Аннотация: Что будет, если облечь Лахатарскую мозаику в слова? Я попробовал, начав писать собственную историю. Не так, как в той своей книге. По-другому. Итак, Лахатарская мозаика в чёрно-багровых тонах, чуть присыпанная пеплом.
Впервые я родился под пламя пожара, крики паникующих и тень смерти, стоявшую на пороге, расправив крылья. "Огонь-слеза!" - вскрикнула мать, в ужасе оставив меня. Так началась моя первая жизнь - среди колб и пробирок я рос, как гомункул в реторте, сам считая себя результатом алхимического эксперимента, только более глобального, чем те, что проводятся в лабораториях. Моё время исчислялось строками, фигурными буквами и миниатюрами на книжных листах, моя музыка - скрип пера по бумаге, мой дом - чёрная кухня на чердаке.
Так было, пока... тёмный ветер не вырвал меня из привычной обстановки, как срывает лист с дерева и несёт вдаль, куда попало над землёй вперемешку с мусором, книжными листами, разорванными письмами и крошками хлеба. Стылый дождь, украденные весенние лепестки, искры костра, сухие травы и битые зеркала...
Первая моя жизнь канула в небытие, едва успев... нет, даже не зазвучать, а лишь доиграть тихое вступление... струна оборвалась на вдохе, а за ней - долго, медленно, на одной и той же, не созвучной ничему, вбивающейся, как клинья, ноте, рвались другие, натянутые до предела, струны. Потом пришло слово, которому нет имени и смысла - только чувство, с каждым мгновением всё сильнее обрастающее плотью... моей плотью... Боль. И когда боль воплотилась во мне, я умер для этого мира. Навсегда. Пока Ангел Смерти с синими глазами предавшей возлюбленной не забрал меня во тьму.
Я родился спустя миг. Миг, захлебнувшийся в вечности. Родился во тьме, в каменном бреду под крики осуждённых. И... не знал - лишь смутно чувствовал, как холодные и нежные руки унесли меня в моё первое убежище. О, как долго я потом искал их во сне!
Я вернулся к новой жизни, спустился с небес по серебряным нитям дождя в звездопаде снежинок, окунул большую пушистую кисть в алую краску и, зайдясь в бешеном танце, пытался расписать кровавыми знаками ночное небо. Я готов был кидать эту "кисть" в лицо каждому встречному, захлёбываясь от безумия и жажды, а потом смеялся, сидя на крыше. И главными знаками начала второй моей жизни были холод, тьма, отчаянье и почти всегда - ненависть.