Сати натирала песком огромный закопченный чан и, не спеша, полировала его задубелой шкуркой. Она намеренно затягивала свою работу, потому что знала о другой работе, еще менее приятной, которая ее поджидала: убирать за лошадьми. Если как следует потянуть время, придет Урма и все сделает. Урма - невзрачное и, главное, безропотное создание, подоила с утра кобылиц и отправилась на стирку. Она любит лошадей, хорошо с ними управляется и не боится грязной работы. Сати лошадей боится и страдает брезгливостью. Ничто не могло убить в ней эту брезгливость: ни жизнь с мужем-садистом, ни война, ни плен, ни позорная казнь, ни два года службы храмовой блудницей в Доме Иштар. Она заметила, что хозяйка уже начинает бросать недовольные взгляды в ее сторону, изобразила на лице крайнюю степень сосредоточенности и энергичнее заскрежетала шкуркой по чану. Вокруг носились трое детей хозяйки: мальчик и две девочки, и еще одна девочка, дочь Урмы. Матери повезло, что родилась дочь, а не сын, иначе ребенок бы умер, не прожив и месяца. Хозяйка ни за что не допустила бы конкуренцию своему наследнику со стороны сына служанки. А еще одна рабыня в доме будет не лишняя: хозяйство большое, много лошадей, хозяин привозит с войны горы добычи. Пока дети малы, одинаково босы и чумазы, выполняют мелкие поручения и разницы между ними не чувствуется, но все прекрасно знают и понимают, кто есть кто - кто раб, кто хозяин.
Хозяйка лишь иногда снисходительно покрикивала на них и подозрительно косилась на Сати. Когда муж привез из набега первую рабыню - Урму - хозяйка не сильно обеспокоилась. Во-первых, Урма была слишком некрасивая и муж ее попользовал всего лишь раз, на пепелище ее родной деревни, опьянев от вражеской крови. Привезя пленницу в свое становище, он швырнул скрюченное тельце к ногам жены: "Вот тебе помощница" и забыл о ее существовании. Урма от этого единственного раза с хозяином понесла, хозяйка все девять месяцев ходила в напряжении и раздумывала: а не убить ли рабыню сейчас и не мучиться - кто родится? У хозяйки тогда было еще две дочери и рождение мальчика от рабыни могло существенно поменять расстановку сил в семье хозяина. Но слишком жаль было терять служанку и опять взваливать на себя полностью заботы по хозяйству. И правильно сделала, что пощадила Урму, потому что та родила девочку - еще одну служанку, а сама хозяйка через некоторое время подарила-таки мужу долгожданного наследника.
И все складывалось как нельзя лучше, пока хозяин не привез из очередного набега еще одну рабыню - Сати. Хозяйка сразу почувствовала угрозу своему благополучию, исходившую от этой хрупкой смуглой девушки, почти ребенка, с недетским взглядом огромных раскосых глаз. Она ни слова не понимала из того, что ей говорили, а на все обращения только кланялась и подобострастно улыбалась, буравя блестящими черными глазами рот того, кто к ней обращался. Хозяйке как раз нужна была еще одна помощница для своего богатеющего с каждым новым удачным мужниным походом дома, но от Сати она решила избавиться, как от гадины. И сделала бы это немедленно, если бы не слова мужа: "За здоровье новенькой отвечаешь головой". Скрепя сердцем, хозяйка примирилась с новенькой, которая непонятно что делала с ее мужем, что он не замечал ничего вокруг себя.
Может быть, это колдовство, но его все время тянуло к этой новой рабыне. Он вспомнил, как впервые увидел ее, съежившуюся под колючим кустом. Неправдоподобно огромные глаза занимали чуть ли не половину ее узкого овального личика, обрамленного густой шапкой черных всколоченных волос. Филигранно обрисованный пухлый рот с ямочками по углам, верхняя губка трогательно вытянута вперед. Маленькое, худенькое тельце с узкими, как у мальчика, бедрами, едва округлившимися грудками и чуть выпяченным по-детски животиком. Руки, ноги, пальцы - длинные и тонкие, вот-вот сломаются. Ребенок? Нет, что-то подсказывало ему, что это уже женщина. Что-то во взгляде, в плавности движений. И он не ошибся, когда увидел, как исказилось ее нежное личико гримасой страсти, как вздернулась верхняя губа, обнажив крупные белые зубы, какой стон вырвался у нее из груди, когда он ее взял.
Она напоминала ему хрупкий и яркий цветок из тех, что цветут поздней весной на восточных пастбищах. Ее смуглая кожа пахла тонко и незнакомо. Она умела быть все время разной. Хозяин вспомнил их второй раз: он напоил ее забродившим кобыльим молоком, ее щеки порозовели и она неожиданно оседлала его и, как безумная наездница, вытрясла всю душу из его мощного тела. А в следующий раз она довела его экстаза, только легонько касаясь его кончиками пальцев и языка.
Хозяин не выдержал и посреди ночи опять отправился в кибитку рабов. Он что-то рассказывал, но она ничего не понимала, внимательно смотрела, качала головой, потом мягким движением уложила его на спину. Зашла со стороны головы и стала медленно поливать его голый торс теплым молоком. Потом, как зверушка, медленно двигаясь вперед на четвереньках, стала методично слизывать то, что налила. Особенно она старалась над сосками, потому что прекрасно знала о том, насколько чувствительны они бывают у мужчин, даже у таких огромных и грубых, как хозяин. Он вперился бессмысленным взглядом в маленькие груди, маячащие прямо над его лицом и оцепенел. Постепенно она продвигалась все ниже и ниже, пока не дошла до его готового лопнуть члена и занялась им, начав с легкой, дразнящей щекотки. Теперь над его лицом оказался черный кудрявый треугольник и ему безотчетно захотелось вцепиться в него зубами, но он был слишком высоко. По мере того, как ее ласки усиливались, треугольник спускался все ниже. Вот он уже увидел прямо перед собой, сквозь черные завитки, налитые кровью и готовые раскрыться половые губы и потянулся к ним. В это время с его членом творилась уже какая-то вакханалия, он был на пределе, но держался. И тут он увидел, как ее губы раскрываются, между ними поблескивает маленький, напряженный комочек плоти, а ниже истекает ароматным соком аккуратная дырочка. Рванув вперед, он врезался в этот влажный, влекущий плод языком и носом и обхватил зубами красную твердую кнопку, и это был сигнал. Она застонала, как от боли, и его член взорвался горячей струей, вызывая его ответный стон.
- Что ты прилип к этой черной? Хоть бы спросил, что твой сын уже умеет, сколько лун его не видел? Где взял-то ее, страшную такую? Харя что в саже измазана.
- Сама ты страшная. Кобыла толстая. У куриани отбили, а они как раз каких-то богатых ванцев грабанули. Полный обоз добра: серебро, медь. Даже золото, но золото все Арья Ага себе взял. Хотел и эту шлюху, но я сказал: тебе золото, мне шлюху. Все по-честному. А то что, раз ты глава совета, так другие арьи после тебя должны объедки подбирать? Он побухтел, но драться не стал. На всякий случай я отдал свою долю меди Арье Раке и он пообещал выставить на мою сторону всех своих домочадцев. При такой поддержке я скоро буду таким же влиятельным в совете, как и Арья Ага. Ведь за меня вся дружина лучников и домочадцы Рака и Скора. Дети подрастут и у нас будет свой Дом. Надо рожать побольше мальчиков и...
- Так ты что, отдал свою долю меди, глупый ты мерин? - оборвала жена мечтательный голос хозяина. - Долю меди за вот эту тощую облезлую мышь? Совсем сдурел.
- Не за нее, а за поддержку Раки. И вообще, ты чего на меня орешь, баба? Знай свое место, а то вишь, зарвалась.
- Мое место? Кола видит, мое место - не место рабыни. Я хозяйка! Между прочим, я из дома Арьи Скора, если ты не забыл. Хочешь влияния в совете? Тогда не забывай важных вещей.
- Ну не сердись, моя кобылка. Ты у меня главная, сама знаешь. Вон, у твоего отца сколько жен было? То-то. Потому и Дом у него большой: каждая жена родила ему хотя бы одного мальчика. А уж сколько у него сыновей от наложниц - и не сосчитать. Целая армия. Оттуда и сила, и влияние.
- Все жены моего отца были из почтенных семейств. Он не обделял их вниманием из-за какой-то чумазой рабыни.
- Но ты же сама не хотела, чтобы я брал еще жен. Ты хотела быть единственной. Вот я и не беру. А рабыни тебе нужнее, чем мне. Ты же хозяйством управляешь.
- Вот именно, для хозяйства они нужны! А не для того, чтобы ты с ними сутки напролет в кибитке валялся и не для того, чтобы они сыновей рожали. Сыновей я тебе и сама нарожаю сколько хочешь! Только если ты со мной будешь спать, а не с этой ящерицей. Я от ветра не смогу сына понести. Мне мужик нужен! Конечно, если ты хочешь, чтобы твоим наследством управляли чумазые выродки, а не чистокровные арьи, продолжай спать с этой сучкой. И не говори мне о влиянии в совете и о благородном Доме. Я слышать этого не хочу!
- Ну, ну, завелась совсем... Нельзя мне поразвлечься со своей рабыней, что ли? Хозяин я или нет? Она такие штучки умеет делать, тебе и не снилось. Наверное, ее специально учили, такого сам не придумаешь. Хмм...
Хозяйка, взбесившись от мечтательного выражения, вернувшегося на лицо мужа, хотела было опять разразиться бранью, но передумала. Чем она хуже этой недомерки? Она хозяйка, дочь и жена арьи. Сколько еще будет их, этих рабынь. Он их попользует и отправит на кухню. А она будет всегда. Она мать его наследников, она главная. От этих нехитрых мыслей хозяйка воспряла духом и тихонько засмеялась. Быстро оголила грудь и ловко нащупала в складках одежды мужа его толстый член, который от прикосновения мгновенно налился кровью и окаменел. С удовольствием погладила вздувшиеся венки, сгребла в горсть яйца и тихонько их потянула.
- Иди ко мне, жеребец. Я тебе доставлю настоящее удовольствие, правильное. А потом рожу еще сына. Много сыновей. Иди, иди...
Такой поворот семейной ссоры весьма понравился хозяину, он тоже тихонько засмеялся, потом сделал зверское лицо, заурчал и набросился на жену, как тесто замесив ее толстые белые ляжки. Поднял ее рывком и понес в кибитку, а она взвизгнула, обвила его ногами и захохотала, откинув назад голову.
Эту сцену наблюдали все домочадцы: дети лишь немного проводили хозяев взглядом, тут же забыли о них и понеслись по своим детским делам, Урма печально вздохнула, а Сати скривилась в презрительной улыбке. Глупая толстая корова, если хозяйку можно вообще сравнить со священным животным. Впрочем, эти дикари и не знали, что такое коровы, они доили кобылиц, ели конину и иногда полевую дичь, не умели молоть злаки.
Сати задумалась. Что-то странное с ней происходило в последнее время. Причудливый ветер судьбы занес ее так далеко от дома, как не смог бы представить ни один даже самый ученый жрец ее родной страны. Все время своих странствий она мечтала об одном: умереть на родине. Именно умереть - она стремилась домой не затем, чтобы жить долго и счастливо, слишком уж много невзгод было за плечами. Она жила надеждой, что ее похоронят по всем правилам и в соответствии со всеми традициями истинной веры, а то не видать ей вечной жизни на блаженных полях Иалу. Всей душой Сати стремилась домой, каждый день она с надеждой смотрела на юг и молилась, молилась... Но судьба издевалась над ней, забрасывая все дальше и дальше на север. Она вспомнила, как попала сюда.
- Зачем тебе это, Тамиза? Ты хотела от меня отделаться? Это было уже близко. Самое большое через пару лун я бы уехала навсегда и ты бы заняла свое прежнее место рядом с Араму.
- Ага, уехала бы с почестями и славой! А я хочу, чтоб ты сгнила заживо, проклятая сука. Будешь теперь убирать за овцами и жрать помои в самой глухой горной деревне. А мои братья позаботятся о том, чтобы каждый день тебя насиловали не менее двадцати человек. Интересно, долго ли ты протянешь.
- Я не виновата, что Араму так поступил с тобой! При чем тут я? Твоя ненависть глупа! Ты ради нее идешь на преступление, на измену. И ты не сможешь это долго скрывать. Ты подстроила этот грабеж, подумай о последствиях. Все ценности, которые царь вез на жертвы храмам и пожалования вассалам, украдены. За меня царь должен был получить выкуп в пятьдесят талантов серебра - он его не получит. Он получит только неприятности в отношениях с соседями. А сколько воинов было убито самым предательским образом? Как ты можешь так поступать из-за мелкой ревности? Ты ведь столько лет служила Уруарти...
- Я служила царю, на Уруарти мне наплевать. Араму оскорбил меня и он ответил. Но он не скоро поймет, что это я его наказала, уж будь уверена - я чисто замела все следы. Так что, я возвращаюсь в Тушпу, займу свое законное место рядом с государем и отправлюсь в паломничество, после которого все виновники этого неприятного инцидента будут казнены - их у меня целая толпа на примете. Знатно повеселимся. А тебе, моя прелесть, желаю сдохнуть как можно мучительнее.
После этих слов она сказала что-то вождю куриани, кивнула в сторону Сати и мужчины громко захохотали. Тамиза вскочила на услужливо подведенного коня, крикнула что-то, обращаясь ко всему отряду, ей ответил нестройный хор, взмахнула рукой и умчалась по той дорожке, по которой приехала. Сати не заметила, как оказалась в плотном кольце воинов. Лихорадочно блестящие глаза, нервно облизывающиеся рты, прерывистое дыхание. Она почувствовала прилив слабости, колени задрожали, в горле перехватило. Поднеся руку к шее, она наткнулась на цепочку. Сати была одета в платье из дорогой синей ткани - тонкой и прозрачной. В походе она не стала менять его на ночь, лишь сняла с себя самые тяжелые украшения: дутые браслеты, пояс из золотых пластинок с подвесками, массивное ожерелье с самоцветами. Но на ней оставались еще длинные серьги с бирюзой, шейная цепочка, тонкие браслеты на руках и ногах и колечки на пальцах. Трясущимися руками она расстегнула замок, подбежала к самому главному и сунула цепочку ему в руку, умоляюще глядя в глаза. Потом, ломая ногти, сорвала кольца, браслеты с рук, ног, отдала ему. Вождь хищно улыбнулся и протянул руку к ее уху. Сати, в ужасе, что сейчас ей вырвут серьги вместе с ушами, поспешно закивала и вынула их. Потом затравлено оглянулась: круг мужчин сжимался все туже. Она бросилась к вождю на грудь, припала к ней губами, схватила руки и стала осыпать их поцелуями. Собиралась уже упасть на колени, но вдруг передумала. Слишком она хорошо знала мужчин: они любят, когда перед ними унижаются, очень любят. Но мысли о милосердии приходят на ум только самым цивилизованным и достойным. А для большинства, тем более, для таких дикарей, унижение только дразнит жестокость. Поэтому Сати сменила тактику: вместо того, чтобы целовать вождю ноги, она прижалась к нему всем телом, потерлась животом о то место, где у него под длинной кожаной рубахой должен был быть член, поиграла бедрами из стороны в сторону, привстала на цыпочки и провела языком между его усмехающихся губ.
Это сработало. Главный посмотрел на Сати с удивлением, потом широко осклабился, обдав ее смрадом своего рта, приобнял за плечи и что-то властно крикнул своим воинам. Те остановились и зароптали. Послышались отдельные выкрики, потом один, кривоносый, с вытекшим глазом, стал горячо что-то говорить, время от времени поворачиваясь к своим товарищам за подтверждением и яростно жестикулируя. В его речи несколько раз послышалось имя Тамизы и Сати поняла, что та обещала ее всем воинам, а вождь присвоил себе общую добычу. Если вождь уступит, ее растерзают эти животные, вся надежда на него. Сати прильнула губами к его шее (жаль, что до уха ей не достать - роста не хватало) и принялась тихонько щекотать ее кончиком языка. Усилием воли она придала своему взгляду выражение томного ожидания и многозначительно заглянула в его глаза. Главный посмотрел на нее, потом на кривоносого и резко гаркнул на него. Воины зашумели и придвинулись. Вождь остановил их жестом руки и заговорил умиротворяющим тоном, потом повысил голос, стукнул себя кулаком в грудь, а затем снова перешел на более спокойный тон и даже, кажется, пошутил, потому что многие заулыбались. Сати примерно представляла, о чем они говорят: сначала я, имею право, так как вождь, а потом уже все остальные поразвлекаются вдосталь. Она немного успокоилась. Ну хоть так, время потянуть, и то хорошо. А потом разберемся, что делать.
В этот момент на поляну выскочил воин и что-то возбужденно закричал. На лицах остальных появилось озабоченное выражение, все стали деловито собираться, связывать добычу в узлы, навьючивать лошадей. Вождь подвел ее к черной кобыле, рывком поднял и посадил на спину животному. Сати обмерла от ужаса, вцепилась в гриву лошади и прильнула к ее шее. Вскоре все двинулись верхом, но она не знала, как сдвинуть с места эту огромную скотину. Вождь усмехнулся, подъехал сзади и ткнул чем-то острым в лошадиный круп. Кобыла послушно пошла вслед за остальными по узкой тропе, вьющейся в гору. Никогда еще ей не приходилось ехать верхом, никогда, даже в дурном сне, она не могла себе представить, что на лошадях можно скакать вот так, просто сев на спину. Лошадей можно запрягать в повозки, в колесницы, но передвигаться у них на закорках, ощущать всем телом каждое движение мышц гривастого чудовища - это уже слишком.
Они ехали молча и если кто-то вдруг издавал какой-нибудь случайный возглас, на него сразу же шикали. Вероятно, рядом были уруарты, рыскающие по ущельям в поисках царевых обидчиков. Дурную мысль о том, чтобы закричать и привлечь внимание погони, Сати отмела сразу же. После такого крика жить бы ей оставалось считанные мгновения. Поэтому она ехала молча и изо всех сил пыталась сохранить равновесие.
После перехода, длившегося весь этот день и следующую ночь с короткими привалами, они, наконец, остановились в узкой, темной расщелине. Разбили основательный лагерь, выставили часовых, развели огонь с помощью сухого трутня. Сати сняли с коня и она тут же уселась на землю. С непривычки все тело ломило и болело, особенно, спина, поясница и бедра изнутри. Больше всего ей хотелось посидеть, а лучше, полежать. Но подскочивший вождь с неизвестно откуда взявшейся энергией схватил ее за шею, поставил на четвереньки, задрал платье и тут же, не смущаясь ничьим присутствием, изнасиловал сзади. Все произошло очень быстро: видимо, он уже долго в себе держал и торопился, а вырвавшийся у Сати от боли и отвращения стон еще подстегнул его и вождь, попыхтев от силы минуту, оттолкнул ее, развернул к себе, схватил за волосы и с хриплым криком кончил прямо ей в лицо. Она уже столько раз была изнасилована за свою недолгую жизнь, что сильным потрясением для нее это не стало. Напротив, умненькая Сати быстро взяла себя в руки и сообразила, как ей себя вести, чтобы главный подольше не отпускал ее от себя. Она с трудом подавила в себе рвотный позыв, собрала рукой остатки спермы с щек и, далеко высунув язык, смачно слизала ее с ладони, задорно глядя ему в глаза. Ему это, видимо, понравилось и он громко захохотал, похлопывая Сати по ляжке, как кобылу. Остальные только покосились на произошедшее, но никто не стал снова ругаться с вождем, терпеливо поджидая своего часа. После сытного ужина разомлевший вождь лениво поманил к себе пленницу. У нее была четкая цель - как можно дольше не позволять себе ему надоесть, чтобы не стать достоянием его отряда. Поэтому она сделала вождю умопомрачительный массаж, вспомнив все, о чем ее учили, доведя его до экстаза за короткий промежуток времени. И добилась своего: с этой ночи вождь не подпускал к ней никого и ревниво держался все время рядом.
Потом потянулись долгие дни перехода через горный хребет. Отряд поднимался все выше, становилось все холоднее и холоднее. Сати еще ни разу не оказывалась на такой высоте и с непривычки стала задыхаться. В какой-то момент тропа стала совсем узкой и все воины спешились, чтобы идти гуськом и вести лошадей под уздцы. На десятый день путешествия они подошли к ущелью, такому же узкому, как и тропа. Углубились в него и время как будто бы замерло. В гулкой тишине цокот копыт отражался оглушающим эхом от отвесных скал, а где-то далеко наверху бушевал ветер.
Миновав ущелье, они попетляли немного среди огромных зазубренных осколков горы и спустились на небольшое плоскогорье. Сзади и сбоку были скалы, впереди - плато, поросшее травой и низким кустарником. Решили здесь заночевать, послав постовых вперед на полет стрелы. Сати посмотрела на горы, оставшиеся позади. Она вдруг со всей ясностью ощутила, что не только безнадежно далеко от родной страны, но теперь еще и заперта неприступной стеной из цепочки горных хребтов с белыми шапками, в которых ей самой никогда не найти дорогу. Последняя надежда безжалостно обрывалась, ей нет пути домой. Не в силах больше сдерживаться, она вцепилась пальцами в волосы, повалилась ничком и безудержно зарыдала.
- Ары, ары!!!
Они налетели внезапно, как весенняя гроза. Небо только начинало сереть в преддверии восхода, как Сати разбудили истошные вопли и беготня. Она открыла глаза и увидела картину жуткой бойни. Мечущиеся по лагерю, как загнанные животные, воины куриани падали, пронзенные стрелами, которые свистящей тучей носились над лагерем. Некоторые схватили свои дубинки и ножи и встали в боевые позиции, готовые отразить натиск еще невидимого врага. Среди них был и вождь, которые лишь обернулся к Сати и что-то крикнул ей. Она, естественно, не поняла, но на всякий случай ползком попятилась подальше в кусты. Вождь с удовлетворением кивнул и отвернулся, но в это мгновение Сати как будто увидела в его взгляде нечто большее, чем обычная дикарская похоть. Легкая грустинка, сожаление и даже что-то, похожее на нежность, непонятно тронули ее сердце, но думать об этом было некогда, потому что из утреннего тумана на полном скаку вырвались бородатые всадники в накидках из серых, клочкастых шкур.
Они сидели на конях, как влитые, и управляли ими ногами, руками же они стреляли из луков. Оказавшись в лагере, они молниеносно спрятали луки и достали из-за спины свое оружие: огромные топоры и короткие копья. Не сбавляя шага, они налетели на остатки сопротивления и смяли их, растоптали, зарубили, закололи. Несколько куриани успели вскочить на коней и броситься в рассыпную, но далеко им было не уйти: часть отряда атакующих помчалась за ними, остальные добивали раненых в лагере. Вождь даже не пытался убежать: он помчался навстречу ближайшему из врагов, вонзил в грудь его коня свой длинный бронзовый нож, отскочил, увернулся от удара тяжелого топора, но был пронзен копьем, брошенным другим конным воином издали. Упав на землю, он еще продолжал корчиться и пытаться поднять голову, но воин, спрыгнувший с убитого коня, наступил ему на грудь и, не спеша размахнувшись, опустил топор ему на голову. Затем присел на корточки, вытащил короткий широкий нож из незнакомого черного металла и ловко отпилил голову вождя. Довольно усмехаясь и что-то приговаривая, он кинул голову в мешок, висевший у пояса. Оцепеневшая Сати наблюдала, как другие воины занимались тем же: они отрезали головы у убитых ими куриани и кидали их в свои мешки, причем некоторые спорили, махая перед носом друг у друга обломками стрел. Сати заметила, что у каждой стрелы оперение было выкрашено в свой цвет, видимо, так они узнавали свою жертву.
Воин, убивший вождя куриани, находился ближе всех к Сати, он-то ее и нашел. Рыская по земле в поисках убитых, он наткнулся на узлы с добычей, которую куриани отбили у уруартов, и издал победный клич. К нему тут же поспешили другие воины, а убийца вождя, пошарив кругом, вдруг встретился взглядом с Сати, съежившейся под кустом какого-то колючего растения. Он подходил, а она пятилась, вжимаясь все глубже в кустарник, не обращая внимание на раздирающие ее одежду и тело шипы. Он схватил ее за тонкую лодыжку и легко выдернул из укрытия. Сати безвольно замерла на спине и заворожено смотрела на этого великана, заслонившего свет. Он показался ей каким-то мифическим созданием, слишком огромным, слишком красивым, неправдоподобно светлокожим и светловолосым. Наверное, она попала на край света, где живут великаны из сказки. Из страшной сказки. Он наклонился, протянул огромную ручищу и ленивым жестом дернул платье. С жалобным треском ткань разлетелась в стороны, обнажив худенькое, исцарапанное тело Сати. Отбросил мешок, сквозь который просочилась и капала на землю черная кровь, встал на колени и снял пояс, придерживающий шкуру. Взял в руку свой огромный, красный член с набухшими венами, другой рукой поднял ей одну ногу и положил себе на плечо. Послюнявил пальцы, раздвинул ими ее половые губы, расцепил на них слипшийся пушок и с нажимом ввел член. Без всякого выражения, только чуть выдвинув вперед нижнюю челюсть, он понаблюдал, как Сати выгнулась дугой, и стал рывками двигаться взад-вперед.
Ей показалось, что ее нутро опалили. Много мужчин она знала, но этот был самый огромный. Удовольствие на грани боли заставило ее забыть про все женские штучки. Сати просто распласталась под навалившейся на нее тяжестью, закрыла глаза и хватала ртом воздух. Она подняла вторую ногу на плечо мужчины, потом развела их широко в стороны и стала двигать бедрами ему навстречу. Волна наслаждения, которая обычно подкрадывалась исподволь, теперь нахлынула на нее, как ураган. Сати изо всех сил обхватила воина ногами, прижалась к нему всем естеством и почувствовала его яйца на своей промежности. Это стало крайней точкой и все ее тело сотрясла судорога. Одной рукой она вцепилась в его бедро, а другую поднесла ко рту руку и впилась зубами в кисть, поэтому вместо крика из нее вырвалось хриплое рычание. После этого тело ее обмякло, что стало своеобразным сигналом и для воина. Он не издал ни звука, только оскалился и, вжавшись в нее со всей силой, замер на несколько мгновений. После этого встал, повязал пояс и, как ни в чем не бывало повернулся к своим товарищам, вступив в какую-то бурную дискуссию.
Сати лежала, раскинув руки и ноги. Она видела, как к ней подходят другие воины, видела, как один из них снимает с себя пояс, а другие ждут рядом, пересмеиваясь и тыкая в нее пальцем. Она закрыла глаза и впала в странную прострацию. Чувствовала, как ее насилуют - один, потом второй, но не шелохнулась. Может быть, так лучше. Пусть ее совсем убьют. Она на краю земли, ее окружили светловолосые бородатые великаны. Могучие боги. Они ее попользуют, а потом бросят на съедение воронам. Что им смертная. А смертные после такого и не живут.
Раздались громкие возгласы с нарастанием угрожающих ноток и Сати с трудом разлепила глаза. Вновь появился первый - убийца вождя куриани, оттащил воина, собирающегося следующим изнасиловать Сати и пригрозил ему своим топором. Воин, видимо, стоял ниже в их иерархии и поэтому не стал спорить. Спорил пожилой воин с бородой до пояса, заплетенной в косу. Они долго кричали, жестикулировали, обращались к окружившим их воинам. Пожилой успокоился только тогда, когда первый наклонился к разложенной на кучки добыче и что-то долго перебирал, откладывая в сторону. После этого все воины разошлись по своим делам, а первый подошел к Сати, все так же раскинувшейся на земле. Он поднял ее за локти, но она снова упала, как тряпичная кукла. Тогда он сходил за кувшином, сел на корточки, помочил ей губы и стал заворачивать в лохмотья, которые остались от ее платья. Боясь смотреть ему в глаза, она коснулась указательным пальцем своей груди и тихонько прошелестела:
- Сати.
- Вар, - он ткнул себя кулаком в грудь и сказал громче: - Арья Вар.
Следующее путешествие Сати почти не помнила. Только бешенная скачка на лошадях, короткие привалы и почти религиозный экстаз от любви Вара. Она могла часами, не отрываясь, смотреть на него, видя божественную искру в его облике - слишком красив, слишком необычен. Он был молод и борода была еще короткой, скорее, длинная щетина. Льняные волосы, неровно обрезанные над бровями и по щекам, чтобы не мешать, сзади спускались густой спутанной гривой до середины спины. Прямой короткий нос, тонкие губы, тяжелый квадратный подбородок, небольшие близко посаженные глаза, как осколки голубого неба, чуть насупленные брови такого же золотистого цвета, как волосы и борода. Кожа была обветренная и задубелая, в красных прожилках, но в самых интимных местах, куда не доставали солнце и ветер, Сати видела кожу белоснежную и полупрозрачную. Лицо как будто нарисованное недрогнувшей рукой прямыми, чистыми линиями. Ничего лишнего или безобразного, ничего женственного. Лицо первозданного мужчины.
Немного оправившись от первого шока, стала понемногу применять свои умения, чем интриговала и привязывала к себе своего нового господина. Но было видно, что это его забавляет - не более. Она не чувствовала с его стороны слабины, которую чувствовала во всех предыдущих мужчинах, даже в вожде куриани. Этот дикарь был самый дикий из всех, что Сати приходилось видеть, и этим он был сильнее всех. Первобытная мощь, прямолинейность и простота завораживали ее. Когда он ее не хотел, он ее просто отшвыривал в сторону, как мешающий предмет. Когда хотел, брал. Смелость Сати в любовных экспериментах ему нравилась, но чрезмерная изощренность утомляла. Когда она взялась ему делать интимный массаж, он немного потерпел, потом грубо ее оборвал и подмял под себя.
По дороге они ограбили несколько горных деревень, где жили люди, похожие на куриани, затем горы остались позади и они долго двигались по абсолютно необитаемой, бескрайней, как небо, степи, заросшей высокой травой. Город, в который они прибыли, трудно было назвать городом, скорее, становищем кочевников. На огромной территории раскинулся лагерь из кибиток, в середине была площадь с огромным шатром в центре, по окраинам паслись бесчисленные стада лошадей. Дикие горцы хотя бы кое-как возделывали землю, а здесь даже намека на это не было. Становище было многолюдным, навстречу их отряду, состоящему где-то из сотни воинов, вышло около тысячи человек. Однако, подобные отряды приходили чуть ли не каждый день с разных сторон света, некоторые с добычей более богатой, чем отряд Вара. Сати поняла, что это племя живет разведением лошадей и разбоем.
Сати стала свыкаться с мыслью, что она закончит свои дни здесь, среди этих людей. Она быстро учила язык арьев, их простой быт, бесхитростные нравы показались ей более жизненно правильными, чем то, к чему она, выросшая во дворцах, привыкла. Поистине добрым знаком оказалось то, что арьи тоже поклонялись солнцу. Они именовали солнце Кола и почтительно называли отцом, совсем как Сати. Окончательно она утвердилась в мысли, что Благой отец примет ее после смерти на полях блаженства так же хорошо, как если бы ее погребли на родине, после того, как совершила паломничество к дому Колы вместе с домочадцами и родичами Вара в день летнего солнцестояния. Еще через несколько дней после религиозного празднества Вара призвали в дальний поход на восток.
Спустя три луны хозяин вернулся с богатой добычей и новой рабыней. Это было маленькое, тщедушное создание, даже меньше и тоньше, чем Сати, только еще с короткими кривыми ножками. Длинные и жидкие черные волосы заплетены в две косички, на круглом и плоском, как блюдо, лице, как в прорезях, поблескивали необыкновенно узкие глаза. Вдобавок ко всему кожа ее имела совершенно нездоровый желтый цвет. Сати никогда не видела таких уродин и не понимала своего хозяина: как можно на такую позариться? Примерно то же самое подумала и хозяйка, которая все время отсутствия Вара ревниво следила, не беременная ли Сати? Когда поняла, что нет, расслабилась и даже снисходила до разговоров с ней. Увидев новое приобретение супруга, она только фыркнула, постучала по голове и махнула рукой, мол, что с него возьмешь: дальний поход, тут любая юбка станет желанной.
Зареванная новенькая являла собой такое жалкое зрелище, что женщины дома Вара без всяких обид дали ей одежду взамен ее лохмотьев, накормили, напоили и попытались расспросить, естественно, безуспешно. Выяснилось только имя: Фу Хао, которое тут же упростили и получилось Фуха. Однако, когда хозяйка и Сати поняли, что хозяин все ночи проводит с новенькой, полностью игнорируя их, они посерьезнели. Что было в этом чудовище такого, чего не было в них? Сати понаблюдала, поразмыслила и поняла: этим что-то была невинность. Фуха была девственницей, когда хозяин взял ее, потому что она до сих пор страшно боялась его близости и явно испытывала неприятные и даже болезненные ощущения, что было слышно из совсем не страстных, а страдальческих стонов и даже плача, которые слышались по ночам из кибитки. Сати была в отчаянии. Никакие умения и таланты в искусстве любви не могли бы ей вернуть невинности. А именно невинность и ничто другое, а также садистское наслаждение болью девушки интересовали сейчас хозяина. И сколько бы она ни пыталась привлечь внимание Вара - все было напрасным, он был занят новой игрушкой.
Как-то вечером хозяин заглянул в кибитку рабов и бросил Фухе: "Скоро приду к тебе. Остальные - уйдите". Фуха не поняла слов, но прекрасно осознала, что сегодня ей предстоит очередная пытка. Сати посмотрела на ее наполнившиеся слезами глаза, обреченное выражение на лице и, вместо обычного прилива гнева, почувствовала острый укол жалости. Не виновата же эта несчастная, напуганная, маленькая девчонка, что Вар пришел в ее деревню, ограбил, сжег, наверняка перебил всю родню, а теперь насилует ее изо дня в день. Если бы она хоть умела получать какое-никакое удовольствие от любви. Тут Сати осенило: она ей немного поможет. Она вспомнила, как ее учили готовиться к работе в Доме Иштар. Она подошла к всхлипывающей Фухе вплотную и задрала ей подол. Та в испуге отшатнулась, но Сати успокаивающе улыбнулась и погладила ее по голове. Потом тщательно намочила указательный палец слюной и провела им по направлению к себе, разъединяя половые губы и нащупывая бугорок клитора. Фуха вздрогнула и застыла, не в силах поднять глаза. Сати нашла то, что искала безнадежно сухим и сморщенным. Ободряюще погладила ее по плечу, снова как следует послюнявила палец и принялась мягкими круговыми движениями массировать маленький бугорок. Фуха оттаяла не сразу, Сати пришлось потрудиться. Наконец, она почувствовала, как бугорок под ее пальцами начинает расти, а новенькая задышала часто и прерывисто. Вскоре палец Сати увлажнился уже естественной смазкой, а Фуха распалилась настолько, что стала даже двигать бедрами вперед-назад. Снаружи послышались шаги, Сати убрала руку из-под подола, взяла Фуху за подбородок и посмотрела ей в глаза. Затем вышла из кибитки, едва не столкнувшись с хозяином.
После этого Сати стала ловить на себе несмелые, обожающие взгляды новой рабыни. Она вспомнила, что поначалу тоже так смотрела, но на хозяина. Ей льстило, что на нее смотрят снизу вверх - впервые в жизни. Ее унижали, насиловали, били, продавали и покупали, а теперь она сама в роли сильной. Ей понравилась эта игра в мужчину и однажды она улучила момент, подошла к оробевшей Фухе, прижала ее к стене и стала вальяжным движением ласкать ее маленькую грудь, при этом покусывая за мочку уха. У той перехватило дыхание и она задрожала. Сати понравилось. Она поймала себя на том, что ей уже не слишком интересно соблазнять хозяина, гораздо интересно играть с этим неискушенным созданием. Фуха уже не казалась ей такой уродливой. Сати привыкла к ее разрезу глаз, присмотревшись, поняла, что в ее плоском профиле есть что-то нежное и беззащитное, а полные мягкие губы просто хороши. Иногда она задумывалась, а правильно ли это делать с женщинами? Каких-то особенных запретов она на этот счет не слышала, равно как и разрешений. Поэтому в один прекрасный день она решилась на более масштабные действия - нужно было научить Фуху получать наслаждение.
Прокравшись ночью в ее угол кибитки, Сати стала осторожно будить ее нежными поглаживаниями. Когда увидела, как блеснули в темноте щелки ее глаз, осторожно легла сверху. Стала, не спеша, целовать ее щеки, губы, уши, шею. Легонько покусывала и поглаживала языком. Прошлась по всей шее от ушей до ключиц, спустилась к плечам, потом перешла на грудь. Здесь Фуха стала тихонько постанывать. Сати не торопилась, она целовала ей грудь до тех пор, пока Фуха не стала выгибаться дугой и царапать ногтями лежанку. Затем перешла к основному блюду. Губы ей не пришлось разъединять, они уже были готовы: вздуты и влажны. Твердый, набухший клитор мягко пульсировал. От Сати уже много не требовалось: равномерный, с нажимом, массаж языком и через несколько мгновений Фуха протяжно застонала и раскрылась, как цветок. Язык Сати увлажнился от пахучей, вязкой жидкости, хлынувшей из этого цветка. После этого Сати с удовлетворением ушла в свой угол и спокойно заснула.
На следующую ночь ее разбудила Фуха. Судя по всему, она решила повторить все, что с ней сделали прошлой ночью, и начала целовать мочки ушей, но Сати мягко подвинула ее голову вниз, она не нуждалась в долгой прелюдии. Фуха действовала неумело, но с душой и очень скоро Сати уже извивалась в мучительно-сладких судорогах, закусив руку, чтобы не кричать.
С этого времени они любили друг друга каждую ночь. По очереди были мужчинами, хитроумно привязывая себе толстую гладкую палку, придумывали какие-то игры, глупые, если смотреть со стороны, но будоражащие их воображение. Они даже не заметили, как хозяина вновь призвали в поход, настолько были поглощены собой. Отрезвление наступило, когда из похода вернулось его мертвое тело и их призвали готовиться к смерти. По обычаям арьев, воина хоронили вместе с конем, со всеми женами и рабами. Времени у них было - десять дней для прохождения через все подобающие обряды.
Нет нужды описывать их хитроумный план побега и хронику долгой погони. Факт в том, что убежать им двоим все-таки удалось, что само по себе почти невероятно. Их бросили преследовать, потому что знали - им суждено умереть в бескрайних степях. Если удастся добыть еды - не найдут воду. Если возьмут правильное направление и выйдут к реке - там их ждут племена людоедов. На севере - глухой лес, на юге - горы, на востоке и западе - степь, степь, степь. И они действительно умирали. Кони давно пали, они шли пешком. Иногда им удавалось поймать змею или ящерицу, для более солидной добычи не было оружия. Скудные запасы воды удавалось немного пополнить с утренней росой. Но они держали направление на юго-восток и степь становилась все засушливее. В один прекрасный момент у Фухи отказали ноги. Она лежала и бредила, с трудом шевеля пересохшими губами. Тогда Сати взяла единственное оружие - самодельный кремниевый нож, поцеловала Фуху в губы и аккуратно перерезала ей горло. Спустила кровь в мехи, попила, отрезала кусок от бедра и съела его сырым. Ее стошнило. Она немного отдышалась и повторила эксперимент. На сей раз ей стало лучше и она надолго заснула. Проснулась приободрившаяся, еще немного попила и поела, взяла с собой про запас и пошла, не оглядываясь. Сати твердо знала, что должна вернуться домой, что бы ей это ни стоило. У нее не возникло ни сомнений, ни сожалений. Над тем, что осталось от Фухи, уже работали стервятники.