Яков Есепкин 


Порфировый шелк

VI

Се, Вергилий, тенет мишура,
Нас ли ждали честные сильфиды,
Меж цевниц источаются бра,
Где сновали безумные Иды.

Червой стянут серебро волхвы,
Был февраль, днесь музыка иная,
Кутия солоней пахлавы
И печальна юдоль всеземная.

Суе плакать, блаженен и смрад,
Хватит звезд - темнотой упоенных,
И гниет золотой виноград
Под стенание маршей военных.

VII

Темновейный атлас убелят,
Выжгут чермные нити златые,
И успенные души вселят
В наши тусклые тени витые.

Что алкали юниды вино,
Змеи в кубках лежат ассирийских,
От камен мы бежали давно,
Всех сочли на развалах астрийских.

И внимай - пиры вечности мглы
Облачили во тлен, а доныне
Мертвым шелком превиты столы,
Где серебро точится по глине.

VIII

Всекричим, а лиется одна
Только немость, окончены речи,
Вновь колодники алчут вина,
Гои вьют со перстов наших свечи.

Не тоскуй, Береника, волос
Яд твоех денных лилий желтее,
Мы воспоим еще невских ос,
Поклонимся еще Византее.

А к столам совлачат, забывать
Сны о милой юдоли и свечность
На просфирках - и будем свивать
Вдоль зерцальниц червовую млечность.

IX

Красных лотосов огнь угасят,
Ад ли ведал порфиры земные,
Днесь еще псалмопевцы висят
На столбах, лишь сие именные.

Круг пустое начинье одно,
Тьмы кротов меж халвы копошатся,
Звезды цветили хлеб и вино,
А волхвы к нам зайти не решатся.

Пир гудел, се и гамбургский счет,
В назидание ветхим ученым
Дев кургузых Геката влечет
Ко цветочницам тьмой золоченым.

X

Шелк на плаху стелят палачи,
Леворукие тризнят безглавых,
В перманенте алмазной парчи
Как и мальчиков помнить кровавых.

Утром челядь отмоет полы
Во ярких грановитых палатах,
Иегуде и Низе столы
Разбирать: яд ли, мел на салатах.

И таились, и свеч перманент
В кровь мешали, се пряча за троны,
А одно выдал всех диамент -
Нощно им серебрятся короны.