В дороге нельзя беспечно смотреть по сторонам: стоячая вода может выплеснуться длинными, тягучими щупальцами, едва солнечный диск скроется за легким облачком. Или песок под ногами дрогнет, и мгновенной вспышкой скользнет жгучая лента змеи, и воздух заискрится от разрядов. Я иду медленно, мне не впервой, я знаю, как уберечься и донести свою ношу до края Жгучих равнин, до края нашего мира.
Там, впереди, начинается море волнующихся медных колосьев, звенящих лезвий...
Мосты над морем - как вуаль, как дымчатая пена...они вздымаются высоко, до грани облаков, и они непрочны - тут и там замечаешь выбоины и щербины.
Тот, кто умеет жить на мостах - чужого рода. Мне нельзя смотреть на него, и я сдвигаю глазные заслонки, остаюсь в темноте и неведении. Придет ли он сегодня? Я третий раз прохожу путь через равнины - от Мерцающих скал, где можно пережидать бушующий полдень. Если не придет - я опять вернусь и опять приду следующим утром. Иначе нельзя.
--
Открой глаза! - голос его тонкий, почти писк.
--
Ты же знаешь, что нельзя смотреть на чужих.
Он хихикает, и, наверное, ходит вокруг меня кругами, вынюхивая, выискивая трещинку в моей броне - говорят, что они хищные, что спускаются вниз, к нам, только потому, что некоторые не могут преодолеть любопытство и пытаются взглянуть. Я такой глупости не сделаю.
--
Ты зачем здесь? Ваши уже пару недель назад выспросили у нас всё про движение в северных землях и про падучие камни, и про новые стальные поля...
--
Этого я не знаю. Мне не пристало заниматься погодой и ветрами, камнями и морем лезвий. Я служу Ночному гостю.
Тот фыркает, его присутствие ощущается сильнее и словно бы отовсюду - теперь я понимаю, каким образом такие, как он, вынуждают свои жертвы открыться. Что бы он там ни делал - кажется, будто он уже проглотил меня и обволакивает ...
--
Что здесь Ночному гостю?
Он тоже служитель - я приходил сюда три раза, три дня подряд - и Они, жители мостов, не могли прислать никого иного. Они знали - кто я. Но сначала - ритуал.
--
Ночному гостю, и правда, нет дела ни до вашего края, ни до наших земель. Он приходит во тьме, когда сам воздух стынет, а земля смерзается мертвой коркой. Он спускается оттуда, где целый мир виден как на ладони.
--
Да, да, все так, все верно, ты все говоришь правильно, - он со свистом втягивает воздух, притворяясь, что он слева от меня, но я чувствую дрожь песка впереди и справа - он играет со мной, испытывает. - Смелый, не побоялся прийти. А ведь это мог быть последний путь в твоей жизни. Ты не так давно стал служителем?
--
Ночному гостю служат всю жизнь.
Он опять хихикает:
--
Неправда.
Действительно, правды здесь ни песчинки, мой ответ - слова ритуала, не более. А жителю мостов, похоже, хочется просто поговорить. Он настаивает:
--
Как тебя выбрали?
Мне становится холодно, я перестаю чувствовать внешнюю броню. Словно маленькое существо, живущее внутри, пытается свернуться в комочек, залечь в ночную спячку, спрятаться, уйти от назойливых вопросов. Вспоминать - стыдно и горько.
* * *
Воспоминание - одно из давних, после смутных обрывков из самого раннего детства, когда мир казался тесным, темным и влажным. Первый выход на чистый песчаный простор, под открытое небо, под опасно влекущие струи огненных фонтанов. До этого мы только слушали и запоминали, впитывали, все то, что старшие знали о Жгучих песках и стоячей воде, об огненных созданиях и крохотных жителях песков. О народах, чьи земли граничат с нашими. О правилах и законах. А потом огромный мир был предоставлен в наше полное распоряжение. И было первое испытание, о котором никого из нас не предупредили.
Нам позволили жить так привольно, словно время цветения, царящее вокруг - вечно. Нам казалось, что нас оставили одних. Но за нами приглядывали, смотрели издали, так, как нас самих смотреть еще не обучили. Когда же зной стал сгущаться, старшие вернулись за нами. В конце той весны каждому из нас был произнесен приговор. Старший, говоривший со мной, был прям и безжалостен:
"Мы смотрели за вами долго и молча, для того, чтобы понять, какая дорога подходит для каждого из вас. Сначала для тебя подобрать было трудно. А потом, однажды, ты забрел далеко на север и оказался у границы золотых пустынь. Ты же знаешь, что текучая полоса - наша граница? Ты стоял там, наблюдая, как искрящееся марево наползает с той стороны, движется дальше и дальше. Ты знаешь, как тебе следовало поступить. Нам казалось, что тогда ты растерялся, может быть - испугался, и потому не смог остановить его. Но ты пришел и на следующее утро. И все повторилось".
Это правда: все, чему меня учили, о чем предостерегали, оказалось неважным. Зрелище чужой жизни, пядь за пядью заползающей на нашу землю так завораживало, что не было сил остановить чужаков - хотелось только смотреть, только любоваться, еще и еще...
"Ты знал, как дорогА нам эта земля. И ты ничего не сделал, чтоб защитить ее. Ты предал ее. Это позор и горе для всего рода, но - это уже случилось. В первую весну мы смотрим на вас, чтобы понять, что самое главное в каждом из вновь рожденных. Твой талант - способность на такое предательство.
Ты принесешь мало пользы нашему племени и совсем ничему не сможешь научить. Но как и все народы к югу и к северу, мы знаем, что есть нечто, живущее вне племен и мыслящее так, словно каждый народ - лишь случайность в вихре песчинок. Мы зовем его Ночным гостем, и народ золотых пустынь, и народ мостов понимают нас. Ты будешь служить Ему - тому, кто творит калейдоскоп новых жизней. Потому что для такого служения нужно уметь предать свой народ во имя многообразия и красоты жизни..."
* * *
Я молчу, ответить чужаку выше моих сил. Его вопрос настолько вывел меня из равновесия, что я совсем теряю контроль над телом: внешний жар проникает в поры, опаляет. Пусть... Наверное, житель мостов видит, как покрывается сетью трещин мой панцирь. Произносит:
--
Ты так плачешь?
Значит, у их народа тоже есть зрение? Или он просто умеет слышать мои мысли?
Молчание длится, и житель мостов, наконец, произносит одну из тех фраз, что я ожидал услышать:
--
Зачем ты вызвал меня именем Ночного гостя?
Голос изменился, в нем больше не слышится жажды насытить плоть. Скорее, теперь он печален. Может, такое происходит, когда произносишь слова ритуала? Может быть, мой голос слышится ему таким же? Может, мы в чем-то похожи?
Еще одна пропасть молчания между вопросом и ответом. Тихо-тихо, лишь шорох песка да звон медных колосьев. А потом я выплевываю:
--
Я носитель чужой жизни.
Житель мостов ахает в изумлении. Теперь я слышу, как бьются вразнобой его несколько сердец.
--
Я принес жизнь из-за золотых пустынь - а нашли ее те, чужие, живущие за два народа дальше к югу. Оно еще только пробуждается - и мы слышим, как ломаются в нем связующие цепи. Если не унести его в новые земли - оно погибнет.
--
Я заберу его за мосты - и там передам тем, кто приходит из пещер. И еще на два народа за ними пошлю весть с облачными листьями. Во всех трех племенах его встретят - и не покинут без помощи.
Он уходит, уносится вверх, всегда вверх по сверкающим застывшим брызгам моста. Быстро, не успею разглядеть и запомнить. И уносит кусочек живого металла. Уносит - бережно и трепетно, как самое драгоценное - и самое хрупкое...
Мне пора возвращаться. Солнце неумолимо движется к зениту, Мерцающие скалы, где можно переждать полдень, отсюда кажутся дымкой на горизонте. Теперь, когда моя миссия выполнена, путь назад кажется таким долгим! Каждый шаг добавляет новую тяжесть к моей ноше. Я отворачиваюсь от заоблачных мостов, смотрю, как впереди искрятся песчаные волны, омывая жгучие топи. Здесь - самый северный край наших земель. За моей спиной нежные веточки кварца уступают место медным колосьям. Зыбкая граница... я ухожу, уже всем телом ощущая грядущие перемены. Маленькие жители песков насторожено ждут, не спешат укрыться по своим норам, их пугает то, что я так близко. Тревожатся: полуденный зной уже сковывает движения.
Простите...
Гостеприимный темный песок, по которому так легко шагать, не опасаясь ощутить удар или ожог, и кварц, и слюдяные дорожки, и вы, малыши - вы все обречены. Потому что слуга Ночного гостя из народа мостов унес чужую жизнь дальше на север. Там, где кончаются мосты, слуга Ночного гостя из неведомого мне пещерного племени заберет ее и унесет дальше. И передаст на два народа вперед, где уже знают о ней, а потом и еще дальше. Пока не будет найден тот край, где это сможет прижиться - чужая жизнь, кусочек живого металла. И тот далекий северный край будет изменяться, приспосабливаясь под нужды своего, пока что единственного, обитателя. А потом появится новый народ. Его земли будут расти, теснить соседей. Отзвуки волной докатятся и до нас. На границе со страной пещер обрушатся дымчатые мосты, а здесь море сияющих лезвий нахлынет на беззащитные дюны, прокатится по ним, захлестнет - может быть лишь несколько шагов, может быть до самых Мерцающих скал. Может быть полностью.