К 60-летию моего первого самостоятельного путешествия.✌
Весной, теперь уже далекого 2009 года, мы с женой улетали рейсом "Москва-Одесса" из аэропорта "Шереметьево1". Настроение было отличное: незадолго до этого, мы закрыли сделку по продаже акций нашего завода в Тверской области, который в течении 10 лет из свалки строительного мусора, битого стекла, летающих в цехах ворон и фекалий, оставленных юными дигерами, превратился в современное предприятие, выпускающее полуфабрикаты из алюминиевых и титановых сплавов. Сделка готовилась в течении года и после подписания контракта, стороны выпили дорогого шампанского и разъехались, довольные собой и результатами проведённой подготовительной работы. Через три месяца после закрытия сделки, неожиданно для всех, грянул экономический кризис 2008 года и мы особенно порадовались вовремя завершенными делами с важными для нас результатами многолетней работы. Небольшое промедление - и результаты сделки могли быть принципиально иными, и не в лучшую сторону для нас.
В прекрасном душевном расположении мы отправлялись на ежегодную конференцию титановой ассоциации, на которой планировали встретиться со многими коллегами из ближнего и дальнего зарубежья. Вылет задерживался и мы с женой, решили прогуляться по зданию аэропорта и найти место, где можно выпить по чашечке кофе. Пройдя немного по коридору аэропорта, мы уткнулись в специально натянутые ленты, ограничивающие движение. За ленточным хлипким забором снимали кино. Шёл бурный съёмочный процесс. На площадке герои изображали сцену расставания, с соответствующими моменту объятиями и поцелуями. В кресле, рядом с камерой, спиной к нам, сидела дама и руководила съёмочным процессом, периодически командуя актёрам: прижаться ближе и целоваться глубже. Последнее нас особенно заинтересовало и мы решили, не без смеха, подсмотреть: как это правильно делать, чтобы применить в последствие полученные знания в свободное от конференции время. Через некоторое время дама-режиссёр объявила перерыв и, встав с кресла, повернулась в нашу сторону. И я в ней узнал свою давнишнюю знакомую, с которой неоднократно встречался в гостях у своих друзей: знаменитого гроссмейстера и шахматного комментатора и его жены - дочки не менее знаменитого гроссмейстера и шахматного теоретика. Окликнув даму-режиссёра по имени, я не был уверен, что она меня вспомнит, да и не был-бы сильно удивлён и расстроен, так как прошло более пятнадцати лет с момента нашей последней встречи на обеде, дома у её гениального отца, режиссёра фильма "Ещё раз про любовь", куда я пришёл с дочкой дамы-режиссёра и одновременно - внучкой гениального режиссёра, в последствие ставшей известным графическим дизайнером, что не удивительно, так как по линии отца - она была дочкой известного художника и внучкой всемирно известного скульптора, создателя монумента "Воин-освободитель" и многих других. Впрочем, с ней не сложилось по непреодолимым обстоятельствам: ей больше нравились очень молодые люди, к коим я не относился, а меня молодые женщины, как раз, не смущали, и усилия ее мамы не увенчались успехом. В тот период времени я был абсолютно холостым и свободным человеком уже много лет и находился в поиске одной-единственной из огромного выбора, который был предоставлен состоявшемуся, сорока двух -летнему мужчине, да ещё и не полному придурку.
Через семь лет я встретил Оксану и её ничто не отпугнуло в моей богатой истории, включая и мой возраст...
Мои сомнения не подтвердились: дама-режиссёр меня узнала, подошла бодрым шагом, мы с ней обнялись, расцеловались, не так страстно конечно, как герои её картины, но вполне достаточно, чтобы смутить мою жену и обратить на себя внимание всей съёмочной группы, среди которых были и очень известные актёры. Моя жена смотрела на меня с некоторым удивлением, несмотря на то, что я ей всё и давно уже рассказал о всех моих знакомствах из прошлой жизни, но всё-таки мне казалось, что она, наверное, думала, что я немного привираю и преувеличиваю.
Обменявшись несколькими дежурными фразами, я поинтересовался о делах её дочери. Взглянув на мою жену и оценив женским профессиональным взглядом, а потом - пристально посмотрев на меня, она произнесла: "дура - моя дочь". Ещё раз обнявшись на прощание, она ушла продолжать съёмки, а мы - на объявленную посадку на наш рейс.
В Одессу прибыли точно в объявленное пилотом время. Пройдя таможенные формальности, мы вышли к стоянке такси. Сев в машину и сообщив адрес: "Гостиница Морвокзала", мы двинулись в путь... "Вася-молдаванин", - представился таксист. Значимая и очень запомнившаяся часть моего детства прошла в Одессе, где я не был, на тот момент 47 лет и, естественно задал банальный вопрос: "Ну как Одесса?". Вася-молдаванин посмотрел на меня с сожалением и сказал, что все евреи - уехали, а без евреев Одесса - не Одесса. "И что, все уехали?", - поинтересовался я. "Да нет, немного осталось", - с грустью ответил Вася... "Не тужи,- сказал я Васе, - теперь - "немного" плюс "один". Я вернулся". Мы все дружно рассмеялись. Быстро бросив свой багаж в номере отеля, мы с женой, не теряя времени, побежали смотреть город.
Она была в Одессе один раз, проездом, и ничего толком не видела, а под впечатлением её любимого фильма "Ликвидация", очень хотела здесь побывать вновь. Я решил показать ей свою Одессу, город своего детства, куда в двенадцати-летнем возрасте меня первый раз отправили родители на летние каникулы на откорм фруктами (витаминами) в семью двоюродной сестры моей мамы - тети Бебы...
Провожали меня тогда с Киевского вокзала, одного, без сопровождения, чем я очень гордился и был абсолютно счастлив, что уже такой взрослый. Дали мне в дорогу стандартный набор: жареную курицу, четыре яйца, батон за рубль тридцать и две бутылки лимонада, а также - пятьдесят рублей (старых денег), в те годы для меня - совершенно баснословная сумма. Родители попросили соседей по купе присмотреть за мной и они это "успешно" сделали, без передышки резавшись в преферанс. А я с верхней полки завороженно наблюдал за происходящим и осваивал терминологию и азы игры, которая в последствие, в студенческие годы, позволила мне увеличивать размер своей стипендии, а в последующие годы - садиться за стол с уважаемыми и "авторитетными" людьми и держаться вполне достойно.
В Одессу я прибыл без приключений. Попрощавшись со своими "сопровождающими", моими картежными наставниками, я ступил на перрон вокзала, таща свой чемоданчик с летними вещами и огромный чемодан с воблой, что в шестидесятые годы в Москве было особой ценностью и являлось "достойным" подарком для любителей солёненького. Одесса - морской город и там продавалась любая рыба, однако, воблы не было: её продавали только в Москве или - так казалось моим родителям. На перроне меня встретила тётя Беба, расцеловала и, посадив в такси, усевшись рядом с водителем, царственно произнесла адрес, который я помню с детства и до сих пор: улица Чижикова 101. Водитель такси - огромный дядька со шрамом на щеке, почтительно сказал: "Слушаюсь Берта Марковна !". И я, увидев, как этот громила подобострастно сказал моей тёте "слушаюсь", тоже решил, на всякий случай, её слушаться, хотя это мне было и нелегко. В последствие я узнал, что моя тётя и её муж, дядя Давид, уважаемые в городе люди, а в особенности - во дворе, в котором и я тоже стал с ними проживать. Моя тетя была женщиной красивой: жгучая брюнетка с карими выразительными глазами, небольшого роста, но огромной души человеком, с железным характером, не терпящим возражений. Дядя Давид был ответственным работником Привоза, который в те годы был некой отдельной страной в Одессе, в которой можно было достать и купить всё и на любой вкус.
Много позже, в Москве, горские ребята создали нечто подобное под названием "Черкизон", ставший московским Привозом, или мне сейчас так кажется.
Во время войны дядя Давид служил капитаном в Смерше, был тяжело ранен и после освобождения Донецкой области, под Енакиево командовал лагерем для немецких военнопленных и занимался восстановлением области. Был человеком добрым, немногословным, абсолютно лысым, сейчас бы сказали - брутальным, крепко сидевшим на нитроглицерине - таблетках для сердца. В их семье было два взрослых сына (мои кузены), один из которых, служил в армии под Одессой, а другой - проходил летнюю практику железнодорожником в другом городе. Жильё моих родственников, куда меня привезли, было хоть и небольшое, даже тесное, но зато свободное, на тот момент, от моих двух старших братьев, что позволяло моей тёте "усыновлять" меня на все летние каникулы.
Заехав в маленький дворик по указанному адресу, и выгрузившись из автомобиля, тетя Беба громогласно оповестила всех находящихся во дворе соседей: "Приехал мой племянник из Москвы",- делая ударение на последнем слове. А во дворе находились практически все: женщины развешивали бельё и о чём-то судачили, мужики играли: кто - в домино, а кто - в шахматы и шашки, бабушки и дедушки лежали на раскладушках, или сидели на лавочке, активно лузгая "сэмачки" и смачно выплевывая шелуху себе под ноги, девчонки играли в "резиночку", а пацаны - на самодельном столе, с доской поперёк, вместо сетки, играли в настольный теннис "на вылет". Этот стол и стал на следующее утро моим "входным билетом" в их компанию.
После объявления тёти, на секунду воцарилась тишина, а потом все наперебой начали говорить: "Добро пожаловать!". А я, "послушный мальчик", всем раскланивался и, если бы с собой у меня был пионерский галстук, непременно отдал бы салют...
Я быстро сдружился с ребятами, так как на следующее утро, дождавшись своей очереди игры в теннис, из-за стола больше не выходил, чем заслужил определённое уважение у новых приятелей. А когда на следующий год ещё и привёз настоящую сетку и две ракетки (!), мой авторитет взлетел, что называется, до небес.
Мои родственники относились ко мне абсолютно по-родительски. Однажды, приехав вместе со мной в гости, на дачу к своим друзьям, крупным торговым работникам, и увидев, что у всех их детей на руках сверкали настоящие часы, что в ту пору было абсолютной роскошью, мои дядя и тётя очень смутились. На следующий день на моей руке красовались новенькие часы "Победа", которые потом долго приводили в восторг моих школьных друзей и вызывали чувство жгучей зависти у недругов.
Мои летние родители были людьми очень обеспеченными, но как все обеспеченные люди Одессы, они боялись любых контактов с внутренними органами и, чтобы не попасть в жопу, как говорила моя тётя Беба, всячески скрывали своё благополучие от соседей, которые могли и "донести". Я в те годы не очень понимал, что, почему и куда могли донести соседи, это понимание пришло ко мне значительно позже, с возрастом. Но всё-таки, моя тётя, как и любая женщина, хотела иногда вЫносить свои сокровища. И по воскресеньям, мы всей семьёй отправлялись на Дерибасовскую. Это была спец. операция по проходу моих родственников через двор. Тётя и дядя одевались во всё импортное, что для того времени было большой редкостью, а поверх своих нарядов - одевали длинные бежевые плащи, которые скрывали этот шик от ненужных взглядов соседей. И за квартал до подхода к главной улице, родственники сбрасывали свои волшебные накидки, делающие их одежду для соседей невидимой. Моя тетя доставала из декольте заветный узелок - и всё его содержимое перемещалось на пальцы, шею и уши тёти Бебы. В этот момент она становилась абсолютно неотразимой и сверкала не только своей улыбкой, но и всеми цветами радуги, которые отражались от её украшений. Дядя Давид, при этом, молча смотрел на эту роскошь и тихо глотал таблетку нитроглицерина. В те годы представители зажиточной Одессы боялись ненужного общения с всевозможными государственными органами контроля, но не могли себе отказать в этом параде победы подпольного бизнеса над развитым социализмом. В эти воскресные летние вечера на Дерибасовскую выходила вся Одесса и там можно было увидеть весь цвет: начиная от знаменитых артистов, крупных ученых, музыкантов, директоров предприятий, королей подпольного мира - до всевозможной босоты, приходившей по своим неправедным "делам". Все они, степенно прогуливались по променаду и раскланивались между собой, поскольку, в основном, все друг-друга конечно же, знали. Некоторые дамы выгуливали породистых собачек. В нашей семье, а точнее, в семье моих родственников, тоже была маленькая, очень ласковая чёрная собачка по кличке Жучка. Мы с ней быстро подружились. Но так как она была беспородная, мои дорогие родственники её на прогулку не брали, а прогуливаться со мной, мелким пацаном с "Победой" на руке, им было куда приятнее, как мне казалось, так как они и сами в глазах приятелей и окружающих становились куда моложе. По завершению прогулки, волшебные плащи снова делали одежду невидимой, все драгоценности тёти возвращались в заветный узелок и отправлялись обратно в декольте.
Однажды мы с тётей возвращались на пятом трамвае домой. И я, как "воспитанный пионерской организацией" мальчик, увидев вошедшую огромную бабу-украинку в вышиванке с мальчиком, примерно моего возраста, но в три раза толще меня, смачно откусывающего от огромной свежеиспеченной буханки белого хлеба, источающего аромат на весь трамвай, решил уступить ей место и, встав, произнёс: "Садитесь пожалуйста". Ничего не сказав, толстая тётка отпихнула меня своим "крупом" и усадила свою "дытыну" на мое место, а я отлетел к моей тете, сидевшей позади меня. Тётя Беба была крупной женщиной хоть и небольшого роста, привстала со своего места и громогласно произнесла на идиш : "Брех зен коп", на что огромная, толстая баба визгливо прокричала ей в ответ на таком же хорошем идиш: "Брех дир зен коп". (что означало: сломай себе голову, а в ответ - сломай свою). За мой неточный идиш прошу прощения, так как мои познания ограничивались только всякими неприличностями, а весь диалог я произношу по памяти, теперь уже шестидесятилетней давности. Дальше шла непереводимая игра слов на русском,украинском и еврейском языках- и посрамленная тётка в вышиванке вынуждена была освободить от толстого мальчика моё место. В этот момент трамвай подошёл к нашей остановке и с чувством победы мы вышли. "Главное - справедливость!" - произнесла моя тётя. И этот урок я запомнил на всю жизнь. Никогда не посягал на чужое место, но и всеми доступными средствами, старался никогда не отдавать своего.
Моя мама часто вспоминала, что я приезжал из Одессы откормленным мальчиком, говорил по-одесски, на распев, с ярко выраженной смесью южно-русского, украинского и еврейского акцентов, что повергало в шок моих родителей, так как в школе нашего заводского посёлка эдакий суржик вряд ли бы поняли. Но их опасения были напрасны, так как после недели общения со своими московскими друзьями - Комаром и Пупком - я быстро приходил в норму, терял вес до своего обычного ненормально-худого состояния и моя речь снова приобретала окрас московского говора, с нюансами областного колорита, замешанного на всевозможных сленгах, сопутствующих барачно-заводскому образу жизни основной части населения нашего рабочего посёлка...
Мы с Оксаной быстро добрались пешком до Французского бульвара, прогулявшись в тени цветущих каштанов, направились к оперному театру и, обойдя его вокруг и сделав кучу фото, увидели перед театром, стоявшую в ожидании пассажиров запряженную гнедой лошадью пролётку. Решив шикануть, поинтересовались у кучера маршрутом и его стоимостью, которая составила 25 долларов, а в случае моего торга - могла бы стать и 10... Но я не стал мелочиться и предложил ему 50 долларов, с условием, что его "пролетка" доставит нас по адресу: Чижикова 101. Я настолько расчувствовался от нахлынувших воспоминаний, что потерял бдительность и вручил ямщику оговорённую сумму до начала путешествия, поскольку он, якобы опасался, что когда нас довезет - я не заплачу. Мы тронулись в путь, проехали около километра и на одном из перекрёстков наш кучер притормозил, спрыгнул из экипажа, а его место занял другой водитель кобылы, который успешно довез нас до места, откуда нас полчаса назад забрали.
Мое добродушие мигом улетучилось. Я не согласился с такой дешевой разводкой и затеял жуткий скандал. Кучер же твердил, что ничего не знает о моих договорённостях. Отовсюду стали стягиваться зеваки и, к нашему удовольствию, подошёл полицейский и, выслушав мои доводы, решил не доводить дело до международного скандала. Отведя в сторону последнего кучера, что-то ему тихо сказал, после чего - тут же появился первый возничий и нехотя вернул мне 25 долларов. Справедливость восторжествовала, хотя настроение и было слегка подпорчено. "И это тоже Одесса!", - сказал я Оксане.
Дальше мы решили продолжить наше путешествие пешком, так как стояла чудная майская погода, располагающая к романтической прогулке по самым говорящим улицам города: Дерибасовская, Екатерининская, Арнаутская, Ришельевская, Еврейская... И конечно, нисколько не пожалели, так как прошли по центру Одессы мимо красивейших по архитектуре домов, стоявших в тени акаций. Правда, совершенно обветшавших и истерзанных временем и бесхозяйственностью. Однако, отдельные дома выделялись своей первозданной красотой и ухоженность и, наверное, принадлежали местным "алигархам". Немного заплутав в улицах и переулках, я поинтересовался у молодых прохожих "об улице Чижикова", но никто не знал такую. И только тогда, когда я обратился к очень пожилому человеку, одиноко сидящему на раскладном стульчике около одного из домов, он мне объяснил, что такой улицы теперь больше нет и сообщил нам новое название, которое я сегодня даже и не вспомню. Найти нужный адрес оказалось очень легко, так как, зайдя за поворот по указанному нам направлению, я увидел кинотеатр "Родина", в который бегал каждое лето, еженедельно, когда приезжал на каникулы в Одессу и напротив которого стоял дом в котором, когда-то, очень давно, жили мои замечательные родственники. Перед аркой во двор во мне что-то "зашевелилось" и сердце застучало сильнее, в ожидании чего-то необычного и давно ушедшего. Однако, меня ожидало глубокое разочарование: двор был абсолютно пуст, не было ни одного человека, у которых я хотел поинтересоваться о судьбе моих одесских дружков: Лёньки, по кличке "Келбас" - откормленного, высокого и толстого пацана, и Витьки, с кличкой "Перчик". Несколько позже, сын тёти Бебы, и мой старший брат - Эмиль, очень близкий мне по духу человек, давно и успешно живущий в США, рассказал, что мои дружки детства могли сгинуть в круговерти девяностых.
Да... Никогда не возвращайтесь в прежние места...
Конференция в Одессе прошла успешно, мы встретились и обсудили многие профессиональные вопросы, интересующие нас и наших коллег, вместе прогулялись по улицам Одессы, посетили знаменитую пивную "Гамбринус" и другие не менее известные ресторанчики, побывали с экскурсиями во всех мало-мальски значимых местах города и уставшие, но довольные вернулись в Москву.
Для себя я решил, что это было мое последнее посещение Одессы и меня с ней больше ничего не связывает, кроме моих воспоминаний, оставшихся в моей памяти и сердце.
Однако через несколько лет нам ещё раз довелось посетить Одессу - проездом, на автомобиле. Правда другую - Одесса-Таун, что находится в штате Вашингтон, основанную около 120 лет назад строителями - выходцами из Одессы, с населением не более тысячи человек.
Те же одесситы, о которых печалился Вася-молдаванин, покинувшие СССР в до перестроечный период, облюбовали один из районов Нью-Йорка, под названием Брайтон Бич, на побережье Атлантического океана (напоминающего чёрное море) и обустроили его для своего комфортного проживания. По мере прибывания одесситов, из этого района быстро уходили афро-американское и испано-говорящее население, не выдержав "здоровой конкуренции". Никто из одесситов не пропал: построили различные бизнесы, вырастили детей, многие из которых стали очень успешными, или просто тружениками. Ну - всё как везде, и как у всех. Но это уже новая история, наполненная новыми впечатлениями.