- Идем, - поторопил меня Александр, когда я обернулась, - учись уходить, не думая, что дальше. Потому что дальше ничего не будет.
Вечерняя прохлада стелилась по мостовой, туманом приникала к окнам, и те послушно слепли - город готовился уснуть.
Я села на переднее пассажирское сиденье, Александр завел машину и вырулил со стоянки. Уютно светилась приборная панель, в салоне становилось все теплее, и я не сразу заметила, что крепко обеими руками вцепилась в ремень безопасности. Заметив, спрятала руки в карманы куртки.
Александр бросил на меня быстрый взгляд, вздохнул и снова стал смотреть на дорогу.
- Почему она это сделала? Ты же знаешь, скажи, - попросила я.
Он усмехнулся - тень скользнула по лицу, подчеркнула морщинки возле рта.
- А почему они все это делают? Из слабости.
- Нет, - сказала я, - нет. Должна быть причина.
- Сейчас, - ответил он и замолчал.
Пока я силилась понять, о чем он говорил: о том, что причина должна быть сейчас или о том, что любая причина лишь временна, сиюминутна, он припарковал машину у моста через Восточный канал.
Развернулся ко мне:
- Если хочешь поговорить - идем.
Вскоре мы стояли над темной водой, и Александр, чуть наклонившись вперед, опирался локтями о парапет. За нашими спинами изредка и неспешно, мягко катились машины.
Ярко освещенная набережная, несколько кафе над самой водой, маленькая пристань и ажурный мостик, перекинутый от нее к речному вокзалу, вереницы сверкающих автомобилей и - выше - центральные кварталы, отделенные от набережной погруженным во тьму парком - все отражалось в воде фантастически растянутыми голубоватыми снопами света. Пахло разбухшим от влаги деревом, прелой листвой и мелом. Городской шум отступил, позволяя различить плеск волн.
Александр неотрывно смотрел вниз, я тронула его за рукав.
- Настоящую причину называют редко, - наконец, сказал он, - например, когда разоряется бизнесмен, он говорит, что хочет оградить семью от долгов, и никогда не признается, что не мыслит жизни без своей яхты, свиты и любовницы, которая ушла к конкуренту. Одинокая женщина рассказывает о том, как устала жить, но вряд ли скажет, что ее бросил муж. А подросток, которого бьет отчим, будет печалиться о том, что его не понимает весь мир. Люди врут. Люди врут даже мне, даже перед смертью.
Он помолчал и продолжил:
- Ты не спрашиваешь, почему.
- Знаю, что ответишь, - пожала плечами я, - скажешь, что причин тысяча - и одна.
- Слабость, - кивнул он.
- А подросток?
- Всегда может уйти из дома.
- А если некуда?
- Это отговорки, - покачал он головой, - всегда есть, куда уйти. В армию, в институт, ночным сторожем на склад, юнгой в торговый флот. Другое дело, что сидеть дома и обливаться слезами легче. Смотри, вон идет прогулочный кораблик, - он указал вдаль, - и кто-то прямо сейчас драит там палубу и убирает грязные салфетки со столиков, а там - рука Александра описала дугу в сторону центральных кварталов, - всякие слабаки вешаются на батареях и пьют снотворное литрами.
Кораблик - а теперь я разглядела гирлянду огоньков от одной мачты до другой - неспешно скользил в фарватере, а центральные кварталы светились торжественной и неподвижной громадой. Кораблик был мал, но казался живым и упорным, а кварталы чудились мертвым великаном. Огоньки над водой трепетали, будто там горели свечи, город же был освещен ровным и стерильным электричеством.
- Ты всех клиентов сюда приводишь? - спросила я.
- Нет.
- И всем говоришь одно и то же?
- Нет!
- И всегда так отвечаешь?
- Да нет же!
- Но ты был здесь раньше и обдумывал, что сказать!
- Да, - он уронил голову на руки.
Я развернулась и пошла прочь.
- Ты не спросила - с кем я был здесь раньше, - глухо сказал он, и я остановилась в пяти шагах.
Так и стояла спиной к Александру, касаясь левой рукой холодного и влажного парапета. Никаких общих знакомых у нас не было, но мне мгновенно стало страшно. Под ребрами дернулось что-то тяжелое, раздавило дыхание. Скользкий парапет взбрыкнул и скинул пальцы, пришлось хвататься обеими руками, чтобы не упасть. А вдруг он скажет - с моей погибшей сестрой?
Я развернулась - резко, слишком резко, зря выпустила перила: потемнело в глазах. Закашлялась, силясь вдохнуть, и, когда голова перестала кружиться, выпрямилась. Александр все так же смотрел в воду, и лишь сырой ветер, будто снова найдя меня, рванулся в лицо.
- С кем? - потребовала я ответа.
Но он молчал...
- С кем? - подступила я ближе, и тогда Александр глянул на меня, словно на что-то решился. Или словно только что вспомнил обо мне.
- Уходим, - негромко приказал он, - видишь на той стороне двоих? - качнул головой влево.
По ту сторону канала вдоль набережной действительно шли люди, торопились - неудивительно по такому холоду.
- Они вооружены. Уходим, - Александр подтолкнул меня в спину, а потом и потянул за собой, схватив за руку.
Растерявшись, я замешкалась, и тут же услышала негромкий хлопок сзади. Стреляют? На бегу? В нас?
И лишь в машине, когда он скомандовал: "Пригнись!", и я свернулась калачиком на полу, закрыв голову руками, лишь тогда подумала: "Зачем?". Зачем стреляют и зачем убегать? Ему - еще ладно, а мне?
Минут через двадцать я сбилась, считая повороты, и снова испугалась. Что я знаю об Александре? Лишь то, что он сумасшедший убийца и мальчик с запонками. С кем я подписала договор? О чем я думала в тот миг? А если он меня на куски изрежет?
- Куда мы едем? - крикнула я.
Он глянул на меня и азартно оскалился:
- Сейчас - направо! - и принялся крутить руль, не сбавляя скорости.
Машину занесло, тряхнуло, но я не собиралась и дальше вжиматься в пол. Забравшись на сиденье - Александр даже помог, подал руку, удерживая руль левой рукой - и убедившись, что погони нет, я развернулась и потребовала объяснений.
- Разве непонятно? - удивился он, - Как думаешь, сколько людей хотели бы мне отомстить?
Я уже поняла, что мы далеко от набережной, на границе центральных кварталов. Кабину залило ярким светом фар встречного авто, но теперь лицо Александра было скрыто за темными прядями, прилипшими к щекам; я увидела лишь растянутый ворот футболки и грязный правый рукав.
- Думаю - нисколько, - ответила я, - если ты профи.
- Я не сказал - хотят. Я сказал - хотели бы. Если бы знали.
- А эти, значит, знают?
- Возможно.
- Куда мы едем?
- Честно - все равно. Куда глаза глядят.
Мне стало ясно, что он темнит. Но первый испуг прошел, а азарт этого психа оказался заразным. Мне это нравилось - скорость, свет уличных фонарей, скользкая дорога, капли на лобовом стекле и даже пыль на приборной панели. А еще - как мощно и ровно работал двигатель.
- Домой меня отвезешь?
- А зачем? Ты скучно живешь, Катя, - он тряхнул головой, как пес, выбравшийся из воды, отчего волосы освободили лицо, и я снова увидела его усмешку. - Ты не смогла даже последнего желания придумать. Я бы на твоем месте тоже удавился.
Это было обидно, я не заслужила таких слов, и потому ответила тем же:
- Не успеешь, тебя выследят и пристрелят.
- Зато это будет весело! - воскликнул он, но тут же сбавил скорость, - Ты права, к чему тебе мои беды? Все вы так - уходите, и ни один обо мне не думает.
Александра было не узнать - куда подевался предупредительный консультант солидной фирмы? Но таким - психованным и несдержанным на язык - он мне нравился куда больше мальчика с запонками. Чем больше он совершал глупостей, тем понятнее и ближе становился. Мне даже обнять его захотелось.
- А кофе мне сваришь? - негромко спросил он, и я улыбнулась:
- Сварю.
- Тогда поехали, - согласился он и снова куда-то свернул.
Александр загнал машину под деревья напротив моего дома, мы выждали еще пару минут и вышли из салона. Пустынная улица казалась продрогшей, стволы деревьев и лавочки у подъезда блестели влагой, а перед ступеньками чернильным пятном разлилась лужа. В подъезд и в лифт Александр вошел первым и, выйдя на лестничную площадку, огляделся и только тогда позвал меня, пропустил к двери.
Я же поневоле задумалась о том, что на мне надето и попыталась вспомнить, сильный ли беспорядок в квартире и уже потянулась к дверной ручке, как вдруг услышала шорох слева, на лестнице.
Оттуда, из темноты, словно отпущенный маятник, прямо на меня надвигалась бетонная плита, скользила по ступенькам, как дверь в потайную комнату.
Что-то дернуло меня сзади за куртку, я отшатнулась - и тяжелая плита отсекла меня от квартиры, врезалась ребром в дверную коробку и зашаталась.
Александр снова дернул меня за куртку, и я повалилась на него. Тут же мне под ноги рухнула плита, вздрогнул пол и зазвенели где-то стекла, а мой заботливый убийца подхватил меня подмышки и поволок по лестнице вниз.
- Скорее, скорее! - крикнул он в самое ухо, и я наконец-то вдохнула.
Не помню, как выскочили из подъезда, помню только, что дважды чуть не упала, и Александр каждый раз поднимал меня рывком. К машине летели, пригнувшись - он заставлял; а сидеть мне опять пришлось на полу.
- Я их убью! Точно убью! - злился Александр, - Нахрена мониторы, если в них никто не смотрит? Мультики крутить? А если эту ересь они сами придумали - о-о-о! - совсем убью! Вот скажи мне - как так можно работать?
Посмотрев на меня он, видимо, вспомнил, кто я:
- Катя, скажи честно - тебя раньше пытались убить?
Я замотала головой и вдруг поняла, что, сколько ни думала о смерти, еще никогда не была так к ней близка. Если бы мой убийца не провожал меня домой - я бы сейчас лежала у дверей своей квартиры, придавленная плитой. Или нет, меня бы сначала ее ребром ударило о стену, смяв внутренности и раздробив кости, а потом размазало бы по стене, когда плита упала на пол. Я даже видела кровавые разводы на побелке - четко так, выгнутыми линиями. Если бы мой убийца не провожал меня домой. Сдуреть можно.
- Я тоже об этом думаю, - наконец отозвалась я, - Никогда раньше. Пока я не пришла к тебе.
Марк
Проснулся - один в комнате, не сообразил, где я. Выпутался из одеяла, выскочил в дверь - в рабочем кабинете никого, только мониторы светятся. Я обвел взглядом кипы бумаг, книг и инфодисков на столах и на всякий случай осторожно потрогал свое горло. Никаких вмятин, отлично. Кашлянул, подождал - никто нигде не показался, моя банда как сквозь землю провалилась.
Только тогда я вспомнил, где они, вспомнил, как сам же предложил одновременно и пугать Катю и разговаривать с ней, как они согласились и тут же сорвались все вместе. Я не возражал, хоть и был уверен, что для Кати это слишком просто. Но... пусть, подумал я. Пусть. Один шаг, второй - и может, мне удастся отвести ее от края.
Чайник - вот же сволочь, металлический, как только что из моего сна - закипел, я заварил чай и уже допивал первую чашку, когда они вернулись втроем, оживленные и шумные.
- Ммм, босс, как вкусно пахнет! - пропела Марина, - А у нас есть что-нибудь к чаю?
- Босс, я выстрелил два раза, - отчитался Тим, выложив пистолет на стол.
- Марк, - сказала Танечка, снимая парик из длинных темных волос, - ты мне должен новые туфли!
- Конечно, да, - возразила Танечка, - я решила, что так будет трогательнее - если я упаду, выпив яд, и с моей ножки слетит туфелька. Я же не знала, что на нее наступят и сломают каблук! Да и бог с ним, с каблуком - форма носка испорчена. Марк, представь - маленькое кафе, мило болтающие подружки, тихая музыка, запах корицы и горячего шоколада - а Лекс начинает нагнетать обстановку, рассказывать про погружения и переходы. И я сижу за столиком и вижу, что он не промахивается, что Катя его слушает. А потом я упала - так она кричать готова была!
- А выстрелы были позже, - добавил Тимофей, - Марк попросил припугнуть, когда они гуляли на набережной, мы припугнули, они сели в машину и уехали.
- Да, - подхватила Танечка, - но я не могла никого пугать как раз из-за сломанного каблука. Марк, ты должен мне новые туфли!
- Это было четко! - улыбнулась Марина и подала каждому чашку чая, даже мне, - если хочешь, можешь посмотреть записи.
- Хорошо, - ответил я всем сразу и невольно залюбовался.
Они сидели рядышком - Марина пододвинула кресло к столу Тимофея, а Танечка оперлась бедром о его стол. Все трое улыбались и отпивали горячий чай. Сумасшедшая все же троица - между ними прямо на клавиатуре лежал пистолет, а они едва не облокотились на него. У Танечки - огромные тени под глазами, кажется, она сейчас упадет без сил - и тут же счастливая улыбка на пол-лица.
- А Лекс, значит, сейчас где-то с Катей, - подытожил я и увидел три согласных кивка.
Максим
Я ожидал, что Кара сбежит в комнату отдыха или вообще вон из редакции, выпить кофе в ближайшем кафе и пожаловаться подружке на бесчеловечность этого мира. Но нет, она даже не вышла из кабинета: наклонившись возле стеллажа, рылась в бумагах на самых нижних полках, где хранятся исполненные договоры.
Конечно, бумаги ей не нужны. Наверняка она так лицо прячет. В кабинете Сандага не плакала, а вышла - разревелась, с кем не бывает. Да только сбежать - значит, всем показать, что больно. Вот и стоит - вроде и на виду, никуда не делась, вон даже юбку одернула и прогнулась эротично, а на самом деле небось слезки тайком смахивает. И волосы не зря распустила, а чтобы все лицо закрыли.
А потом она все же не выдержит и с тем же независимым видом, но с опухшими и красными глазами уйдет в комнату отдыха и будет часа два сидеть и читать там книгу или просматривать журнал.
Или может еще сесть за свой стол, низко-низко наклониться и делать вид, что чем-то страшно увлечена.
А в самом конце рабочего дня поднимет голову, и, не зная, что у нее потекла тушь, широко улыбнется всем. И потом с совершенно счастливым видом достанет зеркальце, чтобы подкрасить губы, увидит свое лицо и все равно куда-нибудь сбежит и будет там рыдать в голос.
Ну а мне что делать? Ведь сейчас к ней не подойти. Она изо всех сил шифруется, а я ее выдам, еще хуже будет.
Мои ближайшие коллеги, похоже, ничего не заметили - Ринат, развалившись в кресле, пил кофе, Вадим Викторович переминался рядом с ним и бубнил старый анекдот, а Алеша неотрывно, очень внимательно и серьезно смотрел в монитор, похоже, играл в компьютерную игрушку.
Я прошел к своему столу, уселся, а Кара продолжала плакать у стеллажа.
И действовала мне на нервы.
Когда она в пятый раз заново начала перебирать бумаги, я поднялся и направился к кофейному автомату - надо как-то успокоить девушку. Принесу ей кофе, возьму за руку, уведу из редакции, извинюсь, в конце концов! Но смотреть и дальше эту пантомиму я просто не могу.
Я нес горячий бумажный стаканчик через весь кабинет, как рыцарь - завоеванный с огромным трудом редкий цветок, потому что для меня это была победа в первую очередь над собой. Я был согласен признать свои ошибки, просить прощения и в общем даже встать на колени. Правда, если бы у меня в руках в самом деле был цветок, а не обжигающий пальцы стаканчик - это смотрелось бы более убедительно.
Мне осталось дойти шага три, когда она выпрямилась и развернулась.
И она действительно улыбалась.
Торжествующе.
Ее глаза были сухи и безукоризненно накрашены.
На ее щеках играл легкий естественный румянец, и даже пряди волос ничуть не спутались. Она снова непередаваемо боевым движением одернула юбку на бедрах и прошла мимо меня, не удостоив взглядом.
И вот тогда-то я задумался о том, какой же документ она искала и зачем.
Впрочем, времени для размышлений Кара мне не дала. Она уселась за свое рабочее место, тряхнув волосами, достала телефон и набрала какой-то номер. Я отошел к брошенному ею стеллажу, прислонился спиной, отхлебнул кофе и напряженно ждал.
Когда в трубке ответили, Кара еще раз глянула на документ, что лежал перед нею - от волнения, видно, забыла имя.
- Иван Петрович! Здравствуйте! Это звонит жена... мм..., - тут она кашлянула в сторону, имитируя помехи связи, - вот увидела рекламу вашего отеля в журнале, спешу поздравить - замечательная реклама! Только знаете - муж, когда ее увидел, как-то странно отреагировал. Настолько странно, что я просто не могу не рассказать. Сказал, девушки на фото - которые якобы горничные - что это, вы не поверите, проститутки, замешанные в последнем политическом скандале.
Я в гневе сжал кулаки - и тут же облился горячим кофе! Она подслушала мой разговор с клиентом! Она знала, что я использовал случайные фото! И теперь разъяренный заказчик станет звонить Сандагу и требовать моей смерти!
Я уронил стаканчик и, отряхивая брюки и рубашку, слушал, что она говорила:
- Он так разволновался, так разволновался! Сразу стал звонить кому-то, кажется, закрыл несколько счетов... Но реклама на мой взгляд замечательная, и девушки прелестные! Ну, мало ли кто чем зарабатывает... Вы просто помните - даже если муж от вас отвернется, я поддержу! Да! ...ну уж крышу над головой мы вам дадим, если что... Да. И вам всего хорошего!
Она положила трубку и снова улыбнулась.
Я давно не видел, чтобы она так мило мне улыбалась.
Почти сразу же зазвенел телефон редакции, и я не успел даже дернуться, как Кара соединила Ивана Петровича с Сандагом.
Я стоял, нервно сжимая и разжимая кулаки, в одежде, залитой кофе, а мои сотрудники так ничего и не поняли - Ринат добродушно усмехался, Вадим Викторович нашел салфетки и подал мне, а Алеша, погруженный в игру, вообще ничего вокруг не видел.
Кара тут же принялась расчесывать волосы - я для нее уже не существовал.
Примерно через полторы минуты из кабинета выскочил главред и потребовал, чтобы я зашел к нему.
Он тоже был поразительно хладнокровен - они все сговорились, точно!
- Делай, что хочешь, - сказал он, - хоть собственноручно перерисовывай весь тираж и развози реализаторам, но чтобы заказчик был доволен. И от тебя я не хочу ничего слышать. Только от него. И только благодарности. И учти - если ты не исправишь это дело и если, не дай бог, у тебя в ближайшее время не будет красивых и подробных фотографий убийства той девочки - Кати - я тебя уволю! Мне не нужны сказки - мне нужны мертвецы и тиражи!