Я сидел в своем кабинете, крутил в пальцах деревянную настольную визитницу и думал.
Это может быть местью?
Может.
Потому что есть... нет, потому что были Юлия, Михаил, Олег и Ксения - те, кого я не сумел спасти, те, чьи фотографии лежат на верхней полке. И тогда мне не бороться надо с мстителями, а каяться.
То, что наговорили журналисту, может оказаться чепухой, и цель - вовсе не шантаж. Цель - уничтожить мое дело.
Если бы у меня был сын - или дочь, та же красавица-модель Юлия - и я бы, допустим, нашел ее дневник или с кем-то из подруг поговорил случайно и узнал, что она обращалась в какую-то странную фирму с подозрительным названием. Я бы, конечно, постарался разузнать об этой фирме все. И потом смог бы убедить себя, что ребенок вовсе не хотел умереть. Может, напугать. Заявить о себе, о своих бедах. А тут реклама яркая попалась на глаза, и ребенок клюнул. А в фирме не поняли, или не захотели понимать, зачем нам понимать, у нас бизнес на крови, нам бы дай кого убить, это мы с радостью.
Разве я не захотел бы мести?
Захотел бы.
Я бы сделал все, чтобы раздавить всех причастных к гибели моего ребенка. Я бы сказал себе: "Она, наверно, хотела лишь договор получить. Бумажку. Чтобы показать мне. Случайно. Чтобы я не бросил ее мать (согласился на ее замужество; простил, что беременна или что экзамены завалила). Потому что она не могла хотеть смерти. Потому что я делал все для счастья моей дочери. Заботился, читал сказки на ночь, покупал игрушки и платья, обустроил ее комнату так, как она захотела, дарил сережки, колечки и возил на горнолыжные курорты. Я ее любил, мою пышечку (худышку, глупышку). Она меня любила. Она бы никогда этого не сделала. Она бы никогда этого не сделала сама, если бы..."
Если бы ей не попалась слишком яркая реклама. Если бы ее не заманили.
Это может быть месть?
Почему нет? Может.
Но я, отец дочери-самоубийцы, разве стал бы убивать другую девушку, чтобы добиться закрытия фирмы? Вряд ли... я скорее шум в прессе постарался бы поднять, общественность привлечь. Но это в том случае, если я действую сам. Один. А машиной, в которой ехал журналист, управлял молодой мужчина, судя по голосу. Ну никак не отец взрослой дочери. И уж тем более не отец сорокалетнего Михаила. Значит, это был исполнитель. Наемник. А наемнику, предположим, заплатили за то, чтобы уничтожить фирму. А способы - заказчика не волнуют. И жертвы его не волнуют. Или, как вариант, никто ему не отчитывается о жертвах.
Нет, слишком много домыслов.
Сплошные домыслы. Гнилая логика. Как гнилая сеть - широка и бессмысленна. Там додумаем, тут дорисуем, сбоку косичку заплетем.
Я отложил визитницу и взял со стола нож для бумаги. Покрутил и так и эдак и вдруг пожалел, что не получится его метнуть, да и некуда. И не вонзится. Тупой. И нож тупой, и я недалеко ушел...
Это может быть месть, это может быть чья-то ошибка, это может быть шантаж - да просто из-за денег! Не стали бы говорить журналисту, что хотят на мне заработать, журналист мог бы и сбежать, и свою долю попросить. Но точно также это может быть месть Кате. Например, за ней наблюдали, увидели, что она пришла ко мне, и решили, что не заслужила легкой смерти.
Ничего не дает этот подслушанный разговор с журналистом. Ничего.
А без помощи Богдана Петровича мне будет тяжко.
Катя
...закрываешь глаза, расслабляешься - и вдруг будто наяву фильм смотришь: среди бела дня чудится ночной мегаполис, да с высоты; ярко освещенные улицы и проспекты, здания и площади... а потом с тихим хлопком освещение целых кварталов гаснет.
Как будто ты и есть этот город, а когда слабеешь или устаешь - отключаешь себя по частям.
Издалека.
Раз - и дальний сектор пропал, не стало его.
За ним еще и еще, ближе, быстрей - и уже половина города во тьме. И - резкая граница света и тени.
Энергосберегающий режим, оцепенение. Или все-таки просто усталость.
А потом открываешь глаза, следишь за солнечными бликами в стеклах высоток и удивляешься своим мыслям - а где-то внутри притаился полуживой город. И, наверно, машины на его улицах застряли в пробках, а жители не решаются выйти из дома. Ненадежный город.
И тебе не хочется включать там свет. Тебе все равно. Он же придуманный, тот мегаполис, пусть таким и остается, полутемным...
- Расскажи что-нибудь, - попросила я Лекса.
И чуть не добавила: "Все равно, что. Я наверняка не пойму и даже, может быть, не услышу".
Мы сидели в ресторане и ждали, пока принесут гору мяса, заказанную им.
Лекс опять обманул меня.
Привез не в кафе, как обещал, а в модный ресторан. Когда я спросила: "Почему?" - ответил, что рестораны лучше охраняют. А нам с ним можно появляться только на охраняемых территориях - в банках, в метро, в ювелирных магазинах. Но как-то исторически сложилось, что готовят там плохо.
- Запросто, - пожал он плечами. - Ну, например... например, однажды к нам пришел студент. Кудрявый, щекастый. На цыгана похож, только, понятное дело, чистенький, отутюженный. Мне постоянно смешно было - я ждал, когда же он достанет гитару и петь начнет. Что-то такое заунывное и с надрывом. Нет, он без гитары пришел, а с портфельчиком, как положено, но я все равно ждал, что он из-за кресла ее достанет... А дальше расскажу только после того, как ты выпьешь хотя бы полстакана сока.
Сок был гранатовый, вкусный. Я послушно выпила целый стакан.
- Хорошо, - кивнул Лекс и продолжил. - Пришел он, тоже понятное дело, из-за несчастной любви, его однокурсница бросила. Там был третий или четвертый курс, у цыгана уже серьезные чувства, он жениться мечтал.
Тут Лекс тактично умолк, пока официант расставлял принесенные блюда. Потом попробовал мясо и зажмурился от удовольствия.
- Нет, не скажу ни слова, пока ты не попробуешь. И соус, обязательно соус. Вооот, хорошо.
- Жениться и завести табор детей? - спросила я.
- Не знаю, о детях мы как-то не говорили. Но наверно.
Кусок мяса, в самом деле восхитительного и сочного, быстро закончился, я принялась за второй.
- И он же был цыган. Любил, чтобы все красиво. Захотелось ему той жестокой однокурснице показать другую девушку. Якобы случайно. Но чтобы очень красивую. И я такую нашел, тоже студентку из другого института и тоже кудрявую, только рыжую. Наврал ей, уговорил - она согласилась. Я ведь рассказал, что она, как несравненная красавица, легко произведет фурор! Любой девушке это лестно. Мы вместе с цыганом ей платье выбирали, прическу. Ярковато вышло, но ему понравилось. И вот в один прекрасный день она пришла, и вся группа ее увидела и оценила, и она что-то нашептала ему на ушко.
Лекс улыбнулся:
- Так и представляю, как студенты думали, будто она страсти или нежности шепчет, а она наверняка говорила что-то вроде: "Я очень смущена и волнуюсь, и сгорю сейчас со стыда, но обещала ведь что-то говорить, вот и говорю, вы, пожалуйста, извините"... да, тут положительно умеют готовить! Кушай, кушай, не то я заявлю своему начальству, что ты меня не слушаешься, не исполняешь контракт, и, значит, нужно его расторгнуть.
- И что случилось дальше? Он влюбился? - спросила я.
И почувствовала, как оживает мой город внутри, как загораются огни в домах и на улицах.
- Влюбился, - кивнул Лекс. - И самое удивительное - она тоже влюбилась. И замуж за него вышла.
- А как же контракт?
- Кто думает о контрактах в медовый месяц? Мы его расторгли по обоюдному согласию. Кстати, такое часто случается.
- Женитьба?
Лекс снова улыбнулся и с усиленным аппетитом занялся мясом.
Макс
Все сходилось идеально.
Выйдет статья, не выйдет - я все равно в выигрыше.
Сандаг меня, конечно, съест, если статьи не будет. Зато будут деньги. А как говаривала моя мамочка: "Зачем тебе нужна работа? Чтобы получить за нее деньги. Так зачем искать работу - ищи сразу деньги!"
Но Сандаг съест.
Вот уже битый час я сидел на скамеечке под чахлым кленом где-то на окраине города и гадал, что же лучше: быстрые деньги и мучительная смерть от руки Сандага Дугаровича, этого потомка варварских кочевых племен, который знает тысячу и один способ морально уничтожить подчиненного, или никаких денег и снисходительная улыбочка Сандага, который все равно потомок и все равно знает тысячу и один способ?
Поразмышлять, конечно, можно было.
Посидеть, глядя на проезжающие машины. За пешеходами понаблюдать. Куртку попытаться от грязи отчистить. Вымазаться еще больше. И поразмышлять.
А потом понять, что отважный мой начальник, хан, маньчжур и самурай в одном лице, Сандаг Дугарович и не подумает меня потом из-под грузовиков вытаскивать, если я разозлю моего нового знакомого. Он, кстати, представился - сказал, что я могу называть его Жерех. Хорошее такое прозвище, хищное. И съест он меня верней, чем Сандаг. Очень уж суровые у него методы, судя по Кате. Может, потому его так и прозвали: жерех, кажется, когда охотится, любит добычу хвостом оглушить.
Я сидел, вздыхал и придумывал себе оправдания, когда позвонила Кара. Только приняв звонок от неизвестного абонента - а для меня пока что все абоненты неизвестны, с новым телефоном - и услышав ее голос, я вспомнил, что договорился с ней встретиться, и самое главное - где я договорился с ней встретиться.
Первой же мыслью было поймать такси, приехать, наврать, извиниться в очередной, уже не помню который, раз. Но там, возле кафе "Элегия", меня все еще могли ждать менты.
- Макс? - спросила она.
- Привет, - ответил я негромко, прикрыв трубку ладонью.
- Ну и где ты? Я тебя минут двадцать жду и...
- Осмотрись.
- Макс, ты идиот. Я не в прятки сюда приехала играть.
Конечно, она была на взводе. Она ведь ожидала совсем другой прием, цветы и серенады.
- Осмотрись вокруг, только незаметно. И расскажи все, что видишь. Не бойся, тебе ничто не угрожает. Просто расскажи как можно подробней, - я говорил тихо и медленно. И, надеюсь, значительно.
Она вздохнула:
- Хорошо, я это сделаю. А то вдруг ты снова Сандагу нажалуешься. Итак, я нахожусь в "Элегии". Эта дешевая кафешка была построена, судя по всему, несколько лет назад в арке между домами - видимо, здесь был тупик или проезд на параллельную улицу. А потом кто-то ушлый заложил проезд кирпичом и поставил под аркой столики. Сэкономил на крыше и двух стенах. На дверях тоже сэкономил, потому что дверей тут нет. Стены так и оставил кирпичными, ну, правда, столики красивые, деревянные, хоть на что-то хозяин потратился. И блюда здесь подают наверняка из подорожника и лебеды - кормят всяким подножным кормом. И вот в это кафе ты меня пригласил, спасибо тебе большое.
- Занятно, - сказал я. - Теперь опиши посетителей. Только потише.
- Посетители. Их очень просто описать - их нет. Потому что напротив, через дорогу - модная кофейня, "Melange", где подают свежую выпечку, и сейчас там утренние скидки, я даже отсюда вижу, что тридцать процентов. Поэтому все нормальные люди, Макс, наслаждаются прекрасным йеменским кофе, а я тут сижу одна, как дура...
- Замечательно, - сказал я и получил в ответ гневный окрик:
- Что?
- Теперь позови официанта - там есть официант?
- Макс, если это какой-то розыгрыш, то Сандагу буду жаловаться я, - пригрозила она. - И надеюсь, ты догадываешься, как я все это преподнесу. Молодой человек! Подойдите, пожалуйста!
- А теперь спроси у него, закончилась ли стрельба.
Услышав такое, она разом умолкла.
Я представлял, что она думает. То есть - какими именно словами мысленно называет меня, заманившего ее туда, где, возможно, стреляли. Сволочь, наверно, самое нежное.
- Э-э-э... - наконец, решилась она, - Молодой человек, скажите, пожалуйста - а что, здесь были какие-то выстрелы?
Его ответы я толком не расслышал, только тон: официант успокаивал Кару и извинялся.
- Да-да, - ответила она на какой-то его вопрос. - Хотя нет, не надо. Принесите мне лучше сока... и, пожалуй, водки. - И потом уже мне. - Я ничего не понимаю, Макс.
Я усмехнулся и постарался, чтобы усмешка вышла горькой. И чтобы она это услышала. Вроде как чертовски сожалею.
- Так получается, что я сегодня весь день перед тобой извиняюсь. Я действительно там был, и хотел пригласить тебя, конечно, в "Melange", но не знал, правильно ли прочитал название. А "Элегия" - и по-русски написано, и рядом. Я ждал тебя - но не дождался. В меня стреляли.
Я замолчал - и она тоже молчала. И это было хорошо, это было правильно.
- Я не мог тебя предупредить, мой телефон разбился. Поэтому я рад, что ты позвонила, и поэтому попросил рассказать, что ты видишь. Хотел убедиться, что там тихо, - последние слова я почти прошептал.
- Это задание оказалось опасней, чем я думал. Может... может, я тебя больше не увижу. Извини, что снова тебя втянул.
- Где ты? Где ты сейчас?
- Нет, сейчас уже не стреляют, сейчас уже все хорошо, почти. Я теперь спокоен, ты можешь ехать домой, тебе ничто не угрожает.
Теперь, я чувствовал, извиняться начнет она.
Но она лишь ответила:
- Хорошо, - и отключилась.
Марк
Я посмотрел на часы и предположил, что в половине десятого моя команда должна быть на работе. Потом вспомнил, что сам же разрешил им опаздывать минут на двадцать и не доставать меня звонками по этому поводу. Потом совесть напомнила мне, что вчера ребята задержались допоздна на задании и вернулись в офис почти ночью, и сейчас, наверно, отсыпаются...
Потом я перестал гадать и позвонил в общий рабочий кабинет.
И они оказались на месте - и Танечка, и Тим, и, конечно, Марина. И наверняка минутой ранее обсуждали угрозы Богдана Петровича закрыть фирму.
Я попросил всех зайти в мой кабинет.
Пока они рассаживались, я гадал, не буду ли выглядеть слишком мелодраматично, если поблагодарю их за отличную работу, за то, что не спят по ночам, за то, что не повыходили замуж, не женились, не родили детей. Или, если не брать глобально - за то, что обедают и ужинают на ходу, иногда чем придется, хотя некоторые, как Марина, любят возиться с выпечкой. А Лекс, я точно знаю, обожает готовить мясо - в каких-то сложносочиненных соусах, с десятком приправ, я и названий-то их не вспомню.
И вообще удивляюсь, когда моя банда успевает выспаться, побриться или сходить к парикмахеру.
Глянув на часы и обнаружив, что уже минут пять смотрю на них молча, я понял - пора что-то сказать.
- Наверно, с моей стороны было бы красиво устроить перекличку, - начал я. - Или попросить остаться добровольцев. Вы же знаете, что мы вот-вот получим уведомление от властей? Так вот - можете считать меня тираном, самодуром и собственником, но плевать мне на это уведомление. В любом случае вся ответственность на мне. Поэтому ничего мы не сворачиваем и не приостанавливаем. Работаем дальше. Потому что я без вас не справлюсь.
Танечка улыбнулась в ответ так светло и счастливо, что я понял - она со мной согласна. Тим коротко кивнул, а Марина подтвердила:
- Конечно, мы останемся.
И тут же выдвинула ультиматум:
- Но я кое-что от тебя потребую. Лично я. Ребята, думаю, меня поддержат. Мы останемся, но ты отдашь мне фотографии.
Я глянул на верхнюю полку шкафа - сразу понял, о каких фото она говорит. Она сама собирала их на моем столе и задвинула подальше, а теперь хочет забрать их вовсе.
- Ты отдашь мне фотографии и ответишь на несколько вопросов, - уточнила она.
Это был настоящий ультиматум, и это был приятный ультиматум. Обо мне заботились, за меня переживали. Рискнули шантажировать, чтобы помочь. Ох, не зря Марина пошла в психологи, это талант. Иначе откуда бы она узнала, что со мной так и надо поступать?
- Хорошо, - сказал я. - Ты можешь их забрать. И я отвечу на твои вопросы. Но не сейчас. После.