..и когда ушли боль и память о прошлом, ощущение вчера и завтра, верха и низа, и остались лишь изначальное одиночество, ветер, холодящий голую кожу, и далёкий, на грани слышимости, шум моря, Змееногая заново обрела зрение, совладала с дыханием, обернула тело найденной рядом дерюгой, поднялась на ноги, и, едва удерживая равновесие, пошла на звук прибоя. С ночного неба светили звёзды, им навстречу из морских глубин фосфоресцировала живая взвесь, полная мелких существ, лениво пожирающих соседа, а после отдающих себя в пищу другим.
Море, словно огромный котёл, покачивало тяжёлый живой бульон, говорило со Змееногой тем языком, которым говорит с каждым ток крови в жилах. И когда она, переполнившись сказанным до краёв, больше не могла уже слышать шелеста волн и всем телом внимать биению прибоя, море дало направление судьбе, и судьба повлекла Змееногую вверх по склону, по крутой и дикой тропе, меж острых скал. Очень скоро дорога пришла в город, доверчивый и тихий приморский городок, готовый встретить рассвет. Змееногая ускорила шаг и шла до тех пор, пока в ушах совсем не смолк шелест волн. Петухи завели перекличку, близкое солнце напитало розовым всю восточную сторону неба, холодный запад наскоро прятал луну, растворяя серебро в нежно-голубом. За спиной скрипнула, отворившись, дверь. Змееногая обернулась и шагнула через высокий порог в уютный четырёхсторонний дворик, прошлась по всем помещениям в поисках хозяев, но жилище было безлюдным, хоть и смутно-знакомым, словно отчий дом, в который вернулся через много лет после детства.
Она облюбовала западный флигель для жилья, в северном помещалась лавка, куда заходили люди, спрашивали то и это, покупали, и естественным образом Змееногая стала её Хозяйкой. Товары возникали на полках сами собой, и по тому, какие они были, и какими монетами расплачивались покупатели, Хозяйка понимала, что там, снаружи, движется время: одна эпоха сменяет другую, и род идёт за родом, ветвясь новыми поколениями. В её четырёхстороннем дворике всегда было то время года, которое она чувствовала перед пробуждением, здесь не было нужды соблюдать очерёдность сезонов. Старое дерево, росшее в середине двора над колодцем, ежедневно меняло породу: становясь то золотым осенним гинкго, то летним платаном, нарядной сосной, весенней магнолией, гранатом, чьи ветви клонились под тяжестью спелых плодов, или цветущей сливой. Под ним было славно сидеть, отдыхая, покуда не звякнет колокольчик у входа, возвещая о новом покупателе.
В тот день с утра в лавке появился ароматный чай, но явно не на продажу: совсем немного в изящно свёрнутом пакете. Змееногая заварила лист в чём пришлось и пила, сидя под деревом, до самых первых звёзд, а потом, засыпая, долго ещё катала на языке сладкое послевкусие тягучего красного настоя. Следующей ночью она проснулась от странного шума, словно что-то упало с неба. Стук падения сменился звуками бытовой возни, и когда Хозяйка наконец вышла во дворик, то увидела человека, деловито обустраивающего мастерскую в южном флигеле. Свалившийся с покосившегося Неба Гончар носил с места на место громоздкие орудия и тюки с глиной. Змееногая учуяла жирный запах, и в глубине её сердца родилась спокойная, основательная, как скала над морем, мысль - вот и славно, что явился Гончар, если с этим человечеством случится неладное, будет из чего вылепить новых людей. Дул лёгкий ветерок, и всё пространство двора засыпал облетевший вишнёвый цвет, у колодца на сырых камнях до утра квакали лягушки.
Гончар поселился в восточном флигеле. Со временем все полки в лавке оказались заставлены чайниками. Большинство с изъяном. Лишь малая часть были совершенны.
Змееногая пристрастилась брать для чаепитий тот или иной чайник с торговых полок. Она устраивалась под деревом, неспешно расставляла посуду, долго выбирала чай, заваривала, погружаясь в грёзы о чём-то далёком, случившемся до начала времён, и с первым глотком сквозь полуприкрытые веки являлись ей людские судьбы. Прихотливые и разнообразные жизни текли пёстрой вереницей дней перед её взором. Чего она только ни насмотрелась в этих видениях! Иной раз сердце разрывалось от жалости к незнакомцам из рода человеческого, и тогда она брала остывающий чайник в ладони, баюкала его, словно младенца, покуда картины трагедии и горя не сменялись ровным течением дней. Чай из совершенных чайников не был ни вкуснее, ни ароматнее заваренного в тех, что с изъяном, но судьбы рисовались иными красками.
Вскоре Змееногой стало ясно: совершенство смещает мировое равновесие. Вот чайник впервые попал к владельцу, вот он заваривает в нём чай, травяной настой или отвар ягод, может быть, пьёт вино, размышляет в тишине, берёт с собой в дальнюю дорогу. Чайник - свидетель уединённых раздумий хозяина, важных разговоров, интимной близости, он всегда под рукой. Но рано или поздно что-то нарушит целостность обожжённой глины: заденут ли неосторожно и оставят трещину, бросят ли в гневе о стену и вдребезги разобьют. Иной чайник оскверняли ядом дворцовой интриги, словом, так или иначе портили, и тогда приходило время великих перемен. К добру или к худу, но судьба хозяина всегда оказывалась в самом центре больших событий. Водоворот их утягивал человека вверх или вниз, а следом начиналась новая эпоха. Правители, учёные, монахи, прекрасные женщины, но иногда ничем не примечательные с виду проходимцы, крестьяне с окраин, проститутки, разбойники с большой дороги - кто угодно мог послужить спусковым механизмом для колеса истории.
Чайники с изъяном побуждали своих владельцев к самосовершенствованию. Во что это только ни воплощалось: рождались талантливые дети, слагались стихи и прекрасная музыка, из-под пальцев белошвеек выходили чудесные одежды, крестьянский пот стекал в борозду, окультуривая новый сорт злака, учёный разгадывал скрытый закон мироздания, а мастер совершенствовал ремесло. Среди хозяев этих чайников случались ткачи, поэты, художники, вышивальщицы, торговцы, кузнецы, воины и даже мастера гончарного дела, чья рука с каждым днём становилась всё точнее, а глаз зорче. Змееногой казалось, изъян с чайника неотвратимо перебирается в сердце владельца, и оно, единожды заразившись от прикосновения к возможному и несостоявшемуся идеалу, уже не может успокоиться, растревоженное недостижимостью совершенства, ежедневно стремится к нему. С каждым глотком чая, с каждым вдохом, с каждым новым днём - до смертного одра. Достигали ли эти люди искомого? Каждый в своей мере. Змееногая гладила трещинки, занозы и щербинки на гладких телах чайников, напитывала керамику теплом и силой своих ладоней, желая будущему хозяину продлить дни в здравии и почёте, среди близких и друзей, довершить в жизни главное её дело - достичь гармонии.
В день, когда дерево явилось миру осенним клёном, сквозь листву которого просвечивало низкое холодное солнце, Гончар присоединился к чаепитию. Они пили белый чай - тот самый, изначальный - просто собранный и высушенный лист. Лист, чей вкус полон солнца и ветра, чья свежесть помнит нежные прикосновения сборщиц.
- Ты, должно быть, пришёл со звёзд? - спросила Хозяйка.
- Я учился у Небесного Мастера понимать идеальное и видеть в нём несовершенное. Когда тоска о море сделалась невыносимой, я собрал свои пожитки и двинулся на зов волны. Звёзды сбросили меня сюда. Здесь море всегда шумит. Здесь у меня довольно глины.
- А я не слышу моря. Совсем не слышу. Оно молчит.
- Ты - другое дело, Змееногая. Море живёт в тебе.
Гончар вынул из кармана небольшой предмет сложной формы, похожий одновременно на камень и узловатое дерево, на потрескавшийся от засухи солончак и гранитную скалу, на влажный лесной мох и звёздное небо безлунной ночью, и подал его Змееногой. Она не сразу поняла, что это - чайник, сочетающий в себе образы всех десяти тысяч вещей, а поняв, с трудом отыскала крышку, носик и ручку среди прихотливых украшений, более годящихся на то, чтобы скрыть изначальную форму предмета, чем подчеркнуть его предназначение. Чайник был странный: уродливый и прекрасный одновременно, как уродливы и прекрасны хаос и порядок. Даже на ощупь он был и гладок и шероховат, вылепленный из глины всех качеств и цветов, пройдя обжиг, навсегда закрепил в себе волю мастера, связал в единый узел все причины и следствия этого мира.
- Это тебе. Я закончил его прошлой ночью. Если снимешь крышку и поднесёшь чайник к уху, то услышишь своё море.
Змееногая приложила подарок к уху, и слёзы потекли из-под прикрытых век. Так она и сидела до темноты, недвижима. С клёна облетели листья, все до единого, она не заметила: в ушах звучало море, море, которое течёт по жилам, море, которое растворено в её крови, которое и есть её кровь.
Ночью Хозяйка пришла в восточный флигель, в спальню Гончара. И небо обрушилось грозой на весь подлунный мир.
- Ты ведь не хочешь, чтобы Великий Потоп случился прямо сейчас? Я знаю, ты вылепишь их заново, как вылепила когда-то, и я дам тебе вдоволь жёлтой глины, но разве они так уж провинились? - шептал ей на ухо Гончар, обнимая гибкое, змеиное тело. Запрокинув лицо, она хохотала в потолок и дальше, сквозь тучи: в небо. Молнии, повинуясь хохоту, отвесно били в море, окунали в волны вёрткие змеиные хвосты, ударялись о скалы злыми жезлами, спекали сырой песок в стекло: словно хотели сперва расколоть весь мир надвое, а потом снова соединить-сплавить воедино. Вода стояла стеной от земли и до неба, и уже нельзя было различить, где верх, где низ, и воздух стал густым от влаги, хоть режь ножом, и трудно дышалось тем, кто дышал лёгкими..
Змееногая наконец унялась. И гроза отступила: человечеству суждено было уцелеть на этот раз.
Наутро в лавку пришёл будущий владыка половины мира - тот, кого современники назовут Искандер Двурогий. Пришёл нежным юношей со взглядом, полным ясной цели, доброты и милосердия. Александр, сын македонского царя Филиппа. И Хозяйка, повинуясь гордому и прямому блеску глаз гостя, подала ему самый совершенный чайник из всех, что были на полках. Пока Александр платил серебром и золотом, на тонкой паутинке раскачивалось мировое равновесие. Хозяйка знала, что чайник вскоре разобьётся, сбитый неловким движением Аристотеля, учителя юного царя. Юноша вышел вон, унося судьбу и волю в складках хитона.
Следом за ним, до самого вечера, шли и шли те, кому Хозяйка отдавала чайники с изъянами. Все те, кому суждено вернуть миру равновесие. И каждый с порога просил самый совершенный чайник, неподъёмную чужую судьбу. И каждый получал своё..
- Игорь, ой, какой магазинчик аутентичный! Я бы тут кино сняла про Короля Обезьян! - Алёнка на отдыхе - минус пять к серьёзности.
- Странно... Я вчера всю улицу прошёл от и до, а этого магазина не видел! Хотя, вчера такая жара была, что не очень и странно! Давай-ка в сети глянем.
- Прикольно! На карте нет, и не чекинился тут никто. Дай лучше селфик сделаю в инсту, может, по геотегу что-то покажет, - Алёнка состроила милое личико, - упс, пустой геотег, я - первая!
- Ладно, давай зайдём, посмотрим, что там внутри.
Звякнул колокольчик на входе. Хозяйка вышла к прилавку из задней двери, и Алёне на миг показалось, что там, во внутреннем дворике, идёт снег. Должно быть, слишком яркий солнечный свет ударил в глаза, отразившись от черепичной крыши. Но уже через пару секунд всё внимание захватили чайники.
- Можно вот этот? Или этот? А сколько стоит? А скидка есть? - Алёнка тараторила без умолку. Игорю бывало неловко в такие моменты.
Хозяйка настойчиво подвела их к полке с бракованными чайниками. Игорь было нахмурился: он не транжира, но и не нищий же! И вдруг увидел его: маленький, как раз на двоих, неброский, но какой-то странно знакомый, будто прежде виденный. Ну, и что, что крышка щербата, не каждый заметит...
- Пластик к оплате принимаете? - он даже не спросил о цене. Морщинки на строгом лице Хозяйки сошлись в улыбку.
Ребята вышли из магазина и повернули к морю:
- Алён, я пожалуй, подам заявление в ординатуру по педиатрии, как думаешь?
Алёна молчала и думала, что кажется только что Игорь сделал ей предложение, иначе зачем бы ему советоваться с ней насчёт своего будущего..
На закате Змееногая пила под деревом землистый на вкус старый пуэр, первый снег мокрыми хлопьями соскальзывал с оранжевых боков спелой хурмы. Высоко в ветвях хлопал крыльями устраивающийся на гнездо грифон. Пахло влажным камнем и тишиной.
С моря пришёл солёный ветер..
08.06.2017г. г. Пекин, Лунцзэ
|