Аннотация: Ни к чему не обязывающий радужный идиотизм
Смеркалось.
(Да, вот такое банальное начало. Впрочем, есть нормальный еще вариант. Он ниже.)
Сморкалось.
(Собственно, это второй вариант начала.)
Пафнутий Львович шел по узкой осенней тропинке, сплошь усеянной желтыми листьями с окрестных лиственниц. Пафнутий Львович не походил на обычного русского человека, потому что он был с огромной кудрявой бородой, и именно в этой бороде он в интересующий нас момент ковырялся и что-то вычесывал вилкой.
Возможно, вы спросите, зачем ему вилка на осенней тропинке, сплошь усыпанной желтыми листьями с хвойных деревьев, я отвечу: чтоб чесать бороду. Замечу, кстати, вполне справедливо, что вилкой чесать бороду куда как эффективней и удобней, нежели делать это руками.
Пафнутий Львович шел медленно и размеренно, заботливо разглядывая свои кружевные кальсоны. Они были подарены ему его любезной женушкой, графиней Еленой Михайловной Алексеевой. Они смешно скукоживались на жопе, и от этого Пафнутию Львовичу становилось так приятно и легко, что ему даже не требовалось слушать Штрауса на портативном граммофоне.
- В жопу Штрауса, - игриво думал Пафнутий Львович, ощущая складки кальсон на жопе.
- В жопу Львовича, - в ответ думал Штраус, ехидно морща брови и крутясь в могиле.
Лишь только одной жопе было плевать на их разговоры и мысли, ибо она была озадачена лишь одним - где бы ей сесть. Сигнал сей посылался в мозг, который указывал ногам Пафнутия Львовича, куда ему идтить.
Пафнутий Львович слишком долго ходил сегодня, он даже не смог пойти на службу - так он был увлечен хождением по осенней тропинке, сплошь усыпанной желтыми листьями с хвойных лиственниц.
Поэтому ему было необходимо сморщить попу, выражаясь игриво, как и любил изъясняться сам наш герой.
Тропинка все никак не кончалась, и Пафнутий Львович сразу понял, в чем дело - она же была сплошь усыпана листьями, но потом он рассудил, что то не может быть причиной бесконечности тропинки, и потом он понял, что на самом деле это из-за того, что доходя до конца тропы, он поворачивался и шел обратно. И наш герой понял, что никакого дежа-вю тут нету.
- В жопу дежа-вю, - засмеялся Пафнутий Львович.
- В жопу Пафнутия, - обиделась дежа-вю.
Жопа хотела присесть.
- В жопу присесть, - мудро произнес ПЛ.
Жопа жалобно заскулила.
- О-кэ, - сжалился над жопой Львутий Пафнович, и погладил жопу по голове. Жопа ответила игривым урчанием.
И направился Паф\Льво (нутий\вич) вглубь тропинки.
Там стояла скамейка.
Когда жопа соприкоснулась с сидением скамейки, Пафнутий Львович понял, что кальсоны перестали кукситься на жопе, и поэтому он воткнул в уши наушники и включил пластинку Штрауса. Штраус играл на стиральной доске, извлекая из нее звуки, напоминающие терменвокс.
- В жопу терменвокс, - пошутил Пафнутий Львович.
Терменвокс промолчал. Он был мертвый.
На углу влюбленная пара сдавала бутылки из-под кефира, но никто их не принимал, потому что людям не всрались эти бутылки, и они злобно шипели.
- В жопу бутылки.
Пафнутий Львович долго сидел на скамейке, и вдруг поник головой.
- В жопу все.
И умер.
Штраус ехидно ухмыльнулся.
И выпил бутылку кефира.
А в глубине леса все так же вскрикивал дровосек, любимый медведями.