Шестой день первой луны. Из цикла "Третий адрес"
Шестой день первой луны. И я на всякий случай объявила близко соприкасающимся со мной людям, что могу сойти с ума. Меня предупредили, что хорошие профильные клиники здесь дороги, а в плохой я не выживу. Поэтому надо держаться. В ответ я закатила истерику с нервным протиранием всех горизонтальных поверхностей и мытьём кафельных полов. До паркета не дошло - слишком дрожали руки и швабра, отличная современная самообезвоживающаяся швабра цеплялась за плинтуса, а её телескопическая ручка сбрасывалась с фиксатора. Я аккуратно прислонила швабру к стене в ванной и хотела заплакать от беспомощности, но слёз не было. Были только карминно-красные, заволакивающие взгляд, всхлипы. Я решила внять советам близко соприкасающихся и держаться.
Потом на кухне перегорел свет, и в темноте был случайно обнаружен сигнальный огонёк ещё одного ранее неизвестного выключателя. Щелчок по нему открыл наличие слабенькой, пятнадцатисвечовой, лампочки на кухонном застеклённом балконе. Там было холодно, но от неяркого электричества, а более от новизны и жалости - похоже на свет в конце тоннеля - вдруг стало так уютно, что я вспомнила про сигареты. Всё ещё всхлипывая, сварила кофе, отыскала под монитором зажигалку, неловко обжимая кружку, вышла на балкон и приоткрыла стекло.
Ночь за стеклом оказалась такой тихой, что щелчок зажигалки чуть не оглушил. Нарочно щёлкнула ещё пару раз, чтобы удостовериться, что могу это слышать и не оглохнуть. Четвертованный месяц висел как раз на уровне седьмого этажа дома напротив. Ни оранжевых фонарей, ни звёзд. Во втором и четвёртом этажах горели багрово-красные ночники, во втором ровно, в четвёртом - кривляясь и подмигивая. Морозный, недвижный воздух пополам с сигаретным дымом впивался в лёгкие, кофе без сахара - в пустой желудок. Сбоку, через тёмное стекло на соседской кухне просвечивали три огонька - два красных, один зелёный - водяной ионизатор, платиновыми стержнями-электродами разделяющий воду на "щелочную", полезную для питья, и "кислую", пригодную для стирки. Захотелось стать той водой и уверенно разделиться, дабы оказаться для чего-то пригодной и кому-то полезной. Сигарета упёрлась огнём в фильтр, слегка расфокусировав взгляд, я увидела это в чёрном стекле. Затушила остатки о балконный парапет, измазав пальцы сажей. Утопила подбородок в высокий шерстяной ворот, губы в кофейную кружку, глаза в оконное стекло, почти как в зеркало. В зеркале я. Волосы гладко зачёсаны, скулы обрезаны ломаной линией щёк, взгляд решительный и беспощадный. Двенадцать лет назад до щемящей щенячей боли хотелось так выглядеть. Думалось, вот стану такой, и все проблемы решатся. Теперь же.. Усмехнулась углами губ - чужой жест, подхваченный пару лет назад. Ну, и ладно. Мало ли во мне чужого, ставшего моим.
За спиной замурчала кошка. Легонько стукнулась о кухонный пол, заваливаясь в привычную позу "погладьте меня, пожалуйста!". Я обернулась, назвала зверя по имени, кошка выгнула шею, ожидающе глядя в глаза. Сзади подошёл кот, куснул ей спину, лапой перевернул в надлежащую позу. Ухватил зубами загривок. Лимонные глаза, секунды назад просившие ласки, стали бессмысленными, в них отразилась лампочка над моей головой. Тёмно-жёлтые глаза кота двумя лунными дорожками окрасили кафельную плитку пола. Я допила кофе, кошка страшно зарычала, кот завершил цикл движений и, разжал зубы, отпустил..
Поставила кружку в мойку, присела на корточки, поглаживая две шерстяные спины. Во рту чувствовалась кофейная горечь, никотин и внезапная кислота раскрошившейся пломбы. Я нащупала кончиком языка и выплюнула самые крупные остроугольные крошки, мелкие сглотнула.
А ведь "хань" - по-китайски не только "держать во рту", но и "содержать в себе". Как долго ещё мироздание намерено держать меня под жирным языком современности, обволакивая питательной, богато ферментированной слюной? Изблюй же, наконец, или проглоти!
..вытянутая за спину рука нащупала выключатель и, бездумно уткнувшись лбом в колени, я неожиданно разревелась посреди темноты вслед утробному сухому щелчку.
28.01.2004г. г. Пекин, Шанди, Сили, 3
Текущее настроение
38.8 С. Серебристая нитка внутри стеклянной палочки пугает. Мир нереально-чёткий, контрастность вывернута на самую идеальную отметку, острые углы куда-то исчезли. Кажется, ещё секунда и медленно оторвусь от земли, воспарю над всем меня окружающим. Три степени свободы. Три. Тянет проверить новую способность - встать на подоконник и раскинуть руки..
..одно плохо - носоглотка совсем никуда не годится. И это единственное ощущение, которое убеждает меня в том, что я не сплю. На столе пусто, только таблетки, да две чашечки - в одной крепкий кофе, в другой - зелёный чай. Только не говорите, что я не правильно болею, я не болею. У меня просто температура, температу-ура, о, темпера! о, тура!
03.05.2004г. г. Пекин, Шанди, Сили, 3
Вспомнилось..
***
В усталость неизбежности
Зароешься кротом,
Откуда столько нежности
В воспоминаньи том?
Слияние приснится
Двух Белых рек,
И на моих ресницах
Тот самый снег.
Ах! Не того покинул,
Того - не знал,
Кому бы крикнуть в спину,
Чтоб лошадей не гнал!
Но улыбнись открыто,
Когда найдёт твой сын
На полке, мной забытый
Дао Дэ Цзин.
За шелестом страниц -
В давно ушедший год,
Где капли то ль с ресниц,
То ли из-под..
10.03.2001г. г. Ухань, Юйцзяшань, 31
Какой же это всё-таки огромный кусок жизни - две Белые реки - Кавказская и Уральская! Писать, не переписать.
Как-то хотела начитать это стихотворение, не могу - на пятой строчке голос заходится, дыхание пресекается - какая же я всё-таки сентиментальная.
послеполуночное
"Поэзия - преступление, на которое нет ни амнистии, ни срока давности".
Я не имею права на эти слова, даже если поднимусь на цыпочки и упрусь в небо кончиками пальцев.
..проглотить спицу и удержать слезу в уголке глаза. Самая последняя истина запрятана в стоптанном каблуке старого ботинка - рука не поднимется вынести на помойку.
Проклятая сентиментальность! Дешёвое утешение. Долг - выжить.
12.03.2004г. г. Пекин, Шанди, Сили, 3
Два года назад в этот же день..
..был написан вот этот экспромт:
***
Экспромт на сборнике "CеРверного Сияния"
Сумерки длиною в карпачио,
рваными хлопьями снег,
Суп из каспийских мидий,
мелкие глотки глинтвейна -
И если так начинается век,
То эта реальность судьбе
параллельна,
Как серое небо текучей воде,
Как памяти рана мечу и стреле..
04.04.2002г. г. Москва, Пушкинская
Вроде бы, всего два года прошло, вроде бы, утекло немало воды. И друзья сдали меня во враги, а забыть этот день не могу. Особый - сто погод в него уложилось - от небрежного и даже ленивого солнышка до снегопада вечером. Были нежные розы, не пережившие трёх дней, руки - мои и чужие, нервный холод и хрипота экзальтации в голосе.
В такие времена я не разбираю дорог и не застёгиваю пуговиц на поношенных плащиках - пусть станут мантиями - на час, на миг, на век..
04.04.2004г. г. Пекин, Шанди, Сили, 3
Мигрень. Цитрамон. Четвёртый дождь в четвёртом году не моего века
Я пишу, пока это ещё есть, пока оно со мной. Пока оно во мне, а я не во вне. Бренчащие аллитериации и игра словами-фонемами-звуками. Бубенец головной боли, долговая шумерская табличка. Шум куллера. Метафизический платок пуховый, прототипом которого можно обмотаться хоть трижды, а его даже не накинуть на плечи.
Острые углы моих суставов не эргономичны, движения резки, мозг не поспевает за телом, равновесие держится на честном слове. На случайном выдохе.
Собственные стихи сбываются. И нет никакой радости от исполнения предвидения и не воодушевляет голливудская улыбка Кассандры, прокаркавшей сквозь крупные фарфоровые дентопротезы: "Велкам ту зе клаб!" - "Сенкс!" - клубную карточку брошу в пыльный комод, вместе с остальными достижениями цивилизации-глобализации.
В декабре я просила, кричала в пространство - "эй! кто-нибудь! мои руки-крылья дождями исколотые намотайте на локоть!", тогда хватило бы округлого "намотайте". Теперь не достанет и хруста нового перегиба на каждой кости, второго локтя, колена, запястья.. Напряжение дрожит за грудной решёткой, двоит мир на сетчатке. Благо, придёт сон, перетянет тугими лентами суставы, разомкнёт позвонки, привалит до утра валунами..
..В четвёртый солнечный месяц четвёртого года ловить губами четвёртый в году дождь - придумайте мне ещё какое-нибудь проклятье, посильнее октябрьских хризантем в чайной чашке, хмельнее несказанных слов, неотвратимее метафизического пухового платка..
..персик ещё цветёт, вода небесная тянется губами к земной воде.. я.. ещё жива..
13.04.2004г. г. Пекин, Шанди, Сили, 3
Случайное
..сидел напротив, облокотившись о стол, поминутно порывался подлить чаю, каждый раз капая мне на джинсы кипятком. Потом вдруг спросил:
- Скажи, как пишутся твои стихи?
- Так и пишутся, как всё в этом мире, из воздуха и быта.
- А ты про всё можешь написать, что видишь?
- Наверное. Правда, про всё не пробовала.
- А про меня можешь?
- Про тебя я одиннадцать лет назад написала - "на плечах след мимолётных рук".
- Так мало? Всего одна строчка! И одиннадцать лет назад - ты ведь тогда не была знакома со мной. Это не считается!
- Не худшая строчка не худшего стихотворения.
Я замолчала, уставилась в экран компьютера, запустив руку в волосы, давая понять, что тема закрыта. Он потянулся через стол с чайником. На рукаве тонкого свитера через всё предплечье расползлось горячее водяное пятно. Я поморщилась. Он опять ничего не заметил.
Иначе извинился бы, обязательно извинился..
19.04.2004г. г. Пекин, Шанди, Сили, 3
Постгрелочное
..за две грелочные недели сны стали менее абстрактны, связывание и приваливание камнями больше не снится, почти каждая ночь начинается красиво, с проращивания бамбука сквозь тело. Нежный, хорошо поставленный мужской голос объясняет, что это такое испытание новой нано-технологии, в основе которой соединение идей китайских традиционный пыток и последних разработок западных учёных. Якобы, если правильно проращивать бамбук, через тело человека, в которое введена особая жидкость, то процесс этот будет полезен для регенерации тканей. Именно это имели в виду древние легенды про отрастающую печень Прометея, выклёвываемую орлом. Боль ноюща, скорость роста бамбука неравномерна, а ткани регенерируется как-то странно, я чувствую, что у меня отрастают не то крылья, но не петли за спиной, на которые так красиво можно подвесить моё тело и продолжить испытание на основе методов русской дыбы и новейших западных разработок, если эксперимент с бамбуком провалится. Время от времени меня замеряют, тем, кто производит замеры, результаты нравятся, и бамбук растёт всё быстрей и причудливее, а тело становится всё менее моим. Почти всё время хочется пить, на губах - вкус плесени, вместо кожи - чешуя, я иногда вижу, как она блестит, если вывернуть глаз вниз до явственной боли. Замеряющим нравится. Мне больно, но я не возражаю, только думаю иногда, зачем эти петли-крылья за спиной - они мешают бамбуку свободно проникать в тело..
Потом начинается другая фаза сна, наверное, это уже ближе к пробуждению, там много экшена - гонки по вертикали, какие-то фашисты, какие-то сделки с совестью, выкалывание глаз на ожерелье жене французского посла - "ни у кого нет таких агатовых" - это всё, грелка, конечно, аукается. Сегодня снилась невозможность полёта - из-за того, что в моих генах нашли хлорофил, и мне предназначено быть деревом "и быть мне клёном"..
..Вторую неделю нахожу на своём теле синяки неясного происхождения.
27.04.2004г. г. Пекин, Шанди, Сили, 3
Околофэнтазийные и полуисторические сюжетные стишочки сомнительной художественной ценности:
Я знаю о художественном несовершенстве этих романтических рифмушек прошлого века, но некоторые образы и строки мне по-прежнему дороги и близки.
***
Закат отпевший соловей
Умолкнул на ветвях,
Я - помесь варварский кровей,
Ты - викинг, ты - варяг.
Горит желание в глазах,
В них - синь, по ним бы плыть:
Под лапы елей я пришла
На мху постель делить.
Фалар* плаща, скол золотой,
Надменная сова -
Коснулся сильною рукой
Льняного рукава,
На рукояти у меча
Распят ромейский бог,
А на моём запястье - медь -
Разгневанный Сварог.
Твой путь - окровленный альков,
Моя тропа чиста.
Огни языческих костров -
Агония Христа:
Спор идолов и Креста позабыт,
Та ель рассудила нас,
Где бьётся о льдины глаз голубых
Ночь влажная карих глаз.
15.04.1989 г. г. Шахты Ростовской области.
____________
* я в курсе, что фалар - это элемент конской упряжи, и была в курсе, когда писала этот стишок, но пусть уж будет, как есть. Фибула не в размер. Спишем на художественную халтуру.
***
Я тебе не верю, ты не скиф -
У тебя дрожат колени перед битвой,
Ты вчера перед костром молился,
И тебя пугает в небе гриф.
Я тебе не верю, ты не скиф -
Скиф иначе на коня садится,
Тёмной ночью скифу сладко спится,
Ты ж в испарине, как греческий Сизиф.
Я тебе не верю, ты не скиф -
Но себя ты выдал не молитвой,
Не посадкой на коня степного,
Даже не трясущимся коленом -
Выдал ты себя случайным взором:
Ты смотрел шакалом ненасытным
На златой кувшин, что был оставлен
Возле поминального кургана.
Ты не скиф, и я тебе не верю!
...Только вороны над ним кружились,
И змеилась струйка чёрной крови.
А по краю горизонта скифы
Проносились гордо и сурово,
Ноздри их ловили запах бури,
Кони их несли навстречу битве...
апрель 1990г. г. Шахты (Ростовская область).
***
Конской подковы гвоздь
Втоптан на Млечном Пути.
До перекрёстка звёзд -
Ранили - не доползти.
В чёрных провалах глазниц,
Как в потемневшем снегу
Осколки заветренных лиц
И скошенных трав на лугу.
Ладонь упирается в боль,
И в ночь упирается взгляд.
На конской подкове - кровь,
На впалых щеках - грязь.
Жизнь схлынет, душа доползёт
В космически грязной пыли
До скрести серебряных звёзд,
До самого края земли.
март 1990г. г. Шахты, Ростовская область
***
Снова кони рвутся на выгул,
Месяц юный дрожит на ветру,
Злой двойник мой кинжал острый вынул
И с размаха вонзил в грудь мою.
Над поверженным телом нагнулся,
Засмеялся, и, душу губя,
В карий омут взглянул, ужаснулся,
Отшатнулся и проклял себя.
Вечность в бездну бросалась годами,
Юный месяц умчал на коне,
Злой двойник мой опять на кургане,
И тревожно под насыпью мне.
18.08.1993г. г. Ростов-на-Дону
Смерть колдуньи
Не выбраться из бури, погибнуть кораблю -
Серебряная пуля пробила грудь мою.
Знаменья грозным светом вдруг вспыхнула гроза -
Ты медною монетой закрой мои глаза.
Избушки пол скрипучий, и запах трав земных,
Что собраны во поле лечить людей простых.
Смотри же, добрый путник, на мой последний миг,
Грехи мои отпустит с иконы строгий лик.
Прохожий гость, убийцу по свету не ищи;
Злой род не иссякаем как стая саранчи
...Ствол воронёный вытер, и от лесу пошёл
Завистник, прочь отбросив осины острый кол.
11.08.1997 г. г. Ухань, Юйцзяшань, 31
***
По пустынной реке моя лодка плывёт
В час закатных теней в мир иной,
А на млечной реке средь межзвёздных болот
Полумесяца тень надо мной.
На кургане в ладье моё тело сожгли -
Отлетай бранных дней птица-слава.
Под чоботья иные дороги легли,
Неземного владыки держава.
Рубежи запредельного мира беречь
Возношусь я над степью родной,
Погребальным обрядом речённый друг-меч
Будет вечно со мной.
18.12.1998г. г. Ухань, Юйцзяшань, 31
переплетенья сна
..нет, мне не снилось заказанное море и обещанные друиды тоже не снились. Мне снился давний случай из времён правления императора Юн Чжэна, сына Кан Си и отца Цянь Луна. Как-то был у императора званный ужин, и хотя вина выпили немало, взгляды приглашённых не становились мягче, каждый ждал от другого какой-то невиданной подлости и ни на минуту не мог позволить себе расслабиться. Почувствовав общую скованность, император предложил пирующим расстегнуть верхнюю пуговицу одежды и снять доспехи. И только один человек - полководец Нянь Гэнъяо выполнил просьбу императора незамедлительно. Над залом повисло молчание - ослушавшиеся императора угрюмо взирали друг на друга. И тогда Нянь Гэнъяо поднялся из-за стола и приказал всем поступить по слову Сына Неба. И не было никого не внявшего речи прославленного полководца.
Ему потом отрубили голову, за то, что негласная власть генерала была более прочна, чем освящённая традицией власть цинского императора Юн Чжэна..
04.05.2004г. г. Пекин, Шанди, Сили, 3
***
..блаженно раненое сердце соитьем Стрелы с Пустотой..
15.05.2004г. г. Пекин, Шанди, Сили, 3
лёгкое потрясение расстоянием
Да, я знаю, в каком веке живу. И всё-таки: следить глазом, как на западе, где-то между Байюньбянь и Байшицяо, взбегает вверх и скатывается к подножию бетонных развязок голубовато-белая, ступенчатая подсветка пекинской телебашни и слышать свист закипающего в Йокогаме чайника - это как представить четвёртое измерение.
..а я ещё писала про "тот край"..
18.05.2004г. г. Пекин, Шанди, Сили, 3
Шанди - Лунцзэ - Шанди (накануне перемен)
Поехала на новую квартиру, смотреть, как будут привинчивать к свежепобеленному потолку люстры - из белого стекла с мраморными разводами - в столовой, и жёлтую, с мягким светом - в гостиной над будущим диваном. Зашла к хозяйственникам насчёт Интернета - выходила от них - нежные сиренево-синие сумерки, молодой росток месяца на востоке, чей-то приблудный змей беззаботно, словно и нет никакой нитки, парит чуть повыше крон жасминовых кустов. Воздух прозрачен - хорошо видно, что хвост змея семь раз повторяет радугу, фиолетовая полоска совсем слилась с небом, и кажется, семь недорадуг парят над головой, синхронно извиваясь. Ни людей, ни машин - только звон больших башенных часов - это в ближайшем парке, таком зелёном и огромном, что и за полдня не обойти, только стрельчатая башня видна среди крон. Я села на каменную, прогретую за день, скамейку, густые биения ласкали спину уверенно и мощно. Девять часов. "Девять, девять, девять, надолго, надолго, надолго, скоро, скоро, скоро"* - комок в горле парализовал волю - не было сил даже кивнуть, соглашаясь с часами. Да они и не ждали согласия. Зажглись фонари. Запах жасмина стал крепче, а цветы ярче. Я откашлялась, отдышалась и пошла к выходу из квартала. Молодой месяц поднимался всё выше, продавцы фруктов раскладывали свой товар под разноцветными огоньками гирлянд вдоль всего пути до станции метро.
Поезд от "Драконьей Топи" до "Верхних Земель" доехал за 9 минут, ещё через пару минут я уже шла по территории роскошного квартала "Шанди Цзяюань", который сейчас как раз находится в отделке перед въездом жильцов. Здесь всегда ветер. Широкие брюки и раструбы рукавов блузки расправились парусами, острый треугольник воротничка затрепетал и забился у ключицы сигнальным флажком. Волосы взлетели вверх.
- Ни кань, намэ пяоляндэ лаовай, я!** - крикнули с лесов на до боли знакомом "уханьхуа".
- Нали, нали?*** - понеслось со всех сторон.
Я подняла голову, в лицо ударил резкий свет двухсоваттового прожектора. Посыпанная разноцветным песком дорожка превратилась в подиум, у меня сама собой распрямилась спина, и оставшийся отрезок я прошла, сопровождаемая лучом прожектора, положась грудью на ветер, тем самым шагом "от бедра", которым любая женщина от природы обучена пройти, когда и если того потребует ситуация.
Луч довёл меня до ворот, где я остановилась на секунду - вполоборота к стройке, распустила волосы, сняв заколку и, зажмурившись, глянула вверх из-под руки. Сверху захлопали, загалдели, засвистели одобрительно. Пусть поразвлекаются напоследок - мне уже больше не нужно будет ходить вечерами по этой дороге.
..За воротами налетел пылевой смерчик, бросил горсть песка в лицо, воротничок запричитал, забился возмущённо, доставая до самой щеки. Я намотала на кулак волосы, запрокинула голову, скалывая причёску. Месяц стоял в зените. Это был уже не робкий росточек, а острый сабельный клинок. Он озирал пространство в поисках противника, но никто не принял вызова. Даже ветер.
__________
* - цифра "девять" в китайском созвучна словам "скоро" и "надолго".
** - "Смотри, иностранка какая красивая!"
*** - "Где? Где?"
24.05.2004г. г. Пекин, Шанди, Сили, 3
Почти заказное:
***
Над миром зреет полночь, копит страх,
усталая Луна дрожит у дна колодца,
мы дети севера на разных берегах,
над нами мироздание смеётся,
нам ветренная малость остаётся -
мы говорим на птичьих языках,
и пестуем ментального уродца
в покрытых лунной пылью головах.
А наше прошлое растащат на дрова
лихие отроки из новых поколений,
не ведая печали и сомнений,
но дрожь ресниц моих останется жива
и эхо, пойманных в ладонь благословений,
и рук твоих тепло, и странные слова
придуманных под хмелем песнопений -
увы, история и лжива и права.
Наделит утро страждущих - вином,
работой, дружбой, выборочным счастьем,
согреет тени на моих запястьях
и тени елей под твоим окном.
Известно, полночь прячет хвост за синий Дон,
и возвращается размеренно и часто,
одаривая пустотой и страстью
под двенадцатикратное "дин-дон"
тех, кто научен ждать..
25.05.2004г (полночь) г. Пекин, Шанди Сили, 3.
Толя Будак попросил найти стихотворение для конкурса "Аудио-Самиздат-2", которое можно было бы положить на музыку (есть там в правилах такое задание). Дэдлайн, который я сама же себе и определила, был сегодня, вот, поскольку ничего не нашла, пришлось самой награфоманить. Вроде бы, оно поётся.
Лента мёбиуса..
Сегодня у меня лёгкий приступ вселенской тоски и дыхания смерти. Вспоминается гранат за окном в Ухани - кажется, вот выйду на свой тутошний балкон, упрусь лбом в решётку, и страстная тропическая ночь ослепит меня цикадьим звоном, оглушит оранжевым духом сочного цветка граната, словно только что выпавшего из пышной причёски Кармэн.
И хоть знаю, здесь не Ухань, и решётка не та, и кусты за окном не те, и я не та, да и тот гранат срубили, сразу же после моего отъезда, на другой же день, а всё равно помнится.
Память - наивный сынишка, тянущий за руку к старым могилам прошлого, как к лотку с взаправдышными гоночными машинками и роботами-трансформерами, для этой опции идентификации человеческой личности нет смерти, а все времена равны и равновелики.
..ветер колышет шторы, холодит лопатки - подгоняет стрелки ночных часов. Близит полночь.
13.06.2004г. г. Пекин, Лунцзэ, Фэнъяюань, 11
Портрет знакомой девочки
Дочь моей портнихи, Сяошу на пороге их дома в центрально-пекинском хутуне. Спрашиваю - "вас когда сносят?" Девочка серьёзно отвечает - "когда я во второй класс пойду!" То есть, чуть больше чем через год. Дадут квартиру с доплатой в ещё более северном районе Пекина, чем моя теперешняя. Родители больше всего беспокоятся, чтобы на новом месте не отрываться от соседей - всё-таки жалко рубить привычные связи. Это феномен старых районов - те, кому эти отношения не очень важны, уже давно продали свою жилплощадь и переселились в уютные городские квартиры, а те, кому важнее дух соседства, сложные и разветвлённые отношения малого социума китайского квартала, который по сути своей заменил традиционную семью, остаются здесь до последнего, пока не приедет бульдозер..
18.06.2004г. г. Пекин, Лунцзэ, Фэнъяюань, 11
Текущее, текучее, растекающееся
..и всё-таки, странное чувство не покидает меня уже недели две, как будто пересеклись со сложным наложением два фантома прошлого и позапрошлого годов. Я в плену прошлогоднего заката на мошковской даче - долгого, бесконечного малинового неба над сосновыми верхушками и яблочно-зелёной полоски в западном окне мансарды, которая так и не растворилась темнотой, продержавшись до рассвета, а в ушах звучит "Наутилус" из позапрошлогоднего весенне-летнего безумства. "Я придумал тебя, придумал тебя, от нечего делать, во время дождя.." и "в комнате Полины за окном нерешительно мнётся рассвет, утро Полины продолжается сто миллиардов лет..", с неизменным рефреном "дети любви, мы уснём в твоих мягких лапах, дети любви, нас погубит твой мятный запах".. Парадоксы и наложения не оставляют ни на минуту - тогда, два года назад, был первый Джек и переезд, номинация на Тенёта и волны флейма в гостевых, бесконечный утренний недосып, 20-й этаж, письма, письма, письма, распухшая папка "Входящие" и мозоли на кончиках пальцев, резкая боль в глазах от переходов между солнцем за окном и экраном монитора, заходящееся дыхание от часового ежевечернего стояния на 45-м этаже башни Тайда, ветер с моря, шёлковая одежда, льнущая к телу и сладко ноющие губы, изрезанные собственными волосами в его штормовых порывах. Сегодня я пишу письма в Москву, и в этих письмах прошлогодье - пустой Ленинский проспект, долгие сумерки и лёгкие светлые тени фонарей, тянущие темноту от земли в небо, серебряные кольца соскальзывают с озябших пальцев, Три вокзала, переполненная урна с дотлевающим бычком на вершине у выходя из метро Комсомольская, пар собственного дыхания на перловском перроне, гаражи, густая зелень тополей и белый пергамент вокруг стволов берез, совсем не летний озноб и запах костра от кожаной куртки, гулкий подъезд, флуоресцентные звёзды по стенам прихожей, зайки, мишки и щенки над детской кроватью, мой огромный чемодан на полу и аквариум над чёрным лаком пианино в неожиданном тепле дома.
Я, версии 2004 года, опять недосыпаю по утрам и опаздываю на работу, матерясь про себя и проклиная все часы мира, опять просматриваю Джековские форумы, разбираю какие-то коробки-чемоданы дома и бумажки на работе, забываю поесть в "рабочий полдень" и ловлю краем щеки ветер и дождь с 16-го этажа очередной небоскрёбины, в переплетения кишок которой поместила меня судьба. Всё иное, но что-то неуловимо то же, в краешке расфокусированного взгляда, в красных, пляшущих разводах на уставшей сетчатке за пару минут до полной отключки - невозможность зафиксировать материализует привидение, делает его реальнее реального, сводит с ума.
.."слишком поздно пытаться тебя придумать назад, твои тонкие пальцы лежат на кнопке звонка.." - неужели, это предчувствие очередного пути на север? А может быть, подспудная внутренняя потребность такого пути, высунувшаяся на манок ностальгии?
И странно и страшновато, и дух захватывает. Разобраться не пытаюсь - следую сердцу - оно выведет.
02.07.2004г. г. Пекин, Даванлу
Не пишу
..да, не пишу. А не пишу я обычно либо оттого, что очень плохо, так плохо, что сил на буквы уже нет и желания их чувствовать нет, и букв тоже нет, и надо перемогаться, находить смысл, находить себя, находить силы находить буквы, либо оттого, что невыразимо хорошо. Так хорошо, что мысли-чувства-слова-буквы разлиты в пространстве, неразделимы с ним, и нет уже ничего вне этого пространства и каждое движение может нарушить хрупкую нежность равновесия, и боишься дышать, чтобы не, и не надышишься..
И вот я стою на самой середине лета, чуть влево головой - май, чуть вправо - сентябрь, стою и не знаю, потому ли я не пишу, что мне всё ещё очень плохо, или уже настолько хорошо, что я опять не пишу.
Чьё-то старое сердце не выдержит сегодняшней жары и разорвётся инфарктом - если плотное знойное марево в небе не разорвётся ветром.
Футянь - время прятаться. Кто не спрятался - тот виноват. Того найдёт финальный инфаркт среди раскалённого городского бетона. Кода.
..Мёртвая стрекоза
на обмелевшем, заросшем пруду -
середина лета.
14.07.2004г. г. Пекин, Даванлу
сегодня днём
поднимаемся в лифте вдвоём с моей сотрудницей, милой девушкой с глубоким, задумчивым взглядом. Где-то между пятым и одиннадцатым этажами меня изнутри зацепляет странное, совершенно вне всякой связи с моей жизнью и мыслями, но ясное: "ты говоришь, что она тебе тоже нужна! что ты тоже её любишь! ключевое в этих твоих рассуждениях слово "тоже"! я не хочу, чтобы и меня "тоже" любили, пусть не ты, другой, но пусть просто любит, безо всяких "тоже"!"
Поворачиваю голову, спутница уткнулась в зеркало, бездумно водит пальцем по никелированной раме. Я весь день под "кайфом" утреннего марева, сперва делаю, потом думаю - спрашиваю этак запросто: "у твоего парня другая?" - она согласно кивает, так, словно мы уже сто раз обсуждали это в подробностях. Лифт останавливается на шестнадцатом, выходя, замечаю, как давешняя задумчивость на лице попутчицы-сотрудницы сменяется, наконец, глубоким недоумением, но ей двумя этажами выше..
Я не помню её имени, да и видимся не каждый день, что она мне скажет завтра?
14.07.2004г. г. Пекин, Даванлу
Из письма другу
..в том смысле, в котором художник чувствует глухоту мира. Мне кажется, я понимаю, в чём дело. У меня тоже такое бывает - это ненависть к собственным текстам, невозможная фальшь, которую ощущаешь, когда текст уже написан и ты его перечитываешь. Я знаю, что такое бывает у многих - улитка замысла, развернувшись повествованием, становится реальной и до боли несовершенной, и с этим, пожалуй, совершенно ничего невозможно поделать - мысль изреченная есть ложь. Пока текст пишется, в авторе действует какой-то предохранитель, не позволяющий ему смотреть на текст извне, если этот механизм не слишком силён, то текст рискует остаться недописанным.
Иногда я замечаю приступ этого отвращения от собственного текста, и гашу его усилием воли. Перечитываю написанное редко, только если хочется в очередной раз что-то исправить, или если просит издатель.
Вот и у Вас, мне кажется, такая же интоксикация. Одиночество от этого, конечно, возрастает. И ещё момент: автор двигается вперёд, а текст остаётся таким, каким был создан. Иногда пропасть оказывается такой большой, что хочется завязать глаза от стыда за написанное. Не стоит. Это тоже нормально. Суть автора в том, чтобы идти вперёд, а не в том, чтобы первый его текст был столь же совершенным, как и последний. Просто пишите новое, старое трогать не надо, надо его от себя отпустить, как своё прошлое, которое мы отпускаем от себя, даже если оно не отпускает нас.
Мне кажется, каждый пишущий если не осознал этого, то с этим обязательно столкнулся, и принимая в себе, примет и в другом пишущем, по умолчанию. А читатель не задумывается о таких вещах, у него утилитарный подход - нравится текст или не нравится - остальное для него совсем не важно, он не пожелает копаться в биографии того, чьи тексты и личность ему не запали в душу. К тому же, на всех всё равно не угодить, стоит ли пытаться - ведь никто не оценит такой попытки, а сил она заберёт без отдачи.
Надеюсь, что всё будет хорошо, Вы напишете большую вещь и примиритесь с собой для того, чтобы идти дальше, а тексты - не при чём, они уже не часть Вас, потому, что часть Вашего прошлого, а его не надо тащить в настоящее, оно и так притащится.
27.07.2004г. г. Пекин, Лунцзэ, Фэнъяюань, 11
Сяоцзы. По дороге с работы
У этих ребят небольшая зарплата, никаких далёких перспектив и особое достоинство. Они давно и прочно понимают, что "большому" обществу не за что их отличать - ни в учёбе, ни в профессии, ни в какой-либо особой предприимчивости они не стремятся проявить себя. Ибо их жизненный принцип - сегодняшний день ради сегодняшнего дня, жить, не напрягаясь и не ставя высоких целей, не отказываясь от тех радостей, что по карману и по идеологии - "стильная" одежда, заметная причёска - причёску и одежду желательно чаще менять на ещё более модные, посещение определённых кафе и баров, музыка любимых направлений - всегда с привкусом расслабленного сибаритства и легкого протеста против традиций общества, впрочем, протеста совсем не призывающего бороться против, а лишь только осознавать свою самость. Эти ребята и девушки заняты не очень плотно и не слишком стремятся преуспеть. Большую часть денег тратят на себя, не привязаны к семье и не живут её заботами, но не торопятся обзавестись и своей. Зато у них обязательно есть кто-то или только что был, или вот-вот появится. Это так важно для самоощущения, для того, чтобы было чем заполнить пустоту вечера за столиком в кафе или в баре.
..Он сидел напротив меня, через проход. Казалось, всё время позировал - выражение лица, поворот головы и геометрия причёски особенно располагали к отточенным движениям с подтекстом. Старался выглядеть сдержанным. На коленях лежал телефон, какой-то из заметных сименсов, парень время от времени сжимал трубку в ладони так, что напрягались мышцы предплечья, смотрел на экран, порывался давить на кнопки, но каждый раз передумывал, отворачивался к окну и долго рассеяно держал взгляд по ходу поезда. Я сперва не хотела вынимать камеру, но всё-таки решилась, наехала зуммом, делая вид, что развлекаюсь с настройками и что-то там "тестирую". Пыхнула вспышка. Он даже не обернулся.
Вышел на моей остановке, загребая широкими, длинными штанинами, походкой репера, двинулся в сторону выхода, старательно оснащая уши заглушками с любимой музыкой. Девочка в суперкоротком мини, с руками, увешанными браслетами, кольцами, цепочками, фенечками, с множеством ярких заколок в вытравленных рыжей краской волосах, движением голенастого, уверенного в себе, кузнечика, в три приёма, отделилась от ларька с мороженым и направилась к нему. Они сошлись на середине площади, обнялись и некоторое время стояли так, шепча что-то друг другу в заткнутые уши, ни на кого не обращая внимание.
Я поленилась вынимать камеру из сумки. Извозчики, как воробьи корку хлеба, перехватывали друг у друга из-под носа пассажиров, цикады почти перекрывали нестройный треск мотоциклетных моторов, девчонка-кондуктор махала рукой с подножки моего автобуса..
10.08.2004г. г. Пекин, Лунцзэ, Фэнъяюань, 11
Гранаты ночью и днём..
Неделю назад, в позапрошлую субботу нашла в Пекине два куста граната. Причём, что характерно, нашла их в месте, в котором бывала до этого множество раз. Как же невнимательно мы смотрим на мир вокруг себя! Потом приехала туда снова, на следующий день, ночью, чтобы поснимать цветы в темноте. Всё это, конечно, сублимация. Попытка вернуться в те времена, в которые уже нет ходу, попытка протащить контрабандой из прошлого в настоящее что-то такое - знаковое, символическое, неотъемлемое, или хотя бы найти в сегодняшнем дне нечто в этом же роде и назначить его таковым. Жалкая, но очень человеческая черта - упрощать мир путём внесения в существующие связи мёртвой категории над-порядка причинности. И вся эта моя запись - не более чем натягивание сброшенной за ненадобностью прошлогодней кожи на живую и вёрткую, сегодняшнюю змею. Я отдаю себе в этом отчёт. Но с радостью фотографировала гранаты, с радостью буду смотреть на осенние перемены со знакомыми кустами, с радостью утяну их изображения к себе на жёсткий диск и буду время от времени пролистывать подборку. Знаю, что я несовершенная дрянь, знаю, что мне не место на этом свете - но зачем-то живу, а раз живу - значит, так надо. Не моего ума дело. И закончим на этом.
Мир природы хорош и красив и значим сам по себе, а мир человека рефлектирующего живёт на каких-то подпорках (об их качестве - в другой раз, иначе буду плеваться ядовитой пеной мизантропии), на связях высшего порядка, а всё потому, что как-то забывается в процессе высшей нервной деятельности коры, что в основе этой самой деятельности лежит банальное - состояние организма. И что первое без второго невозможно и мучительно, и недостаточно. А я всё пытаюсь разобраться, как же так получается, что я не вписываюсь (всю жизнь - с самого детсада) в ритм нормального существования собственного организма, как части человеческого общества. Но при этом очень активно пользуюсь его, общества, плодами. То, что факультативно для общества, для меня становится самым важным, жизненно-важным, мучительно-необходимым.. Эх, самая большая мечта - быть невидимой, и бесплотной - мучает вот эта зависимость от потребностей тела, удовлетворение которой жалкий ум не в силах оплатить. Ну, да ладно.
..Гранаты. У меня в Ухани рос за окном гранатовый куст. Сперва он был небольшим, потом разросся и несколько лет затенял мне окно так, что даже самым ярким днём солнца в комнате не было видно, и приходилось всё время жечь свет, потом вытянулся до третьего этажа, свет в комнате стал прозрачен и тонок, а прохладная, сырая земля, отдающая зеленоватым налётом от еле заметной плёнки мхов и водорослей, покрывалась оранжево-красными увядающими лепестками всё лето - с апреля по самый октябрь. Балкон вровень с землёй, и садик за ним стали как бы частью моей комнаты - там, кроме граната, росла ещё пальма, но пальму я не любила, и ничего не имела против того, что каждую весну маленький, хриплоголосый человек в синем обламывал жилистые ярко-жёлтые побеги цветоножек толщиной в пять сантиметров - говорят, от них бывает аллергия. Гранат рос и цвёл. И поднимал лёгкие ветви к призрачному уханьскому небу каждую осень и зиму, и мне иногда казалось, что мы с ним разговариваем без слов.
..Руки-плети поднимаю к небесам,
вижу серые на синем, тонком латки,
и туманом по утрам сочится осень.
Ветер, налетев, сорвёт одежд остатки
и бесчуственно-податливое тело
на ковёр из жухлых листьев бросит.
осень 1995г.
По стволу и веткам ползали бесчисленные полчища муравьёв, жучков, какие-то слизни и садовые улитки, в кроне, ушедшей к тому времени из зоны моего обзора, селились и пели сизоворонки, по вечерам, на закате, комары раньше, чем в других местах, оживали именно тут - под гранатовой зеленью. Вечером я прикручивала лампу на балконе, выставляла туда складной столик и писала или читала до самого утра, под зуденье комаров и треск цикад, под резкий крик птицы, увидевшей страшный сон, под редкое шуршанье шин велосипеда запоздавшего путника. Мне всегда хорошо работалось ночью, когда никто не отвлекает, субтропики вообще очень располагают к ночной активности. Собирательный образ такой ночи вот тут. Компьютера у меня тогда не было, я писала на специальной почтовой бумаге перьевой авторучкой, чернила для которой выбирала самые лучшие, застывая, они отливали лаком, этакие эпистолярные эмали. Авторучка и по сей день жива, вот только давно не в рабочем состоянии - электронный век пожрал саму необходимость что-то записывать от руки, да и навык писать уже почти утрачен - ладонь устаёт. Мы жили с гранатом душа в душу - почти весь его век и весь мой уханьский - 8 лет, без четырёх дней! Куст посадили за год до моего приезда, а срубили на следующий день после того, как я оставила Ухань. Ждали, пока я покину жилплощадь, зная, что я люблю этот куст, и мне будет больно смотреть на его гибель.
Я вновь попала в университет зимой 2003-го, попросила показать мою старую комнату, в которой никто не жил - слишком обшарпанная и аварийная, она и вынесла-то все эти годы, потому, что я вытягивала её в сносное состояние постоянной уборкой и мелким ремонтом, не желая предавать стены, давшие приют. За окном было светло и пусто, внизу, под неизменной пальмой, притулился желтый, идеально круглый пенёк.
Я насчитала 9 колец. Такая простая история.
15.08.2004г. г. Пекин, Лунцзэ, Фэнъяюань, 11
послеполуночное, утреннее, завиральное
Перечитала прошлую запись, странное чувство, что слова, написанные на бумаге, сперва всё-таки проговариваются - про себя ли, вслух. У меня который день болит горло, а сегодня вся тяжесть перебралась в лёгкие, не даёт глубоко дышать. Прерывистость дыхания не может не наложить отметину на длину фразы, ритмику, пластику письменной речи. Особенно, если записывать, не перечитывая, как и делаю обычно, когда пишу в дневник. Весь этот полубред-полубормотанье, на границе дыхания и слова - единственное отличие человечьего от звериного. Я - почти мертва, но всё пытаюсь что-то сказать, ограничивая длину фразы длиной дыханья, ставя точку там, где сознанье мутится и мысль съедается недостатком кислорода. "Каждый пишет, как он дышит" - это верно в буквальном смысле, физическом. И, возможно, меня потому и тянет на словоблудие, что ясно чувствую конец строки, перевод каретки - абзацем грудной прерывистости (пусть смешное выражение - зато точное, к чему бояться быть смешной - если такой уродилась), упругим возвратно-поступательным движением диафрагмы, подпираемой болевым спазмом.
И это счастье - счастье - что всё на свете конечно, и жизнь человечья в первую очередь. Вечность - всего лишь прореха в кармане бытия. Горничная заштопает, она знает своё дело.
Бессонная ночь - праздник неполноценной плоти, который всегда со мной..
В субботу ехали мимо Тяньаньмэнь. Снято из движущейся машины. Ничего особенного - но небо славное, после дождя в Пекине вообще хорошее небо. И осень за углом.
16.08.2004г. г. Пекин, Лунцзэ, Фэнъяюань, 11
Сквозь ветви тополей..
Луна уже была. Вот тут и тут. Теперь, вот, солнце. Тополя пекинские совсем, как в Ростове, только небо тут всё-таки редко бывает голубым - в основном маскируется под "имидж" страны - рядится в желтый императорский цвет. А эти тополя в двух шагах от храма Тунцзяосы - типичного столичного храма из не слишком балуемых туристами.
|