Эсаул Георгий : другие произведения.

Скрип шелка!

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Шелк скрипит! Доказано мной безповоротно! Мой умопомрачительный романище для текстильщиков, ученых и богатых!
  Роман "Скрип шелка!" написан Великим Всемирным Писателем Эсаулом Георгием (Эсаулов Юрий Александрович!) в городе Люберцы 1 ноября 2011 года!
  
  
  В двенадцатом часу пополудни граф и известный писатель Владимир Федорович Одоевский в новых модных китайских щегольских красных панталонах, но в дурном настроении, которое сродни мелкому дождику, что так нагло застревал в роскошных пейсах, брел в раздумьях!
  Владимир Федорович свернул с Малой Колтовской и направился к Малой Невке, где в это время торговали отличной стерлядью с жирными головами!
  Днём раньше Владимир Федорович Одоевский заинтересовался бы стерлядью, как положено, чтобы потом отттаскать за ухи повара Кондратия, что приносит почему то малую, нежирную стерлядь, когда сейчас сезон имено жирной стерляди, зубастой и с умными глазами!
  Владимир Федорович на этот раз и не обыгрывал названия Малой Колтовской улицы и Малой Невки, как поступал в прошлые разы, ибо на подобных мелочах отттачивал свой талант самобытного и известнейшего писателя!
  Разум Владимира Федоровича Одоевского в этот час занят полностью мирскими размышлениями, об упоминании которых вслух Владимир Федорович и не думал, потому что дела эти сугубо интимные, личного качества, и по сути омерзительные, так как в них принимал участие старый заклятый враг Владимира Федоровича Одоевского граф и писатель Куприн!
  Даже мысль о Куприне вызвала у Владимира Федоровича Одоевского подобие зубной боли, и он издал слышимый стон, от которого лошадь драгунского офицера шарахнулась в сторону торговых рядов!
  "Надо же, экий подлец, подлец, Александр Иванович, увел мою Зизи!
  Дамский угодник, скоморох, альфонс!
  Почему имено Зизи, а не другую кокотку из кафешантана?
  Да потому, что Зизи принадлежит мне... всецело принадлежит мне... принадлежала...
  Вот и увел её Куприн, чтобы мне больно, чтобы душу мою горячим железом прожигало, чтобы мысли мои шли только об утрате, но не прыгали замысловатыми пегасами по литературным Олимпам!
  Ну, что ему не ймётся, высокопородному!
  Калякал бы свои "Гранатовые браслетики", бездарное, я вам, Куприн, замечу, произведение!
  Да и не произведение даже, а так - пшик, тьфу на постном масле!
  Нет, ему понадобилась моя Зизи, моя лапочка, моя пушинка!
  А всё потому, что Куприн отчаяно завидует моему огромнейшему таланту!
  Да, да с, милостивые государыни и государи!
  Никакие потуги Куприна на романы и повести не сравнятся с моим "Игошей", "Городком в табакерке", "Сказке о том, как опасно девушкам толпой ходить по Невскому проспекту"!
  Но Зизи, она не читала моих творений, дура, глупая французская пустышка в белом трико!
  Ах, как обворожительно Зизи поднимает в балете ножку и тоненьким голосочком поет про Шмандткухен!
  И что она нашла в этом Куприне, мерзавка, содержанка неблагодарная тварь!
  Конечно, Куприн - граф, писатель, но и я граф и писатель, при этом намного именитее, чем он, словно поставили в сравнение Слона и Моську, где я - "литературный слон", а господин Куприн - "шавка окололитературных кругов!" - Владимир Федорович Одоевский обрадовался, что нашел прекрасное модное сравнение, которое обязательно употребит в своем творчестве!"
  Улыбка осветила волосатое, не лишеное благородства и красоты, лицо знаменитого писателя!
  И кто знает, куда завели бы мысли Владимира Федоровича Одоевского, знаменитого русского писателя, у которого другой известный писатель увел из под носа содержанку Зизи, но тут Владимир Федорович Одоевский отчетливо услышал замысловатый скрип!
  Звук настолько яркий и загадочный в моросящей мгле, что Владимир Федорович Одоевский от неожиданости остановился, будто наступил на статс даму в глубоком обмороке!
  Скрипнуло не по петербургски, не по Российски, а, словно бы из сказки, охотником до которых Владимир Федорович являлся необыкновеным!
  Владимир Федорович тут же включил своё чутьё писателя, которым гордился и про которое думал, что подобного чутья нет ни у кого другого!
  "Что это было, Владимир Федорович?
  Я спрашиваю себя, Владимир Федорович Одоевский, откуда столь уникальный скрип, словно пальцы Нептуна прошли по Эоловой флейте?
  Вокруг никого, кроме торговцев с бородами и в фартуках!
  Но быдла, скоты с не скрипят столь благородно, как я только что слышал, будто мимо пролетела в легком фаэтоне златокудрая Афродита!
  Может мне поблазнило, померещилось, как в бане у Прокопа?"
  Владимир Федорович Одоевский постоял, пять минут, пожевал кончик роскошного уса, в задумчивости постучал по мыску туфли тросточкой, белой шикарной тростью с серебряным набалдашником - подарком его величества князя Николая Павловича в знак благоволения, и почтения к литературному дару Владимира Федоровича!
  Звук, поэтический звук больше не повторялся, и Владимир Федорович Одоевский уже уверился, что ему показалось, двинулся с места, но тут же опять услышал этот чудный чарующий звук, будто кошка играла с мышкой, а мышка отчаяно пищала, но не просто кошки и мышки, а животные из Царского Села!
  Владимир Федорович Одоевский в величайшем смятении остановился, не замечал торговцев, не обратил внимания на трехпудового осетра, которого мужики с гиканьем тащили из речки, а призадумался той великой думой, присущей только исключительно наблюдательным писателям:
  "Неужели этот звук издаю я, точнее часть моего туалета, словно на мне подвешена валторна из оркестра Его Величества?
  Но какая часть моего одеяния столь замысловато скрипит?
  Что так будоражит мою кровь набегающими знаниями, возможность проникнуть в тайну звука?"
  Но сколько Владимир Федорович Одоевский ни стоял, сколько ни ждал повторения звука - не услышал, словно ему заткнули ухи пареной репой!
  Тогда новая догадка осветила высокое чело Владимира Федоровича: догадка гениальная в своей простоте!
  При этом Владимир Федорович Одоевский слегка закусил нижнюю губу, он вспомнил, что фраза "Всё гениальное - просто!" принадлежит графу Льву Николаевичу Толстому, другу, почти соратнику, но всё же конкуренту на литературном поприще!
  Впрочем Владимир Федорович Одоевский быстро себя успокоил, что граф Лев Николаевич Толстой ему не конкурент по причине длиных и нудных романов, которыми Лев Николаевич Толстой балуется в последнее время, словно литературный дар проглотил, если конечно этот дар был у Льва Николаевича Толстого!
  Никчемное произведение "Война и мир" - разве оно сравнится с "Игошей"?
   Владимир Федорович Одоевский снова улыбнулся, и добрая улыбка озарила благородный орлиный нос:
  "Да с, милостивые государи и государыни!
  Не сравнится "Война и мир" с "Игошей", не сравнится!
  Впрочем, Лев Николаевич Толстой - милейшей души человек, самодур, но тихий самодур!
  Все его силы уходят на войну с женой и челядью, дворовыми девками!
  Лев Николаевич Толстой даже не покусился на честь моей... Зизи!
  И благородных звуков, подобных тому, что я сейчас слышал, полагаю, у графа Толстого не наблюдается!"
  В приподнятом настроении Владимир Федорович Одоевский прошелся мимо торговых рядов, при этом фигура его и осанка источали столь теплое благолепие, что торговцы осетрами снимали картузы и низко кланялись Владимир Федоровичу, что приводило его в ещё большее восторженое состояние духа, несмотря на мокрые штиблеты и обилие воды на голове в жабо!
  Неизвестно сколько времени Владимир Федорович Одоевский ещё бы воспарял, но тут снова послышался отчетливый и благороднейший звук, будто невидимая княгиня привидение играла в пятнашки с Владимиром Федоровичем Одоевским!
  Владимир Федорович приосанился, отттого, что ослепительным умом почти разгадал загадку таинственого звука:
  "Скрипит моя одежда и скрипит только при ходьбе, когда я совершаю некоторые движения!
  То есть те одежды, которые не двигаются, то есть двигается со мной, а сами остаются в состоянии покоя, те предметы туалета не скрипят, потому что моё движение ни коем образом не придает им самостоятельного движения!
  Но мои новые панталоны китайского шелка, например, помимо движения от ходьбы, имеют и свои степени свободы, как от ветра, так и от трения друг о дружку мои замечательных ляжек!
  Я полагаю, что скрип доносится из панталонов, и при соблюдении некоторых условий как то: намокание в легком дождике, порывы ветра, скорость ходьбы и трение ляжек друг о дружку!
  Впрочем, условия могут быть и иные, я просто представил часть списка, который возник в моем разгоряченом творческом воображении!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский в волнении прислушался: звуков панталоны из китайского шелка не издавали, хотя скорость ходьбы Владимир Федорович развил изрядную!
  Тогда он пустился на крыловские хитрости: приостанавливался, приседал, затем быстро вскакивал, словно страус, делал пробежку, нарочито близко прижимал одну ляжку к другой!
  Граф Владимир Федорович не обращал внимание на косые взгляды редких прохожих, на откровеные смешки быдл, потому что никто не поймет талант так, как понимает только сам писатель, изучатель жизни!
  Возможно, среди прохожих были и те, кто отлично знал Владимира Федоровича Одоевского, но они не подходили к графу, справедливо полагали, что, если писателю угодно плясать и дурачиться прилюдно, то это его творческое дело!
  Не подходили, но на заметку брали, чтобы позднее в собрании поведать восторженым друзьям и врагам о страном поведении графа Владимира Федоровича Одоевского!
  Но самого Владимира Федоровича мысли прохожих не занимали, его волновало, что шелковые панталоны больше не скрипят: изрядно намокли ли, или он ошибся, словно вошел в лабиринт с Минотавром!
  Возможность ошибки разжигала воображение графа Владимира Федоровича Одоевского, он до крови кусал губы, тем более, что неудача с изменицей Зизи, вторая неудача, что Зизи увел граф Куприн, а тем более, что неудача с неузнаванием источника скрипа, - слишком много даже для впечатлительного Петербургского писателя!
  И когда отчаяние почти дошло до огромного огненого сердца Владимира Федоровича, он снова услышал отчетливый скрип, да не просто скрип, а скрип с повторениями!
  Сомнений уже не вызывало - скрипели шелковые новые китайские панталоны!
  Владимир Федорович Одоевский так обрадовался своему открытия, иследованиям на поприще скрипа, что остановился и задорно захохотал, словно получил орден на шею!
  Вот так ни с того, ни с сего получил орден!
  Смех Владимира Федоровича Одоевского привлек внимание прехорошенькой барышни и её чорной служанки арапки!
  Арапка по своему невежеству надула губы на смех благородного графа, а барышня соизволила улыбнуться, словно вступала с графом в игру в смешинки!
  Граф приподнял котелок с величайшим почтением поклонился прекрасной барышне, а он узнал её, невесту на выданье урожденую графиню Марию Мусину Пушкину!
  Графиня ответила легким наклоном очаровательней головки, прелестнейшей головки в Петербурге!
  Поклон графини вызвал в желудке и в груди Владимира Федоровича Одоевского необычайный жар, диковиный, особено в промозглую холодную погоду, когда зябли даже осетры!
  "Графиня - само очарование!
  Милая, милая барышня!
  Если бы я не был обручен, если бы не моя невеста урожденая графиня Шереметьева, то... то с...
  Впрочем, связи, дальнейшее расположение графини Мусиной Пушкиной, а особено, её улыбки - много обещают в будущем!
  Я, конечно, самодостаточен и известен, сам с усам, но... Ах, как хороша графиня Мария!
  Чудо, а не графиня, восторг, а не барышня!"
  Владимир Федорович Одоевский размышлял возможно чуть дольше, чем требовали правила приличия и этикет, поэтому графиня Мусина Пушкина слегка нахмурила очаровательные тонкие бровки, но затем сменила гнев на милость, когда подумала, что Владимир Федорович Одоевский погрузился в мысленые описания её красоты, отттого, что поэт и писатель замечательный, всё замечает!
  - Граф, возможно, мой вопрос немножко безстактный... не сочтите за безтактность...
  Но какое из событий привело вас в столь значительное душевное восторженое состояние?
  Отчего вы смеялись так громко и выразительно, будто... будто...
  Ах, граф, вы писатель, ну доскажите, доскажите за меня красиво фразу!
  Графиня Мусина Пушкина кокетливо ударила шикарным сложеным веером по руке Владимира Федоровича и зарделась, словно институтка!
   Всё поэтическое состояние графа Одоевского в тот момент выразилось только образом:
  "Царственая"! - но Владимир Федорович мудро не произнес слово вслух, а ещё раз поклонился, не находил слов умных, подобающих моменту, потому что столь сильные душевные потрясения, как уход наложницы Зизи, почти любимой Зизи к недругу Куприну, скрип шелка на панталонах и прекрасное расположение графини Мусиной Пушкиной нанесли серьезный урон здравому разсудку графа!
  Владимир Федорович начал издалека, потому что знал: талант вывезет его на прямую дорогу умных слов и речевых оборотов, которые следуют подходящими для настоящего случая:
  - Графиня Мария! У меня нет слов, нет слов! - Почему нет слов граф Одоевский не говорил, отттого, что это неприлично, тем более, когда он помолвлен! И графиня Мария прекрасно понимала, почему Владимир Федорович так говорит, а смысл - он всегда ясен - она прекрасна! - Милостивая государыня графиня Мария!
  Столь возвышеному веселому моему настроению в этот ненастный день есть множество причин, одна из которых ваше появление среди туч, словно Солнышко ясное на Сибирском небе!
  Я бы не осмелился сего сказать, если бы не череда предшествующих событий, равных которым разве что действие скоморохов на Марсовом Поле! - Граф Владимир Федорович Одоевский нарочно сказал двусмыслено, но графиня Мария поняла его правильно и улыбкой дала понять, что оценила витиеватый софизм! Владимир Федорович Одоевский приободрился, закусил кончик нафабреного, как у гусара, уса и продолжал с видимым душевным подъемом:
  - Совершаю я моцион вдоль Малой Невки и наблюдаю торговцев осетрами...
  - Вы, граф, милостивый государь, заинтересовались простыми торговцами! - Мария Мусина Пушкина, урожденая графиня от удивления округлила очи, отчего они стали ещё прекраснее и лучезарнее! Мысль о том, что граф Владимир Федорович Одоевский наблюдает за быдлом поразила бы графиню в маленькое бойкое доброе сердечко, но тут умненькая барышня подумала, кто есть граф Владимир Федорович Одоевский по существу, а по существу он - именитый писатель, изучатель жизни, а также пороков общества и низменых людей в том числе, поэтому прикрыла веером очаровательное личико и звонко засмеялась: - Прошу простить мне, граф, мою безтактность, словно я не графиня, а кухарка!
  (Граф Владимир Федорович Одоевский отметил удачное сравнение и поклонился графине Марии в знак понимания её таланта!)
  Вы же писатель, поэтому длань вашего таланта простирается от дворцов к трущобам и от низменого к возвышеному!
  Продолжайте, продолжайте же, граф Владимир Федорович, мне не терпится узнать ваше новое произведение ещё до выпуска в свет!
  Вы так увлекательно начали повествование про торговцев... фи... осетрами!
  - Да с, милостивая государыня, что имею, того у меня не отнять!
  Талант произрастает на благодатной почве, но затем его не выкорчевать даже при величайшем желании! - Граф Владимир Федорович Одоевский мыслено похвалил себя за подобающий высокий слог! - Наблюдаю я осетра, а настроение у меня преотличное, - граф Владимир Федорович Одоевский исказил истину, потому что настроение у него было препоганейшее из за случая с Зизи и Куприным, но не раскажет же он о Зизи и о Куприне графине Мусиной Пушкиной!
  Владимир Федорович Одоевский на минуту представил распаленым литературным воображением, как он поведает графине Марии:
  "Знаете, этот подлец граф Куприн, увел мою кокотку, танцовщицу из шансонета, мадмуазель Зизи!"
  От нелепости даже самой мысли о расказе, граф Владимир Федорович Одоевский снова улыбнулся и с удовлетворением отметил, что улыбка принята графиней Мусиной Пушкиной, как дань её красоте! - В приподнятом настроении, как я упомянул, я изучаю жизнь простых скотов с, продавцов осетров, и тут поразительная сказочная мысль, а я творю удивительнейшие сказки, сиятельнейшая графиня, так сказочная мысль пришла мне в голову: А, что, если бы я сейчас немедлено превратился в осетра собственой персоной!
  Граф Владимир Федорович Одоевский сделал литературную паузу и многозначительно посмотрел на графиню: оценит ли она его сказочную мысль!
  Графиня застыла с открытым очаровательным ротиком, впрочем, пребывала в задумчивом ошеломленом состоянии не долго, а затем захохотала настолько громко, насколько требовали правила приличия в высшем свете:
  - Граф, граф! Что вы сказали сейчас, милейший государь?
  Я не ослышалась, Владимир Федорович?
   Вы высказали литературное предположение, сказочное, что думали о том, что произошло бы, если бы вы стали осетром?
  ХА ХА ХА ХА!
  Но это так необычно, граф!
  Это поразительно восхитительно, Владимир Федорович!
  Как же так, граф, человек да в осетра?
  В романах я читала, что благородные шевалье во Франции превращаются в медведей и львов, даже в оленей, но, чтобы в осетра?
  ХА ХА ХА ХА!
  О, как поразительно, милостивый государь!
  Вы, светило литературы, и в осетра?
  Я поражена, я потрясена вашим талантом!
  Если позволите, Владимир Федорович, я немедлено поеду по салонам и раскажу о вашей сказочной шутке!
  Да, да с, поразительно, вы - гений, вы - Орфей!
  Значит так и подумали, что вдруг, да превратились в осетра!
  Поразительно! Умопомрачительно, полагаю, что господин Корш отобразит вашу метафору в газете!
  Я искрене, искрене польщена, граф Владимир Федорович Одоевский, хотя подобные слова не должны выходить из уст приличной воспитаной девушки, но я не нахожу иных слов восхищения вашим талантом!
  Надо же - человек да превратится в рыбу осетра!
  ХА ХА ХА ХА!
  Графиня уже подняла руку, чтобы подозвать карету, которая на протяжении прогулки следовала за ней, но затем передумала под наплывом чувств и эмоций сказки про осетра! - Владимир Федорович!
  А дальше, что произошло потрясающего?
  Вы подумали, ах, как гениально вы подумали, что сказочно превратились бы в рыбу осетра!
  И...
  - И тут я услышал отчетливый удивительнейший скрип, милостивая государыня! - Граф Владимир Федорович Одоевский снова сделал многозначительную паузу, потому что прочитал у графа Льва Николаевича Толстого, что паузы - рифмы прозы! - Скрип, доселе мной не слышимый и удачно благородный, необычный скрип, не менее необычный, чем мысль о моём превращении в осетра!
  - Да вы что, граф Владимир Федорович, вы хотите поразить меня талантом, сразить, чтобы я упала в мигрени?
  Я не выдержу ёще одной вашей литературной гениальности!
  Но всё же, всё же, граф Владимир Федорович!
  Пусть я упаду от избытка чувств, от переполнения литературными поэтическими эмоциями, но скажите, не терзайте меня, откройте душу, что это за удивительнейший скрип, который вы ставите даже выше иносказания о превращении человека в осетра!
  - Я... Я, графиня... Я услышал скрип моих новых шелковых китайских панталон! - Владимир Федорович Одоевский сказал про то, что панталоны китайские, чтобы графиня Мария обязательно обратила на них внимание, потому что китайский шел, особено красный да на панталонах только входил в моду и стоил оскорбительно дорого! Графиня Мария Мусина Пушкина должна была бы по достоинству оценить красные китайские шелковые панталоны и расказать про них в высшем свете, где будет говорить о талантливой мысли о превращении человека в осетра! И иносказание про человека, а затем его дальнейшее превращение в рыбу осетр и красные панталоны должны были с помощью умелых расказов графини Мусиной Пушкиной вознести графа Владимира Федоровича Одоевского ещё выше в обществе и в литературе! - Да, да с, милостивая государыня, скрипел шелк на моих панталонах!
  Граф Владимир Федорович Одоевский высказался и почувствовал нутром писателя, знатока человеческих душ, что сделал непоправимую ошибку!
  Если бы он поведал графине Мусиной Пушкиной про скрип шелковых панталонов в будуаре или на балу, то, возможно, шутка бы прошла в маленькой головке очаровательной графини!
  Но здесь, под дождем, в мерзкую погоду, в которую хороший хозяин из дома не выгонит осетра... ХА ХА ХА... новость про скрип шелковых панталон не прошла!
  Напротив, она вызвала негативную реакцию графини, словно граф Владимир Федорович Одоевский высказал дурную шутку, неприличную в высшем обществе!
  Графиня Мария нахмурила бровки, даже думала, что ослышалась, что граф Владимир Федорович Одоевский не говорил про скрип шелковых китайских панталонов, иначе это было бы в высшей степени омерзительно, если он всё же высказался...
  - Что, что с, милостивый государь вы высказали! - Графиня Мария Мусина Пушкина не верила, что в её присутствии кто то позволит подобную безтактность! Её, доселе розовые, щёчки, побелели! - Вы сказали, что скрипнули, простите, ваши панталоны, шелковые панталоны, пусть они даже пошиты из благородного китайского шелка портным Циберманом!
  Вздор, вздор и вздор!
  Шёлк не скрипит, милостивый государь, шёлк не скрипит!
  Даже, как вы изволили неблагородно упомянуть, даже на красных панталонах!
  Графиня Мария замолчала, она давала графу Владимиру Федоровичу Одоевскому шанс, возможность исправить ситуацию, улучшить настроение и положение, пусть не до предыдущего уровня, но значительно, что граф Владимир Федорович Одоевский умел преотлично!
  Он бы так поступил в иной раз, тем более, что владел искуством переворота мыслей, словотворчества в совершенстве!
  В другую минуту... но не сейчас...
  Знание того, что шелк скрипит, и скрипят в частности шёлковые панталоны, окрылило графа Владимира Федоровича Одоевского, подняло его выше Петропавловской крепости!
  И граф Владимир Федорович не собирался отступать от своего открытия, пусть оно даже испортит отношение с графиней Марией Мусиной Пушкиной!
  Граф Владимир Федорович Одоевский начал диалог, результат которого отлично предвидел: охлаждение отношений с домом Мусиных Пушкиных!
  - Позвольте не согласиться с вами, милостивая государыня графиня Мария!
  Вы назвали вздором моё высказывание, что шёлк скрипит!
  Возможно, вы полагаете вздором и неприличным упоминание про шёлковые панталоны при дамах!
  А как же мои нетленые произведения:
  "Игоша", "Городок в табакерке", "Сказка о том, как опасно девушкам ходить толпою по Невскому проспекту", "Разбитый кувшин", "Индийская сказка о четырех глухих", "Мороз Иванович"!
  Никто и никогда, да, да с, графиня, никогда не находил вздора в моих расказах, да и нет там вздора!
  А то, что я полагаю получит широкую огласку в недалеком будущем, и является моим личным открытием, что шёлк скрипит, это я полагаю потрясающей находкой нашего времени!
  Скрипит шёлк, да, милостивая государыня графиня Мария, шёлк скрипит!
  Я не ставлю ни в малейшее сомнение ваши знания, милейшая графиня, - граф Владимир Федорович Одоевский нарочно сказал фривольное "милейшая", чтобы слово как нибудь разгладило обстановку! Но графиня Мария не обратила на "милейшее" внимание, потому что полностью поглощена ситуацией с графом и скрипом шёлка! А граф Владимир Федорович Одоевский продолжал с пылом и жаром истиного алыры: - Шёлк в панталонах скрипит не всегда, да, я уверен, шёлк скрипит и при других обстоятельствах, и даже без панталон!
  - Вы хотите меня оскорбить, милостивый государь! - Графиня Мария приняла решение и словами только отттягивала неизбежный разрыв с графом Владимиром Федоровичем Одоевским! Ей горько, она понимала, что светское общество их помирит, но никогда не вернет той легкости в общении, того обаяния момента, которое присутствовало в эфире до нынешней размолвки по поводу скрипа шёлка! - Если бы я не знала вас так близко, то я бы сделала предположение, будто вы меня желаете оскорбить!
  Оскорбить не прямо, а опосредовано, через притчу, сказку о скрипе шёлка!
  Сначала так хорошо начиналось - ваш домысел о превращении вас в осетра, рыбу осетра, а затем так глупо и неприглядно вы закончили сказкой про скрип шёлковых панталонов, и к тому же, усердствуете в своём неприличии!
  - Шёлк скрипит, графиня! Скрипит, и это не сказка!
  Вот послушайте, вслушайтесь в шум дождя, графиня, и услышите сквозь воды тягучее хожденье скрип шелка! - граф Владимир Федорович Одоевский в отчаянии потер ляжку о ляжку!
  Присел, быстро прошелся вокруг графини!
  Он мечтал, чтобы шёлк хоть один разик, один маленький сказочный раз скрипнул!
  Но шёлк молчал, как узник Петропавловской крепости!
  Графиня почти с неприкрытой неприязнью смотрела на ужимки графа Владимира Федоровича Одоевского!
  Чорнокожая рабыня графини, наоборот, с восторгом и одобрением взирала на пляски графа Владимира Федоровича Одоевского, даже слегка притоптывала в такт по арапской привычке!
  Графиня Мусина Пушкина от ужаса ситуации едва не упала в обморок, но только грязная мостовая, нелепость ситуации под дождем и сила противопоставления графу Владимиру Федоровичу Одоевскому её удерживала в сознании!
  Она непритворно испугалась, что граф Владимир Федорович Одоевский не только оскорбит словами, но и действиями!
  Графиня приказала рабыне подать карету, холодно взглянула на графа Владимира Федоровича Одоевского, отказалась от его помощи, когда он предложил ручку, чтобы подсадить в карету!
  Отказ оскорбил графа Владимира Федоровича Одоевского до глубины души, он молча бы выругался, но графское воспитание не дозволяло!
  Неждано негадано громкий стук копыт, заливистое ржание коня и наездника, шум, смятение в моросящем сумраке ворвалось в ситуацию!
  Лихо, как на параде рядом с каретой уже гарцевал гусар, в котором Владимир Федорович Одоевский без удивления, потому что поручик Ржевский появляется в неожиданую минуту и в неожиданых местах, узнал своего то ли друга, то ли просто почитателя!
  Врагов у поручика Ржевского нет, но и приятелей тоже, потому что даже с приятелями поручик Ржевский общался слишком легко, что рано или поздно приводило к разрыву дружбы!
  Поручик одновремено: соскочил с лошади, подмигнул чорной рабыне арапке, поздоровался с графом Владимиром Федоровичем Одоевским, подал руку графине Марии Мусиной Пушкиной, и полностью отдался производству комплиментов в её честь:
  - Графиня! Душа моя! Да как же вы прекрасны! - Поручик Ржевский суетился вокруг графини, подсаживал её, но, впрочем подсаживал в карету не столь споро и умело, как требовали правила приличия!
  Граф Владимир Федорович Одоевский даже заметил некоторую фривольность в движениях поручика, с недоумением, почти восторгом и ужасом отметил, что поручик Ржевский более, чем неприлично, словно приобнял графиню за талию, затем слишком уж его длань опустилась ниже талии графини!
  Графиня Мария Мусина Пушкина не то, чтобы воспылала возмущением к поручику Ржевскому, но, даже как то умерила пыл, не так спешила войти в карету!
  Граф Владимир Федорович Одоевский с негодованием отметил, что графиня Мария медлил, словно бы хамские прикосновения поручика Ржевского ей доставляют... нет не наслаждение, в это граф Владимир Федорович Одоевский не поверил бы никогда, потому что прекрасно знал целомудрие и воспитание графини... а доставляют, составляют интригу!
  "Графиня терпит отвратительные манеры поручика Ржевского, позволяет ему слишком много, а меня укоряет, что я сказал про скрип шелка!
  Экая нелепица и досадность!
  Рангом мы с графиней равны, я прекрасен душой и телом, обезспечен в отличие от бедного поручика Ржевского, который похож на дикую обезьяну!
  Но тогда в чем же дело, милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский, я спрашиваю себя!
  Почему поручику Ржевскому дозволено то, что мне не позволяется!
  Почему графиня Мусина Пушкина не пребывает с ним в холодных отношениях, наподобие тех, которые возникли между нами после моего упоминания о скрипящих шёлковых панталонах!
  Эге, милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский, да я ревную, ревную графиню Марию Мусину Пушкину к поручику Ржевскому!
  Впрочем, это вздор и нелепица, пусть развлекаются, как дети малые!
  Мой путь, путь писателя и иследователя, историка и Государственого деятеля намного важнее, чем распутство около кареты!"
  Мысль о распутстве графини Мусиной Пушкиной, невиной красавицы немного повысила настроение графа Владимира Федоровича Одоевского, словно граф только и думал, что о графине и о поручике Ржевском!
  Но как только графиня уселась в карету, а поручик Ржевский на прощание довольно значительно подпихнул её ниже талии, так графиня из кареты холодно и с неприязнью посмотрела на графа Владимира Федоровича Одоевского, отчего его нарастающее хорошее настроение снова упало, будто не было и радости от встречи и восторга от открытия, что шёл скрипит!
  Карета тронулась, поручик Ржевский сделал вид, что бежит за каретой, посылал неприличные воздушные поцелуи, и кричал:
  - Насравненая! Воздушная! Восхитительная! Царственая!
  Граф Владимир Федорович услышал слово "царственая" и скривил тонкие губы в злой усмешке и с легкой зависть!
  То, что он думал о графине Марии Мусиной Пушкиной, что она "царственая", но не высказал "царственая" вслух, а поручик Ржевский сделал это громко и прилюдно, без видимых усилий и нравственых терзаний, ухудшило, и без того плохое настроение!
  Впрочем граф Владимир Федорович Одоевский всегда находил выход из уныния, потому что дурные мысли портят цвет лица!
  Граф Владимир Федорович Одоевский вспомнил, что сделал открытие про скрип шёлка и пришел в благодушное расположение духа!
  Подошёл поручик Ржевский, который, как только карета с очаровательной графиней Мусиной Пушкиной скрылась из глаз, сразу забыл про барышню!
  - Владимир Федорович! Граф! Какими судьбами?
  Ба! Прогуливаюсь я на аргамаке...
  "Не аргамак твой конь, а какая то средняя кобылка! - Граф Владимир Федорович Одоевский отметил, но промолчал, потому что спорить с поручиком Ржевским окажется неблаговиднее, чем с графиней Мусиной Пушкиной! - наверняка, аргамака ты пропил, или проиграл в карты, друг мой сердечный!"
  - И вижу! Да кто это! Вижу, граф Владимир Федорович Одоевский собственой персоной!
  Да, милостивый государь, вижу вас, и не одного!
  С графиней Марией Мусиной Пушикной!
  А ты хват, брат Владимир Федорович, хват! - Поручик Ржевский панибратски хлопнул графа по плечу!
  Граф поморщился от панибратства, но промолчал, потому что, как и в случае с "аргамаком" спор безполезен!
  А поручик Ржевский расхохотался щедро, без заботы, что его осудят за излишнее проявление эмоций в людном месте, словно жеребец, которого нет! - Хват, брат, удалой хват!
  Наслышан, наслышан, как граф Куприн у тебя Зизи увел!
  Зизи - та ещё штучка, но как ножку тянет, как грассссирует!
  Милашка, чудо, а не девушка, кокотка одним словом!
  - Поручик, не забывайтесь! - граф Владимир Федорович Одоевский расправил плечи! Зубы его стучали от гнева, а ноги подпрыгивали! В то же время граф прислушивался: не скрипнут ли шелковые красные панталоны китайские! - То, что вы мой знакомый... приятель... не даёт вам право вольно высказываться о моих личных интересах, тем более, когда интерес касается дам!
  - Граф, не хотел бы вас обидеть! Да и не хочу, но какая же из Зизи - дама?
  Кокотка - да, превосходная, но дама - никакая!
  Вот графиня Мария Мусина Пушкина, с которой вы плезирничали, она - дама, да с, дама!
  А Зизи...
  - Милостивый государь, вы забываетесь!
  - Граф!- Поручик Ржевский приложил руку к области, где находится сердце! - Руку на сердце положа!
  Да все знают, что граф Куприн увел у вас Зизи только из личной неприязни к вам!
  Не нужна ему Зизи, не нужна!
  Но так как вы сталкиваетесь на литературном поприще, давнишние недруги...
  - Я к графу Куприну отношусь с пониманием и прекрасно!
  Мы не враги! - Владимир Федорович отговаривался, потому что так полагали правила приличия, но то, что поручик Ржевский и ДРУГИЕ знали, что граф Куприн увел Зизи из вражеских побуждений, но не потому, что кокотка им увлеклась, бросила Одоевского, эта мысль успокоила Владимира Федоровича!
  Он даже простил поручику дурные манеры и уже смотрел на него, как на избавителя, как на человека, который вывел из смурного состояния после разговора с графиней Мусиной Пушкиной!
  - Понимаете, поручик, ваши предположения о моих... хм, дружеских отношениях с графиней Мусиной Пушкиной потерпели сегодня крах, как судно мореплавателя Крузенштерна!
  К тому же, поручик, как вам известно, я помолвлен с прекрасной графиней Шереметьевой, и трепетно люблю свою сиятельнейшую Александру!
  А что же касается графини Мусиной Пушкиной, то она необосновано затаила на меня обиду, словно я оскорбил честь и достоинство её почтеного батюшки!
  Молодая особа посчитала вздором моё открытие, что шёлк скрипит... - Граф Владимир Федорович Одоевский сказал и сам пожалел, что открыл тайну скрипа шёлка повесе и балагуру поручику Ржевскому!
  Но с другой стороны, событие, что шёлк скрипит рано или поздно должно было быть обнародовано, как открытие графа Владимира Федоровича Одоевского, а поручик Ржевский, как никто лучше, годился на роль разносчика сплетен и серьезной информации!
  Граф Владимир Федорович Одоевский замолчал и ждал реакции поручика Ржевского на свои слова о скрипе шёлка и об отношениях с графиней Марией Мусиной Пушкиной!
  Поручик, словно не слышал графа Владимира Федоровича, подтянул к себе кобылу, дунул ей в ухи,, затем неожидано захохотал!
  Ловко, брат, ловко!
  Надо же... - Мысли поручика скакали, словно горные козлы! - Твою невесту прекрасную Александру Шереметьеву...
  Знаком с, знаком с!
  Был представлен! Хороша с! Кроткая!
  Отчего же вы, граф, сказали, будто шёлк скрипит?
  Это же чепуха, чушь, шёлк не скрипит!
  Но Мария Мусина Пушкина, Александра Шереметьева - хороши, хороши!
  А Зизи, как ножку тянет, как стан выгибает - пава, чудо кокотка!
  Когда Зизи в белом шелковом плаще, а под плащом ничто нет...
  Пардон, милостивый государь Владимир Федорович!
  Позволю себе поспорить с неподражаемым вами: шёлк не скрипит, так что бросьте ваши затеи насчет скрипа шёлка, разве что шутки ради!
  - Скрипит, скрипит и ещё тысячу раз скрипит! - Граф Владимир Федорович Одоевский надул щеки, отставил назад левую ногу, словно принимал позицию для дуэли! - И не советую вам, сударь, проявлять невежество, если оно имеется в вас!
  Неужели вы усомнились в моей правдивости, поручик?
  - И из за скрипа шёлка у вас, граф Владимир Федорович Одоевский, вышел разлад с несравненой графиней Мусиной Пушкиной?
  ГА ГА ГА ГА!
  Граф, а ещё великий писатель называют вас...
  ГА ГА ГА ГА!
  Поручик Ржевский тряс графа за плечи, хохотал, смотрел ему в глаза, словно искал в них портрет убийцы Ивана Грозного!
  Граф по своему обыкновению обиделся на смех поручика и на его недоверие к скрипу шёлка, а с ним и к недоверию к словам, а ещё сильнее граф Одоевский обиделся на то, что поручик Ржевский сказал, что "называют великим писателем"!
  Эта двусмысленость звучала и как комплимент и, как укоризна в том, что Владимир Федорович Одоевский не дотягивает до звания великого писателя по причине умственых отклонений насчет скрипа шелка!
  - Поручик, извольте, я вам докажу, что шёлк скрипит! - Граф прошелся вокруг поручика, как несколько минут назад ходил вокруг графини Мусиной Пушкиной, доказывая ей, что шёлк китайских красных панталонов, а, следовательно, и любой шёлк Мира, скрипит!
  "Я чувствую себя не очень умно, когда делаю нервные движения, приседаю, трусь ляжкой о ляжку, словно напился вина и подцепил вшей в заведении Минеральных искуственых камней! - Граф Владимир Федорович Одоевский подпрыгнул, затем с ходу присел, как упал!
  Он вытер пот с взмокшего лба и вдруг услышал на голове скрип, точь в точь, как скрип шёлковых панталон!
  Граф Владимир Федорович Одоевский сначала не поверил в услышаное, но затем ещё и ещё раз провел шелковым платком, изготовленым из лоскута шёлка, который пошел на панталоны!
  "Шёлковый платок скрипит, скрипит, как торжество моих идей!
  Теперь я не выгляжу, как лжец, и даже графиня Мария Мусина Пушкина посрамиться, когда я принародно при ней скрипну шелковым платком!
  Скрип шелковых панталонов уже не актуален, потому что более благородный шелковый платок докажет мою Правду!"
  - Ну-с, милостивый государь поручик Ржевский! - Граф Владимир Федорович Одоевский выдержал театральную или литературную паузу! Нарочито медлено, со скрипом провел шелковым платком по лбу! Затем присел, и панталоны, как старые друзья, тоже скрипнули! - Вы слышали?!! Вы слышите, как скрипит шёлк!
  Поручик Ржевский с интересом поглядывал на ужимки графа Владимира Федоровича Одоевского, иногда коротко подхохатывал, смотрел на товарища, как на породистую норовистую лошадь:
  - Что я должен услышать, Владимир Федорович?
  Всё что прикажите, подтвержу! Даже на суде присяжных, если прикажите, солгу за вас!
  Если хотите, чтобы я слышал что то, так прикажите - услышу и подтвержу с превеликим удовольствием!
  - Мой шелковый платок скрипит, и шелковые китайские панталоны скрипят!
  Шёлк скрипит, милостивый государь, да с!
  - Владимир Федорович, душка! Всё подтвержу, везде солгу ради вас, но то, что ваш шёлк скрипит - увольте!
  Это же какой из меня герой получится, ежели я белиберду доказываю!
  - Но не лгите, не лгите самому себе, милостивый государь, иначе сгорите в аду!
  Только что скрипел шёлк, я скрипел шелковым платком и панталонами!
  Я усердно скрипел, старался, хотя на Проспекте могут оказаться влиятельные мои знакомые, которые подумают обо мне дурно, когда я приседал и приплясывал вокруг вас!
  Да с, я и вокруг графини Марии приплясывал и приседал, как алыра!
  Но те ужимки вокруг молодой девицы можно было принять за флирт, хотя мне флирт противопоказан по причине моей серьезности и обручения с графиней Шереметьевой!
  И я унизился до танцев вокруг вас, мой милый друг поручик Ржевский, а вы ответили мне чорной неблагодарностью, соврали, будто шёлк не скрипит!
  Извольте, я повторю, мне не трудно, милостивый государь!
  И граф Владимир Федорович Одоевский снова пустился в пляс вокруг поручика Ржевского, даже протер шелковым платком лоб товарища!
  Шелк скрипел, как кости мертвецов на заброшеном кладбище!
  Граф Владимир Федорович Одоевский торжествовал, а поручик Ржевский в недоумении вращал глазами, как дикий вепрь!
  В разгар приседаний графа Владимира Федоровича Одоевского мимо торжествено прошествовала степеная чета: граф Орлов с супругой, урожденой графиней Нарышкиной, хорошие друзья графа Владимира Федоровича Одоевского!
  Граф Орлов с огромным удивлением, которое, впрочем скрывал, но не до конца, засмотрелся на приседания и пляски графа Владимира Федоровича Одоевского, поздоровался, сказал: "Моё почтение Владимиру Федоровичу!"!
  А графиня Нарышкина нарочно отвернула голову в сторону от графа Владимира Федоровича Одоевского, потому что полагала, что поведение Владимира Федоровича является в высшей степени неприличным, и позорит их отношения, как ложка дегтя на лице!
  Граф Владимир Федорович Одоевский в свою очередь понял, что и граф Орлов и урожденая графиня Нарышкина подумали, будто он пьян в стельку, особено, когда рядом гуляка и балагур поручик Ржевский!
  "Ну и пусть, ну и так положено, чтобы они подумали про меня дурное, потому что водят дружбу с графом Куприным!
  Посмотрю я на вас, милостивый государь и государыня, когда буду отмечен Высочайшими особами, как первооткрыватель скрипа шёлка!
  Вы же будете мне рукоплескать и терзаться муками совести, что не поздравили первыми, что не почтили вниманием мои доказательства сейчас и в эту же минуту!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский гордо расправил грудь, а поручик Ржевский снисходительно похлопал его по плечу:
  - Полноте, полноте Владимир Федорович!
  Никакого скрипу я не слышал, поэтому повторяю и успокаиваю вас в очередной раз: шелк не скрипит!
  Может быть, ваши суставы скрипят, как у битого глухаря?
  Тогда вам надобно к доктору Чехову на прием или к хирургу Пирогову!
  - Как, как это возможно, милостивый государь?
  Вы не слышали, как скрипит шелк?
  Но я же вам даже лоб протирал своим платком, шелковым платочком!
  И панталонами скрипел шелковыми, а вы нагло утверждаете, что не слышали никакого скрипа, мон шер!
  Да вы ненавидите меня, вы спелись с графом Куприным!
  Граф Владимир Федорович Одоевский в величайшем волнении кусал мизинец, смотрел на поручика Ржевского исподлобья, но с вызывающей гордостью, словно обличил величайшего в мире подлеца!
  Поручик Ржевский смутился, насколько позволял себе смущаться!
  Он указательным пальцем поковырялся в ухе:
  - Гм! Пренеприятная история, Владимир Федорович, но занимательная!
  ГМ ГМ!
  Может быть, ваш шелк скрипит, но я не слышу!
  Канонада, понимаете, граф Владимир Федорович Одоевский!
  Парад в честь Его Величества на Марсовом поле!
  Бравые крики "Ура"!
  Оркестр, княжна Мэри!
  Может быть, я немного оглох, гм, и ваш шелк, действительно скрипит, но я не слышу, моё контуженое ухо не воспринимает шелест шелка!
  Что же получается, милостивый государь, что я не услышу больше зазывного шелеста шелковых юбок?
  - Услышите, ещё повоюете, мон шер! - Граф Владимир Федорович Одоевский полностью удовлетворился ответом поручика Ржевского, словно получил наследство от тётушки в Самаре!
  Он сменил гнев на милость - кто же обвиняет слабослышащего, тем более, бравого вояку после контузии и оркестра!
  Граф Владимир Федорович Одоевский даже опустился до панибратства, похлопал поручика Ржевского по плечу, повторил действия поручика!
  Впрочем, панибратское похлопывание вышло корявым, неправильным, неотработаным, и граф Владимир Федорович Одоевский укорил себя за подражание!
  Поручик Ржевский захохотал от избытка чувств и расцеловал графа Владимира Федоровича Одоевского в щеки!
  Граф Владимир Федорович Одоевский отбивался, но слабо, ради приличия, чувствовал усами и бородой усы поручика, мелькнула мысль, что у поручика шелковые усы!
  Поручик Ржевский отстратнился на секунду от графа:
  - Дай ка я на тебя погляжу, граф!
  Да ты весь светишься Идеей, милостивый государь!
  Вот что делает вдохновение и возвышеное с писателем, мон шер!
  В собрание! Немедлено поедем в офицерское собрание!
  Я представлю вас господам офицерам и штатским сволочам!
  Шутка с, шутка с!
  Вы, Владимир Федорович, раскажите про скрип шелка, как мне расказывали, и поскрипите немножко для наглядности!
  И знаете, что, граф? Там будут дамы, первосортные дамы, как институтки из Старосельской гимназии!
  Восторг, а не дамы!
  И, не исключаю, что кто нибудь из дам облачена в шелк!
  Ну с, едемте же, граф Владимир Федорович Одоевский!
  Едемте!
  Поручик свистнул, подозвал извозчика, который издали с интересом наблюдал за ними!
  Граф Владимир Федорович Одоевский, словно бы с неохотой, но с внутреним удовлетворением, что шелк скрипит, и он теперь докажет своё открытие на публике, пусть среди офицеров, пусть среди их друзей некоторых штатских, которые, наверняка, закладывают за воротник, но всё же - публика!
  И дамы, про которых упомянул поручик Ржевский, дамы поспособствуют!
  Дамы всегда способствуют!
  Граф Владимир Федорович Одоевский расмеялся своей шутке, каламбуру, да так заливисто и весело захохотал, что поручик Ржевский одобрительно крякнул с лошади: он ехал рядом с пролеткой Владимира Федоровича!
  А мысли графа полетели дальше и дальше, набирая смелость на крыльях открытия про скрип шёлка:
  "Возможно, что кто нибудь из дам одета в шелка, а я уверен, что одета!
  Тогда, если представится случай, мы поскрипим вместе шелком!
  Выйдем на сцену или, что там будет в офицерском собрании; я прочитаю выдержку из моего "Городка в табакерке", а затем поскрипим шелком в доказательства моего открытия, про которое я сообщу немедлено, как только приедем в собрание!"
  До офицерского собрания оказалось недалеко, и граф Владимир Федорович Одоевский посетовал, что не прошелся пешком, потому что во время ходьбы лучше бы приготовился к докладу о скрипе шелка!
  Собрание офицеров заседало в Орфеуме, кафешантане на Владимирской улице, что граф Владимир Федорович Одоевский подметил с некоторым удовлетворением, и в то же время с досадой, потому что столь серьезное заявление про скрип шелка должно быть сделано в стенах Академии наук, или другого учебного уважаемого заведения!
  Впрочем, граф Владимир Федорович Одоевский тут же себя успокоил, что в Академию наук вряд ли пригласили бы дам в шелках, а, если бы пригласили, то скрипение шелковых панталон некоторых дам оскорбило бы наиболее старых академиков!
  Перед тем, как войти в кафешантан, граф Владимир Федорович Одоевский осторожно спросил поручика Ржевского:
  - А Владимир Федорович Одоевский Куприн сегодня не собирался в Собрание?
  А то, как то неловко, неприятно было бы мне...
  - Полноте, брат Владимир Федорович! - Поручик Ржевский уже притоптывал правой ногой от нетерпения, от предвкушения веселья в Собрании! - Графа Куприна не приглашали, а, если даже он зайдет с вашей бывшей красоткой Зизи, то вам то что, до них, Владимир Федорович?
  Кто они и кто вы - сравните!
  Вы - глыба, вы остров!
  Граф Владимир Федорович Одоевский удовлетворился ответом и вслед за поручиком Ржевским вошел в накуреное галдящее Собрание!
  Присутствующие говорили одновремено, хохотали, бренчали на гитаре, слышался дамский смех, а этот смех граф Владимир Федорович Одоевский отметил с удовлетворением: не обманул поручик Ржевский, значит будут дамы в шелках!
  Граф Владимир Федорович Одоевский всматривался в лица, плавающие в сизом дыме, вслушивался в крики, громкий говор, выискивал знакомых, привыкал к обстановке, словно готовился к написанию пьесы под потешным названием "Превращение людей в дым"!
  Неждано негадано спокойный, но мощный голос поручика Ржевского прорезал дым и крики, как сабля Вологодское масло!
  Поручик говорил без надрыва, но на фоне других голосов его голос звучал отчетливо и даже с благородной ленцой:
  - Господа! Милостивые государыни! Позвольте представить вам моего ближайшего товарища графа Владимира Федоровича Одоевского, душку! - Поручик Ржевский поцеловал графа Владимира Федоровича Одоевского в макушку, да так быстро и ловко, что граф не смутился и не отпрянул от неожиданости! - Да с, великий, величайший писатель нашего времени и умнейший человек!
  Граф Владимир Федорович Одоевский сразу нашел несуразность во фразе: как это - величайший писатель и умнейший человек, почему раздельно?
  Разве величайший писатель не бывает умнейшим человеком или умнейший человек не пригоден для писательского труда!
  Но, граф Владимир Федорович Одоевский убедился, что только его волнует построение фразы, а никто на неё не обратил внимание!
  Поручик Ржевский посмотрел на графа Владимира Федоровича Одоевского с величайшим почтением и любовью, возможно в этом взгляде сквозила радость от предстоящего веселого вечера:
  - Милостивые государи, а также обворожительные дамы!
  Граф Владимир Федорович Одоевский сегодня сделал величайшее открытие, свидетелем которого я не стал, по причине контузии! Бам бам бам!
  Оркестр гремит, канонада!
  Граф Владимир Федорович Одоевский уверяет, уверил меня, что шелк скрипит!
  Поручик Ржевский сказал, посчитал, что выполнил перед другом обещаное, поэтому сразу нырнул в дым, к ближайшим бутылкам!
  Граф Владимир Федорович Одоевский в свою очередь почувствовал неловкость, потому что услышал крики: "Вздор! Шёлк не скрипит!", "Выдумки с, обман с"!
  Но эти крики не источали злобу, а смягчались дымом, другими криками, почти восторжеными и по непонятному поводу: то ли некоторые подвыпившие судари радовались открытию Владимира Федоровича, то ли пели свои песни!
  "Быдло с! Скоты с! Но на мнение этих скотов мне придется опираться! - Граф Владимир Федорович Одоевский думал почти без озлобления, по привычке ругался, потому что его сразу не подняли на руки и не качали, как императора Цезаря! Но в компенсацию качания и похвальных речей к графу потянулись руки: мускулистые и волосатые, а также тонкие с белой кожей: господа и дамы наперебой приглашали с ними выпить на брудершафт! - А всё же они милые! - Граф Владимир Федорович Одоевский сменил гнев на милость, даже позволил себе улыбку, скорее дружественую, чем надменую!
  Чуть попозже я докажу, что шелк скрипит, чуть попозже, как в битве на Невском озере!"
  Из предложений граф Владимир Федорович Одоевский выбрал хрустальный бокал с очищеной, но не потому что пил водку с удовольствием, он сейчас бы лучше принял медка или лафита, но отттого, взял бокал с очищеной, что преподнесла его тонкая белая рука с изящным запястьем и тонкими белыми длиными пальчиками, как карандашиками!
  Владимир Федорович Одоевский отметил, что ручка барышни слегка пухленькая с милыми веснушками, а граф Владимир Федорович Одоевский обожал рыжих толстушек с белой кожей!
  После множественых "уверений в моем почтении", когда протискивался среди толпы, граф Владимир Федорович Одоевский наконец то нашел пристанище рядом с обладательницей ручки, они присели за столик около мягких диванчиков!
  Графа Владимира Федоровича ждал сюрприз: часть личика барышни закрывала маска, карнавальная маска для инкогнито!
  Но в прорезях лукаво и задорно искрились глаза прелестницы!
  Заинтригованый граф Владимир Федорович Одоевский несколько секунд всматривался в глаза, словно искал в них ответ на мировые проблемы литературы:
  "Что, если за маской скрывается одна из моих знакомых, а я допущу непростительную вольность?
  Или... Ах, а не невеста ли моя Александра Шереметьева приглядывает и следит за мной: не повеса ли я, её будущий муж!
  Но с другой стороны, барышня находится в офицерском Собрании, которое далеко от названия "приличное место"!
  Нет, нет, конечно же не Александра моя любовь!
  Как же я мог даже так подумать, если у барышни золотистые волосы, как лучи света - Граф Владимир Федорович Одоевский мыслено похвалил себя за достойное сравнение, - а у моей Александры... не моей, но всё же, станет моей... волос цвета вороньего крыла!
  Конечно: парики, штучки, букли, но выражение лица, губы, головка, рост, фигура - не соответствуют!
  И на графиню Марию Мусину Пушкину барышня меньше всего походит!
  Наверняка, незнакомка, прелестная незнакомка!"
  Рядом молодой корнет доказывал седоусому полковнику преимущество полевой артилерии перед коной атакой!
  И корнет и полковник были пьяны, но полковник, что называется "напился в стельку"!
  Корнет с горящим взором молодого орла размахивал рукой с пустым бокалом и громче положеного для приличий убеждал:
  - Господин полковник! Помилуйте, отец родной!
  Да пока коная гвардия собирается, пока скачут по полю с криками "Ура", да за это время картечь долетит до врага и нанесет непоправимый урон в его рядах!
  - Да с, да с! - Полковник крутил ус, пьяно улыбался и смотрел в пустоту, словно из пустоты вылетит артилерия на конях!
  Граф Владимир Федорович Одоевский наконец повернулся к своей спутнице и... обомлел от счастья!
  Девушка не то, чтобы красавица, но "удобная", полненькая, с задорными веснушками на белом круглом личике!
  "Будто золотою пылью осыпана, девушка марципана! - Граф Владимир Федорович Одоевский скаламбурил, но молча! Впрочем, если бы он прошептал эти слова, то их никто бы не услышал в грохоте канонады разговора корнета с полковником! - Но самое удивительное, что барышню мне послало Провидение!
  Шелковое платье, шелковый корсет, и, наверняка, шелковые панталоны!
  Как же это должно скрипеть, словно на Параде!
  К сожалению, шум и гам перекроют утонченые звуки скрипа шелка!
  Когда я возьму минуточку внимания для оглашения своего открытия, что шелк скрипит, тогда попрошу всех господ офицеров замолчать, иначе они не услышат волшебный скрип шелка!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский изучал наряды барышни, а когда поднял очи, то немного смутился, потому что барышня пристально смотрела ему в глаза:
  - Вам нравится, граф?
  - Что, позвольте, спрошу, нравится, милостивая государыня? - Граф Владимир Федорович Одоевский спросил, но скрывал за вопросом смущение! Он укорял себя за излишнюю откровеность в расматривании шелкового наряда барышни, откровеность, которую приличная девушка посчитает за непристойность! Впрочем, не скрою, ваш наряд мне нравится, как песня!
  Скажу больше - я очарован Вами и вашим нарядом!
  Эти шелка... обожаю шелк!
  Извольте убедиться, милостивая государыня, у меня панталоны из китайского дорогого красного шелка, и платок из шелка!
  Я сравнивал свой шелк с вашим шелком, сударыня!
  И нахожу, что ваш шелк не хуже моего, и, как полагаю, скрипит не менее мелодично, как эолова арфа!
  - Вам нравится мой шелк, граф? - Барышня смотрела пристально, отчего граф Владимир Федорович Одоевский почувствовал себя не уютно, но оправдал барышню, что она слегка пьяна, насколько позволяют дамский этикет!
  Барышня словно не слышала слова про скрип шелка, а следовала своим мыслям: - У меня шелковая кожа, граф!
  Граф, а вы богаты?
  Граф, а вы откуда приехали?
  Почему я о вас не наслышана прежде?
  Граф от неожиданых вопросов звонко расмеялся, почти захохотал, но в шуме голосов, где даже уже слышны крики перебранки, громкий голос графа Владимира Федоровича Одоевского звучал тихо:
  - Позвольте, позвольте, сударыня!
  Вы изволили спросить меня откуда я приехал и почему вы не наслышаны обо мне!
  Обо мне знает весь Петербург, да, и не скромничаю, широко известен по всей Руси и за пределами её окрестностей!
  К слову скажу, что моё произведение "Игоша", а я знаменитый писатель, удостоеный Высочайшего внимания, так моя повесть "Игоша" поставлена в Миланском Оперном театре!
  Вот с, милостивая государыня!
  И ниоткуда я не приезжал, а урожденый Петербуржец, как река Нева!
  А вы, судя по легким речевым отголоскам, являетесь уроженкой Рязанщины, смею сказать!
  И, как знаток людей, человеков и человеческих душ, сделаю предположение и по вашей красоте!
  Только в Рязани и в Тверской губернии, немного в Вологодской губернии рождаются белокожие златокудрые пухленькие милые красавицы!
  Если же моя речь оскорбляет ваш слух, или я допустил вольность в разговоре, то прошу меня простить, сударыня, ибо я нахожусь во власти сильнейших чувств!
  Граф Владимир Федорович Одоевский залпом выпил бокал очищеной, а барышня пригубила лафета из своего бокала!
  - Ваши чувства вызваны мной, милейший граф?
  Моими шелками, моей шёлковой кожей?
  - Отчасти, отчасти! - Граф Владимир Федорович Одоевский в смущении теребил нафабреный ус!
  Он волновался, потому что барышня давила на него своей красотой и, как бы, могуществом!
  А шелка, шелка, которые обвивали её полный стан, будоражили воображение графа Владимира Федоровича Одоевского не менее, чем глаза барышни, приветливые, и в то же время загадочно далекие, что так сверкают в прорезях маски!
  "Я помолвлен, милостивый государь!
  Я влюблен в графиню Александру Шереметьеву!
  Но шелка, барышня! Ах, как я несчастен!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский обрадовался, что нашел оправдание своему плывущему состоянию - несчастен!
  На Руси несчастным и пьяным прощается многое, даже покушение на Высочайшую особу!
  Барышня в свою очередь удивилась проницательности графа Владимира Федоровича Одоевского,
  - Граф! Вы душка, как сказал поручик Ржевский!
  И, уверена, незаурядный писатель, хотя ваших произведений я не изучала, к стыду своему!
  Всё больше романы мадам Коко...
  Но как тонко вы заметили, что я из Рязанщины, граф Владимир Федорович!
  Я - урожденая графиня Крестовская, Ана Павловна, из Рязани!
  Наше имение находится в Зарайске, где чистая река Осетр!
  Ах, граф Владимир Федорович!
  Как вспоминаю свою реку Осетр в Зарайской губернии, как думаю о том, что далеки те дни, когда веселая и расторопная бежала по лугу, на ходу скидывала шелковые одежды, которые вы, граф Владимир Федорович, отметили, и нагишом погружалась в слегка замутненые, но благодатные торфяные воды Осетра!
  Где то время? Где оно благодатное?
  По бархатной, а граф отметил, что сказал бы по "шелковой" щечке графини Крестовской сползла брилиантовая слеза!
  Граф Владимир Федорович Одоевский умилился умилением великим:
  "Всё сходится! Это Судьба послала мне графиню Крестовскую в шелках для доказательства моего торжества!
  Графиня Ана Павловна упомянула про речку Осетр, что протекает в её родовом имении в Зарайске!
  Но и мой триумф сегодня начался с расматривания рыбных рядов, где продавали осетров!
  Это не простое совпадение, это рука Фортуны!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский улыбнулся широко и ясно, чем заинтересовал графиню Крестовскую ещё сильнее!
  Она расправила грудь, а Владимир Федорович Одоевский увидел край милого шелкового корсета, но скрипа шелка не услыхал среди шума и криков "Браво" кому то!
  - Графиня! Вы упомянули про родовое имение и родную речку Осетр, в которой, как полагаю, водятся жирные осетры!
  Остановил своё внимание на упоминании вашем, как вы сбрасываете шёлковые одежды!
  И я сразу увидел в вашем расказе руку Провидения, перст Судьбы!
  Представьте, графиня, что мои сегодняшние приключения начались имено с рыбных рядов, когда я поимел желание расматривать осетров, при этом обращал внимание на осетров жирных!
  - Вы любите осетров, граф Владимир Федорович Одоевский?- Графиня Крестовская в волнении сжала руку графа, но затем быстро убрала, впрочем, без видимого смущения, которое ожидал граф Владимир Федорович Одоевский от молодой барышни! - Вы наблюдаете осетров в их естественой среде обитания, то есть в торговых рядах!
  Я потрясена граф, ошарашена, я не нахожу слов, Владимир Федорович!
  Вы истиный иследователь человеческих душ и явлений нашей жизни, писатель с Большой буквы! - Графиня Анна Павловна тяжело дышала от волнения, словно только что нашла своё счастье! - В наше время редко, кто из благородных графьёв признается так запросто, что бродит в рыбных рядах и смотрит на жирных осетров!
  Многие полагают это неприличным и недостойным человека высшего света!
  Но я другого мнения, противоположного, граф!
  Если вы писатель, если ищущая душа, то ваш долг идти в народные масы, в рыбные ряды и описывать, изучать жизнь торговцев осетрами и самих осетров, некоторые из которых вырастают до ста пудов!
  - Так уж и до ста пудов, графиня!
  - Да с, милостивый государь, до ста пудов, Владимир Федорович!
  Своими очами видела! -Графиня так сверкнула очами в прорезях маски, что у графа Владимира Федоровича Одоевского не осталось сомнений в правдивости её слов!- И что же дальше, граф!
  Какие неожиданые повороты судьбы вас ждали в торговых рыбных рядах?
  - Дальше? Дальше я услышал необыкновеный звук, скрип, которого доселе не слыхал!
  Не утомлю ваше внимание, графиня Анна Павловна, а скажу сразу, что скрипели мои новые шелковые китайские красные панталоны, в которых имею честь сейчас присутствовать рядом с очаровательной вами!
  "Я сказал "очаровательная"?
  Осторожнее, граф, внимательнее!
  Кругом шум, но недружеское ухо потом может исказить мои слова и передать Александре Шереметьевой в неблаговидном для меня содержании!"
  - Скрипели шелковые панталоны, граф?
  Очень необычно и интригующе!
  Но шелк же не скрипит, милостивый государь!
  - И вы заодно с ними, с моими опонентами, графиня! - Граф Владимир Федорович Одоевский тяжело вздохнул, но больше для картиности, чем от волнения! Он покрутил левый нафабреный ус, потому что знал, что дамам нравится, когда он играет со своим усом, словно в усе скрыта тайна обольщения женщин! - Графиня Мария Мусина Пушкина тоже укоряла меня, говорила, что я несу вздор, когда я упомянул про скрип шелка!
  Над превращением человека в осетра, над сказочным превращением хохотать изволила, а, как только я сказал, что скрипят мои шелковые китайские панталоны, так сразу стала ко мне холодна и надмена, как статуя Медного Всадника!
  - Граф Владимир Федорович! У меня голова идет кругом! - Графиня Крестовская положила свою руку поверх руки графа Владимира Федоровича Одоевского, и не убирала, словно доверяла себя! - Графиня Мария Мусина Пушкина, знаю, знаю с!
  Скрип шелка, но шелк не скрипит... чудесное сказочное превращение человека в осетра, как это?
  - Всё очень просто в этом мире графиня, проще простого, как сказал Аристотель! - Граф Владимир Федорович Одоевский сделал положеную паузу, которая придавала его словам больший смысл, словно ваниль облагораживает булочку! Глаза графа Владимира Федоровича Одоевского горели чистотой помыслов, как у честнейшего писателя прошлых лет Монаха Пимена! Пейсы красиво отливали в свете толстых свечей! - Графиня, не подумайте фривольного, но вы - необыкновеная чудесная барышня!
  Я упомянул про рыбные ряды и про осетров, но это не только не вызвало в вас недоумения, но и привело в величайший восторг, словно я подарил вам карету с крепостными крестьянами!
  Графиня Мария Мусина Пушкина, когда я сказал про осетров сначала пришла в недоумение, а затем, когда я поведал литературный приём, что думаю о собственом превращении в осетра, захохотала!
  Но сначала укоряла меня и негодовала!
  А вы же, графиня Крестовская Анна Павловна, напротив, милостиво выслушивали и одобряли меня в том месте, когда я говорил про рыбные ряды с осетрами!
  - Вы были близки с графиней Мусиной Пушкиной, граф? - Графиня Крестовская спросила быстро, с женским уколом глаз!
  Граф Владимир Федорович Одоевский сначала отшатнулся от неожиданой откровености, но затем, как знаток человеческих характеров, потому что писатель, успокоился и ответил ровно, как и подобает важному господину:
  - Я не был близок с графиней Мусиной Пушкиной Марией, графиня!
  Более того, я вызвал её недовольство, и, полагаю, что в ближайшее время, отношения между нами останутся холодными! - Граф Владимир Федорович Одоевский в волнении скомкал салфетку, бросил под стол!
  Он нарочно не упомянул про свою невесту урожденую Шереметьеву, потому что полагал, что разговор о невесте неуместен в офицерском собрании, и косвеным образом оскорбляет честь графини Александры Шереметьевой!
  Графиня Крестовская, когда услышала, что граф Владимир Федорович Одоевский не был близок с графиней Марией Мусиной Пушкиной, а сейчас тем более попал в опалу, заметно повеселела, словно выпила графинчик лафита,
  - Граф Владимир Федорович! Вы душка, мон шер!
  А раскажите мне потешное и поучительное про сказку превращения ваше в осетра!
  Прошу, прошу вас, граф!
  Графиня Крестовская сложила губки дудочкой, а граф Владимир Федорович Одоевский довольно засмеялся!
  Он чувствовал легкость в теле, в душе, словно только что вышел из чистилища!
  Приближался момент, когда он объявит офицерскому собранию о своем открытии, не важном в мировом масштабе, но важном для России и сопредельных стран, а, может быть, и полезным и всё таки важном для всего Мира, что шелк скрипит!
  Никто доселе не думал, что шелк скрипит, а граф Владимир Федорович Одоевский открыл... откроет эту истину людям!
  - Я высказал графине Марии Мусиной Пушкиной предположение, свою сказочную думу о превращении меня в осетра!
  Графиня Мусина Пушкина изволила смеяться и поощряла меня хорошим расположением духа!
  Но всё исчезло, как только я со сказочной темы перешел к скрипу шелка, будто воды холодной ушат вылил на голову графини!
  - Воды ушат на голову графини? ХА ХА ХА!
  Граф Владимир Федорович, вы потешник!
  Вы затейник шутник, как умно вы сказали: вылили ушат на голову, ушат холодной воды на головку графини Мусиной Пушкиной!
  ХА ХА ХА ХА!
  Графиня Крестовская смеялась излишне громко, как показалось графу Владимиру Федоровичу Одоевскому!
  Он одновремено: и радовался, что привел графиню Крестовскую в состояние повышеной смешливости, а также, что графиня Анна Павловна оценила его шутку про ушат холодной воды на голову графини Мусиной Пушкиной, и в то же время опасался, что кто нибудь из господ офицеров заинтересуется через чур громким смехом графини и узнает его причину!
  А упоминание графини Мусиной Пушкиной, публичный расказ о ней не входил в планы графа Владимира Федоровича Одоевского!
  Но, к счастью, никто из господ офицеров не откликнулся на звонкий провинциальный смех графини Крестовской!
  Наверняка, у господ офицеров имелись причины для своего смеха, более громкого, чем смех графини!
  Граф Владимир Федорович Одоевский успокоился, щелчком сбросил с жабо пылинку!
  Но графиня Крестовская, потому что женщина, а женщины всегда и везде случайно портят настроение, которое сами и повышают, произнесла с остатками искристого смеха:
  - Затейник, душка вы, граф Владимир Федорович!
  Сказка про осетра, сказка про скрип шелка! - Графиня Крестовская игриво стукнула сложеным веером по плечу графа Владимира Федоровича Одоевского!
  Граф Владимир Федорович Одоевский снова погрустнел, но не так, как во время беседы с графиней Мусиной Пушкиной, потому что привык уже к недоверию насчет скрипа шелка!
  Владимир Федорович знал, что нужны доказательства, всем нужны доказательства в любом случае, и тогда Фомы Неверующие поверят даже в скрип шелка!
  - Помилуйте, графиня Анна Павловна, шелк действительно скрипит, и скрипит мелодично, необычайно!
  И скрип шелка слышен даже простым людям, не говоря уже о нас, представителях Высшего Сословия!
  Мне, сударыня, огорчительно и больно, что вы, барышня, которая вся в шелках, и бегали к речке Осетр, на ходу сбрасывая шелка, вы не обращали внимание доселе, как скрипит шелк!
  Но теперь всё будет по другому, потому что вы знаете, и обратите внимание каждый раз на восхитительный скрип шелка!
  Граф Владимир Федорович Одоевский с удовлетворением, с легким румянцем, почти чахоточным, откинулся на мягкие подушки!
  Графиня Крестовская Ана Павловна смотрела на графа Владимира Федоровича Одоевского с тем же участием, но уже с легким, едва заметным, отттенком удивления!
  Можно было бы сказать - досады, - но Ана Павловна никогда бы не позволила себе подобного отношения к высокопородному лицу, отттого, что воспитана в Институте Благородных Девиц:
  - Граф Владимир Федорович! Я сейчас же, немедлено пошуршу шелками, которые есть на мне, и вы не услышите скрипа шелка, потому что доселе я его не слыхала, и, полагаю, не услышу сейчас, потому что шелк не скрипит, милостивый государь!
  Но я уважаю ваше мнение, ваш талант, как писателя, вашу прозорливость и целеустремленость при взгляде, на, даже простые, явления природы!
  Графиня Крестовская выпрямила ещё строже свою прямую спину, словно проглотила Исакиевский собор!
  Граф Владимир Федорович Одоевский подался к графине, тяжело и взволновано дышал, предчувствовал свой триумф, потому что шелк на графине скрипнет, обязательно скрипнет, потому что иначе и не может быть!
  Графиня Ана Павловна под пристальным наблюдением графа Владимира Федоровича Одоевского взмахнула ручками, очаровательнейшими белыми ручками с золотыми веснушками, и привела в движение шелка платья, словно эфирный вздох Афродиты!
  Ещё, ещё, ещё и ещё!
  Но скрипа шелка не слышно, словно скрип шелка ушел в долгосрочный отпуск или отправился с мореплавателем Крузенштерном к берегам Антарктиды!
  Графиня двигала шелка в течение двух минут, при этом на её лице зарождался румянец то ли волнения, то ли легкого чувства превосходства над словами графа Владимира Федоровича Одоевского, отттого, что она сказала, что шелк не скрипит, и шелк, реально, не скрипел!
  Граф Владимир Федорович Одоевский в то же время приходил в унылое состояние духа, а его прежний румянец сменялся бледнотой щек и посинением губ, как при сердечном ударе!
  Наконец графиня закончила колыхание шелков, опустила очи долу, и, чтобы голос не выдал её восторга, отттого, что она права, а сиятельнейший граф Владимир Федорович Одоевский ошибся, хотя и иследователь событий и человеческих душ, произнесла почти слышно:
  - Граф Владимир Федорович! Вы теперь убедились, что шелк не скрипит...
  По крайней мере, мой шелк не скрипит, словно его заколдовал злой волшебник Кощей Безсмертный!
  Полагаю, что, возможно, другие шелка скрипят, но мой шелк дорогой, наилучший, а он не скрипит!
  Возможно, дешевые шелковые изделия скрипят, как...
  Графиня Ана Павловна замолчала, потому что допустила безтактность, непозволительную для благородной девицы из древнего рода!
  Граф Владимир Федорович Одоевский понял, и графиня Крестовская Ана Павловна поняла, что он понял, что если скрипит ДОРОГОЙ шелк, а дешевый шелк не скрипит, то панталоны графа Владимира Федоровича Одоевского сшиты из дешевого, а, возможно и подельного, шелка!
  Но безтактность стала бы безтактностью, если бы граф Владимир Федорович Одоевский признал её безтактностью, а слова, намек или упущение графиней, потому что она, хотя и графиня Крестовская, но всё же женщина, которая ошибается, поэтому её слова не всегда можно принять за твердое доказательство, как хвост собаки даже при ближайшем расмотрении не походит на хвост крокодила или, скажем, коровы!
  Граф Владимир Федорович Одоевский в свою очередь тоже выпрямил спину сильнее обычного, а затем сухо произнес:
  - Графиня Ана Павловна!
  При всем моем уважении к вашему образованию, к которому я не имею претензия, я бы заметил, что знания девиц из Института Благородного не достаточно обширны для суждения по качеству шелка в частности и по скрипу шелка в общем!
  Я не знаю, почему ваш шелк не скрипит, но не допускаю даже мысль, что ВАШ шелк на платье намного дешевле, чем шелк на моих панталонах, потому что подобное допущение унизило бы не только вас, но и ваш род, отттого, что графиня девица не может купить себе платье из настоящего шелка, или содержит недостаточно квалифицированых, потому что малооплачиваемых, портных!
  Нет, нет и нет, графиня, подобных мыслей у меня никогда не зародится!
  Но я не знаю иной причины, почему ваши шелка не скрипят, словно несмазаные двери сарая в Рязани!
  Нет ли у вас иных шелковых вещей на теле, или шелкового платка с монограмой вашего рода?
  Может быть ДРУГОЙ шелк прольет свет истины на наш спор?
  Граф Владимир Федорович Одоевский снова откинулся на мягкие подушки, тяжело дышал и демонстративно вытер шелковым платком пот со лба!
  Граф даже не обратил внимание, что его шелковый платочек на этот раз не скрипнул, наверно отттого, что стал влажный, как улица Маросейка!
  Графиня Крестовская поджала губы, но ничто не ответила, потому что вспомнила, что её шелковый платочек, изящный с прелестной вышивкой достаточно измаран после того, как корнет Оболенский нервно его комкал и хотел забрать себе в знак любви и признательности к графине!
  Графиня Ана Павловна, разумеется, не отдала шелковый платочек корнету Оболенскому хотя бы и потому не подарила, что корнет Оболенский в силу своих музыкальных талантов и вдумчивости страдал забывчивостью, как Цицерон!
  Корнет Оболенский обязательно потерял бы платочек графини Крестовской, оставил бы его в ненадлежащем месте, а затем слухи и сплетни оплели бы графиню, будто она была в том непорядочном месте, где и самолично оставила платочек с личной вышитой печатью и гербом графов Крестовских!
  По этой причине графиня нервно усмехнулась, она знала, что граф Владимир Федорович Одоевский переиграл её, что, если она сейчас же не предъявит ДРУГОЙ шелк, то граф Владимир Федорович Одоевский будет мнить, будто её шелк дешевле, хуже, чем шелк на его красных щегольских панталонах!
  Ах, как прекрасны китайские панталоны графа Одоевского!
  В другое время при ином стечении обстоятельств графиня Ана Павловна нашла бы эпитеты для восхищения панталонами графа Владимира Федоровича, высказала бы свой восторг в изысканых выражениях, но сейчас, слегка оскорбленая, графиня Крестовская не похвалила, а нечаяно, в раздумье высказала:
  - Есть, разумеется есть, на мне ещё шелковая вещица, граф Владимир Федорович!
  Но это - мои прелестнейшие миленькие рейтузики с кружавчиками и оборочками!
  На рейтузики пошел самый пресамый лучший китайский шелк! Портной Циберман, - графиня Крестовская Ана Павловна нарочно сказала фамилию самого известного портного в Петербурге, - лично мне отбирал шелк на рейтузики и лично иглой и тончайшей нитью шил, словно его рукой водило само Провидение!
  Графиня неосторожно сказала и мыслено обругала себя за непозволительную откровеность, что поведала почти незнакомому мужичине, хотя и благородному графу Владимиру Федоровичу Одоевскому, секрет интимной нижней девичьей одежды!
  Но во первых, как успокаивала себя графиня Ана Павловна, граф Владимир Федорович Одоевский несомнено благородный человек и писатель, поэтому не опустится до распускания слухов о рейтузиках девушки, во вторых, чудо рейтузики, прелесть, а не рейтузики из тончайшего дорогущего китайского Императорского шелка, да ещё и пошитые за сумасшедшие деньги, требовали к себе пристального внимания, пусть даже, словно вскользь, словно ненароком упомянутые, таинственые, как закопаная в землю картошка с колорадским жуком!
  Реакция графа Владимира Федоровича Одоевского при упоминании графини Крестовской про шелковые рейтузики сначала обрадовала графиню!
  Граф аж подпрыгнул на мягких подушках, словно его в попу ужалила медоносная пчела с пасек губернатора Московского!
  Но затем графиня Крестовская Ана Павловна пожалела о своём откровении, потому что граф Владимир Федорович с жаром, с лихорадочным румянцем, с блестящими, как у доктора Чехова, очами, упал перед графиней Крестовской на колени, осыпал её руки поцелуями, говорил, словно бредил:
  - Графиня Ана Павловна, милостивая государыня!
  Вы даже не представляете в какой степени вввели меня в положительное расположение духа!
  Когда мы не услышали скрипа Вашего шелка, то назревал конфликт, но конфликт не между нами, а мы бы не дошли до конфликта, потому что благородные, а конфликт между Правдой и Ложью!
  Скрипит или не скрипит шелк: вот в чем вопрос!
  Для меня яснее ясного, что шелк скрипит, вы же высказывали сомнения насчет скрипа шелка, и мы встали в тупик, как Буриданов осел между двумя мешками с золотом!
  И то, что ваше шелковое платье не скрипело, меня не смутило, а вам, как бы доказало, что шелк не скрипит!
  Но шелк скрипит, и иные упоминания, что шелк не скрипит - чушь, вздор, нелепица, милостивая государыня!
  Мы зашли в тупик, как говорили древние римляне и греки на арене цирка!
  Но тут вы, блистательная, неподражаемая, графиня Крестовская Ана Павловна, выручили и себя и меня, волшебница кудесница...
  Да с, вы спасли ситуацию от нежелательного разговора, от неправильных мыслей, от ненужных споров, словно научили всех академиков Российской Академии наук грамоте! - Граф Владимир Федорович Одоевский с удовлетворением отметил себя, как умельца, который вплел в разговор о скрипе шелка ещё и легкий сарказм по отношению к зазнайкам из Академии наук, неучам по существу, которые не отметили произведение "Игоша" высшим научным достижением российской литературы, не поставили "Игошу" на ступеньку выше, чем "Слово о полку Игореве"! - Ах, да, сударыня Ана Павловна!
  Возникло у меня и ещё одно научное предположение, будто мы не слышим скрипа вашего шелка потому, что скрип этот чрезвычайно мелодичный и утонченый, совсем не слышен в шуме и гаме сегодняшнего офицерского Собрания, словно господа офицеры собираются на войну с французами в шелковых трико!
  К тому ж, рядом с нами задумчивый тапер тихо что то наигрывает на белом рояле, будто отгоняет дрему!
  Но я это предположение оставил до других времен, когда скрип шелка восторжествует, и своим благородным звучанием покорит заморские страны и Западную часть Сибири!
  А сейчас, теперича, милостивая сударыня, извольте, покажите мне свои шелковые замечательные рейтузики, которые скрыты под шелком вашего платья, как орех в скорлупке!
  Я желаю их зреть, я желаю их скрип!
  Позвольте, позвольте, графиня Ана Павловна Крестовская!
  Граф Владимир Федорович Одоевский прекрасный в своем благородном порыве, но с виду безумный, на коленях подполз ближе к графине Крестовской, осыпал её ручки, белые обворожительные пухлые ручки немыслимым числом быстрых, как укус комара, поцелуев!
  Поцелуи нравились графине Крестовской, но она чувствовала себя неловко, потому что сцена проходила при общем скоплении народа, как на ярмарке, где Петрушка обличает Марью Ивановну!
  В сильнейшем волнении графиня Крестовская прижала шелковое платье к коленям, словно спасала свою честь!
  Попытки графа, его целеустремленость начинали умолять нежную ранимую душу графини, но девушка из робости, из благородных кровей не отсылала графа Владимира Федоровича Одоевского туда, куда бы его послала простая деревенская девка в ситцевом, но отнюдь не шелковом, сарафане!
  - Сударь, милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский!
  Что вы делаете, мон шер?
  Непозволительно, ужасно, вы меня компрометируете, друг мой!
  Ах, Владимир Федорович, отойдите же, уйдите прочь от меня, от моих шелковых рейтузиков!
  Мне стыдно, граф, мне робко и стеснительно!
  Позвольте вам не позволить взглянуть на мои миленькие премиленькие шелковые рейтузики с кружавчиками!
  - Хорошо, сударыня, слушаю и волнуюсь, графиня Ана Павловна!
  Но вы хотя бы скрипните рейтузиками, скрипните шелковыми!
  Пусть я не увижу их шелк, не проведу руками, не ощупаю прочность и добротность материала, но вы скрипнете, чтобы моя правда восторжествовала, иначе я в домоганиях дойду до крайности!
  Но, разумеется, графиня Ана Павловна, до крайности своей, никоим образом не связаной с поруганием вашей чести и достоинства, что я не допущу даже в чахоточном сне!
  Сердце мое не выдержит, если вы сейчас же, немедлено не потрете своей ляжкой... своей восхитительной ляжкой о ляжку, да так ловко, чтобы одна шелковая рейтузинка потерлась о другую шелковую рейтузинку, отчего мы услышим восхитительный скрип, подобный скрипу колес телеги императора!
  Ну что вам стоит, милостивая сударыня!
  Ну для моего блага, для успокоения величайшего писателя, создавшего "Игошу", "Городок в табакерке" и другие, не менее значимые произведения!
  Ляжку о ляжечку, рейтузик о рейтузик...
  Позвольте, графиня Ана Павловна, я помогу вам в ваших попытках...
  - Граф, Владимир Федорович!
  Только для вашего удовлетворения, для придания вашим изыскательствам по поводу скрипа шелка, я соизволю!
  Я с огромнейшим уважениям отношусь к вашим идеям, граф Владимир Федорович!
  Но встаньте же, мон шер, встаньте с колен...
  - Не встану, сиятельнейшая графиня, не встану, пока не услышу, как скрипит шелк ваших рейтузиков!
  Надеюсь, что музыка отвратительнейшая музыка тапера, не заглушит мелодичный скрип шелка...
  Граф Владимир Федорович Одоевский с горящим взором обхватил колени графини Крестовской, сделал попытку двинуть ляжками прекрасной барышни, чтобы скрип сокрытых, под шелковым платьем рейтузиков, возвестил о начале новой эры - эры музыки шелка и других благородных дорогих материй, из которых пока только пошивают модные одежды!
  На долю секунды граф Владимир Федорович Одоевский подумал о музыке дерюг, бархата, об оркестрах, в которых музыканты вместо барабанов, гобоев и флейт держат в руках куски различных тряпиц и производят тряпицами самые чарующие, а граф Владимир Федорович уверен, что ничто не сравнится с музыкой белья, обворожительнейшие звуки!
  Но мысль о тряпичном оркестре на время погасла, потому что другая мысль, сбой в событиях занял её место, как на место зарезаной курицы приходит цыпленок!
  Граф Владимир Федорович Одоевский ощутил необычайную тишину, тишину без возгласов, пьяных криков и даже без надоевшей музыки меланхоличного тапера корнета Оболенского!
  Граф Владимир Федорович Одоевский посмотрел по сторонам и внезапно почувствовал себя крайне неловко, словно голый выбежал из бани на людный Невский Проспект!
  Господа офицеры, их дамы молча смотрели на коленопреклоненого графа Владимира Федоровича Одоевского, как он обнимает колени графини Крестовской Аны Павловны!
  А рядом с графом стоял тапер корнет Оболенский с лицом более белым, чем положено по этикету для вдумчивого молодого музыканта корнета!
  Граф Владимир Федорович Одоевский почувствовал себя предурацки, даже с досадой подумал, что откладывается до успокоения, до забытия этого момента, откладывается триумф, доклад о скрипе шелка!
  Потому что никто, даже господа офицеры и их не слишком добродетельные дамы, не примут всерьез открытие, что шелк скрипит, если открытие будет изложено опозорившимся графом!
  А то, что опозорился, граф Владимир Федорович Одоевский понял сам, и получил немедленое подтверждение в едином выдохе толпы:
  "Дуэль!"
  - Каков мерзавец этот ваш, - почему то кто то кому то торжествено говорил ВАШ, - граф Владимир Федорович Одоевский!
  - Прилюдно закрутил роман с графиней Крестовской Аной Павловной!
  - Конфуз, милостивые господа и сударыни, конфуз!
  - Ну уединился бы граф Владимир Федорович с графиней Аной Павловной в будуар!
  - Подобные непристойности положено делать инкогнито в будуаре!
  Графиню Ану Павловну не спасла маска, якобы для неузнавания, потому что почти все присутствующие знали, кто находится под маской, словно на маске написано "графиня Крестовская Ана Павловна!
  Граф Владимир Федорович Одоевский имел живое воображение от природы, да ещё и усиленое писательским благородным трудом, поэтому немедлено представил, как его вызывают на дуэль, наверно, корнет Оболенский за то, что граф Владимир Федорович оскорбил его манеру исполнения нотных произведений на белом рояле!
  Граф Владимир Федорович Одоевский знал, что никаких шансов на выигрыш в дуэле с забиякой корнетом у него нет, и не потому нет, что корнет Оболенский славился быстрой рукой и верным взглядом, а отттого нет, что граф Владимир Федорович Одоевский всегда с презрением относился к военым наукам, и демонстративно не изучал ни искуство борьбы, ни фехтование, ни стрельбу из порохового пистолета!
  "Меня убьют на дуэли, и идея, открытие, что шелк скрипит навсегда будет погребена со мной в сырой могиле!
  Но это несправедливо, это неправильно по сюжету жизни, словно мою жизнь написал робкий неблагородный неумелый писатель!
  Я обязан жить, нести добро, творить, радовать, обогащать людей знаниями, например, о скрипе шелка!
  Значит я не умру... не погибну на дуэли сейчас, как Корш!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский решил, что, если дуэль неизбежна, а что неизбежна - очевидно, потому что поручик Ржевский, который вынырнул неизвестно откуда после того, как уводил даму посмотреть на звезды, которых в Петербурге никогда нет, поручик Ржевский собирает пари на дуэль, и в этом пари ставки на графа Владимира Федоровича Одоевского мизерные, и, исходя из обстоятельств, если победа графу Владимиру Федоровичу Одоевскому не обезпечена на оружии, то граф Владимир Федорович Одоевский выиграет её словесно, а в словесности, он знал и уверен, нет равных ему в Петербурге, потому что кто бы тогда написал "Игошу"!
  Граф Владимир Федорович Одоевский первым пошел в наступление, как в омут головой с Аничкова моста:
  - Что вы нам меня так пристально смотрите, корнет Оболенский, словно я причинил вам непоправимое зло!
  Может быть вы дадите мне дуэль по поводу того, что я сделал неосторожное нелестное замечание по поводу вашей игры на музыкальном инструменте фортепьяно?
  Но тогда вызывайте на дуэль половину, нет, почти весь Петербург - благородные люди подтвердят мою мысль, что вы играете прескверно!
  Послышался смех, иногда - откровеный хохот пьяных господ офицеров, послышались восторженые шепотки дам:
  - Умело, умело высказался граф Владимир Федорович Одоевский!
  Он душка, недаром же он - именитый писатель, тот самый, который написал "Городок в Табакерке"!
  - Да что вы говорите, милостивая сударыня?
  "Городок в табакерке"? Это он сочинитель, граф Владимир Федорович Одоевский?
  Поразительно, восхитительно!
  А я поначалу думала, что столь возвышеное и благородное произведение написано ангелами!
  Владимир Федорович Одоевский от похвал возгордился, и смотрел на корнета Оболенского уже не со страхом и волнением, а с легкой усмешкой превосходства, словно только что проскакал на кобыле мимо, а кобыла забрызгала грязью из под копыт мундир корнета Оболенского!
  Но корнет Оболенский с чрезвычайно бледным лицом усмешки не заметил, шутку пропустил мимо себя, а гнул свою линию, которую решил вести очевидно с того момента, как увидел графа Владимира Федоровича Одоевского на коленях перед графиней Крестовской Аной Павловной!
  - Граф Владимир Федорович Одоевский! Вы непозволительно низко стоите на коленях перед моей возлюбленой, почти невестой графиней Крестовской Аной Павловной!
  И это ваше положение, особено длани на бедрах моей невесты графини Аны Павловны неоднозначно позорят мою честь, как корнета!
  Не к лицу вам, именитому писателю и члену Попечительского совета Старосельской Гимназии, школярство, тем более, что вы помолвлены с несравненой графиней Шереметьевой Александрой!
  Ваш неблаговидный неблагородный поступок бросает тень не только на графиню Ану Павловну Крестовскую... пожалуй на неё и на меня в меньшей степени, потому что мы после свадьбы уедем в имение в Зарайске и - поминай нас, как звали!
  А вы будете расхлебывать случай со своей невестой Александрой Шереметьевой, графиней, и не знаю, не знаю, граф Владимир Федорович, к лицу ли вам выйдет, если она укажет вам на дверь за фривольности в офицерском собрании, где собираются благородные люди!
  Извольте, я смою ваш позор вашей же кровью!
  Дуэль, граф Владимир Федорович Одоевский, дуэль непремено и сейчас!
  - Корнет, вы неправильно меня поняли!
  Извольте, я всё объясню, милостивый государь! - Граф Владимир Федорович Одоевский вспомнил эти дурацкие, ничто не значащие литературные обороты из французских романов, обороты, которые затягивают время сюжета, но не несут никакой смысловой нагрузки! - Я только желал выслушать скрип шелковых рейтузов милейшей графини Крестовской Аны Павловны!
  Владимир Федорович Одоевский понял про свои неосторожные, не к месту сказаные слова про рейтузики графини Аны Павловны, понял, когда корнет Оболенский уже не белел - дальше некуда, а позеленел и посинел лицом, словно мастер Куинджи разрисовал его щеки остатками зеленки!
  Мгновение, ещё мгновение, и граф Владимир Федорович Одоевский озарился спасительной мыслью, успокоился, почти успокоился, потому что знал - язык его всегда выведет в нужном направлении, и даже в положительном направлении, как дорога на Москву!
  Владимир Федорович взял возмущеного дрожащего корнета Оболенского под локоток: "Пусть господа офицеры и их нетребовательные дамы видят мои дипломатические штучки, осуждают меня, а некоторые назовут мои действия вихлячеством, но я поступаю так, как требует мой долг, как велит моя совесть и как позволяет моё литературное благородное образование"!
  - Корнет, я буду очень вам признателен, если столь благородный человек, как вы, корнет Оболенский выслушаете меня со вниманием, вдали от постороних глаз и ушей! - "Только увести корнета, а там я наговорю ему умностей и плезиров свыше шпиля Исакия!
  А каков же подлец поручик Ржевский, так называемый мой товарищ!
  Собирал против меня ставки на дуэль, а сейчас даже покусывает в досаде ус, что дуэль, возможно не состоится!" - Корнет, вы, как человек благороднейший и знатных кровей, настаиваете на дуэли, как способе защиты чести и достоинства вашей невесты Крестовской Аны Павловны, графини...
  Я же в свою очередь, также, как человек воспитанейший и благороднейший, широко известный в Высшем свете и неоднократно принимаемый Императором, с пониманием отношусь к вашей мысли о дуэли, как о способе решения вопросов...
  Ах, корнет, присядем же в будуаре на этот удобный диванчик, с которого нас никто не услышит, словно мы бредем по плоскогорью в Сибири! - Граф Владимир Федорович Одоевский упал на роскошный кожаный красный диван, с удовлетворением подметил, что цвет дивана под цвет шелковых панталонов, и кожа дивана скрипнула под ягодицами, а, вероятно, в скрип кожи дивана влился утонченый скрип и панталонов из китайского шелка!
  Граф Владимир Федорович почти насильно усадил рядом с собой корнета Оболенского - во время разговора они ушли далеко от залы с пирующими! - Наедине я поведаю вам, как человеку начитаном...
  Кстати, корнет, вам известно моё несравненое произведение "Игоша"?
  Граф Владимир Федорович Одоевский надеялся, что корнет Оболенский из вежливости только скажет, что произведение им читаемо, и пришлось по душе, но ответ корнета Оболенского превзошел самые смелые ожидания графа Владимира Федоровича Одоевского!
  Корнет приосанился, на его зеленых щеках появился пушковый румянец, как первые пушковые волосы у младенца:
  - Граф Владимир Федорович Одоевский, милостивый государь!
  Разумеется, я, как человек благороднейший, не обошел вниманием ваше замечательное произведение "Игоша", а к тому же я самым тщательнейшим образом изучил ваш "Городок в табакерке", а также "Сказку о том, как опасно девушкам ходить толпою по Невскому проспекту", и "Разбитый кувшин", и "Сказку о четырех глухих", и даже "Мороз Иванович"! - В произведении "Городок в табакерке" мне больше всего пришлась по вкусу ваша гениальнейшая фраза, мой друг граф Владимир Федорович Одоевский, (граф Владимир Федорович Одоевский с удовольствием отметил, что корнет Оболенский назвал его "другом", хотя в другое время граф Владимир Федорович скривился бы от панибратства простого корнета!), фраза следующая! - Корнет Оболенский закатил глаза, как девица перед декламированием стихов, обхватил руками левое колено, и нараспев процитировал:
  "Тружусь, тружусь, рисую как можно вернее (маменьку рядом с папенькой: маменька играет на фортепьяно, а папенька на другом конце комнаты читает книжку), а всё на бумаге у меня выйдет, что папенька возле маменьки сидит и кресло его возле фортепьяно стоит, а между тем, как я очень хорошо вижу, что фортепьяно стоит возле меня, у окошка, а папенька сидит на другом конце, у камина"!...
  Корнет Оболенский замолчал, очи его затуманились от набежавшей благородной доброй слезы!
  Граф Владимир Федорович Одоевский возрадовался чрезмерно: и что дуэли вероятно не будет, если, конечно, не ворвется поручик Ржевский и не потребует от корнета Оболенского, чтобы пренепремено была дуэль, и что простой корнет Оболенский так заучил наизусть умнейшую фразу из "Городка в табакерки"!
  Граф Владимир Федорович Одоевский даже засмущался, словно девица после выборов старшей по гимназии:
  - Полноте, полноте, друг мой корнет Оболенский! - Граф Владимир Федорович Одоевский заметил, что сейчас сам назвал корнета своим другом, но уже не усмехнулся горько, а посчитал событие правильным! - Конечно, "Городок в табакерке" написан на одном дыхании моего литературного таланта!
  Я сам иногда удивляюсь, как прекрасны строки, словно больше, чем гений...
  - Позвольте, милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский, я выскажу вам своё величайшее почтение! - Корнет Оболенский вскочил с дивана, пожалуй слишком резво даже для молодого человека, встал во "фрунт", а затем поклонился графу Владимиру Федоровичу Одоевскому! - Вы понимаете, граф, как тонки струны моей души, они звенят точь в точь, как мальчик колокольчик из вашего "Городка в табакерке"!
  Я восхищен артистизмом героев, точнейшей вырисованостью персонажей, мальчиком колокольчиком Динь Динь...
  "Корнет Оболенский переусердствовал в своём...
  Он, конечно, благодарный читатель, и я всенепремено побеседую с ним о моей литературе и её роли в Мировой художественой мысли...
  Но потом побеседую, не сегодня и не сейчас, ибо дорога каждая минута, что смерти подобна!
  Вдруг, да передумает корнет Оболенский насчет дуэли!
  Слишком он впечатлительный, как... как... Игоша!
  Воздам же ему и похвалой, но похвалой не истиной, не от всей души, а похвалой ответной, ибо, если похвалили меня, то я в ответной речи, потому что приличный благородный граф, также похвалю даже особу, похвалу не заслуживающую!"
  - Корнет Оболенский! В свою очередь я отмечу ваше виртуозное исполнение пьесы... музыки на фортепьяно!
  Забудьте те мои слова, которыми я хулил вашу игру, музыкальный талант, ибо сказаны те слова были в волнении чрезвычайном, в смятении духа и в связи со сложившимися неблагоприятными обстоятельствами!
  Мне ваша игра, музыцирование... по душе!
  - Спасибо, граф, благодарствую! - Корнет Оболенский с чувством пожал руку графа Владимира Федоровича Одоевского! - Вы - благороднейший и воспитанейший человек, при этом тонко чувствуете эфирную музыку, музыку сфер, которой я подражал на фортепьяне, на белом изысканом фортепьяне!
  Только чуткая душа слышит то, что иному уху неподвластно слышать...
  "Корнет Оболенский сказал, что чуткая душа слышит, неслышимое нечуткими людьми? - Граф Владимир Федорович Одоевский пришел в сильнейшее волнение, расхаживал по комнате, падал на кожаный диванчик и поднимался вновь! - Не знаю - речевой ли его оборот, либо правда, которая относится к скрипу шелка, скрипу, что слышен только чутким людям с чистой душой?
  Но тогда получается, что моё открытие не получит всемирного распространения, отттого, что скрип шелка доступен уху только благороднейших из благороднейших!
  И что же это получается, милостивые государи и милостивые сударыни?
  Что графиня Мусина Пиушкина Мария, что графиня Крестовская Ана Павловна отттого, что не слышали скрип моих шелковых китайских панталонов, что они - не обладают чутким слухом душевной чистоты?
  И не выйдет ли из моего величайшего открытия ещё более великого конфуза, когда, например, Его Высочайшее Величество Император, Императрица и другие благородные господа, в чьей чуткости и чести никто не сомневается, они не услышат скрип шелка, а бедняк или зимогор скрип шелка услышит, что несомнено оскорбит высочайших особ, а зимогоров и бедняков возвысит?
  И в каком же дурацком свете я выйду при своём открытии, что шелк скрипит?
  Неужели, шелк скрипит не для всех и не для каждого?
  Немедлено спрошу корнета: слышит ли он скрип шелка?"
  Граф Владимир Федорович Одоевский взял в свои холеные руки офицерские руки корнета Оболенского:
  - Корнет Оболенский, не откажите ли вы мне в малейшей просьбе...
  - Позвольте, я перебью вас, благородный граф Владимир Федорович! - Корнет Оболенский с любовью, любовью сына к благородному отцу, смотрел в очи графа Владимира Федоровича Одоевского! - Сначала я попрошу вас об одолжении, милостивый государь!
  Давайте забудем наше столкновение, и пожмем друг другу руки в знак примирения, как Минин пожал руку Пожарскому! - Господа пожали руки, тем более, что руки они держали вместе, как жених и невеста на Покров! - А также у меня вторая просьба, милостивый государь!
  Когда в величайшем волнении ходили вокруг меня, а то, что волнение я видел, потому что и нам, простым корнетам, свойствена наука изучения людей, так я слышал, как скрипит шелк на ваших изумительных панталонах, красных командирских панталонах из китайского шелка!
  И этот скрип не менее благороден и мелодичен, чем музыка сфер!
  Не соблагоизволите ли, милостивый государь, пройти ещё раз мимо меня и насладить мои ухи скрипом ваших непревзойденых шелковых панталонов?
  - С превеликим удовольствием, с огромнейшим... - Граф Владимир Федорович Одоевский с силой, более, чем приличной в волнении и удивлении пожал руку корнету Оболенскому! Корнет Оболенский не почувствовал чрезмерности рукопожатия, ответил понимающей улыбкой, а граф Владимир Федорович Одоевский продолжал! - Еще несколько мгновений я не знал, как подойти к столь деликатному вопросу о скрипе шелка, но вы опередили меня, мон шер!
  Разумеется, что явление скрипа шелка открыл я, давно открыл...
  И вы блестяще подтвердили мне сейчас, что шелк скрипит, что полагаю, вы объявите от моего имени на Офицерском собрании через несколько минут...
  - Вне всякого сомнения, граф Владимир Федорович Одоевский, несомнено!
  Я выйду и скажу господам и дамам, что благороднейший из благороднейших граф Владимир Федорович Одоевский сделал величайшее открытие в области музыки, звуков и естествознания, открыл новое явление природы - скрип шелка, и, полагаю, граф, что вы замахнулись на изучение скрипа других одежд? - Взгляд корнета Оболенского настолько чист и светел, что граф Владимир Федорович Одоевский прослезился, как прослезился несколько минут назад корнет Оболенский!
  Корнет Оболенский стоял торжествено и величествено, как Медный Всадник:
  - Я выйду и объявлю вас, граф Владимир Федорович Одоевский!
  Вот сейчас выйду и объявлю, но только... - Корнет Оболенский покраснел, замялся, опустил глаза!
  Граф Владимир Федорович Одоевский, как человек литературного склада ума и иследователь жизни сразу догадался:
  "Сейчас денег попросит!"
  - Граф Владимир Федорович! Я поиздержался, а оказия, с которой родители из имения присылают мне довольствие и содержание, ещё не пришла!
  Не соблаговолите ли... сто рублей...
  Я отдам, милостивый государь, всенепремено отдам с в ближайшее время!
  Что представляют из себя сто рублей: тьфу, мелочь, пустяк с!
  - Извольте, милостивый государь корнет Оболенский!
  Примите от меня сто рублей на нужды! - Граф Владимир Федорович Одоевский с довольством на лице, но крайним возмущением в душе вытащил с готовностью из кармана сюртука новенький кредитный билет в сто рублей, деньги, на которые он возлагал большие надежды, потому что с финансами в последнее время стало проблематично, словно опять Мамай прошел!
   "Ну как я ему откажу после стольких откровений, подлецу!
  А подлец, откровенейший подлец: "дуэль", "музыка сфер", "чуткие ухи", а сто рублей выцыганил, мерзавец!
  Не отдаст, конечно не отдаст, алыра!
  Где это видано, чтобы военый человек вернул долг?
  Но скрип шелка, он же слышал скрип шелка и умело сыграл на моих радостях, злодей!
  Понял, что я ему не откажу, словно у меня в кармане Государственая Казна!"
  Корнет Оболенский с проворством, более великим, чем простые ленивые движения благородного человека, схватил сторублевку и спрятал в карман кителя:
  - Премного благодарен, граф Владимир Федорович Одоевский!
  Я нисколько не сомневался в вас, даже ни на капельку не усомнился в ваших благородных поступках даже тогда... когда застал вас на коленях около ног моей невесты графини Крестовской Аны Павловны!
  Сначала голубая кровь прилила к моей голове, словно я на скаку рублю голову туркам!
  Да, да с, граф Владимир Федорович Одоевский, будто я в бою, в атаке!
  Но затем я разсудил здраво, что столь значительная особа, как вы, Владимир Федорович, автор "Игоши" и "Городка в табакерке" не способен на дурное, особено по отношению к офицерской даме, которая сиротливо без присмотра слушает звуки моей вдохновляющей музыки!
  И действительно, граф, с полным пониманием происшедшего я заявляю: Вы прекрасная личность, одареный человек, высочайшей души птица!
  "Искренен ли корнет Оболенский в своих похвалах, или в нем взыграла голубая кровь от радости, что получила сторублевку? - Граф Владимир Федорович Одоевский поправил пенсне с, ущипнул себя за кончик нафабреного уса, поднял правую бровь в знак почтения к словам корнета Оболенского! - Впрочем, корнет Оболенский из приличной семьи, поэтому говорит искрене, без утайки, словно перед батюшкой царем!
  И нет в человеке неправды, если человек слышит скрип шелка!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский с чувством пожал руку корнета Оболенского, минуту подумал, всматривался в ясные лучистые, почти детские непонимающие очи корнета и наконец произнес с некоторым внутреним волнением и усилием, которое присуще только очень скромным писателям:
  - Корнет, мой очаровательный корнет, послушайте!
  Мне как то неловко, но... если бы вы оказали мне честь... я бы покрыл вас уверениями в моем почтении!
  Вообщем, не объявите ли вы прямо сейчас, незамедлительно высокому офицерскому собранию, что только я один открыл явление скрипа шелка, как открыл первую звезду!
  Разумеется, корнет, конечно же, ваша роль, ваше участие в слушанье скрипа шелка не умаляется, а, наоборот, возвышает вас до муз!
  Ну, конечно, корнет, если это вас не обяжет столь сильно, как царицу Савскую!
  С минуту граф Владимир Федорович Одоевский смотрел на корнета Оболенского, не знал его реакции на слова, даже слегка испугался, что корнет Оболенский откажется объявить собранию об открытии скрипа шелка, но затем переменил мнение, когда увидел как наливаются яблочным цветом щеки молодого благородного военого!
  Корнет Оболенский порывисто обнял графа Владимира Федоровича Одоевского за плечи, трижды поцеловал, даже не поморщился, когда усы и бакенбарды залезали ему в ноздри, словно бегающие маленькие олени!
  - Друг мой, граф Владимир Федорович Одоевский! (Граф вздрогнул при слове "друг", но промолчал, улыбнулся куртуазно!)
  Вы не представляете, как я рад, что вы произнесли эти целебные, да, да с, милостивый государь, целебные бальзамные слова!
  Я бы и сам вам предложил, чтобы вот так я вышел бы с пафосом и объявил во всеуслышанье, что граф Владимир Федорович Одоевский не только благороднейший человек и талантливый наш писатель, который обогатил литературу Расейскую, но ещё и естествоиспытатель, что единолично открыл закон скрипа шелка!
  После моей яркой речи вы бы встали, раскланялись и, под восторженые вопли господ офицеров и драматическое оханье дам-с, наслаждались бы заслуженым триумфом!
  Сейчас, граф Владимир Федорович, душка вы мой, немедлено с, я выйду и объявлю, что вы слышите скрип шелка, как пение эоловых арф! - Щеки корнета Оболенского уже не розовели, а пылали наркотическими опиумными маками! Глаза метали возвышеные молнии, как молнии Зевса! Зубы янтарные после табаку стучали барабанами Первого Преображенского Драгунского Полка! - Нет, милостивый государь... Стой, раз два!
  Вы сейчас выйдете, граф, присядете скромно за стол, да, да с, скромно, неслышно, как мышка, потому что Великим людям присуща великая же скромность!
  Или нет с! Может быть, вы присядете за белый рояль, начнете музицировать, импровизировать, например, на осение мотивы, словно вы ученик Моцарта!
  А я выйду, а вы, словно не слышите, как я вас объявляю, затем будто бы спохватитесь, порозовеете, да с, милостивый государь порозовеете, словно институтка после экзаменов!
  Затем вы величественой поступью...
  - Все прекрасно, корнет Оболенский! - Граф Владимир Федорович Одоевский с благодарностью смотрел в лучистые очи нового друга! - Но за белый рояль я не присяду, увольте меня с!
  Рояль растроен, как барышня, когда от нее ушел выгодный жених!
  Конечно, речь не о благородной барышне...
  Лучше я присяду за стол, как вы предложили в первом варианте, высокородный корнет Оболенский!
  Место писателя - за столом, рядом с музой!
  Нет с, нет с, корнет, я сяду не рядом, а поодаль от прекраснейшей графини Крестовской Аны Павловны, вашей невесты нареченой!
  Ваша честь для меня дороже скрипа шелка... почти дороже...
  - А я настаиваю, граф Владимир Федорович, чтобы вы присели имено рядом с моей невестой графиней Крестовской Аной Павловной! - Корнет Оболенский для убедительности щелкнул каблуками, словно выстелил из пистоля! - Не может же благороднейшая графиня Крестовская находиться на офицерской вечеринке одна, словно Есенинский тополь!
  А другой кандидатуры, кроме вас, честнейший граф Владимир Федорович Одоевский, я не вижу в нашем офицерском собрании!
  Да, да с, не вижу, граф, словно мне шведы под Полтавой выкололи глаза!
  И не отказывайте мне в удовольствии, Владимир Федорович, видеть вас рядом с моей наипрекраснейшей невестой Аной Павловной!
  - Как честный дворянин...
  - И не приму никаких объяснений, граф Владимир Федорович Одоевский!
  Окажите же мне эту честь, как друг другу!
  Хотите, граф Владимир Федорович, встану перед вами на колени!
  - Полноте, корнет, полноте! - Граф Владимир Федорович Одоевский сконфузился - конечно приятно, когда корнет Оболенский встанет на колени перед ним, но вдруг кто из прислуги увидит престранейшую сцену! - Зачем коленопреклонений, когда так много в мире мнений!
  - ООО! граф! Вы гений в литературе!
  Тогда я встану на колени не перед вами, сиятельнейший граф, а преклонюсь пред вашим талантищем, который покорил не только буквы, но и скрип шелка!
  Граф Владимир Федорович Одоевский не удержал корнета Оболенского, а корнет Оболенский в смятении чувств и в экстазе почитания встал перед графом Владимиром Федоровичем Одоевским на колени, словно упал на скользком льду!
  "Хорошо еще, что корнет не лобызает мои ладони!
  Хм, впрочем, мне был бы почет и уважение, если бы лобызал мои писательские длани, из-под пальцев которых вышли безсмертные творения литературы, среди которых "Игоша" и "Городок в табакерке"!
  Неужели сегодня день моего наивысшего триумфа, как Юлия Цезаря?
  И радостно и грустно, потому что после этой вершины взять другие вершины значительно сложнее, словно меня спустили с горы на саночках!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский поднимал корнета Оболенского с коленей, а корнет Оболенский не поднимался, хватался за колени графа Владимира Федоровича Одоевского, как несколько минут назад граф Владимир Федорович Одоевский держался за колени невесты корнета Оболенского графини Аны Павловны Крестовской!
  Граф Владимир Федорович Одоевский отчетливо слышал, как скрипят шелковые панталоны под влажными пальцами корнета Оболенского!
  Поле взаимных уверений в почтении и пыхтения, корнет Оболенский с явной неохотой поднялся с коленей, будто шел на плаху!
  Граф Владимир Федорович Одоевский с облегчением, но с некоторой грустью, потому что прекрасные мгновения ушли, вздохнул и направился в залу, где должен был ожидать появления корнета Оболенского с шокирующим заявлением, что он, то есть граф Владимир Федорович Одоевский открыл явление скрипа шелка!
  Граф Владимир Федорович Одоевский подсел к графине Крестовской Ане Павловне, и был принят не холодно, но с некоторой опаской, будто съест графиню!
  Графиня Крестовская, по законам светской вежливости, спросила с некоторым грасирующим вибровызовом в голосе:
  - Мон шер граф Владимир Федорович Одоевский!
  Вы имели беседу с моим женихом корнетом Оболенским, благороднейшим юношей?
  И какую мораль, пользу вы, граф Владимир Федорович Одоевский, извлекли из сей поучительной беседы, я уверена, похожей на басню Крылова?
  - Милостивая государыня графиня Ана Павловна!
  Я убедился, что ваш жених корнет Оболенский - кристальнейший человек, как горный поток!
  И умен и образован и высоких чувств музыкант!
  Все слова, которые исходили из его уст и изойдут в ближайший момент, обладают ясностью, точностью и совершенейшей правдивостью, как предсказания Касандры!
  - Я поражена, граф Владимир Федорович Одоевский, как вы быстро заметили прелести и образование моего жениха корнета Оболенского, словно лучи из ваших очей - лучи света в темном царстве!
  Вероятно, мой жених корнет Оболенский обладает вышеперечислеными качествами, если так быстро и убедительно доказал вам, милостивый государь, их значение!
  Но вы заинтриговали меня, шалун! - Графиня Крестовская Ана Павловна игриво ударила графа Владимира Федоровича Одоевского сложеным веером по правой холеной писательской руке, которая написала "Игошу" и другие, не менее значимые произведения! - О каких словах вы упомянули, что скажет мой жених в ближайшее время, словно прокричит с минарета утренюю песню?
  Скажите же, скажите же, мне граф Владимир Федорович!
  - Минуточку терпения, сударыня! - Граф Владимир Федорович Одоевский самодовольно подкрутил правый нафабреный ус, словно заводил шарманку! Рука графа слегка дрожала перед действом, как дрожит клоун на веревке под куполом цирка! Ноги в шелковых панталонах китайского производства вспотели, словно у батрака во время утреней пахоты! - Придет время, и вы все сами узнаете, милостивая государыня графиня Ана Павловна!
  Я думаю, что корнет Оболенский вот вот появится с интересным, я бы даже сказал, откровеным и всеобъемлющим заявлением!
  "А вдруг, корнет Оболенский затеял свою игру и объявит, что имено он первый услышал, как скрипит шелк?
  Тогда все мои уверения, доказательства не помогут, потому что останутся голословными, как голосемяные!
  Разве что только графиня Мусина Пушкина подтвердит, что я первый обратился к ней с восторгом по поводу открытия скрипа шелка!
  Но женщины коварны и непостояны, как скрип шелка!
  Графиня Мария Мусина Пушкина назло мне, за якобы причиненое ей безпокойство, вдруг да скажет лживо, будто я ничто ей про скрип шелка не объявлял, а напридумывал потом!
  И тогда я никогда, никогда не докажу! - Граф Владимир Федорович Одоевский побелел, вспотел от страха и волнения чрезвычайного! Перед глазами поплыли чорные круги и прозрачные мушки! Граф Владимир Федорович Одоевский подумал было упасть в благородный обморок, но тут же отказался от затеи, ибо в этот момент, когда бы он лежал безчувственый, возможно выйдет корнет Оболенский! - Поручик Ржевский тоже мог бы подтвердить, что я ему говорил перед офицерским собранием о скрипе шелка!
  Но поручику Ржевскому никто не поверит, как не поверил бы я этому балагуру, пьянице и забияке!
  Конфуз, ужас, где же корнет Оболенский?
  Что он медлит, словно провалился в сортирную дыру?"
  Граф Владимир Федорович Одоевский судорожно сглотнул, что не ускользнуло от внимательного женского взгляда молодой графини Крестовской Аны Павловны!
  - Граф Владимир Федорович! Вам дурно, мон шер?
  Неужели я причина вашей дурноты, сударь?
  Если вам неприятна моя компания, то я изволю откланяться и пересяду, пересяду к полковнику...
  - Помилуйте, милостивая государыня графиня Ана Павловна!
  Зачем же к полковнику, когда я рядом, да к тому же полковник пьян, как свинь... в стельку!
  Просто мне стало невмоготу от внутрених переживаний, словно я в ответствености за все, что творится в литературном Мире!
  "Вышел бы ужаснейший конфуз, если бы корнет Оболенский вышел с объявлением о моем открытии, что шелк скрипит, и застал бы свою даму невесту графиню Крестовскую Ану Павловну в компании с гнусным полковником!
  Корнет Оболенский имел бы право обвинить меня в непостояности и назвал бы лжецом и лицемером, потому что я обещал, что присяду рядом с Аной Павловной, но не присел, словно мне отрубили ноги на мясобойне в Пскове!
  Но все же, почему корнет Оболенский так затягивает выход, будто гримируется, как Пьеро?"
  Граф Владимир Федорович Одоевский едва сдерживал волнение, поэтому для раслабления решил заказать шампанского!
  Для приличия граф Владимир Федорович Одоевский галантно, как выучил во французском класе, полуобернулся к графине Крестовской Ане Павловне:
  - Милостивая государыня, не желаете ли для прохлаждения организма шампанского?
  Для раскрепощения нервов, так сказать...
  - Граф вы очень галантны и предусмотрительны, сразу видно, что великий писатель!
  Я только что хотела просить вас об одолжении шампанским, потому что мне, как даме, неудобно заказывать самой себе, словно я не графиня и не невеста прелестного корнета Оболенского, а какая нибудь балерина!
  Впрочем, я сегодня достаточно бокалов осушила, так что закажите, граф Владимир Федорович, закажите две бутылки!
  Граф Владимир Федорович Одоевский понимающе улыбнулся, щелкнул пальцами, но внутри, в области сердца и печени бушевала досада:
  "Экак куда загнула прекрасная графиня - две бутылки шампанского!
  Они денег стоят!
  Да к тому же, не к моей чести люди скажут, когда узнают, что я для чудной дамы заказывал шампанское!
  Впрочем, я всегда найду оправдание, например, скажу что я заказал шампанское, чтобы все господа офицеры отпраздновали мой триумф, когда узнают, что я слышал, как скрипит шелк!
  А победителей не судят!"
  Гарсон стремительно возник с двумя бутылками шампанского в серебряных ведерках, будто только и жил для этого момента, ждал всю жизнь, чтобы услужить великому писателю!
  Он молниеносно хлопнул пробкой одной из бутылок, разлил в бокалы шампанское, затем хлопнул второй пробой и оставил открытую бутылку на столе, словно за тех, кто в море!
  Граф Владимир Федорович Одоевский на мгновение удивился поведению гарсона, но подумал, что в офицерском собрании господа офицеры и их дамы пьют шампанское так стремительно, что нет времени на подзывание гарсона для открывания очередной бутылки, как из пулемета Максим немецкого производства!
  И тут граф Владимир Федорович Одоевский услышал хлопот от третьей бутылки с шампанским, даже поморщился с неудовольствием, что гарсон слишком усерден в своем услужении и раболепстве!
  Затем граф Владимир Федорович Одоевский понял, что хлопок раздался из залы, где находится корнет Оболенский, из которой граф Владимир Федорович только недавно вышел!
  "Неужели корнет Оболенский забыл о нашем уговоре, не воздержался и потратил мои деньги, мои сто рублей на шампанское, как на пустое времяпровождение?
  Или он принимает шампанское для храбрости перед заявлением?... что оправдало бы корнета Оболенского в моих глазах, и даже я бы его похвалил за находчивость и предприимчивость!"
  На звук хлопка первым в потайную залу ринулся поручик Ржевский, быстро вернулся, встал во фрунт и торжествено произнес, как после протрезвления:
  - Господа и дамы! Милостивые государи и милостивые государыни!
  Особено графиня Крестовская Ана Павловна...
  Имею честь доложить, что корнет Оболенский... застрелился!
  Да, да с, господа! Застрелился, как и подобает настоящему корнету!
  Последние слова поручика Ржевского почти никто не слышал, потому что господа офицеры с шумом и грохотом побежали в залу, где лежал мертвый корнет Оболенский!
  А дамы подняли визг и плач, словно пуля прошила всех по очереди!
  Поручик Ржевский в полупустой зале подошел к графу Владимиру Федоровичу Одоевскому и почти с восторгом громко зашептал виными парами в ухо:
  - Милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский!
  Понимаю вас! Ах, как я вас понимаю, граф Владимир Федорович!
  Честь дамы! Несопротивление злу и красоте...
  Сначала графиня Мусина Пушкина Мария, затем графиня Крестовская Ана Павловна...
  И несмотря на жениха, корнета Оболенского...
  Примите, граф Владимир Федорович Одоевский, уверения в моем почтении и уважении!
  Смею посоветовать вам, граф Владимир Федорович: бегите, бегите, мон шер, пока толпа не растерзала вас, как Робеспьера!
  - При чем здесь я, поручик? - Граф Владимир Федорович Одоевский вскочил со стула и понял, что замешан в дурном поступке, более дурном, чем бритие бород при Петре Первом! - Я никакого отношения не имею к случившемуся...
  Позвольте, я вам всё объясню!
  Но поручик Ржевский смотрел на графа Владимира Федоровича Одоевского с полным пониманием и одобрением, что граф даже не нашел слов!
  Он несомнено бы остался, узнал бы в чем дело, призадумался, выдвинул бы версии случившегося, досадно случившегося, тем более, что корнет Оболенский своей смертью отменил заявление о скрипе шелка!
  Но дело решила графиня Крестовская Ана Павловна, словно совет присяжных заседателей!
  Графиня Ана Павловна вцепилась тонкими холеными белыми пальчиками с очаровательными веснушками в лацкан сюртука графа Владимира Федоровича Одоевского и пронзительным тонким голосом, словно золотая флейта Орфея, завизжала:
  - Убийца! Убийца!! Граф Владимир Федорович Одоевский!
  Вы мерзавец!
  И тогда граф Владимир Федорович Одоевский не выдержал душевной муки и внутрених волнений, он вырвался из рук страдающей графини Крестовской, побежал к выходу, по пути сбил полового, непочтительно отттолкнул одну из дам и выскочил в прохладу ночи, сам не осознавал, как потом анализировал, не знал почему совершил побег и из каких побуждений, если ни в чем не виноват!
  Граф Владимир Федорович Одоевский вскочил в пролетку, ткнул извозчика в спину кулаком:
  - Пшел, пшел, сидень!
  Гони, гони, лапотник! а то - в морду!
  Ишь окорока отъел на дармовщину!
  Граф Владимир Федорович Одоевский не знал, как из него вылетели неблагородные слова, столь далекие от высокого литературного слога, как кошка далека от улитки!
  В груди графа Владимира Федоровича Одоевского словно распрямлялась золотая пружина!
  Он не заметил, как Ванька домчал его до Дворца, словно в тумане проплыл Остап - дворецкий!
  Граф Владимир Федорович Одоевский очнулся душой и телом в своем любимом кресле, похожем на трон короля Людовика Пятнадцатого, а матушка говорила, что это подлиный трон Людовика!
  На голове графа Владимира Федоровича Одоевского мешочек со льдом, ноги в тазике с вареной горчицей, слева от кресла застыл цирюльник Лавуазье с ланцетом для пускания крови, а перед лицом белело пятно властного и столь знакомого с детства лица матушки!
  Матушка графиня Елизавета Ильинична увидела, что взор сына - графа Владимира Федоровича приобрел осмысление действительности - громко закричала куда то за спину графа:
  - Дунька, дура! Что рот разявила, дурында!
  Видишь, барин очнулся, пошевеливайся, двигай бедрами, чувахлайка!
  Остап, харя, беги, беги же, остолоп!
  Граф Владимир Федорович Одоевский улыбнулся сквозь туман, потому что понял: в доме все, как и положено по рангу, как всегда с детства, когда челядь бегала ради него и матушки родимой!
  - Позвольте, маменька Елизавета Ильинична, вашу ручку облобызать, родненькая! - Граф Владимир Федорович Одоевский сделал робкую попытку, приподнялся уже было с кресла, но скальпель в руке цирюльника мосье Лавуазье угрожающе блеснул в свете свечей! - Со мной сегодня произошло множество событий, некоторые из них - пренеприятнейшие, как слякоть в марте, - граф Владимир Федорович Одоевский мыслено похвалил себя за умение красиво литературно выражаться даже во время тумана в голове, - но ваше присутствие, друг мой, маменька, излечило меня, как бальзам Юлия Цезаря!
  - Полноте, полноте, друг мой сынок Володимир! - Голос маменьки густой, как гречишный мед с пасеки под Ростовом! - Наозорничал, поди!
  Ишь ты, говорила тебе, граф Володимир: не пей излишнего, не пей, особено в Престольный праздник!
  - Да что вы, милый друг мой маменька графиня Елизавета Ильинична!
  Не от вина я пьян, а от множествености приключений, которые выпали на мою писательскую долю!
  Извольте, маменька, я поведаю вам наедине, если в том будет ваше искренее желание выслушать мои скромные тусклые расказы!
  Граф Владимир Федорович Одоевский нарочно назвал свои расказы тусклыми и скромными, чтобы маменька в противоречие похвалила, словно снег на голову в лесопарке Кусково!
  Маменька графиня Елизавета Ильинична тут же повысила голос до звона канделябров,
  - Глупости, глупости вы лепечете в бреду, друг мой сынок граф Владимир Федорович!
  Кто же назовет ваши произведения тусклыми и скромными, если они блистают, словно брилианты в ночи!
  Да за одного "Игошу" только тебе, граф Владимир Федорович, положен памятник из бронзы или меди!
  Мне все графини завидуют, что у меня сынок смышленый - цвет литературы русской!
  Ихние детишки ни аза ни буки не напишут, а мой строчит роман за романом, строчит да строчит, словно одержимый Гомер!
  Может быть, у тебя, милый друг мой Владимир Федорович, от хлопот головка переутомилась, что влетел ты красный, бредовый, непомнящий и непонимающий, словно Фома неверующий!
  Я уж всполошилась, да мосье Лавуазье меня успокоил, приголубил, сказал, что у тебя, друг мой сын граф Владимир Федорович Одоевский, возрастное это, возрастное, да и перед женитьбой на графине Александре Шереметьевой волнение!
  Графиня Елизавета Ильинична обратилась к цирюльнику Лавуазье, как к прокурору:
  - Мон шер! Соблаговолите оставить нас оставить на некоторое время, ибо то, что раскажет друг мой сынок Володимир, полагаю, останется в узком семейном кругу!
  И не навостряйте ухи, сплетник вы мой!
  Последние слова графиня Елизавета Ильинична сказала с теплотой, которая понятна только ей и мосье Лавуазье, а о причинах этой теплоты граф Владимир Федорович Одоевский только догадывался!
  На челядь графиня Елизавета Ильинична не тратила слов, а только небрежно махнула рукой в сторону двери, словно выметала мусор из будуара!
  Девки и парни выбежали гурьбой, а мосье Лавуазье удалился степено, цокал подковками изящных туфелек по мраморному полу, словно балерина в солдатских башмаках!
  Наедине матушка графиня Елизавета Ильинична приблизила доброе личико с лукавыми морщинками в уголках добрых и властных очей к трепещущим ноздрям графа Владимира Федоровича Одоевского:
  - Друг мой сынок Владимир Федорович!
  И не вздумай, шельмец, что укроешь от меня хоть малую толику твоих козней!
  Все разузнаю сама самешенька родимая, а ежели скроешь правду - не поздоровится тогда тебе, Володимир, ох, как не поздоровится!
  - Избавьте, избавьте меня маменька графиня Елизавета Ильинична от необоснованых подозрений!
  Да никогда не было, чтобы я от вас что утаил, даже, когда с Дуняшкой...
  Все, как на духу поведаю, ничто не утаю, как Игошенька мой из одноименого произведения! - Граф Владимир Федорович Одоевский нарочно упомянул про Игошеньку, потому что этот расказ особено размягчал строгое, но справедливое большое доброе сердце матушки, которая иногда и иглой протыкала раба за провиность! - Да и ничто особо интересного и поучительного для потомков нет в моих похождениях, друг мой маменька графиня Елизавета Ильинична!
  Начну же я свое повествование с того факта, как заглянул я в рыбные ряды...
  - Друг мой граф Владимир Федорович Одоевский нерадивый!
  Видано ли дело, чтобы граф из рода Одоевских заглянул в рыбные ряды, где воняет! - Матушка графиня Елизавета Ильинична от возмущения аж подпрыгнула на пуфике, вышитом золотом! Очи матушки сверкнули молниями, как руки Зевса, а пальцы потянулись к заветной золотой игле! - Не видал ли тебя кто из именитых среди рыбы то, сынок мой граф Володимир?
  - А, если бы и видал, то для дела лучше было бы! - Граф Владимир Федорович Одоевский уже раслабился, говорил вальяжно, с ленцой, закусывал слова осетриной и ананасами в шампанском! Холеные пальцы графа Владимира Федоровича уже не дрожали, а стояли уверено, как гусиное перо для написания романов! - Я же писатель, и писатель не из простых, - граф Владимир Федорович Одоевский многозначительно поднял ввверх указующий перст, - посему посещаю места и благодатные и незнатные - для колорита!
  Что не дозволено простому, то дозволено именитому!
  - Правда твоя, друг мой граф Владимир Федорович! - Матушка успокоилась, даже позволила себе улыбку на многострадальном челе, о которое бились мысли изнутри! Щеки маменьки горели румянами из Ирана! Ухи дрожали под буклями дорогущего Английского парика! - Но все же не о рыбе ты бы лучше писал, а о царских особах!
  Изобразил бы Игошу царем волшебного Королевства!
  А то рыбы - как то дурно, фуй!
  - Матушка моя графиня Елизавета Ильинична, так для истории же, для истории пишу!
  А истории каждый трехпудовый осетр важен, как личность неординарная!
  В рыбных рядах посетила меня сюжет, будто я превратился в осетра...
  - В осетра? Ты сказал в осетра, друг мой граф Владимир Федорович. - Матушка откинула назад голову и засмеялась молодо и звонко, точ в точь, как смеялась графиня Мария Мусина Пушкина, когда услышала, что граф Владимир Федорович Одоевский придумал, будто превратился в осетра! - ХО ХО ХО!
  ХА ХА ХА!
  Слыханое дело ли - человек в осетра!
  Учудил, учудил милостивый государь Владимир Федорович!
  Умен, умен необычайно, да и любознателен, как Сократ!
  - И с мыслями о новом романе, - граф Владимир Федорович Одоевский приврал, но сам себе поверил, потому что идея о новом романе, где человек превращается в осетра - идея благодатная, - я пошел далее и встретил графиню Мусину Пушкину Марию!
  - Мусину Пушкину Марию, графиню, друг мой?
  Значительная встреча, особеная! - Матушка графиня Елизавета Ильинична пожевала губами, вытерла влажные руки о бархатную салфетку с вышитыми царицами Савскими! - Графиня Мария Мусина Пушкина - приличная пара, достойная!
  Ежели бы ты, друг мой сынок граф Владимир Федорович Одоевский не обручился с графиней Александрой Шереметьевой, то графиня Мария Мусина Пушкина стала бы для тебя интересным предметом... Да с!
  А ведь ты поступил недурно, сын мой граф Владимир Федорович Одоевский, недурствено с!
  Ежели какой шельмец кадет или поручик обманом уведет графиню Александру Шереметьеву, замутит ей голову, да обручится у подставного попа на заставе, то графиня Мусина Пушкина тут как тут под рукой!
  Нате с, вам, пожалуйста!
  - Да что вы говорите, матушка моя графиня Елизавета Ильинична!
  Графиня Александра Шереметьева девушка, хотя и романтическая, но крепких жизненых устоев, как Колос на Глиняных обоженых ногах!
  Она ни за какие посулы не побежит за поручиком или корнетом: вздор, вздор и еще раз вздор, маменька!
  При всем моем уважении к вам, милый друг маменька графиня Елизавета Ильинична, я еще раз скажу - Вздор!
  - Полноте, полноте граф Владимир Федорович! Раскипятился, словно серебряный самовар!
  Я к слову сказала, потому что графиня Мария Мусина Пушкина - очень порядочная и достойная девица!
  Ваша дружба, полагаю, и в дальнейшем...
  - Да в том то и дело, милый друг мой, маменька, что графиня Мария Мусина Пушкина после нашей встречи раздружилась со мной и охладела к моему обществу, словно я проглотил снежный ком!
  "Я умно и поэтично сказал про проглоченый снежный ком! - Граф Владимир Федорович Одоевский гордо выпрямил спину, надул мышцы на руках и ногах! Очи графа Владимира Федоровича Одоевского сверкали, но не брилиантами, а стеклами! Но вдруг взор графа Владимира Федоровича напоролся на суровый осуждающий лучик из глаз матушки, и граф Владимир Федорович Одоевский стушевался, как дворник перед обер-полицмейстером!
  - И чем же ты, друг мой сын граф Владимир Федорович, не угодил, шалопай, графине Марии Мусиной Пушкиной?
  Очернил её дедов и прадедов, которые служили туркам, а затем попали в рабство к арапам?
  Или усомнился в добродетели столь высокородной барышни?
  - Ничем я не показал себя в плохом, милый друг маменька графиня Елизавета Ильинична!
  С моим воспитанием и природным плезиром, приобретеной куртуазностью я не способен на плохие действия и на несносные манеры!
  А эти молодые девицы, вы же знаете, милый друг маменька, они напридумывают себе кучу небылиц, да верят в них, словно окаяные!
  Раздасадовало графиню Марию Мусину Пушкину моё открытие, что шелк скрипит!
  Я говорю ей, что шелк скрипит, а она отвечает, что шелк не скрипит!
  На том и не поладили мы с ней, как кот с коровой!
  Граф Владимир Федорович Одоевский нарочно сравнил кота с коровой, хотя по смыслу выходило, что кот с собакой, чтобы маменька оценила шутку!
  Но матушка графиня Елизавета Ильинична не только не оценила шутку, но даже её не слышала в гневе:
  - Что за нелепости, друг мой сын граф Владимир Федорович Одоевский!
  Зачем ты забивал голову графини Марии Мусиной Пушкиной ерундой про скрип шелка!
  Шелк не скрипит, друг мой граф Владимир Федорович!
  Мысль про превращение человека в осетра - мысль потешная и умная, а скрип шелка - глупость несусветная, словно ты, милый друг милостивый государь Владимир Федорович, назло графине издевался над ее образованостью и чувствами!
  - Матушка моя графиня Елизавета Ильинична, друг детства моего! - Граф Владимир Федорович Одоевский приложил руку к сердцу, даже залез пальцами в нагрудный карман на камзоле! - Шелк скрипит, да ещё как скрипит, что доказано мной и осуждению не подлежит!
  Не проявляйте упрямство большее, чем графиня Мария Мусина Пушкина!
  - Что?!! Что с? Да как ты осмелился, Владимир Федорович, слово поперек моего сказать!
  Неровен час и руку на мать подымешь, как каторжник!
  Что за своеволие да крутонравие, как у индусов с кольцами в носу!
  И для что ты выдумал про скрип шелка, шельма?
  Вздумал идти против моей воли, да еще настраиваешь против себя Мусиных Пушкиных?
  Для что, для что, друг мой сын граф Владимир Федорович Одоевский, ты выдумал про скрип шелка?
  Матушка графиня Елизавета Ильинична откинулась на мягкие подушки но не сводила пристального и колючего взгляда с графа Владимира Федоровича Одоевского!
  Граф Владимир Федорович Одоевский сконфузился, но и разозлился всецело!
  Своего недовольства и волнения благоразумно не высказывал, а пыхтел и молча спорил с матушкой:
  "Скрипит, скрипит шелк!
  Корнет Оболенский подтвердил бы про скрип шелка, но уже на небесах он со своим скрипом и с музыкой!
  До чего же графини дуры и упрямы, словно столбы вдоль дороги столбовой!
  Неужели они полагают себя умнее мужчин, тем более, что я не простой мужчина, а - иследователь душ человеков и жизненых явлений, в том числе и рыб осетров!
  Почему? Почему мне никто не верит, что шелк скрипит, словно я сошел с ума и доказываю, что ожившая Афродита бродит нагая по улицам Санкт Петербурга?"
  - Матушка графиня Елизавета Ильинична, оставим наши распри, тем более, что каждый останется при своем мнении, как немцы и свинья на Невском озере!
  Шелков у вас предостаточно, так что, если найдете время на досуге, поскрипите шелками, что укрепит мой авторитет в ваших очах!
  А я же продолжу свое повествование и доложу те обстоятельства, которые выбели меня из колеи и привели в состояние духа, что вы наблюдали, когда я ворвался во дворец! - Граф Владимир Федорович Одоевский расказывал, а матушка сначала с недоверием, но затем уже с любопытством слушала, потому что ум женщины там, где говорят! - В момент моего разлада с графиней Марией Мусиной Пушкиной прискакал поручик Ржевский!
  - Поручик Ржевский? Ты упомянул поручика Ржевского, друг мой сын граф Владимир Федорович Одоевский? - Лицо матушки порозовело, вероятно, от добрых воспоминаний! - Он же неподходящая для тебя компания, Володимир!
  Моту, пьянице, карточному шулеру, повесе не место рядом с известным императорским писателем!
  Граф Владимир Федорович Одоевский услышал про "императорского" писателя, не стал уточнять и поправлять матушкину оговорку, либо с специально сказаное, потому что "императорский писатель" приятно возбудило сердце!
  - Да, маменька моя графиня Елизавета Ильинична, поручик Ржевский не отличается куртуазными манерами и добродетелью!
  Как товарищ, он также не всегда вызывает доверие, - Владимир Федорович Одоевский вспомнил, как поручик Ржевский собирал ставки на дуэль, - но иногда он веселит, особено в ненастье, и, когда кто то испортит настроение! - Граф Владимир Федорович Одоевский не уточнил, что кто то это - "графиня Мария Мусина Пушкина", потому что маменька болезнено восприняла разлад с ней!
  - Надеюсь, Володимир, сын мой, что поручик Ржевский не донесет до широкой публики весть о том, как ты пикировался с графиней Мусиной Пушкиной!
  Неизвестно, как отнесутся к конфликту и к твоей беседе с графиней Марией Мусиной Пушкиной графья Шереметьевы, и твоя нареченая невеста графиня Александра Шереметьева в особености!
  Когда я была в девичестве, в наши славные времена даже косой взгляд на девушку, а не то что уж беседа с ней посреди людной улицы, вызывали необратимые последствия в виде женитьбы или дуэли!
  Да, милостивый государь сын мой Володимир, добрые наши времена!
  Эх молодость, молодость, где твоя правда!
  Матушка задумалась, а граф Владимир Федорович Одоевский счел её задумчивость удобной, поэтому сразу же предложил, как ошпареный крот:
  - Маменька графиня Елизавета Ильинична, я уважаю безмерно вашу молодость, добропорядочность прошлых лет, когда дамы и кавалеры все сплошь ходили в шелках, как в золоте!
  Не соблагоизволите, ли, друг мой мамахен, пойти на отдых, а то моё внезапное появление и стремительные события, связаные с ним, утомили вашу плоть, к которой я питаю огромное уважение, ибо плоть эта выносила и вскормила меня!
  - Ты прогоняешь меня, друг мой граф Владимир Федорович Одоевский? - Графиня Елизавета Ильинична с подозрением смотрела на раскисшего сына, как на кулебяку с осетром! Чепец графини съехал на правое ухо и являл собой зрелище томное и умилительное, как бантик на шее легавой собаки! Вставные аглицкие зубы графини Елизаветы Ильиничны в тон гармонировали белому шелку чепца!
  Граф Владимир Федорович Одоевский в очередной раз за длиный день раздасадовался и на себя и на окружающих, но внешне оставался невозмутимым паинькой сынком, который с радостью после смерти маменьки примет в руки бразды правления всем семейным имуществом:
  "Так ли важен скрип шелка, как я сегодня надумал?
  Все, все, не побоюсь определения, блистательные мои окружающие, а других, кроме блистательных вокруг меня нет, ненавидят мою идею, что шелк скрипит!
  Корнет Оболенский, молодой перспективный жених скоропостижно застрелился и не донес до Мира идею, мое открытие, что шелк скрипит!
  Как гадостно и как непонятно явление скрипа шелка, но ещё загадочнее и таинственее явление отрицания скрипа шелка в умах просвященых граждан, каждый из которых когда то учился читать и писать буквы!
  Но если я предположу, что скрип шелка все же не является гениальнейшим моим открытием, то тогда и мои произведения Мирового масштаба, среди которых - безсмертные "Игоша" и "Городок в табакерке" - также не нужны народам, как мы не нуждаемся в кокосах папуасов!
  Но это же бред - мир без моей литературы, без любой литературы в частности!
  Россия без "Игоши", без "Городка в табакерке", без "Сказки о том, как опасно девушкам ходить толпою по невскому проспекту", без "Разбитого кувшина", без "Сказки о четырех глухих", без "Мороза Ивановича" перестанет быть Россией, а превратится в страну быдл с низмеными запросами и интересами, с лаптями и лубяными избушками, с холщовыми рубахами и без понятия о шелках и скрипе шелка!
  Нет, нет, и нет опять же!
  Что за чушь мне приходит в голову после многострадального дня, будто я отрубил голову стрельцу Петра Первого!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский в порыве нежности и восторга от Жизни, схватил ручку маменьки, немалую ручищу, прижал к своим потрескавшимся губам, щекотал усами, гладил пейсами и умильно глядел в очи матушки, которая сначала вздрогнула, а затем поплыла мозгом!
  Матушка почти забыла зачем пришла, потому что материнская любовь, пусть даже у самой старой закостенелой ведьмы пробивается, словно росток тополя из под каменой кладки купеческого торгового дома!
  - Спи, сын мой Володимир, душа моя!
  Утешил мать, утешил, золотой мой граф Владимир Федорович!
  В Самарской губернии дядя твой одинокий помирает граф Всеволод Петрович!
  Так я надавлю на него, надавлю, чтобы на тебя завещание составил, а не на своих мерзавцев бездушных!
  
  После лобызаний и уверений в своем почтении матушка графиня Елизавета Ильинична и сын граф Владимир Федорович Одоевский растались с обоюдной любовью друг к другу, как Минин и Пожарский, как Царь Петр и Меньшиков!
  Граф Владимир Федорович Одоевский в одиночестве раслабился, позвал Прошку, перекусил, выпил на сон грядущий, облачился в ночную рубашку, колпак, войлочные туфли и уже было задумался, как удобнее забраться под пуховое одеяло из лебяжьего пуха Гусь Хрустального, но тут свежая мысль посетила гениальную голову знаменитого писателя, словно озарила столпом света небесного!
  "Все великие творят на подъеме эмоциональных сфер в организме!
  А у меня сейчас как раз подъем, более чем подъем, взлет эмоций, слава скрипу шелка!
  И на этом подъеме я напишу про человека осетра!
  Да, да с, милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский, я поведаю моей почтенейшей публике историю, как человек превратился в осетра!
  Меня ждет триумф, не меньший, чем от "Игоши" и "Городка в табакерке" и от явления народу скрипа шелка! - Граф Владимир Федорович Одоевский в сильнейшем волнении прошел в кабинет, приказал, чтобы подали перья, чернила, новую бумагу, штоф очищеной и закуски!
  Он проследил, чтобы все было исполнено с должным рвением и старательностью, даже дал подзатыльник Глашке за нерадивость!
  Затем сел в кресло, занес перо над бумагой, и... снова озарение, снова гениальность!
  Граф Владимир Федорович Одоевский даже невольно залюбовался собой со стороны, как гением, к которому приходят мысли и идеи одна краше другой!
  - Да, я талант, талантище, неведомый доселе!
  И как я успею все свои идеи вынести на бумагу, если рука с пером не поспевает за мыслью быстролетящей?
  Не нанять ли мне писцов борзописцев, как нанимал французианец Дюма?
  Но это после, после, а сейчас я напишу не про человека осетра - маменька графиня Елизавета Ильинична в чем то права, когда говорила, что рыба - не очень возвышеное - а сочиню расказ про человека карту! - Граф Владимир Федорович Одоевский вскочил из за стола, прошелся по кабинету, снова подошел к столу, налил из кувшинчика очищеной, выпил, закусил гусиной печенкой! - Да, да с, милостивый государь Владимир Федорович!
  Человек карта - это ново, это литературно, это фурор и триумф, как у императора Августа!
  Например, некое лицо, почтеный чиновник с положительными манерами каждый день, или в определеные дни недели играет с сослуживцами, очень благородными людьми, в карты!
  Для поднятия моциона и тренировки мозга, которая столь необходима на Государевой службе, играет!
  И однажды он и сотоварищи так заигрались, что играли дни и ночи, а затем превратились в карты, а карты превратились в людей и играли чиновниками!
  Хм! гениально! Гениальнейше, милостивый государь!
  Но не слишком ли это, как бы смело!
  Государь наш да и государыня тоже раскладывают пасьянсы!
  Не, слишком ли я загнул про почтеных чиновников?
  Но сюжет, сюжетец - хорош, хорош, каналья!
  Ах, тогда я закончу расказ, что все это привиделось чиновнику во сне, будто он превратился в карту, и другие чиновники стали картами, а настоящие карты, как люди играли ими!
  Во сне - никто меня не осудит, потому что - сказка!
  Ай да граф Владимир Федорович Одоевский, ай да сукин сын! - Граф Владимир Федорович Одоевский в радостях выпил еще рюмку очищеной, снова сел в кресло, пожевал кончик гусиного пера, как закуску или как вдохновляющую суть! - Когда же расказ мой дойдет до Государя, а он непремено дойдет, меня пригласят на ужин во Дворец!
  А уж во Дворце я раскажу, как скрипит шелк, поведаю сиятельнейшим особам, а на званом ужине, полагаю, пребудут и послы иностраных Держав, и, может быть, даже посол Папуасии!
  И весь Мир сразу скопом узнает о моем открытии, что шелк скрипит!
  Графу, что сочинил сказку про человека карту - поверят все, и прислушаются тогда к своим шелковым одеждам, как не прислушивались доселе, и услышат они скрип шелка!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский, как настоящий писатель, долго не думал над черновым названием расказа, поэтому бодро и весело вывел на первом листе "Сказка о том, по какому случаю тайному советнику, - зачеркнул "тайному советнику", написал "колежскому советнику", - Ивану Богдановичу, - подумал, не употребил ли имя из знакомых? не употребил, поэтому продолжал с чистым сердцем, - Отношенью не удалось в Светлое Воскресенье поздравить своих начальников с праздником"!
  Граф Владимир Федорович Одоевский захохотал, но тихо, но довольный, потому что ловко вплел в заголовок расказа интригу, что некий колежский советник не поздравил своих начальников - а почему не поздравил?
  Да потому не поздравил колежский советник своих начальников в Светлое Воскресенье с праздником, что стал человеком картой, то есть ему во сне привиделось, что он и его чиновники превратились в карты!
   С осознанием своей гениальности граф Владимир Федорович Одоевский продолжал написание потешного, но в то же время поучительного и с подводными мыслями, расказа:
  "Колежский советник Иван Богданович Отношенье, - граф Владимир Федорович Одоевский от смеха прикусил губу, подумал, что умилительно было бы, если все же употребит фамилию не Отношенье, а фамилию своего какого нибудь друга или соратника!
  Владимир Федорович перебирал в голове характеры друзей: - Раич? Нет с, обидчив!
  Веневитинов? Нет с, не поймет с!
  Киреевский? Обругает!
  Кюхельбекер? Так его пошлют на каторгу!
   Заболоцкий Десятовский? Надуется, как сыч или как мышь на крупу!
  Нет с, пусть останется Иван Богданович Отношенье!
  Итак с: "Иван Богданович Отношенье в течение сорокалетнего служения своего в звании председателя какой то временой комисии, провождал жизнь тихую и безмятежную!" - Граф Владимир Федорович Одоевский написал первое предложение и обнаружил, что вспотел пуще прежнего, когда раньше так не промокал!
  Удивление потливостью перешло в мысли о скрипе шелка, о возможности вставления в поучительный расказ о человеке карте идеи скрипа шелка! - А, что, если напишу, что колежский советник Иван Богданович служил не в какой то временой комисии, а в комисии по изучению скрипа шелка?
  И интрига поучительная, и мысль познавательная, лучше, чем грамотки дедушки Иеремии!
  Но не слишком ли я смел, если в расказе объявлю о скрипе шелка, если официально ещё о нем не сказал в Академии наук?
  И не примут ли высочайшие особы мысль о скрипе шелка за сказку, потому что описана в сказке?
  Пусть будет все же, как я задумал про шелк: напишу про шелк, а, если выйдет не очень популярно и научно, то вычеркну слова о скрипе шелка и заменю до поры до времени пустыми словами!
  А про скрип шелка напишу позднее манускрипт... монографию... событие... - Граф Владимир Федорович Одоевский небрежным писательским почерком баловня судьбы вывел: "Колежский советник Иван Богданович Отношенье, - в течение сорокалетнего служения своего делу шелка в звании председателя постояной комисии по изучению скрипа шелка..." - затем отложил перо и снова задумался, будто решал судьбу Пиреней: - Не по литературному выходит, потому что слишком поучительно и многозначно, как в "Сказках дедушки Иринея"!
  Мысль уведет читателя от сюжета о человеке карте к скрипу шелка, и дотошный читатель, которым окажется и Государь император, скажет с тогда:
  "нуте с, нуте с! Что же это граф Владимир Федорович Одоевский накропал непонятное?
  То ли о скрипе шелка пишет, то ли о человеке карте!
  Не по литературному это, не по литературному!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский вздохнул, выпил рюмку очищеной, закусил растягаем с осетриной и зачеркнул написаное, оставил начало без шелка!
  В то же время тоска, что отказался от скрипа шелка в произведении ухудшила настроение, словно по душе прошли мечом и оралом!
  Граф Владимир Федорович Одоевский писатель стиснул зубы и писал уже просто, без расуждений о скрипе шелка, полагал, что мысль эта оставила его на время написания, а потом он вернется к скрипу шелка, ОГОГО, как вернутся и покажет всем Кузину мать!
  Граф Владимир Федорович выводил:
  "Каждое утро, за исключением праздников, Иван Богданович Отношенье вставал в восемь часов; в девять отправлялся в комисию..." - Граф Владимир Федорович Одоевский снова отложил перо, взглянул на графинчик с очищеной, но не налил, потому что ум требовал четкого осознания действительности в расказе о человеке карте!
  - Если я пишу, что в восемь колежский советник Иван Богданович вставал, а в девять отправлялся в комисию, то почему бы я не написал, что делал он в этот час, отведеный для подготовки выхода из дома, словно на бойню с турками в Измаиле!
  Опустим детали гигиены, утренего умывания и поглощения пищи, но процес одевания сюртука и панталонов, а панталоны Ивана Богдановича, наверняка, как у каждого уважающего себя чиновника, из шелка, процес их одевания, облачения в панталоны китайского или иного шелка да плюс скрип шелка!
  Не упущу ли я самое главное в расказе, когда не упомяну о шелковых китайских панталонах и о том, как они скрипят?
  С другой точки зрения, как я здраво расуждал уже, отвлечение на шелк и на скрип шелка уведет благонравного читателя в сторону мыслями, словно я начал за здравие, а кончил за упокой!
  Высочайшая особа опять же воскликнет:
  "Причем здесь, милостивый государь и государыни, причем в расказе о человеке карте скрип шелка?
  Для усиления колера? Милостивые господа?
  Так для усиления сюжета можно было засунуть в расказ и тигра и нубийца и даже турка с кривой саблей!
  Почему бы Ивану Богдановичу Отношенью каждое утро не мерещился бы турок с саблей в зеркале или тигр под кроватью?
  Так и скрип шелковых панталонов неуместен в повествовании о человеке карте!"
  - Уместен или не уместен тут скрип шелка, вот в чем мой главный вопрос, как литератора!
  Я, как литературный работник, как юноша, который когда то закончил Московский благородный пансион с золотой медалью, ошибок не допускаю, особено на поприще литературы, где преуспел не то, чтобы изрядно, но превыше всех преуспел!
  И мое решение о скрипе шелка, о вставлении темы скрипа шелка в произведение, как я посчитаю уместным или неуместным, так и выйдет!
  
  Граф Владимир Федорович Одоевский обрадовался своему решению, но все же мучился раздвоением сознания: со скрипом шелка выходил расказ уж слишком хорош, но значителен и расплывчат, а без скрипа шелка новела теряла краски, тускнела, оставался только скелет сюжета без мяса!
  Для пробы граф Владимир Федорович Одоевский написал под строчкой о том, как колежский советник Иван Богданович просто вставал, а затем просто уходил, написал следующее:
  "Каждое утро, за исключением праздников, когда не работают портные по пошиву панталонов и других изделий из шелка, который скрипит, колежский советник Иван Богданович вставал в восемь часов, облачался в шелковые панталоны, клал в нагрудный карман сюртука шелковый платок, и при этом Иван Богданович отчетливо слышал скрип шелка, независимо от стоимости шелка и страны его происхождения!"
  - Выходит красиво, но как-то даже вычурно для меня, потому что получается расказ о скрипе шелка, а не о самом хозяине шелковых панталон!
  А что, если я уведу читателя чуть в сторону от скрипа шелка, так, чтобы скрип шелка как бы присутствовал, но завуалировано: например:
  "Каждое утро, за исключением праздников, колежский советник Иван Богданович вставал в восемь часов, облачался в одежды разных расцветок и покроев и тканей: от сукна, и бархата до шелка!"
  - Выходит не так уж и дурно, прекрасно выходит, красиво и сочно, как долька апельсина! - Сравнение с сочной долькой апельсина пришлось настолько по душе, что граф Владимир Федорович Одоевский перечеркнул написаное и написал снова:
  "Каждое утро, за исключением праздников, колежский советник Иван Богданович вставал в восемь часов, облачался в одежды разных расцветок и покроев и тканей, но сочные, как дольки апельсина, и иногда скрипящие, словно истиный шелк!"
  - Поразительно, но теперь погасла идея скрипа шелка, потому что скрип шелка упомянут вторым планом, как неявный!
  Но, милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский, я же не позволю, чтобы моё открытие, что шелк скрипит, вышло вторым завуалированым планом, который не особо внимательный читатель не распознает!
  Читатель во фразе увидит только сочные дольки апельсина, но никак не скрип шелка!
  И с шелком плохо и с апельсином плохо и без шелка и без апельсина плохо!
  Граф Владимир Федорович Одоевский снова поднялся из за стола, в волнении ходил по кабинету, укорял себя, что раньше писал со скоростью необыкновеной, то есть за это время уже написал бы страницу великолепного расказа, а теперь - не продвинулся дальше первого предложения, да и то, к слову бы не сказано, не слишком уж... как бы с душком и непониманием сюжета!
  - Я пишу сейчас, как институтка, которая впервые вязалась за сочинительство романа, но решила, что напишет произведение на тысячи листах, где пройдут все любовные интриги Королей и Принцев!
  Где моя легкость в сочинительстве, где полет мысли и слова, подобные дуновению ветерка на локоны юной художницы?
  Сравнение с ветерком, локонами и юной художницей пришлось по вкусу, но в расказ о колежском советнике человеке карте не влезало, и граф Владимир Федорович Одоевский решил, что использует сравнение в других своих, не менее значимых для Мировой литературы, произведениях!
  Но все же, в некотором тумане граф быстро подскочил к столу и начертал на листе:
  "Как бы не проходило утро Ивана Богдановича, что бы он не надевал, но на нем всякий раз чудесным образом, как на юной художнице, локонами которой играет легкий шаловливый ветерок, оказывались шелковые одежды: будь то панталоны из красного китайского шелка, манишка из белого шелка или сорочка шелковая до невозможности!
  И в этих шелковых вещах, приятных и чистых колежский советник Иван Богданович Отношенье подолгу приседал, разминался перед зерцалом, наслаждался скрипом шелка, как наслаждается юная художница в апельсиновой роще дуновением ветерка, что покачивает оранжевые ароматные плоды с сочными дольками!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский написал, откинулся на спинку кожаного кресла, которое скрипнуло, а граф Владимир Федорович Одоевский отметил, что скрипнуло намного громче, чем скрипит шелк, прочитал написаное предложение, затем снова прочитал, помотал головой, выпил залпом рюмку очищеной, не закусил, опять прочитал и в ужасе закрыл глаза, будто чума упала на его веки:
  - Это написал я? Я это написал?
  Человек, который создал "Игошу", "Городок в табакерке", "Грамотки дедушки Иринея" и другие приятные и благородные произведения?
  Я написал про апельсины и про юную художницу, когда должен был писать про человека карту: сухо, сжато, без отступлений на ветерок в локонах, на скрип шелка и на запах огромных оранжевых, как голова поросенка!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский поймал себя на мысли, и увидал, что рука уже тянется к перу, а перо к бумаге, что вставит в расказ и сравнение с головой поросенка, розовой, как соный апельсин в роще, где легкий капризный ветерок играет локонами юной художницы, облаченой в скрипучие шелка!
  Как от акулы, как от чорта граф Владимир Федорович Одоевский отбежал от стола, увидел в зерцале свое бледное отражение в колпаке и в ночном халате, а над халатом развивались, как стяги победы над турками, реяли бакенбарды!
  Неизвестно, сколь долго укорял бы себя граф Владимир Федорович Одоевский, если бы в комнату с покашливанием осторожно, потому что середина ночи, не вошел раб Остап!
  Остап приставил кулак ко рту, кашлянул в кулак, как делал всегда при докладе, а кашлянью в кулак Остап научился в Зимнем Дворце, когда сопровождал графа Владимира Федоровича Одоевского на встречу с Премьер министром!
  Граф Владимир Федорович Одоевский увидел слугу, немного разозлился, что слуга ворвался без особого приглашения, но обрадовался, что хам оборвал ход мыслей, которые уходили все дальше и дальше от основной идеи расказа:
  - Что стоишь и кашляешь, дурак?
  Что надо? Пшел вон, образина!
  - Осмелюсь доложить, благодетель вы наш, граф Владимир Федорович Одоевский, что вас спрашивают!
  - С ума сошел, обезьяна, - граф Владимир Федорович Одоевский нарочно употреблял иностраные слова, особено охотно добавлял про обезьян, потому что сравнение с обезьянами обижало слуг до слез! - Кто по ночам с визитами расхаживает?
  Черти в гости пожаловали???
  Граф Владимир Федорович Одоевский расмеялся над своей шуткой, смеялся долго и с надрывом, до слез, словно хоронил юмор!
  - Кто хотел, тот и пришел! - Остап культурой и манерами не отличался, но иногда выражался точно да так, что граф Владимир Федорович Одоевский удивлялся удивлением великим!
  - Хм! Каналья! Действительно, кто хотел, тот и пришел, а кто не хотел, тот и не пришел!
  Это ты, брат, редкостно правдиво сказал!
  И кто же? поручик Ржевский с уверениями в почтении или...
  - Господин сыщик из тайной полиции пожаловали, будь они прокляты неладные!
  Господин Путилин собственой персоной, наглющий!
  Спрашивал вас, а я говорю, что вы заняты: либо спите, либо творите творческую литературу, и вас нельзя тревожить!
  А он нагло приказывает, да добавляет, что сам потревожит, а решать - не моего ума дело!
  - И он тоже прав, господин Путилин! - Граф Владимир Федорович Одоевский закусил губу, потому что хорошо знал настырного и наглого сыщика из тайной полиции, знал, как скрип шелковых своих панталон! - Много болтаешь, болван!
  Не твоего чувахлайского ума дела господ!
  Проси ко мне в кабинет, образина!
  Приму по домашнему, потому что так выглядит по писательски!
  Граф Владимир Федорович Одоевский отпустил слугу, а сам призадумался думой великой, изворотливой, потому что идеи, как и положено мыслям великого писателя порхали с ветки на ветку, подобно птичкам колибри:
  "Господин Путилин сыщик чина невысокого, но темный, как лошадка на Московском иподроме!
  Запросто вхож в дома высочайших особ, иногда перекидывается в картишки, пульку расписывает с Премьер министром!
  Люди поговаривают, что даже вхож к самой сиятельнейшей!
  Злые языки, конечно, как мельницы, но кто проверит?
  И по какому поводу принесла его нелегкая? Из за корнета Оболенского, который своей смертью навредил мне больше, чем самому себе?"
  В это время дверь в кабинет растворилась и чеканой, но не наглой, а осторожной и увереной походкой вошел сыщик Путилин, как к себе в спальню вошел!
  
  Серый дорожный плащ, шляпа котелком, усы, - вообщем, как отметил граф Владимир Федорович Одоевский, ничто примечательного, как и положено сыщику, который всегда остается незамеченым, даже средь шумного бала!
  Сыщик коротко поклонился и ничто не значащим тоном: ни оправдание, что пришел в столь поздний час, ни преклонение перед талантом писателя, произнес:
  - Господин Владимир Федорович! Я побезпокою вас по очень деликатному делу, связаному со смертью корнета Оболенского!
  Я сразу начал с главного, не запутываю вас, не хитрю, поэтому жду от вас ответной откровености, четкой сжатой и быстрой, как убегающий олень!
  Возможно, мы раскроем преступление по горячим следам!
  - Преступление? Вы, господин Путилин, сказали: "преступление"?
  Но в чем же преступление, если корнет Оболенский застрелился по собственой воле?
  Я так понял, что господа офицеры одобряют его поступок, а сведение счета с жизнь в офицерской среде очень популярно!
  Граф Владимир Федорович Одоевский подскочил к столу, он не заботился о царственых манерах, о том, как должен держать себя независимо и не суетливо!
  Одна только забота - чтобы донести мысль до бумаги!
  На листе быстрым, поэтому мелким почерком граф Владимир Федорович Одоевский писал:
  "Каждое утро, за исключением праздников, колежский советник Иван Богданович Отношенье вставал в восемь, при этом манеры и движения его напоминали гончую собаку, которая преследует дичь по горячему следу!
  И движения эти приводили в конце концов к тому, что Иван Богданович облачался в шелковые панталоны, не менее таинственые, чем уход из жизни молодого корнета, застрелившегося по неизвестной причине и не изведавшего радости встречи с юной художницей, которая одна одинешенька бродит по апельсиновой роще, а ветерок игриво щекочет её ухи и развевает шикарнейшие локоны, что мило трепещутся под музыку скрипа шелковых юбок!"
  "А ведь это рождение романа, нового романа взамен расказа о человеке карте!
  И человек осетр - также войдет в мой роман романище, в котором найдется место всему, а скрип шелка займет в романе подобающее ему главное место, как царскую корону, или венок триумфатора Юлия Цезаря!
  Высокий штиль, сравнения небывалые, нанизаные друг на друга, как колбасы на веревку!
  Да, да с, милостивый государь, я гениален!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский нечаяно произнес последние слова, что он гениален, вслух!
  Сконфузился, но не до крайней степени, потому что гениальные писатели не конфузятся перед простыми сыщиками!
  Сыщик Путилин с интересом смотрел, как граф Владимир Федорович Одоевский пишет в листе, затем с каменым лицом выслушал, что граф Владимир Федорович Одоевский гениален и продолжил дознание, словно знал заранее результат:
  - Вы давно знакомы с корнетом, с покойным корнетом Оболенским, граф Владимир Федорович Одоевский?
  - Давно ли я знаком, милостивый государь, не знаю!
  Я слышал о нем от поручика Ржевского и от других знакомых!
  Иногда, возможно, видел мельком на гулянках, но беседовал только перед его, извините смертью!
  - Поручик Ржевский и графиня Крестовская Ана Павловна сказали, что вы повздорили с корнетом Оболенским, после чего была назначена дуэль, для решения о которой вы с ним удалились в будуарную комнату, где растет пальма в кадке!
  - Позвольте, милостивый государь, мы не повздорили, как утверждает поручик Ржевский, а тем более его невеста Крестовская Ана Павловна, влиятельная графия!
  Мы как бы оказались не поняты друг другом, но уладили делом миром, и, скажу с довольством, к обоюдному почтению!
  А графиня Крестовская Ана Павловна не могла про меня сказать дурное, и то, что я повздорил с корнетом Оболенским!
  - Графиня Крестовская Ана Павловна не сказала бы о вас дурного, потому что находится в близких с вами отношениях, или питает очень теплые чувства к вашему литературному дару? - Сыщик Путилин мигом уцепился за отношения с графиней Крестовской, что очень не понравилось графу Владимиру Федоровичу Одоевскому!
  - Не забывайтесь, милостивый государь! Я вам не птица низкого полета! - Граф Владимир Федорович Одоевский дышал с трудом, смотрел на графинчик с очищеной, раздумывал, но не решался выпить водки больше нормы! - С графиней Крестовской мы мило беседовали, и, полагаю, что она нашла во мне умного собеседника, порядочного человека и неординарную личность!
  Ана Павловна графиня ценила меня за остроту ума, а не за то, о чем вы непозволительно предположили, милостивый государь!
  - Зачем вы лобызали колени графини Крестовской, граф Владимир Федорович Одоевский?
  Если вы, как сказали, находились с ней в дружеских духовных отношениях, литературных, то почему стояли перед ней на коленях и лобызали её колени, потому что они в момент вашего стояния, то есть коленопреклонения, как раз находились на высоте ваших уст?
  - Вздор, милостивый государь, вздор, сударь!
  То, что вы ираете в карты с премьер министром не позволяет вам вести беседу в столь вольном тоне!
  Радуйтесь, что я вам еще не показал на дверь!
  Я не лобызал колени графини Крестовской Аны Павловны, а шелестел шелком на ее бедрах, доказывал графине, что шелк скрипит!
  Граф Владимир Федорович Одоевский ожидал, что сыщик Путилин разозлится, или начнет оправдываться, что не имел ничто дурного, когда говорил о лобызании коленей графини Крестовской!
  Но сыщик Путилин не оправдывался, даже не сделал замечание по поводу высказывания графа об игре в карты с премьер министром!
  К огромному удивлению графа Владимира Федоровича Одоевского сыщик Путилин даже не возразил, что шелк не скрипит, ничто не сказал про скрип шелка - или не обратил на это высказывание графа внимание!
  - Милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский!
  Я высказываю предположения, при доказании которых станет ясна причина кончины корнета Оболенского, который ушел из жизни в цвете лет, особено перед женитьбой на восхитительной графине Крестовской Ане Павловне!
  Сыщик Путилин на минуту замолчал, а граф Владимир Федорович Одоевский отметил, что сыщик называл графиню Крестовскую восхитительной, то есть тоже пленился её белой красотой и конопушками на широком графинином лице!
  При других обстоятельствах граф Владимир Федорович Одоевский позволил бы развести беседу на тему красоты дамы, но сейчас не считал нужным и важным разговор о дамских прелестях!
  Сыщик Путилин сел в кресло в углу кабинета, закинул ногу на ногу и задал следующий вопрос:
  - Не были ли вы в гневе или под влиянием каких либо обстоятельств, когда посетили офицерское собрание, граф?
  Согласитесь, что ваше поведение, когда вы стоите на коленях перед прекрасной дамой, а её жених играет на белом рояле, ваше поведение несколько выходит за рамки обычных отношений между мужчинами и женщинами в приличном обществе!
  Что же так вас взбудоражило, граф Владимир Федорович Одоевский, если вы упали на колени перед графиней, которую видите впервые, да к тому же, на глазах у почтеной публики, мнете шелковые её панталоны на бедрах?
  Самое любопытное, граф Владимир Федорович, что действия производит человек, широко известный во всех кругах, вплоть даже до низов, которые читают, автор "Игоши" и "Городка в табакерке" и "Грамотки дедушки Иринея"!
  Вы отдаете себе отчет в прекрасном вашем самочувствии или находитесь в некотором раслаблении чувств и ума?
  - Это вы уже слишком загнули, милостивый государь! - Граф Владимир Федорович Одоевский ответил, но не злобно, а как бы даже отвечая на вопрос сыщика, которого, судя по тону не волновал факт самоубийства или убийства корнета Оболенского, а дело шло пресно, как рубка дров! - Конечно, мое поведение выходит за рамки обычного, привычного даже для офицерской среды и писательского круга!
  Но поверьте, мне, господин сыщик, ничто предразсудительного в моих действиях нет, потому что действовал я ради идеи!
  А вам я предложу другую манеру разговора, как в доверительном банке!
  Вы раскажите мне все, что знаете о том вечере в свете моих отношений с корнетом Оболенским, потому что, как полагаю, вы знаете даже больше, чем я, посему нет смысла подлавливать меня на мелочах и делать отсюда выводы, неправильные, как фальшивая серебряная ложка!
  А я ваши предположения и факты дополню своими предположениями и фактами, если, конечно, возникнет необходимость, производственая, как на фабриках господина Демидова!
  - Хорошо, милостивый государь Владимир Федорович! Будет разумно, если я все раскажу, а вы покритикуете меня, как господин Румянцев во время последней его оргии в Сандуновских банях! - Сыщик Путилин не противился предложению графа Владимира Федоровича Одоевского, что графа удивило опять, и он отметил для себя, что сыщик Путилин не так уж прост, как ему полагается по рангу! А сыщик Путилин подкрутил ус, но не нафабреный, как у графа и начал безцветным голосом:
  - Мне стало интересно с того момента, когда вы посетили рыбные ряды, где наблюдали продавцов осетрами, милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский!
  Разумеется, что человек вашего таланта посещает публичные места, независимо от популярности и отношения к ним других людей!
  Поэтому ваш поход я даже одобряю, потому что он доказывает, что вы находились как раз в состоянии писательского, если я правильно выражаю мысли, экстаза, когда каждая былинка, каждая рыбка имеет смысл и вес в расказе!
  "Сыщик правильно подметил, каналья!
  А не пишет ли он тайком расказы и романы и складывает их в ящик стола, чтобы потом, на пенсии, достал и разом издал?
  Возможно, возможно, милостивый государь!
  Пусть печатается, а славы моей, графа Владимира Федоровича Одоевского, никогда не добьется!" - Граф Владимир Федорович Одоевский удобнее устроился за письменым столом и взял в руки перо, на всякий случай - вдруг, да придется записать умную мысль или меткое выражение!
  Сыщик Путилин продолжал расказ раследование:
  - После же вашего творческого поиска в рыбных рядах, граф Владимир Федорович Одоевский, вы имели беседу с почтительнейшей графиней Марией Мусиной Пушкиной!
  А Мария Мусина Пушкина, как знают все, является не только влиятельнейшей и обаятельнейшей барышней, а еще и наследницей милионов, то есть весьма выгодная партия, граф Владимир Федорович!
   - Позвольте, я вашу мысль перебью, господин Путилин! - Граф Владимир Федорович Одоевский довольный, что нашел аргумент к атаке весело и задорно смотрел на поверженого сыщика, как кит взирает на раздавленую рыбу камбалу! В уголках ироничных добрых очей графа Владимира Федоровича Одоевского мелькали шаловливые искорки лукавства! - Но моя невеста графиня Александра Шереметьева не менее влиятельнейшая и знатнейшая особа, чем графиня Мария Мусина Пушкина, словно гора золотая радом с горой серебряной!
  А приданого за Александрой Шереметьевой не меньше, чем за Марией Мусиной Пушкиной, может быть, даже и больше, милостивый государь!
  Но не в деньгах дело, а в чести графов, как в оплоте Расеи!
  Я бы взял в жены прелестнейшую графиню Александру Шереметьеву, даже, если бы её батюшка, почтенейший граф Иван Алексеевич Шереметьев лишил бы свою дочь наследства!
  "Отлично, умница, как я подддел сыщика Путилина, который почему то копает под меня, как крот в навозной куче!
  Ишь ты, балаболка, уличает меня в недозволеном разговоре с графиней Мусиной Пушкиной, словно я падишах и подыскиваю наложниц для своего гарема!
  Нет уж, дудки с, графа Владимира Федоровича Одоевского голыми руками не возьмете сударь!
  Не обличите меня, милостивый государь, как не обличите Царственую особу!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский в неясном порыве начертал на листе бумаге, где сочинял расказ про колежского советника Ивана Богдановича, но получался роман о Жизни:
  "В девять часов колежский советник Иван Богданович Отношенье после реверансов и поклонов со своей почтенейшей матушкой Елизаветой Федоровной, облаченой в шелка, которые скрипели при малейшем её движении, отправлялся на Государеву службу, как юный повеса из почтеного семейства устремляется в апельсиновый сад за вдохновением, а вместо музы на Пегасе обнаруживает прекрасную юную художницу с локонами, растрепаными теплым шаловливым ветерком!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский с удовлетворением небожителя посмотрел сверху вниз на сыщика Путилина!
  Сыщик казался теперь не значительным агентом тайной полиции Его Государева Величества, а простым холопом с усами и в котелке Азиатского происхождения!
  - Нуте с, милостивый государь Путилин, уязвил я вас?
  Предугадал ход ваших мыслей шальных? - Граф Владимир Федорович Одоевский после литературного посильного труда позволил себе мелкий, но звонкий смех, словно звенели бокалы в ресторане поезда Москва Санкт Петербург!
  - О чем вы, милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский? - Сыщик Путилин либо изобразил искренее удивление, либо удивился по настоящему, словно искал жемчужное зерно и нашел его в навозной куче около петуха! - Как только я упомянул про графиню Мусину Пушкину вы пришли в волнение необычайное, даже строчили повествование от избытка душевной эмоции, говорили про свою богатую и уважаемую невесту Александру Шереметьеву, упомянули про её достопочтимого батюшку графа Ивана Алексеевича Шереметьева, хотя я даже и не подозревал, что мои слова вызовут у вас шквал эмоций!
  Граф Владимир Федорович Одоевский, у вас была непозволительная связь с графиней Мусиной Пушкиной? - Сыщик Путилин сказал и тут же поднял руки ввверх ладонями к графу Владимиру Федоровичу Одоевскому, словно предостерегал его от воплей и ненужных телодвижений, будто говорил:
  "Ой, граф Владимир Федорович Одоевский! Нечаяно вырвалась у меня необъяснимая фраза!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский действительно пришел в возбуждение чрезмерное, словно слон, на которого залезла тявкающая моська!
  Владимир Федорович вскочил из кресла, дрожал, глаза его сверкали гневно, а руки тряслись, но ничто граф Владимир Федорович Одоевский не говорил, а лихорадочно думал, словно у него в мозгу бегали сто маленьких академиков Российской Академии Изящных и естественых наук:
  "Наглец! Экий наглец сыщик Путилин!
  Да за меньшее оскорбление вызывают на дуэль наглецов!
  А сыщик Путилин превысил все грани приличия и неприличия, будто только что его избрали в Сенат!
  Впрочем, кто его знает, тайного агента, который вхож к императрице, запросто вхож, как друг семьи Императора!
  Если я устрою скандал, то, вероятно, у наглеца Путилина все ходы давно расписаны вперед, и этот скандал обойдется мне боком, а сыщика Путилина возвысит, как бравого полицейского!
  Например, сыщик Путилин отвертится, как уж на жареном карасе и оправдается, скажет, что я бродил по рыбным рядам, затем имел беседу с графиней Мусиной Пушкиной, отчего пришел в волнение необычайное, несовместимое с моим статусом государственого человека и нареченого жениха прелестнейшей графини Александры!
  Тогда тень позора ляжет на графиню Александру Шереметьеву, её батюшку графа Ивана Алексеевича Шереметьева, на род Мусиных Пушкиных, на мой род, на меня и мою матушку благословеную Елизавету Ильиничну, которая, возможно, в гневе лишит меня наследства и перепишет состояние на племяника графа Раевича или Кюхельбекера!
  В одночасье я обнищаю, потеряю невесту, честь и уважение многопочтимой читающей публики!
  Наглецы издатели перестанут меня издавать, потому что я осквернился в светлых очах Императора и народа, даже народа из рыбных рядов!
  Как я докажу продавцам осетров, что я писатель, если меня перестанут издавать, словно у меня душу вынули черти Пушкина?
  А авторство "Игоши" и "Городка в табакерке", возможно передадут другому писателю, повесе, про которого я только что упомянул на заветном листке бумаги!
  Все произойдет, если я сейчас вступлю в конфликт с сыщиком Путилиным, елда его через коромысло!
  Ах, а что, если сыщик Путилин нарочно пришел ко мне, чтобы вывести из положительного состояния духа, и, чтобы я наделал ошибок, как неграмотный халдей?
  Может быть, против меня созрел заговор, против моего великого таланта и против "Сказок дедушки Иринея?"
  Смерть Корнета Оболенского - только повод, чтобы опорочить меня в глазах обществености и перед светлыми очами Государя, а также перед родом Мусиных Пушкиных и Шереметьевых!
  Не задумал ли низкородный шельмец сыщик Путилин жениться на прелестнейшей графине Александре Шереметьеве, моей нареченой невесте?
  Что ж, милостивый государь, в наше подлое время все гадости возможны!
  Да с, милостивые государи и государыни, все подлости и ничтожества с доступныпны с!
  Помещики прелюбодействуют с дворовыми крепостными девками, и обезчещеных девок этих потом выдают замуж за батраков!
  Так почему же императрица не выдаст своего друга, друга семьи сыщика Путилина замуж за одну из своих поданых!
  Здесь и ставки повыше, и женихи рангов знатнее, и невесты - не холопы, но все же - поданые Государевы и Государыневы! - Еду, немедлено выезжаю к графине Александре Шереметьевой, моей нареченой невесте, за объяснениями! - Граф Владимир Федорович Одоевский бегал по кабинету, даже распахнул халат, хотел крикнуть Прошку, чтобы немедлено одевал на выезд и закладывал лошадей!
  Сыщик Путилин внимательно смотрел за действиями графа Владимира Федоровича Одоевского, ничто не предпринимал, будто проглотил пуд гвоздей!
  Спокойствие сыщика испугало графа Владимира Федоровича Одоевского сильнее, чем кашель холопа Остапа в гостиной, словно скрипела тона шелка:
  - Агага! Огогошеньки!
  Так они и ждут, злыдни, что я навещу, среди ночи ворвусь во Дворец к прекрасной Александре Шереметьевой графине, словно тать в ночи войду!
  Тогда меня ославит широкая общественость, пропишут в газетах и с того времени обличат не как великого писателя, а как величайшего чудака, на которого нельзя обращать светлейшее внимание, и с которым зазорно водить дружбу!
  Ославить меня пожелали, ироды!
  Нет! Нет с, господа из тайной полиции и господин Куприн иже с вами!
  Ваши шуточки не пройдут, как не проходят козни лжепреступников и лихоимцев!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский, чтобы сыщик Путилин понял, что он находится в великолепном расположении духа и не собирается бегом к своей невесте графине Александре Шереметьевой, с милой улыбкой склонился над листом бумаги и продолжил строчку из повести или романа нового содержания:
  "Иван Богданович Отношенье очищал номера, подписывал отношения, помечал входящие, интересовался запасами хлопка и шелка на складе, особо уделял внимание тюкам шелка, которые скрипели аршинами и создавали ту непередаваемую музыку сфер, которая исходит только от шелковых тканей, чей скрип наполняет Вселенную добром, но не кознями сыщиков тайной полиции!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский с видимым удовольствием откинулся на мягкую спинку кресла и свысока посмотрел на сыщика Путилина, как заговорщик смотрит на дознавателя из тайной полиции!
  Сыщик Путилин в лице не переменился, кашлянул в кулак, почти так же кашлянул, как выучил Остап:
  - Если позволите, милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский, то я продолжу иследование сегодняшних событий с вашей точки зрения, как бурундук роется в кедровых орешках из Тихвина!
  Вернемся мыслями к вашей встрече с графиней Марией Мусиной Пушкиной, особой занятной и интересной во всех отношениях, как Московский Кремль!
  Как мне стало известно, вы имели очень бурный разговор, после которого графиня Мусина Пушкина убыла по своему назначению в растроеном состоянии духа и в душевном волнении!
  Сначала, граф Владимир Федорович Одоевский, вы увеселили графиню Мусину Пушкину байкой о человеке осетре, а затем разозлили предположением, что шелк скрипит...
  "Все подлец знает! - Граф Владимир Федорович Одоевский с малым удивлением, потому что подозревал, что сыщик Путилин придет к нему подготовленым, щелкнул языком от удовольствия!
  Капля чернил упала на лист романа, словно чорная слеза арапа!
  Граф Владимир Федорович Одоевский быстро посыпал кляксу английским песком для удаления пятен и иных неподобающих наложений на одежду и бумагу для письма! - Но остается непонятным, когда же сыщик Путилин приступит к основной теме, ради которой пришел ко мне среди ночи... и что это за тема? - Внезапно яркая, как ярмарочный леденец на палочке, мысль озарила светлое чело графа Владимира Федоровича Одоевского:
  - Сыщик Путилин - человек публичный, и вхож даже в высшее общество, куда мне дорога не то, чтобы заказана, а разрешена не чаще, чем три раза в год!
  По своим связям и возможностям сыщик Путилин очень уникален, как распространитель идеи, или сплетни - как милостивым государям угодно!
  Так пусть же сыщик Путилин выполнит ту роль, которая отводилась умершему корнету Оболенскому, как ярмо печали и страха в царстве Аида!
  Если я тонко подам идею, своё открытие, что шелк скрипит сыщику Путилину, если я докажу ему, как важно это открытие для людей просвященых, то, возможно, сыщик Путилин озарится огнем моих идей и донесет мое открытие до высочайших ушей и понимания!
  Простой люд тоже узнает от сыщика Путилина о моем великолепном открытии и насладится скрипом шелка!
  Разумеется, что шелк - материя дорогая, поэтому доступна только обезпеченым людям, но не босякам!
  Но в то же время можно устраивать публичные скрипы шелка в балаганах на ярмарках, где пляшут скоморохи!
  Нищие и дети сядут в ряды, или встанут перед балаганом, а для них за малую деньгу, за грош устроитель зрелища будет скрипеть разными шелками!
  И от скрипа шелка в душах людей наступит покой и умиротворение, уйдут боли и печали, исчезнет злоба и зависть на брата своего, прекратятся смертоубийства и насилия, облагородятся души и появятся высочайшие стремления!
  Возможно, что скрип шелка не всех улучшит, но, несомнено, зародит даже в душу самого закоренелого каторжника зерно любви и доброты!
  В любом случае простые крестьяне и батраки на фабриках узнают про мое открытие, что шелк скрипит, а одушествление - процес длительный и робкий, как девушка, что бежит по волнам!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский быстро схватил перо и вывел на листе, как на каменой скрижали Моисеевой:
  "Подчиненые подражали во всем своему начальнику колежскому советнику Ивану Богдановичу Отношенье: спокойно, безстрастно мяли в руках шелка, слушали с благоговением сладостный скрип, составляли ноты и песни на звуки скрипа шелка, как юная художница, что вышла из апельсиновой рощи, где шаловливый ветерок ласково играл её кудрями, на которые любовался молодой повеса, увидевший вдруг, что художница младая не только вышла из рощи апельсинов с сочными дольками и плодами величиной с голову поросенка, а ещё и пошла к морю, где легко и свободно в сказке побежала по волнам!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский дописал, с триумфом посмотрел на сыщика Путилина, даже пожалел его слегка за серость мышления!
  Владимир Федорович вышел из за стола, встал перед сыщиком, раскачивался на носках своих ночных туфель, подготавливал вежливую фразу про нынешнюю беседу, фразу, которая станет мостиком к беседе о скрипе шелка и роли, его, графа Владимира Федоровича Одоевского, в открытии скрипа шелка для всех людей!
  Граф Владимир Федорович Одоевский осознавал, что сыщик Путилин в своей работе опускается даже ниже рыбных рядов, поэтому про скрип шелка услышат и в затхлых зловоных трущобах, где люди гниют заживо, как тухлые апельсины!
  Мысль про тухлые апельсины не понравилась графу Владимиру Федоровичу Одоевскому, потому что неэстетичная, дурная, и он решил, что про тухлые апельсины ничто не напишет в своем жизнеутверждающем романе, который вырос из простого расказа про колежского советника Ивана Богдановича Отношенье!
  Граф Владимир Федорович Одоевский подобрался, решил, что сию минуту начнет беседу с сыщиком Путилиным о скрипе шелка, как вдруг услышал со стороны сыщика Путилина, а точнее - с сиденья кресла, на котором тайная личность воссседала, скрип, несомненый скрип шелка!
  Граф Владимир Федорович Одоевский подобрался, как гончая к борзой и благоговейным шепотом спросил сыщика Путилина, словно исповедовал папу Римского:
  - Милостивый государь! Вы слышали?
  Вы слышали, сударь ЭТО?!!
  - Что я слышал, милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский?
  Может быть и слышал, вероятно слышал, но уточните на что вы обратили внимание, потому что ваша догадка, возможно, поможет следствию!
  Слышал ли я постороние звуки или подозрительные? - Сыщик Путилин в лице не переменился, не проявил безпокойства, по крайней мере внешнего, а теребил край бекеши, как вол теребит жирную овцу!
  - Звук этот я не назову подозрительным никогда, - Граф Владимир Федорович Одоевский даже потирал руки от предвкушения удовольствия и своей победы, победы, которая неожидано упала ему в ладони, победа, что не требовала доказательств и объяснений! - Что звук - постороний - возможно, назовем его и так, потому что звук благородный и не часто слышимый в местах, где нет шелка!
  Позвольте, милостивый государь, я спрошу вас, хотя мне и так ясно: Ваши чорные шикарные панталоны пошиты из шелка, милого моему сердца шелка?
  Вопрос обезпокоил сыщика Путилина, на его каменом лице мимолетно пролетела тень удивления, мимолетно, но граф Владимир Федорович Одоевский заметил безпокойство и опять себя поздравил с победой в словесном и умственом поединке со знаменитым сыщиком, словно ослепил князя Владимира ясное Солнышко!
  - Мои панталоны, милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский, действительно пошиты из шелка, смею доложить, из наилучшего китайского шелка, сотвореного руками жолтокожих рабынь!
  Не примите как оправдание, милейший Владимир Федорович, но я вхож в круги высшие, - сыщик Путилин многозначительно поднял ввверх указательный палец, словно дырявил небо, - круги, где за течением моды следят тщательнее, чем за течением рек в своем Государстве! - Сыщик Путилин позволил двусмысленость в высказывании, двусмысленость иронию! Граф Владимир Федорович Одоевский оценил тонкий ход сыщика Путилина, его мягкий Юмор, а сыщик Путилин видел, что граф Владимир Федорович Одоевский, великий писатель, автор "Игоши" и "Городка в табакерке" доволен его иронией, продолжал, словно кот в масле с лягушкой путешественицей:
  - Разумеется я, хотя и из тайной сыскной полиции, а может, потому, что из тайной сыскной полиции, следую моде неукоснительно и стремительно, как тройка коней его Величества!
  А в моде нынче шелка, и шелковые панталоны в особености!
  К тому же, милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский, скажу вам по секрету, - сыщик Путилин приблизился к графу Владимиру Федоровичу Одоевскому, то ли с целью искреней доверительности, то ли играл свою роль простого и добродушного сыщика, - от шелка отскакивает грязь, не прилипают к шелку и дурные запахи, которыми преисполнены некоторые места, что я посещаю: например, морги, кладбища, дешевые прокуреные виные кабаки с проститутками и язвеными прокажеными!
  Там, где другая ткань замаралась бы легко и провоняла бы всеми смрадами нищего мира, шелк остается королем тканей, недоступным для низостей и грязи!
  Очень удобная материя, очень, милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский!
  Но я не пойму, почему мои шелковые панталоны заинтересовали вас сверх меры, будто в панталонах сижу не я, а балеринка...
  Нет с, нет с, кажется понимаю, милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский!
  Вы говорили о скрипе шелка... возможно, поэтому проявили к моим шелковым панталонам избыточный интерес?
  Я прав, милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский, или я все таки прав?
  Сыщик Путилин пошутил, но шутка в устах сыщика из тайной полиции звучит, как приговор!
  Граф Владимир Федорович Одоевский в свою очередь решил, что не станет отвлекаться на мелкие словесные перепалки, потому что основная цель - доказательство, что шелк скрипит, оправдывает все средства, даже некуртуазную короткую, но четкую, как удар хлыста по глазам, беседу:
  - Меня, милостивый государь Путилин, заинтересовали не только ваши шелковые панталоны, хотя замечу - они безупречны, а явление скрипа шелка, которое я открыл!
  И то, что скрипнул шелк на ваших панталонах - еще одно доказательство моего величайшего эпохального открытия, как встреча Царя Николая и мулы Ахмета!
  Шелк скрипит, милостивый государь, да с, скрипит!
  Вы только что это подтвердили, когда скрипнул шелк ваших изящных, я бы даже сказал, вычурных панталон!
  - Позвольте, милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский, не то, чтобы усомниться в ваших словах, но потребовать доказательств! - Сыщик Путилин приподнялся с кресла, подошел к письменому столу, мельком взглянул на груду чистой бумаги и на исписаный лист романа! - Я ко всему отношусь нейтрально, к любому событию, пусть даже, например, к высказыванию, что из печи сейчас выскочит чорт!
  В печи зашуршало, послышался даже почти сдавленый чих, словно больной гном зажимал ноздри золотыми щипцами!
  Сыщик Путилин с видимой досадой сморщил лоб, словно услышал то, что не должен!
  Граф Владимир Федорович Одоевский удивился удивлением великим, что чорт чихнул в трубе, как и предсказал сыщик Путилин!
  Но затем граф Владимир Федорович сам расмеялся над своей неправильной догадкой, будто пустил на дно крейсер "Отважный":
  "Не чорт сидит в трубе, а соглядатай, помощник сыщика Путилина - как же я сразу не догадался, доверчивая душа!
  Потому сыщик Путилин чувствует себя вольготно и раслаблено, что подстрахован своим верным человеком, рабом от рождения!
  Помощник сыщика всегда на страже, как гордая птица сфинкс!
  Сыщик Путилин отттого и всполошился, что помощник его выдал себя чихом, будто ему в нос залезли гномы с лопатами!"
  Сыщик Путилин мельком искоса взглянул на графа и голосом, более громким, чем до этого момента, а граф Владимир Федорович Одоевский понял, что сыщик Путилин повысил голос, чтобы не слышно возни в трубе, произнес:
  - Как я уже сказал, милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский, что нейтрален к любым событиям до момента доказательства оных!
  То есть, если не верю в чорта, а чорт вылезет из табакерки, или найду в кустах спрятаный рояль, вот тогда поверю и в рояль в кустах и в чорта в табакерке!- Сыщик Путилин намерено не повторил про чорта в трубе, словно отвлекал внимание графа от печки! - И про удивительное явление, что шелк скрипит, я впервые услышал от вас, граф Владимир Федорович Одоевский, чему не удивился, а требую доказательств!
  Вы высказали предположение, мнение, что скрипнул шелк моих щегольских панталон!
  Но, граф Владимир Федорович, я же никогда не слышал скрип своего шелка!
  Как же тогда вы его услышали, мон шер?
  - Неужто, милостивый государь, вы не слышали, как только что, перед тем как вы изволили встать с кресла, скрипнул шелк?
  Не настаивайте, сударь, не доказывайте без нужды, иначе я поверю в заговор против меня и против скрипа шелка!
  Не услышал бы скрип ваших шелковых панталон только безухий или мертвый!
  А скажите мне, любезнейший, не козни ли все это моего заклятого врага графа Куприна?
  Он мне завидует, мон шер, завидует моему гению!
  - Может быть, может быть, граф Владимир Федорович Одоевский!
  Но про господина Куприна ничто не скажу, потому что - тайна следствия!
  А насчет скрипа шелка...
  Не являлся ли скрип, который вы слышали только что, скрипом не шелка, а скрипом, скажем... иного рода... звуком иного рода?
  Звуков в мире предостаточно, и изрядное количество звуков издает человек, независимо отттого, облачен он в шелка или наг, как Иов в чреве кита!
  - Вы хотите сказать, милостивый государь Путилин, что я слышал не скрип шелка ваших панталон, а услышал звук вашего пука?
  Вы полагаете, что столь утонченая душа, как я, душа, которая сотворила "Игошу" и "Городок в табакерке"...
  - И "Сказки дедушки Иринея"...
  - И "Сказки дедушки Иринея", так эта душа не отличит пук от скрипа шелка?
  - Ну, милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский, вы со своими сравнениями и предположениями переплюнули самую смелую писательскую мысль!
  Впрочем, уверяю вас, я не пукал, соответствено, звука пука вы не слышали, мон шер!
  - Если же вы не пукнули, милостивый государь сыщик Путилин, то вы признаете, что скрипнул шелк ваших панталон? - Граф Владимир Федорович Одоевский дружески засмеялся, призывая сыщика Путилина разделить смех и триумф, радость победы скрипа шелка!
  Сыщик Путилин вежливо улыбнулся, но не засмеялся, погруженый в свои мысли, как в бочку с дегтем, особено, когда на голову капают мед в час по чайной ложке!
  - Но я не уверен, граф Владимир Федорович Одоевский, что скрипнул имено шелк, хотя это не имеет значение в раследовании смерти корнета Оболенского!
  Вам не кажется, граф Владимир Федорович, что мы ушли от темы, а перешли к обсуждению вопросов... ХМ... отдаленых от сыскных, но приближеных к вопросам литературы и изящных наук!
  Если пожелаете, милостивый государь Владимир Федорович, то я признаю, что скрипнул шелк моих панталон, хотя я его и не слышал!
  - Друг мой, - граф Владимир Федорович Одоевский с чувством пожал обе руки сыщика Путилина! Смотрел в его светлые испытующие очи, в уголках которых сокрыта тайна поиска преступников! - Я ценю ваш шаг, вашу жертву, что вы признаете, что шелк скрипнул, хотя не слышали, что шелк скрипит!
  Но мне нужны в союзники люди, которые ДЕЙСТВИТЕЛЬНО слышали скрип шелка, приверженцы, истиные патриоты скрипа шелка, Идеи!
  Не соблаговолите, ли милостивый государь, присесть обратно на кресло, с которого только что встали, и повторите в кресле телодвижения, которые привели к скрипу шелка!
  Возможно, сейчас, когда вы прислушаетесь, вы услышите скрип шелка, настоящую музыки Жизни и Правды! - Граф Владимир Федорович Одоевский взял сыщика Путилина под локоток, как даму, проводил к креслу, куда сыщик Путилин опустился с невозмутимым видом! Минуту граф Владимир Федорович Одоевский и сыщик Путилин смотрели друг другу в очи: граф Владимир Федорович Одоевский, как заговорщик, а сыщик Путилин, как сыщик! - Поерзайте в кресле, милостивый государь, поерзайте!
  Вы, как сыщик должны обожать эксперименты, особено следственые эксперименты!
  Докажите мне, себе, Миру, что шелк скрипит!
  Впрочем, я не нуждаюсь в дополнительных доказательствах скрипа шелка, а опущу ка я ухи ближе к креслу, чтобы скрип шелк достиг моих слуховых апаратов во всем своем великолепии!
  Граф Владимир Федорович Одоевский склонился над креслом, пододвинул ухи с головой поближе к месту, где ягодицы сыщика Путилина соприкасались с креслом, затем не выдержал напряжения в спином столбе и для удобства встал около кресла на колени, как некоторое время назад на коленях стоял у ног прекрасной графини Крестовской Аны Павловны!
  Сыщик Путилин без жеманства, без лишних распросов заерзал на кресле, словно страдал зудом заднепроходного отверстия!
  При одном из изощреных телодвижений сыщика граф Владимир Федорович Одоевский отчетливо услышал скрип шелка, скрип шелковых панталон!
  Вопль радости готов уже вылететь из груди графа Владимира Федоровича Одоевского, но за дверью оглушительно кашлянул, очевидно во сне, Остап!
  Граф Владимир Федорович Одоевский понял, что кашель Остапа, хамский и наглый, заглушил эфирный звук скрипа шелка панталон сыщика Путилина, но на всякий случай вопросил с дрожью в голосе, будто присутствовал при казни любимой матушки:
  - Вы слышали, милостивый государь Путилин, как скрипнул шелк ваших панталон?
  - К сожалению, граф Владимир Федорович Одоевский, я слышал только кашель вашего слуги, Остапа, если не ошибаюсь!
  "ООО! Сыщик Путилин знает имена моих слуг, - Граф Владимир Федорович Одоевский зачем то подумал, когда эта мысль некстати, не нужна в сложившейся обстановке доказательств скрипа шелка и раследования смерти корнета Оболенского! - Сыщик Путилин не дурак, возможно поэтому и принят в высочайших кругах!
  Через слуг он узнает тайны господ, а затем этими тайнами манипулирует, как алыра на ярмарке жонглирует апельсинами!"
  Снова чувство писательства пересилило в графе Владимире Федоровиче Одоевском все остальные чувства, даже на миг заглушило острую мысль о потере момента, когда кашель Остапа заглушил для сыщика Путилина скрип шелка!
  В два шага граф Владимир Федорович Одоевский подлетел к письменому столу, но не присел в кресло, а склонился над листом бумаги и записал:
  "Войдя в комисию Ивана Богдановича Отношенье, колежского советника, можно было подумать, что вы вошли в трапезную молчальников, - граф Владимир Федорович Одоевский быстро зачеркнул слова "трапезную молчальников", потому что они, возможно, кого то из сильных мира сего, изобличат, и написал, - на склад шелков, - таково было благоговейное безмолвие в комисии, словно и не комисия по делам вовсе, а апельсиновая роща, где шаловливый ветерок уже не играет локонами юной художницы, потому что она сбежала из райского апельсинового сада с плодами, величиной с голову поросенка, и сочными дольками в этих же плодах, так младая художница покинула это уютное место, несмотря на мольбы и просьбы молодого поэта повесы, и побежала по волнам туда, где алыра на ярмарке жонглирует апельсинами, сорваными из вышеуказаного сада!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский не перечитал написаное, потому что чувствовал - гениально!
  Он вернулся к теме скрипа шелка, снова попросил сыщика Путилина, чтобы сыщик, уже в тишине, без кашля Остапа - не может же холоп кашлять вечно, - поерзать опять и опять в кресле!
  Сыщик Путилин снова ерзал в кресле, и в один из волшебных моментов граф Владимир Федорович Одоевский, потому что его ухо находилось на уровне слияния шелковых панталон сыщика с креслом, услышал скрип шелка!
  И в тот же момент что то грохнуло в печной трубе, словно ветер шалун превратился в ураган под давлением обстоятельств!
  - Милостивый государь Путилин, вы слышали скрип шелка? - Граф Владимир Федорович Одоевский вопрошал, но догадывался об ответе, хотя не прорицатель!
  - Нет, сударь граф Владимир Федорович Одоевский, не слышал скрип шелка, потому что постороний шум в печной трубе заглушил все звуки вокруг меня, особено эфирные, как вы говорите, звуки!
  Еще и еще граф Владимир Федорович Одоевский просил сыщика Путилина, чтобы сыщик Путилин ерзал на кресле, сыщик терпеливо исполнял просьбы графа, но каждый раз постороние звуки, которых оказалось немало в этом мире, и на которые граф Владимир Федорович Одоевский, а возможно и сыщик Путилин, не обращали внимание раньше, забивали скрип шелка!
  То с грохотом и криком кукушки зазвенят тяжелые напольные часы, то истошно замяукает кошка, то вдалеке заржет лошадь, то пройдет ночной сторож с колотушкой, то ухнет филин, неизвестно как залетевший в Петербург!
  Граф Владимир Федорович Одоевский, как ни страно, утомился быстрее сыщика Путилина, наверно потому утомился, что страдал духовно, а сыщик Путилин только физически ерзал в кресле!
  В какой то из моментов граф Владимир Федорович Одоевский подумал даже, что скрипит не шелк панталон сыщика Путилина, а скрипит кожаное кресло, но отогнал от себя мысль, как предательскую перед идеей скрипа шелка, и глупую: потому что сыщик Путилин не слышал никакого скрипа, пусть даже скрипа кожаного кресла!
  - Милостивый государь Путилин, оставим на время наши изыскания, потому что словно все духи Земли сегодня ночью против меня! - Граф Владимир Федорович Одоевский вытер влагу со лба, закусил правый нафабреный обвисший ус!
  Ноги графа дрожали, вероятно, от долгого стояния на коленях, ухи пылали гневом и стыдом!
  Но голос графа Владимира Федоровича Одоевского тверд, как и полагается голосу известного писателя, автора "Игоши" и "Городка в табакерке"!
  Сыщик Путилин со вниманием посмотрел на графа Владимира Федоровича Одоевского, даже удовлетворено цокнул языком, хотя раньше не высказывал эмоций:
  - Граф Владимир Федорович Одоевский, я кажется догадался, связываю в одну цепочку события, которые произошли вечером и ночью, мон шер!
  Теперь мне понятно, почему вы стояли на коленях перед прекраснейшей графиней Крестовской Аной Павловной, невестой мертвого... бывшей невестой корнета Оболенского!
  Сначала я связывал ваше стояние на коленях возле графини Аны Павловны с любовным безумством, как полагают все, о чем мне доложили свидетели из офицерского собрания!
  Но как то я не верил в ваши вдруг сильно вспыхнувшие чувства к, незнакомой доселе, графине Крестовской!
  Вы, граф Владимир Федорович Одоевский, имеете репутацию серьезного и крепкого человека, несмотря на то, что писатель, а писателям свойствена некоторая эксцентричность, как у загнаных лисиц!
  Ваша серьезность проявилась в том, милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский, что вы не играли в романы с графиней Крестовской Аной Павловной, а также с графиней Марией Мусиной Пушкиной, не играли, потому что искрене любите или пребываете в уверености, что любите графиню Александру Шереметьеву, вашу нареченую невесту!
  Все остальные дамы для вас - пыль, не имеет значения, хоть простая, хоть золотая пыль!
  Ваше стояние на коленях более объяснимо вашей одержимостью, извините граф, за неуместное слово... одержимостью в доказательстве явления скрипа шелка, будто шелк скрипит, и вы это первый услышали!
  Опять же повторяю, граф Владимир Федорович, что для меня не существует событий без доказательств: если зима - то давайте снег и холод, если лето - то жару и яблоки, если скрип шелка, то подайте же мне скрип шелка, а не расказ о скрипе шелка!
  Впрочем, опять я отвлекся от смерти корнета Оболенского, мон шер!
  Мне, с подачи господина Куприна... пардон, мон шер... из широких источников известно почти все, кроме тех событий, которые происходили у вас с корнетом Оболенским наедине, словно вы две институтке шептались о секретиках!
  Раскажите же, граф Владимир Федорович Одоевский, милостивый государь, о вашей беседе с корнетом Оболенским, и это, полагаю, прольет свет на дальнейшие его действия, вплоть до самоубийства, как Рахель убила Якова за миску чечевичной похлебки!
  - Милостивый государь сыщик Путилин! - Граф Владимир Федорович Одоевский склонил голову в знак серьезности события! Голос граф Владимира Федоровича Одоевского торжественый, как закипающий самовар из тульской меди! Очи сверкают якутскими брилиантами! - Надеюсь, что в дальнейшем наша поучительная беседа о скрипе шелка повторится, но уже в новом качестве, когда вы в полной мере насладитесь этим чудесным скрипом, который непремено услышите, сударь, непремено с, милостивый государь!
  По поводу же моей беседы с корнетом Оболенским скажу лишь следующее, что речь шла сначала о дуэли, но мы быстро уладили вопрос к обоюдному удовольствию и уверениям в своем почтении, словно кастрировали дикого кабанчика!
  Затем корнет Оболенский попросил меня об одолжении, и я ему торжествено одолжил сто рублей... потом мы...
  - Прошу прощения, милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский, что перебиваю вашу образованую речь, речь великого писателя, что сотворил "Игошу" и "Городок в табакерке", я уже не говорю о "Сказках дедушки Иринея", но вы упомянули, что дали корнету Оболенскому в долг сто рублей!
  При обыске тела корнета Оболенского мы не нашли не только ста рублей, но никаких ценостей при нем не было!
  Как вы объясните факт исчезновения ста рублей?
  Ну не благородный же господин Куприн их украл?
  Или все же вы не давали корнету Оболенскому ста рублей, что важно для следствия, а зачем то мне сказали будто давали, милостивый государь?
  - Вы сомневаетесь в моей честности, милостивый государь? - Граф Владимир Федорович Одоевский подпрыгнул на месте, как тряпичная кукла! Но вспомнил, что разговор о скрипе шелка сделал их как бы сообщниками, а раздоры между сообщниками нежелательны, переменил гнев на милость, но не на сильную милость, не на всепоглощающую милость! - Деньги я дал корнету, как сейчас помню, милостивый государь!
  Но к своему легкому стыду добавлю, что, когда дал деньги, не расчитывал на возврат злополучных ста рублей, потому что господа военые денег не отдают, только берут!
  - Тогда зачем же вы давали в долг взаймы корнету Оболенскому, милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский?
  - Полагаю, что ответ вам известен, сыщик Путилин, потому что, как я заметил, вы личность неординарная, и на многие вопросы знаете ответы заранее, как Касандра!
  Сто рублей я дал, потому что это как то имело смысл после заключения перемирия, а не на дуэль!
  Что же касается пропажи сторублевки, то деньги взял кто то из господ офицеров, а их толпилось множество вокруг трупа корнета Оболенского!
  "Наверняка каналья поручик Ржевский обчистил карманы мертвого корнета Оболенского!
  Но про поручика Ржевского я не скажу сыщику Путилину, пусть сам догадывается, если в этой истории имеет смысл потеря ста рублей из кармана мертвого корнета Оболенского!
  Поручик Ржевский в некоторой мере является моим другом... хоть и предаст в любую минуту, но иногда неожидано подддержит!
  Даже если я передушу руками сто младенцев на глазах ста свидетелей, то поручик Ржевский, полагаю, под присягой скажет, что я никого не душил!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский разволновался не на шутку, даже не заметил, что халат безстыдно распахнулся!
  Сыщик Путилин целомудрено смотрел в стол:
  - Извините, граф Владимир Федорович Одоевский, что иногда вынуждаю вас к некоторому безпокойству своими вопросами, но делаю это преднамерено, специально, чтобы вы в ответ с горячностью доказывали свою правоту, словно на эшафоте!
  Имено по эмоциям, а не по словам я сужу: правду говорит человек или неправду - методы сыскной тайной полиции!
  Имено этой патентованой методике я благодарен и вижу, что вы искренейший человек и ничто от меня не утаиваете, как Синяя Борода ничто не скрывал от жен своих!
  Кто то из господ офицеров обчистил карманы корнета Оболенского, и неясно с какой целью: с целью наживы или по другой причине!
  Вы же беседовали и дали сто рублей не только за умиротворение и отказ от дуэли, милостивый государь?
  - Вы проницательны, сыщик Путилин, но я еще не дошел в своем расказе о сотрудничестве, которое мы наметили с корнетом Оболенским... мертвым корнетом Оболенским!
  "До чего же гадкие люди из полиции!
  Вроде бы нормальный человек, а подлец-подлецом!" - Граф Владимир Федорович Одоевский налил себе и сыщику Путилину по рюмке очищеной:
  - Не желаете ли водки, с устатку то?
  Анисовая, как слеза Афродиты!
  - Извините, граф Владимир Федорович Одоевский, во время работы я не пью с! - Сыщик Путилин смотрел строго, а граф Владимир Федорович Одоевский искал подвох и тайную иронию в словах сыщика Путилина, но не находил, как петух не находит в навозной куче жемчужное зерно!
  "Он не пьет водку, видите ли, голубая кровь из сыскной полиции! - Граф Владимир Федорович Одоевский залпом выпил, не закусил, только крякнул, сравнил свой кряк со скрипом шелка и огорчился: кряк вышел менее мелодичный, чем скрип шелка! - Путилин милостивый государь намекает, что только он работает, а я не работаю, словно труд писательства - не работа, а развлечение для пресыщеных графов, пустое времяпровождение, как рыбная ловля в канализации!"
  - А пью с, потому что у писателя всегда работа, даже, когда писатель спит, или извините, целуется на свидании со своей дамой!
  Да с, милостивый государь, да с!
  Мы писатели - трудолюбивые, как кролики в период размножения лесных гадюк!
  Поэтому эмоции наши расшатаны, разбиты, неустойчивые и подерживаются только материальными столпами!
  Впрочем, раскажу про поучительную беседу с корнетом Оболенским, моим соратником!
  С чувством глубочайшего удивления и удовлетворения я узнал тогда, что корнет Оболенский тоже слышит скрип шелка, удивительнейшая личность... бывшая!
  Мы решили, - граф подчеркнул интонацией слово "мы", - что корнет Оболенский выйдет к офицерскому собранию и объявит, что я, граф Владимир Федорович Одоевский, открыл явление скрипа шелка!
  Тогда у нас зародилась идея народных и светских театров, где вместо музыкальных инструментов актеры будут скрипеть шелком!
  Я вышел в залу, присел к госпоже графине Крестовской Ане Павловне, потому что корнет Оболенский просил, чтобы я сел имено к Ане Павловне, а то в зале много подлецов, но мне свою невесту корнет Оболенский ввверяет с трепетным чувством спокойствия, что я сохраню её честь от посягательств недобросовестных господ офицеров, как охраняю тайны русской литературы и своего творчества!
  - Звучит более, чем убедительно, граф Владимир Федорович Одоевский!
  Продолжайте, ну продолжайте же, милостивый государь! - Сыщик Путилин смотрел поверх головы графа Владимира Федоровича Одоевского, обхватил колено правой ноги руками!
  Граф Владимир Федорович Одоевский с некоторым безпокойством покосился на взволнованого сыщика и говорил:
  - Впрочем, я ничто особеного не добавлю, господин Путилин, к вышесказаному!
  Остальное известно широкой публике: когда я сидел в зале и с нетерпением ждал выхода корнета Оболенского с докладом о моем триумфе, что шелк скрипит, раздался выстрел, после которого поручик Ржевский сбегал в будуар, вернулся и объявил, что корнет Оболенский скончался от самоубийства выстрелом в голову!
  Граф Владимир Федорович Одоевский замолчал и выжидательно смотрел на раскачивающегося сыщика Путилина, как на кобру!
  И непонятно графу Владимир Федоровичу: безззубая кобра, или смертельно опасная!
  Наконец сыщик Путилин вышел из внутренего созерцания:
  - Милостивый государь Владимир Федорович Одоевский!
  Я уважаю ваши заслуги перед обществом, перед литературой, ценю ваше хладнокровие и прямоту души!
  Вы не обманываете меня, друг мой! - Сыщик Путилин назвал графа "другом" и не поморщился! Граф Владимир Федорович Одоевский, наоборот, сморщился, но тайно, чтобы сыщик Путилин не заметил его недовольства, а сыщик Путилин продолжал:
  - Вы, милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский - золото Правды наших дней!
  Но, - Путилин многозначительно замолчал, и затем на выдохе произнес, - по роду моей професии...
  Знаете, граф, я люблю свою работу, обожаю, как курица обожает зерна пшеницы, особено пшеницы чуть подгнившей, поэтому с одуряющим запахом спирта!
  И работа, не я, а работа, требует от меня вопросов, несовместимых иногда, с этикой!
  Поэтому я отстранено раскажу вам про похожий случай, который произошел недавно в почтеном английском семействе, а вы, граф Владимир Федорович Одоевский, как человек образованейший, начитанейший, человек, который в курсе мировых событий, наверно про сей случай слышали, словно у вас ухи длиной до Лондона!
  В семействе лордов Честерфилдов произошел акт самоубийства, и все были бы уверены, что самоубийство... если бы не случай, который вывел Правду на чистую воду!
  Сыщик Путилин расказывал, а граф Владимир Федорович Одоевский подбежал к столу, слушал сыщика вполуха, а сам записывал, записывал, словно станок на прядильной фабрике братьев Демидовых!
  "Какая то тень безпокойства появлялась в комисии Ивана Богдановича колежского советника к концу года, когда правду выводили на чистую воду, словно молодая художница случайно в апельсиновом саду, где плоды сочные и сладкие величиной не с голову лося, но с голову поросенка, думала о том, как побежит по волнам навстречу молодому повесе, что любуется её шелковыми кудрями, распушеными задорным игривым молодым ветерочком!"
  На этот раз сыщик Путилин позволил себе на лице легкую тень недовольства, что граф Владимир Федорович Одоевский отвлекается от темы разговора, хотя и пишет, вероятно, роман, более современый и захватывающий, чем "Игоша" или "Городок в табакерке"!
  - Милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский!
  Я продолжаю свое повествование, сколь скорбным не есть сей путь! - Сыщик Путилин закрутил левый ус, словно отвинчивал гайку на Московско Санкт Петербургской железной дороге! Многозначительно посмотрел в затуманеные очи графа Владимира Федоровича Одоевского своими острыми очами, в уголках которых играли лукавые искорки естественого возбуждения! - Почтеное семейство графов Честерфилдов в Англии сидело в зале и играло в карты, в вист, кажется!
  Вдруг из спальни, где почивал, то есть все предполагали, почивал, самый старый граф из рода Честерфилдов сэр Мальборо, раздался выстрел из пистолета, точь в точь, как на нашем злополучном офицерском собрании!
  Когда графья немедлено, имено немедлено, то есть убийца, если бы находился в спальне графа Мальборо, не успел бы убежать, забежали, то нашли графа с простреленой головой, а рядом валялся пистолет, из которого граф, как полагали, застрелился!
  Дело ясное, потому что самоубийство, отттого, что никого иного, кроме мертвеца в комнате не обнаружили!
  Позвали полицейских и сыщицу мис Марпл, но и они утверждали, что граф Мальборо застрелился собственоручно, словно искал на том свете золото!
  Графья пошли в гостиную и пили глинтвейн на поминках графа Мальборо, как вы пьете, извините, водку!
  И тут произошло то, отчего мир пришел в крайнее волнение, словно на землю упал метеорит величиной с город Москву!
  Слуга, когда нес очередной поднос с глинтвейном, запнулся и грохнулся, нерадивый холоп!
  Он запнулся о тонкую, но необычайно крепкую прозрачную веревочку, что натянута из общей залы в спальню убитого графа Мальборо!
  Злодей, а имя его неинтересно, потому что он слишком известен в определеных Английских кругах, натянул тонкую веревку из залы в спальню, где старый граф Мальборо грел ноги в медном тазу, которым медным тазом и накрылся после смерти!
  Один конец веревочки на пальце злоумышленика, а другой конец привязан хитроумной петлей к спусковому крючку на пистолете в комнате графа Мальборо!
  Убийца из залы дернул за веревочку, пистолет выстрелили и убил старого графа Мальборо, который и без пули не прожил бы двух дней по причине одряхления!
  Затем убийца второй раз дернул за веревочку - хитрый узел развязался на пистолете, исчез, как снег летом в Вологде!
  Неизвестно почему злодей не спрятал веревку после преступления - наверно забыл о ней или не посчитал нужным, но веревка его выдала с головой!
  - Уж не считаете ли вы, милостивый государь сыщик Путилин, что я привязал веревочку к пистолету, как в вашем случае, вышел к графине Крестовской Ане Павловне, а затем дернул за веревку, пистолет выстрелили и убил корнета Оболенского? - Но это чушь, потому что технически сложно к исполнению!
  - Почему вы, граф Владимир Федорович Одоевский, не верите? - Сыщик Путилин внимательно остро смотрел в чорные зрачки графа Владимира Федоровича! На всякий случай достал пистолет с длиным дулом и положил к себе на колени, как балерину Коко! В правую руку для обороны взял нож с загнутым лезвием, очевидно турецкий! - Если сделал один человек, то другой может повторить!
  Но я не подозреваю вас, граф Владимир Федорович Одоевский... пока не подозреваю!
  Извините, но положение мое обязывает подозревать всех, даже... сыщик Путилин многозначительно поднял руку с указательным пальцем!
  Подозрение - не означает обвинение, и наоборот!
  - Тогда позвольте, милостивый государь сыщик Путилин, по закону жанра я должен был иметь мотив для убийства корнета Оболенского!
  Даже, если бы я пленился прелестной графиней Крестовской, то убивать корнета Оболенского мне не было смысла, наоборот, романтические встречи, когда у меня невеста графиня Шереметьева, а у графини Крестовской жених - корнет Оболенский намного интереснее и значительнее, чем, если бы я встречался с вдовствующей невестой!
  К тому же, нет смысла мне убивать корнета Оболенского, потому что он должен был объявить, торжественейше объявить о моем открытии, что шелк скрипит!
  Я возмущен, милостивый государь, возмущен и удивлен вашей непроницательностью, сударь!
  А еще сыщиком называетесь, милостивый государь Путилин!
  ИИИЫЫЫХХ! Вы! - Граф с видимым удовольствием, что его ночной непрошеный гость посрамлен, потер руки!
  Затем граф Владимир Федорович Одоевский с вызовом выпил подряд две рюмки очищеной, закусил балыком и мариноваными груздями!
  Удобнее сел в кресло за стол и возвел очи к потолку, словно из вежливости сдерживал иронию и даже сарказм!
  Сыщик Путилин понимал состояние графа Владимира Федоровича Одоевского, кусал тонкие губы, в сотый раз почесывал переносицу, как енот полоскун:
  - В том и досада, милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский, что вы невиновны, а что невиновны я знаю - чутье сыщика, плюс факты, которые не жареные!
  Если бы запахло жареными фактами...
  Сыщик Путилин договаривал, а граф Владимир Федорович Одоевский уже смело строчил на листе бумаги, романом листе:
  "Но когда по составлению отчета о количестве шелков на складе и в лабазах колежский советник Иван Богданович Отношенье откидывался на мягкие подушки, он отчетливо, словно наяву, в мыслях улавливал запах жареных фактов, не жареных каштанов, а имено фактов, чей запах жареного не походит ни на аромат жареных каштанов, что на Пляс де Пигаль в городе Париже продает юный повеса, влюбленый в юную художницу с кудрями, овеваемыми теплым средиземноморским ветерком, ни на запах жареных апельсинов не походит, хотя апельсины никто не жарит, даже повар мосье Оливье из ресторана "Бегущая по волнам юная художница", но эти жареные факты, как полагал Иван Богданович и справедливо полагал, потому что так утвердило начальство, эти жареные факты необходимо было вывести на чистую воду!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский закончил предложение, прочитал, впал в писательский восторг и с трудом понял, что сыщик Путилин протягивает ему некую исписаную бумагу, рваный листок и что то внушает, как юная художница в апельсиновой роще, где плоды величиной с голову молодого поросенка, внушает молодому повесе поэту!
  - Милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский!
  Вы не виновны, а мне было бы легче, если бы виноваты, потому что преступление должно быть раскрыто как можно быстрее, независимо от того, кто его совершил!
  Но объясните мне причину этого письма, которое корнет Оболенский написал перед смертью, и адресовано оно вам!
  Если вы заинтересованы в жизни корнета Оболенского, граф Владимир Федорович... впрочем поздно, он уже почил в бозе, заинтересованы имено из за скрипа шелка, то где этот скрип шелка, милостивый государь, где?!!
  Где скрип шелка? сударь Владимир Федорович!
  Читайте, читайте же, граф!
  И граф Владимир Федорович Одоевский с недоумением, с возрастающим чувством охлаждения души читал каракули корнета Оболенского, который перед смертью нашел время для написания записки:
  "Многоуважаемый граф Владимир Федорович Одоевский, я надеюсь, что записка дойдет до вас по назначению, и её не присвоят сыщики из тайного управления!
  С чувством глубокого стыда и раскаяния я сообщаю вам, что никакого скрипа шелка я не слышал никогда, иначе пусть наяды осудят меня на том свете!
  Я обманул вас, милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский, чистая вы душа, как поток реки Арагвы!
  Я пошутил про скрип шелка, и неожидано моя шутка упала зерном в вашу душу, потому что вы открыли, как полагаете, что открыли, явление скрипа шелка!
  На самом же деле никакого скрипа шелка нет, скрип шелка существует в вашем воспаленом воображении, милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский!
  Я подыгрывал вам в вашем стремлении доказать, что шелк скрипит, подыгрывал из уважения к вашим литературным подвигам, потому что вы автор безсмертного "Игоши" и "Городка в табакерке"!
  Зачем я так дурно поступал? Не знаю, милостивый государь, не ведаю!
  Честь военого превыше всего, а вы не военый, поэтому легкое подтрунивание над вами допустимо, милостивый государь Владимир Федорович!
  Но по истечению времени жалею, что так с вами поступил и втаптываю в грязь ваши идеалы, вашу идею, что шелк скрипит!
  Не скрипит шелк, милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский, не скрипит, при всем моем величайшем уважении к вам!
  На том позвольте раскланяться, сударь с несбывшимися мечтами!
  Жду вас на свадьбу мою с прекраснейшей графиней Крестовской Аной Павловной!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский дочитал послание с того света, безсмыслено смял листок, затем расправил, как кожу и вернул сыщику Путилину!
  Взор Владимира Федоровича Одоевского потух, угас, увял, как "Игоша"!
  Граф молчал, сыщик Путилин прервал гнетущую тишину:
  - Вот поэтому, граф Владимир Федорович Одоевский, я не отношу самоубийство корнета Оболенского к самоубийствам, а перевожу в дело убийств, отттого, что даже сам убитый планировал свою свадьбу с графиней Крестовской Аной Павловной!
  Ваша роль в деле неясна, но вы не убивали корнета Оболенского, граф Владимир Федорович, не убивали, как не убивали свою матушку, что жива и здорова!
  А знаете, граф, мне даже вас жалко, не вас имено, а вашу Идею, что шелк скрипит!
  Вы верили, вы нашли единомышленика в лице корнета Оболенского, а ваш единомышленик вас предал, даже написал в письме, что обманул вас со скрипом шелка, что это его дежурная шутка, будто шелк скрипит, и с этой шуткой он обращался ко многим милостивым государям и государыням!
  Я бы назвал шутку жестокой, но о покойниках либо ничто не говорят, либо только доброе, как о живых дамах!
  Сыщик Путилин говорил, а граф Владимир Федорович Одоевский, казалось, не слушает его: плечи графа обвисли, как плакучая ива, усы пожухли, словно осеняя трава мурава, взор потух, как гаснет костер над рекою Камой!
   Внезапно граф Владимир Федорович Одоевский осознал, что он опять один, что придется одному снова и снова доказывать, что шелк скрипит, и все будут смеяться графу в лицо, говорить, что он сошел с ума, хотя граф Владимир Федорович Одоевский прекрасно знал, что не потерял разсудок, что шелк действительно скрипит звуками эоловой арфы!
  Но люди настолько погрязли в пороках и зле, настолько живут штампами, что не впускают в себя мысли иные, кроме общепринятых и давно известных!
  Любая свежая мысль, а скрип шелка - наисвежайшее, вызывает в людях оттторжение, как мертвая ткань!
  Граф Владимир Федорович Одоевский поднялся, тяжело поднялся, кликнул Прошку, с его помощью облачился в шелковые китайские панталоны, в манишку, тоже шелковую, но на манишку накинул ночной халат, так как время позднее!
  Колпак ночной граф Владимир Федорович Одоевский с головы не снимал, потому что ночью графья ходят в ночных колпаках: так жили деды и прадеды графа Владимира Федоровича Одоевского, так живет и граф Владимир Федорович Одоевский!
  Граф Владимир Федорович Одоевский встал перед сыщиком Путилиным, молча встал, с понурым, как у загнаной старой клячи видом, затем присел - явствено услыхал скрип шелка панталон, встал, но ничто не сказал сыщику Путилину про скрип шелка, что панталоны шелковые только что скрипнули - если сыщик Путилин глух к скрипу шелка, то специально его не услышит, а если его настигнет прозрение, то услышит!
  Затем граф Владимир Федорович Одоевский поскрипел шелковой манишкой: скрип шелка манишки слабее, чем скрип шелка панталон, но все же, но все же... музыка скрипа шелка!
  Сыщик Путилин молчал, он, кажется, не слышал скрип шелка, но граф Владимир Федорович Одоевский слышал!
  Граф приседал, ходил кругами вокруг сыщика Путилина, подпрыгивал, поднимал руки, как танцуют горцы, снова приседал, наклонялся в замысловатых позах индийских подвижников отшельников!
  И все происходило в полнейшем молчании, что придавало танцу графа Владимира Федоровича Одоевского некоторое торжество с тайной страха!
  Граф Владимир Федорович Одоевский не заметил, как в кабинет вошла его матушка графиня Елизавета Ильинична в чепце, в белой ночной рубашке и в войлочных турецких красных туфлях с загнутыми носами!
  Матушка графиня смотрела на сына в течение пяти минут, при этом губы графини Елизаветы Ильиничны двигались, словно посылали проклятия врагу!
  И в тот момент, когда сыщик Путилин уже почти услышал скрип шелка, когда взаправду прислушался, как гончая собака к воплям белки на кедре, то в этот момент совсем некстати матушка графиня Елизавета Ильинична задрожала в сильнейшем гневе, топнула правой мощной ногой, но графского сурового топа не вышло, отттого, что войлочная туфля смягчила удар ноги о паркет:
  - Милостивый государь сын мой граф Владимир Федорович Одоевский!
  Слыхано ли дело, чтобы граф танцевал танцы для сыщика, хоть сыщик даже и знаменит и из тайной полиции и вхож в покои императрицы нашей благословеной!
  Прекрати немедлено дурацкий свой танец, Володимир, а то наследства лишу!
  Никто из Одоевских не плясал ради услады низшего сословия... пардон... более низкого сословия!
  Сыщик Путилин галантно поклонился графине Елизавете Ильиничне, затем графу Владимиру Федоровичу Одоевскому:
  - Позвольте раскланяться, графиня и граф!
  Граф Владимир Федорович Одоевский, вы доставили мне удовольствие тем, что со вниманием выслушали меня и развеяли подозрения в следствии, как туман над морем развевается легким ветерком!
  Сыщик Путилин поцеловал ручку графине Елизавете Ильиничне, отчего графиня необычайно подобрела и предложила сыщику закусить ночной закуской с пирогами и малиновым вареньем!
  Но граф Владимир Федорович Одоевский не видел куртуазностей, он уже в неистовстве писал на листе для романа:
  "Иван Богданович Отношенье позволял себе и маленькие наслаждения: в будни, когда било три часа, он вскакивал из за стола, скрипел шелковыми панталонами, брал шелковый шарф, что иногда скрипит, и уходил из присутствия, подобно молодому повесе, что в апельсиновой роще, где сочные плоды величиной с голову молодого поросенка, повесе, что смотрит на туман над морем и мечтает о поцелуе юной художницы, представляет её бегущей по волнам, в сторону чистой воды, страну жареных каштанов, а в это время шалун ветерок развевает кудри молодого повесы и кудри юной художницы, а вместе с кудрями расеивает туман над морем!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский закончил предложение, отшлифовал его, с поздоровевшей душой взглянул на маменьку и сыщика Путилина!
  По всей видимости, пока граф Владимир Федорович Одоевский писал нетленый роман об Иване Богдановиче Отношенье и скрипе шелка, сыщик Путилин уже откушал ночной трапезы и вторично прощался с маменькой графиней Елизаветой Ильиничной!
  Граф Владимир Федорович Одоевский всполошился не на шутку, взволновался, словно только что получил уведомление о чрезвычайном почтении от Государя Императора:
  "Сыщик Путилин уходит, но ничто не предало ходу делу о скрипе шелка!
  Для моего открытия, для обнародования факта скрипа шелка наша беседа ничто не дала, можно сказать даже ухудшила положение о скрипе шелка и о моей роли в открытии скрипа того же злополучного шелка!
  Как же так, милостивые государи и государыни великолепные?
  Что же произошло в Мире, если ничто не произошло!
  Но ум мой литературно развит, поэтому и с корнетом Оболенским я придумал, что он объявит в офицерском собрании о скрипе шелка, и с сыщиком Путилиным мой ум что то додумается!
  Разумеется, что сыщик Путилин не объявит никому, что я открыл явление скрипа шелка, не объявит, пока сам не услышит!
  Но вспоможение обязан сделать, хотя я даже не знаю, что за вспоможение... - Граф Владимир Федорович Одоевский догнал сыщика Путилина уже на выходе, как на входе на торжество!
  Сыщик Путилин раскраснелся необычайно, словно институтка на морозе в Павловской Слободе!
  Возможно общение с графиней Елизаветой Ильиничной, матушкой, возымело на сыщика Путилина доброе впечатление, и мысль о продолжении доброго впоследствии, словно моряк надеется, что найдет сундук с сокровищами!
  Граф Владимир Федорович Одоевский с неожиданым озарением взял сыщика Путилина за руку, затем схватил и за вторую руку, как карманого воришку в трущобе:
  - Милостивый государь сыщик Путилин!
  После того, что с нами произошло, после нашей доверительной беседы, в конце которой я полагаю вас своим если не другом, то хорошим знакомым, могу ли я просить вас об одолжении, милостивый государь? - Щеки Владимира Федоровича Одоевского пылали камеными раскалеными углями!
  Тени прошлого гуляли по доброму лицу графа Владимира Федоровича Одоевского!
  Сыщик Путилин улыбкой ответил на улыбку, затем посмотрел на графиню Елизавету Ильиничну, молча просил у нее совета!
  Графиня Елизавета Ильинична легким поклоном дала понять, чтобы сыщик Путилин не отказывал графу Владимиру Федоровичу Одоевскому хотя бы в выслушании просьбы, как смертнику не отказывают в стакане водки!
  Граф Владимир Федорович Одоевский не замечал, или не обращал внимания на куртуазности и плезиры своей матушки графини Елизаветы Ильиничны и её нового фаворита сыщика Путилина!
  Граф Владимир Федорович тихим, но впечатляющим голосом великого писателя, а имено - автора "Игоши" и "Городка в табакерке" прошептал:
  - Господин Путилин, милостивый государь!
  Устройте мне аудиенцию с императрицей...
  С Александрой Федоровной Романовой принцесой Шарлотой Пруской урожденой принцесой Фpедеpикой-Луизой-Шаpлотой-Вильгельминой!
  Ну хотя бы малюсенькую встречу, сударь Путилин...
  Поверьте в мои добродетели, я ничто дурного не совершу, а окажу только уверения в моем почтении нашей великодушной императрице!
  Сыщик Путилин со вниманием посмотрел на обновленого графа Владимира Федоровича Одоевского, озареного идеей, задумался на минуту:
  "Ничто страшного и ужасного я не вижу, что граф Владимир Федорович Одоевский, потомок древнейшего рода, величайший естествознатель нашего времени, автор "Игоши" и "Городка в табакерке" предстанет пред светлые очи императрицы Марии Федоровны Фpедеpики-Луизы-Шаpлоты-Вильгельмины!
  Даже, если граф Владимир Федорович Одоевский позволит чудачества, выкинет фортель, то фортель этот окажется безобидным, потому что благородное воспитание не позволит графу Владимиру Федоровичу Одоевскому сделать дурное, слишком дурное для понятия императрицы!
  А я через выполнение просьбы графа Владимира Федоровича Одоевского окрепну дружбой в его Доме!"
  - Извольте, граф Владимир Федорович Одоевский, я с огромным удовольствием устрою вам аудиенцию у императрицы Марии Федоровны, супруги нашего Государя Императора Николая Первого Великого!
  В семь часов вечера, вас устроит граф?
  Императрица Фpедеpика Луиза Шаpлота Вильгельмина уделит вам внимание в семь часов вечера, милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский!
  То, что сыщик Путилин ответит за императрицу, за нее решит, удивило до открытых ртов не только графа Владимира Федоровича Одоевского, но и его матушку Елизавету Ильиничну!
  Они ждали положительного ответа доброго сыщика Путилина, но так, чтобы сыщик Путилин решил все за императрицу, к которой по слухам вхож...
  Стало понятно, что, даже, если у императрицы другие планы на семь часов вечера сегодня, или планы на императрицу у супруга её Государя Императора всея Руси, то планы эти изменятся под давлением сыщика Путилина, который, вероятно, имеет сильнейший подход к императрице!
  Граф Владимир Федорович Одоевский в знак почтения и уважения деликатно поклонился:
  - Премного благодарен вам, друг мой, - граф Владимир Федорович Одоевский подчеркнул интонацией "друг мой", милостивый государь Путилин! - В любое время, к вашим услугам, в величайшем почтении и уважении!
  "На это я и расчитывал, - сыщик Путилин понял, что общение не прошло даром! Смерть корнета Оболенского неожидано обернулась дружбой с домом графьев Одоевских! - Царицы приходят и уходят, а графья остаются!
  Я - посредник в дружбе: со мной сильные мира сего дружат не из за моих качеств и достоинств, а потому что я дружен с другими великими!"
  Матушка Елизавета Ильинична одарила сыщика Путилина любезнейшей улыбкой, как кошка улыбается Вологодскому сыру!
  Наконец после взаимных уверений в почтении и раскланиваний растались, словно в воду канули!
  Граф Владимир Федорович Одоевский наспех поцеловал матушке графине Елизавете Ильиничне ручку со старческими веснушками, как поэт сравнил матушкины старческие пигментные пятна с веснушками на белой пухлой ручке графини Крестовской Аны Павловны, и удалился в опочивальню!
  Перед сном граф Владимир Федорович Одоевский не разоблачился, только скинул туфли, но не снял ни шелковой манишки, ни шелковых панталон в надежде, что ночной скрип шелка навеет умные и правдивые сны, благородные сны о неведомом доселе!
  С мыслями о приятном граф Владимир Федорович Одоевский погрузился в сон мягкий, как писчая бумага для романа!
  Пробуждение графа Владимира Федоровича Одоевского не из приятных, а тягостное и долгое, особено после ночных бдений с сыщиком Путилиным и рюмками очищеной!
  Граф долго выходил из сна, сначала отождествлял в памяти рожу Остапа, вспоминал события, где находится, а затем проникся возмущением великим, как океан в бурю!
  До графа Владимира Федоровича Одоевского дошла мысль, что Остап непозволительно будит его, своего господина, хотя прекрасно знает, что господин ночь бодрствовал, как птица певчая дрозд!
  - Пшел вон, скотина!
  Мерзавец, алыра, хам!
  Как ты посмел, быдло?
  Выпорю на конюшне, ушкуйник!
  Шкуру спущу, лиходей!
  Граф Владимир Федорович Одоевский пошарил рукой, искал чем бы запустил в ненавистную харю холопа!
  Но Остап опытный слуга, убрал дальше растояния вытянутой руки графа Владимира Федоровича кидальные вещи, туфли в том числе!
  - Не извольте безпокоиться, господин граф Владимир Федорович!
  Разве я бы позволил, нижайший!
  Но обстоятельства сложились так, что непозволительно не позволить!
  Вы бы потом сами меня укоряли, что не разбудил вас, сударь Владимир Федорович!
  - Какие обстоятельства и как у тебя сложились, мерзавец? - Граф Владимир Федорович Одоевский машинально принял из правой руки Остапа штоф с расолом, выпил до дна, затем запил кофием!
  На душе потеплело, как в бане с балеринами!
  - Прибыл курьер от графини Александры Шереметьевой, невесты вашей нареченой, сударь!
  Записку привез, извольте, читайте, Владимир Федорович!
  Остап протянул надушеную карточку - граф Владимир Федорович Одоевский узнал визитную карточку графини Александры, надушеную картонку с вензелями рода Шереметьевых!
  "Милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский!
  Прошу незамедлительно быть у меня!
  Для объяснений!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский прочитал, перевернул для верности картонку - не начертано ли еще что, вздохнул, словно пуд соли с поручиком Ржевским скушал!
  "Мда! Вероятно эхо вчерашних событий, будь они неладны!
  Лучше война с турками, чем вчерашнее и объяснение вчерашнему!
  Моя невеста Александра Шереметьева графиня даже не подписала имени своего, не добавила доброго мне слова, а начертала официально, как на прошении в суд!
  Очевидно, что серчает на меня, как фурия!
  Но за что? Если бы я знал, то подготовился к беседе?
  За встречу с Марией Мусиной Пушкиной?
  За общение в офицерском собрании с графиней Крестовской Аной Павловной?
  Не знаю, не ведаю, милостивая Александра Шереметьева, невеста моя и графиня, для что поспешность и суровый тон, словно я холоп, а не нареченый супруг... тьфу... жених!
  И непозволительно, когда великим писателям, к коим я себя отношу и мой народ меня относит, приказывают!
  Мы писатели, народ сложный, эмоциональный, романтический...
  Неровен час, и обидимся, да с!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский потянулся и рявкнул на Остапа:
  - Что стоишь, охламон?
  Немедлено: умывание, завтрак, облачение в шелка к парадному выеду!
  Лошадей пусть закладывают, да побыстрее, а то всех в шею, на каторгу!
  Слуги забегали - граф Владимир Федорович Одоевский успокоился!
  "Ничто! придумаю, умаслю свою невесту добрыми словами!
  На то я и писатель искуснейший, чтобы языком своим творил более, чем руками и Разумом! - Граф Владимир Федорович Одоевский споро при помощи холопов облачался, при этом с удовлетворением несколько раз отметил, как скрипит шелк панталон и манишки, а также шейного шелкового платка!
  Внезапно, как молния, мысль спасительная озарила: - Да с, милостивый государь я!
  Вот с что я придумал, умничка, недаром, что писатель и автор "Игоши" и "Городка в табакерке"!
  Как бы не сердчала на меня невеста моя Александра Шереметьева, как бы не укоряла в том, что еще не ведаю, но я как бы ненароком заявлю, что сегодня зван, имено, что зван скажу, а не сам просил аудиенции, к императрице нашей Марии Федоровне урожденой Фpедеpике Луизе Шаpлоте Вильгельмине!
  Любой ум тотчас же сопоставит мои добродетели и подвиги на ниве просвещения и догадается, что императрица вызывает меня для уведомления в своем почтении к моим литературным изыскам!
  А человека, обласканого особой королевских кровей не положено обвинять в каких то мелочах, например, в непонятном действии в офицерском собрании, где убит корнет Оболенский! - Граф Владимир Федорович Одоевский помрачнел на минуту: - Подлецом оказался корнет Оболенский, хотя и умер!
  Ну как это он написал, что нет скрипа шелка, когда сам меня уверял с поэтичностью про скрип шелка!
  Для что корнет Оболенский слукавил? а я уверен, что он слукавил в письме, как турецкий султан слукавил?
  Он желал сделать мне гадко?
  Он мстил мне за стояние на коленях перед его невестой графиней Аной Павловной Крестовской?
  Но почему тогда корнет Оболенский не вызвал меня на дуэль?
  Боялся, что в дуэлях я искуснее, чем он, корнет? - Граф Владимир Федорович Одоевский выпрямил спину, расправил грудь, попутно залепил пощечину холопу Андрейке! - Да с! Человек, искушеный в литературе, и на дуэле себя покажет с!
  Да с, милостивые государи!
  Талант не раскрывается в единичном, он множественен, как звезды на небе!
  Граф Владимир Федорович Одоевский растолкал челядь, забежал в кабинет и писал, писал вдохновленый:
  "Любимые чиновники Ивана Богдановича после обеда являлись в дом Ивана Богдановича Отношенье колежского советника на партию бостона, как молодая художница в апельсиновой роще, где плоды величиной с голову Вологодского поросенка не замечает шаловливого ветерка, что развевает её кудри, но любуется расеянием тумана над морем, тумана, что развевается тем же ветерком, что и кудри пушит, так эта юная художница не замечает юного повесу поэта, что думает о том, что столь хрупкое создание, как юная художница с легкостью побежала бы по волнам, и море не приняло бы тело, а в то же время юная художница размышляет о своем таланте художественом, таланте, который не раскрывается в одной картине, а множествененее, словно звезды на небе и мелодичен, подобно скрипу китайского шелка!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский перечитал, вычеркнул слово "китайского":
  "Любой шелк скрипит, не только китайский..."
  С воодушевлением, что еще не встретился, но уже переиграл невесту свою Александру Шереметьеву, что нашел выход из угнетеной ситуации, граф Владимир Федорович Одоевский зашел в фамильную карету с гербами и отправился ко Дворцу графов Шереметьевых!
  Приняли его быстро, потому что, как понял граф Владимир Федорович Одоевский, ждали!
  В будуарной зале, несмотря на раний час, несвойственый для визитов, воседала прекрасная графиня Шереметьева Александра, нареченая невеста!
  Зеленое шелковое роскошное платье указывало на чрезвычайную важность разговора, потому что обычно графиня Александра принимала жениха своего графа в ночном чепце или в домашнем сарафане, словно одеждой подчеркивала близость к жениху!
  Сейчас граф Владимир Федорович Одоевский умилился прелести своей невесты, как она строга, как прекрасны её ухоженые волосы, словно водопады над рекой Ниагарой!
  Граф сравнил волосы графини Александры Шереметьевой с водопадами, инстинктивно дернулся в сторону кабинета, чтобы строчки прекрасные легли на бумагу, но вспомнил, что не у себя дома, поэтому слегка погрустнел, как витязь без коня!
  Но грусть быстро прошла, и граф Владимир Федорович Одоевский бросился к ногам прекрасной невесты, встал на колени, обхватил колени Александры Шереметьевой белыми писательскими руками из под пальцев которых вышло множество гениальнейших произведений, в том числе и "Игоша" и Городок в табакерке"!
   На восемьдесят три процента восторг графа искрений, на семнадцать процентов только - придуманый, потому что творческая личность обязана к быстрым эксцентричным движениям, как соболь!
  Графиня Александра Шереметьева сделала попытку освободить колени из захвата графа Владимира Федоровича Одоевского, сильную попытку, но граф Владимир Федорович не отпускал, как сома в Волге!
  Он начал быстрой скороговоркой в которой искренего жара тоже на восемьдесят три процента:
  - Любовь моя, душа моя графиня Александра Шереметьева!
  Не знаю чем продиктована строгость послания ко мне, тем более требованием явиться незамедлительно, несмотря на то, что час утрений для визитов не предназначен, как вечерние часы не посвящаем учению!
  Но на крыльях любви, на стреле Амура я примчался, и вот я у ног ваших, ослепительнейшая Афродита Александра Шереметьева!
  До того, как вы скажите мне слова, которые приготовили, я уверю вас в величайшем своем почтении, в огромнейшей любви, которая освещает всю нашу жизнь, даже самые темные уголки бытия и сознания!
  Ваша красота валит меня наповал, словно молодой охотник заваливает косулю в подмосковном лесу!
  Не скрою, свет очей моих, графиня Александра Шереметьева, что тоже заготовил речь, когда выехал к вам, любезнейшей!
  Но все слова мои отступили, погрязли в светлых лучах, которые исходят от вашей красоты!
  Как только я увидел вас сегодня, так чувство неисполняемой, то есть не переполняемой, радости охватило все мое естество!
  Ваш умилительный стан, ваши очи, ваши власа...
  - Не забывайтесь, граф Владимир Федорович Одоевский!
  Вы, хотя и жених мой нареченый, но подобные речи непозволительны для ушей молодой благовоспитаной приличной девушки! - Графиня Александра Шереметьева заметно потеплела к графу Владимир Федоровичу! Тон её задушевный, и видно, что те слова, ту речь укоризненую, что приготовила, почти забыла, одурманеная напором и похвалами графа Владимира Федоровича Одоевского! Только робкое сопротивление, привитое в институте благородных девиц, осталось в виде облачка! - Не для того я здесь перед вами, милостивый государь граф Владимир Федорович Одоевский, чтобы вы обольщали меня речами сладкими!
  Не скрою, граф Владимир Федорович, что речи ваши мне приятны, даже более, чем приятны, - графиня Александра Шереметьева поняла, что сказала слишком много для благовоспитаной девушки из порядочной графской семьи, поэтому зарделась, как маков цвет из Самары!
  Она в волнении тонкими соломеными пальчиками теребила шелковый платочек с монограмой дома Шереметьевых!
  Шелк платочка едва слышно скрипел!
  Граф Владимир Федорович Одоевский едва сдерживался, он понимал, что разговор о скрипе шелка сейчас, в романтическую минуту, может сломать мост добрых отношений, построеный комплиментами Александре Шереметьевой графине!
  Графиня Александра Шереметьева в стыде опустила очаровательную головку, но нашла в себе силы, потому что из гордого рода Шереметьевых, и на выдохе произнесла, голосом заглушила, столь милый для ушей графа Владимира Федоровича Одоевского, скрип шелка:
  - Милостивый государь жених мой граф Владимир Федорович Одоевский!
  Я вызвала вас немедлено для объяснений по поводу ваших сношений с графиней Мусиной Пушкиной Марией и графиней Крестовской Аной Павловной... вчера!
  Мне доложили...
  "Кто доложил? - Граф Владимир Федорович Одоевский не смутился, потому что ждал подобного обвинения, как преступник догадывается за что его казнят! - Не сыщик ли Путилин донес до меня?
  Но сыщик Путилин - не самое страшное из бед!
  Если поручик Ржевский побывал в гостях у графини Александры Шереметьевой и расказал о вчерашних событиях, да преподал еще с казарменым юмором, с искажениями, то мне придется туго, пока не оправдаю себя в очах прелестнейшей Александры Шереметьевой графини, моей невесты нареченой!"
  - Ах, граф Владимир Федорович Одоевский! О чем вы беседовали с графиней Марией Мусиной Пушкиной?
  Беседовали прилюдно, милостивый государь мон шер...
  И о чем шла ваша беседа с графиней Крестовской Аной Павловной, сударь Владимир Федорович?
  Успокойте, успокойте же меня оправданиями и Правдой!
  Или поразите в самое сердце мое, если подозрения мои имеют основания... - Графиня Александра Шереметьева склонила покорную головку, готова к любому предательству жениха! - Впрочем речи ваши сегодня позволяют мне верить, что чувства, которые вы испытываете ко мне, чувства возвышеные, имеют под собой почву!
  Графиня Александра Шереметьева замолчала, и вновь теребила шелковый платочек, словно искала в нем ответы, как в берестяной грамоте Владимира Мономаха!
  Граф Владимир Федорович Одоевский закусил губу:
  "Шелковый платок скрипит, словно скрипка Страдивари!
  Почему графиня Александра Шереметьева не слышит скрип шелка?
  Или слышит, но не обращает на него внимания, то есть не чуткая к возвышеным звукам?
  И отчего графиню так заботят мои отношения с графинями, но никак не волнуют отношения с другими дамами?
  Почему прелестнейшая невеста моя графиня Александра Шереметьева не вопрошает о моих отношениях с прачками, кухарками, горничными, балеринами, посудомойками, учительницами танцев и пения?"
  - Друг мой, графиня Александра Шереметьева, невеста моя! - Граф Владимир Федорович Одоевский с некоторым усилием поднялся с коленей, взял в руки ручку графини Александры Шереметьевой, отметил, что рука эта не столь пухленькая и белая, как у графини Крестовской Аны Павловны, к тому же - без веснушек, миленьких конопушек! - Не знаю, что говорили сплетники, но общение мое, сношения вчерашние с графиней Марией Мусиной Пушкиной, и графиней Крестовской Аной Павловной носили характер деловой, естественый, но никак не романтический!
  Я изучал жизнь, собирал материал для своего нового романа!
  Быть может, - граф Владимир Федорович Одоевский сделал многозначительную паузу, - графини и питали ко мне некоторые чувства, отличные от дружеских, то есть возвышеные!
  Поэтому графини, я предполагаю, когда я не оправдал их надежд, воспылали ко мне ненавистью, потому что отвергнутые! - "Ловко я представил перед Александрой Шереметьевой, что меня добивались дамы, а я не подался соблазнам!
  И сора с графиней Марией Мусиной Пушкиной теперь выглядит положительно для меня, в другом свете!" - Мои чувства к вам, невеста моя нареченая графиня Александра Шереметьева, превыше других чувств!
  Пусть бесятся отринутые мной дамы, пусть сплетничают злые языки, но я ваш, графиня, ваш полностью!
  Граф Владимир Федорович Одоевский закончил триумфальную речь и склонил голову в поклоне, словно приглашал графиню Александру, чтобы она казнила его, если пожелает!
  Но графиня Александра, девушка романтическая, пришла в сильнейшее волнение и радость!
  Она подпрыгнула, обхватила голову графа Владимира Федоровича Одоевского, поцеловала его в макушку, затем устыдилась, отбежала в самый дальний угол залы (а граф Владимир Федорович Одоевский отчетливо слышал, как скрипит шелк платья!), снова подбежала и горячо заговорила:
  - Граф Владимир Федорович Одоевский! Душа вы моя!
  Я не сомневалась в вас, жених мой, милостивый государь Владимир Федорович Одоевский!
  Вы правы, правы, сударь!
  Злые языки, обида отвергнутых женщин...
  Но это все в прошлом, как страшный сон про пожар в Москворечье!
  Ах, как мило, что вы из всех источников, даже из рыбных рядов и офицерского собрания, собираете знания для вашего романа, граф Владимир Федорович!
  - И труды мои оценены даже в высочайших кругах! - Граф Владимир Федорович Одоевский не сдерживал восторга победителя! Глаза его сияли, подобно сапфирам из Индии! Щеки горели боливийскими рубинами! - Сегодня императрица наша Фpедеpика Луиза Шаpлота Вильгельмина Мария Федоровна изволили призвать меня к себе для уверения почтения к моим литературным изыскам, в том числе к "Игоше" и "Городку в табакерке"!
  - Фpедеpика Луиза Шаpлота Вильгельмина Мария Федоровна?
  Ах! Нет слов, мон шер! Я в восторге, друг мой граф Владимир Федорович Одоевский, жених мой ненаглядный! - Графиня Александра Шереметьева уже почти не смущалась, когда нахваливала жениха, словно разрушила барикаду приличия, возведеную в институте благородных девиц!
  Вы предстанете пред светлые очи Императрицы, сударь Владимир Федорович?
  АХИ АХ!
  Как же я вам завидую, но доброй благочестивой завистью, словно кошечка завидует мышке!
  - Я порекомендую вас Императрице Фpедеpике Луизе Шаpлоте Вильгельмине Марии Федоровне, друг мой Александра Шереметьева, графиня! - Граф Владимир Федорович Одоевский в прекраснейшем состоянии души, но не тела, потому что тело не отдохнуло после почти безсоной ночи и бдений с сыщиком Путилиным, а также волнений в офицерском собрании, когда корнет Оболенский и графиня Крестовская выделывали фортели, граф Владимир Федорович откинулся на мягкие подушки, заложил правую ногу на левую ногу, раскинул руки, как птица певчая павлин! - Мои рекомендации что то да стоят при дворе, май дарлинг невеста Александра Шереметьева графиня!
  Через мою рекомендацию вы даже получите аудиенцию у самого батюшки царя, императора Николая Первого!
  Я много значу для России: "Городок в табакерке", "Игоша", "Сказки дедушки Иринея", "Разбитый кувшин", "Сказка о четырех глухих", "Мороз Иванович", "Сказка о том, как опасно девушкам ходить толпою по Невскому проспекту", - вот светочи, что прольют огонь истины на глаза высочайших коронованых особ!
  Я поведаю им также про скрип шелка и про мой новейший роман, напрямую связаный со скрипом шелка и колежским советником Иваном Богдановичем Отношенье!
  - Ах, чудесненько! Прелестненько! - Потешно, мон шер граф Владимир Федорович Одоевский! - Графиня Александра Шереметьева захлопала в ладошки, запрыгала весело и задорно, как учили в институте Благородных девиц! Волосы хлестали графиню по ягодицам! Ажурные шелка взлетали до золоченых потолков! - Мой друг, жених Владимир Федорович!
  Вы потешно придумали про колежского советника, и фамилия у него уморительная - Отношенье!
  А скрип шелка - новое слово в литературе и в русских сказках!
  - Скрип шелка - не сказка, а явь, моя дорогая графиня Александра Шереметьева! - В голосе графа Владимира Федоровича Одоевского слышны гневные нотки, как у собачки Зизи, которая не привыкла к новому хозяину своей хозяйки балерины Коко! - Шелк скрипит! Да с, скрипит с!
  И это истиная правда, как и то, что я автор знаменитого "Игоши"!
  Но графиня Александра не обратила внимания на гнев жениха, как случается со всеми молодыми графинями накануне замужества!
  Она хохотала, заламывала руки, хлопала в ладошки:
  - Потрясающе придумали сказку, граф Владимир Федорович Одоевский, что шелк скрипит!
  Вы потешник больше, чем Петрушка на ярмарке!
  Надо же - выдумщик - шелк скрипит, да еще с колежским советником, - сенсация в мире литературы и сказок, мон шер, самая лучшая сказка всех времен и народов, граф Владимир Федорович Одоевский!
  Я горда, что у меня жених выдумщик!
  Граф Владимир Федорович Одоевский медлено поднялся с мягких подушек, как вошел в новую историю!
  Движения графа Владимира Федоровича плавные, вывереные и отчетливо громко с нажимом сказал:
  - Дура! Да, да, да и еще раз да!
  Дура, вы графиня Александра Шереметьева!
  Вся усталость прошлого дня и безпокойной ночи с маменькой, сыщиком Путилиным, корнетом Оболенским, графиней Крестовской Аной Павловной и снова по кругу: корнет, графиня, сыщик, поручик Ржевский, - нахлынула на графа Владимира Федоровича Одоевского, словно поток грязной воды из реки Клязьма!
  "Устал, устал я, мон шер Владимир Федорович Одоевский! - Граф Владимир Федорович Одоевский успокаивал себя, но в груди, особено в районе большого талантливого сердца клокотало, словно в перерезаном горле половца! - Я только и делал, что доказывал, что шелк скрипит!
  Доказывал, доказывал, но мне никто не верит, даже графиня Александра Шереметьева невеста моя!
  Ей, сударыне, не повезло, что она оказалась последней в очереди, которым я доказывал, поэтому изопьет всю чашу моих доказательств и горести!
  И еще: я чувствую, что я не докажу ей ничто, потому что она твердолобее, чем даже графиня Мария Мусина Пушкина!"
  - Что? Что вы сказали, граф Владимир Федорович Одоевский?
  Я не ослышалась, мон шер?
  И чем же я вызвала ваш гнев, жених мой Владимир Федорович? - графиня Александра Шереметьева смотрела в очи графа Владимира Федоровича Одоевского, лелеяла надежду, что ослышалась, что граф сейчас же, немедлено словами, словоблудием своим искусным обвяжет, как шелками, признается в любви, захохочет и сведет разговор к шутке!
  Возможно граф Владимир Федорович Одоевский так и поступил бы, но тут отчетливо услышал, как скрипнули его шелковые панталоны, и в резонанс, в унисон скрипа шелка графа скрипнул шелк платья, роскошного одеяния графини Шереметьевой Александры!
  - Графиня, вы слышали?!! Вы слышали, как сейчас скрипнул шелк?
  - Нет с, милостивый государь, не слышала, как скрипнул шелк! - Графиня Александра смотрела на графа Владимира Федоровича Одоевского с испугом, уже почти без надежды! - Может быть, что то другое скрипнуло, граф Владимир Федорович?
  - Ну и дура, еще раз повторяю - дура, что не слышала скрип шелка!
  Корнет Оболенский слышал скрип шелка, но не признался, а ты не слышишь скрип шелка и признаешься, что не слышишь!
  Трижды вы дура, графиня Александра Шереметьева!
  У вас мозги скрипят - вы даже скрип своих мозгов не слышите!
  Или слышите скрип своих мозгов, сударыня?
  Графиня Александра Шереметьева зарыдала в шелковый платочек, который скрипел, скрипел на злость графу Владимиру Федоровичу Одоевскому, потому что он знал, что графиня в своих воплях и стенаниях не слышит скрип шелка платка!
  Граф Владимир Федорович подбежал к невесте, схватил её за тонкие плечи и тряс, словно грушевое дерево!
  Тряс, тряс, тряс и тряс!
  А графиня рыдала, рыдала и рыдала!
  - Сударыня Александра Шереметьева, графиня! - Граф Владимир Федорович Одоевский понял, что назад дороги нет, словно катился в пропасть! - Я бы продемонстрировал вам, как скрипит шелк, приседал бы перед вами, как давеча приседал перед графиней Марией Мусиной Пушкиной, плясал бы, скакал, как перед сыщиком Путилиным или другими, не скажу для краткости перед кем!
  Но вы ничто не поймете, закостенелая в своем невежестве, хотя и образованая, словно в вас запихнули Академию Российских наук!
  И скажите мне, графиня Александра Шереметьева: зачем нужны все ваши образования, ваши французские учителя, класные дамы, гувернантки и им подобные бездари, если вы познали все науки, кроме одной - услышанье скрипа шелка?
  Вы даже не подозреваете, графиня Александра, что вы теряете, когда не слышите скрип шелка, иначе бросили бы все ваши богатства, титулы, знания и с утра до вечера наслаждались бы музыкой скрипа шелка!
  Но вы упорны в своем невежестве, злы, как медведь шатун! - Граф Владимир Федорович Одоевский задирал лицо графини Александры Шереметьевой, продолжал плечетрясение, брызгал благородной барышне слюной в глаза! Графиня рыдала, но граф Владимир Федорович не отпускал её из своих цепких, как у рыси, объятий, потому что не выговорился! - Вам только потехи нужны и услады!
  Это сейчас, графиня Александра!
  А после свадьбы ваши потешки, глупость перейдет в измены своему законому супругу, потому что глупость не знает границ и в первую очередь переходит в супружескую измену!
  Но все бы изменилось, если бы вы слышали скрип шелка, сударыня!
  Да с, если бы слышали скрип шелка!
  Но, чтобы его услышать нужна вера в то, что шелк скрипит, а вы мои знания, мою веру, мой талант, сотворивший "Игошу" и "Городок в табакерке" подвергли резкой критике и осмеянию, словно я не граф Владимир Федорович Одоевский древнего и знатного рода, словно я не помощник директора Императорской публичной библиотеки и директор Румянцевского музея, а простой шут гороховый с шапкой с бубенцами!
  Граф Владимир Федорович Одоевский сказал, замолчал на миг, пошел к письменому столу, на котором лежал салоный альбом для потешных стишков, правой рукой писал приготовленым пером, а левой рукой крепок держал графиню Александру Шереметьеву, чтобы она не убежала и дослушала обличительную речь, которая по замыслу графа должна поставить графиню Александру на путь истиный, то есть путь, когда слышен скрип шелка!
  Граф Владимир Федорович Одоевский сноровисто писал в альбом для стишков:
  "Колежский советник Иван Богданович Отношенье своим акуратным поведением производил столь благодетельное влияние на подчиненых, что скрип шелка становился им с каждым днем все милее и милее, а шелковые панталоны скрипели с каждым часом громче и громче, как ревут волны, по которым бежит мифическая юная художница, чьи кудри овеваемы легким шаловливым ветерком, а ножки стремятся в апельсиновую рощу, где апельсины величиной с голову поросенка, не выведеного на чистую воду, потому что жареные факты говорят за то, что как свинью, то есть поросенка не вытирай тряпкой, все равно чушкой останется, или шутом гороховым с бубенцами на потешной шапке из козьей шерсти!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский не читал написаное, вырвал листок из альбома, сложил акуратно и положил в карман сюртука, ближе к сердцу, где обычно держал письма и записки от невесты графини Александры Шереметьевой!
  В необычайном волнении граф Владимир Федорович продолжал нравоучения, укоризны в адрес своей невесты прелестной графини Александры:
  - Милостивая государыня Александра Шереметьева, графиня!
  Если вы полагаете, что я паяц, или, как подумали наверняка, шут гороховый, то смею вас уверить, что пребываете вы в заблуждении, словно вам глаза намазали дурным мылом!
  Если я говорю, что шелк скрипит, то вы должны слышать скрип шелка, или хотя бы верить мне, потому что мужчина всегда умнее женщины!
  Да, да с, милостивая государыня графиня Александра Шереметьева!
  Высшей добродетелью девушки и жены является подчинение мужу, вера во все его слова и начинания, подержка мужа в любых делах!
  Если я говорю, что шелк скрипит, то шелк для вас, мой милый очаровательный друг графиня, скрипит!
  Если я скажу, что человек превращается в осетра, и что люди ходят на головах, то и этому поверьте, графиня Александра Шереметьева!
  Как же вы поверите мне в большом, если не верите в малом?
  Графиня Мария Мусина Пушкина, уж на что дура дурой, но умнее вас, моя дорогая Александра!
  И графиня Крестовская умнее вас, и корнет Оболенский умнее вас, намного умнее вас, мон шер, хотя и умер!
  И даже поручик Ржевский умнее вас, и тем более сыщик Путилин умнее вас!
  Все умнее вас, графиня Александра Шереметьева!
  Но тогда встает вопрос: если все вокруг умнее вас, то зачем мне вы нужна, дорогая Александра Шереметьева?
  Чтобы мы после свадьбы до хрипоты спорили?
  Чтобы я ежечасно доказывал вам, что шелк скрипит, а вы бы хохотали мне в лицо и уверяли бы, что шелк не скрипит, уверяли бы только потому что вы глупы, моя дорогая графиня Александра Шереметьева!
  Граф Владимир Федорович Одоевский выпустил свою невесту из объятий, и графиня Александра Шереметьева без чувств упала на мраморный пол!
  Судя по тому, как затылок звонко ударился о холодный камень, обморок графини Шереметьевой оказался настоящий, а не взбаламошено придуманый!
  Граф Владимир Федорович Одоевский в гневе, что не досказал, а, возможно, что графиня Александра Шереметьева упала в обморок давно и не слышала половины речи, схватил графиню Александру за шею!
  "Придушу её, мою невесту!
  Суд присяжных меня оправдает, как невиновного!
  Да, да с, оправдает!
  На суде я скажу всему миру, а на суд придут репортеры, что я убил свою невесту графиню Александру Шереметьеву, потому что она пошла против воли жениха и не верила, что шелк скрипит!
  На суде же я объявлю во всеуслышанье, что открыл явление скрипа шелка!
  Меня не только оправдают, но и возвеличат до небес!"
  Возможно граф Владимир Федорович Одоевский и задушил бы свою невесту графиню Александру Шереметьеву, но вбежали слуги с кнутами и палками!
  Возможно, они подслушивали, поэтому выглядели воинствено и устрашающе!
  Граф Владимир Федорович Одоевский отбежал от графини Александры, голова которой снова гулко ударилась о каменый пол:
  "Хамы! Быдло! Скоты!
  Забьют меня до смерти за свою глупую госпожу графиню Александру Шереметьеву!
  Смерть не страшна, страшно, что мое открытие скрипа шелка уйдет со мной в могилу и не явится свету!"
  Граф Владимир Федорович Одоевский с воплями и завываниями:
  - Ах, оставьте меня! Помилуйте, оставьте меня в покое! - выбежал из залы, словно племеной конь!
  Слуги не посмели остановить знатнейшую особу, автора "Игоши" и "Городка в табакерке"!
  Граф Владимир Федорович Одоевский запрыгнул в свою карету, почувствовал себя в безопасности:
  - Остап! Трогай, трогай гад!
  Во дворец! Я еду к их императорскому величеству царице Марии Федоровне Фpедеpике Луизе Шаpлоте Вильгельмине!
  Пшел! Пшел, болван!
  За короткое путешествие граф Владимир Федорович Одоевский успокоил себя, пришел в спокойное состояние духа, словно только что вышел из бани, а не из размолвки со знатной невестой:
  "Объясню императрице, что все её поданые графини - дуры!
  Императрица поймет меня и, полагаю, что похвалит за острый ум, который подмечает все на свете!
  А я добавлю, что мой ум подмечает не только глупость графинь, молодых графинь, потому что пожилые графини, например, моя матушка, обладают умом цепким и острым, как багры, добавлю, что я еще и подмечаю скрип шелка!
  Сразу два дела обстряпаю у матушки государыни: и про шелк объявлю, как про мое открытие века, и ославлю род Шереметьевых, который явно выродился, хотя бы на примере графини Александры Шереметьевой!"
  При дворе графа Владимира Федоровича Одоевского ждала маленькая непридвиденая неприятность в виде осложнения!
  Мажордом дворецкий лорд Паулс, когда осведомился о цели визита почтеного графа Владимира Федоровича Одоевского, задумался на минутку!
  Эта задумчивость разозлила графа, потому что лорд, как бы молча иронизировал, так полагал граф Владимир Федорович!
  "Лучше бы лорд не лоб морщил, а расправил свой шелковый гульфик и послушал бы музыку скрипа шелка!
  Зачем люди тратят время на церемонии и глупости, когда времени и так не хватает, чтобы в полной мере насладиться скрипом шелка?
  Пропусти же меня, быдло плешивое!"
  - Как я понял, граф Владимир Федорович Одоевский, что вам назначена аудиенция у императрицы Марии Федоровны Фpедеpики-Луизы-Шаpлоты-Вильгельмины в семь часов вечера, а сейчас на Брегете только два часа пополудни!
  - Счастливые часов не наблюдают! - Граф Владимир Федорович Одоевский расмеялся своей шутке, хохотал вольно и широко, потому что чувствовал превосходство! От удовольствия граф Владимир Федорович Одоевский даже постукивал каблучком изящной туфельки по подножке кареты! - Хороший гость всегда к обеду!
  Вот я и отобедаю с императрицей!
  Сыщику Путилину можно, а мне, светочу русской литературы, что? нельзя?
  Доложите императрице, лорд Паулс, что граф Владимир Федорович Одоевский по рекомендации сыщика Путилина изменил время аудиенции!
  Граф Владимир Федорович Одоевский снова засмеялся, но покровительствено, как судья смеется над осужденым!
  Лорд Паулс молча поклонился и удалился, словно в легенду!
  Он вышел довольно скоро, со следами пощечины на левой щеке:
  - Фpедеpика Луиза Шаpлота Вильгельмина императрица Мария Федоровна примет вас немедлено, граф Владимир Федорович Одоевский!
  Прошу с, милостивый государь!
  
  Граф Владимир Федорович Одоевский без церемоний отттолкнул лорда Паулса - так ему, пруской собаке и надобно, пробежал в троную залу!
  На царском троне воссседала, как и положено, императрица Мария Федоровна Фpедеpика Луиза Шаpлота Вильгельмина!
  Она милостиво кивнула графу Владимиру Федоровичу Одоевскому, но он не обратил внимание на приветствие, подбежал, поцеловал ручку императрицы, то есть нарушил этикет, потому что непозволительно касаться особ королевской крови!
  Без экивоков и плезиров, даже без положеных куртуазностей граф Владимир Федорович Одоевский в запальчивости, потому что уверен - ему все простят, а некоторые промашки назовут эксцентричностью талантливой личности, затараторил быстро, но внятно, потому что ценил каждое свое слово:
  - Матушка государыня Мария Федоровна Фpедеpика Луиза Шаpлота Вильгельмина!
  Вы меня, конечно, знаете, как знаете и сыщика Путилина, что вхож к вам в любое время дня и ночи!
  - Что? Что с, милостивый государь?
  - Ах, государыня, полноте, есть дела поважнее этикетов и экивоков, тем более, что я вас знаю, и весь народ вас знает, как облупленую, матушка вы наша! - Граф Владимир Федорович Одоевский погрозил государыне императрице пальцем! - Вы знаете меня, как наиталантливейшего автора "Игоши", "Городка в табакерке", "Сказки о том, как опасно девушкам ходить толпою по Невскому проспекту", "Разбитого кувшина", "Сказки о четырех глухих", или немых - не помню уже, "Разбитого кувшина", "Мороза Ивановича", "Сказок дедушки Иринея!"
  Но теперь, мон шер Фpедеpика Луиза Шаpлота Вильгельмина, вы узнаете меня и с другой стороны, как естествоиспытателя, как первооткрывателя скрипа шелка!
  Да, да-с, милостивая государыня!
  Я доказал, что шелк скрипит!
  И не перебивайте меня пожалуйста, не доказывайте обратно, как доказывали мне все!
  Вы же умнее графини Марии Мусиной Пушкиной, опытнее графини Крестовской Аны Павловны, не дура, как графиня Александра Шереметьева, потому что вы уже пожилая дама, а пожилым дамам, как, например, моей матушке, свойствена ясность ума, в отличие от молодых вертихвосток барышень институтских!
  Если барышни утверждают, спорят со мной, говорят, что шелк не скрипит, и что я несу чушь и говорю вздор будто шелк скрипит, то вы должны сказать обратное, что шелк скрипит!
  И в доказательство скрипа шелка существую я и мой новый роман пишется, роман, где все истиная правда, как правда о юной художнице, что бежит по волнам, а шалун ветерок омывает её кудри, то есть овевает кудри, а водичка омывает ножки, на которые любуется молодой повеса поэт в шелковых панталонах и в шелковой манишке отличного китайского шелка, что скрипит день и ночь, если на теле!
  - Вас ист дас?
  Я не совсем вас понимать, гер граф Владимир Федорович Одоевский, потому что я немка! - Российская императрица Мария Федоровна Фpедеpика Луиза Шаpлота Вильгельмина улыбалась графу Владимиру Федоровичу Одоевскому, как затейнику и шутнику, потому что немки обожают, даже, если они, царицы, любят безпутников, шалунов и громких мужчин!
  Неизвестно что сказал бы граф Владимир Федорович Одоевский дальше, но вдруг явствено услышал скрип шелка на кресле матушки государыни императрицы!
  - Государыня Фpедеpика Луиза Шаpлота Вильгельмина!
  Только что под вами скрипнул шелк: не знаю - шелк ли вашего платья роскошного, панталонов или шелк кресла!
  Но факт остается фактом - я слышал звук под вами в области ягодиц!
  - Мон шер, граф Владимир Федорович Одоевский!
  Но я не слышала звука скрипа шелка!
  - Не слышали? Не слышали с, Фpедеpика Луиза Шаpлота Вильгельмина?
  Да вы просто не слушали, государыня!
  Дурные языки сказали бы, и Куприн сказал бы, что это звук пука вашего, возможно!
  Сыщик Путилин тоже издал звук, и были сомнения, что это не скрип его панталон, а пук!
  Но мы же знаем, что дамы, барышни, а тем более - императрицы Всея Руси никогда не пукают, потому что пук противоестественен для женщины!
  Следовательно, методом умозаключений, и вы придете к выводу, что звук сей не пук ваш, а скрип шелка!
  - Гер граф Владимир Федорович Одоевский!
  Я не слышу скрипа шелка под собой!
  - Моя императрица, Фpедеpика Луиза Шаpлота Вильгельмина!
  Вы обязаны, обязаны услышать скрип шелка и объявить, что я, я граф Владимир Федорович Одоевский открыл явление скрипа шелка!
  Нуте с, матушка, напряги ухи свои!
  Вы все услышите, май дарлинг, все!
  Скрипит шелк, скрипит шелк батюшка!
  Граф Владимир Федорович Одоевский в безпамятстве подбежал к императрице Фpедеpике Луизе Шаpлоте Вильгельмине, после недолгой борьбы стащил ей с трона, повалил на пол Дворца, перевернул на живот и мял в руках шелк её платья!
  - Слышите, слышите, матушка Фpедеpика Луиза Шаpлота Вильгельмина, как скрипит шелк?
  Граф Владимир Федорович Одоевский секунду подумал и стал засовывать платье между ягодиц императрицы, в ее большую попу, чтобы скрип шелка отразился от ягодиц и стал слышнее и громче!
  Граф засовывал и засовывал платье императрице Фpедеpике Луизе Шаpлоте Вильгельмине в попу!
  Графа отттаскивали хлипкие утонченые слуги и дворецкие!
  Но их сила ничто не стоила по сравнению с силищей русского литератора!
  И, возможно, граф Владимир Федорович Одоевский засунул бы императрице все платье в попу, и доказал бы всему миру, что шелк скрипит!
  Но выстрел из револьвера сыщика Путилина поставил точку в скрипе шелка!
  
  Только через несколько столетий мир узнал, что шелк скрипит!
  Правда графа Владимира Федоровича Одоевского восторжествовала!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"