Я не собирался писать о своей личной жизни. Историй написано уже много, но нет ни одной, в которой рассказывалось бы об отношениях с женщинами. Считаю себя не вправе предавать их большой огласке. Хотя... Были, конечно, и с ними интересные истории. У кого их не было? И нет правил без исключений...
*******
Разбередили душу воспоминания о школьных годах, вспоминается все новое и новое, и всплывает в памяти моя первая школьная любовь. Первые серьезные, как нам думалось, отношения. Первые поцелуи, прикосновения, мечты о будущем и надежды. Тогда казалось, что это - навсегда. Но потому они и первые, что не последние. Появляются другие интересы, жизнь разводит в разные стороны и то, что было таким незыблемым рядом с любимой, становится малозначительным после расставания. Клятвы, письма, обязательства превращаются ни во что при виде находящейся рядом особы противоположного пола. Та, любимая, где-то далеко, а хочется сегодня и сейчас. Общаться, я имею в виду. Остальное потом прилагается в той или иной степени.
Я не был исключением. Может быть, не совсем по причинам выше изложенным, но, тем не менее, жизнь свою я с ней не связал, да и не думали мы тогда об этом. Слишком молоды были, только после школы. И теперь уже неизвестно, что лучше, и никогда известно уже не будет. Даже, представив себе на миг, что в силу каких-то обстоятельств, совершенно фантастических и необъяснимых, мы все-таки опять встретились и пути наши пересеклись - изменить было бы нечего. И невозможно. Потому что Татьяны давно нет в живых. Она умерла в 31 год от рака желудка, оставив после себя двоих сыновей, о судьбе которых я ничего не знаю. За два месяца до смерти сдала экзамены и получила диплом о высшем образовании, о котором мечтала с тех пор, как не смогла поступить в институт сразу после школы. По моей, в частности, вине.
Татьяны нет. Но память, эта проклятая память, раз за разом выдает откуда-то из подсознания ее образ, заливистый смех, запах кожи и ощущение теплых губ, почему-то пахнущих молоком. И комок, поднимаясь откуда-то снизу, из области живота, проходит через сердце и застревает в горле, превращаясь во что-то твердое, не дающее нормально дышать. Этого на бумаге не передать. Но, обо всем по порядку...
*******
Началось все с первых дней учебы в 9-м классе. Пришли мы в школу и оказалось, что часть наших бывших одноклассников решили после окончания восьми обязательных классов обучения пойти по другой дорожке. Кто поступил в техникум, кто пошел работать, а некоторые даже умудрились выйти замуж. Была у нас одна девушка, Зина, постарше на несколько лет, уже не помню по какой причине. Учеба давалась ей нелегко, особенно немецкий язык. Вел его "англичанин", старый, 33-трехлетний холостяк, заставлявший нас к каждому уроку выучивать наизусть по 30 новых слов. Зине это не давалось и, после очередного вызова к доске, "англичанин"...
Я прекрасно помню не только его, но и фамилии почти всех своих учителей, да и остальных героев моего рассказа. Но Интернет сейчас штука все более доступная. И, хотя ничего сверхсекретного я вам рассказывать не собираюсь - пусть это будет несколько отвлеченным, чтобы, не дай Бог, не обидеть ненароком кого-нибудь нечаянным словом. И, к сожалению, не потревожить память тех, кого уже нет с нами.
Так вот, "англичанин" начинал так сверлить ей висок своим длинным, специально отращенным на мизинце правой руки ногтем, что мне казалось, он, ноготь, пронзит ее насквозь. Мы злословили, что он такой злой, потому что жениться не может. Женился потом, но вот сверлил ли своей жене висок по причине какой-нибудь оплошности - не знаю. Может, она ему. А Зина наконец-то упорхнула из школы, за лето успела выйти замуж и была счастлива...
Все это мы рассказывали друг другу, встретившись после летних каникул. И была еще одна новость, несколько будоражившая наше воображение. К нам в класс, вместо ушедших, можно сказать, "в жизнь" товарищей, пришла группа новеньких. Дело в том, что на расстоянии примерно пяти километров от моего городка находится железнодорожная станция с одноименным названием. Школа там была восьмилетняя и вот, в девятый класс, человек 10-12 парней и девушек пришло учиться к нам. Забегая вперед, хочу сказать, что влились они в наш коллектив быстро, некоторые стали близкими друзьями. Остальные, если и были немного на отшибе, то вовсе не потому, что мы их игнорировали. Это было и в прежних классах. Кто-то всегда был на виду, кто-то держался в тени, особенно себя не проявляя. Но у нас был хороший класс. Дружный и веселый. И в учебе и в спорте были в числе первых. Обыгрывали десятиклассников в баскетбол, были лучшими в КВНе, да и Олимпиады школьные не пропускали. Нас еще называли "26 бакинских комиссаров", по числу учеников. Так мы и продержались до выпускных экзаменов - 13 ребят и 13 девчонок...
*******
Три подружки - Галка, Валя и Таня держались вместе и были на виду. Вот с Галки все и началось. Была она побойчее других, что в начале даже не очень нравилось "аборигенам", с шикарными длинными волосами, плотненькая, невысокого роста. Блондинка. Давно ее не видел, но знаю, что она так и живет в моем городе. Почему-то она обратила внимание на меня. Не то, чтобы это было настойчивым предложением дружить, но это ведь ощущаешь, правда? А я смотрел в сторону Тани. Опять же, не делая каких либо попыток познакомиться поближе. Обыкновенный интерес, когда ты из группы незнакомых людей выбираешь одного, который тебе более симпатичен. И, со временем, это уже зависит от обстоятельств, интерес этот или угасает или развивается в более близкие отношения.
Таня была противоположностью Галке. Стройная, с каштановыми волосами средней длины, гораздо скромнее своих подружек. Но и не настолько, чтобы выпадать из общей компании.
Валя в наших дальнейших отношениях играла второстепенную роль, но как-то без нее не обходилось. Они почти всегда были вместе. И жили рядом.
Прошел месяц. Мы немного притерлись друг к другу, узнали поближе, и жизнь школьная пошла своим чередом. Хотя интрига оставалась, чувствовалось какое-то напряжение. Галка заигрывала с ребятами, строила глазки, стараясь показать, что она "свой парень", но особого успеха не имела. То ли не доросли мы еще до серьезных отношений с девушками, то ли, наоборот, понимали, что в своем огороде капусту не воруют. Интерес вызывал пущенный кем-то слух, что Галка "гуляет" с трактористом, взрослым парнем. Для меня этот факт был отрицательным. Может быть, боялся проиграть в заочном споре с более опытным соперником, может быть, сыграла роль вера в чистое и непорочное, но на Галкины заигрывания я старался не отвечать. Внешне это, практически, ничем не проявлялось, даже скорее наоборот. Как-то я нашел у мамы медальон в виде сердечка, с каким-то камушком, даже не знаю, из какого металла, но красивый. Нашел где-то фотографию артистки Жанны Прохоренко, вырезал по размеру и носил на шее. Иногда, как я уже писал раньше, представляя ее своей девушкой. Галка его выпросила и я, забрав фотографию, медальончик этот ей подарил. Так что обстановка в классе была деловой.
Читают эти строчки, как я знаю, и молодые люди, как раз такого возраста, как были мы тогда, и ухохатываются. Во, дядька дает! Да мы... Не забывайте, что это была середина 60-х годов, районная школа, маленький городок, где все друг друга знают. Нравы были другие, на танцы, например, нас не пускали. И, если кто-нибудь из учителей выходил вечером в субботу или воскресенье в парк, где была танцплощадка, погулять и замечал кого-нибудь из учеников танцующим, назавтра наказание в виде вызова родителей или двойки по поведению было обеспечено. А уж про стиляг и ансамбль "Битлз" я не говорю. Пропесочат в школьной стенгазете, на комсомольском собрании или вообще вызовут в райком комсомола. А там особенно не церемонились. Выговор, или вообще исключение из комсомола, можно было гарантировать. Правда, последнее случалось редко, но последствия были ужасны. Я знаю очень талантливого парня, который из-за того, что попал в историю и был исключен из комсомола, так и не смог поступить в ВУЗ. Даже тем, кто каким-то образом сумел отказаться от поступления в комсомол, было гораздо проще, чем с позором из него быть изгнанным. Первых принимали в течение нескольких минут, а вот последние так и ходили с несмываемым пятном на своей репутации. Вот такое тогда было время...
Как обычно, в конце сентября, всех школьников, начиная где-то с класса 5-6, отправляли на уборку картофеля. Этот год не был исключением. Малышню привозили после работы домой, а нас, старшеклассников, отвозили на неделю и только на воскресенье отправляли привести себя в порядок и отдохнуть в городе. На этот раз нас завезли в глухую деревню. Многие дома с соломенными крышами, полы земляные. Не у всех, конечно, но были. До ближайшей деревни, побольше, где был клуб и магазин, километров пять-восемь. Глушь, одним словом.
Объявили, что жить будем по пять-шесть человек, на постое у местных. Каждому такому дому, согласившемуся нас приютить, выдали продукты: мясо, крупы, картошку. Мы разделились, устроились и начали работать. Помню, хозяйка, пожилая уже женщина, относящаяся к нам, как к своим детям, по утрам спрашивала:
- Ну что, детки? Какой "минимум" вам сегодня приготовить?
Имелось в виду меню.
А кто-нибудь из нас говорил:
- Нам бы не минимум, а максимум.
Так и жили.
*******
Работа работой, но вечером, как известно, не работают. Приведя себя в порядок, мы собирались где-нибудь на посиделки, разговаривали, пели песни, гоняли в футбол на лугу. Других развлечений не было. Да и уставали, честно говоря, потому что работали не понарошку. Как положено, была норма, соцсоревнование, подведение итогов. Да и заплатить что-то обещали, что тоже было немаловажно. Но по молодости организм восстанавливается быстро, так что мы особенно не роптали. Хотя и радовались дождливой погоде, потому что тогда на работу не шли.
Вот так, в один из вечеров, через несколько дней после приезда, сидели мы на завалинке и занимались ничегонеделанием. Галкины приставания стали более настойчивыми, и я решил все это дело прекратить. Подошел к Тане и сказал: "Пойдем, погуляем". Она согласилась, мы тихонько от всех улизнули и пошли вдоль деревни. Уже стемнело, мы бродили, о чем-то разговаривали, пока не вышли на околицу. Там и залегли в стог сена. Лежали, смотрели на звезды и говорили, говорили обо всем, что нас волновало. Вот так и познакомились поближе. И уже не расставались до конца пребывания в деревне. Старались это скрывать от остальных, но разве скроешь? Народ все видит, друзья подмигивают, кое-кто обижается. А нам было хорошо. Мы как будто давно были знакомы и встретились после долгой разлуки.
Но все когда-нибудь заканчивается. И наша помощь селу подошла к концу, нас поблагодарили, посадили в машину и отправили домой. Бабулька наша всплакнула, расцеловала всех, перекрестила на дорожку и мы уехали. Времени-то сколько прошло, а как сейчас помню ее, стоящую у русской печи с ухватом, которым она доставала чугун с картошкой с поджаристой корочкой на боку. Скворчащая сковородка со свининой, крынка молока, соленые огурчики... "Минимум" по тем временам у нас был неплохой. А главное - ее отношение, ее желание нам угодить и одновременно некоторая настороженность, опасение не оплошать перед "городскими". Обыкновенная деревенская женщина, много повидавшая в своей жизни и ничего не видевшая, кроме работы за "палочки". Потерявшая мужа на войне и одна воспитавшая детей. Вот на таких людях и держится земля. Но тогда мы этого не понимали. Спасибо тебе!
*******
А в школе все шло своим чередом. Но и уже немного по-другому. Ведь теперь у меня была причина по утрам идти в школу не только за знаниями. У меня была Таня. Та искорка, которая проскочила между нами - не погасла. Нет, она не разгорелась, не с чего еще было. Но, говоря языком автомобилиста, контакт уже был. Остальное было делом времени.
Прошло еще некоторое время, и я с другом уехал на соревнования. Были там ребята и из других школ, мы выступали на области, по разным видам. Одни уезжали раньше, другие позже. Мы задержались, вышли в финал и ждали несколько дней, отдыхали перед игрой. А мне хотелось побыстрее все закончить и приехать домой, увидеть Таню.
Финал мы проиграли. СДЮШОР из областного центра, конечно же, была подготовлена лучше нашей районной, укомплектована хорошими игроками, да и судьи были местными. Но на этом мои неприятности не закончились. Зря я спешил домой. Потому что, придя в школу, заметил, что Танюша встретила меня не как обычно. Не было взглядов, бросаемых исподтишка, глаза она отводила в сторону, когда я пытался на нее посмотреть. Что-то не то. Тогда мы еще свои отношения скрывали, старались не показывать, и в школе друг с другом практически не общались. Да и после школы, за исключением нескольких случаев, наедине не оставались. Я и на станции-то бывал очень редко, там была своя жизнь, свои авторитеты. Мы, правда, играли с местными несколько раз в футбол, но знал я там немногих. Но нужно было что-то решать.
Все стало понятно на большой перемене. Я подошел, как будто бы с каким-то вопросом, и Татьяна, потупив глаза, выдавила из себя:
- Ты извини, но я с тобой гулять больше не буду.
Именно не "дружить", а "гулять".
- Почему? - смог выдавить я. - Я тебя чем-нибудь обидел?
- Нет. Но я не хочу.
Все ясно. Ну, нет, так нет. Хотя ничего не было ясно. Ни с того, ни с сего. Хотя потом я начал вспоминать, анализировать и понял, что еще до отъезда что-то происходило. Накануне мы немного повздорили, Татьяна что-то нервничала, да еще наутро, в день отъезда, я по неопытности порезал губу при бритье, и мы стояли возле входа в школу, мне было неудобно за залепленную губу... В общем, расстались как-то не так.
А потом все выяснилось. У Татьяны оказался новый парень, старше меня на год, десятиклассник из первой школы. Мы друг друга, конечно, знали. И, кроме того, Вася тоже был со мной на соревнованиях. И Татьяна, то ли каким-то образом с ним познакомилась до отъезда, или знала еще раньше, но боялась, как бы мы там не стали выяснять отношения. Но он ничего не сказал, уехал на несколько дней домой раньше меня, и в эти дни, наверное, все и решилось.
Наступили серые будни. В школу мне не хотелось, уроки я не учил. Так, ходил ради приличия, с нетерпением ждал возможности куда-то опять уехать на соревнования, занимался усиленно спортом, доводя себя до изнеможения на тренировках. Познакомился на вечере с какой-то девушкой из соседней школы, даже несколько раз провожал домой, но это было не то. Видеть Татьяну каждый день и делать вид, что все нормально, ничего не случилось, было невыносимо. Мне казалось, что одноклассники надо мной посмеиваются, планы мести бередили душу, но больше всего терзала ревность. Я тут сижу, а она с Васькой... Это было невыносимо. Вот, хотел написать - я любил ее. А что это было? Я не знаю.
*******
Но, как оказалось, не один я был в таком положении. Вместе с девчатами к нам в класс пришли ребята: Костя, Петя, Володя. Правда, потом выяснилось, что "Петю" на самом деле звали Коля. Костя, неуклюжий немного, очень высокий, под два метра, стал в дальнейшем мне очень близким другом. В десятом классе, сидя на последней парте, мы с ним сыграли во время уроков 200 партий в шахматы. И это притом, что, в основном, я сидел на второй парте, вполоборота к Татьяне. Костя сыграл немаловажную роль в развитии дальнейших событий. Сейчас, наверное, профессор, преподает где-то в Минске. Но, как обычно, после школы разлетелись в разные стороны, встречались периодически, а последние десять лет - ни разу. Хотя мои истории подвигают на то, чтобы всех моих друзей детства попробовать отыскать.
"Петя" после школы окончил техникум, остался в моем городе, приобрел "Яву" и гонял по городу и окрестностям с бешеной скоростью. Несколько раз возил меня по делам, и до сих пор поджилки трясутся от страха. Один раз я попробовал на стадионе проехать сам, въехал в футбольные ворота, видимо, амплуа нападающего сыграло роль, и на этом мои занятия мотоциклетным спортом закончились. На работе он потерял кисть руки, но все так же носился на своей "Яве". Следы его потерялись где-то в Минске.
Володя... Очень скромный, симпатичный парень. Учился хорошо, но был каким-то грустным, задумчивым. И только в конце девятого класса, когда он неожиданно ушел куда-то учиться, бросив школу, мы поняли истинную причину. Как оказалось, дружил он с Таней давно, класса с пятого, все шло к тому, что они не расстанутся, родители знали друг друга и эту дружбу поощряли. Но жизнь внесла свои коррективы, и я внес в это свою лепту. Они подходили друг другу, даже были чем-то похожи, но не сложилось. Я представляю, какие муки он испытывал, глядя на нас. И не выдержал. Где он сейчас - не знаю, но что бы там ни было, я чувствую себя перед ним виноватым. Притом, что ни с его стороны, ни со стороны Татьяны и тех, кто все это знал, не было никаких попыток объясниться. Хотя, может быть, что-то и говорилось, да юношеский эгоизм разве прислушается?
*******
Вот такой непростой клубок завертелся в нашем знаменитом "9а". А ведь, кроме этого, было еще много всякого. Пришла новая учительница по математике, Мария Ивановна, молодая, только из института, да еще и жена одного из местных начальников. Начала учить по-новому, "по-институтски", а мы привыкли к нашей классной руководительнице, уже пожилой математичке, преподававшей у нас с 5-го класса. Человеком она была уникальным, преподавала очень давно, потому что еще мои родители у нее учились. Никогда не выходила из себя. Но, если мы уж слишком начинали ей мешать, внезапно так хлопала журналом по столу, что птицы взлетали с деревьев возле школы. Боря Дегтярев, как обычно занимавшийся на задней парте разминированием своих боеприпасов, думая, что добился-таки своего, от неожиданности долго не мог прийти в себя и начинал икать. Веселил народ, пока его из класса не выгоняли.
Но всему приходит свой срок, наша любимая учительница ушла на пенсию, а вместо нее поставили классным руководителем Ларису Павловну, учительницу белорусского языка и литературы.
С Марией Ивановной у меня отношения не сложились. Может быть, как раз на фоне всех этих событий, может быть, по другой причине, но я, замечая ошибки на доске, начал ее поправлять. Дело дошло до швыряния учебника в доску. А она выводила меня из себя тем, что называла на "Вы", по фамилии, да еще и коверкала ее на украинский манер. А потом, видя, что я злюсь, перестала практически вызывать к доске, а по контрольным работам, как бы я ни написал, ставила или 5- или 4+. Чем еще больше раздувала конфликт. Длилось это до конца школы и рассказ об этом еще впереди. Во всяком случае, благодаря ей, а вернее, назло, я поступил в институт, сдав письменную математику на 4, а устную на 5, а Ларису Павловну в конце десятого класса из классных сняли, назначив на ее место кого бы вы думали? Правильно, Марию Ивановну.
*******
Но до этого еще далеко. Жизнь шла своим чередом, страдания мои, да и не только мои, продолжались, похождения приобретали какой-то непонятный характер, я познакомился еще с одной девушкой, но она жила в деревне, километров за 5 от города. Пару раз я туда сходил, но была уже глубокая осень, грязь, холод и мне это дело не очень нравилось. Потом оказалось, что Жанна, так ее, кажется, звали, родственница одного парня, живущего недалеко от меня, и иногда к ним приезжает. Мы еще пару раз встретились, гуляли возле стадиона, о чем-то разговаривали. После школы, насколько я знаю, она ушла служить в армию. Там, наверное, и нашла свою судьбу.
А в школе что-то начало меняться. Что-то, для меня непонятное, вокруг назревало. Костя начал подкатываться с какими-то вопросами насчет Тани. Галка, активизировавшая свою деятельность после изменения наших отношений с Таней, вдруг тоже стала намекать, что неплохо было бы на Новый год где-то собраться. Но где? Были мы уже достаточно взрослыми, бывало, и выпивали винца перед вечерами для храбрости, но немного, с этим тогда было строго.
Тем более, мы с другом играли в футбол в профессиональной команде, за игру платили. Когда три, когда пять рублей и это были тогда немалые деньги, учитывая, что бутылка дешевого вина, что-то вроде вермута, стоила 92 копейки. Помню, после восьмого класса, мы выиграли кубок и, кроме оплаты за игру, нам дали премию - 15 рублей. Это уже было целое состояние. И мы, с другим моим закадычным другом, решили попробовать коньяк. Тогда это был дефицит. У нас, во всяком случае, потому что в единственном кафе в районном центре, стоявшем на магистрали Брест - Москва, которая разделяла город на две неравные части, его не было. Не знаю почему, но где бы я ни был в дальнейшем, в любом городе одно из таких заведений называлось "Голубой Дунай". Наше исключением не было. Так вот, придя в это самый "Голубой Дунай" и обнаружив, что бренди под названием "Плиска" (помните, такие пузатенькие бутылки? Стоила тогда она 5 рублей 20 копеек) в продаже нет, мы решили съездить в другое кафе, находящееся от города на расстоянии 18 км на трассе. Попутку можно было поймать, но, когда мы остановили первую, оказалось, что место для пассажиров там одно. И, чтобы не терять время зря, я поехал один.
Что там есть коньяк, я знал, так как год назад, после окончания седьмого класса, мы втроем, на велосипедах, удрали туда на три дня. Рассчитывали на большее, но голод заставил вернуться раньше. Жили мы там на берегу небольшой, но красивой речки, ловили на вилку пескарей, когда все запасы были съедены, ночью лазили на колхозное поле копать только начинающую созревать картошку, а днем наведывались в находящееся неподалеку кафе, где воровали со столов соль и покупали хлеб. Так что я знал, что коньяк там был.
Я благополучно доехал, купил бутылку "Плиски", завернул в куртку и стал опять останавливать проходящие машины, чтобы вернуться обратно. Как назло, время уже послеобеденное, суббота, машин нет. И вдруг останавливается мотоцикл с коляской. За рулем сидит учитель физики из первой школы. За ним - его лучший друг и одноклассник, и, по совместительству, мой родной дядя Леня, брат мамы, не далее как три дня назад приехавший со Ставрополья со своей семьей к нам в гости. И, видимо, объезжающий свои места, памятные с детства. Может, тоже, как и мы, удирал на речку в детстве?
Ситуация, прямо скажем, нестандартная. Но, к чести дяди, после контрольных вопросов, что ты здесь делаешь, и моего бормотания, что к другу ездил, меня посадили в коляску и привезли прямо домой. Ну, здесь я уже юркнул побыстрее под свои липы и там наше сокровище запрятал. Осталось определиться, как его попробовать.
Была, как я уже говорил, суббота. В городском парке танцы, я уже не помню, играл ли еще духовой оркестр или уже поставили радиолу с пластинками? Но раньше, классе в четвертом, оркестр играл, перемежая свои музыкальные изыски с похоронного марша днем, до вальсов и танго вечером. Играл в нем мой отец, а я приносил им мятные леденцы и стоял рядом, гордый тем, что имею отношение к музыкантам. После танцев, не менее гордо, мимо друзей, заносил его альт в Дом Культуры. Но суть не в этом. Мы с Толиком с нетерпением ожидали, когда все соберутся и пойдут в парк, смотреть танцы. Что пойдут - знали точно, потому что других развлечений не было.
Наконец - дождались. Все собрались, приоделись и ушли. Наступила пора дегустации. А как пить коньяк? Этого мы не знали. Решили, что большой разницы нет. Взяли две 50-тиграммовые граненые рюмки, пару огурцов, хлеб и пошли к липам, где был спрятан коньяк. Налили по полной рюмке и, не переводя дыхание, залпом выпили. Большей гадости, чем теплый коньяк с огурцом, я не пил. Разве что бражку у Галки, которую мы стащили у ее отца с печки, где она бродила. Но это было позже.
Как мы пришли в себя, я не помню. Но больше мне пить не хотелось. И, что делать с бутылкой, мы не знали. Нам она была не нужна. И мы, захватив ее с собой, решили пойти в парк, в надежде, что кого-нибудь встретим, а там уже видно будет. И, конечно же, не дойдя даже до парка, встретили старшего брата Кольки, с которым мы все время ездили на соревнования. Да и он с нами часто ездил, в дальнейшем став профессиональным тренером, до сих пор работающим директором ДСШ в нашем городе. Той самой, в которой мы вместе когда-то занимались. Между прочим, кроме всех остальных, воспитал он серебряного призера каких-то Олимпийских Игр, девочку из нашего города. Но это было позже и подробностей я не знаю. На предложение выпить Мишка ответил очень положительно и, хотя и был спортсменом, коньяк наш исчез за одну минуту, как и не было.
К чему я это все веду? Хотел написать одно, а вспомнил про другое, как будто моей рукой водит чья-то неведомая сила, заставляя отступать от того, что было так давно. Противясь моему стремлению рассказать о том, что касается только меня и Тани. Ведь я могу принимать решение писать или нет, с более интимными подробностями или все же что-то оставить за скобками. Я могу. А она - нет. Потому что вот уже больше 20 лет, как спросить ее согласия я не в состоянии. Но, может быть, какая-то потусторонняя жизнь все-таки существует? Иначе, почему вот эту строчку, написанную только что, я пишу уже пять минут, допуская почти в каждом слове ошибки, исправляя их на другие, перескакивая через предложение и влезая в середину другого. Почему, когда я начал писать этот рассказ, то, садясь за клавиатуру, у меня начинал болеть зуб. Да так сильно, что я бросал все и ходил по квартире, думая только об одном: когда это закончится? Считаете это совпадением? Не знаю, но есть еще совпадения. Сны, например. Это, конечно, можно объяснить. Но...
*******
Вспомнил я о кафе для того, чтобы показать, что встретиться на Новый год и отметить его вместе нам возможности не было. Разве что у кого-то дома. И я решил спросить разрешения у родителей. Без большой надежды на успех. Мать у меня была строгая. Но, на мое удивление, она согласилась. Поставив только одно условие: чтобы не было спиртного. Ну, если только самую малость. А так как "малость" - понятие растяжимое, мы и решили делать все, как положено. И начали активную подготовку.
Было, наверное, 20-22 декабря. Мы собрали деньги, договорились о том, кто что принесет с собой из еды. Посоветовавшись с мужским коллективом, решено было, по возможности, принести с собой по бутылке водки. И, уже ближе к Новому году, купили и привезли на тележке ящик вина. Так как дома его хранить было опасно, ящик оставили у соседки напротив, а уже перед самым Новым годом, 31 декабря, я почти все порассовывал по укромным местам. Забегая вперед, скажу, что мать еще долго, несколько месяцев, находила то тут, то там бутылки с вином в самых неожиданных местах. Все мы, конечно, выпить не смогли, а куда я их спрятал, да и что мы выпили, что нет, конечно же - не помнил.
Но это было потом. А пока мы учились, в классе чувствовалось какое-то возбуждение и нетерпение, разговоры крутились только вокруг этого события. Нечасто мы еще, вот так, всем классом, собирались вместе, чтобы отпраздновать Новый год. А, если говорить точнее - еще ни разу не собирались. И ожидали чего-то необычного. Поэтому уж не помню, сколько человек, но очень многие согласились прийти на встречу. И родители были не против, потому что собирались у меня. Не буду хвастать, но мне люди верят. Так уж по жизни повелось, что в школе, если мы собирались удрать с уроков или совершить очередную пакость, вроде похода всем классом на вскрытие гробницы, которую мы обнаружили в подземном ходе под церковью, стоящей возле школы, мое слово было решающим. Зато и отвечать мне потом приходилось на всю катушку. Я не был заводилой, нет. Были ребята и похлеще. Боря, например, Димка. Но смотрели на меня. Так было и на заводе. Особенно мне жены верили и верят. Если проводится какое-нибудь мероприятие, достаточно сказать, что я на нем был, и любой вид прибывшего "на бровях" супруга прощается. Из-за этого случаются всякие казусы. Однажды, после какого-то обильного празднования, меня разбудил голос жены (теперь уже бывшей) моего (тоже бывшего) директора и друга (тоже бывшего) с вопросом, не у меня ли дражайший супруг? А я и сам толком не мог понять, где я. Сообразив, что точного ответа давать нельзя, промямлил, что, вроде, оставался вчера у меня, но, вроде, как уже уехал домой. Не мог же я сказать, куда уехал Ваня с какой-то девицей на коленях. И не нашел ничего лучшего, как сообщить жене по "мобильнику", что он у меня. Меня, естественно, не предупредив. Но - не будем разочаровывать жен, да и к делу это не относится. Так, штришок, чтобы показать, как могло получиться, что в Новогоднюю ночь родители разрешили детям где-то болтаться. И опять же, хочу напомнить моим юным читателям, когда это было. Если не верите, спросите у родителей, часто ли они гуляли в детстве после 12-ти часов ночи?
*******
За всей этой суетой стояло и что-то личное. Разговоры с Костей, намеки Галки, что Таня тоже придет, нужно ли приходить, чтобы чем-то помочь. Насчет Тани я отмалчивался, а Галка неоднократно бывала у нас, помогала маме, о чем-то с ней шепталась. Мама приняла активное участие в приготовлении еды и так далее, хотя, честно говоря, я этого и не ожидал. Она такие вещи не приветствовала. А здесь - как подменили. Но это было потом, ближе к Новому году. А пока по школам пошли Новогодние балы, все веселились, а мне было как-то не очень. И вот, числа 30-го декабря, подходит ко мне Галка и говорит, что в Доме пионеров сегодня бал, пойду ли я? А ко мне перед этим подошел Валерка, двоюродный брат Жени, девушки, с которой я иногда встречался. И сказал, что она приедет и хочет увидеться. И я пообещал прийти. Так что и сам не знал, как мне быть. Ответил неопределенно, что сам еще не знаю.
Подошел вечер, я переоделся и решил все-таки сходить к Женьке. Неудобно. Пришел, мы встретились возле Валеркиного дома и пошли по улице. Мороз был градусов восемь-десять, снег скрипит под ногами, о чем-то рассказывает Женя, а я мыслями там, в Доме пионеров. И почти ничего не слушаю и не понимаю. Она, видя, что я не в настроении, сначала замолчала, а потом и вовсе обиделась. Минут 15 мы еще побродили, вернулись к дому и сухо распрощались. А я помчался в Дом пионеров.
Праздник там был в самом разгаре. Все в масках, карнавальных костюмах, танцы, конкурсы. Нашел своих ребят, подключился, и мы продолжили веселиться. Объявляют конкурс. Нужно отгадать имя куклы, блондинки под Мальвину или Мерилин Монро. Народ в таком духе и предлагает имена. А я, даже не знаю почему, наверное, из-за плохого настроения, негромко так говорю: "Агриппина". И ведущая оборачивается и с возгласом: "Правильно!" вручает ее мне. Под бурные и продолжительные аплодисменты и крики "Ура!". Особенно моих друзей. Галка, конечно, тут же стала выспрашивать, кому достанется кукла, а я, недолго думая, повернулся и молча отдал ее Тане. А она почему-то растерялась и покраснела. Все как-то притихли, с интересом глядя, что будет дальше. А дальше ничего не было. Объявили танец, все пошли танцевать, а мы с Таней и "Агриппиной" остались стоять возле стены. Так и стояли, не проронив ни слова, пока не вернулись ребята.
А после бала мы пошли провожать девчонок домой. Путь был неблизкий, пять километров, но всем было весело, и мы сами не заметили, как дошли до станции. И мой верный Колька еще полчаса мерз, стоя в отдалении, пока мы с Татьяной о чем-то говорили возле ее дома. О чем - не помню. Помню, что только спросил, придет ли она на Новый год. Ответ был не очень обнадеживающий, но и не отрицательный. Я уж не знаю, из-за чего, но мать ее отпускать не хотела. Но я-то знал, что Таня хочет прийти. И этого было достаточно.
Назавтра, 31 декабря, где-то после обеда пришла Галка, и они с мамой начали что-то готовить, перетирать посуду, а я крутился под ногами. И, столкнувшись со мной, мама спросила, дружу ли я с Галкой, мол, хорошая девушка. На что я ответил, что со всеми дружу. Потом пришел кто-то из ребят, мы расставили столы, послушали музыку, несколько раз бегали в магазин то за одним, то за другим, так время и шло. И уже вечером, вдруг спохватившись, что деньги еще остались, решили купить конфет, показалось, что мало будет. Пошли мы с Галкой, и по дороге она сказала, что Таня не придет, родители не пускают. Чем мне настроение и испортила.
Долго ли, коротко, но народ стал потихоньку собираться, время близилось к десяти. И в это время пришла Таня. Очень грустная, какая-то не в себе, она разделась и с Галкой ушла на кухню. Заглянув туда через несколько минут, я увидел, что она плачет, а Галка с мамой ее утешают. Оказалось, что она ушла без разрешения и очень боялась, что за это попадет. Мать пообещала, что поговорит, если что, в общем, успокоила. Родители, пожелав нам хорошо встретить Новый год, ушли к соседям, а мы, усевшись за праздничный стол, приготовились к торжеству.
Веселый получился праздник. После первой рюмки все дружно набросились на еду, хваля кулинарные способности моей мамы, Галки, да и всех девчонок, натащивших из дома всякой снеди. Незамедлительно последовала вторая, затем третья и, честно говоря, я не помню, что было дальше. Не в том смысле, что с меня уже хватило, я и первую, наверное, до конца не выпил. А в том, что потом уже никто вместе за стол не садился. Все пошли танцевать и проследить за тем, кто чем занимается, было невозможно. Тем более, что свет в комнате, где мы танцевали, периодически, а потом окончательно, вырубили. Да и у меня хватало забот, кроме танцев.
*******
Странное у меня состояние сейчас, когда я пишу эти строчки. Вроде бы для современной молодежи в такой вот, по их меркам, безобидной "тусовке" не было ничего необычного. Для нас это было событием, обсуждение которого еще продолжалось не один день после начала школьных занятий. И настроение у всех в течение этого времени было приподнятым и, для учителей, загадочным. Вспомнить было что. Ведь народ все-таки собрался разный. Для кого-то, может быть, это была и первая рюмка вина в жизни. Для кого-то - первое похмелье назавтра. Кое-что я все-таки помню, потому что, периодически танцуя с Таней, если можно назвать танцем топтание молча на месте между орущими и прыгающими вокруг одноклассниками, меня еще вытаскивали из круга для решения всяких проблем. В принципе, на всякий пожарный, мы к ним подготовились. Может быть, это было несколько и жестоко, но на неотапливаемой веранде у нас стоял диван и еще вечером, проходя мимо, кто-то обронил, что хороший вытрезвитель будет. Так и получилось. Вовка С., принесший с собой бутылку самогонки, видимо, неплохо к ней приложился и после нескольких непрерывных танцев буквально вырубился всем под ноги. И его тут же за руки за ноги оттащили, как рулон рубероида, на диван, укрыли отцовским кожухом, и он благополучно проспал до момента нашего ухода. Да еще и брыкался, когда мы его пытались поднять, чтобы проводить домой. Если бы не опасение, что родители будут беспокоиться, мы бы и не волновались. Но разбудить до конца так и не смогли. Он проспал до утра, разбудил меня через полчаса после моего возвращения, мама его чем-то отпоила и благополучно отправила домой.
Люба П., соседка, тихоня из тихонь, сидела под елкой и с глупой улыбкой на лице, покачиваясь со стороны в сторону, причитала: "Я пьяная, я пьяная...", обрывая попутно конфеты с елки, стоящей в углу. Это за ней в детстве я гонялся с топором, (помните, упоминал в одном из рассказов?). Надоедала она мне ужасно, особенно летом. И однажды, когда я колол дрова, достала настолько, что я схватил топор в руку и, с криком "Убью!", бросился за ней. Она, конечно, успела забежать к себе домой, закрылась, а я не в силах сдержать свою злость, рубанул топором по только что поставленным, еще не покрашенным дверям. И с ужасом увидел, как они открылись и ее отец, человек настолько прижимистый, что о нем легенды по городу ходили, с возгласом: "Ты что это делаешь, паршивец?", кинулся за мной. Топор я, конечно, бросил, но ужас от предчувствия, что он сейчас находится в руках отца Любы, заставил меня бежать так быстро, что я проскочил свой дом и остановился только, когда добежал до стадиона. Вот после такой тренировки я и стал неплохо бегать на короткие дистанции и участвовать в соревнованиях. Может, кто-то из тренеров наших спортивных прочитает. Могу поделиться опытом.
Кстати, утром на елке не было не только конфет, но и половины игрушек. А вот те, что мы с Галкой купили - так и пролежали на столе. Труднообъяснимые порывы души человеческой.
Где-то в середине нашего веселого праздника подходит ко мне кто-то из девчонок и говорит: "Галка схватила нож и побежала на улицу". Ничего себе, шуточки. Я, как был, в одной рубашке, бегу во двор, на улицу, и вижу, что Галка удаляется по направлению к Любиному дому. Я за ней и, аккурат возле этой злосчастной двери, догнал. Пригодились тренировки. Ни слова не говоря, разворачиваю ее за плечи, хватаю за руку и, выворачивая, стараюсь отобрать нож. Естественно, сгоряча, за лезвие. И довольно сильно разрезаю руку. Вот он, шрам на левой ладони, между большим и указательным пальцами. Как напоминание о том, "как молоды мы были...". Ну, а дальше подбежал кто-то из ребят, слезы, отпаивание, оказание первой медицинской помощи, естественно, очередная рюмка за благополучный исход и продолжение празднования. Где-то часа в четыре ночи, не выдержав сидения у соседей, вернулись родители. Я в темноте и не заметил, только услышал голос, спрашивающий, где лампочка? Ее так и нашли никогда. А праздник наш потихоньку утих, все стали собираться по домам. И мы с ребятами пошли провожать девчонок на станцию. Причем, мама мне сама об этом сказала. Да и что для нас, молодых, разгоряченных вином и присутствием наших одноклассниц, пять километров по морозцу. Одно удовольствие.
Я не помню, о чем по дороге мы говорили с Таней. Наверное, ни о чем. Она боялась немного за то, что попадет, успокоившаяся Галка, видимо, в душе нас перекрестив, благословила на долгую дружбу и шла в общей, распадающейся и собирающейся опять вместе компании, а мы, держась за руки, шли немного сзади, глядя, как они веселятся. У нас появилась своя, только нам двоим известная тайна. Только побаливала рука, рубашка была вся в крови, но я этого не замечал. Я был счастлив.
*******
И жизнь пошла своим чередом. Учеба, тренировки по вечерам в спортзале, по выходным - общие вылазки то в кино, то в лес, на лыжах. Провожания домой и долгие-долгие разговоры на веранде школы, где раньше училась Таня. Там было ненамного теплее, чем на улице, но не было ветра.
Так и проучились мы до конца учебного года. Я перебрался на вторую парту у окна, на третьей сидела Таня с Галкой, и практически до конца этого учебного года и весь десятый просидел так, вполоборота к учителям и Тане, изредка с Галкой меняясь местами. И никто нас из учителей не дергал, как-будто так и положено было.
Между тем, конфликт наш с Марией Ивановной не прекращался, разгораясь после контрольных и редких вызовов к доске, но меня это уже мало трогало. Математику я забросил, так как заранее знал, какую оценку мне поставят, и по сей день, видимо, уже навсегда, спроси меня о тангенсах-котангенсах, графиках и функциях, которые мы изучали в девятом и десятом классах - понятие об этом весьма смутное. У меня были на уме другие функции и другие графики - встреч с Татьяной. Потому я и не помню практически ничего, стоящего внимания за эти два школьных года, с ней не связанного.
Тем временем, учебный год закончился, наступило лето, и мы почти каждый вечер, а то и день, встречались. Стал я у них своим человеком, тем более, что родители ее были почти всегда в отъезде. Мать работала на железной дороге, даже не знаю, кем, но часто уезжала в командировки. Отец шоферил, но из-за какой-то провинности, связанной с употреблением спиртных напитков, его перевели на трелевочный трактор в леспромхоз, и мы часто ходили к нему на работу, чтобы привести домой после очередной выпивки. Это была беда. Один раз мне даже пришлось самому отгонять трактор на стоянку.
Дома оставалась бабушка, очень преклонных лет, младший брат и старшая сестра, которая училась в соседнем городе и приезжала на выходные. А я довольно часто задерживался допоздна, если не сказать больше, и потом шел домой пешком. Заодно тренировался. Иногда подбрасывал знакомый парень, старше меня на несколько лет, который с серьезными намерениями приезжал на мотоцикле к Таниной соседке. Но там разыгрывалась, а в дальнейшем и разыгралась, трагедия, другого слова я не нахожу. Дело шло к свадьбе, но в один "прекрасный" день соседка наотрез, без всяких видимых причин, встречаться с Толей отказалась. Так и не узнал, почему, но чувства у него были серьезные, он приезжал, соседка отказывалась его видеть, и разгорался скандал.
Длилось все это не один день, даже не месяц, затихая на время, и потом опять разгораясь. Парень начал пить и приезжать на мотоцикле под хмельком. Я даже не знаю, чем бы это закончилось, потому что угрозы были серьезными, если бы соседка не уехала. А Толя от этой психической травмы так и не оправился. Мы встречались через несколько лет, когда он уже был женат, а я отслужил армию, но видно было, что воспоминания у него остались. Очень симпатичный, высокий, умный парень за несколько лет превратился в алкоголика. Женская душа - потемки.
Иногда выручал мой друг-пиротехник Борька. Он занимался велоспортом и на лето получил для тренировок спортивный велосипед. Так что, когда тренировок у него не было, велосипедом пользовался я. Но это было нечасто, поэтому оставалось надеяться на свои ноги. Время шло быстро, и я частенько приходил домой под утро. Выручал отец. Ткнувшись в очередной раз в запертую дверь, я лез в предварительно оставленное незапертым окно, и старался тихонько пробраться на ту самую веранду-вытрезвитель, где спал летом. Но иногда мама это дело раскрывала, окно запирала на защелку, и мне пришлось бы плохо, если бы не отец, слышавший мои стуки. Он мне открывал, а потом мы шли на кухню, где я что-нибудь ел, а он, сидя напротив, рассказывал про свою молодость, про парикмахершу Галю, которая его чуть не зарезала, и про маму, с которой он до войны учился в одном классе и привязывал за косу к спинке парты.
У отца была интересная судьба. До войны он уехал в Ленинград учиться, жил в семье двоюродной сестры или тетки Аркадия Райкина, далеким родственником нам приходившимся. Я был знаком только с какими-то еще родственниками, несколько раз приезжавшими сначала в раннем моем детстве, еще до школы, к двоюродным сестрам отца. И последний раз видел мать моей ровесницы, Аллы (фотография наша общая еще и сейчас сохранилась) уже, когда учился в институте. Один раз, когда я от завода был в Питере больше месяца, мама просила к ним зайти, да я постеснялся. А теперь она уехала и вряд ли, наверное, помнит.
Отец попал в блокаду, перехоронил всю многодетную родню и, наверное, погиб бы и сам, если бы не подобрали разведчики и не увезли с собой. Вот так он с 17 лет и провоевал в разведке, дойдя до Праги. И служил до 1950 года, когда приехал в отпуск к себе на Родину, увидел сожженный дом, нашел братскую могилу, где были похоронены расстрелянные фашистами его мать и сестра, и встретил маму, которая вместе с младшим братом только-только вернулась из эвакуации, похоронив во время ее родителей и потеряв старшего брата, погибшего под Сталинградом в первом же бою, после знаменитого приказа Сталина "Ни шагу назад!". Он проходил ускоренные курсы в военном пехотном училище в Орджоникидзе, когда их за одну ночь построили, присвоили досрочно звание младшего лейтенанта, посадили в теплушки и отправили под Сталинград. И, через некоторое время, когда фашисты перешли в наступление, их бросили в бой, в котором все училище, не считая нескольких, случайно уцелевших, человек, погибло. Воспоминания об этом бое одного из них я читал в газете, хранящейся у мамы. Она брата долго искала, обращалась в Красный крест и в другие организации, хотела найти могилу, но ответ был один: "Место захоронения неизвестно". Так что, после войны родственников у меня осталось немного.
Но я опять отклонился от темы рассказа, невольно вспомнив про отца. Не всегда и он помогал, бывали у меня и встречи с мамой. Помню, в очередной раз вернувшись домой на рассвете, я увидел ее, стиравшую белье на веранде. И получил мокрой простыней, искренне недоумевая, за что. Ведь все знали, где я бывал. На что она мне ответила: "Вот, когда у тебя будут свои дети, тогда ты поймешь". Я понял, мама, только теперь уже поздно просить у тебя прощения.
*******
Так прошло лето, наступил новый учебный год. Всякое, конечно, в наших отношениях было: и ссоры, и обиды и взаимные упреки, но мы не собирались расставаться, ни на кого не смотрели. А все вокруг привыкли и нам не мешали. Ни учителя, ни одноклассники. Мы всегда были вместе и, если что-то нужно было сделать или куда-нибудь пойти, ни у кого не было сомнения, что мы будем вдвоем. Даже на выпускной фотографии, понимая, что как бы дальше ни сложилась наша судьба, а память все равно останется, моя любимая классная Лариса Павловна усадила нас рядом. Я давно не видел этот снимок, наверное, остался у брата после смерти мамы, но вот он, стоит перед глазами. Мы сидим на первом ряду, я с роскошным чубом, как всегда насупленный, а рядом Таня, с челочкой, серьезно глядящая в объектив. И вместе с нами наш любимый, дружный, хулиганистый, теперь уже бывший, "10а". Привет, ребята! Вот и свиделись. Какие же вы все молодые и красивые!
Время шло, конфликт с Марь Иванной продолжал развиваться. Теперь уже к прошлому, к которому привыкли и как бы не замечали, прибавился новый. Объявили, что для лучшей подготовки к выпускным экзаменам по основным предметам будут проводиться факультативные занятия. Вроде бы, посещение их на добровольной основе, но желательно, чтобы все ходили. Не знаю, платили ли за это учителям какое-то вознаграждение, но, когда я сказал, что раз добровольное, то я ходить на математику не буду, а за мной и весь класс, за исключением двух-трех отличниц и хорошисток, крик поднялся еще тот. В итоге Ларису Павловну с классных снимают, назначают Марию Ивановну и она, пользуясь своей возросшей властью, переносит факультатив на урок математики, а объяснение материала - на уже внешкольное время. Тем самым заставляя нас его посещать.
Однажды, во время урока, где-то в конце третьей четверти, Мария Ивановна устроила опрос: кто что собирается делать после школы. Кто хотел поступать в институт, кто идти работать, кто еще не определился. Дошла очередь и до меня. Мария Ивановна, как всегда вежливо, как всегда на "Вы" и исковеркав фамилию, спросила: "Ну, а Вы, Ерманюк, что собираетесь делать? Наверное, поступать в ВУЗ?". На что я ответил: "Что Вы, Марь Иванна. С моими знаниями математики - только на завод!". И она согласилась, ответив, что в таком случае я хоть ее не опозорю.
Этого было достаточно, чтобы поклясться самому себе, что я из кожи вон вылезу, но докажу, что математику я знаю. Само поступление меня волновало постольку-поскольку, но профиль ВУЗа был определен - технический. Ибо математику сдавали там. И только учительница рисования и черчения, зная мою нелюбовь к ее предметам, как-то сказала мне: "Смотри, трудно тебе будет". А я, поддавшись уговорам друзей поступать в БПИ на автотракторный факультет, потому что там была хорошая футбольная команда, выбрал, абсолютно не зная, что это такое, еще и конструкторскую специальность. Так что первые два года, когда черчение было чуть ли не одним из профилирующих предметов, мне было туго. Тем более, что еще был футбол и Таня. Но я уже далеко забежал вперед, хотя стайерские дистанции бегать не любил. Так, средние, до 5 км, да и то в легком темпе, не на рекорд. Рекорды местного значения я ставил на короткие дистанции, спасибо за тренировки Любиному родителю, гнавшемуся за мной с топором. Даже и сейчас мурашки по телу.
Да, это было потом. А пока мы с Татьяной определились, что поступать будем в только открывшийся технологический институт легкой промышленности в Витебске, нам раздали билеты и мы начали их потихоньку учить. Я к этому делу подошел серьезно, математику надо было учить, считай, по новой, и мы распределили все по дням, чтобы каждый день учить по несколько билетов. И я, коль задание было поставлено, старался его выполнять. Чего нельзя было сказать о Тане. Договорившись выучить сегодня какой-то материал, я приезжал после этого к ней и обнаруживал, что она не выучила, что меня изрядно сердило. Как это так, мы же договорились, а ты меня подвела? А она улыбалась, когда я на нее сердился, тая какие-то одной ей известные мысли, я заставлял ее клясться, что назавтра все изменится, а она опять не выполняла... И я опять должен развести руками, подумав о женской душе.
Экзамены мы сдали неплохо. У меня было несколько четверок, у Тани чуть больше. Сдавали мы с ней в разных группах, так как две группы для сдачи сделали по алфавиту, чередуясь по сменам. Разработали свой план и ему следовали. Если я сдавал первым, то загибал уголок билета, бежал к ней, и она еще раз повторяла именно этот билет, вытаскивала, и мы сдавали хорошо. Правда, не все зависело от экзамена, были еще и отметки текущие, но учительница по химии была приятно удивлена, когда я оттарабанил ей без единой запиночки билет, предварительно подготовленный Таней. Химию я не любил. Не нравилось опыты делать. А на физике неприятно удивил уже Галину Ивановну, вместе с которой несколько раз готовился к олимпиадам. Сдавал я ее первым, какой билет вытащу - не знал, но до этого на двух экзаменах вытаскивал 21. Ну, не должен же я был, по логике вещей, вытащить его в третий раз. Вытащил, разрушив тем самым стереотипы. И стоял перед учительницей, мучительно размышляя, что же я знаю о трансформаторах, кроме того, что они жужжат. Нажужжал на четверку, поставленную укоризненно покачивающей головой Галиной Ивановной за былые мои заслуги.
Закончились экзамены, прогремел на весь город длившийся два дня выпускной вечер, и даже начавшийся на второй день дождь не помешал нам напоследок уничтожить всю клубнику на пришкольном участке. И однажды, через некоторое время, Татьяна сообщила мне, что подала документы в Витебский технологический институт. А я до этого, когда она спрашивала, не передумал ли поступать туда же, отвечал неопределенно, сам не зная, чего я хочу. А здесь пришлось принимать решение. Были слезы, мы разругались, но ничего с собой я поделать уже не мог. Слишком тугой клубок закрутился. Спустя несколько дней, когда мы уже помирились, Таня как-то вскользь задумчиво сказала, что особо напрягаться не будет и, если что, приедет ко мне в Минск. А я, как последний эгоист, пропустил это мимо ушей.
И наступил этот день расставания, когда все уже было определено, никакой возможности что-то изменить не было, оставалось уповать на судьбу. О чем-то мы договаривались, что-то обещали, но мыслями были уже там, на экзаменах. Мы разъехались.
*******
Приехал я в Минск за несколько дней до начала экзаменов, устроился в общежитии, если под этим подразумевать лекционную аудиторию с матрасами на полу, на которых спали абитуриенты. Познакомился с такими же, как и сам, ребятами, приехавшими из разных уголков. И пошел на встречу со своим другом Шуркой, который, окончив 8 классов, поступил в автотехникум. Был он на год старше меня и получается, что к моменту моего поступления уже успел закончить три курса и, конечно же, о городе представление имел. Вот таких друзей, очень близких, с которыми мы, по сути, выросли на нашей печке, было несколько. Все они жили по-соседству, прибегали ко мне, и длинными зимними вечерами мы сидели на печке и играли в карты. Телевизоров тогда не было. Правда, были еще книги.
Шурка взял надо мной шефство. В первый вечер показал Минск, потом рассказывал, как лучше вести себя на экзамене, где садиться, как отвечать. А первым экзаменом была письменная математика, сдать которую мне нужно было, кровь из носу, хорошо. Иначе пропадал весь смысл. Честно говоря, этого первого экзамена я и не помню. Что-то решал, сдал задание вместе с зачеткой - выдали нам такие книжечки - и ушел. Это было 1 августа. А 2 августа, как-то так сразу, был второй экзамен - математика устная. И тут уже нужно было проявить себя с лучшей стороны, не завалить, потому что в таком случае лучше было бы мне домой не возвращаться. Исправить-то уже невозможно, а мне очень не хотелось, чтобы Мария Ивановна оказалась права.
Наверное, у каждого было так, что в какой-то решающий момент, если ты хорошо настроился и уверен в себе, тебе вдруг начинает везти. Хотя это всего лишь кажется. Просто, если ты очень чего-то хочешь, то подсознание начинает двигать тебя в этом направлении, подсказывать правильные пути, только не сомневайся, верь, что так правильно. Я много могу говорить на эту тему, но факт, что мне повезло. Я пришел на экзамен, вытащил билет, и в нем не оказалось ни одного графика, никаких тригонометрических функций, ничего такого, что с таким большим трудом вдалбливала нам Мария Ивановна. А я с таким трудом от этого отбивался. И второй раз повезло, когда я, быстренько все решив, взялся переписывать все набело, пропустил свою очередь и попал не к пожилой преподавательнице, председателю комиссии (потом она вела у меня высшую математику в группе), а сидевшей с ней рядом молодой, уже несколько раз с нетерпением напоминавшей мне, что пора сдавать.
Наконец, я вышел, сел рядом с ней и начал потихоньку рассказывать, что я тут такого натворил. На удивление, никаких существенных поправок она не делала. Слушала, кивала головой, просила объяснить, почему вот тут я написал вот так, ничего необычного. И, в конце концов, отложила мой ответ в сторону.
- Хорошо, - сказала она, на билет вы ответили. - Хочу задать вам несколько вопросов. Вы не против?
Да уж, спросила. Смотря, с какой целью. Если дела мои плохи - то не станут ли они от моих ответов еще хуже? А, если хороши, то лучшее, как говорят, враг хорошего. Знать бы прикуп. Но и отказаться, как вы понимаете, нельзя.
На какой-то вопрос я ответил. А потом они написала что-то на листочке и подает. Оказалось, тождество, которое нужно решить. А это уже где-то 9 класс. Это уже Мария Ивановна. И начал я вспоминать, что все-таки она объясняла. Нет, знать-то я что-то знал, не совсем уж отказника играл в школе, кое-что в памяти оставалось. Но уж, чтобы до конца быть уверенным... Начал решать, додумывая сам, что и как. И, наконец-то, отдал преподавателю. Она долго смотрела, расспрашивала, я объяснял. И дает другое тождество. Третье. Я решаю.
Наконец, не говоря мне ни слова одобрения или недовольства ответом, оборачивается к председателю комиссии и говорит:
- Я приняла экзамен, молодой человек справился с заданием. Правда, тождества он решает несколько необычным способом, но ответ правильный. Заслуживает пяти баллов.
И кладет перед ней мои решения. Та посмотрела, подняла голову, взглянула на меня поверх очков, и отвечает:
- Ну, коль заслуживает, так ставьте.
Сидел я в это время, как партизан в подполье. Не слышал почти ничего и не верил. А моя экзаменаторша написала что-то в зачетке, улыбнулась и говорит, протягивая ее мне:
- Успешной сдачи остальных экзаменов!
- Спасибо, - выдавил я, взял зачетку, повернулся и вышел на полуватных ногах. И пошел на улицу, не разворачивая. Там меня должен был ждать Шурка - верный товарищ.
Выхожу, вижу - стоит.
- Ну что? Сдал?
Молча подаю ему зачетку. Он так смотрит внимательно, даже рот открывается. А я ведь еще не знаю отметки за первый экзамен. Ясно, что не двойка. Но что? А Шурка еще издевательски говорит:
- Мог бы и лучше!
И сует мне в нос зачетку. А там, черным по белому, написано:
Математика письменно : четыре.
Математика устно: пять.
Все. Я доказал!!! Остальные экзамены меня уже мало волновали. К слову сказать, я их мог и не сдавать. Потому что после экзаменов встретился со своими соседями по тюфяку, взяли мы какого-то вина, закусили это дело холодным свекольным борщом и умудрились еще пойти в находившийся рядом с институтом кинотеатр "Заря" (теперь на его месте построили современный, а тот был старый, деревянный). И, конечно же, от всего пережитого, от вина на голодный желудок, от столовского холодника из некипяченой воды, стало мне так худо, что я еле-еле выполз из кинотеатра и, пошатываясь, побрел искать тюфяк. Где были мои собутыльники, что делали - прошло мимо сознания. Проснулся назавтра, со страшной головной болью, ничего не могу вспомнить. Хорошо, соседи рассказали, что особенно не буянил, пел песни и вспоминал какую-то Марию. Не Богородицу ли? Да нет, не ее.
Вот так вот и доказал. В первую очередь, как всегда - себе. Потому что Мария Ивановна, узнав через некоторое время, как я сдал математику, заявила в учительской:
- Ну что ж. Мои ученики меня не позорят!
Хотелось бы мне услышать, что бы она сказала, если бы я не сдал. Хотя я догадываюсь.
*******
Третий экзамен, сочинение, был непрофилирующим, получил я за него нужную четверку, написав простыми предложениями два листочка на вольную тему про какого-то героя вроде Павки Корчагина. Но вот после экзамена меня ждал сюрприз так сюрприз. Шурка был занят и прийти не смог и я, зная, что никто меня не ждет, вышел из корпуса и шел потихонечку к выходу, не глядя по сторонам. И вдруг меня кто-то окликнул по имени. Да еще знакомым голосом. И я, повертев головой, зная, что такого не может быть, вдруг увидел в пяти метрах от себя идущую навстречу Таню. Это было настолько неожиданно, что я в первое мгновение подумал, что у меня галлюцинация. Но нет, вот она, моя Татьяна, из крови и плоти.
- Ты что здесь делаешь? - спросил я. Ты же в Витебске должна экзамены сдавать!
Не знаю, что там случилось. Мне она сказала, что второй экзамен сдала на тройку, поняла, что поступить вряд ли удастся, забрала документы и будет вместе с Галкой и Валей учиться в радиотехническом училище при заводе "Горизонт". Вот такие дела. И радоваться мне или огорчаться за Таню - не знаю. Двоякое чувство.
Осталась у меня физика. Сдавали ее первый год письменно, сами преподаватели еще не имели опыта, да еще и преподаватель по ошибке не написала на доске один данный. И я мучился два часа, никак не мог эту задачку добить. Пока, где-то за двадцать минут до конца экзамена, кто-то встал и сказал, что задачку решить невозможно. Все исправили, пообещали, что не будут смотреть на результат, лишь бы теоретически было решено. Короче говоря, получил я четверку, набрал проходной балл, и экзамены закончились. Татьяна за это время отнесла документы в училище, экзаменов там не было и мы поехали домой. Строить планы на будущее.
Собственно говоря, все дальнейшее меня мало волновало. Впереди был почти месяц свободного времени, я играл в свой любимый футбол, встречался с Татьяной, отдыхал, одним словом, ни о чем не думал. Время шло, а вызов все никак не приходил. Мама уже начала волноваться и где-то после двадцатого числа позвонила нашей бывшей соседке, которая переехала в Минск, с просьбой разузнать, в чем дело. Соседка разузнала, сходила в институт и выяснила, что, вроде бы, в списках поступивших я есть, но, вроде бы, что-то там еще решается. Вроде бы, вопрос стоит напротив моей фамилии. Я-то теперь понимаю, по какой причине в конце шестидесятых годов против моей фамилии мог стоять вопрос. Да Б-г с ним. Пришел вызов числа 30 августа, и я стал собираться в свой первый полет из материнского гнезда. Было мне 17 лет, жизнь только начиналась и, как оказалось в дальнейшем, домой я после этого приезжал только в гости. Вот так и началась моя самостоятельная жизнь.
*******
Начало было нелегким. Жизнь в большом городе оказалась полной неожиданностей, надо было привыкать, тем более, что и общежития на первых порах не дали. Пришлось с одним новым знакомым снимать комнату в Сельхозпоселке, довольно далеко от института. Да и учились мы первый год во вторую смену. Так что времени было в обрез. Тем более, что я еще начал ходить на тренировки по футболу.
Татьяна же с Галкой поселились на Курасовщине, которая в те годы была новостройкой, окраиной Минска. Добираться туда нужно было с пересадкой, часа полтора, и встречи наши были нечастыми. Помню, как-то в училище ей дали билеты на оперетту "Девушка с голубыми глазами" и мы в первый раз попали в настоящий театр. Сидели где-то на балконе, раскрыв рот, и только по окончанию спектакля, так и не разобравшись, где же эта девушка, узнали, что спектакль заменили, и мы смотрели "Веселую вдову". Так я открыл для себя Театр.