Поймали ее быстро. Слишком быстро. И все из-за этих проклятых джунглей. Чертова сельва, она буквально выпила ее. Изранила, ободрала кожу, капля за каплей выцедила кровь и вместе с ней остатки сил. А она все продолжала идти. С упорством обреченной тащила свое сочащееся болью тело сквозь буйство первобытного леса. Страх гнал ее вперед. Страх и отчаянье.
Шаг. Еще один. Практически вслепую, наощупь, она продиралась, протискивалась через заросли. До тех пор пока вдруг что-то, корень или лиана, или другая растущая из земли жадная тварь, не схватила ее за ногу и не швырнула лицом вниз, в мешанину прелых листьев и влажных запахов. Она полетела вперед, упала, пропахав руками короткую стрижку тропического подлеска. Сильно приложилась головой обо что-то и неудобно замерла, потеряв сознание.
Очнулась от нестерпимой боли в руках. Кто-то за спиной жестко, без намека на жалость, выкручивал и связывал ей запястья. Первая мысль была: "Догнали!". И сразу нахлынула злость: на себя, на эти джунгли, не пустившие ее к свободе, на своих преследователей. Она попыталась вырваться, резко дернулась и тут же получила удар в спину, который бросил ее обратно на землю. В лопатки уперлось что-то тяжелое и твердое, придавило, расплющило, заставило зашипеть от боли. Из глаз против воли, сами собой, потекли слезы. Но кипящая внутри ярость придала сил, и она вновь затрепыхалась, завозилась, пробуя освободиться. Сверху тут же навалилась непомерная тяжесть, горячая волна обожгла ухо: "Дернешься еще раз - сломаю руку!". И как в доказательство этих слов левое запястье пронзила дикая, нестерпимая боль, заставившая ее застонать.
Больше она не пыталась сопротивляться. Просто неподвижно лежала, уткнувшись лицом в сырой и узловатый паркет джунглей, и вслушивалась в окружающие звуки. В натужное сопение за спиной. В нестройную перекличку, затеянную птицами. В редкие, смазанные лесом, выкрики остальных преследователей: отправленный по следам беглянки отряд постепенно стягивался к месту ее поимки. Она не могла видеть, как грязные, полуодетые люди просачиваются сквозь лес, поодиночке вливаясь в общую группу. Зато отчетливо слышала их. Первый. Второй. Третий. Они появлялись со всех сторон сразу. Четвертый. Пятый. При этом даже не пытались таиться, наоборот, сильно шумели. Шестой. Теперь, когда жертва была выслежена, поймана и обездвижена, им незачем было осторожничать. Седьмой. Восьмой. Ловля закончилась. Девятый. Удачная вышла охота, Бог будет доволен!
Как только появился последний из преследователей (она насчитала десятерых, вместе с тем, кто скрутил ее), отряд, не тратя ни секунды на отдых, сразу же подхватился и практически бегом направился обратно. Ее безвольное тело подняли и понесли четверо из охотничьей десятки. Надо же, целых десять человек! Практически все мужское население поселка! Бог явно был заинтересован в том, чтобы вернуть ее. Оставалось неясным только одно: хотел ли Он заполучить ее обратно живой или это условие не являлось обязательным? Судя по тому, что ее не убили сразу, шанс сохранить жизнь оставался. Хотя возможно Он желал наказать ее лично и именно поэтому ищейки не посмели надругаться над ней. При всем желании ответа на этот вопрос она не знала. Он, этот ответ, ждал ее там, куда со скоростью обезьяньей стаи мчалась десятка дрессированных гончих с человеческими лицами. Изможденными, грязными, покрытыми ссадинами и кровоподтеками человеческими мордами, на которых фанатичным огнем горели безумные нечеловеческие глаза.
Десять неофитов несли ее к своему Богу, а в небе, там, куда рвалась сейчас ее израненная душа, огромные деревья-исполины качали лохматыми кронами, невозмутимо взирая на все происходящее с доступной им одним высоты.
Несколько часов спустя отряд почти достиг цели. Она поняла это по изменившемуся поведению гончих. За весь путь не проронившие ни единого звука они вдруг начали перебрасываться словами и даже целыми фразами, в звучании которых улавливалась неподдельная, прямо таки щенячья радость. Радость от близости дома, от близости Хозяина. К тому же ищейки взвинтили и без того высокий темп передвижения, практически перейдя на бег. Псы торопились вернуть Богу его игрушку.
Вскоре она почувствовала запах дыма, предвестник человеческого жилья, а еще через несколько минут отряд вырвался из джунглей на открытое пространство и, наконец, остановился. Безумная гонка закончилась. Пленницу тут же отпустили и даже разрезали стягивающие кисти веревки. На своей территории неофиты могли позволить себе быть великодушными.
Как только ей освободили руки, она сразу же попыталась встать, чтобы показать врагам, что не сломлена, не побеждена. Но тело, обычно такое послушное, такое сильное, на этот раз подвело, и она тяжело осела обратно на землю. От бессилия и пережитого унижения на глазах снова выступили слезы. Замутненным соленой влагой взглядом она окинула место, куда ее принесли неофиты. Еще недавно здесь был ее дом. Еще совсем недавно.
За те несколько часов, что ее не было в поселке, здесь мало что изменилось. Небольшой круг, искусственно освобожденный от растительности, не стал шире. Небрежно сляпанные из подручных материалов лачуги не стали выглядеть наряднее. А люди, копошащиеся в пыли перед этими подобиями жилья, не стали чище или веселее. И только огромная человеческая фигура, перед которой, как по приказу остановился отряд ее преследователей, как ей показалось, стала еще больше.
Неофиты опустились на колени, приветствуя своего Бога. Старший из них хотел что-то сказать, но едва заметный жест руки Хозяина оборвал его.
- Ты пыталась сбежать! - вся сера ада кипела в Его голосе. - За это тебя ждет наказание!
Она не ответила, не возразила, но Он и не ждал оправданий. Все уже было решено: - К столбу ее! - короткий приговор, как удар ножа в живот - безжалостный и смертельный.
Руки взорвались новой болью, когда лапы гончих, послушные Его воле, сомкнулись на запястьях сталью наручников. Она сжала зубы, чтобы не закричать (Ему не достанется ни единого стона) и закрыла глаза.
Глава 1
Человеческая память удивительная штука. Она способна уместить в себе несколько томов исторических дат, пару тысяч рецептов или значения индекса Доу-Джонса за последние полгода, при этом из нее могут бесследно исчезнуть самые значимые события жизни. Выпасть целые ее куски. Оставив взамен себя дрожащую, рассыпающуюся реплику, сотканную из запахов, звуков, вкусов и еще чего-то, чему люди пока еще не придумали названия.
Эмили плохо помнила тот день и в особенности утро. Спроси ее кто-нибудь, она не смогла бы назвать ни его дату, ни место в недельной обойме, ни даже то, что они с мужем ели на завтрак. Единственное, что осталось в памяти - это холод. Пронизывающий, жуткий, колючий, непривычный для последних дней сентября. Осень еще только пришла, а уже вовсю развлекалась. Пронзительный ветер, словно первоклассный карманник, норовил незаметно забраться под куртку, чтобы проверить содержимое карманов. Идущий от земли холод ощущался даже сквозь толстые подошвы утепленных ботинок. Да, Эмили помнила, как у нее замерзли, занемели пальцы на ногах и руках. Настолько, что она практически не чувствовала их. Не спасали даже потоки теплого воздуха, льющиеся из сопел воздуховодов: их с мужем не молодой уже, видавший виды форд, старался изо всех сил, пытаясь спасти хозяев от холода. Он бодро тарахтел мотором, превращая стылый наружный воздух в нечто более комфортное. И вовсе не его вина, что получалось это с трудом, просто на улице было слишком уж морозно.
Странная все-таки вещь - память. Столько всего произошло в тот день, а Эмили лучше всего запомнила именно то, что никак не могла согреться. Даже тогда, когда из промерзшего салона форда они с мужем перебрались, наконец, в теплый кабинет доктора Трибунски, она долго еще выбивала зубами звучную мелодию холода. Никак не могла оттаять.
Кабинет психолога представлял собой довольно просторную комнату на один рабочий стол, стул, маленький журнальный столик, пару стеллажей с книгами и три мягких кресла. Темный ковролин на полу хорошо оттенял теплый бежевый оттенок стен и небесно-голубой цвет потолка. Мягкий электрический свет и тяжелые, плотно запахнутые шторы, дарили ощущение домашнего уюта. В кабинете доктора Трибунски было по-домашнему. Видимо именно в такой обстановке люди легче всего расставались со своими тайнами и сбрасывали шелуху комплексов. А шторы? Господи, что это были за шторы. Увидев их в первый раз - два струящихся водопада кофейного цвета - Эмили сразу загорелась желанием повесить такие же у себя в гостиной. Она даже мысленно представила себе эту картину и мысленно же задохнулась от восторга. Да, она хотела эти шторы.
Но еще лучше оказались кресла. Когда по безмолвному приглашению хозяйки кабинета они с мужем погрузились в их умопомрачительную мягкость, Эмили поняла, почему люди выходят отсюда такими счастливыми. Виной тому были кресла. Их феноменальное, прямо таки сверхъестественное удобство. Эмили ощутила, что отныне ей не будет покоя, пока в ее доме не появится точно такая же мебель. Роскошная, стильная, волшебная. Мебель высшего сорта.
- Удобные, правда? - неожиданно спросила хозяйка кабинета.
Эмили, с головой нырнувшая в оценку интерьера, оказалась не готова к подобному вопросу. Она вдруг почувствовала себя девочкой, пойманной за просмотром фильма из категории "только для взрослых". Лицо залило краской. В поисках поддержки она взглянула на мужа, но Джон, видимо, даже не услышал вопроса. Вольготно устроив свое отнюдь не маленькое тело в кресле, он, судя по мечтательной улыбке, стремительно к нему привыкал. Все остальное, внешнее, его не интересовала.
Не найдя помощи у мужа, Эмили вынуждена была пойти на маленькую уловку, подсказанную опытом жизни в социуме. Она сделала вид, что не расслышала вопроса: - Что, простите?
Доктор Трибунски (женщина чуть за сорок, строгое лицо учительницы младших классов, собранные в пучок волосы, изящный деловой костюм) приподняла уголки губ, что, видимо, означало у нее улыбку: - Я говорю - удобные! Один мой хороший знакомый ими торгует. Мистер Томпсон, - она поднялась из-за стола, за которым сидела, и пересела в свободное кресло, поближе к гостям. Расслабленно откинулась на спинку, прикрыла глаза.
- Да, мистер Томпсон. Он держит небольшую фирму здесь, в городе. Ничего особенного - пара помещений в аренде, с десяток рабочих, полностью ручное производство. И только лучшие материалы, высшего качества. Дорогое, конечно, удовольствие, но он кое-чем мне обязан, поэтому сделал хорошую скидку, - пальцы психолога грациозно пробежались по подлокотникам. - Очень хорошую скидку. Если интересует, могу дать его номер. Хотите?
Эмили робко кивнула.
- Нет проблем, - доктор Трибунски встала и вернулась за стол. Взяла из большой стопки цветастых рекламок верхнюю, перевернула и что-то быстро на ней написала. Протянула ее Эмили: - Держите. Скажете ему, что вы от Кэролайн. Кэролайн - это я. Он действительно мне обязан, поэтому не будет сильно привередничать в вопросах цены.
- Спасибо! - Эмили взяла листовку.
- Не за что, миссис Лоусон, не за что! - доктор шутливо поклонилась.
- Эмили, - поправила ее миссис Лоусон.
- Ну, конечно, миссис Эмили, конечно. А кресла? - Кэролайн заговорщицки подмигнула. - Я же вижу, как они вам понравились. Надо признаться, они действительно хороши. До неприличия.
Смутившись, Эмили быстро опустила глаза. При этом взгляд ее невольно упал на принятый от психолога рекламный листок. Случайно или нет, но тот оказался повернут к ней своей лицевой стороной. Она неосознанно всмотрелась в нарисованную там картинку, а, осмыслив изображение, уже не смогла от него оторваться.
Там, на нем, маленькая детская ручка, тоненькая, как паутинка и хрупкая, словно крылышко бабочки, крепко держала за указательный палец крупную мужскую руку. Держала так, словно в целом мире не было ничего более ценного, чем эта загрубевшая от работы, мозолистая ладонь. Чуть ниже, в самом низу листка огнем пылали огромные алые буквы: ADOPTED.[1]
У Эмили вдруг предательски защипало глаза, ком подкатил к горлу. Она часто заморгала, пытаясь за взмахами ресниц спрятать нахлынувшие эмоции. Закашлялась. Джон тут же встрепенулся, подскочил, заботливо протянул платок. Эмили через силу улыбнулась: - Все в порядке, милый, все в порядке.
- Как вы себя чувствуете, миссис Эмили? - в голосе Кэролайн Трибунски слышалось искреннее участие. - Вам нехорошо?
- Нет, доктор, все о'кей, - Эмили выпрямилась и с вызовом взглянула ей прямо в глаза. - Еще раз спасибо за предложение, мы обязательно им воспользуемся, - она сложила рекламный лист с телефоном мастера кресел вдвое и аккуратно убрала в сумочку.
- Раз так, давайте, наверное, начнем? - психолог вопросительно посмотрела сначала на нее, потом на ее супруга. Не получив возражений, продолжила: - Итак, мистер Лоусон, миссис Лоусон. Джон, Эмили. Думаю ни для кого не секрет для чего мы здесь собрались, поэтому давайте не будем ходить вокруг да около, а перейдем сразу к сути вопроса. Я внимательно изучила вашу заявку и анкеты. Первые впечатления надо сказать самые положительные. Однако я обязана начать нашу беседу с вопроса, который задаю каждой приходящей ко мне семейной паре. Итак, - она выдержала паузу, - почему вы решили взять ребенка?
Эмили и Джон переглянулись: кто-то должен был взять на себя смелость ответить. Джон среагировал первым: - Эмми, может быть ты?
- Да, миссис Эмили, пожалуйста! - поддержала его Кэролайн.
Она уже не помнила когда и откуда пришла сама эта идея. Но были обследования и лечения, которые должны были помочь. А потом новые лечения, потому что предыдущие не сработали. И в какой-то момент руки опустились. Казалось, что мечту о детях надо отложить на неопределенный срок, а может и попросту забыть. И тут появилась эта мысль - вроде бы такая очевидная, но совсем, совсем не простая. Так почему же они решились на усыновление?
- Наверное потому, доктор, что врачи не оставили нам другого выбора.
- У вас не может быть детей, Эмили? Я правильно поняла?
- Да, доктор, вы правы!
- Что ж, представляю, как нелегко вам приходится, - на лице психолога не отразилось ни единой эмоции. - Но знаете что?
- Да, доктор?
- По статистике в нашей стране около пяти процентов населения репродуктивного возраста испытывают проблемы с зачатием ребенка. Нарушение фертильности - так это называется. Пять процентов! В абсолютных величинах это примерно шесть миллионов человек. Шесть миллионов, представляете?! И только четверть из них задумывается об усыновлении. Всего лишь четверть! А уж то, сколькие из них доводят дело до конца, я вообще умолчу, - психолог многозначительно замолчала.
- И что это значит, доктор? К чему все эти цифры? - спросил Джон.
Кэролайн Трибунски вновь приподняла уголки губ: - К тому мистер Лоусон, что вы большие молодцы, что пришли сюда. Джон, Эмили - я говорю вам спасибо за ваш визит и за ваше решение. Но все же хочу услышать ответ на свой вопрос: так почему вы хотите взять бэби?
- Доктор, как вы можете? - не выдержал Джон, но Эмили остановила его: - Нет, Джон, не надо. Доктор права. Ведь это мы пришли к ней, а значит, она вправе задавать любые вопросы. И столько раз, сколько сочтет нужным.
После этого она надолго замолчала, а когда, наконец, продолжила голос ее заметно дрожал.
- Мне тридцать пять, доктор. Тридцать пять! Врачи говорят - никакой надежды... советуют жить дальше. Не говорят лишь одного - зачем?.. Если бы в этом был хоть какой-то смысл... не знаю... но больше так не могу. Вот здесь, - она прикоснулась к груди, - болит. Уже давно, доктор.
Эмили съежилась в своем кресле. К горлу вновь подкатил соленый ком, сбил дыхание. Джон, заметив, что ей плохо, тут же оказался рядом, заботливо поддержал за плечи. Она благодарно улыбнулась ему.
- Хорошо, Эмили, а может быть причина вашей боли в другом? Возможно, вы просто чувствуете вину? Перед собой, перед мужем? За то, что не можете зачать, выносить, родить своего собственного ребенка?
- Знаете, доктор, я никого не виню. Все, что мы имеем, дано нам свыше. Не ведаю, за какие грехи мне это, но значит... так нужно. Но и смириться с этим - нет, никогда.
- Что ж, Эмили, спасибо за откровенность, - доктор задумчиво посмотрела на гостью. - Извините, за столь болезненные вопросы, но вы же понимаете, что нам предстоит не близкий и не простой путь. Мне необходимо убедиться в искренности ваших намерений, в желании идти до конца.
- Убедились? - Джон не смог удержаться от сарказма.
Однако психолог не поддалась на его уловку и спокойно ответила: - Да, мистер Лоусон, Джон, убедилась. Скажу больше - с вами можно работать.
--
Неужели? - снова едко поддел Джон.
- Вы напрасно иронизируете, мистер Лоусон! Поймите, часто бывает так, что горе бездетности остается не пережитым у родителей. Особенно у матери. И в этом случае оно неизбежно влияет на отношения с приемным ребенком. Тот становится последним шансом для родителей быть "как все", этаким лекарством от депрессии. Таблеткой.
- Разве так может быть? - не поверила Эмили.
- Да, Эмили, может. Бывают и вовсе драматичные случаи, когда решение усыновить возникает, например, в результате потери родного дитя. Тогда приемный становится заменой умершего. Представьте ситуацию, когда родители еще не отгоревали свою потерю, и неосознанно стараются заглушить ее заботой о другом ребенке, который становится как бы заместителем, двойником. Самое плохое, что горя от потери это не уменьшает, ведь приемный ребенок никогда не заменит утраченного. Итог может быть страшным - разочарование родителей, ухудшение отношений внутри семьи, вплоть до отказа от усыновленного, чувство вины у родителей и сильная травма у самого ребенка. В некоторых случаях дело доходит даже до суицида.
- Неужели все так страшно? - ужаснулась Эмили.
- Такова реальность! - подтвердила психолог.
- Но что же делать, доктор? Существует ведь какой-то выход?
- Конечно. Самое важное, что нужно понять, это чтобы основным для вас стало желание давать. Давать ребенку свою любовь, свою радость, свое тепло. Не брать и не использовать, а отдавать, дарить! Это самое главное! Остальному я вас научу.
- Мы готовы, - Эмили крепко сжала руку мужа и решительно тряхнула головой. - Готовы!
- А вот это мы сейчас как раз и проверим, - Кэролайн вновь улыбнулась уголками губ. - Я подготовила для вас несколько психологических тестов. Постарайтесь отвечать честно, без лукавства. От этого будет зависеть вся наша дальнейшая работа.
Глава 2
- И что за тесты там были? - Дженни пришлось повысить голос, чтобы перекричать шум льющейся воды.
Эмили пожала плечами: - Разные.
Этим вечером они с систер-ин-ла[2] уединились в кухне, подальше от любопытных мужских ушей. И теперь совмещали приятное с полезным: разговаривали и одновременно мыли оставшуюся после ужина посуду. Жребий определил Эмили заниматься самой трудоемкой частью работы, Дженни же была на подхвате: насухо вытирала полученные от невестки тарелки и отправляла их на отдых в шкаф.
Конечно, кухня Эмили могла похвастать наличием посудомоечной машины, однако сегодня они решили ее не беспокоить, а сделать все вручную. По глубокому убеждению обеих совместное мытье посуды в немалой степени способствовало укреплению семейных связей. Не хуже, чем скажем общие праздничные ужины или воскресные походы в церковь. К тому же звук льющейся воды создавал безопасную шумовую завесу - можно было спокойно поговорить.
- Разные и все? - сбить Дженни с выбранного пути было практически нереально. Все равно, что стараться руками удержать набравший ход поезд. - Нет, сестренка, так не пойдет, я хочу подробностей.
- Каких подробностей? - Эмили критически осмотрела очередную кружку и прошлась по ней губкой еще раз. - Не помню я.
- Вот еще придумала, - фыркнула Дженни, - не помню. Давай рассказывай.
- А иначе что? - Эмили попыталась напомнить ей, кто здесь старший. Но для двадцатилетней девчонки разница в возрасте никогда не являлась сколь-нибудь значимым аргументом.
- Иначе я сейчас же пойду к мистеру "Спешу на помощь" и спрошу у него!
- Дженнифер, - Эмили укоризненно посмотрела на Дженни, - я же просила тебя не называть так Джона.
- А что такого?
- У него есть имя.
- Оно ему не идет, - скорчила гримасу Дженни. - К тому же он МОЙ брат, поэтому буду называть его, как хочу.
- Дженнифер! - Эмили собралась было отчитать ее, но тут неожиданно в кухню заглянул предмет их ссоры: - Девочки, у вас все в порядке? - спросил он. - Помощь не нужна?
Дженни прыснула в кулак, но заметив испепеляющий взгляд Эмили, поперхнулась и закашлялась. Заботливая золовка не преминула тут же ей помочь: рукой в мокрой перчатке прошлась между лопаток. Восстановив таким образом статус-кво, она обернулась к мужу: - Все хорошо, милый, мы сами справимся. Дай нам еще немного времени.
Джон кивнул и растворился в темноте коридора, а Эмили вернулась к Дженни. Вид у той был поникший и слегка виноватый, однако она нашла в себе силы и первая протянула руку: - Мир?
- Мир!
- Ну, может, все же расскажешь, что там с тестами?
- Хорошо, - сдалась Эмили. - Ты ведь все равно не отстанешь, верно?
Она снова взяла губку, задумчиво размазала по грязной тарелке остатки кетчупа: - Психолог сказал, что я склонна к гиперопеке.
- Чего?
- Склонна к ги-пер-опе-ке, - по слогам повторила Эмили.
- Это как? - недоуменно спросила Дженни.
- Это значит, что у меня чрезмерно выражена забота о детях.
- А разве это плохо?
- Должно быть, - Эмили смыла пену. - Кэролайн сказала, что это может стать причиной задержек и отклонений в развитии ребенка.
- Почему?
- Ну, якобы, чрезмерная опека со временем приведет ребенка либо к безропотному повиновению, либо, наоборот сделает его неуправляемым.
- И ты в это веришь?
- Она профессионал, Дженни, и, да... я в это верю.
- И что теперь? Все отменяется? - заволновалась Дженни.
- Нет, конечно, - Эмили протянула ей чистую тарелку. - Это же не приговор какой-то, просто такая особенность характера. Придется над ней поработать, только и всего.
- Поработать... ну да, да, конечно... так странно... никогда не замечала у тебя этой... особенности. Откуда она вообще взялась?.. Странно... хотя, знаешь, Эмми, говорят, все проблемы идут из детства...
Дзынь! Фарфоровое блюдо встретилось с полом и точно потревоженный пазл распалось на сотню осколков.
- Прости! Прости, пожалуйста! Я не хотела! Совсем не то имела в виду.
- А что?.. Это всего лишь дурацкий тест, понимаешь? Набор глупых вопросов. Со мной все в порядке! Я здорова!
- Знаю, Эмми, знаю. Я больше не буду, прости! Ты же простишь меня?
У Дженнифер был такой потерянный вид, что Эмили немного смягчилась. Она стянула перчатки и крепко обняла ее: - Ладно, сестренка, все будет хорошо! Мы все немного перенервничали, устали, но все образуется, так ведь?
Дженни что-то согласно промычала в плечо.
- Все будет хорошо! - Эмили погладила ее по волосам. - А знаешь, там был один такой смешной вопрос. Мы с Джоном из-за него чуть не поссорились. Честно! Еще немного и точно бы разругались.
- Какой? - Дженни подняла покрасневшее лицо.
- Ну, такой... странный что-ли. Сначала, значит, надо было нарисовать схему нашего дома, а затем заштриховать в ней свои пространства: те места, где проводишь больше всего времени. Оказалось, что у меня таких вдвое больше, чем у него. Кроме общих спальни и душа, мне достались еще кухня и почти вся гостиная, а ему только компьютерный стол и диван. Ты бы видела, как он расстроился.
- Правда?
- Точно. Белый стал, как мел, потом покраснел, руки затряслись. Никогда его таким не видела. Я вообще подумала, что он сейчас вскочит и хлопнет дверью, но ничего, сдержался. На обратной дороге только пыхтел сильнее, чем обычно, - Эмили рассмеялась. - Ох уж эти мне мужчины.
Она еще крепче прижала к себе золовку, поцеловала в пахнущие яблоком волосы.
- Намусорили мы тут с тобой, принцесса. Надо прибраться, как считаешь?
- Давай, - хлюпнула носом Дженни.
Они аккуратно собрали самые большие осколки, потом с помощью пылесоса окончательно уничтожили следы недавнего преступления. Только после этого Дженни решилась заговорить.
- Эмми?
- Да, сестренка?
- А что теперь будет?
- В смысле? - Эмили внимательно посмотрела на Дженни.
- Ну, - замялась та, - я ведь все равно стану тетей?
- Конечно, станешь!
- А когда?
- Ох, принцесса, разве я могу сказать тебе точную дату? Да и кто может?
- Не надо точную, скажи просто, что через месяц или два... или...
- Дженни, милая, я не знаю, - Эмили растерянно пожала плечами. - Одному Богу известно когда.
- Да уж, - девушка снова погрустнела, - Богу. Только вот вряд ли он скажет, верно?
- Дженни, ну что ты такое говоришь? Не надо. Мы все равно ничего не можем сделать, только ждать.
- Но почему так долго, Эмми? Я думала, все будет проще и быстрее. А здесь какие-то тесты, бесконечные проверки...
- Дженнифер, - перебила ее Эмили, - постой. Послушай меня: я знаю, как тебе сейчас нелегко. Поверь, нам с Джоном тоже. Такие решения, они ведь... легко не даются. Но сейчас у нас нет иного выбора, как только ждать. Столько, сколько потребуется. Ждать и надеяться, понимаешь?
- Понимаю, - покорно кивнула Дженни.
- Вот и славно, - Эмили поправила золовке выбившийся из прически локон. - Ты самая лучшая на свете, знаешь об этом?
Та смущенно улыбнулась: - Да.
- Молодец!.. Давай-ка присядем, - Эмили пододвинула Дженни стул, - мне нужно рассказать тебе еще кое-что... о чем ты еще не знаешь. Мы с Джоном решили... как бы это сказать?..
- Скажи как есть.
- Хорошо... в общем, мы решили не подавать документы в центр усыновления.
- Но как же?..
- Подожди, я не договорила. Мы не хотим вставать в очередь, а потом становиться фостер фэмили.[3] Вместо этого мы возьмем ребенка из приюта.
- Что?
- Усыновим из приюта. Есть такие детские дома, где живут детки, брошенные родителями. А еще сироты. Конечно, это сложнее и дольше, чем простое опекунство, зато это будет наш бэби. По-настоящему наш, никто уже не сможет его потом отобрать.
- Так вот откуда столько проверок? - сообразила Дженни.
- Точно.
- Но разве такие приюты существуют? Где вы его найдете?
- Кэролайн все устроит, - успокоила ее Эмили.
- Ясно, - Дженнифер внимательно посмотрела на невестку, - скажи, Эмми, а ты не боишься?
- Чего?
- Хотя бы того, что не будешь знать, кто родители ребенка. Какие они. Может быть психи или наркоманы, или того хуже?
- Не боюсь, - упрямо заявила Эмили. - Это такие же дети, Дженни, и им точно так же нужны мама и папа, нужна любовь и семья.
- А как же... - попыталась возразить Дженни, но Эмили ее обрубила: - Дженнифер, мы уже все решили. К тому же я хочу сама выбрать своего бэби, а не полагаться на слепую фортуну. Не могу просто размещать анкеты в базах данных всех без разбора центров усыновления, а потом беспомощно ждать, пока какая-нибудь мамаша, потерявшая где-то свой материнский инстинкт, откликнется. И то только потому, что ее привлечет размер нашего с Джоном годового дохода. Нет, это не для меня.
- Хорошо, Эмми, хорошо, - сдалась Дженнифер, - ты права. Но, послушай, какого ребенка ты возьмешь? Ты уже думала над этим?
Эмили задумчиво посмотрела на золовку: - Сердце подскажет. Я просто увижу и пойму - вот он, мой бэби.
Сказав так, она замолчала. На несколько долгих мгновений в кухне воцарилась мертвая тишина. Стало слышно даже, как где-то в глубине дома кричит телевизор, празднуя очередную победу чикагских быков. Джон с Марвином, как всегда, внимательно следили за выступлением любимой команды. Пиво было им в помощь.
- И когда вы собираетесь туда пойти? - не выдержала Дженни.
- В приют?.. Не знаю. Кэролайн сказала, что сначала они должны проверить нашу с Джоном благонадежность, - Эмили усмехнулась, - посмотреть на взаимоотношения с полицией и социальными органами, что-то там еще. В общем, на все проверки уйдет несколько недель. После этого выдадут положительное заключение на усыновление.
- А потом? - не унималась Дженни.
- Потом?.. Потом она подберет нам кандидатуры детей, и дальше мы должны будем выбрать.
- И все?
- Нет, принцесса, не все, - Эмили тяжело вздохнула, - это только начало. Что будет дальше я не берусь загадывать, и, знаешь... мне очень страшно.
Она медленно, через силу поднялась, налила себе воды. Сделала пару больших глотков. Дженни, внимательно наблюдавшая за невесткой, тихо подошла к ней, обняла: - Эмми, все будет хорошо, слышишь? Ты сильная. Сама не представляешь насколько. У тебя все получится.
Эмили благодарно улыбнулась: - Спасибо, сестренка, спасибо за то, что веришь в меня.
- Конечно, верю, - Дженни обняла невестку. - И Джон тоже. Все будет хорошо, слышишь? Обязательно будет хорошо!
- Ты права, - Эмили упрямо тряхнула головой, - абсолютно права, а я что-то совсем раскисла. Надо с этим что-то делать. Кстати, как там наши домочадцы? Совсем, наверное, заскучали без нас? Пора это исправить, как считаешь?..
Глава 3
Целый год она шла к цели. Двенадцать долгих месяцев. И вот теперь была совсем рядом. Так близко, что стоило лишь протянуть руку, чтобы до нее дотянуться.
Цель эта носила красивое латинское название: Anodorhynchus glaucus. Что в переводе на человеческий означало - серо-голубой гиацинтовый ара. Другое название - аквамариновый макао. Длина тела до семидесяти сантиметров, хвоста - до тридцати. Яркое, голубое с зеленоватым оттенком оперение. Голова серого цвета, верхняя часть груди, горло и щёки серовато-бурые. Неоперённая зона вокруг глаз и у основания клюва бледно-жёлтая. Клюв чёрный со светлым кончиком. Тёмно-серые лапки и тёмно-коричневая радужка. Ареал - северо-запад Аргентины, Бразилия, Уругвай. Среда обитания - влажные тропические леса бассейна Амазонки. Текущий статус - предположительно вымерший вид.
Впервые она узнала об этой редкой птице, семейства попугаевых, будучи еще совсем юной, когда ей в руки случайно попал один из выпусков журнала National Geographic. Тот номер был тематический, посвященный юбилею вступления в действие Конвенции CITES[4], а глянец его обложки украшала фотография крупной, красивой птицы, цвета чистого неба. Это и был аквамариновый макао, вымирающий вид, занесенный в международную Красную Книгу и в первое приложение Конвенции.
Она хорошо помнила ту фотографию. Сочную, настоящую, живую. Не фотографию даже, а мгновение жизни, вырванное затвором фотоаппарата из потока бытия. Выменянное у природы на месяцы поисков, на боль и усталость, на долгие часы напряженного ожидания и метры загубленной пленки. Да, отлично помнила. Возможно, именно этой фотографии стоило сказать спасибо за выбранную впоследствии профессию и значит судьбу.
Вторая их встреча произошла много лет спустя, когда она - уже довольно известный фотокорреспондент, состоящий на службе в Национальном географическом обществе США - находилась в служебной командировке в Салвадоре. Тогда в заданиях у нее числилось сделать серию снимков, иллюстрирующую быт местного населения. National Geographic готовился познакомить своих читателей с жизнью современной Бразилии. Хотел окунуть их в водоворот уличных карнавалов, закружить в хороводе самбы и капоэйры, сыграть вместе с ними в национальную бразильскую игру - футбол и даже позволить им одним глазком заглянуть в наводящие ужас фавелы.
С работой в тот раз она справилась быстро. Пара дней ушла на поиск натуры, еще два на саму съемку. Оставшееся из выделенной ей недели время она решила посвятить лично себе. Напитаться впечатлениями, солнечным светом и колоритом этого старинного города, бывшего когда-то столицей всей Бразилии, а ныне - главного в штате Баия. Больше всего для этого подходил так называемый "нижний город" или Сидаде Байша, как называли его местные, целиком состоящий из многочисленных рынков, торговых рядов и портовых сооружений. Пропитанный солью океана, яркий, непредсказуемый, шумный, благоухающий, гремящий гитарными руладами, наполненный аппетитными запахами экзотических угощений, многообещающий торговый центр Салвадора.
Там она и увидела его. В небольшой сувенирной лавке, спрятавшейся от палящих лучей солнца в одном из многочисленных закоулков гудящего, словно растревоженный улей, рынка Моделу. Серо-голубой гиацинтовый ара неподвижно сидел в клетке. И снова, как когда-то в детстве, она испытала восторг и одновременно смятение, будто судьба позволила ей прикоснуться к чему-то волшебному, ослепительно красивому и в то же время запретному.
А дальше ее ждало разочарование - птица оказалась всего лишь искусно выполненным чучелом. С объявленной ценой в пять сотен полновесных реалов. На ее вопрос (почему так дорого?) хозяин лавки, типичный коричневокожий баианос, заявил, что такая редкость есть только у него. В лесу эти птицы больше не живут, да и в неволе их не найдешь. Неволя убивает их почище, чем вырубка сельвы. Ну а этот экземпляр, по его словам, достался ему еще от отца и тем более дорог ему, что это единственная память о предке. Она согласилась, что память в наше непростое время стоит недешево и все же попросила убавить цену вдвое. Торговец хитро сощурился и согласился сбросить четверть.
Через полчаса ожесточенной торговли, в которой хозяин лавки проявил чудеса стойкости и изобретательности, она, наконец, вышла, держа в руках чудо, созданное когда-то природой и так бездумно уничтоженное человеком. Пожалуй, именно тогда и зародилось у нее идея отыскать живого представителя вида anodorhynchus glaucus и запечатлеть его на пленку. Так появилась цель.
Семь месяцев потребовалось на то, чтобы убедить руководство выделить деньги на экспедицию. Никто, кроме Джервиса, ее помощника, не верил, что у нее получится. Еще два ушло на подготовку оборудования и оформление необходимых документов. Следующие восемь недель она занималась поиском проводника: опытного, чтобы смог довести ее до цели, и в то же время достаточно авантюрного. К сожалению, прогулка не обещала быть томной. Вдобавок те места, которые она намеревалась посетить, пользовались дурной славой. Там до сих пор довольно активно летали маленькие стрелы, пропитанные ядом кураре. Вылетали они всегда очень неожиданно, а в цель попадали очень точно. Понятно, что это обстоятельство не способствовало укреплению нервной системы, а значит, требовался проводник с хорошей стрессоустойчивостью. Желательно со знанием диалектов, находящихся в ходу у туземцев. И такой, в конце концов, нашелся, пускай на его поиск и ушло много времени.
Еще неделю пришлось просидеть в ожидании благоприятной погоды, сезон дождей все никак не заканчивался. И вот уже полтора месяца, как они втроем прочесывали сельву. Пока, правда, без особого успеха. Но она знала, чувствовала, что рано или поздно удача улыбнется ей. А трудности? Что ж, они всегда присутствовали в ее жизни. Такая уж профессия.
Фотокоры Национального географического общества никогда не искали легких путей. Ради редких кадров они готовы были терпеть любые трудности, рисковать здоровьем и даже самой жизнью. Их арестовывали, они обгорали во время пожаров, страдали от малярии, дизентерии и менингита, их кусали акулы, в них стреляли. И все равно они брали в руки камеру и снова ехали на съемки. Этих закаленных людей нельзя было испугать, заставить отступиться от намеченной цели.
Примером могла служить знаменитая Джоди Кобб побывавшая за тридцать лет работы в National Geographic более чем в пятидесяти странах. Именно она первая взяла читателя за руку и ввела его в мир женщин Саудовской Аравии, во дворцы принцесс и палатки бедуинов, в дома японских гейш. Или Майкл "Ник" Николс - самый знаменитый на сегодняшний день фотограф живой природы. Обладатель нескольких наград Национальной ассоциации фотожурналистов. Или еще одна легенда - Эмори Кристоф, автор известных подводных фотографий "Титаника" и затонувшего у берегов Филиппин в XVI веке корабля "Сан-Диего". Тот самый Эмори Кристоф, который в девяносто восьмом году запечатлел на пленку жизнь океана в зараженных радиацией водах близ Маршалловых островов. И еще многие, многие другие. Она знала их имена наизусть. С некоторыми была знакома лично. У них училась, брала пример, втайне мечтая, что когда-нибудь встанет с ними в один ряд.
Левое плечо вдруг отчаянно зачесалось, прервав неторопливый ход мыслей. Какое-то маленькое кровососущее насекомое пристроилось полакомиться свежим гемоглобином. Она прихлопнула незваного гостя. Потерла, успокоила место укуса, провела пальцами по росчерку старого шрама. Да, в ее жизни тоже случались трудности. Но еще ни разу она не повернула назад, ни разу не отказалась от своих планов, ни разу не опустила рук.
К своей новой цели она шла целый год. И вот теперь была совсем рядом. Так близко, что стоило лишь протянуть руку, чтобы до нее дотянуться. Она знала, что все получится.
Глава 4
Стопка анкет, лежащая на столе, выглядела внушительно. Эмили мысленно взвесила ее (килограмма полтора, не меньше!), и протянула руку к флешке.
Целый месяц прошел с их первой встречи, а в кабинете психолога все осталось по-прежнему. Тот же стол и стеллажи с книгами, волшебные шторы на окнах (точно такие же висели теперь и в гостиной Эмили) и волшебные кресла. Да и сама хозяйка кабинета за это время мало изменилась. То же строгое лицо учительницы начальной школы; слегка вздернутые уголки губ; тщательно зачесанные назад волосы. Разве только глаза излучали теперь чуть больше тепла. Читалась в них искренняя заинтересованность.
- Предпочитаете в электронном виде? - Кэролайн вопросительно приподняла брови.
- Так проще, - пожала плечами Эмили, - и привычнее.
- Понимаю! - улыбнулась психолог. - А я вот больше люблю по старинке, на бумаге. С экрана не воспринимаю. Каждому поколению свое, верно?
Эмили, молча, кивнула.
- Хорошо. А Джон? Его сегодня не будет?
- Да, он немного занят. Что-то там на работе, я точно не знаю.
- Что ж, ладно. А как у вас обстоят дела с курсами?
- Для усыновителей? - уточнила Эмили.
- С ними.
- Все о'кей. Ходим два раза в неделю. Каждый вторник и суббота, с восьми.
- Отлично! Рада, что вы с мужем серьезно подошли к делу. Знаете, Эмили, от большинства пар я слышу одно и то же: что они взрослые люди, бла-бла-бла, что у них хорошее образование и огромный жизненный опыт; бла-бла-бла; что им некогда, да и просто незачем ходить на какие-то там непонятные курсы. Это просто смешно, говорят они, чему там можно научиться? Пустая трата времени. Надеюсь, вы так не считаете?
- Нет, - подтвердила Эмили, - конечно, нет.
- И правильно. Уверяю вас, эти курсы очень полезны. Более того - необходимы. Особенно в вашем случае.
- Что значит в моем, доктор?
- Я имею в виду то, что вы хотите взять ребенка из приюта. К тому же не новорожденного.
- А что в этом не так?
- Ровным счетом ничего. И в то же время есть один важный момент. Принципиальный момент, Эмили. Поймите, каким бы маленьким не был ребенок, которого вы выберете, он уже личность. За свою пока короткую жизнь он уже многое успел пережить, увидеть, почувствовать. Быть может, он даже помнит свою настоящую, мы говорим биологическую, маму. Извините уж за профессиональный жаргон. Помнит ее руки, запах, звук голоса. Помнит свой дом, каким бы тот ни был. Он будет изучать вас, приглядываться и принюхиваться. В прямом смысле. Будет вас испытывать. Это нормально, так ребенок адаптируется к новым, непривычным для него условиям. Поэтому нужно много времени, а, главное - терпения, чтобы ваш дом стал его единственным домом, а ваша семья - единственной любимой семьей. Вот для чего нужны курсы - научить вас терпению, понимаете?
- Разве этому можно научить? - удивилась Эмили.
- Можно указать на нюансы в общении с ребенком, которые помогут вам избежать лишних проблем. Все мы, в конце концов, обычные люди, Эмили. Со своими проблемами и трудностями. У каждого есть скелет в шкафу, иногда даже не один. Важно другое - чтобы эти скелеты не помешали вам полюбить своего бэби. Помните, что я говорила в нашу первую встречу? Основным должно стать желание отдавать. Свое тепло, любовь, радость. Не брать и не использовать, а дарить, помните?
- Да, конечно.
- Ну вот,- психолог откинулась на спинку кресла. - Кстати, не возражаете, если я открою окно? Что-то здесь совсем нечем дышать.
- Как вам будет удобнее.
Кэролайн подошла к окну, распахнула шторы и подняла вверх фрамугу. Волна свежего воздуха прокатилась по кабинету. "Так-то лучше", - глубоко вздохнула она, после чего снова вернулась за рабочий стол.
- Здесь, - положила она руку на стопку анкет, - и на флешке тоже - истории десяти детей.
- Истории? - переспросила Эмили.
- Да, именно истории. Есть совсем короткие. И чуточку длиннее. Но всегда особенные, свои. Здесь, - психолог похлопала по стопке, - не только рост, вес, цвет кожи, волос и глаз. Еще много всего: жизнь до приюта, биологические родители, болезни, страх, отчаяние, слезы и улыбки. Все! Каждый день и час их непростой жизни. Вдобавок ко всему на флешку я перекинула несколько видеороликов, заснятых в приюте. Мой вам совет, Эмили, изучите эти материалы внимательнейшим образом.
- Конечно, я обязательно посмотрю.
- Вот именно. И вот еще: у вас наверняка возникнут вопросы, поэтому не стесняйтесь спрашивать. Я постараюсь ответить на любые.
- О'кей, - Эмили запнулась, но потом все же добавила: - Спасибо, Кэролайн.
- Не за что, - улыбнулась психолог, - я ведь тоже лицо заинтересованное. Однако мы слегка отвлеклась, и я не успела рассказать вам главное. Итак, здесь, - она снова постучала по стопке с анкетами, - десять детей. Все разного возраста: от двух до шести лет. Четыре мальчика и шесть девочек.
- Простите, доктор, - перебила ее Эмили, - но мы же просили подобрать только девочек, неужели вы забыли? И возраст - не старше трех лет.
- Да, я помню.
- Зачем же тогда?..
- А почему вы не хотите мальчика?
- Ну, понимаете, - Эмили замялась, - мальчики, они же... неуправляемые... непослушные... не знаю, как мы сможем справиться. И шесть лет - это ведь уже много. Нет, нам надо именно девочку. И обязательно не старше трех.
- Подождите, Эмили, послушайте. Мне вполне понятны ваши опасения. Более того, все кто сидел в этом кресле до вас и, уверена, все кто будет сидеть после, испытывают подобные сомнения и страхи. Конечно, мы боимся, это естественно в ситуации, когда слишком многое в жизни должно поменяться. Именно отсюда все эти "хочу белокурую, голубоглазую девочку, тихую и послушную, трех лет отроду". Ну ждем, ждем мы от девочек, что они будут "тихие и послушные". Абсолютно нормальное родительское желание. И возраст такой "оптимальный" выбираем по тем же самым причинам. Кстати, хотите знать, почему все хотят именно трехлеток?
- Почему?
- Все просто. Как рассуждают будущие родители? Слишком маленький - нехорошо, ведь "у маленьких еще не проявилась наследственность". Вдруг у него "проявится" какая-нибудь неизлечимая болезнь? Нет, маленького брать не будем. Возьмем-ка ребеночка побольше. Но тогда он будет "помнить прошлое". Нет, большого тоже брать не будем. А можно такого - не маленького и не большого? А то страшно очень. Такого, чтобы "все уже проявилось, но чтобы ничего не помнил". Вот откуда трехлетний "идеал"!
- В самом деле?
- Да. Но это все иллюзии. Я уже говорила, однако повторю снова, что трехлетний киндер, да и двухлетний тоже - личность. И память у него есть, и характер уже "Oh my god".[5] А болезни, к сожалению, в любом возрасте случаются. Однако так приятно думать, что "все схвачено", правда?!
Эмили только понурила голову.
- Ну-ну, что вы, не расстраивайтесь, - приободрила ее психолог, - все будет хорошо. Ваши запросы вполне обычны, нормальны. А бывают знаете какие?.. Закачаешься.
- Правда?
- Да что далеко ходить, хотите расскажу случай из практики?
- Да.
- О'кей. Вот, к примеру, такой: пришла как-то одна женщина, довольно молодая и очень, очень милая. Вылитая мать Тереза в юности. Робко так попросила: "Хочу девочку, маленькую". А потом, во время беседы выяснилось, что девочка ей нужна лишь потому, что дома у нее очень много мягких игрушек. Целая комната. Хорошо помню, как она оглянула мой кабинет, и сделала широкий жест рукой: "Вот всю эту комнату можно заполнить". Если честно в тот момент мне стало не по себе. Представляете бедную приемную малышку, которая получит такое "богатство"! А что если она вдруг захочет машинку? Что тогда будет делать приемная мамочка?
- Неужели такое бывает? - не поверила Эмили.
- Бывает и не такое. Вот еще случай: пришла одна дама, попросила найти мальчика четырех лет. "У меня свой бэби, четырехлетний, - рассказала она, - мы часто ходим с ним на аттракционы, мой сын их обожает. Только он боится кататься один, а у меня голова кружится. Вот я и подумала, что мы могли бы иногда брать с собой четырехлетнего мальчика. Я хочу помочь ребенку из приюта, вы понимаете?". На мой вопрос, в чем же тут помощь, искренне удивилась: "Как, ну их же никто не катает на аттракционах! Он будет нас ждать, для него это будет праздник". Тогда я спросила, понимает ли она последствия того, что четырехлетний ребенок будет ее ждать. Этот простой вопрос поверг ее в искреннее изумление. Для нее стало откровением, что ребенок четырех лет привязывается моментально. Ей, оказывается не приходило в голову, что, сходив с ней и ее сынишкой в парк, он будет ждать ее и в следующие выходные, причем ждать всю неделю, буквально глядя в окошко. А, не дождавшись, почувствует, что его в очередной раз бросили. Он же не понимает, что "в жизни все непросто", и эта тетя, такая замечательная, вовсе и не собиралась брать его насовсем. "Вы будете приходить каждую неделю?" - спросила я у нее. "Ну, нет, конечно, каждую не смогу. Я хотела так, иногда...". К моему счастью больше я эту даму никогда не видела.
- Не могу поверить, - ужаснулась Эмили.
- Я вас не обманываю - это реальный случай. У меня таких историй - минивэн с прицепом, один другого круче. Бывают даже курьезные. Как-то заглянула симпатичная пара - муж и жена, обоим едва за сорок. Простые такие, добродушные. "Мы видели одну девочку по телевизору, Бетти. Хотим ее взять, можно?". За несколько дней до этого, действительно, была передача, в которой показали шестнадцатилетнюю Бетти. "А почему вы хотите взять именно ее?" - спросила я. Они долго мялись, рассказывали о своем доме, о хозяйстве. Потом признались, что через месяц ждут сына из армии. Волнуются, как бы не загулял. Увидев Бетти, поняли - вот оно, решение проблемы. Надо взять ему невесту. Сиротка из приюта - что может быть лучше! Девочка хорошая, скромная, без особых запросов. Помню, что посоветовала им тогда сначала с сыном поговорить. Разумеется, с задней мыслью о том, что тот вряд ли обрадуется подобному повороту судьбы. Как в воду глядела - больше они не появлялись.
- Кошмар! - воскликнула Эмили.
- Нет, Эмили, не кошмар - жизнь. Поэтому я считаю, что ваши требования вполне обычны. Все начинают с "белокурых, голубоглазых сироток, без особых проблем со здоровьем". Да, кстати, вот еще один камень преткновения. Никто не хочет нездоровых детей, да к тому же из неблагополучных семей. Родителям подавай ребенка без отклонений, без плохой наследственности. Желательно круглого сироту. Думают, что их хотят обмануть, подсунуть "брак". Но это не так. Просто "практически здоровых" детей в приютах очень мало, а семью хочется найти для каждого. Вот и приходится втолковывать, объяснять, что есть действительно болезни, а есть так - пройдет со временем.
- Хорошо, но как понять, что серьезно, а что нет? - возразила Эмили.
- В анкетах все подробно расписано. Что, где, почему. Диагнозы, рекомендации. Внимательно читайте, думайте. Если будет совсем непонятно, спрашивайте, я проконсультирую. И, Эмили, прошу вас - не бойтесь того, что там написано. Конечно, хочется, чтобы ребенок был здоров. Это нормальное человеческое желание. Он ведь тоже, наверное, хочет, чтобы его приемные папа и мама не болели. А что будет, если вы заболеете? Вам будет легче, если он вас пожалеет?.. И не бросит?
- Да, доктор, - Эмили вынуждена была согласиться. - Вы правы.
- И еще, - Кэролайн устало облокотилась на край стола, - на сегодня последнее. Я ни в коем случае не тороплю вас. Можете потратить на изучение материалов столько времени, сколько сочтете нужным. Обязательно обсудите свой выбор с мужем, посоветуйтесь с ближайшими родственниками. Они ведь тоже будут участвовать в жизни ребенка, верно? И главное - не торопитесь. Постарайтесь все взвесить, трезво оценить свои возможности, силы.
- Я понимаю, доктор.
- Отлично. Если вдруг случиться, а такое тоже может быть, что вас никто не устроит - не страшно, подберем другие кандидатуры. Потом, когда вы сделаете выбор, тогда устроим личную встречу. У вас будет возможность его увидеть, пообщаться, почувствовать.
- А если он мне вдруг, - Эмили замялась, - не знаю, как сказать...
- Не подойдет?.. Что ж, редко, но такое бывает. Иногда возникает чувство антипатии, неприязни. Порой иррациональное, не поддающееся логике. Некоторые родители чувствуют, что вот "не мой" и все. Что тогда делать?.. Во-первых, не тянуть и сразу сказать об этом мне. Во-вторых, еще раз встретиться с ребенком и попрощаться. Даже если в первый раз вы ему ничего не обещали, он все равно будет ждать. Поэтому нужно сказать, что больше вы в его жизни не появитесь - это, конечно, удар, но не такой страшный, как ожидание, потеря надежды и последующая боль.
- Боже, как это можно пережить? - судорожно вздохнула Эмили.
- Эмми, не надо себя так накручивать, - успокоила ее психолог. - Такие варианты исключать нельзя, конечно, но они действительно - большая редкость. Тем более мы подойдем к выбору как можно осторожнее, проведем подготовительную работу, а значит что?.. значит - сведем риски к минимуму. Не переживайте... кстати, забыла предложить: может быть чаю?
- Если можно, - согласилась Эмили.
- Конечно можно, - Кэролайн поднялась из-за стола. - Со льдом?
- Два кусочка, пожалуйста.
- О'кей... Эмили, поверьте моему опыту - все будет хорошо! Я знаю, что вы хотите самого замечательного бэби. Любимого. Красивого. Умного и доброго. Не волнуйтесь, он таким и будет. Самым лучшим на свете! Вашим!
Глава 5
Зря она не послушала Дави. Проводник предупреждал, что: "Река здесь плохой, не надо к река!". При этом на все вопросы точно заведенный повторял одно и то же: "Амассона! Амассона!".[6] Как будто молился какому-то одному ему известному богу. Наверное, что-то знал, а, может быть, просто чувствовал опасность своим первобытным нутром. Потомки индейцев каете они такие. Но тогда она не прислушалась к его словам, списав все на местные суеверия. Не поверила. Возможно, просто устала от давящей на плечи сельвы, от ее липких прикосновений, тревожных шорохов и вздохов. Захотела хотя бы на время вырваться из зеленого плена джунглей, увидеть над головой чистое небо. Тем более спуск к реке в разгар сухого сезона большой воды, когда выжатые досуха небеса не сулили больше ни капли дождя, казался ей вполне логичным и неопасным. В общем, она настояла.
А неприятности, толи предсказанные Дави, толи им же накликанные не заставили себя долго ждать. Начались они буквально сразу, стоило им только выйти к реке. И не реке даже, а так - небольшой протоке шириной метров в двадцать. Одной из многочисленных внебрачных дочерей Параны-Тинго, Королевы Рек - Амазонки.
Покрытые мхом крупные валуны, из которых был собран берег, оказались коварно скользкими. Джервис, который хотел спуститься ближе к воде, этого не учел и едва не поплатился за свою неосторожность. Нога неожиданно соскользнула и если бы не Дави, обладающий реакцией ягуара проводник молниеносно схватил его за руку, Джервис рисковал принять не самую приятную в жизни ванну. Или того хуже - что-нибудь себе сломать.
Общими усилиями они с Дави помогли бедняге выбраться на безопасное место и только тут обнаружили, что без жертв все же не обошлось. Мешок, который нес Джервис: с недельным запасом продуктов, двумя бутылями чистой воды, и дарами для туземцев медленно уплывал от них вниз по течению. Слава Богу, в нем не оказалось фотоаппаратуры и аптечки, иначе бы потеря грозила оказаться невосполнимой.
Конечно, утрату питьевой воды тоже нельзя было назвать удачей. В джунглях она шла на вес золота. Да и подарочную мелочевку (цветные карандаши, бумагу, табак, россыпь зажигалок и карманных зеркалец) было жалко. Лишившись ее, они потеряли очень весомый аргумент в деле общения с местным населением. Особенно с таким, которое имело активную жизненную позицию. Теперь же оставалось уповать только на красноречие Дави. Однако все это не шло ни в какое сравнение с тем, если бы утонули медикаменты или камера. А так?.. Можно было выкрутиться. Правда, сделать они ничего не успели, потому что беды вдруг посыпались на них, как из рога изобилия. Вернее полились мутным южноамериканским потоком.
Еще на подходах к реке она услышала странный шум, явно не принадлежащий сельве. Глухой рев рассерженной природы. Спросила об этом Дави, но тот ничего не ответил, только махнул рукой и вполголоса добавил уже знакомое: "Амассона!". И только на берегу стало понятно, что за чудовищный рой насекомых издавал этот низкий, мерный гул.
Пороги. Выше того места, где они вышли из леса, русло реки скалилось десятками острых каменных клыков. Они рвали на куски доселе спокойный водоток, а тот корчился и стонал от боли, не в силах ни избавиться от вечных страданий, ни совладать с мощью своих мучителей. Уже после, пробившись сквозь скальные заграждения, долго еще не мог зарастить раны, огрызался злыми суводями и водоворотами. В одном из таких, почти не заметных и потому особо опасных, крутанулся и исчез транспортировочный мешок Джервиса. Путешественники только проводили ее взглядом. А потом они услышали крики.
Перед порогами, там, где река только набирала свой ход, с тем, чтобы с разбега проскочить разверстую каменную пасть, плыл большой резиновый плот. Рафт. Он плавно скользил по водной глади, быстро приближаясь к порогам. Поток уверенно нес его прямиком в глотку дьявола. На борту рафта находилось не меньше десятка человек. Мужчины и женщины вперемежку. Скорее всего, обычные туристы. В пользу этого говорили исполинские размеры плота, количество пассажиров и их неподдельный ужас перед приближающейся опасностью. Рафтеры понимали, что ждет их впереди. Они даже пытались бороться, табанили что было сил, однако все без толку. Им явно недоставало опыта, а их действиям - слаженности. Судя по всему, рядовые туристы, они просто не ожидали, что на пути им может встретиться сколь-нибудь серьезное препятствие. Когда же оно вдруг появилось, оказались к этому банально не готовы.
А река тем временем продолжала нести рафт с незадачливыми пассажирами к смертельной концентрации валунов. Вот резиновый плот очутился совсем рядом с ней. На секунду замер, будто раздумывая делать шаг в пропасть или отступить, а потом ухнул вниз, в стремнину. Исчез в чудовищном пенном котле. Невольные свидетели этой страшной картины, стоящие на берегу, непроизвольно задержали дыхание.
Через секунду рафт снова появился на поверхности и быстро поплыл вниз по течению. Вот только на нем больше никого не было. Бушующая стихия буквально слизала рафтеров.
Дави среагировал мгновенно. Она не успела не то что попробовать отговорить его, но даже кинуть приказ оставаться на месте. Скинул транспортировочный мешок с примотанным к нему рулончиком гамака, ножны с мачете и бросился в воду. Оставил их с Джервисом тревожно вглядываться в непроницаемое полотно реки. Вынырнул уже в середине потока, в относительно спокойном месте. Покрутил головой. Заметил дрейфующие обломки весла и рванулся к ним. В это же время на поверхности начали появляться разметанные порогами люди. Наглотавшиеся воды, перепуганные до смерти, они бешено трепыхались в попытках не уйти на дно. Легкими поплавками всплывали на поверхность за спасительным глотком воздуха и тут же снова уходили под воду. Река не хотела отпускать законную добычу. Точно гигантская анаконда она стягивала вокруг жертв кольца подводных течений и водоворотов, пытаясь засосать их в свою ненасытную утробу. И наверняка у нее бы это получилось, если бы не Дави. Их проводник был другого мнения. Сегодня он намеревался оставить ползучую гадину голодной.
Дави подплыл к первому тонущему, подхватил его подмышки и точно на буксире потащил к берегу. Передал Джервису. Развернулся и нырнул за следующим. Одного за другим они втроем вытаскивали из воды пострадавших и укладывали их прямо на берегу. Многие из них были без сознания. Она, вспомнив все, что знала о реанимации, начала делать им искусственное дыхание, вдувать в них жизнь. И это сработало. Люди корчились, харкали водой, воскресали. Оживив одного, она сразу же переходила к следующему и дальше, дальше, без счета. Остановилась только когда последнее безвольное тело, молодая девушка со слипшимися рыжими волосами, дернулась и закашляла, освобождаясь от ила, от мутной жижи, от смерти. Лишь тогда она позволила себе распрямиться и окинуть взглядом берег. Пересчитала спасенных - семнадцать человек. Похожие сейчас на взлохмаченных щенят, которых кто-то за ненадобностью выкинул на улицу, под дождь, они жались друг к другу, ища в этом спасение. Все были сильно напуганы. Кого-то до сих пор рвало, выворачивало наизнанку. Кто-то уже вполне пришел в себя и теперь пытался помочь другим. Джервис осматривал раненых, были и такие. Стаскивал с них одежду, обрабатывал и бинтовал раны. Дави... а Дави на берегу не было.
"Дави?" - она обернулась к реке. "Дави?!" - крикнула во весь голос. На секунду ей почудилось, что в потоке мелькнула чернявая голова проводника: "Дави!". Нет, только показалось. "Дави-и-и-и!". Звуки слились в один протяжный стон, гулко прокатившийся по поверхности реки. Пустой поверхности. Не осознавая того, что делает, она шагнула вперед, готовая прыгнуть, но ее удержали. Джервис схватил, прижал к себе, отодвинул от воды.
Потом она еще долго рыдала, уткнувшись ему в плечо, а он гладил ее по голове и успокаивал. Ее верный, всегда и все понимающий Джервис. Тихим, слегка надтреснутым голосом говорил точные, выверенные фразы. О том, что они спасли семнадцать человек, буквально вытащили их с того света. А потеряли всего одного. Разумный обмен, говорил он. Она соглашалась и обещала больше не плакать, но слезы почему-то все продолжали и продолжали литься. А вокруг сидели и лежали люди. Живые люди. Те, кого спас Дави.
Дави! Она успела привязаться к этому маленькому бесхитростному человечку с таким смешным именем и таким большим, отважным сердцем. Дави!
Усилием воли она заставила себя успокоиться. Вытерла слезы. Поднялась. Подошла к мешку, оставленному проводником. Отвязала от него гамак - единственную личную вещь Дави - и бережно опустила его в реку. Прощай, Друг! Плотная ткань, свернутая в тугой, аккуратный валик, медленно поплыла по течению, вдогонку за далеко уплывшим уже резиновым рафтом. Прощай! Знай, что гибель твоя не была напрасной!
Жизнь никогда не была к ней милосердна, постоянно испытывала на прочность. Толкала, ставила подножки, заставляла падать. Но она всегда находила в себе силы, чтобы подняться и идти дальше. Значит, так будет и в этот раз. Нужно просто встать и сделать первый шаг. Она выпрямилась, расправила плечи, посмотрела кругом.
День угасал. Светило уже цеплялось за верхушки деревьев, предвещая скорые сумерки. Еще немного и на джунгли опустится ночь. Сытая река лениво катила свои волны. В лучах заходящего солнца вода казалась почти черной. Цвет запекшейся крови. Она вздрогнула. Тряхнула головой, прогоняя наваждение. Сосредоточилась.
Теперь, после гибели Дави, перед ней встала сложная задача. О цели экспедиции стоило пока забыть, а главным теперь являлось выживание. Конечно, она не сомневалась, что пропавших туристов будут искать. Но до того момента, как их найдут еще нужно было дотянуть, а в тропическом лесу, с минимумом пищи и воды, сделать это было не так просто. Однако попытаться все же следовало. И для начала она хотела оказаться как можно дальше от реки. Неизвестно какой хищник мог выйти к воде под покровом ночи. Нужно было уходить, и чем быстрее, тем лучше. Тем более что времени на поиск безопасного для ночлега места оставалось все меньше.
Вдвоем с Джервисом они подняли на ноги всех спасенных и выстроили их в импровизированную колонну по двое. Ее помощник пошел первым. Колумбийские ножи в его руках пробивали дорогу для всего отряда. Остальные осторожно продвигались вслед за ним по этой искусственной просеке. Мужчины поддерживали женщин. Здоровые помогали раненым. Она замыкала колонну. На всякий случай дополнительно оставляла на деревьях приметные зарубки. Чтобы тот, кто будет их искать, точно не смог ошибиться.
Так они шли довольно долго. Каждые полчаса останавливались, чтобы перевести дух и утолить жажду. Извлеченная на свет бутыль с питьевой водой медленно переходила из рук в руки. Вода была на вес золота, поэтому каждый из отряда делал всего один глоток и передавал емкость дальше. Когда бутылка, наконец, доходила до конца цепи, колонна вновь поднималась и словно громадная гусеница продолжала вгрызаться в зеленую плоть леса.
Когда бутыль опустела больше, чем наполовину, а световой день практически закончился им, наконец, повезло. Жвалы гигантской личинки, роль которых играл Джервис с его острыми мачете, перерубили последнюю преграду, и отряд буквально вывалился на небольшую, свободную от любой растительности полянку. Колонна сразу рассыпалась. Утомленные долгим переходом люди без сил падали на землю и больше не могли подняться. Но этого и не требовалось, найденное место вполне подходило для ночлега.
Как только последний человек ступил на поляну, в джунгли пришла ночь. В сгустившейся темноте никто уже не заметил, что поляна, на которой они оказались, имеет идеально ровную форму круга, а в ее середине возвышается колоссальных размеров столб.
Глава 6
- Вон он, в голубой маечке, видите? - Кэролайн Трибунски указала на нужного им ребенка.
Вместе с Эмили и ее мужем она наблюдала за стайкой резвящихся в игровой комнате детей. Сквозь небольшое, забранное толстым звуконепроницаемым стеклом, окно трое взрослых смотрели, как пестрая малышня бегает в догонялки, возится с мячом или убаюкивает своих деток - плюшевых мишек Тедди. Играли все, кроме симпатичного мальчугана, на вид лет около пяти, в обтягивающей хрупкое тельце светло-синей футболке, который с очень серьезным видом сидел рядом с воспитателем и в общую сутолоку не лез. Именно на него и обратила внимание супругов Кэролайн.
- Почему он не играет со всеми? - спросила Эмили.
- Волнуется, - ответила психолог. - Знает, что сегодня к нему придут гости, поэтому... немного переживает, что вполне нормально.
- Гости - это мы?.. И когда нас к нему пустят?
- Скоро, - психолог сверилась с часами, - через десять минут детей должны повести на прогулку. Потом у них обед. Я попрошу воспитателя, чтобы до него он оставил Джерри здесь. У вас будет около часа.
- Так мало? - опечалилась Эмили.
- Думаю для первого раза - достаточно, - успокоила ее Кэролайн. - Давайте не будем торопиться, хорошо? Сейчас лучше действовать постепенно и очень, очень аккуратно. Да, кстати, - психолог коснулась ее руки, - чтобы ему было проще и комфортнее, на встрече будет присутствовать воспитатель. Надеюсь, вы не против?
- Конечно, нет, - поспешно согласилась Эмили. - Абсолютно не против, правда, Джон?
Мистер Лоусон кивнул.
- Кэролайн, - вновь обратилась к доктору Эмили, - скажите, а что мы можем говорить мальчику, а что нет? И как?
- Это решать вам и только вам, Эмили.
- И все же, доктор. Может, что-то посоветуете?
- Хорошо... смотрите... для начала вам стоит с ним познакомиться. Он ведь вас не знает, правильно? Спросите как его зовут и сколько ему лет. Назовитесь сами. Это снимет напряженность. Кстати, очень хорошо, что вы пришли вместе с мужем. (Джон! - психолог одобрительно кивнула супругу Эмили). Мальчик увидит и поймет, что вы пара, а значит вместе живете, вместе все делаете. Поверьте, это важно. Да, вот еще - игрушку захватили?
- Да-да, сейчас, - засуетилась Эмили. Запустив руку в сумочку, пошарила в ней и извлекла на свет потертого, но еще вполне бодрого плюшевого зайца: - Вот!
Кэролайн критически осмотрела пушистое очарование: - То, что надо! Ваш?
- Нет, - смущенно улыбнулась Эмили, - моей невестки.
- О'кей. Только не стоит говорить об этом Джерри. Лучше придумайте какую-нибудь необычную, красивую историю. Расскажите, к примеру, что этот зайчик давно живет в вашей семье, и... даже не знаю... ну... бережет ее от бед, вот. А теперь, значит, будет беречь и его. Что-нибудь такое. Нужно, чтобы он понял, что важен для вас настолько, что вы готовы поделиться с ним самым для себя ценным.
- Так и есть, доктор, - глаза Эмили влажно блеснули.
- Вот и отлично... так, что еще?.. - Кэролайн задумалась. - Ах, да - можете предложить ему, например, поиграть вместе. Порисовать или полепить. Если согласится, то помогите, а после обязательно похвалите его работу. Но если вдруг не захочет, заставлять не надо. Тогда лучше просто посидеть рядом, поговорить. Расспросите его о том, как он живет, кого любит, о чем мечтает. Не стесняйтесь задавать вопросы. Узнайте про то, как проводит день, чем ему нравиться заниматься, что привык кушать на завтрак. Расскажите что-нибудь про себя. Ему ведь тоже интересно узнать, что это за "тетя с дядей" пришли.
- Понятно.
- Да, еще одно, пока не забыла: старайтесь как можно меньше его трогать, и уж тем более не хватайте и не обнимайте, о'кей? Даже, когда будете прощаться - не нужно. Пока он еще не привык к вам и это может его напугать.
Джон и Эмили переглянулись: - Как скажете, доктор.
- И вот еще что: насчет его реакции на вас... - психолог выдержала многозначительную паузу, - она может быть разной. Не пугайтесь. Джерри вообще-то спокойный мальчик, но... мало ли. Может он вовсе не захочет идти на контакт, такое тоже нельзя исключать. Но это не повод для паники, ясно? Будет следующая встреча, и следующая. Помните наш принцип?.. Постепенно и аккуратно. Как бы он не отреагировал, постарайтесь вести себя спокойно. Подарите игрушку и обязательно, слышите, ОБЯЗАТЕЛЬНО пообещайте ему, что придете снова. Это самое главное. Не забудете?
- Не забудем. Мы все сделаем, как вы сказали, доктор, - подтвердила Эмили.
- Вот и славно, - подвела итог Кэролайн и на том замолчала. Ее взор вновь обратился к детям в игровой комнате.
А они тем временем уже закончили шалить и теперь под руководством воспитателя собирали игрушки. Джерри наравне со всеми участвовал в уборке территории: подбирал разбросанные мячики и складывал их в специальную корзину. Потом взял губку и принялся помогать маленькой темнокожей девочке с измазанными мелом пальцами стирать с грифельной доски нарисованные там солнце, облака, домик с треугольной крышей и стоящих рядом с ним маму с папой.
Кэролайн услышала вдруг, как кто-то из супругов сдавленно всхлипнул. Она оторвалась от созерцания возни малышей, чтобы посмотреть кто. Джон отстраненно наблюдал за мельтешащими за стеклом ребятишками. По его лицу абсолютно невозможно было понять, какие чувства он сейчас испытывает. А вот эмоции Эмили напротив легко читались. Лихорадочный румянец, закушенная нижняя губа, глубокая складка на лбу и нервные руки, больно тискающие бедного плюшевого зайца. Видно было, как сильно она волнуется. Психолог решила помочь ей и чтобы разрядить обстановку снова начала говорить.
- Хороший малыш, - сказала она.
- Что? - вздрогнула от неожиданности Эмили.
- Давайте-ка присядем, - психолог пропустила реплику мимо ушей. - Пока есть немного времени я расскажу вам еще кое-что важное. Это пригодится в будущем.
Она подхватила под руки чету Лоусонов и потянула их к стоящим неподалеку креслам. Удобно устроившись в одном из них, спросила: - Вам что-нибудь говорит такое понятие, как Книга Жизни?
Эмили с мужем удивленно переглянулись: - Нет.
- Так и думала. Хорошо, я объясню, что это такое. Книга Жизни - это своего рода архив жизни ребенка. Фото, видеоматериалы, рисунки, письма... да все что угодно.
- А для чего он?
- Очень просто. Чтобы ребенок чувствовал себя, как это говорится: "не хуже других". Чтобы понимал ценность собственной жизни, свою уникальность.
- Как это? - не поняла Эмили. - Причем здесь жизнь ребенка и какой-то там архив?
- Хорошо, сделаем проще, - улыбнулась психолог. - Давайте я сначала расскажу, как его сделать, а дальше... может и не понадобится ничего пояснять, все само встанет на свои места.
Итак, - она размяла руки, как дирижер, готовящийся к ответственному концерту, - Книга Жизни. Чтобы ее наполнить вам на некоторое время предстоит превратиться в японских туристов... что?.. нет, нет, вы не ослышались - именно в туристов и обязательно в японских... нет, делать пластику не нужно... достаточно просто перенять их манеры... для чего?.. а вы видели, как они ведут себя за границей?.. тогда поймете. Смотрите, вы должны будете запастись терпением и фотоаппаратом. Зачем?.. Вам предстоит фотографировать каждый момент жизни Джерри. Джерри за столом. Джерри в кровати. Джерри с мамой, с папой, с тетей. Джерри на прогулке. Джерри с собакой. Пусть будут десятки, сотни фотографий. Чем больше, тем лучше. Дальше их нужно будет печать. Я понимаю, что на дворе двадцать первый век: телефоны, планшеты, девайсы и прочие фейсбуки... Нет - печатаете и подкалываете в альбом. Туда же собираете рисунки Джерри, записки, любые каракули. Это нужно для того, чтобы вы могли собраться все вместе и вместе же посмотреть альбом. Перебрать снимки, потрогать их руками, почувствовать, какие они осязаемые, настоящие. Спросите для чего так сложно?.. В этом весь смысл. Ребенок должен почувствовать, что все происходящее для вас важно, раз вы прилагаете столько усилий, а каждый момент новой жизни - бесценен. Он должен понять, что вам нравится быть с ним вместе. Ощутить, что вы теперь семья, а он ее полноправный член. Вот для чего нужен альбом-архив. Я называю его - Книга Жизни.
Кэролайн сделала многозначительную паузу, а потом продолжила: - Но и это еще не все. У Книги есть и другая полезная функция. Правда, чтобы ее реализовать вам нужно будет уже сейчас кое-что сделать.
- Что? - сразу же поинтересовался практичный Джон.
- Сфотографируйте приют, игровую комнату, воспитателя Джерри, его друзей. Узнайте, а лучше запишите их имена. Заберите подделки, рисунки и все, что успели смастерить его маленькие ручки. Сохраните это у себя дома. Ваша задача - сделать историю жизни Джерри целостной, сгладить разрыв между "до" и "после". Как ни крути, в его судьбе есть провал. От этого никуда не деться. Поэтому нужно аккуратненько взять эту порванную нить и связать ее, сплести новый узор. Когда малыш вырастет у него не должно возникнуть мыслей, что вы признаете только ту часть его жизни, которая началась с вашим появлением. Вы же хотите, чтобы, став взрослым, он сказал вам спасибо? Хотите, чтобы маленький перепуганный Джерри через годы превратился в сильного, уверенного в себе и, самое главное, любящего вас Джервиса? Джервиса Лоусона?
- Да, - хором ответили Лоусоны.
- Тогда фотографируйте, записывайте, снимайте. Заполняйте Книгу. Чем толще она будет, тем лучше. Да, кстати, не тревожьтесь, если она не пригодится сразу. Некоторые дети слышать не хотят о бывших друзьях и воспитателях, вообще старательно избегают неприятных воспоминаний. Не знаю, как поведет себя Джерри, но в любом случае не спешите выбрасывать архив. Он пригодится. Рано или поздно у всех начинают появляться вопросы о своем прошлом. Вы должны быть готовы на них ответить, ясно?
- Спасибо, доктор, - Эмили поймала и крепко пожала руку психолога. - Вы столько всего для нас делаете. Так с нами возитесь, будто это мы дети.
- Не стоит, Эмили, - Кэролайн смущенно засмеялась. - Это моя работа. Я вот наоборот думала, что совсем загрузила вас своими лекциями, запугала. Иногда, знаете, увлекаюсь.
- Нет-нет, что вы. Мы так благодарны вам, правда, Джон?.. Просто нет слов, как благодарны! Позволите вас обнять?.. - Эмили потянулась на встречу Кэролайн, обхватила ее за плечи. Хотела было что-то добавить, но в это время дверь игровой комнаты открылась, и из нее начали выходить дети. Они строились парами и шли переодеваться. Проходя мимо взрослых, с любопытством их разглядывали, однако никто из них не произнес ни единого слова. Интересно, понимали ли они, для чего незнакомые дяденька и две тетеньки сейчас здесь? Наверное - да. Джерри среди ребят не было.
Когда последний из малышей исчез за дверью раздевалки, Кэролайн сразу поднялась.
- Что ж, - сказала она, - пора.
Лоусоны медленно встали. Эмили еще раз обняла психолога. Джон протянул руку: - Еще раз спасибо, доктор.
Кэролайн с чувством пожала предложенную ладонь: - Я подожду вас здесь. И... желаю удачи, гуд лак!
- Спасибо! - снова хором ответили супруги, и, взявшись за руки, двинулись в сторону игровой комнаты.
Глава 7
Она не могла сказать, как так получилось. Просто однажды (шли четвертые сутки их пребывания на поляне) в походном котле, в котором они наловчились кипятить добытую воду, вместо чистой, прозрачной жидкости оказалась непонятная буро-зеленая жижа. Этакий тропический суп. По-хорошему, его следовало тут же вылить, но сделать этого они не смогли, не поднялась рука. Слишком уж дорогой ценой доставалась каждая капля живительной влаги. Вместо того - тщательно процедили булькающий в чане экзотический компот и для надежности прокипятили его еще несколько раз. Эта нехитрая процедура избавила воду от дурного цвета и практически отбила приторный болотный запах. Теперь ее хотя бы можно было пить не морщась.
Кто испортил воду? Зачем? Намеренно или ненарочно? Она так никогда и не узнала. Скорее всего, здесь не было чьего-то злого умысла, просто - нелепая случайность. Людям, оказавшимся вдруг в самом сердце враждебного к ним леса, итак приходилось несладко. Оставшиеся без воды и еды, без элементарных средств гигиены, без медикаментов, без связи, наконец, они с трудом приспосабливались к новым условиям, старались просто выжить. Сложно поверить, что кто-то из них хотел провести диверсию. Да и зачем?..
Отпрыски больших городов, вырванные крепкой рукой судьбы из уютной грядки цивилизации, они учились теперь жить под диктовку природы. Все свое время посвящали поиску воды, сбору фруктов и всего того, что могло быть разжевано и без опаски проглочено. Большой отряд требовал много пищи. При этом с едой приходилось быть предельно осторожными, чтобы не дай Бог не отравиться. Однако здесь им повезло, на помощь неожиданно пришла сама сельва. Шумные обезьяны и крикливые пернатые подсказали рацион, годный к употреблению. Если они что-то ели, значит, то же самое могли есть и люди.
Слава Всевышнему, с водой дело обстояло чуть лучше. Мудрый Дави успел показать ей и Джервису, как искать и находить в джунглях пригодную к употреблению воду. Иначе бы им пришлось совсем худо. В принципе в этом не оказалось ничего сложного, стоило лишь чуть внимательнее посмотреть по сторонам. Дождевой лес сам по себе являлся прямым источником влаги. К примеру, самым лучшим водохранилищем был бамбук. Особая удача, если попадался молодой побег, с желтовато-зеленым, растущим не прямо, но под сильным углом к земле стволом. В таком за сезон дождей накапливалось несколько литров пресной, слегка кисловатой воды. Оставалось всего-то с силой ударить по нижней секции растения, и подставить флягу, чтобы обеспечить дневным запасом жидкости половину отряда. Другим источником влаги служили длинные, канатообразные лианы, которые несли в своих петлях по сто, а порой и по двести миллилитров дождевой прохлады. Чтобы получить ее, достаточно было обрубить кусок длиной в два, три метра, а потом слить воду в подходящую емкость. Либо, если бутылки под рукой не оказывалось, прямо так, в лиане, принести ее в лагерь. После этого оставалось только вскипятить ее и уже спокойно утолять жажду.
Всем этим маленьким хитростям они с Джервисом обучили спасенных туристов. И теперь каждый новый день, с рассветом, половина отряда (в основном мужчины), вооруженная пустыми бутылками и знаниями, отправлялась на поиски. Оставшиеся же в лагере занимались его благоустройством. Из подручных материалов строили навесы от солнца и подобие колючей изгороди. Хищных зверей, к сожалению, никто не отменял.
К полудню ушедшие на охоту возвращались на поляну. Воду выливали в котелок и кипятили. Собранные фрукты ссыпали в общую кучу, к столбу. Затем она делила добычу поровну между всеми членами отряда. Только после этого приступали к трапезе.
Как-то само собой получилось, что она стала лидером. Не было голосования, выборов или тому подобного. Однако ее слушали. Никто не возражал против решений, которые она принимала, не пытался оспорить их законность. Впрочем, особо командовать и не приходилось. Без того все понимали, что только слаженной работой и общими усилиями смогут продлить свою жизнь и в конце концов дождаться спасения. Каждый зависел от каждого. Поэтому не было скандалов, препирательств или иного. Более того, за те несколько дней, что прошли с момента аварии, они стали друг другу, как родственники. Стали не отрядом даже - племенем. Племенем выживших. По крайней мере, она так считала.
Тем более сложно было поверить в диверсию с водой. Нет, видимо кто-то, пополняя котел, просто нечаянно уронил в него лиану или какие-то листья. Жаль, антисептики уже закончились, нечем было обеззаразить воду. Хотя - ничего, не страшно. Они ведь отфильтровали ее и прокипятили. Температура наверняка убила все бактерии, а что до неприятного запаха, так он практически не ощущался...
Плохо ей стало ближе к вечеру. Началось все с сильного головокружения, которое вынудило ее лечь. Следом накатила тошнота, а потом... ей показалось, что тело как бы растекается по земле, теряет былую упругость: мышцы настолько расслабились, что даже пошевелить пальцем стало проблемой. Ритм сердца замедлился, и вскоре его пульсация растворилась в ватном месиве, которое еще четверть часа назад она считала своим собственным организмом. Невероятно обострился слух: она слышала стоны, раздающиеся со всех сторон. Люди вокруг корчились в страшных судорогах. Ей самой отчаянно не хватало воздуха. Безумно хотелось сделать глубокий вдох, но это оказалось вдруг невозможным: привычные, работавшие раньше в автоматическом режиме мышцы не слушались. Стала медленно накатывать паника: показалось, что процесс необратим, и... но тут ее захлестнули видения, и все тревожные мысли растворились в ином, совершенно новом мире.
Она вдруг увидела себя плывущей по реке в небольшой пироге. И странно - вокруг царила непроглядная темнота, хотя (она могла в этом поклясться!) в тот момент, когда ее свалил приступ, небо еще украшало дневное светило. Сейчас же не было видно ни луны, ни даже звезд. Только далеко впереди, возможно на берегу, мерцали одинокие светляки огоньков. Она закрыла глаза, но изображение не исчезло, более того пирога по-прежнему продолжала плыть в неизвестность. Никем не управляемая, несла ее все ближе к тлеющим в ночи искрам. Наконец днище зацарапало по дну, и лодка зарылась носом в береговую растительность. Она ступила на твердую землю и тут же тьма отступила, а перед ее взором развернулись удивительные картинки. Словно кто-то за спиной неожиданно запустил проектор стереокино: гигантские полупрозрачные бабочки потрясающих расцветок запорхали меж деревьев, волшебные цветы распустились прямо в воздухе, на тянущихся к лицу ветвях закачались райские птахи. Одна из них - яркое, голубое с зеленоватым оттенком оперение; голова серого цвета; верхняя часть груди, горло и щеки серовато-бурые - внезапно взмыла в воздух и бесшумно полетела сквозь лес, прочь от нее. Зачарованная красотой птицы она немного замешкалась, но опомнившись, бросилась в погоню. За ним, за аквамариновым макао. Джунгли, испуганные ее напором, расступились, дали дорогу. Сошлись над головой инкрустированной колдовскими соцветиями, живой аркой. Под чьими изумрудными сводами она бежала (а может ей это только казалось?) вслед за своей мечтой.
Внезапно картинка задрожала и изменилась. Теперь это было открытое пространство: небольшая, свободная от растительности поляна, в центре которой вздымался огромный, больше человеческого роста и в пару обхватов толщиной, столб. Гладко обтесанный деревянный перст, указующий в небо. Он показался ей смутно знакомым. Да, верно, подсказала вынырнувшая из небытия память - точно такой же был установлен в их лагере. Неизвестно кем и с какой целью, он встретил падающих от усталости и пережитого ужаса путешественников в день их появления на поляне. И с тех пор наблюдал за ними. Молчаливый, непонятный, страшный. Именно его она видела сейчас перед собой.
Макао, описав большой круг, подлетел к столбу и чинно уселся на его верхушке. Неторопливо расправил крылья, поправил, причесал клювом перья. Склонил голову набок. А потом внимательно, и как ей показалось, с легкой укоризной, глянул на нее своим кофейным глазом. "Позирует", - запоздало поняла она и отчаянно зашарила по телу в поисках камеры. Уже понимая, что ее нет и быть не может, вдруг наткнулась на цилиндр объектива. Странно, но фотоаппарат висел, как ему и положено, на перекинутом через плечо ремне. Кокетливо заигрывал с правым бедром хозяйки. Ее Никон, Ник! Верный спутник и друг. Она нежно, но твердо обняла его за грип[7], попыталась взять наизготовку - не тут-то было. В обычной жизни привычно легкий даже с длиннофокусным объективом, сейчас он казался неподъемным. Потребовались усилия обеих рук, чтобы его поднять. При этом камера заходила ходуном, а телескопический зум начал кивать, словно потревоженный китайский болванчик. Она тихо выругалась и попыталась собраться. Выдвинула правую ногу немного вперед и перенесла на нее вес тела. Плотно прижала согнутую в локте левую руку к груди, раскрыв ладонь в виде чашечки. На нее водрузила камеру. Свободной правой плотнее обхватила грип. Взглянула в видоискатель. Попыталась выкинуть из головы все мысли. Задержала дыхание и мягко нажала на спуск - щелк!
Часть души гиацинтового ары откололась и полетела к фотообъективу. Бесшумно просочилась сквозь четыре слоя стекол со сверхнизким рассеиванием и ухнула в распахнутый зев диафрагмы. Пятном света легла на сверхчувствительную пленку. Щелк! Она сменила ракурс. Упоенно заклацала затвором камеры: щелк, щелк, щелк! Снова и снова, пока лавсановая лента, наконец, не закончилась. Только тогда смогла остановиться. А попугай будто только того и ждал. Стоило ей опустить фотоаппарат, как он сразу же сорвался в полет. Она бросилась было за ним, успела даже добежать до столба, когда яркая бирюзовая вспышка в последний раз мелькнула и пропала в зеленой мешанине джунглей. Проводив ее взглядом, устало привалилась к столбу, но тут же испуганно отпрянула. Поверхность деревянного исполина оказалась подозрительно скользкой. Странная багровая жидкость сочилась из глубоких продольных порезов, украшавших тело великана. Она осторожно дотронулась до одного из них рукой. Под пальцами пульсировала живая плоть. Вздрагивала и истекала кровью. Самой настоящей, с приторным медным запахом, кровью. Ей стало не по себе. Захотелось скорее убежать, забиться куда-нибудь, но не успела она сделать и шага, как картинка вновь поплыла, затрепетала и сменилась.
На пустой прежде поляне появились... дети. Взявшись за руки, они водили хоровод вокруг столба, который вновь стал вполне обычным на вид. Медленно кружили в ритуальном танце. Мальчики и девочки. Совсем еще маленькие и чуть-чуть постарше. В одинаковых штанишках и маечках они скользили по кругу: сандалии выбивали из земли облачка пыли, взлетали и опадали косички, мелькали глаза. Цвета хмурого неба и точно налившаяся соком молодая трава - зеленые. Темно-карие и совсем-совсем черные. Такие разные, и в то же время чем-то неуловимо схожие. Она не сразу поняла чем, но вглядевшись чуть внимательнее, догадалась - в них совсем не было видно детства.
Она хотела окликнуть ребят, спросить, как их зовут и что они здесь делают. Думала попроситься к ним в круг, но тут заметила мальчика, который приковал к себе ее взгляд. Нет, он не был выше или симпатичнее других, дело в другом. Его маечка. На ней довольно грубо, карикатурно даже был намалеван голубой попугайчик. Крохотная бирюзовая птичка. Макао. Она протянула к малышу руки, и он откликнулся на ее жест: шагнул к ней на встречу. Их ладони встретились и... видение рассыпалось, разлетелось миллионом осколков. И все - сознание ее провалилось в бездонный колодец беспамятства.
Она проснулась на рассвете в своей хижине, в лагере. Все тело наполняла небывалая легкость. Хотелось петь во весь голос, творить, созидать. Но она сдержала порыв и осталась лежать на месте. Ночные видения до сих пор жили в ее душе, а потому стоило их осмыслить, понять, откуда и почему они появились. То, что это не было обычным сном, выглядело для нее вполне очевидным.
Но если не сон, что тогда? Галлюцинация? Она задумалась. Что могло вызвать такие яркие картинки, столь реальные переживания?.. И тут ее словно пронзило током - вода. Вернее тот компот, который заменил им вчера чистую питьевую влагу. Вот в чем все дело.
"Дура!" - обругала она саму себя. Надо было не скупиться и вылить эту отраву. Джервис ведь предлагал, а она засопротивлялась - жалко, видите ли, стало. Понадеялась на очистительную силу огня. Она тяжело вздохнула: "Какая же ты все-таки дура!", и добавила еще парочку крепких выражений. После этого ей неожиданно стало легче. Настолько, что она продолжила размышлять дальше.
Хорошо, с водой понятно, но что же такое в нее попало, вернее, что оказалось в котле? Что усыпило разум и породило чудовищ? "Что?". Она сама не заметила, как произнесла последний вопрос вслух. Странно, но ее как будто услышали. В голове вдруг зажглось светодиодное табло и слово на нем: айяуаска![8] И тут как будто сложился пазл, все окончательно встало на свои места. Дьявол, как она раньше не догадалась. Айяуаска!
Конечно, она слышала про Напиток силы. Еще когда готовилась к экспедиции и по крупицам собирала информацию об удивительной стране - Бразилии. И после, когда в поисках проводника они с Джервисом обшаривали небольшие деревни, ютящиеся на берегах Великой реки. Каких только страшилок они тогда не наслушались. О том, как мрачные шаманы забытых Богом племен варят в огромных котлах чудовищное зелье, а потом поят им своих соплеменников. Поят для того, чтобы вскрыть их подсознание и выпустить наружу демонов, прячущихся дотоле в извилинах нетронутых цивилизацией мозгов. Рассказывали и о том, что знахари, пользующие отвар айяуаски постоянно, практически неуязвимы. Что они могут свободно проникать в головы людей и видеть их помыслы. Умеют зреть будущее. Легко находят потерявшихся в джунглях, а если нужно, то одной силой мысли способны причинить неугодному им человеку физический вред. Вплоть до смертоубийства. И много-много чего еще они тогда услышали о загадочной айяуаске. Не всему из этого, конечно, стоило верить, но... истина, как водится, была где-то рядом.
Что она знала наверняка, так это то, что в сельве действительно растет одно интересное растение - лиана Banisteriopsis caapi. Банистериопсис каапи, лоза духов, веревка смерти - так ее называют. Но нет, она не душит и даже не отравляет, зато обладает определенным наркотическим воздействием на человека. Именно ее, знающие свое дело шаманы используют для изготовления айяуаски или напитка силы. Со свежесрезанных кусков ствола лианы соскребают кору и кипятят ее в течение нескольких часов. Потом понемногу пьют горький крепкий отвар, который обладает сумасшедшим очистительным эффектом. Однако он не только чистит тело, но и освобождает подсознание от шлаков, извлекая наружу в виде картинок накопленные в нем страхи, радости, ожидания и комплексы. Похоже, как раз это и довелось вчера испытать ей и остальным членам отряда. Хорошо еще, запоздало порадовалась она, что концентрация оказалась маленькой, иначе последствия могли оказаться... более печальными. При неправильном применении айяуаска способна была свести с ума и даже довести до смерти.
Тревожная мысль вдруг больно царапнула изнутри: а что если отравленная вода еще осталась? И кто-то возможно как раз сейчас утоляет ей жажду? Она, как ужаленная подскочила и кинулась вон из хижины. Следовало быстрее предупредить людей.
Здесь ей несказанно повезло - большая часть лагеря еще спала, поэтому слегка успокоившись, она сначала разыскала Джервиса и все ему рассказала. После ночных видений, навеянных дурманом, помощник выглядел неважно. Тем не менее, быстро вник в суть дела. Вместе они прочесали территорию лагеря, проверили бутылки с водой. Однако те оказались пусты. Только в котелке еще плескалось немного мутноватой, с едва уловимым болотным запахом, жидкости. Джервис собирался уже вылить ее, когда... случилось такое, чего нельзя было представить, даже находясь под действием айяуаски.
Что-то большое пронеслось мимо, зацепило, подняло ее в воздух и с силой отшвырнуло в сторону. Отлетев, она больно приложилась головой об столб, поэтому все последовавшие за этим события воспринимала уже сквозь призму колышущегося перед глазами багрового марева и нарастающего звона в ушах.
А виновник ее падения тем временем набросился на Джервиса. Это был огромный светлокожий мужчина, один из спасенных ими туристов. "Малыш", так называли его в отряде. Что ж, вполне оправданно, учитывая подаренные ему природой габариты. И вот сейчас он ни с того, ни с сего накинулся на ее напарника. Завязалась драка. Малыш повалил не ожидавшего атаки Джервиса на землю и начал бешено молотить его руками по голове. Джервис, человек, физически далеко не слабый, отчаянно защищался, пытаясь уйти от града обрушившихся на него ударов. Но ярость агрессора была столь велика, что ему потребовалось не больше десяти секунд, чтобы напрочь смести оборону противника. Дальше он просто продолжал вколачивать свою злость в уже бесчувственного, залитого кровью Джервиса. А она смотрела на это и ничего не могла сделать. Собственное тело больше не повиновалось ей.
Сквозь сгущающийся туман наблюдала, как к месту драки стягиваются привлеченные шумом люди. Как они собираются в небольшую толпу и заворожено глядят на творимый Малышом ужас. Как тот, наконец, отрывается от жертвы, поднимается во весь рост и победно вздымает вверх окровавленные руки. Как в последний раз вздрагивает и замирает (уже навсегда?!) ее помощник и друг, ее Джервис. И как новый, обезумевший, вожак племени громогласно объявляет себя Богом. А люди, еще секунду назад свободные, с рабской покорностью встают перед ним на колени, присягая тем самым на верность. Как принимают из его рук порцию отравленной воды и пьют, пьют, пьют...
Этого ее травмированный мозг вынести уже не смог и попросту отключил перегруженное сознание. Она провалилась в пропасть спасительного забытья.
Часть 2. БОГ
Пролог
Звук пощечины такой громкий, что его слышно, наверное, даже на улице.
Джон хватается за наливающуюся красным щеку и вскакивает с дивана. В его широко распахнутых глазах плещется непонимание.
- Ты в своем уме, Эмили?
- Ублюдок! Ненавижу! - она снова замахивается. Но ее муж уже готов к этому. Он перехватывает занесенную для удара руку. Теперь они почти на равных. Почти, потому что вторая рука у нее все еще свободна.
Пощечина звенит, как порванная струна. Резко, звонко.
- Дерьмо! - кричит Эмили на невозможно высокой ноте. - Ты чертово дерьмо!
- Да что с тобой такое? С ума сошла?! - Джон толкает ее на диван. Теперь он выше, но в ней нет ни страха, ни покорности.
- Ублюдок! Ты мне врал... - ей не хватает дыхания, - все это время...
- О чем ты?.. - точно живая гора Джон возвышается над ней. - Что вообще происходит?
- То, что я все знаю, сукин ты сын! - новая волна гнева захлестывает Эмили, придает сил.
- Что знаешь?
- Все, - повторяет Эмили и продолжает, как заведенная: - Знаю, знаю, знаю...
- Да что такое?.. - недоумение медленно сползает с лица Джона. Кажется, он начинает что-то понимать. Прозрение горячей волной ударяет ему в голову, наливает кожу пурпуром. Затем отступает, уступая место злости. Холодной, мертвенно-бледной ярости. И снова по кругу: недоумение, злость, стыд, ярость. До тех пор, пока последняя эмоция не выгорает, превращая лицо Джона в холодную непроницаемую маску. Тогда он присаживается на край дивана и мягко говорит: - Эмми, послушай меня, если ты про эту дуру Скайлер, то у нас с ней ничего не было.
- Я все знаю, - на глазах Эмили выступают слезы.
- Эм, - Джон пододвигается ближе к жене, пытается обнять или хотя бы прикоснуться - подожди, милая. Не знаю, кто и что тебе наговорил, но не стоит этому верить. Все вранье. Между нами ничего не было! Клянусь тебе - ничего!
-Не трогай меня, - Эмили отталкивает его и резко вскакивает. Размазывает соленую влагу по щекам: - Как ты мог? Я же верила тебе, а ты... ненавижу!
- Эмми, - Джон делает движение по направлению к ней, - я люблю тебя. Только тебя. И никого больше. А Скайлер...я не виноват, она сама... Эм!
- Не подходи, - ее всю трясет.
- Эмми, зачем ты так со мной?!
- Зачем? Ты спрашиваешь - зачем? Тогда ответь мне, что это такое? - она достает из кармана стопку фотоснимков и бросает их мужу прямо в лицо. Ничем не скрепленные те разлетаются листками цветной бумаги. Несколько падает Джону на колени. Он берет один, смотрит. Судорожно хватает другой. Следующий. Руки его дрожат. Одну за другой Джон собирает рассыпавшиеся фотографии. Разглядывает каждую и складывает их в общую колоду. Все это он делает молча, в полной тишине. Только когда последняя фотокарточка занимает место в пачке Джон, наконец, обретает дар речи.
- Где ты это взяла? - глухим, надтреснутым голосом спрашивает он.
- И это все что ты можешь мне сказать - где ты это взяла?
- Эмми... милая, послушай...
- Не смей меня больше так называть, понял?
- Но...
- Заткнись и слушай меня: все кончено, слышишь?.. Между нами все кончено! А свои жалкие объяснения можешь засунуть... сам знаешь куда. Больше тебе не удастся заморочить мне голову.
- Но я не хотел...
- А чего же ты хотел, Джон? - язвительно спрашивает Эмили.
- Просто быть рядом с тобой. С Джерри.
- Не смей втягивать в это моего сына, понял?
- Но, Эмми... я же люблю тебя. Неужели ты не видишь?
- Любишь? Да как ты вообще можешь говорить о любви, ты... после всего, что сделал...
- О, Господи! Вспомни, как нам было хорошо вместе. Все это время. Разве ты забыла?
- Замолчи! Заткни свой поганый рот! - она снова срывается на крик. - Я все помню, прекрасно помню. Хотя ты бы, наверное, хотел иного, верно?.. Жених...
- Я... - Джон хочет что-то возразить, но осекается и замолкает. Он потерян, растоптан. От былой уверенности не осталось и следа. Однако Эмили уже нет до этого никакого дела. Она внимательно вглядывается в лицо сидящего перед ней человека. Читает по нему. И оно рассказывает ей правду. Все, что она хотела бы знать.
- И что ты намерена с этим делать? - Джон взмахивает фотографиями.
- Я ухожу! - говорит Эмили. - Джерри пойдет со мной. И не смей меня останавливать, понял? Иначе пожалеешь...
Джон вздрагивает и покорно роняет голову. Он сломлен, нет, больше - раздавлен. Вид его жалок. Эмили придвигается к нему вплотную: прическа растрепана, тушь потекла, левое веко едва заметно вздрагивает, в глазах - бешенство обманутой женщины. Наклоняется к самому лицу мужа и злым, яростным шепотом вколачивает в него правду: - Фото можешь взять себе. На память. У меня останется негатив. Да... ради сына я сделаю вид, что ничего этого не было, но не вздумай приближаться к нам ближе, чем на расстояние выстрела, понял?..
Потом она выпрямляется и идет в свою комнату собирать вещи, а Джон остается сидеть на месте. Фотографии выпадают из его безвольных рук и поздними осенними листьями устилают пол.
Глава 1
Сначала пришел звук. Нечеткий, едва слышный, он тихо постучал в дверь комнаты, в которой пряталось ее сознание. Тесной, лишенной окон кладовки, доверху заполненной темнотой высшего сорта. Звук робко попросился войти, и ее изголодавшийся по работе мозг не смог отказать, с радостью распахнул перед ним ворота темницы, в которую сам себя заточил. И звук вошел. А следом за ним зашли яркий, режущий глаза свет и чудовищная, нестерпимая боль. Блаженное небытие сразу же откатило, как откатывает наевшаяся песка прибойная волна, оставив ее один на один с суровой реальностью.
Она нашла себя лежащей на полу в собственной хижине. Солнечные лучи, проникающие сквозь прорехи в крыше, бесцеремонно ощупывали лицо, грели лоб, нахально лезли в глаза. Она попыталась отвернуться и тут же непроизвольно застонала: простое движение вызвало новый приступ боли. Невозможной, нечеловеческой. Что-то жгло ее изнутри. Как будто кто-то закачал в живот целое озеро расплавленной лавы, и теперь она плескалась там, внутри, не находя выхода. По бесчисленным ручейкам вен и артерий растекалась по телу, уничтожая внутренности, обугливая кости, выжигая мышцы. Наконец прорывалась наружу дымящимися карминовыми потоками. Она вновь застонала, не в силах терпеть эту боль и вдруг поняла, что за звук втянул ее обратно в мир живых. Ее собственный стон. Жалобный и протяжный, точно плач новорожденного. Или умирающего.
Нет, так просто Ему ее не сломать. Она сжала зубы, так что они заскрипели, и потихоньку в несколько приемов перевернулась на правый бок. Теперь ей был виден выход из хижины. Интересно, но возле него прямо на земле лежали фрукты (она рассмотрела несколько оранжевых купуаку и похожую на коричневую грушу амейшу), стояла импровизированная чаша с водой, сделанная из скорлупы кокоса. Странно, неужели Он все-таки знал, что такое милосердие? Или был в этом какой-то подвох? Она протянула руку к плошке и аккуратно подтянула ее поближе к себе. Принюхалась и уловила легкий, но все же вполне различимый и такой знакомый болотный запах.
А их новый Бог, оказывается, был способен на хитрость. Что ж, она тоже не считала себя простушкой: чашка вдруг сама собой опрокинулась, а ее содержимое оказалось на полу. Какое-то время она еще наблюдала за тем, как отравленная вода впитывается в землю, а потом, превозмогая боль, перевернулась на другой бок. И тут ее ждал маленький, но очень приятный сюрприз. У дальней стенки, там, куда не дотягивались пронырливые солнечные лучики, лежал ее походный мешок. В спешке бегства она совсем забыла о нем, а он вот - спокойно дожидался свою хозяйку.
Да, сейчас она со всей отчетливостью понимала, что бегство в джунгли было плохой идеей. Но видимо страшная смерть Джервиса и последовавшие за этим события на какое-то время лишили ее разума. А может виной всему была травма головы, которую ей подарило столкновение со столбом? Трудно сказать. В любом случае в тот момент побег, вот так - без четкого плана, без подготовки, без запасов и снаряжения - показался единственным верным решением. Тем более, посчитала она тогда, что одурманенные коварным напитком люди, вряд ли заметят ее отсутствие. И даже заметив, не станут преследовать, а просто напросто забудут о ней, как забыли, например, о гибели Джервиса. Свежий Бог и айяуаска заменили им память. Заменили им все.
Но она ошиблась. Господи, как сильно она ошиблась. Ее нашли. Не спасла даже маленькая уловка - вместо того, чтобы идти по проторенной дороге к реке, она двинулась в противоположную сторону, прямиком через сельву. Пыталась запутать следы. Не помогло. Ее поймали и заставили вернуться. Что тут скажешь? Да, она просчиталась и заплатила за это полную цену. И вдруг такая удача.
Удивительно, но мешок выглядел не тронутым. Судя по всему никто не догадался осмотреть ее жилище, а может быть просто не рискнул сделать это без приказа. Соответственно все вещи остались на своих местах. В том числе он - ее некогда полный, а сейчас изрядно отощавший нейлоновый друг. Стоило лишь протянуть руку, чтобы взять его. И насколько она помнила (а на память жаловаться не приходилось) в нем должна была быть аптечка. Полупустая, обескровленная, но все же аптечка. К тому же с одним маленьким секретом на борту.
Проглотив новую порцию боли, она дотянулась до мешка и подтащила его к себе. Нащупала и достала аптечку. В ней, среди мусора помятых блистеров и катушек лейкопластыря нашла потайной кармашек. Достала из него пузырек без опознавательных знаков. Открыла и высыпала на ладонь две белых горошины. Этого должно было хватить. Забросила их в рот, разжевала. После легла и попыталась расслабиться. Обычно оксикодон[9] начинал действовать через десять, пятнадцать минут после приема. Боль становилась чуть тише, потом ослабевала еще и еще, чтобы примерно через час исчезнуть вовсе и не появляться, как минимум пять, шесть часов. То, что нужно! Главное здесь было не промахнуться с дозой: оксикодон не прощал небрежного к себе отношения. Но, кажется, она ничего не напутала.
Уже минут через тридцать ей стало легче. Хватило сил даже, чтобы доползти до фруктов и немного поесть. Без аппетита, конечно, на голом энтузиазме, но затолкнуть в себя несколько спелых плодов. Самое важное сейчас было восстановить в организме водный баланс и подарить желудку немного углеводов, чтобы те напитали тело энергией. Помогли быстрее восстановиться. Помогли выжить. Спастись, в конце концов. О том, что в пищу так же, как в воду мог быть подмешан яд, она не думала. Нет, еда должна была быть чистой. Очевидно, что Бог хотел видеть ее живой. Да и не только ее. В конечном итоге, Ему нужны были слуги. О, да! Покорные неофиты, невольники. Возможно даже наложницы, хотя об этом она тоже старалась не думать. Но рабы - точно. И чем больше, тем лучше. Вся простота и вместе с тем омерзительность Его замысла вдруг предстала перед ней со всей очевидностью: вот для чего оказался нужен Напиток силы, айяуаска. Понадобился, чтобы превратить обычных людей в послушных слуг. Лишить их разума, заставить видеть цветные сны и подчиняться чужой воле. Отнять у них реальность, ослепить, а потом незрячих, растерянных направить туда, куда нужно. Нужно Ему - Поводырю, Богу. Да здравствует власть. Бескровная. Безграничная. Бесконечная. Ну, практически... Конечно, была еще смерть Джервиса. Но и она вписывалась в идеально просчитанный план в качестве неизбежного кэлаэрэл дэмидж.[10] Ну, а ее побег и вовсе мог быть отнесен к разряду эноенг мисуандэстендинг[11], досадного недоразумения, урегулировать которое получилось с помощью грубой силы. Или все-таки нет, не получилось?..
Она прислушалась к себе. Опаленное болью нутро по-прежнему давало о себе знать: внутри противно свербело и ныло. Конечно, активное вещество, входящее в состав оксикодона, уже вовсю действовало, но даже оно не могло так быстро потушить бушующий в животе пожар. Да и повреждения видимо были достаточно серьезны. Однако таблетки все же работали: боль стала значительно тише, теперь ее хотя бы можно было терпеть. Перед глазами перестали вспыхивать сверхновые. Мысли, наконец, перестали путаться и сознание прояснилось. Медленно, но верно она возрождалась.
И тут в ее посвежевшую голову (спасибо обезболивающему) неожиданно пришла интересная мысль. Она даже улыбнулась: как не подумала об этом раньше, ведь это так просто? Любой план, разумно предположила она, пускай даже самый совершенный, всегда имеет свои недостатки. Просчеты. Мелкие изъяны. Невидимые на первый взгляд каверны, способные развалить безупречную, казалось бы, конструкцию. Так и тут. Бог наверняка считает, что учел все, абсолютно все, но... теперь она ясно видела, что кое-что Он упустил. Маленькую деталь, чистый пустяк, ту самую мелочь, в тени которой, как известно, обожает прятаться дьявол. Бог выпустил из виду то, что (в этом месте она чуть было не засмеялась) их ищут. Не могут не искать. Пропажа туристов - это вам не какое-нибудь рядовое событие уровня исчезновения домашней кошки. Типа нагуляется и сама вернется. Здесь все чуть серьезнее.
Она представила: без малого два десятка белых американцев оказались в самом сердце первобытной сельвы. Одни, без запасов продовольствия, воды и медикаментов. При этом никто не знает, что с ними случилось, и вообще выжили они или нет. Но даже если так, сразу же возникает вопрос: как долго они протянут в таком состоянии? И второй вдогонку: что говорить тем, кто начнет спрашивать? Сомнений в том, что любопытствующие появятся, да что там - уже появились, у нее не было. Не стоило, кстати, забывать и о родном государстве. Родственники пропавших уже наверняка подняли шум, а значит, оно должно было как-то отреагировать. В делах подобного рода держава отличалась особой щепетильностью. В общем, по всему выходило, что их ищут. И будут делать это до тех пор, пока не найдут. Либо их самих, либо то, что от них осталось.
Откинув последнюю мысль про "то, что осталось" она вернулась на шаг назад. Хорошо, значит, поиски ведутся. Сколько времени прошло с момента крушения рафта? Она задумалась. Неделя? Чуть больше? Дней восемь, девять. Странно, что их еще не нашли. Хотя... скорее всего первые несколько суток никто тревогу не поднимал, надеясь, что все само собой рассосется. Еще пару дней можно списать на обычное чиновничье разгильдяйство. Получается, что ищут их от силы два, три дня. И что это значит? А то, что спасатели уже где-то рядом, буквально на подходе. Еще немного и они появятся здесь, в лагере и тогда... тогда все будет хорошо.
Вот чего не учел их новый Бог - того, что их найдут. Конечно, одурманенные айяуаской люди вряд ли смогут рассказать что-то вразумительное, а вот у нее напротив, будет, что сказать спасателям. Ему следовала бы убить ее, чтобы обезопасить себя, однако зачем-то Он сохранил ей жизнь. Что ж она собиралась отплатить совсем другой монетой. Отомстить за страшную гибель Джервиса, за собственные унижения и страх. Вот только не знала, поверят ли ей? Обвинения были крайне тяжелыми, а значит, требовались доказательства. И очень веские. Она снова задумалась. Тело Джервиса скорее всего уже не найти. Наверняка оно давно похоронено в земле или желудках животных. Что тогда? Ее слово против Его? Нет, требовалось что-то более существенное. И тут ее осенило: Ник! Ее Ник! Никон. Если хижину никто не осматривал, а это так, значит, он до сих пор где-то здесь.
Она бросилась судорожно обшаривать свое жилище в поисках фотоаппарата. И, бинго, нашла его в походном мешке, когда-то принадлежавшем Дави. "Спасибо друг! Даже сейчас ты мне помогаешь!". Камера преспокойно себе лежала в покрытом слоем пыли футляре. Рядом с ней покоились длиннофокусный объектив, запасная батарея и несколько кассет с чистыми пленками. Слава Всевышнему фотоаппарат оказался цел. Осмотрев его со всех сторон, она не нашла никаких повреждений. Однако когда попробовала включить, тот никак не отреагировал. Не моргая, смотрел на нее мертвым глазком светодиода. Черт, неужели аккумулятор сдох?
С замиранием сердца она отстегнула батарейку и поставила на ее место запасной блок. Затаив дыхание перевела dial-переключатель в "On" и... Ник ожил, приветливо засветился LCD-панелью. Батарея показала полный заряд. "Уф!" - она облегченно выдохнула. Удача сегодня явно благоволила к ней. Правда, негоже было испытывать ее на прочность, поэтому отщелкав несколько пробных кадров, она выключила фотоаппарат и убрала его обратно в чехол. Надежно спрятала на дне сумки и теперь уже со спокойной душой легла отдыхать, набираться сил. То что они ей в скором времени понадобятся сомнений не возникало.
Так прошел день. И второй. Солнце вставало и садилось. Лагерь то затихал, то вновь начинал бурлить жизнью. Ночами наливался стонами. Это погруженные в наркотический сон люди беспокойно стенали, блуждая по лабиринтам собственных кошмаров. Днем же все приходило в норму, успокаивалось. Лишь изредка что-то вновь случалось, и тогда до нее доносились громкая брань и звуки глухих размеренных ударов. Будто кто-то выхлапывал залежавшийся ковер. Она догадалась - так Бог воспитывает своих приверженцев. Вколачивает в них свою правду. Однако ее до поры не трогали. Вообще старались не беспокоить. Только единожды в день кто-нибудь появлялся на пороге, чтобы принести чашу с водой и порцию свежих фруктов. Вот и все. По-сути она оказалась в полной изоляции. Хотя, учитывая ситуацию, ей это было только на руку. Предоставленная сама себе она потихоньку собирала доказательную базу. Отщелкивала кадры, впечатывая в них жестокость и боль царившие в лагере. Одна полностью отснятая пленка уже лежала в потайном карманчике аптечки, рядом с остатками оксикодона. Вторая заканчивалась. Все шло по плану и только две вещи по-прежнему продолжали ее тревожить: почему их до сих пор не нашли и что делать, когда закончатся спасительные белые горошины?.. На дне пузырька перекатывались пять крошечных шариков. Да, этого должно было хватить еще на целый день. Что делать после она не знала. Снова решиться на побег? Или попробовать поговорить с людьми? Над этим стоило подумать, однако судьба не дала ей на это времени, распорядилась по-своему.
Бог пришел к ней на третий день. Материализовался в хижине, перекрыв своей могучей фигурой приток солнечного света. Ей вдруг стало нечем дышать. Один быстрый взгляд и она сразу поняла зачем Он здесь. Съежилась, попыталась стать как можно меньше и незаметнее. В голове вдруг промелькнула сумасбродная мысль: вот бы уметь сжиматься до размеров молекулы, еще лучше атома, или попросту растворяться в воздухе. Раз, и тебя уже нет. А Бог все стоял и молча смотрел, пронзая ее своим острым, холодным взором, будто остро наточенным ножом.
Она первая не выдержала. Закричала и рванулась к выходу. Почувствовала, как крепкая рука хватает ее за щиколотку и тянет назад. Не оглядываясь, наугад, что есть силы, лягнула воздух в том направлении. Нога угодила во что-то твердое. Звук был такой, будто ударили палкой по туго натянутому барабану. Отбитая пятка сразу же онемела, но, не обращая внимания на боль, она пнула снова, еще и еще раз... пока необоримая сила не связала, не обездвижила, не сплела в узел. Правда и тогда она продолжала бороться. Цеплялась руками, кусалась, царапалась. Невзначай, но видимо удачно вспахала ногтями что мягкое и влажное. Бог взревел и... ударил. Кулак припечатал ее голову к земле и она в очередной (который уже по счету?) раз провалилась в темный колодец беспамятства.
Глава 2
- А это наш Марвин! Марвин Лоренц Бэйли Купер третий вообще-то, но мы зовем его просто Марвином... правда, Марви? - Эмили потрепала пса за ухом. - Познакомься - это Джерри! Джерри - Марвин!
Лабрадор шумно обнюхал мальчика, потом ткнулся влажно-любопытным носом ему в плечо и одобрительно вильнул хвостом. Джерри сильнее прижал к себе потертого плюшевого зайца, протянул руку и очень осторожно погладил собаку по голове. Марвин благосклонно принял ласку, лишь для порядка слегка поворчал, тем самым давая понять малышу, что обладает в этой семье полным набором прав и не потерпит по отношению к себе излишней фамильярности. Джерри робко улыбнулся: "Марвин! Хороший!" и еще крепче прижал к себе любимую игрушку. На том знакомство можно было считать состоявшимся.
- Ну что, малыш, - Эмили взяла мальчика за руку, - раздевайся и пойдем, осмотримся?
И пока Джон возился с вещами, доставал их из машины и заносил в дом, она устроила сыну экскурсию. Лабрадор тоже решил принять активное участие в мероприятии, поэтому не отставал ни на шаг и даже подавал голос, когда хозяйка, по его мнению, делала что-то не так. Когда она, например, забыла показать Джерри его, Марвина, спальное место или прошла мимо его любимого мячика, не обратив на него внимание ребенка.
Так втроем они не спеша изучили дом. Для начала наведались в гостиную, где опробовали волшебную мягкость кресел и (на всякий случай!) запомнили номера детских каналов в телевизоре. Потом наперегонки с Марви промчались по коридору. Опасливо заглянули в домашний кабинет Джона и тут же выскочили обратно, напуганные шумом проснувшегося компьютера. На минуточку заскочили в кухню, чтобы попробовать еще теплый яблочный пирог, и сразу же отправились дальше. Эмили старалась показать Джерри как можно больше. Она верила, что только так можно вселить в ребенка уверенность, дать ему понять, что здесь безопасно. Настолько, насколько может быть только в родном доме, рядом с любящими родителями, ну и Марвином, конечно.
Больше всего времени они отвели на изучение ванной комнаты. Здесь Эмили показала Джерри его новое полотенце: пушистое белое облако с вышитым на нем Микки Маусом. Его зубную щетку, стоящую в один ряд с двумя другими и пасту в тюбике, таком ярком и разноцветном, что увидь его радуга, она бы умерла от зависти. И еще много, много других интересных штук со сложными названиями, угадать назначение которых было далеко не так просто, зато узнать - очень интересно. Они настолько увлеклись этим занятием, что опомнились только когда Марвин, которому вход в ванную был заказан, начал жалобно скулить и скрестись в дверь. Пришлось прерваться и продолжить экскурсию. Хорошо, что к тому времени необследованными остались только подвал да комната, переоборудованная под детскую. Возникшее было затруднение - с чего собственно начать? - сняли голосованием. Двумя голосами против одного постановили оставить подвал на будущее, а прямо сейчас заняться детской, которая, кстати, уже явно заждалась гостей.
Еще несколько недель назад они с мужем взялись за подготовку. Освободили одну из комнат, перетаскав скопившиеся в ней вещи в подвал. Эмили тогда еще поразилась, как оказывается много всего в нем лежит. Она вообще редко спускалась ниже нулевой отметки дома, предоставляя это право исключительно Джону, поэтому искренне удивилась увиденному. Чего в подвале только не было. Какие-то емкости, канистры и баки; ящики с инструментом и стеллажи, прикрытые пыльной ветошью; свернутые в рулоны пленки; какие-то продолговатые стальные штуки, которым она даже не смогла подобрать название и еще уйма всего. Хватило бы на целый хозяйственный отдел супермаркета. Кажется, она видела даже противогаз и костюм химзащиты. Еще пошутила тогда: "Пора открывать лабу и начинать варить мет!".[12] Джон только молча улыбнулся: любую работу по дому он любил делать сам, поэтому сильно нервничал, когда в нужный момент под рукой вдруг чего-то не оказывалось.
Итак, они освободили комнату, добавив в неразбериху подвала несколько потрепанных временем стульев, стол и тахту. Перекрасили в ставшем вдруг очень просторным и светлым помещении стены и потолок. Застелили пол мягким ковром. Поставили небольшой шкаф и кроватку. Остальное пространство оставили свободным. Эмили посчитала, что так будет лучше. Ребенок ведь должен играть, фантазировать, а как сделать это в жестких рамках расставленной мебели? К тому же, решила она, и Джон с ней согласился, в своей комнате Джерри волен был устанавливать свой порядок. Единственное, что они позволили себе сделать - это купили большую корзину-резервуар для игрушек. Схожую с той, которую видели в игровой комнате в приюте, только чуть больше. И пускай пока она была пуста, ее заполнением они планировали заняться (вместе с сыном, конечно!) в самом ближайшем будущем.
Как выяснилось, старались они не зря. Едва переступив порог детской, Джерри сразу заприметил корзину и тут же смело шагнул к ней. Подойдя, бережно опустил в нее плюшевого зайчика, которого (на минуточку!) с момента своего появления в доме еще ни разу не выпустил из рук. Эмили бросила взгляд на Марвина и весело ему подмигнула - добрый знак! Лабрадор как будто понял: отчаянно завилял хвостом. А маленький Джерри уже спешил к своей кроватке. Стащив с нее одеяло и подушку, он вернулся к корзине для игрушек. Заботливо укрыл своего друга, подложил ему под голову мягкую перину. Обернулся: - Можно он тут поспит?
- Конечно, родной, пусть отдохнет. Не будем ему мешать! - согласилась она.
- Проголодался? - спросила после того, как они тихонько, на цыпочках выскользнули из детской и осторожно прикрыли дверь в комнату. - Хочешь еще пирога?
Джерри кивнул и доверчиво протянул ей свою ладошку. Эмили нежно взяла ребенка за руку и именно в этот момент, пожалуй, окончательно и бесповоротно поняла, что все будет хорошо. А потом вдруг очень неожиданно закричал дверной звонок и Марви с громким лаем сорвался с места, умчавшись встречать новых гостей. Когда же она с сыном дошла до гостиной, лабрадор уже вовсю скакал вокруг тети Дженни, едва успевшей стащить шапку и сбросить курточку, а та отбивалась от него, умоляя Джона избавить ее от этой "слюнявой, назойливой псины". И получалось у нее это вполне правдоподобно, хотя Эмили знала наверняка, что Дженнифер просто обожает Марвина. Впрочем, знали об этом все, в том числе и сам Марвин. Потому он ничуть не боялся грозных криков в свой адрес, а даже наоборот, воспринимал их скорее, как призыв к игре. Однако нужно отдать ему должное, вел он себя столь развязно только в кругу самых близких людей. Тех, кого считал своими родственниками (или скорее членами стаи?!). При посторонних же держался сдержанно и благородно, как и подобает Марвину Лоренцу Бэйли Куперу третьему, породистому кобелю с богатой родословной, законнорожденному сыну знаменитого Лоренца Бэйли Купера второго и титулованной Джекрейли Оникс оф Галанс. Джерри же пока не входил в ближний круг, поэтому стоило ему вместе с мамой появиться в гостиной, как пес тотчас перестал наскакивать на тетю Дженни и принял самый что ни на есть степенный вид. Зато Дженнифер, наконец, вздохнула свободно: - О, мой Бог! Неужели спасена?!
Потом она увидела Эмили с ребенком и расплылась в улыбке: - Эмми, привет, классно выглядишь! А это... Джервис, верно?
Не дожидаясь ответа она маленьким ураганом подлетела к мальчику: - Привет, привет! Давай знакомиться - я Дженнифер!
Испуганный ее напором Джерри испуганно прижался к матери.
- Не бойся, - Эмили наклонилась к сыну, - это твоя тетя. Да, порой она бывает немного сумасбродна и чересчур шумна, не обращай внимания. В душе она прекрасна.
- Только в душе? - возмущенно воскликнула Дженни.
- Нет! - решил вмешаться в разговор Джон. - Не только!
Он подошел к сыну и взял его на руки: - Малыш, познакомься - это и вправду твоя тетя. Тетя Дженни. И да, иногда она ведет себя чуточку... шумно, но мы все равно ее любим.
- Не за что, - кивнул Джон и торжественно добавил: - Дженни, позволь представить тебе нашего сына Джерри!
Мальчик, который сейчас был практически одного роста с тетей и даже слегка выше ее теперь уже смело протянул руку: - Джерри!
- О, - рассмеялась она и с удовольствием пожала предложенную ладошку, - приятно познакомиться, сэр. Очень приятно! Кстати, - внезапно стукнула она себя по лбу, - совсем забыла. У меня же есть для тебя подарок... ой...кажется в машине оставила. Я сейчас, - и она, забыв даже набросить курточку, стремительно унеслась на улицу.
Меньше чем через минуту Дженнифер снова появилась в дверях с большой упакованной в яркую подарочную бумагу коробкой в одной руке и фотоаппаратом в другой. Прямо с порога начала: - Не знаю, что дарят мальчишкам в твоем возрасте, но, думаю, тебе понравится. Держи! - протянула Джерри подарок.
Малыш, который к этому времени уже спустился с папиных рук обратно на пол, принял его и вопросительно посмотрел на маму. Та одобрительно кивнула: "Открывай!". Джерри развязал красивый бант, в несколько приемов избавился от обертки и... оказался счастливым обладателем мускулистого супергероя, облаченного в крайне узнаваемый сине-красный костюм человека-паука. Надежно упакованный в картон и полиэтилен Питер Паркер широко распахнутыми руками приветствовал своего нового хозяина.
- Ну как, нравится? - спросила Дженнифер.
- Ага! - слегка растерянно ответил Джерри. Было видно, что он еще не привык к обрушившемуся на него вниманию. А тетя Дженни уже неслась дальше: - Да, мне он тоже показался славным. Думаю, вы подружитесь. Ладно, а теперь давайте фотографироваться, я как раз камеру захватила.
- Дженнифер, - Джон попробовал остановить полет фантазии сестры, - может немного притормозишь?
- Да ладно тебе, Джонни, это же первое семейное фото. Давай! Ты же сам рассказывал мне про Книгу жизни, помнишь?.. Давайте, давайте, не ленитесь, - обратилась она уже ко всем. - Встаем, встаем... ближе... еще... так, Джерри, возьми подарок... Марви, а ну брысь отсюда, негодник... так, Джонни, обними жену... отлично... ну что, все готовы?.. улыбаемся... чи-и-и-из![13]
Секундное ожидание сменилось резкой вспышкой, больно ударившей по глазам, и вуаля - в мире стало на одну фотографию счастливой семьи больше.
- Дай-ка посмотрю, - Эмили потянулась к камере, - как получилось, хорошо?
- Нормально! - Дженни как всегда не знала сомнений.
- Дженнифер! - одернула ее невестка. - Пожалуйста!
- Ну и ладно, - золовка сделала вид, что обиделась, но фотоаппарат все-таки отдала.
- И это, по-твоему, снимок? - Эмили критически посмотрела на изображение, выведенное на экран камеры. - У меня глаза закрыты; у Джона лицо, будто он животом мается; Джерри вообще из кадра выпал. Дженни, кто учил тебя фотографировать?
- Можно подумать ты лучше сможешь? - огрызнулась та.
- Девочки, не надо ссориться... - начал было Джон, но Эмили не дала ему договорить: - Смогу конечно.
Она покрутила камеру в руках, чтобы привыкнуть к ней. Полистала настройки. Выставила высокую скорость съемки, после чего, наконец, вернулась к позирующим.
- Так, - принялась руководить процессом, - садитесь-ка все на диван. И вот вам задание: сейчас я досчитаю до трех и начну снимать, но вы при этом... не должны улыбаться.
- Чего? - переспросил Джон.
- Что бы ни произошло - улыбаться нельзя, - повторила Эмили. - Никакого веселья! Слышите? НИКАКОГО! И вообще сделайте лица такими суровыми, как только можете. Предельно суровыми... вот так, хорошо... Дженни ты можешь еще добавить чуток глупости... вот, отлично... Джон, старайся... еще... лучше всех пока у Джерри... я начинаю отсчет: раз... два... Господи, какие же вы у меня... красивые, - прыснула она.
Взрыв неконтролируемого хохота совпал с первым щелчком затвора, а дальше все вообще пошло, как по маслу. Она перемещалась по комнате, меняя ракурсы и перспективы, иногда, чтобы поддержать градус веселья, делала какие-то едкие замечания в адрес домочадцев, отпускала шутку и при этом просила их быть серьезнее, нет-нет - еще серьезнее, еще... и снимала, снимала.
Десять минут спустя она вынужденно прервала фотосессию, чтобы хоть чуть-чуть отдышаться. К тому времени одежда на ней была мокрая от пота, а ее домашние едва не икали от смеха. Зато фотки получились что надо: естественные и очень искренние.
- Ух ты, как здорово! - восхитился Джон, - Да ты оказывается профессионал. Скрывала такие способности.
Эмили только рукой махнула: - Нормально. Просто нужно было вас как-то растормошить. Остальное сделала техника.
- Не скромничай, Эмми, - поддержала брата Дженнифер, - отличная работа и фотки получились что надо, я бы так точно не смогла.
Эмили удовлетворенно кивнула.
- Да ты запыхалась совсем, - только сейчас заметила золовка.
- Да, есть немного, - согласилась Эмили. - А вы-то как? Проголодались, наверное?.. Кто хочет яблочного пирога?
- Я-а-а! - громче всех закричал Джерри.
- Тогда все на кухню, - хлопнула она в ладоши. - Ну, кто быстрее?
- Я первая, я первая! - Дженни недолго думая сорвалась с места. Вслед за ней с заливистым лаем бросился Марвин. Джерри, весело засмеявшись, тут же кинулся их догонять. И уже через мгновение вся честная компания скрылась в коридоре, ведущем в кухню.
Эмили же немного задержалась. Она посмотрела на мужа и в его взгляде прочла одобрение. Улыбнулась и кивнула ему в ответ: "Да, знаю, мы все делаем правильно!".
Глава 3
После целой вечности ожидания ей показалось, что что-то стало проясняться. Она попыталась пошевелить пальцами ног и это ей удалось. Попробовала сжать кулаки - получилось. Маленькая, но все же удача. Она лежала, распластавшись, на больничной койке, причем большая часть тела оказалась замотана в бинты, но все-таки это было ее тело. И оно подчинялось.
Она изо всех сил зажмурилась, потом открыла глаза - и так три раза. После этого комната, наконец, прекратила кружиться вокруг нее, точно волчок. Стены перестали вращаться, а потолок занял свое привычное место - над головой. Постепенно туман, застилавший сознание, начал рассеиваться и она кое-что припомнила. Долгие темные ночи, медсестер и уколы. Каждый раз, стоило ей придти в сознание, ее тут же кололи какой-то гадостью. Да, точно. Именно так все и было. Хотя сейчас она чувствовала себя вполне прилично. Может благодаря уколам? Наверное. В общем как бы там ни было, а ощущала она себя много лучше, чем просто сносно, поэтому не видела надобности в дальнейших инъекциях. Следовало сказать об этом врачам. Или кто там за ней ухаживал? С другой стороны, почему они должны останавливаться - внезапно пришло ей на ум. Если лечение оплачено, то ее, несомненно, продолжат использовать в качестве подушечки для иголок. С какой стати им вдруг прекращать его? Медикам обычно нет дела до мнения пациента. Нет, над этим вопросом требовалось поразмыслить. Надлежало действовать максимально аккуратно и очень, очень хладнокровно. И для начала она решила не показывать, что уже пришла в себя. Сделать вид, что до сих пор пребывает в той полудреме, в которой провела все последнее время.
Медсестра осторожно заглянула в палату примерно десятью минутами позже. Оценила обстановку и тихо закрыла за собой дверь. К этому времени в ее памяти восстановилось кое-что из того, что произошло. Она смутно припомнила давящий на перепонки шум и сумасшедшую тряску, способную отделить душу и тело друг от друга. Потом яркие вспышки ламп. Жесткое ложе каталки и трещотку колес по бетонному полу. Бесконечно длинный полутемный коридор. Мерное гудение аппаратуры. Саднящую боль в локтевом сгибе от катетера... хотя нет, последнее уже не относилось к области воспоминаний - рука болела здесь и сейчас. Что еще?.. Медсестры в смешных шапочках, капельницы и... все. Остальное было укрыто плотным туманом. Над теми зонами мозга, которые отвечали за прочие воспоминания, отмечалась высокая облачность. Она даже не могла сказать, как ее зовут или сколько ей лет. Ничего. Чистый лист. Как будто до наводнившего ушные раковины гула и дикой вибрации ничего не было.
Пожалуй, над всем этим стоило серьезно подумать, однако сделать этого ей не дали. Дверь открылась, и в палату вошел мужчина в белоснежном халате. Произошло это так неожиданно, что она не успела снова притвориться спящей, так и осталась лежать с открытыми глазами. Правда доктора это совсем не удивило, как будто он и без того знал, что его пациентка пришла в себя. Откуда? Возможно, та медсестра оказалась достаточно прозорливой, чтобы распознать ее нехитрый обман? А может быть была какая-то другая причина? Может в палате стояли камеры наблюдения?.. В любом случае запираться дальше особого смысла не было, поэтому она широко распахнула глаза и приветственно улыбнулась гостю. А врач тем временем (высокий смуглый мужчина; очки в роговой оправе; аккуратная бородка, слегка посеребренная сединой) взял стул и подсел к ней поближе. Снял со спинки кровати планшет с приколотыми к нему листами бумаги, положил его себе на колени.
- Привет! - поздоровался он приятным чувственным баритоном. - Как вы себя чувствуете?
- Вы доктор? - вопросом на вопрос ответила она.
- Да, - протянул он руку для знакомства. - Извините, забыл представиться. Меня зовут Эральдо Кампос де Соуза. Можно просто - Эральдо.
- Значит я в больнице? - она слабо пожала предложенную руку.
- Точно так, - подтвердил врач и добавил: - В Центральном Госпитале Манауса.
- Манаус? Это что такое?
Эральдо Кампос недоуменно посмотрел на нее, не шутит ли?
- Город? - неуверенно предположила она. - И где он находится?..
Нет, видимо не шутит: - В Бразилии. Манаус находится в Бразилии. Это столица штата Амазонас, - ответил он. - А вы, значит, не помните, как здесь очутились?
- Где здесь? В Бразилии?
- Да.
- Нет, - она сжала кулаки так, что ногти впились в кожу. - Не помню.
- Та-а-ак, - певуче растянул гласные врач, - а что вообще можете вспомнить?
Она взглянула на него исподлобья. Не сразу, но все же ответила: - Последнее - это какой-то сильный шум, дикую тряску, потом вот эту палату. Больше ничего.
- Я-а-сно, - задумчиво протянул Эральдо Кампос, параллельно делая какие-то пометки в своих бумагах. - Может быть свое имя?.. Дом?.. Что-нибудь из детства? Родителей, например, домашних животных?..
Она отрицательно мотнула головой.
- Понятно! Можно? - он взял ее за запястье, прощупал пульс. Отсчитал положенные секунды, что-то прикинул и сделал пометку в записях. Затем оттянул ей правое веко и внимательно изучил роговицу глаза. Вновь погрузился в свои заметки, оставив ее мучиться незаданными вопросами. Так продолжалось с минуту, пока она, наконец, не выдержала: - Доктор, скажите, что со мной?..
- Эральдо, с вашего позволения, - мягко поправил ее врач, отрываясь от писанины. - С вами все будет хорошо, поверьте мне. Все будет хорошо! А потеря памяти, вещь вполне объяснимая, учитывая то, в каком состоянии вы к нам поступили.
- И в каком же?
- В крайне тяжелом. В критическом, - уточнил он. - Удивительно, что вы вообще выжили. Родились в рубашке должно быть.
- Доктор, пожалуйста... Эральдо... прощу, скажите, что со мной случилось!
- Это я хотел узнать от вас, моя дорогая, но видимо... да, поступили вы к нам в очень тяжелом состоянии. Кроме многочисленных гематом и повреждений внутренних органов, что по сути своей пустяки, мы обнаружили у вас контузию головного мозга. Закрытую черепно-мозговую травму средней тяжести.
- Это опасно? - мрачно поинтересовалась она.
- Да, - врач кивнул головой, - опасно. В крайних случаях может привести к развитию комы и... к летальному исходу. Но вам, я повторюсь, повезло.
- А память? Что с ней?
- Как я уже говорил, - доктор поправил очки, - потеря памяти в данном случае вещь вполне объяснимая. В вашем случае это спровоцированная органической травмой, так называемая диссоциативная амнезия, носящая ретроградный характер.
- А можно по-человечески... Эральдо?
- Прошу прощения, - врач улыбнулся в усы. - Диссоциативная амнезия - это один из видов диссоциативных расстройств, при котором человек утрачивает память на события в основном личного характера, вследствие перенесенного им стресса или, в вашем случае - травмы. Ретроградная - значит с утратой воспоминаний, произошедших до травмы. В особо тяжелых случаях возможна полная потеря памяти человека о своей личности и биографии.
- Так бывает? - спросила она и тут же поняла, что сморозила глупость. - Но ведь это лечится, доктор?
- Что именно?
- Память вернется? Ведь так?
-Давайте действовать поступательно, хорошо? Сначала мы подлатаем ваше тело, а потом займемся воспоминаниями. Если они, конечно, к тому времени сами не восстановятся.
- Черт возьми, доктор, но, я ведь даже не знаю, как меня зовут?
- И ничего страшного. Можете пока придумать себе новое имя, какое хотите. Это даже весело, не находите? - доктор задорно подмигнул ей. - И день рождения, кстати, тоже можно выбрать любой, и отпраздновать, а? Как вы на это смотрите?
- Да уж, можно, - не очень весело ответила она.
- Вот и славно, вот и договорились! О, кстати, - врач посмотрел на часы, - а мне уже пора.
- Что уже?
- Не волнуйтесь. Все нужно делать в меру. И получать информацию тоже. Обещаю, что забегу к вам завтра и мы еще поболтаем.
- Спасибо... Эральдо!
- Да не переживайте вы так, дорогая моя, поставим мы вас на ноги. И память тоже вернется. Главное в это верить и тогда все получится. А мы со своей стороны сделаем все, что в наших силах.
Он поднялся, убрал стул на место, а планшет с записями повесил назад на спинку кровати. Подойдя к двери, задержался: - Вы знаете, не хотел говорить раньше времени, но все-таки чувствую, что должен - когда вы будете готовы... там с вами хотела бы побеседовать полиция.
- Полиция?.. Со мной?.. Почему?
- Во-первых, из-за характера ваших травм: видимо вас били, возможно даже пытались убить. И, во-вторых...
- Что, доктор?..
- Я этого не рассказывал, но в вашей крови были обнаружены опиумные метаболиты.
- Что, простите?..
- Следы наркотиков.
- Неужели?
- Да. Вполне вероятно, что они попали в ваш организм против воли. Но это не могло не заинтересовать полицию, согласитесь? В общем у них есть к вам несколько вопросов. Правда, это позже, кода полностью восстановитесь, наберетесь сил. Я просто хотел заранее предупредить, чтобы вы были в курсе... ну ладно, пока что отдыхайте, а я загляну завтра утром.
И Эральдо Кампос де Соуза вышел, плотно притворив за собой дверь.
Полчаса спустя в палату зашла медсестра. Та самая. Ни слова не говоря, подошла к лежащей на больничной койке пациентке и принялась деловито менять капельницу. Ее ухоженные руки с длинными тонкими пальцами, увенчанными коралловыми пластинками ногтей сноровисто порхали, меняя резервуар с лекарством, настраивая каплемер, проверяя, хорошо ли закреплен катетер.
Она понаблюдала за ладной работой медсестры, а когда та закончила и уже собралась уходить придержала ее за полу халата: - Эй, послушайте!..
- Sim, senhora?[14] - белозубо улыбнулась та. - Que voce queria?[15]
- Вы меня понимаете?
- Си, сеньора.
- Говорите по-английски?
- Чуть-чуть, - соответствующим жестом она показала уровень владения языком.
- А зовут вас как?
- Мария, - представилась медсестра.
- Красивое имя.
- Обригада[16], сеньора, - вновь улыбнулась та. - Меня назвали так в честь Святой Марии Изильды де Кастро Рибейро.
- Простите, как вы сказали?
- О, сеньора не может знать. Мария Изильда де Кастро Рибейро очень почитается в Бразилии. Она жила когда-то очень давно. В прошлом веке. Она была просто маленькой девочкой. Болела лейкемией. Она умерла!
- Неужели?
- О да, сеньора, это правда. Журо пур Деус.[17] И она Святая. Говорят, она помогала людям, лечила их, даже после своей смерти. Си! Вы можете не верить, сеньора, но так говорят, а значит, так и было. Мне незачем вас обманывать.
- Так вы поэтому стали врачом, Мария? - поинтересовалась она.
- О, сеньора ошибается, - медсестра засмеялась. - Я не врач. Вот доктор Эральдо - да, он medico, а я только - enfermeira. Как это будет по-вашему?.. сестра, си?.. медицинская сестра.
- Не важно, - возразила она. - Зато вы все время рядом, ухаживаете за мной, а этот доктор...
- Нет, нет, сеньора, что вы, - испуганно залепетала Мария, - не нужно так. Доктор Эральдо очень хороший. Просто он всегда очень занят. А я... я обычная медсестра. С вашего позволения, сеньора, - она попыталась освободить полу халата, - мне уже нужно идти - еще очень много работы...
- Постойте, Мария, - она перехватила ее руку, - пожалуйста, еще минутку.
- Си, сеньора?
- Скажите... скажи, ты знаешь, как я сюда попала?
- А разве сеньора не помнит?
- В том то и дело. А доктор Эральдо... он ничего не говорит.
- Ну, я не знаю, - Мария смешалась, - вообще-то нам запрещено общаться с пациентами на такие темы...
- Пожалуйста, Мария, ради всего святого, - взмолилась она. - Обещаю, что никто не узнает об этом разговоре.
- Тише, сеньора, тише, вам нельзя так волноваться.
- Пожалуйста! - она сжала руку медсестры. Мария тоскливо посмотрела в сторону двери, потом перевела взгляд на свою подопечную: - Ну, хорошо, сеньора, я скажу.
Она присела на краешек койки, наклонилась как можно ближе к лицу пациентки и быстро-быстро зашептала: - Знаю я совсем немного. Кое-что из больничных слухов, да еще то, что крутят по телику. Об этом уже две недели твердят по всем каналам. С утра до ночи. В общем - сеньора одна из тех спасенных, которых нашли в джунглях.
- Что?..
- Да, сеньора. Пропавшие туристы из Америки. Семнадцать человек. Потерялись в джунглях. Их, наверное, дней десять искали, не меньше. Уже никакой надежды не было, что найдут, тем более живыми, а потом они вдруг нашлись. И их сразу же доставили сюда... на вертолетах, - гордо объявила медсестра.
- Неужели?
- Так и было, сеньора. Журо пур Деус. Я сама-то не видела, но говорят, что привезли их едва живыми. Потравились какой-то гадостью. А сеньора вообще без сознания была. Да к тому же еще живого места на ней не было. В общем с того света почитай достали. Санта Мариа салва э протеже![18] Вот и все, больше я ничего не знаю.
- А вещи, вещи какие-то были у меня?.. Документы?..
- Нет, ничего такого. Только одежда, да и та вся рваная, грязная. Сожгли мы ее.
- А остальные? Тех, кого спасли, что с ними?
- Да не волнуйтесь так, сеньора, хорошо все. Спасли всех до единого. Скоро уже выписывать будем.
- А увидеть... увидеть их можно?
- Нет, сеньора, нет, что вы, - всплеснула руками Мария. - Вам сейчас покой нужен, нельзя волноваться. Посещения строго настрого запрещены. К тому же доктор Эральдо пока не разрешал сеньоре подниматься с постели.
- Но мне нужно их увидеть, поговорить. Может тогда я что-нибудь вспомню!
- Нет, нет, нет, - окончательно разволновалась медсестра. - Сеньора не понимает - меня за это накажут. Нет, нет, я не могу. Вообще нельзя было всего этого говорить, нет.
- Никто не узнает, Мария, - воскликнула она.
- Тише, сеньора, тише, не надо так громко, - медсестра вскочила. - Простите, но мне, правда, пора. Много работы.
Медсестра буквально бросилась к выходу, однако взявшись за ручку двери, все же остановилась и обернулась: - Поправляйтесь скорее, сеньора!..
Она посмотрела Марии прямо в глаза и через силу улыбнулась: - Спасибо, я постараюсь...
Глава 4
- Ма-а-ам, а почему свечек четыре штуки?
- Четыре?.. Ну, так заведено, сынок, такая традиция.
- Но почему, мам, - не унимался ребенок, - почему четыре?
- Правда хочешь знать? - Эмили оторвалась от работы и внимательно посмотрела на мальчугана. Тот кивнул.
- Ладно, тогда слушай, - она вновь принялась закреплять основание свечи. - Венок Адвента[19] - это вообще-то главный рождественский атрибут...
- Атрибут? А что такое атрибут? - перебил ее Джерри.
- Атрибут?.. Ну, как тебе объяснить... это такой особый признак, даже... возможно... свойство какого-нибудь предмета, которое никак нельзя от этого самого предмета отделить. К примеру, вот... ну, что можно взять... ну, например снег. Вот какой он, как ты думаешь?
- Белый? - предположил Джерри.
- Правильно, а еще?
- Холодный?
- Точно, - Эмили погладила сына по голове. - Вот видишь, ты понял. Холодный и белый - это атрибуты снега. По ним ты не спутаешь его ни с чем другим. Ну если не считать мороженого, да?.. Вот. Но, знаешь, и сам снег может быть чьим-то атрибутом. Вернее атрибутом чего-нибудь. Вот скажи мне, когда идет снег?
- Ночью?
- Не обязательно, - засмеялась Эмили. - Я имела в виду время года, когда?
- А! - догадался мальчик. - Зимой.
- Верно. Значит снег - это атрибут зимы. И наоборот: атрибут лета - дождь.
- А там, где нет снега? Значит, там нет зимы? - спросил Джерри.
- Нет, почему? Она есть, но без снега. Просто снег - это для нас. В Африке, например, тоже бывает зима, но у нее свои атрибуты... понятно?
Мальчик задумался, а потом спросил: - А у конфет есть атрибуты?
- Конечно! Они же вкусные?.. Вот это их атрибут.
- А у меня?
- Что у тебя? - не поняла Эмили.
- У меня есть атрибут?
Она растерялась: - Я не знаю, малыш... как-то не думала об этом...
- А у тебя есть, даже два, - очень серьезно сказал ребенок.
- Правда? - удивилась она.
- Да! Ты добрая, - он загнул пальчик, - и еще красивая!
- Маленький мой, - Эмили обняла сына, зарылась лицом в его волосы, - сыночек. Я люблю тебя!
- И я тебя, мам!
- Ладно, - она с трудом оторвалась от густой шевелюры сына, - на чем мы там остановились?
- На атрибуте, - подсказал Джерри.
- Да, точно. Так вот, главный атрибут Рождества - это венок Адвента. Если ты его видишь у кого-нибудь дома - знай, что скоро придет Рождество. Есть много разных легенд, откуда он взялся, как появился впервые, но я расскажу тебе такую...
Эмили оставила почти законченный венок с вплетенными в него тремя высокими белыми свечами (еще одна лежала на столе) и повернулась к сыну.
- Когда-то давно, - начала она свой рассказ, - в одном из лютеранских приходов... приход - это такая община людей, которые приходят в храм или церковь... которая, кстати, называется приходской, а люди эти, соответственно - прихожане ... так вот, в одном из приходов в Германии... это такая страна далеко, далеко отсюда, за морем, вот... работали дети бедняков. Работали они за небольшое вознаграждение, выполняя самую простую работу. Убирали мусор, мыли полы, ну, в общем не важно... И вот чтобы скоротать долгие зимние вечера и сосчитать отработанные дни, они придумали вот что: взяли колесо от телеги... тогда машин еще не было, а люди ездили на таких деревянных повозках, запряженных лошадьми... вот... о чем это я?.. Ах, да! Взяли, значит, колесо, большой такой обод, и стали каждый вечер ставить на него по одной свечке. И так оказалось, что проработав до самого Рождества, в день праздника в их скромной комнате оказалось колесо с двадцатью восемью зажженными свечами. Причем маленькие отмечали будние дни, а четыре больших - воскресные. С тех пор так и повелось, что люди отмечают это время, как время ожидания Рождества или Адвент, зажигая при этом нужное количество свечей. Со временем, правда, от двадцати восьми ежедневных остались только четыре еженедельных, а тележное колесо... слава Богу оно не обратилось автомобильным... превратилось в венок из еловых веток. Ну... как то так.
- А елка с игрушками?
- Елка?.. О, это тоже традиция Адвента. Там же в Германии, только еще раньше, много-много раньше, в средневековье, во Фрайбурге - маленьком городишке, населенном исключительно пекарями - была такая забава: украшать деревья фруктами, орехами и булками, которые потом, в день Нового года, разрешалось съесть детям. Отсюда и пошло. Ну а елка - это и вовсе просто: что может быть приятнее, чем любоваться душистыми вечнозелеными ветками, напоминающими о тепле и лете, когда за окном тянутся скучные, безжизненные зимние месяцы?.. Такая вот легенда, сынок.
- Ма-а-ам, - зачарованно протянул Джерри, - откуда ты столько всего знаешь?
- Давно живу на свете, - усмехнулась Эмили. - А если честно, то из книг. Телевизор опять же. Ну и Интернет конечно.
Мальчик задумчиво посмотрел на лежащую на столе свечу: - А у нас никогда не было елки.
Сглотнув образовавшийся в горле ком, Эмили потянулась к сыну и привлекла его к себе. Обняла и поцеловала в лоб: - Милый, все теперь будет по-другому. Совсем по-другому.
Заглянула в карие, совсем не детские глаза, глаза ангела и прочла в них немой вопрос: "Правда?".
- Слово герл-скаута, - поклялась она священным скаутским знаком.[20]
- Ты что была скаутом мамочка? - неожиданно спросил Джерри.
- Ну, - она на секунду замялась, - как и все когда-то.
- А как это?! - загорелся мальчик. - Расскажи!
- Давай как-нибудь в следующий раз, ладно? - Эмили попыталась сменить тему. - И вообще у нас ведь есть еще не законченное дело, забыл?
Должно быть, она сказала это слишком резко, потому что ребенок вдруг как-то сразу сник и погрустнел.
- Эй, ты чего, обиделся что ли?
Джерри упрямо сжал губы, мотнул головой, но глаза его при этом подозрительно заблестели.
- Эй, малыш, не надо, не обижайся, - она попыталась исправить ситуацию. - Я обязательно все тебе расскажу, правда. Все-все, обещаю! У нас никогда не будет друг от друга никаких тайн! Веришь?
Мальчишка насуплено молчал.
- Ну, прости, - Эмили взлохматила ему волосы, - и не дуйся. Настоящие мужчины не должны обижаться на женщин, это не правильно. А ты ведь настоящий мужчина?
Джерри неуверенно кивнул, но она уже видела, что он оттаял.
- Вот видишь, - снова чмокнула сына в лоб, - а раз настоящий, тогда, не откажешь мне в одной маленькой просьбе?
- Конечно, - робкая улыбка осветила лицо малыша.
- Вот и отлично! Тогда давай сделаем так: оставим все это, - она кивнула на незаконченный еловый венок, - на завтра. А сейчас лучше пораньше ляжем спать, о'кей?
- Уже спать? - снова погрустнел Джерри.
- Милый, - попыталась она подбодрить его, - ты же знаешь, какой трудный день нам завтра предстоит? Помнишь, что мы обещали тете Дженни съездить с ней на ярмарку и купить рождественские подарки? Одной-то ей точно не справиться. Да и мне тоже. Ты должен нам помочь, идет?.. Кстати, знаешь, я тут хотела с тобой посоветоваться по одному вопросу. Как считаешь, будет хорошо, если Санта навестит твоих друзей из приюта и подарит им маленькие подарки?
- А разве он сможет? - искренне удивился Джерри.
- Почему нет? - Эмили пожала плечами. - Разве он раньше к вам не заглядывал?
- Нет.
- Правда? - в свою очередь удивилась Эмили. - А подарки?.. Тоже не было?
- Нет, - Джерри громко хлюпнул носом, - не было. Только вот в прошлом году... - смущенно замолчал он.
- Что? - она ободряюще улыбнулась. - Что было в прошлом году, сынок?.. Не бойся, скажи. Мы же договорились все друг другу рассказывать!
- Ну, тогда еще миссис Триша принесла большой вишневый пирог.
- Миссис Триша - это ваш воспитатель?
- Ну да, миссис Триша. Она хорошая. И пирог у нее был вкусный. А потом нам еще разрешили посмотреть телевизор. Там такие веселые мультики шли...
- Господи, - Эмили быстро отвернулась от сына, чтобы он не успел увидеть ее слезы. Но он понял ее движение по-своему.
- Что ты мамочка?! - порывисто обнял ее. - Ты не думай, твой пирог тоже вкусный. Я яблочный даже больше люблю.
Эмили повернулась к малышу и нежно прижала его к груди: - Родной мой! Милый, хороший! Мы все исправим! Теперь по-другому будет, совсем по-другому, обещаю!
Она вытерла слезы и улыбнулась: - Решено, завтра мы все вместе едем на ярмарку. Возьмем папу, тетю Дженни, Марвина. Да, знаешь... мне потребуется твоя помощь. Сам посуди: старик Санта он ведь уже не молодой, может и забыть что-то. Надо будет ему немного помочь с подарками, как считаешь?
- Конечно, мамочка, - лицо Джерри засияло.
- Вот и договорились! - она стерла остатки влаги со своей щеки. - Значит завтра. А теперь давай-ка чистить зубы, в пижаму и спать.
- А можно я еще с Марвином попрощаюсь?
- Хорошо, - разрешила Эмили, - только потом сразу в постель.
- А ты пожелаешь мне спокойной ночи?
- Конечно, родной.
- А историю, расскажешь какую-нибудь историю? - Джерри скорчил умильную физиономию.
- Исто-о-орию? - задумчиво протянула она. - Ну не знаю.
- Пожалуйста, мамочка, ты так здорово рассказываешь.
- Историю значит? Может лучше сказку почитаем?
- Не хочу сказку, - заупрямился Джерри. - Историю!
-Хорошо! - снова сдалась Эмили. - Я расскажу. Только смотри - ты сам этого захотел.
- Да, да, да! - обрадовался мальчишка.
- Ладно, котенок, - она шлепнула сына по попе, - а сейчас - быстро умываться!
Глава 5
- Сеньорита, тут такое дело, - Мария перешла на заговорщический шепот, - не знаю, как сказать...
Очередной день в больнице начался вполне привычно. Уколы, физио, водные процедуры, утренний прием пищи. Она уже практически свыклась с заведенным здесь распорядком. Стала даже получать удовольствие от его размеренности и этакой задокументированной предсказуемости. Безропотно принимала лекарства. Не ленилась на завтраках, съедая все положенные ей калории. Смиренно выполняла команды физиотерапевта. Старалась чаще вставать с постели и совершать хотя бы короткие прогулки. Сначала до входной двери, потом до скамейки, установленной в коридоре, еще дальше - до туалета. Каждый новый день прибавлял к ее променаду дополнительные пару шагов. В короткие же минуты отдыха она ложилась на кровать, брала в руки пульт и начинала щелкать кнопками - листать вложенные в телевизор каналы. Чаще всего при этом задерживалась на мультиках. На добрых, живых картинках, гортанно лопочущих по-португальски. Ни слова не понимая, она, однако, ловила особенный кайф, наблюдая за прыгающими по экрану мультяшками. Смотрела на их детские забавы, игрушечные ссоры и следующие за ними бурные примирения. Глядела и умилялась. А еще надеялась (и в этом состоял ее план), что заснувшая память всколыхнется, оживет, воспрянет, зацепившись за что-то знакомое, близкое, родом из детства... пока, правда, безрезультатно. Воспоминания спали, и сон их был на удивление крепок.
- Сеньорита, там это... - медсестра, ставшая за последние несколько дней для нее почти что родной, смущенно потупила глаза, - как бы сказать?..
- Что-то случилось, Мария?
- Нет, нет, сеньорита, ничего такого, просто...
- Да говори уже, что стряслось?
- В общем... там один из ваших, ну... как бы... хочет проведать сеньориту, - выдохнула наконец Мария.
- Что? - переспросила она.
- Вообще-то это против правил. Навещать могут только родственники, но ведь вы-то уже того... почти... - затараторила медсестра. - А раз так, то вроде и нарушения никакого нет, да? Тем более всего на пять минуточек? Да что ж я не человек что-ли?.. Понимаю, конечно. А он-то... он ведь извелся весь. Только и говорит о сеньорите: что она, как она?.. спрашивает, да спрашивает...
- Оу-оу, милая, погоди, постой - она попыталась прервать поток красноречия, льющийся из медсестры. - О чем это ты толкуешь, а?.. Обо мне что, кто-то спрашивал?..
Но остановить Марию было невозможно: - А что я ему должна сказать? Не знаю я что говорить. А он опять свое гнет - отведи да отведи к сеньорите... Я ему - не положено, а он - отведи и все тут... пута ки париу! Фода-сэ!..[21]
- Эй, - она больно ущипнула медсестру за руку, - стоп!.. Давай-ка по порядку: кто - он? И что спрашивал?
- Так я же и говорю - он, то есть жених ваш, - Мария потерла предплечье.
- Кто? - у нее перехватило дыхание.
- Жених, - уже не так уверенно повторила медсестра.
- Мой... жених?
- Си, - кивнула Мария.
- Откуда ты это взяла?
- Так он сам так сказал, сеньорита. Волнуется очень, извелся весь, вот я и подумала, что надо бы вас свести. Родственникам-то ведь разрешается, а вы... того, почти... - медсестра снова завела ту же пластинку.
- Так ты поэтому называешь меня сеньоритой? - догадалась она.
- О, сеньорита, дэшкулпэ.[22] Я не знала, что вы... как это... не замужем. Прошу - простите меня!
- Ничего, Мария, ничего, - она печально улыбнулась. - Я и сама об этом не знала... еще минуту назад.
- Сеньорита, простите мне мою глупость, - молитвенно сложила руки Мария.
- Брось! - успокоила она медсестру. - Лучше расскажи мне - какой он?
- О! - глаза медсестры снова загорелись. - Сеньорите повезло: он такой красавчик! Она прищелкнула языком: - Высокий такой! Видный! И очень переживает за сеньориту... си, очень переживает!
- А ты сказала ему, что я ... ну, ничего не помню?
- Пришлось. Он так интересовался здоровьем сеньориты, просто к стенке припер... простите, я сделала что-то не так?
- Нет, нет, Мария, - она приподнялась на постели, аккуратно села, - ты все сделала правильно.
- Так что мне ему ответить? - после небольшой паузы уточнила Мария.
- Что ответить? - задумчиво переспросила она. Поправила волосы: - Скажи, я нормально выгляжу?
- О, - расплылась в улыбке медсестра, - сеньорита не должна переживать - она прекрасно выглядит!
- Правда?
Вместо ответа Мария подняла вверх большой палец.
- Ладно, дай мне пять минут и... можешь его вести.
- Си, сеньорита, - поднялась медсестра. Но перед тем как выйти еще на секунду задержалась, белозубо улыбнулась и вновь подняла вверх большой палец: - Магнификамэнтэ![23]
Мария не обманула - он и вправду оказался огромного роста. Зашел, и в палате сразу стало немного тесно. "Симпатичный!" - подумала она, взглянув на него в первый раз. В первый, потому что ничто, совершенно ничто не говорила ей о том, что она знает этого человека. Широкоплечего молодого парня, с коротким темным ежиком волос на голове, и пронзительным взглядом больших карих глаз. Ее жениха.
Перешагнув порог, он немного замешкался, прикрывая за собой дверь. Потом неуклюже развернулся и спиной случайно задел полку, висящую на стене, при этом чуть было не оборвав ее. Книги и открытки, стоящие на ней дождем посыпались на пол. Он тут же бросился их поднимать и ставить обратно на парящую в воздухе деревянную поверхность.
- Эй... - окликнула она его.
Сидя на корточках, он повернул к ней свое мужественное лицо, на котором сейчас яркими красками было нарисовано смущение.
Она покачала головой: - Не надо!
Он поднялся, машинально отряхнул колени и, следуя ее молчаливому приглашению, присел на краешек постели. Повисла напряженная пауза. Чтобы снять возникшую неловкость, она первая протянула руку: - Привет!
- Привет, - ее пальцы утонули в его ладони. - Как ты?
- Понемногу прихожу в себя, - она попыталась изобразить бодрость. - Как у тебя?
- Я в порядке, - голос его слегка дрожал. Должно быть от волнения. - Что врачи говорят?
- Говорят - жить буду, - весело улыбнулась она.
- Отлично, а... - он осекся, не зная как спросить, но она итак поняла, что он хочет узнать: - Память?.. Нет, пока нет... но это хорошо, что ты зашел, может быть так... что-то получится вспомнить.
- Конечно, - обрадовался он, - я помогу. Да, чуть не забыл - он запустил руку в карман больничной куртки, в которую был одет, и извлек на свет большое красное яблоко.
- Это тебе, - смущенно протянул ей.
- Мне?
- Витамины, - кивнул он. - Думаю, тебе будет полезно.
- Спасибо! - она с неожиданной для самой себя радостью приняла угощение. Вдохнула его теплый аромат, сладкий, слегка дурманящий запах: - Спасибо!
- Да брось, - он махнул рукой. - Это так - мелочь.
- Нет, не мелочь, - прежде чем положить яблоко на тумбочку она еще раз с удовольствием вдохнула в себя свежесть спелого фрукта: - Совсем не мелочь.
- Хотел принести что-нибудь посущественнее, но это единственное, что удалось добыть, - он весело усмехнулся. - Продукты здесь стерегут почище, чем в тюремной столовой.
- Ты что был в тюрьме? - засмеялась она, окончательно снимая напряжение в разговоре.
- Ха-ха-ха, - он тоже захохотал, зараженный ее весельем. - Нечего сказать - поймала. Один - ноль в твою пользу, Эмили.
Ее смех оборвался на самой высокой ноте: - Как ты сказал?.. Эмили? Это мое имя? Так меня зовут?..
- Да, прости, - он густо покраснел, - я как-то не подумал... тебя зовут Эмили. А я Джон.
- Эмили! - она покатала во рту сочетание букв: - Эмили!
Ну же, вспоминай. Э-ми-ли! Должно же быть что-то еще кроме этой стерильной палаты и бесконечных капельниц. Ну, давай, Эмили!..
- А фамилия?..
- Надеюсь, что скоро станет - Лоусон.
- Значит, мы правда хотели пожениться?..
- Я все еще хочу!
- А здесь?.. Как мы здесь оказались?
- В Бразилии?.. Это было наше свадебное путешествие. Ну, точнее не совсем свадебное, а как бы... перед торжеством. Ты сама так захотела. Оторваться от цивилизации, проверить чувства и все такое...
- Я сама?
- Ну да. Эмили, - он накрыл ее ладонь своей, - ты что, правда, совсем ничего не помнишь?
- А дом, у нас ведь есть дом?
- Конечно. Мы живем в Огдене. Небольшой такой городишко в Юте. Чуть севернее Солт-Лейк-Сити.
- Ясно. А собака, собака есть?
- Нет, но мы подумываем над тем, чтобы завести лабрадора.
- А родители? Мои родители живы?.. Мы общаемся? Где они живут?.. Расскажи, расскажи мне все, я хочу знать... я ведь работаю? У меня есть профессия?.. А дети, у нас есть дети?..
- Эмми, постой, постой, не так быстро.
- Джон, прошу, расскажи мне. Расскажи как можно больше.
- Хорошо, хорошо, только не волнуйся. Конечно, я все тебе расскажу, - согласился он. - Детей нет, но ты всегда говорила, что...
Договорить он не успел, потому что в этот самый момент дверь в палату с шумом открылась, и в палату вошел смуглый мужчина в белоснежном халате и роговых очках. Увидев царящий на полу беспорядок Эральдо Кампос де Соуза удивленно поднял одну бровь, а заметив в комнате постороннего, вздернул и вторую. Но она поспешила его успокоить: - Здравствуйте доктор. Познакомьтесь - это Джон. Джон, это мой лечащий врач - доктор Эральдо Кампос де Соуза.
- Можно просто - Эральдо, - протянул руку врач. Джон поднялся и они скрепили знакомство крепким рукопожатием.
- По-моему я вас уже где-то видел, молодой человек, - доктор Эральдо наморщил лоб, пытаясь что-то припомнить. - Кажется в палате общей терапии?
- Да, точно.
- А что тогда, позвольте спросить, вы делаете здесь? - поинтересовался он.
- Это мой жених, доктор, - вступилась за Джона Эмили. - Он зашел меня навестить.
- Вот оно что. Ну что же, может быть так даже лучше, - доктор смягчил тон. - Давайте-ка присядем, у меня есть для вас новости.
- Хорошие? - спросила Эмили.
- Да, и такие тоже.
Она посмотрела на Джона, но тот только пожал плечами. Сел обратно на постель, взял ее ладонь. Руки у него были горячие и слегка влажные.
- Так что там, доктор? - неторопливо спросила она.
Но Эральдо Кампос де Соуза не стал торопиться. Сначала он взял стул и пододвинул его к кровати. Удобно расположился в нем. Достал из кармана платок, снял очки и тщательно их протер. Посмотрел сквозь линзы на свет и, видимо удовлетворившись результатом, водрузил очки на прежнее место. Аккуратно сложил платок и убрал его обратно в карман.
- В общем, как я уже сказал, у меня есть для вас новости. Начнем, пожалуй, с хороших?.. О'кей. Рад сообщить, что вы идете на поправку, и скоро мы будем вынуждены вас отпустить.
- Так это же замечательно, доктор, - облегченно выдохнула Эмили. Она бросила взгляд на Джона, но все внимание того было приковано к врачу.
- Согласен, - доктор Эральдо кивнул. - Ваш организм оказался достаточно крепким, да к тому же помощь подоспела как нельзя вовремя. Поэтому обещаю вам, что в самое ближайшее время вы нас покинете. И что немаловажно - сделаете это сами, без посторонней помощи.
- Доктор Эральдо, - она не смогла скрыть радости, - скажите, как я могу отблагодарить вас? Могу я что-нибудь сделать?
- За что отблагодарить? - врач искренне удивился. - Бросьте, это ведь моя работа.
- И все же?
- Нет, нет, правда, не стоит. К тому же, - он вновь посерьезнел, - это еще не все. Есть и пара не совсем приятных моментов.
- Каких? - снова напряглась она.
- Во-первых, ваша память, - он развел руками, - она... боюсь, что все оказалось несколько серьезней, чем мы изначально предполагали.
- Что это значит, доктор?
- Прошу понять меня правильно, сейчас трудно сказать что-то определенное, но... прогноз не совсем благоприятный.
- Хотите сказать, что память не вернется? - догадалась она.
- Я бы не был столь категоричен в оценке, однако, - врач на секунду замялся, - скажем так: не стоит рассчитывать на то, что воспоминания восстановятся в ближайшее время.
- Сколько, доктор? - она хотела определенности. - Неделя, месяц?..
- Мне сложно ответить на ваш вопрос. Возможно, я повторяю, возможно, при соответствующей терапии и фармподдержке можно будет добиться определенного прогресса в течение года... может быть двух. Точнее определить не смогу. Да и никто не сможет.
- Два года? - задохнулась она.
- В лучшем случае, - кивнул врач.
- Но почему, доктор, почему? Вы же говорили, что обычно это длится... ну, несколько дней.
Она впилась в его лицо взглядом, пытаясь понять, не шутит ли он так, но Эральдо Кампос де Соуза был предельно серьезен.
- Обычно - да, - сказал он, - но в вашем случае все несколько сложнее. Оказались задеты области мозга, отвечающие за долговременную память. Их восстановление потребует значительного времени и усилий. Конечно, есть еще такое понятие, как шоковая терапия... лечение стрессом, так сказать. Порой сильные эмоциональные переживания способны пробудить память, но... в общем - в вашем случае я бы не рекомендовал. Лучше воспользоваться традиционными методами терапии. Пусть медленно, зато верно.
Услышав это, она обреченно откинулась на подушку и закрыла глаза. Два года! Целых два года! Дерьмо! На душе вдруг стало паршиво. Захотелось заплакать, но она лишь прикусила губу. А что если? Разбежаться и... головой в стену. Клин, как говорится, клином.
- Милая, с тобой все хорошо? - голос Джона вклинился в ее сознание.
Джон! Как же она забыла? Дура, беспросветная дура. У нее ведь теперь есть Джон. Он хочет жениться на ней. Хочет быть рядом. Значит... не все так плохо. Вместе они справятся, обязательно справятся. Эмили открыла глаза и улыбнулась ему: "Все нормально!". Потом повернула голову к врачу: - Доктор, кажется, вы говорили про ПАРУ неприятных моментов? Значит, есть что-то еще?
- Да, - кивнул врач. - Есть еще одно обстоятельство, о котором я обязан вам сказать.
- Выкладывайте, доктор, - Эмили с вызовом посмотрела на врача, - я уже ко всему готова.
- Хорошо, не буду тянуть. Знаете, это не на сто процентов, конечно, такую точность может дать только Господь Бог, но... в силу полученных вами повреждений... в общем велика вероятность того, что вы не сможете иметь детей...
Глава 6
Голова болела так сильно, что казалось еще немного и она просто лопнет. Не помогали ни обезболивающие, ни намоченное в холодной воде полотенце, ни мягкая подушка под шею. Эмили выпила третью подряд таблетку аспирина и уронила пустую тубу на пол. Пустой пузырек тут же закатился под диван. "Блин!" - она устало прикрыла глаза. Хорошо еще, что муж не видит ее такой. Еще утром, прихватив с собой свою младшую сестру и Джерри, он на весь уикенд уехал в Каньонлендс.[24] Джон давно обещал показать сыну каменную арку Меза, "Остров в небе"[25], "Лабиринт" и, конечно же, знаменитый Upheaval Dome - "Перевернутый Купол" - наверное, один из самых необычных метеоритных кратеров на Земле. Обещал-то давно, но сложилось вот только сейчас.
Конечно, она тоже должна была ехать с ними, тем более что путешествие обещало быть интересным, если бы не... Марвин. С утренней прогулки лабрадор вернулся прихрамывая. Пришлось срочно везти его в лечебницу, где она сначала битых два часа просидела в рычаще-скулящей очереди, а потом еще минут сорок ждала, пока из лапы пса извлекут занозу, обработают и перебинтуют рану. Домой они вернулись уже ближе к вечеру: измотанные, голодные и злые. Марвин - на врача, сделавшего ему больно. Она - на судьбу, лишившую ее возможности провести выходные с семьей. В это самое время Джон уже, наверное, любовался каньонами.
Дома они молча поужинали, после чего лабрадор куда-то сразу исчез - видимо все же чувствовал за собой определенную вину. А ее вдруг неожиданно свалил приступ головной боли, да такой сильный, что даже лекарство оказалось против него бессильно. Конечно, она понимала, что не стоит с этим шутить. Нужно было собраться с силами, встать и ехать в больницу. Еще лучше плюнуть на возможное количество нулей в счете и вызвать врача на дом. Но сегодняшний день уже принес ей столько белых халатов, что выдержать еще один было выше ее сил. Просто мигрень разыгралась, попробовала она убедить себя, скоро пройдет. Надо просто чем-то отвлечься до того момента, как подействует аспирин. Должен же он, в конце концов, когда-то подействовать?!
Эмили осторожно оторвала голову от подушки. Мир закачался, но устоял. Аккуратно, избегая резких движений, поднялась и, опираясь (там, где возможно) на мебель, пошла в кухню. Вернее медленно и осторожно поплыла, как человек несущий перед собой чашку с водой. С той лишь разницей, что вместо полной до краев посудины была ее собственная голова, а вместо воды - боль.
Добравшись до кухни, она опоясалась фартуком и начала уборку: загрузила в посудомойку грязные тарелки, забросила в отсек таблетку моющего средства и запустила программу. Бумажным полотенцем протерла стол, уничтожив следы недавнего ужина. На глаз оценила чистоту пола и нашла ее недостаточной. Прошлась по нему шваброй. Все это она делала на автомате, не задумываясь над порядком производимых действий. При этом мыслями своими была далеко. Где-то среди скальных шпилей, красно-белых полосатых песчаников и пещер Каньонлендса. В самом сердце его футуристических пейзажей. А если еще точнее, то рядом со своей семьей. Иногда, правда она возвращалась к действительности и тогда прислушивалась к себе, проверяя, не ушла ли боль? Но та все никак не хотела отступать, хотя и стала (кажется?) чуточку тише. Нет, правда! Видимо аспирин все же начал действовать. А может и трудотерапия оказала свое целительное действие. В любом случае успех следовало закрепить, и значит нужно было двигаться в том же направлении, то есть попросту продолжать прибираться. Вот только на кухне делать было больше абсолютно нечего. Она еще раз критически осмотрелась - полный порядок. Разве что... в конце концов, пес же не виноват, что все так получилось. Ко всему он тоже пострадал. Она налила воды в миску Марвина, насыпала корма. После взяла наизготовку рулон с бумажными полотенцами, флакон с моющим средством и отправилась изгонять из дома грязь.
Очередной приступ скрутил ее где-то в районе спальни. Причем сделал это коварно, без объявления войны. Подкараулил и внезапно напал в тот самый момент, когда впору уже было праздновать победу. Она тихо ойкнула, привалилась к стене и с глухим стоном медленно сползла на пол. Распласталась на нем морской звездой и так замерла, вздрагивая всем телом от накатывающих волн пронзительной боли.
Трудно сказать, сколько времени она провела в таком положении. Минуты утратили свое истинное значение, оставшись за бортом восприятия. Их заменили удары сердца, гудящим набатом отдающиеся в висках. Десять, двадцать, сто упругих толчков, сокращений мышцы, не ведающей что такое покой. Потом ей вдруг неожиданно стало легче. Как будто кто-то там, наверху, наконец, сжалился и решил прекратить ее мучения. Конечно, не столь радикально, как об этом принято думать, но более милосердно: даровав ей короткую передышку. И заодно подселив в ее вмиг просветлевшую голову одну важную мысль.
Эмили вспомнила, что когда они с мужем перетаскивали мебель из будущей комнаты Джерри, то в подвале, среди россыпи всевозможных вещей она видела (ну точно же!) аптечку. Подумала еще тогда: "Зачем она здесь?". Хотя, зная Джона с его запасливостью... по всей видимости так было нужно. Зато теперь это могло ей помочь. Оставалось только спуститься в подвал и найти коробку с лекарствами. Всего дел-то!
Воспользовавшись периодом затишья, ниспосланным ей небесами, она быстро поднялась и отправилась в подвал. Там, еще раз поразившись рачительности своего супруга, среди гор инструментов и всевозможных хитрых приспособлений живо отыскала маленькую белую коробочку с красным крестом на крышке. Открыла ее и принялась изучать содержимое. Однако ничего путного в ней не оказалось. Аптечка была доверху набита каким-то мусором: старыми, с просроченным сроком действия упаковками лекарств, пустыми мятыми блистерами и облезлыми пластиковыми катушками из под лейкопластыря.
"Черт!" - Эмили в сердцах отшвырнула коробку. Та ударилась об пол и разлетелась серебристыми осколками подложек. "Дерьмо!" - она снова выругалась, теперь уже глядя на дело рук своих. Джон ужасно не любил, когда трогали его личные вещи, пускай даже речь шла о заросшей плесенью, никому не нужной аптечке. "Придется теперь и здесь прибираться", - подумала она. Обреченно опустилась на колени и начала сгребать, засовывать обратно вывалившиеся из протухшего брюха коробки внутренности. Принялась заметать следы.
Она уже заканчивала, когда в руки ей попался некий предмет, явно не из аптечного набора. И все же, Эмили была абсолютно в том уверена, выпал он именно из коробки. Больше просто неоткуда. Это была миниатюрная кассета в виде пластикового цилиндра с торчащим из нее хвостиком фотопленки. Что она делала в старом, разваливающемся ящике с лекарствами? Как туда попала? И самое главное - что было на ней, на этой пленке?.. Одному Богу известно.
Эмили вдруг стало любопытно. Настолько, что она на несколько мгновений забыла о головной боли. Воровато оглянувшись по сторонам, хотя кроме нее в подвале никого не было, она быстро сунула кассету в карман. Поспешно собрала остатки раскиданных по полу упаковок и запихала их в аптечку. Поднялась... и тут ее накрыла новая волна боли. Голова загудела, точно потревоженный колокол. Перед глазами залетали крупные мухи, а уши заложило ватой. Мысли о пленке тут же испарились, осталось только одно желание - поскорее добраться до кровати и лечь. Кое-как Эмили выбралась из подвала и доковыляла до гостиной, где без сил рухнула на диван...
О кассете она вспомнила только на следующий день, когда заметила, как Марви весело гоняет по полу пустую тубу из под аспирина. Нехитрая ассоциативная цепочка сложилась сама собой и через секунду вернула ее к событиям дня вчерашнего, а точнее к пленке и оставшимся без ответа вопросам. Эмили, не привыкшая откладывать дела в долгий ящик, тут же собралась, велела Марвину дожидаться ее возвращения и пошла искать ближайшую фотомастерскую. Заказать печать снимков через Интернет, как они с Джоном обычно и делали, ей даже в голову не пришло. Случай был не тот.
В фотомастерской, куда она зашла, заправлял потрепанного вида молодой человек, в линялой футболке с надписью "I'm a fan of his work"[26] и застиранных до дыр джинсах. Неряшливый образ дополняли плохо выбритый подбородок, забранные в хвост сальные волосы и пребывающие в постоянном движении челюсти: парень ни на миг не переставал жевать жвачку. При всем при этом он успевал делать все. Вообще, как отметила про себя Эмили, в мастерской юноша был един во всех лицах: стоял за кассой, консультировал посетителей, принимал у них заказы и выдавал уже готовые. Судя по всему, фотографии делал тоже он, о чем, кстати, недвусмысленно намекала и надпись на майке. Поначалу ее это даже смутило. Заставило усомниться в профессионализме. Слишком уж контрастировал внешний вид парня со столь широким полем деятельности. Однако немного понаблюдав за его работой, Эмили все же решила остаться. К тому же искать другую мастерскую без машины было крайне проблематично. Да и честно говоря лень.
Приняв от нее кассету, молодой Джордж Истман[27] внимательно ее изучил.
- Сто тридцать пятая? - спросил он.
- Что, простите? - не поняла Эмили.
- Я говорю, где вы взяли такую древность? Раритет!
- А, да! - наконец поняла она. - Но напечатать-то вы сможете?
- А то! - парень бодро кивнул.
- И сколько это будет стоить?
Юный бизнесмен, прежде чем ответить, подвигал челюстями. Видимо работа мозга у него была строго синхронизирована с жевательным процессом. Потом выдал: - Сотню!
- Сотню? Сотню чего, долларов?
- Ага!
- Вы с ума сошли что-ли, почему так дорого?
- Нормуль! - на лице парня не дрогнул ни один мускул.
- Но вот же у вас в прайсе написано, - Эмили ткнула в нужную строчку, - печать пяти фото - десять долларов. И это включая доставку.
- Написано, да! - продавец продолжил меланхолично жевать жвачку. - Только это для печати с цифровых носителей, и к тому же без обработки, а у вас что?
- Что? - переспросила она.
- Пленка. Эксклюзив! - он выдул большой пузырь.
- Давайте хотя бы за пятьдесят, - она попробовала торговаться.
- Неа!
- Семьдесят...
- Послушайте, - юноша метко выплюнул жвачку в ведро, - я все прикинул. Пленка - это раз! - он начал загибать пальцы. - Тридцать шесть кадров - это два... потом цветной негатив... процесс С-41... цветная проявка, отбеливание, фиксирование, стабилизация... температура, не ниже тридцати девяти, - он показал Эмили сжатый кулак, - видите? Короче - сотня! И поверьте - дешевле никто не сделает.
- Хорошо, - не выдержала Эмили, - сто, так сто.
- Будете заказывать?
- Буду, - подтвердила она.
- О'кей, - парень ловко упаковал пленку в бумажный пакет, взял ручку: - Имя, адрес доставки?..
- Я заберу сама.
- Дело ваше, - он что-то черканул на лицевой стороне пакета. - Готовность - десять дней.
- Десять? - опешила Эмили. - А быстрее никак?
- За срочность дороже.
- Сколько? - бросила она резко.
- Двести и можете подруливать через три дня.
- Мне нужно сегодня! Сейчас!
- Я не волшебник, - только пожал плечами парень.
- Плачу триста, - Эмили с вызовом посмотрела ему прямо в глаза.
- О, да вы умеете торговаться! - в голосе юноши мелькнуло нечто похожее на уважение. - Двести пятьдесят и будет готово к завтрашнему утру. Извините, но быстрее никак.
- По рукам, - она достала кошелек. - Надеюсь, кредитки принимаете?
- А то! - он кивнул.
- Качество-то хоть обещаете? - напоследок съязвила она.
- Сделаем в лучшем виде! - улыбнулся юный коммерсант и задорно ей подмигнул.
В суете и домашних хлопотах прошел остаток дня. Она готовилась встречать родных: готовила ужин, прибиралась, накрывала на стол. Ближе к вечеру за окном, наконец, раздался скрип шин. Эмили выглянула на улицу: муж и сын медленно вылезали из машины. Вид у обоих был усталый, но весьма и весьма довольный. А потом было семейное застолье, сдобренное бокалом вина и хорошим рассказом. Джерри просто светился от счастья. Все никак не мог усидеть за столом, постоянно норовил из-за него выскочить. Порывался обнять то ее, то Марвина. Видно было, что соскучился.
К концу ужина сил ни у кого уже не осталось, поэтому лечь спать решили пораньше. Она уложила сына в кровать, пожелав ему спокойной ночи. Поцеловала на прощанье в лоб. Сама тоже сразу же легла, но долго еще не могла заснуть. Смутная тревога терзала душу и все никак не могла вылиться во что-то ясное и понятное. Заснула только глубокой ночью. А утром, едва позавтракав, под благовидным предлогом отпросилась у родственников и поехала в фотомастерскую.
Сама не понимая почему, но Эмили сильно нервничала. На душе скребли кошки.
Эпилог
- Да уж, - Кэролайн Трибунски задумчиво покрутила в руках бумажный стаканчик coffee-to-go[28], - интересные вещи вы рассказываете Эмили. Очень интересные.
Она допила остатки кофе и аккуратно поставила опустевшую емкость на столик. Затем пристально посмотрела на молодую женщину: - И что прикажете мне со всем этим делать? По факту я должна заявить в полицию.
Эмили оторвала взгляд от веселых цыплят[29], ехидно улыбающихся ей со стенки стакана: - Доктор, вы же обещали.
- Да, обещала, - психолог недовольно поморщилась. - Вот только тогда я еще не знала о чем пойдет речь.
- Кэролайн, - в голосе Эмили прорезались умоляющие нотки. - А как же врачебная тайна? Вы говорили, что никому не можете рассказать без моего согласия. Ни полиции, ни даже семье.
- Хорошо, хорошо, - Кэролайн снова поморщилась. - Все останется строго между нами. Однако я не совсем понимаю, причем здесь я? От меня-то вы чего хотите?
- Помощи, доктор. Просто помощи. К несчастью кроме вас мне не к кому обратиться.
- Но что я могу? - изумилась психолог. - Выправить вам документы? Переправить через границу? Что?.. Вы меня удивляете, Эмили. Вам надо идти в полицию, там помогут. Причем идти как можно скорее. Прямо сейчас.
Эмили испуганно оглянулась по сторонам. Ей показалось, что последние слова психолога слышало все заведение. Да что там - даже люди на улице. Но нет. Немногочисленные в этот ранний час посетители фаст-фуда мирно изучали содержимое своих тарелок, не обращая на сидящих за отдельным столиком женщин ровным счетом никакого внимания.
- Тише, доктор, умоляю вас, говорите тише. Нет, в полицию я не пойду. Это исключено. Я не хочу, чтобы Джона посадили.
- После всего, что он сделал?
- Вы не понимаете, доктор...
- Так объясните.
- Тюрьма - это слишком просто. Нет, он должен остаться на свободе. Должен жить. Жить с мыслью о том, что он потерял и что еще может потерять. В любой момент может. Хочу, чтобы он мучился, чтобы... боялся.
- Все дело в Джерри, верно?! - догадалась психолог.
Эмили пристально посмотрела на Кэролайн и... кивнула: - Не хочу, чтобы его у меня отобрали.
- Ясно. Кстати, где он сейчас?
- Я сняла для нас небольшую квартиру на окраине.
- Надеюсь, он там не один? - уточнила психолог.
- С ним Тереза, - успокоила ее Эмили, но заметив непонимание во взгляде собеседницы, пояснила: - Бэбиситтер.[30]
- Бэбиситтер... что ж, понятно. Ладно, Эмили... или теперь мне нужно звать вас по-другому?..
- Да, доктор. Меня зовут Клои. Клои Ривз! Но вы можете звать меня по-старому, так будет проще.
- Что ж... Эмили... в полицию, значит, вы не пойдете. Ясно... да... хотела спросить вас еще вот о чем: вы никогда не задумывались, почему так получилось?.. Почему Джон представился вашим женихом и потом... ну, жил рядом с вами все это время?
- Почему?.. - Эмили хотела уже ответить что-нибудь резкое, но осеклась. Задумчиво посмотрела на Кэролайн. Медленно взяла стакан с колой, сделала большой глоток. Потом обвела взглядом уютный зал Лос Полос Херманос. Пробежалась взором по деревянным скамейкам с мягкими синими сиденьями и разноцветными спинками. Задержалась на массивной стойке, выполненной все в тех же корпоративных цветах - синий низ, красный верх. На жалюзи цвета сапфира. На алых абажурах ламп, висящих над столиками. Скользнула по тонким фигуркам девочек-официанток в одинаковых оранжевых футболках и карминовых передниках. Зацепилась за рекламный плакат, висящий рядом с выходом. Огромная тарелка, полная аппетитных куриных ножек, дымилась пряным ароматом, в белых облаках которого витало короткое: "Open Wide!".[31] Внутренне усмехнулась - реклама "Братьев цыплят" никогда не отличалась утонченностью. Но готовили здесь действительно вкусно. Они с Джоном любили сюда заглянуть. Когда-то.
- Почему?.. Не знаю... возможно, так ему проще было меня контролировать.
- А может быть все не так? Может он действительно вас любит? Такая мысль не приходила в голову?
- И что вы предлагаете, доктор? Сделать вид, что ничего не было? Или снова все забыть? Тогда помогите - ударьте меня по голове, чтобы мир снова стал простым и понятным. Черно-белым.
Кэролайн вскинула руки вверх: - Оу-оу, Эмили! Стойте. Ничего такого я не предлагаю. Просто размышляю вслух... стараюсь понять.
- И как, получается?
- Ну я, по крайней мере, пытаюсь. Вот Джерри, например. Почему вы выбрали именно его, не задумывались?.. Мне кажется, что совсем не случайно.
- В смысле? - недоуменно переспросила Эмили.
- Ну, Джерри, понимаете?.. Полное имя - Джервис. Вы сказали, что так звали вашего помощника, верно?
- Нет, - возразила Эмили, - то есть да, конечно. Но - нет. Причем тут вообще имя? Это просто совпадение.
- Может да, а возможно... возможно ваше подсознание пыталось что-то подсказать?
- Я выбрала его не из-за имени, - упрямо повторила Эмили.
- А почему тогда?
- Он мне понравился. Если хотите - сердце подсказало. Да и вообще - какая теперь разница? Давайте оставим эту тему, о'кей? Я просто хочу, чтобы Джерри был со мной!
- Хорошо, хорошо. Я поняла, - Кэролайн примирительно подняла руки. - Знаю, как вы привязались к мальчику. Да и он к вам. Но... что вы намерены делать? И какой помощи ждете от меня? Разве я могу помочь?..
- Только вы и можете, доктор.
- Не понимаю, - покачала головой Кэролайн.
- Я хочу уехать отсюда. Вместе с сыном. Уехать как можно дальше. Но боюсь, что органы опеки не дадут мне этого сделать... если, конечно, вы не поможете.
- Значит, вы хотите сбежать, я правильно поняла? - Кэролайн опасно прищурилась. - А меня просите прикрыть ваш побег? Стать, по сути, соучастницей?
- Не сбежать, нет, просто переехать.
- Переехать, - психолог мрачно усмехнулась. - Эмили, вы хоть понимаете, что это не законно? Если в органах опеки узнают, у вас не только отберут ребенка... так и в тюрьму недолго угодить.
- Но они ведь не узнают, если вы не скажете, верно?..
- Не все так просто, - возразила Кэролайн. - Существуют различные проверки. Контрольные посещения, которые периодически проводятся...
- Кэролайн, - Эмили не дала ей договорить, - пожалуйста, помогите мне! Прошу! Ведь должны быть какие-то способы...
- Черт возьми, Эмили, то о чем вы просите - это незаконно!
- Пожалуйста, Кэролайн, - взмолилась Эмили, - ради Джерри!.. Пожалуйста.
Кэролайн не выдержала и отвела взгляд. Нервно схватила свою сумочку и принялась что-то лихорадочно в ней искать. Извлекла на свет непочатую пачку "Vogue" ("Легкие, как перышко!", не к месту вспомнила Эмили) и попыталась вскрыть упаковку. Руки у нее при этом заметно дрожали. Не справившись, бросила сигареты обратно в сумку. Попросила: - Закажите еще кофе, этот закончился!
Пока готовили заказ они молча сидели, думая каждая о своем. Тишина стояла такая, что, казалось, можно было услышать, как тает мороженое в креманке у малыша, сидящего в другом конце зала. Наконец принесли кофе.
- Меня могут лишить лицензии и тогда я потеряю работу, - сказала Кэролайн, как только официантка отошла от их столика на достаточное расстояние. - Единственное, что умею делать.
Эмили молча кивнула. Что она могла возразить на это?
- А что Джон? - вдруг совсем невпопад спросила психолог.
- А что Джон?
- С ним не будет проблем?
- Исключено.
- Уверены?
- Поверьте, у меня есть аргументы, чтобы убедить его не делать глупостей. Уверена, он к ним прислушается. К тому же пленка все еще у меня... он это знает... нет, обещаю, что с Джоном проблем не будет.
- Хорошо. Ну а что дальше? Как вы будете жить? Одна, с ребенком. У вас ведь даже нет медицинской страховки. Нет денег. Нет работы.
- У меня есть профессия, доктор. Есть... вернее была работа. Начну все заново. Я знаю, что справлюсь. Теперь мне есть ради чего... ради кого жить.
Кэролайн внимательно посмотрела на Эмили, будто бы раскладывая по чашкам весов оставшиеся за и против.
- Хорошо, - после долгого молчания сказала она, - я помогу. Ради Джерри, ради вас самой... Клои. Помогу, но только при одном условии.
- Спасибо, Кэролайн, - Эмили всплеснула руками, чуть не опрокинув при этом стакан с кофе. - Спасибо!
- Но вы даже не знаете, что за условие.
- Мне все равно!
- Ладно. Условие такое: я должна быть в курсе всех ваших дел. Должна знать, где вы находитесь, как живете, тогда я готова помочь. Вы согласны?
- Конечно! - Эмили протянула руку, чтобы скрепить договор.
- О'кей, - психолог ответила рукопожатием. - Раз мы договорились, тогда скажите - куда планируете переехать?
Эмили немного замешкалась, но все же ответила: - Туда, где тепло. В Калифорнию, в Сан-Хосе.
- Сан-Хосе? Кремниевая долина?.. Почему туда?.. Там что живут ваши друзья... близкие?
- Да! Те о ком я когда-то забыла и вот только сейчас вспомнила. Я так давно не была у них в гостях, доктор. Не поздравила с Рождеством. Хочу исправить эту ошибку...
Субурбия.[32] Пригород. Он везде одинаков. Собран из однотипных двухэтажных домиков с черепичными крышами, отличающихся друг от друга лишь количеством спальных комнат, да начинкой подвала, переоборудованного хозяевами под свои нужды. Ну может еще величиной бассейна на заднем дворе. В остальном - сплошное и утомительное однообразие. Идеально расчерченная лужайка перед домом. Несколько кустарников: самшит или бересклет, рододендрон, смородина. Азалии в горшках. Фонарь. Веранда.
Ко всему прочему и обитатели этих спальных районов не блещут многообразием. Это либо преуспевающие семейные пары среднего возраста. С обязательным набором в виде пары симпатичных спиногрызов, собаки, минивэна последней модели и долгов по ипотеке. Либо вышедшие в отставку, заработавшие себе на покой пенсионеры. Другого не дано. Таков уж пригород. Так он устроен, будь то в Нэшвилле, штат Теннесси или в Сан-Хосе, Калифорния. Разницы нет, везде одно и то же.
Конечно, столь выпуклое однообразие не может не отражаться и на жизни местного населения. Более того оно накладывает на нее определенный отпечаток. Ту размеренность бытия, что присуща здешним жителям, редко где еще встретишь. Разве что в медвежьей берлоге, в период зимней спячки хозяина. Кто-то считает это плюсом, другие наоборот, однако мало кто спорит с тем, что жизнь в пригороде бедна на впечатления. Вероятно поэтому любая мелочь воспринимается здесь, как нечто из ряда вон. Так, например, вероломная кража велосипеда, припаркованного рядом с соседским домом, может стать предметом разговоров на несколько недель вперед. А уж новость про то, что милашку Йорки, бойкого йоркширского терьера, принадлежащего миссис Кларксон, загрыз какой-то заблудший койот, вообще претендует на звание - событие года. Конечно, можно бороться с таким положением вещей, а можно просто расслабиться и... подстригать газон, возиться с цветами, жарить мясо на углях или просто целый день сидеть в кресле-качалке и наблюдать за путешествием светила по небу, получая от этого ни с чем несравнимое удовольствие.
Собственно этим и занимались двое людей преклонного возраста одним погожим январским утром - получали удовольствие. Рука об руку они сидели на веранде собственного дома и наслаждались солнечным светом, теплом и девственной чистотой разгорающегося дня, когда полотно дороги вынесло к их фронт-ярду[33] автомобиль.
Не молодой уже, видавший виды форд аккуратно затормозил прямо напротив парадного подъезда. Хозяева дома удивленно переглянулись: сегодня они не ждали гостей. Как, впрочем, и вчера, и позавчера. Да и среди их друзей, приятелей, просто знакомых не было владельцев подобных каров. Может быть, кто-то ошибся адресом? Мужчина уже собирался встать и пойти к машине, чтобы предложить помощь, когда дверцы авто распахнулись и из него вылезли молодая женщина и маленький мальчик. На вид ему можно было дать лет около пяти. Женщина взяла ребенка за руку, и они вместе пошли по направлению к дому. И чем ближе они подходили, тем сильнее менялись выражения лиц стариков, сидящих на веранде. Первоначальное недоумение сменилось сначала недоверием, затем испугом, который перерос следом в крайнюю степень удивления. Ту степень, при которой человек теряет дар речи и почему-то вдруг забывает дышать. Ту, при которой память теряет слова, а сердце почти перестает биться. Ту...
- Кло?.. Дочка?! - сдавленно воскликнула седовласая дама, одной рукой хватаясь за сердце, а другой изо всех сил сжимая ладонь мужа.
И несмотря на довольно приличное расстояние, разделявшее их, гостья ее услышала. Улыбнулась, приветливо взмахнула рукой: - Привет мам!.. Пап!.. Я вернулась. Простите, что меня не было так долго!
[1] Принят, усыновлен (пер. с англ.).
[2] Sister-in-law (англ.) - сестра мужа, золовка.
[3] Фостеринг (англ. воспитывать, ухаживать, покровительствовать) - система распределения одиноких детей; детей, чьи биологические родители лишены родительских прав или временно не могут их исполнять (например, отбывают тюремный срок). Суть системы: дети, оставшиеся без опеки родителей, попадают в приемную семью, члены которой заблаговременно изъявили желание приютить ребенка. Кроме того государство выплачивает фостерным родителям деньги на содержание ребенка. Фостеринг носит в основном временный характер.
[4] Конвенция о международной торговле видами дикой фауны и флоры, находящимися под угрозой уничтожения (англ. Convention on International Trade in Endangered Species of Wild Fauna and Flora, CITES). Вступила в действие 1 июля 1975 года.
[5] "О боже мой" (пер. с англ.).
[6] Имя великого, грозного Бога, почитаемого индейцами Бразилии. Буквально переводится как "Крушитель лодок".
[7] Рукоятка камеры.
[8] Напиток, оказывающий психоактивный эффект, изготовляемый местными жителями бассейна Амазонки.
[9] Сильнодействующий обезболивающий препарат, полусинтетический опиоид, получаемый из тебаина. Эффективен при болях острого характера. Является заменой морфину. Вызывает привыкание.
[12] Метамфитамин - производное амфетамина, белое кристаллическое вещество. Является психостимулятором с чрезвычайно высоким потенциалом аддиктивности (зависимости), в связи с чем отнесен к наркотическим веществам.
[13] Cheese (англ.) - сыр.
[14] Да, сеньора (португ.).
[15] Вы что-то хотели (португ.).
[16] Obrigada (португ.) - спасибо.
[17] Juro por Deus (португ.) - клянусь Богом.
[18] Santa Maria salva e protege! (португ.) - Дева Мария спаси и сохрани!
[19] Венок из еловых веток, в который вплетены свечи.
[20] Правая рука открыта ладонью вперед, указательный, средний и безымянный пальцы выпрямлены и сжаты вместе. Этот знак символизирует три части скаутского Обещания - Долг перед Богом, перед самим собой и перед другими. Большой палец и мизинец, соединенные вместе, говорят о том, что в скаутинге старший помогает младшим.
[21] Puta que pariu! Foda-se! (португ.) - труднопереводимая ненормативная лексика.
[22] Desculpe (португ.) - извините.
[23] Magnificamente (португ.) - великолепно.
[24] Canyonlands National Park - национальный парк на территории штата Юта, США.
[25] Высокогорное плато, расположенное между реками Грин и Колорадо. Получило название "Остров в небе" и служит в качестве обзорной башни национального парка Каньонлендс.
[26] Я фанат своего дела (пер. с англ.).
[27] Основатель компании Kodak.
[28] Coffee-to-go (англ. кофе в дорогу) - картонный одноразовый стакан с крышкой.
[29] Эмблема Los Pollos Hermanos - сети фаст-фудов "Братья цыплята".
[30] Доверенное лицо, ухаживающее за ребенком в период отсутствия родителей (или их занятости); няня.
[31] Откройте рот! (англ.)
[32] От англ. suburb - пригород. Кроме того обозначает группу людей, живущих в пригороде, их образ жизни.