Когда от всей группы таежных путешественников остались лишь трое, новенький, который должен был идти к кособокой каменной постройке следующим, остановился.
- Не смогу, - устало выдохнул Анатолий, спиной падая на дольмен.
- Чего ты опять не сможешь суметь? - грубо спросил Дормидонт, придерживая пушистую лапищу стланика, стремящуюся взлететь.
- Не смогу не дышать, Кирилл Эдуардович.
- Так дыши своим собственным дыханием, безмозглый дурак! Простого проще. Точно! Некоторые не понимают. Кто тебе не разрешает позволить подышать?
- Космос? - догадался Москва. - Пространство? Толик, ты боишься задохнуться в космосе?
- Боюсь.
- Дурака не валяй, ты, глупый дурак. Ни минуты времени на тебя уже нет! - сердито закричал Дормидонт.
- Нет, нет. Реально, не смогу, - убито сказал новенький, садясь на мокрую землю и вытирая рукавом потное, мокрое лицо. - Неужели я не знаю? Правда, правда. Не смогу не дышать. У меня даже в воду нырять не получается. Погружаюсь с головой, сразу тону. Правда, правда.
- Толик, братец, ты космоса не ощутишь, - мягко, славно маленькому ребенку, сказал столичный гость. Он говорил мирно, не спеша, словно не вымок до нитки, словно не замерз, словно не хотел бы поскорее скрыться из неуютной сырой тайги, больше похожей на настоящий бассейн, по неведомой причине наполненный растениями. - Мы не в первый раз, Толик, совершаем переход между планетами. Сейчас ты на Земле, через миг на Луне. Все славно. Поверь, никакого удушья не испытаешь. Ни малейшего. Космоса даже краешком уха не увидишь, краешком глаза не услышишь.
Новенький благодарно, очень жалко улыбнулся, оценивая дружескую поддержку и незамысловатую шутку.
- Не рассчитал силы. Стоит представить, через голый космос дорога лежит, умираю. Терпеть не могу трусить. Нет, нет, реально, не могу. Воздуха нет. Реально, пустота. Мрак. Солнце без одежды. Не могу не дышать. Хотя бы скафандр мне? Хотя бы шлем, бронежилет, бушлат? Реально страшно, до печенок пробирает.
- Слабак! Живо живей ко мне! - заорал Дормидонт.
- Толик, ты интересовался, почему обыкновенные мужчины, с практическим складом ума и отягощенные житейским меркантилизмом, работают на Владыку?
Сграбастав шею Анатолия, столичный гость присел рядом, пригнул его голову к своей и зашептал на ухо, для верности слов размахивая кулаком.
- Пусть он так странно выглядит. Потом посмотрю. Пусть без выбора. Пусть без всякой очереди. Все равно... - тоже шепотом ответил новенький. - Сейчас реально не могу. Правда, правда... Пожалуйста.
- Чего там уговаривать уговорами! Тащи за воротник шиворота! - распорядился Дормидонт. - Тащи сюда, пока дерево держу!
- Зачем? Пусть остается, - предложил москвич.
- Кто?.. Остается?
- Костер разведет, здесь нас подождет. Толик не привык, опасается космического пространства. Славно. В следующий раз Толик решится, Кирилл Эдуардович.
- Огнем дурак место выдаст! Пожар из костра точно устроит! - нервно завопил Дормидонт. - Некоторые не понимают. У Владыки здесь все налажено! За потерю места Владыка мне задаст!
- Подожду вас. Большой костер, реально, разводить не стану, - пообещал Анатолий. - Неужели я ребенок?
- Ты хуже, безмозглый дурак! Просчитался я с тобой! Трясется тряской, даже поры вспотели!
- Холодно, братец. Замерзнешь даже у огня, - заметил столичный гость. - Возвращайся лучше к машине, Толик. Там ты ничего и никого не выдашь. Кирилл Эдуардович, салон вашего лимузина открыт?
Поискав в карманах, Дормидонт вытащил связку ключей и швырнул на траву.
- Чего рядиться? Безголового дурака к Владыке даже вблизи близко пускать нельзя. Владыка слабых не любит. Безголовому дураку Владыка голову сразу оторвет. А тебе, Москва, таким ответом отвечу. Обученных образованием Владыка не любит еще больше трусов. Зачем только он тебя держит? Исключить бы тебя, да только Владыка планирует на тебя дальнейшие планы. Некоторые не понимают. Владыка сам умом крепок. Людей в человечестве таких умных нет. Простого проще. Не боишься рассердить Владыку, Москва?
- Славно, - дружески хлопнул его по плечу москвич. - Это Владыка другой, а мы с тобой одинаковые. У меня там, в чемоданчике, славный коньяк. Не стесняйся, Толик. Откупоривай, лечи нервы.
- Мотор двигателя долго не грей, - строго наказал Дормидонт. - У меня солярка топлива не бесконечная. На путь обратной дороги нужна. Свет включением не жги, аккумулятор мне точно посадишь. Чего разнюнился, малоумный дурак? Некоторые не понимают. Заднюю сторону к машине хоть найдешь, бестолочь?
- Постой! - окликнул его столичный гость. - Отнеси в салон, Толик. Не переживай и ничего не опасайся. Хотя, полагаю, в тайге ты больше хозяин, чем на асфальте. На Дормидонта нашего не обращай внимания, он всегда такой. Начальству по штатному расписанию положено сторожиться.
- Встретимся у машины. Собрания больше сорока минут не припомню. Плюс дорога обратно. Часа через два, по любому, вернемся, голодные и замерзшие, - пообещал москвич, передергиваясь от холода. - Поделимся с тобой впечатлениями у костра.
Приняв сверток с золотыми часами, новенький спрятал его за пазуху. Затем, передумав, развернул хронометр, застегнув браслет на запястье. Действительно, так выходило намного надежнее.
- В другой раз не струшу, - униженно опустив глаза, сказал Анатолий. - Правда, правда. Терпеть не могу отступать. Реально, не струшу.
- Славно, Толик, - произнес в ответ столичный гость. - Дормидонт, он у нас мужик запасливый. Где-то под сиденьем в салоне есть такой большой горбатый железный ящик. Сахарок, колбаска, овощи, консервы. У других в туесках тоже поищи, не стесняйся. Сейчас все общее. Накрывай поляну, Толик. Отдыхать будем славно, пока все запасы не прикончим.
- Москва, где ты там замер?! - окончательно потеряв терпение, дико завопил Дормидонт.
- Главное, Толик, сделай к нашему приходу хороший крепкий чай. Только погорячее, братец. Славный кипяток!
Опять хлопнув новенького по плечу, Москва заторопился к скале, к зарослям кедрового стланика, к кособокой постройке, похожей на изуродованный варварами дольмен. Пушистые лапы качнулись последний раз и замерли, прислушиваясь к свисту одинокого робкого ветра в каменной теснине.
- Георгий Григорьевич Торопов торопливо заторопился по тропинке для горемычных торопящихся торопыг... Для горемычных... Для горемычных торопящихся торопыг, - тщательно выговорил Георгий, неприятно удивляясь незнакомой, абсолютно чужой хрипотце, появившейся в тонком девичьем голосе. Кажется, к прежним вопросам со здоровьем, добавилось какое-то капитальное осложнение, грубо ударившее по дыхательным путям и легким.
- Прекрасная тронная речь, господин Торопов.
Узнать в забинтованном инопланетянине Загорелого Паука можно было лишь по одежде, жестам и манере речи.
- Я вас не боюсь, - зачем-то сказал Георгий.
- Прекрасная дикция, - снова похвалил Загорелый Паук, нервно потирая ладонью ладонь. - Итак, на телевидение не желаете устроиться? Могу посодействовать.
- Сделайте одолжение, сударь. Посодействуйте вашей отставке. То есть, если мне принципиально не придется к вам обращаться, - ядовито и невероятно важно проговорил Георгий, осторожно отлепляя от кожи последнюю присоску какого-то медицинского датчика.
- Вы просто вылитый Вронский, господин Торопов. Алексей Кириллович Вронский, собственной блистающей персоной. Ура, ура, ура, Алексей Кириллович.
- То есть? То есть ущербный, внутренне слабый, нищий духом тип?
Загорелый Паук недоуменно пожал плечами.
- То есть красавец и богач, в собственном соку и, буквально, на выданье.
- Я вас не боюсь. Вы самый обыкновенный Адриан Прохоров, наш мрачный гробовщик.
- У Александра Сергеевича случайностей не замечал. Итак, продолжим беседу о покойном Иване Петровиче Белкине?
- С ним-то я хорошо знаком. В отличие от вас.
Многочисленное сообщество солнечных зайчиков, бессмысленно и бестолково ползающих по потолку палатки, разом остановилось.
- Детский сад, - произнес Загорелый Паук, явно начиная сердиться. - Однако, вы невозможно злопамятны, господин Торопов. Возможно, это нормальная естественная реакция на раздражитель? Стоп. Трижды стоп. Не хотите ко мне обращаться, не обращайтесь. Просто отвечайте на поставленные вопросы. Дельно, толково, без вашего достопамятного ехидства. Итак, готовы начать?
Надувшись индюк индюком, Георгий попытался проверить спину с безнадежно сломанным позвоночником, затем принялся ощупывать щеку под бинтами. Зуб, понятное дело, пульсировал слабой, отдаленной болью. Пошаливало сердце. При дыхании слышались подозрительные свистящие звуки, а грудь, вернее даже париетальная серозная оболочка легких грозила немедленно разорваться.
- Продолжайте, прошу вас, - сказал Загорелый Паук. - Отчего вы медлите? Ожидаете прибытия паровоза вашего вдохновения?
- Вдохновение, это время, умноженное на упорство.
- Возможно. Однако, я не узнаю автора цитаты.
- Я автор цитаты, - отрезал Георгий, насупился и замолчал, словно бы закутавшись в непроницаемую мантию.
- Господин Торопов, - через пару минут позвал Загорелый Паук, на тюрбане которого гарцевало одинокое белесое пятно. - Вы еще с нами, невозможный и отважный Дон Гуан?
- Лишь бы не прослыть, увы, Николаем Антоновичем. Достаточно, господин Каверин. Направление вашей мысли принято следствием.
- Урия Гип, неудачно выдающий себя за лорда Генри.
- Хотя бы не бросайте меня в терновый куст, господин Торопов.
- Айртон. Негоро... Загорелый Паук.
- Черт возьми. Черт возьми, господин...
- Когда нужно к черту, то и ступайте прямо к черту, - ядовито проговорил Георгий в потолок.
- Тому не придется далеко ходить, у кого черт за плечами, - с непонятной интонацией ответил Загорелый Паук. - Господин доктор, слышите этот ужасный звук?
- Звук? Признаться, ничего особенного не слышу, - ответил врач.
Загорелый Паук потер ладонью ладонь.
- Ужасный звук, господин доктор, производит ужасное чудовище Мэри Шелли, пытаясь говорить. Франкенштейн-Торопов, двойная фамилия. У чудовища Мэри Шелли не все правильно с человеческой речью. Безымянное чудовище проснулось и сыпет невозможными оскорблениями.
- Джон Джаспер! - ядовито выпалил Торопов.
- Благодарен, хотя бы не Роза Буттон, обрученная с мнимым мертвецом. Господин Торопов, только не разыгрывайте перед нами, увы, все ненаписанные главы романа Диккенса. Пусть тайна Эдвина Друда навеки останется с автором. Стоп. Меня интересуют ваши, ваши собственные сокровенные тайны, без излишних театральных представлений.
Поймав врача за пуговицу халата, Георгий притянул его к себе.
- Послушайте, добрый доктор Айболит, над бабушкой вы тоже проводите свои мерзкие фашистские эксперименты?
- То есть, ваши фашистские эксперименты проводились лишь надо мной? Неужели вы, грязные изуверы, вскрыли мою черепную коробку, сняли с мозга особые важные данные?
Загорелый Паук негромко и очень фальшиво хохотнул:
- Особые важные данные? У вас, господин Торопов? Невозможное самомнение.
Доктор совершенно растерялся.
- Право, мой друг... Зачем вы так говорите... Разве можно... Признаться, мой друг... Ирина Петровна серьезно больна. Возраст, мой друг, глубокое нервное истощение. Признаться, мой друг...
- Какое еще истощение? Абсурд. Где Пашка? Я уверен, вы его схватили. Вихрастый непоседливый мальчишка лет девяти или одиннадцати. Послушайте, Пашка тоже у вас, прикован кандалами где-нибудь в темном мрачном застенке?
- Нет... Нет, мой друг, - уже в полном замешательстве ответил доктор, тщетно надеясь отыскать хотя бы каплю поддержки в холодном, единственном глазе Загорелого Паука, жадно сияющем между бинтами. - Кроме вас и Ирины Петровны, среди моих пациентов числился мужчина средних лет... с сердечным приступом. Он уже давно отправлен в местный стационар. Коллеги сообщают, давление нормализовалось. Вчерашним вечером одну женщину из числа родственников остывших пришлось срочно направить в Новосибирск на вертолете. В данный момент больную готовят к сложной операции. Люди, мой друг. Человеческие сердца не из металла, не выдерживают нервной и физической нагрузки.
Пока врач сбивчиво оправдывался, не отнимая пальцев от дужки очков, Торопов оглядел палатку. Кроме Ирины Петровны, Загорелого Паука, доктора, четырех десятков ленивых солнечных зайчиков и самого Георгия, в палатке не было никого. Понятно, если армейский патруль захватил Пашку вместе с ним, сейчас банда безжалостных экспериментаторов содержит мальчика в другом месте.
- Что вы со мной сделали? - прямо спросил Торопов.
- Мой друг... Признаться... Вы поступили к нам в крайне сложном состоянии...
- Господин доктор, - с ласковой настойчивостью в голосе позвал Загорелый Паук. - Итак, господин доктор, вам пора по неотложным делам.
- Не беспокойтесь, - ответил Загорелый Паук. - Ваш больной, ура, невозможно крепко встал на ноги. Теперь господин Торопов станет бороться за мир во всем мире до тех пор, пока от целой планеты не останется жалкий яблочный огрызок.
- Вы страшно заблуждаетесь, мой друг. Больным сделаны лишь самые первые, робкие шаги. Пациенту еще только предстоит продолжительная борьба за свое здоровье.
Загорелый Паук довольно уважительно, хотя и властно указал на выход. Старчески, униженно сгорбившись, неуверенно оглядываясь на остающихся, доктор покинул палатку.
- Итак, прежде у нас возникли вопросы к Нуартье де Вильфору, - мрачно произнес Загорелый Паук.
Торопов промолчал, размышляя о судьбе Пашки и состоянии собственной головы, для каких-то мерзких фашистских целей перемотанной бинтами. Только, если банда изуверов грубейшим образом исследовала мозг Георгия, почему голова Загорелого Паука тоже перевязана? Это таинственное совпадение не давало Торопову покоя.
Со стороны сцена могла показаться нелепой и попросту юмористической. Два человека в почти одинаковых белых тюрбанах напряженно стояли друг против друга, готовые не выхватить пистолет, но бросить противнику колкое слово. Забавнейшая пародия на невыдержанных, собирающихся стреляться неопытных дуэлянтов, для вящего смеха нацепивших шлемы космонавтов мгновенно рассыпалась, учитывая невеселую обстановку в медицинской палатке и далее, в котловане, наполненном остывшими.
- Итак, соблаговолит ли гордый несчастный Эдмон Дантес ответить?
- Какой еще Дантес? Георгий Григорьевич Торопов торопливо заторопился по тропинке для горемычных торопящихся торопыг. Я вас ненавижу. Либо ваши вопросы показались Нуартье де Вильфору довольно глупыми, либо таковыми они и являлись в действительности. Абсурд. Я вас больше не боюсь, сударь, - пропищал Георгий, неимоверно медленно произнося слова, как будто всякий раз вытягивал их из глубочайшего кармана. - Эдмон Дантес не намерен сотрудничать. Эдмон Дантес вас уничтожит.
В конце фразы Торопов сделал широкий шаг вперед. От неожиданности Загорелый Паук попятился, хватаясь за поручень какого-то сложного медицинского прибора с огромным количеством подписанных диковинными символами индикаторов и переключателей. Все солнечные зайчики, бесцельно блуждающие по палатке, собрались в единое яркое пятно на тюрбане Загорелого Паука. Объединение произошло так стремительно, что проследить за ним не сумел бы даже человек, обладающий острейшим зрением. Георгий, давно и до безобразия успешно жалующийся на свои глаза, вдруг увидел целую сеть зеленых сияющих спиралей, на миг возникших вокруг него.
Мигнув, погасло освещение. Под стеллажом вразнобой защелкали реле источников бесперебойного питания, пытаясь спасти компьютеры и медицинские приборы, но на посеревшие экраны все равно выползла откровенная белиберда. В палатке не было слышно грохота сминаемого металла. В этот миг все беспилотные летательные аппараты, находящиеся в радиусе нескольких километров от котлована, спелыми яблоками посыпались с неба. Большая часть упала на растения прибрежной полосы, пляжи Томи, закрытые активными бизнесменами, угодили в воду. Лишь несколько дронов бухнулись на асфальт и крыши жилых домов. Один беспилотник оказался в кузове едущего грузовика, а другой, особенно неудачный, умудрился застрять на балконе девятиэтажного строения по улице Волгоградской, полностью разрушив ограждение. По счастливейшей случайности, полеты боевых и пассажирских самолетов над городом к этому моменту уже полностью прекратились.
По пути переломив ствол тополя, на траву грохнулся большой серый беспилотник, из летающей боевой машины жутковатого вида мгновенно становясь простым безобразным куском скомканного ударом железа. В каком-то диком, чисто зверином порыве поверженного хищника, ствол пулемета заскрипел, силясь отыскать последнюю цель. Послышался короткий резкий щелчок и дрон затих, пуская в небо струйку черного дыма.
Пошатнувшись, большой человек отпустил Ниточку, нащупывая пуговицу под горлом. Девочка упала на край траншеи, не сумев удержать равновесие на траве, кубарем покатилась вниз. Спустя секунду оказавшись в зарослях, малышка пробралась в глубину лабиринта по сырой грязной земле. Испуг, боль, ожидание страшного гнали Ниточку под прикрытие спутанных веток и колючих растений. Слезы ручьем текли из глаз, но девочка молчала, сжимая зубы.
С хрустом разорвав воротник, убийца тяжело и шумно задышал.
- Один Владыка. Не успел, - зарычал он, торопливо шаря пальцами по шее.
Порвав простенький шнурок, большой человек положил на ладонь черный сплющенный шарик, похожий на отработавшую свое пулю. Пульсируя холодным зеленым светом, этот необычный амулет, похоже, сильно жег ему руку. Шнурок, продетый в отверстие, дымился.
Катая шарик на ладони, убийца положил амулет на плоский камень, отступая в странном, благоговейном и лихорадочном ожидании. Встав на колени, большой человек сбросил ремень автомата, не глядя отшвырнул оружие, поспешно и даже суетливо привел в порядок одежду, словно солдат из окопа, готовящийся к неминуемой встрече с легендарным, почти мифическим сиятельным маршалом.
Шнурок вспыхнул, быстро прогорая. Не прекращая пульсировать, шарик раскалился докрасна, заставляя трещать камень. В дым проникла зеленовато-фиолетовая струйка, закручиваясь спиралью, тронула ветви деревьев. Внезапно, амулет выбросил вверх короткий треугольник гудящего пламени и расплылся туманом.
К счастью для Ниточки, чудом уцелевшая малышка не была свидетелем происходящего. Перед нижайше коленопреклоненным большим человеком стояла призрачная, уродливая колеблющаяся фигура, состоящая из колыхающихся клубов темного дыма. Отдаленно походя на горбатую, страшно носатую старуху с клюкой, призрак больше всего напоминал безобразную чернильную кляксу, непонятным образом висящую в воздухе.
Неожиданно четкая, вполне материальная пика, гладкая как отшлифованная мастерами кость, вытянулась из дымного облака, с силой двинула убийцу в лоб. Молча приняв удар, большой человек пошатнулся, сейчас же поспешно принимая прежнюю униженную позу. Следующий выпад костяной пики швырнул убийцу, прокатил по траве. Теперь ему было тяжело подняться. Голова кружилась, а тело откликалось плохо.
- Один Владыка. Один Владыка. Один Владыка, - умоляюще шептал большой человек. Раньше невозможно было представить, что он вообще способен на такие заискивающие, такие просительные интонации.
Послышался негромкий тяжелый звук, словно вдалеке по плохо положенной брусчатке катились железные колеса телеги, груженной как попало набросанным хрусталем. Ползая по земле, большой человек несколько раз заваливался на бок, но все-таки встал на колени и продвинулся к своему мучителю, задирая рукав до локтя.
Солнце спряталось за вовремя набежавшую тучку, принципиально не желая смотреть на черную татуировку, на происходящее внизу. Из клубов дыма к руке убийцы потянулась изогнутая костяная клюка и большой человек дико, истерично закричал.
Ученые всего мира уже добрую неделю с горячностью искренне увлеченных предметом сумасшедших обсуждали необыкновенное астрономическое явление, но кулуары слишком сложная неспециалисту тема покинула всего несколько суток назад. Когда упрощенный до нормального общеупотребительного состояния доклад лег на стол приемной тихого московского кабинета, в Кемерово безраздельно властвовала ночь, а Торопов как раз готовился расстаться с местным хитроумным Гаврошем.
Сообщение настолько плотно ложилось на надежно закрытые данные о феномене остывших людей, сейчас распространяющегося по территориям Сибири, Дальнего Востока и затрагивая сопредельные государства, что доклад тоже мгновенного засекретили. Кроме ученых, почти не имеющих правдивых широких сведений о происходящем, в целой России новой информацией владели немногие. Истерией это назвать было нельзя, скорее трезвым, глубоко оправданным умолчанием во избежание паники и заокеанских спекуляций.
Главнокомандующий собирался лично, своими собственными руками срочно доставить адаптированный научный доклад на окраину спального района Кемерово, но, серьезно выслушав необычно разумные доводы высокопоставленных коллег, отказался от воодушевляющего полета на новейшем секретнейшем истребителе. Непредсказуемая, не просчитываемая до конца ситуация с остывшими людьми действительно грозила вот-вот перерасти в глобальный кровавый кошмар, будущий эпицентр которого уже обозначился предельно точно. С головой лезть в натуральное пекло, оставляя страну без руководства в опаснейший период мировой истории равнялось преступлению против нации.
Хорошо отдалившись от Земли, хотя бы орбит Марса или Венеры можно было бы простым невооруженным глазом наблюдать колоссальный, легко сравнимый размерами со всей Солнечной системой серебристый конус, упирающийся в тело обжитой людьми планеты. Истончаясь до состояния иглы диаметром в считанные километры, невероятно огромный космический объект наискосок пронзал Землю, идеальнейшей прямой возвращаясь к родным звездам. Безумно далекое основание лениво расширяющегося конуса выглядело грандиозным бесформенным сгустком тускло светящегося разряженного газа, при увеличении расползаясь непрочной прозрачной субстанцией, драпирующей часть полотнища Вселенной на манер несерьезной, светленькой, с красивыми блестками вуали.
Вооруженные взгляды профессионалов отмечали массу необычных необъяснимых подробностей. Не допуская отклонений на измеряемые величины в точке касания, серебристая нить каким-то образом учитывала вращение, орбитальное движение планеты, траекторию целой Солнечной системы и, по всей вероятности, даже бесконечный полет самого Млечного Пути в стае галактик местной группы. Приближаясь к Земле со стремительностью, значительно превышающей любые существующие у человечества понятия о теоретически возможных скоростях, сгусток как будто втягивался в проходящую сквозь планету узкую трубку, охотно подбирая свои обвисшие пухлые бока. Невообразимо громадная воронка затягивала красивую межзвездную вуаль, безупречно точно бросала на окраину скромнейшего спального района Кемерово, идеальной нитью выводя из тела Земли в центре Индийского океана. Тонкая зелененькая змейка вилась от вуали к планете, обратно, застывала на середине пути, вдруг растворялась в сгустке, с дичайшим ускорением бросалась на планету, замирала, прижимаясь к космической нити. Только эти передвижения выглядели бессмысленными, даже случайными в строго направляемом и четко проходящем процессе вселенской величины.
Находясь в точках планеты, пронзенных серебристой иглой, люди не ощущали себя участниками событий космических масштабов, не отмечая абсолютно ничего экзотического. Даже напряженные тренированные чувства профессиональных военных, охраняющих котлован остывших людей, не находили поводов для беспокойства. Сказочная завидная острота зрения военных, на сей раз не давала им преимущества перед штатскими. Удивительного, слишком огромного гостя из мирового пространства можно было разглядеть только сбоку, на существенном удалении, но никак не вблизи или, тем более, становясь непосредственным участником невообразимого представления. Нечто почти нематериальное, стремительным потоком лилось из космоса, падало на головы людей, пронизывало Землю и убегало обратно, на родное звездное пастбище.
Техника, приборы не соглашались с беспечными чувствами своих создателей, отказывая на территориях, непосредственно прилегающих к Кемерово, по крайней мере поднимающихся до высот, равных орбитам спутников человеческой цивилизации. Иногда зона тишины очерчивалась считанными километрами, иногда распространялась на целый город сразу. Объяснить, научиться предсказывать пульсацию так и не удалось, однако постоянный четкий ритм на ранних порах полностью совпадал с частотой движения воздуха из центра котлована, занятого остывшими людьми.
Первыми пострадали любознательные шпионские спутники. Затем, когда упали беспилотники, помогающие охранять примыкающие к котловану остывших людей пространства, проблема быстро, легко и сразу выплеснулись за пределы Кемерово, области, Сибири, континента, охватывая всю Землю. Никакого яростно закручивающегося вихря, сквозь хмурые грозовые тучи уходящего к центру Вселенной, над бывшей стройкой не возникло. Громогласного аккомпанемента божественных молний, или нормальных природных спецэффектов сейчас тоже не случилось. Напротив, самые мелкие, самые юные облачка на веселом летнем небе даже не подумали изменить направление, спокойно проплывая над остывшими людьми и теми, кто до восторженного обморока пытался разгадать их загадку. Дождик, совсем небольшой скромный плакса прилетел откуда-то с востока, рассыпал слезинки по дорогам города, намочил машины и сразу сбежал, предоставляя солнцу стереть следы его пребывания.
Природа планеты не отметила и не заметила следующей фазы бытия космического объекта. После падения спелых дронов, на людской Земле изменилось все. Во всех бесчисленных сложностях, авариях, возникающих повсюду накладках, однотипности или уникальности повсеместно случающихся технических сбоев отнюдь не прослеживалась какая-то строгая граница, четко определяющая возможность, время нормальной работы того или иного устройства. Мобильные сети исчезали на секунды, на минуты, на часы; пропадали наглухо и вновь внезапно заявляли о себе. Самые старые, самые древние аналоговые телефонные станции десятки раз за час расписывались в бессилии, снова и снова упрямо начиная трудиться. Радиосвязь стала подлинным наказаньем, поскольку частоты часто и беспорядочно забивались дикими визгливыми шумами, напоминающими песнопения безумных дервишей новостных каналов. Телевидение то отключалось, то вновь радовало зрителей мрачнейшими выдуманными подробностями жизни во времена феномена остывших людей. Генераторы электрической энергии, аварийные источники питания, казалось, соревновались в праве нанести наибольший вред высокоточному оборудованию. Компьютеры, то трудолюбиво и верно обрабатывали информацию, то начинали нахально хандрить, выводя на миллиарды мониторов по всему свету безумную нечитабельную галиматью из нулей, единиц и непонятных знаков.
Важная или не слишком, техника протестовала, открыто отказываясь служить. Защиты не существовало. Беспрецедентный вал компьютерных сбоев, наиглавнейших составляющих современной человеческой цивилизации, мог принести населению планеты только медленную мучительную гибель. Смертельно опаздывающие, детские, нелепые, уже привычные всем, вряд ли необходимые извинения громогласного внутри и робкого снаружи московского набата до крайней степени ожесточали разболевшийся мир.
Коллапс. Хаос. Катастрофа. Страшный суд. Оправданные суровые меры воздействия. Зловещие эксперименты российских военных некромантов привели к предсказуемой трагедии. Армия единственной сверхдержавы готова восстановить мировой беспорядок. Ядерный удар по Сибири. Эти заголовки чаще всего посещали страницы успевших выйти из печати изданий, бессмысленными заклинаниями звучали из уст легионов осиротевших без телесуфлеров дикторов, пока паникерская деятельность кликуш не ознаменовалась полным отключением электричества по приказу владельцев заводов, газет, пароходов.
На докладе ученых сейчас можно было поставить любой гриф и разрешить читать сообщение не ниже старшего епископа. Острие указки истинно галактических размеров ясно, твердо обозначало единичный источник мировых проблем. Беду планете, разумеется, принесли остывшие люди. Скрыть от человечества такое шило в бездонном мешке космоса не удалось бы даже настоящему волшебнику из соответствующего ведомства профессиональных советских фокусников.
Свет опять мигнул и ряд лампочек под потолком медицинской палатки ровно засветился. Экраны вспыхнули с прежней яркостью. Медицинские приборы ожили первыми, за ними заспешили компьютеры, шурша потрохами жестких дисков. Два трагикомических удивительных инопланетянина с тюрбанами из бинтов вместо нормальных человеческих голов замерли друг перед другом.
Глядя на мгновенное замешательство Загорелого Паука, Георгий ощутил солидный укол совести. Не таким уж махровым кровожадным хищником был этот бессовестный, подлый, наглый, безответственный юноша. Не таким уж юным, вообще-то, был Загорелый Паук.
Собственно, никакой он не юноша. Некоторым людям счастливится всю жизнь выглядеть значительно моложе своих лет, обманывая невнимательные взоры заведомо равнодушных окружающих. Если подумать, мысленно вглядеться, вспомнить лицо, теперь скрытое бинтами, иллюзия моментально растает. В самом деле. Лоб Загорелого Паука, решительно разменявшего четвертый десяток, ведь прорезали морщины. Заметная, вовсе не робкая седина нагло выползла на виски и даже сейчас проглядывала из-под повязок. В такие годы, просто имея хорошую голову, минимум желания и профессионального рвения, вполне реально дослужиться до серьезных званий, достичь высоких должностных ступеней. Совершенно понятно, Загорелый Паук небезосновательно назначен главным на бывшую тривиальную городскую стройку, вдруг ставшую важным, охраняемым объектом высочайшей значимости. Впрочем, есть ли разница? Хотя выглядел Загорелый Паук, действительно, как обыкновенный нормальный юноша, как студент, неизменно готовый засесть за штудирование книжных залежей в библиотеке, все его поступки неизменно отличались дичайшей нечеловеческой жестокостью... Или нет?
- Сударь. Мы с вами... мы словно братья Карамазовы, - с неопределенной интонацией произнес Торопов.
- Черт возьми. Надеюсь, до этого не дойдет, - напряженно ответил Загорелый Паук.
- Впрочем, я себя ощущаю Федором Карамазовым. То есть, уже пострадавшим.
- Вам никто головы не пробивал, господин Торопов.
- Разве? Я знаю, вы лжете, вы изворачиваетесь. Послушайте, сударь, не пугайтесь. Я не кусаюсь. Вам кажется, из моих запястий полезут метровые стальные когти? - несколько мягче, чем изначально собирался, произнес Георгий. - Абсурд. То есть за спиной вырастут кожаные крылья, а, прошу извинить, из... откуда-то выскочит титановая сеть, прилипнет к Луне, утащив жертву ваших паучьих лапок в далекий космос?
- Отчего же жертву? Отчего же паучьих лапок, господин Торопов? Увы, ко всему прочему, я не поклонник экспортной кинофантастики для умалишенных недоразвитых кретинов, - медленно произнес Загорелый Паук, потирая ладонью ладонь.
Несколько растерянный, но вполне организованный для долгожданной беседы и даже сражения интеллектов, сейчас он совершено точным образом напоминал опаснейшего ядовитого паука, тихо притаившегося где-то на краю сотканной сети. Яркое пятно света опять распалось на белесые солнечные зайчики, отправившиеся лениво бродить по палатке. Впрочем, один все-таки остался, наотрез отказываясь покинуть тюрбан Загорелого Паука.
- Послушайте, сударь, вы схватили Пашку? - грозно пропищал Георгий. - Фашист. Отвечайте немедленно. Я наотрез откажусь общаться. Бандит с большой дороги. Фашист. Я вас слушать не желаю. У меня уже верхний коренной зуб от вашей лжи разболелся.
- Стоп. Прекратите использовать оскорбительные слова, господин Торопов. Итак, вас интересует судьба мальчика, с которым вы бежали?
- Я покинул ваши фашистские застенки в гордом одиночестве, - возразил Георгий. - Георгий Григорьевич Торопов торопливо заторопился по тропинке для... Послушайте, абсурд. То есть, Пашка, этот местный Гаврош, ни в чем плохом не замешан. Я тоже, кстати.
- Детский сад. Конечно, разумеется, безусловно, несомненно. Вы бежали один. Однако, мы наблюдали за вами обоими, господин Торопов. Невозможно странно, вы с Гаврошем не встретились сразу. Мальчик битый час изображал киношного шпиона у территории объекта, заглядывая в дыры ограды. Судите сами. Спрыгивая с бетонной плиты, вы едва не оказались на спине нашего юного следопыта.
- Послушайте, вы содержите Пашку в другой палатке? - быстро спросил Георгий. - Немедленно освободить. Я прошу. То есть, я приказываю, сударь. Иначе Нуартье де Вильфор откажется сотрудничать. Послушайте, мне необходима срочная медицинская помощь. Лучшие врачи. Лучшие лекарства. Послушайте, вы ничего не замечаете? Я на грани. Я за гранью. Между прочим, у меня голова забинтована, а поврежденный позвоночник хрустит при каждом движении. Я даже не болен. Я почти умер.
- Пашка давным-давно дома, господин Торопов. Дома, с мамой, папой и веселой комнатной собачкой. Той памятной ночью видеокамеры дронов проводили мальчика до подъезда. Уже следующим утром наши сотрудники побывали у него в гостях. Прекрасная семья, новая квартира, мир, покой, душевность, уют. Господин Торопов, с вашим приятелем, дерзким кемеровским Гаврошем все намного лучше, чем с его героическим книжным собратом. Ура, Гаврош накормлен, увы, Гаврош остался не выпоротым. В сердцах родители пообещали до конца лета продержать его дома и купить велосипед только по выходе на пенсию, однако, уверенно полагаю, не сдержат своего сурового обещания.
Нахохлившись, словно большой встревоженный воробей, Торопов внимательно слушал; верил и не верил, сомневался и, конечно же, хотел бы положиться на слова Загорелого Паука. Узнать, что Пашка сейчас томится в мрачных застенках, подвергается каким-то немыслимым медицинским экспериментам, закован, перебинтован, привязан к койке было совершенно чудовищно для рассудка Георгия. Думая о таких ужасающих вещах, он даже забывал свои многочисленные страшные недуги.
Вряд ли Загорелый Паук лгал. Похоже, Пашка был в полном порядке и даже не слишком сильно пострадал от праведного родительского гнева. Славный малолетний хулиган, наверняка, уже дал признательные показания, подписал собственной рукой, а встревоженные родители самым юридически верным образом заверили закорючку любознательного сына. Конечно, не сам Пашка интересовал помощников Загорелого Паука. По неведомой Торопову причине их занимало все, связанное с Георгием. Проанализировав каждое действие, тщательно прожевав каждое слово Торопова, которое вспомнил мальчик, Загорелый Паук наверняка отыскал в них нечто странное, теперь заставляющее его держаться настороже.
- То есть все, с кем я общался в вашей гнусной тюрьме, допрошены? - уточнил Георгий.
- Послушайте, я самый обыкновенный человек. Я ничего не знаю. У меня нет секретов. Абсурд, сударь. Я не понимаю причин вашего внимания. Я обычный человек.
- Мальчик посчитал иначе. Не желаете ли предельно точную цитату от кемеровского Гавроша, господин Торопов? "Прикольный же дядька, какой-то же наполовину живой. Жаль же, не скелет же". Именно так подвел итог мальчик, сообщив, что минимум трижды за время общения с ним вы впадали в странную непродолжительную спячку. А ваши гамлетовские видения, господин Торопов? Медузы, полеты наяву?
- Абсурд. Я ведь болен. Послушайте, я серьезно болен. То есть, мне жизненно необходима медицинская помощь. Серьезный консилиум. Широкий выбор высококачественных лекарственных препаратов. Хотя бы прикажите вашему запуганному, униженному, подчиненному аптекарю поставить мне капельницу. Я настаиваю. Послушайте, у меня дико кружится голова. Даже примитивное сотрясение мозга не проходит бесследно, а ваши изуверские эксперименты далеко выходят за рамки человечности. Я плох. Я подвергся нападению и избиению вашими солдатами. Я не привык к медицинским экспериментам. От слабости и головокружения я готов упасть. Я вас уверяю, я держусь лишь на несгибаемой крепости своего характера. Я мужчина, я привык молча терпеть самую смертельную боль. Затянув с лечением, вы безнадежно повредите мое шаткое здоровье и поставите мою дальнейшую жизнь под угрозу. Я вас уверяю.
Словно договорившись, компьютеры на стеллаже разом ушли в перезагрузку, вылив на мониторы черную краску.
- Стоп. Не смешно, господин Торопов, - раздраженно сказал Загорелый Паук. - Стоп. Подчиненного аптекаря я вам не прощу даже в случае, если вы отроете мне все тайны мироздания оптом.
- Я напуган. Кошмарная угроза, сударь.
- Стоп. С вами работал не дилетант. Признанное светило науки, иногда, ура, составляющее нам компанию в очередной экспедиции. Знаменитый Хувеналь Урбино де ла Калье, сравниваясь с нашим доктором, признал бы свою полную профессиональную несостоятельность и преждевременно ушел бы на покой.
- Абсурд. Георгий Григорьевич Торопов торопливо заторопился по тропинке для горемычных торопящихся торопыг. Ваш докторишка, наверное, незаслуженно женат на гордячке Фермине Дасе, что еще не делает его фигурой, достойной пера Маркеса.
Загорелый Паук зло зафыркал:
- Черт возьми. Стоп, господин Торопов. Мы не... светила медицинской науки до сих пор не знают, какого рода медицинскую помощь нужно оказывать мертвым людям, которые ходят, пишут шариковой ручкой записки, чего-то терпеливо ждут, собравшись плотной группой, превращаются в... Говорят, спорят, обвиняют и беспощадно оскорбляют. Стоп. Стоп. Хватит театральных представлений, господин Торопов. Нет времени. Возможно, прозвучит несколько резко, однако вы, господин Торопов, принадлежите не к живым, не к мертвым, а к остывшим людям. Конечно, если вы вообще когда-нибудь были обыкновенным человеком. Теперь стоп. Достаточно тайн. Достаточно невозможных оскорблений, господин Торопов. Настала пора признаний.
Георгий тоже фыркнул, копируя собеседника и мрачно, грозно нахмурился бы, если бы вовремя не вспомнил, что нелепый тюрбан это обязательно скроет от Загорелого Паука.
- Каких еще признаний? Послушайте, вы считаете, мне пора раскрыть карты? - спросил Торопов, отгоняя нахальный солнечный зайчик, попытавшийся запрыгнуть к нему на плечо. - Абсурд. Впрочем, извольте, сударь. Ваш поразительно сложный вопрос, кажется, заключался в том, человек ли я?
- Итак?
- Я не человек.
- Кто вы, господин Торопов?
- Я исконный обитатель Луны. То есть, я селенит.
Крик старшего лейтенанта Скоробогатого, такой громкий и такой невыносимо страшный, наконец, оборвался. Забившись в переплетение кустов между стволами ив, Ниточка сидела на земле, плотно закрыв глаза. Плохой взрослый, теоретическая встреча с которым всегда так пугала девочку, из аморфной абстрактной фигуры сейчас обрел ясные очертания и плоть. Открыв глаза, малышка, конечно же, могла только навредить себе, раскрыв убежище.
Ниточку колотила дрожь. Текущие по щекам слезы грозили перерасти в поток. Очень хотелось заплакать, даже зареветь дурным голосом, позвать родителей на помощь. Еще больше хотелось оказаться, если не на руках у мамы, то хотя бы в синем шатре напротив синего папы, за синим столом с синими пирожными на синих тарелках. Напрасно, совершенно зря она отправилась искать работу, не спросив разрешения.
Где-то впереди, на берегу канавы послышался хруст веток, неясный шум, топот. Старший лейтенант Скоробогатый, недовольный внезапной пропажей маленькой беззащитной девочки, больше не собирается кричать. Плохой взрослый сосредоточился на поисках Ниточки и бродит по краю траншеи, выбирая удачное место для спуска.
Комки земли посыпались вниз, тревожа зелено-коричневую массу растений, похожую на стену. Спускаясь по глинистому, обрывистому склону канавы, старший лейтенант Скоробогатый тяжело дышал, наверняка, с огромнейшим трудом сейчас удерживая равновесие. Спрятаться, даже просто бездумно отступать дальше было физически некуда. Все отползая и отползая от приближающегося плохого взрослого, девочка ощутила преграду, колючие, противные, упругие ветки сразу со всех сторон.
Спасения не было. Слезы Ниточки замерзли, став крошечными колкими льдинками.
Сопение старшего лейтенанта Скоробогатого сделалось громче. Представив, какая жуткая звериная улыбка сейчас у плохого взрослого, подкрадывающегося к ней, малышка захныкала и закрыла лицо ладонями в последнем спасительном жесте.
Хотя старший лейтенант Скоробогатый не выглядел гибким, подвижным человеком, он сумел каким-то образом протиснуться в зазор между стволами деревьев, почти не ломая веток. Там, где даже Ниточка пробралась с трудом, высокорослый, громадный плохой взрослый пролез в общем-то без особого труда.
Внезапно, старший лейтенант Скоробогатый тронул малышку за запястье, жутко низко заворчал, клацая зубами. Пискнув, словно загнанный в ловушку мышонок, девочка отпрянула, спиной натолкнулась на пружинистую стену тупика и пулей полетела обратно. Прямиком к плохому взрослому.
- Ура, теперь правда раскрыта. Итак, вы селенит, господин Торопов. Уэллса у себя на Луне давно читали? Всегда хотелось узнать, как селениты переворачивают странички книг. Щупальцами? Клешнями? Возможно, усилием воли?
- Не ваше земное дело, - отрезал Георгий.
- Детский сад, господин Торопов. Возможно, вам пора повзрослеть?
- Послушайте, я хотел бы переговорить с женой.
Загорелый Паук промолчал, настороженно глядя на Торопова единственным глазом. Вид у него при этом был такой, словно Георгий вдруг стал последним цветным пятном на серой Земле, удивительнейшим живым тюльпаном на бескрайних белоснежных пространствах всемирного ледника.
- Жену вы тоже схватили? Зачем? То есть, мою жену вы уже допросили? Абсурд. Дикий абсурд. Чего вы от нас добиваетесь, омерзительные экспериментаторы?
Загорелый Паук продолжал упорно молчать.
- Послушайте, немедленно! - воскликнул Торопов, невообразимо быстро произнося слова. - Я настаиваю. Встреча, короткий звонок, затем мы продолжим беседу.
- По вашему мнению, чем мы тут занимаемся? - спросил Загорелый Паук.
- Вам не понравится ответ, сударь, - сквозь зубы процедил Георгий, наблюдая за солнечными зайчиками, которые внезапно бросились к ним со всех углов палатки, словно крошечные злющие собачонки.
- Возможно, не понравится. Итак, пусть вас это не останавливает, господин Торопов.
- Я вас уничтожу!
Запоздало вспомнив о том, что, кроме них, в палатке находится больная, Загорелый Паук заглянул за ширму. Старушка мирно, очень спокойно спала, будто маленький ребенок, закинув за голову правую руку.
- Тише. Пожалуйста, тише, - попросил Загорелый Паук. - Итак, подробно, по пунктам, ваше мнение о происходящем на объекте.
- Один. Насильно держите людей, между прочим, граждан России, обладающих всеми конституционными правами, - зло щурясь, зашептал Торопов с каким-то затаенным жестоким восторгом наблюдя за солнечными зайчиками, собирающимися в яркое пятно на тюрбане Загорелого Паука. - Два. Экспериментируете над мертвыми. Три. Когда дьявольские опыты дают практические результаты, переносите дьявольские опыты на живых людей. В частности, на меня, крайне нездорового человека. Четыре. Когда соберется достаточно данных, превратите в остывших всех захваченных на улицах нашего города людей. Пять. Ужасный феномен остывших является результатом неудачного опыта в сверхсекретной военной лаборатории, несколько недель назад вышедшего из-под вашего контроля. Шесть. Жестокие, неумелые непрофессиональные методы антигуманистической фашистской организации и кровавые планы несут явную угрозу городу, стране, континенту, наконец, всей современной человеческой цивилизации.
Свет мигнул. Мониторы на стеллаже погасли. На сей раз источники бесперебойного питания даже не попытались обеспечить работу машин и, после появления тока в сети большая часть медицинского оборудования не ожила вообще. Компьютеры включались неохотно, снова и снова уходя в перезарузку.
Все крепче сжимая губы, Загорелый Паук терпеливо дослушал негромкую, убийственно медленную писклявую речь Георгия.
- Увы, предсказуемо мрачно, - сухо заметил Загорелый Паук. - Черт возьми. Мне нужна от вас настоящая деловая информация, а не зимние сны свихнувшихся бурундуков. Детский сад, господин Торопов. Судите сами. Спросил бы вас, не балуетесь ли вы примитивными комиксами для дефективных недоразвитых кретинов, однако заранее знаю ответ. Не балуетесь. Итак, господин Торопов, вашу супругу антигуманистическая непрофессиональная фашистская организация не хватала, не пытала, в застенках не прячет... Вашей жены, господин Торопов... Увы, нынче вы не можете пообщаться. На объекте нет мобильной связи. Практически. Физически. Технически, нет мобильной связи. Однако вам, возможно, это превосходно известно, поскольку вы производили какие-то вычисления.
- Вполне известно. Выключите аппаратуру, подавляющую сигналы.
- Такой аппаратуры на объекте нет, господин Торопов.
- Очередная ложь, сударь.
Пожав плечом, Загорелый Паук тронул тюрбан из бинтов.
- Итак, продолжим наш познавательный диалог? - предложил он, потирая ладонью ладонь.
- Какой еще диалог? Знания умножают печаль.
- Не всегда, - проговорил Загорелый Паук, погружая пальцы в нагрудный карман костюма. Вытащив пару кусочков металла, он показал сплющенные пули Торопову. - Итак, многоуважаемый израильский царь Соломон, эти пули извлечены из вашего... обобщенно, из мозга. Право, я не стал бы углубляться в детали, не являясь специалистом в области медицины. Пули также извлекли из плеча, ноги и далее по обширному списку. Почтенный царь Соломон, чуть более половины суток назад вы были мертвее самого мертвого мертвеца из фантазий прославленного Гоголя. Однако, мы с господином доктором стали свидетелями воистину библейского чуда.
- Я догадывался. Я знал. Библейскому чуду помог розовый пепел?
- Розовый пепел, господин Торопов?
- То есть, кто-то был специально уничтожен, чтобы ваш аптекарь изготовил снадобье? Двое? Трое, сударь? Пятеро? Десять остывших? Георгий Григорьевич Торопов торопливо заторопился по тропинке для горемычных торопящихся торопыг. Бородатый мужчина под навесом был прав. Я не поверил. Послушайте, сколько остывших вы вывели из котлована и расстреляли за кустами?
- Примерный расстрел мертвых? Дурацкая, однако, действительно оригинальная идея, господин Торопов. Попробуйте отправить в Голливуд, профсоюз российских фантастов или какой-нибудь другой сумасшедший дом. Однако, мудрый царь Соломон, осмелюсь заметить, на данном объекте не вы задаете вопросы. Итак, задают вопросы вам, - абсолютно ядовито закончил Загорелый Паук.
Передернувшись от отвращения, Георгий сжал кулаки. Лучшая защита, это, разумеется, наглейший глупый напор. Угрюмый бородач, рассуждающий под навесом о расстрелах за кустами, оказался совершеннейше прав! Снова попятившись к стеллажу с медицинскими приборами, Загорелый Паук теперь не выглядел растерянным. Даже напротив! Сейчас фальшивый перезревший юноша был готов ко всему. Торопов представил, как Загорелый Паук очень привычным, машинальным кротким движением выхватывает пистолет, как наводит ствол оружия на него, как щелкает предохранителем, как нахально, с чувством глубочайшего превосходства ухмыляется, нажимая на курок.
- Настоящий Загорелый Паук, - показывая зубы, жалобно пропищал Георгий, оглядываясь на ширму, за которой отдыхала почтенная Ирина Петровна.
- Ура, наконец-то вы дали мне имя, господин Торопов. Давно пора.
- Не нравится, сударь?
- Возможно, заслужил. Однако, чем конкретно?
- Вы обожаете запах напалма по утрам, - не задумываясь, ответил Георгий.
- Коппола, причем весьма кстати, - удивленно сказал Загорелый Паук. - Вряд ли у вас на Луне известно, господин Торопов, что замысел, легший в основу обозначенного вами фильма, существовал как отдельное произведение за добрых семь десятков лет до написания первого черновика сценария. Представьте себе, господин Торопов, целых семьдесят лет. Естественно, ни о каком Вьетнаме речь тогда не велась.
- Речь о книге Джозефа Конрада?
- Ошеломляюще, господин Торопов. Книге Джозефа Конрада, посвященной приключениям в дебрях Центральной Африки и встрече с необъяснимым мистическим явлением, значительно позже полностью охваченной финалом кинофильма. Господин Торопов, этого на Земле и на Луне никто не знает.
- Я знаю.
- Ура. Трижды ура... Черт возьми. Очень странно, что знаете.
- Я вас уверяю, у нас на Луне это широко известно, - вяло, без особенной окраски произнес Георгий.
- Итак, вы еще и киноман, господин Торопов. Однако, несколько расхожих цитат не делают вас реальным мыслящим человеком. Возможно, вы обыкновенный среднестатистический селенит, ура, несколько знакомый с поверхностным культурным слоем современной земной цивилизации?
- Я? А вы... То есть, вы... Ваши руки по локоть в крови. Вы ходите по колено в крови. Вы пьете человеческую кровь... негодяй. Вы издеваетесь над безнадежно больным человеком со сломанным позвоночником. Ваши кровавые подручные не уступают вам по жестокости. Не представляю, для чего еще я вам нужен, для каких садистских развлечений вам понадобилось меня мучить... убивать, оживлять, плести разные небылицы. Вы ошиблись, Загорелый Паук. То есть, просчитались. Ваша невыносимая ложь рассчитана на человека попроще и гораздо здоровее меня. Послушайте, сударь, от меня вам ничего не получить. Я не желаю вас видеть.
Загорелый Паук вздохнул:
- В вашем изложении все гениально, господин Торопов. Захватили, удерживают, пытают, не желаю. Увы, господин селенит, реальная земная жизнь не так прямолинейна.
- Какая еще реальная жизнь? То есть, я сам себе отломил голову, ударившись о старый пень, а теперь возвожу напраслину на вас, пушистого белого тушканчика?
- Невозможно изысканная ирония. Судите сами, господин Торопов. Действительно, мои люди задержали вас. С некоторыми превышениями необходимых для задержания мер, однако они в вас не стреляли. Вас намеривался захватить противник. Подлый враг.
- Другой подлый враг? Не вы?
- Смешно. Даже очень смешно.
- Надеюсь, виновников моей смерти уже повесили по специальному распоряжению вашего миролюбивого гуманного командования? Повесили и расстреляли за кустами, не сомневаюсь. Вы... Вы... Георгий Григорьевич Торопов торопливо заторопился по... То есть, вы...
- Договаривайте, господин Торопов. Кто? Злодей? Сатрап? Убийца? Тиран? Необразованный тупой солдафон с черно-красной повязкой на рукаве?
- Какой еще солдафон? Не льстите себе. Послушайте, необразованным вас назвать сложно. Хотя нынче учатся лишь для того, чтобы поразить воображение окружающих.
Загорелый Паук всплеснул руками, распугивая целый хоровод солнечных зайчиков:
- Итак, сегодня у нас в ходу, кроме царя Соломона и Копполы, еще и Конфуций. Ура. Милейшая компания. Соломон, Коппола, Конфуций и Торопов, - насмешливо сказал он. - Да здравствует гуманизм, темное и светлое начало. Даешь каждому страждущему обглоданную куриную лапку, полное собрание высокохудожественной жевательной резинки о сицилийской мафии и учебник социокоммуникативной эстетики. Стоп. Детский сад. Не смешно. Итак, кого станете цитировать следующим, господин Торопов? Блистательного Тура Хейердала? Мудрейшего Лао Цзы? Многословного путанного Владимира Ильича Ленина? Возможно, изумительного Пастернака? Впрочем, о чем тут рассуждать. Стоп. Судите сами. Разумеется, следующая цитата случится из драгоценного Омара Хайяма. Угадал, господин Торопов?
Пронзительная, отчаянно звенящая мелодия бесцеремонно разорвала тишину. Дьявольски трезвонил телефон в кармане Георгия. Если бы в центре какого-нибудь заштатного лунного кратера однажды расцвела обыкновенная земная роза, цветок был бы гораздо более уместным, логичным дополнением к скучному ландшафту, нежели эта бесстыдная громкая мелодия.
На сей раз Вивианна спала совсем немного. Включенный ей электрический свет продолжал исправно освещать громадную общую спальню и остальные помещения кирпичного здания, не выказывая признаков усталости источника энергии.
Отчасти чувствуя себя маленькой девочкой, которая обнаружила в густом лесу хижину и до определенного момента развития сюжета истории не подозревает о том, кто в ней живет, Вивианна принялась обустраивать свою новую жизнь. На складе хранились запасы еды, рассчитанные на десятки и десятки людей, огромное количество мощных фонарей с заряженными, совершенно исправными аккумуляторами и великое разнообразие инструментов. Вода в душевой оказалась исключительно холодной, зато напор мог сбить с ног гораздо менее обессиленного, чем Вивианна, человека. С одеждой оказалось хуже всего. Обнаружив современные бронежилеты, лежащие рядом с устаревшей военной формой советских солдат и офицеров, из нормальной одежды она нашла лишь мужские комбинезоны, которые обыкновенно носят рабочие.
Вполне успешно подобрав комбинезон по размеру, Вивианна с удовольствием надела новую одежду. Не вполне сознавая, зачем, она вернулась в оружейную и выбрала себе автомат с хорошим новеньким ремнем. Не перевитый, не скрученный ремень, с которым удобно носить тяжелую железяку на плече, это был главный и полностью осознанный критерий. В остальном, выбор вооружения проходил по ошеломляющему сценарию.
Перебрав несколько магазинов, Вивианна с удивлением нашла их неодинаковыми. Если бы сейчас в оружейную вдруг попал кто-нибудь из важных знатоков, объясняя, что конкретный избранный автомат А-545 облюбовал патрон 5,45х39, а отложенные за ненадобностью АК-108 и АК-109 элементарно отличаются большим калибром, она бы лишь усмехнулась. Всего лишь бессмысленные цифры. Абсолютнейше бесполезные сведения, достойные нежизнеспособных господ вроде географа Жака Паганеля и кузена Бенедикта, помогающих писателям, боящимся сюжета, бестолково размазывать страницы. В армии Вивианна не служила и не ощущала в этом необходимости. Мысленно называя магазины рожками, она, конечно, заслужила выслушать весь комплект вековечных детских шуток старшин о женах, наставляющих рожки солдатам и рожках мороженного, только для Вивианны это ничего не меняло.