Нежность Пустоты Грядущей
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
ETIENNE EXOLT
НЕЖНОСТЬ ПУСТОТЫ ГРЯДУЩЕЙ
1.
Нарастающий громкий шум, трепещущий гул, поднимающийся и приближающийся, угрожающий и привлекающий, отвлек его от созерцания собственного члена. Cидя на теплом камне, расстегнув и приспустив брюки, он сжимал в правой руке напрягшуюся плоть в то время как порученные ему морны неторопливо и бесцельно разбредались. Их мохнатые ноги слишком слабыми были для того, чтобы они могли уйти далеко, обойдясь без долгой передышки, в то время как сам он на последних деревенских соревнованиях занял второе место по бегу среди сверстников и потому единственным, что беспокоило его, было недавнее заявление Томаса, утверждавшего, что его член, напрягшись, вытягивается в две длины его ладони. Сомневаясь, можно ли верить в этом помощнику кузница, Линмар с тех пор сомневался и без конца сравнивал свои размеры с чужими, помнил уверения матери, что он еще растет и каждую неделю вновь и вновь измерял себя, надеясь на чудесное увеличение, которого все не происходило и которого, как он боялся, никогда не произойдет.
Странный тот звук напугал морнов и они беспокойно, наперебой, застонали, выражая недовольство и страх. Схватив болтавшийся на тонкой цепочке свисток, он дважды дунул в него, призывая мерзких тварей собраться возле него, но шум нарастал, приближаясь к ним, они разбегались все дальше и только тогда он выпустил из правой руки свой член и обратил взор к небу.
Поднимаясь над левым краем листа, оставляя после себя тугой след из красноватого дыма, нечто блестящее и дрожащее разворачивалось, приближаясь к юному пастуху и он, раскрыв от ужаса рот, спрыгнул с камня и попытался спрятаться за ним, забыв и о разбегающемся стаде и о своем члене, из которого полилась, попадая на серую ткань брюк и на шероховатую зеленую землю, тонкая струйка желтой мочи.
Огромное, состоящее из многих непохожих друг на друга частей, мерцающее разноцветными огнями, почти бесформенное в окруживших его плотоядных дымах, оно пронеслось над мальчиком, обдавая его горячим зловонием, от которого слезы потекли из его тоскливых и злобных глаз, больше похожих на глаза древоточца, роняя на перепуганных монгов дымящиеся части, обливая их кипящими жидкостями и удаляясь прочь, в сторону деревни, теряя при этом высоту.
Когда опасность миновала, юноша поднялся и, приподнявшись на носках доставшихся от матери ботинок, с восторгом наблюдал, как возле самой деревни неведомый аппарат резко изменил курс и ушел в сторону ствола. Едва перелетев невысокую, гладко блестящую жилу, он перевернулся в воздухе и низвергнулся, поднимая высоко в воздух сияющие брызги сока и куски поверхности, взметнувшиеся изумрудным дождем, столбом торопливого пара и многоцветных дымов, среди которых больших почестей удостоился фиолетовый.
Забыв о своем стаде и обязанностях, которыми гордился еще утром, ведомый только своим жестокосердным любопытством, пастух бросился к месту падения, на бегу застегивая брюки, запинаясь о неровности, царапая ноги и руки о жесткие высокие волоски, достигавшие здесь, в середине листа, высоты его плеч. Ему понадобилось несколько минут, чтобы достичь рухнувшего летуна и он был первым, кто оказался возле него. Прочие, спешившие от деревни, еще только виднелись вдали.
Ему пришлось идти осторожно, чтобы не наступить на обломки панелей и механизмов и некоторые стальные были раскалены, тогда как пластиковые источали нестерпимое и, как подумал мальчик, ядовитое, зловоние, а деревянные пылали ярким и горячим пламенем, напомнившем ему о прошлогоднем празднике Сеятеля. Осторожно пробираясь между неравными теми опасностями, он приближался к расколовшему на три части корпусу, из которого торчали сломанные крылья и выступали искореженные дюзы. Обломки солнечных батарей рассыпались вокруг темными порочными зеркалами, длинные черные перья парили, кружась в воздухе, подбрасываемые горячим воздухом, оплетаемые дымом, что столь ласково терся о голую грудь пастуха.
Через пролом между двумя частями он пробрался внутрь корпуса, едва не поранив ногу о разбитый сосуд, полускрытый в стене, из которого вытекала синеватая жидкость, заливая составленный из треугольных плиток, накренившийся пол. Вся левая стена была занята подобными емкостями, различных формы и размеров, со стенками вогнутыми или распираемыми изнутри, прозрачных целиком или же только маленькие окошечки имевших в себе, стена же другая состояла из круглых экранов, на большинстве из которых лишь всполохи мертвых шумов мерцали забытыми сновидениями. Лишь на одном из них ярко пылали красные цифры, да другой показывал мигающие символы, незнакомые мальчику и означавшие, как подумал он, опасность. Из трубки, надломившейся над его головой на светлые волосы вылилась липкая жидкость и он выругался, как учил его Томас, отряхиваясь и направляясь дальше, туда, где он видел через свесившиеся с потолка кабели, панели и трубы, кресла с находившимися в них людьми.
Ему пришлось немало потрудиться, чтобы добраться до них. Металлическая панель преградила ему путь и всех его сил едва оказалось достаточно, чтобы немного отогнуть ее и пробраться под ней, при этом он едва не обжег себе руки. Браслетом из радужных мигралей он зацепился за торчащий из стены прут и едва не порвал тонкую нить, на которую были нанизаны они, отчего страх вспыхнул за его глазами, ведь то был подарок его старшей сестры и ярость ее, если бы он потерял его, была бы нестерпима. Протиснувшись в изувеченный проем, наступив на круглую, изогнутую дверь, лежавшую теперь на полу, когда-то белую, теперь же украшенную узором из ожогов и выбоин, он оказался в кабине, где всего имелось шесть кресел, спинки чьи наклонены были так, что находившиеся в них почти лежали и здесь мальчик возблагодарил Сеятеля за то, что много раз был на бойне и не боялся вида крови и расчлененных тел.
На гладкой черной коже слева один из мужчин в того же цвета комбинезоне был трижды пронзен насквозь стальными прутьями, вонзившимися, пробив стекло шлема, в его левую глазницу, пробившими грудь и живот. Круглый экран, свисавший к нему на толстом гофрированном проводе, к котором до сих пор тянулась его правая рука, тревожно мерцал множеством разноцветных знаков и схем. Сидевшего перед ним залила блестящая жидкость, разъевшая стекло шлема и пластик комбинезона, от которого остались только обрывки на изувеченном скелете. Экран над ним и пульт, расположенный возле правой его руки также пострадали от неведомой кислоты и теперь искрились, неспособные ни на что более. Первый же в левом ряду, имевший перед собой три экрана и широкую черную панель со множеством разноцветных кнопок и блестящих верньеров и рычагов, был седым, с короткой бородкой и жемчужной серьгой в правом ухе и умер, держась за сердце, с широко раскрытыми глазами и ртом.
С правой стороны молодой мужчина, едва ли намного старше самого Линмара был рассечен надвое упавшей на него пластиковой панелью, кровь все еще стекала на гладкий черный пол, кишки свесились с края сиденья и робко выглядывал из кровавого хаоса остро обрубленный позвоночник. Юноша склонился над мертвецом, всмотрелся в его широко раскрытые карие глаза, в свое отражение на испачканном изнутри выплюнутой, выдохнутой кровью стекле шлема, умерший показался ему красивым и ему стало жаль, что он погиб таким молодым и, должно быть, не познавшим всей радости, что могла быть причинена ему.
Среднее в правом ряду кресло было придавлено упавшими на него обломками потолка, оторвавшимися от стены панелями и в мерцающем свете тонких трубок, что выжили в большинстве своем, он одну за другой поднимал и отодвигал их и был вознагражден зрелищем, от которого руки его задрожали, а член напрягся. Металл и пластик разорвали комбинезон и большая часть стройного, загорелого тела, искаженного царапинами и ссадинами была видна ему, левая грудь полностью обнажилась и он отметил, что она намного больше, чем даже у его матери. Стекло шлема было разбито, мелкие круглые осколки засыпали собой ее лицо, упали на закрытые глаза, прикрытые серебристо-черными веками, на чуть приоткрытые яркие алые губы, светлые волосы, взбитые катастрофой, прикрывшие щеки и слегка испачканные в крови.Склонившись над ней, над ее грудью, пользуясь случаем внимательно рассмотреть ее а быть может, как надеялся он, потрогать и поцеловать, он неожиданно для себя заметил, что она едва заметно шевелится, а присмотревшись, увидел и ресницы ее дрожащими и пальцы подрагивающими.Она была жива и, поняв это, он в ужасе отступил от нее. Будучи живой и почти обнаженной, она пугала его больше, чем возможность лишиться члена.
К счастью, в этот момент послышались голоса и, разгребая завалы могучими руками, в разрушенную кабину пробрался, тяжело дыша, расстегивая грязный серый комбинезон, кузнец Морган, чье мускулистое тело, почти всегда покрытое копотью и потом, казалось юному пастуху искусственным и механическим, неспособным принадлежать плоти, а следом за ним спешила и мать мальчика, женщина крупная, но подвижная и быстрая, закончившая курсы медицинской помощи в городе Тантарфе, что возле центральной находился жилы и пользовавшаяся в деревне едва ли не большим авторитетом, чем старейшина Морас.
-Ты что здесь делаешь? - закричала она, увидев своего сына стоящим перед девушкой: - Прочь отсюда!
-Она жива! - указав на нее, он услышал свой голос слишком тонким и пронзительным, неприятным для него самого.
- Беги отсюда! - смахивая со лба длинные светлые волосы, Морган подтолкнул юношу к выходу.
Мать уже доставала из своей огромной кожаной сумки стальные, с черными трубками и блестящими циферблатами приборы, которые прилаживала к руке и животу девушки в то время, как кузнец снимал с нее шлем, одно за другим расстегивая крепления на твердом воротнике. Они не сомневались в том, что она жива, они поняли это и без его указания и ему даже показалось, что они знали о том заранее, но он, помотав головой, отринул эту обидную и ревнивую мысль.
Мгновение он оставался неподвижным, но взгляд матери, вскользь брошенный ею, был столь требовательным и настойчивым, что ему пришлось, дрожа от злости, покинуть разрушенный корабль, выбравшись наружу через пробоину в корпусе. Глубоко дыша, чтобы успокоиться, он отошел от него и сел на мягкий зеленый холм, глядя на то, как со стороны деревни один за другим приближаются обитатели ее, возбужденные и любопытные удивительным происшествием, равного которому никогда не происходило здесь.
Столпившись возле пробоины, они взволнованно перешептывались, заглядывая в ее темноту, не решаясь войти и отмахиваясь от зловонного дыма, когда ветер направлял его в их сторону. Мужчины, одетые в одинаковые, тускло-красные комбинезоны, курили, расслабившись и прислонившись к остывающему остову, довольные неожиданным перерывом в работе, женщины, с желтыми пятнами семени и молока морнов на зеленых робах, посматривали на небо, на видневшиеся сквозь туманную высоту верхние листья, пытаясь предсказать погоду, посматривая на Линмара и посмеиваясь, обсуждая, должно быть, то, как Джулия столкнула его в канал прошлым вечером.
Он только успел достать сигарету, раздумывая, у кого из мужчин было бы лучше попросить огонь, как появились Морган, несущий раненую девушку и его мать, держащая в руках стальной помятый баллон, от которого прозрачная трубка тянулась к черной маске, закрывающей лицо пострадавшей и приборы, обвившие свои провода вокруг ее запястий, прилипшие черными дисками к груди и животу.
Женщины заохали, бросились к девушке, но мать остановила их, прикрикнула и они расступились. Быстро, но не настолько, чтобы опасаться смерти, они направились в деревню. Мужчины нехотя потянулись за ними, но взоры их были теперь чуть более жестокими и взволнованными. Линмар не сомневался, что каждый из них успел заметить нагую девичью плоть и теперь мечтал о том, чтобы прикоснуться к ней. От мыслей о том он ощутил приятное волнение и член его затвердел. Позабыв о сигарете, выпавшей из его пальцев, он поспешил обратно к своим беспокойным морнам, чтобы немало пролить семени, вспоминая о чудесной девичьей груди.
Следующим утром девушка сидела напротив юноши за деревянным покосившимся столом, пристально глядя на него любопытным насмешливым взором, в котором ему чудилась странная, пренебрежительная насмешка.
На ней был мужской комбинезон, показавшийся ей более предпочтительным, чем все те платья и робы, что пыталась предложить ей мать. Высоко закатав рукава, она обнажила исколотые иглами локти, руки ее чуть дрожали от слабости и Линмару даже казалось, что она едва заметно покачивается на стуле, но голос ее был твердым и ловким, слова ее скользили вокруг него также, как фатрины делают то туманным вечером и он чувствовал себя неуютно рядом с ней. Ему казалось, что она знает обо всем, что он мечтал с ней сделать, как если бы она подсматривала за ним, когда он сжимал свой член, думая о ней. Женщины были поражены тем, что она отказалась от их одежды, их пугал выговор девушки, любивший в гласных долготу и ясность. Их смутили ее вопросы, непонятные и пугающие, ее жестокая прямота и потому, быстро утратив интерес, сменившийся страхом, они предпочти удалиться к своим обычным ежедневным делам. Линмар же вынужден был остаться, когда она попросила о том и понимал теперь, вдыхая горький дым ее сигареты, страдая от ее взгляда, что предпочел бы оказаться как можно дальше от нее. Ему хотелось вернуться к своим морнам, пнуть кого-либо из них, выбросить семя на поверхность листа, вспоминая и ненавидя.
В маленькой комнате со светло-серыми неровными стенами, в окружении старой простой мебели, она казалась такой же чужеродной, как самый неотступный кошмар, столь же легкая и непостижимая, угрожающая и неуязвимая. Встав со стула, она раздавила сигарету в треугольной стеклянной пепельнице и, обойдя юношу, встала у него за спиной.На ее босых ступнях оставались чешуйки старой белой краски, остатки черного лака тускло блестели на ногтях в зеленоватом свете круглой над столом лампы.
Положив руки на спинку стула, она наклонилась к юноше, ее собранные в длинный хвост волосы упали на его плечо и он вздрогнул от того, тяжесть их показалась ему большей, чем он мог вынести.
-Отведи меня. - и ей не было нужды говорить о том, куда она хочет идти.
Останки воздушного корабля теперь уже едва дымились, запах горелой горечи заметно ослаб, но теперь от некоторых частей исходило мерцающее синеватое свечение, увидев которое, девушка недовольно нахмурилась. Осторожно пробираясь между обломками, так ласково прикасаясь к ним, что злобная и необъяснимая ревность возникала от вида того в юноше, она пробралась внутрь корпуса через пролом, который он показал ей и внутри, осмотревшись с видом хозяйки, подсчитывающей ущерб, причиненный ее дому взбесившимся морном, она немедля последовала в кабину. Встав посреди нее, взглянув на засохшую кровь, покрывающую сиденья, где некогда находились товарищи ее, она на мгновение закрыла глаза. Дрожащие руки ее сжались в кулаки, губы исказились и в это мгновение она обрела такую силу в себе, что перестала быть привлекательной, внушая только восхищенный, завораживающий страх. Резко выдохнув воздух и открыв глаза, она вновь стала спокойной и почти отстраненной. Подхватив с пола тонкую пластину, она присела, подцепила ей расположенный в полу люк и, открыв его, достала из обнаружившейся ниши маленький черный ящик. Линмар приблизился, любопытный больше, чем могли вытерпеть его скромность и стеснительность. Взглянув на него через плечо с раздраженным недоумением, девушка промолчала, занятая серебряными цифрами на крышке ящика. Не менее десятка их понадобилось для того, чтобы он открылся и отдал ей маленький прибор, чей круглый экран засветился от ее прикосновения. Сев на пол, она положила его между своих ног и медленно, неторопливо, преодолевая неведомое напряжение, из него поднялось красное мерцающее дерево с мириадом ветвей, от каждой из которых отходила еще одна, меньшая и так продолжалось едва ли не до бесконечности. Почти у основания его мигала крохотная точка. Прикоснувшись к ней, девушка вызвала иную картину. Дерево приблизилось и было обрезано размерами проекции, ствол его стал толще, ветви на нем меньше и положение переменчивого круга более точным. Проведя по волосам, она недовольно покачала головой.
-Мы поднялись намного ниже, чем я думала. - злобное то разочарование показалось ему неуместным, но благодаря нежной дрожи в ее голосе юноша впервые осознал, что и оно может быть приятным.
-Что случилось с твоей машиной? - Линмар с восторгом взирал на изображение в воздухе перед ним, понимая, что повторяло оно, пусть и не предельно точно, само Великое Древо, давшее жизнь им всем.
-Не знаю. За минуту до того, как мы отказало управление, Джонас заметил понижение давления в одном из двигателей, - она вздохнула и опустила голову, отчего Линмар решил, что это мужчина имел особое значение для нее. Быть может, был ее любовником. Не решаясь спросить, он пришел к выводу, что им, вероятнее всего, был тот светловолосый мужчина или же старик, которого юноша считал их командиром и который уже только поэтому должен был быть привлекательным, - Затем мы потеряли контроль....Я полагала, что мы были выше.
-Куда вы летели? - любопытство его превзошло скромность, как облако превосходит тумана и слова изо всех сил желали казаться безразличными и расслабленными.
-К вершине, - она сказала это так, как будто никакой другой цели существовать для нее и не могло.
-Зачем? - удивленный уже тем, что кто-то может верить в существование вершины, наслушавшийся рассказов о том, что Великое Древо бесконечно, обморочных стенаний о вселенском его единстве, он с трудом мог признать нечто иное.
-Чтобы узнать, что там. И встретить Сеятеля.
Линмар усмехнулся.
-Что такое? - вскочив, она повернулась к нему и он увидел гневное недовольство в ее глазах, начинание драгоценной страсти.
-Ты веришь в эти глупости? - изумление растворяется в нем туманом окаменевших миражей.
-Там, откуда я родом, в них принято верить. - выбросив руку, она схватила юношу за горло и притянула к себе. - Мы все верили в них и поэтому многие из нас погибли.
-Прос...ти... - он хрипел, правая рука вцепилась в душившую его, левой он попытался оттолкнуть девушку, попав при этом в ее грудь. От этого член его возбудился еще больше, настолько, что он испугался, испугался больше смерти, что семя может извергнуться из него. Это показалось ему совершенно неуместным и недостойным, заслуживающим порицания и того наказания, каким могло бы стать только очищение тела, удаление с него любых признаков пола, заключение в тишину бессильно и неслышно воющих желаний, в темницу умиротворенного страха.
Когда она отпустила его, не имея никаких намерений убивать, он упал на колени, прижимая ладони к промежности, надеясь тем самым сдержать себя, видя перед собой ее грязные ботинки, зашнурованные лишь наполовину и загорелую ногу с редкими и короткими белыми волосками, в которых увидел напоминание о вероятности совершенства.
Посмотрев на него с самым роскошным, самым драгоценным презрением, девушка вернулась к открытой ей пустоте, присела и склонилась над ней. Стоя на четвереньках, с трудом избегая тошноты, выпустив тонкую струйку слюны изо рта, растекшуюся по трещинам и выбоинам в матовых плитках пола, он лишь через пару минут смог поднять голову и к тому времени в руках ее уже появился черный короткоствольный пистолет, а сама она была одета в серебристо-черный комбинезон с молнией расстегнутой настолько, что он вновь мог видеть столь восхитившую его грудь. Она подключила к проектору маленькую клавиатуру, само же устройство соединила с толстым проводом, скрывавшимся в полу. Никогда ранее не видел Линмар таких букв, ничего не говорили ему странные символы и рисунки, возникавшие перед лицом девушки, но она напряженно всматривалась в них, губы ее шевелились, левая рука рассеянно ласкала промежность. Задыхаясь, прижимая ладонь к горлу, юноша поднялся и приблизился к ней. Возвышаясь над ней, сидяшей на полу, опустив глаза, он видел ее грудь обнаженной, но, к удивлению его, более занятным казалось ему то, что показывал проектор, ведь схемы и линии на нем ничем не могли быть, кроме карты.
-Куда ты хочешь идти? - прохрипел он, покачиваясь и стараясь не смотреть на нее, опасаясь, что еще одно мгновение обнаженной плоти вызовет истечение семени.
- Двумя ветвями выше расположена наша база. Оттуда я смогу спуститься домой. - она отсоединила провод и проекция исчезла, сменившись перед тем на мгновение сеткой из чуть искаженных в центре, старающихся удалиться от него линий.
-Как далеко твой дом? - глядя на нее, убирающую проектор и клавиатуру в потертый футляр с длинным ремнем, предназначенный для того, чтобы носить его на плече, проверяющую заряд оружия и застегивающую устроившуюся на широком поясе кобуру, он представлял то место, откуда пришла она и земли эти казались ему прекраснейшими, какие только могут быть.
-Около семи тысяч ветвей вниз. - тонкая черная кожа прижалась к ее левому плечу, поблескивая стальными кольцами и, придерживая ее, она повернулась к юноше, чуть наклонила голову, насмешливо глядя на него. - Полагаю, что ты захочешь пойти со мной.
-Почему ты так думаешь? - он вздрогнул, ведь мысль та еще не совсем была определена и для него самого.
-Я видела девушек в твоей деревне. - она презрительно скривила губы и он был вынужден согласиться с ней. Ни одна из красавиц, каких он видел все это время возле себя, не могла сравниться с ней.
-Я...хотел бы пойти с тобой. - в это мгновение он видел только ее язвительные, скупые, сочные глаза, только ее раздражающие груди и смявшийся в промежности комбинезон, представлял, как раздвинет, схватив за щиколотки, эти длинные мускулистые ноги и проникнет между них, познавая женщину как само естество.
-Ты уверен, что достаточно взрослый для этого? - спрятав за спиной руки, она наклонилась вперед, глядя на него, опустившего голову, снизу вверх.
-Что ты имеешь в виду? - от ее пристального и мучительного взгляда румянец облил воспаленной злостью его щеки.
-Сними брюки. - резко поднявшись, она сложила руки на груди, подняла подбородок и теперь ожидала, как делает то притаившийся в засаде, выслеживающий свою хромую жертву, хищник.
-Для чего? - в это мгновение покрытый шипами неведения страх, вздорной, пригодной только для бегства силой вонзился в его чресла, уменьшая и замораживая их.
-Ты хочешь пойти со мной? Тогда ты будешь делать то, что говорю тебе.
Ее сила, от которой пререкания разбегались испуганными стаблами, ее надменная и
благоуханная, неукротимая, позволяющая ей превосходство красота, были столь удивительны для него, что, вообразив следующее мгновение, когда он подчинится ей, окажется обнаженным перед ней, он ощутил удивительную и всемогущую свободу в том будущем, радость безупречного подчинения, восторг великолепного рабства, поклоняющегося сияющей власти. Предопределенность вонзилась в него жалом ядовитого счастья и он последовал ей, трясущимися руками расстегивая такие маленькие, слишком маленькие пуговицы.
Присев, упершись локтями в колени, она внимательно рассматривала его резкими рывками поднимающийся член.
-Мне доводилось видеть и лучше... -она сощурила глаза, задумавшись в сомнении, но он был уже знаком с такой лукавой игрой. - Думаю, ты можешь идти со мной...
Поднявшись, она мгновение стояла, опустив голову, задумавшись о том, что показалось Линмару совсем неприятным. Затем, усмехнувшись, она прошла мимо него, направляясь прочь из разрушенной кабины и уже за спиной он услышал ее унизительный смех. Развернувшись, он бросился к ней, протягивая руки к ее плечам, представляя, как развернет ее, бросит на пол, разорвет тонкую ткань комбинезона, но она, ловко повернувшись, легким движением перехватила его руку, чуть повернула ее и он, перевернувшись через голову, упал, больно ударившись спиной о неровный пол, поранив ногу о поднявшуюся плиту пола, едва не напоровшись правой рукой на острый прут, торчащий из стены.
И она снова смеялась, стоя над ним. Ничего не сказав, она отвернулась к другой стене, вцепилась обеими руками в узкую на ней дверцу и все то время, пока он поднимался, превозмогая боль, пыталась открыть ее. Обернувшись к нему, тяжело дышащему, она улыбнулась так, как будто бы с самого детства были они влюблены друг в друга.
-Помоги мне. - с трудом наступая на левую ногу, он выполнил эту ее просьбу и вдвоем им удалось отогнуть, но не открыть, тонкую, но удивительно прочную панель. За ней, плотно зажатые в блестящих тисках, в сладком своем, от скуки пришедшем бреду, таились винтовки, одну из которых она и протянула Линмару.
-Знаешь, как пользоваться?
Он покачал головой.
-А этим? - наклонив голову, она кивнула в сторону его промежности и рассмеялась, а он скривился от этой бездарной, надоедливой, горькой и привычной пошлости.
Для того, чтобы ничего не ответить ей, он сильнее сжал в руках оружие и, выйдя из разрушенного корпуса, вдохнув прохладный чистый воздух и найдя причудливое наслаждение в том, с нежностью воззрился на теплую сталь, впервые держа в руках столь совершенный механизм. Он слышал и читал о многих видах оружия, но в деревне были только ножи, тесаки, луки и арбалеты, которых всегда было достаточно для того, чтобы защищаться от форгов или случайно забредших так близко к краю листа разбойников. На случай же, если кто-либо слишком опасный появлялся в их землях, был заключен договор со стражей Фаррина, чьи воздушные машины не раз спасали от набегов кочевников и всепожирающих гнургов, получая в обмен тысячу литров крови морнов и трех девственниц каждый год. Он лишь несколько раз видел эти круглые летательные аппараты, когда они проходили над деревней, но никогда не наблюдал их в действии, лишь вдалеке слышались тяжелый треск выстрелов и тугой шорох взрывов.
Ласково касаясь пальцами гладкого приклада, он чувствует себя так, словно в руках его находится растение, сок которого самые волшебные привлекает сны, он вкушает эти липкие, густые, с вяжущим вкусом чудеса и чувствует, как они отнимают у него силу, как она истекает из него для того, чтобы раствориться в черном неподвижном теле, в самом воздухе вокруг него, в тяжелом его неповиновении.
На левом ее плече устроилась такая же винтовка, несколько квадратных обойм уцепились за пояс, острые лезвия притихли в узорчатых ножнах.Придерживая рукой приклад она села с Линмаром и отняла у него только что открытую им флягу.
-Почему вы думаете, что он наверху? - дождавшись, когда она сделает глоток, он посмотрел на ее влажные губы и увидел в них предвестие гибельного дождя.
-Потому что между корней мы уже искали. - она небрежно бросила ему флягу и та, вращаясь, выбрасывает в воздух прозрачное семя, так долго хранившееся в ней, блестящее, разлетающееся вокруг серебристыми каплями, вспыхивающее непотребным сиянием. Он едва успевает поймать ее, привязанная к горлышку крышка бьется о тонкие стенки.
-Ты знаешь, как добраться до ствола? - она достала из кармана комбинезона сигарету, маленькую золотистую зажигалку и закурила и так он впервые увидел, как это делается. Голод возникает в нем, он хотел бы и сам попробовать, ведь в их деревне никто не курил, слишком дорогим было то для них и теперь, глядя как быстрый дым пробивается между ее губ, он мечтает о нем, полагая, что это приблизит его к ней, к ее поцелую.
-Я... - он задумывается, вспоминая карты и опасности, не отмеченные на них. - Я знаю, как дойти до Фаррина...оттуда ходят поезда.
-Сколько туда идти? - она отбросила прочь сигарету так, как будто была та навязчивой мыслью.
-Дней пять или шесть. - он пожал плечами, вспоминая, как мужчины шутили о том, что чем больше женщин идет с ними, тем дольше дорога, имея в виду отнюдь не слабость их.
-В какую сторону?
Как только он поднял указующую руку, она вскочила и шаги ее были быстрыми, а сама она источала пугающие решительность и непреклонность. С удивлением глядя на нее, он вспоминал о том, как готовились к походу в Фаррин мужчины его деревни, сколько провизии и воды брали они с собой, с какой осторожностью распределяли оружие и дежурства. Она казалась ему такой наивной и беззаботной, но одновременно с тем опасной и непредсказуемой, что в одной только ее уверенности мог он увидеть залог успеха и совершенства. И потому, отринув сомнения, заставив себя забыть о многих необходимостях, отравив предусмотрительность страстью, он последовал за ней, с радостью оставляя в деревне сварливую глупую мать, пьяных мужчин, извергающих рвоту на ее мягкие потные груди, кузнеца, при каждом удобном случае старающегося обнять и поцеловать его, прикоснуться к его члену и все остальное, о чем надеялся никогда не вспоминать и о чем никто, как казалось ему, не смог бы сожалеть.
Уже через два часа пути по поросшим редкими невысокими волосками бесконечным холмам, иногда скользким, чаще - покрытым неровной чешуей, он был готов вернуться назад, изнемогая от жажды и усталости, пытаемый въедливым солнцем и крикливой безнадежностью. Глядя на идущую перед ним девушку, он понимал, что ему никогда не удастся овладеть ею, никогда не отдастся она ему уже только по той причине, что он родился таким, каким был и жил там, где появился на свет. Кто-либо еще менее красивый и сильный, умный и способный к удовольствиям получит ее лишь потому, что происходит из мест более сложных, где есть невероятные машины и странные верования. От раздражения и злости слезы потекли из его глаз и, думая о том, как будет просить прощения у матери, он поднял оружие, направляя его на спину идущей перед ним. В то же самое мгновение она остановилась и подняла согнутую руку с широко расставленными пальцами, одновременно чуть приседая и снимая с плеча винтовку. Испуганный, с сердцем бьющимся чаще, чем во время оргазма, он приблизился к ней.
-Что это за шум? - озираясь по сторонам, она обращала на Линмара еще меньше внимания, чем обычно.
Прислушавшись, он улыбнулся ее острому слуху.
-Гнург.
-Кто? - она передернула затвор, сбросила обвившийся вокруг запястья ремень: - Это опасно?
Он пожал плечами. Единственная опасность гнурга заключалась в том, что, выбрав путь, он неотвратимо следовал ему и если деревня оказывалась на его пути, то разрушение было бы неминуемо без чужой помощи, ведь у них не было ничего, чем можно было бы его остановить.
Приседая, она побежала туда, откуда исходил звук и он последовал за ним, поражаясь ее безрассудности. Сбежав с одного холма, она поднялась на другой и здесь замерла, восхищенно глядя на возникшее перед ней.
Длинное тело, состоящее из тускло-желтых сегментов, переливалось и поблескивало, дрожали над ним черные изломанные волоски над, длинные, далеко расставленные многочисленные ноги, гнущиеся от трепещущего напряжения, угрожающие надломиться в любой момент тяжело отрывались от земли, совместными усилиями медленно передвигая зловонную тушу по глубокой траншее, оставляемой ртом, составленным из множества белесых жвал, завершающим толстый, покрытый слизью гладкий хобот. На теле существа не было заметно глаз, только бесформенные наросты поднимались из пульсирующей плоти и паразиты, черные и красные извилистые твари, сновали по зловонной туше. Время от времени один из вздувшихся пузырей лопался, разбрызгивая вокруг радужную жидкость и если попадала она на них, то немедля умирали они, падая и создавая мертвый след за хозяином своим.
-Я читала о них... - она вернула винтовку на плечо, понимая бесполезность ее и не чувствуя угрозы в том огромном создании, занятом одним лишь пожирающим продвижением, - Но у нас их давно уже нет.
-Что с ними случилось? - он удивился, не помня, чтобы доводилось ему слышать о болезнях гнургов или смертях их. Они казались ему существа вечными и неуязвимыми.
-Их истребили,- она сказала это так, как если бы речь шла о родинке или воспалении, которые следовало удалить для того, чтобы они не мешали ее красоте.
Испуганно и изумленно молчал Линмар, восхищаясь силой ее народа, ведь даже воздушные машины стражи Фаррина могли лишь отогнать гнурга, направить его в другую сторону, причинив немного боли, вызвав у него не столько злость, сколько раздражение.
Опустившись на вершину холма, подложив под себя ноги, положив на них винтовку, она неподвижно сидела, наблюдая за гнургом. Он ждал столько, сколько мог, ходил возле нее, посматривая на темнеющее небо, никогда не отличаясь терпением.
-Я знаю, как достать воды. - сказал он, присев возле нее.
-Иди. - безразлично прошептала она.
Спустившись с холма, он немного пробежал в правую сторону, противоположную той, куда двигался гнург и спустился в оставленную им борозду. Подскользнувшись и едва не упав, он погрузился руками в вязкую жижу, оставленную существом, брезгливо стряхнул ее с рук и осмотрелся. Вокруг него, ныряя в слизь и выбираясь из нее при помощи плоских, с зазубринами лапок, сновали и суетились плоские черные принги. Замерев, он лишь глазам позволил движение, чтобы следить за ними и когда один из них подобрался к его ногам, схватил его и, сжав между пальцами крохотную голову, раздавил ее, отчего на кожу брызнула синеватая густая жидкость. Он вернулся к девушке, двенадцать тех существ с трудом удерживая и прижимая к груди, но она все так же смотрела на увлеченно ползущего гнурга, не моргая и не шевелясь, лишь слабое дыхание тревожило ткань комбинезона на ее груди да забывчивый ветер теребил волосы.
Он сел рядом с ней и бросил между своих ног добычу. Взяв двух прингов, он острым концом тела одного из них разбил панцирь на брюхе второго и, поднеся ко рту, сделал несколько глотков чуть сладковатой и теплой, но превосходно утоляющей жажду влаги. Не глядя на юношу, она протянула к нему руку, он отдал ей разбитое тельце и она впилась в него, слишком резко наклонила, слишком сильно укусила, позабыв о том, что имеет дело с внутренностями живого существа, а он забыл предупредить ее и, помимо питательных соков, зеленовато-белесая икра, крохотные частички которой в одну соединялись липкую и горькую массу, оказалась на лице и губах ее, стекая вниз по подбородку, капая на грудь и колени. Должно быть, ей досталась самка, а он забыл, что она не умеет определять пол принга и теперь с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться, глядя на нее, вскочившую, отбросившую и винтовку и все еще подергивающее лапками тельце, стряхивающую с себя прилипчивую влагу.
-Возьми этого, он не брызнет. - Линмар протянул ей другого принга, убедившись в наличии на тельце его фиолетовых пятен и она, теперь уже опасливо и осторожно поднеся его к губам, сделала два глотка, мгновенно сменивших злобу на довольное безразличие. Тяжело глотая, она осушила принга, отшвырнула его прочь и он покатился по склону к траншее. Глядя на него, Линмар с сожалением вспомнил, что принги не были плотоядными. Ему бы хотелось увидеть, как десятки их бросятся к мертвому телу, забираясь в него лапками и клешнями, выуживая остатки внутренностей, споря и сражаясь друг с другом ради его развлечения.
-Я рада, что мы уничтожили их. - подняв винтовку, она прижала к плечу приклад и выстрелила в сторону гнурга. На таком расстоянии не было ясно даже, попала она или нет, но все же торжество ее было так велико, как будто бы собственноручно был он убит ею.
Убрав прингов в рюкзаки, они продолжили свой путь к туманной темноте ствола, такой далекой, что даже солнце казалось ближе. Одну за другой вспоминал Линмар истории, которые рассказывали ему о том, что являет собой ствол, о странных, необъяснимых событиях, происходящих возле него, о существах, живущих там и мысль о том, что когда-нибудь он может увидеть их, казавшаяся прежде совершенно невероятной, стала теперь не менее привычной, чем выживание.
-Сколько продолжался ваш полет? - он радовался солнцезащитным очкам, которые она далее ему, ведь зеркальная поверхность их позволяла ему безнаказанно рассматривать ее ягодицы и шею, на которой тонкой полоской поверх позвоночника ликовали непризнанным атавизмом белесые волоски, он радовался каждому мгновению и дыханию, чувствуя, что едва ли нечто подобное способно повториться для него.
-Девять дней.
-А какая...- собранные в хвост, ее волосы гипнотизирующе покачивались, противясь пороку и отвлекая его внимание. - Какая у вас была скорость?
-Больше скорости света. - и он, прочитавший достаточно книг, всю библиотеку, имевшуюся у них в поселении, просмотревший все фильмы, которые привозили к ним торговцы из Фаррина и Марнига, знавший о множестве трудностей на пути к порогу тому, успомнился в искренности ее слов.
-Разве это возможно?
-Мы шли далеко от листьев, в безвоздушном пространстве. Согласно расчетам мы должны были достичь восьмидесяти пяти сотых, но при восьмидесяти трех возникала угроза потерли синхронизации двигателей и Джонас решил не продолжать.
Остановившись, она повернулась к нему.
-Почему ты спрашиваешь? - ее сощуренные глаза ядовитое источали подозрение, как если бы мог он принадлежать к роду, с которым все ее предки вели нескончаемую войну.
-Мне хочется как можно больше знать о тебе.
-Я не девственница. - и она ускорила свой шаг.
Слова ее взволновали юношу и возбудили его член. Он представил себе ее лоно, не имеющее никаких преград для него, для любого, кто пожелает проникнуть в теплую ту бездну, ничего, что могло бы помещать добыть сокровища ее и от видения той доступности голова его закружилась. Он возомнил ее познавшей тысячи, десятки тысяч мужчин, спутница его казалась ему самой желанной из всего ее народа и он не сомневался, что там, где родилась и жила она ее считали первой красавицей. Видения ее, лежащей, раздвинув ноги, перед мужчинами с огромными членами, потирающими их перед тем, как проникнуть в нее, стоящей на четвереньках, кричащей от наслаждения, образы ее грудей, сжимаемых сильными руками, пропускающими их плоть через пальцы возобладали над видимым и он едва не упал, покачнувшись, оступившись и оставшись все же незамеченным ею.
Они шли весь день, останавливаясь только для того, чтобы пить. Отворачиваясь, она пыталась грызть несъедобный панцирь прингов и тогда Линмар улыбался, наблюдая за тем, как боится она проявить слабость, которой считала свой голод. Он ждал, когда она предложит повернуть обратно, но взгляд ее по прежнему был направлен в сторону ствола и она шла, не замедляя шаг даже тогда, когда он уже едва переставлял ноги от усталости. Только темнота остановила ее и в очередной раз споткнувшись, она остановилась и села, тяжело вздохнула и опустила голову. Тело ее расслабилось, покачнулось, но она удержала себя и, тряхнув головой, сняла рюкзак. Далеко наверху тускло мерцали листья, один над другим, давая достаточно света для того, чтобы, когда она расстегнула комбинезон, он смог увидеть ее напрягшиеся соски. Достав из рюкзака свернутую ткань, она расстелила ее, брызнула на нее водой и в тех местах, где капли коснулись материи, она вспыхнула неровным синеватым сиянием. Смочив ладонь, она провела ею, оставляя сияющий след и вскоре почти ровный квадрат света был в их распоряжении. Она села посреди него, обратив выжидающий взор на Линмара. Сняв рюкзак, он сел рядом с ней, достал принга и досуха выпил его.
-Я...- он случайно прикоснулся к ее бедру своим и ожидал удара в ответ, но она молча сидела и он почувствовал радость от того, как будто бы намного ближе стал к ней. - Я не знал, что здесь есть поселение людей с нижних ветвей.
-Вы путешествуете между ветвями?
Он кивнул, но она смотрела в другую сторону.
-Да...то есть я знаю, что это возможно, но слишком дорого даже для всей нашей деревни да и нет никакой причины.
-Это самая верхняя наша станция. Они не ответили на наш вызов и это кажется мне странным. - но больше слышал он восхищенного любопытства.
-Что могло случиться?
Пожав плечами, девушка подбросила на руках легкого пустого принга.
-Не знаю. Иногда местные жители неожиданно оказываются против нашего присутствия или какие-нибудь твари подобные гнургу могут разрушить станцию. Случиться может все, что угодно. Этому нас учили прежде всего. -она говорила об этом так легко, что он позавидовал тому, сколь удивительным должен быть ее ко всему равнодушный мир.
-Что ты будешь делать, если станция разрушена?
-Даже если персонал погиб, должны сохраниться тайники с экстренными запасами. Системы связи обычно устанавливаются так, чтобы их не могли разрушить аборигены, - здесь Линмар предпочел молчать, помня о многом, что могло противоречить ее словам, - И если я смогу соединиться со спутником, то останется только продержаться дней тридцать, прежде чем придет помощь.
-Ваш корабль был самым быстрым?
-Мы построили уже три таких, но "Горридан" был первым и то, что ты видел было лишь малой его частью. Двигатели, баки с горючим, запасы, оборудование и приборы...- она вздохнула, сделала глоток из принга, - Все исчезло.
Отбросив сухой остов, она подняла взор к листьям над ней.
-Есть злая ирония в том, что только я выжила. Я последняя, кого записали в экспедицию...Джонас не хотел этого.
Поднявшись, она скинула ботинки, расстегнула комбинезон до промежности, высвободилась из рукавов, стянула его до коленей, вытянула правую ногу и сбросила его с левой. Завороженный, наблюдал он за обнажением тем, восхищаясь опьяняющим силуэтом ее, темным на фоне серебристого свечения листьев
-Что...-он сглотнул слюну, заполнившую его рот, -Что ты делаешь?
-Каждый день я должна испытывать оргазм, каждый день я должна получать сперму. Только это позволит мне оставаться красивой, - она села на колени, положила руки на его плечи, - Я не уверена в качестве твоего семени, но ничего другого у меня нет...Надеюсь.. - она наклонила голову, насмешливо глядя на него, - У вас нет каких-нибудь варварских обычаев? Вы не отрываете своим женщинами руки или ноги? Не выгрызаете язык, чтобы она не могла сказать, чей в ней ребенок?
Испугавшись, он замотал головой.
-Нет, ничего такого, мы никогда....
-Как будто бы ты признался...- она засмеялась, провела ладонью по его щеке, отодвинулась так, чтобы оказаться посредине покрывала, легла на спину и развела вытянутые ноги, - Успокойся...Все равно я не смогу забеременеть от тебя.
С тяжело и быстро бьющимся сердцем, открытым ртом и дрожащими руками он сидел, глядя на девушку, освещенную выбивавшимся из-под нее сиянием, намного более ярким, чем исходившее от неба, облегавшем ее бока и бедра, но оставлявшим в полутьме лицо и груди, живот и лишающую рассудка пустоту промежности.
-У меня никогда не было женщины...-он отвел от нее взор, чувствуя, что недостоин даже того, чтобы смотреть на ее нагую красоту, - Я не уверен, что смогу доставить тебе удовольствие...
Приподнявшись на локтях, она рассмеялась.
-Мне придется постараться самой. Не беспокойся, меня учили, что нужно делать в таких ситуациях.
-Учили? - он вспомнил все те запреты, какими унижали его в деревне, когда пытался он подсматривать за девушками, когда тянулись его руки к члену, а мать следила за ним, не ложилась спать сама до тех пор, пока не убеждалась, что он уснул и ему приходилось притворяться и обманывать ее.
-А как же иначе, дикарь? - она подложила руки под голову, глядя на листья над ней.
Медленно стал он выбираться из комбинезона, дрожащие пальцы срывались с застежки, прохладный воздух оставлял следы из пупырышек на его бледной коже и когда он, нагой, сел рядом с ней, она ласково улыбнулась ему и погладила его колено.
-Не бойся, - схватив запястье, она потянула его к себе, - Но не вздумай целовать меня. Это не для таких, как ты.
Оказавшись между ее ног, он оперся на руки, рассматривая ее, заслоненную от листьев его телом, темную на фоне сияющей ткани, он видел ее щеки, ее блестящие глаза, темные пятна сосков, головкой напряженного члена он прикоснулся к ее животу, губы ее раскрылись от того и он рванулся к ним, лишь в последнее время вспомнив ее предостережение.
-Прости...-прошептал он, смещаясь вниз, осторожно, чтобы не допустить извержения сжимая в руке свой член, направляя его в тело девушки. Трижды он по неопытности своей упирался головкой и только с четвертой попытки ощутил как влажная плоть раздвинулась перед ним, объяла его горячей своей прямотой и он замер, чувствуя, как вся вселенная напряглась вокруг него, наблюдая за ним, сочувствуя ему, восхищаясь им, благословляя его в это величайшее для нее мгновение, от которого зависело все, что произойдет далее с ней и само Великое Древо замерло в тот миг, соки его прекратили свой ток, листья выпрямили волоски, восхищенные, ожидающие его действий и решений.
Посмотрев в глаза девушки, не заметив в ней отказа или сомнения, он выгнулся, погружаясь в нее и она тихо застонала от того. В глубине ее было так горячо и страшно, что он метнулся обратно, с намерением бежать, но ее ноги, обхватившие его, удержали, успокоили, направили. Покачиваясь, изгибаясь под ним, обняв его руками, прижав к мучительно упругим грудям, она гладила его спину, приподняв голову, от чего волосы ее обвисли, покачиваясь, кончиками своими царапая светящуюся ткань, не имея тени на ней.С каждым мгновением забывая все больше и больше, он избавлялся от своего нелепого страха и улыбка, обнажавшая его зубы, вспыхнувшая сперва радостью, сразу же обрела страдальческие и жестокие в себе черты, ведь чувствовал он, что семя готово извергнуться от него, поднимается от основания к самой головке и девушка, извивающаяся под ним, тяжело дышащая, порывисто вздымающая бедра, стонала все громче, вскрики ее разносились вокруг, уносясь к далеким листьям.
Стиснув зубы, глядя на ее закрытые глаза, на искрящиеся серебристые тени век, он все силы свои тратил на то, чтобы сдержать рвущееся из него семя и вскоре стоны его больше напоминали гневное рычание, а лицо казалось искаженным яростью и тогда девушка, чьи движения все более становились резкими, прижалась к нему и прошептала.
-Не сдерживайся...- и в то же мгновение семя брызнуло из него вместе с громким стоном и от этого она еще сильнее прижалась к нему, ноги ее задрожали, все тело напряглось и выгнулось и, если бы не стиснутые зубы, крик ее был бы услышан на соседних листьях. Он чувствовал, как ее влагалище судорожными волнами сжимает его неспособный вырваться член, он видел искаженные ее губы, ее веки, прижавшиеся друг к другу так, словно никогда больше не желали ее глаз открытыми и все это пугало его и одновременно наполняло гордостью, ведь не имея опыта, впервые оказавшись в женщине, он смог все же доставить ей удовольствие. Когда она расслабилась и обмякла, он покинул ее, сел между ее ног, глядя на то, как хищной лавой выползала из ее влагалища оставленная им сперма и стекала на покрывало, вспыхнувшее от жгучих капель так ярко, что стало больно смотреть на него. Улыбаясь, он вспоминает о том, что даже для того, чтобы поцеловать какую-либо из девиц его деревни ему требовалось так много времени, слов и подарков, что в конце концов он предпочел им всем мечтания и сны.
Приподнявшись, отчего волосы почти скрыли ее лицо, она провела ладонью между ног и лизнула покрытые спермой пальцы.
-Не так уж и плохо...- улыбаясь, сказала она, легла на бок и вскоре уснула, а он, польщенный, взволнованный, дрожащий, лег рядом с ней и сон долго не шел к нему. Он смотрел на листья высоко над собой и их неровный, мерцающий расплывчатый свет лишь усиливал его беспокойную слабость, шепча ему о том, что теперь он стал совсем другим и следующий день узнает его более сильным, мудрым и решительным. Отвернувшись от девушки, чувствуя себя не в силах даже посмотреть на нее после того, что сделал с ней, он вспоминал все совершенное им и от этого член его снова напрягся. Не смея и пошевелиться, чтобы не потревожить ее сон он все же подумал о том, не предложить ли ей и второй раз получить его семя, но размышления и фантазии слишком много потребовали от него сил и он уснул так и не осмелившись разбудить ее для того.
Проснулся он от выстрела, прозвучавшего у него над головой. Открыв глаза он увидел девушку стоящей над ним, одетой и прижимающей приклад винтовки к плечу.
-Что случилось? - вскочив, он осмотрелся и сам смог ответить на свой вопрос.
В небольшом отдалении от них беспокойно кружили, припадали к земле, подпрыгивали, подвывая, десяток форгов. Выцветшая белесая шерсть неровными пятнами, безобразными клочками вздымалась над их тощими телами, короткие сильные лапы длинными когтями взрывали поверхность листа, приплюснутые морды исходили желтоватыми клыками, десять черных маленьких глаз один с другим соперничали в презрении и ненависти, четыре коротких черных рога угрожали шумной расправой.
-Кто это? - ее голос остается спокойным в то время, как она прицеливается, поводя стволом из стороны в сторону и твари, уже знакомые с оружием, прижимаются к земле, прыгают, стараясь не попасть под ее взгляд, двое из них уже лежат мертвыми и одна из них, та, что упала дальше, подрагивает лапами, выбрасывает в воздух брызги бледной крови, разлетающиеся угрюмым блеском. Сородичи не обращают внимание на павших. До тех пор, пока живая и другая добыча есть перед ними, они будут стремиться к ее благословенному мясу и только потом, если не удастся заполучить ничего более приятного, обратятся к погибшим братьям своим.
-В прошлом году они убили троих наших мужчин, - рассмеявшись этим словам, она снова выстрелила, но от волнения поторопилась и пуля врезалась в зеленую плоть листа между лапами одного из хищников, забрызгав его шкуру. Отпрыгнув, тварь зарычала еще громче, чем прежде, в то время, как другие уже обходили, окружая, двух незадачливых путешественников. Бросившись к рюкзаку, Линмар достал из него пистолет и снял его с предохранителя. Подняв оружие, держа его обеими руками он закрыл левый глаз, стараясь
прицелиться как можно точнее и все же промахнулся. Пройдя мимо того форга, в которого он целился, пуля скользнула по коже другого, оставив на ней длинный кровавый след. Взыв от боли, форг бросился к своему брату и вцепился в заднюю его лапу. Схватившись, они откатились назад, но остальные не обратили на них внимания, продолжая замыкать кольцо вокруг намеченных жертв. Выстрелив снова, Линмар попал на сей раз, но пуля ударилась о неровную, желтоватую костяную пластину, по количеству и форме которых безошибочно можно было отличить одного форга от другого. Хищник взвыл, но пуля не смогла пробить кость или срикошетила от нее, и, дважды обернувшись вокруг себя, тварь вернулась к прежнему занятию своему, лишь более злобным стал ее стонущий лай.
Винтовка дернулась в руках девушки и отчаянный, затухающий вой возвестил о попадании. Повернувшись, Линмар увидел ее плечи, блестящие и гладкие, едва ли не зеркальные от пота и, почувствовав его взгляд, она обернулась и улыбка, радостная и довольная, возбужденная и волнующая, жестокая и надеющаяся на неожиданности, показалась ему тем, что само по себе может зачинать жизнь. Светлые пряди скользили по плечам, падали на правый глаз, шевелились от легкого ветерка и высоко над ней темные листья взирали на них, делая ставки только на то, кто больше убьет неуверенных хищников.
Подброшенные, один за другим в одно мгновение взмылив воздух разрывающиеся тела форгов, поверхность листа взорвалась всплесками зеленой плоти, смешивающимися с кровью, обрывками кожи и шерсти и осколками костей. Удивленный, Линмар поднял голову и увидел зависшим почти над его головой летательный аппарат, для которого запретны были симметрия и ровность форм. Черные, бордовые, прозрачные, мерцающие сферы, пирамиды, кубы, текучие и пульсирующие образования составляли тело его. Медленно вращаясь, он извергал из себя один выстрел за другим, но сколько ни старался юноша, так и не смог он заметить источника их. Форги умирали и счастливцы, находившиеся дальше от Линмара, пытались сбежать, осыпаемые тем, во что скорострельные пулеметы превратили сородичей их, но только двум удалось остаться живыми при том, что один из них сильно хромал на переднюю правую лапу, а другой истекал кровью из раны на левому боку. Если даже они и не загрызут друг друга, жизнь их не может быть долгой. Всегда найдутся те, для кого они станут легкой добычей или же загноившиеся раны отравят их, превратив в мучение последние дни. Говорили, что даже форг не станет есть мертвого форга, но Линмар, знавший многое об этих животных из рассказов и собственных наблюдений, сомневался в правоте тех слов.
Летательный аппарат медленно опустился невдалеке от них и пока он снижался, девушка спокойно собирала разбросанные по покрывалу вещи. Повесив на плечи рюкзак и винтовку, она свернула подстилку, зажала ее под рукой и направилась к приземлившейся машине.
Она была в нескольких шагах от нее, когда над аппаратом возникло туманное черное облако, состоявшее, как показалось Линмару, из крохотных многогранных частиц, сквозь которое навстречу девушке, улыбаясь и протягивая руки для объятий вышла та, что могла бы соперничать с ней красотой, если бы прошлой ночью юноша насладился ею. Теперь же, одурманенный образом своей первой женщины, он, отметив стройность фигуры, нашел ее все же несколько тяжеловатой, обратив внимание на груди под черным тугим корсетом, счел их во всем уступающими, не такими красивыми, как те, к которым не так давно прижимался, ноги, оказавшиеся более мускулистыми, назвал чрезмерными в том и вся она показалась ему неровной в сравнении с его женщиной, линии чьих лица а тела не позволяли себе ненужных изломов и искажений.
Она бросилась к потерпевшей крушение, тела их ударились друг о друга, объятья сцепились жестокой страстью, а губы, ставшие вдруг такими же медлительными, как в тот момент, когда первое слово произносили они, растеклись в поцелуе, равного которому в нежности и завораживающей чистоте не доводилось видеть ему. Он видел, как под опущенными золотистыми веками движутся глаза черноволосой, повторяя, должно быть, движения языка и не сомневался в том, что видит она в мгновение то удивительные места и невероятных созданий, равными кому в красоте могла быть только спутница его. Головы их склонились, руки вцепились в чужие плечи так, как будто только это могло спасти от неминуемого и нежеланного превосходства.
Нехотя отстранясь, они мгновение рассматривали друг друга, наслаждаясь чужим великолепием, после чего черноволосая отступила на шаг и опустилась на правое колено.
-Госпожа, - она склонила голову и длинный хвост ее волос упал на правое плечо,-Простите за промедление, мы не сразу смогли определить место вашего...
Она замолчала и последнее, непроизнесенное слово пугливой дрожью замерло в воздухе.
Спутница Линмара усмехнулась, склонившись и собирая вещи.
-Как далеко до города? - закинув на плечо рюкзак, она встала перед незнакомкой и в улыбке ее было ровно столько же презрения, сколько радости и довольства.
-Три часа полета, госпожа.
Усмехнувшись, она направилась к летательному аппарату и только когда несколько шагов разделяло их, черноволосая вскочила и последовала за ней. Линмар же стоял в нерешительности, понимая, что теперь уже не нужен ей и она должна бросить его здесь, что в городе она сможет найти мужчин намного красивее, выносливее, опытнее его, более умелых и уверенных в себе. Ей пришлось трижды поманить рукой его, замершего с неподвижным, полным слез взором, прежде чем злость возобладала над гордостью и она позволила ему услышать ее голос.
-Эй, дикарь! - он вздрогнул и, обрадованный, подбежал к ней. Стоило ему оказаться возле нее, как она, резким ударом в живот лишив его возможности сопротивляться, развернула и пинком поставила на колени, чтобы извлеченной из кармана веревкой туго связать руки. После чего, под смех черноволосой, она, схватив задыхающегося, хрипящего юношу за шею, толкнула его в сторону машины. Он успел закрыть глаза и вжать голову в плечи, но удара не последовало, вместо этого он оказался в трясущемся темном пространстве, где не мог вытянуть ноги, а в бока упирались острые холодные трубки. Затхлый воздух и тяжелый грохот, дрожь, разбивавшая мысли, так напугали юношу, что он, обезумевший от всех этих страданий, закричал, завизжал, ударяя ногами в твердую, не дающую им разогнуться преграду, но от усилий тех голова его закружилась и он погрузился в темную дремоту, блаженную, ибо в ней все те злобные звуки уже не казались такими опасными.
Когда свет возник для него вновь, он почувствовал, как сильные, грубые руки вытаскивают его из того, что показалось ему вязкой жидкостью, после чего он оказался на твердой поверхности, составленной из различных по размеру и форме серовато-зеленых гладких плиток, под ярким солнцем, окруженный странными сладкими запахами и ощущением нестерпимого счастья.
Ему удалось подняться на колени и развернуться и тогда он увидел парящий в нескольких шагах от него аппарат, из черного гладкого тела которого, как будто бы твердость его была водянистой насмешкой, улыбаясь вышли, обнимая друг друга за талии девушки, которых он начинал ненавидеть.
Высокое и тонкое существо, блестящее украшенным редкими серебристыми волосками черным хитином подошло к девушке, неустанно склоняя в почтении маленькую острую голову и та передала его тонким, покрытым зубцами рукам свои рюкзак и оружие.
Линмару доводилось слышать о том, что жители районов близких к стволу ведут постоянные войны с его обитателями, ведь издавна сложилось так, что листья были обиталищем людей, именно на них зародилась человеческая раса, в то время как ствол принадлежал существам удивительным и невероятным. Читая их описания в книгах, разглядывая картинки и немногие фотографии, он чувствовал себя ничтожным и бессмысленным, зная, что некоторые из обитателей ствола размером своим могли сравняться с несколькими домами, такими же большими, как жилище старейшины, а поведение, цели и существование других, пусть и выглядевших нередко схожими с человеком, не поддавались объяснению. Он чувствовал во всем этом угрозу для себя и всех, кто принадлежал к народу его и страх тот порождал в юноше ощущение близости с каждым человеком, иллюзию общего несомненного родства, лишь одно которое могло защитить их от неведомых тварей, которым они ничего не могли противопоставить.
До встречи со светловолосой путешественницей у него не возникало и мысли о том, чтобы покинуть свою деревню и отправиться не то что к стволу, но даже в великий город Фаррин, но рядом с ней он чувствовал себя защищенным и сильным, ни одно из тех существ не могло причинить ей вред, в этом он был уверен так же, как и в том, что один вид ее груди вытягивает из него семя.
И потому не удивился он, когда увидел, что грозные атры со спиленными жвалами прислуживают ей. Так и должно было быть, ведь само мироздание благоволило к ней. Он читал, он знал, он видел кинематографический фильм, когда проектор был проездом в их деревне, о многих войнах людей и атров и было известно ему, что на многих листьях народ его одержал победу, превратив этих отвратительных существ в покорных рабов. Жидкость, текущая в правой ветви их тройного позвоночника после некоторой переработки становилась веществом, которое, будучи введенным в кровь человека доставляла тому поразительное удовольствие, но вызывала привыкание, сокращала жизнь и делала мужчин бесплодными, а женщин - неспособными достичь оргазма.
Облаченные в серые комбинезоны слуги бежали к опустившейся машине, трое несли, обхватив руками, черную гибкую трубу, из ран которой капала на камни синеватая жидкость, коротко подстриженная рыжеволосая девушка, ростом на голову ниже пришедшей от корней госпожи, но равная ей в размере груди, поднесла деревянный поднос, на котором в прозрачных запотевших бокалах, формой подобных мужскому члену маслянисто мерцала янтарная жидкость.
Трое атров блуждали вокруг аппарата, прикладывая к нему стальные пластинки, от которых тонкие провода тянулись к повисшим на кожаной сбруе приборам, издававшим тихое гудение и смрадный аромат новорожденного морна.
Гладко выбритый мужчина с кожей загоревшей и покрытой множеством крошечных шрамов, в черных коротких волосах которого зеленые и синие таились пряди с жестоким презрением посмотрел на Линмара, поставил ногу в тяжелом ботинке на его плечо. Упав на камни, юноша с ужасом воззрился на первую свою женщину, пьющую холодный нектар и смотрящую на него так, словно был он источником всей скверны, какая только была на всем Великом Древе.
-Что делать с этим дикарем, госпожа? - солдат направил на Линмара свое оружие, но не это стало причиной страха его. Более всего боялся он, что она отправит его обратно в деревню, где он никогда больше не увидит ее.
-Я решу позднее.
Перед тем, как его втолкнули в жаркую темноту здания, он, обернувшись, увидел, что снова целуются они, отставив держащие бокалы руки, заливая друг друга сладким вином, слизывая его с щек и подбородка друг друга, смеясь и радуясь всему вокруг, как будто и не было иных наслаждений, как будто не могло быть опасности и смерти нигде, кроме самых высоких ветвей.
2.
Он провел несколько дней в маленькой камере с гладкими серыми стенами, узкой деревянной кроватью, которую никак не смягчал тонкий грязный матрас, прислушиваясь к странным, незнакомым звукам, доносившимся из маленького круглого окна под самым потолком.
Дверь с крохотным треугольным окошком и вырезом внизу, через который ему дважды в день подавали блюдо с жидкой похлебкой из нунса открылась в тот самый момент, когда он, встав на колени, ласкал свой член, вспоминая о грудях и горячем лоне своей первой женщины.
Под насмешки солдата, едва ли не такого же юного, как он сам, сопровождаемый тем взглядом имевшего множество вмятин и трещин на хитине атра, который казался ему осуждающим, он проследовал по узкому коридору к тесной кабине лифта и далее в маленькую комнату, где его встретили две маленьких полных женщины, под прозрачными лиловыми накидками которых он видел обвисшие груди с проколотыми и подкрашенными пурпуром сосками, пышные животы и поросшие длинными густыми волосами дряблые ноги.
Издавая пронзительные звуки, ничего общего не имевшие с речью, они вцепились в одежду Линмара и потянули ее, раздирая, стягивая с него.
Он заорал, отталкивая их, возмущаясь непристойной наглостью. Обнажиться перед ними показалось ему самым непотребным, что только могло быть и причиной тому было уродство их. Без сомнений лишился бы он теперь одежды перед кем-нибудь красивым, молодым, стройным и сильным, но сама мысль о том, чтобы эти старые уродливые существа узрели его член, запомнили на глубине своих белесых, беспокойных, жадных глаз его чистейшую наготу, отнимая у него невинность больше, чем то могли бы сделать толпы насилующих развратников.
Бросившись к зеленому сундуку, стоявшему возле одной из стен, одна из них открыла его и пистолет, оказавшийся в ее руке вынудил юношу прекратить борьбу.
Сжимая челюсти, дрожащими от ненависти пальцами он снимал комбинезон, а безоружная старуха рядом с ним, не обращая внимания на отклеившиеся золотые ресницы левого века, потирая жирные пальцы, тяжело дыша сквозь зеленые, похотливо разошедшиеся губы, смотрела на то, как является ей сладостная юная плоть.
Они сжали его горло узким черным ошейником с длинной тонкой цепью, обхватили запястья за спиной кожаными наручниками, соединившими стальные кольца с помощью маленького замка, продели член и тестикулы в кожаные петли и затянули их так, что он немедля почувствовал ленивую и зыбкую твердость. В каждый из сосков его впился стальной зажим в виде головы форга, обе они тонкой соединились цепью и только тогда старухи сочли, что не желают больше для него украшений.
В таком виде его, пылающего от унижения, тихо постанывающего от удивительной боли, ввели в комнату, где на возвышении, заваленном множеством подушек, восседала первая его женщина.
Увидев его, она встрепенулась, вскочила на колени и, выплевывая красные семена, не выпуская из правой руки грозди черных блестящих ягод, подобралась поближе к нему, прижавшись к одной из резных колонн, что держала балдахин над ней.
-Дикарь...- в шепоте ее он услышал смерть тысячи насекомых, - Как ты провел это время?
Ее волосы, завитые в две длинные косы, посыпанные сияющей пылью, казались ему сплетением солнечных нитей, а глаза, облитые зеленым золотом - воплощением всей хитроумной злобы, какую Сеятель, если он существовал, влил в жилы Великого Древа.
-Ты думал обо мне? - раньше, чем он смог придумать ответ, она спросила снова, оторвала ягоду, поднесла к черным губам, задержала между ними, прежде чем впустить в пространство позади ночнолистных зубов. - Мечтал обо мне?.. Хотел меня?..
-Думаешь он на это способен? - черноволосая воительница появилась за ее спиной из
сонливой темноты, прижалась к ней светоносным стройным телом.
-О, да. - другой ягодой она провела по левому, пронзенному маленькой золотой стрелой соску, прежде чем раскусить зубами так, что сок брызнул на гладкую ткань разноцветных подушек.
Мгновение она сидела, выпрямив спину, задумчиво глядя на Линмара в то время, как воительница ласкала ее груди.
-Вот что, дикарь, - она выплюнула косточку и та попала в его лоб: - Я дам тебе возможность продолжить путешествие вместе со мной.
Вздрогнув, он поднял на нее взор и вся злость его пропала. Член его дернулся от вида ее красоты, от мысли о том, что он вновь сможет обладать ею, проникнуть в нее и был готов Линмар совершить невозможное, только бы следовать за ней.
Дверь за его спиной открылась и, посмеиваясь, низкорослые старухи ввели и опустили на колени рядом с ним того солдата, что ранее конвоировал Линмара. Точно так же были скованы руки его и во всем остальном схожим было его облачение.
-Ты предлагала этого? - обернувшись, его первая женщина с некоторым сомнением смотрит на воительницу, та кивает и во взгляде ее, обращенном на юного солдата заметна та гневливая робость, какая нередко выдает расставшихся любовников.
Линмар обреченно стонет, догадываясь и понимая.
-Тот из вас, кто победит другого, отправится вместе со мной.
Старухи поворачивают крохотные ключи, освобождая руки.
Здесь достаточно пространства для их поединка. Помимо огромного ложа, к которому ведут три ступени из черного дерева, лишь огромные вазы со сценами великих убийств, совершаемых неведомыми существами, стоят в углах да свисает с высокого потолка, покрытого хищными серыми пятнами, люстра, звенящая множеством тонких серебристых полос. Овальные, вертикально расположенные, чуть заостренные окна путь открывают для вторжения слепящего света, за которым не видно ничего другого и Линмар, поднимаясь, думает о том, что у него нет ни единого преимущества.
Противник его такого же роста и близок возрастом, но тело его кажется более гибким, движения намного точнее, мускулы заметно выпирают под оранжевой кожей. Он уверен в себе, он щурит глаза и улыбается, расслабленно опустив руки, потирая одну другой, переступая с ноги на ногу и во всем, что он делает, в каждом его движении чувствуется надменная, радостная сила, знающая пределы свои и довольная ими.
Линмар бросается на него, чуть пригнувшись, выставив вперед руки. Он нечасто дрался, а если и случалось подобное, то, как правило, проигрывал и как не пытался Франг научить его ловким поворатам и ударам, все старания его оказывались напрасными.
Изящно отпрыгнув, юный солдат развернулся, пропуская мимо себя пастуха и неумелый удар того не достиг своей цели. Вместо этого другая рука его оказалась захваченной, под ногой оказалась чужая и он, кувыркаясь, повалился на прохладный пол.
-Это бесполезно, госпожа, - с жалостью смотрел солдат на соперника: - Моя победа несомненна.
Она брезгливо фыркнула и Линмар взревел от ярости. Вскочив, наступив на побывавшую между губ его женщины косточку, но не заметив того, он метнулся к солдату, размахивая руками, подпрыгивая, чтобы нанести удар ногой, но юноша отмахнулся от него левой рукой, изогнулся, проскальзывая под руки пастуха и, развернувшись, ударил его локтем по ребрам, выбивая дыхание, отправляя в сторону ложа, где он, взлетев по ступенькам, ударился о невидимую преграду, помешавшую ему вторгнуться к девушкам и, отброшенный ею, упал на спину, тяжело дыша и бессмысленно осматриваясь вокруг.
-Ты прав, солдат, - она махнула старухам и те, кланяясь, приблизились к ложу: -Отправьте его обратно в деревню.
Схватив Линмара за руки, они поволокли его по полу, а пришедшая с корней махнула победителю и тот приблизился к ней настолько, что почувстовал горячее напряжение защищавшей ее пустоты.
-Как тебя зовут? - встав на четвереньки, она подобралась к самому краю, наклонив голову и внимательно рассматривая его, он же не мог отвлечься от ее качающихся грудей.
-Занмар, госпожа, - он коротко кивнул, соединил руки за спиной, как было положено то в присутствии старшего по званию.
-Я - Джаннара, шестнадцатая...
-Мне известно, кто вы, госпожа.
Воительница стояла на коленях за ней, поглаживая ее ягодицы, указательным пальчиком лаская губки влагалища.
-Ты пойдешь со мной? - руки ее подломились, локти уперлись в подушки, подбородок она опустила на ладони, тонкий пальчик проник в ее влажную глубину.
-Если вы прикажете, госпожа, - древние легенды, истории великих битв вспомнились ему и он почувствовал слезы, готовые появиться на его глазах от близости к тому, что всегда казалось ему недоступным, - Мы обязаны вам слишком многим.
-А сам ты хочешь пойти со мной?
-Да, госпожа, - он опустил голову, не смея теперь смотреть на нее.
-Почему? - она медленно покачивалась, ведь уже три пальца щекотали лоно ее.
-Вы очень красивы, госпожа. Для меня будет величайшей честью и удовольствием служить вам.
-Мы отправляемся завтра, - она закрыла глаза, опустила голову на подушки, выгнула спину и застонала и он, c сожалением признающий бессмысленность дальнейшего своего присутствия здесь, позволил бормочущей ласково бранящие слова, осыпающей поцелуями юное, вспотевшее от схватки тело старухе увести себя.
3.
Изнывая от жары, он стоял на платформе, не смея расстегнуть ни одной пуговицы костюма, желая встретить ее как можно более элегантным и привлекательным. Проснувшись рано утром, он два часа изнурял себя упражнениями, повторяя в обществе платного инструктора все то, что знал о безоружном убийстве. Старый безногий атр с механической левой клешней научил его когда-то борьбе своего народа, знавшего многое о том, как обездвижить и убить человека и теперь с одобрением смотрел на своего ученика, мечущегося между людей и атров, таких же молодых, как он сам, но менее опытных и способных. Когда были повержены шестеро из восьми, а двое оставшихся все же смогли повалить и обездвижить Занмара, атр трижды громко протрещал жвалами, знаменуя окончание боя и уцелевшие поднялись с мягкого синего пола, поклонились друг другу, после чего, старательно сохраняя грациозность шага, чтобы ничем не оскорбить учителя своего, юный воин приблизился к нему и сел на колени перед его креслом.
-Ты отправляешься к Стволу? - звуки человеческого языка до сих пор, после многих лет рабства давались ему с трудом, вырываясь из него слишком резко, сопровождаемые сухим шорохом и слова были отделены друг от друга дальше, чем следовало то.
-Да, учитель. - он провел по своим коротким волосам, мокрым от пота, приглаживая их, заставляя тяжелые капли стекать по шее на спину.
-Ты увидишь места, откуда я родом...- от мечтательного страдания потускнели фасеты глаз его, задрожали толстые волоски на груди.
-Возможно, учитель.
-Здесь, в этом спокойном месте, я забыл сотни опасностей, о которых должен был бы предупредить тебя.
Юноша с удивлением посмотрел на него, вспомнив то, сколько раз был ранен и оказывался при смерти, вспомнив вылазки против гнургов и стаи форгов, всегда преследующие пешие, а нередко и путешествующие верхом или на автомобилях патрули, всеядных длонов и обезумевших от рябой чумы скратангов, нашествие журганов и многое другое, что за десять лет службы довелось пережить ему. Сам атр лишился ног во время битвы с журганами уже здесь, будучи рабом людей.
-С кем ты идешь?
-С женщиной, пришедшей от корней. - он не скрывал трепета в голосе, желания, обращенного к ней, ведь было известно ему, что не столько для защиты, сколько для удовольствия берет она его.
-Я слышал о ней. Она приведет тебя к смерти. - сомнений не было у него, пророчество вещал он с уверенностью умирающего.
-Учитель...
-Она может выжить там, где у тебя не будет ни малейшего шанса. - железная рука атра с грохотом сжалась на ручке кресла. - Почему она выбрала тебя?
-Евгения указала на меня.
-Только потому, что ты удовлетворял ее.
Он улыбнулся, с восхищением вспоминая гибкое тело воительницы, его первой женщины. Старательный и прилежный, он доставлял ей немало удовольствия, в чем она с радостью признавалась и не было его вины в том, что вот уже больше года она предпочитала женщин.
-Я должен выполнить их желание. - сам он предпочитал считать его приказом.
Атр пошевелил двумя правыми антеннами на голове, выражая невольное согласие.
Поднявшись, ученик поклонился и скрылся в двери позади него, чтобы появиться через несколько минут в обычной своей униформе, протягивая учителю аккуратно свернутые банкноты.
-Ты должен мне еще восемь тысяч. - он спрятал деньги в правый подлокотник своего кресла.
Улыбнувшись, Занмар кивнул и положил руку на твердое хитиновое плечо старого своего учителя.
-Евгения отдаст их.
После этого он провел три часа в медитации, сидя на белом холодном полу в своей пустой комнате, чувствуя нагим телом движения мрачного тепла вокруг себя, сосредоточившись на пустоте грядущего путешествия, собирая весь покой, чтобы оставаться невозмутимым и легким при любой опасности, способной возникнуть на его пути.
Еще полтора часа понадобилось ему для того, чтобы подстричь и выровнять ногти, выщипать ставшие неровными, отвратительно приблизившиеся друг к другу брови, одеть приготовленный с вечера костюм поверх черного белья и серебристой сорочки, разделить пробором и зачесать волосы, подвести глаза и бросить румяна на щеки. Только после этого, глядя в зеркало, он счел себя достойным того, чтобы находиться рядом с удивительной госпожой.
Она опаздывала. Распорядитель, на чьем горбу протерлась синяя форменная шинель, ходил по платформе, посматривая на часы, нависшие над ней, вновь и вновь одаривая Занмара похотливой ухмылкой, как будто сомневаясь в том, что юнец дождется кого бы то ни было. Оставаясь неподвижным, поставив между ног чемодан, в котором сложены были его форма, запасное белье, некоторые лекарства и пистолет с двумя запасными обоймами, он стоял, глядя на уродливого старика со все возрастающей ненавистью. Особенно отвратительными казались ему пышные седые усы и соперничать с ними в том могла лишь усохшая правая рука, бессильно покачивающаяся в задравшемся рукаве.
Упряжные шарронги хрипели и рычали, выплевывали слизь из коротких толстых хоботов, звенели карабины и кольца на опутавших бледные тела животных ремнях. Украшенные фигурками форгов и скратангов, разрисованные сценами атрианского насилия над женщинами и детьми, дилижансы покачивались на огромных черных колесах с резными спицами в виде возбужденных мужчин и скрипели широкими полосами рессор, когда новые пассажиры, поднявшись по приставным складным лестницам, исчезали в ароматной темноте салонов.
Она появилась за три минуты до отправления. Увидев свою госпожу, он едва сдержался, чтобы не броситься к ней, но за время ожидания им было замечено трое воров, одна из которых, малолетняя девица в красно-черных квадратах чулок, была особенно успешна, разыгрывая флирт продажной женщины, каковой едва ли являлась. Заметив внимание Занмара, она провела ладонями по маленьким нагим грудям, облизала острым язычком алые губы и, рассмеявшись, скрылась в здании вокзала, которому прихоть архитектора придала облик трех ползущих, прижавшись боками, гнургов.