Ночь опустилась над садом и луна, круглая и полная, взошла над городом, залив его своим холодным светом. Костерок догорает посреди импровизированного лагеря, и друзья, клятвенно обещавшие пободровстовать до утра, уже успешно задрыхли, закутавшись в теплые шерстяные плащи-одеяла...
Дым костра стелется по земле и придает всему вокруг теплый домашний запах. Траве, лагерю, деревьям, и даже туману, еще висящему в двух метрах над землей и еще не опустившемуся на землю. Дай время, и он спустится, и покроет землю, и траву, и спящих утренней росой...
Одного, врочем, не хватает. У него – особая участь. И как это случается, что когда дело доходит до полного дерьма, всегда можно надеяться только на самого лучшего, самого умного, самого талантливого... и самого верного. Безоговорочно верного. Верного до конца.
А и правда, на кого? Вон Сёма дрыхнет. Уж на что надежный мужик, даром что ли мы его Кремнем прозвали. Такой трижды споткнется, плюхнется мордой в грязь, а все равно, подымется и пойдет дальше. Камень, одно слово. Лучший из лучших. Не считая того, одного, конечно. Он бы и сделал, что нужно, да только как же без него остальные потом? Распадутся, растеряются... нужен он, нужен... чтобы всех вместе держать, когда меня с ними не будет.
А вон, Матвеюшка лежит. Мешок свой обнял как девушку и посапывает счастливо. Правильный мужик. Это для него главное – чтобы все правильно было. Думаете у него хлеб в мешке? Как же... записки! Из тех что «пусть рушится мир, но торжествует закон». Одна его предыдущая профессия чего стоит... Тут или полной сволочью надо быть, или свято верить, что так и надо. А ведь, как понял, что так не надо, ни секунды не колебался. Собранные деньги на дорогу бросил и за мной пошел. Что значит, «как надо». Но ему такую задачу не доверишь. Ему понять надо, почему так правильно. А вот с «понять» - у него непросто. Как поймет – тут его упряжкой быков с места не стронешь, настоящий человек, не торгует собой. Но ему нужно, чтоб мир был просто устроен. Понятно. А сложности – это не для него. Это и без него разберутся. А он лучше потом запишет, для грядущих поколений. И запишет, сомнений нет. И много добра этим сделает. Так что, пусть уж пишет.
А вон, Ваня, младшенький... Тоже гуманитарий. Этому лишь бы в книжках покопаться. Ну, или пописать свои книжки, в надежде, что кто-то через годы их читать будет. Книжник, одно слово. Хороший парень, кстати, молодец. Умница. Только молодой еще, умствующий. А как до практики... В общем, пусть уж тоже книжки пишет – так от него больше пользы.
Или вон, Зёма. Тоже хороший мужик, слов нет. И практичный. Знает, что делает. Только горячий, черт... Ему только намеки, он же такое устроит, потом ввек не отмоешься. Одно слово – зилот. Этому и предлагать такое без толку, все знают как он попов ненавидит. Они ему и не поверят. Все ему бы «взвейся да развейся». Дай ему волю, он «кишкой последнего попа последнего имперца удавит». И тут же расстелит мне плащ на троне Иудеи, залитом свежей кровью...
Как им обьянить, таким правильным? Мы уж больше недели в Вершалаиме, и все как будто так и надо. Казалось бы, после того, что мы в Храме устроили, всех должны были стражники схватить, а вот нет. Пришли, тупо поглядели по сторонам и ушли, как будто так и не увидели никого.
Зло, оно еще и столь бессильно, когда до дела доходит... Не всякого дела, конечно. То, на что стражники тренированы – там купца обобрать или избить кого попало – это пожалуйста. А чуть интеллект требуется, скажем конкретного небогатого человека найти, откуда ж у них интеллект при такой работе? Уж насколько попы меня ненавидят, а схватить не могут. Хотя вроде бы уж давно решили. Бред... Просто сомнабулы какие-то. Деградировали. Вообще ни на что не способны.
Как будто в разных вселенных мы с ними живем, или там, в разных слоях вселенной, и все что они видят – это наши тени. Почти нематериальные, неуловимые, неразличимые для их примитивного материалистичного ума, занятого деньгами и достижением успеха в этом мире.
И сдаться им нельзя. Потому что, пример неправильный. Не должно добро сдаваться. А все равно, что суждено, тому быть... Вот только, кто сделает, что суждено? Нужен кто-то, кто злу не продался... Чтоб в нашем слое вселенной был.
Небо засветлело на востоке в предчувствии грядущей зари... Он уж небось поговорил с попами... Точно... вдали показалось движение. Группа. Один иудей и несколько стражников. Идут, не шумят... иудейские стражники не носят на себе металла как римляне. Те же самые обноски, как и на всех остальных, плюс шлем, щит и там копье, или меч, если повезет кому.
Подошли... Он идет ко мне. Подходит. Поднимает глаза.
«Учитель, я сделал как ты просил», – тихо шепчет он, чтоб никто не услышал, – «Но ты ведь шутил, ты уйдешь от них, правда?»
Несчастный. Бедный мой ученик. Лучший. Единственный, кто понял, что нужно... Как же ты после этого будешь?
Он смотрит на меня, раскрывает руки для обьятия. Бедный ребенок... Прижимается ко мне, дрожа, плача, потом поднимает глаза и целует в щеку... Прощальный поцелуй сына отцу... Я глажу его по волосам, прижав к груди, уже не пряча слезы. Бедняжка. Как случилось, что именно его я должен был отдать на заклание??? Лучшего... самого понятливого...
А он, теперь отстранившись, смотрит на меня молящим взором... безмолвным криком широко раскрытых отчаянных черных глаз...
«Боже! Ты же можешь! Пожалуйста! Тебе ведь только захотеть!