Давай поговорим...
Давай о чём-нибудь поговорим...
Об импрессионизме,
О погоде...
О том, что постоянства
Нет в природе,
В чём убеждают нас
Календари...
Моне.
Гуашь.
Прохладные тона.
Твой синий плащ.
Капель звенит морзянкой.
По площадям и улицам хозяйкой
Ступает запоздалая весна.
И рядышком вышагивает с ней,
Измысливая мокрые проказы,
Босой апрель,
Мальчишка ясноглазый,
Весёлый, вечно юный сорванец...
По гулким крышам
Шествуя победно,
Сметает
Снеговую шелуху,
И солнца золотистый хула-хуп
По небу катит
Веточкою вербной...
Бумага.
Акварельный эпизод.
Июньским утром кисти Ренуара
Мы шлёпаем по краешку бульвара
И поцелуи прячем в мокрый зонт.
Отмытый город, ливнем напитавшись,
Кружит в трамвайном ритме болеро...
Мы два часа
Прощаемся в метро,
И расстаёмся,
Так и не расставшись...
Этюд Сезанна.
Масло.
За окном
Слоится сумрак дымом желтоватым,
И мы с тобой опять бредём куда-то...
Не помню точно,
Кажется, в кино...
Умакивая кисть в осенний блюр,
Сентябрик-арлекин
С улыбкой мима
Играючи кладёт мазки кармина
На тротуар
В морщинках кракелюр...
Цветное фото.
Кодак.
Полутьма.
Тускнеют звезды в тишине рассвета.
Поговори со мной...
И нет ответа:
В душе и в комнате -
Зима,
Зима,
Зима...
Межвременье
Крещенский воздух,
от мороза ломкий,
Хрустально-хрупок
и звенит
слегка,
И Новый Год в потрёпанной коробке,
Заброшенный в дремоту чердака,
Притих в углу,
растерянный
и робкий,
С наивной верой преданной собаки,
Что ожиданье, в сущности, пустяк,
Что, может быть, вернутся и простят,
И уберётся ключница-тоска
В поношенном халате
цвета хаки...
Но каждый день
томителен
и ровен,
И с роковым упорством мотылька
Ползёт к зениту
новый жёлтый шар,
И вновь,
как обескрыленный Икар,
Навылет пробивая облака,
Цепляясь по пути за скаты кровель,
Срывается
в дымящийся закат,
Такой же, как вчерашний -
цвета крови...
И времени застывшая река
Минуты конвертирует в века
И складывает горкой
в изголовье...
Нет-нет, надежда, стой, не уходи,
Побудь со мной хотя бы до рассвета,
Я эту ночь не выдержу один.
Вот рюмки,
вот лекарство из буфета,
Давай по-человечьи посидим,
Пока не замаячит впереди
Чего-то там
неведомого цвета...
Перенова
Закружила, завьюжила
Белых мушек эскадрилья,
Мутной дымкой, белой пылью
Дали дальние смежила.
Шаг за шагом, пядь за пядью,
Белой вязью филигранной,
Добела земные раны
Укрывая чистой гладью,
Снег нисходит величавым
Серафимом сотнекрылым,
Чтобы завтра можно было
Снова всё начать сначала.
Чтоб тома чистостраничья,
Не затронутые словом,
Завтра утром вышить снова
Синим крестиком синичьим,
Чтобы, взрезав синь тумана
Новой строчкой от порога,
Пролегла к тебе дорога
Продолжением романа...
Подумай обо мне...
Прошу тебя,
Подумай обо мне...
Теперь,
Когда вокруг - мороз и снег,
И паче,
Когда такая темь на всей земле,
И старый ставень, дергаясь в петле,
Протяжно всхлипывая,
Плачет, плачет, плачет...
И домовые, жалобя судьбу,
Поскуливают в тёмном погребу,
И хороводят бесы за стенами,
Тоскливо подвывая временами
В простывшую каминную трубу...
Прошу тебя,
Подумай обо мне...
И я гнедого запрягу
Тотчас,
Чтобы к тебе
Сквозь время и пургу
На свет в окне
Помчать,
Загнать коня,
Дойти,
Войти,
Обнять
И ощутить
Нежнейший аромат
Цейлонского с жасмином...
У камина
Встать к огню спиной,
Пробормотав
Замёрзшими губами:
"Какой холодный март!..
Чертовски продувной...
Такая заметь..."
А дальше...
Вдруг подступит немота...
И тёмно-синий перелом креста
Оконной рамы
Тень портьеры
Спрячет,
Хоть ни души вокруг
В семи верстах...
Покуда не отхлынет пустота...
А после
Будем пить глинтвейн горячий
И шардоне...
И огненные блики на стене
Считать...
И будет это так,
И только так,
Да и возможно ль
Как-нибудь иначе...
Прошу тебя,
Подумай обо мне...
Снег
Как тихо...
значит, снова выпал снег...
Белёсый отблеск стынет на портьере,
И домовой в дремучем шифоньере
Причмокивает сладко в полусне...
Не скрипнет половица под ногой,
Остывший дом забылся в снежной дрёме,
Лишь ты, да я, и домовик, и кроме
На целом свете - больше никого...
Давай растопим старенький камин
Срифмованными некогда словами,
Пусть жарко разгоревшееся пламя
Кармином наши лица окаймит...
И никуда сегодня не пойдём,
А предадимся томной праздной лени;
Под мерный треск берёзовых поленьев
У вечности кусочек украдём...
И будем вместе, сидя у огня,
Укутавшись в лохматый плед верблюжий,
Потягивать глинтвейн из теплых кружек,
Высокое молчание храня,
И будет рукодельница-зима
Иголочкой мороза в тонких пальцах
По синему холсту в оконных пяльцах
Разбрасывать цветы да терема...
И поплывет, рисуя вензеля,
По дому повиликой-повителью
Непостижимый запах карамельный
Антоновки, печёной на углях...
И еле слышно
в этой тишине
Сухие губы с привкусом ванили
Шепнут:
"Спасибо, что ты есть...
мой милый...
А знаешь...
хорошо, что выпал снег"...
Судьба
Мне этой боли не избыть,
Как не избегнуть нашей встречи;
Кто я такой, чтобы перечить
Велению
самой судьбы?
Ничто не в силах изменить
Её вселенское теченье,
В котором всякое значенье
И смысл
теряет жизни нить.
Мы - пепел, тлен и прах земной,
В нас тлеет вечная тревога,
И души, проклятые Богом,
Наверное,
тому виной,
Что снова мы в бреду любви,
Вне притяжения земного,
Приносим клятвы на крови,
Не ведая пути
иного.
И вновь летим,
как два листка
В едином вихре листопада
За горизонт,
за облака,
Ловя друг друга жадным взглядом...
Из года в год,
и вновь,
и вновь,
Покуда жив планетный камень,
И смерть,
и слёзы,
и любовь -
Всё повторяется веками.
И что изменит
твой обман
В том нескончаемом потоке?
Светило сядет в океан
И снова встанет на востоке,
И вспыхнет
новая звезда
В глазах с туманной поволокой,
И ты не будешь одинокой,
Когда я сгину
в никуда,
И чёлн Харона повлечёт
Меня в последний путь
по Стиксу
Неспешно:
мне ли торопиться,
Когда не ждёт ни бог, ни чёрт.
Из них никто мне
не судья,
Моя душа для них -
не ставка;
Она навеки,
без остатка,
Уже давным-давно -
твоя...
Вечерний бриз уносит запах мяты...
Вечерний бриз
уносит запах мяты
В эфир,
туда,
где чайки силуэт
Колышет складки бархата заката
Слегка.
Едва кружится голова,
И чувства
облекаются в слова
Непроизвольно,
и текут куда-то
В простор,
за солнцем
и за чайкой вслед...
Суббота.
Звёздный август.
Ночь премьеры.
Вступленье.
Струнные,
цикады и сверчки,
Прелюдию возносят в стратосферу;
И кажется,
что только сделай шаг,
И, оторвавшись, полетит душа
За горизонт,
за край,
за все барьеры,
Отмежевавшись
от земной тоски...
Но входит прима,
оперная дива:
С полуулыбкой,
сквозь кулисы туч
Плывёт вальяжно и неторопливо
Луна.
Бледна:
волнуется немножко.
На авансцене звёздная дорожка
Струится в тёмном зеркале залива
И делит мрак
на глубь
и высоту...
И вдруг - озноб.
Восторг.
Мороз по коже:
Немыслимая нота тишины.
Предельная,
звенящая,
до дрожи,
До остановки сердца и дыханья,
Лежащая за гранью осязанья
И разума, по-видимому, тоже -
Апофеоз
явления Луны...
И - занавес.
Раскланявшись, уходит
Она,
под ручку август уводя.
И осень
старый патефон заводит
И льёт во тьму,
подцвеченную синькой,
Сквозь треск и шорох
старой грампластинки
Заезженный мотивчик непогоды -
Унылую
рапсодию дождя...
Смена сезона
В тёмной прохладе кленовой аллеи
Вечер улегся собакой бродячей,
Глядя, как солнечный шар негорячий
В сумраке дня, догорая, алеет.
Глядя, как зубья балконных балясин
Вязнут в сентябрьской патоке клейкой;
Вечер тебя поджидал под скамейкой,
Да, не дождавшись, ушёл восвояси.
Ночь расплеталась травой-повиликой.
Ты на свиданье не шла отчего-то.
В прочерни звёздного водоворота
Таяло пятнышко лунного лика.
Что-то нашёптывал клен пожелтевший,
Ставший свидетелем нашей невстречи.
Клал пятипалые лапы на плечи:
Видно, хотел по-кленовьи утешить.
Тучи влачили тяжёлые туши.
Ветер поскуливал ноткой минора.
Осень входила в простуженный город.
Осень входила в озябшие души.
Осень гремела заржавленной лейкой.
Стыла на лавочках инея пудра.
Город будило беспечное утро,
Самый надёжный бессонничный лекарь.
Утро раскрыло сиреневый зонтик,
По мостовым проходя на рассвете.
Ночь отступила. Развеялся ветер.
Что-то забрезжило на горизонте.
Сердце занозой кольнула усталость
И, надломившись, осталась до срока.
Солнечный луч покатился с востока,
Ночь отступила, да осень осталась.
Плыл по-над городом запах озона,
Запах разлуки и запах исхода.
Видимо, чувство любви, как погода,
Тоже подвержено смене сезона...
Летальное
В деревне скучно.
В городе тоскливо.
Зато в лесу вольготно и светло.
Дробится лужиц хрупкое стекло
Под сапогом.
Над зеркалом залива
С протяжным криком стая журавлей
Кружит,
Готовясь в дальнюю дорогу.
Пора, пора:
Ноябрь у порога.
Всё отцвело
И предано земле.
Пора,
Пора:
Причуяв след русачий,
Багряный выжлец вдарится в башур,
Насмешник леший,
Выглянув на шум,
Завоет,
Захохочет
И заплачет.
Недальний всплеск ружейного хлопка
Покатится волной по голым колкам,
На дне реки
Серебряным осколком
Качнётся зайчик лунного зрачка.
В холодной сини ранняя звезда
Затеплится пульсаром сигаретки;
Последний лист сорвётся с тонкой ветки
И полетит
В неведомую даль.
И мне бы так -
Лететь за ним,
И за
Кружащим в небе клином журавлиным,
В бескрайний океан ультрамарина,
Куда-нибудь,
Куда глядят глаза.
В немыслимой хрустальной высоте
Пронизвая тучи-цеппелины,
Вне времени,
Бессонницы
И сплина
Лететь,
Лететь,
Лететь,
Лететь,
Лететь -
В края
Неувядающей весны,
Где океанский бриз ласкает дюны,
Где мы беспечны, веселы и юны,
И до сих пор
Цветные видим сны...
Стихает вдалеке собачий лай.
Всё кончено,
Умолкли звуки рога.
Пора, пора:
Ноябрь у порога,
Спускается с небес
Ночная мгла.
Колючий иней
Серебрит висок,
Солёной влагой на ресницах тая:
Душа летит
С последней птичьей стаей
В далёкое
Созвездье гончих псов...
Ланселот
О чём задумался, мой рыцарь,
Зачем глядишь невесело?
Уж не в себе ли усомнился
Непобедимый Ланселот?
Я знаю, путь твой бесконечен,
Твои дороги не прямы.
Другой давно согнул бы плечи
Под натиском враждебной тьмы.
Лишь ты, фортуны вечный данник,
На равных борешься с судьбой.
Очнись, очнись, мой гордый странник!
О чём грустишь ты, Бог с тобой!
Довольно в отгоревшем рыться,
Нельзя вернуть минувших дат.
Вперёд, вперёд, мой славный рыцарь,
Пока горит твоя звезда!
Копьё к плечу и в стремя ногу,
Найдётся лошадь и седло,
Возьми меня в свою дорогу,
Непобедимый Ланселот!
Оставь сомнения для прочих,
Пора забыть мирской уют:
Герольды славу нам пророчат,
Фанфары звонкие поют!
Не нас высокие палаты
Манят сиянием огней,
Покуда вторит звон булата
Тяжёлой поступи коней.
Нас время тронуть не посмеет,
И будем живы мы, пока
Сердца баталий вожделеют,
Как сталь дамасского клинка.
О нас расскажут менестрели
И барды песни пропоют,
И Купидон ещё прострелит
Кирасу чёрную твою...
Да, да, я лгу и сам не верю:
Беды в горсти не утаишь.
Наш век давно уже отмерен,
Года летят, а ты стоишь.
Под бременем гнетущей скорби
И незаслуженных обид
Стоишь, покорно спину сгорбив -
Ни жив, ни ранен, ни убит.
Ещё горячий топот конный
Разносит эхо вдалеке
И смерть последнего дракона
Дымится кровью на клинке,
Но сник огонь, поблёкло пламя,
На подвиг не зовёт труба,
В глазах - тоска, на сердце - камень,
И горький привкус на губах.
Хранитель чести и закона,
Вкуси победы горький плод:
Убив последнего дракона -
Кому ты нужен, Ланселот...
Сильвер
Простылое утро.
Промозгло и мглисто.
Не видный в тумане ни черту, ни богу
Шарманщик,
Поджав деревянную ногу,
Тоскливо глядит на бристольскую пристань.
Просоленный морем,
Обветренный профиль.
Седины подвязаны пёстрой тряпицей.
Потертый сюртук.
Полинялая птица
Приникла к плечу запятой-апострофом.
Напрасно, шарманщик,
У старого мола
Ты третье столетье стоишь изваяньем.
Напрасно ты ищешь
В портовом тумане
Стремительно-птичий обвод "Испаньолы".
Она не вернется.
Иглою бушприта
Не вспорет холодную серую темень.
Прошло твое старое доброе время,
Сокровище Флинта давно позабыто.
Где ныне прожжённые авантюристы,
Кто брал каравеллы судьбы
В абордаже?
Таинственный остров
Пошёл с распродажи,
Теперь там отель,
Казино
И туристы...
Мы стали ленивы,
Расстались с крамолой,
И даже, как будто,
Уменьшились ростом,
Как этот, норд-остом истрёпанный остов,
Что некогда звался
Твоей "Испаньолой".
Шарманщик молчал,
Лишь вздыхал сиротливо,
И щурился старчески-подслеповато
На серые валики облачной ваты,
Скользящие вдаль над волнами залива.
Светило всходило над сирым кумиром,
Шарманку терзали усталые руки,
И плыли
Унылые звуки "Разлуки"
Над людом,
И молом,
И морем,
И миром.
И падали
Пенни
В раззявленный раструб
Заношенной шляпы,
Как спелые сливы.
А белая птица
Хрипела тоскливо:
- Пиастры...
Пиастры...
Пиастры...
Пиастры...
Кассандра
Бела
Колоннада храма.
Лоснится
Луна
Атласно.
Елена слепит Приама,
Да так ли она прекрасна?
Фигуры богов безгласны.
Кури фимиам,
А толку,
Коль Марс,
Аномально красный,
Стекает
К юго-востоку
Вишнёво-кровавой каплей
По чёрной хламиде ночи...
Скажи, о Кассандра,
Так ли
Всё будет, как ты пророчишь?
Ужели
Седая Троя,
Уставшая от бессмертья,
Изрубленных тел горою,
Разъятых ахейской медью,
Наполнится там,
В грядущем,
Открытом тебе богами?
Ах, нет,
Не терзай мне душу,
Не всплёскивай так руками.
Довольно,
Не надо больше.
Ни знать не хочу,
Ни помнить.
Давай побежим на площадь:
Там конь
В золотой попоне
Стоит,
Застилая гривой
Плывущие в небе звёзды,
И глазом косит игриво
На нас,
И ничуть не грозный
Он с виду,
И хвост из пакли,
Но ты и взглянуть не хочешь -
О, так ли, Кассандра, так ли
Всё будет,
Как ты пророчишь?..
Одуванчики
Что-то небо стало хмуриться,
Затянулось дымкой хмарною,
Задрожали в мутных лужицах
Отражения фонарные.
Над пустыми тротуарами
Бродит вечер синим призраком,
Да машины желтофарые
Тишину тревожат изредка.
Плачет ива серебристая,
Всё об августе печалится.
Промелькнул, как птица быстрая,
И уже скорей прощается.
Лишь вчера ещё, весёлые,
Словно солнечные зайчики,
На обочинах просёлочных
Золотились одуванчики,
А сегодня с моря Карского
Потянуло ветром северным,
Серый дождик жёлтой краскою
Метит листья по-осеннему,
Над антеннами и крышами
Тучи виснут дирижаблями
И луны свеча оплывшая
Тлеет в них монетой ржавою.
И, таинственно-загадочный,
Возникает в звёздной просини
Сладковатый привкус яблочный,
Неразлучный спутник осени.
Антракт
Упав с небесной перфокарты,
Луна на бархате кулис
Повисла, как увядший лист:
Антракт в комедии дель арте.
Уже который век подряд
Одни и те же персонажи
В поднадоевшем антураже
Смеются, плачут и острят.
В нелепой пьеске ход сюжета
Понять отчаявшись давно,
Уставший зритель пьёт вино,
Жуёт пломбир из креп-жоржета,
Читает книги иногда,
Порой гуляет вдоль прохода
До двери выхода и входа
Из ниоткуда в никуда.
И вдруг - внезапный перерыв
В ряду предписанных явлений,
Импровизация вселенной,
Нежданный поворот игры:
Пора продолжить пантомиму,
Но вот беда: пропал Пьеро,
И лишь блестят, как серебро,
На тротуарах пятна грима.
Ноябрь в костюме Арлекина
Отвесил пару глупых фраз,
Но положения не спас,
И тоже публику покинул.
На сцене пусто и темно,
Как в обокраденном ломбарде.
Антракт в комедии дель арте.
А не махнуть ли нам... в кино?
Песенка о рыжем клоуне
В чудно скроенном и рваном
пиджаке с большим карманом
И в огромных, непомерных,
безразмерных башмаках
Он возник над перекрёстком,
непоседливый и странный,
Шевелюрой цвета солнца
упираясь в облака.
Над колоннами прохожих,
пустотой обременённых
На натянутом канате
он стоял на голове.
И смеялся рыжий клоун,
и в глазах его зелёных
Вместе с нами вверх ногами
отражался целый свет.
Он самим весенним солнцем
был рождён для этой роли,
Чтобы каждый мог однажды
что-то в жизни поменять.
И в его потёртой шляпе
проживал ангорский кролик,
А в кармане - белый голубь,
и конфета для меня.
И мелодию простую
он играл на старой скрипке,
И жонглировал мечтами,
и дарил их, как цветы.
И лицах удивлённых,
как на клумбе маргаритки,
Набирали цвет улыбки
несказанной красоты.
А потом настало утро,
поплозли по небу тучи,
Дождь поплакал, солнце вышло,
жизнь, как прежде, потекла.
То надеждой душу манит,
то тоскою сердце мучит,
Всё тревоги, всё заботы,
всё дела, дела, дела.
Только этот рыжий клоун
над заботами смеётся,
И маячит в поднебесье,
как большой воздушный змей.
Видно, детство не проходит,
а частично остаётся,
Словно фантик от конфеты
под названьем карамель...
Фатум
Так было.
Так будет.
С разлёта,
С разбега
Мы рухнем в сырую холодную осень,
И лунный осколок,
Ударившись оземь,
Рассыплется
Хлопьями белого снега.
Усталое солнце,
Достигнув предела,
Закатится в море, подобно монетке.
Душа,
Оторвавшись от бренного тела,
Рванется на волю,
Как птица
Из клетки.
И все повторится
По кругу, по кругу,
Покуда Земля
Не устанет вращаться.
И снова настанет пора возвращаться,
И новая встреча
Подарит разлуку.
Все в мире не вечно,
Но все повторимо.
Так странно устроили эту планету:
Не путник шагает
По белому свету,
А небо вращается
Вкруг
Пилигрима...
Осенняя песенка
Ветер гонит листья,
Сорванные с веток.
Я гляжу вослед им,
Грусти не тая:
Шариком воздушным
Солнечного цвета
Улетает лето
В дальние края.
Кончились вопросы,
Начались ответы.
Что казалось важным -
Стало баловством.
Унесла речушка
Под названьем Лета
Белый пароходик
Детства моего.
Теплый мячик солнца
Яблочком-ранетом
Катится по кругу
В блюдечке небес.
Журавли-скитальцы
Плачут над планетой,
Улетая к югу
Из родимых мест.
Старыми дворами
Горький дым витает -
Пепел позолоты
Лип и тополей.
Это улетает,
В синей дымке тая,
Белый самолетик
Юности моей.
И всплывает месяц
Тонким силуэтом,
Точно ломтик счастья,
Взятого взаймы
В краткий миг блаженства
Между жарким летом
И безмолвно-белым
Прочерком зимы.