Я варю кофе. И пока ты его не выпьешь, все равно не отпущу.
   Ты улыбнулась, и мы на мгновение встретились глазами. Радость, внимание и интерес. Ниточка...
   Мы сидели на кухне. Говорили обо всем. Это было как полет, как игра в команде, как работа с идеальным напарником. Каждое твое слово моментально находило отклик, а мои мысли заставляли тебя удивленно улыбаться и обвинять меня в телепатии. Я ни о чем тебя не спрашивал. Ты тоже. Но через полчаса мы знали друг о друге больше, чем кто-то узнает за годы.
   Потому что слова были ширмой. Ощущали мы гораздо глубже.
   Я назвал Вадика хорошим, честным парнем. Но ты посмотрела на меня с такой иронией, что я стушевался и сказал, что, мол, у каждого есть недостатки.
   И наоборот.
   - Наташа, а вы с ним хорошие друзья?
   - ...Да, - и поймав мой пристальный взгляд. - Ну, мы уже три года, как... знакомы. И потом - он дает мне работу. Возит товар, которым я торгую. Да и вообще, он настоящий мужик. Их так мало осталось в жизни...
   - Да, конечно, - я опять уткнулся в чашку.
   - У тебя красивое кольцо, - ты кивнула на мой деревянный перстенек.
   Я торопливо снял его и передал тебе.
   - Это одно из ранних, я сделал его года четыре назад.
   - Какая прелесть, - ты осторожно взяла в руки темно-янтарное резное колечко с вкрапленным кусочком малахита и еще раз повторила: - Какая прелесть!
   - Сейчас я делаю лучше. Была даже идея заняться ремеслом. У меня таких скопилось десятка три, если хочешь, принесу посмотреть.
   - Обязательно принеси... если не трудно. А я могу попробовать выставить их на продажу.
   - Давай, Наташа... А как мне тебя найти?
   - Очень просто, Олежка, я торгую на галерее, мой лоток напротив Оптики. Приходи, когда тебе будет удобно...
   Звонок в дверь.
   No carier.
   Я коротко передал Вадику шефовы распоряжения, отказался от еще одной чашечки кофе и быстренько одевшись, направился к двери. Пожал Вадику руку, буркнул:
   - Пока!
   И тебе, стоящей позади него:
   - Счастливо.
   И мы улыбнулись друг другу.
  
  

Сарагон. Дозор.

  
  
   Визг.
   Он рубанул по ушам. Сжал сердце ледяной ладонью.
   Кони прянули назад. Заблестели под Солнцем мечи.
   А из сумрака ближнего леса с клекотом и улюлюканьем вылетели косматые комки нежити.
   Клыкастые звериные морды, когтистые лапы, сжимающие широкие кривые тесаки, хлопанье коротких кожистых крыльев.
   Волна ужаса и мерзостного отвращения.
   Но сэр Горнер, не медля ни мгновения, пришпорил своего рослого вороного скакуна и, взмахнув над головой зеленовато поблескивающим Змеерубом, пустился галопом навстречу врагу.
   Его клич затерялся в адской какофонии, но это уже не имело значения. Рыцари, лишь секунду помедлив, чтобы взять управление над загарцевавшими конями, кинулись за своим предводителем.
   Я остался один, пытаясь усмирить свою серую кобылу, которая никак не могла решить - то ли убежать, то ли кинуться за своими сородичами.
   Я понимал ее. Сам чувствовал то же смешение страха и желания быть с остальными. Ни то, ни другое не взяло верх, и я остался на месте, глядя, как две лавины несутся друг на друга и сшибаются с лязгом железа, отвратительными хлюпающими ударами и воплями убиваемых.
   Крылатые монстры были низкорослы, но тяжелы, и силы недоразвитых крыльев хватало лишь на прыжки-перелеты. Но инерция их кряжистых тел была велика, и те рыцари, которые не успевали увернуться, слетали с коней, или даже опрокидывались вместе с ними.
   Но Конная гвардия не даром носит свой высокий титул. Воины умело отбивались щитами, пригибались, уворачивались и наносили своими длинными прямыми мечами скупые, но молниеносные и страшные в своей силе удары. Разрубали мерзких тварей на лету. Рыцари сгруппировались клином и, не сбавляя скорости, расчленили надвое толпу нападавших, разметали ее в стороны, сбили напор, обратили в бегство и хлынули потоком, догоняя и добивая уцелевших монстров.
   Поле покрылось неподвижными и копошащимися косматыми телами, которые нещадно затаптывали боевые кони.
   Бой прекратился внезапно. Как сильный встречный удар валит с ног напавшего разбойника, как молния из магического жезла отбрасывает назад нетопыря.
   А я сидел на своей угомонившейся кобыле и наблюдал за окончанием сражения.
   И корил себя за то, что не поддался импульсивному желанию кинуться со всеми вместе.
   Я, конечно, могу найти себе оправдания, и никто никогда не подумает ставить мне это в упрек. Я ведь только летописец, чего с меня взять.
   Всего лишь летописец.
  
  
  

Ремесленник.

   (13 ноября - 20 декабря)
  
  
   Знаешь, Натанька, хорошо, что жизнь подарила мне тебя.
   Мне бывает трудно с тобой. И бывает больно. Но я не приму анестезию. Ни за что на свете не отдам эту боль. Потому что, лишившись ее, я останусь без счастья любви.
   Мне хорошо. Меня накрыла теплая волна. Волна любви.
   Виталька, вот они твои Волны и Небо. Взлет над самим собой и прозрачно сверкающая водяная гора, что накрывает и смывает с души все лишнее, все, что не нужно, что мешает в Пути.
   Я прожил не двадцать восемь лет. Полтора месяца.
   Как изменился мир, и как меняюсь я.
   Такой осторожный и уравновешенный. Такой мастер лавировать в потоках жизни и находить нужные течения, презирающий тех, кто имеет глупость плыть против них. Такой боязливый и нерешительный.
   Где ты, Олег, образца 97 года?
   Куда ты скрылся, куда ушел? И не вернешься ли назад?
   Надеюсь - нет.
   Я не хочу с тобой встречаться.
   Никогда.
   Но тогда, в декабре, я еще был им.
   Я только начал нащупывать новые тропки.
  
   ...Придя 16 ноября на толчок и стеснительно, подав тебе коробочку с кольцами. Ты достала их и долго любовалась, примеряя на пальцы и тихонько улыбаясь. Вот только глаза твои были печальны, и красные прожилки выдавали недавние слезы. Ты делала вид, что все у тебя хорошо, и я ничего не спросил, убедив себя в том, что нельзя лезть в душу человеку, если он ее не хочет открывать. Дурак. Или трус. Моего ума и смелости хватило лишь на то, чтобы предложить:
   - Выбирай, какое тебе больше нравится.
   Ты вскинула на меня глаза, в которых за наигранной веселостью и затаенной печалью мелькнула искорка радости и теплоты. Так я получил первую положительную оценку в твоей школе...
  
   ...Забегая к тебе чуть ли не каждый обеденный перерыв, чтобы, якобы, узнать, как продаются безделушки, а на самом деле посмотреть на тебя, услышать твой голос, улыбнуться тебе, случайно встретиться с тобой глазами и убежать, пожелав тебе счастья...
  
   ...Работая по вечерам над новыми и новыми украшениями, чтобы иметь повод принести их тебе и еще раз тебя увидать.
   Мне было наплевать на деньги, и потому они пришли ко мне. Я вскоре понял, что могу зарабатывать ремеслом больше своей зарплаты. Это ничего не меняло - я всегда предпочитал стабильность даже оправданному риску. Но ты однажды заметила, что многие покупатели хотели бы сделать личный заказ, а тебе трудновато торговать без напарника...
   В тот же день я написал заявление об увольнении.
   И началась жизнь.
   Радостная, от того, что я по несколько часов в день проводил рядом с тобой.
   Неприятная, из-за необходимости работать продавцом и общаться с людьми.
   Уже тогда я начал понимать, что это неспроста. Что жизнь начала новый урок и ты в нем - учитель, стимул к движению вверх.
   Я ломал себя.
   И это было в кайф.
   Я сдирал с себя ошметки задубевшей старой шкуры.
   И новая шерстка была пушистая и повышенной лохматости.
   Все становилось проще и сложней. Мир складывался как узор калейдоскопа, срастался в мозаику и обретал четкость завершенного полотна.
   Люди превратились из монстров в людей. А рядом была принцесса, ради которой ничего не стоило разорвать в клочки тех, кто не хотел превращаться.
   Вроде Вадьки.
  
   Он вызывал во мне все большую неприязнь.
   Ты никогда не говорила о нем плохо, но слишком часто я встречал в твоих глазах печаль. Следы недавних слез.
   Я ни о чем не спрашивал тебя. И вовсе не из страха. Страх ушел. Я не хотел, не мог доставить тебе боль. И я старался быть тем островком, где ты смогла бы отдохнуть, расслабиться, набраться сил. А если ты захочешь поделиться своим грузом, то я всегда готов его принять.
   И я не спрашивал, я наблюдал.
   За твоим странным отношением к Вадиму. За мимолетными словами и выражением лица. И эти наблюдения сложились в четкую и некрасивую картину.
   Но чем дальше, тем больше я видел, что в картине есть кто-то еще.
   Генка. Он давно уже завязан с Вадькой общим бизнесом. Но слишком часто он случайно ходит мимо. И ты становишься такой веселой, ласковой и мягкой. Только грусть не уходит со дна твоих глаз.
  
   Так проходили дни.
   А вечерами я включал компьютер.
   В это время Андрюшка приходил с работы к себе домой и вызывал меня по модему. Мы какое-то время болтали, а затем, прервавшись для того, чтобы сготовить и поставить возле компьютеров что-нибудь вкусненькое, запускали игры.
   Обычно мы резались в стратегии. Строили замки и города, открывали звездные миры. И устаивали войнушки. Мы всегда выбирали максимальный уровень сложности с наибольшим числом компьютерных соперников и первую часть игры посвящали их уничтожению, захвату территорий и ресурсов. Мы до последнего, выдерживали нейтралитет по отношению друг к другу. Но в какой-то момент Андрюшкины армии устремлялись к моим границам, и начиналось...
   ...Космические флоты утюжили миры, и планеты превращались в облака плазмы, на уцелевшие высаживались десанты разумных жаб, или происходило тотальное телепатическое зомбирование...
   ...Драконы нападали плотной стаей. Но сторожевые башни сбивали их и рушились под ударами каменных глыб, выпущенных из катапульт. А ответные рейды магов опустошали сверкающим каскадом небесных камнепадов деревни орков, валили проворных гоблинов и заставляли разбегаться некромантов...
   ...Массированный ядерный удар, и одна единственная танковая дивизия захватывает целый континент...
   У каждого из нас был свой особый почерк. Я действовал осторожно и тщательно, взвешивал каждый шаг, скрупулезно выстраивал инфраструктуру, собирая мощные и хорошо сбалансированные армии, которые шли в бой планомерно и тактически безупречно. А Андрейка...
   Андрейка как жил, так и играл. Быстро и бесстрашно, не обращая внимания на мелочи, нанося неожиданные и, на первый взгляд, бессмысленные удары. Только на первый взгляд. Его манера ведения боя представляла собой сплошной поток атаки, где каждый удар был не особо опасен и обычно мной отбивался. Но невозможно успеть везде и сразу, и Андрей, нащупав слабое место, шел в прорыв, а мне приходилось мобилизовать все ресурсы, уходить в глухую оборону. Или проигрывать.
   Обычно игры продолжались много дней подряд. Успех переходил из рук в руки, и победа доставалась в основном благодаря ошибкам противника. Я ловил Андрея на мелких неточностях и медленно, но верно дожимал его силой. А он ловил меня на одном-двух крупных проколах, и тогда мое поражение было молниеносным и сокрушительным.
   Еще Андрей любил побегать толпой в "Квейк", но без меня, с другими ребятами, знакомыми по сети. Я лишь изредка составлял ему компанию. Не люблю я акшион, с их тупым слонянием по уровням в поисках ключей к запертым дверям. Да и думер я был ниже среднего. Это Андрюша мог без перезагрузки и ключей пробегать насквозь на уровне Невозможно.
   Вот так мы и развлекались, погрузившись в иллюзорный и захватывающий виртуальный мир.
   Но этим наши контакты с Андрюшкой не ограничивались.
   Он все чаще забегал на обеде к нам в палатку. И очень быстро сделался своим, и накрепко с тобой сдружился. Вы стали друг для друга Ната и Андрюшенька. Меня это нисколько не цепляло. Я только радовался вашей дружбе, и, если надо, отходил на второй план. Он для тебя был младшим братишкой, а ты для него самым близким и искренним другом, и он был готов любому перегрызть за тебя горло.
   Вот ведь как получилось. У вас сложился тот вид отношений, который я пытался изобразить. Чувствуя к тебе совсем другое...
   Иногда вместе с Андрюшей к нам в гости приходил Рома. Он был всегда молчалив и приветлив. Внимательно и понимающе слушал наши беседы и тихонько, необидно посмеивался над шутками и приколами. А они были у нас постоянно.
   ...Обычно мы покупали у лотошников какие-нибудь чебуреки или пирожки и, налив из термоса горячего чая, усаживались в глубине палатки пообедать.
   - Олег, какие сегодня пирожки вкусные, - блаженно закатывая глаза, говорит Андрей. - А знаешь почему?
   - Почему? - ловлюсь я.
   - Потому, что сегодня их сделали из лучших сортов Тестиума и Картофилиума.
   - Да, не случайно начинка в них имеет зеленую окраску с коричневыми пятнышками.
   - Что символизирует дружбу всех народов, - подхватывает Андрей.
   - И доказывает, что пирожок из картофилиума ничто без добавок Тараканиума усастого.
   - Ребята, прекратите! - смеясь, останавливаешь нас ты. - Весь аппетит испортили.
   - Весь не испортили, - хладнокровно возражает Андрей.
   - И ты должна радоваться за моего друга, которому за ту же цену достались не картошковые пирожки, а мясные.
   И мы продолжаем усердно поглощать, в общем-то, вполне вкусный продукт...
   Наше веселье лишь иногда портили визиты Вадима. Он неприязненно и подозрительно зыркал на Андрея. Невнятно здоровался со мной. Сухо разговаривал с Наташей. Только с Романом он вел себя вполне мирно и дружелюбно. Уж очень трудно с ним ссориться и на него обижаться.
  
  
  
  

Сарагон. Черный замок.

  
  
   Он встает из пены шторма.
   И белые брызги льнут к черному камню.
   Он мог быть красивым, не будь таким страшным.
   Черный Замок.
   Стройные сторожевые башни. И высокие прочные стены. Узкие бойницы и легкие арки мостов над колодцем двора.
   Изящество.
   Изящество смерти.
   Стрелы тьмы, рвущие солнечный день.
   Десять лет назад он был другим. Розовый гранит его стен отражался в восходе, и яркие флаги полоскали на чистом морском ветру.
   Но пришел Ротмар - Черный Рыцарь.
   И покрыла замок тьма. Камни наполнились мраком ночи, луга превратились в пустошь, деревья в лесах скорчились и отрастили вместо листьев шипы, а в ветвях и в непролазных зарослях поселились уродливые, злобные создания, от вида которых кровь стынет в жилах и сжимает сердце тоска.
   Печать тьмы.
   Она легла на все.
   Она легла на всех.
   Она легла на нас.
  
  

Датчик.

   (20 декабря.)
  
  
   - Привет, Олега! Как дела? - голос из наушников немного усталый, и это диссонирует с ухмыляющейся очкастой рожей, глядящей с его фотокарточки, развернутой во весь экран компьютера.
   - Нормально, а у тебя? Чего не пришел на обед? Наталка даже волновалась немного.
   - Не вышло. Ты извинись за меня завтра. И привет передай - во-от такой!
   - Ладно, передам. Уговорил. Как там на работе?
   - Обычный дурдом. Знаешь, где я сегодня пахал?
   - Ну?
   - В кабинете у шефа Апекса.
   - Ни фига себе! И как ты докатился до такой жизни? Или тебя перевели в монтажники? Это ж, за какие грехи?
   - Армен взял отгул, уехал куда-то. А тут срочный заказ - подключить охранку в новом офисе Апекса. Знаешь, на Мира? Ну и отправили меня богом в помощь. Приперся я туда, значит, а в дверях стоит такой: морда каменная, пистолет-пулемет ненавязчиво на меня направил. Дал я ему свои документы, почитать. Он долго искал знакомые буквы, картинку рассматривал, но пропустил-таки. Прошел я по коридору - чуть в ковре не утонул, хорошо плавать умею. Разгреб, значит, ворс, пробрался в кабинет. Босса, конечно, там не было, одни только Генка с Вадимом. Ну, мы там и оторвались. Датчики, естественно, подцепили, в креслах кожаных посидели, пообедали в приемной всякой вкуснятиной. В общем, отвисли, мне даже понравилось.
   - Да, повезло тебе сегодня. Я люто завидую.
   - Ага. Это не с деревяшками возиться. Электроника. Там, кстати, новенькие прибабахи поставили.
   - Это какие? - без особого интереса осведомился я.
   - А фиг его знает. Сбегал я в сортир, возвращаюсь, Вадька ковыряется в датчике. Стандартном таком емкостнике. Но у меня-то глаз наметанный, сразу заметил, что там добавлена какая-то штуковина, вроде маленькой релюшки. А это на фига? - спрашиваю. Вадька быстренько закрыл корпус и отвечает: Много будешь знать... Да новая схема, добавочный блочек с анализатором перемещений... Специальный заказ от Хозяина. Я только хотел порасспросить, но в этот момент Генка ка-ак хряпнется со стремянкой об пол. Ну, тут суета поднялась, вопли, маты. Я о датчике забыл... Тут только одна странность... Не понравилось мне, как Генка посмотрел на Вадьку, когда поднимался с пола и потирал ушибленную задницу... Мол - заткнись придурок...
  
  
   Такой вот разговор.
   В этот вечер мы решили не играть. Андрюшка отправился в гости к отцу, да и настроение у нас обоих было паршивое.
   Мне надо было сделать пару-тройку колец, но я не стал за них браться. Не то состояние.
   Быстренько согрел чайник, сварганил себе бутерброд с двумя холодными котлетами и, разведя растворимый кофе, опять засел за компьютер.
   На душе было погано и отчего-то тревожно, и, чтобы вытравить эту гадость из мозгов, я достал с полки компакт-диск со старинным "Мастером Ориона-2 загнал его в сидишку и погрузился в хитрое переплетение политики звездной империи Мршан, разборки с Дарлоком и Клаконцами.
   Игра выключила меня из реальности часа на четыре, чего я, собственно, и добивался. Но выключила не полностью. Остался осадок, ощущение чего-то несделанного или упущенного.
   И, вырубив компьютер, я понял, что спасаться бегством бессмысленно. Я привык уходить от неприятностей, умело лавируя и перепрыгивая в нужные потоки, но врать самому себе - это уж слишком.
   Пора, Олежка, сделать пересмотр. Давненько я не занимался этой штуковиной из Серегиного арсенала.
   Я еще раз наскоро перекусил и улегся в кровать. Быстренько прогнал энергию по основным каналам, растворился в теплой невесомости и начал прокручивать киноленту сегодняшнего дня в поисках узлов.
   Наташа.
   Кто же еще?!
   Опять у тебя озабоченный взгляд и невеселая полуулыбка. И что-то не ладно между тобой и Вадимом. Не ссора, но все же...
   И какая ты все-таки красивая. Мне хорошо, когда ты рядом, но я стараюсь не показать этого, спрятаться за нарочитой колкостью и самомнением. Ты еще больше хмуришься, но у меня нет другого выхода. Нельзя, чтобы другие видели, как я к тебе отношусь. Я не хочу косых взглядов и шепотка за спиной. А главное, не хочу конфликта с Вадимом.
   Или боюсь?
   Да.
   Я всю жизнь уходил от выяснения отношений. Это стало моей сущностью, основой личности, подходом к жизни. И я не хочу, не могу, просто боюсь это менять. Даже ради тебя.
   Даже ради тебя?
   Нет.
   Нет, черт возьми!
   Пошли они все к дьяволу. Какое мне дело до них! Кто я - человек или слизняк?
   Пока что второе.
   Но только пока!
   Я с этим разберусь.
   Завтра же.
  
  

Сарагон. Под стенами.

  
   Шестой день месяца Единорога.
   Катапульты собрали вчера. Этой ночью под туманным пологом, опустившимся по воле наших колдунов, ратники и канониры подвели их к западной стене. С первыми лучами солнца все двенадцать механических чудовищ взметнули в воздух каменные глыбы. Мастер Трогон подтвердил свой заслуженный титул. Все камни поразили цель, осыпали зубцы у черных стен, вызвали переполох и крики раненых врагов.
   Еще пять раз взмывали в небо камни, и трещиной пошла высокая стена, когда враги решились на атаку...-->[Author ID1: at Mon Mar 30 17:50:00 1998 ]
  
   Гарпии появились внезапно. Темно-багровые силуэты тучей поднялись над разрушенной кромкой крепостной стены. Они зависли над ней, громко хлопая крыльями, и все разом стремительно понеслись вниз к катапультам.
   Сэр Горнер привстал на стременах, громко выругался и, пришпорив рысака, с громким боевым кличем повел тяжелую конницу на врага. Рыцари Аскор и Комбер, командующие лучниками, тоже не сплоховали, и навстречу гарпиям взвились тяжелые ясеневые стрелы.
   А у катапульт - сутолока. Она лишь отчасти стихийная, лишь на вид. На самом деле хорошо обученные канониры отбегают назад к лагерю, а их место возле орудий занимают меченосцы и арбалетчики рыцаря Беркана. И сам он - в своих блистающих серебристо-белых доспехах среди них - сжимая в руке светящийся Лунный меч и прикрываясь круглым щитом, отдает последние команды.
   Враг налетел.
   С громким клекотом поредевшая, но неудержимая армада гарпий обрушилась на людей. Часть крылатых созданий ринулась на меченосцев, другая, не обращая внимания на стрелы и удары, принялась рвать и кромсать катапульты. А третья на бреющем полете метнулась за убегающими канонирами.-->[Author ID1: at Mon Mar 30 17:50:00 1998 ]
   Хорошо, что им удалось спастись. Когда злобные клыкастые твари уже почти настигли убегающих людей, с левого фланга на них налетели рыцари Горнера, смяли врага, заставили уцелевших подняться в воздух, под прицельный огонь лучников.
   Труднее всех пришлось Беркану. Многих Белых рыцарей не досчитались мы после той битвы. Но рослые, закованные в панцири и прикрытые прочными шлемами и круглыми щитами рыцари выстроились в тесные боевые круги. Они выстояли. Только один круг, оказавшийся слишком широким и содержащий в своей сердцевине мало арбалетчиков, сильно пострадал. Гарпии спикировали в центр и, ударив со спины, разметали его, смешали в беспорядочную копошащуюся массу сверкающих панцирей и багровых крыльев.-->[Author ID1: at Mon Mar 30 17:50:00 1998 ]
   Меченосцев тоже спасла тяжелая конница. Смертоносным вихрем врезалась она в мешанину дерущихся и, расшвыряв врага, в считанные минуты очистила катапульты.-->[Author ID1: at Mon Mar 30 17:50:00 1998 ]
   Но обратить гарпий в бегство они не смогли. Крылатые создания дрались до последнего, не отступили ни на пядь, пока не были до единой истреблены.
  
  

Раскрытие.

   (21 декабря).
  
  
   - Наталка, что с тобой?
   - Да ничего, все нормально. Правда, нормально, Олежка, - а в глазах боль.
   - Не умеешь ты врать, - я качаю головой.
   Дальше задавать вопросы нельзя. Ниточка напружинилась и звенит нотой опасности. Не порвать бы. И мы идем молча, таща за собой навьюченные огромными сумками тележки. До остановки не далеко, мы идем напрямик между хрущевскими пятиэтажками. Сегодня четверг, и людей встречается мало. В одном из дворов ты оглядываешься и внимательно смотришь на меня, пытаясь принять какое-то важное решение. Останавливаешься возле скамейки. Опускаешься на нее.
   - Садись.
   Я послушно сажусь рядом. Твой взгляд направлен вперед, затем ты поворачиваешься ко мне, пристально вглядываешься в мое лицо.
   - Я никому об этом не говорила, но тебе могу... Не знаю, но я почему-то тебе доверяю, - грустно улыбаешься и продолжаешь неторопливо и немного отстраненно, пытаясь скрыть этим внутреннюю боль. - Я влюбилась, Олежка. Этого не стоило делать, но я ничего не могу изменить. Я просто люблю...
   - Ты о Генке? Я знаю.
   - Ничего ты не знаешь, Олежка. Я влюбилась в него сразу, как увидела, два года назад. У них с Вадимом какие-то дела. Он часто заходит к нему. Сначала я думала, что это пройдет. Обычная влюбленность, как у девчонки-малолетки, да? Не прошло. Чем дальше, тем сильнее. А сейчас я чувствую, что все возможно. Один шажок - и мы окажемся вместе. И я делаю этот шаг. Я качусь, Олежка, и не могу, да и не хочу остановиться.
   - Но это ведь... хорошо, - мой голос тих, но искренен, как и я сам. Живи, Натанька, люби. Я все это знал, и нету ревности в душе. Обделила природа меня этим свойством. Вот только стоит ли он тебя?
   - Да, хорошо, - ты тяжело вздыхаешь и вдруг, пряча лицо в ладони и всхлипывая. - Хорошо. Было бы хорошо... но Вадим... Он это видит, чувствует. Это ерунда, что мы не расписаны. Три года вместе. Он злится, срывается, следит за мной... А мне его жалко. И сделать я ничего не могу... Он заботился обо мне, помогал, защищал, но мы чужие. Чу-ужи-ие! И чем дальше, тем больше. А Гена... Он не хочет портить отношения, их что-то связывает. Какие-то аферы. И этого я тоже боюсь. Боюсь Вадькиных знакомых. Они подкатывают на "мерседесах", смотрят на меня сальными взглядами, матерятся. А он с ними как свой. Сам становится таким же. Это мерзко. И деньги. Откуда они у них? Генка все жаловался на долги, и вдруг покупает девятку... Я боюсь, Олежка. Я чувствую, что они ходят по краешку, и я вместе с ними. Да еще грызня из-за меня... Я не знаю, как поступить. А если бы и знала, все равно бы ничего не смогла. Я люблю Гену, я сделаю все, чтобы быть с ним, чтобы он полюбил меня.
   Ты подняла на меня мокрые глаза. В них боль и несмелый вопрос. И я отвечаю тебе. Уверенным тоном, с доброй улыбкой.
   - Натанька, все будет хорошо. У тебя сбудется все, о чем ты мечтаешь. И я помогу тебе всем, чем смогу.
   - Спасибо, Олежка. Я почему-то знала, что ты так ответишь. Правда, немножко боялась, что ты отшатнешься или станешь меня жалеть.
   - Не отшатнусь и не стану.
   Мы улыбнулись друг другу. Ты - печально и с благодарностью, я - ободряюще.
  

Сарагон. Ночь Скорпионов.

  
  
   Чинили катапульты двое суток. А утром 9 дня месяца единорога вновь подкатили их под стены Черной цитадели. Шесть дней продолжался обстрел. И разрушились стены твердыни под градом из каменных глыб, засыпая до краев глубокий ров. Враг больше не пытался нападать. Лишь изредка он посылал в ответ тяжелые стрелы баллист. Но отец Дунвар неустанно дежурил у катапульт. Он успевал поднять порывы ветра и отклонить снаряды от цели. А мастер Трогон проводил стремительный расчет и направлял огонь катапульт на вражеское орудие. Редкой баллисте удавалось сделать больше трех выстрелов.
   И близился день, когда через проломы в стенах станет возможным идти на штурм замка.
   Рыцари готовились. Точили и без того острейшие мечи, тренировались и набирались сил перед битвой.
   Но перед днем всегда бывает ночь. И она пришла.
   Ночь Скорпионов.
  
   Я проснулся от дикого крика.
   Вскочил на ноги и, схватив короткий меч, выбежал из палатки.
   Беспорядочно носились воины и мастеровые. Сшибались, гремя оружием и громко крича. Темными тенями метались в неясном отсвете костров.
   Я побежал к большому шатру сэра Горнера. На площадке перед ним - тоже суета. Но какая-то более упорядоченная. Бегают подростки-посыльные, выстраиваются в глухой оборонительный строй гвардейцы, настороженно водят наложенными на большие тисовые луки стрелами лучники.
   Меня остановил властным жестом сотник Джекоб:
   - Нельзя!
   Я отошел в сторону. Под ногой что-то противно хрустнуло.
   Я опустил взгляд. Под каблуком - раздавленный белесовато-серый скорпион. Большой, в ладонь величиной. Его ядовитый хвост все еще подергивается.
   Вопль. Совсем рядом. Один из лучников схватился за щиколотку и катается по земле. Тело его выгибается, замирает и мертво расслабляется.
   - Скорпионы!
   Крики эхом раздаются отовсюду.
   Люди смотрят под ноги и рубят, топчут маленьких, юрких и почти неразличимых во тьме гадов.
   А предсмертные крики все продолжают звучать.
   Слева яркий зеленый свет.
   Из-за палатки выходит высокая стройная фигура в развевающемся темном плаще. В руке высоко поднят витой тонкий жезл со сверкающим изумрудным пламенем кристаллом.
   Леди Мелиса.
   Она становится на середину площади и простерает руки вверх. Поет мелодичную песнь на древнем языке северных магов. Отблески костра бликуют на складках плаща, зажигаются искорками на редких седых прядях ее черных вьющихся волос, освещают спокойное лицо.
   Следом за ней выходит пошатывающейся походкой мастер огня Скрэг. Он смотрит вперед невидящими глазами и сжимает в руках тяжелый глиняный кувшин.
   Мелиса произносит несколько резких повелительных фраз. Продолжает громко призывно петь.
   И со всех сторон к ней начинают стекаться скорпионы. Добравшись до ног волшебницы они, карабкаются друг другу на спины, сбиваются в копошащуюся белесую массу.
   А когда поток иссякает, мастер Скрэг делает шаг вперед, обливает леди Мелису и доходящую ей до пояса шевелящуюся кучу темной маслянистой жидкостью.
   Мы стоим, замерев, не в силах сделать ни единого движения. Леди Мелиса поворачивает лицо к сэру Горнеру, стоящим рядом с ним Беркану и отцу Дунвару.
   - Прощайте! - голос ее звонок и чист. - Я буду помнить о вас в Лунном Мире.
   Жезл в ее руке вспыхивает зеленой молнией, и яркие всполохи жаркого огня озаряют наши лица...
  
  

Файл Ната.DOC.

   (С:\Мои документы\Word\Ната.doc
   код доступа - Натанька)
  
  
   24.12.98г. 19.10.
  
   Ната, Натанька. Как же тебе помочь. И как вообще мне жить. Я чувствую себя подонком. И ничего не сделать с этим. Открыв свою любовь - я встану между Генкой и тобой. А это подло. Ты любишь его, а он, похоже, тебя. А я имею наглость называться твоим другом. Хороший друг, однако. Но молчать... Это нечестно. Наверно, я чрезмерно щепетилен в вопросах честности и чести. Вот и попался в западню.
   А ты...
   ...Сегодня, после обеда, когда Гена за тобой заехал, ты наклонилась к моему уху и тихонько прошептала, щекоча меня своим дыханием:
   - Олежка, не выдавай нас. Прикрой на пару часиков, если этот придет. Хорошо?
   - Конечно, Натанька. Счастливо тебе, - я кивнул и улыбнулся.
   Ты взяла его под локоть, и вы быстро пошли к машине. Садясь, ты обернулась и махнула рукой.
   Нет, Натанька, не буду я тебе мешать. Если ты можешь быть счастлива - будь. Всего тебе хорошего.
  
  
   1.01.99г. 17.00
  
   Новый год без тебя.
   Я привык к одиночеству.
   Пятый раз я отмечаю этот праздник сам на сам. С тех пор, как погибли родители и я остался один на один с этим миром. Их машина разбилась 23 декабря 94 года. И с тех пор Новый Год приобрел полынную горечь и тоскливую память о прошлом. Пустота квартиры перестала давить на меня. Но она никуда не ушла, не сменилась на теплый уют. Дом из вместилища жизни превратился в место проживания.
   Наверное, я мог бы напроситься в гости или пригласить приятелей, которым нужна этой ночью пустая квартира. Но я не хочу никого обижать своим хмурым настроением в праздник. И, что самое интересное, не хочу терять это горьковатое ощущение. Оно стало привычным и в чем-то нужным мне. Порция самобичевания за то, что я жив, а родители нет. И я бережно хранил этот Праздник от чужого веселья, находя в этом даже некоторое удовольствие. До вчерашнего дня.
   А вчера меня резанула такая пронзительная тоска. От того, что тебя нет рядом. Невыносимо захотелось тебя увидеть, или просто услышать твой голос. Я не выдержал. Знал, что совершаю глупость, но руки уже сами собой включили компьютер, нацепили на голову дугу наушников со спикером и набрали на клавиатуре номер Вадима.
   - Аллё! - такой близкий веселый голос.
   - Здравствуй... Наталка. Это я. С новым годом тебя!
   - Олежка, с Новым Годом! Какой ты молодец, что позвонил!
   - Натанька, всего тебе хорошего! Счастья тебе! Чтобы сбылись все твои мечты...
   - И тебе, Олеженька! Всего, всего, всего самого лучшего!...
   - Чтобы не было у тебя в жизни огорчений...
   - Я так рада, что ты позвонил...
   - Чтобы все беды прошли стороной...
   - Олеженька, счастья тебе...
   - ... обошли тебя, не затронув, и чтобы ты любила и была любимой!
   - Спасибо, Олежка, спасибо тебе за все...
   - Меня нет с тобой рядом, но я думаю о тебе и помню тебя.
   - А я о тебе... Вот Вадик идет, ему что передать?
   - Ну, передай поздравления. Ладно, Натанька, пока! Всего тебе хорошего в Новом Году!
   - Пока, Олежка, до встречи. Будь счастлив!
   Я нажал кнопку сброса и с минуту сидел, закрыв глаза. Было удивительно тепло и светло оттого, что где-то в этом мире есть ты. И хотелось лишь одного, чтобы была ты счастлива. Любой ценой, чего бы это ни стоило мне. Я стану тем, кем должен стать. Я пройду свой путь. Не могу не пройти, ведь теперь я знаю цель, к которой надо стремиться. Пусть даже без надежды ее достичь. Как корабль держит курс на звезду, до которой ему никогда не доплыть.
   А когда я открыл глаза, и на меня вновь стала наползать свинцовая туча одиночества, замурлыкал приемный сигнал и в наушниках послышался голос Андрюшки:
   - Олега, привет! Подключайся по этому адресу!
   И по экрану побежали цифры и буквы.
   Я подключился и провалился в волшебный мир виртуального праздника, заполненного шутками и пожеланиями знакомых и незнакомых ребят, прикольными программками, картинками и музыкой...
  
  
  
  
   17.01.99г. 16.30.
  
   Ты спрашиваешь меня о Гене. Что-то у вас не ладится. То ли он не хочет портить отношений с Вадькой, то ли просто не любит тебя. Я чувствую, что здесь нечисто. Темная тень за твоею спиной. Но я не могу тебе это открыть. Даже намек будет подлостью. Поэтому приходится тщательно подбирать слова, называть трусость осмотрительностью, себялюбие самолюбием, изворотливость осторожностью. И акцентироваться на тех качествах, которые можно считать положительными. Это трудно. Мы с Генкой, конечно, приятели, но называй это хоть чем, не чета он тебе. Не достоин он любви такой женщины, как ты. А Вадька? Он достоин? Нет? Слушай, друг, Олег, а ты сам-то достоин? Хоть на капельку, хоть на грамульку? Тебе доверили дружбу, тебе раскрыли душу и сердце. Не много ли ты получил задарма? Тебе до Наталки расти и расти. Займись-ка ты лучше собой, стань хотя бы нормальным другом для нее. Превратись в человека.

Сарагон. Штурм.

(22 дня месяца Единорога.)

  
  
   Она не была героиней. Она просто была хорошим человеком. Человеком, который никогда не похваляется смелостью, но в решительный момент жертвует своей жизнью, делая это как само собой разумеющееся.
   Она не была героиней.
   Героиней ее сделали другие. Они прекрасно ее знали и понимали. Особенно отец Дунвар -учитель и друг. Ему, наверно, было тяжело так поступить. Но есть такое слово - необходимость.
   А необходимо было обуздать, стереть ужас, воцарившийся в сердцах. То, что не смогли сделать грозные гарпии, сделали маленькие скорпионы. В разговорах временами проскальзывала мысль: Если такое произошло сейчас, то что нас ждет при штурме замка?. И, чтобы это заглушить, сэр Горнер объявил о строительстве обелиска на месте гибели леди Мелисы.
   Странное решение. Отложить на неделю штурм, приволочить огромные каменные глыбы. Установить их вертикально в форме пятилистника и высечь на вершине центрального менгира патетическую надпись о великом подвиге дочери рыцаря Бендора и колдуньи Гарбеи. Я три дня придумывал текст, по несколько раз заменяя каждое слово, пока сэр Горнер и отец Дунвар не дали добро.
   А потом были громкие речи о мужестве и героизме, призывы помнить и отомстить. Выкрики Месть и Смерть разносились над толпой воинов раз за разом, становились все громче и неистовей.
   И тогда на самом пике накала сэр Горнер простер руку в сторону замка, чернеющего сгустком ночи на фоне солнечного дня.
   - Вперед!!! Сметем их всех!!!
   И воины, привычно разбиваясь на отряды, подхватывая по дороге лестницы, кинулись к стенам цитадели.
   Расчет был верен. Враг не ожидал, что мы начнем атаку сразу после церемонии. И не думал, что вместо усталых, запуганных солдат через проломанные стены ринутся пылающие ненавистью бесстрашные берсеркеры, не чувствующие боли и желающие одного - победы.
  
   Седло моей кобылы металось из стороны в сторону, соразмерно с прыжками, которые ей приходилось делать среди валунов и редких еще трупов. Гнедой с проседью конь отца Дунвара скакал впереди, и мантия мага развевалась, переливаясь синими бликами в ярком солнечном свете.
   Пехотинцы Беркана уже скрылись в проломе стены. Быстро вскарабкавшись по каменным осыпям и сметя обороняющихся, они с ходу прорвались в колодец внутреннего двора. А минут пятнадцать спустя с лязгом обрушился крепостной мост, и тяжелая конница сэра Горнера стальным вихрем ворвалась в замок.
   Мы с отцом Дунваром, несясь во весь опор, без доспехов и щитов, безнадежно от нее отстали.
   Розалина громко застучала копытами по деревянным плахам моста. Над головой нависла массивная каменная арка. Возле ворот - шестеро пехотинцев и трое арбалетчиков. Старший махнул нам рукой: Стойте.
   Вспаренные Розалина и Кондор попытались встать на дыбы, и нам пришлось приложить немалые усилия, чтобы успокоить их.
   - В чем дело? - голос мага непривычно резок.
   - С донжона поливают, - отозвался один из воинов.
   Я подал кобылу немного вперед и выглянул.
   Яркий солнечный свет таял в черных стенах, и дно каменного ущелья скрадывал сумрак. В зловещей полутьме, прижимаясь к внешней стене, быстро проскальзывали ратники и всадники. А сверху в них летели камни и стрелы.
   - Как попасть наверх? - все так же резко спросил отец Дунвар.
   - Слева, шагах в ста лестница. Но она под огнем. Можно еще через пролом, но там надо карабкаться и тоже под стрелами.
   - Ох, не охота мне этого делать, - проворчал отец Дунвар и грузно сполз с коня. - Тратить ценное заклинание и силу на такую ерунду... Сквор, ты идешь со мной?
   - Да, - не колеблясь ни мгновения ответил я, а в центре живота - ледяной холод, и так противно подломились ноги, когда соскакивал с коня.
   - Подойди ближе, - отец Дунвар положил мне руку на плечо и, вращая над нашими головами мерцающим посохом, стал быстро и невнятно произносить наговор на языке третьей ступени Иншар. Мир вокруг нас стал покрываться сероватой поволокой, терять краски и яркость.
   - Доро, годио, алэй! - громко и звонко выкрикнул маг и резко опустил жезл. - Бежим!
   И он, схватив меня за руку, кинулся по совсем потемневшему проходу между стен под тускло-свинцовым небом.
   - Не отпускай руки - станешь видимым, - пропыхтел отец Дунвар.
   Вот и лестница. Узкий уступ крутых ступеней. По правому плечу чиркает холодный камень, слева - тошнотворная пропасть внутреннего двора. Ноги скользят в лужах свежей крови, воздух проносится мимо жадно раскрытого рта, резко колет в левом боку.
   Гребень. Узкая, в три шага, огороженная снаружи зубцами, дорога. Небольшими группками, прикрываясь большими деревянными щитами, засели арбалетчики и лучники. Напряженно вглядываются в нависающую над ними кромку внутренней стены и, резко высовываясь, стреляют в мелькающие между зубцами тени обороняющихся. А оттуда, сверху, несутся стрелы. Со стуком вонзаются в щиты, с лязганьем отскакивают от камней. С мерзким хлюпаньем врезаются в живую плоть.
   Мы, не разжимая рук, шатаясь от усталости, бежим к Восточной башне. Лучники удивленно оглядываются по сторонам.
   Башня. Обширное помещение полно воинов. Они толпятся на лестницах, ведущих вверх и вниз, на промежуточных площадках.
   - Все! - выдохнул отец Дунвар. Тяжело осел прямо на пол, надрывно закашлялся.
   Солдаты испуганно отпрянули в сторону. Узнали мага и тихо запереговаривались. Молодой рыцарь с нарисованным на панцире орлом и растрепанными золотистыми волосами подошел к нам, почтительно подал фляжку.
   Отец Дунвар благодарно кивнул, жадно припал к горлышку. Кадык на его дряблой морщинистой шее заходил вверх-вниз. Маг отпил половину фляги, передал ее мне.
   - Прошли годы, когда я мог так бегать, - одышливо просипел отец Дунвар и, обращаясь к золотоволосому: - где старшие рыцари?
   - Наверху сэр Горнер и рыцарь Беркан, - с готовностью отозвался тот. - Давайте, я вас проведу.
   Маг с трудом поднялся и опираясь, почти вися на мне и рыцаре, пошел к лестнице.
   На верхней площадке, закрытой от стрел неприятеля большими деревянными щитами, нервно ходил из угла в угол сэр Горнер. Солдаты старались не попадаться ему на пути, жались к стенам. Узкое лицо рыцаря кривилось от ярости. В углу стоял Беркан. Без шлема. Ощутимый на такой высоте ветерок ворошил его взмокшие темно-русые пряди. Рука в тонкой кольчужной перчатке царапала подбородок. Увидав нас, он встрепенулся, пошел навстречу:
   - Отец Дунвар, вы ранены? - встревожено спросил он.
   - Нет, просто запыхался, - маг отстранил нас и выпрямился.
   - Отец Дунвар, - резко обратился подошедший сэр Горнер. - Вы можете сделать мост?
   - Мост? - удивился маг.
   - Да, мост! - яростно выкрикнул Горнер, и внезапно успокоившись мрачно пояснил: - Обрушили мост, сволочи. Вон, полюбуйтесь.
   Он махнул рукой в сторону щитов.
   Мы заглянули в щели.
   Жалко торчали обломанные камни. До Внутренней башни два десятка метров пустоты.
   - Мост, - задумчиво проговорил отец Дунвар. - Я могу это сделать. Но потрачу на это все силы. Если что-то случится потом, я не смогу ничем помочь.
   Сэр Горнер опять быстро заходил по площадке. Резко остановился.
   - Делайте! - отрывисто приказал он. - Нет, погодите. Беркан, собери лучших людей. За-хва-ти-те башню! Хоть все умрите, но захватите! Я пойду вниз - к своим. Дам сигнал горном. И еще раз, Джон, я приказываю, я прошу, умоляю - захватите башню и откройте ворота! Тогда мы победим.
   И он сбежал вниз по лестнице.
   Беркан подозвал к себе младших командиров и что-то им быстро объяснил. Те метнулись в разные стороны, собирая и выстраивая в боевые порядки солдат. Несколько пехотинцев подскочили к щитам и схватились за них, готовые убрать самодельную стену по первому сигналу.
   - Вы готовы? - мягко спросил Светлый рыцарь отца Дунвара.
   - Две минуты, сын мой.
   - Тогда, ждем, - взгляд Беркана остановился на мне. - Сквор, скоро здесь будет жарко. Я бы посоветовал вам спуститься вниз.
   - Спасибо, светлый рыцарь, - поклонился я. - Но мне бы хотелось увидеть происходящее своими глазами.
   - Хорошо, - улыбнулся тот, - только дайте мне слово, что не кинетесь по волшебному мосту. Вряд ли многим из нас удастся уцелеть в том бою, а мне бы очень не хотелось лишиться возможности прочитать описание битвы, сделанное вашим пером.
   - Повинуюсь, светлый рыцарь, - я выдавил улыбку. - Обещаю вам.
   Тем более, что бежать по колдовскому мосту и брать приступом вражескую башню до обморока страшно. А так - я не виноват. Приказали не соваться...
  
   И был бой.
   Переливчато загудел горн Горнера. И взмахнул рукой блистающий Беркан.
   Щиты убраны. Град стрел смел неосторожных звероподобных лучников рыцаря тьмы.
   Отец Дунвар простер вперед засверкавший синевой и мелко задрожавший посох. И прозрачная лента моста перечеркнула черную пропасть.
   А вихрь одетых в белые доспехи рыцарей пронесся по мосту и влился в черную дыру на черной башне.
   Следом за войском прошла по мосту сгорбленная фигурка мага, и светящаяся лента растаяла за его спиной.
   И осталось только слушать. Как звенит железо, и кричат люди. Как стучат по камню кованые сапоги и падают мертвые тела.
  
  
  

Шаг в пропасть.

   (20 января)
  
   Я не могу больше врать. Даже молчанием. Ты открываешься мне полностью, не оставляя и тоненькой бумажной стенки между душами. А я закрываюсь. Не говорю самого главного. Так нельзя.
   Пора делать шаг. Пусть он приведет меня за край пропасти, пусть обрубит наши отношения. Что, в общем-то, равносильно для меня смерти. Потому что кроме тебя, меня в этом мире ничего не держит. Но этот шаг делать надо. Значит, я его сделаю.
   Под сердцем холодный комок. И вторую ночь не идет сон. Я знаю, что такие поступки нельзя откладывать. Принял решение - сделал. Иначе ожидание и нерешительность вымотают душу. Но мозг, или, вернее, собственная трусость, подыскивает причины и поводы для затягивания, откладывания на потом. Страшно прыгать с самолета без парашюта. Ладно. Все. Завтра.
  
   Соседи по палаткам начинают сворачиваться. Людской поток спал. Ты смотришь на меня:
   - Будем упаковываться?
   - Ага.
   Я помогаю тебе собрать и закидать на тележку здоровенные пластиковые сумки. Болит голова, и чуть дрожат руки. Бессонница и повысившееся давление не способствуют физической активности.
   Мы, как, обычно движемся дворами. Ты время от времени озабоченно на меня оглядываешься. Возле нашей скамейки я останавливаюсь, предлагаю:
   - Давай посидим, поговорим.
   - Давай, - ты покорно садишься на скамейку.
   - У тебя озабоченный вид. Что-то случилось? - зачем я об этом? Тяну время?
   - Так, ничего особенного. У Вадьки с Геной опять какие-то трения. Вроде как по бизнесу, но, мне кажется, дело не в этом. То ли кто-то настучал ему на нас, то ли сам, разведал. Я вчера пришла к Вадьке, открыла дверь своим ключом. А они кричат друг на друга. Вадька грозил Гене, что если кто узнает о датчике, тому кранты. Кабан его достанет хоть на дне моря. Генка ответил, что Кабана он видел в гробу, и пусть они засунут себе этот датчик... Ну, я потихоньку выскользнула за дверь, а затем резко вошла и громко хлопнула ею. Они сразу замолчали. Генка вышел в прихожую, что-то зло буркнул и ушел. А Вадька весь вечер был взвинчиный и грубый. Я, в конце концов, поругалась с ним вдрызг и пошла ночевать к себе в общагу... Вот такие дела...
   Ты замолкаешь, сидишь, поглаживая подбородок и вертя в пальцах не зажженную сигарету.
   - Ладно, не хочу об этом, - запихиваешь сигарету обратно в пачку.
   - Ничего, Натанька, все наладится.
   - Да, Олежка. Спасибо, что ты меня поддерживаешь, а то бы я совсем...
   Мы какое-то время сидим молча.
   Я собираюсь с силами. Это оказывается так тяжело, сказать три слова. Слова, которые повторены в мыслях сотни раз.
   Я смотрю на часы. Без четырнадцати одиннадцать, ровно. Вот подожду, пока секундная стрелка сделает оборот. Хотя, чего я жду... Опять хочу отложить прыжок? Все, люк открыт...
   - А вот как поступить, если в обоих случаях выходит очень некрасиво? - тихо спрашиваю я.
   - Как? - так же тихо отзываешься ты, и, повернувшись ко мне внимательно, с неясной еще тревогой смотришь мне в глаза.
   - Наташа, я хочу тебе сказать... Ты, наверное, обидишься...
   - Я не обижусь...
   - Я люблю тебя...
   Как тихо и слабо звучит мой голос, а ты чуть отводишь взгляд и еще тише моего:
   - Я это чувствовала... Я никому не могла сказать того... что говорила тебе... Бедный мой Олежка, как я тебя нагрузила... - и тихонько трогаешь меня за предплечье теплой ладонью.
   - Ничего, все нормально, - я отворачиваюсь и говорю теперь в пространство перед собой, как всегда это делал во время наших разговоров. - Я все понимаю... Это твоя жизнь. А я патологически лишен ревности. Я твой друг... Для тебя это сейчас нужнее, чем любовник... Просто... я хотел, чтобы ты знала - есть человек, который тебя любит... Такую, какая ты есть... И который от тебя ничего не просит взамен...
   - Спасибо, Олежек, - тихо и тепло говоришь ты и опять трогаешь меня за руку.
   - Это тебе спасибо... За то, что ты есть.
   - Может, лучше бы не было, - с горечью отзываешься ты.
   - Ты ошибаешься, Наташа... Ты ошибаешься.

Сарагон. Трофеи.

  
  
   Высокие каменные стены нависают над головой непроглядным мраком. Нет. Уже не непроглядным. Аспидно-черные камни начинают потихоньку сереть. Тьма медленно отступает, лишившись своего хозяина.
   Мы идем по мощеному крупными шестигранными плитами внутреннему двору. Сопровождающий меня ратник торопливо шагает впереди, смотрит только перед собой. Ему не интересно, а может жутковато? Это понятно, после недавней-то битвы. А мне интересно. Хотя тоже страшновато.
   Мы подходим к воротам внутреннего замка. Вернее, к искореженным обломкам, которые от них остались. Проходим внутрь, стараясь не наступать на бурые пятна, покрывающие пол. Идем по узким проходам. Крутыми лестницами поднимаемся на самый верх и по крепостной стене, по узкому мостику над ущельем двора подходим к Южной башне.
   Возле входа на ее верхнюю террасу - группа людей. Я узнаю сэра Горнера, его личных гвардейцев, рыцаря Беркана с тускло поблескивающим Камнем Судьбы на груди и отца Дунвара. Тот шагает мне навстречу и говорит:
   - Приветствую тебя, Сквор. Ты быстро пришел.
   - Ты позвал, отче, - пожал я плечами.
   - Да, взгляни на это, - он указал рукой на запертую дверь. Перед ней валялись на камнях два боевых топора с треснувшими рукоятями и зазубренными лезвиями. А на двери не было и царапины, только по ободу поблескивали радужные искры.
   - Наговор?
   - Конечно. Причем весьма сильный. Мне одному не справиться.
   - Ты же знаешь - я не практикую.
   - Знаю. Но ты понимаешь и владеешь силами, причем гораздо лучше, чем сам подозреваешь. К тому же мне больше некого просить. После гибели Мелисы...
   - Хорошо, я, конечно, попробую, но ты ошибаешься во мне, я всего лишь летописец.
   - Да? - отец Дунвар улыбнулся. - Что ж, всему свое время. А сейчас помоги мне. Почтенные лорды, прошу вас!
   Это уже к присутствующим рыцарям. Те поспешно отошли в сторону. По знаку сэра Горнера четверо лучников наложили на тетивы стрелы и растянули большие тисовые луки, целясь в дверь.
   - Приступим, Сквор.
   - Хорошо, отче, вы начинайте, а я попробую поддержать вас.
   Он молча простер руки и стал медленно водить в воздухе кистями с чуть больше обычного подрагивающими, узловатыми старческими пальцами. Замер. Пальцы быстро задвигались, сплетая в воздухе невидимый для непосвященных узор. Я встал слева от него и немного сзади и, протянув руки к двери, попробовал усилить яркость чуть заметных разноцветных нитей, протянувшихся от рук мага к двери. Ничего не вышло.
   И в этот момент слух мой уловил ровный накатывающийся шум. Это стали слышны привычные и потому незаметные удары волн о камни.
   Волны и небо - вспомнилась мне никогда ранее не слышанная фраза. Или слышанная?
   И ритмичные удары волн, шорох сползающей по стенам пены, упругие толчки в камни стали для меня настолько ощутимы, что вытеснили все окружающее. А с каждой волной приходила Сила, вливалась новой яркостью в магические нити, утолщая их и укрепляя.
   И пришел момент, когда я услышал свист ветра и почувствовал, как упругая сила наполняет каждую клеточку тела, словно попутный ветер - паруса корабля. Я понял, что захоти я сейчас, и одним лишь усилием воли оторвусь от земли, взлечу вверх к несущимся в вышине облакам.
   Но я не стал этого делать. Вместо этого направил Силу на дверь. И нити заклинаний перескочили с рук отца Дунвара на мои. И теперь уже я шевелил пальцами, перебирая и распутывая клубок заклинаний чужой магии.
   Громкий треск. Радужное свечение по краям двери вспыхнуло ярче прежнего и померкло. Дверь чуть осела на петлях и со скрипом приотворилась.
   Отец Дунвар отер рукавом грубой рясы вспотевший лоб и задумчиво проговорил:
   - Небо и волны...
   Я не ответил, ошарашенно переводя взгляд с двери на свои руки и обратно.
   А за спиной раздавались тихие, но резкие команды, двое ратников крадучись приблизились к двери, и резко распахнув ее, отскочили в стороны.
   Лучники, напряженно щурясь, смотрели поверх своих стрел. А сэр Горнер и Беркан метнулись в темный коридор.
   Я, повинуясь мгновенному импульсу, кинулся следом.
   Внутренняя дверь.
   Удар кованого сапога, и она с треском распахивается вовнутрь. В полумрак часовенки.
   Мы вваливаемся в нее, громыхая железом, готовые крушить и сражаться.
   Не с кем.
   В полумраке комнаты горит камин.
   Перед ним в тяжелом деревянном кресле, боком к двери сидит женщина в простом синем платье, с золотой диадемой в отблескивающих медью волосах.
   Поворачивает к нам лицо. Блики пламени играют на высоком лбу, мягких округлых щеках, прямом, чуть вздернутом носе, заостренном подбородке, приоткрытых полноватых, неописуемо женственных губах, отражаются огоньками в темных глазах.
   - Приветствую вас, - голос ее мелодичен, красив и ровен, хотя я уловил в нем нотки усталости и напряжения. - Я ждала вашего прихода.
   - Это заметно по заговоренной двери, - резко ответил сэр Горнер.
   - Не надо, - мягко остановил его Беркан, - может, леди в этом и не виновата.
   - Да. Это Рон заговорил. Он боялся, что ко мне могут ворваться солдаты...
   - Рондер Ротмар? Ваш муж? - не то спросил, не то утвердил сэр Горнер.
   - Да.
   - Что ж, леди Арни, рад с вами познакомиться, хотя и в таких обстоятельствах.
   Она невесело улыбнулась. Я не могу разобрать, сколько ей лет. То есть я понимаю, что должно быть далеко за тридцать, но дать свыше двадцати пяти не могу.
   Беркан делает шаг вперед и учтиво кланяется:
   - Рыцарь Беркан, к вашим услугам!
   Арни смотрит на камень судьбы у него на груди, и улыбка сползает с ее губ.
   - Да, это трофей, - жестко говорит Горнер, - как и все, что находится в этом замке.
   - Не все, - тихо, но уверенно отвечает женщина. Медленно встает с кресла. Стройная и легкая, с плавными женственными движениями.
   Сэр Горнер нехорошо щурится.
   - Да, Горнер, она права, - негромко говорит Беркан. - Не все. Принцесса дома Арана не может быть ничьим трофеем. Впрочем, любой человек не является трофеем. В худшем случае он - пленник.
   - Ладно, человек не трофей, - нехотя уступает сэр Горнер и делает шаг к стене, где на гобелене висит, голубовато поблескивая, хищно изящный меч.
   - Не трогайте Громовержца, - все так же тихо говорит Арни.
   - Это еще почему? Он тоже королевской крови?
   - Да, - отвечает она.
   - Да, - эхом отзываюсь я.
   Все смотрят в мою сторону, а я в какой-то отрешенной прострации по памяти читаю:
   - ...И был выкован на Башне Ветров. И молнии семь раз били в него. И напитался он небесным огнем. И нарек его Витмар Громовержцем. Повесть Первоначал. Вторая глава.
   - Меч Витмара, - тихий голос Беркана отдается эхом в наступившей тишине.
   - Чей он? - хрипло спрашивает Горнер.
   Леди Арни молча подходит к стене. Протягивает руку. Я и Беркан невольно шагаем к ней, а сэр Горнер отступает назад, вскидывает к лицу руки, ожидая громового раската и молнии, которая поражает любого, попытавшегося прикоснуться к магическому оружию. Любого, кроме хозяина.
   Леди Арни снимает его со стены и, взявши обеими руками за рукоять, поднимает острие вверх, поворачивается к нам.
   Голубоватое свечение и оранжевые искры, срывающиеся с клинка, освещают ее лицо. Делают ее еще более прекрасной, загадочной. И желанной.
   Я понимаю, что этот момент навсегда останется в моей памяти.
   - Идемте, рыцари, я не хочу больше оставаться здесь, в этом замке, - говорит она, вкладывая меч в ножны и выходя из комнаты.
   И лишь на пороге я вижу, как бледно ее лицо и дрожат уголки губ. А проходя мимо, она встречается со мной глазами, и я вижу, как до краев наполнены они печалью, мукой, усталостью и тоской. И я улыбаюсь ей, вкладывая в улыбку все тепло, какое есть в моей душе, искренне желая только одного - чтобы зажглись в этих глазах огоньки веселья и радости. Она благодарно улыбается мне и, пошатнувшись на пороге, хватается восковыми пальцами за косяк двери.
   Сэр Беркан поспешно подхватывает ее под локоть и бережно выводит наружу.
   Конечно, ведь он рыцарь, носитель Камня Судьбы. А леди Арни наследница Великого Дома. И просто неповторимо красивая женщина.
   А я - летописец.
   Только ли?
  
  

Несостоявшаяся поездка.

  
   Ничего не изменилось.
   Внешне.
   Только ты стала еще внимательнее и заботливей. И стараешься не упоминать при мне о Генке. А если уходишь с ним обедать или просто исчезаешь, то виновато смотришь и просишь прикрыть.
   Напрасно. Я сберегу твои тайны. И нет твоей вины передо мною. Скорей наоборот. Хотя разве может быть в чем-то виновна любовь?
   А самое смешное, что мне совершенно не неприятно, когда ты вместе с Геной. Я действительно не умею ревновать. И очень тебя люблю.
   Любовь и ревность несовместимы. Любимый человек важнее, чем ты сам. Его беды бьют сильней своих, его радость согревает душу.
   Как же я могу желать тебе несчастья? Если человек ревнует, значит любит не другого, а себя. Себя и свою собственность. Боится, что ее украдут, угонят, как машину, отберут, как квартиру. Какие уж тут высокие чувства?!
   А я тебя люблю. И если тебе хорошо с Геной, то я только рад. Конечно, я завидую. Но зависть бывает двух цветов. Черная - когда хочется, чтобы другим стало хуже, чем тебе. Белая - когда хочется достичь того же, что и другие, обогнать их, для того, чтобы уйти вперед, а не оглядываться и плевать назад, в сторону отставших.
   Я хочу догнать. Очень и очень хочу. Мечтаю стать для тебя всем. Другом, братом, любимым. Но добиваться этого можно только честно. Любовь не может быть завоевана подлостью, ложью или предательством. Не может быть взята силой или хитростью. Именно поэтому я открыл перед тобой все карты. Я мог достичь гораздо большего, играя роль друга семьи. Плел бы потихоньку интриги, рассорил наговорами4, или случайными событиями тебя с конкурентами, вошел бы в доверие, вовремя подставил "плакательную" жилетку. Поймал бы тебя на слабости или жалости. И все. И получил бы твое тело, а может, и душу. Но не сердце.
   У Пикника есть песня. Твое сердце должно быть моим. Правильная песня. Последнее время я почти перестал слушать так любимый мной ранее рок-авангард: Пикник, Аукцион, Агату Кристи. Только Калинов мост остался созвучен моей душе. Зато появились в моей фонотеке Кашин и Леонидов, Браво и Митяев. На лирику потянуло.
   И все-таки:
   Что мне тело твое...
   Твое сердце должно быть моим.
   Именно так.
   Но тебя я все равно хочу. Накатывает невыносимое желание прикоснуться к тебе, поцеловать. Иногда я ругаю себя за то, что действовал в тот день так сдержанно. Более того, мне кажется, что поведи я себя решительней, и достиг бы всего и сразу. Только кажется. Я прошел единственно возможным путем. Дважды я бывал в подобных ситуациях. И оба раза напор и решительность приносили скорые плоды. Которые так же быстро вяли. Мои романы и с Ниной, и с Валей были чисто физиологическими. Нет, мы, конечно, симпатизировали друг другу, были влюблены. Но не любили. С Ниной я расстался, уйдя из университета, и с тех пор ни разу не попытался разыскать ее в Гулькевичах. Что до Валентины, то мы стыковались с ней раз-другой в месяц, но года полтора назад она вышла замуж. Я от всего сердца пожелал ей быть счастливой, мы последний раз поцеловались и расстались навсегда.
   Может, память об этом и остановила меня 21 января сего года? Побоялся повтора. Мне не надо тебя добиваться. Это второстепенно, даже третьестепенно. Главное, чтобы ты была счастлива. И чтобы ты любила меня, пусть как друга, но ЛЮБИЛА. Душой. Сердцем.
   А то, что тело требует своего - его личное дело.
  
  
   2 февраля.
  
   С тобой что-то неладное.
   С утра ты лихорадочно возбуждена. И в то же время рассеяна и задумчива. Настроение скачет от ликования до апатии.
   Я стараюсь быть предельно внимательным, заботливым и обходительным.
   Часам к одиннадцати ты начала сворачиваться. На мой вопрос: Что так рано?, ответила:
   - Сегодня надо одно дело сделать.
   Я не стал продолжать разговор. Захочешь - скажешь сама.
   Помог тебе упаковаться и, как обычно, проводил до дома.
   Вадьки, естественно, не было. Я затащил тюки в прихожую и собрался уходить.
   - Подожди.
   Я обернулся.
   Ты стояла, опершись левой рукой о косяк двери и устало положив голову на локоть. Что-то обдумывала, напряженно покусывая губы. Взглянула мне прямо в глаза из-под золотисто-каштановой челки.
   - Проводи меня до моста на Объездной.
   - Сейчас? - уточнил я.
   - Да.
   - Пошли.
   Ты нырнула в холодильник, вытащила сверток с едой, запихала его в сумочку, накинула пальто, и мы вышли из дома.
   Минут пять шли молча.
   Потом ты закурила и, глядя вперед, сказала:
   - Мы договорились с Геной. В половину первого он будет на мосту. Поедем в Краснодар. У него там дела. Я напросилась в попутчицы.
   - Когда вернешься?
   - Завтра к вечеру. Так что у тебя будет выходной. Отдохнешь от меня.
   Я только вздохнул и спросил:
   - А Вадька... знает?
   - Да. Я разговаривала с Геной при нем.
   - И... как?
   - Морщился и нервничал. Вечером закатил истерику. Я ушла к себе в общагу.
   - Ясно.
   Мы замолчали и так дошли до моста. Стали на обочине.
   - Олежка, ты извини, что я попросила тебя проводить.
   - Ну, что ты, Наташа...
   - Просто мне как-то не по себе. Страх какой-то. Ничего не могу с собой поделать, - ты зябко поежилась. - И Гена. Не пойму я, что с ним. В последнее время стал какой-то взвинченный, нервный.
   Ты опять закурила.
   Рев мотора. Бежевая девятка на полной скорости влетела на мост. Пронеслась мимо. Резко затормозила метрах в ста от нас и подалась на задней скорости. Ты отбросила сигарету и, кивнув мне: Пока! - быстрым шагом пошла навстречу машине. Я проводил тебя взглядом. В душе нарастала волна дурного предчувствия, на миг показалось, что я тебя больше не увижу. И я почти болезненно впитывал в себя твой образ, не уходил, дожидаясь, пока ты сядешь в машину и уедешь.
   Но в машину ты не села.
   Вы поровнялись шагах в пятнадцати от меня. Дверь со стороны водителя открылась, и Генка вылез наружу. Лицо его было землисто-серым, перекошенным от злобы.
   - Ты! Подстилка ... ! Приперлась, ... ?! - закричал он, грязно матерясь. - ... ты меня! Из-за тебя ... мне ... твой ... Вадим, башку ... отвинтит! Да пошла ты, коза ... ... ! И Вадьке ... твоему передай: если он ... сунется, я ему ... сделаю! И ему, и его ... кабанам! У меня ... на них ... такое есть! Хорошо, меня предупредили. А сейчас ... ... ...! Не поняла?! Вали отсюда ... ... !
   Он заскочил в машину и рванул с места так, что колеса оставили на асфальте черные полосы.
   А ты стояла, смертельно побледнев, и невидящими глазами смотрела вдаль.
   Я опомнился, пошел к тебе.
   Тебя всю колотила дрожь. Ты подняла ладони к лицу, уткнулась в них, надрывно зарыдала. Я тихонько взял тебя за плечи.
   - Тихо, Натанька, не надо... Он не стоит того...
   Ты мотнула головой, продолжая неудержно плакать.
   Я бережно повел тебя в сторону от дороги. Метрах в пятидесяти стояла полуразваленная скамейка. Я осторожно усадил тебя на нее.
   Ты, не переставая рыдать, начала нещадно себя ругать:
   - Дура... Ну, зачем, зачем?.. Что же я теперь?... Я ему... А он... Ох, дура, дура...
   Я сидел рядом с тобой и чувствовал свою беспомощность. Как мне оградить тебя от бед? Как утешить? Как помочь? Я ничего, НИЧЕГО не могу сделать. Только вот так сидеть рядом и всем сердцем желать тебе добра. И впитывать твою боль, в надежде взять хоть часть ее на себя.
   Ты начала немного успокаиваться. Усилием воли зажала, прогнала рыдания. Сказала почти спокойно:
   - Пошли домой.
   Я взял тебя под локоть и повел к Вадькиному дому. Ты временами шмыгала носом и всхлипывала.
   Как только мы зашли в квартиру, ты быстро сказала:
   - Извини...
   И, зарыдав с новой силой, закрылась в ванной.
   Я сел на кухне и уставился в окно. На улице светило неяркое февральское солнце. На кусте сирени набухли почки. Глупые - замерзнут. Пойдет еще снег, наступят холода - и замерзнут.
   В ванной лилась вода. Она не заглушала рыданий.
   Я сидел и разглядывал голые ветви деревьев, высокие перистые облака, серые девятиэтажки. Ждал? Нет... Просто сидел, караулил. Ты сильная, Наталка, но мало ли, что придет в голову человеку, испытавшему такое. Всю жизнь не прокараулишь... А всю и не надо. И не велик труд просто сидеть и смотреть в окно. Смотреть в окно и каждой клеточкой души чувствовать твои мучения, проживать их вместе с тобой. Если бы я мог прожить их вместо тебя. Взять на свои плечи твой груз. Я смогу, я вынесу. Я пройду сквозь все. И останусь с тобой.
   Может придти Вадька.
   Пусть приходит.
   На мосту я растерялся, не кинулся к машине, не надавал Генке по роже.
   Значит, надаю Вадиму.
   Он больше виноват, чем Генка. Генка просто трус.
   А Вадька - враг.
   Будет хуже Наталке.
   Ох, знаю я это! Знаю! Но как еще поступить? Не вмешиваться, делать вид, что мне ничего не известно? И видеть, как над тобой издевается это чмо?
   А влезать в чужую жизнь, чужую семью? То, что вы не расписаны, не имеет значения... Ну, подеремся мы. Я уйду, или меня унесут. А ты останешься с Вадькой. И будет тебе еще хуже, чем было.
   Это все слова. А я просто боюсь. Последний раз я дрался лет десять назад в начале армейской службы. Да и то - какая это драка? Когда один против восьмерых, приходится только держаться и не сдаваться. Тогда мне это удалось.
   Удастся и сейчас. Я выбрал свой путь. И пойду по нему, чем бы он не окончился. Я очень мягкий и сговорчивый человек. Пока дело не касается Стержня. Стального и абсолютно не гибкого.
   Сколько я так просидел? Сжавшись от сострадания и наливаясь гневом. Час? Полтора? Не знаю. В ванной плескалась вода. Ты давно перестала рыдать. И теперь, наверное, просто всхлипываешь, неразличимо за шумом.
   Наконец отворилась дверь, и ты вышла. Лицо спокойное и только припухлости возле глаз и красные прожилки в белках выдают недавние слезы.
   - Так и сидишь? - с мягким укором спросила ты. - Хоть бы кофе сварил. Ладно, сиди, я сама.
   Ты быстро поставила кофейник и уселась напротив меня, подперла ладонью щеку.
   - Ничего, Олежка, все нормально. Я ведь это предчувствовала. Даже видела картинки. Машину, разъяренного Генку. И еще... Ерунда... Но как будто машина с нами летит в пропасть... Так оно и вышло. Разбилась моя любовь. Ну и бог с нею.
   - Да, Ната.
   - Мне только Гену жалко. Да нет, с ним у нас все кончено... Я никому не позволяю так со мной говорить... Но как же его Вадька достал? Как сломал? Наговорил что на меня? Или запугал чем-нибудь? Ладно, Бог с ними. Каждому воздастся за его дела. Может, они еще поймут, исправятся. Кто знает?
   Ты поднялась и занялась приготовлением кофе. Разлила по чашкам. Уселась напротив, улыбнулась:
   - Спасибо тебе, Олежка. Хорошо, что ты был рядом.
   - Был и ничего не сделал, - глухо отозвался я.
   - Ты сделал больше, чем мог - поддержал меня. Я все время чувствовала твое плечо, и мне так спокойно и надежно, оттого, что ты есть. Береги себя, Олежка. И не влезай в это дело. Ты мне слишком нужен. Если с тобой что случится, мне будет гораздо хуже, чем теперь. Кроме тебя у меня есть только мама.
   - Спасибо, Натанька. Ты... держись. Главное, чтобы у тебя было все хорошо. И все БУДЕТ. Ты БУДЕШЬ счастлива.
   - Я знаю это. Иначе бы не жила. Не беспокойся за меня.
   Мы допили кофе в молчании. Молчании легком и необременительном...
   - Ну вот, Олежка, уже четыре часа.
   - Ничего себе!
   - Ага. Скоро придет Вадим... Я бы не хотела, чтобы вы столкнулись.
   Я пристально посмотрел на тебя.
   - Нет, Олежка. Мне не нужны разборки. Моя жизнь - это только моя жизнь. И я не хочу тобой рисковать. Ты мой единственный друг. А Вадим человек опасный.
   - Ты думаешь, меня можно запугать? - спросил я с легкой иронией.
   - Нет, не думаю. Наоборот, ты можешь слишком далеко зайти. А я бы этого не хотела.
   Я посидел молча. Оказывается, чтобы скрутить решимость тоже нужны силы, и немалые.
   - Хорошо, Ната, - я поднялся. - Счастливо тебе. Я всегда с тобой. Часть моей души постоянно помнит о тебе. Пока!
   - До свидания, Олежка.
  
   3 Февраля.
  
   На следующее утро, как всегда, к восьми часам, я пришел на толчок. Палатки нет.
   Чуть встревожившись, я пошел к Вадиному дому. Звонил минут десять. За дверью мертвая тишина.
   Я отправился в общагу. Твоя каморка оказалась заперта.
   Опять вернулся на толчок, пробежался по набережной, снова забежал домой к Вадьке и в общежитие. Тебя не было.
   Часов в одиннадцать, уставший от поисков и тревог я зашел в Управление.
   В вестибюле наткнулся на Рому.
   - Олег, привет, - голос у него грустный и вид какой-то ошарашено беспомощный.
   - Что случилось? - ощутив резкий страх, спросил я.
   - У нас несчастье... Гена погиб... Вчера разбился на машине...
   Я стоял молча, переваривая услышанную информацию. А перед глазами - рванувшаяся с места бежевая девятка, черные полосы на сером асфальте, перекошенное лицо бывшего сослуживца. И твой голос: И еще... Как будто машина с нами летит в пропасть...
   - Как это случилось? - мой голос глух и тускл.
   - Вылетел с поворота на Новомихайловском перевале...
   - Ясно.
   - Тут еще такое дело... - нерешительно продолжил Рома. - Гена погиб не от этого.
   - То есть?
   - В машину стреляли. Говорят, из автомата...
   Он говорил еще что-то о похоронах, венке, других тяжких и сумрачных хлопотах.
   Я не слушал.
   ...Вадька кричал на Гену, что если кто узнает о датчике, тому кранты. Кабан его достанет хоть на дне моря...
   ...И Вадьке ... твоему передай...
   ...Генка все жаловался на долги, и вдруг покупает девятку...
   А это на фига? - спрашиваю. Вадька быстренько закрыл корпус и отвечает: Много будешь знать... Да новая схема, добавочный блочек с анализатором перемещений... Специальный заказ от Хозяина.
   ...И ему, и его ... кабанам! У меня ... на них ... такое есть! Хорошо, меня предупредили...
   ...Я боюсь Вадькиных знакомых. Они подкатывают на "мерседесах", смотрят на меня сальными взглядами, матерятся. А он с ними как свой. Сам становится таким же. Это мерзко. И деньги. Откуда они у них?..
   ...А Вадька человек опасный...
   Мозаика складывается. И картина получается такой, что мороз по коже. Но на это плевать. Главное - ты.
   Скомкано попрощавшись с Ромкой, я вышел на улицу.
   Куда же идти? Где тебя искать?
   Волны и Небо.
   Ругая себя за этот бессмысленный поступок и надеясь на чудо, я пошел к городскому пляжу.
   Ты сидела на до белизны обкатанном волнами бревне. Смотрела, как катятся к берегу и с грохотом распластываются на гальке серые волны под серым февральским небом.
   Я подошел и сел рядом.
   Ты, не поворачивая головы, сказала усталым голосом:
   - Вот так вот, Олежка.
   Мы посидели молча. Волны ритмично рушились на берег, с шипеньем уползали назад. Как испуганные и обиженные звери.
   - Я ведь это видела. Как машина вылетает с поворота и валится в пропасть. Только я должна была сидеть рядом с ним. Что-то этому помешало.
   - Или кто-то, - вполголоса вставил я.
   - Или кто-то, - эхом отозвалась ты. - Но не Вадим. Вчера, когда он меня увидел, у него было такое лицо, как будто привидение встретил. Оторопевшее и... радостное. Он как камень с души снял. Весь вечер был заботливым и нежным. А я-то, дура, воображала, что он обрадовался тому, что я не поехала в Краснодар...
   - Значит - он? - полуутвердительно сказал я. И почувствовал, как сердце ухнуло в пустоту.
   - Мне не хочется в это верить, Олег. Очень не хочется.
   Ты повернула ко мне лицо. Бледное до синевы, с отчаянным и обреченным блеском в глазах.
   - Я устала, Олег. Я так смертельно устала...
   - На-та, - с напором выговорил я.
   - Я перегорела. Стала холодной, как ледышка...
   - Пре-кра-ти. Не смей так говорить.
   - Нет, Олежка, нет. Это, действительно, так...
   - Ната, ну что ты?! У тебя есть мама, есть я, в конце концов.
   - Олежек, Олежек... У меня внутри все пусто. Я разучилась любить. И никому не верю.
   - И мне? - шепотом спросил я.
   - Никому, кроме тебя, - отдаленная тень улыбки скользнула по твоему лицу и пропала. - Но я приношу тебе одни неприятности. Тебе, наверное, так трудно со мной возиться...
   - Ну что ты говоришь, Натанька. Лишь бы ты была... в порядке.
   - Не бойся, Олежка, - ты прикоснулась к моей руке холодными тонкими пальцами. - Я ничего с собой не сделаю. Я уже не школьница, которая готова бросится под поезд от первого предательства. И у меня есть мама. Есть ты. Есть Андрюшка и Ромка. Разве я могу принести вам такое горе? Все будет хорошо. Я буду жить. И постараюсь забыть то, что было. Поставлю на прошлом крест.
   И ты перекрестила перед собой воздух.
  
  

Волны.

  
   Яркое синее небо. Быстро летящие к северу белые комочки облаков. И зеленовато-синяя громада моря. Плотный сильный ветер гонит к берегу большие пологие волны, изредка срывая с их вершин барашки серебристой пены. Волны вырастают над песчаным дном маленькой бухточки и, меняя цвет с прозрачно-зеленого на мутно-желтый, рушатся на золотистый пляж.
   Жгучее Солнце первого летнего месяца тяжелым горячим дыханием прижимает мои плечи, раскаляет черную рубаху.
   Я здесь один. От стен замка меня отделяет каменная гряда и пол-лиги извилистых тропинок. Они почти скрылись в разросшейся траве, которая зеленым потоком заполняет еще недавно мертвый край, вытесняя остролистые сорняки, пряча под изумрудным пологом скрюченные мертвые кусты, наползая змеиными языками на безжизненные пустоши.
   Возвращается жизнь. Вновь прилетели птицы, их звонкие трели выгнали из мертвых лесов всякую нежить, ослабевшую, лишенную хозяина. Даже камни Черного Замка стали светлеть, приобретая оттенки пока еще тусклых цветов.
   Жизнь меняет все вокруг. И я не исключение. Надоело мне сидеть в сыром подвале. Разбирать вместе с отцом Дунваром старые манускрипты. А когда становилось совсем невмоготу, и я бросал все к чертям, выходил за стены замка. Уже месяц, как я отказался от телохранителя - старого седого ратника, которого приставил ко мне сэр Горнер. И теперь, подпоясавшись перевязью с мечом, я в одиночку бродил, а иногда и бегал по окрестностям. Отец Дунвар покачивал головой и тихонько улыбался в седую бороду, подсмеиваясь над происходящей со мной переменой.
   А она становилась все более явной. Мне опротивел труд летописца. Хотелось движения, активности, борьбы. Возможность столкнуться на лесной тропинке с уцелевшим монстром вызывала не страх, а возбуждение и желание помериться силами. Но даже сам себе я не признавался в причине этого. В том, что я ищу какого-то наполнения своей жизни, внезапно опустевшей после отъезда из Черного замка рыцарей с их прекрасной гостьей.
   И убегая из крепости, я пытался убежать от себя.
   Две недели назад я нашел эту укромную бухточку. А сегодня, почувствовав в сердце резкий спазм тоски, что-то буркнул отцу Дунвару и извилистой тропкой пришел в гости к волнам.
   А волны кидались на берег, выгибая покрытые белыми гребнями спины, с ревом бились у ног. Усмехнувшись отголоску былых страхов и расстегнув перевязь, я отбросил в сторону ножны с тонким коротким мечом. Скинул пропахшую потом рубаху, снял краги и кожаные штаны, пошел к прибою.
  
   Пронизанный лучами Солнца и чистым ветром мир, звеня, летит навстречу. Огромная волна несет меня, орущего от радости подростка, к сверкающему праздничному берегу. На золотом песке стоят мои друзья - такие же до черноты загорелые ребята, приветственно машут руками. Прозрачная громада подо мной вздымает спину, загибает пенный гребень. Споткнувшись, рушится. Но я, наполненный восторгом и доверием к стихии, лечу вперед и рву своею грудью чуть ощутимые, как паутинки, струны радуг, а свежий ветер обдувает мне лицо, пытается замедлить мой полет. Напрасно. Он подвластен моей воле. И я лечу туда и так, как захочу. Но вот и берег. Ступни касаются горячего песка, и я бегу к своим друзьям.
  
   Я стоял и всей душой пытался удержать, запомнить навсегда нежданное виденье. Чувствуя ясную светлую радость. Беззаботно рассмеялся в раскинувшийся передо мной мир, в легкие взлохмаченные облака, в яркое солнце, в безбрежное море...
   И пошел вперед.
   По плотному влажному песку.
   Нет, это было по-другому, чем в видении. Не было пронизанного ветром и солнцем простора. Не было полетов и ждущих меня друзей. Был бой.
   Волны, одна за другой, вставали над головой и обрушивались на меня тысячами фунтов воды и поднятого со дна песка, норовили закружить, завертеть в гибельном водовороте - швырнуть о берег, утянуть в глубину.
   И я сражался со стихией. Пружинисто выгибался, ловил подводные потоки и летел внутри рушащейся волны, послушный собственной воле. И чувствовал невообразимое ликование оттого, что могу вот так, на равных, общаться с морем, могу оседлать неистовую силу и подчинить ее себе.
   Но излишнее самомнение - грех, так же, как его отсутствие. Я зазевался после особенно удачного полета, и навалившаяся на меня волна скрутила, завертела, кинула о твердый влажный песок, потянула нахлебавшегося воды и почти потерявшего сознание под следующую пенную громаду. Но я мотнул головой, нетвердо встал на ноги и сделал единственно правильное действие - метнулся навстречу волне, налетел грудью на упругую вогнутую стену, пробил ее, повернулся в мутном, несущемся навстречу мире и, поджав колени к груди, как на лихом скакуне прокатился, пролетел, сумев не потерять равновесия, до самого берега. Вскочил на ноги и опять, не давая себе отдыха, кинулся в море.
   Я повторял эти полеты раз за разом. И лишь вконец обессилев, шатаясь и ничего не слыша от звона в ушах, выбрался на пляж и растянулся на горячем песке.
   Кружилась голова, перед глазами мелькали разноцветные пятна. Они складывались в неясные видения и смутные образы, почему-то казавшиеся мне важными и значительными...
  
  
   ...Я стою посреди комнаты с непривычной мебелью и непонятными приборами. С потолка светят яркие магические шары похожие на свечи, запрятанные внутрь стеклянных пузырей. Я стою в этом ярком свете и кручу легкий тонкий меч. Он, как живой, мечется у меня в руках, молниеносно рассекая воздух, наполняя комнату свистящим шорохом, неожиданно меняя траекторию и нанося по пустоте стремительные неожиданные удары. Мы с клинком - одно целое. Я радостно и благодарно принимаю его движения, и, внося в них изменения, строю сложную сеть атаки...
  
   ...Длинный каменный причал. В основании его большое красивое здание. Я иду к нему рядом с Другом. Тот трогает меня за плечо и показывает вверх. Над нашими головами в густо-синем предвечернем небе несколько розоватых облаков сложились в ровный четкий ромб.
   - Это хорошо! - почему-то радуюсь я.
   - Да, - Друг смотрит на меня серьезно и прямо. - Пришел твой час. Я даже немного завидую.
   Он кладет мне руку на плечо и чуть подталкивает вперед.
   Из дверей дома выходят и становятся полукругом несколько непривычно одетых людей. Двое из них отходят в сторону, раскинув руки и подняв лица вверх к своему творению.
   - Твой выбор, - серьезно и торжественно произносит Друг.
   Я улыбаюсь:
   - Ты ведь его знаешь. Волны и Небо.
   Друг отходит пару шагов назад и, встав в общий строй, произносит звучно и веско:
   - Да будет так! - и добавляет потише, - Лети.
   И я, напрягая какие-то неведомые струнки, с почти физическим трудом отрываю себя от земли, взлетаю...
  
   ...- Мне нужна помощь. Мне очень нужна помощь, - на лице леди Арни печаль и обреченность. - Никто не хочет меня слушать и нет человека, который смог бы остановить вновь наползающее зло. Нет Рыцаря. Так много кругом рыцарей, но нет Рыцаря. Я всю жизнь искала его, но находила не тех. Горанус, Ротмар, а теперь... Опять все то же. И где же мне тебя найти - рыцарь без страха и упрека... И как остановить мне тех, кто считает себя таковыми, не являясь ими на самом деле?...
  
   -... Вот и все, - радостно улыбаясь, подходит ко мне Друг. - Теперь это всегда с тобой. Ты - Мастер Волн и Неба. Ты нам нужен. Мы встретились не зря, и нам предстоит еще многое сделать. Но сначала ты должен найти себя и близких тебе людей. Мы помогли тебе, чем смогли - но дальше твой путь. Вот и все. До свиданья, друг! Возвращайся к нам, когда будет тяжело или радостно...
  
  

Шаги по пути.

   (4 - 28 февраля)
  
   Я - твоя опора.
   И я буду ей.
   День за днем я подставляю тебе свое плечо. Стараюсь быть предельно внимательным, заботливым, ласковым. И вытягиваю из тебя боль, принимаю ее на себя. Ты перестала плакать по ночам - это я узнал по твоим глазам. Ты перестала вздрагивать при виде бежевых машин. И в этом часть моей победы. Ты начала улыбаться и даже шутить - и за это огромное спасибо Андрюшке. Ты становишься самой собой - и в этом повинны мы трое - я, Андрейка и Рома.
   Утро за утром я молюсь о тебе. Да, то, чего не смогли сделать бесконечные нравоучения, запугивание и агитация Антона - сделала ты. Я крестился. Антон, конечно, ликует. Он-то думает, что крестился я из-за него, и не подозревает, что пошел я на это вопреки ему, не смотря на отрицательные примеры его страха перед Вселенной и фанатизма. Ну, да Бог с ним. Я сделал этот шаг. Сделал потому, что верю в Бога. В его любовь ко всему сущему. И в то, что он заботливо помогает нашим душам пройти эту школу - жизнь. Пройти и сдать экзамены. А мы упираемся и заваливаем их один за другим. Хорошо, что я понял это в свои 29 лет. Понял благодаря тебе.
   Антон говорит, что надо молиться о собственной душе и лишь потом, когда-нибудь, может быть - о других людях, да и то не о каждом... Это страх. А страх - не по мне. Если мне страшно - я делаю шаг вперед.
   Мне плевать, во что я вмажусь, как сложится моя судьба - лишь бы ты была в порядке. Это - любовь. А любовь - это Бог.
   А каждый вечер я выставляю на тебя защиту. Ложь, что вся экстрасенсорика от лукавого. Ложь и страх. Люди обладают не только физическим телом. А пройти свой Путь можно лишь через гармонию. От физического тела и мозгов до астрального и души. Одна душа не в состоянье удержаться на пути и скатывается в ненависть, зависть, осуждение тех, кто идет путем гармонии. Учение превращается в тоталитарную секту, как бы громко оно себя не именовало. Рождает инквизицию, пуританство и нацизм. Умирает и убивает другие души. На радость Сатане.
   Это - не мой Путь.
   Да - надо быть осторожным.
   Да - надо делать добро.
   Только добром можно назвать и убийство. Цель оправдывает средства - это до боли знакомо. Ловцы душ запутывают тропинки, копают ямы и устраивают ловушки.
   Ловят людей, устраивая им неприятности, а затем протягивая руку помощи. Обвиняют другие конфессии в собственных грехах. Внушают страх перед миром, запугивают скорым концом света и тут же предлагают гарантированное спасение - отказ от знаний, поисков, движения. Закукливание и обрывание контактов с миром. Уход в пожизненное рабство.
   Антисистемы. Прав был Гумилев. Их очень просто распознать - достаточно знать ориентиры:
   Неприятие мира - зло.
   Ненависть к чужим мыслям - зло.
   Обвинение любви в грехе - зло.
   Лицемерие и двойная мораль - двойное зло.
   Это путь Мрака.
   Как бы он не назывался.
   Противоположное этому - Свет.
   Противоположное этому - Бог.
   Я иду к нему.
   Стараюсь идти.
   Как-то Сергей привел одну цитату: Если человек делает шаг к Богу, тот делает к нему сорок.
   Я в этом убедился.
   Вероятности стягиваются к точке движения, как гравитационное искажение пространства стягивает материю к быстро движущейся частице.
   Цепочки случайных событий удлиняются и превращаются в чудесные совпадения, нелогичные и невероятные, но реальные.
   И жизнь расцвечивается ими, как серый холст яркими красками. Наполняется до отказа интересными делами и событиями.
   У меня и раньше не было проблем со скукой. Всегда была проблема со свободным временем. Я никогда не мог понять людей, которые пытаются убить время, не знают, чем его заполнить. Мне постоянно приходилось выбирать самое интересное и нужное из нескольких дел.
   Много сил забирает работа. Я придумывал и вырезал все новые и новые виды колец, сережек, подвесок. Экспериментировал с разными породами дерева, искал неожиданные формы и виды обработки, вкраплял камни и металл, создавал композиции и подбирал комплекты. От простых дешевеньких побрякушек я очень быстро перешел к сложным и неповторимым авторским работам. Изготовлял их на заказ, подбирая материал по гороскопам, личным вкусам и внешности заказчиков. Это было необычайно интересно.
   А когда пальцы уставали от тонкой работы, а спина затекала от сидения за верстаком, я брался за нунчаки. Интересное дело - последний раз я крутил их года три назад. Казалось бы, по логике вещей я должен был все забыть и начинать с нуля. Не тут-то было. После первых же минут тренировки я обнаружил, что владею оружием на порядок лучше, чем встарь. Непонятно, откуда и как, но ко мне пришла удивительная свобода движений, непредсказуемость и вместе с тем четкий геометрический рисунок траекторий. Чаки стали как бы продолжением моих рук, свободно перемещаясь в пространстве, организуя его в сплошное облако защиты, вводя все тело в движение странного танца войны.
   А потом, под влиянием сказочных снов о Сарагоне пришло желание заняться мечом. И я достал из ящика для инструментов свой позабытый, позаброшенный клинок. Он был практически готов и лет пять ждал, когда же я соберусь доделать ему рукоять. Лень была одним из основных моих качеств. Я взял железный стержень - двадцатьпятку, надпилил его с одной стороны болгаркой, вставил в прорезь нижний край клинка, заварил Андрюшкиным сварочником, а сверху посадил деревянную рукоять-пенал.
   И получился у меня почти классический катано.
   Я взмахнул им пару раз и влюбился.
   То ли в генах, то ли в памяти прожитых жизней, но явно в прошлом моей души были рыцари. Меч оживал в моих руках. Сам диктовал мне движения и приемы, прихотливо выбирал и ломал траектории ударов. Я занимался им помногу раз и часов в день. Сначала мы знакомились и приглядывались друг к другу, а затем сдружились и объединились в одно целое, где не было подчиненных и командиров, а была взаимная учеба и постижение Движений, которые становились все более четкими и молниеносно быстрыми, а звук вспарываемого воздуха поднимался в тоне от шипения до тонкого звона.
   Мечом было занято не только тело, но и ум. Андрюшка откопал в Инете и перегнал на мой компьютер интересную игру-конструктор "Биоморф". Новенькую русскую аркаду, где можно было создавать собственных монстров с хитрой биологией, оснащать их всяческим оружием, а потом устраивать турниры. Я сделал себе героя - человека, дал ему меч и ночи напролет рубился по модему с Андрюшкой, неутомимо придумывающим все новые и новые кошмарные создания с когтями, хвосто-лапами, многочисленными и размещенными в самых непредсказуемых местах клыкастыми пастями, сердцами, расположенными в пятках, и так далее. Эта игра надолго вытеснила наше старое увлечение сетевыми стратегиями и подарила мне десятка три новых фехтовальных приемов и связок.
   Интересная вещь - судьба. Она ставит перед нами все новые и новые испытания, но всегда дает инструмент к их преодолению, снабжает нас всем необходимым, чтобы победить и подняться вверх. Стоит только захотеть и найти силы идти по Пути.
   В наше время разборок с помощью Калашникова и гранатометов, разве мог я предположить, что умение махать заточенным куском железа станет решающим в моей жизни и что настанет день, когда я буду стоять с мечом в руках лицом к лицу с врагом... И будет это не в сказочном Сарагоне, а в темном переулке Нахимова...
  
  

Летописи

  
   Темный подвал. Только свечи бросают коричневые отсветы на черный камень. Он кругом. Из его отполированных подошвами плит сделан пол. Грубо отесанная кладка стен переходит в арки, перекрещивающиеся над головой. Массивность стен угнетает. Такое впечатление, что их объем превосходит пустое пространство комнат и переходов. Они кажутся мышиными норами, проточенными в царстве камней.
   Здесь тяжело работать. Может, в этом причина моих частых вылазок за пределы замка? Наверное, и в этом тоже.
   Когда возможно, мы с отцом Дунваром вытаскиваем рукописи наверх, в облюбованную нами Южную башню.
   ...Ту, где я впервые увидел леди Арни.
   Эта башня не такая, как другие. Или мне кажется? Камень, из которого она сложена, светлее, окна пропускают больше солнечных лучей и упругого морского ветра, камин потрескивает дружелюбно и гостеприимно. А кресло возле камина как бы хранит Ее тепло.
   В этом кресле обычно сижу я. Это был единственный невежливый поступок по отношению к отцу Дунвару. Впрочем, он принял его как должное, лишь слегка усмехнулся в бороду. И всегда садится на массивный деревянный табурет перед большим дубовым столом, вечно заваленным принесенными из подвала рукописями. Тихо посапывает, шуршит пергаментом. И мне хорошо и уютно. Так, что даже темные события, описываемые в хрониках не вызывают особой печали и гнева...
  
  
   ...Вот уже четыре дня, как я один.
   Прискакал запыленный, усталый и чем-то озабоченный гонец, передал отцу Дунвару свернутый в трубочку и тщательно запечатанный свиток.
   Читал его старый маг один, запершись в своей келье.
   А через час он вышел из нее облаченный в походный плащ. Тяжело опираясь на потемневший от возраста и Колдовства ясеневый посох. Он был спокоен. Только углубившиеся морщины и заострившийся профиль выдавали встревоженность и решимость.
   - Я еду, Сквор.
   - Что-то случилось?
   - Пока нет.
   Я стоял и вопросительно на него смотрел. Маг отвел глаза, тихо проговорил:
   - Сквор, мальчик мой, если бы я мог, то рассказал бы тебе все. Но это не моя тайна... А может, и нет ее вовсе... Что ж я буду тебя нагружать такой ношей? Мы еще встретимся и поговорим... А пока... Внимательно изучи летописи. Я не смог уделить им должного внимания - увлекся магическими манускриптами. Но то, что я прочел, вызывает непонятное чувство недоговоренности, какого-то двойного смысла. Здесь что-то таится, и это что-то, поверь моему чутью, очень и очень важное. Быть может, самое важное. Важней выигранной битвы... Разгадай эту тайну, мой мальчик.
   И он уехал, лишь раз оглянувшись и прокричав мне: Волны и Небо!. Волны и Небо - откликнулись тайные струны души...
  
  
   ...Пришло одиночество. Навалилось пудовым грузом на плечи. Я отвык от него. И привыкнуть больше не смогу. Корпение над старинными рукописями в тускло освещенном свечами подвале, столь привычное и казавшееся мне раньше уютным, теперь вызывает во мне приступы тоски и желание вырваться на волю.
   Может, по этой причине я не смог найти той зацепки, той тайны, о которой говорил маг. Строчки иероглифов складывались в описание ничего не говорящих мне событий, проносились мимо сознания. Забивали голову ненужными фактами.
   Я понял, что выдыхаюсь, и сегодня решил послать в преисподнюю древнюю премудрость и пойти проветриться.
   Вчера пронесся ливень, и проселок покрылся лужами, разбух. Я не пошел по нему. Свернул на неприметную тропинку и побежал через искрящуюся мелкими капельками траву к своей бухточке. Вылетел на плотный влажный песок и, на ходу скинув одежду, с разбега бултыхнулся в теплую, мутноватую после недавнего шторма воду.
   Я долго плавал и нырял, смывая с тела и души усталость. Вконец уставший, выбрался на берег и растянулся на песке. Кружилась голова, в ушах звенело. Закрыв глаза, я стал смотреть на проплывающие красные круги и погружаться в дрему...
  
   ...Огромный зал. Пустой и гулкий. Ряды столов, заставленных серыми ящиками с чернеющими стеклянными окошками. Над всем этим огромный стеклянный купол, за которым пылают звезды, рассыпанные в незнакомые созвездия. Но я не смотрю на них. Я сажусь перед одним из аппаратов и надеваю на голову черный шлем.
   Мир взрывается красками.
   Я стою на опушке леса. Из нее выходит невысокий парень. Его глаза за стеклами золоченых очков внимательные и добрые.
   - Я слушаю вас, - приветливо обращается он.
   - Здравствуйте, мне нужна помощь.
   - Разумеется. Назовите код доступа.
   - Волны и небо.
   Парень широко улыбается и вежливо произносит:
   - Код прошел. Разрешите произвести сканирование?
   - Да, - решаюсь я.
   Черная пелена и ощущение падения в пропасть. Как взмах гигантского крыла. Накрыла. Пронеслась.
   - Сканирование произведено. Ключевые параметры - время написания летописей. Возраст пергаментов не соответствует содержанию. Необходимо найти подлинно старый документ. Вероятная зона обнаружения - Тайник в Южной башне. Спасибо за пользование аналитическим комплексом.
   Парень повернулся ко мне спиной и направился к лесу.
   - Спасибо! - крикнул я ему на прощание.
   Снял шлем.
   Обвел взглядом зал.
   И проснулся...
  
   Тайник нашелся сразу. Простенькое заклинание поиска, доступное даже мне - и камень слева от окна налился голубоватым свечением. Пять минут работы кинжалом - и передо мной свернутая в трубочку пергаментная лента. На обратной ее стороне красивые выразительные иероглифы: Это все, что мне удалось спасти. Род приказал Адону переписать хроники и сжечь старые рукописи. Эту я выкрала. Может, найдется когда-нибудь человек, который захочет узнать Правду. Принцесса Арни.
   На пергаменте ровные ряды иероглифов:
   День восьмой месяца Змеелова года Орла. Сегодня исполнилось четыре месяца с того дня как Рыцарь Радуги Родерик Ротмар взял приступом крепость черного мага Винсента, победил его в поединке и получил в трофеи Камень Судьбы. Три месяца назад вернулся герцог Ротмар в Синий замок, где с нетерпеньем и тревогой его ждала любимая жена принцесса Арни. И были званные пиры, и были розданы награды, и многие молодые воины были посвящены в рыцари, а рыцари наделены титулами и поместьями. Жаль, что не все вернулись из похода. Особенно велика потеря нашего мага и клирика отца Франциска. Но беды уходят в прошлое, а новая жизнь, не омраченная угрозой войны, удивительно радостна и спокойна. Одно меня беспокоит - странный сероватый налет, который последнее время начал покрывать лазоревые камни нашей цитадели. Но это такая мелочь по сравнению с радостным смехом леди Арни и лучезарной улыбкой ее супруга сэра Ротмара...
  
  

www.vit.ru

   (1 марта)
  
   Я сижу перед монитором и пишу о тебе.
  
   Угораздило же меня.
   Наталка, Наталочка, что же мне делать?
   Я слишком хочу быть с тобой.
   Доктор твоего тела.
   Он нужен мне.
   Мне некому рассказать, не с кем поделиться происходящим. Потому я и пишу.
   Я так хочу любви. И так обидно, что она возможна, что между нами считанные сантиметры... заполненные глухой стеной. Наталка, Наталка. Я ведь могу тебя согреть, только дай мне маленький шанс.
   Но ты боишься. То ли меня, то ли самой себя. Какая, впрочем, разница. Ты стараешься не смотреть мне в глаза и держаться от меня на пионерском расстоянии. Правда, когда я изредка беру тебя за плечо, ты не отстраняешься. Хоть это хорошо. Ты не отмахиваешься, но не идешь навстречу.
   Ты не любишь меня.
   Но это полбеды, с этим я мог бы справиться, будь у меня возможность раскрыться перед тобой. Но ты не позволяешь мне тебя любить, и это гораздо хуже.
   И опять этот комплекс вины и чрезмерная честность. Сначала я не хотел становиться между тобой и Генкой. И получилось то, что получилось. Боль. Я виноват в ней. Излишняя щепетильность - тоже зло. Потом я запретил себе лезть в твою душу, опаленную внезапной утратой. Может и правильно. Я пытался "оттаять" тебя, согреть вниманьем и заботой. И держал при себе свои чувства. А когда попытался их раскрыть...
   Не надо. Мы с тобою друзья. Я сгорела, Олежка. Я больше не могу любить... и не хочу. Не хочу любви ни от кого. Даже от тебя. Особенно от тебя. Если можешь, постарайся задавить в себе любовь. Иначе мне придется это сделать за тебя. Давай останемся друзьями.
   Ладно, пусть так. Я, все-таки, очень много для тебя значу. И даже не потому, что являюсь ходячей плакательной жилеткой. И уж совсем не потому, что тебе нравится иметь тайного воздыхателя. Просто я действительно стал для тебя самым близким другом. Ты очень зависишь от моего мнения, оно для тебя слишком важно. И еще важнее моя стабильность, глубокое понимание твоей души и неизменная дружба. Я то самое плечо, на которое всегда можно опереться. Ты боишься меня потерять чуть ли не больше, чем я тебя. Поэтому я мог бы многое себе позволить. Да только не позволю. Ограничусь минимумом. И буду ждать. Ждать и привязывать тебя к себе. Дружбой, любовью и вниманием.
   И буду мечтать. Хоть это мне никто не запретит.
  
   Откинулся на спинку кресла. Закрыл глаза.
   Звонок по модему.
   Машинально открыл окно. Взглянул на номер и распахнул на весь экран Андрейкину фотографию.
   - Привет, Олега, - Андрюшкин голос как всегда весел. Даже больше, чем всегда. - Хочешь, расскажу тебе интересную историю?
   - Разумеется.
   Немного неприятно слышать живой голос, а видеть на экране неподвижное изображение. Как бы так разбогатеть, чтоб хватило денег на видеокамеру и радиомодем.
   - Это насчет Биоморфа. Кстати, он тебе не кажется странным?
   - Кажется. Но я давно ждал от наших программистов подобной игрушки. У буржуев-то на нее мозгов не хватило бы.
   - Ага. Так вот, я надыбал ее в Интернете. На узле www.vit.ru. Самое интересное, что кроме этой игрушки там ничего не было. Совсем пусто. Проинсталлировал я ее - и все пучком. Запустилась с полпинка.
   - Помню-помню, говорил.
   - А знаешь, что после этого узел "Вит-ру" перестал существовать.
   - Бывает.
   - Ни фига, не бывает. Я пытался перекачать Биоморфа к Мишке. Ну, из Краснодара, помнишь - Mous_cid. ... - как дров! Не запускается. Ты знаешь, он хакер тот еще. А взломать не смог. А когда я подсказал ему насчет узла - та же петрушка. Он с друзьями перерыли весь Инет, но даже следов "Вит-ру" не нашли. Вот такая заморочка.
   - Да уж. Прямо - детектив. Но, знаешь, Андрейка, ничего невероятного здесь нет. Ребята хакнули классную программу, пустили ее по Инету, толком не сняв защиты, а потом им пришлось делать ноги и затирать сайт. Все очень просто.
   - Было бы.
   - Что?
   - Было бы очень просто, - голос у Андрейки немного сварливый. Так он говорит, когда готовит какой-нибудь сюрприз.
   - Есть продолжение?!
   - Еще какое. Лови!
   Я быстренько открыл диск D: - мусорник для новых программ. Андрей пустил перекачку. Программа была большая - мегабайт на сорок. Почти час я пробездельничал, поругивая Андрюшку за излишнюю загадочность и сгорая от любопытства.
   - Ну вот, лицо очкастой национальности, бери и пользуйся.
   - А что это?
   - Еще одно детище узла "Вит". Он появился, я скатал эту программку, и узелок опять завязался. Такие дела.
   - Ясно. Новый шедевр?
   - Не то слово. Знаешь, по-моему, это военная разработка. Что-то из разряда психотронного оружия. Так что будь осторожнее, и никому об этой штуке не говори.
   - Ты серьезно?
   - Дальше некуда. Как пользоваться, прочитаешь в Readmе. Только по-началу выбери что-нибудь простенькое, чтобы крыша не поехала. Ну, удачи! Потом расскажешь о впечатлениях. Пока! Наталке привет!
  
  

Отец Дунвар.

  
   Он лежал, накрыв своим телом разбросанные по столу пергаменты. Лежал неподвижно. Только редкие седые волосы чуть подрагивали в легком ночном ветерке. И медленно-медленно расползалось по мантии влажное темное пятно вокруг торчащего из спины кинжала...
  
   Я не успел. Не успел увидеться с ним. Не успел спугнуть коварного убийцу, которому старый подозрительный маг позволил подойти со спины. Не успел сказать ему о странной тайне летописей Черного замка. Не успел к нему...
   Что же меня задержало?
  
   - Сэр Горнер, здравствуйте!
   Рыцарь обернулся, безо всякой приветливости, поздоровался. Лицо хмурое, озабоченное. Злое.
   - Вы разве не в Черном замке?
   - Нет. У меня важная информация... для отца Дунвара.
   Сам не знаю, почему я запнулся.
   - Да?! У всех к нему важная информация, - с сарказмом. - Все от него ждут решений, как от оракула!
   - Он - маг...
   - А я герцог Горнер! Сюзерен восточного герцогства, - рыцарь понизил голос и, обведя кругом рукой, прошипел. - Я, владелец всего этого, должен ждать решения ерундового, выеденного яйца не значащего дела от старого колдуна. А все потому, что одного молодого и не в меру гордого рыцаря угораздило влюбиться в ведьму!
   Сэр Горнер круто развернулся и, клацнув о каменный пол подковами, быстро направился к лестнице. Но на первой ступеньке оглянулся на меня и с холодной яростью проговорил:
   - Я надеюсь, он примет правильное решение, и мы упрячем эту гадину в казематы... Иначе... Я все-таки здесь хозяин!
   И ушел.
  
   Я заглянул в свою каморку, скинул дорожную одежду, привел себя в порядок. И решил зайти, поздороваться с Берканом. Надо же проявить уважение к светлому рыцарю. Да и намеки, брошенные Горнером, вселяли тревогу.
   Беркан сам открыл мне дверь в апартаменты. На нем были кожаные штаны и вылезшая из-за пояса белая рубаха. В левой руке он держал свой серебристый меч. На лице поблескивали бисеринки пота.
   - Сквор! Какой сюрприз! - радостно улыбнулся рыцарь, отчего лицо его озарилось внутренним светом. - А мы с отцом Дунваром сегодня о вас вспоминали.
   - А я - вот он, - я невольно подхватил его тон. - У меня важная информация для нашего мага.
   - Да? Он говорил мне о какой-то странности в летописях. Вы разгадали ее?
   - Разгадал. Вот, взгляните, - я протянул ему найденный мной пергамент.
   Беркан отошел с ним к стоящему в углу столу, отложил в сторону меч, склонился, разложил пергамент под ярко горящим факелом. Быстро и внимательно прочитал.
   - Странно. Очень странно. Вы уверены, что это правда?
   - Очень на то похоже. Летописи действительно подделаны. Они написаны значительно позднее, чем датируются.
   - Да... С этим стоит разобраться. Кстати, леди Арни говорила о чем-то подобном.
   - Поэтому, ее так невзлюбил сэр Горнер? - не удержался я от вопроса.
   Светлый рыцарь опустил глаза и прикусил губу, потом вскинул голову и взглянул на меня прямо и открыто:
   - Нет. Сэру Горнеру не нравится, что я отношусь к нашей гостье с симпатией. Он усматривает опасность в нашей возможной женитьбе. Это очень сильно подняло бы меня в ранге, поставило бы на ступеньку выше него. И потом... Он очень болезненно относится к заявлениям принцессы об опасности моего талисмана, - Беркан коснулся висящего на шее Камня Судьбы. - Такие у нас дела, Сквор. Мне даже пришлось вызывать отца Дунвара, чтобы он разрешил этот спор...
   - Ясно...
   - А свиток этот обязательно покажи отцу Дунвару. И еще... То, что я говорил... пусть будет между нами. Ты - наш летописец и должен знать всю правду о происходящем. А как и что говорить или писать - тебя учить не надо. До встречи.
  
   Мне надо было сразу же идти к магу. Не медля и не откладывая. Я не пошел. Задержался, заскочив на кухню и перекусив горячего соуса из оленины.
   Выходя из столовой в гостиный зал, я увидел, как в противоположную дверь входит легкая грациозная фигурка.
   Леди Арни.
   Голубое шелковое платье мягко отблескивает в свете факелов. Серебряная диадема бросает искры в темном золоте волос.
   Но лицо напряжено и тревожно. В глазах смятение и боль. Руки стиснуты в кулаки.
   - Здравствуйте, принцесса.
   Она взглянула на меня отстраненно. Потом в ее глазах промелькнуло узнавание и чуть грустная приветливость, которая тут же сменилась прежним озабоченным выражением.
   - Вы случайно не видели отца Дунвара? - сказал я первое, что пришло в голову.
   Леди Арни вздрогнула, на секунду замешкалась:
   - Нет... Сегодня я его не видела, - и быстро прошла мимо меня в столовую.
   Я пожал плечами и отправился по Темным переходам в Башню Ветров - обиталище старого мага.
   Не успел.
  
  

Психотроника.

   (1 марта)
  
   Черные буквы на белом экране.
   ...Перед запуском файла Runmе.bat необходимо четко сформулировать интересующие вас вопросы и проблемы. Не следует ставить слишком много заданий. Старайтесь придерживаться одного-двух. Лицам, страдающим нервными и психическими заболеваниями, работа с данной программой строго противопоказана. Оператор должен находиться в стабильном психическом состоянии и не менее трех дней до сеанса воздерживаться от принятия алкоголя и наркотических веществ.
   При запуске программы обязательно выставите время работы. В первые сеансы его следует ограничивать 10-15 минутами...
   Интересно, что это? Глупая шутка? В любом случае, пока не попробую - не узнаю. Что же выбрать. Андрюшка советовал начать с чего-нибудь нейтрального. Как назло, ничего не идет на ум. Слишком много важных проблем.
   - О чем тебя спросить, Ящик с микросхемами? - обратился я к компьютеру. - О погоде на завтра? Или о курсе доллара? Да плевать мне и на то, и на другое. А вот что мне делать со своими друзьями, с их бедами и заботами? Как и кому помочь?
   Вчера заходил Антон. Принес Бренчанинова и пытался его читать. Я вежливо увел разговор в нейтральное русло. Но Антон все равно обиделся, ушел. Тяжело мне с ним. Слишком долго мы были друзьями. А сейчас я вижу, как он все глубже и глубже падает в коллапс. Схлопывается, отрубает от себя все живое, все интересы, поиски, стремления. Остается только церковь. Вернее, та ее часть, что присвоила себе право называться патриотической. Я сам недавно крестился. Но для меня Бог - это любовь, развитие, свобода. А не ненависть к иноверцам, запрет на знания и слепое подчинение любому, носящему рясу.
   Итак, Антон.
   Двойной щелчок мышкой на надписи runmе.bat.
   Интерфейсное окно. Устанавливаю длительность 10 минут. Пуск.
   В наушниках пульсирующий звук, чем-то напоминающий мелодии Майлса. А на экране разворачивается, приковывая внимание и завораживая, механический цветок. Он был бы похож на калейдоскоп, не будь асимметричным.
   А в мире нет уже ничего, кроме экрана. Кроме медленно перетекающего узора. Кроме пустоты и невесомости. Кроме лица Антона...
  
   ...Темный подъезд. Стайка девчонок-малолеток. Припрятанные в кулачки сигареты. Сутулая фигура Антона, быстро проходящая мимо них.
   - Дядя, давай познакомимся? - ехидный тонкий голосок.
   Еле сдерживаемые прысканья смешков.
   Каменное лицо Антона и деревянные шаги по ступенькам.
   - Ну, давайте познакомимся. Я так хочу с вами потрахаться! - с драматическим надрывом.
   Откровенный хохот. Сквозь него всхлипывающий от веселья голосок:
   - Да ну его, он трахнутый...
   Волна ненависти и унижения, ощутимо рвущаяся, но не выпускаемая наружу...
  
   ... Мерцающий искрами, радужно лоснящийся купол дико и неуместно смотрится на заросшем полынью пустыре. Разбросанные в беспорядке приборы и оружие. Три фигуры. Парень в штатском пиджаке, но с тяжелым армейским пистолетом в опущенной руке. Высокий темноволосый человек в расшитой серебром черной мантии. И Антон - растерянный, ничего не понимающий.
   Пора просыпаться, - рождается в моем мозгу усталая мысль.
   Я прожил эту жизнь длиною в ночь. Я прошел по этому миру, и он стал моим. Я встретил здесь тех, о ком буду помнить всю жизнь. И ту, которую буду искать и когда-нибудь найду.
   Мне осталось лишь одно сделать маленькое дело. Убрать отсюда это чужеродное образование. Это не трудно. Ведь я уже знаю и что это, и кто принес его сюда.
   Это Тень. Мир теней - в Юнговском смысле.
   Он заставляет того, кто в него проник, столкнуться с тем, что подавляется, с чем борется сознание пришедшего. И не у всех тень черная. Тень вообще - никакая, а иногда даже светлая, если свет, отбрасывающий ее, - черный.
   И еще я знаю, кто мог принести ее сюда. Тот, кто разделил себя на ночь и день и ведет жестокую войну с половиной себя, то есть просто сам с собой. Я знаю такого человека в своем мире, и знаю его двойника здесь. И мне очень горько оттого, что я не в состоянии ему помочь.
   Разве что...
   Я резко повернулся к ребятам. Громко и четко приказал:
   - Антон, проснись! Тебе пора домой...
  
   ... Мы с Антоном у меня на кухне. Тарелки с жареной картошкой, бокалы, полупустая бутылка Хванчкары.
   - У каждого свой путь, - я говорю тихо и немного отстраненно. Как там у Кастанеды? Темное море бесконечности. - То, что я нашел для себя, тебе не поможет. Вот только одно... Я убежден, что идти лучше с открытыми глазами. Тогда видна дорога. Ясно, где и когда нужно сделать поворот, остановиться, свернуть на тропинку. Иначе - каждая яма будет твоей. Человек, который знает себя и не прячется от этого знания - уже что-то видит. Вот так вот...
  
   ... ЯРКАЯ ВСПЫШКА. ГРОМ.
   Экран компьютера - черный.
   Психотроника, дьявол ее забери.
   Где же вы раздобыли эту программку, хакеры из www.vit.ru?!
  
  

Ведьма.

  
   Напряженное молчание распростерло свои крылья над обеденным столом. Звяканье столовых приборов только сгущает его, делает более тягостным.
   Нас трое. Я, леди Арни и Беркан. Мне редко доводилось питаться в обществе хозяев замка, но сегодня утром посыльный передал мне настоятельную просьбу Светлого рыцаря отобедать с ним. А придя в трапезную, я обнаружил, что для меня сервировано место, ранее занимаемое отцом Дунваром. Сомневаюсь, что это случайность.
   А вот сэра Горнера за столом нет. Вернее? не было до конца трапезы.
   Он явился, когда подали десерт.
   Был сэр Горнер решителен и сумрачен. Ни с кем не здороваясь, сел в свое высокое дубовое кресло. Нарочито спокойным голосом обратился к принцессе Арни:
   - У вас очень красивое платье, этот цвет ужасно вам идет.
   - Благодарю вас, - отозвалась она? натянуто улыбаясь.
   - Жаль только, что вы не закололи его вашей любимой яшмовой брошью. Она бы чудесно смотрелась на голубом фоне.
   - К сожалению, я ее потеряла.
   - Вчера?
   - Да.
   - Где же могла произойти такая неприятность?
   Леди Арни пожала плечами, вновь наклонилась над тарелкой.
   - Так вы уверяете, что два дня не видели отца Дунвара?
   Принцесса напряженно замерла, потом резко вскинула голову и сухо ответила:
   - Я не привыкла дважды повторять сказанное.
   Вот только голос ее предательски дрогнул и в глазах ожидание беды.
   - Возьмите, - сэр Горнер протянул принцессе большую красивую брошь из розовой яшмы. - Я нашел эту безделушку... В комнате отца Дунвара.
   Леди Арни, смертельно побледнев, смотрит на брошь. Она даже не вздрогнула, когда сэр Горнер хлопнул в ладоши, и в комнату вошли четверо рыцарей.
   - Взять ее! - приказал хозяин Замка Радуг.
  
  

Игорь.

   (2 марта. Параллель)
  
   Я с нетерпением ждал обеда, чтобы обсудить с Андрюшкой мой вчерашний визит в подсознание. Ждал, но при этом внимательно наблюдал за тобой. Натанька моя, на твоем лице уже стал привычным налет грусти и усталости. Твои улыбки, такие зажигательные прежде, поблекли и стали печальными. И ничего я не могу с этим поделать. Я не умею быть веселым, как это делает Андрюша, не умею создавать атмосферу уюта, как Рома. Я просто опора. Порой слишком малоподвижная, даже инертная. В этом моя часть работы. Принимать на себя твои проблемы и изо всех сил пытаться тебе помочь. Вот только помощь моя ограничена твоей гордостью и стремлением к самостоятельности...
   Андрейка и Роман пришли, как обычно, в десять минут первого. По дороге они прикупили чебуреков и сока. Ты опять поворчала на них, что и сама можешь о себе позаботиться. Я привычно взял свою долю без пререканий. Если я могу сделать человеку приятное - приняв его помощь или подарок - то не вижу причин этого не делать.
   Разговор с Андрейкой не получился. Он был сам на себя не похожий. Сумрачный, злой. Ромка тоже был выбит из колеи. На все наши попытки разузнать, что с ними приключилось, ребята только отмахивались. Поели почти молча и уже собрались уходить, когда из толпы покупателей вынырнул Вадим. Он кивнул нам в знак приветствия и поманил тебя к себе. Вы отошли в сторону, о чем-то заговорили.
   В этот момент я взглянул на Андрея. Его глаза за стеклами очков недобро щурились. Губы были плотно сжаты.
   - Андрейка, - тихо окликнул я его.
   - Что?
   - Пожалуйста, будь осторожен. Не причини Наталке зла.
   - Ты о нем? - он кивнул в сторону Вадима.
   - Да.
   - Ладно, посмотрим... Хотя кое-кому давно пора полежать в больнице.
   - Будь осторожен, - еще раз предупредил я. - Он не один.
   - Знаю, - отмахнулся Андрей. - Я и про датчик помню, и про Генку...
   - Тем лучше.
   - Пойдем мы, - как бы извиняясь, проговорил Роман. - Пока...
  
   Дома я не мог отделаться от беспокойства.
   Это, конечно, глупо, но ответы на вопросы я решил искать в компьютере.
   Запустил психотронку и сфокусировался на Андрее. Что же ты задумал, друг?
   Взрыв красок, пульсирующий звук и...
   Чернота.
   Меня выкинуло в реальность.
   Удивляясь странному сбою, я сфокусировался на Романе.
   Тот же результат. Но вдобавок к темному экрану - ощущение леденящего холода, пронизавшего насквозь все тело, каждую клеточку.
   Та-ак. Нормальные люди в таких случаях тянутся за сигаретой. Я - ненормальный - не курю.
   Хорошо, попробуем Вадима. Или нет, сначала возьмем кого-нибудь нейтрального. Кого бы? Игорь - пришла неожиданная мысль. Почему бы и нет. Кома, из которой вот уже семь месяцев не выходит мой друг, из-за нахлынувших событий отошла на задний план, но все равно торчит в душе занозой. Что же с тобой приключилось?
  
   С утра на город легла ватная тишина. По пустым улицам лишь изредка проезжали легковушки, или проходил торопливым шагом одиночный пешеход. Даже никогда не умолкавший нефтезавод перестал реветь своими газгольдерами и шипеть трубчаткой.
   Не работали телевизоры.
   А в радиоприемниках металась непрерывная симфоническая музыка, и гудели, улюлюкали глушилки.
   Казалось, что над всей страной нависла тяжелая грозовая туча.
   И, словно издеваясь над этим, чисто сверкало весеннее солнце.
   Часам к десяти на перекрестках появились наряды милиции и товарищей в штатском...
   И поползли тихим шепотом слухи: Военное положение..., Свердловск бастует..., Эстония вышла из Союза. И другие: Бомбят Новосибирск..., Тульская дивизия отказалась стрелять....
   А когда в прорвавшейся по телевизору первой программе встрепанный ведущий отчаянно закричал о том, что спецназ штурмует телецентр, и призвал всех, кто не хочет в ГУЛАГ, присоединиться к восставшим городам Сибири и Урала, плотину прорвало...
   Милиция так и не открыла огонь. Как ни науськивали ее ребята в штатском, как ни метались горкомовцы. Когда на улицы вышли наряды пограничников и ракетчиков и два бронетранспортера нацелили на здание КГБ свои пулеметы, противостояние кончилось без единого выстрела.
   Но праздновать победу оказалось рано. К вечеру в растворенный зев мола заглянула тупая морда десантного корабля, и над домами пронеслось звено вертолетов.
   Город еще пытался огрызаться. Но Отряд Особого Назначения огненным валом смел пограничников и ополченцев, разлился по улицам, поливая окна домов свинцовым дождем.
   Повстанцам нужно было во что бы то ни стало дотянуть до темноты. Выждать удобный момент и ударить или просто уйти в горы.
   Но наспех закрепившиеся особисты не дали им передохнуть. Как круги по вязкой грязи, медленными неотвратимыми волнами покатились облавы. Раскрылись черные списки госбезопасности, и дом за домом, квартира за квартирой вычищались от неблагонадежных. Их сгоняли в кучки, грузили в автобусы и везли куда-то на окраину. А тех, кто пробовал сопротивляться, расстреливали тут же на месте.
   Но не все покорно ожидали, когда за ними придут...
   В центре города вспыхнул бой, как степной пожар переметнулся на соседние улицы, разгорелся, подминая под себя квартал за кварталом. Особисты стянули туда половину солдат, оставив на окраинах редкие блокпосты, и в очистившихся от них районах стали появляться группки плохо вооруженных людей. То в одном, то в другом месте вспыхивали короткие ожесточенные перестрелки.
  
  
   Над городом сгущались сумерки. Из наползших к вечеру туч сыпал мелкий противный дождь. Временами налетал душный теплый шквал, гремел в пирамидальных тополях, уносился дальше и, ворча, затихал в окраинных переулках.
   Где-то далеко, в Центре, захлебывался лаем тяжелый пулемет.
   Я машинально поправил под курткой кобуру с нунчаками, расстегнул среднюю пуговицу, нервно стиснул рукоятку ножа и нырнул в вечер.
   Фонари не горели, и близящаяся ночь обволакивала беззащитный город потрескивающей выстрелами тьмой.
  
   Наш переулок был настороженно тих. Дома стояли, как темные утесы среди похожих на серые колонны тополей.
   Я не стал идти к площади, а выбрался на верхнюю дорогу, змеящуюся по склону горы.
   Крутой спуск, и я на Сочинском шоссе. Пересек матово блестящую реку асфальта. Нырнул в темный проулочек и пошел по окраинным закоулкам в сторону центра.
   Впереди за стекляшкой киоска еле слышный шорох.
   Две быстрые тени скользнули вдоль стены дома и скрылись в подъезде.
   - Эй! Кто там?! - раздалось с противоположной стороны двора. - А ну выходи!
   В ответ блеснули два выстрела.
   Кричавший матюгнулся и, прогрохотав из автомата, завопил:
   - Сивцев, Каримбердиев, ко мне!!!
   Откуда-то слева забухали сапогами приближающиеся солдаты.
   Меня полоснул холодный острый страх.
   Но я, крадучись, осторожно-осторожно подобрался еще метров на пять поближе и, выглянув из-за киоска, увидел вжавшегося в стену сарая десантника. Он выставил вперед дуло автомата и, не отрываясь, смотрел на зияющую чернью дверь подъезда.
   Рядом с ним вынырнули из темноты еще два запыхавшихся солдата.
   Выстрел из окна напротив - и один из особистов, тоненько заверещав, схватился за раненое плечо.
   Я - метнулся.
   Десантники длинными очередями поливали окна, и те взрывались с мерзким режущим звоном, до отказа наполняя визгом и грохотом вечернюю улицу.
   Особисты так и не заметили моего приближения.
   Я с раскрутки, изо всех сил ударил чакой ближайшего солдата куда-то между бронежилетом и каской. Тот молча запрокинулся и начал падать.
   Второй резко обернулся, качнул в мою сторону автоматом, но я успел ударить его палочкой по кисти и автомат дернулся, клюнул дулом вниз. Особист на свою беду был без жилета и я, не дав ему опомниться, рубанул тройным ударом снизу. Солдат, скорчившись и уронив автомат, повалился в лужу.
   Третий десантник, забыв о раненой руке и продолжая верещать, пятился от меня. Я не стал его преследовать, но раздался выстрел и особист, как бы споткнувшись, упал, замолк.
   Я вынул нож и, приставив его к груди корчившегося на земле десантника (отчего он мгновенно затих), быстро отстегнул его пояс с штык-ножом и патронными сумками. Подобрал и повесил на правое плечо автомат. Повернулся ко второму...
  
   ...Автомат рвется из рук.
   Бег сквозь свистящую смерть.
   Впереди, возле БМП, неясные тени солдат.
   Вот уже я рядом с ними.
   Прочь пустой автомат!
   Нацеленный в лицо штык-нож. Увернулся. Достал врага чакой по пояснице. Нож, зажатый в правый кулак, погрузился во что-то мягкое, остался в нем.
   Я перехватил чужой АКМ, вспрыгнул на броню. Сыпанул наугад в открытый люк. Оттуда донесся лязг металла и чей-то вскрик.
   Вниз, в пахнущую бензином и порохом дыру. Кто-то ворочается на полу. Короткая очередь. Затих. Из кресла пулеметчика свисает безжизненное тело. И еще один на полу.
   Грохот по броне.
   Я вжался в угол. Вскинул автомат. На фоне красноватого неба показались чьи-то ноги.
   - Кто?!
   - Крышкин. Свои.
   Ухнул пол.
   - Пулемет знаешь?
   - Да.
   - Садись!
   Он скинул с кресла покойника и, взгромоздившись за пулемет, прильнул к прицелу.
   - Черт. Ничего не видно. Темень.
   Я тоже выглянул в щель, высунул дуло автомата:
   - Смотри на военкомат! Видишь?! Мочи их, гадов!
   Из военкомата выбегали военные. Упругая пулеметная струя сбила их с ног, разбросала.
   - Молодец! Держи эту сторону!
   Я метнулся к противоположному борту.
   На площади кипела схватка.
   К БМП бежали, пригибаясь, двое солдат. "Отбить думаете? Фиг вам!" Я прижался щекой к теплому акээму и срезал одного из них. Второй залег, и по броне загрохотали пули. Справа, возле столовки, кто-то шевельнулся и пополз в нашу сторону. Еще один. Наши. Они поднялись и бросились к машине. По броне забухали башмаки. Автоматная очередь. Вскрик.
   На землю безжизненным мешком плюхнулось тело. Внутрь спрыгнул Костя. Истерически выругался.
   Опять пролаял пулемет, и в военкомате бренькнули стекла.
   - Не вы-со-вы-вай-тесь.
   Неожиданно упала тишина. Но не надолго. Опять затарахтел АКМ, второй.
   Я вновь прильнул к амбразуре, вглядываясь в темень.
   - Сейчас, сволочи, сейчас. Я вам устрою, - приговаривал сзади Костя.
   - Ты чего? - не оборачиваясь, бросил я.
   - Ничего. Я им сейчас!.. Вот так вот! Вот так! Ребята, прикройте меня.
   Я оглянулся и увидел, что Костя лезет к люку, толкая перед собой гранатомет.
   Через секунду он уже высунулся, замер, выстрелил.
   У военкомата полыхнуло огнем несколько окон. Повалил дым.
   Костя нырнул обратно, перезарядил, вылез.
   Затарахтел из кустов автоматчик. Я дал по нему очередь. Безрезультатно.
   Удар! Горящие ветки разметались по площади...
  
  
   ...С окраины донесся отдаленный рев машины, несущейся по Сочинскому шоссе.
   Я быстро переглянулся с Мишкой и, ничего не говоря, захлопнул люк. Мишка вспрыгнул в кресло механика-водителя. Мотор загрохотал, завелся.
   - Куда?
   - Жми в город! - я еле расслышал свой, утонувший в реве двигателя, голос. - Будем прорываться!
   Со мной никто не стал спорить, только Витька-пулеметчик вжал голову в плечи, да Костя прикусил губу от напряжения.
   Дорога прямой линией уходила вниз к реке и поднималась за ней на виадук. Там на самой его середине - блокпост. Его не видно, конус прожектора бьет в глаза.
   - Напролом?! - крикнул Мишка.
   Я секунду подумал:
   - Нет, у бетонного завода свернешь направо!
   Наша БМП темным призраком проскочила мост через реку и нырнула в узенький проулок. Несколько мгновений - и виадук у нас над головой. Громыхнули под колесами рельсы.
   По броне стукнули редкие пули.
   Все!
   Мы пронеслись по узкой улочке, зажатой между бетонной стеной и железнодорожными мастерскими, вынырнули к вокзалу.
   - Направо! - скомандовал я.
   Опять рельсы. Меня больно швырнуло об стенку. Машина вздыбила нос и с ощутимым усилием взобралась на крутой косогор. Мимо опустевшей пожарки, мимо темных пятиэтажек вверх. Там, возле стекляшки союзпечати - горят фонари и двигаются какие-то фигурки.
   - Мишка! Фары!!!
   Яркий свет окатил здание, в нем заметалось несколько солдат.
   Затарахтел Витькин пулемет. Мы с Костей и Димкой, припав к бойницам, вторили ему из своих АКМов.
   - Мимо комиссионки на Кронштадтскую!
   Мишка рванул вправо.
   Опять узкий переулок, чей-то огород и, надсадно взревев, машина выбралась на горку. Мишка обернулся:
   - Теперь куда?
   - Давай к девятиэтажкам на Маяковского.
   - Угу, - Мишка деловито кивнул и прибавил газу.
   - Олег, а если засекут? - Димка заметно нервничал.
   - Придется рискнуть. У нас пятнадцать лишних стволов. Без людей это металлолом.
   Вот и дома. Две темные башни с отсветами зарева на стеклах.
   - Витька, Михаил - оставайтесь в машине. Костя, Дима - в левый дом. Пробегите по этажам, покричите.
   Я схватил пару автоматов и выбрался наружу.
   Вечерняя прохлада ударила волной, оглушила после душной, пропахшей бензином и порохом машины. Сдавило горло. Влажный асфальт скрипнул под башмаками.
   Я с удовольствием пробежался до дома, серым призраком встающим на фоне темного неба. Прокашлялся и позвал:
   - И-горь!
   Подождал.
   - Се-ма-гин!
   Вверху скрипнуло окно, знакомый хрипловатый голос крикнул:
   - Кто это там?
   - Олег! Спускайся, у нас БМП! Отбили!
   - Бегу! - ни секунды не раздумывая, крикнул он. Скрылся в квартире. Звонко хлопнула балконная дверь.
   Минуту спустя из темноты вынырнула невысокая фигура. Игорь на ходу поправлял ремень автомата.
   - Где взял?
   - Утром пограничники дали.
   За его спиной стукнули подошвы. Выбежал среднего возраста мужчина.
   Я быстро ему улыбнулся, весело крикнул:
   - Двое уже вышли! Неужто все?!
   Сверху раздалась ругань:
   - А! Черт с вами! Помирать - так помирать!..
  
   ...БМП остановилась в тихом проулке чуть выше горбольницы. С одной стороны поднимался заросший лесом склон, а с другой, отделенный от нас стеной деревьев, шел другой переулок.
   Я задумчиво поцокал языком и сказал, ни к кому не обращаясь:
   - Надо сходить на разведку.
   Игорь молча снял с плеча автомат, подхватил валяющийся в ящике пистолет и деловито проверив обойму, сунул его под куртку. Глядя на него, засобирались еще трое.
   - Двоих достаточно, - остановил я. - Игорь, Андрей, посмотрите, что делается возле больницы, у девятиэтажек и в стороне бани. Поосторожнее, без стрельбы.
  
   Через две минуты вернулся запыхавшийся Андрей.
   - Там... у девятиэтажек... десантники! Человек двадцать... Они... дома обшаривают. Согнали людей в автобус. Полный. Собираются куда-то везти.
   - Где Игорь?
   - Побежал к бане. Просил подождать до десяти минут одиннадцатого, - Андрей вскинул к моему лицу руку с часами. Фосфоресцирующие стрелки показывали 22.01.
   - Двадцать человек... а нас только тринадцать - с сомнением пробурчал Дима.
   - Но на колесах и при броне, - отозвался Веник.
   - Все равно много.
   - Если неожиданно вдарим, это их не спасет.
   - А если спасет?
   - Слушай мою команду! - я сам удивился металлическим нотам в голосе...
  
   ...Влажный ветер хлестал по лицу. Подо мной взревывала и подскакивала на выбоинах в асфальте БМП. Крутой поворот, и вдали замельтешили в свете фар быстрые тени. Затарахтел, выплевывая комки огня, пулемет на башенке. Из-за угла дома и из кустов больничного парка подхватили его автоматы.
   - Прыгаем!
   Асфальт больно ударил в подошвы, инерция кинула меня вперед, и я, чуть не падая, побежал на близкие уже сполохи огня, освещающие изломанные силуэты особистов. Опять дергался и выпрыгивал из рук автомат. Слева вскрикнул и упал на дорогу Димка.
   Очередь наискось прошила стоящий на обочине автобус.
   - По автобусу не стрелять! Наших убьешь!
   Десантники отбегали к домам, отстреливались короткими очередями. БМП резко затормозила, колеса прошипели по асфальту. Башенка с пулеметом вращалась из стороны в сторону, не переставая выплескивать огонь. Особисты разбегались от машины, прятались в подъезды домов.
   - Вперед! - закричал я и метнулся к ближайшему зданию.
   Вдруг откуда-то сбоку мелькнула серая расплывчатая тень. Свистнул рассекаемый воздух - и один из десантников повалился на землю с торчащей в глазнице звездочкой.
   Прочертил черный круг вороненый клинок - и ближайший солдат лишился головы.
   "Ниндзя?!"
   А неистовый призрак уже ворвался в темный подъезд, неуловимым движением откачнулся от автоматной очереди, метнул еще один сюрикен и слился с темнотой.
   Десантники укрылись в домах. Затаились.
   - Олег! У бани особисты! - Крикнул запыхавшийся Игорь.
   - Сергей, Владимир, Юрка - к прачечной! Задержите! Игорь, сколько их?
   - Человек пятнадцать.
   - Все равно много. Собрать оружие! Все в БМП.
   - А мы?! - возле автобуса кучка людей.
   - Разбирайте автоматы! В автобус!
   С угла улицы послышалась стрельба.
   Ребята метались по тротуару, подбирая оружие, сбегались к БМП, ныряли внутрь. Новички расхватывали автоматы, отходили к автобусу.
   Я крикнул им:
   - Езжайте вверх к Коммунистической. Мы догоним.
   Из подъезда скользнула серая тень, как-то сразу исчезла и выросла в двух шагах от меня. Из-за правого плеча торчала рукоятка черного меча, на левом, поверх серого, неопределенной формы, балахона болталось три автомата.
   - Принимай, командир, - сказал он низковатым напряженным голосом, протянул мне оружие.
   Я машинально подхватил.
   - Ты с нами?
   - Да.
   Он неслышно взбежал по броне и скрылся в машине.
   Я цепко огляделся. Автобус взревывал двигателем и разворачивался на узкой дороге. На углу гремела перестрелка.
   Одним махом вспрыгнул на вздрагивающую машину, нырнул в темную душную кабину, приказал:
   - К бане! Подхватим ребят и обратно.
   Машина рванулась. В смотровой щели запрыгал сырой асфальт.
   Угол. Вжавшийся в простенок Юрка и залегший Сергей. Уткнувшийся в землю неподвижный Владимир. Коротко перебегающие и пырхающие короткими очередями десантники.
   Мишка резко развернулся. Ударил по тормозам. Машину занесло кормой к врагу. Загрохотал нескончаемо длинной очередью пулемет.
   Ребята кинулись к машине, запрыгнули на броню. Вжались.
   Не дожидаясь пока они влезут в люк, Мишка дал газу. БМП, не переставая поливать врага из пулемета, скрылась за углом и полетела вверх по дороге вдогонку за автобусом...
  
  
   Полтора часа спустя на другом конце города.
   С края спортивной площадки, где мы обосновались, хорошо просматриваются бронемашина, стоящая у школьного вестибюля, и редкие силуэты часовых, медленно проплывающие на фоне светлого здания. Окна девятиэтажек, серыми уступами встающих по обе стороны школы, мертво чернеют, вдали за ними, отделенные от нас широкой лощиной лежат застывшими огромными зверями горы. А позади распростерся город. Искрясь вспышками выстрелов и красными полотнищами пожаров.
   Слева треснули кусты. Мы с ниндзя настороженно обернулись. Свои. Игорь.
   - Сколько?
   - Восемь человек.
   - Бери Юрку и Васька и - к левым домам, я с Андреем и Серегой - к правым. Остальные с ниндзя.
  
   Мы, пригнувшись, перебежали вдоль откоса и выбрались во дворик.
   Впереди неторопливо прохаживался десантник. Метров тридцать пять.
   - Андрей, - еле слышно шепнул я на ухо одному из ребят. - В двадцать минут первого пристрелишь его. Ровно в дввадцать минут первого.
   Мы одновременно посмотрели на часы.
   - Три минуты. Сергей, пошли, - я махнул рукой в сторону зарослей на краю откоса.
   Мы пробрались через них и вышли на обочину шоссе. Внимательно осмотрелись - ничего. Я молча взмахнул кистью, и мы двумя прыжками перескочили на ту сторону, упали на тротуар. Чуть звякнул автомат. Притаились. Тихо. Я приподнялся и, пригибаясь, побежал к крайнему дому. Сзади чуть слышно зашуршали подошвы.
   Холодная, влажная от дождя бетонная стена. Прижались к ней спинами, поскрипывая куртками, подобрались к углу.
   Взгляд на часы: еще две десять.
   Я быстро выглянул из-за угла и моментально отдернул голову. Закрыл глаза, чтобы удержать в памяти сфотографированную картинку. Он у второго дома, метрах в пяти от подъезда.
   - Сергей, чуть назад и ползком через дорогу. Подберись напротив солдата - отвлеки. Но не сильно. Чем скорее, тем лучше.
   Он молча кивнул - растворился в темноте. Тишина. Ни одного тревожного звука.
   "Как там у ниндзя и Игоря?"
   Еще минута тридцать.
   "Где же Серега?!"
   Время застыло, удлинившись и затвердев, как пролившаяся эпоксидка.
   Неясный шорох.
   Взгляд за угол.
   Десантник чуть присел, напряженно всматривается в темноту на противоположной стороне шоссе.
   Бегом вдоль стены. Только бы не громыхнуть ботинком по асфальту.
   Все. Я за выступом второго дома. Застыл. Дышу ртом, но все равно шум выдыхаемого воздуха и удары сердца кажутся неимоверно громкими.
   Солдат все так же напряженно вглядывается в темноту. Он стоит ко мне боком и немного со спины.
   Медленно-медленно, осторожно-осторожно, делаю шаг за его спину, еще один, еще, еще... Автомат в левой руке, правая отведена в сторону, чака зажата под мышкой. Пора!
   Бросок! Изо всех сил, всем телом крутнулся и ввинтил чаку в напряженную шею. Громко хрустнул хребет.
   Солдат не вскрикнул. Начал медленно заваливаться вперед. Я еле успел подхватить его, не дал клацнуть автомату, но грузное тело, отягощенное бронежилетом, вырвалось, тяжело плюхнулось на асфальт.
   - Эй, Нурали, что там у тебя?! - раздался ясный громкий голос со стороны остановки, метрах в пятидесяти от меня.
   - Тихо! - громким шепотом почти крикнул я.
   Начавший было приближаться солдат замер, оглянулся по сторонам.
   Часы. Еще пятнадцать секунд!
   И тут где-то за школой загрохотал автомат. Тот, у остановки, нервно дернулся, присел.
   Сразу две очереди - моя и Серегина - опрокинули его на землю.
   И началось.
   Со стороны школы грохотала перестрелка. За домами, где мы оставили Андрея, протарахтела длинная очередь.
   - К школе! - громко крикнул я.
   Сунул чаки в карман, вырвал из под десантника автомат и так, с двумя автоматами в руках, побежал на шум боя.
   В его какофонию влился лязг пулемета, но спустя пару секунд прекратился.
   Неожиданно быстро перестрелка сошла на нет, и когда я подбежал к углу школы, вновь опустилась тишина.
   У входа мертво стояла БМП. К ней с опаской подходили наши. Я увидел Игоря с Юриком, Андрея, так же, как и я, сжимающего в руках два автомата, других ребят. Всех, кроме Васьки и Ниндзя с напарником.
   Кто-то взобрался на броню, заглянул в люк, выпрямился, позвал:
   - Командир!
   Два прыжка - и я на машине. В слабо освещенной кабине лежало пятеро. Четверо десантников и ниндзя. Когда я опустился вниз, он приподнял голову в сером, закрывающем лицо колпаке и тихо проговорил:
   - Я, кажется, все.
   - Что ты... Куда тебя?.. Ах, черт!.. Как же...
   - Три дырки... может, и выживу, не смертельные... вроде. Но это не важно...
   В люк осторожно спустился Игорь. Несколько голов закрыли отверстие.
   - Ты вот что, Олег... возьми... возьми мое снаряжение... Мне оно ни к чему... пока... - мне показалось, что под маской промелькнула слабая улыбка.
   - Не стоит, - я все еще не знал, как поступить. - Вот только... - я немного замялся. - Меч, если можешь.
   - Да. А теперь вытащите меня наружу, вам надо ехать, торопиться, а то уже наши приближаются.
   Издалека, искаженный и приглушенный стенками машины, донесся шум моторов.
   - Ребята, помогите-ка мне.
   Мы с Игорем приподняли неожиданно маленькое и легкое тело ниндзя. Передали его в протянувшиеся сверху руки.
   Я вылез вслед за ним, вдвоем с Андреем подхватил раненого и понес к школе, на ходу обернулся:
   - Собрать оружие и в машину. Игорь - командуй. Мы сейчас придем.
   Когда входили в вестибюль сквозь разбитую стеклянную дверь, сзади раздалось урчание заводимого двигателя.
   Ниндзю мы положили в угол, подсунув под голову чью-то куртку.
   Я отстегнул от пояса перевязочный пакет и хотел перевязать, но ниндзя сделал останавливающий жест и тихо проговорил:
   - Оставь мне, я сам. Надо торопиться. Ребят загубишь. Держи.
   Он расстегнул какую-то пряжку и с кряхтением потянул из-под себя ножны с мечом. Я принял их, поклонился в пояс и, прижав оружие к груди, выпрямился. Вынул из кобуры надежный армейский пистолет, "позаимствованный" у какого-то капитана и положил его у правой руки ниндзя.
   - На всякий случай.
   Он на секунду закрыл глаза.
   - Иди, Олег. Волны и Небо.
   Я быстро пошел к двери, на пороге обернулся, ободряюще кивнул.
   - Мы вернемся! Держись!
   И выбежал на улицу...
  
  
   ...- Вперед!
   Поворот. Посреди дороги скособочившийся дымящийся бронетранспортер. От него бегут серые силуэты. Тормоза! Машину занесло левым боком. Она еще катилась, а надо мной из башенки уже надрывался пулемет. С обеих сторон ему вторили из других машин.
   Силуэты ломаются, падают, корчатся, замирают. Оставшиеся мечутся из стороны в сторону и тоже попадают под смертельный ливень, проламывающий насквозь бронежилеты.
   Стук по броне. Обернулся. Костя карабкается к люку. Неудобно, мешает гранатомет.
   - Дай руку!
   Рывком втащил внутрь. Машина снова дернулась. Понеслась, огибая разбитый бронетранспортер.
   Поворот к СПТУ. Квадрат зданий. С крыши во внутренний дворик бьют сильные прожектора. Там, на дне, неподвижно застывшая толпа.
   А в проходе между зданий - БМП. Чуть поодаль фигурки солдат.
   Из-за угла ствол гранатомета.
   - Мишка! За бронемашину! Заворачивай!
   Он, молодец какой, сразу понял. Крутой вираж - и между нами и гранатометчиком машина врагов. БМП Ярослава тоже вильнула в сторону. Огненная стрела прошла возле самой ее кормы, унеслась в кусты, с треском там разорвалась.
   А бронемашина десантников - вот она, рядышком. Борт о борт. Лязг металла, толчок.
   - На абордаж!
   Я рванулся в открытый люк, на воздух. Не вставая, с ходу, прыжком на чужую броню. Пересвист пуль. Рука из глубины машины. Схватилась за ручку люка, потянула к себе. Из-за спины рванул воздух свистящим кругом. Темное лезвие меча чуть задержалось, как на липком желе, и, проскочив преграду, зазвенело о крышку люка. Отрубленная кисть качнулась на скобе, упала вниз, в темноту, из которой рванулся неистовый воющий крик. И туда, в этот крик, я стал вгонять грохочущие свинцовые комочки. Со мной рядом рвутся из рук еще два автомата. А из люка... Что это? Рикошеты наших выстрелов, или?.. Сосед справа всхлипнул и отвалился назад, покатился по броне. Но его место занял Игорь.
   А кругом все чаще сыплются на броню смертоносные градины. С противоположной крыши лает тяжелый пулемет. Его струя зигзагом пробежала по толпе пленных, разметала их и уперлась в ниши бронемашины.
   - Внутрь!
   Я прыгнул в темноту. Нога попала во что-то податливо мягкое. Рядом прыгают другие. И кто-то уже заводит мотор, а кто-то разворачивает пулеметную башню.
   Машины заворочались на узкой дорожке, задвигались. А мимо них бегут осатаневшие от несущихся в спину пуль люди. Бегут не останавливаясь. Но не все. Солдат в камуфляжной пограничной форме нагнулся, подобрал автомат, и, отпрыгнув за угол, застрочил по окнам "бурсы". Еще какие-то парни останавливаются, цепляются за броню. К ним в руки из раскрытого люка летят вороненые железки автоматов. Несколько мгновений и на броне, на земле, за углом дома, в кустах стоят, сидят, лежат люди с грохочущим железом в руках.
   - Вперед! - чей-то по-командирски зычный голос. Группка людей поднимается, бросается к вестибюлю.
   - За ними! Прикроем! - мой голос тонет в какофонии боя.
   Мы внутри широкого двора. Он густо усеян неподвижными и копошащимися телами, а из окон, с крыш грохочут очереди.
   Но вдоль стен, прикрываемые моей и второй, кажется Ярославовой, БМПшкой, бегут разномастно одетые люди, ярко освещенные прожекторами. Из-за них, из-за прожекторов, не видно, что делается там, наверху. Но вот один, а следом и второй прожектор разлетаются стеклянными брызгами, гаснут. Освещение становится непривычно тусклым, призрачным.
   А по этажам уже грохочут башмаки штурмующих. Обороняющихся мало. Они готовились стеречь безоружных пленников. И бой молниеносно перекатывается с этажа на этаж, с крыши на крышу, уходит в дальний угол.
   И неожиданно обрывается...
  
  
   Громовой раскат.
   Черный экран монитора.
   Озноб и нервная дрожь. Она скрутила меня, сбросила со стула на пол.
   И лишь несколько бесконечных минут спустя я смог заставить себя приподняться на предательски ослабевших руках, дотянуться до кнопки POWER, вырубить адскую машину. И, превозмогая головокружение, добраться до кровати.
   Но отключиться не удалось. Тошнотворные образы только что пережитой бойни метались в голове.
   Куда же затянуло тебя, Игорешка?
   Угораздило меня не выставить время!
   Три часа по умолчанию отмерил мне таймер, прежде чем вытолкнул из прошлого, которого избежала наша реальность.
   Но, когда я уже отчаялся уснуть, измученный полубредом, пришло спасение - Сарагон.
  
  

Побег.

  
   - Это не может быть она, - Беркан сидит, подперши лоб ладонью. - Не может. Я не верю...
   Я молчу. А что тут говорить? Я люблю принцессу Арни. И любовь эта настолько сильна, что способна обелить даже саму черноту. Конечно, мне не верится в ее причастность к убийству. Но, даже если б это оказалось правдой - то, что с того? Она светлая. И беззащитная. Если она совершит что-то плохое, то только по очень и очень серьезным причинам. Она - свет.
   - Но кто-то убил старого мага, - сам с собой рассуждает Беркан. - Кто-то очень близкий к нему. Ах, Дьявол! Ну что же у нас творится?! И никак не распутать эту тайну. Только... Если бы у нас был Маг...
   Светлый рыцарь внезапно замолк. Воззрился на меня. И в этом взгляде - внезапное прозрение и нерешительная надежда. Он заговорил быстро, сбивчиво:
   - Сквор, а ведь ты мог бы! Ведь, правда, мог бы?! Я видел, как ты помог Дунвару открыть дверь. Я вчера, приказал накрыть тебе на месте Отца Дунвара. Сам не знаю, почему... А ведь и в самом деле... Попробуй, Сквор, очень тебя прошу.
   - Но я не маг...
   - Это ерунда, я могу посвятить тебя. Я прямо сейчас это сделаю!
   Молодой рыцарь порывисто вскочил, схватил со стены свой меч в черно-серебряных ножнах, стремительно направился к двери:
   - Идем!
   Я, чувствуя под сердцем ледяной комок, последовал за ним по темным переходам и лестницам в Лунную Башню.
   Мы миновали запертую келью отца Дунвара и по крутым каменным ступеням поднялись на самую вершину - маленькую площадку под звездами.
   Светлый рыцарь Беркан постоял, всматриваясь в распахнувшуюся под нами черную равнину, отдышался от быстрого хода, успокоился. Плавно повернулся ко мне, медленно вынул из ножен сверкающий Лунный клинок, высоко поднял его над головой. Яркая искра вспыхнула на острие.
   - Я, владетельный барон Беркан, зовущийся Светлым Рыцарем, наследник древнего рода Миндоров, - звучным и ровным голосом прорек он. - Силою Древних рыцарей, победителей тьмы, властью переданной мне Рыцарем Дождя сэром Зондором, Лунным Светом и Мощью клинка... Посвящаю тебя, Сквор из рода Баромиров, в рыцари, дарую тебе силу магии, причисляю тебя к касте чародеев и нарекаю тебя Рыцарем... Волн и Неба!
   Сверкающее лезвие коснулось моей головы и, дрогнув, срезало прядь волос. Они легким перышком прощекотали меня по лицу. И лунный свет окутал меня Волной. И ноги мои приподнялись над камнями башни. А я вспомнил другого человека и другие слова: Мастер Волн и Неба - назвал меня друг из сказочного сна...
  
   Руки мои ярко светились голубоватым сиянием. И стены кельи отзывалась редкими блестками. Лишь чернела у окна фигура рыцаря Беркана. Он настоял на своем и остался в келье отца Дунвара. Это мешало мне сосредоточиться, уцепиться за обрывки радужных нитей былого, что струятся в затхлом воздухе, переплетаются и сбиваются в тугие клубки.
   Но вот она - черная нить. Она толще других и стягивается в большой запутанный узел, сжав в своих удавьих кольцах тонкую нежно-розовую паутинку. Я, глубоко вздохнув и призвав мысленно Светлые Силы, протянул руку и коснулся упругой скользкой нити. Она отпрянула от меня, но я крепко схватил ее за живой бьющийся хвост...
   Вспышка Тьмы. Холодный черный огонь.
   Ведьма должна умереть!
   Яшмовая брошь, зажатая в кулаке.
   Отец Дунвар за нее! Старый глупец! Он выжил из ума! Скорей бы он подох! Они заодно с этой стервой! Ла-адно! Властвовать буду я!!!
   Спина старого мага, склонившегося над рукописями.
   Сзади - тень. Расплывчатая, с туманным пятном вместо лица. И яркий проблеск - четкое, до мельчайших деталей различимое золотое кольцо-печатка герцога Горнера на пальце руки, сжавшей рукоять кинжала.
   Вспышка Тьмы.
  
   Я спасу тебя. Что бы ни случилось, и что бы не было со мной потом. Я спасу тебя, милая.
   Я не буду впутывать в это никого. Я не рассказал Беркану, что открылось мне в магическом видении. Я не подставлю его под удар злого хозяина замка. Светлый рыцарь слишком молод и честен. Он сразу же кинется в бой. И погибнет. Нет. Я все сделаю сам.
   Волны и Небо!!!
   Ветер в моих руках!
   И Звездные искры на кончиках пальцев.
   А нити, повинуясь движениям рук, сплетаются замысловатыми узлами и всасываются в кожу ладоней. Клубок - Заклинание Огненного Шара. Тонкая плеть - Бич Холода. Прозрачная паутинка - Заклятие невидимости. Узкая лента - Открыватель Прямого Перехода...
   Мои руки полны магией, а голова кружится от накачанной энергии...
   Невидимкой, мимо внезапно уснувших часовых. Бестелесным призраком - сквозь запертые решетки подземелий.
   Тихо звякнувший и опавший ржавой трухою замок.
   Распахнутая одним прикосновением массивная дверь.
   Леди Арни.
   Вскочившая с грязного матраса. Тонкая и беззащитная в неверном свете чадящей плошки.
   Плотно сжатые губы, от которых можно сойти с ума. Кулаки прижаты к груди и от них расходится зеленоватое свечение неумелого детского заклятия.
   - Это я, - мой голос тих и ласков.
   И глаза ее, распахнутые, полные надежды и доверия.
   Я люблю тебя! - рвется наружу безумная мысль. Но нет и мгновения.
   Моя рука, протянутая к ней. И холодные тонкие пальцы хватаются, как за последний камушек на краю пропасти. Я не обману тебя, милая!
   А моя правая рука уже очерчивает круг на стене и рвется из ладони Знак Прямого Перехода, опустошая меня до дна, но пробивая дверь в рассветное утро, где за широким рвом вздымаются в небо величественные башни легендарного Замка Солнца - Владения твоего отца - Короля Арана.
   Ты шагаешь за порог и, не выпуская моей руки, вопросительно и ласково смотришь мне в глаза. Но я качаю головой.
   - Я остаюсь. Прощай и будь счастлива!
   - Удачи вам, Сквор, - выпустив мои пальцы.
   Ты что-то говоришь мне, но я уже не слышу здесь, в темнице, отрезанный густеющей, твердеющей стеной.
   - Прощай.
  
  

Андрей и Вадим.

   (3 марта)
  
   Хорошо, что не надо идти на толчок. Мы решили сделать выходной. Правильно решили.
   Я проснулся поздно. Гудела голова. И в то же время я ощущал какую-то странную легкость, отрешенность от всего происходящего. Как будто мир отгородился от меня тонкой стеклянной стеной и начал отдаляться, отодвигаться куда-то в нереальность. А я стою перед стеной и прощаюсь с ним, со своим прошлым и будущим.
   Грустно. Этот мир не даст мне реализоваться. Он заботливо оберегает меня от достижения мечты. Чем больше мне чего-либо хочется, тем меньше вероятность, что это сбудется. Начинаются странные случайности. Обстоятельства и люди уводят меня в сторону, не дают дойти до цели. Временами, когда у меня хорошее настроение, я тешу себя надеждой, что все это - преграды на Пути, созданные Богом и Судьбой для моего совершенствования, оттачивания души и воли.
   Но сейчас настроение плохое, и опять накрывает меня ощущение недружелюбности мироздания. И мне кажется, что вы, мастера Нейро-Лингвистического Программирования не правы. А прав Хаббард с его Дианетикой. Смысл жизни - выживание.
   Значит - буду выживать.
   А что еще мне делать, если нет любви? Если мои чувства разбиваются о стену, разделяющую нас с тобой? Я - эгоист, Наташенька. Мне мало быть нужным. Я хочу быть любимым. Ужасно, смертельно хочу. И именно этого мир мне не дал.
   Я один. Нет никого, кто бы любил меня просто так. Не за то, что я хороший человек, не за то, что я помогаю, не за то, что я люблю. Просто так. Я хочу любви ни за что. Вопреки всем моим недостаткам. Это единственный способ заставить меня с ними бороться. Люби меня!
   Не дано.
   А дано мне любить тебя. Не взирая ни на что. Отдавая тебе все сердце. Без остатка. Без надежды на ответное чувство. Сняв защиту и убрав преграды. С моей стороны нет стены, я открыт для удара.
   Любое твое слово отдается во мне болью или радостью. Когда ты грустишь, я не нахожу себе места. Стоит тебе улыбнуться, и я радуюсь вместе с тобой.
   Родная моя, почувствуй это. Я не скажу тебе ни слова, но буду ждать и верить в твое понимание...
  
  
   День прошел, словно сон. Полный мелких бессмысленных дел. А когда догорела заря на закате и на город обрушилась ночь...
  
  
   Телефонный звонок.
   Встревоженный голос Романа:
   - Олег, с Андрейкой беда.
   - Что?!
   - Мне сказали, что он звонил какому-то Кабану, договаривался о встрече...
   - Где, когда?!
   - Не знаю...
   - Ладно, пока.
   Я бросил трубку.
   Андрюшка, ну куда тебя несет?!
   Торопливо одеваюсь. Под куртку - на ремень - туристский тесак. Не меч, но хоть что-то.
   Бегом из дома - и к остановке.
   Набитая людьми маршрутка. Как медленно она ползет!
   Вадькин дом - серый бетон и разноцветные квадратики окон.
   Темный подъезд. Негромкая трель звонка за железной дверью.
   Лязг отпираемых засовов. Темная фигура на фоне уютной прихожей.
   Отпихиваю хозяина, захлопываю за спиною дверь.
   - Где Кабан?
   - Ты... что? - Вадим оторопело смотрит на меня.
   - Где Кабан, спрашиваю?! - левая рука, как бы сама собой, хватает его за лацкан рубашки.
   - Какой Кабан? Ты что? А ну - отпусти!
   - Ты, ... если с Андрюшкой что-нибудь случится... - мой голос шелестит, как наждак по металлу. - Я тебя ... ...! Ты ... у меня, такого ... отхватишь! ... !
   - Стоп, стоп, стоп, - Вадька пытается оторвать мою руку. - Ты со мной так не говори... Я этого не люблю.
   - Не любишь?!
   Моя правая рука летит вперед, пытаясь вляпать ему тяжелую затрещину. Он уворачивается, умело прикрывая голову плечом. Лишь край ладони чиркает по губам. Ловкий подсед и я теряю захват. Мощный удар-толчок в грудь отбрасывает меня к обитой пенопленом стене.
   Вскакиваю. Встряхиваюсь. Встаю в боевую стойку, прищурив глаза, цепко наблюдаю за расплывчатой (проклятая близорукость) фигурой врага.
   Вадим вскидывает руки в успокаивающем жесте:
   - Спокойно, Олег, спокойно. Погоди. Давай тихо и мирно разберемся...
   - Вадька. Я. Тебя. Размажу. В. Тонкий. Блин. Если с Андрейкой что случится... Генка сам виноват, знал, в какое дерьмо совался... Это ваши разборки. Но Андрея не трожте!
   - Да что все это ... значит?! При чем здесь Кабан?
   - А ты, ..., не знаешь?! Андрей пошел к нему на разборку...
   Глаза Вадима расширились. Он мгновение стоял замерев. Потом, словно забыв обо мне, кинулся в комнату, выскочил из нее, запихивая за ремень джинс черный длинноствольный пистолет. Накинул куртку, вскочил в туфли и, рванув дверь, кинулся вниз по лестнице, крикнув мне на бегу:
   - За мной!
   Выбежали во двор, впрыгнули в машину.
   Она рванулась с места и понеслась, визжа покрышками, по темным улицам вечернего города. Лицо Вадима закаменело. Руки резко и уверенно крутили баранку.
   - Надо было тогда же кончать, - сквозь зубы прошипел новый, незнакомый мне Вадим. - Говорил им. Нет, хотели раскрутить дальше. Хватит.
   Темный окраинный переулок. Узкий проезд меж гаражей. Чей-то громкий свист.
   Вадим резко затормозил, выскочил из машины.
   - Пошли!
   Я - за ним. Тусклый отблеск вечно горящего Факела нефтезавода на низких дождевых тучах. Он дает рассеянный оранжевый свет, не разгоняющий темноту, но делающий ее немного прозрачней.
   Мы бежим по узкому проходу между гаражей.
   Резкое движение впереди. Вадим, не сбавляя скорости, налетает на выскочившего навстречу человека, слышится треск ломаемых костей, сдавленный вскрик, звон упавшего на камни ножа и упругий толчок падающего тела.
   Мы вылетаем на небольшую площадку.
   В дальнем углу - кучка людей.
   Двое держат висящего на выломанных руках парня, а еще трое застыли перед ним, повернув головы к нам.
   - Андрей!
   Парень дергается от моего крика, приподнимает голову.
   - Всем стоять! - рычит рядом Вадим. - В случае сопротивления - стреляю! Нарко-отдел ФСБ!
   В его правой руке - пистолет, в левой - красная корочка.
   - Па-адла! - резкий хлопок выстрела. Свист пролетевшей мимо пули.
   Вадька кидается вперед. Пистолет в его руках дергается, выплевывая неяркие вспышки и невидимую в сумраке смерть.
   Двое уже на земле.
   Те, что держали Андрюшку, отскочили в стороны, вытаскивая что-то из карманов...
   ... А Андрейка падает. Медленно падает вниз лицом, и в красноватом свете чернеет торчащая из спины рукоятка ножа...
   Вадим, рыча от ненависти, бежит вперед, спотыкается, будто наткнувшись на стену. Хватается левой рукой за грудь. Но правая продолжает сжимать пистолет, и пули находят тех двоих, что держали Андрея.
   Теперь Вадька один на один с последним бандитом. И пули отбрасывают их тела друг от друга...
   ... Тишина.
   Навалилась, подмяла, убила.
   Нет, не тишина. Просто стихла стрельба.
   Ее заменили стоны и возня. Да далекий вой милицейской сирены.
   Я ничего не чувствую. Оцепенение души. И, хоть понимаю, что это бессмысленно, - иду к Андрею.
   Да. Его тело не имеет ничего общего с жизнью. Это не Андрюшка, веселый и внимательный, умный и честный. Его оболочка, ставшая пустой.
   Я поднимаюсь с колен и подхожу к Вадиму. Он еще жив. Хрипит, запрокинув к моросящему мелким дождем небу лицо. Судорожно сжимает залитую кровью грудь скрюченными пальцами холодеющих рук.
   Заметил меня:
   - Ты... Вот... и все... Нату береги... Пусть простит...
   Замер.
   Жизнь ушла.
  
  

Серый налет.

  
   Я остался жив.
   Меня спас Светлый рыцарь Беркан.
   Для него это было подвигом. Или безумством любви. Дать свое рыцарское слово, что вчерашний вечер я провел в его апартаментах за графином вина и умной беседой.
   Сэр Горнер не поверил. И правильно сделал. Но оскорбить Светлого Рыцаря обвинением во лжи он не посмел. Только сказал, глядя куда-то между нами холодным яростным взглядом:
   - Я здесь хозяин! Запомните это... Никому и никогда я не позволю это оспорить. И никто и никогда не сможет безнаказанно выпускать на волю моих врагов! Я здесь хозяин.
   Он вышел, клацая о камень подковами сапог.
   - Пойдем, Сквор, - голос Беркана задумчив и грустен.
   Мы вышли из трапезного зала и, не сговариваясь, поднялись по крутой винтовой лестнице на Башню Звезд. Тонкую и высокую каменную стрелу, где так любила бывать леди Мелиса. Ее чистое серебряное волшебство еще витает вокруг, наполняя воздух мягким мерцанием.
   - Здесь так хорошо думается... - голос светлого Рыцаря тих и немного печален.
   - Да, - со вздохом отозвался я. Тени тех, кто ушел в этот год, будут долго витать над землей Средиземья.
   - Как она? - тихо и ласково спросил рыцарь.
   - Надеюсь, хорошо. Она дома.
   - Спасибо.
   - Вам тоже.
   - Слово не дороже жизни, что доверилась тебе.
   - Это так.
   Мы еще долго стояли над затихшим замком, смотря поверх его стен на луга и рощи Западного Удела.
   - Все-таки, ты что-то увидел, - прервал тишину Беркан.
   - Я не хочу об этом говорить.
   - Я тоже не хочу в это верить. Слишком долго мы были друзьями. Только...
   - Что?...
   - Серый налет. На камнях Арки Радуги появился тускло-серый налет.
   - Если это так, нас ожидает много горя.
   - И крови, - жестко подытожил Светлый рыцарь, направляясь вниз.
  

Пустота.

   (4 марта - 10 апреля)
  
   Оцепенение души.
   Я превращаюсь в автомат.
   Хожу, работаю, смотрю видюшник.
   Только его. Десятки фильмов, которые никогда не удостаивал вниманием. Которые внимания не стоят.
   Это единственный выход.
   Потому что надо забить голову жвачкой для мозгов.
   Иначе наползает черное одиночество.
   Потому что лучшая жвачка под запретом.
   Компьютер не включался целый месяц.
   Потому что другой дурман не поможет.
   Водка только обостряет тоску. Я это усвоил четыре года назад.
   Я опускаюсь по спирали вниз.
   И хоть прекрасно это вижу, не в силах удержать паденья. А может, просто не хочу.
   Так удобней.
   Падать, наплевав на все.
   С горькой гордостью самоубийцы.
   До дна.
   Когда-то в армии мне попались несколько номеров Комсомольца. В них описывался интересный психологический тренинг. Одно из упражнений заключалось в том, чтобы опуститься по тонусу как можно ниже, а затем, резко вынырнуть в реальность. Нечто подобное происходит сейчас со мной. Я опускаюсь на дно. Только смогу ли я вынырнуть к свету?
   И гибель Андрейки лишь половина причины.
   Я пережил гибель родителей. Пережил бы и потерю друга. Просто отсек бы часть души, как запирает затопленный отсек подбитая подводная лодка.
   Если бы не ты.
   Потому что ты - главное что есть у меня. Без тебя меня нет.
   Я не видел тебя две недели.
   В твоей палатке сидит толстая суетливая тетка.
   Она торгует всякой косметикой, а заодно и моими побрякушками.
   Тогда, месяц назад, ты объяснила мне спокойным ровным голосом:
   - Я не могу работать с людьми. Сидеть перед ними, отвечать на вопросы. Пойду опять бухгалтером в СМУ. Перебьюсь как-нибудь.
   Ты потеряла почти все.
   И почти всех.
   А те, кто остался, лишь напоминают о потере. Поэтому я отошел в сторону.
   Нет, я, конечно же, пытался быть с тобою рядом, взять на себя, как делал раньше, груз твоей беды. Но теперь это тебя только расстраивало. Слишком тяжелая ноша.
   А когда я предложил тебе перебраться из общаги ко мне...
   Ты не осадила меня, не показала на дверь, просто сказала нет.
   - Я пуста внутри. Не хочу ничего и никого. Если ты хочешь оставаться моим другом - оставайся. Только - другом. И никем другим.
   Я пытаюсь им оставаться, милая. Но как же это трудно! Как трудно знать, что я могу помочь, и не иметь такой возможности. Я ведь могу согреть, могу растопить лед в твоей душе, но ты не допустишь этого, не дашь мне приблизиться.
   И остается только ждать.
   Когда зарубцуются раны.
   Когда ты снова сможешь жить.
   Когда у меня появится шанс.
   Подарить тебе себя. Без остатка и даром.
  
   Вчера мне показалось, что это возможно.
   И наступило сегодня.
  
   День. Странный день.
   Он начался вчера вечером.
   Пришел в гости Володя. Совсем неожиданно. Его не было видно два месяца, а тут - два визита подряд - три дня назад и вчера. Мы засели на кухне. Перемыли кости старым знакомым, рассказали последние новости, повздыхали над Антоном. Потом Володя достал из пакетика Диагностику кармы Лазарева. И стал читать ее своим низковатым голосом.
   Есть привычка у моих друзей - читать вслух духовную литературу. Антон травит меня Бренчаниновым и псевдоправославными черносотенными опусами. Это навевает тоску и все укрепляет во мне неприязнь к Антону и зомбировавшей его структуре. С Володькой лучше. Он охотно прерывается на споры, обмен мнениями. И получается как будто мы беседуем втроем, вместе с автором. А спор всегда несет одну полезную нагрузку - он укрепляет собственную позицию, заставляет находить четкие и веские аргументы. Переспорить другого очень трудно. Но зато можно лучше разобраться в себе и мире.
   Ушел Володька в час ночи. Мне совершенно не хотелось спать. Энергия кипела, переливаясь через край. Сдвигала образы последних событий, поворачивала их под новыми углами, складывала из разрозненных осколков мозаику.
   И пришло ко мне осознание, что все происходившее с тобой - лишь школа.
   Школа твоей жизни.
   Каждое событие - не случайно.
   Все мы здесь - ученики.
   Нас учат на примере других и дают домашние задания. А потом устраивают экзамены.
   В моем сознании сложились воедино, слились мысли Баха, Кастанеды, Лазарева, Лабержа...
   Да, мы рождаемся не однажды.
   Мы появляемся там и тогда, где можем отточить свою душу. И от того, как нам это удастся, зависит следующая жизнь.
   Нет ада и рая.
   Есть цепочка миров.
   От инферно до парадиза.
   Каждый чуть лучше, или хуже соседнего.
   Если мы заваливаем экзамен жизни - нас убирают. Пуля киллера, спид, сверхдоза героина, болезнь, несчастный случай. И отправляется душа в ад - на ступеньку ниже.
   Если экзамен сдан. Если ты достиг своих пределов - тебя убирают тоже. Вверх. В лучший мир, в следующий класс. Там другие предметы и другие экзамены - посложнее наших.
   А еще есть люди, сдающие экзамены экстерном. Те, кто скачет через ступеньки. Их называют святыми или гениями. Не хотел бы я такой судьбы.
   Это все общие мысли. А что до нас...
   Все, что происходило - не случайно.
   Знать бы только - для чего.
   С этим я уснул. Надеясь вновь увидеть Сарагон.
   Но сказочный мир моего двойника опять не приснился. Наверное развязка наших судеб отрезала меня от мира грез.
  
   Утром было Солнце. И Южный ветер.
   Мысли, пришедшие вчера, требовали выхода на волю.
   Они сами собою слагались в стихи.
   Давно я не писал, а вот сейчас нахлынуло.
   Я кинул в сумку тетрадь, взял подаренную тобой ручку и пошел на море.
  
   Добравшись, я окунул руки в набежавшую волну. Вода холодная, зимняя. Сел на бревнышко. Стекла на очках густо потемнели и море казалось серо-коричневатым, а по темно-синему небу неслись к берегу четкие кремовые облака.
   Я написал одну строфу. И ручка кончилась.
   Я раскрутил ее - пастик пустой.
   Ну, что ж, может это и к лучшему, - подумалось мне.
   Я встал, подошел к кромке прибоя. Упругий ветер срывал с гребней волн клочья пены, превращал их в мелкую морось. Соленые брызги заляпали стекла, и я снял очки, чтобы их протереть.
   Мир взорвался бело-голубым.
   Потерял четкость, но обрел сияние.
   Сверкающая и гремящая громада поглотила меня.
   Ушло все. Ушло время. Ушла стеснительность и ложный стыд.
   Ушло все.
   Остался я и море.
   Я шел по кромке прибоя, и пенные языки волн лизали мне сапоги.
   Я становился лицом к морю и говорил набегающим волнам только что рожденные стихи. Я открыл сердце миру, и мир принял меня. Волны шипели, хватали за сапоги, утаскивали из-под каблуков гальку, тянули за собой. Кружилась голова, и все плыло перед глазами.
   А волны шли на берег, неспешно надвигались на меня, вырастая пенными гребнями, горбатя спины и с грохотом рушась вниз.
   Я говорил и говорил. И сразу забывал все сказанное, не пытался сохранить об этом память. Но одна мысль повторялась. Рефреном отдавалась во мне и мироздании: Мы одной крови. В моих жилах - твоя вода.
   И пришла большая волна. Я не отступил, я принял ее. И пена покрыла мне колени. Пусть.
   Холодная вода быстро согрелась моим телом и превратилась в живую кровь.
   Мы одной крови, и в моих жилах течет твоя вода.
   Я впитал в себя Море.
   И понял, что пришло время уйти.
   И ушел.
   Неторопливо.
   Оставив в душе отрешенную эйфорию единения с Миром.
   Это чувство не угасало, а напротив - разгоралось.
   Я не надел очков и шел плавно и медленно, продолжая говорить в окружающий мир, входя в него все глубже и глубже.
   Мне стало все равно, кого я встречу и что подумают о мокром парне, бормочущем что-то под нос. Я понял, что могу вот так, без всяких масок, выйти к людям, пройти по центру города. Где угодно. Что мне без разницы, как это будет выглядеть со стороны.
   Вернее, нет. Я просто доверял им. И любил их всех. Весь мир, всех людей, всех существ, все сущее. Любил и просил у них прощение за всю прошлую ненависть и непонимание. Я стал частью мира и сроднился с ним.
   Стал самим собой.
   Экзамен этого дня, как думалось мне, я уже сдал.
   Но это только думалось.
  
   В этом мире случайностей нет.
   Каждый шаг оставляет след...
   Все, что со мной произошло, было только подготовкой к разговору. И если бы не это, не знаю, как бы я его пережил, какие оплеухи черноты раздал бы окружающим людям и что бы натянул на свою карму.
   Но Вселенная и Бог подготовили меня.
   - Олег, а ты сильный человек?
   В этом вопросе какой-то подвох. Я несколько секунд ищу верный ответ.
   - Не знаю... Я, наверное, могу преодолеть любой страх, но не испытывать его не в состоянии...
   - Но преодолеть можешь?
   - Да.
   - Тогда прикажи себе разлюбить меня.
   Вот так. Мир потускнел, но чернота его не поглотила. Нет, не даром я ходил к морю.
   - Я не могу, Ната. Это сильнее меня... Любовь не подвластна приказам.
   - Подвластна, Олег. Подвластна.
   - Нет, Ната. Это единственное, чего я не могу для тебя совершить.
   - Все равно, сделай это. Я не могу больше так. Я скоро начну тебя избегать. Или устрою что-нибудь, чтобы тебя отшить. Мне даже думать об этом противно, и я всю жизнь буду себя ненавидеть, но сделаю. Ты уж поверь, сделаю!
   - У тебя ничего не получится.
   - Получится.
   - Нет, Натанька, нет, - улыбнулся я.
   - Получилось бы. Но ты для меня слишком много значишь. И мне было бы гораздо легче, останься мы только друзьями. Но я не могу относиться к тебе по-дружески. Я чувствую фальшь. Не могу быть с тобой такой же свободной, как с другими. Не могу просто чмокнуть тебя в щеку, дружески приобнять. И еще я чувствую, как между нами растет стена. Я не хочу этого. Ну, пожалуйста, постарайся себя сдерживать.
   - Я стараюсь. Я не могу тебя разлюбить, но стараюсь не выказывать чувств.
   - Нет, Олег. Ничего У тебя не получается. Ты не умеешь скрывать эмоции. А я не могу смотреть тебе в глаза и видеть там боль. Этим ты только делаешь больнее себе, мне, еще одному человеку. Я ведь потому и нашла другую работу. Чтобы не быть с тобой рядом. Ты хочешь, чтобы я вообще оборвала отношения?
   - Не надо, Ната. Я попытаюсь сдерживать себя, но разлюбить тебя - нет.
   - Олежка, ну как ты можешь говорить, что любишь меня? Мы даже не целовались ни разу. Откуда ты знаешь, что я представляю собой как женщина?
   - Ты говоришь ерунду, Натанька. Мне достаточно того, что я тебя вижу. Чтобы полюбить, этого достаточно.
   Я улыбнулся ей. Я вообще все это время держал полуулыбку. Спасибо тебе Мир, спасибо за то, что подготовил меня к разговору.
   - Олег, ну чего ты улыбаешься. Я же понимаю, что тебе тяжело вести эту беседу. Не надо меня успокаивать. Мне самой не легче. Но надо же, наконец, поговорить. Я не могу так жить. Не могу видеть, как ты мучаешься. Не хочу, чтобы между нами росла стена. Ты был таким хорошим другом, а сейчас...
   - Хорошо, Натанька, я попытаюсь погасить свои чувства, только...
   - Без только. Иначе это не имеет смысла.
   Я закрыл глаза. Я принял решение. Не знаю. Смогу ли я его выполнить, но...
   - Хорошо. Я постараюсь. Изо всех сил. Только в глубине все останется по-прежнему.
   - Мне не надо это говорить. Я не хочу этого знать.
   - Хорошо, Наталка.
   Я посмотрел тебе в глаза. Долго-долго. И в конце улыбнулся.
   Ты чуть покачала головой, с сомнением. Отвела глаза.
   - Я постараюсь, - твердо сказал я. - Не могу тебе обещать, не хочу нарушать слово. Но постараюсь.
   Знаешь, а ведь я, действительно, попытаюсь. Но поверишь ли ты этому? Или все мои труды окажутся напрасными? Не знаю. Мне понятно лишь одно - я хочу остаться собой и хочу остаться с тобой. Как трудно соединить эти два желания.
   До свиданья, милая. Я не буду больше так тебя звать. Светик мой ясный. Милая моя. Я затаюсь, спрячусь. И буду ждать. Может, когда-нибудь придет время, и мы станем друг для друга теми, кем можем стать. А пока мы будем ходить в школу.
   И учить друг друга.
   Спасибо тебе за все.
   Если я стану и останусь собой - в этом твоя заслуга.
   До Свидания.
   Я на тебя обижаюсь?
   Все-таки да.
   Хотя понимаю, что этого делать нельзя.
   Хотя понимаю, что этим я выстрою стену.
   Но в глубине души остается осадок. Привкус горечи. След обиды.
   И стереть его может одно только средство.
   Твоя улыбка. Твой ласковый голос.
   Один взгляд, одно слово - и я забываю обо всем.
   Но как быть, если этого нет?
   Ждать.
   Я не хочу быть твоим учителем. Не хочу, чтобы ты постигла через меня закон возвращения зла. Я приложу все силы, чтобы не возвратить тебе обиду. Тем более, что я сам в ней повинен.
   Может быть, в этом суть наших уроков? Может быть, это уроки любви и прощения?
   Не знаю. Но буду исходить из этого.
   Я люблю тебя. Прости мне, если можешь, мои обиды на тебя.
  
  
  
  

Хозяин Западного Удела.

  
  
   Темно.
   Темно и холодно.
   Темно, холодно и сыро.
   Каменные стены сочатся влагой. Капли не видны в непроглядном мраке подвала, но ощутимы при прикосновении. Я стараюсь не подходить к стенам, не дотрагиваться до склизких камней. Но темница мала, а промозглый холод требует движений. Стоит присесть на сырой тростник, жидкой подстилкой лежащий на каменном полу, или прилечь на него, забывшись тяжелой дремой, и сырость пропитывает все тело насквозь, застревает тупой болью в суставах.
   К этому нельзя привыкнуть. Уже две недели я не видел Солнца и неба. А кажется - вечность. Дано ли мне будет увидеть их вновь?
   Опутывает безысходная печаль. Я прожил, как крыса и, как крыса, умру. Единственный человеческий поступок - спасение принцессы Арни - не остался без наказания. Жизнь или злой Бог, показали мне мое место. Не высовывайся! Живи тихо, не переходи дорогу сильным мира сего...
   Но я не сожалею. Один тот вечер стоит всей моей жизни. Я сделал свой выбор и прошел по мосту над Вечностью. Теперь можно уходить. Мой экзамен в этой жизни - сдан.
   Я мог бы спастись, но судьба или собственная самонадеянность, не дали мне этого сделать.
   Надо было ехать с Берканом.
   Он отправился в Черный Замок. Проверить, как идут дела, сменить отряд гвардейцев.
   Я не поехал с ним.
   И на следующий день оказался в темнице.
   Сэр Горнер коварен и умен.
   Он попросил меня очистить от расползающегося по всему замку темного налета Часовню Лунного Света - место уединенных раздумий и прозрачной чистоты мыслей.
   Я попытался. И истратил все магические силы. До остатка, до дна.
   Ничего не вышло. Эта мерзость мне не подвластна.
   А меня, тепленького, начисто лишенного сил, скрутили дюжие ратники и бросили в подвал...
   Маг ничего не может сам. Ему нужно откуда-то черпать энергию. Из звезд и лунного света, из ветра и дождя. Из Волн и Неба. Без них он - лук без стрел. Простая палка и обрезок воловьих жил.
  
  
   Спокойствие.
   Оно пришло ко мне, заполнило меня.
   Тихое и ясное.
   Унесло ненужные тревоги. Притупило мятежный огонь.
   Все будет.
   И все будет так, как быть должно.
   Эта ясная мысль вошла в мое сердце, взяла его в плен. И когда весь я стал этой чистой идеей, ярким всполохом небесного огня, когда не осталось во мне ничего лишнего, ничего, что тянуло бы к земле или тяготило в небе, я стал собой.
   А небо распахнуло мне объятья. Там, за десятками метров камня, над ожесточенными и озабоченными людьми, оно узнало меня. Узнало свою частицу.
   И приняло.
   Это - главное. Это - главнее всего. Только любовь и свет. Только Небо и Волны. И я - частица их. Остальное - нереально.
   Улыбнувшись окружающей меня темноте, я поднял руки вверх к ждущей меня беспредельности. И невидимым призраком, а на самом деле - единственной реальностью - пронесся сквозь эфемерную твердь каменных пластов.
   Вверх.
   К своему небу.
  
  
  

Жизнь после смерти.

   (11 - 25 апреля)
  
   Бессмысленная жизнь.
   Бесцельная, пустая, суетливая.
   Все опротивело, все надоело. Или вызывает боль воспоминаний.
   Если я что-то и делаю, то через силу, заставляя себя.
   Заставляю делать безделушки. Но теперь это штамповка, ремесло вместо искусства. Оно приносит деньги, а не радость.
   Заставляю себя заниматься мечом и чаками. Это дает мышечную усталость, которая вырубает сознание, приносит крепкий сон без сновидений. Для обороны это бесполезно. Тем более - Кабан в гробу, двое его дружков, которым удалось выжить, под следствием и скоро отправятся на долгие-долгие годы валить лес или производить другую общественно-полезную работу. "Добро перемогло над злом и празднует победу".
   Заставил себя сесть за компьютер. В сеть почти не хожу, разве что шарюсь по незнакомым сайтам. Играю с тупым искусственным интеллектом в тупые американские стратегии. Убиваю время.
   Заставляю себя читать книги. Это тоже нелегко. Не идет Крапивин, не идет Бах. Спасает только Лукьяненко. Люди хорошо воспринимают только те книги, которые соответствуют их тонусу или чуть-чуть выше него. Я скатился с 3 до 1,1 по шкале Хаббарда. В печаль, уныние, апатию. И Лукьяненко, прекрасно пишущий умные красивые боевики в тонусе 2,5 очень хорошо мне подходит, вытягивает меня вверх...
   Заставляю себя не видеться с тобой.
   Это сложнее всего.
   Я неуравновешенный человек.
   Кидаюсь из одной крайности в другую. Раньше надоедал тебе назойливостью, теперь оставил наедине с бедой. У тебя, конечно, есть подружки, да и Рома иногда заходит... Я, в основном, через него и узнаю последние новости. Знаю, что ты пытаешься создавать видимость беззаботности и даже веселости. Не скучаешь по мне или делаешь вид, что не скучаешь. Знаю, что у тебя какое-то романтическое увлечение. Дай бог, чтобы оно не принесло тебе той боли, что была. Жаль, что ты не выбрала меня, но ничего не поделаешь. Набиваться не буду. Будет плохо тебе, мне, еще одному человеку... Так, кажется, ты тогда сказала? Интересно, кто он? Самое смешное, что я опять не ревную. Я только боюсь за тебя, родная. Ты пережила так много горя, еще один удар тебя сломает. Но все-таки, тебе виднее. Я не встану на твоем пути.
   Как бы только на моем кто-нибудь не встал.
   Вчера меня чуть не сбила машина.
   Я переходил улицу, и с противоположной полосы в мою сторону свернул ЗИЛ. Хорошо, сработала реакция - отскочил. Пронесся мимо зеленый дощатый борт, обдав меня порывом ветра. А в памяти отпечаталось лицо водителя, остановившийся стеклянный взгляд. Он меня не видел.
   Странный эпизод в цепи странных событий.
   Что-то творится вокруг.
   Зачастил в гости Антон. Упорно, на все лады уговаривает меня разорвать отношения с экстрасенсами-сатанистами. Пугает зомбированием и прочими кошмарами. Уж ему-то, подвязанному на ниточки к кукловодам от псевдоправославия, об этом говорить!
   А Володя...
   Он заходил неделю назад.
   Посидели на кухне, выпили по бутылочке Балтики-4, поболтали. А перед уходом он внимательно на меня посмотрел и сказал:
   - Олег, будь осторожен. Ты знаешь, я немного видящий. У тебя над головой здоровенный черный колпак. Почисться. Сходи в церковь. Поищи место силы. Я не советую обращаться к нашим. Есть у меня на примете неплохие маги, но лучше сам. Так надежней...
   Такие странные и темные дела.
   Одно меня спасает - Сарагон.
   Я давно уже сросся с этим неотличимым от жизни сном. И то, что делает Сквор, наполняет меня верой в собственные силы. И в счастливый итог всех событий.
  
  
  

Громовержец.

  
   Какая-то сила стоит за моею спиной.
   Я чувствую ее присутствие.
   Ее внимание и доброту.
   Я знаю, что она меня ведет, не потому, что я ей нужен.
   Она любит меня. Любит и верит.
   Как я люблю и верю леди Арни.
   Любовь возвышает, любовь окрыляет, любовь дарит силы взлететь и парить.
   И я поднимаюсь над жизнью.
   И я поднимаюсь над Миром.
   И я поднимаюсь над собственным Я.
  
  
   А мир вокруг - огромен.
   Огромен и прекрасен.
   Лес далеко подо мной зеленеет шкурой большого доброго зверя. Голубые ленты рек, опоясывают землю. Покрытые изумрудной травой холмы красивы, словно женские груди.
   Мне немного прохладно. Рассекаемый воздух морозит и выжимает из глаз слезинки. Они искажают картину и срываются вниз, искорками летят к далекой земле.
   Я не чувствую восторга и не праздную победы. Мне просто хорошо. Спокойно и уютно нестись легкой птицей над прекрасной землей. Туда, где на краю горизонта туманно искрится океан, на фоне которого еле различимой точкой чернеет Черный Замок.
   Что встречу я там? Успею ли предупредить Беркана?
   Не знаю. И потому спешу, транжиря без оглядки подаренные силы.
  
  
   Я встретил его на дороге.
   Увидел сверху отряд и, обрадовавшись белому цвету плащей и щитов, спустился и вышел навстречу.
   Светлый рыцарь взмахом руки остановил прянувших ко мне ратников. Подъехал на гарцующем коне:
   - Сквор, ты на свободе?
   - Я бежал.
   - Как хорошо. Я очень за тебя боялся.
   - Спасибо, Светлый рыцарь, - поклонился я.
   Беркан повернулся к дружине:
   - Привал. Отдыхайте, ребята.
   Спрыгнул с коня, отвел меня в сторону.
   - Я знаю обо всем. Мне доложили преданные люди.
   - Тогда почему вы не в крепости? Черный Замок еще может защищаться, а напасть на вас в дороге очень легко. Или вы надеетесь взять Замок Радуг таким несерьезным отрядом?
   - Конечно, нет, - по лицу Беркана скользнула усталая и, наверно, потому чуть зловещая улыбка. - Сейчас есть дело поважнее выяснения отношений с Горнером.
   - Что-то случилось? - встревожился я.
   - Да. Король Аран объявил турнир. Приз - принцесса Арни.
   - Неужели?..
   - Старый воин хочет получше пристроить дочку. У принцессы слишком темное прошлое. А так она найдет себе мужа.
   - Приданное большое? Не думайте, что я циник, - оправдываясь, пояснил я. - От размера награды зависит число, знатность и мастерство претендентов.
   - Земли Юго-Западного удела, отвоеванные у Зарадунов, титул графа, приближение ко двору.
   - Король любит свою дочь, - почему я так говорю, иронично и жестко? Подстраиваюсь под тон Беркана? Но тогда, почему ОН так говорит?
   - Да, любит, - задумчиво отвечает Светлый рыцарь.
   - Вы попытаетесь?
   - Сэр Горнер заявил участие. У меня есть шанс решить обе проблемы одним ударом меча.
   Беркан жестко усмехнулся, но потом его лицо затуманила тревога. Это понятно. Я озвучиваю его мысль:
   - Герцог Горнер очень сильный воин, Светлый Рыцарь.
   - Не так, Сквор. Герцог Горнер самый сильный воин в королевстве. Он побеждал во всех турнирах, где участвовал.
   - У вас очень мало шансов, - печально подытожил я.
   - И все-таки они есть, - Беркан погладил рукою Камень Судьбы, висящий поверх посеревших от дорожной пыли доспехов. - И они были бы очень велики, владей я настоящим оружием.
   - А разве ваш Лунный Клинок?..
   - Он слабее Змееруба. Мне нужен Громовержец.
   Опять жесткая улыбка. Как он быстро и непоправимо повзрослел. И какое тоскливое предчувствие не дает мне предложить решение проблемы.
   - Сквор, - голос рыцаря опять мягок. Даже слишком мягок. - Мне нужна твоя помощь.
   Я молчу.
   - Достань мне его.
   - Это на пределе моих сил... - отведя в сторону взгляд, неохотно отвечаю я.
   - Иначе я не смогу убить герцога Горнера.
   - ...А может и за пределом...
   - Иначе я скорей всего погибну.
   - ...Добывать меч безнадежное дело...
   - Иначе я не спасу принцессу Арни.
   Секунда тишины.
   - Я сделаю это для вас и принцессы.
   - Спасибо, Сквор, я знал, что ты поможешь.
  
  
  

Место силы.

   (28 апреля)
  
   Лес шумит молодою листвой. Весеннее солнце пронзает его миллионом лучей. Прохладный ветерок касается лица.
   Поясницу холодит каменный выступ в центре ниши дольмена.
   Этот холод рождает огонь. Он волнами идет по спине, по поднятым в стороны рукам, скапливается в ладонях.
   А голова пронзительно ясна. Я чувствую форму, фактуру, запах и вкус каждого листика на каждой веточке каждого дерева.
   Я пришел к тебе, Дольмен. Я - частица мира. Прими меня в поток огня. Дай мне силы и любовь, чтобы эти силы правильно истратить.
   Я стою в центре мира. В перекрестке мирозданий. Я вижу Город за весенним лесом, Черный Замок, Желтые скалы Виталькиной Вселенной.
   И удары волн о берег наполняют меня силой. И Небо улыбается с небес.
   А за спиной дольмен - могучий и прекрасный. Он простоял пять тысяч лет. Веха в Месте Силы, пограничный столб мирозданий.
   Спасибо вам, люди пятой эпохи. Я, стоящий в начале седьмой, принимаю эстафету. Дольмен, ты пережил Кали-югу, выстоял в мире войн, насилия и зла, дождался моего прихода. Здравствуй, Дольмен.
   Отец привел меня к тебе в далеком дошкольном детстве. Я полюбил тебя задолго до того, как начал понимать. Я открыл для себя Место Силы и твое предназначение задолго до всей этой шумихи вокруг книг Мегре. Каждый верит, во что верит - это право личности. Для меня несомненно, что пятиметровый, вытесанный из цельного монолита дольмен не случайно смотрит на долину, в которой уютно расположился мой город. Не случайно по бокам его вздымаются такие же массивные наклонные менгиры. Не случайно перед нишей, так удобно устроенной для того, чтобы в ней стоял человек, высятся два пояса камней. Погребально-культовое сооружение? Какая чушь.
   Вы знали, что строили, великие мастера пятой расы.
   Не от нечего делать вы возвели по всему миру сеть гигантских сооружений. Не от скуки вкладывали в это дело столько труда, энергии, любви.
   Прогнозирование и предсказание на основе астрономии - да.
   Вехи и трансформаторы энергии в Местах Силы - да.
   Символы единства всех мировых культур (или все-таки одной общей?) - да.
   Но не только это.
   Что-то еще. Ускользающее, не поддающееся нашему рациональному анализу. То, что было для вас естественно, как способность ходить и потребность дышать. И что утрачено нами.
   Я начинаю это чувствовать.
   Значит, наступило время задавать вопросы.
  
   Зачем я сюда пришел?
   Чтобы понять.
   Слишком многое со мной случилось. Огромное количество событий, фактов, мыслей. Я чувствую взаимосвязь всего, что происходит.
   Дольмен. Мастера пятой расы. Вселенная. Бог.
   Подарите мне понимание.
   Я закрыл глаза.
   Шорох листьев.
   Касание ветра.
   Запах прели.
   Холодный камень, рождающий огонь.
   Красные круги под веками.
   И огромное спокойствие, накрывшее меня.
   Оно дарит мне куски воспоминаний:
   Ласковые спины волн. Мы с Виталькой несемся на них к яркому празднично-желтому пляжу. К зелени гор, смеху друзей. Радость и доверие к Вселенной.
   Мы сидим на кухне с Антоном. Он скорчился на табуретке, неестественно, напряженно и так обычно для себя. А я... Я его отражение. Больно смотреть в зеркало.
   Андрейка сидит перед компьютером. На экране WEB-страница с яркими буквами VIT, а дальше проступают еле видимо для глаз: алька. Мы не знаем, кто и как ведет нас в жизни.
   А после этого пришло воспоминание о позавчерашнем и вчерашнем днях:
  
   - Олег, тут такое дело... - Рома говорит стеснительно и неуверенно, - Наташа мне сказала... по секрету... Завтра она поедет в Краснодар. Она откуда-то узнала, что есть зацепка, выход на кого-то, кто подставил Андрея... Я пытался ее отговорить от этой поездки. Но ты же ее знаешь. Уперлась, да еще запретила ехать с собой. Может, у тебя получится ее уговорить? Автобус в восемь-тридцать. Но лучше бы ты поймал его на мосту. А то на вокзале она тебя увидит, спрячется, а потом все равно поедет.
   Я поблагодарил его за информацию, решил, что так и сделаю.
   Нехорошо мне было, неуютно. Когда вчера утром подходил к мосту, защемило и обморочно забухало сердце. Что-то будет!
   Бензовоз шел медленно, натужно. Когда он приблизился к остановке, я не глазами, а каким-то звериным чутьем уловил движение камней на вершине тридцатиметрового откоса, нависшего над дорогой.
   Еще ничего не поняв, я прыгнул в сторону. Перескочил через ограждение и, сгруппировавшись, покатился по заросшему колючим кустарником склону.
   А сзади с оглушительным грохотом взвилось в небо красное грибовидное облако, пышущее жаром и выбрасывающее в стороны клочья металла.
   Через минуту, когда я выбрался на дорогу и, закрывая локтем лицо, посмотрел в ту сторону, - на месте автобусной остановки плясали высокие языки пламени, поднимался ввысь султан черного дыма.
   Минут двадцать спустя подошел Краснодарский автобус. Он остановился в стороне, пассажиры жадно припали к окнам, разглядывая место катастрофы, снующих вокруг пожарников и гаишников.
   В автобусе тебя не было.
   На твоей работе в бухгалтерии СМУ мне сказали, что ты взяла отгул. Комната в общежитии оказалась закрытой.
   Я не стал тебя дальше искать. Просто зашел вечером.
   - Привет, - ты немного удивлена и смущена.
   - Здравствуй. Не помешал?
   - Нет, конечно, что ты... - и с доброй улыбкой: - Разве ты можешь мне помешать?
   - Мне сказали, что ты в отгуле.
   - Да. Я... Мне надо было сделать одно дело... - тяжело смотреть на то, как ты пытаешься соврать. Не можем мы друг другу лгать. Слишком срослись душами. Ты это поняла и потому замолчала, отвернулась, покусывая губу, и продолжила уже другим голосом, резковато, с легким вызовом:
   - У меня была встреча... с одним человеком.
   - Да, я знаю. И что он тебе сообщил?
   - Он? Мне? Ничего, - в твоем голосе недоумение. - Разве он должен был мне что-то сообщать?
   - Но ты ведь узнавала об Андрее? - спрашивая, я уже был уверен в абсурдности вопроса.
   - Нет... При чем тут?.. - Ты покраснела. - Мы говорили о другом. Совсем о другом.
   - Я-сно, - протянул я, хотя ни-че-го мне не ясно. - Ладно, Наталка, извини, что влез. Я пойду. Пока.
   Она остановила меня, положив руку на плечо:
   - Олежка, мне очень не хватает твоей дружбы. Но... Мы ведь оба взрослые люди. Постарайся меня понять. И простить.
   - За что, Натанька? - улыбнулся я. - Мы, действительно, взрослые люди. И я от всего сердца желаю тебе счастья.
   - Я уже счастлива, Олежка. Это звучит кощунственно после всех смертей. Но я люблю. И у меня есть ты - мой друг. Самый добрый и хороший человек на свете. Я тоже желаю тебе счастья. И прости меня, пожалуйста.
   На этом мы расстались.
  
   Цепочка событий. Что-то в ней не так. Что-то совсем, совсем не так.
  
   Спасибо Дольмен. Ты не дал мне ответа, но ты подсказал, где искать. Ладно, испробуем иные пути. Не зря же появился в виртуальном пространстве узел VITалька. Не зря друг из сновидений передал мне через Андрейку Биоморфа и Психотронку.
   Не зря.
  
  

Я!

  
   Она не подарила ему меч.
   И Светлый рыцарь Беркан вышел на ристалище с Лунным Клинком.
   А Громовержец...
   Беркан велел оставить его в своем шатре, под охраной. Я удивился. Но вынужден был подчиниться. Все-таки я оруженосец Светлого рыцаря. Но не по сердцу мне последние события.
   Нет, я не чувствую угрызений совести, что выкрал клинок из оружейни Замка Радуг. Этот меч никогда не принадлежал, не принадлежит и не будет принадлежать герцогу Горнеру. Он - собственность принцессы Арни. Но именно поэтому Громовержец должен быть у нее, а не лежать вместе с доспехами рыцаря Беркана. Да, клинок ему нужен. Да, иначе у Светлого рыцаря почти нет шансов на победу. Но все равно - хозяйка артефакта - леди Арни. И ей одной решать его судьбу.
   А Беркан рассердился.
   Мне не нравится, что он может злиться на принцессу.
   Мне не нравится, что он с нетерпением ждет поединков.
   Мне не нравится, что его доспехи посерели.
   Очень не нравится.
  
  
   Герольды объявили начало турнира. Семьдесят три рыцаря выехали на песчаный плац, выстроились перед трибуной, где на резном серебряном троне восседает старый король. А рядом с ним - принцесса Арни.
   Печать печали на ее челе.
   Издалека я вижу это ясно.
   А рыцари, сняв шлемы, приветствуют ее, подняв в салюте копья. Их много, готовых рискнуть своей жизнью за право называться графом, за право сидеть за одним трапезным столом с королем, за право владеть этой красивой стройной женщиной с умным и грустным лицом.
   Как я хочу стоять в этом ряду! Как я хочу победить!
   - Кто еще из рыцарей отважится участвовать в турнире? - голос у распорядителя зычный, как рев трубы.
   Тишина.
   - Кто из смелых рыцарей хочет отказаться от состязания? - с уверенностью, что никто не откликнется.
   И последний вопрос ритуала, обращенный к людям не принадлежащим к касте боевых рыцарей:
   - Кто согласен принять смерть за надежду?
   - Я! - мой голос непривычно звонок.
   Под шепоток толпы иду к шеренге рыцарей. Меня встречает недобрый взгляд герцога Горнера. Прищур Беркана.
   Равнодушие, сменившееся узнаванием, удивлением, радостью и страхом в глазах леди Арни.
   - Кто ты? - голос распорядителя строг и надменен.
   - Сквор из рода Баромиров. Рыцарь Волн и Неба из касты магов, посвященный Светлым рыцарем Берканом на Лунной башне Замка Радуг.
   - Известно ли тебе, Сквор из касты магов, что ждет тебя при поражении?
   - Да. Смерть.
   - Известно ли тебе, Рыцарь Волн и Неба, что ты не вправе применять свою магическую силу?
   - Известно, что могу воспользоваться ею, лишь если на меня будет совершено магическое нападение.
   - Да будет так. Каким оружием готов сражаться Рыцарь?
   - Мечом.
   - Еще раз подтверди свою решимость.
   - Подтверждаю.
   - Ты вступил на путь надежды. Тебя ждет смерть или победа.
  
  
   Два герольда прошли вдоль строя. И половина рыцарей достала две таблички. С именем первого противника и с белым или черным кружками. Черный цвет - оружие выбирает соперник. Белый - ты сам. Мне досталось право биться с Рыцарем Огненной Стрелы сэром Кастором и белая метка - выбранный мною меч. Это значит, что бой состоится вечером. Сейчас будут сражаться на копьях.
   Я отошел к краю ристалища, оперся об ограду.
   Не было мыслей. Только легкая нервная дрожь. Не от страха. Страх остался в прошлой жизни, вместе с летописцем Сквором, который не способен был взлететь над Миром, и пройти по мосту через Вечность. Я уже не он.
   Это не Гордыня. И не самомнение. Я понимаю, что обречен. У меня нет надежды остаться в живых. Для этого надо победить семерых закаленных, опытных воинов. Воинов, что презирают выскочку, которым доставит удовольствие возможность раскромсать меня на части. Так что не придется палачу рубить мою голову после поражения. Не придется.
   Но не попытаться спасти леди Арни нельзя.
   Меня тихонько тронули за руку.
   Обернулся. Молодая девушка. Судя по одежде - фрейлина. Украдкой сунула мне трубочку пергамента, ускользнула в толпу зевак. Я отвернулся и, стараясь не привлекать внимания, развернул листок, прочитал:
   Сквор, спасибо! Пожалуйста, добудьте мне Громовержца. Буду ждать у входа на ристалище через час. Принцесса Арни.
   Ну, что ж, пойду за мечом.
  
  
   - Не ожидал... - голос Беркана печальный и в то же время жесткий. - Зря ты это сделал, Сквор. Теперь у тебя нет шансов.
   - А разве они были?
   - Кто знает?.. - и повелительно. - Положи меч!
   - Почему, Светлый рыцарь? - я прижимаю к груди ножны с Громовержцем.
   - Он не принадлежит тебе.
   - И вам тоже. Тем более что добыл его все-таки я.
   - Ты передал клинок мне. И теперь его хозяин - я.
   - Хозяйка у него не изменилась.
   - Это не важно. Громовержец останется со мной, - Беркан прищелкнул пальцами и в шатер вошли четверо ратников. - Положи меч на место.
   - Нет, сэр Беркан.
   Удар. Невидимый черный камнепад. Мгновеньем раньше я бы не успел. Но взведенные пружины помогли. Сверкающая сфера накрыла, спасла от потока тьмы.
   Я выдавил подобие улыбки:
   - На вас работает хороший маг.
   Беркан нехорошо сощурился. Да, я ошибся. Никто на него не работает. Черное сияние исходит из Камня Судьбы. Значит, это амулет Зла? Он подчиняет светлых воле тьмы? Сиринский оракул солгал. Леди Арни права. Леди Арни.
   - Леди Арни?!
   - Здравствуйте, Беркан... Здравствуйте, Сквор.
   Как ты прекрасна, принцесса! Как женственна и желанна. И как ты великолепна: величественна и сильна.
   - Я пришла за своим мечом.
   - Он больше не ваш!
   - Да? Слышишь, отец? Оказывается, ты мне его не дарил.
   - Вот как?.. Интересно... - в шатер, сопровождаемый гвардейцами, вошел король Аран.
   Ратники Беркана отпрянули в стороны, почтительно вытянулись, склонили головы.
   Король и Беркан долго сверлили друг друга глазами.
   - Я участник турнира, - иронично заявил Беркан. - И это мой шатер.
   - А я король.
   - Тем более, ваше величество, вы должны чтить старинные законы.
   - Я их чту, юноша. В отличие от вас. Пойдемте, рыцарь Сквор. И не забудьте отдать меч моей дочери.
   Я поклонился и передал принцессе инкрустированные ножны.
   - Благодарю вас, рыцарь, - сухие слова, но сколько в них тепла.
  
  
   - Так вы тот самый маг, что спас принцессу? - полуутвердительно произнес король.
   Я промолчал, и несколько шагов мы двигались без звуков.
   - И вы, действительно, надеетесь всех победить?
   - Надежда всегда живет в сердце.
   Король посмотрел на меня с мудрой печалью во взгляде:
   - Как жаль, что я лишь король. Обычаи довлеют надо мною. Я не могу тебя спасти. А убегать ты не станешь. Ну что ж... Я думаю, вам есть, о чем поговорить.
   Он погладил по голове принцессу и быстро, не оглядываясь, ушел, сопровождаемый гвардейцами. Мы остались одни.
   - Сквор, Сквор, Сквор, что же ты натворил, - чуть слышно одними губами.
   - У меня ведь не было выбора, принцесса.
   - Арни, просто Арни.
   - Хорошо, - улыбнулся я.
   - Теперь уже поздно. Судьба начала свой отсчет, - отстраненно говорит принцесса, и глаза ее смотрят в небесную синь. - Я не знаю, что делать. Вернее, знаю. Знаю, но боюсь. Если я ошибусь, то не смогу больше жить. Но это не беда. Я не держусь за эту жизнь. Слишком много было в ней страданий. Гораздо хуже будет тем, кто здесь останется...
   Я не перебивал ее. И хоть не понимал, что значат эти фразы, но чувствовал силу в словах и важность того, что последует дальше.
   - Сквор, - она повернулась ко мне. И в глазах ее почти безумная надежда. - Я прошу тебя, окажись тем, кем ты должен быть. Я не переживу еще одной ошибки. Я была женой владыки Камня Судьбы. Страшно видеть, как добрый, хороший, веселый человек превращается в Черного рыцаря. Второго раза не будет. Пожалуйста, Сквор, победи и останься собой.
   - Принцесса, мне не нужен Камень. И я не стану вас неволить клятвой верности. Я просто не хочу, чтоб вы страдали.
   - И ты готов за это умереть, - печально подытожила она. - Возьми его, он твой.
   Она протянула мне меч.
   Я машинально его принял и лишь мгновеньем позже осознал, что это значит.
   Доверие.
   Тот, кто победит в турнире, окажется властелином Камня Судьбы и Громовержца. Какая огромная черная власть может закрыть эту землю своими крылами! Принцесса, ты веришь, что я смогу выстоять против лучших воинов королевства? И что я смогу остаться светлым, получив такую силу?
   Доверие.
   Милая, я совершу невозможное.
   - Да, я верю в это, - ответила ты на мою невысказанную мысль. И коснулась моих губ своими нежными губами.
   Шок.
   Я долго смотрел тебе вслед.
   Я совершу невозможное.
  
  
   Лучи солнца пожелтели, загустели липким медом.
   Я, пробираясь сквозь них, иду по серому песку ристалища. По пропитанному кровью серому песку. Восемь рыцарей уже не сядут в седла. Такой урожай собрала смерть сегодня. Сэр Горнер и Беркан тоже открыли свой счет. Их противники не выжили.
   Как много крови проливают люди из-за ерунды. Из-за возможности стать на ступеньку выше других. Я никогда не понимал и не пойму такого. Власть не стоит смерти. Самолюбие не стоит крови.
   Только любовь значит больше, чем жизнь. Только за нее можно идти на смерть.
   Что ж, пойдем.
   Рыцарь Кастор коренаст и кряжист. Он идет ко мне вразвалочку, прикрывшись круглым щитом. Его доспехи поношены и помяты. Не раз им приходилось спасать хозяина от смерти.
   Зачем ты пришел на ристалище, рыцарь? За титулом? За славой? За деньгами?
   Твои цели ничто в сравнении с моей. Значит, я одолею тебя...
   Мы сошлись. Глаза из-под забрала смотрят с хищной жаждой крови. Скрежет стали, вынимаемой из ножен. Отблеск Солнца на клинке.
   - Приготовься умереть... "рыцарь", - слова, как плевок, как пощечина.
   Я улыбаюсь. Спокойная уверенность ведет меня вперед. Щит - зачем он мне? Громоздкий, неудобный. Никогда не умел им пользоваться. Прочь - в песок. Легкие доспехи наскоро подогнаны - но сидят хорошо. Вот только жарко в коже и железной шапке шлема.
   Все. Пора.
   Шорох моего меча, легко скользнувшего из ножен. Как ты красив - Громовержец. Как изящен, удобен и... знаком. Ты уже бывал в моих руках. Десятки часов я крутил тебя на тренировках. Этого нет в моей памяти, но руки помнят тебя.
   А Кастор словно споткнулся. Его взгляд устремлен на клинок. Никогда ты не видел подобного, рыцарь.
   Тишина. Какая тишина. Мгновенно смолк гвалт на трибунах. Зрители, пресытившиеся кровью и грохотом боев, замерли. Только легкий шепоток, как ветерок в листве.
   - Начнем, Рыцарь Огненной Стрелы, - спокойно говорю я и делаю шаг вперед.
   Он кинулся в атаку.
   Словно вихрь.
   Словно лавина.
   Удары сильные и точные. Но... что он делает? Зачем же так? Одно и то же. Пять ударов, заученных и повторяемых в десятке комбинаций.
   Я отступаю. Но только из-за силы натиска. Как легко угадать каждый следующий выпад. Как просто его отбить. Но, может быть, хватит, а, рыцарь?
   Я, парировав очередной удар, ухожу чуть в сторону, и мой клинок, скользнув по его налокотнику, врезается под наплечник.
   Дикий вой. И, выронив меч из раненой руки, рыцарь Кастор сжимается, закрывшись щитом, затравленно смотрит, ожидая неминуемой смерти.
   Идущие без надежды не щадят побежденных?
   Ты ошибаешься, Рыцарь Огненной Стрелы.
   - Живи.
   Я повернулся и пошел к краю поля. Голубоватое сиянье смывает с меча тяжелые бурые пятна.
  
  
   Наступил вечер. Теплый и безветренный, с розово-кремовыми облаками и огромным пологом заката, на фоне которого - лиловые деревья, словно плоские декорации.
   Пришла огромная тишина с ясными птичьими трелями и далеким шорохом прибоя.
   Разбрелись зеваки. Чинно проследовали кортежи короля и знати. Разошлись по своим шатрам участники турнира. Победители - отдохнуть и набраться сил перед завтрашними боями. Побежденные - залечивать зельями раны тела, а вином - уязвленное самолюбие. Только те восемь остались лежать, дожидаясь погребального костра. Сколько еще к ним присоединится в ближайшие дни?
   Я стоял и наблюдал за пустеющим ристалищем. Куда мне спешить? И вообще, куда мне идти? Не во дворец же. Конечно, я могу остановиться на любом постоялом дворе. Меня там будут закармливать и лелеять. Люди, сохранившие в глубине сердца юношеские мечты, стараются помочь, чем только могут, смельчакам, решившимся на безрассудный риск. Этим люди откупаются от собственной души.
   Мне это неприятно.
   Потому, что я сам был таким.
   Трудней всего простить другим грехи, присущие тебе.
  
  
   А еще я не пойду, потому что рядом Море.
   Как давно я не видел его?!
   Извилистой лесной тропой я вышел на откос. Он круто спускается вниз, к каменистому пляжу. И тяжелые темные волны идут на белую ленту прибоя, превращаются в нее, хлопьями пены ложатся на серые камни.
   Я пришел к тебе, Море. Мы одной крови, и в моих жилах течет твоя вода.
   Это вечерний бриз?
   Или песня Неба?
   Или лучи заходящего Солнца?
   Или Бог?
   Я не знаю.
   Только меня поднимает над мягкой травой, и звенят во мне тонкие струнки. И дурманит эйфория полета. Каждой жилкой я чувствую, как вливается в меня радость и сила. Они идут ко мне от Моря. Они идут ко мне от Неба. Они идут ко мне от Солнца. Они идут ко мне...
   ...от Дольмена.
   Как я не заметил его раньше?
   Каменный параллелепипед стоит в полусотне шагов от меня.
   Веха мироздания. След предначальной эпохи.
   Ты помнишь времена, когда еще не было Витмара.
   Когда не существовало Громовержца.
   А может, и Камня Судьбы?
   Кто знает.
   Но это не важно.
   Сейчас мы все сошлись в одной точке и мгновении вечности.
   Значит, так тому и быть.
   Я знаю, что сейчас произойдет.
   Уйдет Солнце, оставив мне силу огня.
   Взойдет Луна, подарит мне гибкость и чуткость.
   Появятся на небе Звезды. И принесут холодный расчет и пронзительную ясность мыслей.
   И будут все время со мной:
   Дольмен - незыблемый символ земли.
   Море - вечное, спокойное и упорное.
   Небо - беспредельное и зовущее к невозможному.
   Весь этот мир, и я - его частица, сын, душа и сердце.
   Разве может быть больший подарок, чем провести так ночь между боев.
  
  
   Любое везенье кончается.
   Мне выпал четный жетон. И мой противник - Рыцарь Звериного Острова - пожелал драться на копьях.
   Я даже не знаю, как правильно взять эту массивную длинную палку. И верховая езда никогда не была моей сильной стороной.
   Взгромоздился я на своего коня. Тяжелые доспехи тянут к земле, делают меня неповоротливым и неуклюжим. Ужасно мешается щит. Как это рыцари умудряются одновременно держать копье, закрываться щитом и править лошадью? У них, что - по три руки? А вот у меня - только две.
   Заунывно провыли трубы. Мы разъехались в противоположные углы ристалища.
   Кто он - рыцарь Звериного Острова? Его имя ничего мне не говорит. А закованная в сталь фигура на черном жеребце может принадлежать и самоуверенному юнцу, и опытному воину. В любом случае, он уже победил в одном поединке. Значит, противник серьезный.
   В самую пору призвать на помощь Волны и Небо.
   Нельзя.
   Не один десяток магов следит за соблюдением правил.
   Второй сигнал.
   Я опустил копье, взял его наперевес, наклонился к холке коня.
   Хорошее копье мне подарил королевский оружейник. Прочное и тяжелое. Я половчее его перехватил, прижал локтем к боку. Скорей бы уж третий сигнал! Неистово бьется сердце. Его удары отдаются в висках тяжелой пульсацией. Пот щекочет лоб и щеки.
   Сигнал!
   Пришпориваю коня и, быстро набрав скорость, галопом несусь навстречу противнику. Седло дергается подо мной, лязгают сочленения доспехов.
   Но моя цель важнее твоей, рыцарь. Значит, победа будет за мной.
   Сшиблись.
   Чудовищный удар.
   Острие копья вонзилось в край моего щита, отбросило его в сторону и, чуть было не сбив меня с коня, ушло в пустоту.
   А я поторопился с ударом, нанес его слишком рано и слишком низко. Рыцарь Звериного Острова легко отбил мое копье щитом, и деревянная жердь пролетела перед ним, чуть задев доспехи на животе.
   Инерция рванула копье из моей руки, разворачивая, выкручивая меня, и без того почти выбитого из седла. Я выпустил копье из рук, свесившись на бок, схватился за уздечку.
   Лишь несколько секунд спустя я смог восстановить равновесие. Обернулся.
   Черный конь, замедляя бег, скачет к ограде. Рыцарь Звериного Острова сидит на земле. Он обалдело вертит головой.
   Острие моего копья все-таки зацепилось за какую-то часть его доспехов и буквально вывинтило рыцаря из седла.
   Нет, бой на копьях - не по мне. Слишком много в нем случайностей.
  
  
  

Обида.

   (2 мая)
  
   Я тебя теряю.
   Вернее, уже потерял.
   И то, что я знаю причины, не дает мне никакого преимущества. Знания добавляют печали. Потому что, кроме знаний - что и как делать, есть еще и знания - чего сделать нельзя. Теория относительности обрубила мечты о звездных экспедициях, вынудила фантастов придумывать сказочки о под- суб- нуль- пространствах.
   Так же и со мной.
   Ты меня не любишь. И этого не изменить.
   Я знаю, почему так получилось. Почему мы не смогли быть вместе.
   Человек научился водить машины, летать в космос. Психология не изменилась. Каждая женщина, какой бы умной она ни была, ждет от мужчины решительных действий. Он не обязан быть умным, добрым, честным. Он должен быть решительным. Причем это не синоним смелости. Большинство решительных людей либо слишком глупы, чтобы предвидеть последствия своих поступков, либо законченные эгоисты, которым на эти последствия наплевать. Кроме того, большинство крутых - просто-напросто трусы. И бритоголовые ребята с пальцами и "мерседесами", и горластые мужики, что вопят на рынках и хамят в автобусах, - все они имеют свойство ползать на пузе перед начальством или теми, кто круче. Они потому и сбиваются в стаи, группировки, партии, что в одиночку всего боятся.
   Но женщины все равно клюют на эту удочку. Не могут не клевать. Так повелось у нас в эпоху Кали-юга. Женщина - только вещь. Очень ценная и дорогая, но вещь, собственность мужчины. Полностью от него зависящая. Именно мужчины определяли безопасность, условия жизни, достаток. А женщины пойманы в сеть. Сами по себе они могли бы пойти на худшие условия жизни, осуждение общественного мнения. Но появляются дети. И ни-ку-да уже не деться. Это для мужчины главное - он сам. У нормальной женщины основа основ - дети. Для них, для их безопасности и достатка женщины готовы на все. Это глубоко в подсознании. Ощущение своей незащищенности и потребность в покровителе, которому приходится продавать свою красоту, свободу, ум.
   И женщины продаются. Ох, как они привыкли быть чьей-то собственностью. Выходить ЗА-муж. Даже сейчас, после эмансипации начала века, после сексуальной революции шестидесятых, после советского эксперимента. Да, они получили свободу и, якобы, равные права. Они доказали, что превосходят мужчин по большинству параметров. И все равно мечтают выйти ЗА-муж. Обменять свободу на достаток. А достаток, по их мнению, может создать только решительный, крутой мужик.
   Конечно, в юности почти все мечтают о романтике. О том, чтобы встретить мужчину, в котором соединены крутизна и нежность, решительность и честность. Эти мужи, дескать, жили в минувшие времена, а сейчас деградировали и вымерли, как лошадь Пржевальского. Как же крепко укоренилась сказочка о Рыцаре на белом коне, сочиненная на пороге капитализма! Айвенго, Квентин Дорвард... Не читали вы, девчата, средневековый эпос. Хельги Хьервард - убийца Хундинга. Нет там рыцарства. Есть кровь, насилие, вероломство, подлость. И все это до ужаса обыденно, все в порядке вещей. Миф о средневековье - просто миф. Сон, вроде моего Сарагона.
   А вы все ждете рыцарей. И принимаете за них тех, кто без раздумья бьет по морде, утверждается за счет других, а потом еще красиво это обосновывает. Вы ищите внешнего. Машину, квартиру, зарплату, крепкие бицепсы. Обращаете внимание на хозяйственность, пробивные способности, умение делать карьеру. И не думаете о том, что человек, идущий по головам, втопчет в грязь и вас тоже. Нельзя любить одну женщину и презирать весь мир.
   Нет, я не восхваляю слабость и бесхребетность. Образ хилого закомплексованного интеля вызывает у меня отвращение. Просто есть цыганская позолота, и есть старинное золото. Оно тусклое, но настоящее. Вся разница в глубине. В истинной смелости, уме, доброте. Эти качества никогда не выставляются на показ, и далеко не всегда и не всем заметны. А чтобы добиться любви, чаще всего приходится идти против них. Чтобы добиться игрушечной любви. Я дважды изображал решительность. И оба раза получал то, чего хотел. Внешнюю оболочку. Острые, но поверхностные переживания. Телесную близость при чужеродности душ.
   Я не стал, не смог применить к тебе насилие. Я слишком тебя уважаю и люблю, чтобы ломать, заставлять тебя что-либо делать. Даже во благо. Я не хочу завоевывать любовь. Я хотел, чтобы ты меня полюбила сама. Но даже самые умные женщины склонны считать доброту слабостью, а нежелание навязывать свою волю - нерешительностью. Что ж поделаешь? Значит, не судьба.
   А судьба у тебя обжигаться раз за разом. Искать то, что тебе не нужно, имея рядом все для счастья. Жаль. Очень жаль.
  
  
  
  

Кровь на песке.

  
   Странное везение вело меня в боях.
   Самые сильные рыцари попадали под меч или копье друг другу и Горнеру с Берканом. А мне достался молодой и не в меру горячий Ланир Рыцарь Северного Оленя и израненный в прошедших схватках старый Яранд.
   И все равно я чудом уцелел. Несколько раз мне с трудом удавалось отбить или увернуться от смертельных ударов. Иногда мне казалось, что Громовержец думает за меня. Что он живой и разумный. Может, так оно и есть?
   Но, что бы там ни было, а к концу третьего дня нас осталось пятеро. И снова везенье. Я оказался без пары.
   Сел на чурбан за оградой ристалища и стал наблюдать, как дерутся со своими соперниками Беркан и Горнер.
   В прошлых боях герцог Горнер убил двоих из четверых противников. Светлый Рыцарь не оставил в живых никого. Ему уже в пору менять свое имя. Панцирь - темно-серый. Даже волосы потемнели.
   Нет, принцесса. Пусть мне придется нарушить все правила и взойти на плаху, но ты не станешь второй раз женою Черного рыцаря.
   Сегодня долгие бои. Противники равны по силе.
   Горнер сражался с могучим бароном Драго, знаменитым Вепрем Южных Лесов. Тот орудовал тяжеленным двуручным мечом с легкостью и изяществом жонглера.
   Но герцог был великолепен. Он не получил ни одной царапины, только щит был раскромсан на куски. И, выбрав момент, Горнер нанес один - единственный точный удар, Змееруб вонзился в щель между наплечником и нагрудником.
   Драго выронил меч и сел ни песок. Горнер отбросил оружие. Подошел к старому товарищу, что-то сказал ему и, осторожно подхватив под локоть, отвел к краю ристалища. Его сопровождал одобрительный рокот толпы.
   Беркан и Шраждронд дрались по-другому. Темнолицый принц Гарждании был быстрым, ловким и умелым. Беркану приходилось туго. Они бились очень, очень долго, нанесли друг другу несколько незначительных ран, но все равно продолжали так же легко махать мечами. Казалось, это будет продолжаться бесконечно.
   Случайность. Хотя случайность ли?
   Принц споткнулся на ровном месте. Беркан, словно ожидая этого, нанес сокрушительный удар по шлему, рассек его и, когда противник повалился к ногам, перехватил меч и пригвоздил соперника к земле, пробив навылет спинные и грудные доспехи.
   Его победу встретили тяжелым молчанием. Страх уже сопутствует ему. Пока еще безотчетный. Скоро, очень скоро он превратится в ужас и ненависть. Очень скоро.
  
  
   Они медленно шли навстречу. Их доспехи теперь одного цвета. И мечи похоже сверкают. Зеленоватым - Змееруб, тускло-свинцовым - Лунный. Тишина. Все, затаив дыхание, вглядываются в две маленькие фигурки, от которых зависит будущее. Меня в расчет не берут. И это логично. Что значу я в сравнении с любым из этих рыцарей?
   Они сошлись. Стоят, подняв мечи, и выжидают.
   У кого крепче нервы? У Беркана. Горнер нанес удар первым.
   И зазвенела сталь. Они еще не дерутся, лишь пробуют силы. Проверяют, чему научился противник за прошедшие месяцы, что не скрещивали они тупые клинки в дружеских поединках. Научились многому. Особенно Беркан. Как уверенно и легко стал он пользоваться оружием, с каким чутьем предугадывает удары! Но за Горнером опыт. Десятки турниров, сотни поединков, долгие годы войны. Но это расслабляет, притупляет внимание. Герцог пропустил удар. Простой на вид выпад завершился стремительным секущим ударом. Беркан не пробил броню, но ощутимо ее промял. Отскочил на шаг назад. Как показалось мне, с насмешкой поглядел на врага. Он точно рассчитал. Слишком хорошо он знает Горнера. Герцог впал в ярость и кинулся в атаку. Нет, он не потерял голову. Ярость его холодна и расчетлива. Но теперь он бьет в полную силу, показывая все свое мастерство и виртуозность. Беркан ушел в глухую оборону. Он выиграл психологически. Остался для Горнера черным ящиком, вынудил его тратить силы на бесполезный напор.
   Герцог это осознал и, немного остыв, отступил. И это Светлый рыцарь тоже использовал сполна. Перехватил инициативу и, проведя сложную комбинацию, скользнул мечом под щит, ранил Горнера в бедро. Герцог Западного удела потерял подвижность. Теперь ему пришлось вертеться на месте, отбиваясь от быстро перемещающегося противника. Но Беркан рано радовался, и, улучив момент, опытный рыцарь нанес мощный удар, отбросивший в сторону Лунный клинок и пробивший доспехи на правом боку. Серый панцирь окрасился темно-багровым. Беркан отступил. Его удары замедлились и потеряли изящество. А Горнер воспрял. Стал теснить Светлого рыцаря.
   Светлого?
   Нет!
   Черного.
   Антрацитовое пятно на груди, где под панцирем спрятан Камень Судьбы. И знакомое темное облако над головою Горнера. Герцог внезапно застыл с занесенным мечом, и Беркан, рванувшись вперед, отбросил ударом щита щит противника, разворачивая герцога левым боком, навстречу лоснящемуся свинцовым свеченьем клинку.
   Он пронзил его от бока к боку, навылет. На уровне сердца.
   Падал герцог Горнер уже мертвым.
  
  
   Вот и настал мой черед.
   Опять тишина на трибунах. Тягостное ожидание неминуемого. Черная тень нависла над ристалищем, над замком Лорена, над всем Средиземьем.
   Рождение Черного Рыцаря.
   Беркан уже не прячется. На ристалище он вышел в черном.
   Аспидно-черный шлем зажат под правой подмышкой. Быстро же ты зарубцевал свою рану, маг. Теперь у меня нет и этого преимущества. Ты обогнал меня во всем.
   На Громовержца у тебя есть Лунный меч, умение, сила и опыт. На Волны и Небо - Камень Судьбы.
   Только в одном ты слабее меня.
   У тебя нет любви, а за мной принцесса Арни. Я могу не выиграть, но оставить тебя в живых не имею права.
   Я никогда никого не убивал.
   Что ж, восполним пробел в личном опыте.
   Я иду к тебе навстречу.
   И каждый шаг наполняет меня упругой силой Волн и легкостью ветра, а сердце закрывает щит любви. На Камень Судьбы у меня есть ответ, а на Лунный клинок и умение драться - есть Громовержец.
   Игра закончена. Настала жизнь.
   В сторону - мешающий щит. Обе руки держат длинную овальную рукоять, чуть приподняв и отведя вправо клинок. Он не похож на обычные прямые мечи, и на кривые южные сабли не похож. Громовержец, словно не из этого мира. Но как знакомы его очертания. Я знаю, что десятки раз держал его в руках. Не здесь, в иной реальности, за гранью снов и сказок.
   И знакомым памятью тела движеньем я отклонился назад, перенеся тяжесть в правую ногу, прокручивая всеми мускулами рук легкий клинок. И чудовищный удар Лунного меча скользнул по моему лезвию, ушел в сторону.
   Как нехорошо смотрит Беркан в прорезь забрала.
   - Ты покойник, Сквор! - скрежещет его голос. - Я во всем тебя сильнее.
   Глаза в глаза. И молниеносно промелькнувшая картина: отец Дунвар валится на манускрипты, а из спины его торчит кинжал. На пальце руки, что сжимает его - печатка сэра Горнера. Но фигура не его - Беркана.
   - Зачем?
   - Я расчищал себе дорогу.
   Почему ты взял себе этот трофей, Светлый рыцарь? Зачем позволил злу войти в свое чистое сердце?
   Мне жаль тебя, Беркан, но иначе не остановить наползающее зло.
   И Громовержец заплясал. Свистящие круги и молнии ударов. Мы с мечом слились в танце, в песне, в поэме. И удивление во взгляде врага сменилось опасением и страхом. И черной, наползающей волной. Из сердца. Через сверкающий черным огнем амулет.
   Волны и небо!
   Сила на силу. Огонь на огонь. Два потока сошлись невидимо для окружающих. Только придворные маги, я знаю, закрыли лица руками, отвернулись от страшного взрыва.
   Тишина.
   Мы сорвали друг с друга защиту. Мы истратили до дна запас магических сил.
   Беркан, в твоих глазах проблеск прежнего света. И мучительное ожидание приближающейся черноты. Ты отбрасываешь щит и, распахнув руки, словно в объятья кидаешься на мой клинок.
   Я не успел убрать его с твоей дороги.
   - Береги принцессу, - прошептали синеющие губы.
   А в глазах за болью и смертной поволокой - радость.
   Не поглотит тебя черный поток.
   - Мир тебе, Светлый рыцарь. Прости меня.
  
  
  

Ночь.

   (5 мая. К сожалению, не здесь.)
  
   Случайности слагаются в закон.
   Мой путь закончен.
   Это - во всем.
   В сопровождающих меня катастрофах.
   Вчера меня чуть не пришибло упавшим деревом. Оно с громким скрежетом и треском обрушилось на то место, где я только что стоял.
   В гибели Андрейки.
   Я потерял гораздо больше, чем друга. Вместе с ним ушла моя молодость. Я больше не смогу быть беспечным и открытым. Я повзрослел. Вернее - постарел. А старость души ведет к смерти.
   В уходе всех, кто что-то значил в моей жизни.
   Игорь пребывает в коме. Антон наконец-то порвал с мирской жизнью. Уехал в какой-то Алтайский скит, принял постриг, окончательно ушел из этого мира, вслед за Игорем, хоть и другим путем. Уехал и Володя. Скоропостижно влюбился и женился. Счастья тебе, мой старый оппонент и друг. Рома... Не хочу я о нем, не знаю почему, но не хочу.
   В твоей холодности.
   Это самое главное. То, что ты меня не любишь, мне давно известно. Но была надежда. Она исчезла, улетучилась. Как в черном анекдоте: Надежда умирает последней. В страшных мучениях. К сожалению, это правда. И с этим примириться нельзя.
   Я прошел свой путь.
   Все, что вело меня в жизни, - отмерло. Все, кто вел меня, - ушли. Я опять один на один с этим миром. И ничего нет впереди. Ты не виновата в этом. Все, в чем я тебя обвинял - неправда. Я пытался спасти себя. Инстинкт самосохранения. Это уже не любовь. Любовь не может обвинять и обижаться. Я хотел жить, пытался выжить. Кто знает, глядишь, у меня и получилось бы. Но я не заплачу эту цену. Милая, любимая моя Натанька. Ты все равно права. И мне очень хочется, чтобы ты была счастлива. Жаль, что жизнь свела тебя со мной, завертела нас вместе по спирали смерча, все разрушающего и уничтожающего.
   Ладно, хватит заниматься самоедством. Можно до бесконечности ругать себя, можно раскапывать причины и делать обобщения. Только зачем?
   Пора ставить точку.
   Пора гасить любовь.
   Вряд ли это получится. Ты занимаешь более ничто моего сердца. И выкорчевывать любовь - значит наполовину умертвить себя. Проще полностью.
   Но уходить...
   Я бы ушел, меня здесь больше ничего не держит. Но я не хочу причинить тебе боль. Нет, не бойся. Суицида не будет. Просто я спускаю тормоза.
   Судьба все сделает сама. Она уже подбирает ключи к моей смерти.
   Что-то меня охраняет, держит в этом мире. Что-то несделанное, незавершенное.
   И я, кажется, знаю, что.
   Мне осталось сделать шаг, на который не решался. Сесть за компьютер, запустить Психотронку и думать о тебе.
  
  
   - Милый.
   Какое серьезное и вдохновенное у тебя лицо.
   А в глазах бездонная глубина. Мягкая, притягательная.
   Касание.
   Твои тонкие пальцы на моих плечах.
   Мы одновременно качнулись навстречу. Легкое прикосновение твоего тела. Оно как электрический ток, как всполох огня.
   Озноб и сладкая истома.
   Ты тянешься ко мне, и мы, чуть-чуть, едва-едва, касаемся губами.
   Мир исчезает, остаешься только ты.
   Кружится голова.
   И у тебя.
   Ты пошатнулась, закинула мне руки за шею, повисла, прильнула в полуобморочной неге.
   Есть только ты, и больше ничего.
   И наши губы ласкают друг друга. Без ведома своих хозяев, сами, находят нежнейшие ласки, живут своей жизнью, дарящей нам забвенье счастья.
   Словно сговорившись, мы разрываем поцелуй. Чтобы мои губы заскользили по твоим мягким, покрытым тончайшим пушком щекам, прильнули к тонкой грациозной шее, легко прикоснулись к трепещущим прикрытым векам, сильно и нежно сжали мочку уха.
   Ты тихонько постанываешь, и глубоко, прерывисто дышишь, с каждым вздохом плотнее прижимаясь ко мне.
   - Родной мой, - тихий срывающийся шепот.
   - Любимая, - зарывшись лицом в твои ароматные волосы.
   Какое мягкое и податливое у тебя тело. Какое теплое и упругое, даже сквозь слои одежд.
   Я не властен над собой, мое тело хочет слиться с твоим.
   - Погоди, Олежка, не здесь, - ласково и обещающе.
   - Идем ко мне.
   - Да! - на выдохе, обдав меня легким дуновением.
   Мы выходим на вечернюю улицу. Зеленовато-фиолетовое майское небо с еще редкими звездами улыбается нам.
   А нас пошатывает и, как магнитом, тянет друг к другу.
   Этот сказочный полет. Это невесомое скольжение.
   Твоя рука обнимает меня за талию. Я придерживаю тебя за плечи, временами скользя к твоей шее, лаская ее, играя с волнами шелковистых волос.
   А губы в сотый, в тысячный раз говорят: Люблю!, заставляя тебя сбивать шаг, и еще теснее прижиматься.
   Я не помню, как долго мы шли.
   Я не знаю, сколько раз мы целовались.
   Время замерло, остановилось на полшаге.
   Мы пришли. Мы вошли. Мы закрыли за собою дверь.
   Я включил в прихожей свет.
   Сердце, только что бешено колотившееся внезапно обморочно замерло.
   Мы стоим на расстоянии вытянутой руки. Жадно вглядываемся в фигуры лица, глаза, души. Стараемся вобрать, запомнить навсегда.
   Наши души срастаются, сплетаются в одну
   Как неодолимо нас тянет друг к другу! Но мы сопротивляемся. Не потому, что не хотим. Как лук сгибается для выстрела, как взводятся пружины для толчка. До самого предела. И предел достигнут.
   Выстрел.
   И начался танец.
   Жаркий тропический ритм срывания лишних одежд. Томное, бесконечно долгое прикосновение. И огонь страсти, что соединяет нас.
   Он длится бесконечно, этот танец.
   Мы то разгораемся в неистовстве страсти, упиваясь быстротой и силой, то замираем неподвижно, наслаждаясь тонким ощущением совместного полета, то нежно скользим в ласковых мягких касаниях.
   И не отрываясь, смотрим друг на друга.
   Какое это счастье, дарить тебе вдохновение, любовь, огонь и истому. И видеть отраженье этого в твоих глазах, в твоем лице, в твоем прекрасном и волшебном теле. И так по кругу, замыкая круг. Огонь и отражение огня, которое зажигает огонь, который отражается, чтобы зажечь его снова. По спирали все выше и выше, поднимаясь к самому небу. Чтобы взорваться ослепительной звездой, в неистовом сумасшедшем танце, и упасть. В тишину беспредельного космоса. Стать единым, как пространство и время.
   А в пространстве зарождается новая Вселенная, и вновь волны огня захватывают нас и бросают в объятья.
   Как мы изголодались по любви!
   Я не знаю, сколько раз мы поднимались к вершине. И так и не насытились. Просто исчерпали свои силы. И погружаясь на рассвете в сон, мы продолжали тянуться друг к другу, переплетаясь в объятиях и не разбирая, где кончается твое тело и начинается мое. Продолжая шептать в полусне нежные волшебные слова.
  
  
   Я стану наркоманом. Уйду навсегда в иллюзорный компьютерный мир. Он светлее реальности.
   Так думал я, засыпая, упав головой на клавиатуру.
   И как продолжение мысли пришел Сарагон.
   В последний раз.
  
  

Судьба Камня Судьбы.

  
   - Надень его, Сквор.
   Я резко оборачиваюсь, чуть не выпустив из рук тяжелый, вделанный в серебро, сверкающий камень Судьбы.
   Принцесса, как ты прекрасна! У меня замирает сердце. Ты приближаешься почти вплотную, так, что я чувствую запах твоих волос, ощущаю легкое дыхание на своем лице.
   Теплая ладонь мягко коснулась моей щеки. Твои глаза - бездонные колодцы. Я упаду в них, захлебнусь.
   - Нет, погоди, - твой голос сбивчив, тороплив. - Положи его.
   Я слушаюсь без вопросов, без сомнений. Кладу амулет на столик.
   - Сквор, я хочу... сначала... Что же ты стоишь, суженый?
   А я не стою. Я уже стискиваю тебя, застонавшую, в объятьях, в неистовстве страсти приникаю к твоим раскрывшимся навстречу мне губам.
   Я сошел с ума.
   Мы сошли с ума.
   Мир сошел с ума.
   Наплевать!
   Он может катиться в пропасть. Империи могут гореть. Но я не расстанусь с тобой.
   Жаркий огонь захлестнул нас, спалил и вновь возродил из пепла.
   Нет больше Сквора и Арни.
   Я и Ты.
   Мы.
   Неразрывное, единое целое.
   Мне не нужно колдовство.
   Полеты в небе - ползанье на месте.
   Вот истинное Небо!
   Мы летим.
   И нет ничего на свете, кроме нас.
   И нет времени. Мгновенья растянулись в вечность.
   Есть я и ты.
   И это пламя не угаснет.
   Оно лишь спрячется вглубь сердца и души.
   Пусть только отгремит, умолкнет эхо взрыва. Что бросил нас в объятия, сорвал одежду и нагромождение запретов. Соединил в одно. Поднял над Миром, вплел в него двумя переплетенными волокнами, ярко-розовыми от страсти и зелеными от любви.
   Ты тоже это видишь, милая моя.
   Ты тоже знаешь, что соединились не одни тела.
   Переплелись, смешались наши души.
   И в тихом упоении паренья, прижавшись обнаженными телами, мы замерли.
   - Теперь надень Его.
   - Ты не боишься?
   - Нет, родной, я не боюсь. Я верю.
   Я потянулся, взялся за цепочку.
   - Постой! Дай мне.
   Она взяла его двумя руками и, осторожно, словно хрупкую хрустальную вещицу, надела мне на шею.
   Камень холодом ожег мне грудь.
   И сразу стал теплеть.
   И делаться все легче.
   И превращаться в легкий призрак.
   Все.
   На шее у меня серебряная цепь.
   - Ушел, - тихий шепот.
   - Ушел! - громко и раздельно молвил я.
   Мир стал единым.
   Потому что я стал цельным. Сам собой.
   И потому, что рядом - ты.
   Это важнее всего.
  
  
  
   На этом Сарагон исчез.
   Сквор завершил свой путь, чтобы начать другой, к другим вершинам.
   Хорошо ему.
   Он не один, а значит, победит.
   Мне хуже.
  
  
   Властное вторжение.
   Я знаю, это сон. Но не простой. И черная волна, проникшая в него - реальна.
   - Привет, соперник, - голос мертв, в нем нет ни интонаций, ни эмоций. - Пришел и твой черед. Раз ты не хочешь уходить из жизни сам, я помогу тебе. Сегодня в восемь вечера, у мостика в переулке Нахимова. Прощай.
   И я проснулся.
  
  
  
  

Враг.

   (6 мая и 19 змеелова)
  
   Этот вечер прошел незаметно. Он весь был в негромкой прощальной тональности.
   Нет, не грустной.
   Просто тихой.
   Я ходил по извилистым горным улочкам, вдыхал весенний ароматный воздух, вглядывался в лица людей, срывая мысленно с них маски.
   Истинное лицо у человека лишь тогда, когда он любит. И я старался разглядеть под личинами лики. Увидеть их такими, какими видит любимый. Как расцветают лица! Люди, зачем вы коверкаете себя в угоду моде и общественному мнению?! Как вы бываете красивы!
   Я люблю этот мир. Я люблю этот город. Я люблю эту жизнь. Мне не хочется отсюда уходить.
   Но ждет меня Дорога.
   Судьба.
   Возможно, это мой последний вечер здесь.
   Жаль, что там, за чертой, я не буду помнить прошлого. Я хотел бы взять это с собой.
   Родители в последнее лето своей жизни каждый день ходили на море. Теперь я понимаю их.
   Дорога ждет.
   Но перед нею - битва.
   И я на нее пойду.
   Смелость.
   Крутые ребята, а не пробовали вы прыгать без парашюта?
   Я вот - прыгаю.
   С разбегу - в открытый люк.
   Не от отчаянья, и не из-за пустоты под сердцем.
   Из-за того, что надо прыгать.
   Из-за того, что черная фигура встает за твоею спиной.
   Из-за того, что я не позволю ему тебя подчинить.
   Все ясно, как ответ в арифметике для первого класса:
   4 - 3 = 1.
   Когда трое уже ушли, остается один - Я.
   Сами собой такие задачки не складываются.
   Кто-то их пишет. Кровью. И твоим горем.
   Пора остановить эту руку.
   И я ее остановлю.
   Чем бы это для меня ни закончилось.
   Все.
   19.50.
  
  
  
   - Ты пришел, - его фигура бесформенной глыбой сереет на фоне фиолетового неба. Лишь лицо светлым пятном плавает в двух метрах над землей. Роман.
   - Значит, это ты.
   - Я. Всегда и везде - я.
   - Всегда? И не было случайностей?
   - А они существуют в природе? Ты сам знаешь ответ. Их нет и не было. Была только моя воля. Я убрал всех. Их же руками. В одном лишь я ошибся - недооценил тебя. Принял за пешку, которой всегда можно пожертвовать. Ты оказался Ладьей. Ну что ж, тем интереснее будет разделаться с тобой лично.
   - Почему ты это делал?
   - Из-за Наташки.
   - Зачем она тебе нужна?! Ведь ты ее не любишь.
   - А вот этого я не скажу, - осклабился Роман. - Мне будет в кайф, что ты умрешь, не узнав этой тайны.
   Он одним движением скинул с плеч куртку. Она, зашелестев, упала в грязь. Взмахнул рукой, и мир смазался серым вихрем. Мгновенье головокружения - и мы стоим на пустынном морском берегу. Я, не оборачиваясь, знаю, что сзади набегают большие зеленые волны, а над ними растекается по небу ранний предзакатный отсвет желтизны.
   - Не люблю оставлять следов, - на лице Романа нехорошая ухмылка, делающая его совершенно неузнаваемым.
   - Прощай, - насмешливо проговорил он и неторопливо вынул из кармана массивный тупорылый пистолет.
   - Нет!
   Я не хочу так. За спиною Мое море, под ногами Мои камни. А за всем этим - Наталка, к которой вернусь Я.
   - Сарагон!
   И вместо куртки - кожаные латы. В руке - блистающий изящный Громовержец.
   А на груди, согревая и вселяя несокрушимую силу спокойствия - Камень Судьбы.
   А пули, что летят ко мне, распадаются серебристыми облачками в метре от груди.
   Роман отшатнулся. Улыбка пропала с лица.
   - Даже так? Выходит, ты - ферзь? Ладно, сделаем китайскую ничью. Позовем Игрока.
   Скалы за его спиной дрогнули, покрылись зигзагами трещин, с грохотом обрушились на вздрогнувший берег. Из черного провала, озаренный всполохом подземного огня, вышел Стальной человек. Он высок и плечист. Его фигуру облегают черные одежды, и струится за спиною алый плащ. Металлическую маску лица озаряют малиновые отблески и кажется, что оно прихотливо меняет выражение от надменной скуки до ярости. И поблескивает янтарным огнем объектив, заменяющий ему левый глаз.
   Стальной человек остановился на грани пролома, разглядывая меня, как пичужку, которая осмелилась сражаться с коршуном.
   Мне не выстоять. Но я не отступлю. Я пришел на смерть и не сверну с дороги. Успеть бы достать Романа. Ему нет обратного пути. Наталка выдержит, она сильная, будут у нее еще друзья и любовь... Жаль, что не со мной, - это мелькнуло мгновенным импульсом, пока тело напружинивало мышцы для последнего броска.
   Не успело.
   Я не видел этого глазами, но запомнил это навсегда.
   Над покрытыми закатной желтизной камнями, поднялась хрустальная волна.
   Она встала в зеленовато-лазурном великолепии.
   И грива пены сверкала золотом и серебром.
   А там, на вершине ее, высоко над нашими головами, на крошечной доске серфинга - стоял Виталька. И меч в его руке был, как вода и небо, струились по нему искорки звезд и дымчатые переливы облаков.
   Я, не оборачиваясь, все это видел. А еще я виджу себя, облаченного в доспехи и парящего в метре от земли. Роман затравленно глядит снизу вверх.
   Волна и огненное подземелье замерли, и Стальной человек буравит глазом-объективом непринужденно стоящего Витальку. Они неподвижны, как зрители, как секунданты.
   - Это наш бой, Роман. Возьми оружие.
   - Ладно, - проскрежетал он мне в ответ.
   Вместо рубашки и брюк - стальной панцирь. В левой руке - круглый щит, в правой - длинный обоюдоострый меч.
   - Я все равно сильней тебя, Олег.
   - Посмотрим.
   Его рука мощнее двух моих, а панцирь - это не клочочки кожи.
   Но у меня есть ты. Есть память о ночи, которая могла бы быть, и о Сарагоне, который все-таки был.
   Удары Романа отдавались раскатами боли в руках. Они сотрясали меня, как топор дровосека березку.
   Но молния Громовержца металась, ища лазейку в черных тучах.
   И нашла. Кровь расцветила мой голубой клинок.
   Враг отступил, но лишь на шаг.
   И бой возобновился снова.
   Его клинок, пробив мою защиту, скользнул по ребрам. Алая волна.
   И тошнотворная слабость.
   А меч врага взлетел над головой.
   Бросок на землю, перекат, вскочил на ноги, парировал удар, второй, прыжок назад.
   И в вихрь себя послал.
   Удар. Пол-оборота. Вновь удар, отбросивший с дороги щит врага. Опять пол оборота. Меч его откинут. И завершение волчка - секущий всеми мышцами: от ног к плечам, к кистям, к концу клинка. Удар.
   Наискосок. От шеи, через грудь. И вверх к плечу.
   Рванул клинок назад.
   А тело грудой рухнуло навзничь.
   Стальное с алым.
   Все.
   Конец.
   Мгновенный вихрь.
   И темный переулок в круг меня.
  
  
   Пошатывает слабость. Гул в ушах.
   И саднит бок.
   Неважно.
   Передо мною в двух шагах - бесформенная груда, бывшая когда-то человеком. Его рука сжимает пистолет.
   Пора уходить. Оставлю милиции эту загадку. Еще один убитый спец охранного бюро.
   Пора домой, пока совсем не отказали ноги.
  
  
  
  

Второй путь.

   (7 мая и дальше...)
  
   А утром я нашел в почтовом ящике письмо.
  
   Олег, я уезжаю.
   Навсегда.
   Не ищи меня, все равно не найдешь.
   Я хотела любви, а получила то, что вышло. Боль, одиночество и пустоту.
   С меня довольно. Больше не хочу. Уеду, куда глаза глядят. Начну жить по-новому. Тихо и незаметно. Уйду с головою в работу.
   Знаешь, у меня такое ощущение, что однажды подобное было. Я убегала от самой себя. Это было в давнем сне о каком-то странном мире, где жили маги, ездили по улицам кэбы, а на окраине города вспучивался сверкающий купол. Зачем я об этом пишу? Почему вспомнилось? Не знаю. Может, потому, что в том сне у меня тоже был друг, который хотел и не мог стать любимым.
   Это не в укор тебе или мне. Судьба распорядилась за нас, дав мне влюбленность в тех, кто в скорости покинул этот мир. Уходя, каждый из них унес часть моей души. Ее больше не осталось. Мне больше нечем любить.
   Прости меня за это.
   И постарайся забыть.
   Ты сильный, ты сможешь.
   Прощай!
   Не поминай лихом.
   Наташа.
  
  
   Глупенькая.
   Не убежать тебе, не скрыться.
   Мое сердце, как компас.
   Я знаю, где ты.
   И билет в Волгоград уже взят.
   Я нашел тебя в этом мире, Вика-Лена-Наташа.
   И ни-ку-да от этого не деться.
   Я люблю тебя.
   И я дорос до тебя и себя.
   Так что - в путь.
   Сумка собрана. До поезда три часа.
   Последний раз включаю компьютер. Рука сама собой водит мышкой:
   Интернет эксплорер, ввод адреса, www.vit.ru
   Вместо WEB-страницы - диалоговое окно.
   Спасибо! - набираю на клавиатуре.
   Не за что, друг. Ты все сделал сам.
   Но ты подсказал и помог.
   Совсем немного.
   Все равно, Виталька, без Биоморфа и Психотронки я бы не справился.
   Психотронки? А что это?
   Как что? Разве... это не от тебя?
   Нет, Олег, не от меня. Биоморф - наша работа, а Психотронка...
   Откуда же она?
   Не знаю. Но чувствую, что решение этой загадки может дать тебе вторую половину силы.
   Я не совсем понял, что ты называешь первой половиной - Сарагон?
   Конечно, нет. Любовь. Ты нашел ее и научился ей. И прошел половину пути.
   Пути куда?
   К себе, Олежка. К себе. И мне кажется, сейчас ты на пороге нового этапа.
   Ты так думаешь?
   Чувствую.
   Тогда, до свиданья.
   До встречи, Олег, удачи тебе в Волгограде. И не забудь за радостями, что есть еще и вторая половина пути. Помни, что идти по ней легче вдвоем. Счастливой дороги, Мастер Волн и Неба!
   NO CARIER
   Узелок VIT.RU.COM завязался.
   Вторая половина пути.
   Сначала надо закончить первую. Откуда же взял Андрей Психотронку? И почему не сказал мне правды?
   Глаза остановились на иконке модема.
   Андрюшка, Андрюшка. Не болтать мне с тобою. Не бегать вдвоем по Квейку, не устраивать многочасовые баталии в придуманных мирах Старкрафта и Ориона...
   Нет тебя в реальном мире. Только в виртуальном пространстве живет твой сайт. Еще долго твои друзья и просто случайные посетители будут заходить на страничку www.chat.ru/~andrey_sim. Читать твои рассказы, спорить в гостевой комнате, смотреть на твои фотографии, где тебе всегда двадцать три года.
   Долго, пока существуют сервера, на которых живут твои странички и их зеркала.
   Все мы мечтаем оставить свой след в памяти людей. Теперь это реальность. Часть твоей души надолго осталась в Сети.
   Но только часть...
   Горло сжало, и экран поплыл, искаженный слезами.
   А рука привычно направила стрелочку курсора к иконке, и палец быстро клацнул сдвоенным щелчком.
   И дальше. Телефон. Автоответчик. Звонки за сегодня, 6 мая.
   Один Звонок. Абонент неизвестен, АОН номер не отсканировал.
   Двойной щелчок и...
   ... знакомый чуть хрипловатый голос Андрея:
   - Привет, Олега! Я звоню, чтобы попрощаться. Времени очень мало. Пришлось взломать, ко всем чертям, защиту Большого Игрока. Скоро охранные программы очнутся - и кранты. Я нарушил правила, перенес в ваш мир Психотронку, и выбыл из игры. Теперь доступ в твой мир мне закрыт. Не обижайся на меня, я не мог тебе сказать, что ваша Вселенная для меня лишь участок виртуалки. Меня бы сразу отключили... да и вообще... Но, как бы там ни было... и пусть вы для других только электронные импульсы. Это для других. Не для меня. Я жил среди вас. И ты мой самый близкий друг во всех мирах и реальностях, черт бы их побрал! Я всегда буду помнить о тебе и Наталке. Не знаю, смогу ли я после этого еще играть. И еще. Если тебе неприятно все это знать, забудь о звонке, припиши его живым и компьютерным вирусам. Прощай, Друг, я буду помнить о тебе...
   - И я тоже... - тихо прошептал я.
  
  
   Прощай, Андрюшка. Зря ты извинялся. Не все ли равно, кто или что создало этот мир и где находится грань между реальностями, свободно проникающими в жизнь друг друга. Это все не имеет значения.
   Важно другое.
   Ты жив. Ты существуешь. Ты не погиб. Мне будет не хватать тебя. Но это остатки эгоизма, а обращать на него внимание...
   Я знаю, пересекутся еще наши пути. Здесь ли, в твоем мире, или где-нибудь на космических трассах и рыцарских турнирах иных реальностей. Пересекутся. Я буду ждать встречи и искать твою Вселенную, как искал и нашел Наталку.
   Да будет так!
   А сейчас - в путь!
   До поезда осталось два часа.
   Волны и Небо!
  
  
  
  
  
  
  
   25
  
  
   44
  
  
  
  
Оценка: 4.13*6  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"