Много лет прошло с той поры и, честно говоря, я и не знаю - ездят ли сейчас студенты в стройотряды. Наверное, где-то в пределах своей страны и есть что-то, похожее на то, что было в шестидесятые годы, но великий и могучий Советский Союз развалился, поменялась идеология и вряд ли теперь студенческое великое братство строителей и покорителей различных труднодоступных уголков тогдашней нашей общей Родины имеет такое значение, как в то время. Скорее всего, превратилось оно в некие шабашки, которые и до стройотрядов, хотя и нелегально, но существовали с незапамятных времен.
А в те годы все это было обставлено с большой помпой. В отряды брали не каждого встречного-поперечного, в них записывались за полгода вперед, проходили собеседование, обсуждали на собраниях. Каждый отряд имел свое название, форму с нашивками, где это название фигурировало, своего командира и комиссара (как же без него). А мы все гордо именовались бойцами. Наш отряд назывался "Романтик".
Отправляли нас всех вместе, для чего был сформирован целый поезд, шедший вне расписания, по составленному графику. В один прекрасный день выстроились мы все во дворе родного института, и перед нами выступил с отцовским напутствием ректор, окруженный, как я понял, партийными, комсомольскими и профсоюзными работниками. Речь его была коротка и сводилась к тому же, к чему нас всю жизнь и везде призывали. Не подвести, не посрамить, показать, если надо - отдать. И - вперед и с песнями. Под звуки духового оркестра мы через весь Минск колонной двинулись к железнодорожному вокзалу.
В оккупированном нами жестком вагоне разместилось два стройотряда, поэтому полки пришлось занимать все, вплоть до третьих. Вот одна из третьих полок мне и досталось, отчего к концу пути я и набил себе несколько шишек на голове, забывая, что потолок вагона от полки отделяет не более 30-40 см. Но что это было по сравнению с тем, что впереди нас ждало два месяца приключений. Отряд был молодым, в основном, состоял из первокурсников, тех, кто ехал вторично, было немного. И они, конечно, постарались поделиться с нами своими воспоминаниями. Говорили и о том, что ни одного года не обходилось без драк с местными , что всякое бывало, а мы слушали их, разинув рот. В пути мне мало что запомнилось: пели песни, на остановках выскакивали из вагонов и разминались, спали и опять пели песни. Разве что Саратов, где мы простояли несколько часов и бегали через огромную привокзальную площадь в гастроном за булочками, да мост через Волгу, по которому мы долго ехали.
Наконец, приехали на конечную станцию, г.Аксай Уральской области, перед этим пересекли реку Урал. Нас погрузили в старенький, добитый автобус и мы поехали дальше, туда, где нам предстояло жить и работать. Это было недалеко, несколько десятков километров. Наш отряд попал в поселок Успеновка Аксайского же района. Мы приехали, расположились в школе и сразу же начали строить столовую. Поселок оказался большим, со своим двухэтажным Домом культуры и другими атрибутами поселковой жизни. Казахов в этом поселке почти не было. Большинство - приезжие: русские, украинцы, белорусы, татары. Много было немцев, осевших в этих местах после высылки во время войны. Кроме нас, чуть позже, за поселком, в палатках, разместился автобат, приехавший на уборку урожая, и почти одновременно с нами появилась группа девушек-казашек из Уральского пединститута. А у нас-то отряд был мужской, из дамского пола только три поварихи с инженерно-педагогического факультета. В общем, скучать не приходилось, тем более, что и местной молодежи в поселке хватало. И много было молодых "вдовушек", т.е. женщин 20-30 лет с детьми, но без мужей. Целина, приезжих много. Конечно, молоды мы еще были для вдовушек, да и работа была не из легких, не каждый день бегали по танцулькам, которые организовывал в Доме культуры местный завклубом.
А пишу я это для того, чтобы вам потом было ясно, отчего в нашей дружной компании приключались такие интересные вещи. Ведь были у нас в отряде люди и постарше. Например, доктор, мужчина, как мне теперь кажется, за 35, который почему-то учился в ветеринарном институте. Вот с ним-то и случались приключения, о которых речь пойдет дальше.
За выходные построили столовую, разместились в классах, где стояли приготовленные заранее металлические кровати, и наутро приступили к работе. Нас разбили по участкам и первым делом, выдав инструмент, отвезли на "объект". Как оказалось, мы должны были строить саманные домики. И начинать нужно было, естественно, с рытья фундаментов.
Уж не знаю, кто там говорил о плодородности целинной земельки, но через пару часов работы мы поняли, что значит выражение - "земля, как гранит". Чем мы только ее ни долбали, эту земельку. Но, с горем пополам, выдолбили за неделю пять фундаментов под домики, и стали строить их из самана. А саман делали наши же ребята, на втором участке - так, по номерам, участок Љ1, Љ2, называли аулы, где, в, основном, и жило местное отделение. Вот так мы и жили, работая от зари до зари. Но самое интересное, ради чего, собственно и пишется этот рассказ, происходило в те несколько часов после работы и немногочисленные выходные. И, хотя официально существовал распорядок дня, но кто там ложился спать в 22.00? Молодые были, хватало сил и на работу, и на танцы и на гулянья.
С местными ребятами познакомились буквально на следующий день. Это была суббота, мы строили столовую, когда к нам подошла группа ребят примерно нашего возраста. Посмотрев немного на то, как мы работаем, они спросили, есть ли среди нас футболисты. Несколько человек, в том числе и я, нашлось. Оказалось, что у них есть футбольная команда, которая выступает на первенство области и завтра как раз нужно ехать играть в Аксай, да футболистов, в связи с уборочной, не хватает. Так как назавтра было воскресенье, командир меня вместе с еще одним парнем отпустил, понимая, что контакт с местным населением не помешает. Мы съездили, выиграли и после этого подружились, встречаясь почти каждый вечер на танцах. Так что никаких драк и разногласий между нами не было.
Дней через десять по отряду поползли слухи. Вроде бы, что-то не там мы начали строить. Вроде бы, домики под высоковольтной линией как бы и нельзя ставить. Чья здесь была вина - трудно сказать, во всяком случае, нам сказали - мы строим. Правда, командир нас успокоил, что деньги нам выплатят, что бы ни было, но строительство прекратилось. Всех бросили на саман. Вот уж тут мы почувствовали, как работали бурлаки на Волге.
Представьте себе здоровенную траншею, выкопанную трактором ДТ-75 на глубину метра два, ширину добрых десять и длину тридцать. В эту ямищу завезли гору соломы, обильно полили водой, и трактор по ней поездил туда-обратно, пока не превратил все это в грязь с соломой. А дальше уже просто. Делаются формы деревянные на 2-3-4 ячейки, у кого на сколько сил хватит, берутся вилы и набрасывается вся эта смесь в формы. Разравнивается и с помощью вожжей волоком выволакивается на землю. Там все это дело переворачивается аккуратненько, и ровные рядочки свежеизготовленного самана подсыхают на солнышке. Получается отличный строительный материал, из которого и строятся домики. Потом стены оштукатуривают, белят - вот вам и украинское село в Казахстане. Жить в нем гораздо приятнее, чем в блочном доме. Работа, я вам скажу, не из легких и после первого дня немногие смогли наутро встать без причитаний. Но прошло несколько дней, втянулись, привыкли, стало полегче.
***
Выходных было немного. В субботу, конечно, работали, иногда прихватывали воскресенье, но уж раз в две недели отдыхали. Просто сил уже не было, какая тут работа. Правда, по вечерам завклубом, имя у него было польское, Казимир, организовывал танцы под магнитофон, куда приходили местные, мы, иногда военные в лице "партизан" и несколько раз девушки из пединститута. Основные "гастроли" давали военные. Возраст у них был самый, что ни на есть зрелый - мужики от 30 до пятидесяти, и попадались такие, от которых поселок гудел. Выпивали, конечно, а, оторвавшись от своих жен, приударяли за "вдовушками", молодыми бабенками от 18-ти до бесконечности. Последние хотели, может быть, и судьбу свою устроить, где еще можно было познакомиться вдали от шума городского. Чаще же это заканчивалось прибавлением семейства, но я знаю случаи, когда приезжали водители назад и оставались работать в совхозе.
Через некоторое время с завклубом мы познакомились поближе. Дело в том, что одним из задач нашего пребывания в отряде была все та же идеологическая работа. Комиссар иногда читал какие-то лекции, мы выпускали стенгазету и, конечно же, разве можно было обойтись без самодеятельности? Вечерами, после работы, мы шли в клуб и репетировали песни под гитару, я сочинил частушки про местную жизнь, которую мы уже немного изучили. Кстати, пользовались они большой популярностью, сопровождались громким хохотом и аплодисментами, когда частушка была про какое-то реальное лицо, будь то водитель ЗИЛа Миша, которого вместе с машиной нам дали в отряд, или еще какая-нибудь местная знаменитость. Миша на бешеной скорости любил гонять по степи, за что его часто наказывали. Вот про это я и сочинял, да еще вместе с Валерой и Славой пели бардовские песни.
Казимир был не очень общительным, напускал на себя загадочный вид, в селе считался человеком, близким к культуре. Что-то он в себе таил, был человеком-загадкой, или просто вид такой делал. Где-то недели две-три мы его не могли раскусить. Но однажды, после очередной репетиции, он спросил:
- Хотите послушать Высоцкого?
Ну, еще бы! В то время, конец шестидесятых, о Высоцком знали только по нескольким песням и множеству легенд. Говорили, что он сидел, что пишет "блатные" песни, да и в самом деле, что мы пели? "Сегодня я с большой охотою...", "А на нейтральной полосе...",
"Лечь бы на дно...". Конечно, мы хотели.
Казимир поставил бобину, мы притихли и начали слушать. Я не знаю, где он достал военные песни Владимира Семеновича, но большинство из них я слышал впервые. Но это было не все. Где-то минут через тридцать, оборвав на середине песню, из магнитофона послышался звон гитарных струн, чоканье стаканов, и голос Высоцкого произнес:
- Казимир! Я к тебе на следующий год приеду сомов ловить!
Мы обалдели. Как, откуда? Расскажи!
И Казимир принялся неторопливо рассказывать. Оказывается, в прошлом году он был у Высоцкого в Москве. Оказывается, они не только давно знакомы, но и вместе были до войны в детском доме, потому что Высоцкий сирота и воспитывался вместе с ним где-то под Москвой. И они даже успели в конце войны побывать на фронте и чуть не погибнуть. Вот откуда у Высоцкого военные песни! Вот откуда у него "блатные" песни! От его сиротского детства! И он хотел приехать к нему в гости, в Успеновку, да что-то помешало. И Казимир сам к нему поехал и теперь ждет, что в августе месяце он обязательно приедет.
Это было что-то. Увидеть Высоцкого. Послушать песни в его исполнении. Ради этого стоило потаскать саман. После нашего рассказа весь отряд взбудоражило. Да еще местные ребята подсыпали соли, сообщив, что уже не первый раз слышат эту историю, и, хотя не очень в нее верят, но нет дыма без огня.
Наивные люди. Я, не зная биографии Высоцкого, еще не один год при случае рассказывал историю о том, как чуть не встретился с ним в Казахстане, про его лучшего друга Казимира, про то, как слышали в магнитофоне его хриплый, характерный голос, да вот не получилось, не смог он. И даже сейчас, прекрасно зная, что ни в каком детдоме Высоцкий не воспитывался, потому что сиротой не был, что, по причине своего малолетства (в начале войны ему, если не ошибаюсь, было три года), ни на какой войне он побывать не мог, но даже сейчас я с уверенностью не могу сказать, чей голос был на магнитофонной ленте? Кто говорил:
- Казимир! Я приеду к тебе сомов ловить.
Уж очень похож был он на голос Высоцкого. А может быть, очень хотелось в это верить?
***
Жизнь шла своим чередом. Прошло уже больше месяца и вот, в одно из воскресений августа, когда отмечали День строителя, мы поехали в Аксай на слет всех студенческих отрядов Аксайского района. Конечно, со своей самодеятельностью, наглядной агитацией, ведь проводился конкурс. Поехали не все. А перед этим у нас случилось ЧП. Один из студентов, Николай, на стройке наступил на доску с гвоздем и сильно поранился. Начали искать доктора, но в тот день так и не нашли. Мы его и раньше не очень-то видели. Как я говорил, был он постарше и, естественно, нашел себе в поселке зазнобу, где и проводил все свое время. Говорили, что похаживал он к знакомой нашего Казимира и тот уже, вроде бы, грозил пару раз показать ему, где раки зимуют, но пока обходилось без мордобоя. Куда смотрели отцы-командиры, я не знаю, но знатоку коровьих желудков все сходило с рук. Пока не получился вот такой казус. Доктора назавтра нашли, объявили ему последнее китайское предупреждение и, пользуясь тем, что в лазарете у него находится больной, он с нами не поехал.
Мы в Аксае встретились с о своими знакомыми, обменялись впечатлениями о житье-бытье. С удивлением узнали, что у них, в тридцати км от нас, полно овощей. Мы же за все время не видели ни одного огурца и помидора, да и у местных особенно их не было. Помню, несколько раз приходили ребятам посылки с яблоками, так мы угощали своих знакомых белым наливом, и для них это было лакомством. А как же Алма-Ата, отец яблок? Непонятно. Вот вина там было вкусного достаточно. Продавали его на разлив из дубовой бочки, очень дешево и оно действительно было вкусным. Один раз, в воскресенье, мы взяли трехлитровую банку и, втихаря, пошли в гости к ребятам, с которыми мы играли в футбол. С одним из них я здорово подружился и когда, пригласив одну местную красавицу на танец, узнал, что она гуляет с этим парнем, мне пришлось уступить. Несмотря на наличие у нее длинной косы. Училась она в каком-то техникуме, приезжала на каникулы, и у нее было очень красивое имя, отчество и фамилия. Суздальцева Евгения Николаевна, до сих пор помню.
Я опять отвлекся, как всегда, вспоминается не по порядку, а приглаживать мне ничего не хочется. Как было, так и пишу.
Возвращались мы поздно. Где-то еще посидели, поели с двумя каплями вина в честь праздника, да и поехали. А когда приехали, оказалось, что доктор наш опять отличился. Да еще так, что весь поселок ходуном ходил. А случилось вот что.
Конечно, ни о каком больном наш лекарь не думал. Не успела пыль от Мишиного ЗИЛа, на котором мы уехали, развеяться, а куры, в этой пыли копошащиеся, перестать кудахтать, потревоженные нашим отъездом, как наш Ромео уже навострил лыжи по протоптанной дорожке. А так как был выходной и кое-кто не работал на уборке урожая, а сидел на своем приусадебном участке, то нашлись доброхоты, которые об этом турне доложили Казимиру. И тот, схватив нож, отправился отвоевывать свою территорию. Что там было, я не знаю, но, по рассказам, гонял он нашего доктора на виду у всех по поселку с дикими криками, счастье, что не догнал. Может быть, не особенно стремился, но шороху наделал. Заодно и Джульетте досталось на орехи.
Эта история переполнила чашу терпения и, буквально назавтра, командир протрубил общий сбор и большинством голосов доктор с позором был изгнан из отряда. Правда, пытался он еще права качать, говоря о том, что не мы его назначили, не нам его выгонять, но ему напомнили Николая, пригрозили написать в институт, а добили тем, что сказали, что, если Казимир опять прибежит за ним, как и обещал, то кто его будет защищать? И назавтра, на чем-то попутном, он уехал. Больше я его не видел. Вместо него прислали буквально уже перед самым нашим отъездом молодую женщину-врача, но она ничем за столь короткое время не запомнилась.
Наша ударная стройка близилась к концу. Итогом поездки в Аксай стал приезд к нам делегации соседнего отряда, где выращивали овощи. Привезли они нам полгрузовика этих самых овощей, и я до сих пор удивляюсь лени наших командиров, элементарно не желающих думать о своих подчиненных. Кстати, если бы это был единичный случай, а то ведь и по жизни так. Мало я видел начальников, которые, даже пусть не по долгу своей службы, а просто хотя бы из-за того, что это выгодно экономически, заботились о своих работниках.
Но - строить из себя нового русского, да, это мы можем, а элементарно поздравить с днем рождения или поздороваться за руку, спросить, как дела - это ниже нашего достоинства. Не отсюда ли такое отношение к работе?
За это время мы дали еще два концерта, в ответ местные артисты дали свой. Это с подачи все того же Казимира, который, как оказалось, был еще и фокусником. Я вот почему-то только сейчас вспоминаю про этот концерт, а ведь был у него ассистентом. Интересным был фокус с водкой. В общем, первое отделение прошло, мы спели что-то, потом местные, а во втором уже Казимир показывал свое искусство. Я не говорил, что выпить он был не дурак, как само собой разумеющееся. Так вот, я ему ассистировал. Он попросил принести тумбочку, стоявшую за кулисами. В зале сидели местные и солдаты. И наш отряд. Местные, конечно, все это видели не один раз и сопровождали действия Казимира комментариями. Казимир открывает тумбочку, там пусто. Закрывает, накрывает каким-то платком, открывает. Там стоит чекушка водки. Проделав этот фокус несколько раз, в тумбочке появились две граненые рюмки, огурец, хлеб, нож, тарелка. Казимир при всем честном народе все это дело режет, наливает и подает одну рюмку мне. А я что-то забоялся, вдруг обманет, что-нибудь устроит. Тогда он обратился к залу и один солдат, сидящий в третьем ряду, махнув рукой, вышел на сцену. Взял рюмку, понюхал, чокнулся с Казимиром. Выпил, крякнул, закусил огурцом и, пожав ему руку, ушел. В чекушке была настоящая водка. Как это все туда попало, я не заметил, хотя и стоял рядом.
Осталось несколько дней, собственно говоря, мы уже устраняли всякие недоделки, мастер с командиром бегали, подписывали акты, но еще до этого, где-то в первой декаде августа, нам сообщили, что, несмотря на тот казус, который произошел с домиками, закрыли наряды нам хорошо. Вот и теперь они всеми правдами и неправдами пытались это сделать вторично.
***
И уже буквально за несколько дней до отъезда из соседнего отряда пришла трагическая весть. Утонул один студент, причем, совершенно по глупому. Возле нас, разделяя Оренбургскую область и Уральскую, протекала река Илек. Была она небольшой, но очень коварной, с воронками. Мы остерегались в ней купаться, а купались в небольших озерках. Я даже не помню, искусственные они были или нет. Вот такое же озерцо и было в соседнем с нами отряде. И, после работы по изготовлению самана, двое ребят решили искупаться. Было там неглубоко, ребята поплавали и вдруг, от каких-то внутренних коллизий, от берега отвалился большой кусок земли. И один парень исчез. А второй испугался, побежал за помощью. Когда первого парня нашли и вытащили, было уже поздно. Ходили слухи, что это уже не первый случай, что кто-то в этом озере огромный живет. Этого я не знаю. Парень не утонул. То ли от переохлаждения в воде (было жарко), то ли от испуга, у него остановилось сердце.
Назад мы ехали в одном вагоне, и всю дорогу этот отряд пел песню:
"Сегодня мы не утонули,
Стакан грохочет об стакан.
И, как подвыпивший подводник,
Всю ночь бушует океан".
Вот такое у нас получилось возвращение в Минск. А Высоцкого мы так и не дождались, хотя ждали до последней минуты. И, уже в Минске, меня ждало еще одно небольшое приключение. Желая побыстрее добраться домой, я не остался ночевать в общежитии, а взял на вокзале билет на ночной автобус, проходящий через мой город. И, отметив немного наш приезд с ребятами, умудрился свою остановку проспать, проехать лишних 100 км до конечной, был разбужен водителями, которые еще заставили доплатить за билет. И потом на такси, с какими-то новобрачными, полдня добирался до дома. Представляю, какого они мнения остались о своем случайном попутчике. Ну, а уже дома, бросив сумку с вещами, завалился спать и проспал почти сутки.
Покорил я целину, или нет, но воспоминания остались. За всей бравурностью, сопровождавшей покорение целины, стояли огромные капиталовложения, изменившие жизнь сотен тысяч людей. Я не знаю, было ли это выгодно экономически, но красоту ночной уборки урожая, когда десятки, может быть, сотни комбайнов, выстроившись в ряд, с зажженными фарами идут по полю, запомнил на всю жизнь. И огромные, одним взглядом не охватить, залежи зерна, на которых копошатся неисчислимые полчища голубей и воробьев. Видел я, как это зерно, не успевая высохнуть, начинало преть, портиться, но молод тогда был, не замечал этой безответственности. Теперь-то понимаю, сколько сил и средств было выброшено на ветер, и хорошее, в общем-то, дело, в угоду чьим-то амбициям, вместо пользы превратилось во вред.