Кажется, я все-таки задремала на кушетке. Согрелась, укрытая больничным пледом, а когда открыла глаза - в палату бочком входил Лекс, удерживая в руках поднос.
- Подвинься? - водрузил его на тумбочку, сел рядом. - Поскольку ты так и не угостила меня кофе, я решил сделать это сам. Держи, - вручил мне закрытый крышкой стаканчик и развернул коробку с булочками.
С изумительными, теплыми, нежнейшими, присыпанными сахарной пудрой булочками с ванилью, изюмом, вишней, клубникой и еще бог знает чем! Они просто таяли во рту... Я уплетала булочки, а Лекс понемногу отпивал кофе и тоже съел одну или две.
Повезло мне с убийцей - он заботливей, чем все мои мужчины. Внимательный, красивый... психованный - мечта, а не убийца.
- Спасибо, - улыбнулась я скорее своим мыслям, чем ему.
- Не за что.
Он собрал салфетки, пустые стаканы и аккуратно запаковал все это в мусорный пакет.
А потом встал напротив и подал руку:
- Идем.
Я посмотрела на него снизу вверх - мне все больше нравились его растрепанные волосы и бесшабашная улыбка. Идти никуда не хотелось - здесь было уютно, прямо здесь, на кушетке в приемном покое, и я совсем не мечтала изучить все подробности Банка донорских органов. Я бы лучше еще кофе выпила. И, если бы Лекс о чем-нибудь спросил - ответила бы. Может быть. Почему он не спросил, как так вышло, что я - одна? Это было бы мило с его стороны - спросить, почему такая интересная девушка - и вдруг одна? Но, видимо, он не считает меня интересной. Он лет на пять моложе. Высокий и сильный. И даже эта мятая невзрачная футболка ему чертовски идет: если у мужчины широкие плечи, совершенно все равно, какая одежда их обтягивает. А еще лучше, если б она дырявая была, футболка эта ...о чем я думаю? О том, как бы горячее провести последнюю ночь в жизни? Чего ж тогда ограничивать себя? Надо и охранника позвать - с двумя-то точно горячо будет!
Господи... мне всего лишь нужно немного тепла. Чуточку внимания. Одно объятие. И я разревусь и буду всю ночь рыдать на его плече.
А что он? Он заботливый - вон, булочек принес. Улыбнулся два раза.
И жизнь мне спас.
Растерявшись, я опустила голову, потерла лоб тыльной стороной ладони:
- Я так устала...
- Знаю. На третьем этаже - палаты-люкс, с мягкими кроватями, пышными подушками и теплыми одеялами. Я проверял.
- Кровати проверял? Или подушки?
- Все проверял. Кровати, подушки, стеклопакеты, замки на дверях. Работа у меня... не совсем такая, но я быстро учусь.
- Хорошо, - вздохнула я. - Идем.
Он был прав, в палате-люкс обнаружились и подушки, и одеяла, и светильник у кровати, и картинка на стене напротив - полевые цветы, невзрачно-хрупкие, в светлой рамке. Я ничуть не сомневалась в том, что здесь предлагалось спасение в элитных условиях. По соответствующим ценам. "Если вы оплатите новое сердце наличными, то получите пятидесятипроцентную скидку на печень". Я ничуть не сомневалась. И какое кому дело, что, обдумывая закон, я хотела иного?
- На третьем этаже безопасней, - выглянув в окно, сказал Лекс. - Внизу - охрана, входы-выходы из здания заперты. Отсюда видна подъездная дорожка, все чисто.
Я кивнула.
Он приблизился:
- Ты устала, тебе нужно выспаться. Извини, что притащил тебя сюда. Я буду недалеко, рядом, - неопределенно махнул рукой.
А потом придвинулся еще ближе, едва не навис надо мной, сидящей на кровати:
- Но если тебе будет страшно...
Дождалась-таки. Наверно, это было бы романтично - сказать ему, что да, мне страшно. И попросить остаться со мной. И он предложит мне безопасность в не менее элитных условиях. Пусть этого нет в договоре, но желания клиента надо выполнять.
- Мне кажется, - тихо и твердо сказала я. - Что твой рабочий день на сегодня закончен.
Лекс молча развернулся и ушел.
Раздевшись и укрывшись одеялом, я поняла, что не смогу уснуть. Мне было страшно закрыть глаза. Пока горел светильничек на тумбочке, палата казалась уютной - но ведь дальше по коридору десятки таких же палат, погруженных во тьму. Пустых. Этажом выше, этажом ниже - целое здание палат, манипуляционных, операционных, врачебных кабинетов, холодильников для органов, а где-нибудь в подвале обязательно есть морг. Даже с открытыми глазами легко представить, что это здание полно людей, словно муравейник или конвейер. И, может быть, где-то в параллельном мире конвейер работает. Стоит уснуть - и медсестра из параллельного Банка донорских органов разбудит меня вопросом: "Вы готовы к операции?".
Тишина за дверью казалась нарочитой, для отвода глаз. Фальшивая тишина укрыла гудящий муравейник, словно глубокий снег. Она заставляла лежать, не шевелясь, едва дыша. Муравейник затаился - и я затаилась. И потому любой громкий звук, любое движение, казалось, могло швырнуть меня в самую гущу, в поток медперсонала и пациентов, в дребезжание и лязг медицинских приборов, шорох белых халатов и подавляющий запах лекарств.
Как здесь спать, если страшно закрыть глаза? Когда лежишь ночью и смотришь в потолок - комната подступает к самому лицу, оборачивается игрушечным домиком, спичечным коробком, яичной скорлупкой, ненадежной и крохотной. Ворочаешься, крутишься на подушке - не помогает; все равно ты - уменьшенная копия себя же.
Я осторожно выпуталась из одеяла и, не делая резких движений, оделась - ни к чему привлекать внимание. Прошла к двери на цыпочках, босиком, постояла, вслушиваясь. Конечно, никого в коридоре нет, а если я что-то увижу - это будут лишь галлюцинации. Что бы я ни встретила - это лишь мои страхи. Знаю. Жаль только, что знать - одно, а смотреть в упор в чьи-то мертвые глаза - другое.
Я приоткрыла дверь, и волна холодного пота прошла по телу. Но коридор был пустым и темным, и я вышла из палаты. С замирающим сердцем толкнула соседнюю справа дверь, и судорожно вздохнула, обнаружив, что палата тоже пуста - отсветы уличных фонарей лежали на застеленной кровати.
Когда развернулась, на один только миг почудилось, что больничный коридор вытянулся в бесконечность и замкнулся кольцом - но лишь почудилось. И все же перед дверью слева опять пришлось набираться решительности. Мне подумалось, что Лекс мог уже провалиться в параллельный работающий Банк, что я его никогда больше не найду. Что его нашли раньше меня.
И идти по комнатке было жутко, хоть я и видела силуэт под одеялом. А если это не Лекс? Позвать его я уже не могла - горло давно пересохло.
В сумраке палаты - за мной как раз медленно закрылась дверь - я протянула руку и коснулась его плеча.
Он дернулся и выругался - а я чуть не заплакала от счастья!
- Я сама испугалась, - сказала я, запахнув кофточку на груди и почувствовав, что ко всему еще и замерзла.
- Говорил же, - пробурчал он и откинул одеяло, приглашая меня.
И я заметила, что спал он, не раздеваясь. Тоже правильно - в здании холодно, а ему нужно быть готовым вскочить в любой момент.
Под одеялом было тепло, я свернулась клубочком и наконец-то расслабилась.
- Ночник не выключай, - попросила я.
- А... ладно, - пробормотал он и почти сразу уснул.
Макс
В принципе, разоблачительная статья у меня в кармане. Фотографии есть, пусть не очень качественные, сделанные телефоном, но все же...
Можно обыграть анекдот: "Учитывая, сколько вы заплатили за самоубийство, нам достаточно знать номер вашего дома". С левой стороны разворота - фото Кати в парке, с правой - ее перепуганные соседи, раскрошившийся бетон, оцарапанные стены. Пока доведу статью до ума, пока ее напечатают - пройдет время, Катя наверняка будет мертва. С таким-то суровым подходом фирмы.
Можно приступать к работе, не откладывая. И вообще - не откладывай назавтра героя, которого можешь убить сегодня. Не откладывай назавтра ничего: ни одного яйца, ни одной икринки - кто знает, не съедят ли тебя сегодня. Не откладывай назавтра даже укладку кирпича - цемент застынет. Не откладывай назавтра ни копейки - потому что копейка тебя не спасет. Не откладывай назавтра жир на пузе - ты уже вчера перевыполнил план. Не откладывай ни на завтра, ни на послезавтра - если на тебя уже положили...
Мысленно переиначивая поговорку, я добрался пешком до проспекта, поймал такси и направился домой.
В двух кварталах от дома вспомнил, что так и не ужинал, и потому решил заехать в любимый ресторан, к тому же был повод. Захотелось отметить окончание дела и заодно убедить себя в том, что нечего лезть дальше. Мне не нужны неприятности - мне деньги нужны. И еще я не всесильный и в спасители не записывался. Поговорить с Катей я пытался, и даже в кутузку из-за нее угодил - что еще я могу сделать? У нее парень есть, в конце концов, теперь это его забота.
Сидя за столиком, застланным скатертью глубокого винного цвета, ради интереса я поискал в меню "Шевалье Монраше-что-то-там-еще-Кабот" - и понял, что надо было не угощаться тогда в гостинице у клиента, а с собой бутылочку прихватить. Почему этот бирюк предложил Каре вино, которое стоит дороже моей статьи, моей работы? Несправедливо. Ни за что. Просто потому что она ему улыбнулась. А я чуть ящик такого вина для нее едва не выпросил, идиот.
Поэтому заказал коньяка и огромный стейк в кисло-сладком соусе, с овощами и черным рисом, и с удовольствием его съел, а потом уплел еще и кусок торта и запил превосходным кофе. И наконец-то почувствовал себя умиротворенным. Уютный светлый зал, негромкая музыка, предупредительные официанты - лучшее решение, чтобы забыть неприятности. Неделю назад я бы и Кару пригласил, но...
Домой я возвращался ближе к полуночи и уже не собирался работать, потому что приятный ужин тем более не стоит откладывать на завтра.
Я был так благодушно настроен, что, даже заметив темный силуэт у подъезда и разглядев тлеющий огонек сигареты, не насторожился.
А когда проходил мимо - незнакомый здоровый детина вдруг шагнул наперерез.
Я отшатнулся, оглянулся на такси, но авто уже отъезжало.
- У тебя телефона не найдется позвонить? - добродушным и нетрезвым голосом попросил детина. - Мой разрядился, а подружка спит, дверь не отпирает.
Я глянул по сторонам, но никаких сообщников не увидел, к тому же парень был пьянее меня, я бы двинул ему под дых в любой миг. Но сбивать его с ног не хотелось, наоборот, хотелось совершить благое дело, и потому я спросил номер, набрал его и отдал телефон.
И тихонько усмехался, слушая, как парень ругает свою девушку-соню. Потом он, видимо, спьяну назвал ее чужим именем - и я едва сдерживал смех, слушая, как она ругает его.
Наконец, окончательно сконфуженный детина закончил разговор и протянул мне мобильный. И вот тут-то запнулся, едва не свалился на ступеньки - и выронил его! Прямо на бетон - только звякнуло жалобно. И сам детина, ойкнув, рядом осел.
- Вот же косорукий, а? - пожаловался он.
Пока светили зажигалкой и топтались на месте - и карту памяти раздавили.
Я мог только материться - что тут еще скажешь?
- Слушай, парень, ты не это... не обижайся, - бубнил он. - Я ж случайно. Как-то оно так... На вот, мой мобильный держи. Хорошая модель, разрядился только.
- Модель! У меня там снимки были! Нужные номера!
- Так вроде карточка цела, гляди. А... нет... не цела. Извини, - вздохнул потерянно.
Я глянул - его мобильный оказался дороже моего раза в два - и раздумал сильно-то расстраиваться. Снимков жалко, это факт, но за ночь ту плиту не уберут, завтра с утра можно еще сделать.
- Ладно, проехали, - сказал я. - С кем не бывает.
Мы вместе вошли в лифт, я вышел на своем этаже, а он поехал вверх.
Марк
- Вот только не говори мне, что спишь на этом диванчике, - после второй рюмки заявил Богдан.
Мы устроились на диване в моем кабинете, пододвинув журнальный столик и разложив на тарелки нехитрую закуску - ломтики сыра, два разрезанных яблока и гроздь винограда - и я, честно говоря, обиделся. Потому что назвать диванчиком этого тяжеленного монстра было неуважительно со стороны Богдана.
- Во-первых, - сказал я. - Он очень удобный. Во-вторых, он даже раскладывается. В-третьих...
- В-третьих, все с тобой ясно, - перебил меня Богдан. - В-четвертых, я так и думал, в-пятых - наливай.
С этим я спорить не стал, тем более что наспорился с подполковником уже до хрипоты: я хотел подержать журналиста за решеткой для его же блага, а Богдан уверял, что торопиться не стоит. Лишь когда ему доложили, что приказ выполнен и журналист под колпаком - я согласился.
- Теперь мы его послушаем, - сказал Богдан. - И за передвижениями последим. Эх, сразу надо было "заряженный" телефон подкинуть, но кто ж знал, что твои враги начнут стены рушить? Кстати о врагах - это могут быть твои ближайшие друзья. И самый опасный из них - твой зам. У тебя есть зам?
- Нет.
- Очень жаль, - заметил Богдан. - В таком случае под подозрением все. Кроме Марины. Между прочим, на тебя до сих пор в социальной службе обижаются, говорят, лучшего психолога увел, - и совершенно естественным, элегантным жестом хлопнул рюмку коньяка, я даже восхитился.
Попробовал подхватить свою рюмку так же легко и грациозно - и расплескал половину. Подполковник отобрал ее, долил коньяка от души и передал мне, рюмочка прямо вплыла в пальцы. Наблюдать, как подполковник милиции управляется с питейными принадлежностями - все равно что смотреть, как плавают слоны, зрелище столь же завораживающее и преисполненное гармонии.
Мне тоже захотелось чем-нибудь блеснуть:
- Ты еще не знаешь, как я ее увел.
Богдан хмыкнул, кинул в рот ломтик яблока и приготовился слушать.
- Я звонил по телефонам доверия и разговаривал со всеми психологами. Рассказывал, что мама называет меня чужим именем, и я не могу этого вынести. Что именно поэтому давно ее не видел. Что это меня угнетает... Но я недолго линию занимал, минут пять от силы. И голос Марины мне понравился, ей хотелось верить. Она спросила, разные имена называет мама или одно. И когда я ответил: "Одно, но чужое", сказала, что мать может забыть мое имя, но помнит мое лицо.
Богдан одобрительно кивнул.
- Да, - согласился я. - И меня тогда проняло. Потом я еще звонил, убедиться. Рассказал, будто влюблен, но не могу бросить жену и сына, и жить так больше не могу, не вижу выхода. А она сказала, что ребенок все равно будет винить себя. И одно дело - если я приду в выходные, возьму его на рыбалку или в парк, и совсем другое - если ему останется лишь на фотографию смотреть. А когда я позвонил в третий раз - она меня узнала. Из сотен голосов узнала мой голос. Ну как я мог не предложить ей работу?
- Прямо по телефону и предложил?
- Да. Сразу же. Выложил о фирме все и пошутил, если, мол, не согласится - точно покончу с собой.
- Я всегда знал, что у тебя смертельная хватка, Марк, - улыбнулся он.
А потом нахмурился:
- Про жену и ребенка ты, понятно, выдумал. А про мать? Ты не мог такого выдумать, это слишком необычно. Почему-то мне кажется - это правда.
Я аккуратно поставил рюмку на столик и поднялся с дивана, встал у окна. Я тогда долго обдумывал слова Марины, они меня зацепили. Они были верными, искренними, но если б я сказал чуть больше - нашла бы она другие? Сумела бы или нет?
- Надо же, как тихо на улице, - негромко заметил Богдан, стоя за моим плечом. - Ни одна ветка не шелохнется. Вот не люблю, когда слишком тихо и спокойно, подозрительно это, как перед бурей.
- Все бури, Богдан, отшумели в положенное время, - сказал я, думая о своем.