Эстрада Корреа Елена : другие произведения.

Кривая сосна на желтом обрыве

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 8.44*10  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Добавлено 30 07


Елена Эстрада Корреа

Кривая сосна на желтом обрыве.

Детектив на полном серьезе.

  

Пролог

  
   В каком-то американском боевике, помню, виды видавший сержант говорит разделанному в пух и прах новобранцу: "Если болит - это хорошо! Это значит, что ты еще жив!"
   Исходя из этой точки зрения, радости у меня должно быть по этому поводу - полные штаны.
   Можете смеяться, ребята - так оно и есть. Ссадины и синяки давно прошли, трещины в ребрах уже не беспокоят. Долго еще, правда, придется лежать со сломанной ногой на вытяжении, но и это до свадьбы точно заживет. Но даже с самого начала, когда был я - вылитая отбивная, ее было ровно столько же. Потому что понял, что жив и все кончилось. Оттого и заживает все куда быстрее, чем все думали. А то стонов было: "на фоне основного заболевания, на фоне основного"... Куда б оно делось, основное это. Пенал с инсулином - вон он, на тумбочке.
   Так что по-любому - нирвана!
   Лежать, правда, порядком надоело. Ладно, что не в больнице, а дома. Кто-нибудь да заглянет язык почесать. В основном предки. Мать с отцом, дед с бабкой. Реже - дядьки с тетками, ну это типа так и надо.
   Васька часто бывает, сопит плоским, как у персидской кошки, носом, рассказывает последние новости. Про мать, Петровича, ребят, школу. Про школу интересно: школа без меня обойдется до... судя по всему, до второй четверти. Ну и пускай. Васька похрипывает до сих пор: ему-то тоже прилетело неслабо.
   И Надюшка, она вообще почти безвылазно у меня в комнате сидит, как с работы приходит. Нянюшка-сиделка - подай, принеси, убери, переверни с бока на бок, помассируй, чтобы пролежни не появились. Если ничего делать не надо, то угнездится с вязаньем у окна, как сейчас вот. Моя мать тихо бесится. Ее - давно перестала. Тетя Нина - баба умная. И вот сидит Надюшка у окошка, прикрыла ушко прядью волос. Сережка снизу выглядывает, серебряное такое простое колечко. А сверху - не видно ничего. И правильно, что не видно. Там до свадьбы не заживет, и после свадьбы тоже. Верхняя часть срезана. И не "как ножом", а просто - ножом. Выздоровею, разузнаю, есть ли пластический хирург, который может не только сиськи силиконом накачивать. Если есть - откуда угодно такого раздобуду и новое ушко ей сделаю. Если нет - мне по барабану. Все равно женюсь. Ну, лет через несколько.
   Скучно днем, пока все на работе. Дед с бабкой периодически заглядывают, но бессменный пост номер один, слава богу, сняли. Поняли, что не при смерти. Сломанная нога - это обидно, но не смертельно.
   Учебники много времени не занимают. Читать надоедает. В "Одноклассниках" и "Вконтакте" сидеть никогда не любил, от игр уже мутит. Вот и лежу, подтянувшись на подушках и положив на специальную подставку десятидюймовый нетбук. Пишу, пока никто не видит, сочинение на вольную тему. Пусть хоть тема будет вольная, если самому - ни до сортира дойти. Простая тема до офигения - "как я провел каникулы".
   В одиннадцатом классе таких сочинений обычно не пишут. А что делать, если лето выдалось - зашибись!
   Но подумал и понял, что одним летом дело не обойдется. Когда все началось? Два года назад? Или раньше? Или вообще - за миллион лет до нашей эры?
   Нет, так далеко заглядывать не буду. Вот как по плану сочинения - так и начну. Время действия, место действия, действующие лица и так далее.
   Город Каменск называется это место. Приличный такой среднерусский райцентр. Под сто тысяч населения. Набор достопримечательностей типовой. Статуя Ленина на центральной площади его же имени - не снесли и, похоже, никогда не снесут. Бывший райком - районная администрация теперь. Краеведческий музей - куда ж без него, пединститут, медучилище, полтора десятка промышленных лицеев - чушками были, чушками и остались.
   Их не случайно так много. Не такое уж захолустье наш город. По соседним райцентрам - Бакаловске, Воробьеве, Холмовом - живут по-деревенски, огороды по гектару, по три-четыре коровы. А у нас говорят, хотя скорее всего врут, конечно, сам Петя Первый на речке Каменке первую плотину поставил и на ней сукновальню учредил.
   Теперь в городе есть шерстекомбинат - он себе и ставит в предки ту самую сукновальню. У нас до сих пор на каждого человека по пять баранов, а если считать с двуногими - хоть завались. Жалко только, что двуногих на тушенку не пускают - а то бы мощность консервного завода можно было удвоить.
   Но это, в общем, мелкота - вместе еще с десятком таких же. Китов в городе два: "Химмаш" и "Каменскграниткарьер".
   "Химмаш" относился в советские времена к "Минсредмашу" и соответственно занимался чем-то жутко секретным и имеющим отношение к Большой Бомбе. Там работали всю сознательную жизнь мои дед с бабкой, Антонина Ивановна и Анатолий Федорович. По фамилии Сорокины. Бабка была инженер-химик. А дед - токарь какого-то запредельного разряда. Там встретились, поженились и оттуда на пенсию ушли. Даже, можно сказать, не совсем. Деда, несмотря на его без копейки восемьдесят, до сих пор периодически дергают в цех. Типа, Федорович, если сделать самому сил нет, так хоть научи!
   Учит он - дай дорогу как, непедагогических методов не стесняется. Плавали, знаем, почем фунт подзатыльников. Попадал под раздачу, а рука - как чугунная. И пошеямчиков с пожопамчиками словил - кучу с лишним. Это когда "по шеям" и "по жопам", объясняю для тормозов.
   Если уж он для меня, любимого внука, такого добра не жалел - представляю, сколько детям перепадало. А детей, как в сказке, трое. Мой папаша Альберт Анатольевич - старший. Потом тетя Галя, и последний - дядя Коля, с разницей друг от друга в пару лет.
   Как-то я незаметно перешел от декораций к действующим лицам. Они друг в друга перетекают плавно. Отец у меня работает на "Каменскграниткарьере" и не последний там человек: главный геолог. Ну, не самый, конечно, главный начальник, поглавней его есть. Потому что лавочка эта с таким скромным фасадом еще при коммунистах занималась всем подряд, от добычи гранитного щебня до строительства атомных станций. И сейчас не бедствует. С атомными станциями как-то не очень теперь, зеленые не дают прохода. Но дороги, жилье и вообще стройка - этого полно. Ну и щебень - куда ж без него.
   Мать моя - "итак, она звалась Татьяна". Филологическая душа. Преподает литературу в нашем педе. Диссертацию написала по каким-то там поэтам позапрошлого века. Убейте, не могу их читать. Мать мне книжки подсовывала. В глазах рябит, и спать охота.
   Тетя Галя с мужем дядей Федей тоже имеют какое-то верхнее образование, но давно на него плюнули. Держат маленькую парикмахерскую и довольны жизнью.
   Дядя Коля - акула пера. Самая большая акула в нашем маленьком болотце. Редактор дохленького листка под названием "Каменские известия". Хорошо хоть относится к этому с юмором.
   В общем, все выбились в люди, на радость деду с бабкой. И все было бы хорошо, кабы не одна закавыка. Во время доблестной и героической, как в те времена говорили, работы на этой самой работе чего-то она нахваталась. Чего-то такого пролонгированного действия. У самой было трое детей, а вот у этих детей насчет детей - фигушки.
   Выяснилось это не скоро, только когда все выросли, переженились и прожили семьями сколько-то времени. Бабка сначала думала, что дети непутевые, для себя жить хотят, типа как теперь чилд-фрай. Стала ко всем приставать и доставать. У нас, чтоб всем было ясно, в семье матриархат и бабка - вожак стаи. Вот тогда-то все и выяснилось.
   У дяди Коли первая жена ушла после этого. Он спустя какое-то время женился на женщине с ребенком. Женщина была и остается - тетя Нина, а ребенок - это Надюшка и есть. Точнее, была. Давно уже не ребенок. Она на шесть лет старше меня, и ей теперь двадцать два. В общем, обычное дело.
   А вот со мной все оказалось не так просто. Кто не любит бразильские сериалы - выключайте телевизор. Потому что история - в самый раз как оттуда.
   И вот оттуда-то все и стоит начать.
  

Часть первая

Алмазная осень.

  
   Начинаю с очень большой гадости в моей жизни. Она называется сахарный диабет. И началась эта гадость неожиданно.
   Сначала я не заподозрил ничего хуже несвежего беляша. Я к еде равнодушен и не особо разборчив - что дали, то и слопал. Вот и в этот раз - думал, понос прохватит, и все дела. Ага, фиг вам. Я свалился на пол в коридоре, едва выйдя из школьной столовой. Без сознания. Народ стал тормошить, брызгать водой, кто-то догадался позвать медсестру. Вот ей и спасибо. Танюха, душа добрейшая и безотказнейшая женщина, дававшая себя тискать и не только чуть не любому старшекласснику, дело свое понимала. Учуяв характерный запах, подняла на уши всю школу и организовала доставку в больницу моей бесчувственной тушки в шесть минут. Если бы еще парой минут дольше, я бы тут на клавиши не давил. А так - выхватили из-под носа у похоронного бюро.
   - На полноготка разминулся, ежик-Сережик, - говорила она парой дней позже, сидела у кровати и пухлатила мне волосы, приставала слегка. - Так обычно и бывает с наследственной формой диабета. Внезапно, и наповал, и не поймешь, когда и с чего запускается механизм. Может в десять лет, и в пятьдесят, но чаще всего как у тебя вот, в период начала полового созревания. А родителей предупреди обязательно, пусть проверятся.
   Я и предупредил. Я заметил тревожные переглядывания всей родни, но не придал значения. Точнее, чего там придавать - ясен пень, все боятся, кто следующий на очереди. Мои родители не молоденькие, мамка меня на свет произвела в полные сорок.
   Ну ладно, выдержал я от бабки и матери положенную дозу слез и соплей. Не сахар, конечно, и самому этот сахарный диабет. Ну, как - только что был здоровый, как крокодил, а теперь - того нельзя, этого нельзя и пенальчик в специальной сумочке - барсетке на поясе везде с собой, даже если только в сортир. В пенальчике - прибор для измерения сахара, инсулиновый шприц с дозатором и пара рафинадок. Жизнь моя стала похожей, как я ее себе представил, угольки на колосниках. Закрыл поддувало - нет инсулина. Погас огонь. Отворил поддувало - сделал укол. Не подкинул дровец - унесло огонек, хана Сереге. Для того и рафинад, на колосники бросить в пожарном порядке.
   Хреновато, конечно, кто б спорил. Только я рассудил, что лучше так, чем никак. Как там в какой-то киношке вампир возглашал - бытие лучше небытия. Тем более дядя Федя Лембер, тетки Галины муж, уже лет десять как мается с такой же снастью - и ничего, жив курилка.
   Отлежал я положенное, потом лежать надоело. Решил спуститься в мастерскую, у меня всегда какая-нибудь колупня незаконченная там была.
   А мастерская у нас в доме, я вам скажу - мама, не горюй. Дед у меня, мало того, что мастер, он еще и хомяку сродни. Он чего только не прихомячил домой по части оборудования! По случаю его незаменимости при очередном списании ему первому предоставляли на выбор: чего, дядя Толя, желает твоя душенька? А уж та знала, чего желать, и не было у нас с дедом разве что чертовой ступы.
   У нас - именно что у нас. Я у деда лет с двух не то что зависал - залипал. Может, кому не понять, говорят, сейчас комп все инструменты заменить может. Нет, комп - вещь, глупо спорить. А вот у нас с дедом маленькая кузня со всем приспособом, мехи электрические, наковальни, молотки. Раскочегаривали, правда, редко. Универсальный деревообрабатывающий станок и несколько специализированных: фуговка, электрорубанок. По металлу - токарный, маленький фрезерный. Ручного инструмента - на все случаи жизни. Верстаки по всем стенам. И ноут там тоже стоял, это уж я деду показывал чертежи в три-дэ. Его впечатлило. А точить по чертежу чем? Да фрезой, чем. Кому? Нам с дедулей.
   У отца и дяди Коли тоже руки росли откуда надо и делать все умели. Но как-то так, без азарта. Дядька вообще вон в гуманитарии ушел. А я с азартом к этому всему. Мать чем дальше, тем больше ворчала: наследие предков, трудовая династия, типа? Учился бы лучше, да закончил бы хоть политех! Ну, учиться плохо кто б дал, тот же дед за тройки из мастерской выгонял. Но медаль мне была - как собаке пятая нога. Дед говорил всегда, что хорошие руки голове пропасть не дадут.
   Места это хозяйство занимает немало. Ну, да и живем мы не так чтобы тесно. Частный сектор, это тебе не коммуналка!
   У нас два смежных участка по улице. Сначала был дом номер сорок - дедули и бабули, и халабуда прабабки Ольги, бабулиной матери. Участок с сильным уклоном, к улице ниже, к дальнему забору выше. Халабуду снесли, и на косогоре, когда мой отец женился, построили дом. С фасада - два этажа, с тыла - один. Верхний этаж - жилой. А нижний отвоевал себе дед. И начал обустраивать.
   А потом вернулся из областного центра дядя Коля, и как вовремя подвернулось - сосед продавал дом с участком. По тем временам это было офигеть как дорого, но поднатужились и купили. И естественно, перестроили. Два дома рядом, на том же косогоре. И на второй цокольный этаж дед тоже наложил лапу.
   Никто, честно сказать, и не спорил. Без деда, его рук и мастерской оба дома были бы никак не возможны. Строили сами, никого не нанимали и деньги зарабатывали тут же. Это сейчас все можно купить готовым, а тогда на идиотский коробок под названием шифоньер в очереди стояли годами. И стоили они по три зарплаты. Цифр не помню, помню масштаб. Мы с дедом за три вечера собрали такой же, даже лучше. Был бы материал.
   Еще у нас есть гараж и, соответственно, автомастерская. У деда до сих пор на хорошем ходу Газ-69 лохматейшего года выпуска. Мы его разбирали на мой памяти раза два по винтикам. И собирали обратно, что характерно. Скачет, как горный козел. Последний год я его могу брать, с одним от деда условием: попадешься, я ни при чем! (Не попадался. Брал, правда, редко, не хамил.)
   К отцовской "авдюхе" мне подступа пока не было, но пошаманить по мелочи в дядькиной "пятнахе" могу. Дядька знает, что не напортачу, а сам ленив. Гаражи теплые: утоплены в тот же склон, только ворота выглядывают.
   И вообще-то это мужская территория. Женщины там не лазят. Они с техникой безопасности плохо дружат, как дед объяснял.
   Тем неожиданней было встретить там первостатейную истерику.
   Тем более - если ее закатывает бабуля, вообще-то в истериках и обмороках сроду не замеченная.
   Особенно - если ни одного раза не понятно, с чего и на кого она так.
   - Для одного дела годился, и то испортил! Гад, сволочь, мачо гребаный, чтоб ему в мучениях сдохнуть завтра же, глаза бесстыжие выцарапаю, яйца оборву!
   Она кулаками об верстаки стучала, хорошо, что верстаки все на совесть, а кулачок костлявый, маленький. Дед ростом выше ее на две почти головы, и тот боялся подойти к ней разбушевавшейся, потом как-то изловчился, схватил сзади, прижал:
   - Ну, Дусенька, Дуся, ну успокойся. Что ж теперь кулаками после драки, теперь ничему не поможешь.
   - В том-то и дело, в том-то и ... - задохнулась, притихла, оперлась на деда. Мало кто знал, что бабка по имени - Авдотья. Перекрестилась совсем молоденькая, еще до свадьбы. Один дед звал ее изредка Дусей. И то по случаям чрезвычайным.
   Но сейчас, похоже, такой он и был.
   - Знал, знал! Знал, Лембер хренов, гнида бразильская, теперь кулачонки потирает, вот, в кои веки раз нагадить сумел, зато как!
   Опаньки! Ни для кого в семье не секрет, что между бабулей и дядей Федей Лембером, мужем тетки Гали, вендетта. Куда как покруче среднестатистических разборок между тещей и зятем. Она его все тридцать лет ненавидит, как он с теткой женат. За что - ума не дам. Какую бы гадость бабуля ни сказала, что бы ни сделала - он все оставлял без ответа и этим, кажется, еще больше ее бесил. Тем более что пригорала она к пустякам. И уж никогда до такого не доходило. Что ж он сотворил, если она его по матушке - и гнидой? Да еще и бразильской почему-то.
   Но, похоже, колотун у бабки кончился. Повздыхала, повсхлипывала, дед посадил ее, накапал капелек валериановых.
   А я затихарился за станиной. Что-то тут делается из ряда вон. Бабке на глаза лучше не попадаться, потом у деда расспрошу, что за буря в пустыне.
   - Эх, почистоплюйничал ты, Толя, тогда, а то - как бы хорошо получилось!
   Дед только вздохнул.
   - Все у тебя, Антонина, виноваты, кроме тебя. Сколько раз я тебе говорил? Во-первых, то ли получилось бы, то ли нет, а главное - я в такие игры принципиально не играю. И в конце-то концов, Дусь, твоя же затея! Внуков охота? Детдомов сколько? А Надюха тебе что, плоха? Ах, чтоб в семье родился? Чей бык ни прыгал, телята наши? Ага, так ото ж. А Федька и сам не думал, не помнил, что у кого-то там в родне диабет, пока самого не шибануло. Не кори его и поедом не ешь. Сама намудрила. И не убивайся насмерть. Не старые времена. Сейчас с диабетом до наших лет живут.
   Дослушивать мне резко расхотелось. Поднялся на затекших ногах, незамеченный вернулся наверх.
   Это в сериалах все такие беспонтовые, по три серии одно и то же перетолмачивают, пока до какой-нибудь тупой доны дойдет. В жизни все куда смышленее. Я, например, почти все понял. И секретов разводить не стал. Между мужиками какие секреты? Я подождал часа два и спустился к деду снова.
   Бабки уже не было.
   - Дед, а почему дядя Федя гнида именно бразильская?
   Дед не из тех, кто от неожиданности что-нибудь нахрен уронить может. Он и на ногу не уронит, не надейся.
   - С какого места подслушал?
   - Вот с этого самого.
   - Гм. Шустер ты, вьюноша. Ну уж знай теперь как оно все есть.
   И в три минуты все выложил. Он на пять серий размазывать не станет.
  
   Когда бабка поняла, что обычным путем внуков ей не дождаться, она решила пойти путями окольными. Так и хочется сказать, скользкой дорожкой. Поначалу она, оказывается, хотела, чтоб папашей стал дедуля Толя. Почему в мамаши была выбрана мама Таня - это понятно. Характер у нее такой. Поставишь - будет стоять, положишь - лежать будет. С тетей Ниной такого сроду бы не вышло. Еще б - капитан милиции тебе не филологиня.
   Дедуля, однако, отказался. Без объяснения причин. А что их объяснять, причины эти. И так все на виду.
   Тогда бабка, наступив себе на характер, поговорила с зятем.
   Вот что дядя Федя бразилец и есть, натуральный, природный, это меня ошарашило.
   - А почему не Крузейру и не Душ-сантуш? Да еще и блондин?
   - А ты что думал, там полтора миллиона мулатов и все поголовно в белых штанах? Папаша его Петер Лембер был чистопородным фрицем, из тех, недобитых. Это, кстати, одна из причин, почему бабулечка его не любит.
   - Тут-то он какого хрена делает?
   - А вот это вторая причина. Натворил он дома что-то такое непотребное, что удрал подальше от кокосов и мулатов. Что? Спроси, может, тебе скажет. Но чтоб тридцать лет домой и не соваться - поверь, там не пустяки какие. Убийство, попытка ограбления - что-то вот такое. Это я не по злобе, по опыту говорю. А третья, кстати, причина - что он твою тетку отбил у сына ее старой подруги. Те их чуть не с пеленок сговорили - а тут нате, здрасьте. По мне, дело житейское, а ей вот неймется по сию пору.
   - А... папаша знает?
   - Алик-то? А как же не знает. И в зубах тебя с пеленок носил. И Галька тоже. И не вздумай наезжать, какие они такие-сякие. Не было бы вас с Надюхой - зачем бы мы колупались всю жизнь? Кофточки в сундуки собирать? Все для вас, все вокруг вас. А иначе - для чего? Подумай хорошо, голова у тебя - не тыковка, сообразишь, что к чему.
   А чего тут соображать, если все разжевано и в рот положено. Дед возился у верстака, разбирая какой-то карбюратор на запчасти, искоса на меня поглядывал. Потом не выдержал, спросил:
   - Ты объясняться с кем-нибудь прямо сегодня побежишь?
   Объясняться? Я подумал. Нафиг? Все всё знают. Я последний узнал, по несчастному случаю. Не проявись дурацкая эта наследственность, знать бы я не знал, кто там папаша, кто не папаша. Хорошо хоть с мамашей сомнений никаких. И почему-то очень грело, что дед Толя не при делах. Нет, не хотелось мне ни с кем объясняться.
   - Ты просто скажи всем, что я теперь в курсе. Пусть все как шло, так и идет. Только с Федей... ну, потом как-нибудь поговорю про его Бразилию. Не сейчас.
  
   Ни с кем не хотелось мне разговаривать. Не в состоянии был. Даже про Бразилию не хотелось. Я вообще как-то плыл. Я гулять пошел. Не сказав никому, шмыгнул через старую калитку в проулок. И двинул. Я не помню, куда и как шел, кажется, слегка выпал из реала. Ненадолго, кажется. Кто б мне надолго позволил? Очнулся от звонка: маманя.
   - Сынок, ты где?
   В шкафу на верхней полке... а где я? А, узнал место.
   - На Некрасовской, где скамеечки. Я тут гуляю.
   - А... а, ну ладно, не припозднись только.
   "Только"... Меня и прежде семейные доставали проверками бесконечными: где я есть, что делаю и когда домой. Я крепко заподозрил, что теперь звонки станут вообще поминутными. Согласитесь, это не жизнь. Я стал прикидывать, как с этим бороться, и вдруг почувствовал уже привычный противный озноб и дрожь в руках. Ага, пора что-то в топку подкинуть.
   Благо, с этим затруднений никаких: в двадцати шагах базарчик, с краю - овощи-фрукты, кисточка бананов в пятнышках. Самые сладкие. Отошел с ними подальше и устроился на камушке.
   Тут, на Некрасовской, клуб "Гранит", с трех раз угадайте, чей дом культуры.
   Денег у конторы много, сразу видно. Фасад опрятный, где надо - покрашено и побелено, где надо - покрыто дармовой гранитной плиткой. А чуть в сторонке, где начинается парк, устроена модная штука а-ля джапан. Сад камней.
   Устроили его только этой весной, и не знаю, что будут делать через пару месяцев, когда листья полетят. Пленку, наверно, постелют. А сейчас огород камней передо мной во всей красе.
   Ну да, больше всего это смахивает, на мой взгляд, на небрежно забороненный огород по весне. Прямоугольный в общем участок засыпан гранитным щебнем. Пятна разного цвета: серый, красный, розовый, белесый. Несколько хороших бульников вертикально поставлены то тут, то там, безо всякого порядка. Из плоских камней выложено несколько замысловатых кривых дорожек, и по ним туда-сюда гоняет ясельного возраста мелюзга.
   И урна кованая, чтоб мне не сорить. Вот как цивильно.
   Не успел бросить первую шкурку, подкатывает ко мне малявка. Одна из тех, что бегали по дорожкам. Прикольная такая малявка, лет трех примерно. Губки бантиком, ручки-ножки пухлые, из-под короткого платья смешные трусишки в оборочках.
   - Дя, дяй бананосик!
   Мне, вообще-то, не жалко. Но я халявщиков не люблю, даже малолетних. Будем воспитывать.
   - На что меняемся? Ты - мне, я тебе?
   Похлопала глазенками, поняла.
   - Камуськи хос?
   Полезла в карман, пыхтя, - кармашек маленький и неудобный. Достала несколько мелких камушков. Высыпала мне на ладонь. Глянь-ка, подобраны с умом. Все однотонные, без крапинок. Сколько ж она в них колупалась - гранит обычно пестрый, найти кусочек без крапинок - это поискать надо. Ну, молодец, не халявщица. Поменялись.... Заработав свой банан, девчонка резво попрыгала на другой конец огорода.
   Камушки я ссыпал в карман джинсов и до поры забыл.
   Дома я попал на заседание женсовета. У калитки, на заплетенной виноградом верандочке - мамуля и бабуля.
   - Сережа, постарайся как можно меньше проводить времени вне дома. И предупреждай, куда и насколько уходишь.
   Ну, мамуля, ты даешь. Я уж пару лет как сам себе голова. Не зарываюсь и прихожу домой вовремя, но где мне лазить - мое дело.
   - Мам, а если я под кустом девчонку тискаю? Репортаж тебе в телефонную трубку?
   Глаза круглые.
   - У тебя что, девочка есть?
   - Нет, это я для примера. Но ведь будет же когда-нибудь!
   - Сережа, не хами! - это уже бабуля.
   - Ба, какое тут хамство? Все по существу! Заведу девчонку - первой тебе доложусь и свечей куплю пачку.
   А вот это уже хамство, и скорей, бегом-бегом, в мастерскую, а то с бабули станется уши накрутить. Ей плевать, что непедагогично.
   В мастерской - дед, где ж ему еще быть. Шаркает напильником по какой-то детали в тисках.
   - А, Сергей Федорович прискакал!
   - Не понял...
   - Чего тут понимать. Лембер Сергей Федорович - тебе как?
   Брр.... Неохота об этом думать.
   - Меня что, без меня перекрестили?
   - Нет, все ждут, пока сам скажешь.
   Вот так. Значит, дед втихую успел провести семейное совещание. И всем велел нишкнуть, пока я сам не решу, как ко всему этому сериалу отношусь.
   А я никак не отношусь.
   - Дед, знаешь, что скажу? Не мудрите. Как все было, так пусть и останется. И не доставайте меня с этим больше. Хау, я все сказал.
   Я не ждал того, что дальше произошло. Дед просто отложил напильник, сгреб меня в охапку и стал тискать.
   - Умница ты, Сережка!
   Похоже, прослезился даже. Но я и с ним разговаривать не стал, вырвался - а от него попробуй еще вырвись, в дедулечке центнер, и вовсе еще не разваливается, - удрал наверх.
   Вот что хотите, не хотел я разбирательства заводить. Не то, чтоб мне вовсе было все равно, от кого я произошел. Но как-то даже не особо раздумывая, я понял, что ничего менять не хочу. Не хочу перекувыркивать жизнь всей семье - они как-то устаканились со всем этим за столько лет. А мне по барабану, что в бумаге написано. Быть Сорокиным я привык. Стать Лембером - а зачем? Я от этого ни хуже, ни лучше не буду. Если б фамилию переменил, и бац - выздоровел, другой вопрос. Но так не бывает. Значит, проехали, живем как жили. И Федю Лембера папой звать не буду. Перебьется. Папой так и останется папа Алик. Мы с ним всегда хорошо ладили, ну и нефиг в перевертыша играть. Просто зайти и сказать: па, привет!
   В кабинете у отца музыка жужжит. Значит, уже дома, на работе не задержался. Он всегда музыку включает, когда приходит. Я уже все наизусть знаю. В основном - битлы, ну и сопутствующие. Сейчас там что играет? Отель Калифорния. Нормальная музычка.
   - Па, привет!
   Чего боялся - что он, как дед, обниматься полезет. Тогда я сам разревусь. Слава богу, не полез.
   - Привет, Сереж, ты как?
   - Тридцать восемь.
   - Что тридцать восемь?
   - А что - как?
   - Фу, напугал! Я думал, температура тридцать восемь.
   - Не, температура в норме, сахар шесть. Завтра в школу.
   - Ну... аккуратней будь, сынок.
   И смотрит. Сто пудов, все уже знает. Но не пристает, не ахает, не сопливится. Нормальный мужик.
   - Ладно, па, я к себе.
  
   Есть у меня такой личный прибабах: у меня руки должны быть заняты. Особенно если я о чем-то думаю. Не могу думать лежа или изображать позу статуи мыслителя, стоит такая на отцовском столе. Думается лучше всего за делом. В мастерской всегда можно найти, чем заняться. Неохота в мастерскую, как сейчас - прибрать в комнате. Помыть посуду... нет, посуду уже мать вымыла. Почистить аквариум. Вода в двадцатилитровой бутыли как раз отстоялась. И подумать.
   Правильно ли я сказал деду, что все останется как есть? Однозначно. То, что всему затейница моя бабуля, ясно. Не займись она сводничеством - не было бы человека, то есть меня, и проблемы однозначно тоже. Мне, по-хорошему, ей еще за это спасибо сказать, что я все-таки есть. Но трогать ее не буду, пока сама не заговорит.
   С отцом - считай, поговорили. Все всё поняли.
   С матерью - есть опасность, что ударится в панику. Да уже ударилась. Не проводи время вне дома. Ага, сиди как гвоздем пришитый: ты больной, хромой, инвалид, блин. С этим предстоит еще воевать.
   Ну и, типа папаша Федя. С этим разговора не избежать. Бразилец - откуда он взялся в нашей тьмутаракани? Из-за чего сбежал? Кроме деда-фашиста, какая еще есть родня? Бабуля, тетки-дядьки, двоюродные? Интересно же!
   А в это время я промывал камушки из аквариума. Кто не водил хотя бы примитивных гупёшек, тот не знает, как загаживаются камушки за неделю. На них падает всякий подводный мусор: остатки корма, рыбьи какашки и прочее, когда сливаешь с них воду - они осклизлые, противные.
   И тут я вспомнил про "камуськи", полученные от мелкой девчонки в сквере. Что добру пропадать - брошу-ка я их в аквариум. Тем более там такой же гранитный щебень. Вот только помою их отдельно, в пол-литровой банке, чтоб в аквариум не затащить незнамо какую заразу. Рыбки - скотинка нежная.
  
   Вот с этого момента прошу, как говорится, поподробнее.
   Камушков было четыре. Три кусочка гранита: серый, темно-красный, розовый. И белесый кристалл, который я определил как кварц. Его в граните всегда полно. Я кое-что в каменючках соображаю. На камне сидим. Отец - по этому камню профи. Надюха - тоже, она на пятом курсе геологического факультета и работать будет на том же "Каменскграниткарьере". Жить рядом и не нахвататься? Ну не дурак же я.
   Вот камушки булькнули в водопроводную воду, я поболтал и слил. Так, пыль смыта. Еще раз... Опаньки! А где четвертый камень? Серый, красный, розовый - вот они. А белесый?
   Залез в банку пальцами, выгреб камни. Все четыре на ладони. Бросил в воду. Четвертый снова пропал.
   Слил воду, достал ставший без смытой пыли совсем прозрачным камень. Положил на ладонь. Практически правильный восьмигранник. Сторона квадрата миллиметров двенадцать. У меня глаз привычный на размеры, определяю точно. Длинна оси - больше двух сантиметров, а вот я его штангенциркулем... двадцать три миллиметра.
   У меня уже не то что лоб взмок, ладони - и те вспотели. Я же говорил, что в камушках кое-что соображаю? Я взял в правую руку "камуську", зажав ее наподобие карандаша. Левой придержал на столешнице скользкую стеклянную пол-литровую банку из-под мелких огурчиков. Примерился и нарисовал вершиной восьмигранника круг.
   Потом отложил камень в блюдечко и щелкнул ногтем по этому нарисованному кругу.
   Бздым - брякнулась внутрь вырезанная стекляшка. Оставалось только вытереть пот со лба.
   Вы много знаете субстанций, которые могут нарезать из стекла блинчиков? Я - две. Хорошая инструментальная сталь, из которой стеклорезы делают. И алмаз.
   К стали камушек отношения явно не имел.
   Ай да камуська, ай да малявка. Дура мать, что ей бананы не покупала. Такую надо просто бананами завалить.
   А нашла она алмаз, как пить дать, в гранитной россыпи сада камней. Больше негде. И значит, там могут быть еще. А щебень брали из наших карьеров. Следовательно, камушек этот - местного происхождения. Ни фига себе заявочки, называется.
   В общем, я решил назавтра изобразить из себя созерцателя в саду камней и самому полазить по этой щебенке. Не знаю, что выйдет, в лоб авось никто не даст.
  
   Грешным делом, хотел я с утра пробросить школу. Уж больно зудело под коленками - найти еще "камуську" - другую. Но утром, протерев глаза, раздумал. Не потому, что совесть проснулась. Я ее еще во втором классе на пирожок с компотом променял. Ясное утро в середине сентября что значит? Туман на рассвете и сильную росу, пока не припечет. Припечет часам к десяти-одиннадцати. А по мокрым камням мало что радости никакой лазить, так роса еще будет блестеть и путать мозги. И добро, если там битого стекла не накидали.
   Так что в школу я пришел вовремя. Даже спросить успел у Аминат Садоевой, соседки по парте, что нового проходили. Но поскольку начало года, проходили пока старенькое, так что не особо я за неделю и отстал.
   С Аминаткой нас посадили за одну парту после истории, приключившейся в конце прошлого года. Остолоп Тимка Прохоров сдернул с нее косынку.
   Делать этого никак было нельзя. Это не Лилька-прошмандовка, с которой хоть юбку обдери, глазом не моргнет. Аминат чистопородная чеченка.
   Её папаша, Ваха-чечен, появился в наших краях больше двадцати лет назад, задолго до того, как Чечню стали склонять на все лады. Приехал молодой парень с женой, всех вещей - на двоих полтора чемодана. В пригородном селе Касимове, где половина народа - татары, устроился чабаном. Поселился в саманной халабуде на чабанской точке, - другого жилья не было.
   А несколько лет спустя, когда старшего сына Муслима надо было в школу отдавать, вышел конфуз. Жили-то они по-прежнему на точке, только там давно уже стоял добротный каменный дом, и бегала орава детей. А адреса у дома не было. Какая-то левая прописка в Касимове, и только. Фишка состояла в том, что от этого дома без адреса куда ближе было до города, чем до Касимова, и в школу Ваха хотел возить детей в город.
   Дело кончилось основанием нового населенного пункта под названием хутор Овечий. Там и прописали всю чеченскую шайку. Теперь вместо колхозного пастуха есть вольный фермер Ваха Садоев с неимоверным каким-то количеством баранов и по Садоеву в каждом классе школы.
   Пацаны все были как пацаны, без закидонов. Девчонки, в общем, тоже ничем не отличались, пока мелкие были. Это уж в старших классах, когда наши барышни уже и покуривать стали, и коктейльчики посасывать, и обжиматься по углам, почувствовали разницу. К концу восьмого класса. И кое-кому очень это вредно стало. Я же знаю, какая паршивка Тимку подговорила насчет косынки. Сам бы не додумался, он дурак и уши холодные.
   В школе у нас формы нет. Так что косынки эти, отдаленный такой намек на паранджу, никого не колыхали. Даже на физкультуре садоевские девчонки в них бегали - всем было по барабану.
   Он подкрался сзади, Тимка, просто сдернул с головы платочек этот. И запрыгал, закривлялся, заблеял по-овечьи. Тряс перед лицом пестрой тряпочкой, не давал схватить. Выскочил за дверь класса, руку оставил внутри и орал дурным голосом.
   Косынку я отнял и выдал Тимке хороших пенделей пару штук.
   - Ты чо? - вылупился он. - В шахиды записался?
   - Идиот! Она братьям пожалуется, тебе такого шахида устроят!
   И с тем прописал ему еще разок по шее. И как раз под это дело братцы и возникли - один в десятом классе, другой в седьмом, но тоже ничего себе амбальчик. Они в дверь, сзади Аминатка уже в платочке, а тут у нас, блин, разборки. Старший, Муса, спросил:
   - Э, Сереж, а может, мы сами? Ты-то чего встрял?
   - Дураков, Муса, и в алтаре бьют.
   Дошло до Прохорова, что попалился. Но отделался, в общем, легко. А Аминатку с начала девятого класса посадили со мной. Говорят, сам Ваха об этом попросил классную. Ну, мне это параллельно. Аминат спокойная девчонка и не надоедливая.
   А удрал я после четвертого урока. Солнце вовсю жарило, камни нагрелись. Я долго прикидывал, где малявка та могла отыскать камушек. И рассудил, что скорее всего алмаз лежал в кварцевом пятне. Что может быть путнего в гранитном массиве?
   Я, конечно, тогда в геологии был - дуб, дерево хвойное. Это сейчас, два года спустя, основательно подковавшись, очень даже легко я себе объясню, что был дурак полный. Тогда объясните мне, как получилось, что я нашел еще два камня?
   Один - длиной сантиметра в полтора, правда, неправильной формы и с трещинками. А другой - роскошный, правильный восьмигранник, только совсем маленький. Миллиметра четыре по квадрату.
   Я лазил по камням в позиции задом кверху часа два. Пока в голове не поплыло. Сообразив, что если я сейчас, типа после шестого урока, не появлюсь к обеду, то меня насмерть зазвонят, кинул в рот конфетку и дернул домой. Даже успел вовремя.
  
   А вечером был большой семейный педсовет. На мою тему. Один вопрос на повестке дня: как мне жить дальше.
   Все собрались на бабкиной веранде. Сами бабуля с дедулей во главе стола. Дядя Коля с тетей Ниной, с Надюхой - она проходила на "Карьере" преддипломную практику. Мать с отцом. И Лемберы - тетя Галя с Федей.
   Что характерно, после всех наших сериалов дядей Федей мне его называть как-то резко перестало получаться. Язык не поворачивался. Так... просто Федя. Как там по-благородному? Теодоро? Вроде бы... Я на него поглядывал искоса, новым глазом. Похож, не похож? Ну, типа, оба истинные арийцы. Белокурые бестии, стальные глаза. А самое большое сходство - порченая сахаром кровь.
   Выставили ведерный самовар, плюшки-ватрушки, чаи-сахары. Переговаривались вполголоса между собой, пока бабка не постучала ложечкой по чашке. Председательша наша.
   - Дорогие мои, повод собраться у нас сегодня не самый веселый. У нашего Сережи, а стало быть, и у всех нас, случилось страшное несчастье. Диабет - это болезнь, которая становится образом жизни. Мы должны дать мальчику понять, что жизнь у него теперь должна кардинально перемениться. Он должен научиться беречь себя и нас.
   Сережа, твое спасение - минимум всяких случайностей. Минимум риска. Никаких глупых лихачеств. Тебе может стать плохо в любой момент, и что будет, если рядом не окажется никого? Я даже думать не хочу о таком. Ты не возражай, подумай хорошенько. А еще лучше - посмотри на мать. И еще раз подумай, как тебе жить.
   Ну конечно, на мать я посмотрю. Ревет она в три ручья.
   - Мам, ты меня что, уже заживо похоронила? Чего плакать-то, я ж не умер, я только болею!
   - Цыц! - Бабка прикрикнула. - Это, как ты понял, ко вчерашнему разговору. Сережа, дома у тебя есть все условия для учебы и жизни. И тут постоянно есть кому помочь, случись что.
   - Сынок, если девочка - пусть к тебе приходит в гости, всех друзей будем принимать, как родных!
   - Это только, чтоб я сидел дома, не гулял?
   - Ой, Серега, не ёрничай! - это дядя Коля. С ним-то все понятно, его из дома надо ломиком выковыривать. Только бы лежал да с боку на бок переворачивался. Черт, неужто вся семейка решила засадить меня под домашний арест?
   Я никогда не был шатуном. Бывают люди такие - с утра утянутся из дому, только ночевать придут. Я дом наш любил, и стариков всех, и мастерскую. Но стоило подумать, что этим да еще школой ограничится вся разнесчастная моя жизнь, так сразу тошно стало. А дядя Коля свое гнул:
   - Выпивка и курево тебе теперь жесточайше противопоказаны!
   Тоже, нашел чем попрекнуть. Курить я и не пробовал. И пиво не особо любил. А кому что докажешь?
   Помощь пришла, откуда и не ждал. Подала голос Надюха:
   - Надо его спортом заниматься отдать. Физуха сахар знаете как выжигает!
   Ой, как на нее загалдели, как руками замахали! Весь бабий батальон, мать, бабка, тетки, дядя Коля. Весь галдеж к одному сводился: дура, ребенка угробить хочешь!
   - Да замолчите наконец!
   Это отец хватил кулаком по столу. Ложки-плошки подпрыгнули, брякнув.
   - Вы что, собрались парня в вату завернуть? Или в аквариум посадить по гроб жизни?
   - П-почему в аквариум? - всхлипнула мама. Она от слез заикалась.
   - Потому... вы хоть сами себя-то слушаете, что вы предлагаете? Сиди дома, мы с тебя пылинки сдувать будем, мы тобой в куклы будем играть...
   - Почему же это в куклы? - спросила бабка.
   Отец не сразу ответил, держал паузу.
   - Народ, вы считать умеете?
   - ???
   - Кому затруднительно - посчитайте, сколько лет Сережке и сколько нам. Я жестоко скажу, но уж как есть. Татьяне на пенсию через год, мне через два. Остальные - каждый свой паспорт знает. Мы, конечно, не завтра помирать собираемся. Но пока еще не собрались - надо сделать так, чтобы он в любой момент сумел обойтись своими силами и сам справиться со всеми проблемами. А вы что хотите? Спеленать? А как он потом, спеленатый, по жизни без нас? Мы все вымрем, как мамонты, а он будет в пеленках завязанный лежать и рот раскрывать. А положить-то в этот рот будет некому.
   Так что не сметь разводить панику. Парню выучиться надо будет. Работать надо будет. Да, жить придется с оглядкой и с осторожностью. И самостоятельно! А потом еще своих детей воспитывать.
   Так что, рассказывай, Надежда, как там физкультурой и спортом нужно по диабету ударять.
   Я же говорил - нормальный мужик у меня папаша. А Лембер молчал, как воды в рот набрав. Ладно, я тоже набиваться не буду.
  
   Надюшка не стала на всем семейном совете рассказывать о своей типа лечебной физкультуре. Отмазалась тем, что долго, и отец ее после чая к нам позвал - обсудить между заинтересованных лиц. Мать осталась с бабкой - плакаться друг другу в жилетки по поводу моей горькой судьбинушки.
   Сели мы у отца в кабинете. И тут меня как обухом по лбу: это ж два геолога собрались! Стало быть, побоку покамест физкультуру и спорт. Поэтому когда отец, проехавшись по "слюнявой бабьей команде", предложил ей рассказать подробности - я их тормознул.
   - Па, погоди, успеем. Вы тут оба грамотные, посмотрите-ка вот на это.
   И выложил на столешницу оба найденные днем камушка. Два.
   Я своим доверяю. Но туза в рукаве - в виде большого алмаза, решил оставить себе. Про него ж все равно никто не знает! Ну, малявка не в счет. Я рассудил, что этих двух достаточно для разговора с профи.
   Надька с присвистом наклонилась над столом. Отец достал из ящика лупу. Схватил разглядывать сначала восьмигранник.
   - Красавец, ах, красавец... Чистейшей воды, каратов двадцать пять - тридцать. Второй тоже неплох, распилить на части - и годится в огранку. Где добыл, вольный старатель?
   Я сидел, посмеивался.
   - Пап, даже не старался. Нашел сегодня в саду камней на Некрасовской. Сижу там, на камушке, размышляю, понимаешь, о вечном, а передо мною блестит. Подумал, бутылочный осколок. Подобрал, вот этот, который поменьше. Пошарил там же в радиусе шага. Нашел второй. Больше не искал. Может, поискать? Где у вас такую щебенку добывают?
   Отец отложил лупу, камушки сбросил в пепельницу. Он курить давно бросил, но пепельница на столе оставалась. Чей-то подарок, из черного камня вырезанная негритянка с корзиной на коленях. Надюшка тотчас же придвинула ее к себе, взяла лупу и стала разглядывать.
   - Раз ты, пострел, сам везде успел, посвящаю тебя в профессиональную тайну. Надя ее знает, наша, считай. Слушай и ты, мотай на ус и запомни, что это не для широкой публики.
   Если бы ты учил геологию, знал бы, сколько всяких месторождений привязано к таким выходам древних гранитов. Мы расположены на территории древней стабильной материковой платформы, к которым приурочены все алмазные месторождения. Что африканские, знаменитые Кимберли, рудники Намибии и прочие, что индийская Голконда, что наше якутское. В гранитах есть выходы кимберлитовых трубок, частично уже разрушенных. По Каменке и ее притокам на заплесках попадаются камни, вымытые с коренных месторождений и перенесенные водой, россыпи так называемые. Это вторичные месторождения.
   Там же попадается и россыпное золото. Оно привязано к кварцевым жилам. Эрозией кварц разрушает раньше, чем гранит, и уносит водой. А речное ложе действует как естественный промывочный агрегат.
   Так что ты, сын, не первооткрыватель. Про эти полезные, с позволения сказать, закопаемые, мы давно знаем. Ходила специализированная разведка, еще до перестройки было дело. Вопрос в том, что по запасам и условиям залегания признано это все было неперспективным. Вроде, не столько тут алмазов и сопутствующего золота, чтобы вкладывать хренову тучу государственных средств в разработку. А кроме государственных, никаких денег туда вложить невозможно, что тогда, что сейчас. Монополия на недра у нас - у казны. И этот хорошо.
   - А старатели? Я читал где-то, что артели на Колыме сохранились.
   - Так то - на Колыме! Там они в основном перемывают россыпи, загубленные некачественной машинной промывкой. И там официально есть золотодобыча. А у нас ее официально нет. И предвидится не скоро.
   Я вам честно скажу, ребятишки: на самом деле тут, - он топнул ногой, - не так мало. Но это все решили оставить на потом, про запас. Как консервную банку с тушенкой на черный день. Вон Архангельское месторождение - мы с ним стоим на одном выходе. Про него узнали ровно тогда же, когда и про нас. В конце семидесятых где-то. И тоже выдали за неперспективное. Придерживали, пока якутские запасы истощаться не начнут.
   А с нами дела еще хуже. И тут даже не в объемах дело, а в политике. Месторождения что золота, что алмазов обычно располагаются в удаленных, труднодоступных местностях. Мало населенных, как правило. И поскольку черные старатели неистребимы, за ними в малолюдстве и в отдалении легче присматривать. Типа, все на виду.
   А тут - давно обжитый, густонаселенный район. Двести пятьдесят тысяч населения - по периметру предполагаемых разработок. Алмазоносная провинция выходит далеко за пределы территории "Карьера", она захватывает два соседних района. Золотоносный район - еще шире. Областной центр - миллион населения, за полторы сотни километров, и до Москвы - день езды по хорошей дороге. Если тут объявить добычу - начнется такая, блин, золотая лихорадка! Опять-таки, сельское хозяйство, пашни, пастбища - сколько площадей уйдет под вскрышные работы? Изгадят всю округу - мама, не горюй! А шахтным методом, по условиям залегания, добывать нельзя, локализовать добычу на небольшой площади не получится.
   Как со всем этим бороться - никто до сих пор не придумал. Более того, мы не одни такие в центре России. В Подмосковье есть места, где можно по мелочи золотишко полоскать. Но там не будут его трогать вообще никогда. А у нас - только если сильно приспичит. Мы ведь даже не Архангельск!
   Любители пошариться периодически появляются. Когда больше, когда меньше. В девяностых, в первую половину, было больше всего. Сколько вокруг этого было трупов - спроси тетку Нину, она хоть и работала по другому профилю, но помнить должна хорошо.
   У нас, во-первых, все же не тайга. Степь, и каждый в степи - как вошь на лысине. Правда, в тогдашнем бардаке, при полном отсутствии охраны - получалось кое у кого покопаться втихую и что-нибудь добыть. Другой вопрос, реализовать добытое легально никто не мог. Несли к Сеньке Дрязгину - был тут такой криминальный авторитет. Он деньги давал и за золото, и за камни. Но только все, кто к нему добытое сплавлял, как-то дружно умерли не своей смертью. Кто утонул, кто повесился, кого машиной задавило, кого пристрелили без затей.
   А потом, уже где-то в девяносто шестом, сам Дрязгин с парой ближайших помощников без вести пропал. С тех пор все - как отрезало черное старательство. Может, потихоньку где-то кто-то что-то копает, но сбыта не стало. Держат у себя. Дрязгин, тот щеголем был еще тем - зубы у него были в золотых коронках, а в один был вставлен бриллиант. Такого вот, - отец показал на "красавца" - размера, только с хорошей огранкой. Дурак был, понтовался напропалую. Ну, тогда таких было - тьма.
   Так вот сынок, я к чему... Алмазы эти, равно как и золото - они есть, но их как бы нет. Нашел на ровном месте - это бывает. Может, и еще где найдешь, - отец усмехнулся. - Но толку в этом - никакого. Продать это - невозможно. Легального пути нет. А криминал - он и есть криминал. Ограбят и добро, если не убьют. А попадешься нашей доблестной милиции - и тетя Нина не отмажет.
   Так что, Сережка, хочу тебе сказать: ты умница, что камни принес ко мне. Спасибо, что доверяешь. Занялся бы самодеятельностью - неизвестно, чем бы кончилось.
   Камни я заберу. Сдам их завтра Воскобойникову, с приложением всей истории как ты мне изложил ее. Тут все нормально будет, поскольку в добыче периодически алмазы проскакивают. За них платят премию и опять-таки делают вид, что ничего подобного у нас не растет. Воскобойников, кстати, тоже никуда их не девает. Они в сейфе лежат, накапливаются не знаю уж сколько времени. Павел Михалыч, очевидно, ждет легализации. Может, знает планы, когда добычу начнут. Но мне бы, честно говоря, не хотелось, чтоб у нас в Каменске открыли прииск.
   - Дядь Алик, - встряла Надюшка, - а сколько может такой красавчик стоить?
   - Правильные, чистой воды - очень дорого. Даже необработанные. Этот - насколько я представление о ценах имею - тысячи три баксов за карат, на прикидку. Вот и считайте. Чем крупнее камень, тем дороже за карат, считается все в геометрической прогрессии. Второй - наверно, гораздо меньше, качество куда хуже. Но, детки, зарубите на носу - вы этих денег не получите. Продать алмазы официально не может даже наше предприятие. Хотя оно на две трети государственное, хотя камни на его территории добываются. Очень строго с этой красотой! То-то ж Воскобойников нигде их не светит. А он бестия хитрая, не зря директором столько лет.
  
   До разговора о физкультуре в тот раз так и не дошло. Загрузил нас папаша с алмазами.
   У меня голова пухла. Пусть двадцать пять каратов, пусть по три тысячи баксов, это уже деньги по нашим местам сумасшедшие. Да и по другим немаленькие, как ни крути. Ну ладно, эти деньги я уже, можно сказать, положил в воскобойниковский сейф. Но сколько же должен стоить камень, полученный в обмен на банан???!
   Прихватив алмаз, я пошел в мастерскую. Там никого не было, и слава богу. В одном из шкафов стояли старые весы. В древние времена, когда снимали еще механическими фотокамерами, не цифровыми, дядя Коля сам проявлял и печатал фотографии, и сам составлял все реактивы для обработки. Вот на этих весах и взвешивал все - полграмма того, два грамма этого, десять еще чего-то. Все так делали. Весы были чуть не в три раза старше меня, но такие приборы от времени точности не теряют.
   На одну чашку положил камень, на другую пинцетом стал складывать разновески.
   Тридцать девять и восемь десятых грамма. Сто девяносто девять каратов.
   И если квадрат основания больше в три раза, то что, можно в три раза больше за карат получить? А откуда я знаю, что в три раза больше? Может, в два или в пять? Какая разница. Что так, что этак нереальные какие-то суммы. Для меня - непредставимые.
   Офигеть можно с этим всем. Тем более продать такое мне все равно не получится.
   Но и Воскобойников от меня шиш получит. Уж лучше я припрячу "камуську" на неопределенное время. Не консервы, не испортится.
   Уясним для себя одно: торопиться некуда и незачем. Надо просто побольше обо всем этом узнать. Что, откуда, почем и зачем. Начиная с общей геологии и подробнее - о геологии нашей местной. Даже и в интернет лазить не надо. Залезть лучше в отцовский шкаф. Там специальной литературы - вагон и маленькая тележка. Надюшку потрясти. Она же в университет поступала на геологию с расчетом работать у нас, в Каменске, и должна знать местные условия. Знать, где искать.
   Потому что подсказывал мне внутренний голос, что в скверике на Некрасовской в саду камней искать больше не получится. Так, для очистки совести забегу посмотреть после уроков...
   Последний урок был физкультура. Его нарочно ставят последним, потому что после часа беготни трудно успокоиться, все так и норовят походить на ушах. Но я на физкультуру не попал.
   На перемене поймала меня медсестра Татьяна. Позвала в медкабинет, закрыла дверь. Стала осматривать, расспрашивать, писать что-то в мою карточку. Потом бумаги закрыла.
   - Ну что, ёжик-Сережик? Ты как?
   - Да, в общем, ничего... привыкаю.
   - Брось, не журись! Не так все плохо. Не хуже людей проживешь.
   А у меня уже глазки на лоб лезли: одна за другой, сверху вниз, начали расстегиваться пуговки на белом форменном халате, оттуда показался кружевной бежевый лифчик со всем, что в него упаковывают. А потом это все распаковали. Отчего бы нет. Урок начался, заглянуть некому. Если кого и занесет - дверь на замке. А окна до половины белой краской закрашены. Подглядывай, не подглядывай - все одно. Слышал я о таком от ребят. Теперь самому пришлось. А я не против. Ни одного раза. Ни двух тоже.
   Татьяне лет двадцать пять, пышная, сдобная, добрая душа и честная давалка. И кое-что кое в чем понимает.
   - Это кто ж тебя соблазнил до меня?
   - А то не знаешь: Лилька Шапошникова.
   - Тьфу, погань белобрысая. Бегать к ней все равно будешь, так презерватив - в обязательном порядке. А то подцепишь с нее. Это чудо уже в перышках! Три, по крайней мере, обеспечит. И недорого возьмет.
   - Я-то ее и даром не возьму. Одного раза хватило. Противно. Больше не пойду.
   Хихикнула.
   - А ко мне пойдешь?
   - Ну, с ней-то себя не равняй!
   Еще немного посмеялась, одеваясь и прихорашиваясь.
   - Знаешь, Сережик, ты же поздний ребенок. Тебя мамка во сколько родила? В сорок? Так тебя и будет тянуть на дам постарше. Женишься, возьмешь девчонку старше себя лет на семь-восемь. И жить будешь хорошо, лучше, чем с ровесницей.
   Обняла, поцеловала, прижала к бюсту. Потом открыла дверь и вытолкнула из медпункта. Сказала вместо напутствия:
   - Ко мне тоже больше не ходи! Не мылься, бриться не придется!
  
   Так что из школы я вышел в растрепанных чувствах, ощущая себя каким-то взъерошенным и чуть не забыв сумку. Шальная баба Танька! Вот найду еще камушек-другой, уж каким-нибудь образом изыщу возможность его привести в божеский вид. Огранить и оправить... а может, и сам смогу, научусь, руки у меня растут откуда надо и вставлены тем самым концом, каким требуется. Не последний же камушек в этом каменном саду-огороде! А если там нет, узнать, откуда щебень в тот огород возили, и там полазить...
   Мысли были какие-то шальные, неопределенные, Таньку по-любому следовало отблагодарить, не только и не столько за кувыркание на топчане, сколько за спасение жизни парой недель раньше. Хотя она и то, и другое делала не от ожидания благодарности. А как в том мультике: "А за что? - А так! Просто так!"
   Но, помню, ничуть не удивился, когда на месте новомодного японского дизайна обнаружил до черной земли подчищенную яму и несколько сваленных в углу особо крупных каменюк.
   Пришел домой крепко задумавшись. Откуда брали щебенку? С одного места или с разных? Откуда, главное, брали кварц? Какой шанс, что на место разработки можно заглянуть? Если с действующего участка - никакой. Не получится. Там охрана круглосуточно, даже когда выемка не ведется. Техника остается ночевать в карьере, если не бдить - аккумуляторы поснимают, вообще на запчасти раскрутят и в металлолом сдадут.
   Узнать, откуда брали. Найти схожие участки, где добыча не велась или ее уже прекратили. Взять геологическую карту, покататься по окрестностям. По трем районам? Ну, проселков много. Я на дедовом "козле" по асфальту, что ли, рассекал? Нет, по асфальту - только за город выскочить, когда этих, с полосатыми палочками, в пределах первого километра не наблюдается. Потом - в стороны, где их сроду не водилось. На речку купаться, куда-нибудь подальше от города, на Пятые или даже на Седьмые Пески. В лес на шашлыки всем семейством, когда возвращаются все, кроме меня, клюкнутые. За жерделями в степь в июле-августе. Там права спрашивать некому.
   Так что по-быстрому отбояриться от уроков, и - вперед, с песнями. За всесторонним изучением вопроса.
   Отец пришел, когда я еще возился с уроками. Не переодевшись даже, заглянул ко мне, позвал в свой кабинет. Вынул из кармана пиджака красную пластиковую карточку, положил на стол, щелчком отправил ко мне.
   - Это тебе от Публия Сервилия.
   Это у директора карьера прозвище такое было. Публий Сервилий Воскобойников. Откуда такое чудное погоняло - ума не дам. Как-то раз спросил у отца - почему римлянин? Тот захихикал и сказал, что не римлянин, а нумидиец. Ну, фиг с ним. Мало ли как обзовут, а кличка эта к нему присохла за много лет до моего рождения.
   - Премия? - догадался я. - Па, я уже видел, как сад камней подчистили. Оперативно он!
   - Не то слово. - Отец усмехался. - У нас три десятка человек сняли с работ и поставили золушками. То есть вручную, как Золушка в сказке, перебирали щебенку.
   - Ну?
   - Ну вот тебе и "ну". Обнаружили еще шесть камней. Один - такой же красавец, как твой вчерашний, но длина грани раза в полтора больше. Остальные - есть больше и меньше, не такие правильные, но представляют значительную коммерческую ценность. На премию я даже намекнуть не успел. Сам позвал и выдал. Знаешь, сколько?
   - ?
   - Ну, он уже в курсе того, что ты заболел. Так что на твое лечение, уж не знаю, по какой он бухгалтерии это проводил, - триста тысяч.
   - Фигасе! На сколько же тогда камушки потянули?
   - И не думай, - предупредил отец. - Я знаю, и ты знаешь, что это бесценок и умножать надо на курс доллара минимум, или даже евро. Но даже не думай. Почему - я тебе уже объяснял. Поскольку у тебя шило в заднице, поскольку искать все равно пойдешь, - честно предупреждаю, все только через этот канал. Единственно безопасный и почти легальный.
   Я сидел и думал. Кому б меня не знать, как папе Алику. Для меня ведь даже вопроса не стояло - искать или не искать. Но отца подводить под разборки у нумидийца или кто он там есть, у Воскобойникова, последнее дело. Павел Михалыч у нас в городе фигура, можно сказать, монумент гранитный. И не только в городе. И в области он что-то значит, и в Москве "Каменскграниткарьер" имеет представительство и делает нехилые дела. Я понимал, что по сравнению с алмазами все эти дела - тьфу и растереть, алмазами только монстры занимаются. Но не поверю я, что нет у него возможности втихую камушки сплавлять по цене куда более приближенной к действительности.
   Соотношение наших весовых категорий - примерно как то, по которому он заплатил. Пропорционально. Блин, глыба, матерый человечище. Не объехать, не обойти. Конечно, свято место пусто не бывает. Наверняка в городе и после Дрязгина кто-то занимается скупкой и камней, и золота. Но я туда не пойду и искать не стану, однозначно. А что делать? А поторговаться, и навести тень на плетень.
   - Па, а зачем Воскобойников камни собирает, если ему их самому продать нельзя?
   - Да тут такое дело... Он по молодости лет по золоту работал, как раз в тех местах знаменитых, близ Магадана. Там народ всегда был крутой и самовольный, от начальства и от министерства в такой дали. Там ситуация была - вроде нынешней. Один деятель присмотрел себе территорию, которую уже обследовали и признали неперспективной. Денег на планомерную разведку ему не дали. Тогда он туда заслал мужичка, старателя с хорошим нюхом. Мужичок покорячился лето и принес золота - килограмма четыре. Я не знаю, как тот деятель с тем старателем рассчитывался, уж поверь - четыре кило золота не пустяк. А сам потом поехал в Москву, в министерство. Зашел к министру. Высыпал весь мешок ему на стол и сказал: "Вот золото, которого нет".
   Все сразу нашлось: деньги на разведку, люди, техника. Будь золота триста грамм, авантюра бы вряд ли выгорела. Так что я, Серега, тихо подозреваю, что наш Публий Сервилий хочет сделать тот же финт и копит камней на целый мешок. Резон у него есть. Гранит и алмазы - разница в статусе на порядок. И в деньгах тоже. Но мафия там - мама, не горюй! В этот бизнес с ерундой не пустят.
   - А он купил бы камушков где-нибудь на стороне и объявил бы их местными
   - Не знаешь, молчал бы. Не выйдет этот номер. Во-первых, купить на стороне так же проблематично, как продать. Во-вторых, специалисты уверено определяют происхождение камня. Вот у того же Семена Васильевича Дрязгина, это да, интересовался он перекупить камушков. Но что-то не срослось, у Дрязгина, как я понимаю, был свой канал сбыта, скорее всего, за границу, и расценки наверняка повыше. Ну, а потом и Дрязгину пришел логический хандец.
   - Значит, ему вольные старатели нужны? Неофициальные, которых как бы нет? Но ему сколько лет камушки собирали. Сколько ж их у него и сколько ему, в конце концов, надо?
   - Будь мы где-нибудь в тьмутаракани - давно бы профинансировали строительство рудника и обогатительной фабрики на базе "Карьера". Но чтобы у нас в Черноземье, в густонаселенной местности - заманиха должна быть богатая.
   Помолчал, постучал пальцами по столу.
   - А может ты, Серега, и прав. Я же понял, о чем ты подумал: собирает для себя, а потом сдернет за бугор с камнями. Может, он что-нибудь такое и думает. Но - не делает. Я много лет смотрю на пополнение коллекции. Все до единого на месте. А во-вторых, и за бугром кто попало камушки не купит, и у кого попало их не возьмут. Может, смотрел фильм, называется "Кровавые бриллианты", там еще смазливенький этот играет, Ди Каприо? Фильм дрянь, но поставлен на фактах. И факты - куда покруче истории в фильме, это уж как водится. Вот после этих фактов те, кто у Дрязгина и ему подобных собирал урожай, жизнь стала похуже. В официальных местах покупки алмазов, они в основном в Роттердаме расположены, стали всех клиентов рассматривать под лупой. Левая добыча в мировой оборот все равно проскакивает, посредники всегда были и остались. Но их услуги сильно вздорожали. Если поймают - выкинут к чертям с алмазного рынка, так что за риск стали брать больше.
   - А ты откуда это все знаешь?
   - А тут догадаться - элементарно, Ватсон. Простого здравого смысла хватит.
   Ну, я прикидывал тоже на уровне простого здравого смысла: что дальше делать. И, кажется, придумал неплохую версию.
   - Па, мне Воскобойников, типа, негласное разрешение на поиски дал?
   - Ну, это слишком сильно сказано. Просто дал понять, что на возню где-нибудь в отвалах внимания не обратят, тем более на ребячью. При условии, конечно, что не попытаешься что-нибудь сплавлять на сторону. Видишь ли, на самом-то деле, за чуть не два десятка лет улов не так уж и впечатляет. Если б за год - тогда и министерство на уши встало. А так... слышал, наверно, понятие такое - фарт? Вот ты у нас оказался самый фартовый из всех, кто на моей памяти делал взнос в его копилку. Два нашел сам, шесть - по твоей наводке, общая масса больше шестисот карат. Сила! Не знаю, везло ли так тем, чьи камни проходили мимо копилки Воскобойникова, но ты его удивил.
   - Па, а не может быть так, что он Дрязгина заказал? Как конкурента?
   - Вон куда хватил!
   Отец примолк на минуту. Я ждал.
   - Грешен, сам об этом в свое время подумал.
   - Ну и что придумал?
   - Не он. Не то чтобы я его считал за ангела. Но он управленец, интриган, игрок на перспективу, на несколько ходов вперед. Если бы ему так было надо - ему проще было бы подключить ФСБ, незаконным оборотом драгоценных камней оно занимается. Тогда эти камни сыграли бы на него - они есть, значит, их надо добывать. Даже в живом виде, не арестованный Дрязгин, скупающий те же самые пресловутые алмазы, был ему полезнее, чем убитый.
   Ну, и еще, вопрос открытый - кому бы он его заказал. Я хорошо знаю Воскобойникова, не один десяток лет. Не наблюдал я у него в окружении никого из блатоты, даже тогда, когда они очень много силы забрали. Он с ними не водился, ни явно, ни тайно. У нас в городишке ничего тайного не бывает, знаешь сам: на одном конце пукнут, на другом отмахиваются. Павел ими просто брезговал. Время показало, что он поступил дальновидно. Потому что большая часть этой братвы сейчас или в тюрьме, или в могиле. А он по-прежнему процветает и строит карьеру на много ходов.
   - Ладно, - сказал я. - Значит, за Публия, который Сервилий, держаться можно?
   - Да, в общем-то, можно, - сказал отец. - Он, как все, со своими тараканами в голове, но не самый дерьмовый из начальников. Мы с ним ровесники, так что продержится он еще долго, при его здоровье лет до семидесяти минимум.
   - Типа, я сейчас ему помогу, с личным фартом, а потом по результатам этого фарта откроют добычу, аккурат когда я выучусь и работать пойду. Тогда он мне теплое местечко в счет старых заслуг обеспечит. Так, что ли?
   - А ты не смейся. Вполне реальный вариант. Дело предстоит долгое, но учиться тебе еще тоже не год и не два. Подумай, сын, подумай. Кстати, сад камней восстановят через день-два, можешь опять там пошариться и проверить фарт. Если без дураков - помогу с теоретической подготовкой, покажу карты. Сейчас, конечно, осень, все, что можно - полазить наугад в свободное от школы время, пока дожди не зарядят. А на следующее лето - во всеоружии. Конечно, не трепать языком никому, это слишком серьезно. Но ты парень у меня не болтливый. Как?
   Эх... Может, и не дерьмовый начальник Воскобойников Публий Сервилий. Ладно, сделаем вид, что согласен сидеть у него в горсти. Работать на его карьеру за три копейки и неопределенные обещания. Сделаем вид. А дальше - сами будем поглядеть.
   - Ладно, пап. Это ж случайно было, вдруг ничего и не найду больше, а ты уж тут карьеру мне построил. Поживем - увидим.
   - Ну, вот и хорошо. Деньги-то на что тратить собрался? Уж прости, пока диабет не излечивается, только компенсируется.
   И вот тут меня как балдой по темечку шибануло. Знаете, что такое балда? Это такой большой кузнечный молот. Сначала балда, потом кувалда, потом уже молоты. Из-за того, что он такой большой, им пользуются редко, чаще кувалдой. Ну вот, как будто этой балдой меня и хватило.
   Я поймал себя на том, что я забыл про этот чертов диабет насовсем. Ну, не то что насовсем. Но это перешло куда-то в другой уровень. То есть, если пучит живот, бежишь на толчок. Если есть хочется - шаришь по кастрюлькам на плите или в холодильник лезешь. Если померил сахар, обнаружил восемь - вкалываешь полторы единицы. На таком же автомате. За этой суетой, бразильским папашей, Танькой, а в особенности алмазами - некогда стало про него думать.
   И никакой, нафиг, депрессии и рефлексии.
   А что это означает? А это означает, что если живешь, не киснешь, не циклишься на своих болячках - они переносятся раза в четыре легче. Или в пять. Или вообще их замечаешь на десять минут в день, когда проводишь лечебно-профилактические мероприятия. Как со мной и произошло.
   Мне это понравилось. И попробуйте кто меня пожалеть, мамуля там, бабуля или кто еще возьмется. Погладиться не дамся!
   Вид, наверно, у меня был впрямь прибалдевший. Отец рассмеялся:
   - Уже размечтался? Что хотел-то? Вон, день рождения у тебя скоро - полтора десятка. Не то чтобы круглая, но дата. Может, отметить как-нибудь попышнее? Или скутер купить? Или еще что?
   Не видел я смысла покупать скутер в конце сентября. Да и вообще не горело мне что-нибудь бежать покупать сломя голову. А насчет днюхи, если есть деньги, есть и идея.
   - Будет хорошая погода - вылазку с шашлыком. На всю ивановскую.
   На том и договорились, пошел я уроки доделывать.
  
   Вечером мы пошли с Надюшкой в спортзал. Я, по ее приказу, сунул в пакет лишь треники и майку, а она сама тащила с собой объемистую сумку. Там лежала куча разных причиндалов, соответственно виду спорта. Спрашивается, куда могли принять заниматься оболтуса в пятнадцать лет, да еще со справкой о диабете? Отвечаю - в секцию восточных единоборств. Туда берут независимо от возраста, состояния здоровья, наличия рук и ног. Нет, насчет рук и ног я слегка преувеличил. И по возрасту народ разводили. По крайней мере по размеру. Когда мы пришли, из зала валом валила толпа малышни. Пришлось подождать с ребятами постарше, когда схлынет эта волна.
   Старшие пацаны все явились с такими же сумками, как и Надюшка. Облачались в кимоно с цветными поясами - не хухры-мухры! И кланялись церемонно на входе в зал.
   Зал был обыкновенный школьный. Не в нашей школе, другой, ближе к центру города. Там уже толклось довольно много народа. Несколько девчонок, а в основном парни. В кимоно и обычных, как у меня, трениках. Наверно, тоже новички. Ну да, сентябрь, начало учебного года, новый набор.
   Вообще-то, были личности и постарше школьного возраста, и сильно постарше. Я не сразу опознал тренера, сенсея, как его назвала Надюшка. Только когда скомандовали построение, он велел всем садиться и сам на пятки уселся перед строем. Я про себя похихикал: мог бы сам определить главного, по самым широким штанам.
   А Надюха вместе с еще одним парнем пристроилась не в общей шеренге, а сбоку, вполоборота и к нашей линии и к сенсею. Кимоно на ней было черное, вылинявшее до серого, коричневый пояс, и коричневая ленточка стягивала волосы поперек лба, чтоб в глаза не лезли.
   Ну да, Надя у нас такая боевая. Заниматься начала в городе, в университете. С первого курса, четыре года подряд. Она не особо хвалилась дома. Почему-то тетя Нина к этому относилась без одобрения. Я знал, что у нее темно-коричневый пояс, после которого уже идет черный, что она участвовала в каких-то соревнованиях в области, какие-то там медали имела медные и серебряные.
   Но видеть - никогда не видел. Надюшка ходила в местный зал на каникулах, когда приезжала надолго - "чтоб не зажиреть". А в этот год еще и практика. Так что она с тренером была знакома давно. Меня бы давно с собой затащила, но, поскольку мать не одобряла, не решалась. А теперь несчастье помогло.
   Я смотрел и не узнавал. Вроде бы и не она была в нелепых штанах с мотней до колен и облезлой куртке. Властная осанка, командный голос, уверенный разворот плеч. Она высокая, худощавая, плечи накачанные, шире бедер. А главное - как она двигалась.
   В здоровенном зале нас расставили в три шеренги, тренер рассказывал и показывал азы. А на другом конце несколько человек рангом постарше занимались своим. Становились по очереди на белый крестик на полу и начинали под счет по-японски что-то напоминающее танец.
   Я, разумеется, потом узнал, что такое ката - бой с невидимым противником. И что к танцам это отношения не имело. А посмотрел в ту сторону лишь тогда, когда на крестик встала Надюшка. Кто-то скомандовал резко и непонятно: "Басай дай!" - и она неуловимым жестом положила руку на руку, войдя в движение.
   Я забыл дышать. Злая, гордая, грозная, ни на что не похожая красота. Ощущение взлета. Горький привкус на языке. Насмешка кривоносого Вани Чуркина, тренерского помощника: "Закрой рот, ворона залетит!" И твердое знание: я так тоже смогу. В узел завяжусь, а смогу.
   - Что, проняло? - спросил меня позже тренер, которого звали Вячеслав Петрович Гордеев. За глаза у всех, от мелкоты до великовозрастных - просто Петрович. А еще иногда Шрек, на которого Петрович слегка смахивал лицом.
   - Проняло, - я ответил честно. А чего стесняться, если так оно и есть! После тренировки задержалось человек десять "особо оголтелых", устроили спарринг. Петрович наблюдал, каким-то образом умудрялся видеть всех по разным углам зала, всех ругать и хвалить и одновременно разговаривать со мной.
   - Я, Вячеслав Петрович, хочу так же уметь. Как Надюшка или вот Ваня.
   Петрович разулыбался.
   - Чего проще! Только работай. Ваня, он упорством взял. Работяга, каких нынче мало. А Надя - это отдельный и очень редкий случай.
   - Почему? Тут же еще девчонки есть. Вон, тоже Ленка с коричневым поясом.
   - А ты обратил внимание, с кем Ленка в паре стоит?
   Я многих из занимавшихся тут знал. Ну что вы хотите - городок наш ничего.
   - С Машкой Никитиной.
   - А Надя?
   - Ну... с Ваней.
   - И кто кого бьет?
   - Ну... похоже, ничья.
   - Вот то-то и оно. Я, Сережа, тренер больше двадцати лет. Девчонок у меня перебывало - меньше, чем ребят, но все равно тьма-тьмущая, за такой-то срок. Большинство приходило, как на такой экзотический шейпинг, похудеть. Только дело до синяков - все, нету их. Сам понимаешь, специфика наша такая. Какие остаются - стараются, как та же Ленка, пояса получают, разряды, но как до драки - девчонки они и есть.
   А вот считанные единицы попадались, и Надюшка среди них, которые бьются по-мужски. Которой плевать, если помада размазалась, тушь потекла, прическа поломалась. Я ее и не ставлю с девчонками: сносит, как танк. И стоит до последнего, даже если травма, даже если сизая от синяков, - стоит! Больше скажу, и парни не все так могут. Так что - давай, работай, догоняй сестренку.
   И не делай скидок на болячки. Тут, конечно, не группа здоровья, но я тебе скажу: каких только каличей не перебывало! Мальчонка был один - нога короче другой чуть не на ладонь, так он под эту короткую ногу специально приемы подбирал. Был еще - слепой, как крот, в зал выходил без очков. Ориентировался так, что никто не понимал, насколько он плохо видит. С диабетом тоже не ты первый. Тут осторожность надо иметь, проверяться постоянно, ведь физические упражнения сахар сжигают со страшной силой. Намного меньше будешь инсулина колоть, он тоже не безвредный. В общем, ничего плохого, кроме хорошего. И за себя постоять, если какой придурок лезть будет, тоже дело не последнее.
   В это время Надюшка, подпрыгнув высоко, сверху обрушилась на противника всеми своими костями. Я так и не разглядел, что она там сделала. Это было как по пунктам. Пункт "а" - Надюха летит. Пункт "б" - Ваня лежит лицом в пол, придавлен острым коленом, одна его рука перехвачена на болевой прием, другая стучит по паркету пола: типа, сдаюсь.
   Нет, я точно так же хочу!
   И если дело только в том, чтобы постараться и научиться, я так тоже смогу.
  
   Ко дню рождения я затеял Большие Шашлыки. Именно так, с больших букв. На два выходных, благо погода позволяла. Вторая половина сентября по нашим местам - это еще не осень. Снял с карточки денег и заказал барашка через ту же Аминатку.
   Ее папаша, конечно, в основном баранов сбывал оптом. Но любой желающий, заказав заранее, мог получить либо тушу, либо вырезку, либо - особый шик - готовое замаринованное мясо. Ну и решил я шикануть, с премии. Устроить загул на два дня: сначала на класс, а потом на родню. Бараны у Вахи породистые, здоровенные, одного хватит и еще останется. А прочие полагающиеся затарки мы с дедом собрались устроить после уроков.
   Дед сел за руль - город, меня бы сразу зацепили, чего лихачить. И спиртное тоже дед покупал: кто б мне средь бела дня продал, по нахалке! Я только все таскал в "козла".
   Один из магазинов стоял рядом с "Бриллиантом" - ювелирный, разумеется. И я решил туда заглянуть, посмотреть, что из себя представляет конечный продукт.
   Кольца, серьги, брошки. Размер камней - ни в какое сравнение не идет с тем, что я наловил. С булавочную головку - самый большой. Цены, конечно, такие - глазки на лоб. Блеск, вообще-то, тоже. Хотя мне кажется, берут больше из-за цен, чем из-за блеска. Я, по крайней мере, ничего такого носить бы не стал. В основном, конечно, бабьи цацки, ну это так и положено. Лежали там, правда, мужские кольца - тридцать, сорок, пятьдесят тысяч. С одной целью такие носят - понты давить. Типа, какой я богатый. Вон, Дрязгин покойный еще и не такое устраивал. Мне бы такое только мешало. Не люблю, когда руки что-то стесняет. Только цепочку, может быть, носил бы. И то не золотую, зачем мне понты. Вот, в витрине рядом, серебро... Так что когда дед, не найдя меня у машины, заглянул в ювелирный, у меня уже созрел план.
   Я попросил его купить короткую прочную цепочку и браслет из треугольных пластинок, все серебряное, естественно. Дед посмотрел удивленно - никогда я раньше побрякушками не интересовался. Сказал только:
   - Слово именинника - закон! Сам носить будешь или подаришь кому?
   Похихикали девчонки - продавщицы, но мне по барабану. Мне для дела, а там что хотят, пусть думают.
   Дома разъединил браслет на пластины, они были скреплены кольцами. Достал свой алмаз. Глазомер у меня хороший, я еще в магазине прикинул, что размер ажурного треугольного звена чуть больше его грани. Собрал гнездо из четырех граней. На тех же кольцах присоединил еще четыре - не скрепленные вверху, они расходились лепестками. Посадил в гнездо камень. Собрал верхнюю половину, закрепил. Кольца заварил тем же серебром - расплавил одно звено.
   Алмаз выглядел в серебряной оправе - стеклышко стеклышком. Вот и правильно, чтоб не высовывался. Вынуть его оттуда стало можно, только раскусив или распаяв верхнее кольцо. Само не развалится, сделано как следует. Фирма веников не вяжет. Повесил получившийся кулон или медальон - как там называть его - на цепочку. Примерил. Неудобно и, честно сказать, не особо красиво. Так... прикольно. Надо будет какую-нибудь висюльку еще прицепить. Под майкой заметно, выпирает. Под шерстяной рубашкой нормально, можно замаскировать.
   Очень хорошо. Вот теперь положить в укромное место медальон с камнем и соорудить еще один такой же точно, но пустой. Только не запаянный наглухо, а мало ли что? И обманку повесить на цепочку. Вот так и будем ходить.
   К Вахе за барашком поехал сам. Вечер, на выезде из города гаишников нет, а потом свернуть на проселок на указателе "Хутор Овечий 6 км" и по степи прямо. Издали видны десяток строений и просторные загоны, за ними - дубовый лес. Из леса тянется полоска кустов - оттуда течет ручей и впадает в небольшое озеро. Точнее, это даже не озеро, пруд. Его не было лет двадцать назад, а ручей нырял под землю, в пещеру, которую сам же и промыл. Куда он там тек под землей - никто, естественно, не исследовал. Вероятнее всего, впадал в Каменку между Третьими и Четвертыми песками, где прямо из-под крутого прибрежного склона лилось в речку несколько потоков, ледяных в любую жару.
   Он, собственно, и продолжал туда течь. Но перед самым понором, куда уходила вода, Ваха устроил при помощи бульдозера и артели татар здоровенную котловину. Земля тут каменистая, работы положили уйму. Зато теперь благодать: правый берег водоема вымощен камнем, полого сходит к воде. Замечательная поилка для овец. Когда их было меньше, пили просто из ручья. Теперь их тут тысячи, ручья не хватило бы на всех. А левый берег зарос тростником, утки гнездятся, караси завелись. Там тоже был чистый подход к воде для купания, беседка и стационарный мангал. Для своей орды.
   И везде чистенько, прибрано, ни навоза, ни мусора. Умеет человек устроиться.
   Ваха увидел машину издали, вышел навстречу, протянул руку поздороваться. Мы с ним давно приятели.
   Получилось как-то в позапрошлом году, ездили мы с матерью и бабкой за жерделями (дикие абрикосы - прим. Автора). Мы, конечно, были на дедовом "козле". А на чем еще проедешь без дороги? По проселку ладно, но у проселков все жердели были ободраны еще в июне, зелеными. А чтоб на варенье годились, это или пешком в степные колки (маленькие рощицы, разбросанные по степи - прим. Автора), или на чем вездеходном. Ваха не знаю, по каким делам ехал на своем "бобике" и попал. Заглохший "Уазик" торчал в открытом месте, как вошь на лысине, из-под капота торчала тощая задница.
   Я подрулил поближе, вышел и спросил, что стряслось. Вынырнул хмурый, усатый, худой мужик, злой, как собака. Сразу не ответил. Посмотрел на меня, на "козлика" с пассажирками. Снова на меня.
   - Знал бы, сам бы сделал. С электрикой что-то, понимаешь. А там черт ногу сломит.
   Ну, это кому как. Когда не знать, сломишь что-то обязательно. Мы перед этим с дедом в очередной раз перебрали козла и электрику прозвонили всю. Так что среди ночи меня за ногу подними и спроси, что к чему и от чего - отбарабанил бы. А бобик от козла не сильно отличается. Мне пятнадцати минут хватило найти коротыш и убрать его. Я тогда еще мелкий был, похвастаться - ну обожал. Коснись дело слесарки - не вышло бы у меня так просто выпендриться, скорее всего, пришлось бы взять на буксир. Пока винтили-шурупили, вспомнили, где виделись. Ваха за своими младшими в школу на этом же "Уазике" или приезжал сам, или присылал кого-то из старших.
   - А, вот ты откуда, такой грамотный! Ну, я в долгу. Если что когда, мало ли что - передай через любого из моих ребят, что смогу - тоже помогу.
   Уж больше двух лет прошло, как-то не было случая мне у Вахи одалживаться, да и ни к чему. Вот баранины купить разве что.
   - Заходи давай, плов у меня, чай попить, а если хочешь - вина свойского, прошлогоднее осталось!
   - Времени нет, Ваха, хлопот еще много к празднику.
   - А, ну, раз у мужчины минута на счету - все у меня готово. Процедуру вроде знаешь, ничего не попутаешь. Бак потом Аминатке отдашь. А, еще попросить хочу. У меня друг тут, он из города пешком ко мне шел, прогуляться. А обратно бы ты его не подкинул? До любого места.
   Почему не подкину, дело житейское. Погрузив объемистый, благоухающий алюминиевый бак с шашлыком и рассчитавшись, я подождал, когда выйдет попутчик.
   Не сказать, что у меня глаза на лоб полезли, но удивлен я был немало. Потому что друг Вахи, по-свойски обнявший его на прощание, был не кто иной, как Петрович. Нет, если рассудить здраво, за двадцать-то лет можно обзавестись и друзьями и знакомыми, но что у них было общего? А Петрович, самую малость под мухой, мне ничуть не удивился, обрадовался:
   - А, ученичок! Рад видеть. Ну, поехали с ветерком!
   - Ученик, говоришь? Доброе дело, мужчине надо уметь за себя стоять! - при этом как-то странно на меня посмотрел. Или тоже был под мухой, а мне все мерещится?
   По дороге все думал, что у них за дружба такая, но в лоб спросить стеснялся. Зашел сбоку:
   - Вячеслав Петрович, вы с Вахой друзья, чего ж его парни у вас не занимаются?
   - А они и так не лежебоки. У них, видишь, больше в традиции борьба, так они все пришли к Коле Ремешкову, самбисту. Кто занимался, кто еще продолжает. У такого папаши не забалуешь! Я, Серега, его хорошо знаю, и сюда сам пригласил.
   Во как! Сам разговор вышел к теме.
   - Мы с ним служили вместе. Не где-нибудь, в Афганистане, знаешь это место, небось, географию учил. Триста сорок пятый полк ВДВ, уже под конец. Там сейчас американцы скребутся, с этой географией. Ну и нам досталось по самую макушку. Были в одном отделении, в истории разные и часто нехорошие попадали вместе. Мужик он что надо и как надо. Когда после дембеля к себе приехал, там уже вся эта катавасия начиналась. Она ведь не сразу пошла, она исподволь, потихоньку. Ваха, видишь, не дурак, понял, чем все кончится - своих-то он лучше знает. Вот и написал мне, нет ли возможности у нас где-нибудь пристроиться.
   Ну, у нас в это время тоже не сахар был, но все же не война и не такой разбой голимый. Пошарил, куда пристроить, написал ему. Ну, он мне - чабан, так чабан, я и дома чабан и там справлюсь. Опять, то к месту пришлось, что у нас татары есть. Хоть народ и не родственный, а все единоверцы. Не такие, конечно, богомольные, как в горах, но все же свои. Вон, старшую дочь он за татарина отдал, его парни там девчонок себе выглядывают среди татарочек, татарские-то девки не хуже любых других. Так что устроился, корни пустил и никуда отсюда не двинет. Лет семь-восемь назад какая-то родня к нему приезжала, звали домой. Он стрелок и пулеметчик отменный был, боевой опыт о-го-го. Сурово так звали, типа нужен такой на земле предков. Но обошлось. Он туда сам ни ногой и детям не велит.
   Долго трепаться с Петровичем не пришлось, жил он недалеко. Я его прямо домой доставил. Вечерело уже, гаишников можно не бояться.
  
   На наших двух соединенных дворах тоже было оборудовано местечко под шашлыки и прочие посиделки на свежем воздухе. Наверху, за домами, у нас небольшой садик, куда оба дома выходят верандами. Безветренно, уютно, со всех сторон закрыто. Мангал, разумеется, самодельный. Если ясно - ставим на лужайке в саду. Если погода не располагает - с шашлыками никто не затевается. Но если кому-то очень надо, можно ставить его и на веранде, подложив металлический лист. Все с комфортом, не хуже чем у Садоева. Только вот ни озера, ни ручья, ни леса. Поэтому - совсем другой коленкор.
   Когда в субботу я пришел из школы, дым коромыслом стоял в саду. Нет, жарить мясо без именинника никто не собирался. Но столы уже выставили, салаты нарезали, угли нажгли. Родня была вся в сборе, и мужская половина брала потихоньку разгон: шмыгала из рук в руки плоская фляжечка коньяка. Контрабандисты, блин. Бабка давно уже это дело просекла. Только смотрела не то что сквозь пальцы, а вообще сквозь печные заслонки. Если мужчины пьют дома - она к такому относилась снисходительно. Наверно, потому, что слишком часто у нее не забалуешь. Но стоит кому-нибудь хоть понюхать на стороне - в гостях ли, на корпоративной пьянке на работе или пива в баре попить - все, включается пила-циркулярка.
   Только я появился - засуетились, стали накрывать скатертью стол, забегали с салатниками. Уже снаряженные шампуры пристроили над углями, дядя Коля, признанный в семействе спец, стоял над мангалом картинкой: в одной руке веер, в другой - пульверизатор с разбавленным вином.
   Мне налили вина тоже. Бабка косилась, мать - вслед за ней, но ничего поделать не могла. Не сок же пить имениннику, не детский сад.
   А дальше все пошло по давно заведенному церемониалу. За именинника, за родителей, за здоровье, ложечка за маму, ложечка за папу. Большая дружная семья. Ну, не без подводных течений, конечно. Чего стоит один бразильский сериал с моим происхождением. Об этой истории, кстати, ни мур-мур, ни словечка никто, все знают и все молчат - похоронили скелет в шкафу.
   Но все равно мы тут все свои. Бывают семьи со скандалами, с драками, с судами и дележами, но мне это применительно ко всем собравшимся представить трудно. Мы своим привыкли доверять.
   Поэтому о моих находках и премии от Воскобойникова знали все, и отец с удовольствием эту историю возгласил, когда поднимал рюмку за успехи:
   - Нашему геологическому полку, можно сказать, прибыло! Павел Михайлович, можно сказать, дал Сережке карт-бланш на поиски. Вот откроет он на следующих каникулах месторождение - большим человеком будет!
   Тут Федя как-то странно мазнул по мне взглядом. Он не подходил, не заговаривал - подозреваю, бабка профилактическую работу провела уже. Мне даже совестно стало. Не буду тянуть дальше, постараюсь поскорее с ним переговорить.
   Праздники у нас в семействе все идут по накатанной колее. Выпили, закусили, поговорили. Сходил дядя Коля за гитарой, стали петь. Я знаю, сейчас мало где поют сами, обычно включают что-нибудь и сплетничают под музыку. А у нас сплетничают между песнями. Но поют, между прочим, хорошо. И песни старинные, их петь можно. В отличие от нынешних, которые не песни, а композиции, и петь их невозможно, только попрыгать под пиво. Я тоже подпевать не стеснялся. А мелким был - так и в пляс пуститься мог.
   А при этом - снова и снова ловил на себе взгляды Лембера. И самое главное, взгляды были не в лицо. Он смотрел ниже, туда, где в расстегнутой рубахе висела моя новая фенечка. Я полазил в материной бижутерии, нашел там походящую стеклянную бусину и положил ее в медальончик. А снизу прикрепил длинную висюльку неизвестно от чего - три маленькие бусинки под жемчуг на тоненьких цепочках. Самому понравилось. С намеком самому себе: типа, там и не такое лежать может.
   Лембер меня поймал, когда я ходил отлить. Одна из "радостей" диабета: бегать в туалет приходится чаще, чем здоровым. Через почки удаляется лишний сахар.
   Он подбросил побрякушку щелчком ногтя:
   - Не форси, с шеей оторвать могут.
   - Я сильно на дурного похож? - я возмутился даже. Открыл восьмигранник, показал бусинку.
   - Не похож, - улыбался Федя напряженно, и пьяным он не был, не больше, чем я. - Не в кого вроде дурным быть.
   Вот тут я и ляпнул, не пойми с чего, ну не спьяну же - после символического-то количества сухого вина:
   - Ну и как тебе моя мамаша, понравилась? Только честно.
   - Честно? Твоя тетка лучше.
   - Ну и как ты с ответственным поручением справился?
   - А как - сказали, мол, надо, Федя! А если надо, значит, надо.
   - А после этого?
   - Ни боже мой. А ты переживаешь?
   Я только плечами пожал. Сказано-то как глупо: переживаешь.
   - Уже пережил. Волосенки на себе рвать не буду. Знаешь, давай мы эту тему проедем.
   Разговаривали мы на веранде, совсем близко от остальных. Но нас, с гарантией, никто не слышал. Все уже клюкнули хорошо, уже песни пошли вовсю, а бдительная бабка Тоня отошла прилечь немного. Иначе шиш дала бы поговорить. Не особо мне и хотелось говорить, но уж тут, верно сказано, надо, Федя. Хоть Федя и не я. Лучше я сменю тему.
   - Расскажи лучше, как ты из своих тропиков попал в нашу тьмутаракань. У деда про тебя подозрения такие, прямо лютые. Чуть не из-за уголовщины какой деру дал оттуда.
   Федя вздохнул, усмехнулся как-то одной стороной рта.
   - Что сказать, умница у тебя дед. Я эту историю тут мало кому рассказывал. Но тебе расскажу, хочешь - послушай. Веришь, нет - вот, - он снова щелкнул по фенечке, - как раз из-за этого. У нас, Сережа, по наследству не один диабет общий. По наследству нам еще то передалось, что к нам вот эти камушки липнут. Началось это не с тебя и не с меня...
   В общем: это тоже бразильский сериал. Только что-то типа боевика, а не про любовь-морковь.
   Не знает никто, любили ли алмазы кого-нибудь из моих предков до деда, Петера Лембера. Федю самого папаша семейными преданиями не сильно баловал. Ни про родню, ни про войну. В Бразилию он прибыл один, без семьи. Особо горя не мыкал, потому что появился не с пустыми руками. Он привез с собой небольшой такой кожаный кисет. А в этом кисете лежали всякие драгоценные побрякушки.
   Убейте, но вот не верится мне, что это были семейные драгоценности. Я так полагаю, что немецкий дед побрякушки просто награбил. Предок, конечно, не из тех, какими гордятся. Ну, блин, уж какой был, такой был. Хоть бы и был говнюк, что теперь я с этим сделаю? Пусть ему икается на том свете.
   Часть безделушек продал, устраиваясь на месте. Город Белу-Оризонти - столица штата Минас-Жераис. Звучит прямо, как дядя Коля поет: "И я хочу в Бразилию, Бразилию, Бразилию"... На поверку - горнорудный, промышленный район, вроде нашего Урала. Шахты, домны, тяжелая промышленность. Дед устроился на завод, куда-то в сталеплавилку. Уж не знаю, какой он был квалификации. И через год женился. Лет сорок ему было, когда сосватал вдвое моложе себя португалку. Естественно, белую.
   Сто пудов, драпанул он за океан, бросив в Германии свою фрау. Не поверю, что не был он семейным. Скорее всего, были и жена и дети. Только вот удрал он и про них не вспомнил.
   Ну, а тут женился опять, и как раз свадебным подарком молодой жене были бриллианты. Комплект из серег, кольца и броши. Ну и денежный подарок тестю и теще, что-то вроде калыма: бабка с универсальным именем Мария была босота, бесприданница. Потому и отдали за перестарка приезжего.
   Первым из целого выводка был мой биологический папаша Теодор. Деда он, судя по всему, не особо любил. Родился, вырос, школу окончил и подался на вольные хлеба. Ну то есть на совсем вольные - в вольные старатели.
   Там места такие - только черта в земле не найдешь. Остальное в самом широком списке. И топазы, и аквамарины, и аметисты, и алмазы, и золото, и изумруды. Из более делового товара - железные, оловянные, вольфрамовые, марганцевые руды. Прямо Медная гора какая-то. И типа Хозяйка есть, негритянка по имени Шико Да Силва. Километра пройти нельзя, чтоб не натолкнуться на старательский раскоп. Недаром Минас-Жераис означает в переводе с португальского - главные шахты.
   Шахт там много, полиметаллические руды разрабатываются вовсю, но не о них речь. Я о драгоценных камнях. Лихорадка на них уже прошла, времена, когда поток бразильских алмазов обрушил цены на мировом рынке, кончились. Но сами алмазы, хоть и в меньшем количестве, еще остались. И не так уж мало. Но добыть их стало не так просто. Дальше лезть, глубже копать и вообще затрачивать больше труда. Короче, дело на любителя с авантюрным складом характера.
   Вот такой характер и был триста лет тому назад у Теодора Лембера. Во всякую бочку затычка, уж не знаю, как это по-португальски. Ну и моральный кодекс того... тоненький и по краям сильно потрепанный. В папашу пошел.
   А суть в чем? Залез промышлять на чужой участок, поскольку точно знал, что там есть добыча. Естественно, пока хозяев не было. Поживился неслабо, да вот незадача: вернулись хозяева.
   Место было глухое: горы, джунгли. Закон-тайга, медведь-хозяин, и все с оружием. Милиции-полиции за сто верст не видать, и нравы простые. Одно слово, вестерн. Началась перестрелка, и в ней Теодору повезло больше. Итог - два трупа.
   Убитых рано или поздно начали бы искать, хоть и хорошо он их схоронил. У самого не все было шито-крыто, кто-то где-то что-то мог сказать, полицейские при усердии могли вытянуть нужный кончик. Совсем молодому Теодору Лемберу не улыбалось сесть лет на сорок. И он решил дать деру. Благо, какая-то фора по времени имелась.
   Деньги у него были. Нашел, кому дать на лапу. И получил направление на учебу в Советский Союз. Попал в наш областной город, в технологический институт, по специальности, которую уже не помнит, как называлась. Доучился, однако, даже диплом получил. Там с теткой Галей познакомился и женился. Время уже пошло - Горбачев, перестройка, дружба с Америкой, бардак. Попросил сначала вид на жительство, потом гражданство. Когда приехали жить в Каменск, от бразильца и воспоминания не осталось. Национальность в паспорте указал - немец. Благо, по-немецки от папаши знал. Немец казахстанский или поволжский по нашим местам - дело привычное, так что никто и не цеплялся. А на внешность - истинный ариец. Крупный, светловолосый, светлоглазый. Таких на улице полно.
   Незачем даже и говорить, что за эти годы он в Бразилию - ни ногой. Историю все-таки раскопали, что он уехал в Союз - знали, но международного скандала не последовало. То ли поленились, то ли решили не связываться, то ли кто-то из родни похлопотал, в счет оставшихся денег. У него оставалась еще заначка: благополучно пережили голодные годы, купили квартиру и парикмахерскую со всем обзаведением и инструментарием. Нехило, видно, хапнул на чужом участке.
   А дед Петер умер где-то в середине восьмидесятых. Угадаете с трех попыток, от чего? Правильно, от сахарного диабета.
   Вот такие пироги. Хочешь - стой, а хочешь - падай. Федя закончил рассказывать, сидел, глядя в глаза уж как-то вовсе по-собачьи:
   - Что про меня теперь скажешь, Сережа?
   А что я ему скажу. Авантюрная жилка у меня запросто может быть наследственная. Ладно, пусть ее, сильно разгуляться не дадим. А остального наследства даром не надо.
   - Да что я. Сам-то про себя что скажешь?
   Вздохнул глубоко.
   - Да что сказать. Дурак был и скотина. И всей этой бижутерии теперь просто боюсь.
   Ну и зря боится. Камни что, не в них дело. Дело в том, что вокруг. Себя надо было бояться, собственной дури и жадности. Это я так подумал, вслух ничего не сказал.
   - Сережа, вот что... Через год истекает срок давности по моему делу. Соберемся, съездим? Я там тридцать лет не был, а тебе, наверно, любопытно?
   - Может, и съездим. Чего заранее загадывать?
   Вплыла по лестнице бабка Тоня: отдохнула, поспала, можно дальше песни петь. Я ее увидел раньше и толкнул Лембера в бок: смывайся, Федя, теща... Федя понял без слов и испарился. Зачем портить праздник?
  
   Тусовка для класса была назначена на воскресенье, во второй половине дня. С трех часов и до пока все кончится можно упиться, ужраться, уплясаться и все что хочешь впридачу. Место сбора - пляжик на Первых Песках, туда я подъеду на машине со всем запасом, а остальным не в лом добраться пешком. С километр от автобусной остановки.
   А поскольку пил вечером символически, то бодуну наутро проявиться было не с чего. Я встал свежий как огурчик, выспавшийся и отдохнувший. Часов этак в десять. Проспал все царство небесное, как дедуля сказал бы. Умывшись, уколовшись, сообразив бутерброд из остатков вчерашнего пира, дернул на Некрасовскую.
   Сад камней снова красовался в сквере. Там сменили дизайн, по-другому расположили цветовые пятна и дорожки, по-другому причесали щебень. Все, что осталось от прошлой, так сказать, экспозиции - это несколько крупных камней, по-прежнему шишами торчавших в разных концах "огорода".
   Я лазил вдоль и поперек больше часа. Искал старательно, несмотря на предчувствие, что ничего не найду. Вот чувствовал я, что попусту корячусь задом кверху. Но номер отрабатывал старательно. Для чистоты эксперимента. Ничего не нашел и присел рядом с самым крупным бульником, высотой побольше метра - отдохнуть в тени. Перебрал еще раз, внимательно рассматривая под лупой, несколько вызвавших сомнения камушков. Выкинул, убедившись в том, что это всего-навсего кварц. Сунул в рот леденец - по времени пора было что-то в топку подкинуть - и устроился поудобнее на плоском низком камушке.
   Я сидел, отдыхал и размышлял. Если только можно мыслями назвать то, что было у меня в голове. Скорее, это походило на кашу. Рио-де-Жанейро, Белу-Оризонти, Минас-Жераис, полтора миллиона мулатов и все поголовно в белых штанах, бессмертный Бендер. Недобитый гитлеровец дед, охламон мелкотравчатый папаша. Бабулечка его этаким демоном выставляет - какое там! Никак он не тянет на злодея. Масштаб не тот.
   И тут я понял, что на далекую Амазонку и так далее мне что-то не очень хочется. К кому? Зачем? Федя там давно отрезанный ломоть. Я тем более - никто и звать никак. Ну да, вроде бабка, тетки-дядьки. Но у бабки внуков без меня полно. Теткам-дядькам, как я подозревал, вообще до меня дела не было никакого. Родственником больше, родственником меньше... Хорошо хоть не бедным родственником. Вообще-то, конечно, надо съездить. Но так, не навязываясь. Познакомились, раскланялись, расстались. Когда-нибудь, попозже. Года через три, когда школу закончу. Если Феде горит, пусть раньше едет. А я не опоздаю.
   Солнце тем временем двигалось, тень камня смещалась, мне стало светить прямо в глаз. Отсвечивали и поблескивали изломы на неровных боках глыбы. У меня паранойя или в самом деле один скол блестит ярче других?
   Вот не знаю, как относиться теперь к своим предчувствиям. С одной стороны, оно меня подвело. С другой стороны, ничего не обнаружилось в новой насыпке. А большие глыбы были - из старой, где я неплохо промыслил. Кристалл, блестевший на солнце, был утоплен в глубине гранита. Точнее, в сером граните было утоплено гнездо более темного, с голубоватым оттенком, камня. А уже оттуда высовывался бочок неправильной формы, и блестел он совсем не так ярко, как раньше найденные красавцы. Но что он был сродни, я почти не сомневался. А для очистки совести и окончательного вывода совершил чистой воды варварство. Я взял лупу и выпуклым стеклом с нажимом провел по выступающей шишечке.
   Точно, дедуля Толя за такое пошеямчика привесил бы. Инструменту пришла хана, он такого не прощал. На стекле осталась замечательная глубокая царапина. С другой стороны, зря лупа не пропала. Окажись там кварц, она бы и не пострадала. Но это оказался не кварц. А когда я через пострадавший инструмент посмотрел внимательно на серовато-синюю нашлепку, то обнаружил там еще несколько подозрительных блесток. Но проверить их никакой возможности не было. Выковырнуть камушек, повредивший лупу - тоже. Без инструмента - попробуйте, а я погляжу, как это у вас получится!
   Итак, что делаем? Оставить как есть, потому что с гарантией никто ничего не заметит, а потом прийти с зубилом и молотком? Тогда только ночью, потому что тут у нас вроде как центр, и райотдел милиции под боком, постовые ходят. А ночью без света одному неудобно, опять-таки неизвестно, на какую глубину в гранит уходит прожилка более темного камня. Кого о помощи просить? Федю, что ли?
   Ну, нет. Не дам себя жадности обуять. Не буду зарываться и стучать молотками в городском парке и выставлять себя дураком. Как говорил кто-то из юмористов: "Кесарю - кесарево, слесарю - слесарево?" Мое от меня не уйдет. Точнее говоря, не ушло, потому что я был уверен: четырехсоткаратный красавец стоит дороже, чем все ему сопутствовавшее. А еще я был уверен, что он такой у меня не последний. Так что я достал телефон и набрал номер.
   - Пап, ты где есть?
   - Это ты где есть? Ты помнишь, что скоро собираться?
   Я даже на наезд родительский отвечать не стал. Проехали.
   - Бери молоток, зубило и дуй ко мне на Некрасовскую.
   Нет, папа у меня хват. Ни вопроса больше. Одно слово:
   - Жди!
   И нажал отбой.
   Мне и ждать не пришлось. Он на машине домчал духом. Молоток и зубило достал из багажника. Подошел ко мне. Спросил:
   - Где?
   Я молча показал на синеватую нашлепку. Отец присел на корточки, посмотрел, потрогал.
   - Сережка, ничего тут не сделать ни молотком, ни зубилом, ни такой-то матерью. Эта фигня называется ксенолитовая интрузия, черт знает, как далеко она уходит в камень. Как тот чукча говорил: трактора, однако, звать надо!
   И нажал кнопочку быстрого набора:
   - Павел Михалыч! Извини, что в выходной беспокою, но тут дело особое: нужен кран и грузовик. Нет, это мой пострел кое-что обнаружил. Да, на том же месте, на самом виду. Интрузия со включениями в боку большого камня. Да с полтонны, наверное: он тут самый здоровенный.
   На другом конце трубки что-то забурчали.
   - Да подождем, конечно, - и обратился уже ко мне.
   - В выходной технику достать проблема. Сейчас прискачет, ему свербит самому глянуть.
   Публий Сервилий действительно прискакал, ни пятнадцати минут не прошло. За руку поздоровался с отцом и потом - со мной. Типа, зауважал. Я понимаю, понимаю: заработал. Слова лишнего не говоря, сразу сунулся к камню. Посмотрел через поцарапанную лупу, потрогал пальцем, потом на палец зачем-то поплевал и еще раз потрогал. Тяжело поднялся с колен, отряхнул брюки. Он ровесник отца, но отец сухощавый, а этот в теле, и физкультурой подзаняться ему бы точно не помешало. Повернулся ко мне:
   - Серега, у тебя что, экстрасенсорные способности?
   Я только плечами пожал:
   - Нет вроде бы. По крайней мере, раньше не замечалось. Так, случайно вышло.
   - Ничего себе заявочки, случайно! Я бы лично хотел, чтобы эти случайности продолжались, причем как можно дольше. Анатольич, как насчет того, чтоб твой отпрыск неделю погулял по восьмому карьеру?
   - Против. В школу кто ходить будет?
   - Ах, черт, забыл про школу вгорячах. Ну хоть выходной-другой, ладно?
   - Не сегодня, сегодня Серега именинник, у него целое сборище ждет. На той неделе, добро?
   - Добро, - Воскобойников досадливо вздохнул. - Нифонтова я уже по тревоге поднял, техника будет через час-полтора. Караулить, полагаю, резона нет, средь бела дня никто эту дуру не упрет. В распил ее сегодня же отдам, в понедельник знать будем, чего и сколько. Я вас проинформирую.
   Слава богу, дома мать успела собрать все затарки к шашлыкам. Все уместилось в обширном багажнике "козла". А за рулем в полной готовности сидела Надюшка.
   - Серега, я сегодня у тебя нянька. Дуэнья, так сказать. Беспризорным тебя оставлять боятся, самим ехать стремно (правильно, воображаю я бабулю Тоню на празднике жизни). А я вроде и за тобой присмотрю, и обедни не испорчу. Бабка говорит, недалеко от вас ушла. Ну и трезвым должен же кто-то быть?
   Пески - это пляжи на излучине речки Каменки. Всего таких удобных пляжей семь, и называются без изысков: Первые пески, Вторые пески и так далее. Первые - самые большие и самые близкие к городу, соответственно, самые многолюдные летом. В конце сентября любителей искупаться уже мало, но шашлычные компании наезжают. Тем более что выше по склону расположился небольшой лесок, а может, большая роща под названием Заячий Куст, гектаров десять всего. Низкорослый, густой лесочек, ходить по нему трудно, потому что полно колючего боярышника и шиповника. Из-за этого количество зайцев на квадратный метр какое-то невообразимое. И дрова собирать - то еще удовольствие.
   Приехали мы раньше назначенного времени - как раз, чтобы успеть собрать дров и нажечь углей. Мангал захватили с собой, не надеясь на приспособления из камней и кирпичей, в изобилии водившихся у многочисленных кострищ. Использовать придется все, народа уж очень много. Так что Надюха бегала с хворостом, а я орудовал топориком и подбрасывал понемногу дрова в мангал, когда с бугра спустился потрепанный "УАЗ". Не без удивления я узнал машину Садоева. За рулем сидел Муса. А рядом - Аминатка.
   Офигеть. Я пригласил, конечно, весь класс. Но по опыту знал две вещи. Во-первых, когда приглашаешь всех, приходит обычно половина, плюс-минус. Во-вторых, никогда ни одна из девчонок Садоевых на такие сейшны не ходила. А Муса подрулил прямо к нашей стоянке.
   - Здорово, именинник! Принимай. Во-первых, подарок, - он протянул здоровенную, оплетенную лозой бутыль. Вахино домашнее вино, знаю. Фиг я его выставлю на именинный стол. Припрячу для дома. Для орды гостей покупного сушняка довольно будет. - Во-вторых, помощницу. Народа много, у всех руки не тем концом вставлены, на всех самому жарить придется, да?
   - Не совсем. Вон, Надюшка со мной. Пусть поступает под ее командование.
   Муса обернулся на подходившую с очередной охапкой хвороста Надюху.
   - А, сестренку прихватил. Это хорошо, две женщины управятся лучше, чем одна. Я за ней часов в шесть приеду.
   Все ясно с хитрым чеченом. Убрать Аминатку из компании раньше, чем все окосеют. Умно. Одно непонятно: почему ее вообще пустили.
   Надюха приняла подмогу благосклонно. Сразу припахала - посадила насаживать мясо на шампуры. Мангал вмещает двенадцать шампуров, орда припрется большая - надо, чтобы по крайней мере две партии были готовы. Нет, что народ подойдет на час позже назначенного времени - я не сомневался. Опыт какой-никакой имеется. Кто-то опоздал, кого-то вызванивать, не корова забодала, так забором привалило. Я увидел небольшую толпу, валившую со стороны города, где-то в половине четвертого.
   Дорога идет ниже того места, где мы устроились - не у самой речки, а на склоне. С этого склона всех я пересчитал - восемнадцать человек, и девчонки стали раскладывать пластиковые тарелки на покрывале по числу людей.
   Но когда я разглядел поближе, кто из одноклассников пожаловал, радости у меня поубавилось. В первом ряду вышагивала Лилька Шапошникова собственной персоной. Ну да, я ведь приглашал весь класс. И хоть постарался довести до нее окольным путем, что видеть ее мне не особо хочется, ей плевать. Дура. Пацаны перед ней выпендриваются, а она всех поддразнивает: этому дам, этому дам, а тебе не дам, если ты... а дальше уже что в голову ляпнет. Сколько было драк и всяких глупостей из-за нее - не сосчитать. Я отказался разбить стекло в машине завуча. Зачем? Ради вот этой? А сам завуч, Бородавка по кличке, ничего мне плохого не делал. С тех пор у нее любимая забава - натравить кого-то на меня. Правда, желающих на меня нарваться много не находится. Но видеть ее мне мало радости доставит. А самое главное - она будет доставать Аминатку. Сама или через кого-нибудь из ребят.
   - Надя, - попросил я, - ты за Аминаткой присмотри, хорошо?
   - Да уж, - фыркнула та, - не дам в обиду. А то секир башка, кровная месть!
   Что за подарок мне принесли, я не сразу догадался. Здоровенный футляр, все переглядываются и фыркают со смеха. Наконец вручили. Я открыл, все начал ржать. Ну и дураки. Ну, подарили карданный ключ. Выбрали самый большой ключ в автоинструментальном магазине, думали приколоться. А мне в хозяйстве все годится, инструментов лишних не бывает.
   - Спасибо, ребята, вещь в хозяйстве полезная! Как раз такого в комплекте не хватало!
   А дальше пошли тосты и закуска, заговорили, загомонили. У Надюхи нашлось несколько пакетов виноградного сока, они с Аминаткой его себе в стаканы наливали, по цвету от вина не отличить. Да и я периодически туда подставлял посудину. Включили музыку, кто-то уже танцевать пошел. Я с опаской следил за Лилькой: та перебрала. Стала шумной, дерганой, демонстративно обнималась то с одним, то с другим. Мама дорогая, что ж из нее будет лет через десять? На часах половина шестого, может, обойдется?
   Не обошлось. Лилька, подбоченясь картинно, обратилась прямо ко мне:
   - Сережа, ой-ой-ой, ты у нас лакомка стал? Ко дню рождения себе припас целочку? Ой, устроит тебе ее папаша обрезание - по самые помидоры! Брось, от таких толка - писька в горстке!
   - Уймись, шалава! - я уже прикидывал, что первым делом придется дать ей оплеуху, а потом смотреть, кто кинется за нее вступаться. Народ уже зашевелился, расступаясь, образовывая круг.
   Вдруг сзади раздался голос:
   - Сережа, стой. Не лезь в бабьи дрязги, тут дело женское.
   Это Надюшка встала и вышла в круг. Спокойно, чуть не вразвалочку. Лилька смотрела на нее как будто свысока, хоть ростом была и ниже. Еще бы - закон не бить девчонок, который когда-то был, давно уже сплыл. Вон - Тимка Прохоров, Серега Евсеев, Колька Голубцов - уже настропалились, кулачонки в кучку собрали.
   Не тут-то было.
   Раз-два! От двух пощечин Лилькина бестолковая голова мотнулась влево-вправо, а потом от толчка полетела она как раз на стоявших сзади защитничков. Тимка вылетел, замахиваясь, и тут же улетел. Больше никто не полез. Надя, подойдя к нашей скандалистке, ухватила ее за ухо, подняла.
   - Извиняйся.
   - Я? Перед кем? Перед ними? Да.... Ой-ой-ой! Ой, простите засранку! Ой, больно же, пусти!
   Но Надька рукоятку от Лилькиной головы не отпускала.
   - Кто не хочет портить праздник - ведите себя прилично. Кому хочется схлопотать - схлопочет. Ясно все? Пошла отсюда!
   Я думал, уйдут. А вот ни фига! Ну, публика, наплюй в глаза - скажут, божья роса. Тимка, потирая живот, подошел, примирительно протянул руку:
   - Замнем?
   Да замнем, уже замяли. Скотина. А разнимать ни одна сволочь не полезла. Похоже, я последний раз собираю днюху со своим классом.
   Когда приехал Муса, все уже было чинно-благородно. Присмиревшая Лилька сидела тихо, как мышь под веником, народ весело пил, ел и общался. Аминатка с Надюшкой и еще парой девчонок потрезвее сидели около костра и о чем-то между собой хихикали.
   Дальше рассказывать особо нечего. Допили, доели. Потом Надюшка за два рейса довезла всех до города. Потом вернулась за мной, я успел собрать манатки, сжечь мусор и залить угли. Домой вернулись в одиннадцать - детское время.
  
   Назавтра в школу встал тоже легко - пил чуть-чуть сушняк. Мне вообще из выпивки строго противопоказаны пиво и сладкие вина. Ежели что - или сухое вино, или уж коньяк. Так мне доктор прописал. Так что я кисленьким вчера спасался. Вроде пью, и не пристает никто.
   Встретил по дороге Тимку - этого слегка вело со вчерашнего. Шел, жаловался на бодун мне и паре приставших по дороге мелких. А потом вдруг как-то странно квакнул и упал.
   Я бросился посмотреть: что-то непонятное, с бодуна такого не бывает. Нет, не с бодуна, но понятно все. Тимка лежал, скрючившись, схватившись за правый бок, и хрипел. А рядом лежал здоровый, с мой кулак, камень, и по всему приходилось, что этим камнем ему и прилетело.
  
   Тетя Нина меня пытала долго. Мы тогда вызвали по телефону скорую, а скорая недолго думая вызвала милицию. У Тимки было сломано два ребра, кровоизлияние в легкое, как врач сказал. Не смертельно, но в общем не хило его приложило. Что удивительного - камень в полкило примерно весом. Меня занимало другое - кто этот камень швырнул с такой силой? Это же не из рогатки щебенкой пулять, тут сила нужна.
   То же самое интересовало и тетю Нину, капитана милиции Сорокину, инспектора по делам несовершеннолетних. Вел это дело капитан Леликов, не знаю, кем он там числился в должности. Но поскольку пострадавший был в теткином ведении и поскольку главный свидетель приходился капитану племянником, тетку к этому делу тоже припахали.
   - Вот тут шел ты, тут - Арцыбашев с Сальниковым (те два семиклассника), а Прохоров - справа от вас, так?
   - Ну да. А камень прилетел из вот тех кустов метрах в двадцати. Пока мы к Тимке кинулись, его оттуда ищи-свищи.
   - Кого это "его", Сережка?
   - Ну как кого? Того, кто кинул.
   - Предположим. Кто это, по-твоему, мог быть? Кто его мог так приголубить?
   Я плечами пожал. Много кто, в принципе. Здоровый дурак и задира. Вечно он во что-то ввязывался, к кому-то приставал, кого-то доставал, от кого-то получал. С набитым таблом ему не раз случалось появляться.
   - Не думаешь, что это кто-то из Садоевых приложил ему за сестренку?
   - Зачем им камень? Они его и так отдуют, если что. И раньше били и теперь смогут. Нет, это должен быть кто-то маломощный, кто драку с ним не выдержит. Хотя, опять-таки, слабак камень с двадцати метров так не запустит...
   Тут тетка прервала мои рассуждения:
   - Хорошо говоришь, Сережа, но не по делу. В тех кустах никого не было.
   - То есть как?
   - А вот так. Там трава, позади кустов. На траве роса. Причем нетронутая, никто там не прятался, не стоял, не убегал. Приехали-то сразу, и будь уверен, кусты эти проверили первым делом. Так вот, следов там нет. Никаких кроме вчерашних.
   - А дальше ведь там открытое пространство, спрятаться негде! Метров на сто, если не больше!
   - Сто метров и есть. А там Гадючки. Там-то следов всегда полно, только чьих?
   Гадючки - это старые гаражи. Они строиться начали чуть не лет пятьдесят назад. Добротные, кирпичные, с погребами и ямами. Заросшие кустами и деревьями. Частично заброшенные и заселенные всяким бомжующим людом. Там частенько зависали мужики, сбегая от жен. Причем не только летом, по теплу, но и зимой. Туда было подведено электричество, разумеется, нелегально. "Гусаки" время от времени сносили, но их постоянно восстанавливали. "Козлы" имели все поголовно, а кое-где и печки-буржуйки. В каких-то гаражах уже бензиновый дух выветрился, а взамен того разило чем ни попадя, от самогона до политуры. Ну и шприцы попадали в закоулках. А закоулков и закоулочков там было, всяких ухоронок - не сосчитать.
   Но если камень прилетел оттуда - то что за камнемет там стоял и что за придурок пулял в Тимку? Тетке этот вопрос было задавать пока бесполезно. Я спросил другое:
   - А там, в Гадючках никто его не видел? Там же всегда кто-то отирается.
   - Ну, отирался там Сашка Кактус. С залитыми глазами, как обычно. Толку-то с него? Спрашивали, спрашивали. Даже если что и видел, не скажет. И следов от установки орудия там тоже не нашли.
   - Какого орудия?
   - Какого, какого. Рукой с сотни метров камень такого веса не запулишь. Я не эксперт в этих бросательно-метательных орудиях, но ведь ясно, что в полкило камень оттуда рукой не запустить. А больше, судя по траектории, неоткуда. А камнемет, катапульта или что оно там есть, штука громоздкая, сложить-разложить, взвести...
   - Эксперты-то что говорят?
   - Эксперты еще не изучали толком, но как раз склоняются к версии катапульты. Но, сам понимаешь, такую дуру незаметно не выставишь и быстро собрать-разобрать ее сложно. Даже если она складная на шарнирах.
   У меня на этот счет было мнение свое. Я, наверно, почаще их экспертов роюсь в интернете, конкретно там, где кучкуется мастеровой народ.
   - Теть Нин, они от жизни отстали, как та катапульта. Это скорее всего рогатка была. Или арбалет.
   - Какая, к черту, рогатка? С таким-то весом снаряда? Арбалет вообще стрелами, собственно, стреляет.
   Но я ее быстренько просветил. Арбалеты есть и такие, что стреляют небольшими стальными ядрами. А рогатка по калибру может быть не только на воробья.
   - Они вообще на одном принципе действуют, и рогатка и арбалет. Сила упругости, закон Гука, в восьмом классе проходили. А вот в ютубе недавно ролик был про одного американца, он гибрид сделал того и другого. Взводится воротом, приклад, как у арбалета. Направляющие, в них закладывается камень. Там, в ролике, такого же размера каменный снаряд. Рога пластиковые, бьет прицельно метров на семьдесят. А вот если сделать рога из хорошей стали, типа рессорной, - самое оно!
   Тетка слушала не моргнув. Потом потребовала найти ролик с гибридом. Я нашел. Жалко, что ли? Сказала с сомнением:
   - Взводить долго!
   - Заранее взвел, и все. Он же один раз стрелял, злоумышленник этот. Прицел у него какой-никакой тоже быть должен.
   - Знаешь, Серега, - сказала тетка решительно, - слава богу, что у тебя алиби железобетонное. Потому что кроме обиженного пацана, ты прав, сделать такое некому. А из нынешних пацанов кто может сделать сам такое оружие? Я, например, кроме тебя таких не знаю.
   - Мне незачем, я и так ему надаю. А делал не обязательно сам. Мог и заказать кому-нибудь. В заводских мастерских на "Химмаше" за пол-литра что угодно выточат.
   - Это ты прав, Сережа. Ладно, подкину твою идею нашим экспертам.
   Я тогда собой даже погордился слегка. Не знал, в какую лужу сел с этой версией. Но об этом потом.
  
   Пришел отец с работы, поманил в кабинет.
   - Короче, десятка полтора меленьких кристалликов. Общим весом карат на восемьдесят. Тебе на карту перевели еще полтинник. Серега, скоро миллионером станешь! Публий Сервилий копытом землю роет и приставал уже ко мне с тем, чтоб я тебя на неделю со школы сдернул. Не надейся, я отказал наотрез. Такую потачку давать незачем.
   Я лично так не считал. Удачу надо ловить, пока сама идет в руки. Ну, это как пилить струной оргстекло. Пока работаешь непрерывно, дело идет. Стоит остановиться, потом так тяжело раскачать инструмент!
   Но с отцом не поспоришь. Так что молча пошел собирать сумку на тренировку.
   Когда мы с Надюшкой прибыли в зал, ожидал меня там сюрприз. В майках, трико и неизменных косыночках стояли в конце строя три девицы Садоевы, Аминат и две мелкие, одна в седьмом, другая в пятом классе. Я их и звать-то как не знал. Одна оказалась Мунир, вторая Мадина.
   - Здорово! Вы тут что делаете?
   - Понимаешь, Сереж... Я отцу про вчерашнее рассказала, про Лильку. И про Надю, как она ее обработала. Он посидел, помолчал, а потом Вячеславу Петровичу позвонил. Говорит: не против, если мои дочки у тебя позанимаются? Тот не против, конечно. А нам сказал, чтоб научились как Надя, чтобы не хуже получалось. Нас Муслим будет возить по вечерам.
   Как Надя - это он, конечно, хватил. Но если Лилька будет знать, что ей за хамство в рожу заедут, она закроет рот. Это верно.
   В зале обнаружил еще одно новое лицо. Сильно смуглое и вполне себе азиатское. Я его тоже немного знал: учился в нашей же школе, классом младше меня. Вьетнамчик, его родители держали на рынке несколько палаток с тряпками. Его все называли Васей, а как настоящее имя - поди знай. И в пятом классе младший брат - Димка. Такой же азиат.
   Это в Москве вьетнамцев как тараканов и живут на тараканьих правах. У нас одна семья на весь город и все как у белых людей. Небольшой дом на окраине, небольшой бизнес, дети в школе, все легально. Только в школе младший вписался, а старшего временами прессовали. Тот же Тимка, например, задирал его частенько.
   Ваську поставили со мной в пару. Упражнение простое - один бьет, другой ставит блок, и так до офонарения. Элементарное упражнение, в начале обучения ничего сложного, ясно, не дадут. Но Васька напоминал Брюса Ли только миниатюрным сложением, а корячился примерно так же, как и я сам. Нет, слабосильным его назвать было нельзя - неожиданно крепко для своего веса держался на ногах, пружинил. Но поскольку я тоже не вахлак и поскольку он легче килограмм на пятнадцать, то сносил его я что в атаке, что на блоке. Чуркин это заметил, вьетнамца отодвинул к Аминатке, а ко мне поставил здоровенного Костю Гречкина.
   Вот это была работа в удовольствие. Я разгорячился, взмок и не заметил, как начало мутить. Напряжение выжгло сахар из крови, и нате-здрасьте вам, гипогликемия.
   Костей у меня много, и все гремят. Особенно когда падаю на деревянный пол. Но обошлось без паники. Очнулся на скамейке, во рту - аварийная рафинадка, рядом - Надюха и Васька. Они меня на скамейку относили. В себя пришел быстро. Смотрю, Надя держит второй кусочек сахара, у Васьки в руках моя сумочка. Сжевал рафинадку, взял из сумочки глюкометр. Три и семь. Норма. Отобрал у Васьки сумочку, обратив внимание попутно на странные мозоли парня - на внешней стороне указательных пальцев. Отчего бы могли такие образоваться? А пень его знает, чем они там дома занимаются. Встал, подвигался.
   - Я в норме, продолжаем!
   Вьетнамец уставился удивленно. Но Надюха одобрительно хлопнула по плечу:
   - Это по-нашему! Пошли работать.
   Ну, не такой уж я головотяп. Я на первый раз недооценил ситуацию, по неопытности. Потом я определял критическое снижение сахара заранее, не выпадая в осадок. Научился.
  
   Выходные выдались пасмурные, холодные и ветреные. Восьмой карьер, нам рекомендованный Воскобойниковым, оказался довольно далеко от города. Мы втроем - Надюшка, отец и я - поехали туда, естественно, на козлике. Дорога до него была напрочь раздолбана, а подвеску на "Ауди" поберечь следовало.
   Здоровенная котловина, с одного края стоит техника - добыча ведется, с другого, километрах в четырех, склон уже начал зарастать кустарником. Гранит серый, и местами проглядывают те самые темноватые пятна и прожилки - ксенолитовые, стало быть, интрузии. Здоровые камни, видимо, отсюда привозили. Все понятно.
   Нет, не все.
   - Пап, серый щебень для сада камней тоже отсюда брали?
   Отец только крякнул.
   - Кабы знать! Ты думаешь, Пал Михалыч следствие не навел? Весь гранит, что пошел на сад-огород этот, валялся на территории фиг знает сколько времени. А откуда что привезено - хрен его знал бы, никто не помнит. Появилась эта мымра в бантике, ландшафтный дизайнер, попросила предоставить материал для работы. Ну, кто-то у нас обрадовался, почистить заодно территорию. А блоки с интрузией, те да, отсюда взяты. Единственное, про что известно происхождение. Когда сад камней разворотили, щебенку всю собрали, не разбирая цвета и всего прочего, как раз потому, что установить происхождение образцов никак не получалось.
   - Так теперь получается, ищем, от чьей головы уши?
   - Типа того, сынок.
   Мы добросовестно пролазили по карьеру все воскресенье. Пометили с десяток камней с интрузиями, до которых можно было добраться с техникой и проверить на вшивость. На том и отчалили.
   Я, правда, почему-то не особо надеялся на удачу. Вот что хотите - не верил, что будут алмазы. Так и сказал отцу. И угадал. В понедельник вечером отец пришел, разводя руками:
   - Ну, ты как в воду смотрел. Все попилили, подробили, промыли в момент - ноль результат. Я, между прочим, Публию Сервилию сказал, что ты не ждешь ничего особенного, с самого утра сказал, еще до начала разделки. Так у него знаешь, какое предложение на сей раз?
   - Ну?
   - Баранки гну. Он нам обеспечивает транспорт, взрослым сверхурочные, тебе тоже пряник будет, и мы в прежнем составе объезжаем все карьеры, действующие и закрытые. Где тебе понравится, там покопаемся.
   - Это я гнома-лозоходца буду изображать?
   - Не ерничай, изобрази. Воскобойников в тебя прямо уверовал. Бензина для дедова козлика даст - хоть залейся, погоду обещают хорошую, Вот и устроим автопробег по бездорожью и разгильдяйству. Я, по крайней мере, с удовольствием на денек сбегу от наших дам. Надюха не в счет, она свой парень.
  
   В воскресенье выехали ни свет ни заря. Как дедулечка Толя говорил, еще и черти с углов не падали. Маршрут обговорили заранее, благо время было. Решили мы не копать наугад, а провести, по-научному говоря, рекогносцировку местности.
   Действующие карьеры, подумав, решили все же объехать стороной. Если потребуется, в них всегда заглянуть можно, но все же светиться с поисками неизвестно чего (а точнее, многим в "Карьере" известно чего) не стоило раньше времени. Все равно поиски эти были в большей или меньшей степени по методу научного тыка. Не считать же методом мою вдруг открывшуюся (а может, наследственную, чем черт не шутит) интуицию. Найти алмазы было одинаково реально в любом из действующих или заброшенных карьеров либо вообще в месте, где никто ничего не копал никогда. Но надо же было с чего-то начинать! И вот мы поехали по кольцу по местам прежней добычи щебня, прикидывая, где местность больше всего соответствует картинкам и описаниям из учебников.
   По очереди меняясь за рулем, мы отпылили по старым щебневкам и грунтовкам километров триста. Были у нас карты, был фотоаппарат. Все, что видели и что казалось более-менее интересным, фиксировали на пленку и ставили отметки на карте, где какой снимок делали.
   Что из себя представляет типичный старый карьер? Котловина большего или меньшего размера, в большей или меньшей степени заросшая кустарником, мелким лесом. Обычно с ручьем или небольшим озерцом на дне, - дармовая поилка для чьих-нибудь овец. Другой дичи у нас в степи нет. Только с севера, откуда подступает Подкаменная дубрава, последний перед степью лес, бывает, подходят к этим озерам иногда кабаны и косули.
   Почему прекращают выработку щебня в карьере? По большей части при изменении характеристики породы. Уходит слишком в глубину гранит, сверху ложатся осадочные породы - мел, песчаники, даром они не нужны никому. Добычу переносят в другое место.
   Случалось, раз на памяти отца, другой еще раньше, что карьер заливало. Геологическим языком говоря, выработка доходила до водоносного слоя. Маломощные источники ничему особенно не мешали. Но случалось нарываться и на мощные, когда котлован в короткий срок превращался в озеро.
   Озеро в степи вещь примечательная. Степь сама не то что сухая, но безводная. Речек и ручьев в ней мало. А вода вся - понизу, под землей. Оттуда трава ее и тянет, у ковыля, если не врут, тридцать метров корни.
   А теперь представьте котловину глубиной метров сорок от уровня степи, и по стенкам котловины и днищу вода подходит к самой поверхности почвы. Значит, что? Правильно, все подряд там прет из земли дуром. Кустарник густой, высоченный - прямо джунгли, деревья, которые воду любят. Ольха, ракита, ива, черноклен. Все это каскадами по склону, а склон где крутой косогор, а где обрыв. Кусты повыше, деревья пониже. Где еще зеленые, где в боевой осенней раскраске.
   А внизу восьмиметровой глубины, с голубоватой водой, метров в триста длиной озеро. Вода гладкая, как зеркало, потому что в котловане ветру особо не разгуляться. И прозрачная, как стеклышко, все камушки на дне на просвет видно. Каждого малька и каждую лягушку в подробностях. Карасей сюда утки занесли, икру на лапах затащили, а те потом уж сами расплодились. А лягушки припутешествовали сушей по весне.
   И тишина. Только какие-то птахи не улетевшие цвиркают, и от этого кажется еще тише. Даже в ушах звенит.
   - Красота-то какая, - вздохнул отец. - Прямо маленькая Швейцария: горы, озеро. Только туристов не хватает.
   Ну, это к лучшему, а то загадили бы все. Второй карьер, как это место называется, не особо далеко от города. И дорога осталась, хоть и заброшенная, но проезжая. Но купальщиков и шашлычников тут не водится.
   Вода в озере в любую жару холоднющая. Она проточная, приходит из-под земли и уходит под землю. Просачивается через известняк все к той же Каменке. На пляж никакого намека, прыгать надо с камушков. Не слезать, потому что от берега сразу метра четыре, а прыгать - напороться там точно не на что. Вынырнуть, доплыть до противоположного обрыва, оттолкнуться, потом со всей скорости назад. Выскочить с полным ощущением свежемороженой рыбы и растянуться на горячих камнях, греться.
   С костром или палаткой тут не устроиться. Покато, ровной поверхности нет. Свалиться и шею сломать с пьяных глаз - как делать нечего. И машину оставлять наверху надо. А она там видна всем, кроме хозяина. И сделать с ней можно все, что угодно, пока хозяин выберется. А наверху устраиваться неуютно: степь, голо, всех удовольствий - вид вниз.
   Ну и мы постояли, посмотрели. Вниз не спускались: долго, а нам еще надо одно место успеть осмотреть. Походили, прикинули места, где стоило бы позже взять образцы, и двинулись дальше.
   Последнее место, куда мы в этот день заехали, тоже было с озером. Это самый старый был карьер, а называли его не Первый, как можно было ожидать, а Немецкий. Там сразу после войны пленные немцы работали и жили под охраной там же неподалеку. Там же и кладбище, как без этого. Приходилось мне проезжать мимо этой старой выработки. От города - километров пятнадцать. Где-то на горизонте виднеется кромка Подкаменной Дубравы, приличного такого леса, с косулями и кабанами, с мелкими рыжими волчками. Волков не так мало, с ними воюют все наши овцеводы с переменным успехом. У Садоева усадьба к лесу совсем близко, лета не проходит, чтоб Ваха не подстрелил одного-двух, соседям-фермерам на радость. А Вахины загоны километрах в четырех левее, если стоять к лесу лицом, напрямик через степь, через обширную Сухую Балку. Есть тут такое топографическое явление, неглубокая впадина, километровая примерно в диаметре, как будто для озера приготовлено. Но никогда никакого озера не было в этой котловине, потому и название.
   Немецкий карьер был, конечно, поменьше, чем действующие Шестой или Восьмой. Но впечатления производил куда больше.
   Каменка наша не Дон и не Волга. Речка да и речка, метров тридцать в ширину в нашем течении. Курица вброд не перейдет, но и не Амазонка точно.
   А вот в доисторические времена, когда таял лед и воды было не как теперь, могла она и с Амазонкой равняться. По крайней мере, ширина древней долины у Каменска километров шесть. И глубина доисторического русла впечатляет.
   Почему я об этом? Потому что послевоенные выработки вгрызлись как раз в древний берег. Если прикинуть по карте, где-то на середине между верхним краем и урезом воды в реке, точнехонько с уровня нынешней долины. Грызли, грызли, вбок, углубляясь в склон, вниз, зарываясь в грунт, и вширь, вверх по течению Каменки. Щебень вывозили по узкоколейке, насыпь от которой до сих пор видна сквозь высохшую траву. Выгрызли котловину неправильной формы размером примерно километр на полтора. Нынешние действующие карьеры куда больше, но там работы ведутся, народ бегает, техника, и размеры скрадываются. А в этом гигантском кособоком тазике тихо, оттого, наверно, размеры и бьют по глазам.
   Пока вели добычу щебня, прошли два уровня грунтовых вод. Один обозначен на склоне: сочатся из него на одном и том же уровне, с разных сторон, родники. В этом слое воды было немного, добыче она не мешала. Выработки пошли вниз, к нынешнему уровню Каменки. Углубились метров на двадцать от поверхности почвы и напоролись на второй водоносный слой, гораздо более мощный. Карьер залило, пришлось уносить ноги и бросать добычу.
   Самое интересное, что образовавшееся поначалу большое озеро с голубоватой водой, такое же, как сохранилось на Втором карьере, не продержалось и года. Был мощный источник в обрыве, было небольшое продолговатое озеро под самим обрывом и несколько поменьше по всему дну. И не было видно, куда просочилась вода. Этот вопрос меня особо занимал.
   - Па, тут же гранит, по идее, как же тут вода текла?
   - Балда ты, Серега, и уши холодные. Книжки начинай читать, там все написано. Специально для тебя повторяю: граниты древние, разрушающиеся. Здесь древняя речная долина, место усиленной эрозии, сиречь того же разрушения. Ты что думаешь, тут скала, монолит? Ничего подобного. Обломки, валуны. Между них - каменная крошка, природный щебень. Там и просачивается, размывая более легкие осадочные породы. Уходит все в речку в конце концов.
   - То, что выходит у Четвертых Песков?
   - Тю! Легко и просто жить хочешь. Мы однажды этим вопросом озадачились, проследить, куда реки текут. Есть такая специальная органическая краска, добывается из бычьей желчи, абсолютно для живого безвредная. Она остается заметна даже при разведении один к десяти миллионам. Я тогда штормовку запылил и решил простирнуть в речке. Вода была окрашена полтора часа, а я от начальства праведного пенделей получил: не порть чистоту эксперимента!
   - От Воскобойникова, что ли?
   - Нет, его еще не было, от Переверзева, Дмитрия Артемовича, тогда директором был. Так вот, окрашенная вода вынырнула из подводного источника, со дна речки, километрах в десяти ниже города. А ты - Четвертые Пески...
   Мы подъехали прямо по бездорожью, напрямую по степи. Автомобильной дороги туда, как отец сказал, никогда не было: все по узкоколейке. Стояли у остывающего козлика, Надюшка, сидевшая последний час за рулем, разминала затекшие плечи. Езда по степи напрямик - удовольствие куда ниже среднего. Ровной она только кажется. На каждой кочке баранка норовит выскочить из рук, и каждую ямку задницей чувствуешь, притом что под травой ничего не видно. Но не было туда дорог, ни гравийки, как к другим карьерам, ни самой захудалой грунтовки. Если и была когда, давно заросла. Если поразмыслить - кому и зачем туда ездить?
   Стоим к речке спиной, под ногами - спуск к одному из меньших озер, каменистый, но проходимый, весь истоптан овечьими копытцами и усеян пометом. Кучка-другая конского навоза - все правильно, у нас всегда пасли верхом. Еще и собак парочка где-нибудь крутилась. Скорее всего, из Садоевых кто-то.
   Дальше первого озерца отара в карьер не заходила. Зачем? Вода одинаковая. А овцы ноги переломают на каменюках.
   Теперь взять фотоаппарат и посмотреть, что с этого ракурса заснять и что тут характерного. Так: мы стоим с самой нижней кромки кособокого тазика. Стенки поросли кустарником, с этой стороны мелким, но чем дальше к середине, тем гуще и гуще. Воды там все же больше, а почвы за прошедшие годы нанесло ветром и весенней водой достаточно, есть за что зацепиться корням. Густо заросли и склоны, и дно. В дальнем конце вообще джунгли. Деревья здоровенные, поднимаются по противоположному склону целым каскадом, как и на Втором карьере. С одной разницей: вся растительность обрывается примерно на середине, на месте, куда выходит целая линия родников и родничков, обозначивших верхний водоносный слой. А выше - метров на сорок, насколько можно судить с такого расстояния, почти отвесный, без кустов и травы желтый обрыв. Кое-что там есть, в бинокль видно, особенно с краев среза, где хорошо выделяется почвенный слой. А невооруженным взглядом окинуть - все голо.
   И над этим обрывом - огромная, кряжистая, кривая сосна. Неизвестно из какой шишки выросшая лет сто назад или больше, кроной выделялась на фоне темнеющего неба. Как нарисованная на японском шелковом свитке, который висит в тренерской у Петровича.
   Вот ее и запечатлеем. Точно такое ни с чем не спутаешь.
  
   Больше нам вылазок сделать не удалось. С середины следующей недели зарядили дожди, похолодало. Октябрь у нас тоже бывает теплый, но в этот раз не задался. Ну, осень есть осень. Но все поездки решено было отложить до весны. Как ни мучило нетерпение Воскобойникова, но и он понимал, что сезон поисков закончен.
   А еще через неделю уехала и Надежда. Кончилась преддипломная практика, надо было ехать в город и доучиваться. Пятый курс, диплом, экзамены и так далее. Одно радует: к следующему лету прибудет обратно во всеоружии диплома.
   Мне оставалось ходить в школу и читать книги из отцовского шкафа. Чем и занялся.
  
   А еще меня, как Надюха говорила, похихикивая, "закаратило".
   В каждой шутке есть доля шутки. А остальное - чистая правда. Надюха право имеет хихикать, - сама такая.
   Можно сказать, что тренировками я увлекся не на шутку. Но это будет не вся правда и даже не половина. Меня, сказать, как я это чувствовал, - захватило и понесло.
   При том, что по расписанию я должен был ходить три раза в неделю - я в зале был как штык каждый день. Моя группа, не моя - становился в конце строя к новичкам, как я, не имевшим еще форменного кимоно.
   Бескимоношным я оставался недолго - до первого заказа. Из областного центра привозили по заказу все снаряжение, и через месяц примерно были у меня два кимоно с эмблемами, черное рабочее и белое парадное, для экзаменов и соревнований. Пояса к нему не полагалось, первый, белый пояс выдавался как раз после первого экзамена, просторный халат, не прихваченный в талии, болтался, и опять посмеивалась Надюшка:
   - Кимоно-то недошито!
   Как раз перед ее отъездом "дошил" я кимоно, сдал экзамен и пояс получил. Из рук Петровича, подойдя перед всем строем. Поясу полагается поклониться уставным поклоном, потом опуститься на одно колено, повязать, поклониться учителю и вернуться на свое место в фаланге. Так я и сделал, уступив место следующему - нас человек с полсотни сдавало экзамен, в присутствии двух представителей из областной федерации.
   На белый пояс не сдать - надо быть полным и окончательным каличем. То есть просто не делать того, что делать велят. Ваня нас заставлял "качать мышцу" - физухи было много, народ приходил все больше квелый. Правильно, на физкультуру не ходить - это круто, и все больше в мортал комбат, чем в натуре помахать ручками-ножками. Мне можно не объяснять, в чем разница, я ее давно уже понял. На занятиях упирался, старался, парился - аж задница болела. И конечности, как та же Надюшка говорила - уставали до бесконечности. Ноги не гнулись со ступенек спуститься. На другой день поднимался - казалось, все суставы скрипели. Каждый раз думал - нет, сегодня не встану, полежу, почитаю что-нибудь умное. И каждый день ноги сами меня несли в битком набитую раздевалку, на вытертые доски спортзала.
   Многие из новичков бурчали недовольно по поводу строгостей японского этикета. Обязательный поклон - "рэй" на входе и выходе, за неисполнение рисковал получить подзатыльник от Вани любой. Обязательное приветствие тем же поклоном учителя с помощниками, обязательная церемония "мокусу" - коротенькая медитация с закрытыми глазами в начале и конце тренировки. Типа, все это лишнее мозгокрутство, давай мочить друг друга поскорей! На это Ваня предлагал замочить сначала его, а потом устанавливать свои порядки. Помогало безотказно!
   Это потом Петрович объяснил, что все эти вроде бы лишние и необязательные вещи помогают сосредотачиваться и настраиваться. Я это понял без объяснения, спинным мозгом, что ли, почувствовал. Ну, просто понял, что это надо, и меня не напрягало приветствовать своих уставным универсальным словечком "осс".
   На экзамене мы должны были показать физподготовку и пяток самых простых приемов. До безобразия простых и необыкновенно действенных. Знаете, как можно свалить любого амбала, если сумел пятерней захватить его за подбородок? Подъем локтя, движение вперед, если можно, еще придержать за спину, но это необязательно. Я школе проверил на одном желавшем пошутить десятикласснике. Сработало на раз! Конечно, прибавило энтузиазма. Даже при том, что Петрович за эту проверку выставил на полсотни отжиманий: "Не умеешь еще ни фига, а уже хвастаться!"
   Как бы то ни было - занимаясь в два раза больше, чем полагалось, я не мог сдать экзамен плохо, не говоря о том, чтобы не сдать его вообще. Я получил свой пояс и впридачу пару поощрительных фраз от приехавшего из области дылды - Петрович говорил, у него четвертый дан. В общем, заслужил.
   И самое главное, повязав этот пояс, я почувствовал себя по-другому. Я понял, почему поясу надо кланяться. Кому смешно, кто это не понимает, смейтесь. Это почувствовать на себе надо. Кланяются не поясу, это вообще-то всего лишь простеганная полоска ткани. Кланяются той работе, которая была вложена для его получения. Кланяются труду тех, кто создал это искусство, это умение. Кто разрабатывал движения и доводил их до убийственной простоты. Этому стоит поклониться.
   Очень скоро я обнаружил, что я такой старательный не один. Компания "особо оголтелых", постоянно кучковавшихся на занятиях, составляла человек пятнадцать. Разного возраста, разного уровня подготовки, фанаты, можно сказать. Меня туда сразу приняли, как своего. В эту компанию как своих принимают всех, кто на тренировках не филонит.
   Меня не особо удивило, когда я каждый день оказывался в одной шеренге с вьетнамцем Васькой. То и дело его цепляли всякие орясины чуть не вдвое больше его весом. Я припомнил, что и Тимка тоже малюхастого вьетнамца часто задирал. Научиться давать сдачи надо было как можно скорее.
   Но вот отчего я фигел, так от того, что три сестры Садоевы точно так же каждый вечер являлись в тренировочном зале. И даже младшие сразу бросили девчоночью привычку царапаться и хватать за волосы. Зачем бы Ваха делал из дочерей воительниц? Ладно бы сыновей не было, а у него пацанов пол-взвода. Я у Аминатки в школе однажды это напрямую спросил.
   - Ну, занимались бы, как все, три раза в неделю, и то добро. А вот так-то вас гонять зачем? Мать дома одна, наверно, зашивается со стряпней и уборкой.
   Я знал, что у Садоевых был настоящий домострой. Все помогали по хозяйству. И правильно: иначе с такой оравой матери можно было в струнку вытянуться.
   - Отец сказал, что за год мы должны научиться у Вячеслава Петровича как можно лучше драться, что нас в конце года братья будут проверять, чему научились. Проверять будут с пристрастием, потому что их отец сейчас по дому на всякой нашей работе напрягает. Матери помогать все равно надо. Им вредно, но деться некуда. А нас, отец сказал, еще стрелять учить будет.
   - Это зачем? И из чего, из пулемета, что ли?
   - Почему из пулемета? Из охотничьего ружья, у нас дома все стрелять умеют, и мама тоже. Забыл, где мы живем?
   Н-да, это я правду дурака свалял. У нас по чабанским точкам везде ружья на законном основании, и все пастухи состоят в охотничьем обществе или как его там. Где овцы, там и волки. Правда, представить с ружьем Бике-ханум, малорослую и сухощавую, было затруднительно.
   - Послушай, а твою мать отдачей с ног не сбивает?
   - У нее малокалиберка, и мы из нее стрелять будем.
   Вот тебе и домострой.
   Пришли осенние каникулы. Мамуля с бабулей суетились по поводу какого-то санатория, я сказал решительно, что не поеду никуда. Зачем? Как Петрович и сказал, инсулин у меня сошел до минимума. Укол пролонгированного действия на ночь, после ужина. Утром проверить сахар, иногда инсулин требовался в минимальной дозе, а иногда не требовался вовсе. Дальше был вопрос в режиме питания - чего-нибудь слегка перехватить на перемене, потом за обедом съесть только суп, потом сделать уроки и перед уходом на тренировку закинуть в себя усиленный полдник, котлету или что там еще мамка сготовила. Вот ужин плотный, и тогда уже доставать пенальчик. Практически, последнее время - единственный раз за сутки. Чего им еще надо? Вылечить диабет никому пока не удавалось.
   Утром первого дня каникул спустился к деду в мастерскую. Тот встретил меня ворчанием - мол, заявился, лодыряка, - но я знал, что ворчит для порядка дедулечка, а сам рад меня видеть. Ни на что у меня времени не хватало с тренировками шесть раз в неделю. Школа, уроки сделать, убегаю в спортзал. Перед сном почитать что-нибудь с отцовской полки, или с ним же потрепаться на темы когда отвлеченные, когда геологические. А потом в люлю, и пока будильник не зазвонит. А назавтра все то же самое.
   К дедулечке я спустился с целью сделать себе кое-что из снаряжения. Петрович подробно объяснил, какой должна быть деревянная амуниция. Деревянные ножи, нунчаку, шест, парные палки, боккен - деревянная сабля. Нашлась подходящая древесина - двухметровая дубовая колода прямо в коре, твердая до невозможности. Вручную из такого материала что-нибудь сделать - сорок потов сойдет. Но у нас с дедулечкой на все есть приспособы. К обеду весь комплект был готов, вечером на тренировке я уже хвастался Петровичу.
   - Классно, - оценил он. - А у тебя материал остался?
   - Да там еще на четыре таких комплекта! Вам надо? За день выточу!
   - Надо. Серега. Только не мне. У меня, сам знаешь, всего уже куча с лишним.
   Подозвал Аминат и Ваську.
   - Нравится?
   Еще б не нравились. У Садоевых у всех троих в качестве ножей были обструганные ореховые прутья. Прочей снаряги не наблюдалось вообще. У Васьки нож был пластиковый, какой-то детский бармалейский кинжал. Не иначе старую игрушку братишки приватизировал.
   - Вот их и отоваришь, - заключил Петрович. - Если будет возможность сделать еще - делай, такие и в городе с руками оторвут.
   - А сколько? - спросил практичный Васька. Глаза у него горели.
   - Смотря чем платить, - не очень понятно ответил Петрович. - Ты, Серега, сам во что свой труд ценишь?
   Я пожал плечами. Мне много раз приходилось помогать деду и самому делать что-то на заказ, и деньги брать за работу я не стеснялся. Но тут как будто что-то встало поперек.
   - Мне-то что. Материал дармовой, руки не купленные.
   - Неприлично так, - запротестовала Аминатка. - Мне дома сделают, но так хорошо не сумеют. И станков у нас нет.
   - А у нас у всех, что касаемо дерева, руки из задницы растут. Причем ладошками кверху, - уточнил Васька.
   - Оно и видно, - съехидничал тренер. - Такое у тебя, прости, убожище! Ну ладно. Так я о чем... Такая работа стоит ой как недешево. Но ценить ее можно не только в деньгах. Я рад, что ты, Серега, со своих деньги спросить постеснялся. И вы, ребята, тоже совершенно правы. Халявщиками быть нельзя. Поэтому делаем так. Сережка делает вам по такому же набору, вы по мере сил помогаете и учитесь тому, как это делается. А потом каждый из вас чему-нибудь полезному Сережку учит. Может, не сейчас, может, когда-нибудь после. Чему - придумаете, найдете.
   Договорились в долгий ящик не откладывать, и на другое утро дед в мастерской из-под очков рассматривал визитеров. Из моих прежних приятелей в подвал мало кто заглядывал, и то лишь чтобы меня разыскать. А тут нате вам, помоганцы нарисовались. Правда, помочь мало чем могли. Только размечали размеры, наводили окончательную шлифовку шкуркой да вязали шнуры на нунчаку. Основную работу делал я, - у меня ж токарный стаж чуть не с пеленки, а дед бдил, чтоб кто-нибудь не нарушил технику безопасности. С этим у него строго.
   К идее Петровича дед отнесся в целом положительно: мол, еще в советские времена была такая практика обмена опытом. Сомнения были в частностях:
   - Васю научим, и ручки на место перевернем. Вот насчет барышни и станка я не уверен, что у них роман получится.
   Аминатка покивала. Было видно, что она всей этой вращающейся техники побаивается.
   - Ладно, девка, не журись! - дед потрепал девчонку поверх платочка. - Мало ли наук на свете! А вот ты, Василий, чему можешь научить?
   Васька потер нос.
   - Не знаю, - сказал он. - Я балбес. Вот что я умею хорошо, так это только майки складывать.
   - Удивил, - фыркнула Аминатка. - У нас после большой стирки их чуть не сто штук складывать приходится.
   - Ты так не умеешь, - поддразнил азиат. - Я за полсекунды ее упаковываю. У нас не сто, а бывает, пару тысяч отец привозит, на продажу. Берет неупакованными, так дешевле. Ну а дальше мы сами.
   Посмеялись и решили, что уметь складывать майки тоже надо. Особенно если их сто штук после стирки. Кстати, насчет ста штук Аминат и не шутила даже. Сосчитайте семейство Садоевых, прикиньте у каждого хоть по пять маек - сколько выйдет?
   В общем, возились мы с деревом целый день, с перерывом на обед. Обедали у нас, и мама на Аминат косилась ревниво - сто пудов, думала, что я женихаться решил. Слава богу, хоть не ляпнула ничего.
   Дубовой колоды хватило, как я и прикидывал, на четыре полных комплекта. Глаз у меня на такие вещи давно пристрелянный. Два дополнительных лишними точно не были. Один я оставил дожидаться Надюшку. Снаряжение у нее было полное, но не такого качества. Где она в магазине выдержанный дуб найдет? А еще один пусть полежит, мало ли что и кому.
   Прямо от нас побежали на тренировку. А по дороге Ваське пришла в голову мысль:
   - Аминат, а ты нас чему учить будешь? Плов-шашлык готовить, да?
   Та посмотрела на него уничижительно.
   - Плов-шашлык вообще-то тоже надо уметь, - заявила она. Шашлык у нас вообще мужским делом считается. А тебе, балбес, мама супа не нальет, ты с голоду вымрешь!
   Я посмеивался и думал, чему б такому научиться у Аминатки, чего я сам бы не умел. С голоду я уж точно не вымру, на своей кухне по крайней мере.
   - Давайте я вас, мальчики, верхом ездить научу!
   Васька аж встал, как тот конь на бегу.
   - А ты что, умеешь?
   Но тут уж я не удивлялся. Садоевы управлялись с овцами в основном сами, на выпасе были задействованы все. Ребятишки тоже, когда не были заняты в школе: на выходных и на каникулах. Отбивалась каждому отара голов в пятьсот, седлалась одна из лошадей, которых четыре было на хуторе, придавалась в усиление собака, страшила лохматая с теленка ростом, - и в путь! Все старше десяти лет, девчонки и мальчишки одинаково. Не бедно жили Садоевы. Но впахивали все как папы Карлы, и лодырей там не водилось. Только Васька об этом не знал.
   - Умеет, Вася! Она и не то еще умеет. Она, например, умеет из винтовки стрелять. И нас с тобой научит. Это тебе не майки складывать!
  
   Учиться майки складывать мы решили на другой день. Васька сказал, что на это много времени не нужно. Поэтому за час до тренировки закинул Муса сестренку к залу, у которого уже ждал Васька, а дальше за десять минут добрались до небольшого дома с палисадником, где проживало все вьетнамское семейство.
   Сам дом был невелик, но кирпичный амбар рядом - очень внушительный. Там размещался склад товара. Я уже говорил, что у Васькиного папаши было три палатки с дешевыми тряпками на городском рынке. В склад мы и пошли. Там посередине, между стеллажей с тюками стоял стол, на нем уже лежал мешок с майками.
   Вообще, прикольно оказалось. Кладется майка на стол. Потом прихватывается двумя пальцами, строго в определенных местах. И сама ложится как надо, аккуратным пакетиком. На всю операцию секунда, не больше. Только правильно взяться, за нужные точки. Раз - и все!
   Аминатка пищала:
   - Ой, я маму обязательно научу!
   В это время дверь склада открылась.
   - Бао?
   Я не понял и обернулся. Я к двери спиной сидел. Но, конечно, сразу догадался, что это Васькина мама.
   - Бао, ну почему ты гостей тут держишь? Шли бы в дом.
   Васька что-то по-своему затараторил... стоп! Как это она его?
   В дом она нас все-таки зазвала, угостить какими-то странными, но очень вкусными печеньями, из рисовой муки. С зеленым, совершенно бесподобным чаем. Бутончик зеленый укладывается на дно чашки, заливается кипятком. Из бутона на глазах распускается цветок вроде чертополоха. И запах - обалдеть! Пока Аминатка выспрашивала рецепты, я по ходу дела выяснял, как там на самом деле кого зовут.
   Васька оказался не что попало, а собственной персоной Нгуен Мин Бао. Нгуен - фамилия, Бао - имя, Мин - второе имя. Такая вот система. Брата Димку звали на самом деле Нгуен Мин Хань. Папаша, всему Каменску известный как Миша, оказался Нгуен Мин Зунг. Каждое имя со своим значением. Бао - защитник. Хань означает лето. Зунг не как-нибудь тебе, а храбрый.
   А мама тетя Лина оказалась не Нгуен, а Нго - у замужних вьетнамок остаются девичьи фамилии. Нго Динь Линь. Забавно так, словно колокольчики звенят. Означает Линь - весна, и рыба линь тут совсем ни при чем. Правда, Васька попросил нас при народе его вьетнамским именем не звать. Дразнить будут: бао, мяо, Васька кот или еще что похуже. Он этого наелся еще малолеткой.
   Сразу бросалось в глаза, что гостям сына в доме рады. Наверно, как я догадался, не часто бывали в доме друзья. Больше норовили обидеть. Так до конца семейство и не стало своим в городе, где прожили больше десяти лет.
   И еще я обратил внимание, до чего же разнородной парой выглядели Васькины родители. Ну да, и папа и мама маленькие, смуглые, скуластые и узкоглазые, как им по должности положено. Но при этом папаша Нгуен выглядел корягой корявой. Нескладный, мосластый, уже в возрасте, насколько я понял, за полтинник и на вид босяк босяком.
   А мамаша Нго выглядела до того моложаво, что казалась пацанам сестренкой. Ну и правда, Ваське было шестнадцать, а его матери тридцать три. Но главное не это. Вот знаете выражение: породу видно? В ней видно было ту породу за версту. Потому и говорю, что пара странная. Мужлан и аристократка. Где их черт не в пору вместе свел, неизвестно. Но факт налицо: Васька пошел в материну породу. Весь такой изящно-статуэточный.
   И Димка-Хань, хоть и пошире в кости и погрубее на вид, корягой не выглядел. Добавила мать своего. И кстати, именно мать выперла мелкого с нами в зал, пристыдив тем, что даже девчонки занимаются, а он дурака валяет. А мы и рады были: нашему полку прибыло.
   Петрович пополнению обрадовался, над складыванием маек посмеялся, хотя в целом идею одобрил: никакое лишнее умение не помешает.
   - Но вообще, ребятишки, есть занятия полезнее. Аминат, завтра твоя очередь быть училкой? Все завтра к тебе? Ну и ладно, я с вами. Отцу твоему я сам позвоню. Завтра, часам к десяти, Серега, подъезжай на своем суперджипе (это он про козлика) ко мне домой. Погода к прогулкам не располагает, так что одевайтесь как следует. Вася, тебя тоже где-нибудь зацепим. Чего? Не охамел кататься днем? Со мной не бойся.
   Утром погода была мерзкая: холод, ветер и дождь. Хороший хозяин собаку из дома не выпустит. Мама так мне и сказала. И очень недовольно поморщилась, когда узнала, куда еду. А зачем, я даже объяснять ей не стал. Бутерброды с собой взял, которые она собрала: на всякий случай и чтобы не обижать окончательно. Что-то не верилось мне, что от Садоевых мы голодные уедем.
   Петрович ждал на крыльце, одетый и со здоровенной сумкой. И Васька уже подбегал из-за угла. Так что ждать никого не пришлось.
   Ваха с семейством уже ждал. Четверо его парней, Бике-ханум и Аминатка. Обе не в платках, как обычно, а в мужских шерстяных шапочках и в теплых штанах. Совсем как-то не по шариату.
   Поздоровались, пообнимались и сразу направились куда-то вглубь, за жилые дома. Их было два: один большой семейный, второй недостроенный и намного меньше, для старшего сына Муслима. Он собирался жениться следующим летом. Я прикинул, что лет через десять тут будет целая улица.
   Дальше начинался целый городок всяких хозяйственных построек и здоровенные овечьи загоны - калды. В каждой - плетеная кошара и большой навес с кормушками. Пасли скотину до снега, пока был хоть какой-нибудь корм. Но выгонять овец в степь в холодный дождь будет только придурок. Воспаление легких и поголовный падеж. Я в этом хозяйстве ни бум-бум, но даже я это знаю.
   Пошли толпой мимо складов и навесов с зимними запасами кормов и всякой всячиной, попутно я заметил несколько таких же больших сумок, как у Петровича. Не успел я подумать, что бы такое это могло быть, Ваха уже загремел замком на двери длинного кирпичного строения. Барак для сакманщиков.
   По нашим местам никому не надо объяснять, что такое сакман и кто такие сакманщики. Сакман - это когда овцы ягнятся. Их с ягнятами по нескольку штук помещают в маленькие выгородки в кошаре, чтоб в стаде молодняк не затолкли.
   А когда нескольким тысячам овец приспичит родить в течение примерно полутора месяцев, чтобы приглядеть за каждой дурой с курдюком, требуется минимум вдвое больше народа, чем обычно. Все овцеводы на это время набирают помощников. Они-то и называются сакманщики. Работа тяжелая, платят за нее прилично. И селят сакманщиков в бараках около кошар.
   Раньше помощников чабанам выделяли по партийной разнарядке, теперь это возможность подработать для бодрого пенсионера или любого, у кого напряженка с работой. В основном, конечно, мужикам. Женщины обычно работают на кухне и при кухне же живут. По неписаному закону работников на сакмане кормят до отвала и вечером наливают сто грамм. По другому неписаному закону, хозяин может лишить работника дневной зарплаты или даже заехать в рожу, если среди рабочего дня застукает пьяным.
   Ну, и это было общежитие казарменного типа, длинное, узкое, как коровник, с кроватями попарно, с проходом посередине. Прямо перед тамбуром входа - большой стол, и на этот стол разом сложили сумки. А из сумок... вот те на! Ружья. В разобранном виде. Общим числом шесть штук. Одно у Петровича, остальные у чеченского семейства. Что характерно, или наоборот, нехарактерно, одно - у мамаши Садоевой. Собирала и заряжала она его так ловко, сразу видно - привычка. Правда, самое маленькое.
   Младший из парней, Ахмад, вытащил из настенного шкафа стопку каких-то бумаг. Потом опять всей ордой вышли наружу, за барак. От его глухой стенки начинался один из загонов, пустой и даже подметенный. А к самой стене был прислонен щит, собранный из деревянных плах, и туда Ахмад повесил одну из бумаг, оказавшуюся, естественно, мишенью.
   - Славка, инструктором ты! - скомандовал Ваха. - Тебе оно привычнее, чужим детям подзатыльники раздавать. Моей тоже можешь, за компанию. Бике, отдай мелким мелкашку. Нет, сначала отстреляй магазин.
   Бике-ханум без единого слова сняла с плеча ружье. Точнее, карабин ТОЗ-18М, как меня просветили тут же. Метров сорок было от дальнего забора до цели. Пять выстрелов почти без промежутка, Ахмад в три секунды сгонял за мишенью. На ней была пулями выведена костяшка "пять" из домино. Точка в десятке, четыре по девятке образуют правильный квадрат. У меня глаза на лоб полезли. Фигасе, как стреляют дочери гор. Мамаша Бике сменила магазин, отдала дочери.
   - Показывай, давай.
   Ну, по Аминатке видно было, что ружье еще в новинку. Она чуть-чуть язык от усердия не высовывала, пока целилась. Четыре из пяти попали в мишень. Братья хихикали и подначивали, сначала над ней, потом над нами. Петрович дотошно объяснял, как встать, как поднимать оружие, как ловить мушку через целик, как спускать курок. Отстреляли патронов по тридцать. Получилось, в общем, неважно. Пуля постоянно уходила куда-то выше и правей.
   Потом стали стрелять садоевские парни, по очереди, и получалось у них куда как лучше, и из ружей они стреляли куда как более серьезных. Конечно, я ж не маленький, я понимаю, что дело в практике. А мне ружье ни за какие деньги не продадут, пока восемнадцати не исполнится. Разве что отца попросить или Надюшку. И в тир походить, есть же у нас в городе такое заведение.
   Подошел хозяин дома, отозвал в сторонку.
   - Давай перекурим.
   - Да я не курю.
   - И не надо. Послушай, какое дело: научишь девчонок моих машину водить? У меня времени нет, у парней терпения не хватает, на курсы идти малы. Остальные - как получится, но хотя бы Аминат. Муса уже умаялся, каждый вечер в город туда-обратно. Верхом на кобыле ей, что ли, на тренировки ездить? Так кобылу приткнуть негде.
   То ли шутит, то ли всерьез про кобылу - я не понял.
   - А как она без прав ездить будет?
   - А как ты ездишь?
   - Пока не попался.
   - А Муса как ездит? Хоть бы и попался, у нас все тут свои.
   Тут прав был Ваха, у нас в городишке все всем родня, знакомые и приятели. Если не влипать в ДТП, то вызовут родителей, и дело кончится магарычом. В чужом районе так уже не выйдет.
   - А на чем ездить будет?
   - Я ей "Ягуара" купил, однако. Пойдем посмотришь.
   Ягуаром оказалась белая копейка доисторического года выпуска, еще из фиатовских деталей. Не гнилая, битая, но добротно деланная, с исправными агрегатами. Чего еще надо для учебы?
   Учиться начали, когда отстрелялись все. Я со стрельбища забрал Аминат, за компанию - Ваську, заехали в дом за Мунир и Мадиной. Не думал, что у мелких получится крутить баранку, у копейки руль тугой. Но ручонки у мелких оказались не по годам крепкие. И то посудить, Петрович сколько отжиманий им каждую тренировку заряжает? Меньше, чем старшим, но тоже будь здоров. Только с педалями путались. Но это, как в стрельбе, только практикой дается.
   Так и прокатались до обеда. Перед обедом Бике-ханум девчонок отозвала помогать накрывать на стол, и докатывались мы с Васькой, пересев на козлика.
   А вот за столом девчонок не было. Плов-шашлык они только подавали и виноградный сок. Я про себя порадовался, что не надо отбиваться от выпивки. Мне и сок этот по большому счету нельзя. И белые лепешки в основном вприглядку. Зато баранины, особенно такой постной, можно хоть две порции.
   Аминатка, видно, перехватила чего-то на ходу. Ее отпустили с нами, под честное слово Петровича, что я ее обратно довезу.
   Васька по дороге удивлялся:
   - Ну и стреляет твоя мама! Это что, все чеченские женщины такие?
   На что получил ответ неожиданный:
   - Мама у меня не чеченка, она даргинка из Дагестана. А стрелять ее отец уже здесь учил. Говорил, их в первую зимовку здесь волки в осаду взяли и чуть не прорвались в загон. Ружье лишнее было, а толку что - она не знала, с какого конца за него взяться. Теперь - пусть попробуют! - она засмеялась.
   - Это так точно, - согласился я, припомнив внушительную батарею Садоевых.
   - Вот и вы учитесь, - ввернул Петрович. - С вас только патроны. Самые дешевые, учебные для мелкашки - двести двадцать пачка. С более дорогим и сложным не заморачивайтесь, не надо вам такого пока. Поскольку вам патронов не продадут, то с вас только деньги.
   Подъехали к дому тренера, выгрузили его сумки, одну с оружием, а другую с гостинцами, и как-то неожиданно получилось, что мы оказались у него на просторной кухне за чаем.
   Чай в глиняном чайнике оказался зеленым. Чашки тоже были глиняные, без глазури, только украшенные китайскими иероглифами по бокам. Я посмотрел на плошки с угощением - может, там тоже есть рисовое печенье? Нет, только пирожки, их пекла мать сенсея, Марья Кондратьевна. А в доме жили они вдвоем. Я это вычислил в прихожей. Там стояли только мужские ботинки и старушачьи боты. Ни сапожек на каблуке, ни детской обуви.
   Васька, бестактный человек, так и спросил:
   - Вы, Вячеслав Петрович, не женаты?
   Я подумал, сейчас вкатит ему сенсей подзатыльник. Нет, усмехнулся и сказал:
   - Я, ребята, вторично холост. Но прошу об этом больше не спрашивать и невест мне не сватать. Ясно?
   - Осс, - ответила за все Аминатка и сама влепила Ваське подзатыльник:
   - Балбес!
   Так и просидели за чаем до самой тренировки. Дома я не был день-деньской. Но поскольку мне названивали каждые час-полтора, то старики не особо беспокоились.
   Так и прокатились все каникулы: стрельба, потом чистка ружей, этому нас тоже научили. Раза три спарринговали с парнями Сдоевыми, цепкие, хваткие ребята, одно слово - борцы, на захват подпустил - считай, пропал, не выпустят. Потом катание с девчонками. Мелкие бестолковились, отец махнул на них рукой и велел занятия прекратить и вернуться помогать матери. Но Аминат к концу недели довольно уверенно переключала скорости и почти не глушила машину на старте. Потом - к Петровичу, пить зеленый чай с пирожками и разговаривать на всякие-разные темы.
   У него хорошо сиделось и разговаривалось. Ни телевизора, ни компьютера принципиально сенсей не имел. Дивидюшник только, на котором нам показывал бои и тренировки знаменитостей, начиная от Брюса Ли и кончая Федором Емельяненко. Вообще жил очень просто: в комнате ничего лишнего, все излишества у него размещались во дворике, оборудованном для тренировок. Но туда нас, как он объяснил, пригласит только тогда, когда мы сдадим хотя бы на красный пояс. То есть к лету, если постараемся.
  
   А на второй день после начала занятий в школе мы вляпались в драку.
   Точнее не сказать: именно вляпались. А попробуй не вляпайся.
   Как получилось? Мы и в школе продолжали держаться вместе втроем - как-то уже привыкли. С Аминат мы и так сидели за одной партой, не разлей-вода, а на перемене к нам присоединялся Васька, и мы болтали о своем, нам интересном. Тренировки и стрельбище. Остальным это было неинтересно и вообще-то незачем. Не велел нам трепаться перед посторонними Петрович, и Ваха дочке то же самое говорил. Десять минут у окна в коридоре, а потом звонок, и по партам, благо классы рядом.
   Короче, расклад такой: мы с Васькой стоим спиной к окну, Аминатка перед нами, что-то рассказывает. А сбоку подходит одиннадцатиклассник Вадя Цвеленев и внаглую хватает Аминатку за задницу.
   Та разворачивается и вкатывает ему классическую оплеуху - аж голова мотнулась у Вади, хоть он и ростом под два метра.
   Вадя с криком:
   - Сука, нацменша, тебе белый человек одолжение делает! - одной рукой бьет Аминат по лицу, та блокирует - это уже на автомате, это же первое и ежедневное упражнение, - а второй хватает за грудь.
   Там и груди той чуть побольше кукиша, но дело в принципе. Я достаю Вадю левой в челюсть, не левша, просто так стоял - левой удобнее было, а Васька со всей дури шарахнул боковым под колено. Это не больно, только с ног сбивает, и бухнулся Вадя на облезлый паркет, матерясь и вопя во все горло:
   - Чурки наших бьют!
   Если это наш, тогда считайте меня инопланетянином. Началась свалка, человек пять разного сброда полезли атаковать.
   Нам подскочили помогать двое, вот это точно наши, оба занимаются у Петровича: Владик Сапрыкин, с "Б" класса, и Андрюха Дроздов, мелкий, лет двенадцати, но борзый не по годам.
   С той стороны тоже подвалили. Руки-ноги так и летали, я прохлопал боковой и чувствовал, как с правой стороны наливается бланш. Прошло, наверно, секунд тридцать, мы впятером заняли круговую оборону, перегородив коридор. Аминатку пытались оттеснить за спины, не тут-то было: пробившись между мной и Сапрыкиным, приняла правильную стойку, руками прикрывала лицо, ногами в ботинках наносила удары вперед - по ногам, по корпусу, благо юбка широкая. И благо, что ботинки без ранта, легкие. Народ и без того от нее пятился.
   А сзади свалки, через два окна, стояла Лилька Шапошникова и кусала накрашенные губы. К гадалке не ходи, и так ясно, кто постарался.
   А потом прибежал завуч Бородавка с двумя охранниками. Когда появились неизвестно кем оповещенные Муса и Ахмад, им уже прилетела птичка обломинго. Драка закончилась без их участия. И слава богу. Их еще там не хватало.
  
   Разбирательство было - мама, не горюй.
   Растащила нас охрана, отконвоировала в учительскую. Туда же вызвали Таньку-медсестру, на тему боевых ранений. Танька поохала, поворчала, ни у кого ничего опасного для жизни не обнаружила. Синяки, ссадины - фигня война, обошлись зеленкой.
   Потом пошел допрос, все по-взрослому, секретарша писала ответы.
   Вадя даже отпираться не стал, когда выясняли, с чего началось. И линию гнул политическую: понаехали тут, чурки!
   Целая речь на эту тему. Ну, я и не думал, что Шапошникова тут где-нибудь возникнет. Она тут сбоку припеку, как обычно. Ладно, и мы промолчим. Наше дело. Подвинулся к Аминат, шепнул на ухо: "Лильку потом тебе самой бить". Она кивнула, Бородавка просек тут же:
   - Сорокин, Садоева, не переговариваться! Аминат, ты же девочка, зачем сама драться полезла? Ты понимаешь, что спровоцировала целое побоище?
   - Обидно, Борис Иваныч! Если бы вашу дочку так, вы б ей тоже защищаться не велели?
   На нее еще поглядеть надо было: косынку потеряла, волосы встрепанные, царапина вдоль скулы неизвестно откуда и от блузки рукав оторван.
   - Представь себе, не велел бы. Есть родители, есть милиция, нашлось бы кому разобраться. И ты, Сорокин, унялся бы! У тебя это уже не в первый раз, смотри, доиграешься когда-нибудь в благородного героя! Нгуен, тебя сколько раз били, мало показалось? А ты, Дроздов, вообще во всякую бочку затычка, если где драка, без тебя ни разу не обошлось! Ты-то туда зачем влез, клоп? Затоптали бы! А мне отвечай за вас?
   Запомните: вы тут за себя не отвечаете, отвечаем за всех мы. И на дурака управу найдем, и на умного. Кто первый затеет драку, будет виноват.
   - Значит, пусть он меня лапает как хочет, а я сижу и не жужжу?
   - Твое дело - пожаловаться классному руководителю! А если влезут с разборкой братья, ты представляешь, чем дело кончится?
   - Отлупят они его, чем.
   - А потом? Да ты знаешь, что потом поднимется? Да на них полгорода ополчится! Тебе война нужна? Тебе надо, чтоб их убили? Небось, не убыло от тебя! А ты, Цвеленев, не лыбься, тебя, всяко дело, первым закопают! Зарежут, как барана, а ты баран и есть, между прочим! Только размером с быка.
   Я сидел и потихоньку свирепел. Я понимаю, полно случаев, когда кавказцы хамят с нашими девчонками. Я очень хорошо понимаю, что тут не жаловаться надо, а морды бить. Но только не говорите мне, что если Вадя обидел Аминатку, я должен в это время бежать, искать завуча и жаловаться. Вон, подбородок у амбала этого сизым заплыл с правой стороны, а надо было бы челюсть совсем на сторону свернуть. Ну ничего, это я еще устрою. И Муса с Ахмадом пусть не отсвечивают.
   Бородавка разорялся долго, потом рассадил нас в разные места писать объяснительные. Пока мы с этим возились, появились вызванные родители. И, к моему удивлению, нарисовался Вячеслав Петрович. Ему, оказывается, сообщил Дроздов. С целью, чтоб сенсей оборонил от родителей, которым выходки мелкого поднадоели.
   И нахального мелкого, и Сапрыкина, и примкнувших помоганцев Цвеленева выдали родителям с подходящими к случаю нравоучениями. Остался папаша Цвеленев, бывший бандит, теперь хозяин небольшого продуктового магазинчика. Мамаша Нго, лицо у нее как у куклы, а руки сами по себе, теребят веревочные ручки сумочки. Ваха - этого дуриком не прошибешь, сидит молча. Мама, перепуганная больше всех, но не забыла прихватить бутерброд, вот за что спасибо. И Петрович, которого никто не подумал выставить, хоть у него детей тут и не было. Ну, если не считать воспитанников.
   Чего сидим, кого ждем? А, ясно. Директриса Мария Тимофеевна. Толстая, как ходячая русская печка, но так бабка неглупая. А с ней в форме, при всем параде капитан Сорокина, Нина Ивановна. Все правильно, такие разборки тоже ее хлеб.
   Пока директриса уточняла обстановку, тетя Нина проглядела по диагонали сложенные в стопку объяснительные.
   - Ну что, Вадим, хулиганки тебе мало, теперь туда же - разжигание межнациональной розни. Под статью тебя, дурака?
   - А чо они, понае... бяк!
   Это папаша его по-отечески приласкал пошеямчиком. Папаша там тоже амбал под два метра, только шире реза в полтора.
   - Так, Антон Николаевич, хорошо, только не поздно ли? Сколько на нем художеств? По части отбирания денег и мобильников у младшеклассников? Вот теперь нарвался. Для меня картина - яснее не бывает. Двести восемьдесят вторая статья, часть первая. В протоколе так и запишем. Барышня, кажется, Аминат тебя звать? Ты крови жаждешь?
   Аминатка стрельнула глазами на отца. Тот покачал головой.
   - Вы, Нина Ивановна, пишите как там полагается. Это уже не первый раз. В прошлом году другой идиот, одежду обрывать пытался. Теперь этот. А дальше что будет?
   - Постойте, постойте, а что было в прошлом году? - всполошилась директриса. Ясно, ей-то про ту стычку никто не докладывал, обошлось между собой. Когда вкратце просветили, она за голову схватилась:
   - Меня в РОНО с потрохами схарчат. А Вадиму это будет как волчий билет при поступлении в любой вуз. Ваха Муслимович, может, не стоит так категорично? Ни с кем из ваших детей не было раньше эксцессов, так? Это недоразумение, огорчительное, досадное, но недоразумение. Вадим, конечно, поступил плохо, прямо скажем, по-хулигански. Но это обычное подростковое хулиганство, пришивать к этому делу серьезную политическую статью - не слишком ли? Обычное дело - парни повздорили из-за девочки, такое же во все времена было, от этого никуда не денешься. Тем более Сережа с Аминат, если я правильно поняла, друзья, так, Татьяна Викторовна?
   Мать, пойманная врасплох, кивнула:
   - Да-да... И в гости к нам девочка приходила, и Сережа у них дома бывал...
   - Ну вот, видите! Дурак этот совершенно по-дурацки попытался оказать внимание девочке, за что от Сережи заслуженно получил. Потом подключились друзья с обеих сторон, дело кончилось свалкой. На месте Аминат могла бы и русская девочка оказаться, с тем же результатом.
   А вот к вам, Вячеслав Петрович, у меня отдельный вопрос.
   Оба-на! Петрович-то тут при чем?
   - Что за самурайский клан у ваших учеников? Чуть какая заварушка - они кучкой друг за друга, независимо от пола и возраста! Знаете... это не есть хорошо. Так они террор наведут по всей школе. Я бы этого очень не хотела. Вы уж проследите... Хорошо?
   Я вот посчитал, что кучкой друг за друга, это совсем не плохо. Не подвернись Сапрыкина и мелкого, пришлось бы нам куда как худо. Но мнение свое оставил при себе.
   В итоге вышло, что политической статьей только попугали. Пугали, правда, долго и основательно. Мама даже не осталась до конца разборки, ей надо было на работу, читать лекции у вечерников. Она тетю Нину попросила меня в обиду не дать, если что.
   Парили нас долго, но всему есть конец. Выпустили нас из директорского кабинета. Всей толпой, видно, Тимофеевна надеялась, что мы при капитане милиции не передеремся. А уж как хотелось!
   Но тетя Нина, едва вышли мы из школы, сразу взяла быка за рога:
   - Вадя, я тебе знаешь что скажу, пока педагогов тут близко нету? Прогресс у тебя, явный прогресс. С пятиклассников перешел на девчонок, поздравляю. Растешь. Дальше на кого перекинешься, на старушек? Сегодня легко отделался, но учти, последний раз. Антон Николаевич, я и вас предупреждаю. Можете быть свободны.
   Ушли, Цвеленев-старший подбадривал пошеямчиками Цвеленева-младшего. Потом тетя Нина повернулась к нам.
   - Ваха Муслимович, проследите, чтобы ваши юные абреки не бросились мстить за сестренку. Не нужно нам провокаций, а девочку обидеть ребята не дали, как ни крути. Не знаю, правда, может, для вас это неприличным считается, когда за девушку вступаются посторонние парни?
   Ваха махнул рукой.
   - Нина Ивановна, я уже двадцать пять лет не горец, а степняк. Никогда тут не создавал проблем и дурных претензий предъявлять не собираюсь. Шалавиться мои девчонки сами не будут, воспитание не то. А за порядочную девочку вступиться - самое настоящее мужское дело. Мне их замуж отдавать. Вот за таких ребят, как ваш племянник, Нина Ивановна - я бы с радостью! За любого, кто ведет себя по-мужски, отдам любую дочку.
   Вот это завернул! Блин, вот намякивает! У меня, я прямо чувствовал, как красные пятна по скулам поползли. Аминатка раскраснелась, как помидор. И как переспелый помидор готова была лопнуть, но в присутствии отца помалкивала. Воспитана хорошо, это факт. С чего бы это еще Васька так залился румянцем, хотел бы я знать? Тоже принял к сведению?
   Кстати, про воспитание.
   - Теть Нин, одна шалава там точно была, - и рассказал про Лильку. Начиная с прошлого года, продолжив днем рождения и картиной маслом около побоища.
   - Клеопатра местного разлива, - комментировала та. - Видели мы тут таких не двух, не трех. Это ее еще саму никто ни разу не лупил. Но скоро нарвется: или приревнуют, или не поделят, или отомстят за измену. По-другому не бывает. Побьют, хорошо, если не порежут. Так что подальше от таких, легко доступных.
   А отдельно, Вася, тебе респект и уважуха. Знаешь, за что?
   Васька был уже красный, думал - дальше некуда, оказалось, нет, еще сильнее можно покраснеть.
   - Надоело уже, что тебя туркают. Очень рада, что можешь сам постоять за себя. И за девочку. Так и продолжай!
   Распрощались с ней почтительно, только что не приседали и шляпами не размахивали. Но едва скрылась в аллейке спина в форменном кителе, мгновенно сбежала у Петровича с лица улыбочка.
   - Ребята, вы поняли, во что попали и что может отсюда проистекать?
   - Дерьмо и проистекает, - заметил Ваха. - Так что, ребята, готовьтесь: эта драка не последняя.
   - Ну да. Только, старина, ты своих огольцов тормозни. Иначе это как раз и будет кавказская война. Обойдемся своими силами. Так, вы! Вы, все трое! Баловство кончилось. Сегодня вечером ко мне, и будем браться за вас плотно.
   Пока он с Вахой прощался, я спросил у Аминатки:
   - Это что, нас без нас переженили?
   Она вздохнула глубоко и сказала:
   - У нас девчонок достают замужеством с пеленки. Но ты не парься. Ближайшие три года точно ничего тебе не грозит. А дальше, как говорил ходжа Насреддин, обязательно кто-нибудь помрет: или я, или эмир, или этот ишак.
   Я не знал, кто такой ходжа Насреддин, но решил, что париться незачем. Тем более - ну вот никак не воспринимал Аминат как предмет для ухаживаний или приставаний. Как-то она у меня в мозгах не по тому ведомству проходила. Свой человек, что-то между братишкой и сестренкой. Обижать никому не дам. А клеиться и в голову не приходило.
  
   После построения Петрович оставил Ваню проводить разминку, а нас отозвал в сторону.
   - Нам придется форсировать подготовку. Это, конечно, плохо. Физуха у вас еще никакая, базовая техника не наработана. Самое главное, то, чем мы будем заниматься, к спорту отношения не имеет никакого. То, что я буду вам преподавать - не для татами, для улицы. Для непонятливых: это когда тебя бьют насмерть и ты бьешь насмерть. Без правил и стиля, когда одно правило - не дать себя убить. Просекли? Брысь в строй, после тренировки задерживаетесь.
   Даже про мой фингал не съязвил, чего я боялся.
   Нам всем пришлось обзавестись защитным снаряжением: щитки на ноги и на руки, бандажи, капы, шлемы. Я потряс свои премиальные фонды, Ваха, наверно, жизни лишил до срока пару-другую баранов. У Васьки со средствами было хуже, но, в общем, постепенно и он приобрел всю экипировку.
   Нас в ускоренном темпе учили драться. Не бояться бить и не трусить перед чужим ударом. Технике и тактике боя. Умению подмечать и реагировать. Не замечать усталости и боли. Правда, боль тоже можно не чувствовать. Если в раж войдешь. Она тогда не воспринимается как боль - просто энергетический пробой. А усталость - это потом, после трех с половиной часов тренировки.
   Сизые мы все ходили. Защита защитой, а по телу попадало хорошо. Особенно когда за дело брался Ваня.
   - Если ты слабо ударил партнера по спаррингу, - говорил он, - значит, ты его не уважаешь. Значит, ты считаешь, что он не может выдержать сильный удар. Серега, я тебя уважаю!
   Ну, уважал, относительно. Силу-то он соразмерял, Ваня доску-семидесятку пробивал что с правой, что с левой. Он удар дозировал с точностью до миллиметра. Так, чтоб уже мутило, но еще не падал. Ваську он тоже уважал. И Аминатку. Если Петрович еще мог ей какую-нибудь поблажку устроить, то Ваня скидок не делал. Веса в тебе пятьдесят кило - ну и получай на свои пятьдесят кило. Ими блокируйся, ими и бей. Или умри. Не умирала, держалась как стойкий оловянный солдатик. Я ей рассказал, за что Петрович Надюшку ценит и почему она редкий случай. Ее заело: отец-то велел быть не хуже. Вот и старалась.
   В Ваське тоже было пятьдесят кило. Субтильный такой, по сложению - фунт бзники, горсть пшена, говорила бабуля Тоня. Но тоже упертый.
   Я тогда весил шестьдесят пять. Ну, мне и прилетало крепче остальных. Единственное, чего я не мог делать наравне с остальными - физуху. Ловил момент, когда приходилось делать перерыв на рафинадку.
   В школе мы по-прежнему держались вместе. Смотрели по сторонам. Ожидали провокации ежеминутно.
   Ничего не происходило примерно месяц. Может, чуть побольше.
   А потом Лилька с тремя подружаками подкараулила Аминат в том месте, куда мы ее сопровождать не могли: в девчоночьем туалете.
   Ну, что сказать... Она порвала их на британский флаг. На сто лимонных долек. Как Тузик грелку. Всех четверых. Эти - после Ваниного уважения-то? Только косынку, сброшенную на пол в первую секунду стычки и затоптанную, не стала одевать. Досидела до конца уроков непокрытая, с непривычки поминутно трогая волосы руками. А Лилька на уроке не появилась. Личиком об стенку - не фунт изюма.
   Петрович вздохнул спокойно и предложил вернуться в прежний режим тренировок. С уклоном в спорт.
   - Если увлекаться этим, потом не сможешь выступить на соревнованиях. Там же надо себя жестоко ограничивать. Нет ударов на пронос, травмирующих, вообще эффективных. Дисквалифицируют на раз.
   Я подумал. Фига ли мне в тех соревнованиях? Меня туда по состоянию здоровья не возьмут.
   Васька сказал:
   - Ну и за какую сборную я выступать буду?
   Аминат вообще рукой махнула:
   - Будет вам, Вячеслав Петрович! Боец спортсмена всегда побьет, а вот наоборот - не выйдет!
   В группе одного набора с нами давно мы уже всех опередили. И, чтобы не расслабляться, решили в следующие экзамены сдавать на два пояса сразу.
   А за неделю до новогодних праздников хорошо обкатанная каменюка весом в полкило угодила на макушку Вади Цвеленева, курившего в компании на асфальтированной спортплощадке за школой. И меховая шапка не помогла - контузия была будь здоров.
  
   Тетя Нина ругалась матом. Она замечательно ругается матом. Дед, и то признавался, что заимствует у нее некоторые изыски. Что уж про меня говорить! Так что я перевожу с русского матерного на обычный.
   Естественно, ругалась по поводу очередной камнеметной атаки.
   - У Леликова с первой-то висяк образовался, а тут на тебе, еще одна. На двадцать грамм тяжелее камень, и череп проломило бы. Кто следующий? Десятка полтора охламонов, и любому может прилететь. Что Прохоров, что этот идиот терроризировали один и тот же контингент, младшие классы. Теперь я должна выяснить, кого обобрал или отмутузил Цвеленев в последнюю неделю, потом сравнить с кругом обиженных Прохоровым в сентябре и найти, блин, пятиклассника с минометом или чем-то вроде того. Эксперты наши, исходя из того, что траектория была в обеих случаях была не настильная, а навесная, предположили, что это было именно что-то наподобие миномета. Припомни, Сереж, может, что слышал по сарафанному радио?
   - А почему за неделю? Может, побольше?
   - Может, и побольше, но у кого из обиженных пацанов хватит терпения ждать дольше? Мы ж русский, блин, народ, у нас душа горит, подавай расправу немедленно. Так, по крайней мере, Леликов говорит.
   Вот тут у меня в мозгах и щелкнуло. Есть у нас один, типа, знакомый нерусский, из расы, которая славится терпением и коварством. И никак не выдержит прямой схватки один на один по крайней мере с Вадей, который по весу ровно вдвое. Тимка Прохоров чуть тяжелее меня, и теперь, наверно, этому самому коварному типу можно было бы хоть отмахнуться. Теперь, поле нескольких месяцев усиленной гонки. А в начале сентября - без шансов.
   И мозоли эти странные, сбоку на указательных пальцах. Наверняка и на больших пальцах, на подушечках, кожа должна быть ороговевшая. Поскольку в миномет или там бомбарду я ни на секунду не поверил. Но там это не так заметно без пристального рассмотрения. А я ему ручки не целовал. В общем, тетка моего замешательства не заметила, и сам я тем более ничего говорить не стал. Да и говорить-то, в общем, нечего.
   Однако господин Нгуен Мин Бао попал у меня под тихое подозрение.
  
   Я Ваську отловил один на один после школы, когда Аминатку и прочих забрали с уроков. Просто остановил его в тихом месте и сказал:
   - Руку дай.
   Ничего не понял Васька, снял перчатку и протянул ладонь. Стоял насторожившись: следил, как бы я не провел какой-нибудь захват. Мы постоянно друг друга подлавливали. Но я его подлавливать не собирался. Повернул ладонь к себе, потыкал пальцем в мозоль на сгибе указательного пальца. Мама дорогая, это же вообще как кость!
   - Ну, колись, чем это ты их. Учти, милиция думает, что у тебя какая-то пушка самодельная. Сдавать я тебя не собираюсь, но в курсе быть хочу.
   И по округлившимся глазам азиата понял: попал!
   Помолчал, посопел минуту плоским своим носом. Потом полез в карман, вытащил из него что-то. Стрельнул по сторонам: никого в пределах видимости. Подал мне то, что вытащил.
   Ну и что это есть? Лоскут мягкой, но прочной кожи с ладонь величиной. Присобран по двум краям, в сборки накрепко вшиты куски плетеного шнура длиной сантиметров восемьдесят и толщиной чуть не в мизинец. На разрыв с полтонны держит такой. Если бы вместо шнуров была резинка, подумал бы, что это какая-то мегарогатка. А так - неясно ничего.
   - Вась, это что за нафиг? Как из этого пулять?
   - Не знаю я, как это по-русски. Пулять просто: положил сюда камень, раскрутил и выпустил один конец веревки. Летит - дай дорогу!
   Честно скажу: я сам минуты две стоял, вспоминая, как это называется. Но вспомнил.
   Праща! Простое как две копейки, абсолютно доисторическое оружие. Блин, а я тетке мозги пудрил арбалетом с направляющими, со всякими хитрыми прибамбасинами. А тут - два отрезка репшнура, кусок от мамкиного сапога. И бездна азиатского терпения.
  
   Даже говорить незачем, что я себе такую же снасть смастерил. А Васька достал еще одну, запасливый хомячина, и подарил Аминатке. Типа как на Новый год. И даже мне разрешил рассказать, как он чуть не уконтрапупил ее обидчика. И подозрительно при этом щурил глазки - прямо в щелочку. Ой, к чему бы это, хихикал я про себя, слушая. Как Аминат и восхищается, и ругается, и велит больше так не делать. Поскольку убьешь дурака, а спросят, как за умного. К чему и я присоединился. И получили мы с Аминат от него обещание - больше не делать, только если поменьше. Ну, балбес Васька.
   Но наука эта оказалась непроста. То есть вот даже не то слово, что непроста. Это оказалось что-то вообще из разряда мистики.
   Учиться мы поехали, естественно, на Овечий хутор к Аминатке. Васька показал мне большую поляну в Заячьем лесу, где он упражнялся: здоровенный валун был со всех сторон истюкан бульниками-снарядами. Прогулка по снегу получилась замечательная - там по зиме только танк пройдет, хорошо, что у нас в доме лыж не одна пара, одолжил другу. Но для тренировок зимой это место подходило слабо.
   А вот семейное стрельбище Садоевых - самое оно. И там азиат развернулся во всей красе, попав в мишень далеко из-за ограды, метров с девяноста. Васька сказал, что это вообще предел.
   - А как же ты в Тимку попал со ста с лишним?
   - Я на крыше гаража стоял, сверху дальше летит.
   - А целился как?
   - Ну... как-то так. У меня глаз пристрелянный.
   С его слов, он баловался этой игрушкой только, сколько себя помнит. Там, во Вьетнаме, по крайней мере в той тьмутаракани, откуда его предки, цивилизации не водилось, компьютеров тоже, вот и развлекались прадедовскими играми. Немало было всяких метательно-швырятельного свойства, так что глазомер Вася имел офигительный и точность руки потрясающую.
   А теперь я скажу, почему пуляние из пращи есть вещь из разряда мистики. Потому что камни, даже если они откалиброваны (я ж зануда, даром, что ли, наполовину немец), живут сами по себе, как хотят. И летят как хотят. И прицеливаться ими есть что-то из серии непостижимого. Не говоря уже о том, чтобы прицеливаться на дальность сколько-нибудь сопоставимую с Васькиной. Забегая вперед: у меня вообще всякая прицельность так и кончилась в районе полсотни метров.
   Упреждая вопросы всех желающих: практика, практика и ничего кроме практики. Больше эту науку ничем не взять. Единственное теоретическое обоснование у Васьки было - это мысленно нести камень к цели во время его полета. Ага-ага. У меня получилось. Спустя полгода ежедневных упражнений. К маю месяцу. У Аминатки даже раньше стало выходить, как-то ловчее она, чем я. Наверно, жизнь на природе сказывается.
   Правда, всего месяца занятий хватило на освоение пращи Петровичу. Но тут уж удивляться нечему - профессионал! Он-то к маю уже не хуже Васи пулял камушки.
   Но до мая было еще время на подготовку.
   А в мае начались дела интересные.
  
  
  

Часть вторая

Золотое лето

   Во-первых, с новеньким дипломом вернулась домой Надюшка и спустя пару недель устроилась работать. Геологом в "Карьер", куда же еще. Публий Сервилий обрадовался, велел ей и отцу готовить план работ на лето и вообще развил бурную деятельность. Результаты которой проявились буквально через пару недель.
   Петрович тоже ей обрадовался.
   - Пошел бы я вприсядку, да на штанину наступлю! - сказал он Надюшке, едва та переступила порог зала. - Ваню-то нашего в армию забирают. Думал, на год без сэмпая остаюсь. А тут, понимаешь, помощник круче прежнего!
   Надя получила черный пояс в городе. Но не у того двухметрового Лобашова. Она сдавала на семинаре заезжей знаменитости, десятому дану Илье Йоргу. Этот серб являлся, вроде как, патроном всего направления, школы. Можно было бы, конечно, не форсировать. Но ее как-то прикололо одновременно получить и диплом и второй диплом. К которому запросто черный пояс можно приравнять. Нам троим до такого - как до Австралии ползком.
   В общем, во-вторых, когда сразу после праздников появились, экзаменаторы, Аминат, Васька и я пошли сдавать на два пояса. Сначала на желтый, с остатками нашего прошлогоднего набора. Ну да, остатками, поскольку больше половины побросали, не выдержав муштры. Флаг им в руки, барабан на шею и диван под задницу, пусть до пенсии лежат. А потом с группой предыдущей - на красный.
   Надюшка, секретарившая в экзаменационной комиссии, потом потискала и расцеловала всех троих. Мы сдали с отличием. В принципе, нам ничего не стоило бы сдать и на зеленый. Программу мы знали заранее, техники хватало с запасом, физуха - ха-ха три раза нам были экзаменационные нормы. Мне, например - даже без леденца за щекой. Еще бы, Ваня нас уважал, и Петрович тоже. Но по правилам больше, чем на два пояса, за один заход сдать было нельзя. Так что зеленый и темно-зеленый откладывались на осень.
   В- третьих, сразу после получения поясов ордой, на двух машинах, поехали на Овечий, где Аминат должна была сдавать домашний экзамен не кому-нибудь, а братьям. Которых заставляли помогать на кухне Бике-ханум. Что их вовсе не радовало, мягко говоря.
   Правда, протокол у этого экзамена был совсем другой. Там была даже не обстановка, а обстакановка, как сказал Лобашов. Его с помощником тоже прихватили. Садоевский бобик и мой козлик битком были набиты: Надюшка, Петрович, гости, Ваня, догуливающий последние дни до повестки, и еще человек пяток из оголтелой команды. В том числе так нас выручившие в той драке Сашка Сапрыкин и мелкий Андрюшка Дроздов.
   Встречали нас с помпой на том самом бережке с беседкой и мангалом, при полном стечении семейства. Столы были расставлены, а над углями даже не шашлык жарился, а целиком барашек изрядных размеров. Запахи летали такие, что просто слюной захлебнуться. Хорошо, мамаша Бике уже знала мои заморочки и сунула мимоходом пирожок с сыром. Потому что до пира горой было еще далеко.
   Сначала был - экзамен с пристрастием.
   Полосами белой известки на зеленой травке размечена была площадка примерно пять на пять. Минимальный размер татами. Народ и про угощение забыл - выстроился по краям. Посередине две полоски, куда становятся бойцы. На одной стояла Аминатка - в майке и трениках, собранная и злая, косынка затянута чуть не до бровей, чтоб не слетела.
   На вторую полоску вразвалочку вышел Ахмад. Ну и что, на полтора года моложе? Ростом примерно такой же, но весом побольше килограммов на пяток. Причем не жира, а вполне себе мускулов. Запястья широкие и ручки ну очень цапучие. Знаю, пробовал.
   Аминатка тоже. Наверно, плотнее, чем я. Ей он брат или кому? Она освобождение от захвата специально становилась работать с Дениском Шевченко. А тот Денисок - малый под тридцать уже, работает он кузнецом и, по ходу, может обходиться без клещей. Ага, одними руками. Но Ахмад про это ни сном ни духом. Доложить некому: мелкие из соображений женской солидарности помалкивают.
   Поэтому в подготовленную ловушку влетает всеми копытами: захватывает руки сестренки, выставленные вперед в защитном "бутоне". Не подумал, а с чего это они вперед так вытянуты. А с того, что нарочно, а до Дениса ему, ну да, как до той Австралии. Мгновенное освобождение и удар ладонями по ушам. Смейтесь, кто не нарывался. У нас же все тренировки в условиях, приближенных к боевым. Ахмад, бедняга, тоже поплыл на секунду. Когда приплыл, уже лежал, сделанный прямо по самбо: морда в траве, левая рука зажата на болевой намертво, правая стучит по земле. Две секунды. Никто охнуть не успел. Зато смеялись над парнем долго и обидно.
   Потом вместо младшего брата перед Аминаткой встал старший. И это было серьезно. Габаритов Муса со мной был тогда примерно одних, это потом я его перерос. Ну, те же шестьдесят пять кило против пятидесяти. Зато семнадцать лет, четыре года тренировок и опыт всяких школьных и внешкольных выяснений отношений. А опыт штука такая, понимаешь...
   Так, попытка взять на шарапа, захватом. Увернулась, контрзахват проводить не стала, правильно, незачем к нему слишком близко, сбивает руки на шуто-укэ, перепрыгивает через ловкую подсечку. Если все продолжится так же - добром эти салочки не кончатся. Достанет. Ох, уже достает...
   И тут - оба-на. В смысле - бам-бам. Классическая двойка, левой в челюсть, правой в солнышко. Причем в солнышко со всей дури и скорости. И без накладок, которые удар смягчают. Победа нокаутом. Народ вопил и прыгал, а мы с Васькой, наверно, громче всех и выше всех.
   Потом возник перерыв сам собой, пока Мусу приводили в чувство, пока застегивала мелкая Мунир на сестре накладки, пока нашли второй комплект на следующего противника.
   Ох, это самый старший, Муслим. Не знаю, сколько ему, больше двадцати - точно. По габаритам вровень с Мусой, Садоевы все ребята некрупные. Но, блин, только не говорите мне, что с пацаном и взрослым парнем рубиться одно и то же.
   Но на кураже чего только не бывает. А подружка наша явно поймала кураж. Вон, аж улыбается.
   Младшие парни Садоевы попалились, похоже, из-за того, что противника недооценили. Старший отнесся с уважением. Он тоже пытался подловить на захвате. И руки блокировал довольно успешно, не подпуская на удар. И сам контратаковал, причем раза два пробил блок Аминатки. Прилетело ей, по моим ощущениям, нехило по ребрам и в голову. Хорошо, все-таки вскользь. Потом град недошедших ударов с обоих сторон, Муслим захватывает правую руку, Васька скрипит зубами сбоку: ну да, он ее скрутит раньше, чем она освободится... оба-на еще раз!
   Аминат и не стала вырываться. Отскочила на полшага, насколько возможность была, и пробила левой ногой в челюсть в хлест. Маэгери кэкоми такое называется по-японски. Обута была в мягкие тапочки и била все же не в полную силу. Если бы в полную, да в ботинках, по запчастям челюсть собирать пришлось бы. А так даже нокдауна не было. Была заминка в долю секунды, рука свободна, разворот, правой ногой в живот толчок, даже не удар - и Муслим вылетает с очерченного пространства. Его подхватывают, не давая упасть, сажают, и он пополам с матом, держась за пострадавшую челюсть, хохочет. В отличие от разобиженных младших. Ну, ясен пень, его-то мыть посуду не привлекают.
   Аминат так и осталась стоять в центре площадки - в стойке, с наливающимся здоровенным бланшем под левым глазом. Бровь ей, наверно, рассекло - на косынке поплыло пятно. Дышит глубоко. Кто там желающий - любого порву!
   Не нашлось желающих. Все как остолбенели, и мы тоже. Поднялся на ноги Муслим, подняв руки, вернулся в боевой круг.
   - Мир, сестренка, мир! Ты у меня не сестренка, ты у меня братец будешь, Амин тебя буду звать! Брат, хочешь, ружье свое подарю? Хочешь - папаху вместо платка? Хочешь - поедем с тобой водку пьянствовать, безобразия нарушать? - обнял, смеялся и кривился одновременно. У него, наверно, зубы похрустывали, как песочком их посыпали. Знаю я, что такое прохлопать удар в челюсть, пусть даже и не в полный контакт.
   И как прорвало всех, все полезли обниматься. Растолкал всех Ваха, подошел с бутылью и налил дочке здоровенную кружку вина. Та вино выдула, как воду: пить хотелось, по щекам тек пот. Три боя подряд - небось взмокнешь.
   Снова возник Муслим, притащил шапку из овчины лохматой, попытался нахлобучить Аминатке поверх платка. Шутник, однако. Аминат ему шапку обратно в руки пихнула и что-то такое ответила по-своему, что папаша и братья грохнули со смеху, а мамаша хоть и покраснела, но тоже заулыбалась.
   И вот тут-то нарисовался Васька с сумкой в руках. Когда он за ней успел сгонять, я не понял: отвлекся на семейную сцену, на нее все глаза пялили. А он всех оттеснил и Муслиму сказал:
   - Не приставай к девушке со старыми модами. Аминат у нас боец, вот и будет одеваться как боец, а не как абрек какой.
   Вытащил из сумки сверток камуфляжа и отдал.
   - Одевай, все как раз будет. И вот, это, держи, - вытащил дельно камуфляжный же лоскут. - Это бандана, ну тоже платок, только форменный. Давай примеряй.
   Сказала "спасибо" и с Мунир, которая при ней стала чем-то вроде оруженосца, побежала переодеваться. Появилась, когда на стол было уже накрыто и все собирались рассаживаться.
   Я ожидал увидеть обычный армейский камуфляж, только подобранный на некрупную девчоночью фигуру. Ага. Это было бы слишком просто. Да, Аминат была одета в камуфляж, но совсем не форменный. Стиль "Милитари" это называется, как я потом узнал. Ткань прочная, покрой удобный, карманов много, пояс есть. Но это был именно женский костюм, и сидел костюмчик как влитой, и фигурка в нем как точеная смотрелась. Косы подобраны под бандану, замотанную до бровей, так что синяка на разрумяненной симпатичной мордашке почти не видно.
   Ай да Вася, ай да сукин сын. Расстарался. И сразу видно профи - как с размерчиком угадал. И как ей все идет, просто супер.
   - Вах, дэвушка! - завопил неугомонный Муслим. - Прямо хватай и беги! Сначала схвати, а потом беги со всех ног, пока не угрохала!
   Но у Васи сюрпризы в сумке еще не закончились.
   - А вот это бандана праздничная. По сегодняшнему случаю самое оно.
   И встряхнул в руках еще один кусок ткани.
   Мелкие за спиной дружно завистливо ойкнули, Надюшка вздохнула восхищенно:
   - Красота какая!
   И правда красота. Я в тряпках ни фига не понимаю, но и я залюбовался. Большой платок тоже был камуфляжный. Но ткань какая-то совершенно необычная, одновременно и плотная, и мягкая, и переливающаяся, так что камуфляж в зависимости от освещения менял расцветку. Он был то темнее, то светлее, то в нем проскакивала золотистая нитка, в цвет сухой соломы, то пробегали муаровые полосы, смазывавшие рисунок и размывавшие узор. Платок-хамелеон. Он был сделан, как я потом узнал, из натурального шелка и при размере полтора на полтора метра в сложенном виде умещался в кулаке.
   Быстренько пристроила его Аминат на голову, как спецназовцы заматываются: только щель для глаз. При этом как-то выразительно переглянулись между собою папаша и мамаша Садоевы, и до меня дошло неожиданно, что вот так примерно мусульманские женщины тоже заматываются. Блин, прямо с намеком каким-то получилось.
   Но Васька, то ли простая душа, то ли сильно продуманный, достал из своей бездонной сумки еще несколько малюсеньких сверточков и продолжал изображать деда-мороза:
   - Надь, это вот тебе. Для покровительственной окраски. К нам подкрадываться незаметно, чтобы взгреть.
   Получил оглушительный благодарственный чмок в ухо, потер его и продолжал:
   - Бике-ханум, вы женщина воинственная, можно сказать, амазонка. Вам пригодится на охоте маскироваться.
   Подал с поклоном, приняли тоже с церемонным поклоном.
   - Мелкие, вам пока не по чину, но уж за компанию - на вырост!
   Мунир с Мадиной пищали и прыгали, хоть у них платки оказались поменьше, метр на метр всего. Все оказались довольны, все смеялись, праздник удался на славу. Лобашову еще показали реконструкцию нашей драки с Вадей и компанией - для чего активно понадобились Дроздов и Сапрыкин.
   Насчет продуманности Васькиной у меня мелькнуло не зря, только вот продумал спектакль не сам он, а его папаша Мин Зунг. Уж очень тому понравилось, что сын начал вписываться в хорошую компанию, и хотелось, чтоб вписывался дальше. Он из Вьетнама заказал эти платки, вручную их делали по заказу каких-то тамошних аналогов ниндзя и денег они стоили немереных. А главное, попал с ними в тему и удивил небывалой редкостью.
   Для полноты картины сказать, мамаша Бике в этом платке появилась в школе на родительском собрании. Мне мама рассказала.
   Правда, сам я к этому времени со школой до сентября попрощался, почти сразу же после праздников. Почему? Потому что, в-четвертых. Публий Сервилий Воскобойников выбил для меня разрешение на досрочные экзамены, и я их благополучно сдал. По экзамену в день, отделался ну очень быстро. Без проблем, потому что учился всегда неплохо.
   В-пятых, тот же Воскобойников устроил для меня какое-то хитрое водительское удостоверение, хоть мне шестнадцати не исполнилось. Зато, случись заехать в соседний район, можно с чистой совестью отсылать ихних гаишников к нашим гаишникам.
   Ну и в-шестых, самое главное. Началась наша геологоразведочная экспедиция.
   Это где-то и когда-то геология была чем-то романтическим. Как говорил отец, в основном для тех, кто ту геологию знал исключительно по бардовским песням. Но у нас по бардовским песням специалист в семье - дядя Коля. А папа с Надюхой, теперь и я за компанию, больше практики, однако. Так что у нас все было прозаически.
   Экспедиция наша даже экспедицией не называлась. Съемочная партия из двух человек, руководитель Сорокина Надежда Николаевна. Причем если вы думаете, что вторым в группе был Сорокин Сергей Альбертович, то очень даже ошибаетесь. За моим несовершеннолетием оформлять меня был целый геморрой, и Публий Сервилий махнул на это рукой.
   - Если что, найдем, как премию выплатить. Нашли же до этого возможность, и дальше найдем, было бы за что платить! Государство у нас, конечно, скаредное, но если оно в моем лице, то сделает все по максимуму. В чем, кажется, ты убедился.
   Сезонным рабочим в нашу группу был оформлен Александр Дмитриевич Старков, всему городу больше известный под кличкой Кактус. Потому что, как объяснил тот же Воскобойников, второй человек в съемочной партии обязателен по технике безопасности. Потому что не девчонке и не пацану, не особо здоровому, таскать тяжести. Потому что Кактус не из тех, кто треплет языком направо и налево. Ну, и потому, что сам здоровье поправит - поскольку условием работы поставлен сухой закон на весь сезон. Ну и, кроме всего прочего, в случае ночевки в степи наличие этакого типажа отобьет охоту связываться у всякой шелупони.
   - Я в курсе, чо вы оба героические самураи. Но мне не надо даже намека на инцидент! Опять же, на всякий случай, на Надежду выписываю карабин, есть такое положение. Сашка знает, как с ним обращаться, у него пусть и будет. Оформить на него нельзя - запойный, зараза, и об этом все знают. Главное, вы там не начните практиковаться в неподходящем месте, да и патроны к СКС подотчетные.
   Кактус собственной персоной присутствовал сбоку, трезвый и бритый. Он кликуху получил за особенность личности. По всей физии продольные рубцы, и когда зарастает щетиной - форменный кактус и есть. Я знал от отца, что Старков в свое время, как и Воскобойников, тоже поболтался по всяким северам. Вроде бы и посидеть успел немного. Потом вернулся в Каменск, работал на "Карьере" подрывником, зарабатывал хорошо, но одна беда - временами сваливался в запои. По этой причине был отстранен от работы со взрывчаткой и в конце концов уволен. Потом его жена тоже уволила. Он оборудовал для жилья гараж в Гадючках, машина к этому времени была давно расколочена по пьяни. И обитал там уже, наверно, лет пять, не он первый, не он последний. Весной нанимался на сакман, зимой чистил снег, в общем, перебивался по мелочи. Сколько лет, на вид не определишь, я просто знал, что ему чуть за полтинник. Тощий, в чем душа держится, одет с чужого плеча. Ну, алконавт. Но до бомжа еще не опустился, и когда в трезвом виде - мытый, стираный и не вонючий. Как сейчас.
   Отец говорил, что порядочная экспедиция начинается с припасов. Ну, я вам скажу, так оно и есть. Особенно учитывая, что он сам составлял списки необходимого.
   Перво-наперво, изменились наши планы насчет транспорта. Дедов старый козлик надорвался бы с тем количеством барахла, которое нам по списку причиталось. Поэтому за зиму в заводской мастерской отремонтировали видавший виды, но вполне себе бодрый УАЗ-головастик. Перебрали мосты, подвеску, поставили на электрику более толстые провода. Не пожмотились, заменили штатное сцепление на лепестковое. Я же знаю разницу, что такое плохая дорога и что такое, когда ее вовсе нет. Это две большие разницы, для тех, кто только по асфальту ездил. Я изобразил из себя нечто вроде госприемки: залез под капот, посмотрел снизу, погонял двигатель, прокатился по территории. Ну да, потяжелее легковушки, и это еще не груженый. А ГУРа тут не предусмотрено. Ну ничего, и мы тут не слабаки. Я как-то сразу заподозрил, что рулить больше всех придется мне.
   Надюхе в это время доказывали, что жизнь у начальника не сахар. Ей такую кучу документов выдали на снаряжение, что хоть одними бумагами грузи тот головастик. А потом она махнула рукой, показывая, к какому складу надо подъехать, и там я уже совсем прифигел. Блин, это что, в романтические старые времена с собой караван вьючных верблюдов с припасами за собой водили? Потому что про мученика с рюкзаком, где все сложено, не поверю. Иначе рюкзак будет как дом.
   Вот Кактус, тот будто в свою стихию попал. Он сначала расстелил большой брезент на асфальте перед складом, а потом носил и складывал туда все, что озвучивала из списка Надюха и что не торопясь подтаскивали кладовщики. И, в отличие от меня, ничему не удивлялся. И все молчком. Он по разговорчивости был примерно, как тот его тезка на подоконнике.
   Две палатки - побольше и поменьше, ага. Спальные мешки с ковриками-пенками. Ну, у нас наибольшее удаление может быть и за двести километров, ночевать домой не наездишься, так что это понятно. Котелок-тренога, чайник, ложки-плошки-кружки. Палатки выгоревшие, но не рваные, спальники стираные, посуда вообще новая. В пакетах - три комплекта робы, ботинки-берцы на протекторе, Старков аж расцвел от удовольствия - неизносимая обувка. Топор, пила, три ножа в чехлах, поясные фляги. Стопка записных книжек в ядовито-красных переплетах, с фирменным тиснением "Каменскграниткарьер", карандаши. Геологические молотки, ага! Аж четыре штуки зачем-то, побольше и поменьше. Компасы обычные, пара штук, компас горный, буссоль в деревянной коробке. Промывочные лотки. Два больших, один поменьше. Их вынесли последними, и Старков как-то странно при этом глазом мазнул вокруг, и кинул сверху какие-то тенты, наверно, от палаток. Неудивительно, если догадался. Чего уж тут догадываться.
   Потом подкатили два бочонка по шестьдесят литров - под бензин. Бензин, как и продукты, мы должны были закупать сами, нам только тару обеспечили. Тут уж вступил в действие и я, потребовав и насос для перекачки топлива, и компрессор или хотя бы "лягушку" к машине, и инструментов хоть по мелочи, поскольку покати шаром оказалось в инструментальном ящике, лишь сиротливый моток изоленты на дне. Насос и компрессор дали, еще одно запасное колесо я выцыганил, заработав уважительный взгляд Кактуса, но с инструментами обломили. Ладно, дома все найдется, только пусть никто не воображает, что я что-то оставлю ханыгам этим.
   Потом мы неспешно погрузились, причем Кактус раскладывал груз в тентованном кузове, сообразуясь с какими-то одному ему понятными резонами, и показывал нам то на один, то на другой тюк, чтоб подавали по очереди - благо, ничего особо тяжелого не было. Одни бочки, и те пустые.
   Потом Надюха зашла в лабораторию, где ей выдали несколько плотно упакованных склянок с растворителями. И как раз когда она пристраивала сумку с ними поудобнее, нас нашел отец.
   - Давайте, все трое к шефу.
   - На политинформацию, Анатольич?
   Я аж вздрогнул - голос Кактуса услышал первый раз за пол-дня.
   - А ты, Митрич, обойтись хотел? Не получится. Да ты не бойся, Воскобойников подолгу не рассусоливает. Четверть часика - и свободны.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   57
  
  
  
  

Оценка: 8.44*10  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"