Аннотация: Рябь волн за бортом... Окровавленный меч... Чужая судьба... Бежать или сражаться?
Молодой бог - как чистый шмат пергамена. Мы не знаем, какой обладаем силой, какую подчиним стихию. Лишь взрослея, обретаем власть. Наверное, поэтому нас, безымянных, не отпускают в Средний до получения своего места в пантеоне. Вот только даже Высшие не бессмертны. Сила людской веры даёт жизнь, сила людского неверия обрекает на смерть. Забытые боги сменяются новыми, некоторые так и остаются безымянными тенями, со временем дичая, становясь обычным зверьём Верхнего мира.
А молодого бога каждый может обидеть. Клыком али мечом; когтём али шальной сулицей. Я посмотрела на белую звезду под крылом. Нас можно убить. Да боги, порой, воскресают. Огонь. Моя стихия - огонь! Слышишь, мир? Я не останусь безымянной!
Вернувшись под утро, я застала зевающих мужчин за изучением большой картинки, разложенной на кровати.
- Бестия!
А что я? Сижу на кровати, никого не трогаю.
- Убери свой пушистый зад с карты! - Рай, гневно сопя, принялся сталкивать меня с кровати. Ха-ха. Весом не вышел...
- Эй, не трогай шкуру!
Мясоруб, не обращая внимания на возмущение, за шкирку стянул меня на пол. Что за бестактность!
- Киса, карта нам ещё очень нужна. Не нужно её портить.
- И ничего я не портила. Присесть бедной кисе негде. А вам что жалко? Жалко, да?
- Да! - Фыркнул Рай.
- Нет. - Пожал плечами Мясоруб.
Оставив мужчин шуршать картой, я сунула нос в кожаную суму, стоящую в углу. Мм-м-м... Что это - тонкое тёмно-красное, пахнет мясом, только сухое и... солёное. Хруп-хруп-хруп. Жестковато. Сев в уголок, ухватила лапками плоское мясо, с удовольствием отжёвывая по кусочку. Солёное, да. Но есть в этом что-то...
- Киса, не ешь много солонины в дорогу.
- Ням-ням-хруп.
Я с интересом наблюдала за людьми. Князь сменил богатое одеяние на одежду странника. Светлая грубая рубаха с расшитым воротом, тёмные штаны оленьей кожи, высокие светлые сапоги с отворотами да чёрная мягкая кожаная безрукавка с застёжками. Одежда Мясоруба лишь слегка отличалась - рукава на рубахе широкие, с шитьём, лёгкие штаны в обтяжку, плотные кожаные сапоги, широкий пояс с металлическими цепками по всей длине; всё рдяное с белым - цвета наёмников.
- Мясоруб, ты уверен, что они возьмут нас на борт?
- Уверен. Да и только их корабль плывёт к восточным берегам. Градов там нет, лишь степи да малые поселения кочевников. Ко всему, капитан не задаёт вопросов, да и лодья(29) у них борзая(30). Дня четыре - и мы у степняков.
Рай подумал и согласился. Из корчмы мы вышли уже не как князь, десятник и боги... демон. А как странник с наёмником в охране да лесной дракон, то есть я.
Корчмарь, правда, яро требовал вернуть шкурное покрывало обратно, да мужчины сделали каменными лица и, оставив мелкую монетку на стойке, молча вышли прочь. А что я? А я - животное.
Золочёный единорог хищно скалился с носа лодьи... И со второго носа тоже. Паруса блекло-голубыми свёртками висели на перекладинах мачт. Ой, кажется одна из них сломана - парус свисает криво.
Подумать только - это сотворили люди. А было ведь некогда дерево, что и говорить - роща деревьев. А теперь вот - лодья. Я коснулась лапой потемневшего, просоленного дерева - крепкое, гладкое.
Капитан - низенькой мужичок средних лет с незапоминающимся лицом - радушно встретил нас, излишне пытливо рассматривая меня со всех сторон. Пока люди о чём-то деловито переговаривались, я осматривала покачивающуюся на волнах лодью. Ещё бы - такая диковинка. В Верхнем нет кораблей - нам-то они без надобности.
Рядком по борту всё увешано да заставлено всякой непонятной ненужностью. Тут бочонки мелкие и поболе; и потемневшие от времени канаты, и коробы, и ещё куча непонятных штук. Небо хмурилось сверху через паутину такелажа. Тут пока взлетишь, можно крылья переломать. Нет, всё-таки не умеют люди творить. Всё какое-то неуклюжее. Лодья покачнулась, пошевелила ножками-вёслами, свисающими по обоим бортам судна. До чего шатко! Лёгкое покалывание под ошейником заставило поднять голову. Князь махнул мне рукой и... медленно исчез в досках палубы! Это ещё что за колдунство? Дверца в полу? Как неудобно. Попросту прыгнув в темноту, я кубарем скатилась по слегка наклонной лестнице и больно стукнулась спиной обо что-то твёрдое.
- Мя!
- Бестия? - Княжья нога остановилась в опасной близости от моего носа, - ты чего тут разлеглась? Идём.
Нам выделили небольшую каюту в носу лодьи. Две низкие кровати, массивный стол да стул, пара масляных ламп да коврик в углу. Я запрыгнула на ближайшую кровать.
- Неудобно! Темно, тесно. И качает постоянно. А ещё дверь в полу - это великая глупость. Так можно лапку сломать. Мне здесь не нравится.
- Всё сказала? - вздохнул князь, бросая безрукавку на стол.
- Тот мужик, который капитан, мне совсем не по нраву.
- Бестия, - Рай добавил голосу строгости, - не в том мы положении...
- Есть хочу! - насупилась я. - Сами, небось, ели? А бедную кису совсем голодом морите.
- Ох, боги, - мужчины смущённо переглянулись.
- Потерпишь до обеда? У меня только солонина припасена.
- Вот помру с голоду, и пусть вам будет стыдно.
С громким шелестом раскрылись три крыла парусов. Открытое море ждало нас.
Князь с десятником остались в каюте, а я, не выдержав угрюмости маленькой деревянной комнатки, выбралась любоваться солёным простором. Лодья резво рассекала волну, шурша лапками-вёслами и слегка натягивая крылья парусов. И чем дальше становилась полоска земли за кормой, тем более неуютно я себя чувствовала. Вода, вода... Кругом лишь вода - чуждая мне стихия. А случись что, даже крылья не спасут. Неясный гул хмурого неба и тёмные тени в мутной воде добавляли тревоги. А тут ещё капитан, оставив штурвал рослому матросу, всё крутится рядом. К слову о матросах - все равны, как на подбор, с ними дядька... ой, чего это я? У меня создавалось нехорошее ощущение, что отбирали молодцев из Старшей дружины. Таких в охрану стоит брать, а не в матросню, снасти укладывать. Отвлёкшись на полуголых матросов, снующих по палубе, не заметила, как подошли Рай с Мясорубом. Капитан чудесным образом куда-то испарился.
- Нам долго плыть? - негромко спросила я, устраиваясь у борта.
- В таком темпе дня четыре, - десятник задумчиво пригладил перехваченные кожаным ремешком волосы. - И тебе лучше не разговаривать всё это время.
- Что-о? Животиной быть бессловесной?..
- Тише, Бестия, - шикнул князь, смотря на волны, - нас согласились перевезти с крылатой диковинкой, а не с демоном.
Я надула щёки и в два прыжка взмыла вверх, едва не запутавшись в переплетении канатов. Совсем из меня мяву деревенскую делают, ещё бы клубочек шерсти поиграть дали. Хм, а вот клубочек я бы погоняла...
Я летела рядом с лодьей, то касаясь крылом воды, то поднимаясь выше мачт. Небо всё боле темнело. Клубились, наползая друг на друга, тучи. Но грозой не веяло, не было слышно даже отголосков грома. Назло всем, даже себе, захотелось шторма и буйства стихии.
Когда взмахи крыльев стали отдаваться лёгкой болью в мышцах, я, сложив крылья, плюхнулась на рей(31) носовой мачты. Дерево покачнулось, но выдержало.
-... да будь ты хоть трижды капитан!
Это был недовольный голос князя. А вот и он сам - стоит прямо подо мной, сложив руки на груди. Перед ним - заметно нервничающий капитан, позади - Мясоруб, разминающий пальцы.
- Негоже...
- А ты помолчи, наёмник, пока господа разговаривают!
Ох ты, борзой. Мясоруб смолчал, но я видела, как перекатились желваки на его скулах, как потемнел взгляд. Он многое позволял мне, снисходительно относился к колкостям Монта, по-отечески любил и оберегал Рая. Но остальные знали его как грозного воина и строгого наставника. Дружинники уважали и, что скрывать, побаивались. Не только кметы, но и Старшая дружина слушалась его, как родного отца, молча сносила суровую науку. Говаривали о смутном прошлом бывшего сотника. Да говаривали тихо, меж собою, лишь, будучи уверенными, что Мясоруб не услышит. Не любил он своего прошлого. Кто-то рассказывал, что был наёмником - убийцей без чести. Кто-то - что демон он низший из другого мира. Многое болтали, да правды никто не ведал. Я как-то спросила у самого десятника, что из слухов - истина.
В веси стояла тишина. Полная Лоук(32) безразлично роняла серебристый свет на землю. Дома застыли, будто брошенные камешки в пыли дорог. Даже в самые тихие ночи, даже в самых маленьких весочках не бывает такой тишины. Бряцнет цепь, залает потревоженный чем-то своим, собачьим, пёс. Фыркают кони, стуча подковами по дощатому полу. Шумно жуют сено коровы. Заблеет коза, испугавшись шуршащего в углу хоря. Захлопает крыльями, пропоёт ночную песню кур. Захнычет младенец в колыбели. Сорвётся стон с брачного алькова(33).
А тут тишь. Будто замерло время. Лишь тихо журчала вода на камнях разбитого колодца да блестели кармином пятна...
На покосившейся створке ворот густыми каплями застыло красное, с щетиной светлых волос. Глаза привыкают к темноте... Девчушка лет пяти с широко распахнутыми глазёнками, тянется холодной рукой к растоптанной глиняной лошадке. Замечают доселе скрытое. Мужик в одних портках, приколотый вилами к старой яблоне. Ворох чего-то влажного, тёмного на пороге. Чья-то тонкая рука сжимает пальцами собачью цепь... выше локтя руки нет. Здоровенный кобель с красным в шерсти. Нет, нет! Рослый рыжий жеребец, повисший на ограде. Бежать! Что-то мягкое в пыльной траве. Нет, не смотреть! Женщина в одной рубахе, из глубокой рубящей раны на спине ехидным оскалом белеют кости. Боги! За что?! Женщина прижимает к груди маленький свёрток. О нет... нет! Младенец...
Тук... тук... тук... Мерно ступают в пыль конские копыта. Из тени яблоневого сада выходит высокий мужчина. Длинные волосы в беспорядке спадают на плечи и грудь. С меча тяжёло капает багрянец. Кровь... везде кровь. Брызгами на лице, потёками на обнажённой груди, пятнами на одежде. Следом за мужчиной выходит здоровенный чёрный конь. И кармин сверкает на его морде и копытах.
Прочь, видение! Прочь!
Но мужчина не исчезает. Смотрит с такой тоской, что на миг забываешь о страхе. После вскакивает в седло и, не убирая меча, скачет прочь.
"Многое. - Ответил Мясоруб. - Многое".
И вот он стоит, спокойным и уверенным взглядом смотря на капитана.
- Мы заплатили оговоренную и, должно сказать, немалую сумму, - недовольно произнёс Рай.
- Так-то оно так, - елейным голосом пропел мужчина, - да просьба высадить на восточном берегу несколько... настораживает. Там лишь степняки - дикий народ - обитают. На торговцев вы не похожи. А сие означает - вы либо полные дурни, либо скрываетесь. Небольшая доплата...
- Танло, - угрожающе нахмурился князь, - не забывайся.
- Путник, - продолжал улыбаться мужчина, - мы ведь можем договориться по-хорошему.
Матросня, как по команде, слаженно бросила дела и, вынув кривые ножи (откуда только достали?) стала окружать князя с десятником. Мясоруб напрягся, поглядывая по сторонам, Райенер же, казалось, не замечал вражину.
- Чего ты хочешь?
- Вот это деловой подход, - потёр руки Танло. - Мы вполне договоримся... скажем за вашего чудного дракона.
Я едва не свалилась с мачты. Вот сейчас князь посмеётся над капитаном, матросы ринутся в атаку. И будет бойня. Короткая и кровавая бойня. С каким наслаждением я сброшу вредного капитанишку прямо в море!..
- По рукам. Забирай.
Что он сказал?! Забирай?
- Чудесно, - ещё шире улыбнулся капитан, - даю слово - мы доставим вас на берег в целости и сохранности.
- Мне твоё слово... - пробурчал Мясоруб и, что-то шепнул на ухо князю, но тот лишь отмахнулся.
- А она слушаться будет? А как её звать?
- Будет, - заверил Рай, - только ошейник не сымайте. Бестия!