|
Вы не подумайте, что Игорь какой-нибудь придурочный. Мозги у него дай боже, как работают. В шахматы с ним не садись, дело пустое. А поглядели бы вы, как он логарифмы в уме решает! Шутка ли, у человека ай кью зашкаливает за сто семьдесят по шкале Айзенка. Но по этой самой причине, как замечал герой одного фильма, нет равновесия в голове. Он и на отдыхе может отойти в сторонку, с блокнотом в руках на пенек присесть и строчить свои восьмиэтажные формулы. Хорошо, если решение не найдет - сидит молча и пьет, и листы из блокнота в огонь швыряет. Решит - замучает объяснениями, как и что. А мне эта математика - как боль зубная, нафиг не сдалась. Ничего я в ней со школы не понимал, да и не стремился. Еще мозги начнут клинить, как у Игоря.
В этот раз он превзошел сам себя. Чего-то у него, видимо, с ответом сошлось, бесконечность на крем-брюле разделилась, потому что вел он себя, натурально, как животное. Ухал, как шимпанзе, на березке раскачивался, пока вместе с отломанной веткой на землю не шмякнулся. Расслабился, короче, гуманитарий. Потом затеял стрельбу шишками, зафинтилил Сереге в глаз. Серега бы ему, конечно, все сказал, что про двинутых математиков думает, но Инга была рядом, а он при девушках стесняется. Только головней в ответ запустил. Ну, после этого Игорь поостыл маленько. От Сереги ему еще в школе перепадало. Взял он из машины пневматическую винтовку и стал в сторонке по банкам постреливать. Короче, буду я по порядку рассказывать, а то не очень понятно получается.
Мы еще со школы дружим. Я, Игорь, Серега, Инга и Натка. Самому странно. Мы такие разные люди, чего нас вместе-то свело? Ну, я про Игоря уже сказал. Будет он доктором своих математических наук очень скоро, зуб даю. Если, в самом деле, головой не тронется. Серега парень и вовсе простой, таксует. Кажется, еще какой-то маленький бизнес крутит. Я особо не расспрашивал, а он особо не рассказывал. Натку черти занесли в педагогический. А Инга поет. Вообще, голос у нее что надо, заслушаешься. Только у нас попробуй, пробейся без денег. Вот и шансонит вечерами в ресторанах. Развлекает жрущее быдло. Ну, это я сгоряча загнул, обидно просто за хорошего человека. Дали бы мне такой талант - я бы его по кабакам не тратил. Но мне вместо таланта руки дали. Кто-то говорит - золотые, но это враки, ей-богу. Я ими, конечно, много что могу сделать или починить, но слесари есть поспособней меня, лично таких знаю. Да и не про это я вовсе рассказать хотел.
Короче, собираемся мы обычно пару раз в году на шашлычок. На Серегиной машине, конечно. Приедем на какой-нибудь бережок, мангал поставим, то да се. Сидим, школьные годы вспоминаем, как да что было, про кого из наших слышно. В этом году, правда, замаялись место искать. Такая грязища кругом - чисто городская свалка. Сунулись в одно место - помойка. В другое - тоже помойка. Серега уж, слышу, чертыхается втихаря. Приезжаем в третье место, к черту на кулички, куда вообще редко кто добирается. Там чуток получше, но все равно бардак. По всему берегу рваные полиэтиленовые пакеты валяются, бутылки, банки пивные. Кто-то до нас вовсю на природе оторвался. Самое смешное, кого ни спроси - клянутся, что весь мусор увозят. Кто же тогда гадит - непонятно.
Серега уже, смотрю, злой, как черт. Готов этих, которые, по форме обложить. Но Наташка тут заявила, что больше никуда не поедет, потому что везде так, а время уже обед скоро. Сели, короче, с краю, на берегу, спиной к лесу. Так, вроде, и не видно срама. На пятачке немного мусор подсобрали, сожгли. Ничего, терпеть можно. Поставили мангал, зарядили шампуры, все как надо. То есть, это мы, я и Серега. Игорь, как всегда, блокнотом загородился, типа делом занимается. Ну, а когда задачка решилась, тут его и понесло. Да я про это уже рассказывал. Потом Инга гитару наладила. Нет, поет она, в самом деле, здорово. Только эти два олуха в музыке мало что соображают. Банки насобирали, расставили, и ну пулять. Как дети, ей-богу. Да ладно бы еще по банкам. Слышу - разбитое стекло звенит. Ну, мало здесь гадости набросано, еще и битого стекла не хватает.
Короче, зря винтовку взяли. Оно, может, и обошлось бы, да угораздило Игоря какую-то птицу подстрелить. Такая пестрая, побольше скворца, но поменьше голубя. Дрозд, кажется. Натка в слезы - птичку жалко, Инга разнос охотникам устроила. Игорь взял бы, да извинился. Так нет, заявил, что дичь будет жарить. Мол, раньше цари ели да нахваливали, а мы не хуже. Уже и ощипывать начал. Девчонки, понятно, на дыбы. Слово за слово - скандал. Разобиделись и ушли. Гуляют по лесу, дуются. Но недалечко, чтобы глаза мозолить и на совесть давить.
Игоря мы вразумили, конечно. Птицу подальше в кусты забросили. На душе, правда, стало тоскливо как-то. Распадается, чувствую, наша теплая компания. Разлетимся скоро кто куда, и не соберешь больше. Слишком уж мы разные стали. Сижу, думаю, как буду девчонок мирить с Игорем. Смотрю - бегут обратно. Напуганные какие-то. "Детишки там, - говорят, - странные". А тут уже шашлыки поспели. Я их зря жарил, что ли? Налили в одноразовые стаканчики водочки, чокнулись. Серега, конечно, пива безалкогольного выпил. Только закусили, смотрим - правда, идут. Все в каких-то плащиках желтых, как цыплята. Штук двадцать, наверное. И голова у каждого голая, что твоя коленка. "Харе Кришна", - хихикнул Игорь. Только больше они были похожи на маленьких буддийских монахов, мне кажется. Видел как-то в кино. А когда поближе подошли, Натка прошептала: "Смотрите, у них бровей нет!".
А когда они подошли совсем близко, оказалось, что у них и ресниц нет, почти ни у кого, даже у девочек. Нам немного жутковато стало. Ну, это мужскому полу. Инга с Наткой, конечно, совсем оробели. Но тут вышла вожатая этих монстриков, девица лет этак двадцати. Симпатичная. И с волосами, представьте. Говорит: "Здравствуйте. Нас отсюда должны забрать скоро. Не возражаете, если мы рядом расположимся?". Ну, что тут еще скажешь? "Располагайтесь, - говорим, - где хотите, место не куплено".
Ну, сектанты эти отошли метров на двадцать, рюкзачки скинули. Только садиться не стали. Смотрим - достают какие-то большущие пакеты, и айда в них мусор собирать. "Странные какие-то тимуровцы пошли", - фыркнул Серега. А Инга говорит: "Никакие не тимуровцы. Из хосписа они, наверное". Ну, Инге лучше знать: у нее тетка раком болела. Тут и я припомнил, что после химиотерапии так бывает, когда все волосы выпадают. Как-то вдруг не до веселья стало. Повеселись-ка, когда рядом умирающие детишки бродят. Гляжу - Инга молча поднялась, пошла им помогать собирать мусор. И Натка за ней. А мы что, деревянные, что ли? Тоже пошли. Достали мешок из машины, который под это дело приготовили, за уборку взялись. Ребятишки вообще на нас почти не реагируют, так и ходим вперемешку. Загажено-то изрядно, хоть неделю прибирай. Такая вот картина. Солнышко уже по-летнему греет, новая травка пробивается, рядом озеро волнами рябит. Идиллия, короче. И детишки эти на фоне.
Мы свой мешок в момент набили. Гляжу - воспиталка другой несет. "Держите, - говорит, - в этот побольше поместится". Мешок не больше нашего с виду, но я спорить не стал. "Хорошо, - говорит она еще, - что дети видят, как вы лес прибираете. Это просто здорово". "Да чего там, - отвечаю, - дело нужное". Мешок и вправду емкий оказался. Кладешь в него, кладешь, а все место есть. Разговорились мы за уборкой маленько. Сказала, что Алиной звать. С детишками года два уже работает. Тяжело, но справляется. Только толком-то поговорить мы с ней не успели. Слышу, пищит кто-то из желторотиков: руку бутылочным осколком располосовал. Я на Игоря глянул, а он глаза отворачивает, будто кот нашкодивший. Снайпер, блин. Стрелок Ворошиловский.
Ну, мне-то дело привычное - сколько раз инструментом попадало. Сходил к машине, принес аптечку. Ранку промыл пострадавшему. Пацан оказался. Пацан - одно название. Худющий, кожа тонкая, почти прозрачная, все прожилки видно. На меня похож маленько. Только я в его годы о-го-го, какой пострел был. Шкура загорелая, ветром и водой выдубленная. Коленки, само собой, вечно содраны. Вихры - как пакля. Шантрапа деревенская, короче. А это - так, бледная немочь. У него и кровь-то почти не шла, хоть глубоко порезался. Хотел я ему руку обработать и забинтовать. Открыл йод, говорю: "Сейчас щипать будет, потерпи". Но тут Алина принесла какую-то штуку, вроде карандаша. По ране поводила, и все затянулось, только шрам красный остался. Ну, я йод за ненадобностью закрыл. "Хорошая штучка, - говорю, - это где такие делают?". "У нас", - отвечает. Но поговорить мы с ней опять не успели. Детишки гвалт подняли: убитую птицу нашли.
Гляжу, Игорь совсем растерялся. Отвернулся, делает вид, что мешок рассматривает. А чего теперь-то? Вон и винтовка у дерева стоит, состав преступления налицо. Алина эта на меня уже совсем другими глазами смотрит, как на врага народа. Детишки ей мертвую птицу в руки суют и какую-то чушь несут. "Давайте, - говорят, - заберем и восстановим. Она все равно уже мертвая". "Нет, - говорит Алина, - нельзя ее с собой брать. Ничего, что мертвая. Ее другие животные съедят, муравьи или еще кто. А заберете - пищевая цепь может нарушиться. И она все равно выжить у нас не сможет". Я стою, как балбес, глазами хлопаю, и ничего из этого разговора понять не могу. А мой знакомец, которому я рану промывал, гляжу, винтовку в руки взял. Взвесил в ладошках, взялся за ствол, и ка-ак ахнет о дерево! Откуда только силенки взялись. Ну, приклад пополам, конечно. Алина за своим поднадзорным бросилась, отчитывать принялась. Растерялась, чуть не плачет. "Правильно сделал, - говорю, - не ругай пацана!". Серега подошел, только рукой махнул. Забрал обломки, бросил в багажник. Наши девчата тоже пацифиста поддержали. Игорь только промолчал.
Я уж думал, что конфликт улажен. Воспиталка своего по руке поглаживает, успокаивает. Только пацан, похоже, психованный попался, и Алине как закричит: "Врешь ты все! Врешь! Никакие они не люди, только притворяются! Выродки они все! Дикари!". Вырвался, ко мне подскочил и тоже крикнул: "Ты ведь притворялся, что помогаешь! Притворялся, да? А сам хотел еще больнее сделать! Ненавижу вас всех! Ненавижу!".
Я растерялся, не знаю, что и сказать. Да и все, в общем, опешили слегка. И тут Алина приказала: "Дрынь, сейчас же отойди от дикаря!". Я удивился, откуда она мою фамилию знает. Я же не поп-звезда, не писатель какой знаменитый. И только потом до меня дошло, что она крикнула это не мне, а своему психованному. Это меня, по правде, удивило не меньше. Я-то совершенно точно знаю, что Дрыней в нашем городе всего три: мама, папа и я. Да что в городе - в области. А может, и в стране. Очень редкая фамилия. И вдруг такое совпадение. И ошибки никакой, потому что Алина ему кричит: "Ну, Дрынь! Больше со мной не поедешь!". "Очень мне надо ездить с тобой, - пробубнил тезка, - сам с тобой больше не поеду".
Я, вообще, не обидчивый, но тут меня досада разобрала. За "дикаря", ну и вообще. Серегу тоже, между прочим. Игорь только все молчит. Молчит и смотрит. Серега первый не выдержал, и говорит: "Зря вы так, не виноват он вовсе. Не он в птицу стрелял". "Эх, вы, - поддержала Натка, - мы ведь вам помогали...". "Это не вы нам помогали, - заявила Алина, - это мы вам помогали". Мы стоим, ничего понять не можем. Психи они все, что ли? Но тут, наконец, Игорь вмешался: "Неправда. Вы это и для себя делаете. Я знаю, откуда вы, - и показывает мешок. - Это ведь принцип субмолекулярного сжатия, верно?".
Гляжу, притихли детишки, на воспиталку смотрят. Алина же только на часы поглядывает. "Это неважно, - говорит, - что вы знаете. Мы скоро уйдем, и больше не встретимся". "Возможно, и не встретимся, - сказал Игорь. - Умоляю, скажите только, гипотеза Римана у вас доказана?". И тут этот психованный тезка заявляет: "Гипотеза Римана не подтвердилась. А что, тебя кроме этого больше ничего не интересует?". "Интересует, - отвечает Игорь. - Теория алгоритмов". Пацан морщится. "Понятно, - говорит, - одни числа. Физика, химия. Ничего кроме них не видите. Скоро вы это все и жрать будете, потому что больше ничего не останется". "Дрынь! - снова кричит Алина. - Сейчас же перестань вести себя, как дикарь! Хочешь быть, как они? Оставлю тебя здесь - будешь знать!". "Напугала, - буркнул тезка. - Захочу, и останусь. Чего я дома не видел?". Алина, смотрю, совсем растерялась. Почувствовала, что контроль над своими подопечными утрачивает. Больные или нет, они в этом возрасте все такие - палец в рот не клади, руку по локоть отхватят. В конце концов, Алина показала вундеркинду кулак и сказала: "Собирайтесь! Отбываем через десять минут!".
Все успокоилось, вроде. Детишки собираться стали. И мы поближе к своему мангалу подтянулись. "Ну их, этих психованных", - сказал Серега. Наташка вздохнула: "Перестань. Больные дети, пожалеть надо". "Странные", - согласилась Инга. А Игорь, смотрю, водки налил и замахнул полстакана разом. "Балбесы вы, - говорит, - и ни черта не понимаете". Мне, конечно, трудно спорить с человеком, у которого ай кью в полтора раза выше моего. "Поясни, - говорю, - а не выпендривайся". Усмехается: "Чего тут пояснять? Они из будущего, вот и все. Приходят наше свинство прибирать, потому что им в нем жить приходится". Нет, ну мы привыкли, конечно, к прибабахам нашего математика, но чтобы настолько... "А вдруг правда?" - спрашивает Инга. "Успокойся, - говорю, - дядя шутит". А сам чувствую - как-то вдруг спина похолодела. Тезка этот безволосый никак из головы не выходит. "Гляди, - шепчет Натка, - к нам идет".
Оборачиваюсь - точно, подходит. Вид виноватый такой, лысую тыковку почесывает, носом швыркает. "Вы извините, - говорит, - не сдержался". И поворачивается уже, чтобы уйти. А Игорь ему: "Ты про гипотезу Римана точно знаешь?". "Точно, - говорит, - мы про нее в школе проходили недавно". Игорь аж присвистнул: "Ну вы даете! У вас там все такие башковитые?". Тезка малость насторожился, сделал каменное лицо, и говорит: "Разные. Прощайте, мне идти надо". "Да подожди, - попросил Игорь - его уже немножко развезло, - скажи хоть пару слов - как там у вас? Звездолеты, летающие машины - все есть? Бластеры-шмастеры? На Марс летали хотя бы?". "Да им, наверное, нельзя ничего рассказывать, - вмешалась Инга. - Мальчик, ты его не слушай". Тот усмехается: "Я и не слушаю. Мне извиниться сказали - я извинился".
Черт меня дернул его догнать! Сам не знаю, зачем это сделал. Все Игорь. Поймал тезку за рукав, к себе развернул, и сказал все как есть. Что фамилия у нас одна, то есть. Думал удивить, вот и удивил. Кто же знал, что так выйдет. Гляжу, совсем побелел пацан, губы задрожали, вот-вот заревет. Пятится и головой мотает. Похоже, заклинило его снова. Помотал-помотал, да как заорет опять: "Нет! Не хочу! Не хочу! Ненавижу тебя! Всех, всех вас ненавижу! Дикари! Дурацкие дикари!". И в лес припустил, только пятки засверкали. Алина опомнилась, и за ним. Наши за меня даже испугались, повскакали. А я чуток в себя пришел, и тоже в лес. Я эти места неплохо знаю. Там, куда они убежали, овраг начинается. Глубоченный, а по дну ручей бежит. Деваться некуда, короче.
Алину я метров через триста нашел. Сидит на колодине, рыдает в голос. Спесь-то подрастеряла, гляжу. Меня увидала, всхлипывает: "Н-у за что мне он такой д-остался? Все д-ети как дети, а с этим сладу нет! Где т-еперь его и-искать?". "Иди, - говорю, - чтобы остальные не разбежались. Я его найду, не переживай. Мы, дикари, тоже люди".
Короче, нашел я его у оврага. Сидит, ноги свесил. Подошел, рядом сел. Сидим и молчим, ногами болтаем. Сосны кругом шумят, солнышко припекает, птицы какие-то у ручья внизу насвистывают. Сидел бы так до вечера. Он первый не выдержал. "Алина ругается?" - спрашивает. "Нет, - говорю, - плачет". Вздыхает: "Возвращаться надо. Из-за меня могут всех не пустить в другой раз. А им гулять нужно". "Рука не болит уже?" - спрашиваю. "Не болит".
Поднялись и пошли потихоньку. В лесу весной хорошо. Прошлогодняя брусника кое-где под ногами краснеет. Я приостановился, набрал немного, в рот закинул. Красота! Тезка только глядит на меня, как на умалишенного. "Чего, - смеюсь, - у вас, поди, так не сделаешь? Все в асфальт закатано?". Молчит. Я ему нарвал тоже, в руку насыпал. Говорю: "Ешь, не бойся". Он с такой миной попробовал, как будто это хинная таблетка. Потом, гляжу, распробовал. Осмелел, сам начал собирать. А как подходить стали, опять нос повесил. "Извини, - говорит, - что я тебе всяких грубостей наговорил. Все говорят, что я несдержанный". Я его по-дружески так по плечу потрепал, и отвечаю: "Не такие мы и дикари, если с нами поближе познакомиться. В душе-то мы одинаковые". А он все молчит. Несогласный, значит.
Так и ушел молча к своим. Гляжу, на полянке оживление. Детишки построились в колонну по два, по углам какие-то светящиеся вешки воткнуты. Рюкзачки свои расстегнули, одеваются. Мама дорогая! Напялили желтые комбинезоны, застегнули наглухо. Потом все разом надели маски-респираторы, а сверху еще накрылись капюшоном. И не разберешь теперь, где мой знакомец - все одинаковые, как солдатики. Алина, гляжу, волосы с головы стянула и в карман сунула, тоже респиратор надевает. Это у нее парик был, оказывается. Я варежку разинул, дальше наблюдаю. Между вешками воздух вдруг задрожал, как марево в пустыне, и потемнел. Детишки повернулись и пошли в это марево.
Я поближе чуток подошел - стою, глазам не верю. Не каждый день видишь, как дверь в будущее приоткрывается. Только зря подошел я так близко, потому что из этой двери таким смрадом на меня дохнуло - думал, наизнанку вывернет. Нет, ребята, неладно что-то у них там. Небо какое-то грязно-лиловое, сырое, в ртутном блеске луж, как в зеркале, отражается. Горизонт мутной дымкой затянут. И ни деревца кругом. Алина напоследок обернулась и направила на меня коробочку какую-то. "Все, - думаю, - сейчас память мне сотрет. А может, оно и к лучшему". Только маленькая рука вдруг протянулась из последнего ряда и Алине помешала. Стало быть, не захотел мой новый знакомец, чтобы я забыл его.
Марево дрогнуло и пропало вместе с вешками. И ничего на поляне не осталось, будто и не было никого. Я к мангалу вернулся, растолкал своих - ни черта не помнят. Рассказываю - не верят. Думают, просто прикемарили, пока я по лесу болтался. Я уже и сам не знаю, было ли, не было. Вроде бы, предки в шизиках не числились, только математику не слишком любили. Так что у меня к вам просьба маленькая будет. Вы этого пацана узнаете, если встретите. Голова у него гладкая, как детская коленка, уши чуток оттопырены, и шрам на правой руке. Фамилия еще редкая, Дрынь. Только как зовут, не успел спросить. Так что по-настоящему не тезка он мне, конечно, а однофамилец. Короче, если встретите, скажите ему... Черт, я и не знаю толком, что ему сказать-то... Скажите, что мы не такие уж плохие, как он думает. Не все, во всяком случае. Скажите, что я все сделаю, чтобы у них там чуток получше стало. А еще скажите, что я написал все это из-за него. Пусть он там, в своем будущем, прочитает. Нескладно немного, но как сумел, так и написал. Вдруг чего важное про нас поймет. Полюбить не полюбит, конечно. Но, может, хотя бы ненавидеть перестанет.
|
|