Эсаул Георгий : другие произведения.

А Лёха бы смог!

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Производственный роман нового времени
  Эсаул Георгий
  
  "А Лёха бы смог"
  
  производственный роман
  
  
  Пруток не продвигался, застрял, как Космолёт в аномальной зоне Альтаира.
  - На какой свалке нашли прутковый материал? На фигалке фигиал! - Серёга крикнул в ярости, словно ему оторвали руки на производстве. Но тут же вжал голову в плечи, словно в прорубь с русалками прыгнул - мастер запрещает огульные обвинения в адрес поставщиков. - До конца смены - 15 минут, я надеялся, что два вала обработаю, как Стаханов. - Серёга выхватил из ящика электронапильник и резво, как молодой кабан на кабанихе, шлифовал конец прутка.
  Наконец, пруток вошёл в направляющие, фрикционная муфта мягко, но плотно обхватила цилиндрическое тело, как половые губы обхватывают мужской член.
  - Пошла, родимая! - Серёга сплюнул через левое плечо, похлопал по откидному кожуху, как по загривку любимой деревенской козы Шелли.
  Пруток, но уже не пруток, а полноценный скрепляющий вал для Космобота "Аркаим" вышел из станка и переместился на конвейер, как яйцо на птицефабрике.
  Серёга в очередной раз усмехнулся, словно карячился на сцене народного театра "Уралочка":
  "Аркаим! Аркаим использует и преследует меня серой тенью призрака.
  В голове - Аркаим, в работе - Аркаим, в Космосе - Аркаим!"
  До конца смены - шесть с половиной минут.
  Последний на сегодня пруток, вопреки ожиданиям и страхам Серёги, легко вошёл, резцовые салазки резво побежали, как зимой с горы детские саночки.
  Заводской гудок одновременно прозвучал со щелчком шпиндельной бабки.
  - Дневной план перевыполнен на 27 процентов, кино, а не работа! - Серёга щёткой-смёткой скинул остатки стружки в металлический короб, улыбнулся сам себе, как в волшебное зеркало. Настроение - отличное, пятничное. - ИЭЭЭХ! Ребятушки! Гуляем! - Серёга пошёл танцующей походкой в раздевалку, где много радости, как в театре грёз.
  - Михалыч! Сегодня пьёшь? - Серёга подмигнул старому заслуженному токарю, засмеялся вольно - так смеялся Стенька Разин на реке Урал над персидской княжной. Шутка - дежурная, и Михалыч каждый раз ждал её от Серёги. - Стаканчики да рюмочки доведут до сумочки?
  - Отчего же не выпить рабочему человеку? - Михалыч степенно снял защитный фартук, из шкафчика достал дешевый итальянский костью "Армани". - За нас пусть начальники думают, на то у них и голова дана, чтобы нас направляли, как заднюю бабку.
  Наше дело - отработал, план сделал, и - в пивную!
  Без рюмочки нет и сумочки!
  Серёга быстро, потому что - молодой и горячий - переоделся, пожал руку Михалычу, как щётку-смётку трогал.
  Хорошее настроение вылезало из Серёги прутком из передней бабки.
  Душа пела, руки гудели, в животе - духовой оркестр играет.
  - А что, Михалыч, как ты относишься к политике нашего правительства? - На лице Серёги алой розой расцветала улыбка. Серёга любит шутки, иронию, балагуров. - Нужна ли нам война на Сириусе?
  До победного конца?
  - Я до войны получал - тридцать тысяч, а сейчас - тридцать пять! - Михалыч аккуратно свернул робу, как золотой платок. Внимательно посмотрел в глаза Серёги, но в уголках глаз Михалыча играли лукавые смешинки, как у продажной девушки Насти. - Вот и суди сам, молодо-зелено.
  Пусть они сражаются, убивают друг друга, а заказы на наш завод текут, и зарплату нам повышают.
  - Но там же люди гибнут и сириане! - Серёга удивился прямому ответу Михалыча, как рашпилю в спину. Обычно Михалыч отшучивался, говорил, что "Наше дело - маленькое - работай, давай план по боевым флаерам. А политика - грязное занятие, для белорубашечников". - Ты не патриот?
  Неужели, не жалко живых людей и инопланетян, они же похожи на кошек и собак.
  - Посмотри на небо, сынок! - Михалыч пальцем (с татуировкой - перстень) указал на потолок в разводах машинного масла. - С Сириуса мы видны?
  О нас на Сириусе думают?
  Мы даже в сильнейший телескоп с Сириуса не видны, как кварки.
  Они о нас не думают, так почему я должен думать о них, словно у меня в заднице продольные салазки застряли?
  Пилот "Аркаима" зарабатывает в месяц - шестьсот тысяч и больше, плюс льготы, плюс бесплатная медицина и всенародное обожание.
  Он знал, на что шёл, и не думает о том, что рабочий "Уралтрака" растягивает зарплату в тридцать пять тысяч...
  - У меня - двадцать девять...
  - Вот то-то и оно! У тебя - двадцать девять тысяч.
  И на эти гроши мы должны содержать семью и поддерживать организм в рабочем состоянии, как наши токарно-винторезные станки.
  - Нууу, Михалыч! Не ожидал от тебя философии.
  Ты, будто Гегель на диспуте разошёлся! - Серёга развёл руки в стороны, словно ловил стружку от прутка. - Сколько сегодня сделал?
  - Сто тридцать шесть процентов, парь меня в русской бане! - Михалыч закинул сумку "Версаче" на плечо, как винтовку. - Больше - вредно для здоровья, меньше - на зарплате отразится, и премию не получим!
  Золотая середина, так говорит старший мастер Туполев. - Михалыч высморкался в пальцы, вытер руку о штанину, как о стерильный бинт "хирургический". - В шалман идём?
  - Неееее! - у меня другие планы. - Серёга обманул, как лиса ворону. Он думал над словами старого рабочего - умного философа, устами которого говорит Правда. Из песни слова не выкинешь. - Чётко ты обозначил жизненные приоритеты, Михалыч!
  Карл и Энгельс в одной корзине!
  Ни - да, ни - нет! - Серёга без брезгливости пожал Михалычу руку, ТУ РУКУ, которая сопли вытирала, и вместе пошли к проходной.
  У проходной снова попрощались, Михалыч направился к старой гвардии рабочих, за знаниями и шутками.
  Серёга выбил из пачки папиросу, ждал - кто из знакомых ребят или девчонок появится.
  Задумчивость сменила хорошее настроение, и Серёга после слов Михалыча находился, словно в болоте с киселём.
  "Любопытный человек - наш Михалыч! - Серёга загородил ладошками огонёк зажигалки, закурил папироску "Пекин". Ароматный дым наполнил лёгкие, словно паром амброзии. Серёга от наслаждения закрыл глаза. - Сорок лет на заводе, сорок лет в одном цеху - часовой Родины.
  Предлагали ему раньше и повышение, и два станка, и общественную работу, приглашали в различные рабочие партии, а он, как консервная банка, артачился, отвечал: "Отец мой - Степан Медведев - на Уралтраке у станка стоял вкопанный.
  Дед мой, Макар Медведев, на Уралтраке по три нормы давал стране.
  И я, продолжатель рабочей династии, не сойду с их пути!"
  Некоторые считали Михалыча недальновидным, другие - недалёким, третьи - ленивым, но время поставило всё на свои места, как в русском бильярде.
  Выскочки, что смеялись над Михалычем - либо спились, либо спиваются на руководящей работе, либо в ларьках папиросами и пивом торгуют.
  А Михалыч прочно на ногах стоит: жена, сын, дочка - красавица.
  Сын уже решил, что пойдёт по стопам отца - встанет за токарно-винторезный станок - другого счастья Медведевым не нужно.
  Пусть одни стремятся в Президенты, другие - в Космолётчики, а Медведевы приросли к родному заводу, который им - и папа и мама.
  Дед и отец Михалыча обрабатывали прутки для тракторов и танков, а Михалыч нарезал резьбу для валов военных флаеров "Аркаим".
  Время меняется, прутки с резьбой остаются также востребованы, как и сто лет назад, словно - не прутки, а - продажные женщины к коротких красных юбках из Китая.
  Небольшой доход, но стабильный, как геологические плиты под Челябинском.
  Пить - в меру, квартиры - в меру, дача - в меру, огород и рыбалка, театры - в меру.
  Молодых рабочих, которые по незнанию подтрунивают над Михалычем и ругают родной завод, он останавливает, как штопором в глаз:
  - Да погоди ты со своими рассуждениями, что, мол, страна у нас гнилая, что линять нужно в благословенный Китай.
  Каждый второй твердит, что нужно бежать из ЭТОЙ страны, словно вам в спину перебором стукнули.
  Ты пораскинь куриными мозгами над своей судьбой завидной.
  Ты делаешь то, что не делают другие, хотя работа наша - не из престижных, как - ассенизаторов.
  Зачем тебе, слесарю, идти в армию, бежать в менеджеры или танцульками зарабатывать на хлеб и пиво?
  Родина тебя подняла на ноги, обучила важной специальности, потратила на тебя время и деньги свои, которые могла бы с пользой использовать на Сириусе в войне.
  Вот и работай по слесарному делу, не рыпайся в балероны, где все бегают в голубых трусиках.
  Хочешь, чтобы девушки видели тебя в белом костюме и при галстуке, а не в рабочей робе у станка?
  Или в герои войны на Сириусе метишь?
  Так война та - пристрелочная, наша первая война в Космосе, и герои - липовые, как из лаптя вышли.
  Думай и о себе и о пользе дела, сынок!
  После нравоучений Михалыча многие молодые рабочие задумывались о своём месте в строю, как и я три года назад поверил ему, как родной матери.
  Вроде бы не прав Михалыч, но ни к чему в его словах не придерешься, словно купил новые китайские фирменные штаны за бешеные деньги!".
  - Что задумался, молодая гвардия! О Ленке мечтаешь? - на левое плечо Серёги легла тяжелая, как станина, ладонь. - Дай сигаретку, а то дым от тебя "Аркаим"ский.
  Жмот заводской!
  Сашок пожал руку Серёги, и Серёга отметил, что рука, после пожатия сопливой ладони Михалыча оставила отпечаток на грязной ладони Сашка.
  Серёга усмехнулся, как в русской рулетке:
  "Неизвестно, что Сашок своей рукой держал после работы.
  Нет - известно!"
  - Свои кури! - Серёга ответил дежурной фразой на шутки друга. Перебрасывание мелкими оскорблялками после смены - забава заводских парней. Серёга выбил из пачки сигаретку - протянул Сашку. - Очко - жим-жим?
  Думал, что я зажму папироску? На, травись, гад!
  - "Пекин"? - Сашок принял сигаретку, от зажигалки-гильзы прикурил, словно астматик ловит руками воздух. - Почему не купишь нормальные сигареты? "Вьетконг", например.
  Ты бы ещё до "Мальборо" опустился, как бомж.
  - А у тебя денег нет даже на "Пекин".
  На водку всё потратил, или - на девочек?
  - Вот Лёха бы угостил меня "Маодзедункой".
  Лёха бы смог!
  А ты, Серёга, деньги на Ленку копишь?
  - Фигеньги на фигенку! - Серёга затянулся, поперхнулся, улыбнулся, как крот после свадьбы с Дюймовочкой. Упоминание о каком-то Лёхе он пропустил мимо осмысливания - так философ не останавливается на значении туалетной бумаги в Космических масштабах. Настроение повышалось, как нагревается охлаждающее масло в деталях станка. - План сегодня завалил? Как всегда?
  Да куда тебе, руки трясутся, морда синяя - на стакан воды без сахара заработал бы!
  - Лучше бы ты Ленку завалил, как я план завалил! - Сашок сплюнул на дешевый американский ботинок. - Сто семь процентов - и то с натягом.
  Светка любовью замучила, до утра не даёт заснуть, мастерица.
  Не думал, что сирианки страстные, как сучки в марте.
  И самое любопытное, что смотрит в глаза, клянется, что влюбилась в меня, что я - её идеал.
  "Жить, - говорит, - без тебя не могу, Саша!
  Как первый раз ты на меня посмотрел, так я влюбилась, словно медуза в кваркия.
  Я - твоя раба навеки, Сашенька!"
  И льнет ко мне, ластится, желания угадывает с ходу, как автомат.
  Утром - уже на ногах раньше меня, термос заправляет, мне бутерброды готовит, лучше, чем в шалмане у Алима.
  - Попал ты, Сашок! - Серёга с усмешкой смотрел на заводского товарища, оценивал - всерьез Сашок говорит, или играет словами, как щётка-смётка стружкой. Пепел обжёг пальцы, Серёга плюнул на ладонь. - Зараза! Жжёт!
  Тебе же говорили - сирианки спят и видят, мечтают только об одном - выйти замуж за землянина.
  Они на всё идут, чтобы получить гражданство Земли, а ты повёлся, как первокурсник на дешевую проститутку.
  Тебя сирианка облапошила, как младенца.
  Светочка - то же мне, синекожая.
  Как у неё настоящее, ИХНЕЕ имя?
  - Зачем мне её настоящее имя? - Сашок задумался, докурил папироску, без спроса взял у Серёги вторую, снова прикурил, словно приложился к капельнице. - Все знают про грабли, но на них наступают уже много веков.
  Пытался я её подловить на фальши, заглядываю в глаза, но, кажется, что любовь сирианок - истинная.
  Как влюбится - так, как у лебедей - на всю жизнь - крепко, преданно.
  Не то, что твоя Ленка! За неё денег нужно отвалить - кучу - и то - результат неизвестен, как в спортлото.
  - Что ты привязался к Ленке, тоже мне - банный лист в жопе! - Серёга помахал рукой Михалычу, улыбнулся учетчице Клавке (Клава замедлила шаг, надеялась, что Серёга и Саша остановят ей поговорить, а, может быть, пригласят с собой в шалман). - Не по Сеньке шапка!
  Куда мне до дочки главного инженера Уралтрака!
  Пешком до Сириуса проще! - Серёга разозлился, но подавил пустую злость, словно пневматической подушкой закрылся.
  Он уже два года, как влюблен в единственную дочь главного инженера - Елену с огромной грудью.
  Елена работала в администрации завода, заместительница отца - два яблочка с одной яблоньки.
  Серёга в первый раз увидел её два года назад на юбилейном вечере, посвященном выходу на пенсии потомственного рабочего, передовика производства Васильева Андрея Павловича, со станка которого двадцать лет не сходило переходящее красно-сине-белое знамя.
  Елена сидела в президиуме, на сцене, рядом со своим отцом - красивая и недоступная, как золотой пруток диаметром сорок сантиметров.
  Серёга до сих пор не знал: то ли влюблен в Елену из-за её красоты, потому что девушка соответствовала канонам красоты для него, или любовью повелевает магия денег.
  Денег у Лены, как и образования, - в избытке.
  Или - деньги, образование, стиль жизни, положение в обществе и красота - в коктейле заворачивали кишки и сердце молодого рабочего.
  Серёга тосковал, желал Елену, видел её рядом в розовых снах.
  Ещё три месяца назад Серёга оценивал свои шансы на брак с Еленой на два процента.
  Но после браконьерских раскопок в Аркаиме шансы повысились до семнадцати процентов - прогноз электронной гадалки.
  Но и семнадцать процентов - мало, как шанс проглотить Солнце.
  - А Лёха бы смог! - Сашок смотрел мимо Серёги, на группку смеющихся арматурщиц, но, словно не видел их за голограммой сирианки Светы. - Мне кажется, что Лёха бы смог к Ленке подойти с нужной стороны.
  - Что за Лёха, и почему он бы смог? - в голосе Серёги не слышно ревности, но загадочный Лёха, о котором Сашок упомянул два раза, заинтересовал, как новая марка пива.
  - В механо-сборочном новый правильный пацан объявился, как гриб среди зимы вырос! - Сашок кивнул головой в сторону арматурщиц, словно приглашал на танец с девушками: - Подойдём? Побалагурим с девчонками?
  - Фигиём к фигиёмкам! Тебя же Светка ждёт, страдает, ревнует! Чики-чики! Пуки-пуки! - Серёга расхохотался, но не своей шутке, а над Петровичем. Старый мастер после смены изрядно хлебнул из душевной фляжки, ноги подкосились, и Петрович повис на руках Михалыча Антоновича.
  - Так Светка ничего не узнает! - Сашок смотрел по сторонам, глазки бегали, как у мышонка в ловушке.
  На всякий случай Сашок втянул голову в плечи, словно после операции по косметическому укорочению шеи. - Она меня дома ждёт, торт испекла, будто на свадьбу.
  Сирианки - не ревнивые.
  - Сколько же деньжишь нужно, чтобы арматурщиц угостить? - Серёга подсчитывал губами и пальцами. - По кружке "Жигулевского" на подругу, так уже выйдет сорок пять рублей на пять - почти триста!
  А потом - пошло, поехало - без штанов из шалмана выйдем.
  - Они сами нас угостят, не барыни! - Сашок сказал, но очень неуверенно, словно шёл по канату с кружкой "Жигулевского". - Мы же ребята - хоть куда!
  По первой мы закажем, а потом - они нас обнесут!
  У меня денег в обрез, всё на Светку уходит, хотя она и не просит, как скромница крошечка-хаврошечка.
  Но не могу - увижу цветы или цацки - так Светке покупаю, словно меня заколдовали волшебники Средиземноморья.
  - Или - сириусморья!
  - Что? Какого сириусморья? На Сириусе, вроде, морей нет.
  - Много мы знаем о Сириусе и о морях Сириуса? - Серёга скривил губы, искоса посматривал на арматурщиц, как на овечек к закланию. Девушки женским чутьём угадывали интерес, закидывали головки, хохотали нарочито громко, будто заведенные зайцы. - Все наши знания касаются ихних баб.
  Да и то - поверхностные знания, как уголь на Венере.
  - Лёха! Привет, иди к нам! - Сашок махнул рукой в сторону группки рабочих, которые только что вышли из проходной завода, словно из печки пирожки.
  Рабочие что-то горячо обсуждали, и Серёга сразу не понял, кто из них Лёха, загадочный Лёха, которому Сашок уделил внимания больше, чем теме Ленки и своей сирианки.
  От товарищей отделился невысокий парень в синей косоворотке, хромовых сапогах и плисовых полосатых портках.
  Он махнул на прощание рукой коллегам по цеху, и направился к Сашку.
  - Привет! - Лёха пожал руку Сашку, подмигнул ему, а затем подал руку Серёге: - Лёха!
  - Серёга! - Серёга в свою очередь представился и пожал руку товарищу Сашка. - Новенький на нашем заводе?
  За длинным рублем гонишься?
  - Новенький! - Лёха улыбался, тряхнул чубом, как конь гривой.
  Волосы его - русые, волнистые, как у записной красавицы из столицы Китая.
  Лицо - открытое, простое, заводское.
  Улыбка - без иронии и без издёвки, и Серёга сразу тихо позавидовал природному обаянию заводчанина.
  - Я с Сормовского завода, переводом.
  На Уралтраке я принесу больше пользы Родной стране.
  После интерната - сирота я - закончил Ленинградское ФЗУ, потом - два года армии - Морфлот, пять лет на Сормовском, а теперь - у вас.
  - Это хорошо, что у нас! - Серёга удивлялся своему благодушию и харизме Лёхи.
  Новый знакомый не вызывал неприязни, наоборот, к нему тянуло, как к станине электромагнит.
  "И говорит он правильно, словно закончил курсы общения при Челябинском Университете. - Сказал "у вас", подчеркнул, что уважает наше преимущество коренных челябинцев.
  Почему сегодня все правильные, как парад Планет?
  Может быть, сегодня - мой день?!!"
  - Курите! - Лёха открыл золотую пачку сигарет, угостил Серёгу и Сашка, будто в кино снимался о доброте.
  - Ого! "Вьетконг"! - Сашок подмигнул Серёге, как подружке. В уголках губ Сашка застыла самодовольная улыбка преуспевающего политика. - Что я говорил? Лёха бы смог нас угостить "Вьетконговскими", он и угостил.
  Что стоим? Почему молчим?
  - По маленькой в шалмане? - Серёга, словно забыл про идею подойти к арматурщицам, как мочалкой стёр пыль с патрона в шпинделе.
  - Можно и по маленькой! - просто, как реку Волгу вброд переходил, Лёха согласился.
  Нет в его словах жажды выпить или погулять, а просто - жизнь - шалман, так шалман!
  - Нееее! Я сегодня не могу! У меня дела Государственной важности! - Серёга протянул гласные, но уже не так решительно, как несколько минут назад, когда отказывался пойти с Михалычем выпить. Денег жалко, времени - в обрез, а пьянка - потеря денег, и пошутил: - В другой раз напьемся, мне нужно невесту искать, не всем же везет на синеньких сирианок.
  - Вот в шалмане мы тебе синенькую подберем! - Серёга приобнял Серёгу за плечи, по-мужски, по-рабочему приобнял. - Где же хорошие невесты, как не в шалмане?
  Может и Ленка заглянет на огонёк?
  - Фигенка фиганет на фиганёк! - Серёга сделал вид, что с неохотой, но поддался уговору друга.
  Если зовут, а ты не пошёл, то в другой раз могут и не позвать.
  Ещё занимало выпить с загадочным Лёхой, который околдовал Саню, как сирианка Светка загипнотизировала.
  
  Молодые заводские парни приближались к арматурщицам.
  Девушки завибрировали, словно провода в электрошкафу.
  Но Сашок, Лёха и Серёга прошли мимо, как новенький космобот "Аркаим" сошёл с конвейера Уралтрака.
  - Вот, если бы они приехали из Китая, тогда другое дело - маза! - Серёга говорил, словно оправдывал себя за невнимание к арматурщицам. Девушки разочаровались, обиделись, но одни не останутся. Пожилые рабочие захватят молодых красавиц с собой в шалман - только с пожилыми мастеровыми девушки пойдут не так охотно, как с парнями. - Всё течёт, все меняется, вода в батареях.
  В древней мире самыми престижными невестами считались - гречанки.
  В средние века - Европейки, потом - американки, а в наше время - жительницы сверхдержавы - китаянки.
  Когда-нибудь и до русских девушек очередь дойдёт... если только сирианки и им подобные дорогу не перебегут.
  - Да, уж! - фифти, фифти! - Лёха снова угостил дорогими сигаретками.
  Серёга уже не хотел курить - но когда ещё представится возможность выкурить "Вьетконг" - взял, вздохнул, закурил.
  Можно оставить сигаретку "на потом", но стыдно перед товарищами, словно они застали за воровством в заводской столовой.
  Лёха улыбнулся, побежал к арматурщицам, что-то им сказал - девушки и Лёха захохотали весело, как на весенних игрищах, посвященных юбилею Уралтрака.
  Он быстро вернулся, как подводная лодка от берегов дружественной Японии:
  - Всё путём! Хорошие девчонки! Есть в них рабочая жилка!
  - Сколько процентов сегодня сделал? - Серёга спросил для поддержания разговора, будто поддерживал актрису в кино. - План перевыполняешь регулярно?
  Переходящее знамя не реет над твоим станком.
  - Куда мне до знамени! - Лёха махнул рукой, засмеялся, поправил кепку, сплюнул сквозь щёлку между золотых зубов. - Сегодня только на девяносто семь процентов вытянул, как из болота танк.
  - Девяносто семь процентов? В войну? - Серёга и Сашок спросили одновременно.
  Не выполнить дневную норму в последнее время считается постыдным, хуже, чем справление нужды на площади завода.
  - У Семёныча перебор заклинило, шланг с маслом вырвало, а из электрошкафа искры летят, как после грозы.
  Семёныч орёт, словно ему ногу резцом подрихтовало.
  Я свой станок бросил, к Семёнычу побежал, а он боится к электрошкафу подойти.
  Я за главный рубильник - хвать, а током шибануло даже через диэлектрическую перчатку - мама, не горюй.
  Масло горячее хлещет под ноги, вот-вот закоротнёт на нас.
  Я пожарным ломом по главному рубильнику - он и отлетел, а фрикционная муфта уже шипит, её переклинило, как на Луне, и фланец отлетел.
  Если бы не защитный кожух - то точно голову бы мне пробило.
  Песком едва засыпал электршкаф - выпутались, но время потратил много, на свой план чуть-чуть не хватило, словно меня черти обокрали.
  - Семёныч - Васильев? - Сашок с интересом посматривал на Лёху, словно на героя Сириуса, зачем-то подмигивал Серёге, как заговорщику против политики завода.
  - Да, другого у нас в цехе нет.
  - Так он же - пьёт у станка по лошадиному.
  Напортачил, а ты из-за него здоровьем рисковал, и план не выполнил! - Серёга удивился не меньше Сашка. На помощь прийти Семёнычу - себя очернить, как в угольной шахте или в горюче-смазочном цеху. Семёныч - склочник, дебошир, пьяница, но - хорошо работает, план даёт стране, словно в животе у него сидят добрые гастарбайтеры гномы. - Тебя пропесочат на собрании цеха, как гулящую бабу осудят.
  - Ну, значит, я заслужил! - Лёха улыбнулся Серёге, развёл руками, засмеялся, будто попал на Праздник Первое Мая, когда раздают годовые награды. - Мало что ли в жизни удивительного происходит, как в страшном кино.
  Не удержался я, будто меня в спину толкали.
  Назначен слесарем - поэтому обязан выполнять норму, это всем нужно, в первую очередь мне, для самодостаточности.
  Но и хорошее отношение к коллегам по цеху - немало значит, как на войне, где наши ребята гибнут за Землю (Серёга прикусил губу, вспомнил мнение Михалыча Медведева о войне с Сириусом - как оно отличается от мнения Лёхи).
  Поддержка коллеги нужнее, чем перевыполнение плана.
  Редкая душевная у нас профессия - военным помогаем!
  Объем работ увеличивается, а вместе с ним увеличивается и наша ответственность за общее дело.
  Я много думал о том и об этом.
  Лёха снова засмеялся, а Серёга смотрел на него без неприязни, словно давно знаком с парнем сиротой.
  
  Сашок настоял, чтобы опустились в шалмане "Берёзка", как на водопой.
  Серёга часто сиживал в "Березке", но давно, ещё тогда, когда она работала, как третьесортная забегаловка.
  Потом из "Березки" сделали кафе, затем - ресторан, зал торжеств, и цены значительно возросли, как на дрожжах из Могилева.
  - Дорого здесь! Да ну тебя, - Серёга сначала упирался, как баран перед новыми воротами в Махачкале. - Ты говорил, что Светка из тебя все деньги высосала вместе с любовью, а сам в дорогой кабак направился, как полоумный.
  На тебя планов по пруткам не хватит.
  - Посуди сам, Серёг, - Сашок уговаривал, как в последний бой на Сириусе. По его глазам видно - очень хочет в "Березку". - Здесь всё по-новому, по-рабочему - демократично.
  Да, за пиво в этом шалмане надо платить пятьдесят рублей за кружку, а в "Шмеле" дешевле - по сорокушнику, но зато здесь девочки дешевле.
  Танец с красоткой обойдется в шестьдесят рублей, а в "Шмеле", и в "Белых росах" - сотня.
  И девочки там - по тысяче, а в "Березке" по четыреста пятьдесят рублей - всего-то делов.
  Я о вас с Лёхой забочусь, потому что у меня нет сил на баб - Светка вымотала, да и снова накинется, словно сто лет мужика не видела.
  - Спасибо за заботу, дорогой друг! - Серёга иронично улыбнулся.
  Он хотел, чтобы Сашок уговаривал, уговорил, потому что и самого Серёгу, тянуло в "Березку", так резец притягивается к прутку.
  Лёха улыбался, казалось, что ему - всё равно куда идти, потому что компания - настоящая, своя, заводская, хорошая.
  - Да здесь одни синие! - Серёга сразу вскрикнул, как только вошли в просторный зал "Березки". Пятничное веселье начиналось в сигаретном дыму. - Привёл к СВОИМ сирианкам.
  Они, конечно, дешевле наших баб!
  Лучше бы мы арматурщиц прихватили.
  - Не только синие, но и земных хватает, разуй глаза, Серёга! - Сашок повел друзей к широкому дубовому столу у окна, словно знал, где золотое место. Некоторые сирианки приветливо здоровались с Сашком-горшком, из чего Серёга заключил, что Сашок частенько посещает "Берёзку", чаще, чем баню.
  Возможно, что и Светку из "Берёзки" взял по дешевке.
  - Александр, помогите мне чулочек подтянуть! - К Сашку подошла стройная (а сирианки все стройные) девушка с лёгким голубым налётом на коже. Она ненавязчиво поставила ножку на стул, явила друзьям идеальную красоту ТЕХ мест. Девушка бросала быстрые взгляды на Лёху и Серёгу. - Спасибо, Александр!
  Вы - настоящий друг и рыцарь! - девушка, после того, как Сашок помог ей (подтянул чулок и облапил, словно медведь-шатун), поправила короткую юбочку. - Передавайте огромный привет вашей Светочке! - и обернулась к Серёге и Лёхе: - Хорошо отдохните, ребята!
  Сказала, словно песню пропела.
  Лёха в ответ молча улыбнулся и помахал девушке рукой, как прощался с Алым Парусом.
  Серёга не поддавался чарам:
  "Мужа себе ищет, прохиндейка. За землянина каждая хочет выйти замуж!
  Играет в "добрую родственную душу"!"
  - Они - не профессионалки, девушки расслабляются, каждый раз много новеньких, беженок словно поток с Сириуса увеличился в три раза! - Серёга вздохнул и заказал три кружки "Жигулевского", сухарики и Вологодскую картошку.
  Мужчины Сириуса воевали, а женщины: матери, жены, сёстры, непатриотично бежали с родных Планет, искали новый дом на Земле, откуда несколько тысяч лет назад их предки улетели на Сириус за лучшей долей.
  Выпили по первой, добавили водки, снова пили пиво, лакировали водкой "Уралочка".
  Серёга ликовал, он укорял себя за нерешительность, что сразу не пошёл в шалман, а упирался, как бык надоенный.
  Но Сашок - молодец, уговорил, и с другом своим познакомил на будущее.
  А Лёха - свой в доску парень!
  Не выпендривается, не жмот, не алкоголик, всё в нём в меру.
  Серёга поймал себя на мысли, что начинает думать о Лёхе, как о женщине, отмахнулся от наваждения и пошёл танцевать.
  Синекожие сирианки отличались от земных девушек (по крайней мере, в "Березке") изысканностью, утончённостью добрыми открытыми улыбками, идеальными пропорциями и искренностью, в которую Серёга хотел верить, что - настоящая.
  На фоне длинноволосых модельных сирианок шалманные земные девушки казались пнями.
  Но долг перд Планетой Земля превыше всего, и Серёга с натугой подошёл к квадратной земной девушке, короткостриженой, с маленькими глазками и большими амбициями взамен маленьких грудей.
  - Девушка, можно вас на танец?
  - Двести за танец, и тысяча за любовь! - девушка отшила Серёгу, как швея-мотористка из Иваново. - И угости даму сигареткой, красавчик.
  Я курю "Вьетконг" и пью шампанское "Абрау".
  "Однако! - Серёга улыбнулся и пошёл прочь от девушки, включил реверс, как на любимом станке. - С тобой не только штаны последние потеряю, но и без зубов останусь, крошка.
  Опозорился, как заяц на воеводстве.
  Ушёл от девки, потому что она заломила огромную цену.
  Сашок обманул, сказал, что наши девки в "Березке" - по сотне за танец, а ЭТА заломила, будто за свадебный вальс!"
  Серёга улыбался в пространство, делал вид, что подходил к девушке только поговорить, словно старый знакомый по Колымской киче.
  Когда он уже почти дошёл до своего столика, на плечо легла теплая лёгкая рука, как дуновение ветра из электрошкафа.
  - Молодой человек, разрешите, я потанцую с вами?
  Окажите мне большую честь!
  - Хороша честь, если нечего есть!- Серёга повернулся, говорил, чтобы смущение сошло с пунцовых щёк. И, исключая недоразумения, потому что знал шалманные заманивалки, добавил, хотя и с некоторой бравадой: - А, сколько стоит танец с вами?
  Не дороже, чем билет до Сириуса и обратно?
  Спросил и утонул, будто в сирианское несуществующее море нырнул в рабочей робе.
  Голубые распахнутые крыльями бабочки - очи.
  Пухлые губки полураскрыты жадными крыльями любви.
  От безупречного тела - одуряющий аромат свежести и полевых цветов.
  - Обычно девушки берут по шестьдесят рублей за танец, - девушка, словно укоряла Серёгу, но укор - с робостью "Не подумайте, молодой человек, обо мне дурно", - но я же сама вас пригласила, потому что вы мне понравились.
  Спасибо, что согласились на танец, в водоворот событий.
  - Я не особый танцор, - Серёга смутился, он нащупывал в себе стержень, пруток с резьбой, который противостоял бы очарованию сирианки. "Она даже не спросила, где и кем я работаю, так сразу же задала бы вопрос наша девушка!". - Как ваше имя, если не секрет Галактического масштаба.
  "Мы воюем с её Цивилизацией, а она флиртует со мной, врагом братьев своих, и променяет их на меня с огромной радостью!"
  - Аэлита! - девушка встряхнула длинными голубыми волосами, как водопад в утренних лучах.
  - Аэлита - по-нашему? По земному?
  А как по вашему, по-сириански?
  - Аэлита! - моё настоящее имя! Мои предки, наши общие предки, жили на Марсе и на Земле. - Девушка опустила головку, как институтка на нудистком пляже в Троекурово.
  Танец закончился, Серёга раздумывал - дать девушке шестьдесят рублей, или деньги её в данном случае обидят?
  Но выручил Сашок, как палочка-выручалочка:
  - Серёга! Водка стынет!
  Серёга проводил Аэлиту до её столика, поздоровался с её подружками, шаркнул ножкой, превозмог желание заказать для девушек - пива - у них на столе скромное угощение - на пособие для беженок с Сириуса - не разгуляешься на Земле.
  Но так ничего и не предпринял, пошёл и выпил водки с Сашком.
  - А где Лёха? Ушёл на базу?
  - Нет, по твоему примеру на танцульки настроился, как кот перед кошками. - Сашок показал рукой в дым, и Серёга увидел: Лёха приглашает на танец русскую девушку, чуть красивее, чем та, которую приглашал, да не пригласился Серёга. - Лёхе можно! Он может! - Сашок высказался неопределенно и налил по новой рюмке: - Что, Серёга, хороша синенькая девочка?
  - Как вам не стыдно, слесарь? - Серёга в притворном ужасе закрыл щеки ладонями, широко раскрыл глаза, имитировал полный страдания недоуменный взгляд. - Вы - передовик производства, чистая душа, вас ждёт дома жена с Сириуса, а вы о других девушках говорите!
  В ответ Сашок пожал плечами, словно выжимал штангу с прутком, отвечал непонятно: то ли с иронией, то ли серьёзно.
  - Жена красавица и умелица - Марья Искусница с Сириуса!
  Только моя сирианка - ещё и искусительница.
  Я не выгоняю её из жалости, без меня она сгинет в пучине людей, пропадёт пропадом, потому что любит меня, как безумная. - Сашок перегнулся через столик, словно бисер метал: - Ради неё я пойду на всё!
  - Даже предашь родной Уралтрак, покинешь завод? Скажешь - "До свидания" коллективу, мастеру, который тебя на ноги поднял с колен?
  Сашок в ответ шутливо стукнул кулаком по столу:
  - Зачем громкие слова, если в них нет любви?
  Кто знает - что дороже: любовь к заводу или любовь к инопланетянке?
  Президент России знает?
  Я ничего не смыслю в семейной жизни, как одинокий волк.
  В моём служении заводу всё относительно как в теории Ньютона.
  Существует лишь один критерий - план, рабочая честь, долг!
  Человек славен трудом, и я хочу, чтобы обо мне думали только хорошее.
  Не падай лицом в тарелку, Серёга! Ещё не время!
  Учись трезво смотреть на девушек.
  - Трезво? Ты шутишь, друг? - Серёга задохнулся от смеха, хохотал, но всё время чувствовал на себе взгляд Аэлиты.
  Танцы разгорались, как производственное соревнование на заводе.
  - Да, Лёха может! - Серёга прокомментировал происходящее, словно комментатор по боксу.
  На танцплощадке образовался круг: в центре отплясывал Лёха, простой парень как эталон заводских танцев.
  "Мужик Камаринский" и матросское "Яблочко" зажигали сердца посетителей, как спортсмен поджигает Олимпийский факел.
  Девушки восторженно хлопали в ладоши, парни улыбались, словно зарплату получили.
  Серёга встал, руками опирался о стол, как о станину токарно-винторезного станка.
  Приосанился, будто мальдивский петух перед супом.
  Происходящее в дыму кажется розовым сном, несбыточной мечтой, которая всё-таки сбылась в шалмане "Берёзка".
  Серёга шагнул к русским девушкам, но они замахали руками на пьяного, поэтому бесперспективного, по их мнению, слесаря:
  - Мы сами! Мы - лесбиянки! Уходи! Иди в свою компанию!
  Из тумана у барной стойки вырисовался силуэт мужчины в дорогом костюме.
  Кисти рук крепкого бугая в наколках, глазки прищурены, словно у подпольного миллионера.
  - Кто выйдет со мной на соревнование по литр-болу? - блатной крикнул в грохот музыки и крики в зале, как в воду закинул невод. - Кто перепьёт меня? Слабаки!
  Одни парни сделали вид, что не слышали вызов, другие - не слышали в грохоте и хохоте гулянки.
  - Я не могу! - Серёга шатался перед Сашком, как тополь перед дубом.
  - Я тоже не могу! - Сашок фокусировал взгляд на Серёге, будто налаживал оптику фотоаппарата "Олимпус". - А Лёха бы смог!
  - Лёха может! Лёха выйдет против тебя! - неожиданно для себя Серёга прокричал авторитету у стойки.
  - Ну и где этот ваш Лёха? - блатной захохотал, грохнул кулаком по стойке, как по спине любимой девушки в розовом трико.
  - Вон Лёха, зажигает! - Серёга показал пальцем в круг танцующих и тут же понял: подставил нового друга, под блатную фрезу положил голого.
  Странно, но слова Серёги услышали почти все в зале, словно Серёга кричал в Мегафон.
  - Я - Лёха! И что я должен? Что я могу? - Лёха улыбался Серёге и блатному козырному, словно Серёга сделал огромное одолжение, а не подставил подлячком.
  То, что Серёга некорректно ответил за друга, никого не зацепило в сознании, про Серёгу забыли, так как начиналось состязание по литр-болу: между фартовым и заводским.
  Противостояние воров и заводских парней - зыбкое и вечное, как заводы и фабрики.
  На стойку бара выставили стаканчики с водкой, и Лёха с фартовым начали состязания.
  Лёха, словно бы не пил до этого пиво и водку, опрокидывал рюмки легко, будто пил водку в летнем саду.
  Со стороны он не казался алкашом умелым, бывалым, а - простой заводской парень!
  Пили долго и натужно, как хоккейную шайбу гоняли по столу.
  Серёга ушёл в туалет, долго стоял над унитазом, но не проблевался - молодец.
  Когда Серёга вернулся в зал соревнование по литр-болу подходило к концу.
  Соперник Серёги закатил глаза, но в бессознательном состоянии опрокидывал в себя рюмки, словно в пустые после недели жажды.
  Болельщики хлопали в ладоши, подбадривали Лёху, простого заводского парня.
  Вор не нравился никому, даже своим подельникам.
  Вот он покачнулся, попытался удержать равновесие, но завалился на бок, схватился в последнем рывке за стойку, не удержался и обрушился, как болванка с лебедки.
  На Лёху налетели со всех сторон, тискали, поздравляли, а он улыбался и смотрел по сторонам, словно искал зебру в Челябинске.
  Сашок налил по стопочке водки:
  - За удачу Лёхи, Серёга!
  - Ну, за удачу, так за удачу! - Серёга с одной стороны радовался за нового друга, но с другой стороны - ревновал к нему девушек и славу.
  Плох тот заводской парень, который отдаёт славу другим. - Дал слово - держи! Это по-нашему, по-рабочему!
  К столу подошёл Лёха в облаке поклонников и фанаток.
  Его тянули за рукава, приглашали за свои столики - герой, но Лёха, словно по компасу, как гусь в родные края, возвратился на своё место.
  Он тяжело опустился на стул (фанаты пошумели и ушли - за столиком больше нет места), закурил "Вьетконг" бросил пачку на тарелку - берите, кто хотите!
  - Я поклонюсь в ножки людям, которые верят в светлое, надеются на других людей! - Лёха, словно выступал перед толпой на митинге. Взор его стал осмысленным, но иногда пелена мути облаком заволакивала глаза. - Я думаю, что произвел плохое впечатление дурным поступком, и теперь неважно выгляжу в ваших глазах, и в глазах нашего руководства.
  Передовики расписываются в своём бессилии, в неспособности выполнить взятые на алкоголиков обязательства.
  - Дело не в том, как выглядишь, а в том - что нужно спасать Человечество! - Сашок глубокомысленно заявил, не связывая свою мысль с мыслями Лёхи. Как всегда, во время пьянки, каждый говорил своё, других не слышал, а к утру всё забудет, словно из памяти стерли записи биологическим ластиком. - Уралтрак! Он нуждается в помощи!
  - А я покраснею от стыда? - в глазах Лёхи мелькнуло удивление.
  - Что ж стыдиться, когда видно!
  Стыдно - у кого не видно! - Сашок продолжал несвязную беседу, или связывал концы прогнившего каната. - Помощь рабочего коллектива важна, как рука брата.
  Сириус! Что Сириус? У меня деньги в Государственном банке сгорели, а вы говорите про Сириус!
  Да, синенькие сирианки - прекрасной души девушки.
  И в постели мастерицы, и по дому - кухарки, и душевные разговоры ведут лучше нашего заводского психоаналитика Петерсона.
  Я вот что вам скажу, друзья мои, заводчане родные!
  Тяжело, когда человек несостоявшийся, и не признается в своей несостоятельности, когда он ворует из цеха болванки.
  Но ещё хуже - по воровски - когда люди скрывают правду от своих товарищей и жен!
  Ей же ей!
  Мы сильны рабочей правдой, друзья!
  Всегда и везде - вечная слава воде!
  Нет! Всегда и везде, в горестях и радостях, при любых жизненных обстоятельствах, как бы ни сложились оные, мы правдивы, как горько бы правда не выглядела.
  Ну, например, как эта ржавая горькая вобла!
  Сашок треснул воблой по столу, словно бил в барабан в театре голых.
  Лёха спал за столом, голова лежала на руках, словно на перине.
  Серёга почувствовал небывалый подъем после выпитого, тем более, что речь Сашка довела мозг до крайности, до самоубийства.
  - Десантура! Урррра! Расплескалась синева, расплескалась!
  По тельняшкам разлилась, по беретам! - Серёга вылил остатки водки из бутылки на голову, словно синеву расплескал. - Мокрый, Серёга пытался залезть на стол, Сашок даже поддержал за руку, но хлипкий стол со спящей головой Лёхиа, опасно накренился, и Серёга оставил опасный каскадерский трюк. - Вольному воля! А спасенным - Рай!
  Воли хочу, воли!
  Словно из-под земли около Серёги выросли три блатных, друзья спитого, проигравшего в литр-бол.
  Блатные тоже хотели воли, тоже мечтали о десантуре, но в армии не служили и не имели права, потому что по воровским понятиям - западло.
  Злость за неполноценность, невозможность полететь на Сириус и долбить из пушек по сириусцам - выплеснулась синим гневом на Серёгу.
  - Братуха! Братун! Братан! Братело!
  Пойдём, выйдем.
  - А, что? И пойду, и выйду! - удаль молодецкая распирала плечи Серёги.
  Сейчас бы на работу, за родной токарно-винторезный станок.
  Сашок удерживал Серёгу, но не мог встать со стула, словно приклеенный.
  Серёга захватил с собой пустую бутылку из-под водки, как спасательный круг.
  В уголке сознания стонала мысль:
  "Что я делаю?
  Пока не поздно - встану, как вкопанный богатырь!
  Никуда не пойду с блатными.
  Они меня на пику посадят.
  А я со своей пьяной удали!"
  Но другая мысль, которая просыпается только во время гулянки, поднимала, давала силы в руки:
  "Не русский я что ли?
  Не подумаю о себе плохого!
  Да, мне нужны деньги, много денег!
  Но и чести своей не пропью, как прокаженный!
  Завод меня поднимет, даст мне силу и денег, а остальное меня не интересует.
  А эти что делают рядом со мной, валахи?
  Вроде бы позвали меня выйти на волю!
  Разве от воли можно отвлечься?
  С плохими людьми труднее, чем с бракованным прутком.
  Бракованный пруток приведет к катастрофе на войне.
  "Аркаим" грохнется на Землю в бою.
  Где на Сириусе Земля?
  И как он в невесомости упадёт, словно ему ноги приделали!
  Ноги, да, у синенькой Аэлиты ноги - что надо!
  Всё у неё - что надо, как из компьютерной стрелялки!
  Может быть, человечество много веков шло к счастью, и счастье прилетело к нам в форме синих идеальных сирианок?
  Умру ли я? Нет, не умру сейчас, и ворам не покажу, что мне плохо, словно в животе кабан пляшет без трусов.
  Почему рабочему парню мучения?
  Негры в Америке мучились на плантациях, а я мучаюсь в "Березке".
  Мои друзья Сашок и Лёха беспокоятся обо мне, они всей душой со мной.
  И я пойду к ним, потому что человеку нельзя одному, как ветреному льву".
  Серёга развернулся, чтобы войти обратно в шалман, но блатной толкнул Серёгу в грудь.
  Серёга легко упал, словно его тело весь вечер ждало отдыха.
  Но падение Серёга использовал в своих целях, как земля осенью укрывается листьями.
  Он разбил бутылку и с розочкой в правой руке ринулся на обидчиков:
  - Порешу, суки!
  Рабочего человека бьют!
  На Серёгу накинулись втроём, в свете фонаря на улице танкистов блеснул нож.
  Из кафе вывалила толпа девушек с Аэлитой во главе, и - пошло, поехало, как во время аврала на Улалтраке.
  Серёга кусался, размахивал розочкой, пинался, лягался и ругался, как многостаночник передовик.
  В конце улицы показалась синяя полицейская мигалка - символ власти и свободы.
  Блатные, по закону - подальше от полиции - мигом исчезли, словно нарисовали себя в другом измерении.
  На память Серёге достался золотой выбитый зуб одного из воров.
  Серёга поднялся на ноги, и тут же мягкие наручники сковали его запястья, как по маслу.
  - Меня нельзя в мусорницу! - Серёга бился в оковах, как патриот Сириуса. - Мне завтра с утра на работу - кто же вместо меня за станок встанет?
  Пушкин? Братцы! Помилосердствуйте!
  И тут произошло то, отчего Серёге стало стыдно, и краснел он, морщился после ЭТОГО много дней.
  Около полицейского УАЗика с визгом шин затормозила необычайно дорогая "Лада голд" последнего выпуска, ограниченная серия.
  Машина стоила сорок миллионов рублей, и купить её мог только очень состоятельный человек очень красивой девушке.
  Из машины на высоких каблуках-шпильках вышла ослепительно красивая Лена Дьякова, дочь Главного инженера Уралтрака.
  За ней выкарабкался хлыщ в смокинге и в смешных дорогущих китайских штиблетах.
  Валет что-то быстро говорил девушке, наверно, упрашивал не вмешиваться в события, всё равно, что в испражнения собаки наступить.
  Леночка - мечта Серёги - не смотрела ни на ухажёра, ни на Серёгу, она оглядывала поле боя с видом уборщицы.
  Серёга осознал, как он выглядит со стороны: пьяный, с непрезентабельным лицом, оборванный, в крови, грязный, будто скунс после случки из могилы вылез.
  Рядом стонут от жалости сирианки (а земные девушки недолюбливают синекожих беженок).
  В руке Серёги - розочка с лохмотьями кожи и ткани.
  - Буянит! Устроил драку! Вот! - полицай объяснял Леночке, как самой главной. - Елена Викторовна, ехали бы вы домой, а то здесь грязно, словно в коптильне.
  И папа Ваш беспокоится, наверно!
  - Отпустите ЭТОГО, - дочь Главного инженера посмотрела на Серёгу, как на пустое место, как на сломанную фрезу, как на стружку. - На Уралтраке каждый рабочий на счету.
  - Не можем! Драка серьёзная, нарушение общественного порядка! - полицай отговаривался, и видно, что девушка ему нравилась, но при всём своём уважении и почтении к ней и её отцу, полицейский не прощал наличие "Лады голд".
  Реальному пацану, пусть он даже - полицейский, впадлу подчиняться девке мажорке.
  - Под мою ответственность отпустите! - Елена Викторовна понимала, что проигрывает, её авторитет падает вместе с кровью из разбитого носа Серёги.
  - Под вашу ответственность - отпустим! - полицейский принял решение нейтральное, как полоса между жизнью и смертью. И с девушкой согласился, и свою честь полицейского не запятнал соглашательством. - Но только отвезём сначала в участок, снимем отпечатки пальцев, составим протокол, допросим, проверим по "Чайке", а затем - пусть идёт домой отмывается от грехов своих.
  - Да что мои грехи по сравнению с вашими! - голос Серёги неожиданно вырвался, как у чревовещателя. Серёга ненавидел себя в этот момент, но с алкогольной волной, которая требовала буянства, ничего не мог поделать, словно рот раздирали стальными пальцами. - Вы стоите и решаете судьбу человека, судьбу рабочего, а меня не спросили, словно я - пустое место, словно - тьфу на меня!
  А я служил, в десантуре очки рейтинга для России набирал.
  И моё теперешнее состояние вызвано не только алкогольным опьянением, оно - отражение нашей действительности!
  Мы - цивилизация будущего!
  Да, товарищи, на Сириусе идёт первая в истории человечества Галактическая война, и мы на Уралтраке - пули в этой войне.
  Я родился в Челябинске, это моя вотчина, благословенный край с красивыми девушками, а как прилетели сирианки - так и с очень красивыми синими девушками. - Серёга понял, что совершил огромнейшую ошибку, когда поставил красоту сирианок выше красоты земных девушек, теперь отказаться почти невозможно. Брови Елены взметнулись соболями в гневе и брезгливости! - Да, наши Земные девушки - красавицы, и супер красавицы, лучше которых нет во Вселенной! - Серёга, как ему казалось, со значением посмотрел на Леночку, но она уже не обращала на слова пьянчужки большого внимания. - Но где душевность?
  Почему - чем красивее девушка, тем она холоднее, словно в морозильнике пролежала сутки?
  Елена Викторовна заступилась за меня - это подвиг, но за меня ли она заступилась? - "Что я говорю? Ополоумел!" - Елена Викторовна заступилась не за конкретного человека, а отстаивает честь Уралтрака.
  За заводом человека не разглядела, - Серёга всхлипнул, вытер рукавом пот со лба, словно прочищал мысли. Штаны лопнули, пуговица упала под ноги, Серёга вовремя подхватил штаны правой рукой. - Но с другой стороны, все мы, рабочие, трудовая интеллигенция - дети завода.
  Природу родного края знаете?
  У нас лещи - ВООООО! - Серёга согнул левую руку в локте, ребром правой ладони ударил по левой руке, показывал величину леща, но получилось неприлично, двусмысленно, как в женской раздевалке. - Лещи даром пропадают!
  Вы, наверно удивляетесь моей заботе о лещах?
  Да, слесарю - какая забота - лещи?
  Лещ, он и на Сириусе - лещ.
  Но для меня и лещи - непочатый край работы!
  Все дома закидаем рыбой, лещ постучится в каждый дом: принимайте, люди добрые, дорогого друга, еда к вам пришла на сковородку!
  С мечтой о победе и изобилии с лещами я и работаю!
  Моя драка - шаг в светлое будущее Земли.
  И не знаем, через миллион лет, может быть, потомки оценят мой шаг! - Серёга устал, присел на землю! - Всё кончено, опускайте занавес!
  Елена Викторовна в гневе села в свою машину, рванула с места, как в кино про бизонов.
  Полицейский, словно ручную макаку похлопал Серёгу по правому плечу:
  - Пойдём, браток, в участок!
  Всё, что сказал, на бумаге изложи, для потомков через миллион лет! - полицейский решил, что с Серёгой дело сделано, смотрел вслед улетевшей машины дочки Главного инженера Уралтрака: - Вот бы мне красавицу жену богатую!
  И тут из кафе "Березка", как добрый Ангел, вышел Лёха.
  Появление его - эффектное, словно старались кинорежиссеры.
  Свет падал из-за спины Лёха, двери звякнули, и в полном образе Лёха вышел в свете и лиловом звоне.
  - Вот ты, кто есть на самом деле? - Лёха не перешел в наступление, он говорил тихо, и следы хмеля медленно выходили из уст Лёха: - Что ты знаешь о Серёге?
  Характер парня полностью раскрывается при столкновении с реальными трудностями на отдыхе и перевыполнении плана на производстве.
  Сильные дерутся на улице и стоят у станков, слабые - бегут под крыло мамочки.
  Жизнь у нас, строителей светлого Будущего, лёгкая, но ответственная.
  Вот Серёга и расслабился чуток! - Лёха протянул полицейскому пачку сигарет: - Куришь? Бери!
  - ОООО! "Вьетконг" - полицейский засунул сигаретку за ухо. - Можно я ещё ребятам в участок возьму?
  Нам паёк в условиях военного времени "Казбеком" выдают.
  - "Казбек" - дерьмо сушенное!
  - И не говори! - полицейский затянулся сигареткой из пачки Лёха.
  - Бери все сигаретки! Жизнь, она еще неизвестно, каким местом к нам повернется! Валяй!
  Я сидел в шалмане и думал - санаторий, а не жизнь!
  - Да, красиво живёте!
  Может быть, и мне на завод пойти, учётчиком?
  А то вертухайство уже поперек печенки стоит - ни друзей, ни подруг - одни враги.
  - В сталелитейный иди! По фактуре сгодишься! - Лёха внимательно смотрел на полицейского. - И в механо-сборочном тоже нужны твои руки.
  Серёгу-то развяжи.
  - Ой, а я забыл! - полицейский засуетился, как баба на базаре около корзины с яйцами. - Преувеличено бодро снял с Серёги наручники, протёр его запястья влажной ароматической салфеткой. - Елена Викторовна просила за него, а я думаю: девушка при деньгах, дочка своего отца - что она знает о жизни?
  - Ну, я пошёл! - Серёга не участвовал в разговоре Лёхи и полицейского, вошёл в кафе, присел за столик, налил стопку водки.
  - Лёха отмазал тебя? - Серёга налил и себе, пододвинул Серёге блюдо с семечками. - Ленка твоя не смогла, а Лёха - смог!
  - Фигенка не фигна, а фигёха, фигмог!
  Чтоб я так смог, как Лёха смог.
  И чтоб девки так не смогли, как Ленка не смогла! - Серёга выпил, и дальше он помнит в кружевах тумана.
  Руки, улыбки, звон стаканов, девичья красота.
  Полицейский выпил, разошёлся, в радости стрелял по бутылкам в баре!
  Затем Серёга ощущал: такси, холод ночи, кровать!
  Утро встретило Серёгу неясным светом, словно освежевывало Луну.
  Он долго не открывал глаза, он вспомнил, что сегодня - суббота, и на работу - не надо идти.
  Военное время, а отдых рабочего человека идёт по плану, потому что нельзя нарушать ритм жизни, данный пращурами.
  О вчерашнем Серёга по традиции старался забыть, гнал малейшие воспоминания; память рождает скорбь, а скорби Серёге не нужно.
  Правая рука наткнулась на что-то мягкое и теплое, в то же время - упругое, от чего исходила сильнейшая энергия.
  "Опять бабу притащил! - Серёга молча застонал, как после тяжелой смены. - Так каждый раз - и не помню, то ли она меня сняла, то ли я её!
  Когда же это закончится бля...ство?"
  Серёга открыл глаза и попал на внимательный сочувствующий, но в то же время полный страсти, силы и любви взгляд сирианки:
  - Аэлита! ОООО! Как же это я?
  - Ты прекрасен, Сергей! - девушка погладила Серёгу по руке, но не призывно к любви гладила, а с ожиданием.
  Если бы Серёга захотел, то Аэлита откликнулась на любовь, если нет - то она спокойно продолжит любование героем. - Я испугалась, что ночью ты захлебнешься своими рвотами.
  Но ты молодец, я всю ночь за тобой следила, красивый Серёжа!
  - Аэлита! Потом? Хорошо? - Серёга не оправдывался, не укорял, он часто попадал в различные ситуации после пьянки с девушками, и быстро справлялся с обстоятельствами утром. - Ко мне сейчас придут, мама придёт, дорогая моя мамочка.
  - Я поняла, я ухожу! - Аэлита поднялась с кровати, каждое движение синей девушки вызывало в душе Серёги песню.
  Аэлита двигалась грациозно, словно многие годы репетировала сцену вставания с постели у Серёги.
  Одевалась без спешки, но и без кокетства, и в естественности скрыта огромная сила, как в десяти килограммах обогащенного урана.
  "Имелся ли я с ней или не любился? - Серёга задумался на миг, ворочал память лопатой для уборки снега. - Какая разница.
  Но хороша девка, хороша!
  Жаль, что не земная и не богатая!"
  Серёга проводил девушку до двери, не говорил прощальных слов, открыл дверь, кивнул головой, закрыл дверь, как в сказку.
  "Может быть, она ждала, что я заплачу за любовь?
  ХМ! А хорошо ли я поступил, что не заплатил девушке за ночь?
  Сашок говорил, что сирианки из "Березки" стоят по четыреста пятьдесят рублей за сеанс, как бильярд.
  Но за ночь - наверняка дороже.
  Или, может быть, я заплатил?" - Серёга вздрогнул от одной только мысли, что разгулялся, как купец.
  Он подбежал к стене, отодвинул стеновую панель, вытащил из тайника кошелек с деньгами, пересчитал, словно у кассы в Космобанке.
  - Десять, двадцать... сто восемьдесят!
  Основная масса денег на месте, как с куста.
  А карманные деньги? - В карманах Серёга нашёл сто рублей с мелочью, то есть потратил на шалман и такси - тысячу. - Девочке не заплатил за душевную теплоту, - Серёга почесал переносицу, прогонял неловкость, как бродячую кошку. - Перебьётся, беженка красивая синекожая.
  Пусть радуется, что оставил её переночевать, а то в бараке спит, наверно, на одной кровати с подружками вповалку.
  Картина, где красавицы сирианки спят в одной кровати, сменились картинами, когда сирианки вместе принимают душ, обтирают друг дружку махровыми синими полотенцами.
  - Может быть, стоило с Аэлитой сейчас? - Серёга задал вопрос для самоуспокоения, потому что знал ответ: - Нет! Нельзя девушку оставлять дома после ночи - привыкнет, не выгонишь, останется навсегда, как домовой.
  Он справился и с телом, и с головой, позавтракал, умылся, отмылся, смазал ссадины зеленкой, проверил - на месте ли зубы.
  - А теперь - о главном, Серёга! - Серёга стоял посредине комнаты, сосредотачивался, как пловец перед прыжком в ртуть. - Утяганка и Большая Караганка - две реки, два славных облака.
  Утяганка калечит, а Караганка лечит.
  Серёга закрыл окна, занавесил плотными шторами, чтобы с улицы, со спутника, если возникнет у шпионов желание - не подсмотрели.
  Или какой-нибудь вуерист, что сидит у окна и подглядывает за жизнью других людей - не увидел.
  Серёга подошёл к входной двери, проверил - закрыта ли плотно после ухода Аэлиты.
  Закрыта на все четыре замка.
  Раньше Серёга не боялся воров и случайных гостей, дверь в квартиру стояла простая, деревянная, старая, но надежная, как золотые деньги.
  Кто полезет в квартиру заводского парня?
  Самоубийца? Извращенец?
  Но после того как в жизнь Серёги вошла карта... двери нужны самые, что ни на есть - прочные, из челябинской стали и с надежными китайскими дорогими замками.
  Теперь, когда все предосторожности приняты, Серёга приподнял линолеум под шкафом и вытащил пакет с папкой.
  Из папки извлёк Карту!
  
  Год назад Серёга, во время смуты, когда пацифисты поднимали восстание против войны с Сириусом, партия зеленых объявила Уралтраку - бойкот, а Челябинск Москва оштрафовала за неуплату налогов в Казну, Серёга искал.
  Он искал всегда, но чувствовал, что нет лучше времени, чем - переходное - от нестабильности к относительной стабильности, как в море на лодке без весел.
  Серёга бродил по книжным развалам, по блошиным рынкам, по антикварным магазинам.
  Он искал всё, что могло бы принести в дальнейшем хорошие деньги.
  Удачно купил немецкий половник за пятьдесят рублей, а половник оказался серебряным - первая находка.
  Вторая находка - чёрная икона, закопченная, потрескавшаяся.
  Серёга перепродал икону в Храм Богородицы и наварил на сделке три тысячи рублей.
  Но самой большой находкой, переоценить значение которой в жизни простого парня - невозможно - оказалась Карта.
  В тот день Серёга копался в развалах антикварной лавки на Свердловском проспекте.
  Лавка не древняя, не рассчитана на богатых туристов, да и откуда туристы в Челябинске?
  Барыга покупал и перепродавал слам за копейки.
  Обычно Серёга не рылся в книгах, потому что книги, старая мебель - пыль, грязь, мусор, которому место на помойке или на свалке истории.
  Но времени много, и ради интереса, а ещё и потому, что на улице шёл сильный дождь, Серёга переворачивал груды книг.
  Возможно, что найдется, что-нибудь более или менее ценное, что купит Исторический музей или Краеведческий музей Челябинска.
  Карта сама прыгнула Серёге в руки, как ручная белка.
  Серёга потом долго вспоминал, как она оказалась у него в руках, и убедил себя в том, что не он нашёл карту, а она ждала его и дождалась.
  Наверно, карта выпала из книги, или журнала, потому что без дополнения выглядела куце, словно воротник из дохлой выпи.
  Листок формата А5, белый, не съеденный червями времени, а на нём схема - простенькая, будто атом на Солнце.
  Круги, две реки, место слияния рек обозначено кружком.
  От кружка идёт стрелка к концу листа и заканчивается в другом кружке, но второй круг опирается на пустоту, словно художник забыл нанести на листок место встречи.
  Под схемой - пояснения на неизвестном, Серёге, языке.
  Почему-то карта показалась Серёге очень древней, словно прошла через миллионы столетий, ну, или хотя бы - через десять тысяч лет.
  Он попробовал оторвать маленький, ненужный клочок от карты - не вышло, словно комбайном вытягивал репу.
  Уже позже, когда изучал карту с помощью доступных средств, Серёга ругал себя за раннюю бестолковость, будто не рабочий, а - интеллигентишка паршивый.
  Древний лист мог быть составлен по принципу целостности, оторвешь маленький кусочек, а вся карта сгинет во мраке бездны, где зубовный скрежет.
  Серёга в антикварной лавке поступил мудро.
  Он сразу не понёс карту барыге, потому что нет более хитрых людей, чем барыги.
  Барыга мог сказать, что листок выпал из ценной книги, и, пока не найдёт ту книгу, листок не продаст.
  Возможно, что барыга заинтересовался бы картой, как трусами чужой жены.
  Серёга нашел подходящий по размеру, чтобы перекрывал площадь листа карты, журнал "Новое Время", усмехнулся:
  "Новое время за одна тысяча девятьсот семьдесят второй год!
  Вот вам, бабушка, и Новое Время!"
  Для маскировки захватил ещё два журнала, потрепанных, и судя по тому, что лежали они на полу, барыга их не ценил.
  - Вот, сколько за макулатуру? - Серёга положил на прилавок три журнала, как свою судьбу показал в кривом зеркале в парке Терешковой.
  - А я говорю, что он серебряный! - бабушка потрясала перед носом барыги маленьким чёрным чайником. - Серебро чернеет со временем, если не знаешь!
  - Не серебряный, а - посеребрённый! И не уверен, что он - посеребрённый! - барыга отвечал лениво, словно он зашёл на минутку в лавку, а на улице его ждут более важные дела - игра в жука и бабочку. - Где клейма на серебре?
  Мне ложку суповую подсовывали час назад - чистый фуфел серебрянка.
  Рупь цена этому серебру в базарный день!
  - Всё? Только это? - барыга обернулся к Серёге, постучал пальцем по журналам.
  На запястье барыги татуировка - чайка на фоне восходящего солнца.
  Слова "только это" обнадежили Серёги, как карандаш в глаз - значит, журналы ценность не представляют.
  - Сто пятьдесят рублей за все! По полтиннику за штуку.
  Серёга молча расплатился, как за три бутылки пива, вышел из антикварной лавки и поздравил себя, как в Кремле.
  Если карта окажется - пустышкой, то журналы по пятьдесят рублей - убыток не большой.
  Но карта оказалась не пустышкой, а - дорога к кладу.
  Серёга из фильмов и книг знал - стоит только намекнуть на тайну, на большие деньги, так сразу найдутся доброхоты на чужое добро, как хорьки бегают по лабазам.
  Рабочий думает о производственном плане, а карающие и подглядывающие органы заботятся о своём кармане, словно в кармане скрыта Черная дыра Космоса.
  Серёга расшифровывал чужой язык по частям, по словам, чтобы смысл общего оказался недоступен подглядывальщикам и тем, кто суёт нос в чужие тайны.
  Пятьдесят лет назад, когда не открыли порталы к Сириусу, язык арийцев оказался бы неразрешимой загадкой - путаницей, в котором одно предложение можно толковать как "Мама мыла раму" и в то же время "Финики размножаются плодородием".
  И смысл портала мог показаться загадочным.
  Но время сдвинуло пласты, и Серёга не удивился, когда он сравнительно легко прочитал карту и узнал, где клад - за воротами портала.
  Арийцы, или один ариец, местный купец, десять тысяч лет назад - или чуть больше - скопил небольшой капитал - сундук с золотом и спрятал его в другом измерении.
  Дверь в ту пространственную кладовку одна - через портал, один конец на слиянии рек Утяганка и Большая Караганка, другой - возле сундука с золотом.
  Неизвестный даритель ариец даже указал вес золота, в переводе на килограммы - триста сорок шесть килограммов с гаком.
  Всё это Серёга расшифровал и понял, когда раскрылись тайны Сириуса и его жителей.
  Раньше древний город Аркаим, как и многие сооружения на Земле притягивал таинственностью, словно кошку тянут за хвост на кладбище.
  Но после выхода человечества в Большой Космос, после начала войны с сирианами - древние города кажутся безделушками, сборищем векового навоза.
  Если, конечно, нет практической пользы от старины.
  
  Серёга с картой прошёл в туалет: стены, пол и потолок в туалете обшиты железными листами и железной сеткой, заземлены в канализацию.
  Только в туалете Серёга уверен, что за ним не следят с помощью хитрых шпионских устройств.
  Он сел на унитаз, провел рукой по карте, как скупой рыцарь поглаживал древнее сокровище.
  Карту приятно трогать, и Серёга сравнил ощущения с ощущениями от прикосновения к нежной коже Аэлиты.
  И карта, и Аэлита одинаково возбуждали воображение.
  - Я люблю Леночку! Мне нужна Леночка! - Серёга прогнал наваждение, дернул за рычаг смыва воды, чтобы соседи за стеной не подслушали его слов, если вырвутся неосторожно, как из капкана выбирается ободранный лось.
  "Триста сорок шесть килограммов чистого золота, это в переводе на рубли - шестьсот девяносто, нет - лучше семьсот миллионов рублей.
  Хороший дом на берегу Хуанхэ, в престижном районе, и спокойная жизнь без забот и без заводского гудка, - Серёга вздохнул, ущипнул себя за ухо для бодрости. - Всё предельно ясно - до золота только руку протяни.
  Но руку тянут в кино, где героям улыбается счастье, и все герои - красавцы и удачливые, как в ансамбле Дворца культуры ЧТЗ.
  Найти портал, войти, выйти в измерение с золотом, вернуться обратно с сундуком золота", - Серёга опять вздохнул, словно хоронил любимую кошку Мурку.
  Он много раз проворачивал в голове схему, и каждый раз количество препятствий росло, словно их придумывала Судьба.
  - Я только во время большой пьянки смелый и предприимчивый, как крепыш Бухенвальда, - Серёга вышел из туалета, прошёл в комнату, аккуратно вернул карту под линолеум. - А на трезвую голову - слишком умный, как Копенгаген.
  Может быть, мне провернуть операцию в пьяном состоянии - так поступал герой кино "Водочник"?
  Нет! Вернусь без золота, но с женой!
  Лишь бы красивая попалась, как Аэлита, или Леночка! - Серёга прилёг на диванчик, закрыл глаза, искал в плане по доставке золота положительные островки. - От Челябинска до Аркаима, если своим ходом, без экскурсии - слишком примечателен, как тополь в бассейне.
  Местные охраняют Аркаим, лучше, чем своих коз.
  Надеются, что туристы со всей Галактики хлынут в Аркаим за знаниями.
  А кому нужен Аркаим, если на Сириусе этих Аркаимов - пруд пруди!
  Будут за мной по следам ходить местные, каждый шаг сфотографируют, даже в туалет один не пойду.
  Если с экскурсией - то время на экскурсии ограничено как ограниченная возможность безрукого слепого инвалида.
  К слежке местных жителей добавится любопытство экскурсантов.
  Допустим, что я улизнул от тех и этих, добрался до портала.
  Войду с картой в портал легко, как в проходную завода.
  Дальше - то что? Вакуум в другом Мире, или воздух, как на Земле?
  Если вакуум, то нужен скафандр, а он, даже бушный, стоит сто пятьдесят тысяч.
  На скафандр у меня денег хватит.
  Но как я натяну на себя скафандр в полевых условиях?
  Допустим, что - ночью, как тать.
  Кстати, отлично я проучил мерзавцев вчера.
  Забыть! Забыть вчерашнее!
  В Скафандре, с тележкой, потому что триста сорок шесть килограмм без тележки не вывезу из комнаты в другом измерении, войду в портал.
  Блин! Что скажет экскурсовод, когда я с тележкой, с сумкой, где спрятан костюм космонавта, залезу в автобус?
  Допустим, что экскурсовод - слепой, как крот и мышь!
  А, если золото - одним куском, глыба?
  Нужен домкрат - ещё одна вещь, притом не из лёгких.
  Загружу золото на тележку, выйду на Земле с золотом, как коробейник в ночи.
  Как золото повезу по пыльной степи на тележке?
  Необходимы широкие колёса для тележки, а это - дополнительный объем!
  Автобус и экскурсия - исключаются, как бракованный пруток из партии.
  Другой вариант: на своей машине доеду до Аркаима, и для отвода глаз буду жить там долго, недели две, пока местные привыкнут ко мне.
  Чудаков хватает, скажу, что лечусь энергией древнего города.
  Допустим, что золото вывезу - не нарваться бы на патруль на дорогах.
  Довезу золото до квартиры, а дальше - дело техники.
  Распилю чурки на кусочки, слитки сдам в Москве и в Ленинграде, барыгам.
  В Челябинске - опасно, город небольшой, и триста сорок шесть килограммов золота воссияют над ним Звездой Сириус.
  Но, пока я летаю в Москву и в Ленинград, по иронии судьбы, как нарочно, в квартиру заберется злодей и унесёт всё МОЁ золото.
  Как я ненавижу воров, которые обкрадывают рабочего человека.
  Мне нужен помощник!
  Но кто! Кто?!! С кем придется делиться золотом?
  С Лёхой?
  Лёха бы смог преодолеть себя и не жадничать особо?
  Лёха сможет не обокрасть меня?
  Допустим, что я найду помощника, сдам золото, а деньги как через границу переправлю - на диких ослах?
  Китай - цивилизованная сверхдержава, в Китае - демократия и порядок.
  Но пока до Китая дойду, ножки стопчу до ягодиц.
  Если деньги положу на банковский счёт, то даже честные китайцы мне не выдадут ни юаня.
  Большие деньги - огромные хлопоты.
  В дверь позвонили, словно большие деньги пришли!
  Серёга подскочил над кроватью, как над водяной пушкой.
  "Кто? Кто?!!
  Узнали про карту?
  Убьют, пытать даже не станут.
  Зачем им я, если карта легко расшифровывается?
  Может быть, свои?
  Нет, свои бы позвонили по мобильному!"
  Серёга на цыпочках подошёл к двери, как в чужом краю брёл по болоту.
  "Почему я не повесил над дверью видеокамеру?"
  Посетитель скоро обозначился, как человек-невидимка в серной кислоте.
  После продолжительного, длиной в минуту звонка, из-за двери раздался хриплый, приглушенный голос Сашка!
  - Серёга! Открывай! Медведь пришел, мёд принес!
  Я знаю, что ты дома, синенькая мне сказала.
  Маменьке от меня привет!
  - Фигаменьке фигет! Ну, сплю я! - Серёга открыл и с трудом узнал в опухшем лице черты Сашка. - Эка, тебя сплющило!
  - На себя посмотри, философ! - Сашок протиснулся в квартиру, хотя Серёга повода не давал. От Сашка воняло рыбой и дёгтем, словно Сашок всю ночь смазывал рыбу дёгтем. - Час дня, а ты ещё не выпил! - Сашок расхохотался, Серёга тоже засмеялся.
  Над шутками насчёт выпивки всегда смеются настоящие пацаны.
  - Как тебе Аэлита сказала? Ты её где встретил? - Серёга зевнул, прошёл на кухню, налил в стаканы минеральной воды - средство от алкоголя. - Она от меня ушла минут сорок назад.
  - Около дома сидит, тебя дожидается! - Сашок выпил минералки, сморщился, словно Серёга подсунул ему стакан с ядом, как Королю Генриху. - Влюбилась синенькая в тебя по уши, словно синяя крольчиха из сказки.
  Ты меня вчера укорял, что я со Светкой живу, деньги на неё кидаю лопатами, а сам попался, будто китайский кур в хохляцкие щи.
  - Ни в куда я не попался. Фигур в фигщи! - Серёга вздрогнул от набежавшей мысли:
  "Что, если синенькая обшарила ночью квартиру и нашла карту?
  Кто знает - какое у сирианок чутьё на клады?
  Может быть, она карту по запаху нашла, тем более что карта сирианам ближе, чем землянам.
  Но тогда, почему не взяла карту с собой, как плату за пустую ночь?"
  - Собирайся! На рыбалку едем в "Звёздочку"!
  - На фигалку в фигёздочку! - Серёга мотал головой, прогонял боль в левом полушарии. - Зачем мне рыбалка и профилакторий?
  Я столько не выпью!
  - Не выпьешь - заставим, не сможешь - через шланг вольём!
  Догуляем вчерашнюю вечерню, а то конец скомканный.
  Ты, вон, как о лещах рассуждал, девочки аж губки раскатали на твоё красноречие.
  Накормишь всех рыбкой6 представим, что рыба - устрицы в ресторане "Берёзка".
  Леща на Айдыкуле ещё никто не поймал - ты первый!
  - Неее! Я отдыхаю!
  - Без водки нет отдыха, а одному с водкой, как с бегемотом в обнимку, - Сашок проявлял чудеса красноречия. И добавил заманивалку: - Лёха уже уехал, утренним рейсом.
  Лёха смог, и мы сможем!
  - Я не Лёха!
  - А Лёха бы на твоём месте смог! Он и на своём месте смог. Говорят, что наш Дьяков с Леночкой тоже прибудут! - Сашок добавил, как самый главный для Серёги аргумент. - Представь, что Леночка голая с сиськами наперевес загорает в компании мажоров и банкиров, в шезлонге на берегу Айдыкуля.
  Ты вышел из пены озерной, словно Афродита, в одной руке - удочка, в другой - пятикилограммовый лещ.
  Леща небрежно бросаешь на спину Леночки...
  - Фища на фигину! Только пиво! - Серёга сдался, собирал вещи в дорогу, взял пять тысяч рублей, будто на свадьбу.
  "Потрачу не больше тысячи, а остальное - на непредвиденные расходы, например, метеорит из платины куплю".
  - Ага! Только сорокаградусное пиво, Леночка без трусиков, водка и лещи с глазами! - Сашок не верил, что на отдыхе простые парни употребят только пиво.
  В истории парней с ЧТЗ подобного не случалось, даже в седую старину.
  Всё равно, что доставали клад со дна морского, а, когда пересчитали золотые монеты, выкинули их обратно в пучину.
  
  Мешки забросили в заводскую "Газель".
  Сашок на время взял машину из Дворца Культуры, где подрабатывал чтецом.
  - Погоди, пива возьму в дорогу! - Серёга постучал пальцами по голове. Подергал себя за уши - словно прогонял хмель. - Врут всё лекари-знатоки!
  - Что врут? Об уринотерапии? Ты санье пил? - Сашок иронизировал, протёр тряпкой зеркало, будто лакировал ботинки оперного певца Сибирцева.
  - Пусть бабушки свою мочу по утрам пьют! - Серёга удивлялся сам себе, потому что с утра пиво пил редко - значит, пришло время редких случаев. - Я говорю, что знахари врут - советуют, что надо утром себя за уши потягать и по голове постучать - тогда головная боль и хмель выветрятся, улетят журавлями на юг.
  - Не там стучал наверно, не в ту дверь! - Сашок зевнул, словно проглотил лютого пса с жёлтыми глазами: - Бухлом затаримся в Айдыкуле по самые уши, как дельфины.
  Даже ванну нашим челябинским пивом зальём.
  Прыгай в машину, а то, неровен час, патруль какой-нибудь появится с мигалками.
  Им только дай рабочего ободрать, как липку.
  - Я одну бутылочку, ради лекарства! - Серёга уже шёл к ларьку, где продавали "лекарство"
  "Возьму одну "Челябинское живое" - и то много! - Серёга почесал переносицу, рукой проверил деньги в кармане - не выпали ли? не украли ли на пяти метрах дороги? - Бутылка - много, на потом оставлю, на опохмел".
  - Слушаю вас, - бывшая передовик труда, а теперь - почётный работник ларька, Митрофановна спросила строго, но с любовью, потому что чувствовала в Серёге рабочую жилку. Так старый мастер определяет профпригодность ученика в круглых очках.
  - Челябинского бутылку. Нет! Хм! А это, ну, "Хейнекен Екатеринбурга" - свежее?
  - Только вчера завезли - сама я его пью по праздникам! - Митрофановна с уважением, как на звезду мирового лыжного спорта смотрела в голубые очи Серёги. - Одну?
  - Одну! Нет - лучше две!
  - Бери всё, парень! Как раз - три бутылки остались.
  - Ладно, давай, мать, три "Хейнекена".
  Тысяча рублей упорхнула, как девушка от обедневшего жениха.
  Сдача с тысячи осенними листьями шуршала в кармане, но уже - не тысяча, а - семьсот девяносто.
  - ОГО-ГО! - Сашок убрал промасленную тряпку под сидение (Серёга заметил среди тряпок грязный красный кружевной лифчик, но ничего не сказал другу. Сашок, может быть, фетишист - скрывает свои интересы, потому что заводской парень не имеет право на извращение. "МЫ - не эстеты! А, может быть, лифчик не для Сашка - машина - общая, мало ли кто из баб или других извращенцев оставил бюстгальтер!"). - "Хейнекен Екатеринбурга".
  Ну, ты, Серёга, и разгулялся, как после татаро-монгольского ига.
  Праздник сегодня? День опохмелки?
  - Фигазник! Фигелки! - Серёга уже жалел, что потратил деньги на дорогое пиво, но вместе с тем гордость за ПОСТУПОК радовала уголки души. - Мажорки на "Ладах голд" разъезжают, как по Сириусу на коньках, а простой рабочий парень на рыбалке не позволит себе "Хейнекен Екатеринбурга"?
  Фиг им всем с большой заводской башни.
  - Заело тебя? Ленка с вальтом катается, вчера выступала, как на профсоюзном собрании, а мы...
  Вот и бзыришься! - Сашок говорил не злобно, подшучивал над другом, словно готовился к участию в заводском концерте, посвященном дню Челябинского юмора.
  - Фигенка! Блин, у тебя открывашка где? Пушкин взял?
  Всё в драндулете есть, а открывашки нет, будто в "Газеле" импотенты катаются. - Серёга прицелился к ручке двери, хотел отрыть о железяку.
  - Э! Серый! Без двери поедем, как китайцы.
  Ты пробку рукой сверни, как голову врагу.
  - "В Хейнекен"е и "Урквел", крышки не сворачиваются, - Серёга с радостью осадил друга. - Они - только под открывашку - фирма!
  - Точно! Так я глазом открою! - Сашок взял у Серёги бутылку пива, зажал нижним и правым веком, крутанул головой, как кот в мышеловке.
  Шипенье ударило по нервам Серёги.
  - Сашок! С ума сошёл! Дай бутылку! Лучше я - железякой.
  - АХА-ХА! ХА-ХА-ХА! Ты что, шутку эту не знал?
  - Какую шутку?
  - Да ты, Серый - лохозавр! Сирианец без яиц.
  Шутка - когда пробку в глаз, а ртом - шипишь, словно газ из бутылки выходит.
  - Шуточки у тебя, как у Льва Марковича! - Серёга в свою очередь подшутил над другом. - От него заплёванный уходишь, а от тебя - и подавно.
  Серёга и Сашок захохотали, как недорезанные поросята с Уралтраковской фермы.
  Впереди - день с рыбалкой и активным отдыхом, и ничто не испортит настроение, разве что - метеорит с Сириуса.
  Сашок рассказал, что завхоз Лев Маркович оплевал его с ног до головы, когда рассказывал очередной свежий анекдот, который взял из журнала "Вечерний Челябинск". Лев Маркович экономил на зубных протезах, а передних зубов у него нет, поэтому во время беседы через дырки вылетали слюни и щедро орошали собеседника, словно вонючая амброзия изо рта изобилия.
  - Дай глотну! - Сашок протянул руку к бутылке, когда Серёга с трудом, но сдёрнул пробку.
  - Ты же за рулём, - Серёга не удивился, а спросил с иронией.
  Немного жалко дорого пива, даже для друга.
  - Рабочему парню всё можно!
  А, кто скажет обратное - тому - пруток на язык и резьбу в жопу! - последовал щедрый, как у верблюда в оазисе, глоток. - Ты бы ещё "Вьетконга" купил, а то от "Тракторист"а язык вянет. - Сашок закурил папироску "Тракторист".
  На пачке изображен пахарь возле трактора ЧТЗ-617.
  - Не! На "Вьетконг" я не способен.
  - А Лёха бы смог! - Сашок вырулил со двора, как из консервной банки. - Блин! Понаставили своих драндулетов - рабочему человеку не развернуться, как в бане с гомиками.- Лёха бы и "Вьетконг" купил, и вместо "Хейнекен"а нас шампанским "Красная Москва" угостил бы.
  - Вот и пей "Красную Москву", - Серёга приложился к бутылке, как к миске с молоком прикалывается голодный уличный пёс. - Кислое?
  - Почему кислое? Нормальное, как всегда! - Сашок говорил, будто каждый день в заводской столовой выпивал кувшин "Хейнекен"а. Он разгонял машину, словно у станка стоял. Стрелка приближалась к девяноста - по городу! - Ты, наверно, в первый раз пробуешь дорогое пиво?
  - Фигиво! Фигорбую! - Серёга снова глотнул. - Старая карга обманула - сказала, что - свежее, а оно - кислит.
  Приеду, выскажу ей всё, что думаю о пенсионерках в ларьках.
  - Она сказала - "свежее"? - "Газель" обогнала жёлтую спортивную "Волгу".
  - Только что завезли! - Серёга подтвердил, и понял, к чему Сашок клонит разговор, как наклоняет дерево с последним яблоком. - Ё-моё! Завезли - так не значит, что - свежее, будто только что изготовили.
  И разлито в Голландии тухлой, а не в Екатеринбурге.
  - Смотри! Проститутка! - Сашок бибикнул девушке, что дежурила на перекрестке, словно поджидала Иуду. - Классно! Как в кино!
  - Почему - проститутка? - Серёга развалился в кресле, спорил только для поддержания разговора, и потому, что разговор поддерживается спором, как степной костёр сушеным навозом. - Девушка ждёт подружку или - жениха!
  Если молодая девушка в короткой красной юбке, белой кофточке, в манто из соболя и туфлях на длиннющих каблуках вышла на перекрёсток, то это не значит, что она - проститутка, как Вероника Иглесиас.
  - Скромница! Как и ты на пьянке! - Сашок поддержал игру слов, будто в лапту ногами отбивался. - Прикури мне папироса, хоть - тракториста.
  Если не разбираешься в проститутках, в пиве и не покупаешь другу "Вьетконг", то хотя бы тракториста дай.
  Серёга прикурил папиросу, передал другу, как Олимпийский факел.
  - Шофёров папиросами одариваю - дело похвальное - перевыполнение плана по добрым делам! - Серёга говорил серьёзно, развлекался, как и Сашок. - Я - рабочий, и жалею рабочего парня, который и машину толком не умеет водить.
  Если я тебя не пожалею, то кто же?
  Тургенев тебя пожалеет? Главный инженер Дьяков?
  - Леночка, дочка его пожалеет меня, как Робертино Кауфмана! - Сашок смотрел на дорогу, но изредка бросал на Серёгу взгляды, как на прибор со стрелкой. - Я - парень - Первый номер!
  Наскучат Леночке мажоры, надоест богатая жизнь, захочется чистой искренней любви с простым красивым парнем - ко мне прибежит на задних лапках.
  Ирония судьбы, друг! - Сашок вздохнул шутливо. - Ты добивался любви Леночки.
  - Я не добивался её любви! Мне до неё - как шпинделю до станины.
  - Вот, ты даже не добивался, потому что в тебе жилки нет.
  Кишка тонка, как у ботаника.
  А я - благодаря рабочей профессии, природному обаянию - возьму Леночку в жёны.
  Она полюбит меня, как Раевский свою батарею.
  - Раевский любил батарею?
  - На свадьбе все кричат нам горько, - Сашок не объяснил Серёге про Раевского и батарею, он с увлечением, потому что - чтец, говорил и говорил, упивался ситуацией, как медведь упивается медовухой. - Горько! Горько! А ты сидишь в сторонке, пьешь водку, а скупая непрошенная слеза катится по твоей небритой щеке.
  - Феза! По феке! Стой! - Серёга опустил стекло двери, смотрел назад. - Тормози! Архаровцы добро оставили, а сами, наверно, в деревню за водкой пошли.
  Сашок - с понятием, поэтому остановил "Газель" на обочине, затем спросил с пристрастием, как дознаватель в кино.
  - Где добро?
  - Назад подай, мешки лежат на поддоне, нас ждут.
  "Газель" задним ходом дошла до мешков, как до магазина "стройматериалы".
  - Никого не видно! - Сашок выскочил из машины, открыл задние дверки, словно ехали не на рыбалку, а сюда, за цементом. - М-700.
  По восемьсот рублей за мешок!
  - Если оптом, а в розницу я видел по тысяче триста! - Серёга пнул ближайший мешок! - поднимай, бросай!
  Пока летит - отдыхаем!
  - По два мешка на каждого - хватит? - Сашок отряхнул руки, как после бала.
  - Больше не нужно! - Серёга согласился, побежал к кабине, как от бешеной лисицы убегал. - Больше - заметят, шум поднимут, как на футболе.
  А четыре мешка - так на дорожных работах никто не спохватится, словно украли соску у младенца. - А ты сильный, Сашок? - шальная мысль, как пуля в черепе, мелькнула.
  Уйти от шутки Серёга себе бы не позволил, даже, если бы пришли дорожные рабочие с отрядом полиции.
  - Как богатырь Рахмадул я сильный! - Сашок забросал мешки тряпками, закрыл задние двери - так старый сторож Фирс запирает ворота на кладбище.
  - Поднимешь бочку? - Серёга показал на синюю бочку с горючим, или с другой жидкостью.
  Сашок подошёл к бочке, обхватил её, как медведь хватает жену цыганского барона.
  На лбу Сашка выступил пот, на худой шее вздулись жилы, словно у породистого бычка.
  Бочка дрогнула, накренилась, и Сашок столкнул её в канаву с водой, как невесту Сеньки Разина утопил.
  - ООО! Ты - сильный, Сашок!
  Все папуасы Челябинской области не могли вместе сдвинуть эту бочку, а ты смог.
  - И Лёха бы смог!
  - Не скромничай, гордый рыцарь! Ты - настоящий богатырь: Мансур, Илья Муромец, Артур Король.
  Ты сильнее неба!
  Леночка по праву - твоя! Забирай её и тащи в свадебное путешествие.
  "О, славный герой! Ты ради меня толкнул бочку!" - Леночка в первую брачную ночь похвалит тебя, потому что больше вам заняться нечем.
  Твои щеки порозовеют от смущения, голова низко упадёт, как подрубленная осина с повешенным чёртом.
  В груди твоей поют соловьи, а груди Леночки распирает любовь.
  Леночка похвалит тебя и посчитает самым рабочим из рабочих.
  Ты и сам после похвалы жены ощутишь в себе небывалую силу: ради Леночки - все бочки придорожные скинул бы в канавы.
  Но... у тебя, Сашок, есть уже любимая девушка - Света сирианка голубокожая.
  Так что Леночка тебе не достанется, как недоспелая слива из райского сада.
  Минуты две ехали молча, будто заговорщики в Кремле.
  - Тряпки с мешков не свалятся? - Серёга озаботился, посмотрел на груду тряпья, под которой замаскированы трофеи.
  - А что мы боимся? Скажем, что мешки не наши, а - фронтовые!
  Война всё спишет, Серый!
  Найдём и тебе солдатку, братун! - и, вдруг, неожиданно сменил тему, или пошёл по прежней, но в другом русле: - Почему меня бабы не любят?
  Каждый мужик хочет, чтобы бабы от него тащились, прыгали, выскакивали из трусов (у кого трусы есть), а меня бабы не любят.
  - И меня бабы не любят! - Серёга вздохнул, открыл вторую бутылку "Хейнекен"а, словно дверь в новую жизнь распахнул. - Ты думал, что я начну тебя успокаивать, скажу, что баб у тебя хватает, что сами на шею вешаются, как галстуки.
  Нет, у многих парней, особенно, у кого самооценка завышена - а у нас самооценка - выше передней бабки - появляется этот исторический вопрос "Почему меня бабы не любят".
  В более широком масштабе он звучит так: "Почему меня никто не любит?"
  Но нас все не волнуют, нам бы только - баб, а мужики мужиков пусть любят в Амстердамах и Африках.
  Я, когда в мужскую силу входил, изучил кучу книг, как прикадрить женщину.
  - Ты книги читал, мудрец? - Сашок ускорил "Газель" до ста пятидесяти километров в час, как на гонках "Формула один".
  Ты же - неграмотный, инструкцию к станку по слогам читаешь, как Буратино.
  - Фигинино! Советы опытных кадрильщиков сначала мне казались мудрыми, как от старых аксакалов.
  Но потом понял: что советы эти, как и советы брокеров.
  Биржевики распоряжаются чужими деньгами, поучают, как заработать на бирже миллион, а сами - без штанов, как психи ненормальные.
  Если умные, то - почему без денег?
  А кадрильщики - так всегда без баб.
  Что за ерунда - "подойдите к девушке, сделайте комплимент насчёт прекрасной прически, туфелек".
  С этими советами без баб останешься на веки веков, как жид Вечный.
  "Если вы проведёте всё правильно, следуя нашим наставлениям, то девушка согласится поехать с вами в ресторан и в путешествие". - Серёга залепетал тонким голосочком, подстраивал то ли женский голосок, то ли паясничал, изображал советчика-кастрата. - Ну, если у меня денег и времени хватает на дорогой ресторан и на путешествие вдвоём с тёлкой, то нафига мне все советы и ухищрения, словно мне электрорашпиль в зад вставили?
  Любая болонка с радостью полетит в ресторан и в путешествие - только свистни.
  - Дураки советчики говорят о сексе, они путают любовь с трахом за деньги.
  Только в их случаях мужик не платит деньги девушке прямо, как проститутке, а даёт опосредованно - через путешествия и ресторан.
  - Слово мудрёное - "опосредованно".
  Где взял? Украл?
  - Я же чтец со сцены Дворца Культуры ЧТЗ, - Сашок постучал по рулю, чтобы не сглазить. - Умные слова - моя вторая профессия - после рабочей.
  Но от умных слов хвост не вырастет, и денег не прибавится, как в курятнике кур.
  Я тоже понял, что на первом месте у баб - деньги.
  Если мужик с деньгами, то с ним каждая пойдёт.
  Но не полюбит!
  Любят только красавчиков.
  - Вот и ответ на наши вопросы, - Серёга открыл третью бутылку! Пиво шло, как бензин по шлангу. - Я тоже понял, что бабы любят красавчиков.
  Живут с богатыми, а любят - красивых.
  И самое обидное, что выбирают себе в красавчики чушков - которыми я даже пол около своего станка побрезгую вытирать.
  Идеал красоты для баб в мужчинах: огромный мужик с чёрными кудрями, большой мордой, зычным голосом, грудь-колесом, чёрными глазами навыкате, как у быка и - желательно, с жёлтой кожей.
  То есть - полная противоположность нам - белобрысым и голубоглазым.
  - Точно, как электрошкафу!
  Недавно читал какую-то книгу слезливую, молодая баба написала.
  Она свои чувства и миропонимание в книгу засунула, как в дневник.
  Главная героиня тёрлась с парнем: рыжим, но сильным, благородным, умелым воином.
  Всё у парня есть, но как только девка увидала черноглазого смуглокожего черноволосого оборотня, так слюни у неё вылетели, как у бизона.
  Говорит: "ДА! Этот мужчина моей мечты!"
  Он потом её убил, а баба воскресла и простила его, побежала ублажать, как корова на снегу ублажает быка.
  - Обидно в сказке! - Серёга рыгнул, захохотал, как в цирке на представлении гамадрилов. - Стараешься, через попу прыгаешь, а красавчики сидят, ничего не делают, и Ленки к ним сами бегут, словно по сковородке.
  Жизнь наша - патрон в шпинделе.
  - Я в семнадцать лет на бабки попал из-за баб! - Сашок усмехнулся, словно вспоминал трёх своих отцов. Серёга сказал бы: "Кто из-за баб на деньги не попадал?", но не перебивал друга, ожидал поучительный и потешный рассказ. - Захотел большой и чистой любви, взаправдашней.
  Семнадцать лет - думаю, что жизнь почти вся прошла, как стружка под резцом, а бабы меня не любят.
  Пошёл я к свахе...
  - В агентство "Давай, поженимся"? - Серёга захохотал преувеличенно громко, словно пробивал голосом лёд на реке.
  - Ты там тоже был? - Сашок сплюнул в окно, и не дождался ответа Серёги, потому что Серёга не открывал свою тайну: - Бабка там - старая, как мир.
  Я по глупости думал, что - если старая, то значит - умная.
  А вышло, наоборот, как в кувырке назад.
  Старая институтка Елена Игоревна взяла с меня восемь сотен.
  - Долларов? Ты с ума сошёл!
  - Бери выше - рублей! А тогда все с ума посходили.
  Я ларёк подмял, денег взял наличных, вот и не считал, как в банке.
  Старая карга показала мне фотки девок, всех выложила.
  Я выбрал красавицу - сиськи - по пуду - работать не буду!
  Старая карга Елена Игоревна обещала, что красавица в меня влюбится, но только я должен вести себя, как джентльмен.
  - Как кто? Как джентльмен? Это значит - в попу с мужиками трахаться?
  - Да, если я правильно понимаю значения слова "джентльмен".
  Я ответил, что джентльмена из рабочего парня нельзя делать - не по понятиям это, а за восемь сотен рублей, пусть в меня красотка влюбится, как сумасшедшая.
  Пусть девка слёзы льет, дерется из-за меня, вскрывает себе вены - всё, как положено у Ромео и Джульетты.
  Елена Игоревна, добрая душа, сделала всё, чтобы я опозорился словно медведь в бане с козлами.
  - Да ты что, Сашок? Ну и как? - Серёга ёрзал в кресле, предвкушал потеху души: - Останови около кустиков, мне надо.
  - Нет остановки! Да и скоро приедем, минут двадцать потерпи, как каторжник в Шушенском.
  - Нееееее! Двадцать минут не выдержу.
  Останавливай, гад! Я же пиво пил!
  - А я пиво не пил! И машина на стоянке потратит больше бензина, а я экономлю.
  - Сашок, я сейчас руль выдерну! И, пока "Газель" в кювет летит, обоссу машину.
  - Ладно, но через три километра - колонка, заодно и заправимся.
  Ты в машине не писай, а то цемент схватится, потом твою пипиську не отдерём, придётся тебя с цементом в Айдыкуль бросить на съедение ершам.
  - Попробуй, только не останови там! - Серёга стиснул зубы, и прошипел, как гадюка в зубах ежа: - Продолжай! Как тебя сваха подставила?
  - Все девки и пацаны во дворе надо мной ржут, будто проклятые.
  Я сначала не понимал, а потом узнал - так в ад провалился.
  Бабка от моего имени красавице письмо написала, словно чокнутая.
  У них в древнюю старину так положено - письма, вот старуха и пошла по своему трухлявому пути.
  Моя красавица разослала письмо подружкам в Контакте, чтобы они тоже поржали надо мной.
  А там - цепная реакция, как на пневматической подушке.
  Почитай, посмейся: - Сашок протянул Серёге телефон, в котором хранил электронное письмо своей молодости. - Я всем, кто хочет, даю это произведение старческого маразма.
  - Письмо? Круто! Как в кино про ледей и ихних джентльменов! - Серёга на миг забыл о своей проблеме с туалетом и вслух зачитывал, будто на конкурсе чтецов, где председательствовал Сашок:
  "Дорогая красивая девушка! - ишь ты! - Я вам пишу, и напишу ещё ни один раз, если вы позволите.
  С кем, как не с вами я поделюсь своими светлыми чувствами, которые расцветают у меня в душе, когда я смотрю на вашу фотографию?
  Может быть, некоторым молодым людям в наше время, когда кругом - ужас, кошмары, некультурная молодежь, нет времени и интереса до писем, но я не из НИХ!
  Жизнь прекрасна! Солнце светит для всех одинаково! И это тоже - здорово!
  У меня в жизни большие перемены: поступил учеником токаря на наш завод Уралтрак.
  Заканчиваю учёбу и начинаю самостоятельную жизнь, как мужчина.
  Я ещё и хороший труженик на личном приусадебном участке, помощник родителям.
  (Ирония - папаня мой из тюряг не вылезал!)
  Вокруг дачи, которую вам обязательно покажу, я ставлю новый забор, добротой, из стальных конструкций.
  Мы с папочкой врыли сигнальные столбы, обмотали их колючей проволокой, набросали в яму камней, как на стройке века!
  Раньше люди боялись камней, потому что камни с гор падали в долины, преграждали русла рек, наносили урон пастбищам и домам.
  Но на моём личном приусадебном участке камень служит человеку, как верная пограничная собака Алый.
  Мы с отцом сдружились во время работы, теперь спаяны дружбой, как две гайки, у нас общая цель - благоустройство нашей дачи.
  Ни одна проблема не устоит перед семейным тандемом, как перед спасателями бурундучками Чипом и Дейлом.
  Мы сотрём в порошок наших недоброжелателей, и порошок этот окажется лучше порошка злодея Урфин Джюса.
  Мы с отцом обуздали природу, как норовистого жеребца с Московского ипподрома.
  Я осушил болотце за нашим участком, поставил мостик из тонких бревен, по которым можно без опаски ходить, если вес не превышает сто килограммов.
  У вас, как я вижу на картинке, вес небольшой, и сосредоточен он в области грудных желез, так что вы понадобитесь мне на даче.
  С ведрами ваш вес не превысит семидесяти килограммов, поэтому мостик выдержит, как спина динозавра.
  Когда соседи увидели, как мы с папой дружно поднимаем забор, стали нам предлагать различные работы у них на дачных участках.
  Некоторые богатые соседи не принимают наш образ жизни, но душой они остаются с рабочими парнями, честное слово, красавица!
  Сейчас я осваиваю устройство электрошкафа токарного станка.
  Удивительнейшее занятие, интереснее, чем пьеса в хорошем театре.
  Бетон под моим станком, в основании - крепчайший, и ни один ураган не сдвинет станок с места своего.
  Показывали недавно в новостях, как ураган сносит города в Америке.
  Непрактичные американцы не умеют так строить, как мы!
  Сейчас зима, но у нас в цехе тепло, со всех сторон летит горячий воздух от отопительных батарей, и воздух не только тела греет, но и растапливает лёд в душах черствых людей.
  Масло превращается в жидкость, как на сковородке, и вокруг этой жидкости снуём мы, трудолюбивые муравьи Уралтрака.
  Мы не боимся избытка влаги в цехе, потому что за нас откачивают излишнюю воду мощные пожарные насосы, похожие на слонов.
  В соседнем цехе появился китайский дорогой робот-уборщик.
  Наряду с основными своими функциями - уборка заводского помещения, он поёт, пляшет, готовит горячие завтраки, то есть развлекает и ублажает нас не хуже домработницы.
  Но все вольности - только в рабочий отдых.
  Когда работаем - ни-ни!
  Я после работы хожу следом за роботом, перенимаю опыт.
  Да, скажу я вам, славная эта чудесная машинка.
  Немудрено, что она из Китая, самой богатой процветающей страны - сверхдержавы!
  Дрожь пробегает по моему телу, когда я смотрю, как робот легко опрокидывает малые контейнеры с мусором в один огромный центральный контейнер.
  Любо-дорого посмотреть!
  Бетон дрожит под ногами уборщика, и мне кажется, что я на Космическом корабле улетаю к далёким звездам!
  Я представляю, что моя душа вселилась в железную машину, и я вместо робота грациозно летаю по цеху.
  Если меня возьмут в армию, то я пойду в робототехники.
  Робототехник - почётная обязанность гражданина России.
  Роботы послушно выполняли бы мои команды и посылали снаряды точно в цель, в гущу врага, который обязательно нападёт в ближайшем времени на Россию и на Землю (Докаркался!)
  Я бы в роботе или на роботе, как на гоночном автомобиле "Лада серебро" скакал бы по трупам врагов, и песню победы посвятил бы вам, моя красивая муза.
  Я бы задал жару врагам рабочего класса!
  Люблю машины и красоту!
  Идеалом красоты для меня в данный момент являетесь вы!
  У меня во дворе много перемен, как в столице нашей Родины - Москве.
  Построили детскую площадку (не смею даже думать о нас, но абстрактно скажу - хотел бы я под руку с вами и нашим малышом пройтись к качелям и обратно!).
  К дому подремонтировали дорогу, а узкоколейку, по которым раньше возили теплушки с зеками, забрали на металлолом.
  Перед нашей древней хибарой возводится современная стоэтажка с зеркальными окнами и системой Космического телевидения.
  Народу много, а настоящих горячих парней, будущих рабочих - мало.
  Если бы у меня выросли ещё двести рук и я, ради вас, чтобы вас обеспечить, освоил бы ещё сто работ, то не хватило бы времени на всё.
  Для красивых девушек не хватает рук рабочих парней.
  Вы только не подумайте, что я алкоголик со стажем.
  Нет, я другой: честный и открытый, веду здоровый образ жизни, как богатырь Сынбулат!
  Работа у станка - как занятие спортом у станка балерины.
  Аналогию я провел не случайно, не с бухты барахты.
  Труд рабочего также важен, как и подвиг балерона.
  По утрам я с другом Алимом делаю зарядку во дворе.
  Мы обливаемся ледяной водой, хохочем от души, а смех, как известно - зеркало души.
  Товарищи и старшие наставники заботятся обо мне, помогают делом и советом - так старая женщина помогает внукам.
  Мой Наставник Кузьмич угощает меня вареньем из крыжовника, ягоды с его огорода, из Африканской оранжереи.
  Сахар нынче дорог, но Кузьмич не скупится, он знает, что семя, брошенное в благодатную почву, взойдёт спелым колосом.
  Чудесные люди вокруг меня - праздник жизни!
  Я часто вижу артиста театра и кино Карпова, он вырос и возмужал в нашем дворе, а теперь - известный артист.
  Я Карпову рассказал о том, что вы мне очень нравитесь, как звезда нравитесь!
  Никто не слышал нашего разговора, но мне кажется, что Солнце улыбалось, когда я описывал вашу красоту с картинки.
  Я чувствую себя горным орлом, а справа в груди, там, где нет сердца, бьётся желание обладать вами, как человеком.
  Вы наверняка знаете артиста Карпова, хотя он красотой не блещет, как итальянский певец Пазолини.
  Карпов не раз участвовал в общегородских митингах, выступал на концертах, и все удивлялись, как человек столь тонкого настроя души не ломается под грузом обстоятельств, словно ему в спину вбили платиновый кол.
  В цеху мои соратники трудятся, словно волки, не жалеют сил для выполнения производственного плана, в котором страсти больше, чем в груди мексиканской танцовщицы.
  Откуда только берутся силы в тщедушных телах старых мастеров?
  Из витаминных коктейлей?
  Из медицинских регенерирующих камер?
  Мы болеем душой за наш завод, за наше трудовое братство, как в книгах фентэзи.
  Вы не представляете, как мне не хватает человека, девушки, которая поймёт меня и примет со всей душой.
  План по своему рабочему месту я выполняю, а план по девушкам у меня проседает, как гнилая крыша на сарае.
  Но нас, рабочих парней, голыми руками не возьмут за яйца наши враги.
  Мы тоже умеем стальную пыль пускать в бесстыжие глаза.
  Представляю, что на ваших милых губах выступила улыбка недоверия к моим словам.
  Мои категоричные суждения о врагах не вяжутся с любовным стилем письма, но это только на первый взгляд.
  Я всё знаю, всё-всё!
  Видели бы вы, как загораются глаза мастера, когда он читает нам, молодым, лекцию по политике южных государств, наших потенциальных противников.
  Только словами резьбу на прутке не нарезать.
  И нет смысла в правоте, если резец бракованный.
  Меня в школе жизни много учили драться, пить, курить, бегать от полиции, взламывать ларьки.
  Но как найти ключ к вашему сердцу - не учил никто, кроме старого мудрого наставника.
  Перед вами я - щенок перед породистой болонкой.
  На холоде зимой стало труднее бегать по магазинам - руки замерзают без перчаток, а в перчатках пробку с бутылки трудно свинтить.
  Но думаю, когда мы пойдём вместе, рука под руку, не возникнет у меня желания пить на морозе алкогольные напитки.
  Алкоголь - яд!
  Летом мы с вами пойдём купаться на Айдыкуль, за брошенные бетонные плиты, создадим в мечтах замок.
  Я знаю укромное местечко, где купаются нудисты, и мы тоже, как первые люди на земле, искупаемся нагишом.
  Обещаю, что ваша красота не возбудит меня, как животное, а я буду любоваться только вашим богатым внутренним миром.
  У девушки с умными глазами обязан быть богатый внутренний мир.
  Вода летом остается ледяной, мы с визгом с разбега влетим в волны, и тела наши зашелестят от множества ледяных игл, что вопьются в кожу.
  Когда холодно - нужно раздувать ноздри, как у коня, я научу вас борьбе с холодом.
  Зимой мы полетим на лыжах с горы, и нет той силы, которая остановит наш молодой задорный полёт.
  Нам не страшны ни холода, ни засуха, ни война, ни мор.
  Сердце гудит, как мотор станка, от свежей металлической стружки дыхание замирает.
  Вот я и заканчиваю своё короткое письмо, в котором постарался показать весь свой интерес к вам.
  Прошу вас, если вы станете Президентом России, то распечатайте письмо на бумаге высочайшего качества и носите на груди, в ложбинке.
  Это письмо спасёт вас от пули убийцы.
  Исполните мою просьбу, красивая девушка с родинкой на правой щеке?
  Напишите мне ответ, самая красива девушка в Челябинске!
  Посылаю вам стаю воздушных поцелуев.
  Скромный заводской парнишка,
  Александр". - Серёга дочитал письмо до конца, протянул Сашку телефон - вакуумная бомба: - Сильная вещь! Как направляющая станина из золота.
  Обсудим через секунду, а ты тормози сейчас немедленно.
  Туалет там, где я встану!
  - Вот тебе и туалет! Даже мусорная куча! - Сашок с зубовным скрежетом остановил "Газель" по приказу работника дорожной полиции.
  Толстый дядька, похожий на монумент "Неизвестному токарю" лениво поднял полосатую палочку-кормилицу.
  Возле обычной машины дпсников стоял автобус полиции особого назначения, и стадо полицейских с автоматами говорило водителям больше, чем полосатая палка.
  - Командир! Что за война на дорогах? - Серёга просунул в окно документы, как взятку. - Сириус на дорогах?
  - Проверка на дорогах! Операция антитеррор!
  Вы бы подумали о правилах дорожного движения, о месте водителя в общем строю автомобилистов...
  - Выйти из машины, руки за голову! - полицейские разговаривали меньше, чем дпсник, но убеждали лучше, потому что - оружием.
  Сашка и Серёгу обыскали, быстро, словно проституток в сауне.
  - Начальник! По животу не хлопай - обосусь! - Серёга взвыл, как оборотень, у которого украли ржавый нож для перекидывания. - Пива напился, в туалет хочу - силы нет, хоть застрелите.
  Вопль Серёги нашёл дорожку к сердцам полицейских!
  Человечность, она и на дорогах - человечность!
  - В сортир? - начальник полицейских осмотрел Серёги с ног до головы, словно олимпийский факел. - Можно и пристрелить, но в туалет - спокойнее.
  Что пил?
  - "Хейнекен Екатеринбурга", будь он неладен. - Серёга прикусил губу, понял, что прокололся, как воздушный шарик.
  - Ого! Жируете? - в голосе полицейского послышалась белая зависть.
  - С бодуна я! Что "Хейнекен", что - "Челябинское живое" - пофигу.
  Что бабка в ларьке дала, то и взял.
  - А почему кислое? - командир не побрезговал, допил последние капли из бутылки.
  - Так потому что - голландское, палёное.
  Не углядел я, не понял, что не Московского розлива.
  Ну, отпусти, командир! Я, конечно, извиняюсь...
  - Беги, заяц, беги! - полицейский добродушно указал в сторону одинокого куста. - Но, если что - пуля бежит быстрее человека.
  Серёга рванул к кустам, на ходу расстегивал штаны, словно в трусы залетел Финист ясный сокол.
  Полицейский помладше чином, шестёрка, обшаривал машину, как цыган лошадь:
  - Четыре мешка цемента!
  - Дом строите? - командир прищурил левый глаз. - Или убили кого, а в цемент закатаете?
  - Дорого в цемент закатывать, командир, - Сашок принял игру-шутку, или - не игру. - На отдых едем, на рыбалку в пансионат Айдыкуль.
  А цемент везем - так нужно им для работ.
  Машина-то - заводская, вот и попутно развозим, как девок по бардакам.
  - Я тебя и твоего отца, вроде знаю, - Серёга вернулся - лицо красное, как у павлина после свадьбы. Он пристально вглядывался в глаза лейтенанта полиции, словно искал катаракту. - Я, мой батя, твой отец и ты вместе квасили после митинга, в парке Терешковой.
  На Первое мая, год назад.
  Мой отец вышел на пересменок: одну ходку слетал, а потом снова загремел на кичу, как под фанфары на кладбище.
  - Серёга? - полицейская память подбросила картинку.
  - Да, я Серёга, а твоё имя - не помню
  Водка мне тогда мозги отшибла, словно шпиндельной бабкой.
  - Я - Саня, Санёк Егоров!
  - ОООО! Вспомнил! Тебе ещё Надюха не давала...
  - Надежда Андреевна - моя жена молодая, - полицейский захлопнул двери "Газели", и остальные работники правоохранительных органов потеряли к путникам интерес, как к бомжам. - А батя сел, и представь, попал на кичу к твоему отцу.
  Они теперь вместе квасят, - лейтенант вздохнул, как надоенный бык: - На свободе вместе, и на киче - вместе.
  Только батя не уважает меня, называет в письмах - мусором.
  Ему впадлу, что сынок его - полицейский.
  - Не кипишуй, Санёк, - Серёга похлопал полицейского по плечу, словно выбивал барабанную дробь на празднике юных слесарей. - Говночистов тоже обзывают, но кто-то должен чистить канализацию и убирать мусор.
  "Санёк мне бы пригодился, если я повезу золото из Аркаима.
  Антитеррор, антитеррор - деньги сшибают с водителей под предлогом антитеррористической операции.
  Если бы не наши отцы и не пьянка в парке, то цемент бы забрали НАШ!
  А так, если остановят, когда из Аркаима поеду, то скажу, что меня знает лейтенант Санёк Егоров!
  Всё, что ни попадается на дороге - всё подкова, к счастью!"
  - Наших много остановили? - Сашок сидел за рулём и чувствовал себя увереннее, чем в начале допроса, словно ему продали по дешевке инквизиторские испанские сапоги. - Заводские проезжали в Айдыкуль?
  Война Космическая!
  Может быть, всех слесарей сириане похитили?
  - Да, остановили ваших - уж очень на террористов похожи, как листья на траву! - командир усмехнулся, а младшие чины заржали, словно здоровые молодые жеребцы в конюшне, где много овса. - Один ВАШ, Лёха - ну парень!
  Ну, парень!
  Никто не мог, а он смог! - командир махнул рукой Сашку: - Езжай, а то за тобой очередь выстроилась, как за пивом.
  - Что Лёха смог, а другие не смогли? - Серёга крикнул в окно, не ожидая ответа.
  - Привет передавайте вашему Лёхе! Если бы не он... - кричали полицейские в след тарахтящей, как горох в банке, "Газеле".
  - Да, Лёха может то, что другие не могут!
  Надо же - Лёха смог! - Сашок ударил по рулю, захохотал довольный, словно поставил на Лёху большие деньги, что Лёха сможет.
  - А почему ты сказал, что мы в пансионат "Айдыкуль" направляемся, хотя - в "Звёздочку", - Серёга увёл разговор от Лёхи, который мог. - Вдруг, проверят, и нас догонят?
  Накостыляют за вранье!
  - Айдыкуль, Звёздочка! - нет разницы, как в женщинах, - Сашок махнул рукой, словно отбивался от Челябинской колибри. - Если надо, то скажу, что Айдыкуль, в переводе с древнетюркского означает - Звёздочка.
  Серёга молчал, смотрел в окно, как в телевизор.
  Если ещё несколько минут назад Серёга думал:
  "Хороший Сашка - друг! Надежный, как цемент, который мы прихватили.
  Можно его взять в долю за золотом в Аркаим!
  Думаю, что много Сашок не запросит, умный он парень, инженерного ума!"
  Но теперь, после того, как Сашок восхитился Лёхой в очередной раз, и радовался, что Лёха смог, хотя не известно, что он смог - может ведро пенисом поднял - Серёга разочаровался в Сашке и уже не считал его достойным напарником на дело по изъятию трехсот двадцати килограммов золота из закромов древнего Аркаима.
  "Глуповат Сашок для меня!
  Слишком простой и доверчивый, как бобы в кастрюле.
  Растрезвонит по пьянке про наш поход за золотом в Аркаим, словно царь-колокол растрезвонит.
  Я потом не отмажусь, и - прощай, мой благодатный Китай!
  До свидания, домик в Сверхдержаве!"
  - После злополучного письма я славу получил немереную, но не ту, что я хотел! - Сашок нарушил молчание, продолжал тему, которую так лихо прервали разбойники на дорогах. - Конечно, красавица на письмо мне не ответила, зато Наташка дала.
  Знаешь Наташку из шестнадцатого дома?
  - Нет, Наташку не знаю! - Серёга терял интерес к беседе, словно заканчивался завод пружины. - А письмо - крутое, как яйца!
  После этого письма тебя должны были отвезти в Москву на выставку достижений народного хозяйства, или в Петербург - в кунцкамеру.
  - Сам езжай на выставки - от них ноги болят, как после уборки картофеля, - Сашок обогнал турбо "Запорожец": - Дрянь машина - "Запорожец".
  Мотор вставили гоночный, а железо - никудышное - прогнившая солома.
  Ах, Наташка! За ней же все бегали, потому что она похожа на американку Синди Дюк.
  И сиськи у Наташки - трамвай сшибает!
  Беленькая, в кудряшках!
  - Что-то припоминаю! - Серёга пожалел, что пиво так быстро исчезло, словно его тараканы выхлебали усатыми ртами. Достал деньги, пересчитал, убрал обратно, как в нагрудный сейф. - Но она только с крутыми пацанами тёрлась, с деловыми.
  Куда мне до неё и до них!
  - И я так думал, что она не для меня! - Сашок засмеялся, и Серёга из вежливости тоже хихикал. - Надо мной после этого письма разве что глухонемой слепой не смеялся.
  - Мека? - Серёга оживился, он вспомнил Меку, глухонемого слепого полуидиота.
  Мека, когда напивался на пожертвования, снимал штаны, стоял без трусов и мемекал, как козёл.
  Мамки и старики негодовали, словно министры культуры.
  Но что поделают с глухонемым слепым дурачком?
  Укоризны не доходят до его сознания.
  Дети смеялись над Мекой, как над учителями.
  Иногда бросали в него камни и тухлые овощи.
  Приезжала полиция, забирала Меку, увозила за город и высаживала, как репу.
  Мека возвращался в Челябинск и снова бесчинствовал, как фашист.
  Он стал городской легендой, но затем - пропал.
  В народе говорили, что Меку убили обозленные отцы, тем более что хозяйство дурачка вызывало вздохи у одиноких дам - около двадцати пяти сантиметров на холоде.
  - Да, Мека, он не смеялся! - Серёга попрыгал на сиденье, как принцесса на горошине. - В один прекрасный вечер, когда я брел домой с кефиром - ненавижу кефир - подходит ко мне Наташка.
  Вся в белом, только сапоги - красные, лакированные на высоких тонких каблуках.
  Сиськи из блузки рвутся белыми лебедями.
  Она погладила меня по головке.
  - По головке?
  - По головке - потом. Сначала - по головке, сверху!
  И кадрит, а в глазах Наташки - вековая печаль, как у дуба из парка Терешковой.
  - У очень красивых девушек всегда в очах печаль! - Серёга вспомнил глаза Аэлиты.
  Пиво и желания ударили в низ живота!
  - Наташка - очень красивая!
  Уехала, говорят, что в Китай, к мандарину.
  Экспорт красавиц из России, а у нас одни лохудры остаются.
  - Не только лохудры! - Серёга вспомнил красавицу Леночку. - Если красивой девушке здесь место пригрето, то ни в какой Китай не поедет, хоть ей рисом дорогу выложат.
  - Ты о своей Ленке? - Сашок проявил экстрасенсорную догадливость. Засмеялся, правой рукой ударил Серёгу по коленке - больно. - Ленка деньги копит на хорошую жизнь в Китае.
  Я думаю, как только возьмут с завода всё, что можно, так сразу с папочкой уедут к новой китайской мамочке.
  Кто же от Китая откажется наяву? - Серёга, вдруг, стал серьёзным, словно жабу скушал без соли. - Но, может быть, я вру?
  На Уралтраке много патриотов, которые не променяют наш шпиндель на золотую корону!
  - Так как тебе Наташка дала любовь? - Серёга вернулся к теме, которая интересна каждому мужчине. - Ври, да не завирайся.
  - А что я вру? Не вру! Девочка уже перепробовала всю верхушку, познала большие деньги, её на экзотику потянуло, как миллиардера на собак.
  Трахает меня в своей красной шикарной "Лада Урал", глаза закатывает, и объясняет:
  "Твоё письмо к незнакомке всю меня перевернуло, как на аттракционах в "Стране Чудес".
  Ты, конечно, сумасшедший, Сашок, но сумасшедший - особенный, как трюфель.
  Будет мне что вспомнить!"
  - Хорошие девочки любят плохих мальчиков! - Серёга заявил глубокомысленно, даже средний палец левой руки поднял, но заметил чрезмерно отросшие ногти "Блин! Нет времени подстричь!", и палец убрал в кулак.
  - Ха! Не всегда хорошие девочки любят плохих мальчиков! - Сашок не выдержал и засмеялся, затем заржал, как французский жеребец. - Жорика знаешь? Из пятой школы?
  - Фигорика! Из фигятой фиголы!
  Не знаю Жорика, я же не баба, чтобы всех мужиков знал!
  - Жорик тоже кадрил баб по теории.
  Вычитал в интернете, что бабы любят смелых и уверенных мужчин, наглых и хамовитых.
  Но Жорик не заметил, что советовал американец, а американцы - свихнутые на пердеже и сортирах.
  Советы вроде "Скажите девушке, что сейчас пукните ради неё так громко, что Большой Каньон станет ещё глубже", или "Подойди на вечеринке к самой красивой девушке и скажи небрежно "Подстилка! Я кончаю в трусы от твоей задницы", или "Пойдём, я загоню своего буффало в твою пещеру".
  Жорик начитался советов доброго американца, выпил для храбрости фиолетового крепкого и пошёл к девочке, в которую тайно влюблен, но боялся её, как горячего солидола.
  Ирку Шевелеву знаешь?
  - Шевелеву? Знаю! Она у нас в столовой работает, повариха.
  - Нет, не повариха, мать её раздери за вкусные котлеты.
  Ирка Шевелева с Кировского, она в Мэрии заведует отделом культуры.
  - Мне до культуры, как тебе до Сириуса, - Серёга высморкался в тряпочку, бросил тряпку в салон "Газели" (машина-то - общественная, уберут мусор). - Скоро подъезжаем, так что заканчивай с Жориком и с его Иркой.
  Он списал твоё письмо и своей девушке прочитал, как на допросе в ФСБ?
  - Жорик расхрабрился, как Заяц.
  Знаешь Зайца, культуриста?
  - Сашок! Короче, а то всех челябинцев переберем, как гречневую крупу.
  - Жорик приходит к Ирке Шевелевой.
  Пай мальчик: костюмчик, цветочки в руках, ботиночки лакированные блестят, как бриллианты.
  Ирка - не дура, потому что - умная девочка, расплылась в улыбке, думала, что Жорик объясняться в любви пришёл.
  Да, конечно, он пришёл объяснять в любви, но по-американски.
  По-русски Жорик не умеет - когда красиво и с комплиментами.
  Ирка улыбается, а Жорик ей прямым текстом, как пруток под резец ставит:
  "Ну, что, подстилка, подмылась?
  Давай, трахнемся!"
  Как потом Жорик признался, последние слова он произносил на автомате, с ужасом, ожидал адского возмездия.
  Ирка выбила ему три передних зуба - она в карате ходит, на том любовь и завяла, как помидоры.
  Ирка - нашей культурой заведует. - Сашок глубокомысленно замолчал, искал связь между американскими методами кадрения, выбитыми зубами и культурой. Мысли его снова перешли на письмо, Сашок не считал, что тема закрыта, как производственный план: - После МОЕГО письма, меня вызывали, потому что - молодой, на профсобрания, отчитывали, как в Церкви.
  Напирали на то, что - молодой, неопытный, вот и не выдержал организм избытка алкоголя, запоев.
  Наставники производства думали, что подобное письмо можно сочинить только в белой горячке.
  Особенно интересовался Фёдор Иванович, заглядывал мне в глаза, протирал свои красные слезливые кроличьи глазки и интересовался: что я пил и в каких количествах.
  Наверняка, Федор Иванович, хотел также напиться, чтобы его на письма развернуло, а то после попоек только с чертями общается.
  Поставили мне на вид и простили, потому что все пьют.
  Рабочий человек без водки устаёт, - Серёга тяжело вздохнул в очередной раз, криво улыбнулся, как после паралича: - Одним мужикам - всё! Сидят на диване, а бабы к ним валом валят, как за грибами.
  А мы - корячимся, напрягаемся, и всё равно - не любят меня бабы, не любят.
  - Тебя синенькая Светка любит! - Серёга потянулся, словно три года лежал на печи: - Приехали, паркуйся левее, около машины Ленки.
  Её "Лада голд"?
  - Её, и номера её! Наверно, уже бухает в компании мажоров, в джакузи.
  А нам - с удочками, водкой...
  - Пивом...
  - Пивом... и водкой - на берег!
  И вот что я тебе скажу, Серёга, - Сашок заглушил мотор, приложил руку к сердцу, словно и сердце остановил: - Я думал о Светке и её любви.
  Любовь - натуральная, а Светка - ненастоящая, сирианка.
  Всё равно, что с вьетнамкой, негритянкой или украинкой.
  Негритянки только на деньги повернуты: трахаются - говорят о деньгах, подмываются - присматривают твои деньги, где лежат, идёт из сортира в спальню и по карманам твоим шарит.
  А ТАМ у негритянок - всё зеленое.
  - Да знаю я, покупал.
  - Негритянка хоть сто раз тебе скажет - "Люблю", но никогда не полюбит.
  Они только своих любят, чёрных и огромных, как наш трактор "Урал".
  Вьетнамки, украинки, и другие - хитрее.
  Они играют в любовь, про деньги молчат, а как только почувствуют слабину - обворуют до нитки.
  И где там любовь? К тому же, вьетнамки голые - некрасивые, как доски для резки овощей.
  Ничего не знаю, а знаю только, что не любят меня бабы, не любят!
  В смурном, как после купания в проруби, настроении Сашок вышел из машины, пнул переднее левое колесо.
  - Твоя хандра - оттого, что ты пива не выпил, не похмелился! - настроение Серёги поднималось в соответствии с законом сообщающихся сосудов: у друга - падает, у Серёги - поднимается. - Сейчас заселимся, я - в магазин, а ты - за удочками.
  Хоть вид сделаем, что на рыбалку приехали, а не на слезливую вечеринку по поводу того, что нас бабы не любят.
  О! Витёк! - Серёга пожал руку невысокому парню, слесарю из пятого цеха, поздоровался и с другими знакомыми. - Тимоха, Степан!
  Сколько лет, сколько зим!
  Вы уже бухие!
  - А то! Пойдём и вам нальём!
  Пойдём, пойдём, водка стынет!
  - Мы сейчас - не на халяву же! - Серёга улыбался, Сашок тоже оживился, как карп на сковороде. - Вы в каком номере?
  - В двести семнадцатом, с тараканами.
  Там Ленка с Машкой, учётчицы, храпят, отрубились с дороги после вермута и водки.
  Вы их не стесняйтесь, а то и попользуйте! - Тимоха подмигнул Серёге и Сашку, и все загоготали, больше от молодости и задора, чем от предложения.
  
  Через сорок минут Серёга вернулся из магазина, как с армейского склада, где есть ВСЁ!
  - Если забаррикадируемся, то год просидим только на одном бухле! - Серёга со стоном поставил в угол рюкзак с пивом - для себя, и сумки с вином и водкой для Сашка. - Взял бы меньше, но ребята в очереди стояли, заводские - неудобно как-то перед ними.
  Они после меня ящиками грузили, как на подводную лодку в качестве топлива.
  - Ты одевайся на рыбалку, я сапоги тебе прихватил, - Сашок задумчиво хлопал себя по карманам, словно искал мышеловку. - Я докуплю, а то, вдруг девушки к нам заглянут на огонёк.
  Леночка придёт к тебе с колыбельной, а ты без вермута, даже портвейном девушку не угостишь, как оборванец импотент.
  Или ребята с гитарой наведаются, а мы - без бухла, словно халявщики с майдана.
  Ну, и самим - если не хватит, отдых малиной не покажется.
  - ЭЭЭЭ! - Серёга крикнул Сашку, но уже в спину, как стрелял в дезертира.
  Когда остался один, проверил удочки - крючки на месте, открыл баночки с опарышами, мотылём, червями - бодрые, как на картинке.
  Подсачек с дыркой, но дырка маленькая, и лещ, если порядочный лещ, в неё не выскользнет.
  А, та рыба, которая через дыру уйдёт - так слишком маленькая.
  Серёга в ботинках улёгся на кровать, как на топчан в комнате отдыха на заводе.
  В пансионате всё можно, потому что - не дома.
  Отдых начинается с лежания в ботинках на кровати и плевания мимо раковины.
  Сашок вернулся через двадцать минут, и сумки его напоминали баулы беженок с Сириуса.
  - По одной? На дорожку? За рыбалку? - Серёга предложил, потому что слова сами летели с языка, как ягоды с куста.
  - Нет! В лодку сядем, закинем удочки - тогда и начнём! - Сашок проявил удивительную, для него, и для любого заводского парня, смекалку. - Если сейчас выпьем на дорожку, то до озера не дойдём, словно нас леший заплутал.
  - Ну, тогда, как говорит мой Михалыч - пруток нам в жопу, чтобы путь сахаром не казался.
  
  На берегу - народа немного, словно все презирали холодный, как молоко из холодильника, пляж.
  Но на воде лодок достаточно - гигантские поплавки.
  Серёга и Сашок быстро надули лодку, расчехлили удочки и - вперед, к отдыху.
  Отплыли от берега метров на десять, словно спешили на уху к Президенту.
  Сашок торопливо закинул удочки, потёр руки:
  - Лещ сейчас около берега ходит!
  Он, как баба, тепло и муть любит.
  Если не лещей, то ершей накидаем на уху.
  - Фигершей на фигуху! Ты уху сваришь? - Серёга спросил, хотя знал ответ, как из книжки предсказаний.
  Каждый раз рыбаки выкидывали рыбу, потому что везти домой - долго, да и чистить её, варить - лень.
  В магазинах по приемлемым ценам живая рыба плещется, и разделают её в магазине и приготовят, как миленькую.
  - Ленка твоя сварит, рукодельница! - Сашок не остался в словесном долгу, как герой отдыха. Он зубами свернул пробку на бутылке водки "Вечерний Челябинск", налил в пластиковый стаканчик, как в шалмане. - За родной завод!
  - Нет, я пиво! - Серёга открыл бутылку "Жигулёвского". - После вчерашнего во рту - как кошки нагадили, а в животе - ерши.
  Может быть, потом!
  - Ерши? Ерши - правильная тема! - Сашок взял из рук Серёги бутылку с пивом (Серёга подумал, что Сашок запьет пивом водку), налил в бутылку водку, как в жизнь путёвку дал.
  - Очумел? - Серёга выхватил бутылку, но жидкости в ней уже перемешались, как во время долгого поцелуя. - Ерша мне сделал?
  - Не мужик что ли? - Сашок выпил, понюхал рукав брезентовой рыбацкой куртки. - Рыба не пойдёт к рыбаку, который без водки.
  Карась на водку идёт.
  - Фигась на фигётку. Фигёт! - Серёга посмотрел на поплавки, отхлебнул из бутылки. - Нормально! Ёрш - правильный напиток, как молоко матери.
  Клюёт!
  - Подожди! Осторожно берёт, - лещ, наверно!
  - Куда там осторожно, я вытаскиваю, поплавок утоп.
  В лодке - возня, потому что второй поплавок тоже повело в сторону, как от ветра.
  Сашок подсёк, вытащил мелкого ерша.
  Ёрш выпучил глаза, растопырил жабры, как деловой пацан пальцы веером пускает.
  Слизь блестела на тёмных боках смелой рыбки.
  Серёга рванул удочку, в воде мелькнул серебристый бок, и - слабина лески - сошла.
  - С почином! - Серёга разозлился, положил удочку в лодку, не забрасывал.
  - За удачное начало рыбных дел! - Сашок снова налил в стакан водки, добавил водку в бутылку с пивом Серёги (Серёги уже не возражал, словно ему в глаза закапали жидкое олово). - Рыба не умнее человека, но поймать её не легче, чем бабу.
  Баба хоть на деньги идёт, а рыба, если не захочет, то и золото не возьмет в рот.
  Сашок тоже не забрасывал удочку, а третью удочку не проверяли - объела ли, или нет.
  Вдруг объела? Тогда нужно насаживать червяка, забрасывать, а - лень.
  - Петрович там силится, кита тащит? - Сашок всматривался в рыбака в лодке, в даль озёрную. - Не вижу лица, а морда - красная, как после пьянки.
  Серёга, ты Петровича Макарова знаешь?
  - Фиговича Фиганова знаю! Петровича - знаю, но это, вроде, не Петрович.
  - Как не Петрович, если - Петрович! Он морду воротит, помнит, что должен мне сотню.
  Счас подплывём, я его шутки ради веслом по башке оприходую: - Петрович! - Сашок сложил руки рупором, орал в водную гладь.
  Рыбаки в разных лодках обернулись на вопль, как призывники на звук трубы.
  Петрович тоже обернулся, но оказался не Петровичем.
  - Ошибочка вышла, дорогой товарищ! - Сашок присел в лодке, словно прятался за резиновыми бортами. - А что он к нам загребает, как гусь лапами?
  Водку почуял, едрить его через коромысло?
  - Так это - Савельич! - Серёга обрадовался, потому что спьяну все кажутся друзьями, даже Сашок стал родней. - Мужик задубел на рыбалке, как ледокол "Челюскин", а мы ему в водке откажем?
  Пусть пьёт за здоровье нации.
  Лодка с Савельичем приближалась, как на параде.
  Но, то ли американский торнадо налетел, то ли - Корейский тайфун, то ли - русалка хвостом ударила в дно лодки Савельича, но рыбак непостижимым образом оказался в воде.
  Лодка перевернулась, по водной глади поплыли рыболовные принадлежности и пустые бутылки.
  - А ты говорил, что мужик без водки! - Серёга почесал затылок, выискивал спасительную и спасательную мысли. - Не потонет он, как пьяный топор?
  Вода холодная, как мать её.
  - Озеро неглубокое! - Сашок почему-то схватил бутылку с водкой, словно спасательный круг для Савельича. - Четыре метра - максимальная глубина, да и то - по центру.
  - Не четыре, а - три, я в интернете читал! - Серёга от волнения за Савельича (рыбак то погружался под воду, то всплывал, отчаянно матерился, как МЧСник) кусал губы. - Но около берега, думаю, можно стоять.
  Что это, Савельич дурака валяет, если там неглубоко?
  - Может быть, придонные течения и ил?
  Оно, конечно, затягивает, но не сильно.
  А глубина, всё-таки - четыре метра в центре озера.
  Сашок и Серёга посмотрели друг на друга, как ерши на камбалу.
  - Смотри, клюет! Лещ! - Серёга прошептал, показал пальцем на поплавок, как на голую Сусанну Хорватову на сцене Дворца Культуры ЧТЗ. - Осторожно берет, матёрый.
  Возьми подсак.
  - Я потяну, а ты подсаком орудуй, хватит с тебя и ерша! - Серёга затаил дыхание, медленно чтобы не порвал губу предполагаемо огромному лещу, потяну удилище. - Есть! Зацепило, как в кино!
  - Сейчас я его заарканю, кабана! - Сашок подвел подсак под рыбину, но в этот момент рука опытного рыбака дрогнула, как от удара хвостом акулы.
  Возможно, что вмешалась та же аномалия, что свалила Савельича в воду.
  Подсак ударил рыбину в бок, оттолкнул её в глубину.
  От дополнительного рывка губа леща порвалась, и Серёга вытащил кусок пустоты.
  - Облом! - Серёга выпучил глаза, как после банки с перцем. - Ну, в первый раз со мной подобное на рыбалке.
  Подсаком в бок рыбины!
  Сашок, ты превзошёл сам себя!
  Когда у меня пруток с браком выйдет, я тебя вспомню, твой коронный номер с рыбиной.
  Ты записался в партию зеленых?
  Ты - вегетарианец и спасал леща?
  - Он сам, а я причем? - Сашок почти кричал, будто на допросе в казино "Роял". - Подвел подсак под него, а ты удочку повел влево, вот и рыбина ушла от подсака, так что вини себя, братун.
  - Фигево! Фигибина! Фигшла! Фигиню!
  - Ладно, проехали, как на танке ЧТЗ!
  А где Савельич родимый?
  Уплыл в Китай?
  Савельич в это время, синий от холода и злости, совершал странные, на первый взгляд, прыжки, словно готовился к карнавалу на Уралтраке.
  Он скрывался под водой, затем выпрыгивал, как дельфин и хватал руками предметы, что плавали рядом с ним.
  - Савельич ловко придумал - отталкивается от дна, выныривает и собирает свои же трофеи! - Сашок разгадал тайну прыжков Савельича. - Повезло же рыбке, которая снова ушла в воду.
  Но мне кажется, что Савельич сейчас от холода загнется, как мороженый кролик в холодильнике.
  Наступило недолгое молчание, похожее на синий стиральный порошок.
  И тут раздалось бравое - ИЫЫЫЫЫХ!
  Плеск, фырканье, словно стадо коров перепутало хлев с озером.
  В клетчатой рубашке, в синих парадных джинсах, в меховой модной жилетке Лёха бежал в воде к Савельичу.
  Он успел вовремя, потому что Савельич, с добром в руках, уже хрипел, как морж.
  Лёха потащил рыбака, так тянут пудового леща, на берег.
  - Лодка! Бутылки! Рыба! - Савельич, то ли укорял Лёху, то ли наставлял на путь спасения вещей.
  - Понято и принято! - Лёха вернулся к лодке, которая чуть отплыла, перевернул её и закидывал вещи, что не пошли ко дну.
  - Серёга, а почему мы не подплыли к Савельичу на своей лодке и не помогли? - Сашок с опозданием схватился за весло, как за оправдательный приговор. - Лёха смог, он спас Савельича и его вещи, а мы - не смогли.
  Тормознули что ли, как карпы?
  - У нас шок, и в шоке мы не додумались до простой истины, как спасение рыбака! - Серёга с досады кусал нижнюю губу. - Надеюсь, что никто нас не обвинит в трусости и несообразительности, словно мы не слесари, а - подметальщики сортиров в шалмане "Березка".
  Каждый разумный человек в трудную минуту оступается и падает в воду.
  Мы не упали, но оступились!
  Все оступились, как в ад: кроме Лёхи никто не прыгнул на выручку к Савельичу.
  - Почему лещ не испугался шума от Савельича? - Сашок подгребал к берегу, старательно не смотрел в сторону Лёхи, словно не Лёха, а - Правда, которая глаза колет. - Лещ - рыба пугливая, несостоявшаяся несамодостаточная личность, наподобие нас.
  - Я состоялся и самодостаточен, потому что - рабочий человек! - Серёга возражал, тоже не смотрел на Лёху, который со скарбом Савельича бултыхался метрах в ста левее. - Лещ - глуп, как щётка-смётка.
  Савельич леща шуганул, и рыба налетела на наш крючок.
  Убегала, и на халяву червяка цапнула... фашистка.
  - Серёга! Сашок! Привет, рыбачки! - Лёха поздоровался звонко и направлено, так что не имело смысла уходить от ответных улыбок.
  - А! Лёха! Рабочий привет тебе!
  Купаешься? - Сашок деланно хохотнул, словно пыль из зубов выбивал туркменским веником.
  - Ага! Водичка холодная, как в унитазе! - Лёха передал лодку и выловленные вещи дрожащему Савельичу. - Подходите, у меня с собой есть!
  - И у нас есть! - Серёга гордо ответил, радовался, что неудобное положение сошло на нет, как туман. И, якобы проявляя живой интерес, спросил: - ты давно приехал?
  Один?
  - С нашими ребятами и девчонками! - Лёха подпрыгивал, выжимал воду из рубашки. - Вы, извините, пацаны, но я сбегаю, переодену мокрое, а то чувствую себя, словно зеленая лягушка.
  Или ко мне в двести двадцатые пойдём, там дрябнем?
  - Лучше на берегу посидим, пока погодка шепчет! - Сашок разумно терял время на природе у озера, как в кино про девушку с белыми волосами. - Мы уху подготовим по первому разряду.
  В лучших шалманах Москвы и Ленинграда не подадут!
  - Стой! А фляжка с оленями где? - Савельич оттаял, подал голос на суд Чести и Достоинства, задержал Лёху. - Ты фляжку не видел, когда вещи вылавливал? - Цепкий взгляд Савельича бродил по Лёхе, как по полю - не украл ли парень дорогую фляжку.
  Но под одеждой и штанами Лёха бы не скрыл фляжку, потому что всё мокрое - в обтяжку, как на конкурсе Мисс Водоплавающая.
  - Утонула твоя фляжка, батя! - Лёха улыбался добро и без обиды, словно и не думал, что спасенный заподозрит его в хищении фляжки. - Полная?
  - Полная, я только два глотка сделал, экономил! - Савельич понял, почему Лёха спросил - полная ли - и закручинился, как дед на берегу Чудского озера. - И водка во фляжке пропала, как будто её враги схватили.
  Ну, почему, почему мне не везет?
  - Повезёт в любви, дядя! - Лёха махнул рукой всем сразу и побежал к корпусу пансионата.
  - Харизма! У Лёхи харизма! - Сашок смотрел вслед убегающему другу, словно ждал, что из-под каблуков Лёхи, как у оленя-золотое-копытце полетят золотые червонцы. - Природный дар - когда тебя все любят, и ты интуитивно делаешь все правильно.
  - А без харизмы - сразу в крематорий? - Серёга подошёл к мангалу, огляделся в поисках веток. - Нам что остается, Сашок?
  Без баб, без рыбы, без харизмы?
  Только водка и пиво?
  - Другие о водке и пиве мечтают, а мы - имеем!
  Так что не совсем пропащие, как фляжка Савельича.
  Спички доставай, ужин рыбака наладим.
  Рыбу сейчас более удачливые рыбаки принесут: костёр наш, рыба - их.
  Подтягивались заводчане, из разных цехов и отделов.
  Огонь, словно мотыльков притягивал теплом и надеждой на веселый вечер.
  Рыбы оказалось меньше, чем людей, и в походном котелке негусто желтели мертвыми глазами редкие рыбёшки.
  Сашок торжественно опустил в котелок маленького ерша - вода не плеснула через край.
  - Вегетарианская уха! - седой мастер из третьего цеха (Серёга забыл его имя) ехидничал, как Чапаев над белыми. - Оно, конечно, полезно для здоровья.
  В Англии за вегетарианскую уху мы отвалили бы кучу денег.
  - Одну тарелку ухи запей бутылкой водки - вот тебе и здоровье, - заступился за уху другой мастеровой, и подступился к палкам: - Подвинься, молодежь! Дай, палку в костёр брошу.
  Минут через двадцать появился Лёха с пакетом красной рыбы, как коробейник в полях Астрахани.
  С Лёхой пришли смутно знакомые три девушки с мутными очами.
  - На навар! - Лёха щедро высыпал рыбу в огромный котелок. - Я так и думал, что моей рыбки не хватает, купил два килограмма сёмги.
  Не, ерши, к сожалению, но тоже сойдёт рыбка.
  - От красной рыбы - нет природной благодати! - Савельич удивительным образом почти обсох, словно самовар Тульский. - Если бы ты ершей нам подкинул.
  - Или русалок тебе, старому! - Одна из девушек заступилась за Лёху, как за Родину. Харизму не пропьешь! - Рыбу принесли, водку нальют, так зачем бурчание, словно тебя головой в озеро окунули.
  Зови свою бабку, пусть уху варит, а не с другими дедами милуется!
  - Эй, батя, зачем на костёр дуешь, лицо мнешь?
  Огонь - не горячая девка, его губами не раздуешь. - Под одобрительный хохот Лёха отодвинул костровщика, который пытался возбудить огонь, и сноровисто, по-таежному, разжег огонь.
  - Я не смог разжечь, а ты, Лёха, смог! - пожилой мастер одобрительно покачал головой и оглянулся в поисках спасительного стакана.
  Сразу несколько рук протянули стаканы с водкой мастеру, как индульгенцию.
  Старый рабочий выпил, крякнул, вытащил из котелка - вода ещё не закипела - кусок сырой рыбы и со смаком закусил.
  - Ой! Как можно сырую? - девушка усмехнулась. - С голодного Севера прикатил?
  В сырой рыбе - глисты!
  - В тебе, девка, глисты.
  Всякую дрянь в рот суете, а потом нас, поучаете, старую гвардию.
  Выпей, вот, водки, глистов глушани.
  С шутками-прибаутками расселись по кружкам, хохотали, разговаривали.
  Со спутника рабочая вечеринка выглядела, как стая разумных гусей у костра.
  "А, может, и неплохой вариант - Сашок? - Серёга расслабился, полулежал на спортивном коврике, потягивал пиво с водкой из бутылки "Жигулевского". Настроение от выпитого резко подскочило, как температура у сифилитика. Все казались родными и милыми. - Возьму его в Аркаим за золотом.
  Больше некого, как в ледяной пустыне.
  Не Савельича же брать пустоголового и жадного".
  Мысли Серёги разошлись в стороны, когда он услышал:
  - А! Елена Викторовна! Просим к нашему столу, дорогая вы наша администраторша!
  "Что? Ленка на уху заглянула к работягам? - Серёга встрепенулся, как ёрш в тине. - Откуда? Зачем? Почему?
  Она, как Натаха, про которую Сашок рассказывал, что она после письма экзотики захотела, тоже на новенькое пришла?
  Любят бабы диковинки.
  Или - хорошие девочки любят плохих мальчиков?
  Мы, хотя и рабочие парни - цвет нации, но на берегу, с водкой и пивом - не компания для Елены Викторовны.
  Серёга приподнялся на ложе и увидел Лену, как восходящую Луну.
  Одета девушка в дорогое, но приглушенных тонов - на ночные посиделки, словно долго выбирала у визажиста и стилиста цвет одежды на пьянку со слесарями и учетчицами.
  Девушку сопровождали два потасканных юноши, наверно - музыканты, потому что художники себя уверенно держат на людях.
  В очах юношей горело желание оказаться сейчас - хоть на Сириусе, в гуще войны, но лишь бы подальше от заводских парней, которые, когда напьются - обязательно морду набьют ботаникам.
  - Спасибо! Не откажусь! - Ленка приняла от Лёхи стаканчик с водкой, пригубила, как молоко козы: - ММММ! Вкусная водка, как березовый сок.
  "Вечерний Челябинск"?
  - "Столичная"! Но, почти угадала! Когда столицу перенесут в Челябинск, тогда "Вечерний Челябинск" превратится в "Столичную", или - наоборот. - Лёха пошутил и засмеялся, как Иван-Царевич.
  "Лёха - гад! Кадрит мою девушку! - Серёга подошёл к котелку, наложил в миску рыбы, щедро положил, назло Судьбе и голоду. - С Ленкой на "ты", водку подаёт, да ещё хохочет.
  Знает, ухажёр, что смех помогает общению!
  А, впрочем, что я злобой исхожу, как гадюка.
  Ни враждой, ни ломачеством от Лёхи не веет.
  И не кадрит он, а спокойно живёт по понятиям.
  Я же не предложил девушке водку, не пошутил, а уху только себе навалил.
  Лёха смог, а я не смог!
  И даже, если сейчас положу Ленке рыбу, то выйдет у меня коряво, неестественно, словно я подавился резиновой лодкой!
  Одно радует, что мажоры Ленкины мнутся, места себе не находят, как сироты, и никто им не помогает, не наливает.
  А что - бабам можно, бабы имеют право на застолье приходить с пустыми руками, если конечно, не сами застолье устраивают.
  А мужик в компанию должен принести свою бутылку.
  Лёха же смог: и сёмгу притащил, и водку!
  Хм! Наши девушки чувствуют себя неуютно рядом с Ленкой, отошли в сторонку, а она не стесняется! Умница!
  Если дочь своего отца, то к чему стеснения?
  Мажорная девочка!"
  - Верно вы сказали, Петрович, - в последнее время, в годы войны с Сириусом, лишения неизбежны, как лихорадка. - Елена Викторовна отвечала старому рабочему, но слышали её все, словно поместили в уши микрофоны ("Да она поддала и немало! - Серёга с удовольствием отметил. - Вот и потянуло на разговорчики. Бабы - все одинаковые, особенно - в бане и, когда напьются!"). Дочь главного инженера Уралтрака рубила рукой воздух: - Мы не бедствуем, но чего-нибудь да лишаем себя, потому что думаем только об одном: как наши флаеры помогут бойцам на Сириусе.
  Да, личную жизнь никто не отменял, но и о чести Родины, завода мы не забываем.
  А брак на производстве, себялюбие, халатность - недопустимы, как снег в зоопарке.
  Я знаю, что главная моя забота - забота о заводчанах!
  Разве синекожие девушки с Сириуса, красавицы с голубыми волосами, идеально стройными телами, отменяли наши законы?
  (Одобрительный гул среди заводских девушек!)
  Если я вижу несправедливость, то обязательно - устраню, а своим помогу!
  Что я часто вижу?
  Наши наставники, мастера - не все, конечно, а - некоторые, сделают свою норму, перевыполнят план для премии, а дальше - хоть трава не расти.
  Ученик, молодежь загибается у станка, план не вытягивает, а мастер в ус не дует.
  Сидит с дружками в домино режется, ждёт окончания смены.
  Голод, душевный голод, товарищи мои заводские.
  Кормим мы всех одинаково, лучше чем в ресторанах и шалманах, а производительность труда - разная, словно её краской закрасили.
  В Японии на заводы для поднятия дисциплины слесарям приводят девушек из деревень.
  В рабочий полдень рабочие получают эмоциональную разгрузку.
  Но хорошо ли это?
  У нас лучше! После работы - иди в шалман и кувыркайся с синенькой до синевы! - Елена Викторовна снова выпила, закусила красной сёмгой. - Но где наставники, где рабочая гордость, страх за свой завод?
  Даже в столь щепетильном деле, как общение с бордельными девушками и выпивке, мастера могли бы дать дельный совет молодым.
  А то молодежь напьется до потери пульса, а потом, утром, у станка спят.
  Конечно, и речи нет у подобных работников о выполнении плана.
  А разные дурные болезни по незнанию пареньков?
  Побарахтаются с залётными девицами, а потом месяц лечатся за счет Государства, за счет Уралтрака.
  То один, то другой с гусарским насморком в больницу попадает.
  А, если на болезнь наложат денатурат, и фельдшер вовремя не поспеет?
  Сергей Прокопенко, из второго цеха, подцепил год назад эмигрантку из Азии, а от неё подцепил генитальную лихорадку.
  Болезнь не страшная, если вовремя придёт помощь с красным крестом.
  А наш бывший врач, даже не врач, а - фельдшер - заливал за воротник, вот и спутал азиатскую генитальную лихорадку с обычной гонореей.
  Долечил молодого человека до смерти, как собаку.
  Ветеринар, а не врач!
  Завод потерял ещё одного молодого работника, как на войне, на Сириусе.
  Я заболела, простудилась, так пришлось врача вызывать из Китая.
  Дорого, но я себе позволяю, а у многих на китайских целителей денег нет.
  Поэтому нельзя болеть, товарищи, нельзя.
  И в быту некоторые рабочие живут, как свиньи в свинарнике.
  А беспорядок в доме ведет к небрежности у станка, который и руку затянет в переднюю бабку.
  Равнодушие Наставников к нуждам молодого поколения - стыд, позор, ущерб для страны и для Уралтрака в частности.
  Без заботы о человеке нет завода!
  Я разговаривала с руководством завода, с китайскими товарищами, и они согласны со мной по существу.
  Не всё у нас гладко, не всё!
  Обучите молодых пить, правильно выбирать девушку на час, перевыполнять план - и претензий к вам, старые мастера, не возникнет, - Ленка склонила голову, а один из её сопровождающих попытался увести девушку.
  - Ложь, враки, клевета! - Савельич крикнул, стакан в руке дрожал, как ёрш на кукане. Старый мастер разошёлся, сегодня его день. День старческой правды! - До смутных времён дожил я и мои сверстники, товарищи мои хорошие. - Савельич говорил мягко, иронизировал, потому что в детстве с успехом выступал на театральных школьных подмостках. - Нас, опытных мастеров уму-разуму учит девка.
  Пиписька ещё не оволосилась, а она уже наставляет, как мальчиков.
  Вон, ухажёров своих поучай, а то они сейчас друг дружку полюбят в кустах. КХЕ-КХЕ-КХЕ!
  Это у вас, молодых, модно, когда парень с парнем.
  - Молодец, Савельич! Так их крой по матушке! - литейщик Афанасьич поднял стакан в знак солидарности с Савельичем. Часть водки пролил на ватные старые штаны, но не заметил оказии, словно только что вышел из тумана. - Деды наши на Уралтраке воевали со шпинделями, отцы наши работали до горбов, внуки подрастают для Уралтрака, а нас учат, как станину протирать.
  - Ты давно свою станину протирал, Афанасьич? - двусмысленно крикнула Екатерина, учётчица. - Заржавело, пожалуй, у тебя всё.
  Вот и беситесь, что пруток под резьбу не подходит.
  - Мой пруток сорвет твою резьбу хоть сто раз! С новейшими таблетками мужик может и после смерти! - Афанасьич махнул рукой в сторону Екатерины. - Огонь, ты девка.
  Но огонь твой на производстве надобен, а не языком в колокол молотить.
  - Екатерина - передовик труда!
  Переходящее знамя появляется на её рабочем месте раз в год! - Елена Викторовна заступилась за трудовую честь подруги по полу. Глаза дочки главного инженера горели синими сапфирами, как пламя газовой горелки. - Мы уважаем вас, мастера, но и спуску не дадим, если ошибку допустите в управлении молодым поколением.
  Рабочая совесть не только в перевыполнении плана, но она и в сердце кроется! - Елена Викторовна в запальчивости постучала себя туда, где находится сердце, но рука лишь всколыхнула упругую большую грудь.
  - КХЕ-КХЕ! А позволь узнать, красотка, давно ли ты на нашем заводе? - Савельич даже встал от волнения, но покачнулся под грузом выпитого и снова присел на перевернутое ведро, как на царский трон рабочего человека. - Без году неделя у тебя в биографии, но сиськи знатные! - Савельич от красоты Елены Викторовны потерял нить разговора и покраснел, как свежевыловленная сёмга.
  - Да, я слишком молода для большого опыта! - Елена Викторовна оперлась на плечо мажора, поэтому, в отличие от Савельича сохраняла равновесие, как акробат под куполом цирка. От выпитого Елену Викторовну заметно качало, словно корабль на волнах на озере Айдыкуль. - Но опыт - не только прожитые годы, а ещё и прочитанные книги.
  Книги - наша мудрость.
  Я много читала о работе на производстве, и из книг в короткое время узнала больше, чем некоторые мастера узнают за всю свою жизнь в обнимку с бутылкой.
  Нет, я никого не обижаю, потому что среди нас нет запойных алкоголиков - я по личным делам проверяла. - Елена Викторовна на миг потеряла мысль, как и Савельич, обвела взглядом отдыхающих - многие уже не слушали перепалку, болтали друг с другом о насущном, как перед наступлением на Сириус: - С детства я на заводе!
  С младых ногтей!
  С пеленок! - дочка главного инженера опустила голову, легко присела на овечью шкуру. - Папа меня приводил на завод, когда я ещё в детский садик ходила.
  Я реву, прижимаю к груди плюшевого мишку с заплаткой на пятке, но иду за папочкой, потому что так надо!
  - Кому надо? КХЕ-КХЕ! - Савельич чутьем матерого мастерового почувствовал слабину в пьяной девушке. - Комиссиям авторитетным твоим надо?
  Водку пьют, баб трахают, а называют себя комиссиями.
  Я смеюсь в душе, да смеюсь, когда слышу твои домыслы и поверхностные рассуждения красивой девушки.
  И смех мой переходи в грусть, потому что у меня тоже душа болит за родной завод и за молодежь.
  Сердце щемит, но я пью! - Савельич принял из узловатой мозолистой руки товарища стакан, опрокинул в себя, как расплавленный свинец. - Грустно, что во время войны с инопланетянами у нас подвергается критике и искажается принцип взаимовыручки, словно мы не люди на одном заводе, а сириане с хвостами.
  - Сириане без хвостов, Савельич! Тебе чёрт в белой горячке пришёл, а ты его за сирианина принял! - Тимоха разбил серьёзность момента шуткой.
  - Сам ты чёрт, но без хвоста! - старого рабочего нелегко сдвинуть с рельс разговора. Корабль по земле пройдёт легче, чем Савельич успокоится. - Видел я и сириан пленных перед расстрелом, и сирианок ихних любил по триста рублей за штуку.
  - Где это ты так дешево нашёл? - Стёпка крикнул в удивлении. - Тебе, как ветерану труда, сирианки скидку сделали?
  Молодым - по четыреста пятьдесят, а вам - по триста?
  - Места знай, сосунок! - Савельич беззлобно зыркнул по слушателям. - Старый конь борозды не испортит, но и глубоко не вспашет. Наши дела дискредитируются безответственными девчачьими выпадами, словно ушат помоев из заводской столовой.
  Лично я не подглядываю в раздевалки и в душевую женщин, но введу вас в курс дела, что хотел бы подсмотреть.
  - Давай, Савельич! Рассказывай про баб под душем! - и молодые мастера и старые наставники ожили, словно каждому в глаза закапали живую воду. Девушки с напряжением ждали, что дальше выдаст старый мастер в оправдание пенсионеров и в укоризну молодым. - Про их фланцы и станины!
  - Иду я после смены по цеху, - Савельич воодушевился поддержкой и стал похож на народного вождя в лучшие годы его жизни. - Перед Первым Мая.
  Не скрою, что план перевыполнил, и времени у меня осталось достаточно, как у короля.
  В душ я не пошёл, потому что время жалко.
  Встретил Митрича, сели, закурили, у него "Тракторист", а у меня "Челябинские".
  Папироска Митрича чадит, как его станок после заливки бракованного масла в охлаждающий контур.
  - Короче, Гегель озабоченный! - Сашок без уважения к старшему поколения - но сегодня можно совместный отдых - прервал Савельича. - Если бы вы с Митричем "Вьетконг" закурили, тогда бы хвастал.
  - Я от дела не отхожу, а ты слушай, потому что дым папироски очень важен для рассказа! - Савельич принял в руку кусок рыбы (в котелок время от времени кто-нибудь из рыбаков или из девушек подкидывали рыбу, колбасу, пельмени, вареники - всё на закуску сгодится). - За дымом мы сначала не заметили молодого подмастерья Ильичева, словно он из ада поднялся.
  Ильичёв то там, то сям шустрил по цеху, пока диплом слесаря не получит.
  Смотрим, а Ильичёв использовал высокое имя рабочего и электрокар с подъемником в своих личных интересах.
  Он думал, что никто за ним не подглядывает, или сбросил нас, старых мастеров, со счёта.
  Ильичёв возился со сложной машиной, пытался подняться на ней под потолок, словно искал свою звезду счастья, которая сделает его прославленным рабочим.
  Но ничего у неумехи не получается, как и у многих молодых особ, - Савельич многозначительно посмотрел на Елену Викторовну, нахмурил брови, как баргузинский соболь. - Мы с Митричем подходим вальяжно, словно по улице Елькина в шалман.
  - Нет на Елькина шалмана!
  Ты, Савельич, спутал с пьяных глаз с шалманом на Трудовой улице, где тебе фингал поставили под левый глаз.
  - Для кого нет шалмана, а кому - любой бордель - шалман.
  Но это к делу не относится, как коза к борову.
  Мы подходим к Ильичёву, а он затрясся от страха, побледнел, будто белый медведь.
  Видим - дело нечисто, как в деле о воровстве прутков со склада.
  Вот мы и вывели молодого на чистую воду!
  Оказывается, что Ильичёв болен тропической гонореей - от негритянок подцепил.
  Долго лечился, и гадалка, к которой он пошёл, как к последнему лекарству, посоветовала совокупиться с девушкой у которой на левой и правой ягодицах родимые пятна.
  Но как бабу найти, если они по улицам и в цехах в штанах бродят, а в бордели девок с отметинами на жопе не берут.
  Ильичёв придумал подглядывать в душевую, когда голые бабы после смены плещутся, и подглядывал через дырку в стене.
  Но дырку заделали в зимний ремонт, и Ильичёв искал другие способы достижения своей цели, то есть искал бабу, чтобы тропическая гонорея перешла от него бабе. - Савельич сделал театральную паузу, ждал, когда все успокоятся после его обличительных слов, как подбивал трак на танке "ЧТЗ-45". - И мы с Митричем, руководствуясь самыми добрыми чувствами и побуждениями, помогли молодому, да и сами поднялись на электрокаре над стенкой бабьих душевых.
  Под потолок стена не доходит, и в щель мы просунули головы, подсматривали, как работницы подмываются после смены.
  Бабу с родимыми пятнами мы не нашли, и я сделал внушение Ильичёву, подсказал, чтобы он со своей гонореей ехал в Москву искать бабу с пятнами на ягодицах, и не подвергал, пока не вылечится, опасности здоровье наших заводчан.
  А юноша, к тому же ещё и поэт, поэтому - гомосексуалист.
  Его больно ранили мои слова, потому что он любил стариков не только душой, но и телом.
  Я, как человек, понимаю пацана, но не знал, что он вынесет свою обиду в администрацию завода, доложит Елене Викторовне.
  Я уважаемый и серьёзный человек, похож на собрание коммунистов.
  И что же я увидел через неделю: Елена Викторовна и Ильичёв вместе поднялись над стенами женской душевой, подсматривали и даже делали фотографические снимки наших обнаженных тружениц.
  Зачем Елене Викторовне, дочери своего отца, дружба с больным мастеровым?
  Почему она делала фотоснимки? С какой выгодой?
  Может быть, за деньги выкладывала их в интернете?
  Или переправляла на Сириус, врагам?
  Это, не по-нашему, уважаемая Елена Викторовна!
  Не по заводскому!
  - Дрязги, навет, укоризны! Стяжательство! Мне неловко и унизительно отвечать на поклёп! - Елена Викторовна подняла голову, очи её сверкали якутскими бриллиантами по пять каратов, но через мгновение пелена алкогольного тумана снизила блеск, как наждаком прошла по роговице. - Мы с Ильичёвым меняли лампочки в цехе, потому что электромонтер Сидоров заболел похмельем.
  Ильичёв сказал, что один с лампочками не справится, вот я и помогала, как добрая самаритянка.
  А фотографии делала старых перекрытий, чтобы ремонтники знали, где балки провисают, как сиськи у козы.
  - Елена Викторовна - отличная девушка! - Лёха присел к страдающей дочери главного инженера, приобнял за плечи. - Она честная и работящая, наш робот.
  К тому же, ещё и красавица!
  Вот и попадает под обстрел чужих глаз, слишком много внимания, часто - отрицательного - на неё!
  - Я говорю не о красоте девушки, не о её трудовых заслугах, а - о моральном облике! - Савельич поправил усы, из глаз его ушёл задор спора, как молодая вдова уходит с кладбища, где похоронила любимую собаку мужа. - Слишком много молодые бабы на себя берут в последнее время, особенно, когда сирианки прилетели.
  Горячность некоторых красавиц граничит с безответственностью, и девушки не гнушаются прямой клеветы на старых мастеров и на самих себя.
  Рыба гниёт с головы, товарищи!
  Да, с головы, а баба с - промежности!
  Вот вам весь мой сказ!
  - Серый, иди к Ленке, пока она пьяная! - Сашок ощутимо толкнул локтем под ребро Серёгу, вывел из дремотного состояния. - То, да сё, проводи до кровати!
  А утром вас обвенчают, как мужа и жену!
  - Боюсь я подойти, словно мне на ноги по крокодилу из Айдыкуля подвесили! - Серёга глотнул пива напополам с водкой! Сморщился, выловил руками из котелка что-то белое и слизкое, бросил в рот, как в электрошкаф. - Ленка - красивая и умная, самодостаточная и состоявшаяся, харизматичная и мажорная.
  А я - некрасивый и неумный, не харизматичный и...
  - А Лёха смог! Учись у него, спокоен, как передовик производства.
  Но не кадрится, а успокаивает девушку, как психоаналитик.
  - В жизни каждый получает не то, что желает! - Серёга не делал даже попытки к сближению с девушкой, словно приклеил мысли. - Я хочу Ленку, люблю её, а Лёха просто утешает.
  И Ленка полюбит Лёху, потому что Лёха смог добиться её расположения, потому что - альфонс.
  Лёха смог, а я не смог!
  - Враки! - Сашок раздухарился, как разогревшийся без охлаждения шпиндель. - Если бы ты не смог, то не выпил бы столько ерша!
  Сашок решительно встал (он думал, что - решительно), покачнулся, схватился за руку Митрофаныча, как за Фороский маяк.
  С бутылкой водки пошёл к Елене Викторовне!
  Друзья мажоры девушки почувствовали приближение беды: один парень, да ещё к тому же - открытый и простой Лёха - не опасно, а пьяный Сашок, от которого на километр веяло нехаризмой - угроза.
  "Лёха смог, и Сашок смог, а я не смог! - Серёга потел от волнения, словно сидел на печи, как Илья Муромец. - Сашку - легко, потому что он - лицо не заинтересованное.
  Когда нет в сердце любви к девушке, тогда всё проходит просто и без напряга, как у собак.
  Но, когда влюбился, то слова липнут к зубам, и рот превращается в сухую помойку.
  Я - влюбился в Ленку?!!
  Нет, я влюбился в её красоту и положение в обществе", - Серёга успокаивал себя, но успокоение не приходило, как и сильный приход от пива с водкой.
  Сашок подсел с правой стороны от Ленки, недолго думал и выпалил, будто из пневматической подушки:
  - Дуры вы, бабы!
  - Дуры! - Елена Викторовна мотнула головой в знак согласия, но затем вскинулась молодой кобылицей. Сила красоты, умения, власти выплеснули из очей девушки: - Почему мы дуры?
  Потому что с сиськами, как коровы?
  - Любит он тебя! - Сашок кивнул головой в сторону красного, под цвет костра, Серёги.
  - ЭТОТ? Меня многие любят! Меня все любят, даже старые пердуны, которые ругают и осуждают! - Елена, словно протрезвела, положила ладошку на руку Лёхи! - Лёха меня тоже любит, правда Лёша?
  - Неее! Любовь не по мне сейчас! - Лёха засмеялся, и смех не обидный, а утешительный, как пух гагары с озера Айдыкуль. - Как же я люблю, когда не люблю?
  Когда придёт любовь - тогда я почувствую, а насиловать себя, всё равно, что обрабатывать бракованную болванку.
  - Искренний и человечный ответ, Лёха! - Елена Викторовна даже отстранилась немного, словно подтверждала слова "Большое видится на расстоянии". - Никто мне не смог бы так ответить, а ты, Лёха, смог.
  Из-за тебя, наверно, много баб сердца свои разбили?
  - По маленькой? - Лёха налил в стаканчики водку (Сашок заметил, что водку для Ленки Лёха разбавил большим количеством чистой воды - чтобы девушку не унесло от выпитого).
  - Валерка, а знаешь... Елена Викторовна полуобернулась к Сашку.
  - Сашок!
  - Что Сашок?
  - Я не Валерка, а - Александр! Друзья зовут меня - Сашок.
  Валерка - холерка, Сашок - горшок, - Елена Викторовна мило засмеялась колокольчиком по хрустальному бокалу из Магнитогорска. - Лёха недавно выручил наш завод, от Всемирного потопа спас.
  - Лёха мне не рассказывал! - Сашок сделал заинтересованное лицо, но подумал, что - не актёр, и выражение, которое задумал, как - заинтересованное, окажется - тупым или злым, поэтому расслабил мышцы лица. - Скромный заводской парень!
  - Парень с картинки, образ труженика и скромняги! - Ленка кивнула головой. Она выпила, не заметила, что водка в стакане разбавлена. - На нашу администрацию, на моего папочку наехал проверяющий, из бывших военных. Он недавно получил должность инспектора и выслуживался перед своими начальниками, как павлин перед павлинихами.
  В то время как истинные сына Отечества воюют против экспансии Сириуса, лживые трусы военные воюют со своими собратьями.
  Взятку инспектор не берет, за стол не садится, водку не пьет, вообщем - падаль! - Елена Викторовна грациозно поправила локон, словно и не ругается, и не пьёт девушка, а прихорашивается перед выходом на подиум. - Нам грозило отстранение, расследование, а для завода - застой, как в Аргаяше во время утиной чумы.
  Лёха пробегал по своим делам, узнал об общей беде, и уединился с инспектором в комнатке.
  Час беседовали - не знаю о чём - Лёха не признался, а потом инспектор уехал, и больше нас не донимал, словно ему вставили пруток в бабину.
  Мой папа и Кузнецов предлагали Лёхе премию, отдых сверх нормы, санаторий, и я, признаюсь, хотела отблагодарить по-женски, не по любви, а из благодарности за то, что Лёха спас моего отца.
  Никто не смог, а Лёха смог.
  Лёха смеялся, сказал, что ценит деньги только те, которые заработал, а на отдых ему ещё рано - никакую благодарность не принял.
  - Да! Лёха может! - Сашок многозначительно поднял руку с бутылкой водки.
  - Эй, ты! Влюбленный в меня! Что один с пивом, как с пьяной девкой? Иди к нам! - Елена Викторовна переключила внимание на Серёгу.
  Серёга подпрыгнул, внутри свело, как после денатурата.
  "Сашок - гад! Рассказал Ленке о моих светлых чувствах!
  Или - не гад, а помощник?"
  - Не пиво у него, а ёрш - пиво с водкой! - Сашок сразу испортил настроение Серёге. - Серёга! Хватит надираться одному!
  Поделись с девушкой ершом!
  "Да, чтоб у тебя ёрш в штанах застрял! - Серёга криво улыбался, поднялся, как на ходулях - ноги отнимались после выпитого. - С ершом опозорил!
  С любовью опозорил, как курицу на скотобойне.
  Со стороны я выгляжу, словно мальчик-замарашка, скромник-букашка!"
  Вместе со злостью пришло острое желание отойти в кустики по малой нужде, словно в животе прорвало канистру с пивом.
  Серёга с шумом протискивался сквозь кусты: "Не выглядит ли мой отход побегом от любви"?
  Наконец, когда оказался в густой, как солидол, тени, расстегнул штаны.
  Из темноты сверкнуло, и показались два жёлтых узких фонаря.
  Фонари приблизились, как флаер "Аркаим" с зажжёнными сигнальными огнями.
  Перед Серёгой оказался большой, но худой пес, с клоками шерсти на боках.
  Левую лапу пёс держал на весу, будто раненую.
  Собака смотрела насторожено, готова в любой момент уйти в тень - умный политик.
  - Серый, подожди нас! За компанию веселее! - как кабаны в шалмане, с треском подошли Лёха и Стёпка.
  Заржали весело и громко, вспугнули кого-то большого и пыхтящего в темноте.
  - О! Собачка! - Стёпка встал рядом (Лёха - чуть дальше)! - Не породистая, а - жаль!
  Мне нужна породистая, взял бы себе на перевоспитание, как старого мастера Савельича! - Все втроём захохотали, пёс отошёл к кустам, как медведь на воеводстве. - Эта - плешивая, худая, словно голодная балерина.
  У меня много собак перебывало... и девок.
  Если глупая собака, то я отводил её в парк и в голову из пистолета - Чпок!
  Зачем глупому псу жизнь?
  - Плешивых и больших бездомных собак никто не любит! - Лёха сделал своё дело и застегивал штаны, как костюм космовоина. - В санаториях, обратите внимание, когда бабки выходят из столовой с кусками хлеба, то подкармливают маленьких собачек, хорошеньких.
  Красивых крохотулек все любят, а длинных, несуразных - только знатоки.
  Вот и голодают большие псы, а маленькой - крошка еды нужна, большому - много еды.
  Вечно голодные, побитые, без витаминов - жалко их, как нашего завхоза Палыча.
  Серёга, ты собак любишь?
  - Фигак фигубишь! Нет! Не люблю! Нафига они нужны?
  Дома гадят, грызут мебель.
  Никакой пользы от них нет, как от глупой бабы.
  - А я бы пристрелил этого пса! Чпок! - Стёпка прицелился в собаку из пальца! - Бух!
  Собака зарычала и ушла в кусты, как обиженная бухгалтерша из заводской бухгалтерии.
  - Серёга, а ты, что, взаправду, дурак, влюблен в Ленку? - Стёпка, когда подходили к костру, положил руку на левое плечо Серёги, как гирю пудовую. - Она же не для тебя, мажорка.
  Хочешь, я тебя с Милкой познакомлю, новенькая, только что из училища, но сосется, как дереза.
  - Чпок! - Серёга в ответ прицелился в Степана пальцем! - Пиф-паф!
  - Пацаны, тост есть за десантуру! Подходи, наливай! - Трофим призывно махал рукой, словно отгонял чертей из белой горячки.
  - За десантуру - круто! - Серёга не смотрел в сторону Ленки и Сашка. - Сейчас за своей водкой сбегаю!
  - У нас хватит!
  - Чужую - впадлу пить! У меня правило! Без халявы! - Серёга, чтобы не уговорили, побежал по тропинке в сторону корпуса.
  "На халяву - конечно, хорошо!
  Деньги экономятся, но доброе имя, красивый поступок на глазах у народа - ещё лучше!" - Серёга возгордился, что нашёл правильное решение, прорекламировал свою бескорыстность.
  Пока Серёга шёл - недалеко, метров триста - хмель схватил организм, как краб клешнями.
  В голове приятно шумело, ноги ватно колыхались, телу и душе нужен подвиг!
  В коридоре, когда Серёга уже подходил к номеру, он столкнулся с Лизкой, миленькой девушкой лет двадцати пяти.
  Лизка особой разборчивостью в парнях не отличалась, гуляла по своему желанию, часто меняла партнеров, но при этом оставалась жизнерадостной, как артистка театра и кино Сбруева.
  Девушка только что закрыла свой номер - значит - одна, возможно, ходила в туалет в номере, и спешила на посиделки.
  Удачный случай для подогретого Серёги.
  - Лизок! Привет! Приятная девушка! - Серёга чуть более бодро, чем задумывал, прокричал.
  Он стоял, широко расставил ноги, как медведь на колу. Спросил двусмысленно: - Гуляем?
  - Гуляем! - легко, как ветерок, ответила девушка. Кокетливо поправила челку, полыхала голубизной глаз. - За свои гуляем! ИЭЭЭХ!
  - Красивая ты, девка! - слова вылетали из Серёги, словно стружка из-под резца. - Ладная, умная, веселая!
  А я с тобой ещё ни разу!
  Пошли ко мне, побарахтаемся? Я налью! - Серёга последние слова произносил уже на спаде смелости, чувствовал, что фальшивит, переиграл, и эта фальшь видна девушке, как утопленник в прозрачной воде реки.
  - Размечтался! Ты не рыцарь моего романа! - Лиза усмехнулась, засунула руки в карманы курточки, словно за пистолетом. - Одна девка тебя отшила, так ты решил отыграться на более простом варианте?
  - Фигаться на фигном фигиранте! Я - не рыцарь? - Серёга поник, стух, трепыхался карпом в траве. - Хочешь правду скажу?
   - И в чём же твоя правда, Серенький? - Лиза не снимала улыбку с лица, как афишу.
  - А правда в том, что вы, бабы - дуры! - Серёга сказал и сделал попытку схватить девушку за правую руку, как за штангенциркуль (но Лиза отстранилась, мягко, будто лисица). Серёга заговорил быстро, чтобы девушка дослушала, не ушла раньше, чем он скажет Великую Правду. - Мы, мужики, вас жалеем, коз глупых, а вы не понимаете, словно мозги в шалмане пропили.
  Заметь, Лизок, заметь, это я тебе, как друг говорю! ("Про друга я умно ввернул! Девушки любят слова "друг", "подруга"!).
  Мужчины делают девушкам комплименты даже тогда, когда девушка не нравится.
  Так принято, так диктует наша культура.
  А вы, девушки, думаете, что - неотразимые красавицы, если вас все нахваливают, как китайский сыр.
  Из вежливости мы даже чувырлам, которые хуже Бабы Яги, делаем комплименты, и женимся на нелюбимых из вежливости, а потом всю жизнь страдаем, потому что идеал красоты никуда не уйдёт из памяти.
  Живёт мужик с девушкой, чья внешность никак его не удовлетворяет, но он делает комплименты.
  Очень редко, когда мужик скажет бабе, что она - уродка, что она - не Принцесса его романа.
  А вы этими словами кидаете в нас, как говном!
  У вас от наших фальшивых комплиментов происходит сдвиг мышления, в итоге - мужики расхваливают, а девушки полагают, что можно мужчине гадости говорить по поводу его внешности.
  Мы тоже переживаем, и мужчины более ранимые, чем женщины.
  - Разве я обидела тебя, Серёга? - Лиза прислонилась к стенке, беседа увлекла её, как течение реки Утяганки. - Твои слова меня поразили, но я читала подобное в интернете, когда учила правила общения с парнями.
  Я надеюсь, что ты поверишь больше моим словам, чем своим чувствам, которые, как у школьника, подогреты безответной любовью.
  И факты всем известны: мужчины дарят комплименты девушкам, а девушки в ответ издеваются над мужчинами, как над зайцами.
  Взгляни на главы из Нового Карнеги, Серёга!
  Мы, девушки, изучаем вас, мужчин, чтобы и кадрить и в то же время, оставаться ненахальными.
  Меня многие называют девушкой легкодоступной, как чайка.
  Да, в моей промежности ёж копошится, но это не затор любви.
  Самоотверженные попытки парней находят свою награду в моей любви.
  Но ценю ли я парней, с которыми сплю?
  Я не хвалю своих воздыхателей, не расхваливаю себя, но мой моральный и физический труд, как у станка, так и с парнями многие оценивают по достоинству.
  Нет! Я не люблю, но жду любовь!
  По моей красоте и слава мне!
  А то, что я назвала тебя не рыцарем моего романа - по твоим словам - слава тебе!
  Лиза замолчала, доступная для многих, и недосягаемая сейчас для Серёги.
  Он с любопытством разглядывал девушку, её откровенный бесстыдный наряд, побелевшее лицо.
  Груди Лизы затвердели от гордости за свою хозяйку.
  Майский мёд разлился по телу её.
  - Признаюсь тебе, красавица, что твои оправдания меня не убедили, как блеянье козленка не испугает волка.
  Ты говорила уверенно, со знанием дела, и слова твои льдинками входили в моё сердце.
  Речь и поза у тебя уверенные, но я почувствовал, что не всё ладно у тебя в душе, словно не кошки, а - рыси скребутся.
  Не предавайся благодушию, что ты права, когда осыпаешь мужчин унижениями, как какашками марабу.
  У меня нет оснований ставить под сомнения твою честность, когда ты говорила искренне и открыто, но с издёвкой, и издёвка предназначалась мне.
  Если бы на моём месте оказался герой войны, или Президент, или другая харизматичная личность, то ты ему бы не отказала?
  И Лёхе не отказала бы?
  - Причём здесь Лёха? - Лиза спросила быстро, в очах мелькнул испуг, смешанный с волейбольной лихорадкой влюбленной девушки. - Да, наверно, ты прав, Серёга!
  Герою войны не отказала бы, Президенту не отказала бы, Лёхе не отказала бы в твоей ситуации, а тебе, почему-то отказала.
  Но разве, вы, мужчины, поступаете по-другому, словно у вас иная резьба на сердце.
  - Да, мы, мужчины, нехаризматичные, несостоявшиеся, несамодостаточные мужчины - с девушками поступаем не так жестко, как вы с нами.
  Мы и простой девушке - не президентше, не героине не отказываем, даже, если она не нравится.
  Занимаемся любовью из вежливости, на всякий случай, про запас!
  Но посмотри, Лизонька, какие ты обвинения, какие свои снаряды выдвинула против пьяного меня, покритиковавшего некультуральность женщин.
  Меня настораживает твоя отчуждённость как поганка в супе в заводской столовой.
  Мне твоя фигура понравилась, и улыбка; и нет ничего в том ужасного в том, что я ушёл от одной девушки, которая мне недоступна, и предложил тебе развлечься.
  Вы поступаете также, вероломные!
  Может быть, я перегнул пруток, свернул с линии разговора, но поднял принципиально важный вопрос, от которого многие парни уклоняются, как от воинской и рабочей повинности.
  Да, завтра мне станет стыдно за общение с тобой, за откровенность, но это - завтра.
  Гуляем так, чтобы утром ничто не вспомнили, как будто нас вытащили из станка.
  Ты - молодая красавица, права: забота о своём благополучии, о любви, о теле, - незыблемый закон женской жизни, как Устав Завода.
  Но не забывай и о массе народа, о рабочем человеке, который в худшую сторону отличается от мажоров и героев с Президентами.
  Рабочий закон!
  У вас, у девушек порой происходит, как в кино: чем красивей мужчик, чем больше лясы точит, тем больше у вас кипиша - давай, влюбись в меня, красавчик!
  "На меня все смотрят, и ты посмотри на мои фотки, где я голая в интернете!"
  О простых рабочих парнях за соседним станком вам некогда подумать с любовью.
  Вы выбираете самых лучших из нас, используете в своих женских целях, чтобы не заросло, а потом бросаете, как щепку в речку.
  А мы трудимся на благо россиян, то есть - на благо каждой из вас, пусть рожей даже девушка не вышла, а характер, как у гадюки.
  Любой парень Уралтрака - это и творец будущего и объект неусыпных забот наших наставников.
  А ведь некоторые девушки так рассуждают: не они для парня, а парни для них!
  Главное, по их мнению, - все интересы мажорам и весельчакам с красными носами накачанными воском пенисами.
  И вроде девушки всем глазки строят, на всех парней с улыбками смотрят, обещают прекрасное будущее, а на простых работяг, под руками которых взлетают военные корабли и гремят танки, смотрят с пренебрежительными усмешками, как на безграмотных вьетнамок.
  По убеждению многих девушек, простые работяги - лишь кони, жеребцы, которые поднимают вам настроение, дают почувствовать востребованной женщиной, материал для будущей жизни с мажором.
  Да, я обожаю деньги, заработаю и убегу в Китай, в сверхдержаву, но чести своей при этом не потеряю!
  Серёга отвернулся от девушки, но Лиза развернула его лицом к своему миленькому личику:
  - Дорогой мой человечек! Дурашка!
  Моча со спермой ударили тебе в голову!
  Мало болтать о том, какие девушки плохие, нужно ещё и любить нас.
  Если девушка почувствует, что слова идут от чистого сердца парня, то отдастся ему сразу, хоть на полу коридора в пансионате, - Лиза показала на пол, покрытый рваным линолеумом. - Рука к руке, бедро к бедру, ради счастья случки борются за парней девушки!
  Какое же вы имеете право осуждать нас, но при этом о нас не проявляете заботу, хотя бы малую.
  Ты предлагал мне выпить с тобой перед трахом.
  Но ты поинтересовался, что я люблю в алкоголе?
  Знаешь мои вкусы?
  Или думаешь, что я выпью всё, что ты мне нальешь в щербатый, как рот старого мастера, стакан?
  Да я выпью, и выпью не потому что я не гордая, а, наоборот, я выпью, оттого, что - гордая.
  Выпью с иронией, но не с любовью к тебе.
  Вот, если бы ты спросил, что я предпочитаю, а я бы ответила - Подмосковный портвейн, и ты, среди ночи помчался бы в круглосуточный магазин за три километра, и не испугался бы местной шпаны, принёс бы мне портвейн, то я бы почувствовала к тебе нарастающую любовь.
  Теперь же тебе, чтобы завладеть мной, понадобятся осознанные усилия, помощь всех твоих друзей, и Лёхи в том числе.
  Любви у нас мало, а секс после пьянки и во время пьянки - очень низкого качества, как мазь на медвежьей желчи.
  Заниматься любовью, когда другие поют у костра, трахаться в трудных условиях - не значит, барахтаться на скорую руку, с сопением и пыхтением динозавра.
  Секс во имя светлых чувств.
  Можем ли мы светлое призывать кое-как, на пьяную голову?
  - Это ты о чём Лизок? В голове бардак, как возле неубранного станка.
  - Я о том говорю, что передумала, и готова побарахтаться с тобой, но без люби.
  Наливай, Серый, что у тебя припасено.
  Без Подмосковного портвейна услужу!
  - Не скромничай, Лизок! Не знал я за тобой таланта соглашателя, как шпионка.
  Как же мы с тобой теперь ляжем в одну постель, когда стали друзьями?
  Друг друга не имеет!
  Во время разговора мы перешагнули невидимую красную пограничную нить между дружбой и страстью.
  Если бы мы любили друг друга, то дружба в любви - самое светлое чувство!
  Но секс по пьяни, по принуждению изнутри, потому что так надо, так положено, так описано в книгах и в интересе - меня уже не интересует.
  - Ты прав, совершенно прав, Серёга!
  Я пойду? - Лиза опустила взгляд, как курочка перед опасным петушком.
  Она смотрела в пол, линолеум которого так живо представила вместо перины.
  - Иди дорогой добра, найди свою любовь! - Серёга махнул на прощание рукой, вставил ключ в замок. - Мы многое поняли из разговора, и останемся друзьями!
  - Ты интересный собеседник, Серёга! - девушка улыбнулась и скрылась за поворотом коридора, как ушла в легенду.
  "Дурак ты, а не собеседник! - на лестнице Лизонька дала волю чувствам, как выпустила из клетки радужнозадого павиана. - Спьяну попутала!
  Поиграла с парнем, думала, что он от игры ещё более разохотится, а он опал, как кленовый лист.
  Выгодный вариант упустила, куница.
  Надо было сначала с ним трахнуться, выпить, а потом претензии бы предъявляла, как жена.
  Лучше болтать голыми в постели, когда бутылки рядом, чем в коридоре.
  Может быть, Серёга хотел в сортир, наверняка хотел - зачем же тогда в номер шёл?
  А я с ним беседовала, как политиканка.
  Он злится, а я - внушаю, хочет в сортир, а я - задерживаю!
  И что я имею, кроме того, что нормального мужика выпустила из рук, как сколького угря.
  Он расчетливый, в Китай собирается, деньги любит, а мне по пьяни другое сначала врал.
  Немного труда - и он оказался бы со мной, как пруток в патроне!
  Дура я дура стоеросовая! - Лиза остановилась, задумалась, как перед прыжком в ванну с шампанским. - А, что если я сейчас к нему в номер войду, как гейша?
  Подожду минутку, пока он из сортира выйдет, и зайду.
  Или лучше - голая на кровати подожду, пока он в туалете?
  Побьет смертным боем?
  Прогонит? Полюбит? - Лиза сделала два шага обратно, но вдруг, как при северном ветре, настроение резко переменилось: - Да пошёл он в жопу, козёл!
  Все мужики - козлы!
  И этот - козёл!
  Девушку в номер не потащил, не напоил, а только словами приглашал, как евнух Египетский.
  Почему руки не распускал, болван!
  Да пошёл он!"
  Лиза выскочила из корпуса и тщательно стирала из памяти встречу и разговор с Сергеем.
  Серёга в это время шарил рукой по стене, искал выключатель, как груди любимой девушки:
  - Опаньки! Это я хорошо зашёл!
  Ключи для всех номеров одни и те же? - Серёга огляделся в чужом номере, желания уйти не возникло, совесть спала под подушкой пива с водкой.
  Возле кровати стояли сумки с пивом, вином и водкой, как и в номере Серёги и Сашка.
  Возможно (по объему спиртного), что в здесь жили ребята, но женское бельё говорило о другом.
  Мозг Серёги работал авралом, как перед концом смены.
  Серёга пошарил в сумках, нашел два кошелька, взял из каждого по двести рублей.
  - Пропажу тысяч заметят, а четыре сотни спишут на забывчивость, даже не спохватятся после пьянки! - Серёга успокоил сам себя, прихватил две бутылки водки "Вечерний Челябинск". - Любимая водка Ленки!
  Не её ли номер? Нет! Она в виповском люксе обитает!
  И пропажу двух бутылок не заметят - осталось не меньше десяти. - Серёга потушил свет, немного переживал, что мало захватил трофеев, но успокаивал себя, как словами колыбельной для беглых детей каторжников: - Впереди маячат триста двадцать или триста двадцать шесть килограммов золота, так не замараю же я руки воровством.
  Он вышел в коридор, как тать в ночи:
  - Встреча с Лизкой - к деньгам!
  Спрятал бутылки в штаны, пошёл к выходу из корпуса, насвистывал "Амурские волны".
  Чем дальше уходил Серёга, и чем ближе оказывался костер, тем легче становилось на душе, словно после очищения огнём.
  Из кустов вынырнул пёс, тот же самый, что несколько минут назад смутил спокойствие парней.
  Собака шла рядом с Сергеем, и на душе у него становилось тяжелее и тяжелее, словно с каждым шагом в карман наливали килограмм жидкого золота.
  - Жизнь - не письмо! - Серёга вздохнул, расправил плечи, вытащил бутылку водки, безжалостно скрутил пробку, как в книгах фентэзи главный герой скручивает шеи врагам.
  Серёга запрокинул голову, отхлебнул - водка пошла легко, будто вода.
  Но чувство обманчивое, особенно после ерша.
  Серёга пошатнулся, но пил и пил, пока водка не встала комом в горло.
  Половина бутылки исчезла в желудке мятым узлом белья.
  Быстрее, чтобы беспамятство не наступило раньше, чем кровать, Серёга побежал в свой номер.
  Последнее, что он помнил на ночной пирушке: своя комната, кровать и звон бутылки, которая выплыла из штанов и покатилась по полу, как футбольный мяч.
  Приснился Серёге сон, что он сражен на поле боя под Сириусом.
  Рядом пылает подбитый флаер "Аркаим", и сероводородный ветерок овевает щёки.
  - Я живой! Я снова в строю, как Павка Корчагин! Но где мои ноги? Ампутировали?
  - Серёга, вставай, уже полдень, мать его! - Сашок, как вражеский генерал тормошил за плечи.
  - Кого? - Серёга спросил нелогично.
  - Очень! - Сашок нелогично ответил. - Колонной пойдём, как слоны.
  Никто нас не остановит, а, если прицепятся, то отобьемся, рабочая рота!
  Сашок похмелился пивом, Серёга - вином.
  Жизнь сразу брызнула в очи осколками витража.
  - Вот вчера дали, так дали! - Сашок зеленел на стуле, как липа весной. - Разожгли костёр, ну и сигали через него, как звери дикие.
  Русская народная забава - прыжки через костёр.
  - И Ленка прыгала? - Серёга спросил с нарастающим интересом.
  Он слушал из тумана, где бродят белые лошади.
  - Прыгала, как сумасшедшая! Но для неё огонь поменьше сделали, чтобы не сгорела наша надежда заводская.
  Весело, - Сашок хрипло засмеялся чему-то своему, и озвучил, почему хохотал: - Савельич жопу в костре обварил, а затем поджарил, как котлету.
  - Как обмочил в костре? Может быть - обмочился?
  Обоссался после водки? Случается с каждым мужиком, а со старыми пердунами - обязательно!
  - Может и обоссался Савельич, как котёнок.
  Но все видели, как он потерял равновесие, когда примерялся прыгать через костёр, и сел в уху.
  - Так вы котёл с ухой перед прыжками не убирали? Чумовые?
  Ухой после жопы Савельича закусывали?
  - Я не помню, Серый!
  Но, когда костёр до неба разожгли, котелка в огне уже не видел.
  Огонь - как статуя Свободы высотой.
  Гудит, словно в мартеновской печи.
  Никто не решался прыгнуть.
  - Я знаю, кто прыгнул! - Серёга потрогал голову - своя ли? - Лёха сиганул через костёр.
  Или Савельича бросили, как палку?
  - Савельич мокрую задницу около костра сушил, не подловил момент, когда штаны вспыхнули! - Сашок складывал в сумку пустые бутылки, как гильзы от снарядов: - Бутылки сдадим - не пропадать же деньгам.
  А ты как догадался, что Лёха смог?
  - Ну, если никто не смог - то Лёха - смог! Ты же сам это говорил, как истину в Университете.
  - Да, никто не смог, а Лёха смог!
  Только он костёр не перепрыгнул - там высота с дом, а через огонь пролетел, словно китайский змей летучий.
  Брови и волосы чуть опалил, но вышло путём.
  Надо же - Лёха смог!
  - Мажоры Ленкины тоже прыгали? - Серёгу больше интересовало - с кем пошла Ленка, и пошла ли с кем ночевать.
  Ревность тупой пилой пилила рёбра.
  - Мажоры слиняли во тьму, как только мы прыжки затеяли через костёр.
  Но зато, когда голые пошли купаться, они выскочили, как два рояля из кустов, и к нам.
  - Вы что? Голые купались? Очумели совсем? И Ленка - голая?
  И Савельич голый, как жаба?
  И Митрофаныч - без своих знаменитых семейных трусов?
  - Ого! Старики, как услышали про купание - осатанели от восторга.
  Разделись быстрее, чем резец по прутку виток сделает.
  Ещё бы - с молодыми девками - кто из мастеров откажется войти в озеро?
  - Вы совсем рехнулись, как американские нудисты.
  Скоро на Уралтраке свадьбу первую сыграем - пожилой наставник и молодой подмастерье.
  Всё гнилое, как в странах Третьего Мира. - Серёга в деланом негодовании тряс головой.
  "Почему я нажрался и завалился в кровать, полено Буратино?
  Пропустил самое интересное в вечеринке, словно всю жизнь готовился к полёту на Марс и опоздал на единственный Космолёт.
  Голая Ленка, другие девки - весело.
  Всё водка, проклятая.
  Как только увижу - сразу в рот прыгает, как ручная стрекоза".
  - После прыжков через костёр, мы разогрелись, а, когда Лёха сиганул - так в раж вошли, как боксеры в первом раунде.
  Катька из второго цеха сказала, что её в жар бросило, разделась догола и первая в воду - шмыг, тюлениха белая.
  Говорит, что естественное слияние с природой, когда голые купаются.
  За ней - Лизка, а потом - все, как очумели, только Лёха себя в руках держал.
  - Лизка тоже голая плавала? - Серёга вспомнил разговор с Лизой, и хмарь от неправильно проведенной ночи, налетела туманом. - Ну и как?
  Хороша девка? Она же всем даёт!
  - Лизка? Лизок - ок! Прелесть, а не девушка!
  Если бы не моя синенькая Светка, то я бы приударил за Лизком.
  Насчет того, что всем даёт - не знаю, как и не знаю, сколько километров до Сириуса.
  Но вчера всё прошло тихо и цивильно, никто вольностей не позволял, как в библиотеке на Есенинском вечере.
  Лизка - номерная девочка! - Сашок повторил, причмокивал, как гигантская улитка. - Но и Ленка не хуже!
  Всё при ней, как в ювелирном магазине: талия - осиная, попка - обалденная, груди - мечта слесаря, кожа - шёлковая, словно только что тюк шёлка из Китая завезли.
  Ленка - не по зубам тебе, Серый!
  Лучше бы на Лизка переключился, так в лифте кнопками клацают.
  Хотя, после того, как я увидел Лизку голой, думаю, что сманят её китайцы к себе.
  Они самых красивых наших девок забирают в жёны, как сокровище нации.
  Но ничто не поделаем: китайцы имеют право, потому что - Сверхдержава!
  - Фигех! Фигара! - Серёга сплюнул на пол, потому что не у себя дома.
  С одной стороны хотел обругать Китай с имперскими замашками, но с другой стороны сам мечтал о Китае, о домике на берегу Жёлтой реки.
  - Поехали, а то завтра план не выполним.
  Тебе - хорошо, на голых девок насмотрелся, душевный подъём получил, как по заказу.
  А я ничего, кроме бухла не видел, даже леща не поймал.
  
  Всю обратную дорогу Серёга спал, что спасло его от дополнительных доз алкоголя.
  Сашок довёз Серёгу до подъезда, и не в силах что-либо сказать, как жена, которая отправляет любимого мужа на фронт, помахал рукой на прощание.
  Серёга долго возился с кодовым замком на подъезде - забыл шифр, а электронный ключ покоился далеко в недрах кармана, ключ-невидимка.
  - Серёга! Серёга! Любимый! - хрустальный, как стекло из Гусь-Хрустального голос отвлёк Серёгу от увлекательного занятия по открыванию двери подъезда.
  Серёга не сразу понял, что слово "любимый" относится к нему.
  Не до ласковых слов, когда идёт война с инопланетянами, да к тому же, у рабочего парня нет харизмы.
  Ноги стали ватные, но не от крика девушки, а от бессилия перед кодовым замком, словно его заколдовал злой волшебник Дурдолио.
  Серёга присел на ступеньку и увидел, как к нему бежит сирианка, красивая, стройная, грациозная, как девушка с ютуба.
  "Аэлита что ли? - Серёга силился, вспоминал, чем отличается Аэлита от своих подруг, но не определил, словно определятор зашкалило. - Наверно, Аэлита - кто же ещё?
  Почему сразу - любимый?"
  Лёгкое полупрозрачное платье струями тёплого воздуха обвивалось вокруг ног очаровательной девушки.
  Серёга напряг зрение, фокусировал, но не определил - есть ли на Аэлите нижнее бельё.
  Всё загадочно и таинственно, как в сказке про инопланетную экспансию.
  На личике девушки ни капельки пота, словно сирианка только что встала с постели, а не бежала к Серёге со всех своих длинных ног.
  Хотя мысли Серёги плутали в районе Аркаима, где ждало его золото, а другая часть головного мозга требовала сна, Серёга удивился появлению сирианки, на голову бомба упала.
  Девушка плавно присела рядом с Серёгой, взяла узкими ладошками его руку и говорила быстро-быстро, словно Серёга улетал на воздушном шаре, а она не сказала ему самые главные слова любви.
  - Не обижайся на меня, Сергей, что я караулю тебя у твоего подъезда.
  Каждая сирианка имеет право на счастье, пусть даже самое маленькое, как гнумус.
  Я не обуза, я сидела на скамейке, вооон там, незаметная.
  - Ага! Незаметная! Думаю, что бабки взвыли от злости, когда сравнивали твою красоту и молодость со своими старческими болячками.
  - Ты назвал меня красивой? - Аэлита, не верила своим маленьким голубеньким ушам. Она закусила нижнюю губу, старалась не расплакаться, но затем зарыдала, но очень утонченно, как в книге о Принцессах. - Я виновата перед собой и перед теми людьми, которые не замечали мою красоту, а ты заметил.
  Никто никогда прежде не называл меня красивой. - Аэлита размазывала слёзы по щекам.
  - Ты всё время здесь дежурила, как кошка у мышеловки? - Серёга перевел тему от любви подальше.
  "Аэлита мечтает, чтобы я пригласил её домой.
  Наверно в туалет хочет, и чая с лимоном.
  Фиг ей, настырной!
  Фигчая и фигмона!
  Потом привыкнет, и я слишком слаб, чтобы выгнал девушку из квартиры.
  К собакам привыкают, а к красавицам - никуда не деться! - Серёга вспомнил о собаке, огромной, но худой и плешивой, которая мантульничала у пансионата "Звездочка". Настроение упало ниже последней ступеньки к подъезду. Но причину своего плохого настроения Серёга видел только в разладе организма после попойки. - На что Аэлита рассчитывает - на мою глупость?
  Но мы, рабочие парни - слишком проницательные, как станок с программным управлением.
  И насколько сирианка искренна в своих чувствах?"
  - Мне не трудно! - Аэлита не выпускала руку Серёги из своих рук. Глаза девушки сверкали от счастья, как у чахоточной больной. "Он милый, милый парень, Серёга! Я люблю его!" - Всё свободное время я провожу у твоего дома в надежде увидеть тебя!
  Убегаю на время работы, покушать и по другим мелким делам! - Аэлита покраснела, и Серёга понял, что "другие" дела - женские дела и туалет. - Но ты не подумай дурного, Серёга, я не набиваюсь.
  Чувство светлое возникает каждый раз в моей груди, когда я думаю о тебе, а, если я рядом с местом, где ты находишься, то чувство разрастается огненным цветком в груди! - Сирианка отпустила руку Серёги, прижала ладошки со своим шикарным грудям.
  - Ну, шла бы на Уралтрак, ко мне в цех! Работала бы на токарно-винторезном станке рядом со мной! - Серёга иронизировал, как добрый полицейский.
  Он знал, что сирианок не допускают на Уралтрак, на стратегический завод.
  Кто доверит инопланетянке станок, если на станке вытачиваются детали для флаеров, которые воюют с Сириусом?
  И в школу рабочей молодежи, и в ПТУ не берут сирианок, нельзя, потому что - беженки.
  - Если бы я могла, если бы только... - Аэлита снова заплакала, Серёга не успокаивал девушку.
  - Куришь? - Серёга протянул девушке сигаретку, как спасательный круг.
  Взял себе последнюю сигаретку, смял пачку и бросил под ноги.
  Сирианка подняла пустую пачку и отнесла её к мусорнице, как в хранилище Центробанка.
  - Не курила, но с тобой - всё на свете, любимый! - Аэлита прикурила, закашлялась, как белка в огненном колесе. - Крепкие! Но я привыкну к сигаретам, верь мне, Серёга!
  - Дура! - Серёга похлопал девушку по спине.
  Возникло желание провести рукой ниже и ниже, но Серёга отшвырнул желание, как бомбу. - Курение - для настоящих мужчин и женщин, для тех, кто славит страну трудом!
  А курение без смысла - мажорство! - Серёга вспомнил Елену, её друзей мажоров, но резкой боли в груди не ощутил, только - грусть, как осеннюю печаль.
  - Ты честный, Серёга! Порядочный, словно расписание электричек.
  А сколько нехороших мужчин смущают разум бедных девушек.
  Они думают, что если сирианка, беженка, то с нами можно обращаться, как с половыми тряпками? - Аэлита снова закашлялась, подавилась дымом, но Серёга на этот раз не постучал по спине девушки, словно выработал ресурс. - Я в кустах прячусь, как только вижу подлого мужчину, маньяка.
  Они - нехорошие, злые - макаки!
  Из-за одного разбойника Наташа, беженка, моя подруга в петлю полезла.
  Крючок в бараке не выдержал, Наташенька не умерла, но навсегда потеряла голос, как подбитая птица.
  Кому нужна сирианка без голоса?
  Серёга слушал Аэлиту и не понимал, словно девушка сидела в гигантской трубе и стучала по стене деревянной колотушкой для картофеля.
  - Наташка беженка? Зачем она? Кто она? Маньячка?
  - Не Наталья маньячка, а маньяка встретила на своём жизненном пути! - Аэлита терпеливо объясняла, радовалась, что Серёга не обрывает разговор, не гонит её от себя, как пыль придорожную. - Серёга! Слушай меня, я тебе правду говорю: и о Наташке, и о маньяке, и о своей любви.
  Наташа поверила человеку, Алиму, он вошёл в её доверие и в неё.
  Но затем продал торговцам органами.
  Алима не приняли на работу на Уралтрак, он с горя запил, а денег на алкоголь и на наркотики нет, вот и продал Наташу.
  Наташа вовремя узнала о беде, доложила в полицию, в полиции у неё отобрали все деньги, но от разборки на органы спасли, как зайца на мясокомбинате.
  Сердце моё щемит, душа переполняется отчаянием за подруженьку.
  - У тебя горе, у твоей синей подружки - горе, а я при чем? - Серёга удивлялся своим словам, но власть над девушкой, которая к нему привязана, наполняла Серёгу гордостью и жестокостью. - Ты рядом со мной, рассказала ерунду, набиваешься, хотя я тебя не люблю.
  Что я имею с тебя?
  - Я тебе пирожки принесла, с яблоками! - Аэлита развязала узелок, достала аккуратный пакетик с маленькими круглыми пирожками. Слёзы капали на пакетик, девушка держалась, прогоняла от себя обиду на Серёги. - Я набрела на улице Цвиллинга, рядом с нашим бараком, стихийный совхозный рынок.
  Бабушка домой спешила, поэтому уступила мне яблочки, недорого, как в столовой для беженцев.
  Пожалела меня, а я рада, так рада, что тебе пирожки сделала.
  Ты бы меня предупредил, что уезжаешь с ночёвкой, я бы пирог с картошкой тебе приготовила, Серёга!
  Посмотри, как ты похудел за два дня, словно работал всю ночь.
  - Работал - не работал, тебе какое дело, сирианочка? - Серёга смотрел на девушку тяжелым, как болванка, взглядом. Сирианка под давлением опустила глаза, плечи её дрожали, словно работала с пневматическим молотком на строительстве трамвайного депо. - У меня достаточно сил, чтобы я высказал, всё, что думаю о ситуации!
  Десантура! Рабочая закалка!
  - Почему ты груб со мной, словно я - башмак, а ты - щётка из свиной щетины? - Аэлита встала, но не смотрела на Серёгу, словно у него выросла вторая голова. - Я люблю тебя, на многое пойду ради тебя, но честь свою не потеряю.
  Никуда моя любовь не уйдёт, и, если ты, Серёга, гонишь меня словами и делом, я уйду.
  Страдания разорвут моё сердце, душа моя заплачет, и до конца дней своих я не полюблю больше никого, кроме тебя.
  Но зачем тебе мои страдания, Серёжа?
  Ты - добрый, хотя иногда напускаешь на себя таинственную грубость, словно тебя обидели на собрании Уралтрака.
  Я не стану препятствием в твоей любви, если ты полюбишь другую.
  Но никто не отнимет у меня любовь к тебе!
  Если мне кто скажет, что ты - не добрый, я не поверю.
  И упоминание о тебе, любая весточка поднимут меня выше облаков.
  Я не понимаю, почему ты молчишь сейчас, и твоё молчание пугает меня сильнее, чем стадо волков.
  Если тебе не нужна моя любовь, то не прогоняй меня и не оскорбляй.
  Гордость не позволит мне оставаться, если град упрёков и издевательств обрушится от тебя на мою головку.
  Гордость пострадает, но любовь останется.
  - Я пошутил! - Серёга встал, пошатнулся, и Аэлита тотчас придержала его за локоток, словно мечтала, чтобы Серёга оступился, а она поддержит в трудную минуту. - Дружба! Любовь - прекрасные чувства!
  Серёга надеялся, что сирианка не уловит иронию в его словах, так скользкий налим выскакивает из-за пазухи рыбинспектора.
  "Кажется, что ничто меня не взволнует, после попойки и мечты о золоте Аркаима.
  Нестерпимая боль разрывает голову, и голос прекрасной синенькой девушки врывается в меня, как стадо баранов в свинарник.
  Горькая душевная уединенность Аэлиты со страстной настойчивостью пытается войти в мою квартиру.
  Я раньше удивлялся, как и каким Макаром девушки женят на себе старых холостяков и женоненавистников.
  Оказывается, что кадрить мужика, упёртого, который решил, что никогда не женится - огромная работа, как три плана за день.
  И девушки работают, охмурят мужиков - так гончая терпеливо преследует зайца.
  Охотницы за женихами выжидают, и, когда мозги мужчины поедут не в ту сторону, когда мужчина даст слабину, сойдёт с ума, то рядом оказывается подруга утешительница.
  Моментальное окручивание, ЗАГС, дети.
  Мужчина не успеет опомниться, как с удивлением обнаружит, что пять лет уже женат, что женщина, которую он вынужден любить или терпеть, штопает на кухне старые носки, но штопает не из-за бедности, а потому что показывает "Я - мастерица! Без меня дом развалится".
  Девушки тащат мужиков на курорты, в постели, придумывают заманивающие трюки, и ещё ни один псих не устоял перед женским натиском.
  Клин клином вышибают русские мужики.
  Найду ДРУГУЮ девушку, и сирианка уже не станет актуальной, как золотой дождь.
  Ленка! Как же мне подойти к Ленке?
  Аэлита - порывистая, гордая, чистая, добрая - пирожки с яблоками испекла, последние деньги потратила на меня.
  Ленка - мажорка, хозяйка жизни и производства, но неуловимо меняется в рабочую сторону, как кобра".
  - Я в смятении чувств, словно на солнечной поляне! - Аэлита рекламировала себя, говорила, чтобы Серёга не замкнулся в ореховую скорлупу, как жук навозник. - Пылкая, глубоко страдающая, откровенная в своих чувствах, красивая по вашим, земным меркам, и по Сирианским - очень красивая.
  Я люблю тебя, Серёга!
  "Любую фразу заканчивай словами "Я люблю тебя!" и белиберда, пустословие озарятся добрым светом, как от лампочки Ильича, - Серёга отряхнул штаны, пшикнул на кошку, что оставляла блох около ног. - В туалет припёрло, вот и вся романтика, иначе разговор бы я продолжил разговор.
  Девку не прогоню: кто мне ещё скажет "люблю"?
  Пусть остается про запас, повышает мою самооценку, которая утонула в колодце.
  Ха! Аэлита на всё ради меня готова, она - ручная пантера, так пусть помогает с золотом на Аркаиме.
  Вроде бы, не предаст, не заложит мусорам и бандюкам. - Серёга забыл, что раньше рассматривал кандидатуру Аэлиты в помощницы, но не полагал эту помощь реальной. - Хоть какая польза с девки, а дальше - посмотрю!
  Ох, и красивая, сирианочка!
  Но в постель - нельзя, иначе разделю судьбу Сашка, который подчинен своей Светке, как мышь в электрошкафу подчиняется закону Ома.
  - Ну, это, Аэлита, слышь!
  Ты девушка - нормальная!
  - Правда? Я так счастлива! - на глаза сирианки набежали слёзы радости, и Серёга отметил, что слишком чувствительная девушка. - Я не стыжусь своей откровенности, Серёга, потому что любовь обнажает не только тела, но и души.
  Без тебя я засохну, как роза без воды.
  Девушка опустила голову на плечо Серёге, Серёга отстранился ("Увидят меня с сирианкой, а потом всем моим подругам доложат!"). Аэлита округлила очи, и полным решимости голосом снова произнесла на выдохе, как в саксофон: - Я люблю тебя, Серёга!
  Слышишь, дорогой мой человечек! Я люблю тебя! - Девушка закрыла глаза, как на свадьбе любимой подруги.
  Серёга раздумывал - не поцеловать ли сирианку, но потом ущипнул себя, чтобы нарастающая волна желания ушла к месту щипка, а не в орган.
  - От твоего признания не задохнулся от счастья, и даже скажу - оно приятно мне.
  Но, Аэлита, - Серёга приложил палец к губам девушки, чтобы новый поток благодарности и слов любви не сбил его с ног. - Но гложет меня одна печаль, девушка.
  Печаль эта материального свойства...
  - У тебя порвались штаны, любимый? Я заштопаю, милый мой!
  Я мастерица, не хуже Ивановских ткачих!
  - Золото...
  - Золото! Что золото? Я - золото? Спасибо, Серёга за комплимент!
  - Я нашёл золото и ищу попутчицу, чтобы его вывезти, - Серега, наконец, высказал затаённое, и внимательно смотрел, как отреагирует сирианка.
  Девушка в любви ответила так, как и ожидал Серёга после её признаний в любви!
  - Всё для тебя сделаю, дорогой Серёга!
  Если надо - погибну за тебя.
  Золото? Помогу с золотом, хотя оно и тяжелое.
  Ничего страшного, что надорвусь, но главное, чтобы ты получил желаемое, а я тебе помогала.
  Скажи, что я должна сделать, и я тут же полечу на крыльях удачи, - лицо девушки от волнения побелело, и робкая синева скрывалась под румянцем. - Хоть золото, хоть навоз руками разгребу, хоть трупы разлагающиеся - мне всё нипочём, лишь бы тебе хорошо!
  Я вижу, что боль застыла в твоих очах, что ты отрешен от насущного, личико твоё осунулось, Серёга!
  - Навоз - не нужно! - Серёга представил красивую девушку в навозной куче и засмеялся, как павлин в зоопарке на площади Ярославского.
  "Как в сказке про Золушку!
  На следующую встречу в "Звездочке", или на профсоюзное собрание соберется актив Уралтрака.
  Вдруг, раздастся сильный грохот - от страха мажоры Ленки сбегут на Марс.
  Все испугаются - не Сириус ли атакует?
  А я небрежно скажу с трибуны съезда:
  "Не волнуйтесь, это моя сирианочка навоз лопатами кидает!"
  Чудеса самоотверженности, как в горящем флаере на поле космической битвы".
  - Я собралась с мыслями, Серёга! Я не подведу! Только ты, любимый, не передумай! Не бери другую девушку в помощницы! - Аэлита, словно стала выше ростом: - Я глупая, бессердечная, несострадательная.
  Как я не увидела, что тебя гложет проблема?
  Эгоистка! Приползла со своими чувствами, с всепроникающей любовью, а о твоих делах не спросила.
  Раскаиваюсь, сострадаю, понимаю и я с тобой!
  Словно пелена упала с глаз моих - так с головы невесты падает белый платок.
  Вот почему, любимый, ты хмурый!
  Чёрствая я! Как я не заметила, что ты убит решением важной проблемы, что тебе не до меня?
  Но счастье постучалось в сердце моё! - Аэлита сжала ручками сухую ладонь Серёги, словно держала свежий хлеб. - Волосы твои мягкие, шёлковые, они всю наблюдательность у меня отбили, как сапогом по почкам в полиции.
  Любовалась твоими волосами, а о твоих печалях не подумала, нехорошенькая!
  Ты, Серёга, мужественный, сильный, я верю, что справился бы и без помощника, без меня, но второй человек, особенно, влюблённый, преданный, тебе не помешает для страховки.
  - Аэлита, ты приходи в следующую пятницу, на это место, во двор вечером... - Серёга не смотрел в глаза девушки, потому что по понятиям - прогонял её сегодня, а в следующую пятницу не назначил встречу у себя дома, а - на улице, как с кошкой. - Сгоняем в одно местечко, потом - отпразднуем.
  - Даже, если на работу поставят вечером в пятницу, я попрошу подружек - они меня поймут и с радостью заменят! Счастье-то какое!
  Ты не подумай, Серёга, я не завлекаю в лживые сети любовные тебя, я - от всей души!
  Разве можно говорить о любви лживо?
  Я знаю, что умру, но не обману любимого человека, никого не обману!
  Я беспокоюсь о тебе всей душой!
  И сердце твоё уже не одиноко!
  - До конца улицы провожу! - Серёга снова оборвал поток слов девушки, торопливо, потому что потребность пойти в сортир выросла в геометрической прогрессии, повел девушку со двора, как козу в столовую.
  Они шли быстро, Аэлита не верила в своё счастье, и вскоре перед ними открылась стройплощадка.
  Серёга искоса взглянул на девушку - дальше идти не хотел, опасно!
  Брови Серёги сурово сдвинуты, как у соболя.
  Аэлита около стройки оживилась, подталкивала Серёгу обратно:
  - Серёга! Иди домой, здесь неспокойно, банды бродят.
  Я проскочу, меня не тронут, я - бедовая!
  Я провела в Челябинске зиму и весну, сроднилась с замечательным городом, удивительными добрыми людьми!
  Каждый камень мостовой, каждая трещинка в асфальте - мне до боли знакомы.
  И каждый раз, когда я охватываю мысленным взором громадину Челябинска, сердце моё наполняется музыкой небесных сфер.
  От величественной картины захватывает дух и прошибает непрошенная молодая слеза.
  (Со стройки донеслись истошные вопли, послышался крик убегающего парня.
  Среди народа на дальней остановке началась суета, люди доставали из карманов ножи, из авосек - баллончики со слезоточивым газом.)
  Аэлита переполошилась, как на войне:
  - Серёга! Я провожу тебя до дома?
  Можно? Там - хулиганы!
  Бежим, Серёга, бежим скорей!
  - Я сам добегу! Заводской парень от пули убежит!
  До пятницы, Аэлита!
  И Серёга, что есть духу в пятках, побежал вниз по улице, к родному дому.
  
  На следующий день в рабочий полдень к Серёге подошёл в курилке Михалыч.
  Берет у старого мастера надвинут на лоб, что говорило о серьёзности предстоящего разговора, словно Михалыч вступал в партию зеленых.
  - Как у тебя с бабами, Серёга? - Михалыч спросил и засмеялся, как жареный петух.
  В уголках очей наставника играли добрые смешинки правды и понимания.
  - Почему с бабами? - Серёга вспотел, будто только что уронил на ногу разводной ключ.
  "Неужели, узнали об Аэлите?
  Ленке донесут, как яйца в корзине.
  Конечно, я Ленке - никто, пустое место, но пока остается шанс.
  А с Аэлитой - никакого шанса.
  Разве простит мне Ленка, что я с красавицей сирианкой дружу?"
  - Не с бабами, так с пацанами? Любишь мальчиков? - Михалыч закурил крепкие папиросы "Уралтрак", смотрел в глаза Серёги, как на допросе.
  - Шутки у тебя, Михалыч, папуаские.
  Говори, что надо! Я не амстердамец, чтобы о мальчиках речь вести.
  - Поручение к тебе от коллектива, Серёга!
  Молодого паренька на поруки бери, потому что никому он больше не нужен.
  Помогай ему в работе, пусть осваивает рабочую специальность под твоей опекой.
  - Чтооооо? А вы, наставники, старые мастера, зачем нужны?
  Молод я, чтобы над другими шефство брал, как в армии.
  И план с трудом вытягиваю, как бабу из болота.
  А с подопечным - так, вообще, никакого плана, - одни убытки и позор.
  - Надо, Серёга, надо! И план нужен, война, понимаешь!
  И забота о подрастающей смене - необходима.
  Ты, хоть Дьякову жалобу пиши, хоть у него в кабинете пожар раздуй, но никто с тебя ответственности не снимет за молодого.
  Не наш он, не династийный, но уже - рабочий парень, Уралтраковский. - Михалыч показал на худого белобрысокого паренька в углу курилки. Подмастерье курил "Уралтраковские" и прихлебывал из железной бутылки "Жигулёвское". - Степан Иванов его зовут.
  Почти сирота, как вечный рабочий.
  Отец его на Сириусе в войну сгинул.
  Мать в Китай на заработки уехала год назад, словно ей пятки скипидаром намазали.
  Красивая стерва, балерина.
  Паренёк без присмотра остался, как лещ в проруби.
  - Нет! Я не нянька! Пусть другие с детьми работают! Я не смогу!
  - А Лёха бы смог! - Михалыч вздохнул, и покачал головой. Пепел с папиросы упал на рабочий ботинок. - Знаешь Лёху? Молодец парень, как Суханов Игорь Васильевич! - Михалыч засмеялся, вероятно, вспомнил один из подвигов Лёхи, когда Лёха смог, а другие не смогли.
  И нотой к смеху Михалыча в раздевалке послышался голос Петровича:
  - Слышали, что Лёха взял на себя? - И не дождался ответа, потому что в нём не нуждался: - Взял под опеку двух молодых пареньков, а свой план обязался перевыполнять на тридцать пять процентов.
  ВО!
  - Лёха смог, а другие и одного подопечного боятся, - Михалыч сокрушенно качал седой головой, как китайский золотой павлин. - Лёха сможет и план и помощь!
  Да, этот парень Лёха - может!
  Серёга понял, что не выкрутится, тем более, когда на помощь Михалычу пришёл ещё один знатный мастер, передовик производства.
  - "Жигулёвское" не кислое? - Серёга подсел к Степану, взял бутылку, отхлебнул: - В самый раз!
  Ты, парень, назначен мне... нет, я назначен тебе...
  Короче...
  - У кого короче? - Степан пошутил старой школьной шуткой.
  - Шутка хорошая! - Серёга от неожиданности, что хмурый паренёк иронизирует, захохотал: - У тебя короче, потому что ты молодой ещё!
  - Может, прямо сейчас пенисами померяемся? - Степан говорил серьёзно, и Серёга не понимал: шутит мальчишка, или всерьёз говорит, как в армейской бане, где новослужающие традиционно меряются пенисами.
  - Недосуг мне пиписькой на работе махать! - Серёга хлопнул себя по ляжке, полетели пыль и стальные стружки. - Другие могут и план и наставничать, а я не могу.
  Так что - каждый за себя, пацан.
  Если, конечно, внапряг у тебя получится, то подойди, спроси у меня.
  Совет дам, а к твоему станку не стану.
  Нафига мне нужно свои деньги терять, да тебе заработок отдавать?
  Ищите среди могучих дубов! - Серёга зло сплюнул под ноги, встал, как стрелец в утро стрелецкой казни. - Иди к станку, перерыв - ёк!
  Если халат на бобину намотает, или током шибанет из электрошкафа - кричи, откачаем!
  - Пиво допью, и пойду! - Степан приложился к бутылке, к источнику знаний.
  "Сообразительный парень!
  Есть в нём рабочая жилка, - Серёга усмехнулся, как проводник в поезде под откосом. - Ни "да" мне не ответил, ни - "нет".
  "Да" - значит должен, "нет" - разозлил бы меня, а это парню не с руки.
  Если не погибнет под резцом, толк из него выйдет, как из негра в Африке!"
  До конца смены Серёга нарочно не смотрел в сторону Степана за работающим станком.
  Пару раз он слышал звук падающего прутка и отчаянный мат мальчика.
  Но ситуация не выходила из-под контроля, и Серёга не напрягался, как в шалмане, где подают свежее пиво "Челябинское светлое".
  После заводского гудка Серёга небрежной походкой бывалого моряка кастрата подошёл к подопечному.
  Михалыч не интересовался пареньком - сдал с рук на руки, и - свободен.
  Степан выполнил план на семнадцать процентов, но не горевал, а даже насвистывал.
  Под ногами подростка скрипела металлическая стружка, по кожуху станка стекало горячее масло из дырки в маслопроводе.
  - Рабочее место, почему не убрал? - Серёга спросил тягуче, ответ его не интересовал: что убрал Степан, что не убрал - всё равно, денег Серёге не принесет этот факт.
  - В конце недели уберу сразу всё! - Степан зевнул, закурил около станка, как возле сортира. - Тяжело мне, молодой организм требует витаминов и отдыха.
  Вот когда нагуляю рабочий жирок, тогда и спрос с меня другой пойдёт, как с шалманщицы.
  - Ну, ты, наверно прав!
  Поступай, как велит сердце и кошелёк.
  Сириус на голову нам не свалится, перемычка в сердце не лопнет, если ты не уберешь рабочее место.
  
  Неделя прошла, как в пьяном угаре в "Березке".
  Серёга волновался, постоянно перебирал вещи, которые возьмёт с собой на Аркаим.
  Несколько раз он видел Аэлиту на скамейке в скверике около дома, но не подходил к девушке, а кивал издалека.
  Аэлита тоже не подходила, не отвлекала любимого мужчину.
  Если Серёга не зовёт её, то значит - так и нужно!
  В пятницу неприятности на тонких рахитичных ножках пришли с утра.
  Степан заснул за станком, его халат намотало на бабку, и, если бы Серёга случайно не заметил, то резец прошелся бы по руке подростка.
  Серёга остановил станок, отрезал кусок халата подопечного, а самого пацана, который, наверняка, вчера хорошо выпил, положил у станка в железные стружки спать.
  В рабочий полдень в столовой Серёга увидел Лизу, как картину.
  Девушка, потому что чужая, казалась ослепительно красивая.
  С Лизком заигрывал старый мастер Никифорович, и девушка хохотала от души, молодая, красивая, белая.
  Около дома Серёгу остановили полицейские, долго сверяли фотографию в паспорте с лицом Серёги, затем взяли штраф пятьдесят рублей - без объяснения причины.
  Но Аэлита не подвела, и Серёга успокоился, насколько может успокоиться рабочий парень, который собрался за золотом.
  Девушка вышла из кустов в ослепительном сиянии, словно лампочка выныривает из морской бездны.
  Розовое платьице до коленочек, ботинки на толстой подошве, зеленые ленточки в волосах, кружевные чулочки.
  За спиной прелестницы - вместительный армейский рюкзак, набитый до круглоты.
  - Ботинки - походные, я одолжила у подружки, - Аэлита оправдывалась, словно только что вылила на голову бочку мазута: - Они помогут и в драке, и в любой опасной ситуации.
  Ленточки - очень прочны, а веревка нужна в любом деле.
  Платье - просторное, не сковывает движения, и я не надела нижнего белья, чтобы в случае опасности ничто не мешало моим ногам.
  - Разве трусы помешают драться? - Серёга спросил, прогнал розовый туман, развел желание руками.
  "Аэлита накапливает очки, и добьётся, что я без неё не засну.
  Терпение, Серёга, терпение заводское.
  Лёха бы противостоял натиску красавицы.
  Он говорил, что без любви - нельзя.
  Лёха бы смог, и я смогу.
  Возьму золото, и тихонько исчезну из города и из страны.
  Прощай, Россия, здравия желаю, Китай!
  А Аэлита пусть страдает, она же сама подписалась на страдания!"
  - ЭЭЭЭ! Подожди, я подгоню машину, загружу вещи, и - в бой. - Серёга показал взглядом в сторону скверика. - Ты подожди на скамейке, а то слишком яркая, цветная.
  На тебя глазеют, а это для нашего дела - опасно!
  - Я красивая для тебя, Серёга? Нравлюсь? Спасибо! Спасибо огромное! - сирианка подпрыгнула (мелькнула правая ягодица с татуировкой - Сириус всходит над горой). - Я в землю лягу, чтобы меня никто, кроме тебя не видел!
  Можешь подъехать на машине, а дверь оставь открытой, как в кино.
  Я прыгну в машину на ходу, чтобы на остановку тормоза не тратились и бензин.
  - Не надо каскадерских трюков, мы не в Нидерландах на льдинах! - Серёга засмеялся, но тут же сник, представил, как Аэлита прыгает, как оголяются... - Напрасно ты не надела нижнее бельё.
  Меня отвлекает.
  - Отвлекает? Ах! Я не подумала, - Аэлита придержала подол платья, словно спасательный круг. - Я думала, что ты... что тебе...
  Люди! Сириане! Я - самая счастливая девушка во Вселенной!
  Серёга, если хочешь, я надену нижнее бельё.
  - Не кипишуй! Сойдёт и так! Нет времени на примерки, одевалки, раздевалки, - Серёга подивился своей мудрости, спокойному голосу, рассудительности, как у старого киластого мастера.
  "Наверно, наставничество на меня действует, как таблетки!
  Если я почувствую себя мудрым, значительным - пиши - пропало, это и в сказках братьев Гримм прописано.
  Самодостаточных и состоявшихся девушки охмуряют легко, как загипнотизированных ёжиков!"
  В машине Серёга попросил, но в голосе сквозили приказно-умоляющие нотки:
  - Аэлита! Ты, пожалуйста, располагайся на заднем сидении, по-королевски.
  Ага, тряпки и рюкзаки мне на переднее перекинь, как мяч в баскетболе.
  Бутылочку с водой оставь на заднем - вдруг жажда горло раздерет, не в пустыне - выпьешь.
  - Но почему другие ездят на переднем сидении? - Аэлита, послушно, как курочка на фабрике, присела сзади-справа Серёги. - Я думала, что на переднем - лучше, потому что так садятся в дорогом ресторане.
  Ты стесняешься меня, Серёга?
  Боишься, что нас заметят вместе, подумают, что мы - муж и жена, или - любовники со счастливыми лицами?
  - Не всегда на переднем сидении - значит, выгодно! Богатые люди никогда не садятся рядом с шофером, словно боятся блох. А тебя попросил, чтобы ты коленками передо мной не сверкала, серебряными зеркалами своими, - Серёга переложил алюминиевую фляжку с водкой ближе к себе. - Отвлекает от управления автомобилем - так тигра от охоты отвлекают зайцы.
  Коленки в каком бутике купила?
  - Что? Почему купила коленки? - Аэлита удивлена, губки её растянулись: девушка неумело отреагировала полуулыбкой, как будто виновата в воровстве орехов из городского парка. - Коленки мои - от рождения, только подросли.
  А земные девушки меняют коленки в течение жизни?
  - Не засоряй голову, я так пошутил! - Серёга в отличном настроении погнал машину, как космолёт. На пересечение с улицей Кашириных чуть не сбил толстую бабку, больше похожую на домну, чем на бегемота. Бабка погрозила вслед машине огромным пластмассовым костылём. - Видишь, Аэлита, даже разговор о коленках сбил меня с дороги, а, если бы ты рядом сидела, то в аварию бы попали, как индюк в пирог.
  Женщины отвлекают мужчин от вождения, а красивые женщины - основной источник аварии.
  - Спасибо! - Аэлита не поняла до конца основную мысль Серёги, но уловила, что он находится в отличном настроении и сделал тонкий, как лист папоротника, комплимент. - Сирианские мужчины не интересуются женскими коленками, вот я и не понимаю, словно вату скушала.
  Ты уж, извини, меня, Серёга!
  - За что? За Сирианских мужчин? - Серёга попользовался случаем, получал новые знания об отношении сириан и сирианок. - Мне до ваших мужчин - как до Сириуса.
  Если им не интересны коленки красивых девушек, то чем интересуются ваши мужчины, ну - сирианские мужики?
  - Друг другом они интересуются, и сексом в попу! - Аэлита смотрела в окно, покраснела под синевой кожи. - Мы же давным-давно ушли с Земли, на более благодатные планеты Сириуса, а свобода и благодать приводят к однополой любви.
  Наши предки, те, кто остался на Земле, и твои предки, не настолько оцивилизовались, чтобы всю любовь свести к анальному сексу.
  Почти все беженки с Сириуса впадают в радостный шок, когда узнают, что земные мужчины практикуют иную любовь - спереди, и поэтому, как и ты, обращают внимания на переднюю часть женщин.
  Серёга почувствовал, что тема неприятна девушке, но настолько удивился, что разрабатывал вопрос, как угольную шахту:
  - Так ваши мужики, если переведем на мужской заводской язык - гомосеки и извращенцы? - Серёга захохотал, Аэлита ничего не ответила, и Серёга смягчил положение, как в воду добавил масла: - На Земле - та же беда: чем цивилизованнее общество, тем быстрее мужики становятся педофилами и педерастами, отчего снижается рождаемость, а страна приходит в упадок.
  Ботаники говорят, что раньше Европа и Америка держали все страны в руках, а потом, из-за половой распущенности, когда мужики брали в мужья друг друга, страны ушли на дно морское.
  Города Содом и Гоморра тоже сгинули из-за гомосеков.
  - Не ботаники, а - историки!
  - Что? Историки - гомосеки? - Серёга увернулся, даже сбавил скорость, словно боялся, что на дорогу выскочит красавец мужчина в синих чулках.
  - Извини, Серёга, что я тебя поправила, как учительница, но ты сказал - ботаники, а я знаю, что изучают прошлое - историки.
  Но суть разговора не меняется, как золото в воде.
  - Ишь ты! Учительница первая моя! - Серёга помахал рукой Витьку, притормозил. Витёк пил пиво на остановке у ларька, и не заметил машину Серёги. - В нашем разговоре много непонятного для инопланетянок, так что учись у меня, а не учи.
  И историк у нас - ботаник, и поэт - ботаник, и певец - ботаник, потому что - очкастые, как летучие мыши.
  - Я запомню, Серёга! Спасибо! - Аэлита обрадованно захлопала в ладошки, словно гениальному певцу Сергею Баянову. - С тобой я чувствую себя поразительно легко, будто меня надули, и я летаю, как воздушный шарик над Челябинском.
  - Надувают лягушек и лошадей в попу. Ещё надувают при торговле! - Серёга вздохнул и поинтересовался, как в историческом музее: - Ты ни разу не спросила меня про маршрут, не поинтересовалась на сколько дней уезжаем в другой Мир.
  - А разве это имеет значение, если я тебе нужна хоть на маленький промежуток расстояния и времени? - Аэлита отхлебнула из бутылочки, ойкнула, как мышка над сыром в мышеловке. - О! Серёга! Я отпила глоточек и теперь взволнована, что пью твою воду, а тебе не предложила.
  Но не волнуйся, я исправлю свою ошибку: справлюсь с любым ответственным заданием, которое от тебя исходит, как дым над озером.
  - Что? Кто тебя научил этим дурацким сравнениям? - Серёга усмехнулся, прибавил скорости - "Москвич" легко обходил дешевые иномарки, как песка в глаза подсыпал. - В Степном пообедаем, в шалмане "Баран".
  Не знаю, почему хозяин назвал заведение "Баран", но кормят там прилично, даже душ и туалет бесплатные для дальнобойщиков.
  Рыбу в кляре возьми, рекомендую.
  - Я! Я не голодная! - Аэлита старательно смотрела в окно, словно искала посадочную площадку для Космолета. - Ты за меня не волнуйся, Серёга!
  Из дома я взяла нам печеную картошку, хлеб.
  Ты покушай в шалмане, а я машину посторожу - вдруг, кто позарится?
  Автомобиль дорогой, красивый.
  - Дорогая машина, но слишком много ей лет, моя ровесница! - похвала машине по душе Серёге, как сахар собаке. - Но что "Москвичу" сделается?
  Это не какая-нибудь европейская или американская развалюха, не тухлый "Мерседес" и не "Форд" из которых детали сыплются, как горох из стручка.
  А ты, Аэлита, не скромничай, брось страхи свои, что меня объешь, не слониха.
  Я понимаю, что у тебя мало денег, или нет совсем, как у церковной мыши - беженки бедно живете, но земные мужчины платят за своих дам, или с дамами не ходят.
  Даже, если девушка захочет, то в шалмане "Баран" не объест - там сытно и дешево, как в "Уральских блинах".
  Серёга вспомнил, как прошлый раз возвращался из шалмана "Уральские блины", где обкушался красной икрой и водкой:
  "Мне пироги приносила, а сама хлеб и картошку кушает, красивый поросёнок.
  И не знаю ещё, может быть, хлеб и картоху взяла взаймы у подружек или на рынке после торгов насобирала, бедняжка.
  Впрочем, что я жалею беженку?
  Не родная же она мне!"
  - Деньги появятся, скоро зарплата, - Аэлита говорила, щебетала в своё оправдание, как канарейка в клетке на Птичьем рынке. - Я поиздержалась, помогали подружке Валентине.
  Она недавно прилетела с Сириуса, её там маньяк порвал частично.
  - Снова маньяк? Попу порвал? - Серёга свернул по указателю на Южноуральск.
  - Угу.
  Дальше дорога шла в деловом режиме, как военная тропа.
  В Пласте на заправке Серёга поругался с кривым мальчиком, который продавал дешевые американские телефоны.
  За руганью Серёга не заметил, что ему в бак недолили два литра, а бензин не девяносто восьмой, а - девяносто пятый.
  В Степном в шалмане "Баран" Серёга насильно заставил Аэлиту взять самую дорогую рыбу и баранину.
  Затем упрекал себя, как вол перед ослом и ворот ами:
  "Может быть, девушка хотела другого, более дешевого, но по своему вкусу?
  А я, барин - бери самое дорогое, как жизнь.
  Но кто их поймет, красавиц-прелестниц?
  Купишь им дешевое - скажут - жадина, купишь самое дорогое, а они губки надуют и скажут, что это не любят!"
  Агаповку проскочили, потому что Агаповка славится бандитами и душевно больными.
  Тридцать лет назад в Агаповке открыли богадельню и приют для душевнобольных.
  В Агаповке мальчик с отсутствием интеллекта на лице бросил в машину Серёги пустую бутылку.
  В Кизильском Серёга купил сушеного сладкого кизила.
  Кизил оказался с тухлинкой и до Обручевского Серёга плевался, словно надоенный бык.
  Аэлита старательно жевала, жалела ягоды.
  В Обручёвском дорога нормальная закончилась, и пошла бетонная взлётная полоса.
  На стыках "Москвич" подпрыгивал, и Серёга озаботился, как мать с коляской:
  "Когда обратно с грузом золота поедем, то не раскидает ли золото по дороге?
  Недалеко от Челябинска, а дорога, словно на Луне.
  Нет здесь мастеровых парней с чубчиками!".
  Серёга вспомнил Лёху, усмехнулся:
  "Лёха бы дорогу привёл в порядок!
  Лёха бы смог!"
  В Измайловском дорога опять зеркалом легла под колеса.
  И радовала до Новокондуровского - так скрипка "Иванова" радует скрипачей.
  После Новокондуровского Серёга забыл и о дороге и о заводе и об Аэлите.
  Триста двадцать килограммов золота приближались неумолимо, подобно орде беженок с Сириуса.
  
  В Аркаим Серёга ездил с экскурсией три года назад, и с того времени, как и с доисторических времен, ничто не изменилось.
  Бараки для туристов, генераторы, столы, унылая степь, круглые жёлтые лица местных.
  - О! Газим! Сколько лет, сколько зим! - Серёга преувеличено бодро пошёл навстречу хозяину туристических бараков. По дороге вляпался в какашки барана, но сделал вид, что всю жизнь мечтал в Аркаиме войти в бараньи каки. - Ты всё цветешь, братун.
  Пить не бросил?
  На этом поток стандартных приветствий иссяк, как вода в Утяганке после заплыва натуристок из Бразилии.
  - Здравствуй! Надолго к нам? И девушка очень красивая! - широкое лицо Газима не выражало никаких чувств, словно только что жарилось на сковородке с подсолнечным маслом.
  Серёга видел, что Газим не вспомнил его, как и мать своих детей, поэтому помог распорядителю.
  - Помнишь, как мы три года назад, на Троицу напились до посинения.
  Тебя отмачивали в Караганке, а ты артачился и требовал, чтобы немедленно, в час ночи поехали в Магнитогорск к девкам.
  - А ты, Серёга, всё тот же баран! - Газим вспомнил и засмеялся, словно открыл клапаны в скороварке. - На столе стоял на четвереньках и блеял, говорил, что ты - жертвенный барашек! - Маленькие глазки Газима бегали по телу красавицы Аэлиты, как нано жуки.
  Директор туркомплекса, как компьютер флаера "Аркаим" просчитывал: сколько денег заплатит Серёга за постой, сколько водки привёз на этот раз, и, можно ли подкатить к синенькой сирианке, когда Серёга напьется и отрубится.
  Последняя идея - очень сомнительна, потому что Газим не верил, что перепьёт Серёгу, но сама мысль - приятно грела розовыми мечтами.
  На губах Газима выступила розовая пена, слюни потекли на безволосую грудь.
  - Газим! Нам жильё, на пять дней! - Серёга сказал, а Аэлита от радостного волнения вскрикнула. - Не самое плохое, но и не самое дорогое, как кремлевские палаты.
  Ты же знаешь!
  "Можно и самый дорогой барак, но Газим заподозрит неладное!
  Когда это, заводской парень, который приехал с девушкой пьянствовать, потратит много денег на удобства?
  Газим, как и все местные, помешан на мысли, что весь Мир, а теперь и вся Галактика, только и мечтают, чтобы увезти камень из древнего Аркаима".
  - Эээ! Братан! - Газим мимикой изобразил вековую печаль башкирцев. - У меня всё зарезервировано, тут не Челябинск.
  Но для тебя, Серёга, пожертвую! - Газим привёл в вагончик, который считался "Люксом", потому что в нём - унитаз и душ: - Бери, пользуйся, с тебя возьму цену меньше, как за простой номер!
  - Спасибо, Газим! Напьемся, - Серёга хлопнул Газима по плечу, вышиб пыль из надуманного друга!
  "Неестественно у меня получается братание с Газимом, как в плохом кино о партизанах!
  Харизматичный Лёха бы смог естественно, а я - без харизмы, поэтому - не смогу!
  Тьфу! Вот и я заговорил, как наши мужики: Лёха бы смог!
  Обойдусь и без Лёхи!
  А Газим, хорош Газим!
  На Аэлиту смотрит, словно на жертвенную овцу.
  Наверняка, думает, что напоит меня, а девушка не устоит перед его красотой и обаянием степного парня.
  Ха! Только, если бы мы пить сели, то Газим бы не удержался, и сам напился и превратился в жертвенного ишака".
  Серёга и Газим вышли из сараюшки, Газим показал на дальнюю пыльную площадку со следами колёс:
  - Машину там ставь, не украдут.
  У нас с ворами - строго, не то, что у вас, в Челябинске.
  - Вор, он и на Венере - вор, - Серёга улыбнулся, но подумал с неприязнью, словно в бочку с жидкими удобрениями голову засунул:
  "Распоясался ты, Газим!
  Уже пару раз меня оскорбил явно, и несколько раз - неявно, как дурачка.
  Где моя рабочая гордость? Почему не осадил местного царька, который командует баранами и пустыми бараками.
  Все вагончики у него, якобы зарезервированы, как билеты на выступления Антипа Воробьева.
  Никого, кроме нас нет, разве что - дедушка и бабушка какие-то приехали за чудесами Аркаима.
  Дед, наверно, надеется, что у него рога отпадут от целебного воздуха!"
  - Я шашлык к вечеру приготовлю? - Газим сказал почти утвердительно, и эта уверенность снова не понравилась Серёгу. - Барашек-марашек!
  В Челябинске мясо - тухлое, а у нас - с живого барана!
  - Конечно с живого барана лучше! - Серёга засмеялся, пожал руку. - До вечера, Газим!
  Напьемся!
  
  Серёга подогнал "Москвич" к вагончику, поставил так, чтобы Газим из своих окон не всё разглядел, подхватил мешок с тележкой и домкратом, втащил в вагончик.
  - Аэлита! Ты здесь подожди, не свети своей красотой на улице, а то у нашего общего друга маленькие глазки превращаются в блюдца для жирного кота.
  Аэлита? - Серёга опустил взор, как монах с улицы Ленина.
  Девушка полностью обнаженная стояла перед зеркалом, голубая статуя.
  Красота её неземной музыкой плеснула в Серёгу.
  - Я думала, что, если у нас одна кровать на двоих, то мы спим вместе, как муж и жена? - Аэлита целомудренно, по сирианской привычке, потому что девушки скрывают от своих мужчин тыл, повернулась к Серёге передом, как избушка на красивых ножках. - Серёга! Я поступила неправильно?
  Если ты взволнован, то я всё исправлю!
  - Мы уезжаем завтра на рассвете, или ночью, - Серёга ущипнул себя за правую ягодицу, словно пытал в застенках ФСБ. - Сегодня днём купаемся в месте слияния рек Утяганка и Караганка.
  Как молодожены резвимся - так надо.
  Вечером - пьянка с Газимом, но я не напьюсь, у меня - таблетка, и ещё одна таблетка - для Газима.
  Только моя таблетка - отрезвляющая, а для Газима - обалдевающая.
  Ночью, когда Газим пойдет смотреть сны про баранов - я сделаю то, зачем мы сюда приехали.
  Секс в расписание не входит, как в расписание автобусов на Аркаим, и подумал с тоской синей: "Разве заводской простой парень откажется от любви с Аэлитой?
  И от водки не откажется.
  Почему, одни парни - Лёха - могут всё, а другие - часть от всего?"
  Если всё получится, то, как и обещал, в Челябинске отдохнём на полную катушку. - Серёга выбежали из вагончика, в пять заходов перетащил вещи, так суетится беженец с земли на Сириус.
  На Аэлиту Серёга старательно не смотрел, боялся, что упадёт в пропасть, из которой, как и Сашок, не вырвется.
  Он отогнал машину за бараки, огляделся, как волк на псарне.
  Тело пылало, кровь била золотым ключом ниже пояса.
  Обнаженная Аэлита всплывала в памяти и заполняла собой всё вокруг.
  "Женюсь! Почему бы и не Аэлите, - рука Серёги скользнула в штаны, как "Скорая помощь" с улицы Героев Танкограда. - Обидно, что с Ленкой не сдюжил, что я хуже, чем её мажоры.
  А с золотом к Ленке не пойду - впадлу!
  АААА!"
  Серёга расслабился, потянулся и не заметил, как заснул в машине, словно в гробу поплыл по Утяганке.
  Проснулся он через два часа и почувствовал вину, словно обокрал детишек в детском саду.
  "Что подумает обо мне Аэлита?
  Ославился я от Солнца до Сириуса.
  А - ерунда, что подумает, мы не в бане с зебрами.
  Скажу правду - что заснул!"
  Серёга рукой прикрыл влажное пятно на штанах, зашёл в вагончик, чужой.
  Аэлита спала под покрывалом, которое, по замыслу Газима, заменяло одеяло.
  Вещи в вагончике аккуратно сложены, видно, что Аэлита наводила порядок, королева во Дворце.
  Серёга поднял рюкзак, звякнул домкрат, как будильник.
  Девушка проснулась, откинула одеяло, вскочила, словно ждала своего часа наступления.
  "Она спала в одежде! - Серёга в очередной раз удивился причудам красавицы, тому, как она внимательно слушает его и исправляет "ошибки". - Послушная любящая красивая жена - что ещё нужно простому рабочему парню, у которого за душой квартира, работа, старенький "Москвич" и триста двадцать килограммов золота.
  - Извини, Серёга, я заснула! - сирианка надула губки, словно на саксофоне играла. - Но я готова пойти туда и сделать то, что в моих силах для тебя, любимый!
  Жизнь сложна, и не суди по мне с первого взгляда, Серёженька!
  Во многих людях - ошибки и фальшь, а в тебе чистота под слоем золота.
  - Почему - золота? - Серёга всполошился - догадалась ли сирианка о золоте, но подумал, что через несколько часов она всё равно узнает - успокоился.
  - Золото - потому что дорогой и чистый метал, как Солнце.
  Ко мне сватался недавно Алексей, пустой человек, нерабочий.
  Я сразу его невзлюбила, словно мне камень на душу положили могильный.
  Не всегда полагаюсь на внутреннее чутьё, оно требует тщательной проверки любовью.
  И только опыт, и безоговорочные суждения о любви приводят к истине, как Бекки привела Ивана к горячему камню.
  - Купальник с собой захватила, Аэлита? - Серёга спросил, но знал заранее ответ, мысленно книгу Оракула читал. Он упрекал себя, что не продумал всё до мелочей - вплоть до купального костюма для девушки. - Народу сейчас немного - дедушка, бабушка, да Газим.
  Но он стоит взвода маньяков.
  Не получится у нас купание, если ты сверкнёшь прелестями в лучах мутного Солнца.
  - Прости меня, Серёга! - Аэлита расстроена, слёзы капнули на грудь, как из бутылки минеральной воды. - Я и в платьице...
  - Платьице - ещё хуже, чем, если бы ты обнаженная завлекала птиц и рыб.
  - Мы отойдём далеко-далеко!
  - Далеко - уже не нужно нам, нам нужно там, где нужно!
  - Газим уехал, и, возможно, надолго, я видела, что он пинал свой "форд", а затем укатил.
  - Уехал? Наверно, за бараном! - Серёга обрадовался, как после первой зарплаты.
  А то, что ты обнажишься на берегу - ещё лучше, чем в сказке.
  Старички подумают, что принимаем оздоровительные Аркаимские солнечные ванны.
  После уринотерапии старые мастера чумеют, им кажется, что воздух Аркаима излечивает от всех болезней, даже - от грыжи.
  Вопреки ожиданиям, старик со старушкой, к реке не пришли, как кони после водопоя.
  Либо они спали, либо тоже уехали по важным производственным делам - за водкой.
  Серёга в камышах нашёл прекрасное место для отдыха - со стороны издалека не видно.
  Расстелили покрывало, накрыли стол, Серёга надел на голову сирианки соломенную шляпку, словно на лошадку.
  - Загорай, кушай, но много шампанского не пей! - Серёга напутствовал девушку, как перед боем за Сириус. - Не жалко бухла, но нам нужны две трезвые головы.
  Смотри по сторонам, представь, что ты - любопытная учётчица в цехе.
  Если кто появится, то поговори с ним мягко и вежливо, как в шалмане "Олимп".
  - Серёга! Ты возбудился? И причиной твоего возбуждения стала я? - Аэлита потрогала орган Серёги через плавки. - Видишь, как честно твоё сердце!
  Я люблю тебя!
  С грустью слетела задумчивая спесь и обнажилась настоящая человеческая сердцевина.
  - У него своя голова, а у меня - своя голова! - Серёга отвернулся от обнаженной красавицы, подхватил компьютерный компас в вакуумной упаковке, как селёдку. Натянул маску, надел ласты - чудо дельфин. - Жди!
  
  Вода в речке мутная, цвета разбавленного кофе без молока.
  Компьютер вел чётко, и через десять минут зеленая стрелка уперлась на экране в красную точку.
  Серёга набрал воздуха, нырнул в Междумирье.
  Вода не выталкивала тело, а, казалось, тянула на дно, как армейские сапоги со свинцовыми подошвами.
  Навигатор с точностью до сантиметра показывал местоположение ворот.
  Серёга вынырнул, набрал полные лёгкие воздуха, нырнул за счастьем.
  Глубина - около трёх метров, как в бассейне "Уралочка".
  Дно усеяно крупными камнями, и Серёга подозревал, что камни принесены сюда давным-давно, чтобы скрывали тот единственный камень, который указан на карте - врата к тайнику с золотом.
  Могло пройти ещё миллион лет, и никто бы не догадался, что под одним из камней на дне спрятан вход в другой Мир.
  Хотя, после войны с Сириусом, открытиями межпространственных переходов, находка тайной комнаты - пустячок... если бы не золото!
  Серёга с трудом приподнял камень, опустил под него руку.
  Рука вошла в пустоту и пустота эта не пугала.
  Вокруг камня образовался проход, как в трубе для перекачки нефти.
  Серёга быстро вернул камень на место - проход исчез, как с тополя упала безногая белка-летяга.
  Вынырнул, сделал пару кругов, успокоил дыхание и поплыл к Аэлите, как к маяку.
  Берег этот скоро сменится берегом Хуанхэ или Янцзы.
  За золото Серёга купит часть любого берега!
  Аэлита оказалась не одна, и этот факт обеспокоил и разозлил Серёгу, словно удар веником по голове в общественной бане.
  Серёга спрятал компьютер в плавки, сзади, взял в руки трубку и маску, как булаву.
  Голый старичок с подхалимской улыбкой, но с взором бывшего профсоюзного лидера, намазывал кремом изящную спину Аэлиты.
  Фиолетовые причиндалы прижимались к бедру красавицы, как рога барана к новым воротам.
  - Здравствуйте, как водичка? - дедушка не сдавал позиций - старый мастер из Магнитогорска, на правой ягодице татуировка - якорь на фоне трубы завода.
  - Водичка - замечательная! - Серёга присел спиной к рюкзаку, незаметно выложил компас, переложил в карман рюкзака, словно в сейф. - А вы, что же, не идёте в реку с вашей женой? - Сказал, и прикусил язык с досады.
  - Мы - здесь никогда не купаемся - плохое здесь место - и вам не советую.
  Вниз по течению триста метров, или вверх - двести - там и здоровье, и радость душе и телу.
  Видите, моя Наталья загорает обнаженная?
  Не желаете? Она была бы счастлива, если бы ваши сильные руки промассировали ей ягодицы.
  Женушке - семьдесят два года, но тело - крепкое... МММММ! маринованный огурчик!
  "Теперь я никогда не стану есть маринованные огурцы. Старый злобный свингер! Отдает мне свою бабу взамен моей красотки"! - Серёга взял из рук дедушки склянку с кремом, как волшебную палочку:
  - Если позволите, я СЕЙЧАС свою девушку намажу сам, а завтра днём мы вместе голые искупаемся, как гуси и утки.
  - А вы на природе, КХЕ-КХЕ, что же плавки не снимаете?
  Дурную болезнь прячете? - дедушка деланно засмеялся, язвил, как старая язва.
  - Неопытный я натурист! Пиявок опасаюсь, они хватают за самые важные органы. Комары тоже кусают, куда не следует комарам.
  Я же не комариха. - Серёга смотрел в глаза старичка, как резцом по прутку.
  Дед поднялся, покачал головой, улыбнулся:
  - Ну, тогда завтра друг друга полечим! - затем спохватился, словно озарился открытием, что шёлк скрипит: - Почему не сегодня ночью?
  - Ночью мы пьём водку с моим другом Газимом и его барашком на вертеле!
  Вас тоже приглашаем на пирушку, товарищ, и бабушку... жену вашу прихватите, как авоську.
  "Я смог! Я прогнал старого пердуна! - Серёга ликовал, смотрел деду вслед, как минёру на Уралтраке. - не дал в морду, а прогнал, словно козу Сидора!
  Лёха бы смог, и я смог!
  ХМ! А не дал бы Лёха деду по лусалу?"
  - Аэлита, красавица! - Серёга вытер руку с кремом о траву, как грязь смывал после попойки со свиньями. - Наивный порыв доброй девушки я понимаю!
  Ты не отказала старику, потому что он - добрый, как ветка черешни из сада Терешковой.
  Но у землян принято - кто девушку кремом намазывает, тот её и любит потом, как жену во всех ракурсах!
  - Даааа? Не может быть! Я полагала, что так принято по доброте! - сирианка вскрикнула от ужаса и потеряла сознание.
  
  Вечером, когда Солнце лизнуло дальнюю степь, начали пировать.
  Старик со старухой, когда Серёга с Аэлитой вышли из вагончика, уже сидели за столом и дрожали от возбуждения.
  Дедушка сделал попытку посадить Аэлиту себе на колени, но Серёга мягко отстранил девушку.
  Жена старичка ущипнула Серёгу за левую ягодицу, словно пробовала мышцы на пригодность.
  Газим с важным видом поджаривал куски баранины, словно только что получил пост министра пищевой промышленности Китая.
  За застолье, за мясо Газим содрал с Серёги три шкуры, как за огромную корову.
  Серёга через силу улыбался, грыз жёсткое непрожаренные мясо - Газим сэкономил на баранине - купил старого дряхлого жилистого барана вместо специального шашлычного.
  Пили водку - много и жадно, как последнюю воду на Земле.
  Серёга опасался, что таблетки не спасут его и Аэлиту от опьянения, но оставалась надежда, что Газим и пожилая чета вырубятся, словно их выключат рубильником.
  Когда наливал очередную порцию, Серёга незаметно бросил в кружки с водкой для Газима и старых свингеров по таблетке-пьянилке!
  Таблетки без шипения моментально растворились в водке, как и написано в инструкции.
  Ни вкуса, ни запаха - только сногсшибающий эффект.
  Через десять минут вылетел Газим, как в войне с баранами.
  Он упал лицом в тарелку с шашлыком и захрапел речитативом.
  Вторым эшелоном ушёл старый мастер - он свалился около барака бракованным прутком.
  Бабушка держалась ещё минут десять, и Серёга уже опасался, что её никакая таблетка не свалит, словно заколдованная свингерша.
  Она скинула халат, под которым оказались кожаные лифчик и трусы с дырками на пикантных местах.
  Аэлита с детским любопытством смотрела на мудрёную одежду садо-мазо, но и бабушка с одеждой рухнула на скамейку, как подточенный червями белый гриб.
  Серёга с Аэлитой подождали ещё пять минут - для полной уверенности в своей победе, затем - побежали к вагончику.
  Серёга поражался, как сирианка чётко выполняет его приказы, словно солдат после десяти лет службы.
  "ЭХ! Если бы ещё золото найти, кроме Аркаимского.
  Или с Аэлитой Челябинский банк грохнем!
  Я с ней пойду на любое фартовое дело!"
  На берегу Серёга поставил сирианку на шухер, предварительно объяснил (за минуту) значение шухера в жизни каждого человека.
  На семь минут Серёга облачился в космический скафандр, проверил подачу кислорода и подхватил домкрат с тележкой.
  На прощание махнул Аэлите рукой, подумал - не хлопнуть ли по-дружески ладошкой в перчатке по попке девушки, но разозлился от своей слабости и пошёл в воду, как в легенду о динозаврах.
  Погружение в космоскафандре оказалось удовольствием, приятным аттракционом, как в парке развлечений на улице Энергетиков.
  С замиранием души и надежд Серёга отодвинул камень и вошёл в никуда.
  Неизвестно, по земным меркам времени и расстояний, сколько шёл Серёга по туннелю, но оказался сразу в комнате без стен, без окон, без дверей, без потолка, без пола.
  Тридцать золотых небольших кирпичей - как понял Серёга - по десять с лишним килограммов, словно в магазине "Пятерочка" хлебушек (но только хлеб меньше весит).
  На кирпичах лежал истлевший скелет от человека с огромным черепом, словно из кино про пиратов.
  Ни одежды, ни приспособлений нет.
  "Нудист-натурист за золотом приходил!" - Серёга усмехнулся и сноровисто перекладывал золото в мешки, будто совершал ежедневный моцион. - Проба? Какая на золоте проба? Судя по цвету - чистое золото, все девятки.
  Ну, если обманули предки - прокляну их!"
  
  Обратный путь катился увеселительной прогулкой в шалман.
  Серёга толкал тележку, чувствовал себя грузчиком на рынке.
  Он вышел из воды, подобно Черномору, но Аэлиту сравнения не интересовали.
  Она о Черноморе книжку не читала - сирианка некультурная.
  "Скажу или не скажу помощнице, что золото загрузил? - Серёга на радостях, как любой мужчина мечтал похвастаться своим умом, сноровкой, смекалкой, удачливостью. - Лёха не смог, не добыл золото Аркаима, а я смог.
  Нет, не скажу Аэлите... потом скажу..."
  - Страшно на дне? - Аэлита помогла, и, когда Серёга снял скафандр, протянула ему кружку с чаем, будто в шалмане "Все звёзды": - Выпей горячего, тонизирует.
  Мы же сейчас обратно поедем, любимый!
  - Возьми скафандр, рюкзак, а тележку я сам докачу до машины! - Серёга косвенно подтвердил догадку сирианки, как в воду бросал мясо жареных баранов. - Чем быстрее укатим, тем лучше для всех!
  В вагончике Серёга быстро коряво написал на клочке туалетной сухой бумаги: "Газим! Извини, братун, обстоятельства изменились. Приеду через пару месяцев, напьёмся!", положил на стол, под бутылку из-под водки "Вечерний Челябинск".
  Подумал немного, оставил на записке пятьсот рублей, затем заменил пятисотку на триста рублей, и в конце концов не оставил денег, триста тоже забрал: "Заводские парни не разбрасываются деньгами, как педерасты!"
  В машину всё погрузили, Серёга не допускал девушку до мешков, и Аэлита не любопытничала - за чем Серёга ездил, что достал со дна реки.
  Она жила моментом, и в этом моменте плыла только любовь к Серёге!
  Мотор завелся сразу - надежная, хотя и старая, как башмак арийца, машина.
  "А, если бы облом, не завелась? - Серёга на миг испугался, словно петух под коня попал. - В большом деле любая песчинка сломает гору!"
  Сирианка устроилась на заднем сидении, но Серёга улыбнулся, губы его дрожали от волнения, но не от любви:
  - Пересаживайся вперед, Аэлита!
  Рядом с водителем сидит его девушка.
  "Иначе мы вызовем подозрение полицейских на дорогах, будь они трижды покрыты золотой пылью".
  Аэлита с радостью выдохнула, прижала руки к груди, и восторг не отпускал её до Челябинска, почти до дома Серёги.
  "Аэлита надеется, что сегодня, после наших побед, я оставлю её на ночь, голубую куколку!
  Но сегодня нельзя ни в коем случае - золото не потерпит издевательств!
  Высажу Аэлиту, пусть идёт пешком, или довезу её до общежития.
  Объясню, хотя поступаю, как подлец, а не как правильный пацан".
  И в наказание за дурное в Серёге, на перекрестке улиц Потёмкина и Зеленой, под колеса автомобиля бросился чёрный человек.
  Серёга резко затормозил, тело чужака ударило о бампер и отшвырнуло на обочину.
  Тотчас стекло со стороны Серёги брызнуло под ударом заводского молотка, и к шее прижался нож, как в профессиональном боевике.
  - Выходи, фраер, и марухе своей скажи, чтобы тихо сидела, вша поднарная.
  Пикните - отпетушим пиками.
  Серёга вышел, за ним - непонимающая Аэлита в красном, столь удивительном откровенном платьице.
  - Валет откинулся, - без удивления пленитель Серёги посмотрел в сторону бездыханного тела сбитого человека. - Козёл он жил, козлом и крысой помёр. А ты, фраерок, вали отсюда, убийца.
  Мы твой "Москвич" забираем за непонятку, за товарища нашего.
  - Так это тот козёл, который в шалмане "Берёзка" права качал, - из тени вышел крепыш, Серёга узнал своего врага по недавней драке в "Берёзке".
  "Сам ты - козёл"! - Серёга подумал, но не ответил, потому что за "козла" нужно отвечать.
  А как тут ответишь, если в машине золото?
  - Ребята, возьмите мои деньги! Машину оставьте, она мне дорога, как память об отце, - голос Серёги дрогнул - так дрожит лягушка в лейденской банке. - И девушку не трогайте, пожалуйста!
  - Синие дешевки нам не нужны! - один из трёх бандитов захохотал, показал золотые фиксы. - Сам трахай сирианок, если бедный!
  Деньги давай, и ещё, знаешь, что? Туфлю целуй!
  - Всё, что хотите, только машину оставьте... - Серёга не договорил, словно проглотил шпиндель.
  Удар в шею повалил его, при этом лицо коснулось грязного башмака одного из фартовых.
  Со стороны показалось, что Серёга поцеловал ботинок.
  - Пожалуйста, не надо! - Серёга от обиды заплакал, как морской кот.
  - Оставьте моего любимого! - Аэлита выдернула из салона бутылку водки "Вечерний Челябинск" и ударила крепыша по затылку, как вгоняла болт в золотую оправу.
  - Ай-яй-яй! Баба меня оприходовала! - бандит не упал, не в кино он.
  Он развернулся и резко, три раза ударил ножом в грудь девушки.
  Аэлита охнула, руками прикрыла смертельные раны, осела на землю и улыбалась Серёге, как собака, которую усыпляют по старости, на прощание улыбается хозяину.
  Серёга закрыл глаза и начал считать: "Один, два, три, четыре..."
  Он досчитал бы до миллиона или - больше, потому что золото - надежда на домик в благословенном Китае - уплывут, а на него повесят убийства братка и сирианки.
  Полиция не пощадит заводского парня.
  На счете - "семь" раздался над головой визг шин, грохот мотоцикла без выхлопной трубы.
  Затем - вопли, мат, хлюпанье и неприятный треск, будто нога попала под болванку весом в три тонны.
  Серёга открыл глаза, приподнял голову, как с плахи.
  В призрачном свете, огромный, в кожаной косухе, кожаных штанах с заклёпками, в бандане с черепами и тяжёлой цепью в руке красиво витал Лёха.
  - Лёха? Ты смог, а я не смог! - Серёга прошептал и подполз к сирианке, проверил пульс. - Убита! Они её убили!
  - Твоя девушка? Я ехал мимо, вижу - человеки лежат, а это ты и твоя подруга! - в голосе Лёхи печаль, как после бала, где он не познакомился ни с одной графиней. - Девушку забирай, хоть похорони по-человечески!
  И вали отсюда, иначе на нас жмуриков повесят блатных.
  Пока, Серёга! Завтра поговорим! - Лёха, как после обычной пьянки, махнул рукой и умчался туда, откуда смог, а Серёга не смог.
  Серёга обошёл девушку - живая, раньше, она говорила ему, что любит, - сел за руль и в полном безразличии к Миру, поехал домой.
  Золото прибыло по назначению, но взяло за себя выкуп - чужая жизнь.
  
  В понедельник Серёга решил на работу не пойти, по мнимой болезни.
  Но затем передумал, прикрыл золото покрывалом, как покойника и вышел из квартиры в свою слабость.
  Молодой подмастерье Степан около станка пил пиво, и лицо у Степана - несчастное, словно у кота после кастрации.
  - У тебя девушка есть, Степан? - Серёга спросил вяло, как из ватника.
  - Неа! Только шалманные девки в знакомых! - Степан не хорохорился, не врал, что у него девушек, которые обожают - полная тачка.
  - Вставай за станок, я покажу тебе, как работать, и как ласкать девушку! - Серёга не улыбнулся шутке, а положил левую руку подмастерья на рубильник. - Нижняя часть станка - основание, и у девушек - основание, только у девушек оно интереснее, но у станка - надежнее.
  Относись к станку, как к девушке.
  У них много общего - двигатели, насосы, шпиндели.
  И в отверстие, в установочный фланец ты вводишь то, что следует.
  Видишь - коническое отверстие?
  Оно для твоего патрона, мальчик!
  Ходовой винт проходит насквозь.
  Рукоятки и рычаги управления подач - твои руки и ноги твоей девушки.
  Переключай её, как на позиционном переключателе.
  Салазки - как сани для любимой девушки.
  На станке выучи поступательные движения, а затем эти движения опробуй на своей подруге.
  Маточная гайка находится в фартуке - так в жизни и обхватывает, лучше, чем в борделе.
  Не забывай и о руках, о своём ручном приводе. - Серёга увлёкся, рассказывал и показывал Степану, делился небогатым опытом, но от души. Степан открыл рот от удивления, словно переднюю бабку проглотил. В конце рассказа Серёга положил правую руку на плечо подмастерья: - Люби работу, как девушку, и девушку - как станок.
  Всё у тебя будет, - и добавил с грустью. - Но не бросай тех, кто говорит тебе "люблю".
  После работы Серёга зашёл в общежитие, где раньше жила Аэлита.
  Сирианку кремировали, а прах захоронили в общей могиле для эмигранток.
  Подруги Аэлиты угостили его чаем, и он подивился, в какой бедности жили сирианки, словно в далёком прошлом Англии.
  Синенькие застиранные занавесочки на окне, над койкой Аэлиты плакали.
  
  Всю ночь Серёга пил дома один, алкоголик поневоле.
  На звонки по телефону и в дверь не отвечал, замурованный в своих мыслях.
  Утром он полупьяный, полутрезвый погнал на машине в пансионат "Звездочка".
  После завтрака сытые, тяжелые раскрасневшиеся круглые и квадратные бабушки около столовой кормили собачек и кошек, словно милостыню раздавали.
  Две маленькие собачки набили животы мясом и костями, но кушали впрок, на долгие зимние годы.
  Длинная худая собака покачивалась поодаль, надеялась, что после пира и ей перепадёт кусок, хотя бы, хлеба.
  Шерсть клочьями свисала с боков, как пейсы завхоза из первого цеха.
  В безумстве голода пёс прыгнул за куском, но бабушки заорали на него, затопали слоновьими ногами, прогоняли, как нищего из шалмана.
  Собака поджала хвост и рванула кусты, она мельком взглянула на Серёгу, и ему показалось, что пёс, тот самый пёс с ночной вечеринки - когда и Лизок и Ленка, и ёрш - узнал его.
  
  Вечером во дворце культуры ЧТЗ праздновали открытие цеха нано технологичных умных сплавов.
  На сцене, за длинным столом, покрытым традиционным зеленым сукном, как у Ленина в Кремле, восседало руководство завода.
  - Серёга, а ты, что сюда залетел? - Семёныч пожал Серёге руку, словно рашпилем прошёл по коже. - Меня загнали силой, сказали, что премию не дадут, если не приду.
  И дома - жена бушует, сериал смотрит и матерится.
  А ты - зачем? У тебя же всё нормально в жизни!
  
  - Позвольте мне слово, по существу! - Серёга не получил согласия из президиума, но уже пробирался к сцене, упругой походкой заводского парня, которому и кислое молоко нипочём.
  - Ну, если по существу и быстро, то - пожалуйста, как в Сбербанке! - главный инженер Дьяков разрешил, а его дочка - Елена Викторовна с интересом смотрела на Серёгу, словно оценивала вес бычка.
  - Ещё недавно я мечтал о деньгах, работал ради денег и потолок моей мечты - домик в Китае, на берегу Хуанхэ.
  - Вот так по существу, Серёга! - Трофимыч в зале засмеялся, как вожак стаи собак.
  - Но несколько дней тому назад жизнь моя изменилась - так показывают в красивом кино.
  Я узнал, что некоторые парни могут то, что я не могу.
  - Это он про Лёху! - торжественный голос из зала.
  - Я подумал: если я родился без харизмы и не могу, то почему бы я не сделал это - могу?
  Денег захотел, на халтуру пошёл! - Серёга не сказал о том, что совершил подлость - предал девушку, бросил её мёртвую на дороге, с трупами бандитов, а она за него жизнь отдала. Не поняли бы Серёгу, и не к теме, словно в озеро войти без головы. - Многое я бы сказал, но по существу выходит - возьмите моё золото!
  - Какое золото? Золотые прутки? Белая горячка?
  - Триста двадцать килограммов золота, как из-под копыт золотого оленя.
  Я нашёл клад и отдаю его родному Уралтраку, любимому заводу.
  Зачем мне Китай, не нужно мне золото, если я не нужен никому!
  Я многое понял: без завода, без поддержки коллектива я погибну, мне, и золото не поможет.
  К сожалению, даже золотом я не исправлю того, что случилось, будто меня живьём в гроб вогнали. - Серёга под шум, как на параде танкистов, ввёз на сцену тачку с золотом.
  
  После собрания он отказывался от празднования в свою честь, обещал, что:
  "Потом, а сейчас я побуду один, как отшельник в пещере другого отшельника".
  Непонятное чувство после потери Аэлиты высасывало эмоции - так масло вытекает сквозь дыру в маслопроводе.
  Он долго возился с машиной, "Москвич" не завелся, словно скорбел о сирианке с голыми коленками.
  Серёга закурил "Уралтрак", поднял воротник пальто и подбитым флаером полетел домой, один по пустой улице.
  Вскоре послышался звук каблучков - ЦОКИ-ЦОК, танцуют девушки заводские.
  Раньше Серёга оглядывался, когда шёл один - не бандюки ли сели на хвоста - но сегодня ему всё равно, как в ванной с подсолнечным маслом.
  Девушка догнала Серёгу, взяла под локоток, молча, тихо, спокойно, вязко.
  Так Серёга и шёл молча с Леной, о которой мечтал и грезил, а теперь разделил мысли о ней с воспоминаниями об Аэлите.
  Всю дорогу молчали, и молчание не угнетало, а успокаивало обоих звездами в иллюминаторе.
  В квартире Серёга зажёг свет, и на девушку с лаем набросился худой, но уже чистый, пёс.
  Собака преданно смотрела в глаза нового хозяина и показывала ему, что защитит от любого, врага, пусть даже враг - очень красивая (в человеческом понимании) девушка.
  - Я его из "Звездочки" привёз, жалко друга! - Серёга принял из рук Елены кожаное пальто с цветным принтом (Кабан верхом на заводской трубе): - Сдох бы там от голода.
  Аркаимом назвал! Хотел - Сириусом, но очень грустное имя - Сириус.
  Назвал бы Аэлитой, но - кобель!
  Лена, я твоё пальто на стульчик повешу, а то гвоздик отвалился, как у Буратино после свадьбы.
  Елена улыбнулась, словно только что проснулась в стогу душистого сена.
  Серёга погладил пса по голове, кивнул головой в сторону ароматной девушки:
  - Спокойно, Аркаим! Знакомься! Свои!
  Фигойно! Фигаим! Фигомься! Фиги!
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"