Евол Вильвер : другие произведения.

Дороги, которые мы выбираем

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Помните одну из немногих на самом деле удачных книг Лукьяненко? Недописанную в сущности? Да-да, Рыцарей Сорока Островов...


Евол Вильвер

  

ДОРОГИ, КОТОРЫЕ МЫ ВЫБИРАЕМ

0x01 graphic

  
   "Носители Зла" внешне и каждый по отдельности могут быть вполне нормальными людьми, даже симпатичными... Просто ненавидеть "их". Куда труднее - конкретно "его".

Олег Верещагин. Путь в Архипелаге.

  

0x01 graphic

1. С прибытием...

   Гюнтер стоял у самой кромки песчаной площадки, служившей завершением системы телепортации и принимающей на себя валящихся на Остров ребят. Сколько слез, истерик, нервных срывов видел этот небольшой клочок песка. Сколько ребят прошло через него за время существования Немецкого Острова? Тысяча? Десять тысяч? Двадцать? Гюнтер не знал ответа, но он знал иное - никто еще не вернулся назад, песчаная площадка выдавала билет в один конец. И вот сейчас президент немецкого острова смотрел на того, кто имел несчастье этот билет получить.
   - Hallo! Wie heißt du? Ich heiße GЭnter! - представился Неске. Начнем с немецкого, а почему бы и нет? Ответ выявит родной язык новичка.
   Мальчишка лет тринадцати-четырнадцати сидел на корточках, держась обеими руками за левое колено. Смотрел по сторонам спокойно, но карие глаза были непонимающими - очевидно, отсюда и спокойствие. Серо-чёрные пятнистые штаны перепоясывал широкий ремень с блестящими пистонами и пряжкой-"рамкой" - на ремне висели кожаные ножны, из которых торчала наборная рукоять ножа; сами штаны были забраны в высокие коричневые ботинки. На светло-голубой майке-безрукавке виднелась полинявшая чёрная (серая теперь) надпись: "Royal Team".
   Мальчишка отпустил колено, поморщился. Одной рукой убрал со лба тёмно-русые волосы, другой оперся на песок. Посмотрел вокруг и неожиданно сказал:
   - Sehr schlecht... sprechen Sie Deutsch... - и добавил по-русски: - Я английский учу... А где... фотограф? И база? - голос его продолжал звучать спокойно, хотя и в нём появилось удивление. - Я куда попал?
   Гюнтер всё примечал, первое впечатление, как реагирует человек на ситуацию, впадает ли в ступор, или в немедленную истерику, или еще что, это многое может сказать о новичке и его степени полезности острову. Этот парнишка не растерялся. Пытается справиться со стрессом и оценить обстановку, не демонстрируя агрессии. Гюнтер был бы доволен всем. За исключением одного. Новенький оказался русским, а с русскими на мосту шла война. Ну ладно, как-нибудь. Зато он крепкий, сразу видно, надёжен в драке. И что это у него... нож... настоящий земной нож?!
   - Гюнтер. - Немец протянул руку и перешел на русский язык. За годы соседства он научился разговорному языку противника, хотя говорил с акцентом и сложные редкие слова не понимал. - Про английский забудь, теперь тебе полезнее будет немецкий. Фотограф - это похититель. Крадет ребят и перебрасывает их сюда, - Гюнтер повел рукой в сторону замка и моря. - Мы тут живем. Нет взрослых. Только ребята до 17 лет и Игра. Победитель возвратится назад. Так обещано.
   Олег пожал протянутую руку и тут же, используя её, как рычаг, встал с песка. Колено почти не болело, но хотелось понять, насколько силён этот парнишка. Гюнтер? Настоящий немец?
   Кстати, он не покачнулся. Помог встать, словно так и надо. И только теперь до Олега дошло сказанное:
   - Я... Олег... - запоздало представился он. И удивлённо-раздражённо заговорил, одновременно отряхивая штаны от песка: - Да что ты ерунду-то какую-то... - он поморщился. - Ерунду городишь? Ну не может такого быть! Какой фотограф-похититель?! Этот фотограф там у нас пасётся со дня постройки базы! И каждый день по пять-десять снимков делает. Пацанов, девчонок, да и взрослых... Да если бы они все пропадали - это что было бы?! И вообще! Он прямо передо мной Андрюшку Соколова фотографировал, так Андрюшка же никуда не делся?! Как вообще можно похитить человека фотоаппаратом, это что, телепортатор?! Там куча народу кругом!!! Нет, тут что-то не то, не так что-то... - бормотал он словно бы для себя, забыв про Гюнтера, потом огляделся снова. - Я стоял... говорил с Танькой... Чёрт! Чёрт, чёрт, чёрт!!! Какая игра, что за игра? Я сплю? Меня по голове стукнули? Блин! - он пнул песок. - Ты правда немец? - потом надавил себе на виски кулаками. - Так, стой. Прости, я много визжу. Но я правда ни хер... ничего не понимаю, веришь?
   - Успокойся. Никто по началу не верит. Все маму зовут. - Гюнтер снова улыбнулся. - Но это быстро проходит, через пару дней жизнь берет своё. Как мы сюда попали, это разве важно уже? Лучше спроси, как назад выбраться и вот тут я тебе отвечу. Здесь архипелаг из сорока островов, таких же, как наши. Там наши ровесники живут, человек по десять - пятнадцать. Острова соединены мостами, у каждого острова три соседа. Соседей надо захватить, всех, по очереди. В этом и игра. Та команда, которая всех захватит, вернется домой, а остальных хозяева игры уничтожат. Так что честнее при захвате острова убивать его обитателей сразу, не доводить до мучительного финала. Да и держать их в плену опасно - могут восстать и тогда мало не покажется, такое уже было. Оружие главное - мечи. Но иной раз и арбалеты попадаются, так что будь внимателен. Ты как, драться умеешь? - Он быстро и кратко давал новичку информацию, приучился, стольких встречал тут! Последний вопрос был для Гюнтера очень важен.
   - Никогда не любил фотографироваться... - Олег дёрнул углом рта. Потом зажмурился и заорал: - Ма-а-а-а-а-ама-а-а-а!!! - и, открыв глаза, объяснил: - Ну, ты сказал, что сперва все маму зовут. Я решил попробовать, вдруг мне поможет? Должно же мне в чём-то повезти... мать, мать, мать твою!!! - он взялся за пояс, покрутил головой, выдохнул и спросил: - Погоди, как захватить? - он повёл рукой. - Все эти острова?! Сорок?! - он коротко хохотнул.
   - Бамц-ц... Значит, отсюда нет выхода? Дураку же ясно - ВСЕ острова никому не захватить... Выходит, только смерть? - Олег засмеялся. - Ну попал! Вот это попал! Это только со мной такое могло быть! Т-т-т-только со мной!!! - смех превратился во взвизг, и мальчишка оборвал его. - Так. Я сейчас успокоюсь. Это у меня истерика началась, похоже... но я точно не знаю, раньше никогда не было, опыта ноль... - он потёр себе щёки. - Понимаешь, я никогда никого не убивал... ну, людей не убивал... Я не смогу просто. Они же мне ничего не сделали, совсем... Слушай, ну ты же шутишь, наверное?! - он вгляделся в терпеливо молчащего Гунтера и упавшим голосом сказал: - Не шутишь... Так. Так, что ты там спросил-то? Драться? Если кулаками - не люблю и плохо умею, так, отмахаться смогу от одного... или от парочки помладше... Стреляю хорошо, если из винтовки - ОЧЕНЬ хорошо могу... но у вас же винтовок нет?.. Ещё я рапирист. В смысле, фехтовальщик. У нас в школе считался лучшим, честно... Нож могу метать, но так себе... Ёлочки, немец, ну скажи, что ты шутишь, что угодно скажи - ну, что я в больнице в коме лежу, что у меня череп проломлен и что мне всё это кажется!.. - он стиснул зубы, оскалясь, потом укусил себя за губу - сильно, до крови. Сплюнул розовую струйку. Постоял, глядя на море вокруг. И совсем другим тоном - хмурым и спокойным - сказал: - Жарко... Вы тут где живёте, мы можем туда пойти? Ну или куда там у вас положено, я не знаю, только чтоб тут не стоять... - и вдруг добавил: - А как мы сюда попали... Не знаю, я тут пока ничего не знаю... но, по-моему, это ОЧЕНЬ важно.
   Гюнтер терпеливо ждал конца тирады. А потом переспросил:
   - Фехтовальщик? - он давно научился улавливать в потоке бреда нужное ему. - Зер гут! Хорошо очень! Пойдем со мной. Но не в замок, пойдем на мост, камрад. Там увидишь, как играют. Ты сегодня можешь не драться, никто не заставит, у тебя первый день. А драться надо. И стараться острова захватить. Тут, понимаешь, не живут больше 17 лет. Так что или мы с тобой будем выигрывать, или помрем через несколько лет уже. Мальчишка замолчал и повел собеседника на кубинский мост, не надо ему пока видеть русских. Президент неспешно карабкался вверх по граниту.
   - Смотри, мост узкий и скользкий, учти, фехтовальщик! Драться тут можно только пара на пару максимум, больше не пролезут в ряд и будут лишь мешать. Когда ветер, мост еще и качается. И храни тебя Зигфрид упасть с моста, до воды живым не долетишь, это закон. Да, вот еще, есть три правила Игры, откуда они взялись, никто не знает, но за их нарушение следует беда. Нельзя смотреть на закат солнца, ослепнешь. Нельзя в бою поддаваться врагу. Даже если вдруг захочется проиграть или посражаться не в полную силу, а как только мост начнет разводиться к вечеру, всё, воевать нельзя. Чуть тронешь противника и тебе смерть. Да, самое главное! Чуть не забыл! - Гюнтер хлопнул себя по лбу и схватился за меч. - Деревянный, да? - Парнишка размахнулся и ударил по парапету, полетели искры расКалленной гранитной крошки. - Меч только кажется деревянным, а на самом деле стальной. Когда меч держит враг, он и виден стальной, а если друг, то деревянный, как у меня.
   - Ни фига... - Олег схватился за перила, потрогал щербину от лезвия. Вот это... - но тут же отшатнулся: - Слушай... - он перевёл дыхание. - Я высоты... не очень... И плаваю, как топор... Хотя, если тут живым до воды не долетают... - он осторожно выглянул наружу. - Тоже не понимаю... - бормотнул он. - А насчёт заката жаль, мне закат нравится. И восход... Ну ладно... ясно... - он смотрел вокруг уже совсем спокойным, только чуточку тоскливым взглядом. - В общем, приплыл, кажется... Я так понял, что это... Что вы все, ну, с этого острова - моя компания на ближайшие годы. Ну а я - часть этой компании... - он усмехнулся - опять поднял угол рота - и пожал плечами. - Ну что ж... У меня лысые погоны и вообще - кто я такой... Ладно. Кто у вас тут главный, кому подчиняться-то надо? Или вы без командира живёте? Да, - в его голосе вдруг прозвучал настоящий интерес, - а при чём тут Зигфрид? Это который из "Нибелунгов"? Я читал и про Нибелунгов, и скандинавский текст, про Вёльсунгов. Там Сигурд... Интересно. Это тот Зигфрид? Он у вас тут что, вроде бога? Ты извини... - он засмеялся - по-настоящему, не ртом дёрнул, - я много спрашиваю, наверное? Но всё-таки... И ещё меч. Я не знаю, как... в общем, как буду драться, но меч-то мне нужен? И если можно, что-нибудь короткое, в левую руку. Хорошо бы кинжал, и чтоб гарда была вот так... - он развёл пальцы вилкой и опять засмеялся: - Слушай, я тебя вопросами не запарил? М-м-м... как это-о... Entschuldigen Sie bitte die StЖrung, во! Ну и жара тут у вас...
   - Нет, не запарил. Президент острова "Великая Германия" перед тобой, - чопорно представился Гюнтер. - Да, камрад, теперь ты с нами, хоть ты и русский. И мы будем честно тебя защищать в бою, и ты будешь получать всё из нашего имущества, что полагается и немцу. - Гюнтер хотел сказать что-то пафосное, про Рапалльский договор, к примеру, но в последний миг решил, что это будет лишнее.
   - С оружием, в общем плохо, друг. - Оружие нам присылают на остров хозяева, как и еду, но мечей давно не было, мы каждым дорожим. Но попробуем тебе добыть в бою хоть на первое время. Ты пока нож используй. Только учти, мечи не простые, они рубят железо как щепки, так что не вздумай пытаться ножом парировать вражеский клинок...
   Парни добрались до середины моста, где в этот день дежурили Ганс и Георг. Президент бросил мимолетный взгляд на стоявших чуть дальше вражеских ребят. Фернандо, лучший клинок кубинцев. А рядом с ним совсем щенок. Двое. Гюнтер поспешно отвёл взгляд, чтобы не выдать своих планов.
   - Так. Парни, похоже, сейчас будет дело. Нашему другу нужен меч. - Гюнтер кивнул на своего спутника. Олег. Из России. Но будет за нас теперь до конца.
  

2. Кубинские страсти

   Калле пританцовывал на горячем граните, расКаллевшийся за день мост кусал босые пятки. Вот угораздило же не надеть кроссовки! Ну не был мост таким горячим раньше! Вот гадство какое.
   Мальчишка перевернул кассету, включил плеер и вставил наушники, дежурство текло вяло. Так себе. Немцы вообще не лезли последнее время к ним, потому Фернандо и взял сегодня только его. Остальных, всех, кто свободен, пришлось направить против головорезов Лю. В уши ударила скрипка, и Калле поспешил перемотать на своего любимого Энио Мариконе. Зазвучали строгие и в то же время нежные аккорды "Окраин". Мальчишка зажмурился, в который раз подумав, сколько образов можно донести в простых, в сущности, звуках. На острова Калле свалился прямо с вечерней прогулки и, в отличие от большинства ребят, был настоящим богачом - не только плеер, но и книга, тетрис и прочие всякие полезности. Плеер фирмы Sanyo удобно заряжался от довольно громоздкой, но работающей солнечной батареи в кожаном чехле. Кубинцы, обычные простые выходцы из бедных семей, бросали взгляды на все эти диковинки и на дорогую одежду Калле, но, странное дело, ничего похожего на "классовую ненависть" к нему не проявляли. Да мальчишка сам охотно давал играть и слушать музыку всем желающим. Жалко, что ли? Но, несмотря на это, настоящих друзей он среди кубинских ребят так и не нашел.

* * *

   Олег мимоходом поблагодарил судьбу за то, что выход должен был состояться через какие-то полчаса и он обул свои "австрияки". Ноги не скользили, хотя на вид мост был скользким... Точно так же "скользко" было в голове - ни одна мысль не задерживалась, летели со свистом из уха в ухо: ребята... а как же мама... куда всё-таки он попал... нож используй, это как - против меча и нож?! Но Гюнтер... можно не драться... но как же не драться, если рядом с тобой дерутся?!. А на заднем плане - за этими мыслями - насмешничал Шевчук:
   - Я террорист, я Иван Помидоров -
   Хватит стесняться, наш козырь - террор!!!
   Двое немцев - типичных немцев, что тут сказать - молча пожали ему руку. На ТОЙ стороне - там, где мост проходил свою вершину и начинал незаметно, плавно, но всё-таки клониться к другому острову - стояли двое. Смуглый высокий парень, похожий то ли на испанца, то ли на кубинца, не пойми разбери. Олег мысленно покривился, он не любил ни тех, ни других - и русый мальчишка, по виду на год-два младше самого Олега, босиком. Дурак, мост-то горячий... Старший мальчишка смотрел неприятно - с такой здоровой, открытой ненавистью, причём и на Олега тоже. (Так, я ещё не пукнул, но мне уже кричат: "Не воняй!" - скверно...). Младший мальчишка не смотрел никак - ему явно было горячо стоять. Чёрт, это что, в случае чего - придётся ВОТ ЕГО рубить? Да и старшего не очень-то хочется... Конечно, сколько угодно можно убить зверья на охоте (сколько он-то перебил - не счесть!). Сколько угодно можно читать книжки, смотреть фильмы и мечтать о разном ТАКОМ - как ты мечом - ррраз! Но ведь хотя бы разозлиться на них было за что! А просто так?!
   Да ну. Может, ещё ничего и не будет, - подумал Олег, отходя к перилам и опираясь на них. - Интересно, а младший, случайно, не русский?! Мысль о том, что среди "врагов" могут быть русские, была неожиданной и жуткой.
   Нет, стоп. С чего ему быть русским? Не фантазируй. Это два (раз - ничего не будет, так и надо думать). Три... смешно, он похож на знаменитых "крапивинских мальчиков". Книжки Крапивина Олегу нравились, но как рисовали героев - нет. Оживший персонаж... Может, и дерётся так же?
   А всё-таки тут красиво. Небо, море (вот кстати, никогда Олегу не нравилось море) - это ладно. Розовые замки - и мосты - как луки в небе. Лучше смотреть на них...

* * *

   Гюнтеру не хотелось начинать бой. Очень не хотелось. И на новенького он оглянулся даже немного виновато и пожал плечами, мол, а я при чем? Нам же нужен меч? Маленький президент медленно шагнул вперед своего отряда и поймал своим мечом солнечный зайчик, пустив его на лицо зажмурившегося мелкого мальчишки.

"Испанское слово "эспада"

По-нашему значит - клинок..."

   - Хэй! Фернандо! Ты совершил ошибку!
   Всё, что мог сделать Гюнтер для врагов, это благородно предупредить их о нападении, дать им минуту собраться. И еще, принять удар кубинцев первым.
   Фернандо переменился в лице, быстро снял бандану и, прицепив к кончику меча, несколько раз взмахнул в воздухе, обернувшись к своему замку, вызывая подмогу. А потом одним прыжком преодолел пространство до Гюнтера и нанес удар, вкладывая всю силу и вес. А мелкий "кубинец", как успел заметить краем глаза Гюнти, засуетился, бестолково вырывая пуговки наушников, и смотрел так растерянно. Но, после секундного колебания, тоже обнажил меч и побежал к месту схватки. А Гюнтеру пришлось туго. Фернандо был не только фехтовальщиком. С ложным выпадом клинка он ударил Гюнтера каблуком ботинка в грудь, сбивая на мост. Но уже спешили Георг и Ганс. С криком "Зиг!" немцы налетели на Фернандо и быстро оттеснили от своего президента. Фернандо, хоть и отступал, но оборонялся уверенно, отражая сдвоенные атаки. А его юный напарник сновал у него за спиной, всё пытаясь вклиниться в схватку старших ребят, но ему никак не удавалось. Тогда мальчишка с плеером быстро вскарабкался на парапет, намереваясь сбоку прыгнуть в гущу боя. Но получилось совсем другое: пока он карабкался, пока медлил в нерешительности, немцы оттеснили Фернандо дальше по мосту и мальчишка вдруг оказался за спинами Ганса, Георга и перед вставшим Гюнтером. Он что-то растерянно крикнул Фернандо и нерешительно переступил ногами по парапету, делая шаг назад, но Гюнтер тут же наставил меч, не позволяя ему ни убежать, ни спрыгнуть на мост...
   Для Олега всё произошло быстро. Невероятно быстро. Так быстро, что... хочется сказать: "Олег ничего не успел понять". Но это было не так. У него всегда была отличная реакция, а уж последний почти что год его натаскивали и в секции - опытный тренер, и в отряде - люди, прошедшие войну... Нет, он всё увидел, понял, сообразил - просто то, что происходило, было до такой степени дико, что мальчишка отказался поверить увиденному. Гюнтер зачем-то начал свалку, и теперь тот смуглый парень отступал - отступал с перекошенным лицом, больше глядя за спины своих врагов, чем на их клинки - а младший стоял на парапете и смотрел не испуганно, а удивлённо - на всё происходящее... и на клинок у своего горла. На какой-то миг Олегу показалось, что в руке у немца НЕ ДЕРЕВЯШКА, а... Так что, это правда - что меч становится... но он-то, Олег, почему тогда на миг увидел сталь?
   "Мальчишке надо прыгать. - думал Олег. - Сразу назад. Если прыгнет - почти наверняка выгребет, не может быть, чтобы он не умел плавать..." Сам Олег не прыгнул бы! Он ВИДЕЛ, что надо сделать - дать себе поскользнуться, принять перила не на зад, а на руки, выставленные за спиной - и одновременно въехать немцу, скользнув под его клинок, ногами в грудь. Если всё сделать быстро - окажешься стоящим на мосту, а противник - лежащим в паре метров без дыхания...
   "Но этот-то может... ДА НЕ МОЖЕТ! Нельзя тут прыгать в воду! Если про мечи правда (а похоже - правда), то и про воду, может, тоже!"
   Лицо мальчишки помертвело. Олег такого не видел никогда. Только читал. Вот стоял пацан - и умер. Живой, дышит, смотрит - А ВСЁ РАВНО УЖЕ МЁРТВЫЙ.
   "Да зачем Гюнтер это затеял-то?! Казался нормальным парнем..."
   И тут до Олега дошло. В правой руке "живого убитого" (вспомнился жуткий египетский термин для обозначения пленных) был меч.
   - Bitte, warten Sie! - слова вспомнились сами. - Гюнтер, погоди! Не убивай, ты чего?! Пусть отдаст меч и уходит! Слышишь, я прошу!
   Гюнтер быстро оглянулся на крик и встретился глазами с Олегом. Как объяснить новенькому, что это не игра во враждующие дворы и не скаутская военная игра и что ВРАГА тут можно пощадить только для одной цели, чтобы потом ВРАГ в другом бою встретился с твоим ДРУГОМ и, возможно, убил бы его. Когда живешь на острове, быстро понимаешь, что несешь ответственность не только за свою, но и за другие жизни. И отпустить мальчишку для того, чтобы он, когда улыбнется ему удача, насадил на меч Георга или Йозефа?! Нет! Да и не бросит меч мальчишка. Что его ждет ТАМ, у кубинцев, вернувшегося без оружия, трусом. Кто захочет стать с ним в пару после этого? Никто. А значит, его убьют в первой же стычке. И возможно даже в спину. Олег не знал этого. Как не знал и того, что пленных здесь обычно не берут, ну не нужны они. Олег не знал, а босоногий мальчишка на парапете кажется всё знал прекрасно. И что его ждет, вернись он безоружный к своим, и что его вообще ждет, брось он меч перед немцами. А потому, когда Гюнтер для очистки совести предложил мальчишке по-немецки и по-английски бросить меч, тот лишь затравленно обернулся к своему острову, к Фернандо, попытался что-то крикнуть, но у него ничего не получилось, горло перехватило. Тогда мальчишка перевел тоскливый взгляд сперва на Гюнтера, а потом и на Олега. Он стоял, боясь шелохнуться, на узком парапете слегка покачивающегося моста. Одно движение, и падение либо в море, либо на вражеский меч. Глядя на него, Неске разозлился. Какого дьявола! Он его убьет, а новичок распустит сопли, что само по себе неприятно. Но главное, новичок так и не поймет, что перед ним враг, а значит, в следующем бою на него как положиться? Так пусть поймет же! Пусть усвоит урок!
   - Просишь! Так сам возьми у него меч! Ну! - прохрипел Гюнтер от бешенства и переместился чуть в сторону, открывая вражескому подростку небольшой зазор. Мальчишка этим сразу же воспользовался, облегченно спрыгнув на горячий гранит, и тут же закрутился юлой - он оказался между Гюнтером и Олегом и теперь явно не мог решить, откуда ему нанесут удар и на кого броситься самому. Олег с ножом казался явно более удобной целью, но, убив его, мальчишка открывал себе путь в никуда, к немецкому замку, ведь мост в сторону кубинского острова сторожил Гюнтер, а дальше были еще двое немецких ребят...
   ...Олег знал, что сейчас думает Гюнтер: трус, сопляк... Ладно. Пусть думает. Слова - ветер, мысли вообще - ничто, пока не облечены в дела.
   Как ни странно, но именно сейчас Олег полностью "отошёл" от того шока - истеричной болтливости и дёрганности - который его поразил после первых минут пребывания на острове. "Отошёл" и стал прежним. Совершенно. ПРЕЖНЕГО его не знал тут никто.
   Ну и ладушки.
   Меч у мальчишки хорош. В меру длинный, в меру широкий, глубокая выборка, колющее остриё, заточка с обеих сторон на всю длину, рукоять - простое перекрестье, чуть выгнутое в сторону противника... СТАЛЬНОЙ. Видно, что стальной. Значит, всё правда.
   Шевчук в мозгах заткнулся, вступил старый добрый "Нау":

Какая у этой басни мораль?

Да морали нет никакой!

Один родился рогатым,

Крылатым родился другой!

И каким ты был - таким ты умрёшь,

И на кой ты нужен такой

Небу, которое смотрит на нас

С радостью и тоской...

   Длинный меч. Для пацана - длинный. Клинок не меньше восьмидесяти сантиметров (что он крутится на месте, бросаться надо - на Гюнтера, не раздумывая, срубить - а там и застывший "испанец" подключится - уже не четверо на двое, а трое на двое... и у него, Олега, только нож...) Хорошее оружие... А вот и холодок в животе попёр, и глаза лучше видеть стали - уффф, адрррреналин... пора!
   - Гюнтер, сзади! - крикнул Олег.
   "Ха! ВСЕ обернулись! Даже тот "испанец" - наверное, решил, что валит подкрепление... но главное - обернулся этот дурачок. Ну и молодец".
   Олег прыгнул вперёд и в сторону, и его ладони сомкнулись сзади на шее мальчишки в старинном надёжном захвате, известном как "двойной нельсон". Мальчишка охнул. Бешено задёргался, пытаясь лягнуть ногой - "ню-ню, давай, много ты налягаешься вслепую и без обувки..." Олег коленом выбил меч - тот тяжело зазвенел на мосту - нажал сильней, надавил пальцами за уши. Мальчишка выдохнул, тихо захрипел и перестал сопротивляться. Почти что повис. Ещё немножко - и он вырубится. А ещё-ещё немножко - и...

Когда они окружили дом -

И в каждой руке был ствол -

Он вышел в окно с красной розой в руке

И по воздуху плавно пошёл,

И, хотя его руки были в крови -

Они светились, как два крыла...

И порох в стволах превратился в песок,

Увидев такие дела...

Воздух выдержит только тех -

Только тех, кто верит в себя,

Ветер дует туда, куда прикажет тот -

Тот, кто верит в себя...

* * *

   Не был Калле хорошим бойцом. Вообще никаким. Смешно сказать, но за свои почти тринадцать лет он ни разу и не дрался толком. Сверстники предпочитали ладить со своим странноватым и вечно задумчивым одноклассником, отец которого спонсировал городскую хоккейную команду юниоров, куда каждый нормальный мальчишка мечтал попасть, причем щедро спонсировал, без дураков. Толстый Ламберг ни разу не поморщился, когда муниципалитет просил у него денег на отстройку нового стадиона, на закупку формы, на финансирование соревнований. Он просто сопел и выписывал чеки на нужную сумму. И потому команда из Висбю всегда выступала не хуже ребят из Стокгольма, а один раз даже и выиграли. И кто, скажите, осмелился бы тронуть хоть пальцем сыночка Ламберга, хотя по общему мнению подростков он и был типичным "маменькиным сынком", долженствующим превратиться в объект насмешек и притеснений. Но не сынок толстого Ламберга. Короче, Калле совершенно не получил того опыта, который приходит в стремительных мальчишеских уличных потасовках и который не приобретешь, ни гоняя пот на ринге, ни выколачивая пыль из татами. И вот сейчас, за тысячи световых лет от Висбю, может быть даже совсем в другой Галактике, всё это сказалось печальным, но должным образом. Калле попался, словно первоклашка на фантик. Рефлекторно обернулся на крик, в следующий миг уже хрипел в цепких руках того парнишки с ножом, на которого он думал броситься. Он извивался, нелепо размахивая заблокированной захватом рукой с мечом, пока меч не упал на камни, пытался достать противника пяткой, но силы быстро уходили и словно гора наваливалась на плечи, всё сильнее и сильнее пригибая к мосту, пока Калле почти что не встал на колени, удерживаемый на весу врагом. В ушах шумело, а глаза уже почти ничего не видели, кроме черных мушек...

* * *

   Гюнтер восхищенно улыбнулся Олегу. Ловок! Ничего не скажешь! Молодец! Разоруженный мальчишка, который хрипел и судорожно дергался, затихая, казался хлипким и Гюнтер подумал, что, наверное, он хорошо расскажет новости кубинского острова. Всегда полезно знать, что происходит на острове соседей. Расскажет, а уж потом его быстро выкинут из Игры. То есть с моста. А если не захочет рассказывать, то тоже выкинут. Только долго и по частям. Может, дня два или три выкидывать будут. Но живым с острова его не выпустят. Был неписаный обычай, по которому если на островах победители кому-то и сохраняли вдруг жизнь, то только совсем уж мелкой ребятне, не способной держать оружие. Лет по 8-10, если таких вдруг заносила злая доля на Острова. Но сказать ничего Гюнтер не успел. Послышались гортанные немецкие крики, к Фернандо и вправду спешила помощь, два пацана из замка, и кубинский главарь уже размахивал мечом и невесть откуда взявшимся во второй руке зазубренным мачете, призывая своих "компаньерос" в контратаку. Гюнтер поспешил на помощь к своим бойцам и вовремя подменил уже начинавшего сдавать Ганса... Вскоре присоединился и Олег.
   Калле пришел в себя после страшной боли в шее, медленно вернулась способность соображать. Оказалось, что его связали, да так хитро, что и не пошевелиться - себе дороже. Сперва он не воспринял всерьез странный, не знакомый ему способ связывания и задергался, но быстро осознал свою ошибку, кажется, вывихнув сустав одного из пальцев и, заскулив от боли, затих. Он с отчаянием и бессильной тоской наблюдал за развернувшимся боем.
   Кубинцы лезли на немецкие мечи долго и настырно. Лишь через четверть часа, когда один из них свалился на мост и покатился под уклон с разрубленным плечом, а сам Фернандо уже тяжело дышал, зажимая рану в боку, они оставили свои попытки. И тогда Гюнти получил возможность перевести дух.
   Олег опустил меч. "Махач" показался ему быстрым и нестрашным. Он даже не помнил, чьи удары отбивал и кому сам наносил, да и вообще всё больше напоминало схватку на палках, какими они баловались не раз ещё недавно, когда он был поменьше, на старых стройках и в лесополосе. Никакой ненависти не было по-прежнему, но, как и в тех схватках, он ОЧЕНЬ не хотел, чтобы его задели - и, наверное, этого было достаточно: меч не подводил. Потом противник отступил - очень быстро - и схватка прекратилась. По лицу тёк пот, майка промокла насквозь, и Олег с тоской оглянулся на море внизу - можно его не любить, но окунуться после такого не помешает.
   Однако, оставалось ещё одно дельце. Он посмотрел на обезоруженного им мальчишку - тот сидел на мосту в жутко неудобной позе. Посиди удобно, когда руки связаны сзади за большие пальцы и прикручены к одной из ног... Олегу даже стало смешно: такие фокусы из арсенала армейского спецназа его выучили делать просто отлично - как, впрочем, и самому развязываться на спор. Правда, из ЭТОЙ "завязки" и он бы не выбрался - стоит только пошевелиться, и возникает ощущение, что тебе откручивают пальцы.
   "Тросик надо потом забрать и определить на место - в петли под ремень, где его никто не видит... Ну хватит собой гордиться. Надо доделывать дело..."
   Перехватывая меч за клинок (вот чёрт, он же ПРАВДА деревянный!), Олег подошёл к Гюнтеру, который смотрел на него с нескрываемым одобрением. Протянул оружие немцу - рукоятью вперёд:
   - Ты тогда не ответил, но я так понял, что главный тут - ТЫ? Ты приказал - взять меч, и я взял. Держи. Если вернёшь его мне, я буду считать, что вы меня приняли. Я вам подхожу?.. Но-о... - Олег сморщил нос и смахнул с брови каплю пота. - Но есть один вопрос. У моих предков - да и у твоих, кажется, тоже? - вождь мог отдавать воину любые приказы. А вот отобрать добычу не мог, если не хотел прослыть дураком, который не ценит умение и верность. Так вот, Гюнтер конунг... - Олег смягчил сказанный титул улыбкой - шучу, понимаешь? - и кивнул на связанного мальчишку: - Ты не будешь возражать, если я скажу: ЭТО МОЯ ДОБЫЧА?
   В голове распевал "Нау":

Но река широка, но река глубока...

Река уносит нас - как облака...

Двадцать тысяч дней и ночей пройдёт:

Человек родился - человек умрёт.

   - Принят! Принят! - Дружески улыбался Гюнтер. Да и другие немцы, хотя и были скорее сторонниками Свена, а значит, русских ненавидели по определению, одобрительно похлопывали Олега по плечу. Его помощь в бою они оценили, равно как и скорость, и точность ударов. Парни были довольны, кубинцы если и не разбиты, то ослаблены капитально на этом мосту на ближайшие дни: Фернандо ранен и наверняка пропустит завтрашний день, тот кубинец, что укатился под уклон моста, оставив после себя кровавую полосу, был если и не исКаллечен необратимо, то ранен ой как тяжело. И, наконец, еще одного схватили живым, значит, будет потеха вечером.
   Георг и Ганс потихоньку отходили в сторону острова, уцелевшие кубинцы тоже, время близилось к закату. А Гюнтер уходить не спешил, он смотрел в глаза русскому.
   - Я президент, я говорил, наверное, забылось в кутерьме. И как президент, я принимаю тебя в рыцари нашего острова. Тебя будут защищать, не жалея своей крови, как и ты будешь защищать нас. И вместе мы придем к победе и домой. Как бы тяжело это ни было и сколько бы времени ни заняло. Но придем! - Гюнтер коснулся деревянным мечом плеч и темени Олега, накладывая символический крест, а потом протянул ему оружие рукоятью. - Отныне никто не смеет забрать у тебя оружие, что взято в бою и закреплено кровью.
Неске перевел взгляд на пленника. Мальчишка сидел тихо, прислоненный спиной к парапету и не делал никаких движений, не предпринимал попыток заговорить. Лишь морщился и иногда покусывал губы, было видно, что не очень то ему комфортно, ну да ничего, потерпит. Президент пристроился рядом. Он говорил с Олегом по-русски и пленник вряд ли что-то понимал, хотя явно навострил уши, наверное, чувствовал, что сейчас решают его участь.
   - Сядь, Олег. Разговор будет. Лучше здесь, чем в замке. - Тихо и устало позвал Гюнтер. Мост уже начал трещать, отдавая вовне накопленное тепло, скоро начнется развод, который парню всегда казался каким-то сакральным таинством. Словно гранит подводил итог чей-то жизни. Он любил смотреть на развод моста.
   - Ты прав. Законы древних тевтонцев мы чтим. Воин, взявший добычу в бою, становится её хозяином. А добыча у тебя не маленькая. Смотри, мальчишка то явно не беден был. - Гюнтер ловко отцепил от пояска пленника плеер, покрутил в руках, хмыкнул и кинул на ладонь Олегу. - Посмотри потом карманы, наверняка еще что найдешь. Да и сама одежда хорошая. У наших ребят такой нет, сможешь выгодно сменять на что-то, если самому не нужна. В общем, это всё твоё, но обычай рекомендует отдать в общее владение островитян одну треть от добычи, ты сам решай, что.
   Олег чувствовал спиной, как трещит и шевелится мост. Ощущение было такое, словно сидишь на чём-то живом и очень недобром... Начало подташнивать - несильно, но мерзко, как всегда бывало с ним после того, как схлынет напряжение. Тянуло прикрыть глаза. Олег взглянул на мальчишку. Тот смотрел на свой плеер на ладони у Олега. Или СКВОЗЬ плеер и ладонь смотрел, не поймёшь? Одно колено - свободной ноги - поднял и поставил на него подбородок. Нет, не видит он сейчас ничего и никого... а надеется только на то, что всё это вдруг да окажется сном. Олег это знал. Когда провалился в болото - было точно так же. Всё вокруг уже настолько НЕ ДЛЯ ТЕБЯ, что мозги заклинивают и перестают верить в окружающее. Он тогда выкарабкался, утопив сапоги. Хорошие были сапоги. А мальчишка не выкарабкается, нечего ему топить, босому...
   Хотелось уйти, но, раз командир счёл нужным говорить тут - значит, надо говорить тут.
   - Плеер потянет на треть? - рассеянно спросил он, пощёлкал кнопками. - Ого. Скрипичный концерт... Интересно, а что еще есть? Ага, вот и джаз... - Олег сделал громкость по максимум и положил плеер на мост. - Я думаю - потянет. Вот плеер и отдам... Только знаешь, Гюнтер... я имел в виду под добычей не одежду и даже не эту машинку, - он чуть толкнул плеер носком ботинка. - Я имел в виду его самого. Пацана.
   - Прекрасно я тебя понял. Потому и предложил поговорить здесь, - отозвался Неске. - Когда-то наш остров брал пленных очень охотно. Ведь по древним понятиям германец должен иметь три вещи. Меч, чтобы повелевать миром, жену, которая принесет в этот мир наследника меча, и раба, который будет вести хозяйство воина, пока тот занят войной и любовью. Мы брали пленных до тех пор, пока однажды ночью рабы и перебежчики вдруг не восстали и не перерезали половину гарнизона. Это было еще до меня. С тех пор было принято правило безопасности, пленных не брать. А если и брали как "языка", то на остров не тащили, допрашивали прямо на мосту, потом в воду. Только если уж времени не было, или пленный попадался упрямым, а сведения важными, тогда разрешалось на ночь в замок и там уже. Я тебе поясню расклад. Ты можешь убить мальчишку сейчас, твое право. Ты можешь сейчас отвести его на остров под предлогом, что он источник информации и отдать Совету на допрос. Тогда с тебя слагается вся ответственность, а пацаном займутся другие. Ты можешь прибегнуть к древнему обычаю и взять ответственность за пленного на себя. Это значит, что тебе дадут три дня. За эти три дня ты должен будешь убедить пленника не позднее, чем на четвёртый вечер рассказать Совету всё нас интересующее, причем правдиво. После допроса пленного убить, самому. Если пленный не захочет отвечать или его уличат во лжи, если за эти три дня пленный поставит под угрозу жизнь хоть кого-то, то тебе... тебя... короче, понятно всё, что будет. Но даже если всё пройдет как надо, то всё равно по завершении трех дней тебе придется его убить. Если откажешься или если пленник сбежит, то тебя самого обратят в раба. И пацану это не поможет, поскольку по истечении трех дней каждый островитянин приобретает право убить пленного при желании. А желающие найдутся. Причем не просто убить, а изощренно. Так думай сам, нужны ли тебе эти три дня? Или лучше решить дело сейчас, пока ты к нему не привязался и не жалко? - Гюнтер замолчал, потом встал и шагнул к замку. - И не думай, что я зверь и что вообще тут все зверьё. Просто есть такое понятие, как БЕЗОПАСНОСТЬ ОСТРОВА и никто не придумал пока, как застраховаться от восстания пленных. Именно поэтому их на островах мало. На всех, не только у нас. Думай, приходи в замок. С любым решением. Мы ждём, ужин без тебя не начнем.
   И уже пройдя несколько шагов, Гюнтер на ходу полуобернулся и совсем другим, веселым голосом крикнул:
   - А плеер потянет на треть добычи, камрад! Даже гораздо больше потянет! То-то нашим меломанам радость будет, а! И девчонки по танцам истосковались! А у нас, представь, кроме старенькой скрипки ничего нет, да и на той из людей никто играть не умеет, как скрипача убили.
   Все это время Калле молча сидел рядом с "немцами". Было ли ему сейчас страшно? Пожалуй, что и нет. Но не от храбрости характера - какой уж храбрец из изнеженного домашнего мальчишки, а от непонимания плачевности своей участи. Пленных на кубинском острове не было, о них никогда не говорили, и Калле просто не знал жестокой логики островов, иногда оставлявшей шанс выжить и прижиться на новом месте добровольным перебежчикам, но превращавших совершенно в ненужный рудимент взятых в бою врагов, которым не было доверия. Дай сейчас Калле в руки меч, конечно же он для немцев будет виден стальным. И всегда стальным - не предатель мальчишка был в душе и в этом был его приговор.
   Калле не понимал чужой речи, но в любом европейском языке есть схожие слова. Он всегда был способным к языкам, потому в сочетании с интонациями говорившего нередко догадываться о смысле сказанного, даже не понимая большинства слов. Ценнейшее качество для синхронного переводчика, но только какой от него прок на островах. По крайней мере, Калле всё подмечал. Двое немецких парней-мечников, Георг и Ганс, глянули на него так мерзко, что лучше бы и не смотрели. Захохотали и потопали к замку. Калле передернул плечами (что тут же отдалось болью в пальцах рук), ох, не хотел бы он остаться с глазу на глаз с этой парочкой! Но тут рядом с ним плюхнулся Гюнтер, немецкий командир (о нем Фернандо рассказывал) и второй боец, который явно не был немцем, хотя и пытался иной раз говорить на хохдойч плохого школьного уровня. Славянин, определил Калле не столько по акценту, сколько по манере парня строить фразы. Беседу Гюнтера с Олегом на русском он, конечно же, не понял, но уловил, то речь шла о нем. Гюнтер что-то объяснял славянину, а тот злился, хотя и старался не подать виду. "Может, из-за плеера? Не могут поделить?" - подумал пленник. Ну, в многочисленных карманах Калле еще был и игра, книга, солнечная батарея, он даже начал надеяться, то если предложить самому, то можно будет окупиться. Но немецкий командир вдруг ушел, а славянский парнишка остался.
   Олег посмотрел Гюнтеру вслед холодноватым взглядом. Принято думать, что карие глаза всегда тёплые. Но к Олегу это не относилось. Потом он сощурился, отвёл глаза, вздохнул и пересел ближе к пленному.
   - Мило... - пробормотал Олег. - Рыцарские правила во всей красе... и главное - всё логично... а значит - что-то не так. Ну... - он повернулся к мальчишке. - А. Ты же не знаешь русского, кажется? Или у тебя нервы из стали... Ну ладно... - он вздохнул. Поморщился, подбирая английские слова. - Английский-то ты наверняка понимаешь... В общем, мне сейчас сказали, что я могу тебя убить прямо тут. Это раз. И это, похоже, было бы правильней всего. Но убить я тебя не смогу. Не думай, что я добрый, просто я не умею. Пока не умею. Так что это исключено... Два - могу отвести тебя в замок и сдать на руки начальству. Здешнему... и теперь и моему тоже. Тогда тебя убьют другие. Это подлость, а подлостей я стараюсь не делать, и уж тем более - не делать их чужими руками. А могу подарить тебе три дня жизни. Три дня - это на три дня больше, чем ничего. И об этих трёх днях мы вдоволь наговоримся за эти три дня... - Олег достал длинный нож, поддел туго затянутый узел на ноге мальчишки, растянул его. - Извини, руки пока не развяжу. Вставай, пошли. Не бойся. Я тебя бить или мучить не буду и другим не дам... ПОКА не дам. Короче говоря, я беру всю ответственность за тебя на себя. На три дня с сегодняшнего вечера. Можешь считать, что ты моя вещь - и веди себя соответственно, без моего разрешения можешь только дышать. Понимаешь?! Неприятно - но ТОЛЬКО ТАК. Иначе будет ОЧЕНЬ плохо... и не только тебе. МНЕ. Может быть, это тебе доставит удовольствие, не знаю - мне не доставит точно, поэтому я буду тебя контролировать. Учти.
   Калле слушал рассеяно, поглощенный своими мыслями. Но уяснил, что парнишка рассказывает ему, что его, Калле, убьют. Не сейчас, так вечером, не вечером, так через три дня, только непонятно, за что. Почему-то в это не верилось. Калле казалось, что с ним просто играют. Жестко, но играют. А убить...
   Олег отвязал ногу, не слишком нежным рывком за связанные руки заставил мальчишку подняться. И, толкнув его между лопаток в безвольную спину, спросил:
   - Да. Тебя как зовут, собственность?
   Калле, оказавшись на ногах, стал в упор рассматривать своего пленителя. Подросток повыше ростом, покрепче, чуть старше. В кулачной драке с ним не справиться, особенно если учесть, что дрался Калле сегодня в первый раз в жизни и его скрутили как котенка.
   - Я не собственность. Я Калле. Я в Висбю живу, - мальчишка осторожно пошевелил связанными руками. И зачем-то добавил, - а у меня день рождения через три дня, вот.
   Олег растерялся второй раз за день. Если бы рассказать кому из знакомых - умерли бы со смеху. Повалом легли бы. Ну ладно - первый раз, когда попал сюда и обалдел. Но в разговоре-то!!!
   - Через три дня? - наконец спросил он. - Ну поздравляю. Ещё успеешь отпраздновать... А у меня через два месяца - и я, может быть, уже не отпраздную. Кстати, по твоей милости... Калле, ха... Случайно, не Блюмквист? - Олег снова подтолкнул пленного - но не зло, а скорей досадливо. На миг мелькнула мысль - сейчас махнуть его по шее мечом... он и испугаться не успеет... главное - ударить сильно и... НЕТ, не буду, не могу... Олег помотал головой.
   - Не Блюмквист! - Огрызнулся Калле, немного удивленный. Конечно же, о приключениях знаменитого сыщика он читал и даже завидовал тому Калле, вечно попадавшему в занятные переделки, из которых неизменно выходил победителем. Вот теперь и он попал в переделку, да только острова были куда покруче извечных войн Алой и Белой роз, но то, что про Блюмквиста знает его и конвоир, почему-то было неожиданным и даже немного обрадовало.
   - Слушай внимательно, - продолжал Олег. - Что ты там о себе думаешь - мне плевать. Хочешь, я тебе кое-что расскажу, пока мы идём? Я русский. Мы совершенно особый народ. Например, я занимался в военно-спортивном клубе... тебе, наверное, даже и не объяснишь, что это такое... У меня была девчонка, а я был один у мамы. Короче, мне сейчас очень тошно, потому что я попал сюда буквально несколько часов назад... - Олег старался подбирать слова попроще и вроде бы получалось. - В общем, я русский, а у нас вся жизнь сплошная неприятность и испытание. Но у нас не принято убивать беззащитных. Так что ты не выступай, а думай головой... - он отвесил мальчишке щелбан в затылок. - Калле? Отлично. Но СЕЙЧАС ТЫ - СОБСТВЕННОСТЬ, так твою, пойми. МОЯ СОБСТВЕННОСТЬ. Только поэтому ещё будешь жить... Да не спеши ты, слушай, что говорю!!! Значит... На эти три дня я за тебя отвечаю, я это уже сказал. И за эти три дня я должен тебя убедить ответить на все вопросы, которые тебе станут задавать. Потом, Калле... потом я ДОЛЖЕН тебя убить.
   Олег вздохнул, посвистел сквозь зубы. И продолжал:
   - У них тут такие правила, и я не думаю, что это от жестокости. Всё логично, я уже говорил... Знаешь, мне вообще-то этот остров уже нравится. Честное слово. А, ладно... Альтернатива была убить тебя сейчас, на мосту. Может, это даже правильней будет... но тут я виноват, я не могу тебя убить и... и не смогу. Ни через три дня, ни через сколько... Для МЕНЯ выгодней всего привести тебя в замок и сдать другим на руки. А потом уйти - куда там меня поселят... Но это слишком. Вот и получилось, что я сам себя загнал в ловушку. И тебя заодно... Сейчас бы тебя уже не было, и всё нормально... и ты бы не мучился, и я... Но так вышло, и ты меня прости. Короче, остался такой выход... Ты всё расскажешь... Молчи, слушай! - повысил голос Олег, увидев, что плечи идущего мальчишки шевельнулись. - Понимаешь... Если ты не будешь отвечать - тебя убьют... не дёргайся! Я знаю, что ты не боишься - вернее, ЗНАЮ, что БОИШЬСЯ, но это не важно, ведь так? - мальчишка кивнул. - Я даже не буду тебе говорить, что, если ты не захочешь рассказывать, с тобой сделают кучу интересных вещей, о которых и в книжках-то читать страшно... и в финале которых ты всё равно заговоришь... Не бледней, а слушай. Так вот. Если ты не захочешь говорить и тебя, например, посадят на горячую плиту - я полезу тебя защищать. Пройдёт время - и я, наверное, научусь это воспринимать, как обычное дело. Но пока я не научился, и я полезу. Потом меня убьют. Или подрежут, схватят и уже ТЫ будешь смотреть, как... а смотреть на это иногда ещё труднее, чем самому... В общем, ты всё равно всё расскажешь. Так или иначе. Раньше или позже. А если ты заговоришь сразу - я тебе гарантирую... - Олег перевёл дыхание, потому что говорил то, в чём не был уверен СОВСЕМ, и потому что впервые, может быть, его ложь - а лгал он легко, изящно и бездумно - касалась жизни человека, - ГАРАНТИРУЮ, что ты будешь жить. Не думаю, что для тебя есть что-то НА САМОМ ДЕЛЕ более важное. Жить - это дышать. Это загорать. Купаться. Просыпаться и засыпать. Ходить, бегать. Смеяться и даже плакать. НЕ жить - ничего этого не будет больше НИКОГДА. Пойми, ТУТ нет ничего такого, за что стоило бы умереть так, как хочешь умереть ты. Да ты и не хочешь. О, видел, муха пролетела? Мухи мало живут. Но ЭТА - ещё будет жить, когда тебя, если будешь молчать, выбросят с моста. И ты, если к тому времени ещё сохранишь способность думать о чём-то, кроме боли, будешь счастлив, что всё кончилось... - Олег перевёл дух. - Ты думаешь, наверное, мне Гюнтер приказал тебя так "ломать"? Ничего он мне не приказывал. Просто тут всё так с этим глупо, что я не хочу вот такого - чтоб умирали ещё и не в бою. Можешь считать, что я дурак или просто вру. Тебе решать. А я подожду. Три дня подожду. И, если ты не согласишься - через три дня МЫ ОБА БУДЕМ ТРУПАМИ. Если согласишься - я сделаю всё, чтобы тебе помочь остаться в живых. Это получилось честнее, чем прошлое прямое обещание. Олег потянулся и стал стаскивать майку.
   Калле слушал поток признаний, рассуждений и обещаний со стороны русского мальчишки вперемешку с тычками в спину и щелбанами в затылок, смысл которых был в том, что он, конвоир, приложит все силы, чтобы ему, Калле сохранили жизнь. Очень хорошо. Просто замечательно. По такому случаю Ламберг был готов простить ему и драку, и последовавшее неприятное сидение с примотанными к ноге руками, подумаешь, делов-то, игра есть игра. Правда, по словам конвоира, впереди Калле ожидал очень неприятный допрос и даже казнь. Шутит? Пугает? Хотелось бы так думать. Но Калле уже видел, что на мостах убивают. И раны своих товарищей видел. Это тоже "игра", такая страшная и неприятная. Слушая русского, Калле впервые всерьез задумался о своей участи. Жить он хотел, очень хотел, и не надо было приводить пример с мухой, и так всё ясно. Вот только... только ему не выставили никаких условий, на которых жизнь эту сохранят. Даже допрос. Кто сказал, что его пощадят после, даже если он всё выложит, как миленький, про кубинцев. А то, что спрашивать будут про Кубу и Фернандо, это ясно, не школьные же успехи Калле интересуют Гюнтера. Ответит всё честно - хорошо, не ответит - никто плакать не станет. Ну, нет на островах таких секретов, разглашение которых могло бы коренным образом изменить баланс сил. Прикинув всё это, Калле сделал вывод, результат которого ему не понравился. Очень. Хотя впереди еще три дня. А это много. Тут и день то прожить - уже счастье. А целых три... Может, кубинцы захватят остров. Может, завтра на мостах убьют Гюнтера, или этого странного русского, со всеми его обещаниями. А может сам Калле сумеет раздобыть оружие или совершить побег, пока все спят. А что, почему бы и нет? Тут Калле, которому надоело получать тычки и щелбаны, вдруг развернулся и, пнув конвоира ногой, побежал прямо к раскрытым воротам замка. Немцев во дворике видно не было, но из окон неслись веселые голоса, смех и даже кто-то, кажется, девчонка, пытался петь. Да, жизнь, как обычно. Каждый скрашивает однообразие и скуку тянущихся дней, как может.
   - Не нравится тебе этот остров?! Так бежим к нам! Зачем тебе немцы, раз ты русский? - Зло крикнул мальчишка подоспевшему конвоиру. - Убежим, тогда меня точно не посадят на горячую плиту!
   Ничего подобного Олег не ожидал. Пинок не был направлен никуда конкретно, но не попал в пах только потому, что русский увернулся "на автомате" - и нога скользнула по штанине. Мальчишка что-то прокричал по-английски - зло, с перекошенным лицом... и Олег, наверное, ответил бы тем же пинком, только намного более точным и намного более страшным (в его-то ботинках!) - от внезапной злости зашумело в ушах - но увидел, что лицо пацана перекошено не от злости... не только от злости... не СТОЛЬКО от злости. ОТ ОТЧАЯНЬЯ. А кричал он что-то про "убежим", про плиту, про немцев и русских.
   Злость отхлынула. Олег даже не стал хватать мальчишку, который стоял прямо во дворе - явно приготовился драться... а точнее - "получать". Со связанными руками можно только "получать", если ты не спецназовец... Но бить связанного...
   - Дурак ты... - устало сказал Олег и понял, что очень хочется есть, а ещё - прилечь. - Убежим - и на плиту посадят меня? Да и не знаю я, куда тут бежать... К вашим? Мне этот ваш старший не очень приглянулся... Это раз. А два... я не знаю, поймёшь, нет... Ты, наверное, думаешь, что я в игрушки играл, когда меч Гюнтеру отдавал и всё такое? Да нет...
   - Фернандо не посадит на плиту. Ты же сам бы пришел, и меня... - Калле осекся, глядя на конвоира.
   Олег молчал, поглядел на окна замка. Потом усмехнулся. Послушал пение в голове - там обосновался Медведев с гитарой...

Потом подчинялся иным законам, узнавши, как, и узнавши, где,

Становился легким и незнакомым, трехпалым листиком на воде,

Слетал, планируя, на поверхность, и было пофиг, куда снесет,

И смысла не было, не было, не было - и все.

А небо скрипело, кричало: "Где ты?! Идешь ко дну ли, бредешь ли вброд?"

Неадекватный клинок победы был злым и кислым, как электрод,

Когда, посвящая Атланта в лорды, ложился на каменное плечо,

А смысла не было, не было, не было ни в чем...

   Опустил глаза на мальчишку:
   - Меня учили: если поклялся - надо сохранять верность. Иначе будешь болтаться, как г...но в проруби. От одного берега к другому... Хуже нет. Пусть лучше убьют. Что смотришь? - Олег улыбнулся. - Я же сказал, что я русский. В переводе на ваш, европейский язык - контуженный с рождения и до скоропостижной, стрррррашной смерти. Пошли в замок, собственность по имени Калле. Я есть хочу. И спать.
   Калле молчал. На что он подбивает русского?! Предательство само по себе в его понимании, сформированном на "Мальчике со шпагой", "Журавленке и молнии" и множестве других прекрасных книжек, было делом недопустимым и постыдным. А уж тут, когда перебежчик навсегда теряет шанс на Дом! Впрочем, русский же и так не согласился, Калле решил не заводить с ним больше разговоров на эту тему. Он повернулся спиной к Олегу, а тот вдруг схватил его за плечо:
   - Погоди, стой! - Олег рывком распустил трос на запястьях.
   Калле успел подумать, что так и не знает имени своего пленитял, а спросить почему-то не решился. Ладно, назовут же его как-то в замке, там и услышим. А русский развязал руки и...
   - Дай сюда руку, дурак, ты палец себе вывихнул... - Олег резко повернул и одновременно потянул на себя палец Калле. Он ждал, что мальчишка вскрикнет, но тот только напрягся и почти вызывающе посмотрел на Олега. Да на висках выступил пот. А Калле подумал, что конвоир сейчас ему начнет выкручивать суставы. Однако боль была мимолетной, хоть и резкой, как молния, он стерпел, приложив все силы, чтобы не выказать слабости перед противником.
   "И всё-таки это нечестно, - угрюмо подумал русский. - Нечестно. За храбрость нельзя карать смертью, даже если это враг. А мальчишка храбрый. Неумелый, но храбрый. Неужели обязательно довести его до потери себя, то того, что он превратится в кричащий комок, не желающий ничего, кроме одного: прекращения боли, на всё готовый ради этого..."
   "Полость рта... область подмышек... В случае воздействия огнём на половые органы результат почти стопроцентный..." Олег сморщился и надавил на висок, чтобы выгнать из головы сухой голос инструктора, объясняющий мальчишкам то, что казалось жутковатым, но интересным и притягательным. Но ведь это было для НАСТОЯЩЕЙ войны! С НАСТОЯЩИМ врагом! С тем, кто пришёл к тебе домой... ну или, на худой конец - враг твоей страны! А тут - тут ему никто ничего не сделал! И меньше всего этот Калле! А ведь по нему видно - может, остальные не видят, а Олег видит! - что он будет молчать, пока есть силы! Значит, его наверняка изуродуют перед тем, как убить... Ох, добраться бы до того, кто всё это затеял... хоть до одного... вот тогда он, Олег, оторвался бы по полной, всё бы вспомнил, чем учили, всё-всё...
   Честней всего было бы Калле отпустить. Он, Олег, даже отдал бы ему обратно меч... Ну что он может знать, какие такие тайны?! Где у соседей ядерные ракеты?! Да и боец он никакой...Хватит, ждут.
   - Да иди же, не стой, ну?! - и он с силой толкнул пацана в спину....
   - Я не собственность! Не понял, да?! Нечего толкать! - рявкнул на русского Калле и, помешкав, вошел в замок.
  

3. Цена хлеба насущного

   Как и кубинцы, немцы вечерами собирались в большой комнате на первом этаже, именуемой тронным залом. Войдя, Калле оглядел полтора десятка разновозрастной ребятни, преобладали сверстники или чуть постарше, как Гюнтер, младших было мало, как и старших, они сидели рядом, там главным у них был самый рослый парень.
   На встречу ребятам поднялся Гюнтер:
   - Олег! А мы тебя ждём! - указал глава немецкого острова на место рядом с собой, там стояла единственная свободная еще белая тарелка, кажется, с горячим супом и кружка.
   - Ну вот я и пришёл, - отозвался Олег, широко улыбаясь. - Для тех, кто меня ещё не видел, хотя я думаю, все обо мне уже слышали: меня зовут Олег; я русский и я ваше новое приобретение...
   ...Если бы кого-то из взрослых в маленьком русском городке спросили, знают ли они Олега, то наверняка был бы получен ответ: "Очень умный мальчик. И такой вежливый..." (Как правило, это всё, что взрослые - даже самые лучшие - знают о подростках: умный-глупый, вежливый-грубый - и клеят эти ярлыки бездумно и прочно...) Примерно так же одобрительно, хотя и в другом ключе, отозвались бы о нём ровесники, десятка два из которых немедленно заявили бы, что Олег - их друг. Причём будучи искренне уверенными в этом.
   Вопрос был только в том, что думал об этом сам Олег. А он совершенно спокойно считал, что друг у него только один - Серёжка. Именно ДРУГ, для которого и на которого не жалко ничего - ни вещей, ни денег, ни, ГЛАВНОЕ! - времени. (Была ещё Татьяна, но это - СОВСЕМ другое, с нею Олег просто не думал обо всё этом). Остальные - что бы они сами себе не думали - для Олега были знакомые. ХОРОШИЕ знакомые. Или приятели. ДОБРЫЕ приятели. Или - в клубе - товарищи. НАДЁЖНЫЕ товарищи.
   Знакомые, приятели, товарищи... Но не друзья. Это слово слишком ОБЯЗЫВАЛО. А он ненавидел быть обязанным. Если кому-то хочется считать его своим другом - пусть, он не будет возражать; зачем злить и расстраивать людей? Ну а что он сам считает по тому или иному поводу... хм, этого чаще всего не знала даже его мама. Сергей - тот знал. И прощал Олега за то, что тот врун, что бывает излишне острожен (так Олег сам называл про себя трусость)... Прощал, потому что Олег был умным, Сергею не врал и можно было быть уверенным: что бы ни случилось - не подведёт. Однако, Сергей был исключением...
   Младших ребят Олег не любил. Они казались слишком глупыми, несерьёзными и шумными; в то, что он сам был таким недавно, Олег не верил. Пожалуй... да, пожалуй он мечтал поскорее стать взрослым. Но не потому, что это означало "тачку", "деньги" и "девчонок" - на эти вещи ему было плевать. Быть взрослым значило полностью собой распоряжаться. В мыслях Олег это сделал уже давно. Он станет военным. Снайпером. Именно снайпером, и никак иначе. Снайпер - это высшая степень самостоятельности. В мыслях он давно всё и всех расставил по своим местам: мишени на огневых рубежах, а за спиной - остальные люди, которые не будут ему надоедать. Чтобы его боялись - ему тоже не было нужно, потому что и это ОБЯЗЫВАЛО.
   Несмотря на то, что от природы он был трус - и это оставалось реальностью - он давно приучил себя не бояться ни боли, ни усилий, ни даже собственного страха, что самое важное. Страх существовал и хныкал где-то отдельно, за жирной чертой, решительно проведённой Олегом. И временами даже становился невольным союзником, своим хныканьем подсказывая степень опасности.
   Но сейчас... Сейчас это был необычный страх. Страх не за себя. Не за близких даже. Страх за незнакомого мальчишку, которому он, Олег, выкручивал руки, связывая. Страх за другого человека - довольно редкая в жизни Олега вещь...
   ...Никто из сидящих в зале немцев (хотя тут наверняка были не только немцы) не выглядел дегенератом или садистом. Обычные ребята, обычные девчонки. Все самые страшные вещи делают совершенно обычные люди. И самое ужасное, что эти страшные вещи сплошь и рядом бывают оправданы необходимостью. Причём не выдуманной, а РЕАЛЬНОЙ...
   ...Всё это промелькнуло в голове Олега за секунду. Он продолжал улыбаться и дружелюбно смотреть на всех.
   - Это мой пленный, - небрежно кивнул он на Калле. - Я его взял на мосту, отдал за него плеер и разговорю. А пока... если тут кормят пленных, то, может, и ему найдётся порция? А если нет - то поделим мою, - он перенёс ногу через скамью, приподняв меч, вставленный в петлю для ремня (деревяшка не прорежет ткань...) и сел, указав Калле на место возле себя, - я не жадный.
   У Калле, от природы отличавшегося высокой интуицией, сейчас, как и почти у любого человека, попавшего во враждебное и опасное окружение, обострилось чутье. Уже через пару минут мальчишка осознал, что что-то на этом острове НЕ ТАК, необычно. Но что? Как уже говорилось, ему сразу бросилось в глаза, как старшие немцы, 15-17 лет, таких было мало, всего человека 3-4, держались несколько отчужденно и сидели хотя и за общим столом, но тоже как-то и не со всеми. Младшие ребята были чем-то насторожены, хотя всеми силами пытались показать беззаботность и даже некую радость по поводу сегодняшних побед и просто, что всем удалось выжить. Однако они явно старались держаться поближе к Гюнтеру, словно видели в нем талисман, защищавший от неведомой беды. И еще, тут у всех при себе было оружие. Кубинцы, возвращаясь с мостов, обычно сразу бросали мечи и арбалеты в своих комнатах, и никому не приходило на ум таскать за собой по всему замку неудобные деревяшки. Зачем, если ночью Играть нельзя, а если кто-то и нападет на остров, так сам найдет беду на свою голову. Немного подумав, Калле придумал причину. Очевидно, тут всё в вопросе власти. Фернандо был среди кубинцев самым старшим и самым сильным, никому не приходило в голову оспаривать у него лидерство. Были у него соперники? Наверное, да. Но не лезли на рожон, зная и свои силы, и правило, согласно которому через год срок Фернандо истечет сам собой, подчиняясь какой-то островной загадке, и он исчезнет. А вот у немцев расклад иной. Гюнтер. О нем кубинцы рассказывали, что он был избран простым большинством голосов, а не пришел к власти в результате революции, как комманданте Фернандо. Так вот, если Гюнтер в свои 14 лет был и не мелким и не старшим, средним, но опирался на голоса мелких, тогда можно понять обиду старших немцев и более сильных, которые чувствовали себя обойденными. Интересно, что было бы, получи они власть? Калле одно решил точно, глядя на старших - при такой власти он бы тут оказаться не хотел. А как к нему относился Гюнтер? Сложный вопрос. Калле не мог этого понять.
   Олега не интересовал вопрос власти на немецком. Ему хотелось жрать со страшной силой. Олег был не дурак поесть, тем более, что сейчас понимал: он не просто устал, у него нервное истощение - отсюда и волны сонливости... В тарелке был суп - густой рисовый суп с мясом, хорошими такими кусками, в кружке - тёмный горячий чай.
   - Сядь! - Олег злым рывком за плечо усадил Калле рядом с собой. Сейчас он по-настоящему злился на мальчишку, из-за которого половину всего этого наверняка придётся отдать. Кажется, тут не принято кормить живые трупы. Или всё-таки накормят?
   Калле садиться не хотел, поймав некоторые взгляды, но от рывка плюхнулся на покосившийся бочонок, прямо впритык к Олегу (так, оказывается, зовут его "хозяина") и довольно близко от Гюнтера, который что-то вежливо начал говорить русскому. Наверное, хвалил за доблесть на мосту, а потом рассмеялся неожиданно и придвинул прямо под нос Калле свой почти полный каким-то соком стакан. Калле покосился на соседей в ожидании какой-то каверзы, но президент уже продолжил что-то втолковывать Олегу на русском языке, явно забыв о нем. Учитывая, кто Калле не пил ничего с самого утра, а денек выдался жарким и, мягко говоря, нервным, мальчишка умирал от жажды. Немного времени заняла борьба с самим собой - и самолюбие было побеждено.
   - Thanks. I am very glad... - буркнул Калле непонятно кому в пространство перед собой и сделал первый глоток. Сок оказался очень странным, совершенно не походившим ни на один из известных ему на Земле, но весьма вкусным.

* * *

   Ну чему удивляться? Да, Олег не только не убил пленного, хотя Гюнти сделал ему ясный намек и оставил на мосту, но даже притащил его за стол. А ведь почти каждый из сидевших здесь успел получить рану от того или иного кубинского меча, что можно было бы простить, но самое страшное, почти каждый сидевший за столом потерял от кубинского меча кого-то из своих друзей. Или просто товарищей. Камрадов. И сейчас оставалось лишь позавидовать выдержке немецких ребят, простивших Олегу его нетактичность как новенькому.
   И сейчас Гюнтер, не прекращая улыбаться и даже шутить с малышами, урывками тихо пытался это объяснить Олегу по-русски. Суть речи Гюнтера, сводилась к следующему. Ну и что, что конкретно ЭТОТ мальчишка никого из немцев не убил? Что, ему за это крылья приделать и возвести в ранг херувима? Не убил потому, что не успели его кубинцы обучить. А если бы успели? Ведь Олег сам видел, как непреклонно мальчишка вел себя на мосту, предпочитая смерть приказу бросить оружие. Мальчишка хочет домой. Причем не только на свой остров, но именно в свой дом, в свою теплую постельку, к мамке с папкой. И за это он будет воевать, если ему снова дать такую возможность. Олег в этом сомневается? Олег не понимает, что здесь идет ВОЙНА? А на войне, к сожалению, приходится убивать не только того, кто стреляет в тебя, кто изнасиловал твою сестру и убил твоего отца-старика. Американцы сожгли Дрезден. Сгоравшие в огневом шторме женщины и дети многих американцев убили сами? Русские, подойдя к Берлину, видя упорство защищавших последние рубежи Рейха инвалидов и малолеток, не постеснялись ввести на улицы целую танковую армию и молоть гусеницами последних гитлерюнге, но, когда русские стали терять свои танки от яростного сопротивления ребятни, Жуков не постеснялся подогнать к городу тяжелые осадные орудия и методично сносить с карты города квартал за кварталом, не считая, скольких детей, женщин и стариков он хоронит каждым залпом. А армия Паулюса? Она сдалась, но много выжило вернулось домой после войны? Несколько процентов, остальных русские уморили в сибирских лагерях. Вот так, дорогой Олег. Но он, Гюнтер, за всё это не собирается мстить ни русским вообще, ни Олегу в частности. Во-первых, немцы тоже были не ангелами, так ведь шла ВОЙНА, во-вторых, теперь мы одна команда и у нас общие враги, хочет того Олег или нет. И дело здесь вовсе не в том, дадут ли пленнику поесть или нет, дело в том, как его воспринимать, а Олег воспринимает его как угодно, но только не как представителя вражеской армии, принесшей острову множество бед и очень опасной, и что Олег наверное считает себя самым умным из здесь собравшихся, считает, что ему одному пришла в голову мысль лелеять побежденных врагов и искать мира с врагами непобежденными. И он, Гюнтер, с удовольствием бы дал Олегу поиграться в эти игрушки, да вот беда, на кону стояла жизнь не только Олега, но и всех немецких ребят, которых заигрывания с врагами могли подвести под мечи. И он, Гюнтер, к сожалению, видел, как это делается, ни раз и не два.
   - Не думай, что мы звери, камрад, - снова повторил он в заключении. - Но мы бы очень обожглись на этих пленниках, которые кажутся такими милыми и безобидными и лезут в друзья, а потом эта малая дружба неизбежно тянет за собой большую кровь. Не мы придумали эту войну. Но выхода у нас нет. Мы не хотим умирать. И мы хотим домой.
   Калле все это время медленно пил сок маленьким глотками и сидел как мышь, тихо.
   - Какое знание истории... - процедил Олег, резко придвинув свою тарелку (там оставалось ещё больше половины) пленному. - Жри! - тихо рыкнул он, со стуком кладя на стол ложку. - Иначе залью в пасть насильно!.. - и снова повернулся к немцу. - Только вот из наших лагерей не вернулся каждый седьмой пленный. А из ваших - каждый второй. Хотя было их примерно поровну... Я этот вопрос подробно изучал, я, видишь ли, не только руки людям крутить учился... Знаешь, конунг, ты объясняешь мне то, что я сам понимаю. Думаешь, не понимаю? - насмешливо повторил он. - Понимаю-у... Нас, русских, столько раз предавали и продавали, что... ну ладно. А теперь поставь себя на моё место. Вспомни, как ты сюда... хм... свалился. Тебе в тот же день сунули незнакомого пацана и сказали: "Прирежь его и пошли ужинать!"? Я вам хорош? Нет, я вижу... - он покосился в сторону, - что мою тамбовскую морду тут не все рады наблюдать. Я КАК БОЕЦ вам хорош? Отлично. Тогда уж позволь мне за эти три дня вытянуть из него, - он кивнул в сторону Калле, - то, что вам... НАМ важно. Где стоит засадный полк, сколько эльфов с луками и гномов с топорами сидят на тактических ракетах у них в подвале... А потом... - Олег залпом выпил чай (почти злорадно, хватит с пленного и сока...) и обжёг себе рот. - Потом я отведу его на мост и спихну вниз. Зарубить его я не смогу, потому что НЕ НЕНАВИЖУ, пойми. Перерезать горло своим ножом то же не смогу, потому что... не смогу. А столкнуть вниз сумею. А он пусть немного поживёт. Тем более... - Олег вдруг рассмеялся. - Тем более, что у него через три дня день рождения. Он мне сказал.
   - Ваша страна отказывалась финансировать ваших пленных через "Красный Крест". - Вяло огрызнулся Гюнтер на "каждого второго не вернувшегося". - И ваш же вождь сказал, что у вашей страны не бывает попавших в плен, есть только предатели. Разве не так? Вот и скажи, что было делать с миллионами нахлебников, целыми армиями сдававшихся в плен в сорок первом, да и потом? Но сейчас не это главное... - Гюнтер наблюдал за манипуляциями с тарелкой Олега. Его лицо медленно менялось. К еде пленник не притронулся, не смотря на то, что тирада русского была долгой.
   Калле прекрасно понимал, что Олег придвинул ему свою тарелку с супом зря. Еще ничего не произошло, но Калле догадался, что зря и не ошибся!
   Гюнтер встал, огляделся и быстро забрал тарелку с супом у одного из немецких малышей, разжал крохотные пальчики и вынул надкушенный кусок хлеба. Содержимое тарелки он вылил в тарелку Олега, теперь уже принадлежавшую Калле и бросил перед ним кусок хлеба. Немецкий малыш плакал, рыдал, тер ручонками красные глаза. Кто-то из девчонок попробовал возмутиться на Гюнтера, но, странное дело, старшие немцы тут сразу пришли ему на помощь и на недовольную прицыкнули, она замолкла. В зале повисло молчание.
   Калле уставился на тарелку, потом обвел взглядом немецких ребят. Как есть, когда на тебя смотрит полтора десятка глаз, выражающих что угодно, кроме дружелюбия, когда справа плачет маленький немчонок, оставшийся без ужина, а слева что-то гневно рычит немцам Олег. Калле просто оцепенел, уставившись в стол. Мальчишка решил, что если его сейчас прикончат, то явно из-за дурака-русского. Есть на устроенной немцами "выставке" он не стал, не позволила гордость.
   Выждав время и поняв, что есть пленник не будет, Гюнтер сбросил тарелку на пол кончиком меча. Капли горячего супа попали на ноги Калле, но он смолчал.
   - Вот что. Количество еды нам сюда передают строго по количеству бойцов. Для пленных не предусмотрено, извини. Не мною не предусмотрено. И не надо вставать в позу и играть в благородство, отдавая свою порцию. Живи ты здесь один и отвечай только за свою жизнь, так корми хоть мышей, а сам погибай с голоду, твое личное дело. Но на тебе, на твоем мече, жизни всем островитян, малышей, девчонок. И я не могу позволять тебе ослабнуть. Но раз пленный для тебя так важен, я буду забирать пищу у своих и отдавать ему. И знаешь, у кого? У самого маленького и непригодного к войне. Закон фронта - накорми солдат как положено, а остальных как получится.
   Конунг повернулся к пленнику и громко сказал:
   - Зря совсем пропал ужин у малыша, ну, может, за завтраком ты будешь умнее и съешь, что дадут? - Гюнтер отвернулся от Калле и опять обратился к Олегу. - Каждый раз, когда ты будешь пробовать совать ему свою еду, будет голодать кто-то из малышей, даже если пленник и не съест. Если ты честно съешь свою порцию и попросишь и для него еды, я выполню твою просьбу и заберу у малыша только половину и дам твоему другу. Надеюсь ты это уяснишь до того, как с голоду начнут пухнуть малыши.
   Олег молча встал. Кивнул всем, потом - отдельно - слегка поклонился девчонкам.
   - Спасибо, очень вкусно, - искренне сказал он. - У вас, наверное, намечаются посиделки, но вы уж меня простите, я замотался. С твоего разрешения, - он посмотрел на Гюнтера, - я пойду спать... - он снова кивнул всем. И, выбираясь из-за стола, бросил Калле: - Пошли... - а потом снова обратился к немцу, понизив голос: - У вас есть пустующие комнаты? Я возьму его, - кивок на пленного, - к себе. Никому нет никакого дела - ЗАЧЕМ! - упредил Олег явный вопрос. - Может быть, я собираюсь его трахать? - Олег вызывающе смотрел на спокойно молчащего немца. - ОН - МОЯ ВЕЩЬ. Игрушка, ты же сам сказал. Моё дело, что я делаю со своими игрушками, разве не так? Хочу - целую, хочу - ломаю. И я за него отвечаю - головой или свободой. Мне не хочется терять ни того, ни другого! Так что не волнуйся. А вот если его куда-то отведут, то явно найдутся люди, которые захотят позабавиться. У кого чешутся если не член на самом деле, то руки. А я не люблю, когда портят мою собственность.
   Гюнтер дернул ртом и вдруг сказал:
   - День рождения, говоришь? Что же, отпразднуем мы его день рождения, не бойся. Эти дни он проживет. Если и вправду согласится рассказать нам всё, что сможет, его не станут допрашивать, отдадут тебе и проводят к началу моста. А дальше ты уж сам... Можете уходить.
   Неске проводил взглядом ребят, Олега и пленного с Кубинского острова. Все смотрели в спины уходящих с ужина и не заметили, как президент быстрым движением взял со стола надкушенный кусок хлеба и спрятал в рукав...

* * *

   Олег волок Калле куда-то по коридору и наконец проник в одну из комнат, явно намереваясь здесь заночевать. Чья это комната была, пленник не мог сообразить. Калле огляделся. И не нашел ничего, из тех неповторимых мелочей, которыми хозяин старается хоть как-то раскрасить свое жилище. Эта комната выглядела пустынной. Куда же делись её прежние обитатели? Хотя на островах ясно куда.
   Олег расшнуровал ботинок, стащил. Уронил на пол. Расшнуровал и стащил другой, но вместо того, чтобы поставить рядом, запустил в дверь и громко сказал с десяток слов, среди которых цензурным был только запев: "Чтоб их..." Потом посмотрел на пленного, который сидел на краю соседней кровати. Как египетская статуэтка сидел: прямые руки на прямых коленях. Олег ощутил, как плавно и сильно передавливает горло. Мотнул головой и заговорил тихо, мешая немецкие, английские и даже русские - когда не хватало запаса - слова:
   - Ты знаешь, Калле... мы попали. Здорово попали. Давай-ка сразу решим вот что. Я тебе просто хочу объяснить... Если ты через три дня расскажешь на допросе ВСЁ, я ОЧЕНЬ, просто ОЧЕНЬ постараюсь тебя отстоять. Честью клянусь. Не знаю, как. Но я умный, можешь не улыбаться. Я думаю, что-нибудь получится. По-моему, Гюнтеру я понравился... и, по-моему, у них... у нас на острове, - поправился Олег, - есть внутренние группировки. За надёжного сторонника Гюнтер может помочь мне с тобой. Но... - голос Олега дрогнул. - Но... по-моему, ты не будешь рассказывать. Мне так кажется. Тогда у нас есть только три дня жизни. Потом тебя захотят забрать для пыток, я тебя не отдам. Ну и... всё. Поэтому давай, ещё раз говорю, сейчас решим всё. ЧЕСТНО. Если ты мне скажешь, что не будешь ничего говорить... - Олег замолк. Взять сейчас его и отвести к Гюнтеру: вот он, берите и допрашивайте. Он, Олег, на самом деле хороший фехтовальщик. Он проживёт тут ещё не меньше двух-трёх лет! Вечность! Внезапно дикий страх затопил не только разум - он поглотил Олега полностью, смял, растворил, уничтожил. Пусть не два-три года. Два-три месяца. Две-три НЕДЕЛИ, это на бесконечность больше трёх дней, на которые он будет обречён по собственному слюнтяйству и глупости этого пацана! ЖИТЬ! Ради бога, как угодно - ЖИТЬ, ЖИТЬ, ДА ЖИТЬ ЖЕ!!!
   Калле не слышал Олега, он думал о свеем: "Вот так значит и будем жить... Утром и вечером я буду ходить на завтраки и ужины, во время которых немцы будут придумывать всё новые и новые глумления, по вечерам буду слушать душевные излияния этого, а верить ему нельзя, ни единому слову. А днями... интересно, что же будет днём, когда весь гарнизон разбежится по мостам? Запрут куда-нибудь..." Калле скривился.
   Олег с трудом "вынырнул на поверхность". Пот лил по лицу и пропитал одежду насквозь. Но приступ страха прошёл бесследно. Олег снова был прежним... ПОЧТИ прежним, и холодно удивлялся этой глупости - очертя голову лезть на смерть ради пацана, которого он знает полдня.
   - Если ты решишь ничего не говорить, - твёрдо сказал Олег, - то мы просто проживём эти три дня. ПРОСТО ПРОЖИВЁМ. Потом я попробую устроить тебе побег. А сам останусь. Вот видишь... - Олег через силу улыбнулся. - Я всё честно рассказал. Теперь для тебя выгодней молчать. Тогда у тебя больше шансов. А мои... что ж, мои исчезают до нуля. И зачем именно ты пришёл на этот чёртов мост, - с отчаяньем вырвалось у старшего мальчишки, - вашего этого Фернандо я бы прирезал хоть пленным, хоть каким... Хоть бы кроссовки надел, дурак, я бы и тебя, может, прибил, набрался бы решимости... у-у-у-у... - почти по-волчьи провыл Олег, падая лицом в подушку. - Дурак... - стонал он в наволочку, поливая её слезами, - пришёл, как на пляж... ещё бы надувной круг с собой припёр... а я теперь должен... м-м-м... ой, мама, страшно ка-а-а... - он сел и заорал на Калле: - Ну что смотришь?! Противно, здоровый лось ревёт, как девка?! Мол, глянь-ка на меня, за весь день ни слезинки, весь гордый и отважный, да?! Да ты дурень, ты не понимаешь ни фига, ты думаешь, что это игрушки, а нас УБЬЮТ!!!
   Сердце Калле билось спокойно и размерено, как метроном. Он безразлично смотрел на Олега, сегодня он уже один раз был на грани и теперь слова не пробивали крепкую стену. "Что он пристал так к кроссовкам, - думал мальчишка-пленник, - наверное, сожалеет, что не достались ему со всей добычей. Кроссовки тут уж куда удобнее тяжелых и душных армейских ботинок, это верно. Ничего, обойдется. Сейчас, наверное, в мою комнату на "Кубе" вселяется кто-то, разглядывает все". Если кого-то убивали на мосту, то обычно скоро на остров поступал новичок взамен. В игре поддерживалось нерушимое равновесие.
   Олег размазал по лицу слёзы. Вздохнул. Сказал угрюмо:
   - Что я сказал - то я сделаю. Сам я с тобой не побегу. Не могу. Я поклялся. А тебе попробую помочь бежать. Всё. Только... только и ты подумай. Ну, я тебя прошу. А то получается - я тебе все шансы, какие можно, а мне при любом раскладе - ноль... Кого ты предашь, глупости всё это...
   Он знал, что когда его станут убивать - в самые последние мгновения - он пожалеет о своём решении. Но это будет потом, когда за него станет говорить - нет, кричать - умирающее тело. А пока он всё-таки может управлять собой.
   Мальчишка-швед будет жить. Он, Олег, так решил. Хотя бы потому, что швед младше.

Хорошо бы воды холодной...

Он за руку меня дёрнул.

Я ему: "Ты чего, родный?"

А он ствол достаёт

Чёрный...

Здравствуйте, товарищ Шевчук...

   - Ночь... - пробормотал Олег и, глядя в окно, передёрнул плечами. - Ночью я не такой, как днём. Да все не такие... Ночью можно бояться. Плакать тоже лучше ночью. И разговаривать ночью удобней всего... Правда, тогда забываешь выспаться... - он посмотрел на мальчишку, который что-то выкладывал из карманов. - Мама у меня учитель. Я у неё один... А всё-таки знаешь, что-то с этими похищениями не так. Меня, например, утащили не просто из людного места - конкретно на меня человек двадцать глазело... Эх, если бы мне побольше жизни - я бы это дело расколол наверняка. Начал бы с опроса здешних, пару схемок начертил бы... - он пригляделся к тому барахлу, которое выложил на кровать мальчишка. Тот неуверенно раздевался, поглядывая на Олега. - Книга, тетрис, еще что-то в чехле. А это зарядник? Да ты богатый...
   Олег встал, сходил за ботинком. Каменный пол был холодным, почти приятно - ноги за день устали в тяжёлой обуви. Он поставил "австрияки" рядом, выровнял их носы. Накрыл носками. Разложил на скамье майку и штаны, повесил поперёк ремень. Сверху положил меч - рукояткой к постели. Подумал, что так и не вымылся, а ведь хотел на море... Сказал Калле:
   - Можешь прикончить меня ночью, во сне... Смотри, бить надо сюда, - Олег нажал на основание шеи за левой ключицей, - изо всех сил вниз, к сердцу. Тогда я даже проснуться не успею. И, может, тебе спасибо скажу... - но тут же оборвал себя.
   Калле молча смотрел, куда показывает его пленитель. (Какая разница куда бить, меч рубит и человека, и дерево, и железо одинаково легко)
   - Хотя - нет. Погоди, - сказал Олег. - Меня убьёшь - чёрт с ним, я заслужил. Но ты ещё и остальных... - он решительно встал, выдернул из-под ремня трос. - Давай руки... - и устало добавил. - Давай, говорю... - Калле не двигался, только подобрался. - Извини, - вздохнул Олег и, перебросив тросик в левую - глаза пленника стрельнули туда - ребром правой коротко и резко русски стукнул мальчишку по напряжённой шее - пониже уха.
   Мальчишка обмяк, тихо повалившись на кровать.
   Придёт в себя - будет маленькая амнезия, минуты на две, предшествующие удару. И всё... Олег перевернул мальчишку на живот, быстро связал кисти - вроде бы и свободно, руки не затекут, а не вывернется даже гибкий пацан - и прочно притянул свободные концы к раме кровати (хм, обычная, с панцирной сеткой, как на базе...) Если мальчишка любитель ворочаться во сне - то увы. Придётся терпеть. А начнёт рваться или выкручиваться - нашумит...
   Олег собрал и перенёс на скамью одежду пацана, повертел в руках книгу, хмыкнул, положил туда же. Вернулся к своей кровати. Сел, не сводя глаз с оружия, протянул руку, погладил рукоять.
   - Красавица моя... - прошептал он, не стесняясь Калле, который, похоже, приходил в себя. Да он всё равно русского не знает... - Я тебя назову Змея... Пусть хоть на короткое время у тебя будет имя... И ещё... - он откинулся на кровать. Повернул голову. - Ещё... Я с тобой не расстанусь. Клянусь. Если совру - можешь меня убить, хоть в чужой руке, хоть в моей...
   Он ещё погладил рукоять, потом привстал, вытащил из ножен нож и определил его под тощую подушку. Несколько раз пихнул подушку кулаком, повернулся на бок, вздохнул, закрывая глаза. Натянул на ощупь одеяло.
   - Спокойной ночи, Змея... - прошептал он. И добавил: - Спокойной ночи, мама... - потом улыбнулся и добавил по-английски. - И тебе, великий сыщик, спокойной ночи. Был бы у меня, что ли, такой брат...
   Всё загудело, засвистело, закачалось, тело заныло, но это было даже приятно. Олег ощутил, как расслабляются мышцы - как будто он растекается по кровати... мягче... мягче... вот и нет его, вот и растаял, вот и спит он...

...Под небом голубым

Есть город золотой

С прозрачными воротами

И яркою звездой...

   Калле дождался пока пленитель его затихнет и осторожно подергался, ничего, кроме боли себе не причинив. Связывать русский умел на совесть. Вообще он много что умел для островитянина. Странно, вроде бы всего один день в Игре? Или на Земле учили? Внезапно Калле подумал, что если Олег начнет делиться своими боевыми навыками с немцами, соседям придется плохо. И кубинцам. Нет, острова немцы вряд ли захватят, но крови их врагов станет побольше. А значит надо попробовать... Калле повернул голову, глядя на спящего Олега. Мелькнувшая мысль уколола его, как заноза, быстро ушла куда-то в глубину души и там затаилась. Потом. Всё это потом. Мальчишка попытался заснуть и не смог. Как оказалось, не зря. Ночь еще преподнесла сюрпризы в виде ночного гостя. Калле дернулся было, решив, что Гюнтер явился его тихонько прирезать или задушить подушкой, избавив русского от душевных смятений. Но Гюнтер лишь что-то положил в его карман и так же тихо ушел. Что же, еще одна загадка этого странного острова. А сколько их всего, загадок то будет впереди? И каждая может таить в себе смерть, как мина-ловушка.
   Еще час мальчишка потратил, пытаясь выбраться из петли, закусывая губы, чтобы не кричать, когда тросик ранил руки, но всё было безрезультатно. Спустя полтора часа он бессильно провалился в небытие.
  

4. День первый. Дракон

   Щёлк. Олег открыл глаза. Значит, на базе полшестого. А тут? Стоп, где ТУТ?! Он проснулся, как обычно - в хорошем настроении. Но этого настроения хватило на одну секунду. Пока всё не вспомнилось. Как будто чугунную плиту положили на грудь. ДЕНЬ ПЕРВЫЙ НАЧАЛСЯ, прошептал кто-то в ухо мерзким голосочком.
   Было тихо-тихо, в окне серело небо, и каким-то чутьём Олег понял: рано ещё, все спят. Он сел, откидывая одеяло. Ёлочки, а холодно. Вот тебе и тропики, вот тебе и замок, вот тебе и рыцарская эпоха. Холодно.
   Калле спал напротив, весь свернувшись каким-то невообразимым комом. Что он, правда освободиться хотел и так и уснул - в попытках? Но через миг до Олега дошло, что он всё-таки устроил младшему мальчишке пытку - пытку холодом. Калле ЗАМЁРЗ и не мог со связанными руками даже залезть под матрац - а ничего другого у него и не было.
   - Гадство... - прошептал Олег, вставая и сдёргивая своё одеяло. Подошёл ближе на цыпочках. Два раза потянул за концы тросика - узлы послушно распались. Мальчишка во сне застонал, ощутив свободу, перекинул одну руку вперёд, сунул под мышку и застонал снова. На запястьях остались кровоподтёки - да, рвался, по-тихому, но упорно. Как же он замучился, если не просыпается... А вот интересно - если бы освободился (невозможно, но вдруг?) - зарезал бы? Как-то не верилось. В бою бы ударил точно. А спящего - нет. Не тронул бы.
   Олег набросил на пленного одеяло - и не выдержал, хихикнул. Швед, не просыпаясь, тут же скрылся под ним с головой, как в нору влез. Распрямился под одеялом, вздохнул громко и сонно, удовлетворённо задышал. Потёр ногу ногой. Так и не проснулся. Ну и пусть спит.
   Русский начал одеваться. Что там у нас в программе? А, вот подходящее... Пусть поёт, усмехнулся он, уже почти привычно вставляя меч в петлю и "запуская личный плеер" в голове.

...Вот опять на снегу тени от фонарей

Расстелила розовая звезда,

И я опять не могу догнать кареты твоей,

Лишь иду, как собака по следам.

И стоять невмочь, и дойти - слабо,

Завершая неравную игру,

Натянула ночь на колки столбов

Чахлый строй телеграфных струн...

   СТОП! Он не так клал одежду Калле. Немного, но не так. Олег напрягся, превратился в натянутый стальной трос. Сюда заходили, подсказал дрожащим голосом старый добрый Страх. Пока ты спал, сюда заходили, и ты не проснулся даже, а они могли...
   Заткнись, буркнул Олег. Главное ты уже сказал. Сюда и правда заходили, и я не проснулся - а это плохо. Впрочем, это от усталости, конечно. Утрясусь и буду как раньше. Но вот зачем... а, ну да. Ясно. Олег усмехнулся, кладя обратно джинсовые шорты Калле. И всё-таки нельзя спать такой колодой...
   ...В зале было пусто. На столе лежал плеер, самодельные карты; стулья, скамьи, ящики-бочки, да и сам стол - сдвинуты к стене. Танцевали, наверное... Или фехтовали? А, может, и то и другое...
   Олег перебрал карты. Это была покерная колода, очень хорошо нарисованная на блокнотных листах и сильно затрёпанная. Рассматривая карты, Олег улыбнулся удивлённо: король пик - Гюнтер. Да и остальные масти тоже изображали явно кого-то реального. Джокер... Олег прищурился. Джокер был тот рослый "взрослый" мальчишка, который вчера за ужином сидел как бы отдельно ещё с двумя-тремя такими же. Чисто внешне он Олегу глянулся, и его Олег запомнил хорошо. Но вот как обстоят дела. Джокер. Олег бросил карты, потом аккуратно сложил их. Отошёл к камину. Присел. В камине ещё не остыла зола, на закопченных камнях было написано:

Nika mir gefДllt

   - и романтично нарисован голубь с сердцем в клюве.
   Олег хмыкнул и решил дойти до моря, выстираться - носки, трусы, майку. Что мокрое будет - высохнет потом само. Но, уже выпрямившись, быстро нагнулся снова. Что-то он заметил краем глаза... точно.
   С другой стороны камина, в тени, были нарисованы рядом несколько свастик.
   - Вот как... - пробормотал Олег уже вслух, выпрямляясь.

* * *

   Песчаный пляж был тих и холоден, песок выглядел тёмным, тут и там его пересеКалле следы. Мосты висели странными арками, и вообще весь пейзаж напоминал развалины непредставимо огромного замка, залитого водой. Дул ветер - тоже прохладный, и Олег, поёжившись, сел на корточки и потрогал воду. Странно, но она оказалась тёплой. Он встал, потянулся и громко сказал:
   - For to admire an' for to see,
   For to be'old this world so wide -
   It never done no good to me,
   But I can't drop it if I tried! 1.
  
   1. (И восхищаться, и дышать,
   И жить бескрайностью дорог -
   "Без толку!" - мог бы я СКАЗАТЬ.
   Но БРОСИТЬ бы - уже не смог...
   Дж. Р. Киплинг (Пер. О,Юрьева.))
  
   Странно прозвучали слова в прохладном воздухе - одинокие и свободные, они полетели к соседнему острову.
   - Э-эй! - крикнул Олег. Беспричинно засмеялся и стал раздеваться.
   Оставив штаны, ботинки и оружие на песке, он вошёл в воду по живот и, беспечно бросив на неё ставшую медленно набухать одежду, начал тут же полоскать её, насвистывая сквозь зубы. Потом - принялся напевать, сперва негромко, потом - всё громче и беспечней:
   - И снова гонки по пятам.
   Господь печальный, даждь нам днесь
   За хлеб, за исповедь, за дом
   И за живущих в нем людей.
   Если дышать, то только там,
   А если петь, то только здесь -
   Без кислорода, но зато
   Смотри, как весело лететь
   по вертикали!
   Голос у Олега был так себе - обычный мальчишеский дискант, временами грубо надламывавшийся и начисто необработанный. Но пел он с явным удовольствием и с чувством...
   - На цеппелинах-облаках
   Гроза, но странно - литер нет.
   Воюют эльфы за кольцо,
   Сдирает латы Дон Кихот.
   Забавно днем с огнем в руках
   Войти в астральный Интернет,
   Чтобы узнать себя в лицо
   И выйти через черный ход
   по вертикали!
  
   Моя планета - рок-н-ролл
   Разбитых дек, потертых струн,
   Разноголосье древних лир
   В петле магнитофонных лент.
   Я оставляю эту роль
   Средневековому костру,
   Как оставляют этот мир
   Поэты в двадцать восемь лет.
   Гонки по вертикали -
   В небо,
   Гонки по вертикали...

* * *

   В зале уже были люди. Две девчонки (жаль, Олег вчера не дождался, пока всех представят - люди наверняка обиделись, а зачем это?) возились около большого кухонного шкафа. Вчерашний мальчишка - как его... Ганс! - Ганс сидел за поставленным на место столом, положив подбородок на кулаки, слушал плеер. Рядом на столе лежал меч.
   - Guten Morgen, - старательно подбирая слова, выговорил Олег. - Wann wird FrЭhstЭck?
   - Скоро, - ответила по-русски одна из девчонок. - Что ты так рано встал? Купался?
   Олег неопределённо пожал плечами, потом кивнул. Подошёл к столу - Ганс наблюдал за ним внимательно и равнодушно. Так смотрит большая хорошо выученная собака - овчарка, например.
   - Сойдёмся? - предложил Олег, кивая на меч Ганса. - Для разминки.
   Флегматично пожав плечами, немец поднялся. Краем глаза Олег заметил, что девчонки не прекратили своей возни - видимо, подобные вещи были вполне обычными.
   Ганс покрутил меч. Пригнулся. Олег понял, что фехтовальная стойка тут вряд ли годится - и принял обычную - в сущности, такую же, как немец. Почти сразу тот напал - молча ударил сплеча и успел отдёрнуть меч обратно, промахнувшись - Олег отскочил, Ганс тоже, угадав выпад в живот.
   Ганс был сильный боец. Не фехтовальщик, а рубака, но рубака серьёзный и тупо-безоглядный. Если против такого выходить хоть с малейшим страхом, хоть с каплей неуверенности - почует, сомнёт и затопчет, неважно, достанешь ты его, или нет. Именно такими были в представлении Олега немецкие ландскнехты прошлых времён.
   Мечи сухо постукивали. Подсознательно Олег боялся сломать оружие - уж очень красивым оно было. Эта мысль здорово мешала, и Олег отогнал её.
   Арсенал Ганса был беден, но сам немец силён - намного сильнее Олега. И ещё не в том возрасте, когда более сильного противника можно "замотать" до потери дыхания. Очередным ударом он почти выбил Змею из руки Олега, "отсушив" пальцы. На лице Ганса появилась довольная улыбка. А Олег холодно разозлился. Следующий удар - а Ганс поспешил его нанести - Олег пропустил, отскочив в сторону-вперёд и плашмя ударил немца сперва по локтю, потом - по рёбрам и по шее. На все три удара понадобилось не больше двух секунд. Меч Ганса полетел в угол (не зазвенев, а застучав), сам немец охнул и упал на колено.
   Девчонки хохотали. Ганс поднялся, кривясь. Олег молча отсалютовал ему мечом и, убрав оружие, обернулся к девчонкам. И замер. Девчонки доставали из деревянного шкафа ДЫМЯЩИЕСЯ тарелки и кружки. И одна из них как ни в чём не бывало окликнула:
   - Олег, пробегись, постучи там по дверям, пусть эти поросята встают завтракать! А то нас придушат прямо за столом - скоро мосты начнут сходиться!

* * *

   Завтрак оказался вкуснючим. Большущие капустные голубцы с рубленым мясом и жареными грибами, масло, по две горячие булочки, чёрный кофе (с чем-то спиртным, похоже - во рту и в горле начинало довольно приятно мягко гореть после первого же глотка) и конфеты, по три штуки - карамель, правда, и какая-то странная: бледный белый фантик, бледный красный рисунок - остров с пальмой. Никаких надписей, даже самых мелких.
   Олег вздохнул. Вчера он совсем не наелся, хотя от нервов даже не понял этого, а сейчас желудок настоятельно требовал - жри, дурак! Всё надо съесть! Всё!!! И попросить добавки - СВОЕМУ дадут! Мальчишке приходилось голодать по два-три дня на испытаниях, но там никто не тыкал под нос одуряющее пахнущими тарелками, не жевал и не чавкал вокруг. И всё-таки он остановился ровно на половине.
   - Держи, - он удивился, увидев перед собой ещё тарелку и кружку - и даже не понял, кто с ним говорит. - А то упадёшь от слабости, если будешь откармливать ЭТОГО за свой счёт.
   - Всё равно ему недолго нас объедать, - добавил ещё кто-то равнодушно.
   Олег не сдержал благодарного вздоха. Скажем честно - не из-за Калле. Он, Олег, может доесть свою порцию - до фига ещё вкусной еды! Нет, тут нормальные ребята. Если и есть козлы - то не больше, чем на любых сборах. Не могут же они в самом деле через три дня...
   МОГУТ, сказал мерзкий голосочек. И ЕГО, и ТЕБЯ. Не обольщайся.
   Невезение, мрачно подумал Олег, энергично начиняя разрезанную булку тающим маслом (по давней привычке он пользовался своим ножом и ловил на себе любопытные взгляды). Я ведь ПРАВДА МОГ БЫ себя вполне комфортно чувствовать среди этих парней и девчонок. Появились бы у меня друзья... ну и враги, а куда без них? И всё было бы... а вот, как по маслу было бы. Чёртов швед... Чёртов я. Чёртов мир.
   К тому же вдруг разом вспомнился вчерашний разговор с Гюнтером, то, как он забрал у мелкого порцию, и Олег теперь смотрел в свою тарелку, не поднимая глаз. Значит, порция для Калле и сейчас отобрана у самого младшего... И Гюнтер ещё что-то говорил про "Красный Крест"! Немцы они и есть немцы, не могли скинуться по кусочку - никто бы и не заметил! Русские ребята так бы и сделали, а эти... Но стыдно всё равно было, он боялся поднимать глаза, чтобы не увидеть того, у кого забрали порцию. И ещё хотелось запулить своей недоеденной порцией в стену.
   Однако, кроме стыда была и злость. Ладно. Плохо они меня знают, если уж на то пошло.
   - Я отнесу ему наверх, - проглотив остатки (великолепный вкус исчез, еда еле-еле лезла в горло). И спокойно соврал: - Я его ещё не развязывал, да и нечего ему тут делать.
   Он ждал, что кто-нибудь скажет в спину что-то вроде "официанта". Но за спиной продолжали есть и разговаривать о своём.

* * *

   Калле спал. Уже не под одеялом - отогрелся, да и в комнате потеплело. Мальчишка ухитрился оставить под одеялом голову, плечи и одну ногу. Обеими руками, растопырив локти, обнял подушку и выставил мягкое место в синих с жёлтым коронами вдоль боковых швов спортивных трусах. Патриёт... Олег поставил тарелку и кружку на скамью. И... и... и не удержался.
   Фамилия "Ламберг" ему ничего не говорила, в Висбю он никогда не был и вообще никакого почтения к авторитетам четырежды побитой его родиной страны Швеции не испытывал. Зато - несмотря на всю свою начитанность и широту кругозора - вполне был способен на достаточно солдафонские шуточки, широко распространённые в военно-спортивных лагерях и принимающиеся там на "ура". Намазывание пастой, нагревание гантелей, пришивание простыни, вынос инертных тел на вольный воздух вместе с кроватями... Короче, Калле ещё повезло. В общем... в общем, Олег зловеще улыбнулся. Для разминки помахал ладонью в воздухе. Прищурился. Примерился. И...
   ...в небольшой комнатке грохнул почти что пистолетный выстрел - а следом, как закономерное (с точки зрения Олега) продолжение, грянула команда:
   - Па-дъём!!!
   ...Конечно, то, что его развязали и укрыли, Калле не знал, спал, но сон мальчишки сразу же изменился. Вместо беспокойного метания и тихих стонов, он враз присмирел и задышал ровно. Много ли надо мальчишке, чтобы из затравленного зверька превратиться в обычного пацана? Только немного тепла, чувства защищенности и уюта. Всё это даёт натянутое на голову одеяло, прием, столетиями интуитивно применявшийся детьми всех времен и народов. И детьми Берлина сорок четвертого, среди враз заполыхавших кварталов. В небе тихо гудели английские "Москитос", подлые самолеты, против которых бессильны зенитки и перехватчики Геринга. англосаксы любят бить так, чтобы им не могли ответить. А когда они знают, что ответ возможен, они улыбаются и подсовывают подарки. Как зараженные проказой одеяла в дар непокорным индейским племенам. Что мог противопоставить немецкий мальчишка высотным бомбардировщикам? А что мог сделать японский школьник, когда над Хиросимой завыли моторы "Энолы Гай"? А как поступил сербский пацан, пока его отцы отчаянно лупили из бесполезных зениток по небу Белграда, пытаясь поставить огневую завесу от "Хромающих гоблинов"? Правильно, он натянул одеяло на голову. Вот только не у всех есть хотя бы одеяло. У Калле было... теперь. И теперь он был счастлив в своих снах.
   От хлопка мальчишка подскочил, ошалело и вышиб головой тарелку, которую принес Олег, и ошарашенно таращился со сна.
   - А, ты... - Калле всё вспомнил, завял, присел назад на кровать и стал медленно одеваться. Он глянул на растекшуюся по полу лужу и на потеки картофельного пюре не стенах. И закончил свою мысль. -... дурак. Не смей меня бить, понял?!
   Запустив руку в карман, Калле выудил кусок хлеба, принесенный ночным визитером и начал медленно жевать. Корочка уже немного зачерствела, но для Калле это было не важно сейчас.
   Дверь приоткрылась и в щель просунулась лохматая белокурая голова Йозефа, того самого мальчишки, у которого вчера отняли ужин. Стрельнув глазами на Калле, он повернулся к Олегу.
   - Гюнтер велел передать, ты можешь не торопиться на мост. Новичку полагается один день свободный. Вчера не получилось тебя не трогать. Сегодня можешь воспользоваться, если хочешь.
   - Не хочу! - огрызнулся Олег, чувствуя, что сатанеет. - Через десять минут буду, только вот с этим сокровищем... поговорю.
   Маленький немец, кажется, ушёл. Олег не глядел в ту сторону. Он на миг прикрыл глаза и заставил себя успокоиться.
   - А что я такого сделал? - спросил он, покачиваясь с пятки на носок и подбирая английские слова. - Шлёпнул тебя по заду? Ну извини, у вас в Швеции это, наверное, считается сексуальным домогательством? Хотя я и правда дурак. Я пошутил, забыл, что вы, европейцы, все контуженные на правах человека... - английские слова перестали было находиться, но Олег сделал над собой усилие и сложил фразу, как на уроке. - А ты меня облаял, как щенок из подворотни... Эй!
   Всё, Калле взорвался. Такой наглости не вынес даже тихий "книжный" домашний мальчишка. Почему он бросился на врага? Понимал ли, что противник ему не по зубам? Да. Но оказать сопротивление он должен был. Просто обязан. И странное дело, мальчишка почему-то интуицией чуял, что русский его за это нападение не изобьет и не покалечит. Русский отшатнулся.
   - Тише, тише, ты что?! - Олег со смехом перехватил руки шведа и ощутил, что Калле, в общем-то, не так уж слабее его. Просто нетренированный. Кто так кидается-то?! Если бы Калле бросился драться в шутку - другое дело, всё сразу перешло бы в валяние по полу и седлание друг друга с разными придурковатыми возгласами и жуткими обещаниями (ох, как же было бы здорово...)... Но швед-то бросился драться всерьёз. Ну и тысяча вариантов обороны - коленом между ног самый простой. Лбом в лицо, локтем в солнечное... - Хватит, хорэ, слышишь?! - по-прежнему смеясь, Олег выпускал то одну, то другую руку "противника", уклоняясь от ударов. - Хватит, ну, я же пошутил, ты что?! - потом всё-таки рассердился. Не столько на Калле, сколько на себя. До Олега только сейчас дошло, как себя чувствует швед. Всё, что у него осталось - хрупкое чувство собственного достоинства. Остальное уже как бы и не его, даже жизнь. И Калле изо всех сил цеплялся за это, оставшееся. Отчаянно цеплялся, понимая, что и это, последнее, у него очень легко отобрать. Как же, наверное, страшно и тоскливо мальчишке, не дай боги такого испытать... Олег-то пошутил с ним, как с соседом по палатке. Но Калле расценил это то ли как издевательство, то ли как наказание, то ли вообще правда как домогательство. Короче - господин унизил раба, который не признаёт себя рабом. И раб бросился в драку, понимая, что сейчас его изобьют наверняка.
   Ну как дураку объяснить, что он - НЕ РАБ?! Уж точно не для Олега. Не нужны ему рабы! Вчера Олег распинался-распинался и думал, что Калле ничего не понял. А сейчас решил - нет, понял наверняка, но не захотел поверить, что Олег к нему с добром...
   Разозлившись на себя - за глупость - Олег разозлился и на Калле - за... за то, что тот заставил его разозлиться на себя, вот! И оттолкнул мальчишку на кровать - с подсечкой под ступни, чтобы не удержался на ногах. И конечно, попал тяжёлым ботинком по сухожилиям над пятками - "ахилловым", тоже неплохое место для удара. Но не собирался он бить, да нет же!!! Ну что ж такое?!.
   - Хватит! Ешь вон давай, я тебе принёс, можешь со стенок слизать! - коснулся губы, которую прокусил вчера - а сейчас этот бешеный ветряк ухитрился её зацепить скользом; больно же, блиннннн! - Быстрей ешь, мне ещё тарелки вниз нести и тебя запирать... да, ты в сортир хочешь? - последние слова он перевёл на английский. Подумал, что мальчишка, наверное, лопается. Он же почти сутки не отливал даже! И тут же, как назло, добавил - тоже по-английски: - Если тут надуешь в знак протеста, пока меня не будет - заставлю вылизывать, так что скажи сразу!
   Да ну кто ж его за язык тянет?! Олег плюнул - не мысленно, просто плюнул в угол и с размаху сел на свою кровать, опять заставляя себя успокоиться.
   И только сейчас внимательно осмотрел комнату. Маленький кубик, безликий. Две кровати, скамья, стол. Окно - высокое, но узкое, не пролезть даже малышу, но зато можно отстреливаться. Как будто тут и не жил никто. А никто и не живёт, подумал Олег. Мы ЖДЁМ. Оба ждём смерти.
   Калле ничего не сказал в ответ лишь злобно стрельну глазами на Олега и отвернулся. Конечно, подачки брать он не стал, доел хлеб Гюнтера и постарался убедить себя, что на том и довольно.
   Олег достал меч. Ему не хотелось смотреть на Калле и было всё равно, что тот подумает. Завтрак сейчас закончится, пора будет идти вниз... наверное, начнётся какой-нибудь развод или что-то типа этого - кому что делать днём. Он вытянул руку с мечом, пружинисто присел, быстро рассёк мечом воздух - раз-раз-раз-раз - и довольно улыбнулся, услышав тонкое пение - зыхх-зыхх-зыхх-зыхх. Быстро переместился ближе к двери, в движении выбирая цель - сучок на центральной плашке на уровне груди, провёл "стрелу" - кончик меч ударился точно в сучок. Пово-рот! Шаг, ещё поворот - укол! Точно в сучок. Улыбаясь, Олег взял несколько быстрых защит от воображаемого противника. Рубанул воздух накрест, перехватил меч левой рукой за конец, перескочил через него, как через палку, поджимая ноги к животу - раз-два, раз-два, раз-два... Жаль, тут нет спичечных коробков. Олег только сейчас понял, что проделывает привычный утренний комплекс - тело само потребовало.
   Русский занялся боевой гимнастикой и Калле старался всеми силами изобразить равнодушие и даже постарался зевнуть. Увы, искусство русского притягивало, манило к себе. Научиться бы! Конечно, Фернандо тоже устраивал тренировки, но не занимался персонально с Калле, запихав его в общий отряд. И потом, упражнения с мечным оружием или кинжалами почему-то занимали в системе подготовки кубинцев не первое место. Главными были приемы координации тактического передвижения отряда по острову, попытки маскировки на местности, занятия на импровизированной "полосе препятствий", бокс и всякие альпинистские штучки типа лазанья по стенам замка. Впрочем, он и этого не успел освоить.
   А между тем Олег перебросив меч в левую, правой достал нож. Поймал его за кончик лезвия, отходя к скамье. Взмах! Обычно он попадал три, много - четыре раза из пяти. И почти никогда - с первого раза. Упорно тренировался, но нож покоряться не хотел, и Олег бесился, когда оружие отлетало, ударившись рукоятью или - ещё обидней - плашмя. Но на этот раз нож с коротким тяжёлым стуком вошел в дверь чуть выше сучка. Олег подошёл к двери, выдернул оружие. И, повернувшись, вдруг сказал Калле, который заканчивал есть хлеб - сказал, как будто кто-то очень властный, жестокий и насмешливый говорил его голосом:
   - А ну-ка - встань к двери, живенько...
   В желудке у Калле неприятно заныло. Сейчас варвар начнет метать ножи над его головой. Вильгельм Телль чертов! Поэтому, встав к двери, мальчишка секунду поразмыслил, да и, открыв её, выскочил в коридор, захлопнув и навалившись на неё снаружи, лихорадочно оглядываясь вокруг в поисках того, чем можно было бы запереть медведя в его берлоге.
   В первую секунду Олег растерялся. Нет - не секунду, ДОЛЮ секунды, сообразив, что с точки зрения Калле поступить так было вполне логично. Разбег - и удар обеими ногами в дверь. Успей швед её запереть - четырнадцатилетний не слишком могучий, пусть и тренированный мальчишка улетел бы обратно в комнату, к окну. Дверь была дубовой и толстенной, как крепостная. Но с ТОЙ стороны пока не было никого и ничего, кроме самого Калле...
   ...Обратно Олег втащил шведа за вывернутую руку. Тот и не сопротивлялся - ударом двери его отправило в противоположную стену. Но и у Олега болело левое колено - второй раз за два дня он им стукнулся! А главное - отказывали мозги. Захлопнув дверь ногой (так, что щепки полетели, кажется), Олег обеими руками отшвырнул к ней Калле. Сам отшагнул, поднимая с пола нож и меч. Сейчас он забыл начисто, что вызвал это сопротивление сам, своим поведением.
   Ну, щенок. Ты меня ДОСТАЛ. Половинка Олега - нет, больше, четыре пятых... да нет, девять десятых! - возмущённо орала: "Ты что, не смей!" Но другой кусочек - меньший - сейчас был главным. Почему-то так получалось. Покачивая нож в руке, Олег смотрел на стоящего у двери мальчишку. Лицо Калле было неподвижным, только побелело, стало, как мел, а глаза сделались огромными и яркими. Такого Олег ещё не видел... Это было красиво. Честное слово. Если люди становятся такими перед смертью, то, может быть, убивать - не такое уж противное занятие? ЭТО - даже лучше, чем вчера, на мосту, когда Калле балансировал на перилах, и он, Олег - дурак! - не дал Гюнтеру сбросить шведа вниз, не ощутил страшной красоты последнего момента... Тогда был бой, швед был в запале... а сейчас... как он тихо стоит и как неподвижно смотрит. Точно - ВСЁ понял. Раньше Олега.
   Может быть, Олег мстил за то, что вчера этот пацан видел его плачущим и вообще - пожалуй, вёл себя достойней, чем он сам, Олег? Он не знал. А всё существо постепенно затапливало вязкое сладковатое наслаждение. Мерзкое, но затягивающее. Сейчас он был полным хозяином жизни мальчишки, замершего у дверных досок. И было так просто эту жизнь отобрать... и тянуло - ПОПРОБОВАТЬ... А потом можно будет сказать - я развлекался и убил его. Проблем больше нет. О тех словах, которые он говорил и клятвах, которые он давал пленному, НИКТО НЕ УЗНАЕТ. Он сам, Олег? Ха, сколько он врал в жизни... Он - воин на этом острове. А это - раб. Один бросок ножа. ПОПРОБОВАТЬ, как ЭТО - когда умирает у твоих ног твой ровесник. Потренироваться. Как викинг на неудачно подвернувшемся пленнике. Или УДАЧНО подвернувшемся, ха. Всё равно ведь придётся убивать. Почему бы не начать сейчас?
   Наслаждение от представляемой во всех подробностях картины убийства стало непереносимым. Не в горло. Он тогда умрёт очень быстро. Секунды какие-то. Да ещё зальёт всё вокруг кровью. В грудь тоже нельзя - нож скорее всего соскользнёт по рёбрам. В живот! Точно, пониже солнечного. Он проживёт ещё несколько минут, а Олег будет сидеть на лавке и смотреть на процесс. Такой забавный, наверное, процесс... Интересно, он будет кричать? Бу-у-удет, когда поймёт, что умирает - будет орать, визжать будет... как орал и визжал во второй за день истерике вчера ночью сам Олег... а ЭТОТ сидел и смотрел, как ни в чём не бывало, как будто перед ним корчился какой-то червяк, инфузория...
   Никогда в жизни Олегу не приходило в голову причинить боль щенку, котёнку или ещё какому-нибудь зверьку, что нередко делают мальчишки. Он любил животных. Стал охотником ещё до того, как получил паспорт, это да. Но в охоте ему нравилось выслеживание - обхитрить! обвести! обыграть! - и сам выстрел - попасть! Убийство удовольствия не доставляло (может быть, ещё и поэтому он научился стрелять метко - чтобы не было подранков). В драках - шуточных или серьёзных - и спортивных схватках Олег тоже никогда не был жесток сверх меры.
   Но сейчас...
   Олег раскачивал нож в руке. Нож был тяжёлый и горячий, почти живой, подрагивающий сам по себе - от нетерпения. Оставался последний уголок мозга, куда ещё не пробралось это жуткое наслаждение. Сейчас оно заполнит ВСЕГО Олега - и тогда всё будет хорошо. Главное - не противиться. То, что сейчас владеет им - ОНО знает, как лучше. Бросок - и через пять-шесть минут он спустится в зал уже совершенно свободный. Равный среди равных. Без проблем и без груза на душе.
   Но только интересно - что же чувствуешь перед смертью? Не в бою, а вот так. Стоя около двери, лопатками в доски, босиком на камне? Когда совсем краешек и уже ясно, что не будет никакой ПОТОМ? Жаль, что этот мальчишка уже не расскажет... Нет, Олег его спросит, обязательно спросит, когда тот будет ещё жив, но вот сможет ли он связно рассказать? Вряд ли... А так хочется знать... так хочется... Что чувствуешь, что, ЧТО?!
   - Калле, - тихо сказал он, кривя занемевшие, чужие губы и подбирая английские слова потщательней, словно перебирая на ладони красивые золотые монетки, - а ведь я тебя сейчас убью. Ты готов умереть?..
   ...В каждом из нас сидит свой страх. Похожий на остальных, но и очень уникальный, неповторимый. С каким-то мельчайшим оттенком, придающим индивидуальность. Когда полуоглушенный Ламберг был грубо препровожден в комнату и всё же приставлен к двери настырным русским, какие ужасы зашевелились в душе мальчишки? В жизни он боялся много чего: темноты и высоты, холода и жары, строгих учителей и задиристых одноклассников. Но что может сравниться со страхом боли? Страх смерти? А если в перспективе вырисовывается болезненная смерть, смерть от боли! Как вам такой раскладец, а? А ведь именно это и должно произойти. Калле неотрывно следил за взглядом Олега, поигрывающего ножом. Взгляд этот ясно выцеливал на его теле. И ясно, что Олег решил остановиться на животе! В ушах противно зазвенело, а потом их заложило от страха, словно ватой. Как же менялся русский! Рыцарем он казался на мосту. Истериком в замке ночью. Сейчас казался безумным. Было видно, как он упивается страхом, идущим от жертвы, как возбужденно заблестели его глаза. Наконец то он понял, насколько беззащитен его пленник и что никто, совсем никто на островах не спросит с него ответа, что бы он ни вытворял с пленным. Это не Земля и никто не остановит! Никто? Совсем никто? Калле лихорадочно пытался сообразить, может ли он обратиться к кому-то из немцев за помощью. Если закричать? Позвать на помощь! Кто вмешается? Тот малыш, у которого ради Калле отняли ужин? Или Гюнтер, который связан традициями острова, отдающими пленника на три дня в полное распоряжение победителю? От чего-то вспомнилась книжка, прочитанная прошлым летом. Мальчишки предоставленные сами себе после ядерной войны должны были выжить. как хотели. И они нашли выход в звериной жестокости. Драконы, так кажется назвали они себя. Каждый охотился на своем участке и был одиночкой, но никто не решался напасть на Дракона, людей сковывала молва о их неумолимой жестокости. Как в сущности легко запугать человека. Даже вооруженного. Так вот, там был похожий обычай. Дракон брал пленника на несколько дней и мог вытворять с ним, что хотел. Хоть медленно жарить на костре, хоть кормить самой лучшей пищей и ублажать. Но спустя несколько дней обязан был убить. Железный закон. Дракон не может быть милосердным даже когда этого хочет, иначе его перестанут бояться, а с отсутствием страха придут враги, придет смерть. Но там, в той книге... кажется...
   Мальчишка неотрывно смотрел на нож, подбрасываемый на ладони Олегом. Время текло медленно. Потом и вовсе остановилось. И дыхание. Калле перевел взгляд на хозяина ножа, на его глаза.
   - Ты обещал три дня, - выдохнул он наконец. - И меня еще ждут на совете. Я еще нужен.
   Олег склонил голову набок. Сказал тихо:
   - Ошибаешься. Ты тут никому не нужен. Если я спущусь сейчас вниз с твоей отрезанной головой и поставлю её над камином - там никто и не чихнёт. Ну разве что кто-то поморщится и попросит выкинуть ЭТО. Смешно, правда? - Олег ловко вставил меч в петлю и провёл ножом по левому плечу. Белая полоса набухла и прорвалась алыми струйками. - Был живой Калле, а будет ЭТО. Мёртвый кусок. Два мёртвых куска. Голова отдельно и тело отдельно... - русский провёл ещё раз, параллельно и выше. Такие порезы у него были с внешней стороны на бёдрах - по два тонких белых шрама. Когда начали учить ножевому бою, то инструктор объяснил - кто не сможет своим ножом сам нанести себе хотя бы один порез - не годится. Ничего страшного, учиться можно разному, но ножом такой человек хорошо владеть не будет. Первый порез Олег сделал, зажмурившись и стиснув зубы. Четвёртый - легко и свободно...
   Он ладонью растёр кровь на плече. Она снова выступила, но уже не лилась, и мальчишка вытер руку о голенища ботинок - по очереди. Полюбовался ладонью, несколько раз лизнул её и почистил о штанину окончательно.
   Не нужен? Почему? Мысли Калле, близкого к состоянию шока, совсем спутались. Зачем же тогда приволокли на остров? И может, отпустят, раз не нужен. Нет... Хватило у него ума догадаться, что обо этом лучше не просить. А вот когда русский начал себя резать, мальчишку замутило всерьез. Как сдержался, непонятно. Наверное всё же потому, что съел со вчерашнего вечера только кусок хлеба...
   - Я читал книжку, - сказал он по-русски и, сморщившись, перешёл на английский. - Книжку я читал. Ты не знаешь, это нашего автора... не помню, я авторов плохо запоминаю. "Атомный сон". Как после ядерной войны между Штатами и Россией в Штатах уцелел какой-то мужик. Торговец, коммивояжёр, кажется. Вот. Он сдвинулся. Стал собирать пацанов и готовить из них Драконов. Ну, суперменов таких, супербойцов. И через десять лет этих Драконов боялись все, кто выжил после войны. Они не считали себя людьми. Просто не считали. Убивали, кого хотели. Брали, что хотели. Жили, как хотели. Так вот... Дракон имел право создавать новых драконов. Из других людей. Но если ты взял человека в плен, то должен был решать в течение короткого времени... не помню, сколько. Будешь делать Дракона из пленного или убьёшь его. Отпустить уже было нельзя... - Олег подкинул нож и поймал за рукоять, потом - убрал в ножны. - А тут и такого выбора нет. И не ври. Ничего ты не знаешь такого, что могло бы нас заинтересовать. Но ты очень смелый. Я серьёзно. И ты знай - я сдержу своё слово. Через три дня я попробую тебе устроить побег. Если получится - ты забудешь всё это, как дурной сон, и меня больше не увидишь... - Олег помедлил, - ...никогда. Если не получится - нас убьют обоих. Меня не бойся. Сейчас у меня тяжёлый период, подростковый возраст, кризис мировосприятия, гормональная атака и прочая хренотень, мне и школьный психолог так говорил, но я его послал на три весёлых буквы... - Олег дословно сказал это по-английски и увидел, как дёрнулись брови Калле. - Я сказал, что ты тут никому не нужен, но я немного соврал. Ты нужен МНЕ. Не ради тебя самого, не обольщайся. Ради МЕНЯ.
   Олег подошёл к шведу:
   - Пошли. Возьмёшь тряпку и таз... или ведро, или что дадут. Заодно сходишь в туалет. А потом приведёшь комнату в порядок, я не хочу спать в свинарнике. Воду вынесешь вечером. Одеяло я тебе попрошу. Пошли, не стой...
   - Я тоже читал книжку про драконов, - тихо сказал Калле, когда ребята вернулись из уборной в обществе ведра и тряпки.
   - Про другое там совсем. Про то, что драконом не выжить всё же.
  

5. День первый. Дежурство

   ...Двумя ожесточёнными пинками Олег заколотил под дверь клинья - так, что сам усомнился - войдёт ли вечером? Зато Калле точно не выберется... Ха, вот будет смех, если этот швед ещё и изнутри запрётся и его не пустит. Картинка - весь замок соберётся, наверное. Правда, изнутри вроде как нечем запереться.
   А вот ещё странность. Мелкая, но всё-таки. На дверях нет засовов, нет замков, щеколд - НИ-ЧЕ-ГО. И вообще - дико как-то всё устроено. То ли правда замок, то ли монастырь с кельями... Может, зря он не взял выходной - полазил бы вволю по замку...
   Но додумывал Олег это уже выходя на крышу. Плечо ныло, порезы были неглубокими, но длинными; если бы не боль от них - неизвестно, что бы он натворил...
   Мальчишки всё ещё были тут; Гюнтер распоряжался, среди оружия Олег увидел не только мечи и кинжалы, но и два арбалета... На этот раз на него оглянулись все. Олег кивнул на ходу и сказал:
   - Я его запер в комнате. Припугнул как следует, уже говорит, что расскажет на совете всё, о чём спросят... Гюнтер, я готов. Выходного не надо, мне скучно будет. Приказывай, куда идти.
   - Припугнул? Ну-ну! - Гюнтер оглянулся на русского. Нахмурился, заметив незначительные следы крови. Что же там произошло то? - Как пленник? Здоров? В порядке всё с ним? Очень не хотелось бы, чтобы он умер или повесился до допроса. Как будет готов говорить, так скажи, допросим хоть сегодня вечером, всё равно скучать. Не бойся, день рождения он отпразднует. А вот нашим, когда они попадаются, праздновать не дают. Не так давно Йозеф со своей напарницей угодили в плен. Над девчонкой надругались и снесли голову, Йозефу загоняли под ногти расКалленные иглы, жгли живот консервными банками прямо из горящего камина.
   Малыш очень кстати зашел в это время в зал.
   - Подойди! - Позвал его Гюнтер. - Вытяни руки.
   Гюнтер показал Олегу пальцы малыша со следами пыток, потом задрал ему майку, показал на живот.
   - А ты думаешь, здесь в игрушки играют? А ведь Йозеф куда помладше Калле будет. Видел, как его допрашивали?
   Олег долго смотрел на следы ожогов. Может, ему КАЗАЛОСЬ, что долго, а может - и на самом деле... Следы были знакомые, Гюнтер мог и не говорить, что это ожоги...
   Потом Олег поднял голову:
   - Ты знаешь, немец, - спросил он, не называя Гюнтера ни по имени, ни "конунгом", - что у нас постоянно идёт война? У меня есть знакомый парнишка. Казачонок, мы на сборах познакомились... У него такие же следы на спине. Чеченцы постарались... - Олег аккуратно опустил на младшем майку и потрепал его по волосам. Потом опять посмотрел на Гунтера: - А с какого острова это... сделали? Можно мне на тот мост?
   - Нет, - отрезал Гюнтер. - Ты затеешь драку. Я вижу. А мы сейчас не в том состоянии, чтобы... - он не договорил. - Пойдёшь на русский?
   - К... - Олег поперхнулся. - Конунг... - мальчишка быстро бледнел. - Я заклинаю тебя... ради всего святого... - он облизнул губы. - Только не надо... - глаза Олега заблестели. Тут есть русский остров!!! А он свалился сюда - да чтоб всё... Чувствуя, что сейчас расплачется, Олег покачал головой и тихо сказал - умоляюще: - Только не русский... ну хотя бы не сейчас... - Гюнтер молчал, и Олег отчаянно прошептал: - Ну... ну я на колени...
   - Пойдёшь на вчерашний, - быстро сказал Гюнтер. - Это испанский. Хотя мы называем их остров Куба.
   Олег, не стесняясь, выдохнул и обмяк. Кивнул...

* * *

   ... Напарниками Олега оказались те же два немца, что и вчера. Кстати, Олег не видел, чтобы Гюнтер отдавал им приказы. Может, они тут постоянно дежурят? Ганс - с ним Олег дрался утром - нёс арбалет. Георг - второй парень - меч и длинный нож-сакс. Интересно, подумал Олег, сюда оружие сбрасывают по национальной принадлежности?
   - Может быть... бой... - Георг помогал себе рукой, словно так слова были понятнее. - Вчерашнее... они могут мстить.
   - Я понял, - кивнул Олег. - Если ты насчёт того, чтобы я не струсил...
   - Nein, - Георг покачал головой. - Я видеть... ты не трус. Я не о том. Смотреть. Мы идём первыми - плечо-плечо, - он на ходу толкнул Олега плечом (хорошо, что не в порезанное), - Ганс стрелять, сколько можно. Один, два... Потом ты давать ему дорогу. Потом я отходить, ты менять меня. Понял?
   - Конечно, - кивнул Олег.
   Было уже очень жарко. Олег подумал, стащил майку, обмотал ею левую руку и зажал конец обмотки в кулаке. Лучше сгореть на солнце, а так - какой бы там не был меч, как бы он ни рубил камень - ну не может быть, чтобы и ткань тоже...
   - Назад, - Георг сказал это, и Олег остановился в изумлении. Но немец кивал на майку. - Хорошо... не здесь. Меч отрубит руку. Верно говорю. Только другой меч... отбить.
   - Блин, - Олег снова стал влезать в майку. Мост горбился и горбился без конца, подрагивал под ногами, хрустел - из-за изгиба не было видно, что там, на той стороне происходит, и Олег невольно ускорял шаг.
   Но оказалось, что мост ещё даже не сошёлся до конца. Олег сощурился удивлённо, пытаясь поймать движение половинок - нет, не видно. А ведь он легко различал, как на часах движется минутная стрелка... Но промежуток становился всё короче и короче.
   - Drei, - сказал Ганс, снимая с плеча заряженный арбалет. Олег увидел, о чём он - по той стороне поднимались неспешно трое парней. Двое - в возрасте Олега, один - как его напарники, старше. Но Георг тут же что-то сказал, и Ганс расслабился.
   - Не лучшие... - Георг улыбнулся Олегу немножко волчьей улыбкой. - Не лучшие из... остатка. Первые не станут. Пришли трое - боятся, что мы... станем. У них Лю... другой остров... опасно. У вчера два... двое получили.
   Олег кивнул. Он удивлённо увидел, что кубинцы, постояв "стенкой", рассосались. Один сел на перила, другой возле них, третий вообще завалился на живот и стал загорать, подстелив под руки и лицо рубашку - и меч. Сам Олег, как истукан, торчал какое-то время на ногах, хотя Ганс тоже лёг загорать, а Георг, повернувшись к замку, громко свистнул в два пальца (кубинцы встрепенулись) и нарисовал в воздухе круг. Что это значит, Олег не понял и встал в сторону - нога за ногу, локти на перила.
   - Ti quiИn? - вдруг спросил тот кубинец, который сидел на перилах, оплетя их ногами и далеко нагнувшись над водой (Олега передёрнуло). - Du wer? [Ты кто? (исп., нем.)]
   - Русский, - ответил Олег, пожав плечами.
   - El ruso?! [Русский?!] - изумился кубинец, соскакивая на мост. - МaldiciСn... [Проклятье...] - Все трое - даже загоравший - быстро о чём-то переговорили. Собеседник Олега спросил: - Калле... швед? Он жив?
   - Жив, - кивнул Олег. Он ожидал ещё вопросов, но кубинцы после шумных переговоров опять вернулись к своим занятиям. Впрочем, теперь Олег то и дело ловил на себе их недружелюбные взгляды.
   Тем временем стало ясно, зачем свистел Георг. Из замка примчался тот белобрысый мелкий пацан, принёс мишень и, выставив её метрах на тридцати, не больше, на мосту в сторону замка, независимо присоединился к страже, явно чего-то ожидая.
   Мишень была сделала явно из старых одеял, кажется - натянутых на деревянную основу, с аккуратно нарисованными кругами. Олег мысленно скривился - в клубе такие мишени не уважали, предпочитали "настоящие", с чёрными людскими силуэтами, на которых юмористы то рисовали трусы в виде звёздно-полосатого флага, то приклеивали на "лицо" ...
   - Можно арбалет? - попросил он Георга. Тот посмотрел непонимающе, и Олег вспомнил: armbrust. Слово из книжки о луках и арбалетах, которую он читал несколько раз. Да, armbrust, точно. - Geben Sie mir Аrmbrust, bitte, - попросил он, кивая на оружие.
   Немец понял наконец, охотно протянул арбалет. Кругом заговорили, но Олег уже не обращал на разговоры внимания - он разглядывал оружие. Оно было самое примитивное - деревянная ложа с прикладом, как основа для шпоночного самострела, с которым Олег ещё два года назад играл в войну. Только тяжелее - арбалет весил килограмма четыре, как "калашников". Правда, не из-за ложи - на лук пошёл кусок стальной пластинки, намертво примотанный кожаными ремнями крест-накрест - наверное, размочили, натуго стянули и потом положили на солнце. Крепче сварки, но снова мочить нельзя... Да и тетива была стальная, из тросика. Олег потрогал тетиву пальцами, попытался натянуть - бесполезняк, она и не шелохнулась. По бокам арбалета торчали мощные упоры, а снизу крепилось что-то... а, вот оно что. Кто-то позаботился из толстой проволоки (интересно - как?) согнуть знаменитую "козью ногу", она снизу и крепилась. Спуск - тоже из гнутой проволоки, только потоньше, наверху - "орех". Прицела никакого нет, конечно, но есть жёлоб для болта.
   - Дай-ка, - Олег протянул руку. Немец сообразил, с улыбкой подал болт.
   Олег сморщился. Болт был зверским. Толстый, с оперением из плотного картона - ага, не болт, а стрела всё-таки! - но главное - наконечник. Уж как и где его делали - Олег не мог и предположить. В палец длиной - и с тремя шипами, отходящими от острия в стороны-к оперению. Такой войдёт - и его можно будет только вырезать. Не вынешь.
   Правильно в старые времена арбалет проклинали и арбалетчикам отрубали руки. Впрочем... Олег покачал оружие в руке. Впрочем, пленных снайперов в наше время закапывают живыми в землю. Или отрезают по одному пальцы - а потом закапывают. Или отрезают всё, что можно, а закапывают - уже совсем потом.
   Олег взял стрелу в зубы. Отделил "козью ногу", с натугой (ого!) взвёл оружие, отдал механизм немцу. Вложил стрелу, и... повернувшись, отошёл ещё на десять шагов. Немцы, замолчав, поспешно раздались в стороны. Ну вот, метров пчятьдесят, где-то так. Олег поднял оружие и выстрелил, не целясь.
   Во всяком случае, так могло показаться со стороны. Поднял - нажал спуск. Нет, даже не закончив поднимать вроде бы - нажал.
   Головы синхронно повернулись к мишеням.
   Стрела торчала в центральной мишени. Точно в "десятке".

...Но вот встал он и бросил мертвое тело

Приманкой для черных птиц,

Шел, как каторжник от расстрела

С ядром через семь границ,

Все шел он вдаль, и к вратам он вышел,

И ветры легли к ногам.

Белые кошки молились на крышах

Пушистым своим богам...

Ах, эти белые звезды - немые стражи,

Они не спят никогда,

И пули мимо, но не промажет

Тринадцатая звезда.

Экое странное дело, братцы -

Мне даже немного жаль

Бедную звездочку номер тринадцать,

Вплавившуюся в дюраль...

* * *

   Оставшись один, Калле некоторое время сидел на кровати без всякого движения, потом с тоской глянул на окно, узкое, не выбраться, и совсем уж безнадежно, для порядка, потолкал дверь - бесполезно. Еще немного подумав, он обыскал комнату. Да что тут было обыскивать то? Пусто, ни оружия, ни того, чем можно было добыть себе свободу. Тогда, положив солнечную батарею у окна, чтобы заряжалась, мальчишка лег на кровать. В таком состоянии не хотелось ни читать, ни играть. Вообще ничего не хотелось. Калле думал об Олеге. То, что русский ненормальный, тревожило его всё больше. Кто же будет резать себя ножом? Зачем? В возможность побега, про которую постоянно говорил Олег, мальчишка не верил. Сам не заметив как, Калле заснул, что было не удивительно после настоящей ночи-пытки, привязанным к холодной кровати. Иногда он просыпался, пил воду прямо из ведра. Возможно, с этим ведром мыли полы, но Калле было плевать. А вот уборку он делать не стал...

* * *

   Будь Фернандо на мосту, вполне вероятно, попробовал бы взять реванш за вчерашнее поражение, но кубинец был так тяжело ранен, что, скрепя сердце, был вынужден выпустить на немецкий мост ослабленный отряд. Конечно, он дал указания попробовать поговорить с немцами, что они сделали с маленьким шведом и не нужно ли им что взамен, может, какой-то выкуп? Хотя, что им можно предложить такого ценного? Арбалет? Чтобы он потом начал стрелять по своим с немецкой стороны. Нет. И немцы не такие дураки, чтобы выпускать обратно схваченного игрока. Пусть Калле и не опытный боец, но из мальчишки выйдет толк, это Фернандо понял, наблюдая, с каким упорством соотечественник Туве Янсен занимается на полосе препятствий. Или то была финка? Да, какая разница. Все скандинавы упорны и умеют настырно добиваться того, чего запланируют, эти северные ребята.
   Сейчас Фернандо ковылял по залу, с грустью вспоминая потерянных за эти годы на мостах товарищей. Вчера пришла очередь Ламберга. Хотя мальчишка пожил на острове всего ничего и не успел ни с кем сдружиться, Фернандо всё равно чувствовал свою вину. Не успел обучить ничему, что помогло бы Калле защитить свою жизнь на мосту. Тоже мне, командир! Зайдя в комнату, которую занимал пропавший мальчишка, Фернандо оглядел оставленные им вещи. Их было немного. Не понадобившаяся ему на мосту ветровка, кроссовки, какая-то мелочь из карманов. Школьный билет. Книжка Тома Кленси на английском о войне Америки с Россией, которая так и не состоялась. И всё. Фернандо потерянно опустился на кровать. Тяжело терять тех, за кого отвечаешь. Не выдержав ожидания, он, отдыхая, останавливаясь, взобрался на башню и вызвал световым сигналом ребят с немецкого моста. Когда один из трех мальчишек прибежал, первым вопросом, конечно, было - что удалось узнать о шведе. Выслушав курьера, Фернандо приказал ему собрать то, что было отложено от завтрака (кубинец был запаслив, предпочитая ограничивать рацион гарнизона, но всегда иметь резерв пищи на экстренный случай), довольно много еды, и отнести немцам - для Калле. Мальчишка всё выполнил в точности, завернул продовольствие в тряпку и, прибежав на мост, вручил старшему из немцев.
   - Для Калле еда. - Пояснил он. - Командир спрашивает, что нужно Калле еще. У нас есть немного лекарств.
   Олег напряжённо следил за тем, как Георг принимает от испанца (или кто он там - смуглый, и всё...) какой-то свёрток. Арбалет перекочевал к русскому, но сейчас его беспокоила не возможная провокация со стороны немцев. Испанец говорил по-немецки плохо, поэтому Олег его хорошо понял - с Кубы передавали Калле поесть и предлагали лекарства. И Олег боялся, что Георг швырнёт свёрток в воду...
   Нет. Тот покачал его на руке, бросил - но Олегу. Сказал - по-немецки, нарочито раздельно:
   - Du des Schweden hast am Morgen stark verprЭgelt? Die Medikamente sind nicht nЖtig? [Ты шведа сильно избил утром? Лекарства не нужны?]
   Олег молча мотнул головой, поняв, о чём речь. И похолодел невольно - все трое противников смерили его такими взглядами... Олег подумал, что теперь он для Кубы личный враг. Плохо... Хотя - это ненадолго. И он понахальней улыбнулся кубинцам:
   - Эй, амигос! А этот ваш шведёнок громко визжит... Ihr Bub schreit laut, wenn es... [Ваш мальчишка громко кричит, когда его...] - и Олег показал удар кулаком по лицу.
   Улыбаясь, Олег глядел на противников. Немцы посмеивались. Так погано Олегу не было очень давно.

* * *

   Гюнтера Олег встретил, когда возвращались - нога за ногу - в замок. На крыше. Все патрули выглядели измотанными, но не боем, а ожиданием. Олег их понимал. День под взглядами кубинцев показался бесконечным. Даже есть пришлось, поглядывая на них и ощущая ответные "ножи".
   Судя по всему, Гюнтеру уже успели рассказать о свёртке, да Олег его и не прятал. И немец ничего не сказал, хотя русский подождал, прежде чем начал разговор, придержав Гюнтера за плечо:
   - Послушай, Гюнтер... - Олег поставил ногу на ступеньку ведущей вниз лестницы. - Я хочу кое-что сказать... Важное. Я смотрю вот и вижу - у вас не всё в порядке. По-моему, у вас что-то типа вялотекущей гражданской войны. И, по-моему, этот Свен - твой оппонент. Кстати, открываю карты - он мне симпатичен. Но я русский и не думаю, что ему нужна моя верность. А тебе нужна? - Олег не сводил с немца глаз. - Не на мостах, а ТУТ, в замке? Ты подумай, не спеши, конунг, - Олег улыбнулся. - А потом поговорим, ага? А сейчас я схожу, покормлю его. Немного полежу и спущусь...
   Гюнтер хмыкнул:
   - Не твоего ума вообще-то, что у меня со Свеном. Имей в виду, может, он и косо смотрит на некоторых, но прирежет первую же неарийскую свинью, которая поднимет руку на немца. На любого немца. Так что не ошибись, смотри.
   То, что кубинцы передали пленному еду, Гюнтера удивило. Надо же, как заботятся. Ну, пусть. Хоть Йозеф будет сыт. Жестоко было два раза подряд оставлять невиновного малыша без еды, в ужин и завтрак.
  

6. День первый. Цена жизни

   Олег нанес по два быстрых сильных удара с каждой стороны - легко вышиб клинья, открыл дверь, пнул деревяшки внутрь и вошёл.
   - Так, - сказал он.
   Калле не убрался в комнате. И не приступал. А сейчас сидел на кровати - в такой позе, словно только что вскочил - и смотрел на Олега осоловело. Спал, понял русский. Мысленно вздохнул, подошёл к кровати, положил на неё одеяло... и с размаху ударил шведа по лицу. Не кулаком и не ребром ладони, а "плетью" - расслабленной ладонью наотмашь.
   Калле молча запрокинулся назад. В ту же секунду Олег обрушил каблук ботинка на пальцы правой ноги Калле, вдавливая их в пол. Мальчишку мотнуло вперёд, он не выдержал и громко, мучительно вскрикнул. В крике были боль, гнев и - страх. Страх, что это только НАЧАЛО.
   Олег сел на свою кровать. Если бы Калле посмотрел на русского, то увидел бы, что лицо его искажено болью - как будто били его.
   Но Калле не смотрел. Прижатые к лицу ладони - "ковшиком" были наполнены кровью из носа, верхняя губа разбита, по ноге текла кровь из рваной раны над пальцами. Правда, Олег знал, что рана только выглядит страшно - он мог бы, ударив немного иначе, раздавить Калле плюсну, с такой травмой даже на Земле сплошь и рядом остаются хромыми... а это - ерунда. Но выглядит страшно. И, конечно, очень больно. А уж по лицу... Олег знал: шведу показалось, что лопнул череп и взорвались глаза. А сейчас вся правая сторона лица ничего не чувствует...
   Ну и хорошо.
   - Это урок первый, - сказал Олег по-английски, уже привычно подбирая слова. - Ты поступил нечестно. Я весь день торчал на мосту и устал. Ты сидел тут и спал. Конечно, тебе очень плохо. Но физически ты отдохнул намного лучше меня. Я не бил тебя, не грозил. Не заставлял стирать свои трусы или носки. Я ПОПРОСИЛ вымыть комнату, потому что спать тут противно. По крайней мере - мне, хотя мы спим тут вместе. Как тебе - не знаю, но мне это и не интересно... Урок второй. Сейчас ты будешь тут мыть. Если вздумаешь артачиться - получишь ещё два таких же удара по лицу. Если и тогда не образумишься - я тебя изобью по-настоящему, до бессознанки, и заставлю спать на полу голышом. Кстати, не думай, что тебе досталось потому, что ты "чужак" и пленный. Точно так же учат таких бестолковых сопляков, как ты, везде и всегда... И урок третий... - Олег встал и подошёл к Калле. Сел на кровать и понизил голос до шёпота: - Когда ты тут всё вымоешь и понесёшь выливать воду - все увидят тебя. Ничего не спросят - ладно. Но я думаю - спросят. Скажешь - запоминай, парень, и делай, как я скажу, если хочешь спастись отсюда!!! - что я избил тебя, потому что ты не захотел отвечать на вопросы о вашем острове. Добавишь, что утром я тебя тоже бил. Они видели кровь из моего плеча и решили, что это твоя, - Олег усмехнулся. - Можешь добавить там пару ласковых в мой адрес. Скажешь, что я тебя именно ИЗБИЛ, а не УДАРИЛ! ВТОРОЙ РАЗ! - Олег тряхнул Калле за плечо. - Пойми, если вздумаешь что-то выкинуть - тебя убьют. Меня тоже. Если будешь делать то, что я говорю - можешь спастись... - он опять тряхнул Калле. - Хватит. Умойся, можешь прямо на пол. И принимайся за уборку. Ничего страшного с тобой не случилось. Ну больно. Ну кровь. У тебя в предках были викинги, разве нет?
   Олег отсел к себе, внимательно наблюдая за Калле. Если мальчишка заартачится, захочет показать характер до конца, придётся его правда поломать. Это получится. Но тогда... тогда он перестанет быть человеком. Интересно, он понимает, что сейчас для него единственная возможность сохранить достоинство - молча приняться за уборку? Сам Олег так бы и сделал. Впрочем, он убрал бы в комнате, не нарываясь на побои... Или мальчишка правда думает, что это придумано для его унижения? Не видел он, как принимают в клуб после испытательного срока... Олег усмехнулся, передёрнул плечами. Он тогда буквально захлёбывался своей кровью, стены и пол были забрызганы, как малярной кистью... Дома мама только головой покачала - поняла, что к чему, но она сама его учила "будь мужчиной!" И не знает, конечно, Калле, как это - когда кругом СВОИ. Больше чем друзья. ОДНО с ТОБОЙ САМИМ. Хотя... может, на его острове у него так и было? Эх, как же Олегу не повезло с русским островом... как не повезло... Не могли на полкилометра в сторону сбросить... или вообще не похищать...
   Не то что-то с этим похищением. Ну вот НЕ ТО - и хоть убейте.
   Калле переживал боль, он ненавидел этого русского каждой клеткой своего мозга, но сейчас нарываться явно не стоило и мальчишка, кое-как утерев кровь, медленно опустился на корточки и принялся возить тряпкой по полу, затирая собственные кровавые лужи. Добросовестно затирая. Олег расслабился и отвернулся, задумавшись, этого было достаточно... Ламберт совершенно бесшумно встал, кошкой ступая босыми ногами подшагнул к подростку и со всей силы надел ему на голову ведро. Олега, его постель, залили потоки грязной и кровавой жижи. Сам Калле ухватил с пояса русского его нож и выскочил из комнаты, кинулся по коридору, свернул на какую-то лестницу, не разбирая дороги.
   "МАТЬ!!!" - Это было всё, что успел подумать Олег. Следующей мыслью было, что Сан Палыч - старший инструктор - его размазал бы за тупость, и поделом. Не услышал! Не уследил!
   Рыча, Олег отшвырнул ведро.
   Нож?! Блин, мог пырнуть... И пырнёт, но КОГО?! Скорей!!!
   - Мать! - заорал Олег на этот раз вслух, запнувшись о ведро. Не упал только потому, что совершил прыжок - в коридор.
   Следы. Быстро - следы!!! Мокрые - вот они. Олег нёсся по коридору. Вниз?! На первый этаж?! Оттуда доносился весёлый гомон перед ужином. Или не туда - или не добежал.
   Следы, следы... Вниз. Конечно - вниз! Он сейчас слепой от злости и страха и несётся убивать...
   ...но почему он его-то не пырнул?! Олег спрыгнул с верхней площадки на среднюю, где лестница делала поворот; спина Калле была в конце второго пролёта. Потом - коридор, но извилистый и длинный, а дальше - столовая, там все... не туда!!! О боги, да он хочет наружу! Сдурел!
   Олег прыгнул через перил вниз. И, оказавшись прямо перед Калле, ещё только поднимаясь с корточек, встретил его - бегущего - ударом ноги в живот.
   Мальчишку швырнуло обратно к лестнице; зазвенел нож. В столовой гомонили по-прежнему. Олег оказался рядом со шведом, который упрямо вставал, и с размаху рубанул по правой ключице, потом - "подковал" по щиколотке и добавил кулаком в подбородок. Лёг...
   ...Вытирая слёзы о плечо и всхлипывая, Олег втащил Калле в спальню. Свалил на постель - тот со стоном завозился. Продолжая хлюпать, Олег посдирал с себя одежду, хотел бросить на кровать, но увидел, что она мокрая навылет.
   Это был край. Олег выжал одежду. Натянул её. Пощупал матрац. Провёл ботинком по одной из луж на полу. И убито сказал:
   - Ты дурак. Даже не знаешь, какой ты дурак. И даже не знаешь, как... - и Олег вдруг подавился воздухом и сказал: - Как мне тебя жалко.
   Он положил на скамью объёмистый свёрток. К счастью, тот лежал на подушке и не промок. Посмотрел на Калле, который тускло глядел в стену мимо него, неподвижно лёжа на кровати - посмотрел сверху вниз. Переложил свёрток ему под бок. И тихо сказал - тихо и ласково, больше всего жалея, что должен говорить по-английски - ну не передаст английский язык всего, что можно было сказать на русском, понимай его этот упрямый пацан:
   - Ешь. Ты за двое суток съел только кусок хлеба. Я обещал тебе побег, но не обещал тебя нести, если ты свалишься в голодный обморок... - Олег сел на кровать и, расшнуровывая ботинки, устало попросил: - Калле, слушай... ешь, пожалуйста. Ну получается совсем глупо - то пацан из-за тебя наполовину голодал, теперь ты дурака валяешь. Ну ешь, я прошу. Братишка... - вырвалось у Олега, и он сам удивился. - Братишка, сильным надо быть. Не только духом, тут у тебя всё в порядке. Телом тоже. Ешь... Наверное, тебе больно... - он поморщился, глядя на опухшую щёку Калле, - но... ешь... Это не подачка. Это тебе с вашего острова передали. Сегодня... - и добавил просто: - У вас хорошие ребята. Ты им спасибо должен сказать, когда... когда вернёшься. А мне твоего спасибо не надо. Но...
   Он хотел сказать: "Мог бы мне хоть жизнь не усложнять!" И не стал. Внезапно навалилась апатия. Ну его...
   Олег вытер голову простынёй, сухим краем, кое-как уложил торчащие волосы пятернёй. Посмотрел в лезвие ножа - сойдёт. Подвернул штаны. Если что - скажу, что мылся. Молча вынес в коридор арбалет и подсумок со стрелами, определил на пояс меч и сказал Калле, коротко и сухо разрезая слова - совсем не похоже на себя три минуты назад:
   - Я ужинать. Тебя опять запру. Ботинки оставляю, не могу я их больше носить сегодня. Можешь надуть в них, если хочешь, а носки вышвырни в окно. Потом, когда вернусь, пойдём за водой - будешь мыть пол. Уже лучше; со стен-то ты всё отчистил. И тебя ДОЛЖНЫ увидеть в таком состоянии.

* * *

   Ужин опять был классный. Томатный суп с фрикадельками, вкусный сок (Олег не мог понять - какой?) и - ёлочки! - две здоровенных посудины. С красной икрой и с мороженым. К мороженому Олег относился, как ни странно, прохладно, а вот икру мог есть ложками. Лучше с - м-м-м!!! - маслом и свежим - м-м-м-м!!! - белым - м-м-м-м-м!!! - хлебом - м-м-м-м-м-м-м!!! Олег и правда замычал бы или даже застучал ложкой по столу. Собственно, и застучал бы, будь он на базе. И Танька сама намазала бы ему бутерброд, сосредоточенно оттопырив верхнюю губу и ловко действуя складником... а попозже, где-нибудь в лесу, смеясь, твердила бы ему, что она - не икра и нечего на неё так облизываться... и не очень активно отпихивала бы его руки...
   Кто-то из немцев сказал что-то в том смысле, что с новеньким им повезло - как прибыл, так лучше кормить стали. Все (почти) засмеялись, засмеялся и Олег. И сложил фразу:
   - Geben Sie mir Sheistkarte... ich habe mich noch nicht entschieden... [Дайте мне меню... я ещё не решил...]
   Хохот стал всеобщим. Над столом полетели туда-сюда шутки, которых Олег почти не понимал, но всё равно смеялся. Потом кто-то включил на полную плеер ... и Олег увял.
   Калле наверху. Сейчас русский ощущал себя предателем по отношению к немцам. Ему захотелось встать и всё рассказать. Тогда он сосчитал до десяти. Медленно. Как учили. "Если хотите в чём-то признаться, раскрыть или облегчить душу - сосчитайте до десяти. Желание пройдёт - и даже покажется вам глупым..." Всё было верно. Желание откровенничать прошло. Но хорошее настроение не вернулось тоже.

...Сам себе загадай, сам себе ответь,

Нужен ли опыт смерти твоей душе.

Даже такая жизнь веселей, чем смерть -

Забывай ее, забывай ее.

Ты заслужил сполна все сто лет без бед,

А песни бывают с кровью, как и бифштекс -

Вспомни, что небо держится на тебе,

Забывай ее, забывай ее.

Это не смерть, это просто встали часы,

Домики ускоряются под крылом,

Вспомни себя - ты же в дюйме от полосы,

Забывай ее, забывай ее.

Я не знаю уж, как ты там,

А я в хадже к святым местам,

Я снова вижу, мои глаза промыло грозой,

Ну а тебя я имел в виду,

Уже звонка твоего не жду,

В моих зубах сигарета, в руках весло, гребу в кайнозой...

   - Я пойду, - сказал Олег, вставая. Никому, просто - сказал.
   - Погоди, - остановил его Гюнтер, - я тебе хотел сказать, - Неске сделал паузу, словно вспоминая, а потом продолжил, - Говорят, в системе подготовки гитлерюнге был и такой элемент. Парнишке давали вырастить своими руками какого-то милого зверька, щенка. А потом, когда ребенок привязывался всей душой, приказывали щенка убить. Жестоко? Да. Но воин не должен иметь жалости как довлеющего чувства. Ограничивать жестокость пределами необходимого - да. Щадить там, где это возможно - да. Но выстилаться перед не сдавшимся врагом - никогда. А швед не сдался, заметь. Но речь сейчас не об этом. Вы, русские, всегда кричите о своей широкой душе и своем умении прощать обидчиков. А мы, немцы, типа бездушные машины, способные лишь изобрести Аушвиц и дизельный мотор для танка. Но попробуй подсчитать, сколько вы, русские, убили своих же собратьев в гражданских войнах со времен Ивана Грозного. А в ваших лагерях при Сталине сидело меньше ли людей, чем в лагерях Гитлера? Их не уничтожали? О, уничтожать человека можно по-разному. Можно "Циклоном", как Гитлер. Но Сталин пошел дальше. Зачем тратить деньги на уничтожение того, что может уничтожиться само? И у вас людей уничтожали работой на Севере, сокращенной пайкой, психологическим давлением. Человек надрывался работой и умирал сам. Очень удобно - орудие труда не нуждается в списании и утилизации, а при достижении критической степени износа утилизируется само, освобождая всех от моральных терзаний.
   Президент погрузился в наслаждение свиным окороком. И лишь минут через десять закончил.
   - Короче, зачем я всё это тебе говорю. А вот за тем, чтобы ты знал, если пленник сбежит, то тебя не казнят. Тебя вообще пальцем не тронут. Но казнят кого-то невиновного, по твоей вине. - Гюнтер тихонько кивнул на Йозефа, который с девчонками у камина, сидя прямо на полу, играл в "Черный Питер", оглашая замок взрывами звонкого смеха, когда кого-то удавалось ловко вымазать сажей. - А тебя, Олег, заставят посмотреть на казнь, потом отпустят, куда хочешь. Хоть на Русский остров.
   Олег слушал это, стоя у скамьи и холодея. С насмешливым лицом, а внутри рос холод. Сперва он хотел перебить немца и сказать, что тот обчитался или обсмотрелся вещей, которые Сан Палыч называл "г...о для мозгов" и что у него представление о России, о Сталине и прочем, как у журнала "Огонёк". Потом - что он знает про зверьков и что это были кролики, и не во всём "гитлерюгенде", а в ЭсЭсовских школах типа Зонтгофена. Потом - что немецкие ландскнехты придумали ворот для вытягивания кишок из живого человека, а не Иван Грозный, и с пятнадцатого по девятнадцатый век именно немцы резали друг друга на потеху всей Европе.
   Но потом Гюнтер кивнул в сторону мелкого... как его... Йозефа. И Олег окаменел. Замер, застыл, как кролик перед удавом. Всё, что он хотел сказать, сделалось неважным-неважным, далёким-далёким. Да и его самого не стало. СОВСЕМ. И только вечность спустя выдавил, в сущности, с головой себя выдавая и не думая об этом:
   - И ты... сможешь?
   Гюнтер смотрел молча. Потом отвернулся, и Олег ощутил, что опять может владеть собой...
   ...Когда он шёл - его шатало. Гюнтер раздавил его. Раздавил одним движением. Не глядя. А главное - совершенно без зла. Просто потому, что считал это нужным и правильным.
   А если бы это был не шведский, а негретянский мальчишка, подумал Олег - и в эту секунду понял, что хочет найти повод чтобы отказаться от Калле. Оправдать себя и отказаться. Эта мысль значила, что он не только трус (это он знал), но и предатель. И предавать он собирается самого себя. Ну вот такая дикая получилась ситуация - ПРЕДАТЬ - все будут живы (кроме Калле). НЕ ПРЕДАТЬ - умрёт несколько человек... и не факт, что Калле останется жив.
   Мысль о предательстве была непереносимой - и она заставила Олега взбодриться. Он остановился около арбалета в коридоре. Нехорошо посмотрел вокруг. Ладно. Беленькими нас не хотят. Будем чёрненькими. Дизельный мотор, говорите? А в русской бане вы не парились? А Толстую Красивую Северную Лисицу не видали?
   Попарю и покажу. И гори всё огнемётным пламенем. Его совесть - ЕГО совесть, и что он на неё возьмёт - его дело. НО ТОЛЬКО НЕ НАРУШЕНИЕ СЛОВА. Он не может предать Калле, которому обещал побег. Он не может предать Гюнтера, которому клялся в верности. Безвыходная ситуация? Для двоичного кода, по которому вы тут решили жить - да. А вот для широкой русской души...
   Мрачно усмехнувшись, Олег пинками повышибал клинья из-под двери. И рявкнул внутрь:
   - Вставай, блин, пошли за водой! - не трудясь переводить ни на какой язык. Поймёт. Или опять получит...

* * *

   - Ну и рожа у него, - буркнул Ганс. Свен пожал плечами. - Ты как хочешь, а всё-таки это неправильно, когда русский бьёт шведа.
   Свен потянулся, хрустнул плечами. Ему тоже это не очень нравилось. Но тут - как ни крути - главным был ОСТРОВ, а не НАЦИЯ. Может быть, ПОТОМ...
   - За что он его так отколотил-то? - не унимался Ганс.- Неужели тот молчать вздумал? Ты как считаешь?
   - Никак, - ответил Свен, подбирая остатки икры хлебом. - Ты же говорил, он хорошо дерётся?
   - Ну. А стреляет вообще... - Ганс прищёлкнул пальцами. - Пятьдесят шагов. Раз - и в яблочко.
   - Так что тебе ещё надо? Бьёт - значит, тот или правда молчит, или русскому нравится его бить. Мне всё равно. Пусть бьёт, пусть как грелку или как коврик для ног использует. Пусть хоть поимеет его. Сам виноват, что попался в плен. А вот... - Свен поставил на стол локоть и небрежно прикрыл кулаком губы, - ...о чём они с Гюнтером болтали наверху, когда вернулись с мостов?
   - Не знаю, о жратве для пленного, наверное, - Ганс встал, махнул девчонкам. - Спасибо!.. Свен, купаться пойдёшь?
   - Пойду... - задумчиво сказал Свен, тоже поднимаясь. - О жратве - это хорошо... ЕСЛИ о жратве.
  

7. День первый. Крапивин и нежданная гостья

   Ори не ори, грози не грози, но Олег Калле покалечил немного. Тот не подавал виду, но было заметно, что ему больно. На самом деле, без притворства. Поэтому пол мыли вместе. Олегу было смешно. Он бы расхохотался в голос, если б не общая ситуация. И ещё - внизу никто ничего не спросил, хотя состояние шведа видели почти все...
   Воду тоже выносили вместе - внизу уже не было никого, кто по комнатам разошёлся, кто купаться. Олег как следует умылся, прополоскал одежду и тут же отжал её в слив. Мокрая... ладно, сойдёт. Потом отконвоировал шведа обратно в комнату. Спать ещё было рано, но так тянуло просто прилечь...
   - Сегодня у тебя большой праздник, - не зло, но сердито сказал Олег, раздеваясь. - Я буду очень щедр. Обойдусь без наволочки и простыни, одним одеялом, матрасом и голой подушкой. А свою кровать в полном сборе и даже своё одеяло уступаю тебе, - Олег сделал изысканный жест. - Не надо благодарностей. Валите на мокрое, герре Ламберг. Ну а завтра постираете всё это под моим строгим надзором; видят боги Асгарда - я этого не хотел. И кстати - когда соберусь спать - я тебя свяжу. И укрою одеяльцем. Надеюсь, тебе приснится мокрое большое болото...
   Сложив одежду и оружие на своём краю скамьи, Олег потянулся. Отчаянно, до хруста, даже повыл немного. Потом столбом завалился на кровать.
   - Фух, устал... - Олег заложил руки под голову. - От безделья устал и от жары... Я, знаешь, лес люблю... Настоящий, не парк и не джунгли там какие-то. Чтобы дубы, ясени... На поляне в траву упадёшь - хлоп, как будто в парное молоко, тепло, голова кругом от запаха, а трава над тобой раз - и сомкнётся, как шатёр... только солнце сквозь неё светит... - он поводил над собой в воздухе рукой и прочитал громко:
   - Take 'im away! 'E's gone where the best men go.
   Take 'im away! An' the gun-wheels turnin' slow.
   Take 'im away! There's more from the place 'e come.
   Take 'im away, with the limber an' the drum.
  
   For it's "Three rounds blank" an' follow me,
   An' it's "Thirteen rank" an' follow me;
   Oh, passin' the love o' women,
   Follow me - follow me 'ome! 1.
  
   1.Увозите его! Ему не было равных и нету.
   Увозите его! Наклоните знамена к лафету.
   Увозите его! Он уходит к другим берегам.
   Увозите его! Плачут флейты и бьет барабан.
  
   Ну-ка, "тринадцать из строя", и проводите меня!
   "По три холостых в честь героя", и проводите меня!
   О, превыше женской любви,
   Проводите меня домой!
   Дж. Р.Киплинг.
  
   Так-то, Калле, так-то...
   Калле не слушал Олега, он всерьез думал о побеге, наверное впервые за время своей неволи. Побеге настоящем, а не о том, о котором твердил русский. А почему нет? Почему не попробовать бежать самому, без чьей-то помощи? Вот только когда и как? Днем из комнаты было не выбраться, да и какой смысл, на мостах стояли вражеские отряды, попробуй, продерись сквозь них! Ночью? Вроде бы единственная возможность. Но мосты разведены. Добраться до края пропасти и стоять до утра, в фантастической надежде, что враг замешкается и не поспешит ранним утром? Ерунда. Побег обнаружат задолго до сведения мостов, а потом достаточно лишь подняться на башню и оглядеть остров с мостами. И потом, как найти свой мост? Мальчишка, когда его вели в замок, был не в том состоянии, чтобы запоминать ориентиры. Калле подошел к узкому окну. Ну что за гады строили! Обзора совсем никакого! Был виден лишь кусочек моря, прибрежный песок, кусочек неба. Всё! Пусть, но Калле всё же попытался бы. Вот только у Олега, кажется, входит в пагубную привычку привязывать его на ночь. Калле с неприязнью оглянулся на русского.
   Олег приподнялся, протянул руку к книге, лежащей на скамье:
   - Можно глянуть? - лениво спросил он, заваливаясь обратно, закинув ногу на ногу и покачивая ею. - Я читать люблю очень... а на острове ни фига нет. Даже "Майн Кампф" никто не завёз... Ух ты, это что?! - он быстро сел, держа книгу на коленях. Вскинул на Калле изумлённые и ставшие неожиданно лучистыми глаза - как будто через коричневый хмурый янтарь пропустили солнечный свет. - Крапивин?! Ты читаешь Крапивина?! Вот это да-а... "Gosse med vДrja"... - ломая язык, прочёл Олег. Вздохнул разочарованно: - На шведском... Но это, кажется, "Мальчик со шпагой"? - он коснулся обложки, разглядывая картинку - мальчишка в окружении нескольких всадников в форме красноармейцев времён Гражданской войны в России. - А я думал, у вас его и не переводили... Надо же... Жаль, что по-шведски... - Олег, не вставая, осторожно отложил книгу и спросил тихо, садясь по-турецки и опираясь локтями на коленки, а подбородком - на руки: - Тебе нравится Крапивин?..
   - Ну, допустим, нравится, и что? - не слишком-то вежливо ответил Калле. - "Мальчик со шпагой", да. Я слышал, еще недавно вышли книги, но прочитать не сумел, не перевели. А вот "Острова и капитаны" читал, - вопрос про Крапивина Калле немного смутил. Крапивин ему нравился. Но среди сверстников его книжки никакой популярностью не пользовались, считались слишком уж для малышни и рисующими какую-то далекую и очень непонятную жизнь. И там обсуждались проблемы страны, до которой никому из знакомых Калле дела не было. Но его там интересовало совсем другое. Отчаянная храбрость героев, их непреклонность и вера в свою правоту. В этом Крапивин был похож на Киплинга.
   Признание Калле, что Крапивин оказался тут не случайно, и что Калле любит его книжки, даже как-то растрогало Олега. Среди его приятелей никто - даже друг Серёжка - этого писателя даже не знал. Разве что со слов того же Олега.
   - Ого, "Командора" знаешь... - уважительно покачал головой Олег. И продолжал: - Я у него всё читал... И "Острова и капитаны" тоже и "Колыбельная для брата". Интересно. Только новые книжки у него очень грустные... У нас правда хреново в стране. Но мы вырастем, - Олег говорил чужие слова, однако, правда в них верил, - и всё поменяем. Если надо - силой поменяем... А вообще мне больше всего нравится как раз "Мальчик со шпагой"... - Олег помолчал и нерешительно сказал: - Слушай... я не знаю, я тоже вашу страну только по книжкам изучал, да и то по детским... а про вас там разное пишут... Если хочешь... в общем... ты не думай, я безо всякого там... ну, чтоб п... приставать... Если хочешь - ложись спать ко мне. В кровати места хватит. А барахло завтра высушим... - Олег смутился ещё больше и сам себя перебил: - В общем, ты подумай, где спать будешь, а пока пошли искупаемся. Только Калле... - Олег опять замялся. И вдруг покраснел, как свёкла. - Я не умею плавать. И я возьму с собой арбалет. Я ОЧЕНЬ хорошо стреляю. Если ты захочешь уплыть - я достану тебя и на ста метрах, и даже дальше. Не убью, но подраню. Ты прости, но ты ведёшь... - он вдруг скривился и, встав, пересел на мокрую кровать рядом со шведом: - Не буду я арбалет брать. И мы пойдём на море, если ты мне дашь слово, что не убежишь. СЛОВО, Калле.
   Швед молчал. Потом серьёзно посмотрел в глаза Олегу и поднял руку с двумя прямыми пальцами:
   - Слово, что я не убегу СЕЙЧАС, с моря, - тихо сказал он.
   - Я... - Олег кашлянул. - Ты меня прости, что я тебя бил. Ты мне, знаю, и сейчас не поверишь, но я тебя правда хочу вытащить. Я не знаю... просто ХОЧУ, и всё. И ещё... ещё я тебя больше пальцем не трону... - Олег опять оборвал себя, помотал головой. - Нет, вру. Вот тут ВРУ. Я не знаю, ты, наверное, не поймёшь... - он ругнулся, махнул рукой: - Пошли на море, вставай.
   Олег поднялся, перепоясался ремнём прямо поверх спортивных трусов. С сомнением посмотрел на меч. Погладил его ладонью и тихо сказал:
   - Отдохни, Змея... Я скоро.
   Неожиданно он понял, как ему хочется выйти на закатное солнышко именно вот так - в трусах, как из палатки вечером. Без штанов-"ночки", без тяжёлых ботинок, даже без пусть и неформенной, но надоевшей майки. "И зачем я взял с него слово? - вдруг подумал Олег. - Ну и пусть бы бежал. Всё равно придётся его отсюда вызволять... хоть я пока и не знаю - КАК, после этого разговора с Гюнтером..."

...Ты не знаешь, что жизнь нелегка,

В твои юные дни это просто не важно.

Ты смухлюешь - не дрогнет рука,

Не боясь за грехи расплатиться однажды.

Ты считаешь, что жизнь не одна:

У тебя впереди этих жизней до чёрта.

Ты себя выпиваешь до дна,

А другим - грош цена!

Ты тот воин, что в поле один,

Ты уверенный враг, ты безжалостный мститель.

Ты всегда сам себе господин,

Сам себе режиссёр, сам себе победитель.

Ты немало другим досаждал.

Ну и пусть, это им будет славным уроком.

Ты, в лицо им смеясь, показал

Свой звериный оскал.

И теперь ты, как раненный зверь:

Нападаешь, не глядя, и бьёшь, не жалея,

Не скулишь от случайных потерь,

Потому что с потерей ты крепче и злее.

Ты не веришь, не любишь, не ждёшь,

Не мечтаешь, не плачешь, не просишь пощады.

И не важно, где правда, где ложь.

Ложь хитрей и проворней, чем глупая правда.

Вот и всё, остановимся здесь.

Посмотри на себя: кто ты есть? кем ты будешь?

Ты не жил, ты состарился весь,

Ты, как волк, зарычал, не успев выйти в люди.

Посмотри на себя, посмотри!

Твоё тело пустынно, пустяшно, пустое.

И зачем этот пламень горит

Там, где пусто внутри?

Может, хватит? Постой, оглянись,

Не виновна судьба и не мир виноватый.

И пока не закончилась жизнь,

Вспомни сам, как впервые заплакал когда-то,

Оттого что котёнок ушёл.

А потом он нежданно вернулся обратно.

Помнишь, тёплый в руках пирожок

Пахнул так хорошо!

Где ж ты всё это, друг, растерял?

Кто тебя научил будто жизнь - это битва?

Что за эквилибрист показал

Превосходство баланса по лезвию бритвы?

Подожди, ты за ним не спеши.

Встань на крепкую землю, вдохни полной грудью,

И рассмейся легко, от души,

И счастливый иди... ну а там будь что будет!

   - Слушай, а расскажешь мне вечером, что там в новых книжках? - попросил, немного смущенный, Калле. - Почитать самому, наверное, мне не удастся уже. А если немцы встретятся, как объясним им нашу вылазку?.. А хотя объясним как-то...
   Калле удивился, надо же, сам не заметил, как пустился в откровения с русским. Захотелось еще раз предложить ему бежать к Фернандо, но обещание не трогать этот вопрос Калле помнил. Он легко дал клятву не убегать морским путем, ибо кто в здравом уме рискнет переплыть пространство между островами? У кубинцев время от времени вспыхивали жаркие споры по поводу морских десантов, возможны они или нет. Но старожилы острова всегда приводили примеры, как ребята, пытавшиеся форсировать море вплавь или даже на плотах, загадочным образом исчезали, и ни на вражеский остров не добирались, ни назад. Их поглощали загадки морских волн.
   - Подожди же. Давай еды возьмем! - Калле ухватился за сверток и быстро раскатал его. Хлеб, вяленое мясо, конфеты, печенье, сыр, несколько тропических плодов, очевидно, кубинцам поставляли что-то, что по мнению хозяев игры должно было соответствовать их рациону. Бананы в свертке были. И ананасы тоже. - Ну вот, я богач! - Даже засмеялся Ламберг, дурашливо покачав связкой желтых бананов. - Я и с тобой поделюсь! Съедим на пляже.
   Олег тем временем открыл дверь.
   - Пойдём на то место... А, ты не знаешь... В общем, я тут уже был на море, там какое симпатичное местечко есть... блин!!!

* * *

   Рахель занималась готовкой, уборкой и прочими нехитрыми обязанностями. Когда все были в замке, она старалась не появляться на глаза. Вечерами, как только девочка закончила готовку, она удалялась из кухни, прихватывая с собой свою порцию, и ела у себя, а потом, когда все расходились по комнатам, возвращалась с тарелкой. В этот момент Свен и Ганс затевали свою любимую вечернюю игру, они подлавливали еврейку, один, схватив за волосы, дергал вниз, а другой со смехом и криками: Wir werden das Schwein schneiden! [Будем резать свинью!] - доставал нож. Вайсер отбивалась, как могла, чаще всего это развлечение останавливал Гюнтер, но сегодня президента не оказалось рядом, и подростки долго гоняли Рахель по кухне, довольно увесистыми ударами не пуская к выходу. Нож несколько раз сверкнул перед самым лицом девчонки; наконец, совсем выбившись из сил, она было забилась под стол. Тогда парни подошли с двух сторон, и Свен с силой ударил ногой. Девочка кубарем выкатилась из своего убежища и, подскочив, бросилась из кухни под гогот обидчиков. Рахель бежала вверх по ступеням, по щекам катились слезы, девчонка на ходу вытирала их рукой. Долетев до коридора и, затравлено оглянувшись, Вайсер удостоверилась, что погони нет.
   "Ненавижу, - думала она, глотая слезы, - ненавижу и презираю, ну почему? За что?"
   На эти вопросы всегда всплывал один и тот же ответ, который маленькая женщина откидывала как заведомо неверный.
   Превратившись за несколько месяцев в маленького затравленного зверька, Вайсер держалась от всех особняком, и даже когда "упал" этот русский, девчонка и не подумала к нему приблизиться. И не только потому, что ей никто этого не позволил. От Гюнтера и Марисоль она узнала, что зовут мальчишку Олег и что он хорошо дерется, даже чересчур хорошо, что взял пленного шведа.
   Сейчас, убегая от Свена и Ганса, она оказалась как раз рядом с дверью в комнату этого самого Олега. За дверью разговаривали.
   Вайсер не хотелось никого слушать, она просто боялась спускаться вниз и потому, облокотившись о стену, сползла на пол, тонкими руками обхватила содранные коленки и, уткнувшись в них лицом, тихо расплакалась.
   Рахель даже не заметила, как дверь открылась, и...
   Олег проворно отскочил, хватаясь за нож - угодил он ногой во что-то маленькое, мягкое и живое. Расслабившись от почти дружеской болтовни с Калле, он слегка "выключился" и решил было, что это щенок, но, вспомнив, что тут щенков нет, разозлился - кто под дверью подслушивает?! Ну Гюнтер, ну...
   - Девчонка! - вырвалось у него. - Калле, это не к тебе?! - пошутил Олег.
   - Н-н-н-ет, - Растерянно ответил мальчишка. - Если ты попробуешь сказать, что это моя сестра меня навестить решила, еще получишь ведром по голове!
   - У тебя есть сестра? - Олег рассматривал это затюканное чудо. - Красивая?.. Хотя это - точно не твоя сестра, - уверенно сказал он. - Ты чего ревёшь?
   Рахель подняла заплаканные глаза вверх и, всхлипнув, только сильнее стиснула руками коленки. На душе у Вайсер скребла тысяча кошек. Прислушиваясь к звукам внизу, она с отчаяньем подумала, что, возможно, придется спать тут, в ее убежище в коридоре, потому что идти вниз без защиты Гюнтера было опасно. Вдруг Свен и Ганс не наигрались ею сегодня... Маленькое скрюченное тело подрагивало от неровного дыхания, да и пол был далеко не теплый, проступила гусиная кожа, растрепанные волосы свисали сосульками.
   "Еще один на мою голову," - подумала Рахель и, не отрывая лица, тихо ответила на русском:
   - Я не плачу, я жду, не обращай внимания, если мешаю, то отодвинусь, только можно я вниз не пойду... Там Свен и Ганс и у них нож...
   Рахель тихонько поднялась, задевая спиной стену, словно боясь упасть - и сделала шаг вглубь коридора, мельком взглянув на шведа. Вид избитого парня ее насторожил, ей вполне хватало неприятностей, чтобы влипать еще в одни.
   За что же он его так? И этот тоже без вины виноватый, вон тихий какой, а взгляд сильный, не затравленный, держится, значит, еще, да... он не я.
   Девочка повела плечами, сморщившись от боли и нерешительно сделала еще шаг, остановилась в ожидании...
   Олег присмотрелся, свет из комнаты упал на лицо гостьи
   - Ты еврейка, что ли? - спросил мальчишка.
   Вот и растаяла последняя надежда, с таким пренебрежением был задан этот вопрос. Вайсер не торопилась знакомиться с русским, хоть ей и хотелось. Не торопилась она не только по причине запрета и добровольного затворничества, а потому, что боялась опять налететь на то же самое, что и в среде немцев. Ей так хотелось, чтобы этот русский парень оказался нормальным, ей не нужно было бы от него жалости, она не попросила бы защиты, Рахель была совсем не такая, но ей очень хотелось просто пообщаться с ЧЕЛОВЕКОМ на родном для нее языке, пообщаться ни о чем и обо всем сразу, так, как говорят хорошие друзья, узнать, где он жил, поделиться историями своей жизни, просто обсудить погоду... Что угодно, только без этой постоянной оглядки, подбирания слов, чтобы не навлечь на себя очередные неприятности. Девочка больше всего страдала от одиночества, самого страшного одиночества, которое только можно придумать, одиночества среди людей. Ей хотелось простой человеческой радости разговора. Когда ты свободен в общении - так не ценится оно, не ценится потому, что кажется: иначе и быть не может, но на островах маленькая женщина поняла - может...
   Рахель молчала, только вздрагивала, но Олегу её ответ и не был нужен. Признаки, позволяющие определить - приблизительно, но в общем точно - национальную принадлежность человека, они выучили ещё в прошлом году. Многие смеялись, отпусКалле фашистские шуточки, а Олегу просто было интересно - оказывается, довольно легко это различать "навскидку". Правда, евреев он ни разу в жизни не видел - только по телику - но табличка сама всплыла в мозгу, и ошибиться было невозможно. Вот Гюнтер - похож не пойми на кого, а у Олега бац - при первом взгляде на него сработало: "чёрный голландец", есть такая группка полуфризов-полунемцев, на классических немцев и не похожих совсем... Так и тут.
   - Ну, не ходи вниз, - Олег равнодушно пожал плечами. Да, евреев он не видел, но не любил - слова о них хорошего не слышал даже от матери. Та про них просто не говорила, а уж как высказывался Сан Палыч и почти все другие инструктора... - Мне-то что... Блюмквист... тьфу, Ламберг!.. - пошли, чего стоишь, раз это не твоя сестра.
   Калле прошёл как-то боком, поглядывая на стоящую девчонку. Олег сделал несколько шагов и остановился. А Свен-то гад, похоже. НАСТОЯЩИЙ. Ну не нравится ему девица - прирезал бы, раз такой блюститель расовой чистоты - да и вообще, не спать же ему с ней предлагают и не детей заводить. Нет, решил тюкать малолетку, развлечение нашёл... Или она врёт, может? У них это запросто, врут, как дышат... Может, её вообще Гюнтер подослал?
   Нет, не врёт и не притворяется. Боится идти вниз. Вообще-то такие дела Олег знал. Не впишется кто-то в коллектив - и мучается. Но всегда можно свалить куда-то. А тут - куда свалишь? Как тюрьма, с кем поселили, с тем и живёшь...
   Нет, Олег не пожалел девчонку (и сильно удивил бы, наверное, того же Гюнтера, узнай тот о такой избирательности новичка...). Скорее он о ней даже и не думал, хотя глядел на неё. Просто мальчишка всегда брезговал теми, кто мучает слабых - просто по прихоти или с дури. Презирал и не скрывал этого, хотя вообще был скрытен. Это раз. А два... ну вот было у него хорошее настроение. И Калле рядом стоял, ждал чего-то - ушибленный правами человека... или всё-таки больше Крапивиным?
   Да ну боги на небесах. Она-то ЗДЕШНЯЯ. Гюнтер, может, ещё и похвалит.
   - Чудо, слышишь? - бросил он девчонке со щедрой пренебрежительностью довольного человека. - Иди к нам в комнату... да не бойся, ты что?! Мы купаться идём. Посиди и вылезай потихоньку. А хочешь - нас дождись, но потом сразу свалишь... если только не любительница смотреть, как мальчишки трусы выжимают... Да не трясись ты, Свен твой, наверное, в море уже сидит! Иди и дверь за собой закрой, да не стащи чего! - Олег хохотнул и пошёл по коридору. - Что ты там про бананы говорил? - спросил он Калле. - Я их терпеть не могу, но это ТАМ...
   ...Рахель не двигалась с места, просто стояла и ждала, когда мальчишка закончит говорить. Последняя фраза стекла с Вайсер, словно шмат грязи, кинутый в лицо, перед глазами встал антиеврейский плакат, который она видела в музее катастрофы Яд-ва-Шем в Израиле, когда там гостила у бабушки: на нем было нарисован карикатурный еврей с огромным орлиным носом в черной шляпе, тянущий из кармана женщины деньги и занесший над телом христианского младенца кривой окровавленный нож. Образ был настолько отвратительно яркий, что девочку аж передернуло.
   Жертва стереотипа - подумала она и крепко зажмурилась, чтобы прогнать отвратительное наваждение...
   ...Пока Олег разговаривал со странной гостьей, Калле разглядывал ее. Потрепанный, заплаканный и затравленный вид говорил сам за себя, и Калле понял, как несладко ей живется на острове. "Может, тоже пленная? Которую сделали рабыней? Или даже хуже рабыни?!" - подумалось ему. И если пленным всё же оставляют жизнь, то может и ему сохранят? Но что потребуют взамен? Выдать все тайны кубинского острова? Слишком малая цена, тайн там почти нет. Заставить прислуживать в замке? Не выгодно - придется постоянно оглядываться на раба-подростка, который может в любой момент всадить нож в спину или захватить замок, пока все на мостах. Жизнь сохраняют за что-то иное? Заставят драться с кубинцами?! Но спрашивать тут, в коридоре, не хотелось.
   - Там, вот, тетрис игра такая есть.
   Калле вложил во влажную (слезы утирала) девчоночью ладошку игру, показал, как управлять и легонько подтолкнул Рахель за плечо в комнату, а сам поспешил за Олегом.
   - Какой ты РАЗНЫЙ, - сказал он, догнав своего пленителя. - Даже... даже страшно...
   ...Игру Вайсер хорошо знала, недаром отец программист был. Зажав вещицу, она проводила Калле взглядом. И долго прислушивалась, как тот топал по ступенькам. Оставшись совсем одна перед распахнутой дверью в чужую комнату не очень-то жалующего евреев русского и его пленника, Рахель долго стояла в нерешительности. Через открытую дверь было видно комнату, легкий бардак, так присущий мальчишкам, царил в этом маленьком мире.
   Отрешенно оглядывая помещение, маленькая хозяюшка заметила, что пол кто-то мыл, но мыл небрежно - осталось много грязи в плохо доступных местах. Нужно было чем-то занять руки, чем-то, что отвлечет от дурных мыслей, и Рахель, взяв ведро, двинулась вниз по лестнице, вслушиваясь в тишину замка. Без проблем добыв воду и тряпку, Вайсер взялась за уборку, она не хотела произвести хорошего впечатления, она просто СОВСЕМ НЕ ХОТЕЛА ДУМАТЬ, а это можно было сделать только одним способом: заняв себя работой.
   Вскоре комната была выдраена и вещи все сложены, обнаруженная мокрая постель аккуратно разложена напротив окна, чтобы проветрилась и подсохла. Вайсер огляделась, больше было заняться нечем. Она села на пол и задремала.
  

8. Игры в воде и бои на песке

   На пляже было... ВЕСЕЛО. Олег понимал, что это глупо и дико, что это неправильно, но ничего не мог с собой поделать.
   Никто особо не поинтересовался, что тут делает пленный. Только когда Калле полез купаться - побежал (похоже, забыв, кто он и где он) - подошёл Свен. И спросил коротко с резким акцентом:
   - Не сбежать?
   - Нет, - отрезал Олег. - Он мне слово дал... - он ожидал, что Свен засмеётся, но тот кивнул. И Олег поинтересовался: - За что жидовку гоняешь? Завет предков?
   Свен хохотнул и молча отошёл.
   А Калле плыл вперед, закрыв глаза, позабыв про всё. Лишь ударившая в лицо встречная волна заставила его остановиться и оглянуться. Однако! Берег то был далеко и кое-кто уже, встав, смотрел в его сторону. Нет, не боялись, что сбежит к своим - ни один мальчишка не доплывет до соседнего острова. Боялись, что утопится до допроса? Да какая разница, всё равно надо поворачивать назад. Калле топиться назло врагу не собирался. Как любой нормальный подросток, он любил жизнь и совсем не думал о смерти. Даже попав в плен, он так и не понял пока, насколько опасно его положение. Выбравшись на горячий песок, мальчишка пристроился чуть в отдалении немецкой компании (соваться к ним не решился) и уставился на своего конвоира.
   К русскому подошли неразлучники - Ганс и Георг. Олег напрягся - но они безо всякой задней мысли припёрли с собой три солидных палки длиной (да и весом, пожалуй) с меч. Решили брать реванш вдвоём...
   ...На этот раз Олегу тоже досталось - по левому бедру. Но это произошло как раз в тот момент, когда он быстрой "обмоткой" разоружил Ганса и ткнул его в солнечное концом палки - а потом Олег успел развернуться и чиркнуть Георга поперёк груди. Да так, что там выступила кровь. Но немец только поднял руки и рассмеялся. Кстати, к этому времени вокруг собрались уже человек десять, не меньше, и на Олега посыпались искренние поздравления и хлопки по плечам.
   - Слушать... - Ганс что-то протарабанил по-немецки и, смешно поморщившись, старательно произнёс: - По-ка-жьи. Ф-фить! - он нарисовал в воздухе спираль.
   - Да смотри, - щедро сказал Олег...
   ... - А ты не хочешь? - запалённо дыша после десятой по счёту схватки - уже с какой-то девицей - спросил Олег Свена в спину, когда все уже расходились.
   Тот не оглянулся, не ответил, и Олег упал на песок возле Калле - тот уже давно выбрался из воды и внимательно наблюдал за поединками. Подгрёб под бока побольше песку и вытянул руки над головой.
   - Меня бы лучше потренировал, - буркнул швед и, сев, огляделся. От замка начинались три моста, сейчас разведенные где-то высоко. И какой же из них вел на кубинский остров? Вопрос чуть было не сорвался с его языка, но мальчишка сообразил, что это будет выдавать его намерения слишком откровенно. Лучше потом у той девчонки спросить.
   - А старичок-то - типичная сволочь... - задумчиво сказал Олег по-русски бессмертную фразу Остапа Бендера, глядя вслед уходящему Свену. Тут же вскочил: - Я окунусь пойду, а потом поедим... - и, сделав пару шагов к воде, посмотрел через плечо: - Знаешь... я на ужин мороженое жрал. И икру. А тебе, конечно, не мог принести. Если я буду тонуть - вытащишь? Или не простишь - в конце концов, все бананы будут твои, да и девчонка, глядишь, в комнате дождётся...
   Калле хмыкнул и улыбнулся. А потом задумался. Если русский не умеет плавать или плавает очень плохо, то вот тут он наконец получит над ним преимущество. В воде! Не утопить, но припугнуть, а может и принудить ответить русского на пару вопросов, можно попробовать.
   Калле вошел в воду и двинулся следом за русским. Олег зашел в воду примерно по горло и теперь размышлял, что делать дальше. Ламберг лишил его муки сомнений. Подобравшись сзади, он быстро зажал Олегу рот, чтобы не успел крикнуть, локтем второй руки захватил его шею и погрузил под воду и тут же, оттолкнувшись от дна ногами, не выпуская захвата, поволок русского далее в море, на глубину. Ха! Страх неумелого пловца, природный инстинктивный ужас хорошо парализует разум и заставляет даже опытного сухопутного бойца на какое-то время позабыть о своих приемчиках. А когда Олег опомнился, под ребятами была уже бездна. Не выпуская его шеи, расположившись у русского за спиной, Калле немного приподнял над водой его лицо.
   - Тихо! Попробуешь крикнуть или дернуться, сразу макну вниз и уже не выпущу. - Шепнул он русскому в ухо. - Какой мост на кубинский остров ведет, а, камрад?
   Когда на Олега навалились сзади и толчком вынесли на глубину, он не испугался. Нет
   ОН ОБМЕР. Раньше, чем понял, кто так "подшутил" над ним. А уж когда понял - ужас стал самым главным... нет, ЕДИНСТВЕННЫМ, что он испытывал. Так страшно ему не было, даже когда он тонул в болоте - там всё зависело от него, от его ловкости и хладнокровия, а тут - тут ОН САМ ЗАВИСЕЛ.
   Русский не закричал только потому, что забыл, как это делать. Только обморочно понял: сейчас если кто и смотрит в их сторону, то видит, как этот дурак (ИДИОТИНА!!! Наивный болван!!!)-русский плавает со своим пленным. Его дело...
   НУ ВОТ И ВСЁ.
   Олег буквально всем телом ощущал, какая там, под ним... МАМОЧКА!!! И всё, что его отделяет... стоит только Калле разжать руки... даже не топить, что он грозит, дурень... разожмёт руки - и Олег сам пойдёт на дно... Сперва мальчишка вяло дёрнулся, но тут же понял, что - да, он сто раз может вырваться из рук шведа... но тогда... только этот швед и его и спасает, вырываться - всё равно что отпихивать спасательный круг или надувной жилет... А ведь сто раз говорили, ругали - учись плавать! А он смеялся, скрывая смущение: на фига снайперу плавать-то?!
   И вдруг страх исчез. Навалилась апатия, так тяжело навалилась, что Олег удивился слабо - как Калле-то держит этот груз? И... ЗАЧЕМ? И зачем ему мост, и почему он об этом так спрашивает, как будто это секрет? Вон он, этот мост, Олег бы его и так показал... Всё равно одному через пропасть не перебраться... а вот он, Олег, до того разговора с Гюнтером уже придумал, как помочь Калле ночью уйти...
   ЗАЧЕМ ТЫ ДЕРЖИШЬ ЭТУ ТЯЖЕСТЬ, ДУРАЧОК ?
   - Не надо макать, - равнодушно сказал он, глядя в небо. Английские слова находились сами. - Ты просто руки разожми, и я сам утону. А мост - вон он, левый от нас... Только... - Олег усмехнулся. - Зачем ты так? Я бы тебе его и сам показал. Эх, Калле...
   Больше он ничего не стал говорить. Хотел закрыть глаза, но потом вяло подумал - а, не надо. Тогда он будет видеть это синее с алым, тревожное и красивое (ночью будет шторм...) небо ещё долго-долго, погружаясь... Хорошее последнее зрелище.
   У Калле колотилось сердце - быстро и сильно. Олег мысленно улыбнулся: что ж ты так волнуешься? Не поверил мне, да? Не поверил. Ну и ладно.
   Он расслабился и стал ждать и слушать песню...

...На Каллендаре - Несмеянин день,

Все грустит царевна у окна.

Только лед в воде, только снег везде,

Да вращение ее веретена.

Царевна грустит, вот опять в стекло

Заскреблись метели,

И белым-бело, даже зайцы серые побелели.

Держи меня ночь, качай меня,

Неси меня вверх...

Держи меня ночь, качай меня,

Неси меня вверх...

Держи меня ночь, качай меня,

Неси меня вверх...

   Ламберг теперь и сам немного растерялся. Русский не просил пощады, не угрожал, не дергался. А был каким-то обреченным, несчастным. Все другие вопросы, про ночных часовых, про гарнизон немцев, всё это застряло у Калле в горле.
   - Ладно. Но учти, полы будем мыть по очереди! Я тебе не раб! - Мальчишка осторожно ослабил хватку на шее противника. - Так говоришь, плавать тебя научить? Научу, не проблема.
   Самого Калле учили плавать изощренные инструкторы, в бассейне. Но дед ему рассказывал, как учили плавать в древности.
   - Значит, так, слушай. На счет "три" я отпускаю руки. А ты плыви к берегу! Смотри, тут всего не далеко. Всего несколько раз взмахнуть руками! Справишься! Ну! Иначе утонешь!
   На счет "три" Калле и в самом деле отпустил руки и отстранился от русского, потом поднырнул, схватил его за ногу и потянул наверх, переведя Олега в горизонтальное положение, головой к берегу.
   - Да греби же! - Завопил швед.
   - Буль, - обречённо сказал Олег.

* * *

   Гюнтер лениво наблюдал, как плещутся Олег и Калле. "Привязался он к нему": подумал президент с непонятно каким чувством. В принципе, всё шло нормально, как и запланировано. Олег проходил один психологический рубеж за другим, переходя от стресса к эйфории, от хитрости к клятвам, от чести к обдумыванию (а что мысли такие были, Гюнти не сомневался) вариантов измены острову. Какова вероятность, что Олег предпочтет спасти жизнь Калле ценой жизни Йозефа? Велика вероятность. Да только Гюнтер был спокоен. Он был не дурак и не зверь, чтобы отдавать из-за какого-то беглого шведского щенка, который ведь так и не обратился пока к нему - к президенту!!! - с просьбой сохранить жизнь. Ну а если бы Калле хорошенько поунижался, ползая в ногах у немцев и целуя их ботинки? Дали бы Калле жизнь? Нет, вот тогда бы точно не дали. Такие немцам не нужны. Даже в качестве рабов. Так что скорее всего будет следующее. Сумасшедший русский устроит шведу побег, не понимая, что делает ожидаемый ход, и все сети уже расставлены. Если шведа удастся взять живьем, то будет интересная ситуация, суд. Если шведа прирежут, а скорее всего так и будет, возникнет вопрос о Йозефе, а Йозефа совет острова никогда не даст в обиду. Даже Свен, презиравший всех мелких, дышал к Варнике неровно, после того, как выяснилось, каким пыткам малыш подвергся в плену и ничего не выдал. Йозеф поклялся отомстить за смерть Герки, очень страшно отомстить. Как только чуть подрастет и укрепит мастерство. Йозеф теперь каждый день фехтовал не только с Гюнтером, но брал уроки у Свена и Клауса. Те учили мальчишку грязным приемам - как выдавливать в драке глаза более старшим и сильным противникам, как отрывать уши, как травмировать гениталии, разрывать трахею и многим иным вещам, которые лучше не знать. Но мальчишка готовился для мести, и его учили. Свен уважал мстителей. Гюнтер поднялся с песка и, отряхнувшись, побрел к замку. К сожалению, он не учел, что Свен дышал к Йозефу СЛИШКОМ неровно и с заявления Гюнтера только и думал, как вывести мальчишку из-под удара, не задев традиции острова. И придумал.
   - Эй, президент! - Его окликнули в одном из темных коридоров и сразу же обступили трое. Гюнтер поспешно протянул руку к гарде, но нападения не состоялось. Зато прозвучал зловещий голос Свена.
   Саксонец сказал, что был разговор. Что Гюнтером недовольны многие, уже слишком многие, в том числе девчонки и малышня. Йозеф. Вот в чём была причина. И что на острове созрело мнение, что за шведа умереть должна грязная жидовка. С её смертью в замке не убудет. А вот шведа можно было бы и сохранить. Всё же северянин, тоже ариец. Его предки на своих стремительных плоских судах наводили ужас на сытую бюргерскую Европу, потроша целые города уровня Парижа. Ходили на Константинополь. Подчинили себе славян. В общем, было бы справедливо, раз русский так обожает шведа, удовлетворить его просьбу сохранить жизнь пленному и оставить рабом жить. А там, глядишь, может швед начнет потихоньку и сражаться на мосту, например, против Русских. Но традиции велят, чтобы взамен пленному умер кто-то из островитян, как бы уступая свое место. Это место освободит еврейская свинья. И если Гюнтер будет возражать, начнется резня прямо на совете.
   Президент скрипнул зубами. Омут его черных глаз утопил в себе ту ненависть, которую он испытал к Свену. Гюнтер сдержанно кивнул и, оттолкнув Свена, прошел вперед. Не мог он ничего возразить! Не мог! Стиснув зубы, он бродил по замку в поисках маленькой скрипачки и нашел её в комнате Олега. Гюнтер не удивился. Он тихо сел рядом. Рахель уже проснулась и просто ждала, не торопясь покидать пока еще безопасного места.
   - Тебе придется умереть, Белая овечка. (Значение имени Рахель - овечка) - Начал он и горло свело судорогой. - Из-за Калле. Пленного. Если Олег попросит сохранить ему жизнь. Такие дела.
   Гюнтер кратко пересказал суть разговора со Свеном и долго сидел молча в надвигавшихся сумерках. Он хотел успокоить девочку. Хотел сказать, что Олег не обязательно предпочтет спасти Калле. И что может всё это злая шутка и всё обойдется, и что он, президент Гюнтер, обязательно найдет выход. Но он этого не сказал. Гюнтер не умел врать тем, кого любил. Он сидел молча.
   Мир, этот розово-отвратительный мир острова, превратившийся для Рахель в тюрьму, обесцветился, стал тусклым черно-белым, пустым.
   Вайсер молчала, напряженно подрагивали руки, лежащие на согнутых коленях, опустились плечи, она молчала. В ушах звенела тишина, эта проклятая тишина, поглощающая сейчас все мысли и чувства. Она знала, что этот день придет и ей наиграются, она это слишком хорошо знала, чтобы сейчас испугаться. Видимо осознание пришло так давно, что сейчас, когда опасность подошла вплотную, страшно уже не было, пришло просто облегченное безразличие.
   Девочка еще какое-то время сидела молча, а потом тихонько попросила:
   - Обещай мне одну вещь... Обещай, что это будет быстро, я боюсь боли, обещай мне это... - Рахель говорила очень тихо, но внутри нее сейчас бил настоящий набат.
   - Обещаю, что никого не подпущу к тебе, крошка. Никто не посмеет... - Гюнтер осекся. - А сам! Да! Сыграй мне что-нибудь, - попросил он конунг.
   Девочка подняла глаза на Гюнтера, лицо было спокойным и бледным, словно с него сняли весь румянец. Никаких слез только бесконечная и бездонная пустота виднелась в ее глазах. Девочка слабо улыбнулась болезненно и бесцветно. Она встала, опираясь о стену и, молча взяв Президента за руку, повела его в свою берлогу. Они шли спокойно, словно во сне, никто не попался по дороге - и это было хорошо.
   Девочка открыла дверь, отпуская руку рыцаря-защитника, взяла скрипку, и та в ее руках заплакала, заплакала страшно и нестерпимо, так, как должна плакать ее хозяйка. Смычок то бился о струны, то словно резал их, пытаясь изничтожить музыку. Маленькая игрушка для больших ребят...
   В комнатке метался от стены к стене "Реквием" Моцарта... Реквием для маленькой скрипачки, которая уже скорее всего никогда не вернется домой...
   Гюнтер спрятал лицо в ладони и тихо плакал, стараясь не показать слезы, под торжественные звуки. Лишь плечи дергались.

* * *

   Музыка, подумал Олег. НАСТОЯЩАЯ, не в голове. Скрипка, что ли?! Что-то вроде бы знакомое... какая-то старая классика... А ПОЧЕМУ ОН ЖИВ, СОБСТВЕННО?
   Он лежал на песке животом, дрожал и тихо кашлял.
   Олег не помнил, сам он доплыл - или его всё-таки отбуксировал сжалившийся швед. Медленным движением проверил нож - не потерял? Нет... Рядом были синий с золотом рисунок - короны. Ах да, это Калле сидит.
   Олег тоже сел. Не стесняясь, обнял себя за плечи, чтобы унять дрожь. Сказал:
   - Прошлым летом я чуть не утонул в болоте... - покосился на Калле и встал. Швед следил за ним непонятным взглядом. - Вставай, бери палку, - приказал Олег, толчком ноги подбрасывая себе в руку один из тренировочных "мечей". - Бери, быстро.
   Он не повышал голоса, но Калле, нагнувшись, поднял "меч"... и почти тут же бросился на Олега - не разгибаясь и целя концом палки в пах.
   Олег отскочил вперед-влево и с силой наотмашь протянул шведа ниже спины.
   Калле молча обернулся и выпрямился. Его глаза стали мокрыми... но и бешеными - Олег такого ещё не видел здесь ни разу ни с кем: помутнели и как будто заострились. Чуть покачивая палку в руке, он пошёл по кругу, мягко ставя ноги. Ха, не такой уж он и лопух, что-то да умеет... Олег ждал, держа палку об бедра вверх.
   Калле скакнул вперёд, обозначил выпад в живот, но тут же перевёл его в лицо. Для Олега - слишком медленно. Его взлетевший "меч" подбросил "оружие" шведа вверх - и остановился в сантиметре от левого глаза Калле.
   - Это называется демисеркль или итальянская защита, - спокойно сообщил Олег, отшагнув. - Давай ещё. Нападай, щенок! - крикнул он, топая ногой.
   Калле молча бросился на Олега, замахиваясь рубануть в плечо. Олег взял защиту палкой, перехватил левой рукой запястье вооружённой руки шведа и, дёрнув его на себя, пнул ногой в пах. Легко выбил оружие поворотом руки, провёл подсечку и, с размаху сев повалившемуся на спину Калле на грудь, прижал ему горло палкой.
   - Я могу тебя задушить или сломать тебе горло, - задумчиво сказал Олег. - Ты сейчас такой же беспомощный, как я в воде... - Калле попытался рвануться, но Олег отвесил ему щелбан в лоб: - Лежи... И запоминай. Не надо на меня давить. Даже пытаться не надо. Или уж топил бы меня тогда. Хотя... - Олег вдруг хихикнул и сам свалился со шведа в песок. - Ты это и так запомнишь. Достаточно будет поглядеть в зеркало на то, что у тебя сзади... Где твои бананы?..
   ...Они уже собирались уходить (да, собственно, пляж и так почти опустел), когда подошёл Свен. Олег поднялся на ноги, опираясь на палку. Нельзя сидеть и разговаривать с явно агрессивным человеком - он наверняка решит, что ты его боишься.
   - Эй, - спокойно сказал Свен, - ты... учить раба? Не есть хорошо.
   - Во-первых он не раб, а пленный, - огрызнулся Олег злее, чем рассчитывал. - А во-вторых - я его не учу, а наказываю. Не становиться же мне с кем-то из вас снова - вдруг покалечу?
   В последнем вопросе было неприкрытое издевательство. И опять Свен ничего не ответил - пошёл прочь. Это СОВСЕМ не понравилось Олегу. АБСОЛЮТНО.
   Плюнув, он воткнул меч в песок. Калле, оказывается, уже поднялся и, забрав в охапку одежду, брёл по берегу. Олег вдруг пробормотал:
   - А вот интересно... Я и правда сам выплыл - или он меня вытащил?

* * *

   Скрипка отплакалась... Рахель тихонько опустила руку с инструментом, опустошенно смотря на плачущего Президента. Гюнтер встал и обнял ее за плечи так бережно и ласково, что девочка вздрогнула.
   - Не паникуй, - шептал Конунг. - Что бы ни было, у нас впереди три... нет, два, два дня. Но зато гарантированных дня. Олег еще ничего не знает. Он думает, что заложник Йозеф. Мне поговорить с русским самому? Или скажешь ты? Или вообще ничего не говорить? Ты видела шведа? Калле. Что о нем думаешь? Олег ради него пойдет на твою смерть?
   - Скажи русскому, - все так же тихо сказала Вайсер, - что у него есть возможность сохранить жизнь Калле, что Йозеф останется жить - и его заменят мной. А Калле... я его не поняла... Гюнтер, если русский выберет меня, спрячь скрипку, пусть она будет у тебя.
   Девочка говорила так, словно ее судьба уже была решена. Она прижалась на мгновение к рыцарю без доспехов и, отстранившись, заглянула в глаза.
   - Я не боюсь ничего, я пойду обратно в их комнату, ты пойдешь со мной?
   - Нет, не пойду. - Поколебавшись, решил Неске. - Знаешь, ты лучше пока с ними побудь. А я скажу Олегу. Утром.
   Рахель кивнула, холодные руки беспомощно исКалле и не могли найти себе дело. У нее два дня, а потом, потом, потом не будет ничего, потому что так нужно. И от этой мысли становилось страшно, страшно не потому, что потом выбора не будет, страшно потому, что она осознавала, что ей нечего противопоставить всем им. Она, наверное, могла бы убежать, сохраняя себе жизнь, но тогда, тогда этот мальчик, которого поймал русский, умрет... Всегда тяжело сделать выбор, сейчас казалось, что она сможет его сделать, но что будет потом, через два дня, когда придет время... Мысли судорожно метались в голове, словно перепуганные птицы в клетке. И девочка сжала виски в попытке их успокоить. Потом резко вскинула голову и посмотрела в упор на друга.
   Будь что будет...
   Рахель шагнула в коридор, нужно было преодолеть ступени, туда, наверх и заглянуть в глаза того, кто будет решать, хотя бы заглянуть, что бы больше не было надежды и слабости, а им на смену пришла обреченная решительность, так будет легче, много легче... И она еще успеет покупаться в море, успеет поиграть на скрипке, успеет станцевать, она еще будет весело смеяться, потому что все это возможно будет в последний раз, а значит должно, просто обязано быть запоминающимся. Эти два она постарается ПРОЖИТЬ, не просуществовать, а именно ПРОЖИТЬ...
   Гюнтер проводил взглядом хрупкую фигурку девочки, растаявшую в сумраке коридора. Сердце его снова сжалось, зачем, зачем на неё такие испытания? Безобидное, доброе существо. И такое беззащитное. К кому она может прийти за спасением? Да просто за справедливостью? Только к нему. Теперь перед Гюнтером стояла нелегкая задача - какие слова найти для Олега? Как повлиять на его решение? Сам Гюнтер, взвешивая на весах судьбы двух ребят, Калле и Рахель, для себя всё решил. Калле должен умереть, а Рахель жить. И дело было не в том, что Калле враг, а Рахель друг, островитянин. Нет. Дело было в том, что выбирать приходилось между девочкой и мальчишкой-воином. Мальчишка должен был уступить. Так думал Гюнтер. Но карты судьбы ложились совсем не так. Ну что же, впереди еще два дня, расклад может и измениться. В конце концов, карты можно и подтасовать.
   Неске решил распланировать утро так, чтобы встретить Олега первым. Решил заявиться к нему в самую рань, с первыми проблесками рассвета, когда все спят мертвым сном...
  

9. У каждого своя правда

   В искреннем недоумении мальчишки, стоя на пороге, рассматривали комнату. Она напоминала спальню летнего лагеря, подготовленную к приёму первой смены. Олег подтолкнул шведа в спину, вошёл, закрыв дверь. Ещё раз оглядел разложенные для просушки вещи - жаль, что уже стемнело, но завтра их можно на улицу не выносить, а и правда досушить прямо тут.
   - По-моему, это та девчонка, - сказал он, стягивая трусы и с пренебрежением к наведённому порядку выкручивая их в тот угол, куда недавно плюнул. Потом протёр ими же нож, подышал на лезвие, натянул трусы и "довёл" оружие до полной сухости о край майки Калле. Поучительно сообщил: - За хорошей сталью надо ухаживать... Вот что, - он положил ремень на скамью, где его одежда лежала не просто в идеальном - он и сам всегда её ровно складывал - но в ДЕВЧОНОЧЬЕ идеальном порядке. - Ложись к стенке... да не мнись, ложись. Связывать я тебя не буду. А знаешь, почему? Попробуешь полезть через меня - разбудишь... - Олег засмеялся. - Я не шучу и не обманываю. Можешь не проверять. Точно разбудишь. И тогда, Блюмквист, я тебя загоню даже не в мокрую кровать, а на сетку, - он кивнул на панцирную подвеску второй кровати. - Впрочем, я не буду против, если захочешь взять барахло, но оно всё равно мокрое... Про книжку-то будешь слушать?
   ...Рахель не смогла сразу пересилить себя. Она спряталась в нижнем убежище, которым служила одна из многочисленных ниш замка. Девочка и сама не заметила, как задремала, обхватив свои коленки руками.

* * *

   Олег проснулся глубокой ночью.
   Стояла такая тишина, что в ушах сам собой рождался тонкий шум, похожий на непрерывное гудение гитарной струны. Снаружи ни звука, ни дождя, ни ветра. Странно. А небо было такое, как будто шторм собирается.
   Олег не сразу понял, что не один. Калле спал, отвернувшись лицом к стене. Русский покосился на него и вспомнил, что они сперва немного говорили о Крапивине, и даже поспорили, он говорил Калле, что взрослые его не любят не потому, что тот рассказывает о нереальных детях, "нет, Блюмквист, тут всё сложней... Понимаешь, у нас была Империя. Вот если бы на твоём месте был мальчишка из времён вашего Карла XII - он бы меня, наверное, понял..." Потом Олег стал правда рассказывать новую книгу, но его хватило всего минут на пятнадцать - язык начал заплетаться, и в конце концов просто не смог провернуться, а следующее, что мальчишка осознал - его глаза открыты, в окно заглядывают звёзды.
   Он проснулся, как сам себе приказывал. Олег сел. Дотянулся до штанов, наполовину напялил их, поднялся, натянул штаны нормально и, затянув ремень, сунул в ножны нож. Постоял, привыкая к темноте. И бесшумно пошёл к двери...
   ...В коридоре было темно, но не совсем, вполне достаточно света, чтобы можно было ориентироваться. По коридору, на секунду-другую задерживаясь у дверей спален, Олег обогнул этаж и остановился перед лестницей, возле балкона. Через настежь открытую дверь было видно море - всё в серебряных полосках ряби - и чёрные силуэты замков. В нескольких местах горели огоньки - наверное, на крышах или в окнах каких-то полуночников. Олег стоял довольно долго. Низачем, без мыслей даже, просто так. Потом повёл плечами и начал спускаться по лестнице, точно ставя ноги.
   Он вышел к наружной двери замка в изломанный нижний коридор. Опять постоял - на этот раз уже чутко прислушиваясь. Ещё одна лестница вела ниже, в подвал. Но Олегу стало вдруг страшно туда спускаться. Воображение нарисовало жутких существ, которые ночью выползают из каких-нибудь нор с одной целью - ловить и жрать любопытных мальчишек. Начиная с пяток, чтобы успели пожалеть о своём любопытстве... Бр! Олег передёрнул плечами. Да и не увидишь ничего в подвале ночью. Там ни одного окна. А вот интересно, замки типовые - или нет?
   Сзади, понял Олег в следующее мгновение - опасность! Повернулся, выхватывая нож и одновременно нанося удар - запястье попало в живые тиски и будто само вывернулось. Нож звякнул на полу. Олег наугад ударил "кошачьей лапой" туда, где должно было располагаться лицо нападающего, попал - и получил в ответ такой удар кулаком в скулу, что отлетел на стену, а от неё - на пол. Сдуру вместо того, чтобы тут же откатиться, попытался встать на месте, но огрёб точный, рассчитанный пинок в бок. Всё, что успел сделать, снова отлетая на стену - ударить ребром стопы по бьющей ноге. В темноте прошипели - "шшшайзе!" - и следующий удар - ногой в пах - пресёк попытки сопротивляться. Олег молча скорчился под стеной, чувствуя, что от боли сейчас лопнут глаза, а яйца, похоже, уже того... Внизу, казалось, всё разбито всмятку и стекает по ногам под штанами; несколько секунд мальчишка пребывал в полной уверенности, что его постигла смерть, и смерть мучительная - не получалось дышать, вокруг совсем стемнело, и в этой темноте порхали огненные искры.
   Чиркнула спичка. Свет факела упал на него. Щурясь, Олег поднял голову - и увидел Свена, который, держа факел в левой, правой тёр под глазом. Свен был в трусах, вместе с факелом зажат меч.
   - Oleg?! - в голосе Свена было искреннее удивление. - Welche TЖufel machst du hier?! Ich konnte dich tЖten! Also, stehe auf... - он подал русскому руку. - Stark habe ich dich geschlagen? [Какого чёрта ты тут делаешь? Я тебя мог убить! Ну, вставай... Сильно я тебя ударил?]
   Если честно, Олег ничего не понял. Ему всё ещё было дико больно. И унизительно!!! Мелькнула мысль - вот тебе за Калле, теперь понял, что чувствуешь, когда тебя лупит тот, кто сильнее? Не глядя на руку немца, он сел на корточки и несколько раз подпрыгнул на носках - боль стала отступать.
   - Woher weißt du es? - с интересом спросил Свен. - Ich spielte den Fußball, uns unterrichteten eben so... Du spieltest, ob dass? [Откуда ты это знаешь? Я играл в футбол, нас учили так же... Ты играл, что ли?]
   - Не понимаю я, - буркнул Олег. - Ich weiß nicht...
   - Больно? - Свен перешёл на русский. - Я... не хотеть. Я не думать ты. Идти тихо... как это?
   - Красться, - Олег подобрал нож, сел на скамью у стен. - Не крался я. Гулял. Уххх...
   - Очень болеть? - Свен хлопнул Олега по плечу. - Ты есть молодец. Бить хорошо, - он коснулся глаза и показал Олегу кулак: - Gehe, zu schlafen, es ist nichts nach den NДchten, ja noch ohne MДdchen zu spazieren... [Иди спать, нечего гулять по ночам, да ещё без девчонки...] - засмеялся, как бы давая понять, что шутит, и пошёл обратно к лестнице, бросив через плечо: - Факел... тушить.
   Дождавшись, пока он уйдёт и морщась, Олег прокрался к лестнице. Нет, правда ушёл... Осмотр показал, что ничего там не треснуло и не оторвалось, но распухает... Олегу вдруг стало смешно. Впору сесть в тазик со льдом, только где его взять... Кстати, надо отметить: Свен-то здоров дерется. И дело не в том, что он старше и просто сильнее. В темноте - и так ловко и быстро бил... Мог бы убить, спокойно понял Олег, но хотел взять живым и... хм, а вот интересно - правда решил, что это чужой - или как раз отлично УЗНАЛ Олега и решил его немного поучить: мол, смотри, русский, кто тут главный и опасный, мотай на ус... Хороший вопрос...
   Олег несколько раз тренировался ночью (на будущий год должен был быть основной курс боя в темноте) и гордо считал себя "специалистом". Ну да, по сравнению с Калле он специалист. Однако, тут есть и покруче. В отличие от Калле Олег не рефлексировал насчёт побоев. Не первые и не последние. В жизни всегда бьют. Кто-то бьёт, кого-то бьют; не хочешь, чтоб били - будь начеку, не поддавайся, держись своих. Просто и ясно.
   Надо проверить, подумал Олег уже совсем деловито, как это Свен машет мечом. С Гюнтером, если судить по увиденному, справиться можно. А с этим? Меч - это не ночью пинаться. Вряд ли он дерётся мечом плохо - такие ребята, хороши они или плохи сами по себе, считают, что должны быть во всём первыми и не жалеют на это времени. Но едва ли он знает - если не увлекался этим на Земле - что такое мандритто или манжетта. * Олег стал почти предвкушать месть, как предвкушают её только обиженные мальчишки. Но потом отмахнулся - глупость...
   Так спуститься в подвал - или нет? Олег посмотрел на факел. Ха, а это на что?! ОБЯЗАТЕЛЬНО спуститься, и пусть любая тамошняя нечисть подавится им, Олегом!
  
   *Названия ударов (не из спортивного, а из боевого фехтования). Мандритто - рубящий удар клинком снизу вверх по лицу, проводится после одной из нижних защит и, как правило, разрубает подбородок и лоб или срезает щёку и скулу. Манжетта - режущий "протягивающий" удар, наносится клинком после неудачного колющего выпада, когда оружие, возвращаясь, рассекает как правило руки противника этим возвратным движением.
  
   Он решительно выдернул факел из держателя и, подняв повыше, ногой толкнул дверь в подвал.
   Изнутри пахнуло сырым камнем. Да, как и кто не строй, но если вокруг вода, то и внизу будет сыро... Светя себе, Олег спускался по ступенькам, отмечая, кстати, что в помещениях наверху они выбиты корытцами (сколько десятков... да нет, сотен тысяч раз по ним пробегали ноги мальчишек и девчонок?), а тут - почти ровные. Мальчишка передёрнул плечами - стало холодновато, и это был не ветреный живой холод, как наверху - а сырой, тяжёлый, неподвижный.
   Подвал оказался большим - во весь замок. Свет, правда, выхватывал из темноты какие-то выгородки, но в целом это оказалось просто одно единое помещение, потолок которого (пол замка) подпирали колонны - десять или двенадцать. Валялось тут и там разное неопознаваемое барахло, но в целом подвал был намного менее романтичен, чем любая свалка Земли.
   Опасаясь покалечить ноги и осторожно ступая, Олег прошёл туда-сюда. В одной из стен - в дальнем углу - поблёскивала то ли каменная, то ли металлическая плита, не очень большая, на уровне груди мальчишки олегова роста. Без надписей или рисунков - просто непонятно зачем вделанный в стену квадратный кусок до блеска отполированного материала. Олега он отразил почти как зеркало, и мальчишка, светя факелом, приблизил лицо.
   Странно. Ему показалось, что ОТТУДА на него кто-то глянул в ответ. Взгляд был явственным и внимательным... но уже в следующую секунду Олег понял облегчённо, что это всего лишь его отражение. Он даже улыбнулся, вспомнив лагерную шуточку с оттенком садизма... В абсолютно тёмный чулан, где у стены стояло зеркало с положенным около него рефлектором вверх фонарём с "дистанционкой", запусКалле новичка. И когда он подходил к зеркалу - пять шагов по прямой - включали свет, давая луч снизу на лицо подошедшего к зеркалу и ничего не подозревающего мальчишки.
   Были случаи, когда дули в штаны. Были - когда падали в обморок. Сам Олег тогда заорал и отскочил обратно к двери...
   Всё ещё улыбаясь, он постучал по плите костяшками пальцев. Вздохнул (ногам было уже очень холодно от пола, который казался даже влажным) и, продолжая подсвечивать факелом, прошёлся вдоль стен. Под ноги попались несколько матерчатых свёртков. Олег наклонился, поднял один. Это оказалась коричневая кожаная куртка, вся съеденная плесенью и порванная во многих местах. Вокруг дыр виднелись бурые, более тёмные, чем сама кожа, пятна. Другой свёрток тоже был курткой в таком же состоянии. Третий - сразу несколькими куртками, сложенными в подобие мешка. Из него Олег вытащил туго скатанное полотнище - в свете факела в глаза плеснул неожиданно яркий алый цвет. Олег раскатал полотнище.
   Это был флаг. С Олега размером, красный, с белым кругом в середине. В круг оказалась вписана чёрная свастика. По верхнему краю круга тоже была дыра с бурым подтёком.
   Олег медленно вставил факел в щель между камнями. Плотно скатал полотнище и с хмурым лицом упрятал его обратно в куртки. Бросил свёрток на прежнее место. Вздохнул.
   За двумя дверями был зал - немаленький, с турнирный размером. Но он располагался ниже подвала, и факел бросил оранжевые отсветы на воду, залившую пол вровень с порогом. Ещё две комнаты, в которые заглянул Олег, были так же пусты и замусорены. А в угловой, напротив лестницы...
   Олег заморгал. Это была комната пыток. НАСТОЯЩАЯ. Большой стол с ремнями и зажимами. Стеллаж с какими-то предметами, назначение которых не оставляло сомнений. Открытый очаг, жаровня на высоких ножках... Дыба. У Олега замерло сердце. Но, приглядевшись, он понял, что всем этим не пользовались уже давно. Даже, наверное, и не заходили сюда - давно. И всё-таки. Всё-таки эта комната - ВОТ ОНА. Её кто-то оборудовал. Неведомые "хозяева"? Или кто-то из прежних обитателей замка? А так ли важно? Если она есть, значит - ею пользовались...И... и... если бы всё было как было... а не как есть... и Калле молчал бы... его что - СЮДА?! Вот на этот стол... а потом...
   Олег отчаянно замотал головой. Ему вдруг послышались отчаянные крики, бесполезные мольбы о пощаде, захлёбывающиеся от боли голоса, звучавшие тут когда-то... Надо было скорее уходить. Но, не в силах преодолеть искушение, замирая от непонятной жути, мальчишка вошёл в комнату. Постоял, потом примерился запястьем к одному из ремней на столе. Тут же отдёрнул руку, помотал головой снова, ещё яростней - и почти бегом выбрался наружу, потом - на лестницу и наверх, прыгая через ступеньки. Вышвырнул факел в море - через балкон второго этажа. Тот полетел по дуге, разбрызгивая искры, как светлячков.
   - Ha, wer dort belustigt wird?! [Эй, кто там забавляется?!] - послышался окрик сверху.
   - Alle in Ordnung... - вспомнил Олег слова. - Fackel... fallen... [Всё в порядке... Факел... упал...]
   - Gehe zu schlafen, die Halbnachtlampe, [Иди спать, полуночник] - добродушно посоветовал что-то немецкий мальчишка. Наверняка намекает, что только лунатики в такое время ходят по замку... Интересно, а немцы всё-таки помнят про ЭТУ комнату?

* * *

   Рахель проснулась и бестолково оглядывалась, где она? С трудом сообразив что к чему, девочка поднялась на ноги. Она почти на ощупь пробиралась по коридору, легкие шаги босых ног чуть слышно хлюпали, коридор был пуст. Темнота окружила, такая холодная и злая, что пробирала дрожь. Рахель сперва шла, быстро ускоряя шаги, потом уже побежала по ступенькам, глаза привыкли, и окна замка выделялись из стен кусками темного неба. Девочка бежала вверх по ступенькам. Страх гнал ее все быстрее вперед, она оступилась, ударилась коленкой, поднялась, оглядываясь назад, словно за ней кто-то гнался, потерла ушибленное место и снова побежала. Наконец, преодолев расстояние, она оказалась у двери русского.
   Когда Олег вернулся, Калле не спал. Вернее, он возился, постанывая - словно не мог проснуться. Олег подошёл ближе - и Калле сел. Судорожным движением потянул себе на бёдра одеяло - и в полосе ночного серого света из окна Олег увидел, как щёки мальчишки залил румянец.
   - Ясно, - усмехнулся Олег. Плюхнулся на свою кровать. Потянулся. Калле продолжал настороженно следить за ним, глаза блестели, мальчишка тяжеловато дышал. - Хоть красивая приснилась? Я - представляешь? - ни разу во сне лица не видел... У тебя девчонка есть? А, откуда... с таким упрямым ослом ни одна водиться не станет, даже в вашей шведской песочнице... - Олег вздохнул, поднялся: - Пошли стираться. По себе знаю, что так спать довольно противно... Ну, чего сидишь? Пошли, пошли, тебе говорю.
   Что там померещилось Олегу в потемках и что он там подумал, Калле не понял. Во сне он просто стонал, вскрикивал и скрипел зубами. Сейчас он тупо пытался понять Олега.
   Рахель протянула руку, прикасаясь кончиками пальцев к дереву, но тут же отдернула ее обратно, словно дверь была горячая. Там, за ней, не спали.
   "Не могу, - вдруг подумала Вайсер, - не могу открыть и посмотреть, не могу... СЛАБАЯ! - мысленно крикнула она сама себе, - ты СЛАБАЯ дрожащая овца! НЕНАВИЖУ тебя за это! Ты слышишь? Ненавижу тебя, Рахель Вайсер..."
   Маленькая скрипачка метнулась к стене, прижалась спиной, ощущая бегущий по телу холод. Ее затрясло, медленно приходило осознание происходящего, а с этим осознанием приходил страх, девочку забила крупная дрожь. Большие карие глаза блестели в темноте.
   Она с трудом отлепилась от стены на слабых ногах подошла к двери опять и постучалась...
   Олег обернулся, уже не слушая, что ответил ему Калле и ответил ли что-то вообще. Если бы мальчишка был волком - шерсть поднялась бы у него на загривке дыбом, до такой степени диким и ОПАСНЫМ почему-то показался простой, даже робкий стук в дверь.
   Молча и тихо он подошёл к двери - сбоку, как будто через неё могли шарахнуть из ПКМ. Нет тут ПКМ, есть только арбалеты... да вот только от этого не легче. В коридоре совсем темнотища, а тут светлее - значит, едва он откроет, как станет слепым. А ТЕ, кто в коридоре, будут видеть его отлично.
   "Ты сдурел, Олег, - подумал он спокойно. - Там никого не может быть, кроме своих. Они сейчас для тебя СВОИ. ПОКА - свои. Так чего ты боишься?"
   И всё-таки он открыл дверь ногой. И отшагнул чуть в сторону и назад.
   Никто не вваливался и не врывался... да, по правде сказать, и не входил. Олег различал маленький тонкий силуэт. Пятно темнее темноты. Девчонка - и одна.
   - М? - Олег вышел в коридор, потеснив ночного визитёра и пяткой закрыв дверь. Стало совсем темно, но теперь его глаза быстро привыКалле. - Ты кто и к кому?.. - но уже в следующий момент узнал ту девчонку из коридора. - А! - он оперся ладонью на холодную стену. - Это ты у нас в комнате убралась? Пришла за оплатой? Но денег у меня нет, а натурой - ты не в моём вкусе, так что...
   Слова мальчишки для Вайсер сейчас не имели никакого значения. Она смотрела на него в упор, сильный, крепкий, агрессивный, спокойно-самонадеянный, хоть и с каким-то надрывом или только показалось... "Спокойнее, - шептала себе девочка, чуть шевеля губами, - ты просто хочешь посмотреть на того, кто... - и вдруг словно молния вспыхнула в голове мысль, круша и ломая преграды, разжигая пожарище, - Гюнтер ошибся! РЕШАЕТ НЕ ОН!!! - мысль ужасная, но такая простая, которая невероятным образом ставила все на свои места, - а ведь правда не ОН решает... Он еще и сам не понял, что за него уже все решили, ему только нужно сказать правильное слово..."
   На мгновение прикрыв глаза, а потом вновь открыв их, она посмотрела прямо в глаза русскому.
   - Подожди, послушай, - Рахель говорила тихо и бесцветно, пришедшее понимание уничтожило остатки жалкой надежды, заболело сердце, не застучало, как когда она бежала сюда в ожидании сама не зная чего, а именно заболело, горло сдавило, словно на него наступили, от этого глаза стали влажными и заблестели в темноте...
   - Завтра к тебе придет Гюнтер, Йозеф больше вне опасности, ты можешь оставить Калле, если захочешь, тебя поддержат, вместо него убьют меня, - Рахель несколько мгновений помолчала и добавила, - я не убегу, я готова умереть, если тебе это важно...
   Худые плечики чуть заметно подрагивали в темноте... "Ты умрешь, белая овечка," - застучалось в голове, по спине побежала холодная волна, когда смерть подходит так близко, даже просто в сознании, начинают холодеть руки и ноги, сперва накатывает страх, отчаянье, желание жить, но потом все это уходит и остается только опустошение, то самое, от которого она так бежала по лесенкам замка наверх, к русскому.
   ...Когда девчонка закончила говорить, Олег ощущал только, как в виски изнутри - бум-бум-бум - лупит кровь. Его начало тошнить. Но он загнал тошноту вглубь себя.
   Ах Гюнтер-Гюнтер... Не устаёт копать. Хотя... он прав. Он думает об острове. О его безопасности и силе... Олег всерьёз задумался - те, кого судили после войны... Сколько из них были преступниками-садистами, а сколько НА САМОМ ДЕЛЕ пеклись о безопасности своего острова?
   Нет, конунг. Болото под ногами всё глубже, но я вырвусь... нет, не вырвусь. Уже не вырвусь. А вот Калле я вытолкну. Низачем. Просто так. Просто потому, что тут ЭТО - НЕЛЬЗЯ. А раз тут это НЕЛЬЗЯ - значит, так и надо поступить.
   Олег холодно смотрел поверх головы еврейки. И сам УЖАСНУЛСЯ своему голосу - холодному и высокомерному:
   - Я не понимаю, зачем ты ко мне пришла, да ещё ночью? Неужели ты в самом деле думала... - он сделал паузу и заставил себя засмеяться, и смех был натуральным, искренним, удивлённым и чуть издевательским. - Боги, неужели ТЫ думала, что я променяю ТВОЮ жизнь на жизнь ШВЕДА?! Чёрт подери, как же высоко себя цените... Наверное, это правда, что вашим солдатам, попавшим в плен, официально разрешено выдавать любые секреты - только бы сохранить жизнь! И ведь что придумала - мол, я согласна сама, ты не волнуйся... Думала, что раз я русский - то весь истекаю жалостью и немедленно за тебя впишусь?! Да какая от тебя польза - комнаты мыть? - он снова засмеялся. - Не скажу, что твоя смерть меня порадует... но и не огорчит. Мне-то что?
   Мальчишка взорвался презрением, обдавая Рахель ледяными, как ему казалось, струями, засмеялся, играючи, как ему казалось, отнимая надежу, он сам еще не знал, что ее уже нет и все, что сейчас происходит, просто спектакль, который поставила сама жизнь. Скрипачка заглянула в глаза мальчишки. В темноте они поблескивали... Бесцветно и тихо улыбнулась, белесые губы чуть дрогнули уголками.
   "Мне жалко тебя, - хотела сказать девочка, - мне тебя так жалко, я бы рассказала тебе, как дорога жизнь каждого человека и никакие великие идеалы не стоят ее! Я бы рассказала, как жила в России, и мы бы смеялись с тобой, просто говоря о жизни, я бы сыграла тебе на скрипке, музыку, которую ты любишь, и этот мальчик-швед, он был бы с нами, и хоть на пол часа мы забыли бы, что сейчас в тюрьме островов, просто радуясь жизни...- но всего этого не будет, мне очень жаль, ты так и не понял зачем я к тебе пришла..."
   Все это девочка не сказала, она просто повернулась и, чуть расправив вечно опущенные плечи, пошла по коридору на лестницу. Нет. Она не уйдет, у нее есть еще одно дело... Мальчик-швед, может, он захочет принять ее последний подарок этому миру и подарить ей такой же бесценный дар общения, простого человеческого общения, которое она, как и все живущие под небом заслуживает с рождения...
   Тихонько остановившись на половине лестничного пролета, Рахель села на ступеньки. Холод не ощущался, слишком уж холодно у нее было внутри сейчас, в душе девочки царила зима, мысли большими снежными хлопьями падали на восполненное сознание и таяли, и только тихая, самой ей непонятная молитва звучала где-то внутри...
   Олег пожал плечами и долго сперва смотрел, а потом слушал, как девчонка молча уходит по коридору. Потом повернулся лицом к стене и уткнулся в неё лбом. Он шевелил губами и смотрел в темноте сухими глазами в тёмный камень.
   Если правда то, чему меня учили... то, во что я верю... пусть мне хватит хитрости придумать всё, как надо... и сделать всё быстро и безоглядно... и вынести всё, что будет со мной потом... Пусть вся та сила, которая живёт в моей стране... в моём народе... в моей памяти... поможет мне остаться тем, кто я есть - воином и человеком чести.
   Будь, что будет. А будет то, что я хочу...

...И небо над ним опускается ниже и ниже,

И чёрные тени ложатся у впалых глазниц...

В слепой крови прокушенная губа,

Ему б давно сказать - мол "не играю!"!!!

Но солнышко не светит самураю

За гранью пограничного столба...

Обрывками приставшая к спине,

Судьба его по краешку прошита

Нервущимися нитями бушидо -

И этого достаточно вполне...

   ...Олег вошёл в комнату и с треском захлопнул дверь за собой.
   - Ты пойдёшь стираться, или так и будешь спать рядом со мной обкончанным?! - заорал он на Калле.
   И громко, не сдержавшись, всхлипнул.
   - Отстань! - Буркнул мальчишка Олегу и быстро надел джинсы, вышел в коридор. Он слышал и понял, с кем говорил Олег. - Эй! Ты где? Ты кто? - Тихо, чтобы никого не будить, позвал Калле. Он разглядел сидящий на ступеньках силуэт и осторожно двинулся к нему.
   Рахель оглянулась на голос, мальчишка был близко, и она уловила заметный акцент, швед...
   Вайсер медленно поднялась на ноги, развернулась лицом к говорившему, губы сами сложились в чуть заметную улыбку. Она сделала пару шагов навстречу. Нужно было что-то сказать, говорить мальчишке о том, что их жизни оказались на разных чашах весов? Зачем, бессмыслица, хоть он и имеет право это знать, но не сейчас, не сейчас! Она сделала еще один шажок и сказала то, что могла бы сказать, если бы хотела просто познакомиться с мальчишкой, эти простые понятные слова знакомства, когда произносишь свое имя без опаски, не ожидая, что в ответ тебя обольют грязью или еще того хуже...
   - Меня зовут Рахель Вайсер, мы виделись сегодня днем... А как зовут тебя? - девочка застыла в напряженном ожидании.
   - Калле Ламберг. - Представился мальчишка. - С кубинского острова. А вообще швед. Вот, у вас теперь... - Калле замялся, не зная, как объяснить свой статус, чтобы не спороть чушь и не быть высмеянным. Наверное девчонка как жительница Рейха была уж куда лучше информирована о статусе Калле и о том, какую участь ему готовят. - ...живу. - Наконец вымученно закончил он.
   - Калле, - тихо повторила Рахель пробуя слово на язык, напряжение слетело, мальчик не отвернулся, не оттолкнул, и Рахель испытала какое-то подобия счастья. Ей очень захотелось взять шведа за руку, просто потому что прикосновение давно не приносило радость. Захотелось засмеяться, забывшись в этом смехе, пусть надрывно, пусть с долей грусти, но засмеяться, как давно она этого не делала, за нее плакала и смеялась скрипка, которая стала ее вторым голосом. Калле замолчал, смущенно подбирая слова, на мгновение уходя в себя в поисках верных слов.
   Какой открытый, поразилась Вайсер, открытый, да они похожи, так похожи... Два человека, чья жизнь зависит от решения других, два человека, которые должны были бы ненавидеть друг друга лишь потому, что их жизни сейчас связаны именно ТАК...
   - Живешь и будешь... - вырвалось у девочки, Рахель замолчала, насторожено всматриваясь в реакцию мальчишки, авось не заметит, она так не хочет сейчас рассказывать ВСЕ... Это сломает еще только начинающиеся отношения, а у нее два дня, два дня, которые она не хочет провести одна, два дня, в которые очень хочет завести последнего в своей жизни друга.
   - Угу, буду, - криво улыбнулся мальчишка, - как же. Мне тут уже пообещали... некоторые... А ты давно тут? Немцы девчонок на мосты выпускают? У нас это не приветствуется. У нас девчонок тоже готовят, но к оборонительным действиям в замке, если вдруг противник прорвётся. Ха! Сунется враг в замок, увидит там пяток девчонок безобидных, а там его ждет сюрприз.
   - Меня нет, мне из замка нельзя выходить, - Вайсер облегченно вздохнула ... - Только с разрешения и вместе с Марисоль, меня не готовят... у меня другие обязанности... - пытаясь уйти от прямых ответов, рассказывала скрипачка. Нужно было перевести разговор. Рахель не хотела рассказывать мальчишке ничего про свою жизнь, не хотела вообще думать о том, что будет завтра, что сделают с ней за эту ее дружбу Свен и остальные, что сделает русский...
   - Слушай, а почему тебе из замка выходить нельзя одной? Мне-то понятно, что нельзя. А ты? Или наказали? Провинилась чем-то перед командованием?
   - Просто нельзя... Давай не будем об этом говорить... Ты любишь музыку, Калле? Я на скрипке играю, хорошо, - девочка улыбнулась...
   - Вагнера. - Хмыкнул мальчишка. - Полет валькирий. - Это у него была такая шутка. Калле вдруг поймал себя на мысли, что зовут девочку совсем не по-немецки. Но ему было всё равно. Она ему не враг, она вообще никому не враг, кажется.
   - Странный выбор... - Рахель смотрела на Калле, чуть прищурив глаза. - Можно и "Полет валькирий", но я всю не помню... только кусочек.
   - А скрипка у вас на острове есть? - уточнил мальчишка. - У нас была гитара, только совсем разбитая уже.
   - Есть, я упала со скрипкой...
   - Калле! - Олег вытер лицо рукой, устало вздохнул и высунулся в коридор. - Ламберг, какого чёрта, с кем ты там...
   Он осекся, увидев рядом со шведом фигурку всё той же девчонки. Олег напружинился. Что ей нужно?! В голове его смутно, но решительно бродили кое-какие мысли... но для их приведения в жизнь надо, чтобы Калле ни с кем тут не разговаривал и никакой информации не получал... тем более - от таких вот девиц. Девчонка ВСЕГДА хитрее парня. Девчонка из этого народа - хитрее всего острова.
   Он уже совсем было собрался выйти в коридор и просто поволочь шведа за собой в умывалку. Но потом опять вздохнул и просто остался стоять в дверях.
   Калле услышал призыв и оглянулся на Олега.
   - Погулять бы. Под звездами, - тихо сказал он. - До утра. Хотя, да, тебе же завтра на мост. Это мне весь день на кровати валятся запертым, отосплюсь.
   - Мне завтра не на мост... Пойдем погуляем, я буду очень рада, только позови русского, я не хочу, чтобы у тебя были неприятности... - Рахель взглянула в сторону комнаты, Олег стоял в проеме и ждал...
   Внутри зашевелилась тревога, а вдруг он сейчас запретит Калле с ней общаться, нужно что-то делать... Девочка бросила опасливый взгляд в сторону русского.
   - Подожди меня тут, - попросила Вайсер, - я сейчас...
   Девочка пошла к Олегу, внутри сжималось все от ожидания, вот сейчас он отнимет и это случайное счастье, сейчас все разрушит и уничтожит, одним движением, одним словом, почему? НУ ПОЧЕМУ? Ведь она не просит ничего такого, просто побыть немного человеком, хоть напоследок. Она подошла к стоящему мальчику и тихо припросила на русском:
   - Позволь нам с Калле пообщаться, я знаю, ты мне не доверяешь, и даже если я тебе дам слово, оно для тебя ничего не будет значить... Но я все же его тебе дам, я клянусь, что не скажу ему про то, что сказала тебе, я хочу просто с кем-то поговорить... Позволь пожалуйста, иди с нами, следи за каждым словом, ты быстрый и сильный, если я вдруг начну говорить не то, ты всегда сможешь остановить так, как посчитаешь нужным, - девочка прикрыла глаза, в голове мелькнули картинки того, что может с ней сотворить этот русский. Уняв внутреннюю дрожь, она заставила себя взглянуть прямо в глаза Олегу, - пойдем? Пожалуйста, - в голосе была мольба...
   Олоферн тоже был быстрый и сильный, мелькнуло в голове Олега. Маленькая змея... Он бросил быстрый взгляд в сторону Калле, стоящего в конце коридора - швед, кажется, смотрел в проём балконного окна - и быстрым движением прижал девчонку к стенке, поставив руки по обе стороны от её головы.
   В первую минуту Рахель зажмурилась, руки машинально чуть дернулись, хотелось закрыться, но она подавила в себе это желание, ожидая удара в лицо. Пусть ударит, она не станет сопротивляться. Но русский не ударил. Медленно Вайсер открыла глаза и оказалась лицом к лицу с мальчишкой. "Сейчас он запретит или начнет угрожать... - подумала девочка. - Пусть, у меня есть, что ему сказать, мне терять почти уже нечего..."
   - Он не знает русского, - тихо сказал Олег, приближая лицо к лицу девчонки. - Он не поймёт, что я буду говорить, еврейка. А ты слушай. Внимательно. Когда-то предки тех, кто живёт в этом замке, жгли твоих предков в печах. А перед этим заставляли играть на скрипках... Вы ведь хорошо играете на скрипках?.. Ну вот. Потом пришли мои предки и спасли твоих прадедов. В благодарность те разрушают нашу страну. Слушай, еврейка, - Олег протянул руку и взял девчонку за щеки расставленными пальцами. - Слушай. Сейчас мы пойдём, куда ты там хотела. Ты будешь играть. Плясать, петь - что хочешь. Этот наивный дурачок будет слушать. Я тоже буду слушать. Завтра вы выспитесь, а я пойду на мост. Пойми, еврейка. Я - воин. Он - пленный воин. Ты - НИКТО. Для меня даже дважды никто. Ты девчонка и ты еврейка. Но ты будешь играть. И если ты ещё хоть что-то сделаешь без моего кивка или вздумаешь потом побежать к Гюнтеру - этого утра ты не увидишь. И никто тебя не найдёт. Все решат, что ты сбежала - чтоб больше не чморили. Или утопилась... Тут есть симпатичный подвал, залитый водой. Ты поняла? Сначала я с тобой побалуюсь, а потом прирежу, сверну шею или утоплю живой, как будет настроение. ТОЛЬКО ЗА ОДНО ЛИШНЕЕ СЛОВО, еврейка... - Олег убрал руку. - Но слушай дальше. Если ты сделаешь так, как я скажу - ты будешь жить. Не следующие два дня, нет. ЕЩЁ ДОЛГО. И ты будешь жить... - Олег глотнул, - ...и Калле. На тебя мне плевать, но так вышло - жить вы будете оба. А я умру. ТОЛЬКО я.
   Рахель дождалась, пока Олег закончит свою пламенную речь, ей даже стало жаль его, снова и снова жаль, столько в нем было обиды и ненависти, столько презрения.
   - Да, - тихо начала она, - МЫ хорошо играем на скрипках, те, кого сжигали в печах, те, на ком ставили опыты, те, кто задыхался в газовых камерах, и да, русские помогли тогда очень многим, включая и мою семью - и мы до сих пор благодарны им. Мы дружим... дружили, - поправила она, - семьями, твое право думать, что мы разваливаем НАШУ, - она взглянула Олегу прямо в глаза, взгляд ее был спокойным, - извини, ТВОЮ страну. Я не стану тебя переубеждать, ЗДЕСЬ это уже не имеет значения...
   Девочка лишь на мгновение замолчала, вглядываясь в глаза парня, потом набрала воздуха в легкие и снова заговорила:
   - Ты когда-нибудь жил в страхе, русский, когда ты просыпаешься утром - и у тебя впереди ничего, кроме унижения, боли и отчаянья... Когда ты не знаешь, доживешь ли до следующего утра... Когда твое даже громкое дыхание раздражает тех, кто рядом. Само твое существование вызывает ненависть? И ты думаешь, что, прожив ТАК месяц, я еще чего-то боюсь? Что меня еще можно запугать ЭТИМ? Ты ошибся, русский, ошибся почти во всем, завтра ты уйдешь на мост, а я буду послушно мыть и убирать в замке, стирать и заниматься женской работой и никто, вернувшись с мостов, не скажет мне за это спасибо, не хлопнет по плечу и даже не взглянет в мою сторону, Ну, может, разве Гюнтер. Мне не нужна твоя милость, - плечи девочки подрагивали от напряжения, но голос был все так же спокоен, словно она рассуждала про погоду, - и ты ошибся, русский, даже если у тебя все получится, я умру, ты еще не понял, я игрушка и мной наигрались, уже не важно, что ты сделаешь или не сделаешь, не важно, что сделает Калле или Гюнтер, я умру потому, что был нужен предлог - и теперь он у них есть, потому я облегчу тебе задачу, просто скажи "Калле", когда тебе зададут вопрос. И все будет хорошо, мальчик получит жизнь, ты спокойствие, островитяне последнюю "веселую" игру, а я... впрочем это не важно, что получу я... И еще, - добавила она, - я ничего не скажу шведу, потому что он не ты, и он не так защищен, у него нет ко мне ни презрения ни ненависти, и я не хочу, чтобы у него возникло чувство вины...
   Рахель замолчала, в темноте гулко слышно было дыхание Калле, который поглядывал в их сторону, ей очень хотелось уйти от этого пристального взгляда Олега, нестерпимо пристально-презрительного взгляда, она не надеялась, что ее слова - хоть десятая их часть! - были услышаны, но и не сказать их она не могла, да, впрочем, это было и не важно, она получила самое главное, она получила разрешение общаться с мальчиком...
   Олег оттолкнулся от стены и встал прямо - босой, голый по пояс, в подкатанных штанах, на поясе которых висел длинный нож. Сказал уже громче, хотя и тихо:
   - Ты слышала такое? - и прочёл неожиданно красиво и задумчиво: -
   Падает небо ажурным дождем,
   Бывшее некогда синим.
   Мы умираем, творим и живем
   В мире изломанных линий.
   Как силуэт, отраженный в окне
   Долгой вагонной дороги,
   Изморось дней в очищающем сне
   Взвесят небрежные боги.
   И подведут неучтенный баланс
   С уймой ошибок на бланке,
   Щедро отдав подвернувшийся шанс -
   Встретиться на полустанке.
   Там, где грохочет на стыке ветров
   Бешеный поезд Вселенной,
   Мы разглядим неземную любовь,
   Ставшую гордой и тленной...
   Мы улыбнемся, почувствовав связь
   Судеб, как вечных истоков.
   Злоба уйдет, и отмоется грязь,
   Ты уже не одинока...
   Не уходи! И тогда и теперь
   Висну плющом на балконе
   И обреченное время потерь
   Пересыпаю в ладонях...
   "Стихи? СТИХИ!" - Вайсер смотрела недоуменно, она ожидала чего угодно, но только не стихов.
   - Андрей Белянин, - прошептала девочка, все еще недоуменно глядя на парня... Она привыкла видеть в тех, кто на нее нападал, зверей, монстров, но никак не людей - и сейчас этот стих рушил и ломал образ Олега в ее глазах. Вот только несколько мгновений назад она была уверена в том, кого видит перед собой, она даже жалела его за узость взглядов, а тут ТАКОЕ! - Только мне сейчас другой стих подходит...
   Против меня - много,
   Рядышком - никого...
   Ночь уставилась строго:
   Трое - на одного.
   Трое, как на параде...
   Что ж, перейдем на "ты".
   Первый обходит сзади,
   Внюхиваясь в следы.
   Тот, что второй, - он скромен.
   Что ж, и таких берут -
   Будут стоять на стрёме,
   Ну, а при случае - пнут.
   Третий... Ну, тот махина!
   Встал на дороге - стоп!
   Этого можно сдвинуть
   Только снарядом в лоб...
   Где ж ты, былая завязь
   Дружеских теплых рук?
   Зло. Равнодушье. Зависть.
   Вот и замкнулся круг.
   Может, я что не понял,-
   Было не до того.
   Но эту ночь запомнил:
   Трое - на одного.
   Олег провёл рукой по глазам. И добавил - странно мирно, почти нежно:
   - Пошли, еврейка, - подставляя девчонке локоть. - Ты знаешь Вивальди? Сыграй мне Вивальди... Я не хочу думать и помнить, понимаешь?
   Тонкая рука легла на локоть, чуть касаясь кончиками пальцев. Рахель оглянулась.
   - Калле, - позвала она мальчика, - пойдем, я вам сыграю... - девочка повернулась к русскому, - может лучше на воздух, к морю, - она опустила голову, стены давили на маленькую скрипачку, давили каждый день, вытравляя последние желания, ей редко удавалось побыть снаружи. Вот так без работы, просто почувствовать ветер, песок. Босиком пробежаться, оставляя неглубокие следы, посмотреть в даль, не ограниченную стенами и потолками. Так хотелось выбраться и забыть весь этот проклятый разговор, забыть, что у нее только два дня, забыться в пьянящем ощущении мнимой свободы...

* * *

   Олег сидел на пригорке и щурился на солнце. На левом камуфляжном колене холодно сверкала изогнутым стеклом залитая сбоку краской защитная маска. На правом стволом лежал маркёр. Лицо мальчишки было отстранённым и печальным.
   - Ты чего-то сегодня - не в себе, что ли? - белобрысый невысокий мальчишка, бесшумно подойдя, хотел
   хлопнуть дружка по плечу, но, понаблюдав за ним, передумал и присел рядом, бросив рядом маску и маркёр. Вытянул ноги. - Сидишь, как глухой, на полигоне кляксу в башку словил... - он толкнул Олега в бок. - Олегыч, ты чего, я спрашиваю?
   - Спал плохо... - нехотя отозвался Олег, запрокидываясь в траву и медленно расстёгивая разгрузку, камуфляж, подставляя мокрую от пота майку цвета хаки жаркому солнцу. Сергей стащил кроссовки, носки и прилёг рядом на живот, терпеливо ожидая, когда Олег заговорит. - Сны... Каша какая-то. Как будто я не тут, а где-то не знаю где.
   - На войне, что ли? - Сергей слушал внимательно.
   - Да... нет... - Олег вздохнул. - Да, на войне, только... такая какая-то, средневековая, что ли... Помнишь книжку? Про острова. Сорок островов?
   - Это тот мужик, про которого ты рассказывал? - Сергей кивнул. - Помню. Ты же мне читать давал... Ну и что?
   - Да вот. Как будто Я - ТАМ, - Олег лёг на бок, подпёр рукой голову. Сергей хмыкнул:
   - Блин, да это здорово. Тем более - во сне.
   - Не очень здорово, - медленно сказал Олег. - Я взял в плен мальчишку. И должен убить. И не могу.
   - Ты - не можешь?! - изумился Сергей. - Хватит гнать.
   - Не могу, - вздохнул Олег. - Я даже имя мальчишки во сне помню... Нерусское такое. Тоже из книжки, что ли... А потом бац - и просыпаюсь. Опять усну - и опять то же самое. И так всю ночь.
   - Может, валерьяночки у Палыча возьмёшь? - спросил Сергей. - Полфлакончика тяп - и аюшки. Никаких снов... А с Танькой, так и быть, я по дружбе погуляю... Будем она, Ленка и я - дружная шведская семья... А, ты так?!
   ...Рыча и с шутливой яростью колотя друг друга, мальчишки покатились по траве. Наконец крепче сколоченный, хотя и не такой высокий Сергей уселся Олегу на спину, заломив ему руку до затылка.
   - Ой-а! - вполне искренне взвыл Олег. - Сдаюсь! Се-се-серыы-ы-ы... больно!
   - Я тебя побеждил, - задумчиво сказал Сергей, доворачивая руку Олега повыше. - Говори: "Я тебя победил!"
   - Я тебя... - подозрительно послушно начал Олег и взвыл снова. - А-а-а-а! Ты меня победил! Блин, Серый, больно же, правда!
   - Унижайся, - приказал Сергей.
   - А! Буду-буду-буду! Как?!
   - Бейся лбом в землю и кричи: "Дядя, прости засранца!"
   - Дядя...
   - Громче!
   - Ай! Серый, засранец, прости засранца!
   - Ближе к тексту, - Сергей немного повернул руку для поощрения.
   - Уууу... Дядя, прости засранца!
   - Молодец. Теперь: "Ленка красивей Танюшки!"
   Олег молчал, только сопел. Сергей, удивлённо подняв бровь, вывернул руку сильнее.
   - Итак, мой юный друг? - и сделал ещё одно движение. - Это есть просто: "Ленка красивей Танюшки!" - и ты свободен... Ну?
   Олег молчал. Сергей ещё подвернул руку - и, нагнувшись, увидел, что его дружок, крепко зажмурив глаза, грызёт кусок дёрна.
   - Прости! - Сергей слетел со спины Олега. Тот медленно сел, держа руку другой и пряча глаза.
   - Я бы всё равно не крикнул, - угрюмо сказал он и плюнул в сторону грязную слюну с травой.
   - Да конечно нет, ты что, прости! - Сергей сунул Олегу фляжку. - На, это... рот...
   Олег набрал в рот воды, побулькал, сплюнул. Потом попил и отдал фляжку Сергею. Тот тоже отпил, завинтил фляжку. Сказал:
   - Помнишь, когда нас принимали... меня избили так, что я потом стонал. А ты смеялся. Ну? - он толкнул плечом плечо Олега. Тот ответил хмурым взглядом - и вдруг улыбнулся быстрой яркой улыбкой. Обнял Сергея за плечи:
   - Ты мой друг, - сказал Олег. - Чего нам ещё надо? Друг, мать, девчонка и Россия. Остальное - на х...й, и пусть нас молодыми хоронят танки и снаряды.
   - Пусть хоронят, - серьёзно кивнул Сергей и, поднявшись, протянул загорелую дочерна руку Олегу. Стоя плечо в плечо, мальчишки смотрели туда, где лес становился синим и уходил в небо... или небо опускалось в лес. Этого было не понять.
   Было лишь ясно, что мир - бесконечен и полон солнца и ветра...

* * *

   Олег поднял голову с колен вместе с последним звуком скрипки. Его лицо было спокойным и даже равнодушным. А слёзы... да никто не заметит пары дорожек на щеках ночью. Калле сидит чуть в стороне и думает о чём-то своём, глядя на эту скрипачку, а она сама и подавно не увидит - она стоит почти у самой воды. Смешно. Ребята говорили, что тут по ночам частые штормы, но Олег не видел пока ни одного.
   Хотя - всего вторая ночь...
   Дурочка... Она говорила - ты ничего не понял. Но и сама ничего не поняла. Или не захотела понять - люди её народа умеют видеть лишь свои обиды и беды и даже наслаждаться ими... Не поняла, что Олег хочет не СОХРАНИТЬ ЖИЗНЬ Калле, а ВЕРНУТЬ ЕГО К СВОИМ. Туда, где он будет не пленным и не рабом, а одним из воинов, где ему не придётся мучиться мыслью - а вдруг сегодня ПОСТАВЯТ НА ТОТ МОСТ?! Где он снова начнёт верить, что можно вернуться домой.
   СОХРАНИТЬ ЖИЗНЬ - да разве это самое важное? На свете множество вещей, в сто раз более важных, чем жизнь. Родина важнее. Друг важнее. Вера, любовь, честь - важнее...
   А всё-таки она хорошо играет...
   Олег поднялся с песка (тот остыл, скоро уже будет утро, и надо спать). Кивнул:
   - Отличная музыка, еврейка. Тебя бы, наверное, не сожгли, а оставили в постоянном оркестре... - он усмехнулся, зная, что слёзы высохли. - А ты можешь подыграть? - он вдруг смутился. - Ну... это не гитара, конечно, но всё-таки... Я мерзко пою... - он перешёл на английский, обращаясь к Калле: - Заткни уши, ты всё равно слов не поймёшь, а травму получить можешь... - и снова повернулся к скрипачке: - В общем, примерно такая музыка... мелодия в смысле.
   Он кашлянул, подошёл к воде и вошёл в неё по щиколотку, повернувшись к младшим спиной. Постоял. Повёл плечами - и запел, негромко и без выражения, скорей монотонно, но в этой монотонности рождалось ощущение бесконечной тропы под ногами:
   - До свиданья, сонный Кито -
   Пусть давно пусты карманы,
   Гром гремит для нас, как праздничный салют!
   Капитан наш знаменитый,
   Дон Франсиско Орельяно,
   Поведёт нас к Золотому Королю!
   Капитан наш знаменитый,
   Дон Франсиско Орельяно,
   Поведёт нас к Золотому Королю!..
   Скрипка вступила - уверенно и точно, поймав голос и ведя его за собой:
   - Нам туманы не завеса,
   Нам болота - не преграда,
   Пусть пол-лагеря повыкосит чума!
   Там вдали, за гребнем леса,
   Ждёт-сияет Эльдорадо,
   Где из золота - дороги и дома!
   Там вдали, за гребнем леса,
   Ждёт-сияет Эльдорадо,
   Где из золота - дороги и дома!
  
   Лекарь Педро руку отнял,
   Дон и кони пьют из лужи -
   Занесло ж нас в эти гиблые места!
   Но в бою один на сотню -
   Ничего! - бывает хуже,
   Не отступит рыцарь Шпаги и Креста!
   Но в бою один на сотню -
   Ничего! - бывает хуже,
   Не отступит рыцарь Шпаги и Креста!
  
   В душной дымке день растаял,
   В джунглях бродят тени злые,
   Барабан индейский яростно гудит...
   Помоги нам, о Святая
   Дева Мария
   Уцелеть на нашем праведном пути!
   Помоги нам, о Святая
   Дева Мария
   Уцелеть на нашем праведном пути!
  
   Сколько ж дней перелистало?
   Каждый день на два растянут...
   Вот опять уже подъём трубач пропел...
   Мы идём на звон металла
   По заваленной костями,
   Христианской кровью политой тропе...
   Мы идём на звон металла
   По заваленной костями,
   Христианской кровью политой тропе...
  
   Над кирасой боевою,
   Где распятие висело -
   Место вроде ахиллесовой пяты...
   И вот отравленной стрепою
   Мстит мне раненая сельва
   За кровавые деяния святых...
   И вот отравленной стрепою
   Мстит мне раненая сельва
   За кровавые деяния святых...
  
   Если Смерть поцеловала -
   То последнюю наградой
   Крест могильный на груди своей нести...
   За последним перевалом
   Ждёт-сияет Эльдорадо -
   Только мне уже, похоже, не дойти...
   За последним перевалом
   Ждёт-сияет Эльдорадо -
   Только мне уже, похоже, не дойти...
   (Слова О. Медведева)
  
   Спать пора, - повернулся Олег. - Всем пора спать. Марш.
  

10. День второй. Поиграем в жизнь?

   Рахель вернулась с моря с ощущением покоя, которого не было уже так давно. Скрипка, ее вечная спутница, мягко легла на коленки, девочка гладила ее по деревянному боку как кошку. Тишина не давила, не звенела больше, мальчишка пел там, на берегу - он пел плохо, но он пел. В какой-то момент Вайсер показалось, что они друзья и сидят не на берегу моря, а на берегу реки, в ночи должны петь сверчки, а там, за спиной, совсем недалеко, домик деда... Слезы пришли сами - они спустились по щекам и спрятались где-то под подбородком.
   Этой ночью маленькая женщина не смогла уснуть. Она лежала и вспоминала, как ей было хорошо. Завтра она снова будет просто разговаривать с Калле и даже с этим русским, Олегом, и обязательно станцует им, вставая на цыпочки, крутясь, подпрыгивая легкой пушинкой, плавно ведя рукой, словно маленькая балерина. Она поделится этим с ними и сама ощутит вновь еле уловимое счастье. И уже будет совсем не важно, что случиться потом...
   Утром девочка, не дожидаясь рассвета, побежала к Гюнтеру. У двери она помедлила, вдохнула, набираясь смелости, а потом постучалась.
   - Рыцарь, - тихонько позвала она, - рыцарь, ты спишь?
   Рахель бесшумно вошла в комнату, присела у кровати в ожидании, когда президент проснется. Ей очень важно было ему сказать, чтобы он не говорил Калле ничего, важно было, чтобы этот светловолосый мальчик просто почувствовал тепло, а потом спокойно жил...
   А вчера Гюнтер, так устал от тяжелых мыслей, что лишь под утро уронил голову на подушку, намереваясь чуть отдохнуть, да так и провалился в забытье. Иначе он бы почувствовал чужака, входящего в комнату.
   - Кто?! - Подскочил просыпающийся Неске и инстинктивно схватил пришельца за руку. Девочка пискнула от боли.
   - А это ты... - он выпустил руку Рахель. И тут же насторожился. - Ты чего пришла? Кто-то обидел?
   То, что девочонку травят нещадно, Гюнтер догадывался по синякам, по дорожкам слёз на лице, по красным глазам, по упрямо сжатым в обиде губам. Но Вайс никогда не жаловалась. Иногда Гюнтер видел её обидчиков. Иногда даже орал на них или посылал на тяжелое дежурство, но толку то. Гонители еврейки становились всё опытнее. А замок хорошо скрывал звуки. Особенно если у жертвы зажат рот.
   - Что случилось, крошка? - Он погладил белую маленькую ладонь, заглянул в глаза.
   - Ничего, - сбивчиво зашептала скрипачка, оглядываясь, словно боясь, что и у стен есть уши, - рыцарь, я попросить хотела, этот мальчик швед, Калле, не говори ему про меня ничего, пожалуйста, пусть он ничего не знает, пожалуйста, я не хочу! Если вдруг выберут меня, чтобы он страдал, это не честно, он же не виноват, что слабее русского, он хороший как ты, пожалуйста, а Олегу я уже сказала все.
   Девочка осеклась и опустила голову:
   - Извини, я знаю, что поторопилась, ты не сердишься? - она подняла полные тревоги глаза. - Ты же не сердишься на меня?
   Гюнтер долго молча разглядывал девчушку. "Ну за что тебя сюда! За что!" - В который раз подумал он, когда сжималось его сердце.
   - Калле я не скажу. - Строго ответил он. - Много чести пленному, чтобы я перед ним объяснялся и что-то доказывал. А Олег и так знает, решать Олегу. Но учти, если Олег назовёт имя Калле, который должен будет занять твое место на острове, вселиться в твою комнату, получать твою порцию пищи, я сделаю то, что в моих правах. Вызову его на смертный бой. Как президент, я имею право вызвать на дуэль любого, а вот если это сделает простой боец - ему смерть. Если я возьму верх и убью Олега, то Калле, как и всё имущество поверженного русского, станет моей собственностью. И тогда уже я буду решать его участь.
   Рахель промолчала, она понимала, что сейчас ничего не решает, только надеялась, что, если ей суждено умереть, то Гюнтер передумает - и с Калле и даже Олегом будет все хорошо... Девочка присела и положила голову на раскрытую ладонь Гюнтера, прижимая ее к своей щеке. Этакий жест доверия... Она бы не осмелилась сделать этого раньше, но сейчас, когда осталось только два дня, ей хотелось успеть поблагодарить всех, кто был к ней добр, и простить всех, кто был зол. Сделать все, что еще хотелось сделать. Побыть той самой Рахель Вайсер с горящими глазами и чуть кудрявящимися волосами. Той самой беззаботной девочкой-скрипачкой, которая умела очень заразительно смеяться.
   - Можно я сегодня схожу к морю? - попросила она, - я ночью ходила с Калле и Олегом, играла им на скрипке, Олег пел, - девочка улыбнулась, - я приготовлю все и вымою, я все успею.
   - Да. - Только и ответил Неске коротко. Как же это отвратительно и гнусно! Девчонка, талантливый музыкант! И до какого состояния её довели! До свинарки! Но это дало ей жизнь. Свен и Клаус наслаждались унижением юной скрипачки и только потому еще не прирезали, чтобы наслаждаться вновь и вновь.
   Вайсер разулыбалась. Море! Оно было таким доступным сегодня! Она обязательно пойдет к нему и будет сидеть на берегу, зарывая руки в песок, а потом пробежаться по мелководью, ощущая, как наваливается усталость в ногах. А потом, потом... потом она еще много чего успеет...
   Гюнтер быстро поднялся, не стесняясь скрипачки, оделся, привязал меч.
   - Пойдем. Поможешь мне поднять флаг. - Обычно это была обязанность Йозефа, очень почетная. Но Гюнтер хотел хоть немножко восстановить уважение девочки самой к себе, поручив важное дело.
   Вайс удивленно и вопросительно поглядела на рыцаря. Нет, он не шутил, он действительно хотел доверить ей поднять флаг, Йозька всегда ходил задрав нос и гордо поглядывал на всех после этой утренней процедуры.
   Рахель тихонько, как мышка, шла за президентом, озираясь затравлено по сторонам и ожидая, что всевидящее око Свена и Ко ее покарает. Но все обошлось, тонкие руки тянули веревку на которой трепетал стяг, и девочка задирала голову любуясь своей работой, а Гюнтер - Гюнтер с улыбкой смотрел на Рахель, на ее удивленно-восторженное лицо.
   Потом девочку закрутила обычная работа, сегодня все делалось очень быстро, и даже Марисоль удивленно поглядывала на Вайсер, прислушиваясь как та, мурлыкая себе под нос мелодию, услышаную ночью от русского, готовила завтрак. Когда все собрались, скрипачка, увернувшись от тычка Свена, убежала в свою комнату, чтобы поесть... Скоро все уйдут, и она сможет пойти на берег...
  

* * *

   Олег открыл глаза.
   ВТОРОЙ ДЕНЬ, сказал голосок.
   - Ну да, - согласился Олег вслух. И повернул голову.
   Калле спал. Из-под края одеяла торчали светло-русые лохмы. Олег усмехнулся - и тут же под одеялом получил пяткой в щиколотку. Калле мыкнул и что-то хныкнул, лягнулся ещё раз и затих, довольно сопя. "Отбился от кого-то... Или убежал? От меня, наверное... - усмехнулся Олег. - Ёлки, а ведь опять рано ещё. Позже проснулся, чем вчера, но до общего подъёма ещё час, не меньше..."
   Настроение было ничего. Не "ничего хорошего", а именно ничего. Мальчишка тихо поднялся, подошёл к бойнице. "Да, солнышко ещё не вставало... А вот интересно... если на закате посмотреть на солнце - что будет-то? И почему нельзя?"
   Он потянулся. Нагнулся, достал пол кончиками пальцев, потом - ладонями. Опять потянулся. Вернулся к кровати.
   - Вставай давай, - Олег безжалостно сдёрнул одеяло с немедленно подтянувшего коленки аж к подбородку шведа. - Вставай, тебе говорят! - он щёлкнул мальчишку в сопящий нос. - Будем зарядкой заниматься, ну, вставай! - и, взяв Калле за щиколотки, бесцеремонно стащил на пол. - Жизнь коротка, и прожить её надо так, чтобы помереть с чистой совестью! А выспишься днём, ну, Калле, вставай!
   Швед сердито сел на полу, глядя на Олега снизу вверх. Зевнул, прикрывая рот ладонью. И с молчаливым интересом уставился на "соседа" - на его скулу.
   - А... - Олег коснулся пальцами пострадавшего места. - Сильно, да? - он подмигнул. - Думаешь, в этом мире все шишки достаются одному тебе? Кстати, учись на личном моём примере и никогда не лезь к чужим девчонкам по ночам... Особенно в окна. Обязательно застрянешь... Поднимайся с пола, будем разминаться.
   - Будешь меня тренировать, да? Учить приемам? - Заинтересованно спросил Калле, подскакивая на ноги.
   Олег на мгновение застыл. Ему пару раз предлагали в клубе заниматься с младшими стрельбой, но он всегда отнекивался - не любил он мелких. Но с другой стороны... Блюмквист не мелкий, в общем-то, и потом... да почему нет, в конце концов? Что ему осталось? И что ОТ НЕГО останется? Так хоть чему-то кого-то научить...
   - Буду, - решительно тряхнул он головой. - Я видел, ты кое-что умеешь. Но мало. Ты говоришь, на островах месяц? Не знаю, чему там у вас тебя учили... Ты вообще спортом занимался? Ну... хоккеем, чем-нибудь, где нужно силовое противоборство? - Олег подошёл ближе, потрогал Калле за плечи и локти и усмехнулся: - Ясно, та же история, что у меня. Хиляк, проще говоря. Ну, я тебя огорчу. Хорошо драться без оружия ты не будешь никогда. Сложение не то... Ну-ка, ногу подними и упрись в стену... выше... ещё выше... ещё выше можешь? Ого. Вот это у тебя растяжка... Я так не смогу. Ладно. Смотри. Просто так, галопом по Европам. Никогда не бей кулаком, если специально не тренировался. Сложи пальцы вот так... - Олег показал "тигровую лапу" и бей тычком в горло. Ногой лучше всего бить в пах - снизу вверх, как в футболе. Вот этим согнутым пальцем - указательным - в глаз. Этому всему даже учиться не надо, достаточно ударить сильно и решительно. Многие не могут заставить себя человека бить по-настоящему... Давай попробуем. Просто подерёмся... - он засмеялся, видя растерянность Калле. - Да не жмись ты. Ты же не трус, я вижу. Ну, будет немного больно, что, не переживём, что ли? Всё. Пока меня хотя бы раз не достанешь - я тебя буду бить. Учти, и руками, и ногами. Давай, Блюмквист, ты же не девчонка! Ну, готов? Начали!
   Калле пришлось драться в первый раз в жизни. В смысле серьёзно, по-мальчишечьи, видя перед собой глаза соперника, готового бить, атаковать, сминать. Нет, это были совсем не те ощущения, когда Калле сцепился с Олегом на мосту во время пленения. Там было как-то всё быстрее и... проще, что ли? Мальчишка тогда и понять толком ничего не успел, после резкой боли в шее потемнело в глазах, и всё. А пришел в себя с уже примотанными к ноге пальцами и "отдыхал", осмысливая произошедшее и постепенно погружаясь в прострацию. А вот тут! Когда противник стоит прямо перед тобой, готовый бить! Это было... страшно? Нет. Что-то другое. Да, был страх, от ожидания боли, такой, что даже подрагивали коленки. Но был и какой-то новый, совершенно непонятный, манящий интерес. Драка. Сейчас Калле начал осознавать, что и в ней может быть своя красота, свой смысл.
   - Я тебе покажу Блюмквиста! - запоздало выдохнул Калле и, зажмурив глаза, ударил кулаком в сторону лица противника. Конечно же, поразил он пустоту, а сам в ответ тут же получит ощутимый тычок кулаком по печени.
   Ах ты! Калле всерьез бросился на дразнившегося противника, размахивая руками и ногами. Его удары были неумелыми, неточными, Олег легко уклонялся или блокировал. Но швед ни на секунду не останавливался, продолжал натиск. Ребята в бешеном вихре кружили по комнате, словно гоняющиеся друг за другом две шаровые молнии, размётывая всё подряд. И чем больше доставалось ударов Калле, тем упрямее сжимал он кулаки, словно бизон, наступал на врага, не считаясь с потерями. В какой-то момент, когда Олег оказался в углу, Калле рефлекторно, не глядя, не опуская взгляда, пнул ему под ноги сброшенную в пылу борьбы на пол подушку. И Олег не заметил! Он продолжал движение, споткнулся о невидимое препятствие и на миг потерял равновесие, двигаясь вперед, и нарвался прямо на кулак Калле!
   - Ой - мальчишка остановился, и отступил от Олега, тяжело дыша. - Похоже, будет фингал! Извини...
   - Молодец, - Олег перевел дыхание. - Пойми, драться страшно только пока ты ЖДЁШЬ драки. Потом уже нет. И чем больше будешь бить сам, тем меньше будут бить тебя. Вообще в идеале всегда бей первым и так, как будто это единственный удар, который ты можешь нанести... Ну а теперь о деле, в смысле - о фехтовании. Я тут тебя тоже немножко разочарую. У нас есть фильм художественный - "1612", про наше Смутное Время... ну, войну. Там испанец учит нашего парня фехтовать - за ночь, при этом парень ни разу в руках шпагу не держал. Но там всё так - типа фантастика. В реальности научиться фехтовать нельзя - можно только УЧИТЬСЯ. Всю жизнь. И знать, что любой противник может тебя ошарашить. Как ты меня, когда в воду затащил... Блин, деревяшки на пляже оставили... - Олег оглянулся, открыл дверь: - Побежали? - вдруг предложил он. - Кто первый добежит до деревяшек, тому фору в один удар. По счёту "три". Раз-два-три! Э!
   Калле со смехом проскочил у русского под локтем. Сперва Олег испугался, но, вылетев следом в коридор, увидел, что швед притормозил и... показал ему "нос". А потом припустил со всех ног... Обрадовано чертыхнувшись, Олег помчался следом.
   Калле развил скорость, пулей пронесясь по замку, и выскочил в ворота, благо, открытые. Часовой немец что-то гортанно крикнул с башни. А, пусть! Мальчишка продолжил бег, не зная о том, что Георг, ночной часовой, наводит в спину беглецу арбалет. Но в последний момент немец отменил выстрел. Зачем? Не сбежит, мосты разведены. А убить просто так - иметь дело с русским. Калле первым достиг места прошлой стычки: "Где же эти деревяшки-то? Ага! Вот!" Прыжком войдя в кувырок, он точно приземлился на оружие и вскочил, готовый к драке. Что, русский, съел? Калле показал второй раз подоспевшему Олегу язык...
   Олег, не добегая, остановился. И в какой-то момент подумал: "А вот сейчас он меня этой штукой - наотмашь по лицу или по шее. Я - с копыт..." Глядя в глаза шведа, он подошёл ближе.
   - Здорово бегаешь, - Олег подбросил себе в руку "меч". - Ты не думай, я бы тебя обогнал, но я босиком так не могу, ноги сбиваю... - за словами пряталось облегчение - Калле ждал. - Ладно. Стойка у тебя вообще так правильная, но ты правую ногу чу-у-уть назад передвинь... и корпус нагни... Давай учить защиты. Есть два блока. Верхний, - Олег помахал перед лицом влево-вправо палкой, - и нижний, - Олег сделал движение, подобное маятнику. Ещё есть парочка особых защит, но это по... - он замялся. - Потом. Этими блоками отбивают удары и уколы, всё равно. Не просто отталкивают вражеский клинок, а именно отбивают, сильно. Просто защит не бывает. Взял защиту - тут же атакуй. Сразу, немедленно. Вообще в фехтовании много всяких хитростей, - Олег покрутил палку и засмеялся, - но один мэтр говорил, что в настоящем бою они все из головы вылетают... Да, ещё - никогда не стой на месте, это не спортивное фехтование. Старайся сразу развернуться так, чтобы солнце противнику было в глаза... Ну, давай, - Олег чуть пригнулся. - Я буду сперва говорить, куда бью - и бить. А ты защищайся... Рублю в голову! - и, скакнув вперёд, нанёс сильный, без шуток, рубящий удар.
   Как мог, Калле повторял движения Олега очень старательно, прекрасно понимая, что количество шишек и синяков, которые русский сегодня наставит ему своей палкой, прямо зависит от того, как он усвоит показанные ему две защиты. И Калле старался. Он пыхтел, дергался, но всё же демонстрировал неплохую подвижность, стараясь скоростью компенсировать недостатки техники. При очередном попадании Олега он ойкал, или просто морщился, но пощады не просил. Гоняя мальчишку по песку, Олег поймал себя на мысли, что швед отражает примерно половину из наносимых ему ударов. А учитывая, что это была первая тренировка, да еще то, что Олег бил без дураков, вкладывая в удары и силу, и выучку опытного рапириста, можно было считать, что ученик попался способный. Черт! Олег коротко выругался. Калле как-то неожиданно повернулся - и концом палки Олег рассек ему губу.
   - Не останавливаемся! - он обрушил на мальчишку новую серию атак, не давая ему передохнуть или разнюниться от боли. И Калле продолжил бой! Значит, своей крови он уже не боится, это прогресс. Кровь ерунда. Уже через три минуты она начнет сворачиваться и остановится. А потом, после тренировки, немного этой странной мази, и даже шрама не останется. Ну, хватит на сегодня. Поймав "оружие" Калле на обводку, Олег выбил палку у него из руки. Но мальчишка не сдался! Калле, обезоруженный, попер в рукопашную. Олег треснул его сначала по руке, потом по макушке - швед не останавливался. Тогда, при очередном ударе ногой (научил Олег на свою голову! Точнее, не на голову, до головы Блюмквист, слава богу, еще не мог дотянуться, а вот на всё то, что ниже пояса...) "Учитель" ловким движением поймал ногу Калле за пятку, потом быстро ухватил другой рукой, бросив палку, за пальцы и вывернул ему стопу, заставив мальчишку, уходя от излома, крутнуться на свободной ноге и плюхнуться на песок животом. Русский сразу же оседлал поверженного противника, подогнул ему ноги почти к самой пояснице и собрался было победным болевым приемом поставить точку в сегодняшних тренировках, но передумал.
   - Слушай, Блюмквист! Ты помнишь, как пытают пленных в книжках Лингдрен? - хитрым голосом спросил он у своего пленника. - Нет? Зря. А ведь там срабатывало. Посмотрим... - подобрав веточку, Олег провел ею по крепко схваченным ступням мальчишки и улыбнулся эффекту. Сработало!
   - Знаешь, Блюмквист, лучше бы ты всё рассказал немецкому Совету, да поскорее. В наших с тобой интересах, произвести на немцев хорошее впечатление. Ну давай, Блюмквист, - улыбался Олег, не прекращая своей работы и с трудом удерживая извивающегося на песке мальчишку, - сдавайся уже им, что ли. Ведь могут пощадить, реально. А я попрошу, чтобы тебя определили мне в пару, будешь сражаться за фрицев. Да, домой не вернешься, понимаю, но всё же это лучше, чем смерть через два дня, а, как считаешь, дружок?
   Олег замолчал и задумался. Две мысли пришли ему в голову. Первая. Он поставит условие Гюнтеру, что если дело дойдет до допроса и Калле откажется говорить, пытать его будет только он, Олег! Мерзкое дело, но лучше так, по крайней мере, во-первых, это гарантирует, что мальчишку напоследок не сделают игрушкой в руках садиста Свена или Клауса, во-вторых, исключит неоправданную и ненужную жесткость. Ясно ведь, что нежный домашний мальчик Калле сломается очень быстро. А вот вторая мысль - не попросить ли Гюнтера уже сегодня выпустить Калле на мост, под его, Олега, ответственность. Если швед себя покажет хоть как-то, это здорово поднимет его акции в глазах немцев. Если же Калле себя покажет плохо, или вообще удерет, ну что же...
   Сейчас, когда они валялись на песке и Калле хихикал и дёргался от щекотки, Олегу вдруг страшно, до воя, захотелось плюнуть на все свои планы и как-то... как-то проскользнуть, что ли, между опасностями, между сложностями, смертями - чтобы всё устаканилось само и было хорошо... хотя бы недолго. Он попытался отогнать эту мысль, но она прочно засела в голове - такая удобная, такая милая, такая простая и приятная (особенно если учесть альтернативу)...
   "Ох, как же не хочется умирать... как же не хочется умирать, ведь такой тёплый песок, и эта дурацкая щекоталка совсем как на пляже ДОМА, и Калле смеётся почти как Серый... А умереть - это И ПРАВДА не дышать, не видеть - и всё то, чем он пугал Калле в первый день? И что - и ВСЁ?! Ох, как не хочется, как же страшно..."
   - Блюмквист... - снова задумчиво начал он, водя веточкой туда-сюда по ступням шведа - и полетел в песок. Калле вывернулся из "задумавшихся" рук... Олег не успел ничего понять, а в горло ему уже уперлась палка, ногой же Калле наступил на грудь и подбоченился:
   - Ge sig, nedrig bandit! *
  
   * Сдавайся, подлый бандит! (шведск.)
  
   Олег вдруг понял, что смеётся. Он мог отбить палку в сторону, подсечь шведа ногой и... Но вместо этого русский осторожно вытянул руки над головой:
   - Пощады! Я тебе пригожусь, чесслово... и я тебя ещё не всему научил... ну что такое, в конце концов, викинг грозит мечом безоружному...
   - У! - Калле довольно чувствительно стукнул палкой по рёбрам и убрал ногу. - Будем дальше?
   - А то! - Олег вскочил. - Теперь смотри, что ты СОВСЕМ неправильно делаешь... Ногу не выставляй! С перерубленной ногой ты труп! Это не спортивное фехтование, там ноги непоражаемая зона, понимаешь? А тут рубанут... вот так, например. И ты закрыться нижним блоком не успеешь - своя же коленка помешает... вот, правильно теперь... Помни - твой противник не робот и даже не супермен. Любой твой точный удар - его боль и кровь. И он тоже тебя боится и хочет победить.
   - И ты... боишься? - Калле отбивал удары.
   - Нет, - сказал Олег. - Я никого не боюсь. Только... СЕБЯ.
   Он отскочил и отбросил палку.
   - Хватит пока... Знаешь... - Олег потупился, потом посмотрел из-под тёмной чёлки смущённо, - ...поучи меня плавать, а?
  

* * *

  
   Для Гюнтера утро началось мерзко... Он подошёл к русскому только когда тот, одевшись, вталкивал под дверь клинья, чтобы пленник не сбежал. Олег стукнул ещё раз и выпрямился.
   - Утро доброе, конунг... - сказал он и перевёл дыхание - как перед атакой. - Беседовать пришёл? Ночью со мной уже беседовали... Одна скрипачка... А какие красивые слова ты тогда, в первый день, говорил, - Олег засмеялся. - "Накорми солдат, как положено, остальных - как получится..." Что, всю люди равны, но некоторые равнее? Меняешь будущего хорошего солдата на жидовку? Смелого парня обрекаешь на смерть ради жизни этого бесполезного существа?! Гюнтер, - Олег улыбнулся, - ОНА ЕВРЕЙКА. Поэтому я на совете поддержу Свена. Подопру руками и мечом, если понадобится, - Олег подбоченился и стукнул кончиком меча по стене. - Ты мне говорил, чтобы я не промахнулся, когда я предлагал тебе ЛИЧНУЮ верность? Так вот. Я попал в точку. А ты промазал, конунг. Когда нам не забивают головы всякой чушью о правах человека, - Олег осклабился, - мы очень быстро становимся настоящими. И вспоминаем, как выглядит РЕАЛЬНЫЙ мир. Мои и твои предки строили Империи в незапамятные времена. А её торговали. Всем подряд и во все века. Теперь продали и её. Что тут не так? - Олег склонил голову на плечо. - И ещё, конунг... - Олег был себе так гадок, как будто он влез с головой в гавно. И всё-таки он говорил и улыбался: - Как думаешь, если сегодня вечером я расскажу в столовой, как вы на пару с еврейкой уговаривали меня прихлопнуть шведского мальчишку, чтобы спасти ей жизнь - что скажут ребята? И сколько ты и она проживёте после этого? Не смотри на меня так. Ты, наверное, попал на Острова намного младше меня. Поэтому в этом ты дурак и не умеешь прятать то, что чувствуешь. Не знаю, что ты в ней нашёл. Да и не моё это дело. Но убьют вас вместе... А вообще... - Олег перестал улыбаться. - Вообще знаешь что, Гюнтер? Приходи сегодня после ужина на пляж. Будет разговор. НА САМОМ ДЕЛЕ серьёзный разговор. Пошли завтракать, конунг? И не дёргайся до вечера. Иначе я уничтожу её. И тебя. А вечером САМ всё решишь. Как положено конунгу, которому я хотел бы служить... Да! - Олег улыбнулся. - Я хотел ещё сказать... - почему он не бьёт меня, не выхватывает меч, подумал Олег? И подумал ещё: нет, я ошибся ночью - я НЕ СПРАВЛЮСЬ с ним на мечах, и думать нечего - так почему же он слушает меня?! Я же вижу ТЕПЕРЬ, только ТЕПЕРЬ - такие вот брали города, лишь называя своё имя... Пусть он выхватит меч - и я не успею даже ПОНЯТЬ удара... Но Олег продолжал говорить: - Пусти сегодня Калле со мной на мост. Под мою ответственность. Пошли с нами кого-нибудь старшим, и пусть Калле дадут меч только перед боем.
   Гюнтер молчал, пока Олег толкал свою речь, только в глазах его копилась чернота:
   - Я приду ночью, - сдержанно ответил он. - А ты не забудь взять с собой меч. После завтрака пойдёте на русский мост. Это ПРИКАЗ. Старшим... старшим будет Йозеф. - Неске развернулся и пошёл прочь.
   Олег резко закрыл лицо руками и сел под стену: "Я буду платить за всё, - бессвязно подумал он. - Я буду платить, пока судьба не вывернет меня наизнанку. А потом ещё и оставит меня в живых. Это будет ужас, это будет насмешка, это будет смерть без смерти... Что бы я ни сделал - всё не так, всё оборачивается против меня... ДА ЗА ЧТО ЖЕ?!"
  

* * *

  
   На завтрак оказались копчёная салака с картофельным пюре, кофе (опять с чем-то спиртным), свежие печенья с изюмом. И яблоки. По два здоровенных симпатичных яблока.
   "Одно отдам, - решил Олег. - Пусть что хотят говорят, но одно отдам. Что за крысятничество такое, да и вообще - мои яблоки". Он опять разозлился - в основном на себя, на то, что так влип, на то, что ему приходится играть против парней, которые ему в целом нравятся, на то, что Гюнтер видит его насквозь и задумал даже не подлость, а... В общем - на всё и на всех. Кроме Калле. Опершись на стол локтем, с удовольствием грызя яблоко и с интересом разбирая шуточки немцев, Олег размышлял и о шведе, пытаясь понять: кто он ему всё-таки? Игрушка? Друг? Тренажёр? "Девочка" - усмехнулся Олег и сердито нахмурился: вечно он в мыслях сворачивает на похабщину - может, потому что вслух её почти никогда не говорит?
   Прошлись и по поводу его фингалов. Олег весело огрызнулся, подбирая слова - ничего, посмеялись в ответ... "Боги, вот это пытку вы мне выдумали... Хотя бы объяснили, за что же всё-таки?"
   Он поискал глазами вчерашнюю скрипачку. Вздохнул. И поднялся на ноги - надо было зайти за Калле. Но перед уходом тихо сказал Гюнтеру:
   - Не забудь. Вечером. На пляже. ОЧЕНЬ надо поговорить...
   Гюнтер в ответ дернул плечом.
  

* * *

  
   К окончанию завтрака у выхода Олега уже поджидал распиравшийся от гордости и ответственности Йозеф. Мелкий мальчишка, намного ниже русского, и даже Калле, перепоясался непонятно откуда взявшимися кожаными перевязями, к голени примотал нож и выглядел так очень даже воинственно.
   - Ты подчиняешься моему слову на мосту! Любому! Или смерть! - он выжидательно глянул на Олега.
   - Да, херсир,* - спокойно сказал Олег. Он почти не насмешничал, говоря это. Подчиняться надо тому, кому скажет вождь. Даже если ты задумал предать этого вождя... Правда, Йозеф, кажется, не знал, кто такой херсир и глянул подозрительно, но промолчал...
  
   *У викингов - незнатный военный вождь, как бы третья ступень после конунга и ярла
  
   ... - Оп, держи! - Олег с порога кинул Калле яблоко, потянулся, постучал пальцами по притолоке.
   Мальчишка рефлекторно поймал фрукт слету. Реакция у него оказалась хорошей.
   - Ладно, вставай. Не выйдет у тебя выспаться. Пошли... - продолжил Олег.
   "Пойдем?! Куда?! Как?! Неужели СЕЙЧАС? - Калле весь подобрался. - Вот оказывается, как оно бывает. Просто. Вот так подходят и говорят, пора на мост, собирайся, пленный. А дальше..." Слова о том, что три дня еще не прошли, застряли у Калле в горле.
   В ответ на недоумённый, а потом - наполнившийся ужасом взгляд шведа Олег пояснил тихо: - На мост пойдём. Авторитет тебе зарабатывать... Не бойся. Не на твой. На РУССКИЙ мост... - и вдруг спросил: - Ты хочешь домой? - вспомнились слова из одной книжки. - Не на остров, а... Хус, тиль Свериге? *
  
   *Дом, в Швецию? (шведск.)
  

...Сказка - в отбой.

Книжка - в отбой.

Война стоит у дверей...

"Здравствуй, мальчик - я за тобой!

Вставай - и двинем скорей..."...

   - Шшшутник, - прошипел Калле, белый, как мел и нервно вгрызся в яблоко. Потом шатнувшись, поднялся на ноги, немного попрыгал, проверяя, как слушается тело и пихнул Олега в плечо. - Я готов, идальго! - он рассмеялся безудержно, звонко, истерично, но в миг посерьезнел. - И что, меч дадут? А что в спину ударю, не боитесь?
   Вопрос про возвращение на Кубу он не заметил. ПРЕДПОЧЕЛ не заметить. Ответа на него он и сам не знал, опасный ответ был бы...
  

* * *

  
   - Не опасно их втроем посылать против русских, президент? - Ганс с сомнением смотрел с площадки башни вслед трем мальчишеским фигуркам.
   - В самый раз. - Гюнтер опустил бинокль, точнее, после того как давно разбилась одна линза, уже монокль, но всё же позволявший худо-бедно разглядеть мосты. - Мы вот что, мы здесь немного побудем еще.
   Неске прекрасно знал, что при таком раскладе драка на мосту практически неизбежна, Йозеф начнет задираться, и вот как тут поведет себя русский Олег и Калле? Загадка. Сбегут оба? Или кто-то один? Или никто не сбежит, и все трое будут сцементированы навек вражеской кровью, самым крепким цементом суровой дружбы воинов? Ну, по крайней мере, сегодня многое станет ясно.
   - Ганс, спустись вниз, скажи Рахель, ближе к полудню пусть отнесет им обед на русский мост.
   Обычно так не полагалось. Обычно воины терпели весь день и зато на ужин наедались. Но Гюнтеру надо было, чтобы еврейская девочка оказалась сегодня на мосту. Причем, по его расчетам, она подоспеет в самое пекло!
  

* * *

  
   - Я русских не боюсь! - Ораторствовал Йозька, важно шествуя во главе своей маленькой армии. Иногда по привычке он цеплялся за Олегов ремень, дорога-то была в гору. Малыш так часто паразитически въезжал на Гюнтере до самых позиций. - Остров у них совсем слабый. А всё потому, что никак со властью не разберутся. Да и сами не понимают, чего хотят. А вот мы понимаем. Победить. И домой.
   - Да, херсир, - спокойно отозвался Олег, повторяя то, что сказал в замке после завтрака, когда Йозеф грозно распорядился насчёт подчинения.
   "Смешной мальчишка... Наивный и смелый. И верит в то, что говорит... - думал русский. - Но что же не так с этим возвращением?" Олег пытался заставить себя думать именно об этом, потому что обо всём остальном думать было страшно. Нет, он не боялся предстоящей схватки. Он боялся момента, когда увидит русских ребят. И молил всех богов мира, чтобы всё как-то разрешилось, всё утряслось... Это была молитва труса. Олег понимал. И всё-таки скулил, ныл, пищал про себя... Калле вёл себя там, в комнате, намного достойней. Он испугался, да, испугался... Но тут же "выправился". Олег даже не помнил, что ответил шведу про меч. Кажется, как-то глупо пошутил, глядя в сторону - мол... что же он сказал-то такое?
   Не вспоминалось... А мост горбился, горбился, шёл всё выше и выше, и жара становилась какой-то уж совершенно нестерпимой... Швед шагал рядом бесшумно, и Олег подумал, что ему опять будет горячо на мосту - в прямом смысле горячо ногам. Но Калле смотрел куда-то перед собой и даже улыбался рассеянно. "Бежал бы ты к нашим, что ли, - тоскливо подумал Олег, разумея под "нашими" русских. - И разом конец всем моим мучениям. Смахнут мне голову в замке, и дело с концом, хоть болеть ни о чём не будет..."
   Немец опять уцепился за ремень, запыхтел. Олегу всё-таки удалось отвлечься, потому что он даже не понял, в какой момент стало видно противников, а Йозеф принялся совать Калле меч, что-то быстро бормоча по-немецки. А Олег уставился на ребят, подходящих к провалу с ТОЙ стороны, с нездоровым интересом - так рассматривает приговорённый своего палача или орудие казни.
   Русских было тоже трое. Один - ОЧЕНЬ похожий на испанца, второй - ТИПИЧНО русский (и с арбалетом), третий - тоже явно русский. Хотя все трое загорелые до черноты. Примерно в возрасте Олега или чуть младше-старше. Самый бойцовый тут возраст, похоже...
   Это, кстати, было последнее, что Олег подумал на отвлечённую тему. Тот, похожий на испанца, начал что-то выкрикивать, ещё не дойдя даже к сходящемуся провалу. Олег в испанской тарабарщине неожиданно уловил знакомые по книжкам слова "хихо де пута" и "пендега" - и, хотя не оскорбился (тот, кто лается на врага, унижает лишь себя), да и кричал он это всем сразу, а не конкретно Олегу - но счёл необходимым ответить таким же испанским словом, вычитанным в книге:
   - Коррехито, блин.
   Испанец аж задохнулся и побурел. Было даже смешно смотреть, как он глотает воздух и дёргается на месте - честное слово, как будто собирался перескочить пролом и загрызть Олега зубами. Ясно было, что он полезет драться, едва сойдётся мост.
   - Ты не мешайся, хорошо? - попросил Олег Йозефа. - Если второй не полезет - не мешайся, понимаешь? Ладно?
   Немец кивнул. Протянул руку, кивая на арбалет, и Олег отдал его. Йозеф сказал, мешая слова:
   - Я не знаю... новенький... его, - и кивнул на задирающегося "русского".
   - Понял, понял, - буркнул Олег, а сам достал Змею и вышел чуть вперёд, ближе к неуловимо движущемуся краю. Русские - арбалетчик и второй - стояли подальше и не проявляли желания лезть в бой. Значит, Калле будет один на один? Хорошо...
   Босые пятки Калле обжигал гранит моста, словно подталкивал к побегу. Осталось всего два... нет полтора дня жизни... А дальше неизвестность, ждущая за это чертой. "Может смыться к русским? Почему бы и нет? - Калле пытливо вглядывался в случайных "противников". - Какие они? Примут ли. Фернандо всегда говорил, что если перебежчик настоящий, то его меч виден и, если на той стороне моста появится мальчишка или девчонка с деревянным оружием, то трогать таких не надо. Наоборот. Помочь добраться до острова!" Но то ли меч Калле не показался "русским" в достаточной мере деревянным. То ли они были не в настроении. Да и вообще, похоже, это были не совсем русские. Прозвучала знакомая по Кубе испанская речь.
   - Калле, - Олег положил руку на плечо шведа. Тот повернул голову к обоим ребятам и натянуто улыбнулся, бледный как снег. - Этот типчик - новенький. Йозеф сказал... Видишь, как удачно? Тебе не придётся начинать драку. Он сейчас бросится сам. Учти - это латинос, типичный... понимаешь? Он сейчас слепой от злости. Ну... - Олег замялся и толкнул Калле в спину. - Давай.
   - Ладно, прорвемся... - эхом ответил Калле и, немного помедлив, добавил, - друзья.
   Олег шагнул назад. Не к Йозефу, а оставаясь как бы между Калле и немцем.
   Да, "русский" бросился сразу. И не на Калле - а мимо, явно стремясь добраться до Олега. На миг могло показаться, что Калле сейчас отскочит к парапету. И швед правда прыгнул. Но наперерез несущемуся парню. Олег не сразу понял, что схватился за меч. И пальцы свело на рукояти. Йозеф начал что-то кричать, свистеть, даже улюлюкать, подпрыгивая на месте, как будто был на стадионе. Олег замер на месте, врос широко расставленными ногами в мост. И следил за схваткой, не отрываясь и не мигая. Мускулы сводило и крутило, Олег видел с ужасом, как неумело дерётся Калле, видел каждый промах, каждую лазейку в наскоро заученной обороне... Вот сейчас эта стальная полоса (СТАЛЬНАЯ, СТАЛЬНАЯ!!!) перечеркнёт шведа - и тот рухнет на мост и... и что тогда...
   Но испанец то ли одурел от злости на возникшее перед ним живое препятствие, то ли был тоже неумелым бойцом. Калле не только оборонялся, но и бил сам, заставляя испанца на несколько секунд уходить в оборону. Олег заставил себя смотреть на волосы Калле - отросшую сзади гриву. Он бы совсем закрыл глаза, но за дракой надо было... ах!
   Испанец яростно и быстро ударил Калле пяткой кроссовки по пальцам. По тому самому месту, куда бил вчера Олег! Швед молча встал на колено. Олег бросился вперёд, зная, что не успеет, что сейчас меч обрушится на шею Калле - и голова покатится Олегу под ноги...
   Испанец взревел и отшатнулся. По его ноге - правой - через ткань джинсов потекла кровь, он захромал и почти упал на руки подскочившего арбалетчика. Калле поднялся, опираясь на меч, слепо посмотрел на подоспевшую помощь - глаза шведа ничего не понимали, губы шевелились словно сами.
   - Молодец! - Олег схватил Калле за щеки и крепко поцеловал. - Молодчина!
   Олег успел заметить, как швед полоснул испанца - снизу вверх - по бедру. Жаль, снаружи, ударь изнутри - и готова артерия... Но всё равно - какой молодчина Калле! И ничего, что он шарахнулся от русского, вытаращив глаза - он просто не понимает, КАКОЙ он молодец!
   - Йозеф! - Олег оглянулся. - Ты ви...
   - Хельг! - услышал русский отчаянный вопль и от толчка своего пленника отлетел к парапету. А швед сел на мост, уронив меч и зажимая левый локоть. Между растопыренных и ставших вдруг белыми пальцев торчало чёрное древко болта. Потом по белому потекла кровь, и Калле закусил губу.
   На стороне русских испанец, зажимая левой рукой бедро, в правой держал разряженный арбалет. Остальные стояли окаменело, явно сами обалдев от такого сценария.
   - Йозеф, нет! - Олег вскинул руку, видя краем глаза, как немец поднял тяжеленную машину. И пошёл к испанцу - как-то так пошёл, наверное, что испанец стал, хромая, пятиться. Арбалетчик отобрал у него оружие, стал быстро заряжать.
   - Олег, больно, - сказал Калле по-русски. Удивлённо так... Олег вздрогнул и не остановился.
   Но наперерез ему шагнул второй русский - с мечом. Рослый, широкоплечий, с редкими веснушками, еле видными на загорелом лице.
   - Ты русский? - тихо спросил он.
   - Русский, - ответил Олег, останавливаясь.
   - С нациками, сука? - серые глаза русского сузились и заискрились гневной сталью.
   - Он сука, не я, - кивнул Олег на испанца, который еле стоял у парапета. - Проиграл поединок и сподличал. Пусти.
   - Будешь драться со мной, - спокойно сказал русский.
   Олег отшагнул. Оглянулся на Калле - он по-прежнему сидел на мосту, а этот дурак Йозеф стоял в воинственной позе...
   Олег отшагнул ещё. Сухо сказал:
   - Отлично.
   Уже не обращая внимания на противника, поднял меч к небу и на несколько секунд застыл так...

... Кольца не ковать - цепь не сложится,

Ни одна вина не забудется,

Босиком-то стерпится-слюбится,

Зарубцуется новой кожею.

Все бы рассказал, да не положено

Чистый смех мешать со страданьицем,

Встретит-засмеет юной Тальницей,

На старуху Мару похожею.

Обними меня, белокожая,

Прелесть ты моя, дрянь постылая,

Голь кабацкая, косорылая,

Совесть ты моя, засапожная.

Ветром полечу по-над кручею,

Засвищу стрелою Калленою,

Бровью поведу опаленною,

Подмигну обидою жгучею.

Разудалый пляс в белом саване,

Хлещут рукава-крылья мельницы,

Над верхушками дымом стелется,

Мечется, тоскует душа во мне.

Ой, да нечего терять, коли горя нет,

Вскачь по облакам, только свист в ушах,

Небо пополам рвется, сбился шаг,

Полюбуйся-ка как он

Падает...

   ...Сомкнулось кольцо. И разошёлся мост. Всё...
   ...Русский двигался теперь плавным шагом, чуть пригнувшись и держа наготове длинную прямую саблю с глухой рукоятью. "Странно, - изумлённо подумал Олег. - А ведь и этот парень ничего мне не сделал в общем-то, я не знаю его и никаких к нему претензий не имею. Но почему-то мне не жаль его, а..."
   Олег теперь владел холодный азарт. В десять раз более сильный и приятный, чем всё, что он испытывал в жизни соревнуясь с кем-то в чём-то. Улыбаясь, он двигался влево-вправо, приглашающе шевеля мечом. И ЗНАЛ, что у него стальной клинок. Такой же, как у противника. Нет, Олег и не думал ненавидеть этого парня. Зачем? Разве не достаточно ВОТ ЭТОГО - желания победить и опять быть первым? Опять - в который раз - испытать сладостное чувство ПОБЕДЫ - но намного более сильного от того, что ВСЁ - ПО НАСТОЯЩЕМУ. И если при этом парень умрёт... ну и что? Ему самому недолго жить, и никто тут не останется в живых. Зачем обманываться? Стоит только признать: Я ХОЧУ победить. И мне НРАВИТСЯ то, что я сейчас делаю! Да сколько людей - и взрослых и нет - в человеческой истории убили и изувечили друг друга, не испытывая никакой ненависти, даже не по приказу - просто чтобы утвердить своё первенство! И ни при чём тут Калле, где он, Калле, кто такой Калле... что такое мосты, острова, свои, чужие... ВОТ - ГЛАВНОЕ.
   Удар! Удар! Удар! Мальчишки, одновременно прыгнув друг другу навстречу, рубились вразмах, снова и снова скрещивая мечи перед искажёнными лицами - без малейших намёков на фехтование. Олег понял, что смеётся, его переполняло ликование, в кровь текли реки, моря, океаны адреналина... "О БОГИ, как же здорово! Если б можно было так жить снова и снова - здравствуй, Вальхалла-а-а-а-аААА!!!"
   Противник нанёс сильный удар ногой. Олег отскочил, подбил его вторую ногу и толчком в грудь отправил на мост. Подскочил - тот, упав, попытался подсечь ноги Олега.
   - Вставай! - пролаял Олег. Тот вскочил - прыжком с лежака. "Ого! - мысли вспыхивали, как молнии, - Чёрт, это, наверное, лучше, чем целоваться-обжиматься!"
   - Х-хА!
   Клинки столкнулись у колен, и Олег получил удар кулаком в скулу, в то же самое место, что и ночью. Полетел на мост. "А... да ты всё-таки не рыцарь, дружок? Рубить лежачего?! Перекат, ногой - в колено; не попал, тот отскочил - зато есть время встать на ноги..."
   - Х-хА!
   Остановив меч над головой и левой выхватив нож, Олег всадил его в бок мальчишки по рукоять, локтем остановив руку русского, которой он попытался задержать оружие. "М-м-м-м... вот ОНО. Как КЛАССНО - в руку отдалось сопротивление плоти, лицо противника стало изумлённым, потом - обмякло, и изо рта толчками полилась кровь, попадая на лицо и грудь Олега. - В-вау, з-з-запахххх..." Этот запах был слаще любого, который он знал... Олег толкнул нож глубже, с наслаждением ощущая дрожь тела врага, провернул с усилием. Потом - вырвал оружие и ударом ноги в грудь отправил заливающееся кровью тело под ноги его приятелям - по гладкому камню.
   - Ур-Р! - крикнул он, отсекая русский клич и превращая его в рычание. Поцеловал окровавленный нож и засмеялся.
   - Русс! - крикнул Йозеф. Олег молниеносно сообразив, что к чему, присел - волосы на голове словно ветерок тронул. Это разрядил арбалет второй русский - испанец уже вовсю ковылял к замку...
   - Сука, б...дь! - Олег перекатился по мосту, вырвал арбалет из рук Йозефа, встал на колено. Арбалетчик пятился к замку. Потом не выдержал - повернулся и побежал, что-то крича, но Олега он не интересовал. Мальчишка прицелился в испанца - тот ухромал шагов на сто, но стрела догнала его, попав в правое плечо, развернула, и он покатился кубарем. Йозеф засвистел, потом что-то закричал Олегу, кивая на мост.
   Со стороны русского замка бежали трое.
   Стрелы... Их оставалось три. Олег быстро побежал на русскую сторону, перескочил через всё ещё дёргающегося парня, побеждённого им, подобрал брошенный арбалет врага - намного проще, чем немецкий и, наверное, слабее - упёр в живот и, натянув, зарядил своей стрелой. Так же бегом вернулся к стоящему с мечом в руке Йозефу - тот, наконец, занялся Калле, сидел рядом и что-то спрашивал - и, спеша, натянул "козьей ногой" и зарядил свой арбалет. Бросил взгляд назад. Из замка выбегали двое, но им было вчетверо дальше, чем русским...
   Олег подобрал нож и меч, сунул на места, встал на колено возле мальчишек, положил один арбалет рядом, а другой взял наизготовку...
  

* * *

  
   В том, что Олег и Калле его не предадут и не изменят острову, Йозька ни на миг не сомневался, в отличие от Гюнтера, который пережил за время, наблюдая за боем с башни, бог знает что. На лице Гюнтера ничего не дрогнуло, но кто видел шрамы на его душе? Так было надо! Чтобы заткнуть Свена! И остальных! Дать шанс Калле на жизнь, дать шанс Олегу не совершить предательства и может... выкроить тихонько в этой кровавой мясорубке и шанс для маленькой еврейской девчушки. Вся вина которой была лишь в том, что она попала на остров, на котором самый старший и сильный парень повредился на "майн Кампф". А Безумие страшно заразительная штука... И всё же Гюнти не сдавался - он не позволит им превратиться в кровавых, отупевших от ненависти мясников. Рад них же самих. Тот, кто ненавидит всех других, пожинает в ответ только ненависть и ничего больше. А потом и желание всех соседей его уничтожить. Свен не понимал, что своими действиями просто обрекает немцев на одиночество и уничтожение. Сейчас это думал маленький президент, наблюдая за происходящим на мосту. Русские выказали себя совершенно непредсказуемо. Обычно не ищущий серьезной войны остров атаковал отряд Йозефа. Быстро. Очень быстро мальчишки с обеих сторон понесли потери.
   - VorwДrts! Аuf die Hilfe! - Приказ идти на помощь был отдан молниеносно, немцы устремились вниз. Гюнтер спешил. Так, как может торопиться человек, осознавший, какой смертельной опасности подверг жизнь друзей. Друзей?! Гюнтер сердито обругал сам себя. И тут же нашел оправдание. Йозефа! Он беспокоится за Йозефа! Откуда-то выскочил Клаус и присоединился к спешащей подмоге. Впрочем, драка уже не потребовалась. Когда Гюнтер достиг середины моста, выхватывая меч, по лицам врагов, по лужам крови, он понял, что война на сегодня закончена. Не сунутся.
   - Раненых в замок! - Коротко приказал Неске. Он подошел к Йозефу проверить его состояние, впрочем было ясно, что мальчишка цел. А вот Олегу и Калле, на которых Гюнтер поглядывал, досталось. - Перевяжут в замке, как положено. - Еще раз сказал он и отвернулся. Президент не должен проявлять излишней заботы к своим бойцам. Тем более, к рабу-наемнику, а таким ведь и был швед.

* * *

  
   Калле сидел, кусая губы от боли, косясь на застрявший в теле арбалетный болт, что вызывало приступы тошноты, и начинала ехать голова. Он пытался думать о своей дальнейшей судьбе: оружие ему на время боя доверили. На мост выпустили. Очевидно, на то же самое можно рассчитывать и завтра. Нужно было бежать, вот только... некуда. На Русском, судя по всему, нравы ничуть не менее жестки, чем у немцев. И как там встретят перебежчика после сегодняшнего, когда один из них оказался убит, второй ранен, причем не без участия самого "Блюмквиста". Ну, есть же еще и третий мост, помимо Кубы и Русского? Может, завтра направят туда?! И тогда сразу бежать к тем незнакомым чужим ребятам, подняв руки, ожидая удара недоверчивого меча в грудь от них и стрелы в спину от немцев? Почти верная смерть. Может и вправду остаться с немцами жить? Черт с ними, с колбасниками швайншайгерами! Койку дадут, кусок хлеба тоже. На мосту спину прикроют. В общем, думать Калле, думай светлая голова, пока еще можешь.
   Эх, скажи сейчас кто-нибудь мальчишке всю правду, что он может занять место островитянина только в обмен на жизнь Рахель, Калле бы бежал не задумываясь. Хоть к врагам, хоть просто с моста. Просто чтобы девочка жила.
  

* * *

  
   Живот у Олега болел дико. Синяк оказался в пол-пресса. Натягивают арбалет, пусть и несильный, с упора в живот дураки - и Олег. Один из них.
   Русские так и не атаковали. Сперва увидели противника с арбалетами и замялись. Потом - подбежали немцы, и вопрос о драке отпал вообще. На мосту остались рослый молчаливый Клаус, верный дружок Свена - и Йозеф. Когда Олег повёл Калле в замок - никто не стал протестовать. Тем более, что он сказал: "Отведу, помоюсь немного и вернусь..."
   Русского сперва запотряхивало, потом он без особого стеснения на ходу сблевал в море, пожалев мельком не успевший перевариться хороший завтрак. Но это была обычная реакция, он за собой такое и раньше знал.
   Выигранный поединок. Трофей - арбалет. Подстреленный мальчишка. Не насмерть, правда, а вот тот, получивший удар ножом, умер на руках у товарищей, Олег видел. Убитого мальчишку стало жалко, очень. Пришёл ужас - ОН УБИЛ СВОЕГО, ОН УБИЛ РУССКОГО! Но в то же время воспоминания о самом поединке так сильно дразнили, такими волнами удовольствия обдавали, что Олег решил вечерком, когда все успокоятся, где-нибудь в укромном уголке... ммм... ну... сбросить напряжение. А пока...
   - Калле, ты как? - Олег всё это время помогал шведу идти. Слова были глупые. Но что ещё спросить-то у человека, над локтем которого торчит стрела?! - Ты молодец, Блюмквист! А он подлец. Я достал его стрелой, жаль, что не убил.
   Но Калле уже не слышал, он обмяк, запрокидывая голову - лицо стало каким-то углублённо-восторженным, и Олег понял - отрубился швед окончательно. Волочь Калле и так было тяжело, он временами начинал оседать, и Олег ощущал, как течёт, смешиваясь, их пот... а кровь у Калле унялась. Но все еще не закончилось, надо будет доставать стрелу... так что впереди ещё много жуткого... "Хоть бы помог кто... - подумал Олег, руки делались всё слабее и ноги подгибались. - Харчемёт хренов, ещё упасть не хватало!"
   И русский всё-таки упал - точнее, встал на колено. Казалось все это видели, все - и в замке, и на мостах, весь мир видел, какой он слабак... Тяжело, со свистом, дыша и пригнув голову к груди, Олег сКаллел зубы, сдувал с губ пот и пытался подняться. Раньше он не понимал рассказов инструкторов - например, как человек НЕ МОЖЕТ встать. Ну - может быть тяжело. ОЧЕНЬ тяжело. Но всегда ведь можно переломить себя... Оказывается - не всегда.
   - Калле!!! Олег!!! - послышался рядом крик, и тонкая рука проскользнула под мышку Калле, приняла часть тяжести. Олег поднял лицо - и увидел вчерашнюю еврейку.
   - Уйди... - прохрипел он. Сейчас он ненавидел себя за слабость, Калле за то, что он вдруг стал таким тяжёлым, но главное - эту девчонку, которая видела его слабость. - Уйди же, дура...
   Она как и не слышала. И Олег, ощутив, как тяжесть уменьшилась, смог встать. Не глядя на еврейку, повёл шведа дальше, уверяя себя, что САМ ведёт.
  

* * *

  
   - Калле!!! Олег!!! - Рахель неслась сломя голову, узнав от дежурившего на смотровой про бой, она летела, зажимая в руках заветную мазь. "Нет, нет, - стучало в голове, - зачем? Ему нельзя было на мост, он же пленный!"
   Девчонка подбежала к ребятам, тревожно и внимательно осматривая каждого. Помогла поднять Калле. Вайс подхватила шведа под свободную руку и зашептала:
   - Потерпи маленько, потерпи ты же сильный, ты такой сильный и смелый! Все будет хорошо! Ты слышишь? Все будет хорошо... Мы тебе обязательно поможем, обязательно!
   На половине пути Калле снова осел на гранит, выскользнув из рук. Они остановились, и Вайсер подумала, что, если она поможет русскому, он скорее поможет Калле и потому, резко повернулась к Олегу.
   - Не дергайся, - сказала она вглядываясь в пострадавшую скулу, не спрашивая разрешения намазала ее мазью, - так быстрее пройдет, - объясняла она по ходу своих действий, - она все заживляет... Где еще болит? - девочка смотрела тревожно и заботливо.
   Инстинктивное движение мальчишки к животу привлекло ее внимание, она требовательно отодвинула руку:
   - Покажи! Ты убил? Да? Немцы кричали... Даже Свен... Вечером ты будешь героем. А сейчас, сейчас нужно скорее помочь твоему пленнику!
   - Убил, - буркнул Олег, отстраняя девчонку и поднимая Калле на себя. - Спасибо, но могла бы и не суетиться вокруг меня... синяк ерунда, а кровь вся не моя. Лучше беги в замок, приготовьте всё, буду стрелу вынимать.
   Рахель только на мгновение задержалась. Почему ее не пускают на мосты? Она бы, наверное, смогла остановить это безумие, она бы уберегла, а теперь мальчик ранен... Такие же чувства она всегда испытывала к Гюнтеру, рыцарю без доспехов... В следующую секунду девочка уже бежала к замку.
   Проводив её взглядом, Олег украдкой облизнул губы и вокруг рта - там, куда попала кровь убитого. На охоте он несколько раз пил оленью кровь - было классно. Но человеческая... Она подсохла и всё-таки имела вкус. И этот вкус... он... он... он... ОН ПОНРАВИЛСЯ Олегу. Он облизнулся ещё раз и внутренне содрогнулся. И пробормотал тихо:
   - Б...дь, вкусная... - и снова вздрогнул, теперь уже всем телом, как разгорячённый конь, вдруг поняв, что он сейчас не отказался бы... ПОПИТЬ такое. Именно ПОПИТЬ, как оленью на охоте... и... и... и чтобы тот, чью кровь он будет пить, был ЖИВ... и ВИДЕЛ это... - Отстань, уйди! - шёпотом выкрикнул Олег, не заботясь, что Калле может услышать.
   Ради бога, уйду, согласилась с усмешкой тишина. Олег с облегчением увидел, что замок - вот он... и девчонки высыпают навстречу.
   В замке его и правда встретили ликованием. Одна из девчонок даже персонально держала полотенце, чтобы он вытерся после умывания, и Олег вдруг возбуждённо подумал: "зажать" бы её немножко и потискать... но потом решил, что это будет нахальство - вдруг чья-то подружка? Потом пошёл к столу, за которым сидел Калле - прямо и молча, положив раненую руку на столешницу.
   - Спирт, водка, что-нибудь есть?! - крикнул Олег девчонкам. - Ну дайте что-нибудь, ему задуреть надо!
   Появилась кружка, наполовину налитая какой-то коричневатой жидкостью. Олег нюхнул - это был дешёвый ром. Пойдёт, у него крепость градусов семьдесят... Держа кружку, Олег подошёл к шведу:
   - Рот открой и пей... сразу пей, залпом... это ром.
   Швед испуганно замотал головой, глядя на кружку, как на бокал с ядом. Олег схватил Калле пальцами между челюстями, беспощадно нажал и вылил в открывшийся рот мальчишки всё, что было в кружке. Закрыл рот ладонью. Глаза Калле выпучились, он судорожно глотнул, замычал и закрутился, но потом сразу осел на скамье. Олег наклонился к его руке.
   Рана выглядела жутко. Вокруг втиснутого в плоть толстого коричневого древка болта тело почернело и вздулось тугим валиком. Кровь больше не текла, высохла бурыми подтёками. Олег присел рядом на скамью и тихо сказал:
   - Ну, будем доставать. На, - он вытащил Змею. - Закуси. Для тебя он всегда будет деревянным... Закуси и держи. А второй рукой держись за лавку.
   Он ощупал руку Калле. С обратной стороны бицепса прощупывалась шишка. Болт прошёл почти насквозь.
   - Братишка, терпи, - попросил Олег и сильным движением протолкнул болт дальше - с лёгким треском окровавленный наконечник - боги, хорошо, что не стрела, как у немцев, спасибо, ребята, спасибо, земляки... - вышла наружу. Ноги Калле по сторонам скамьи напряглись и встали на носки, словно мальчишку потянуло вверх. По всей длине ног вздулись, выперли сплетения мускулов.
   Взяв со стола свой подготовленный девчонками нож, Олег круговым сильным движением срезал наконечник. Кровь выступила по сторонам древка. Олег выдернул древко и отбросил его в угол так, словно это была живая гадюка. По его пальцам и руке Калле хлынула кровь.
   Меч упал на скамью. Калле повалился на Олега - на плечо. Шепнул в ухо что-то по-шведски, потом добавил по-русски:
   - Боль. Боль-но.
   Первое слово, которое мальчишка выучил по-русски. ПЕРВОЕ СЛОВО, будь всё проклято!!!
   - Бинтуйте, дуры! - рявкнул Олег девчонкам, обеими руками удерживая Калле. - Бинтуйте!!! М-м-м... да как же это... мать... а! Binde, binde, идиотки чёртовы!
   Ругался Олег зря. Девчонки, конечно, отлично знали, что надо делать. И первой рядом оказалась всё та же еврейка, потащила с мальчишки майку; Олег смотрел равнодушно, его опять начало тошнить. Он видел, что Калле наконец развозит - запоздало, но явственно. Ну и хорошо. Поспит спокойно...
   ...Наверх Олег нёс Калле на руках. Он так носил в жизни двух человек - пару раз маму, чтобы показать, что он большой и сильный - и нередко Таньку, чтобы показать ей, кто в палатке хозяин. Калле был легче обеих. Здоровой рукой он обнял русского за шею, и Олег плечом придерживал голову тихо дышащего шведа, чтобы - храни боги - он за что не задел. Калле тихонько плакал - наконец-то, хорошо, что плачет... Спьяну, конечно. Всё равно пусть. Тут никто не увидит и не услышит, не перед кем притворяться и быть Сильным И Гордым Пленником Во Вражеских Руках.
   В комнате Олег уложил Калле на перестланную постель (не перестилал - не иначе, как да девчонка опять заходила и постаралась... как её зовут-то?). Свеженькая повязка на загорелой руке казалась пугающе-яркой - бело-алой. Швед захныкал - у Олега от жалости скрутило сердце. Это был первый НАСТОЯЩИЙ раненый, раненый В БОЮ, которого он видел... и это был мальчишка, к которому он за два дня привязался так, что готов был сказать глупое (и ни разу в жизни никому, даже Серому, не говорённое): "Слушай, давай дружить?"
   "Да что ж у меня за судьба такая!" - взвыл Олег мысленно. Перевёл дыхание. Наклонился, стянул с Калле шорты, положил на скамью. Ноги Калле были пыльные, и не только загорелые, но и просто грязные. "Я мог бы его заставить ноги помыть, - подумал Олег. - Сам-то небось под кран бегаю по десять раза на дню, приучили, а мальчишка рядом живёт, и мне на него начхать..." Олег сморщился - одна нога шведа - подъём, пальцы - тоже была в крови, противник проехался ему по старой ссадине... "По ТОЙ, оставленной мной, - опять подумал Олег. - Скотина, подонок... бил пацана по лицу наотмашь за непомытый пол... наслаждался, когда у двери прислонил и нож метать собрался, наслаждался властью так, что в штанах стояло... гадина, всё, что с тобой случилось и случится - плата, и всего будет мало... а ОН - взял и оттолкнул тебя в сторону из-под стрелы..."
   Олег замычал от обжигающего, беспощадного стыда.
   - Inte gЕ... - прохныкал Калле, слабо возясь, как новорождённый котёнок. - Inte gЕ, tack... Дngslan ... jag hemЕt vilja... lillemor... ack-ack, hugg, lillemor, ljuvi... *
  
   *Не уходи... Не уходи, пожалуйста... страшно... я домой хочу... мамочка... ой, больно, мамочка, миленькая... (шведск.)
  
   - Не уйду, - Олег не понял, но ДОГАДАЛСЯ, о чём просит Калле, сел в ногах на кровать. - Ты поспи. Спи и знай - ты самый лучший на свете боец. Он бы убил МЕНЯ, если бы не ты. Спи и знай - я горжусь тем, что знаю тебя. Спи и знай - я не подпущу сюда даже плохой сон. Спи, Калле. Закрывай глаза, братишка.
   "Если сейчас войдут звать на мост, - подумал Олег жёстко - ПОРВУ в клочья за одно слово. Хотя бы полчаса. Потом я буду готов идти и опять резать людей. Но полчаса - ОТДАЙТЕ, сволочи, у меня плохо братишке, слышите - ОТДАЙТЕ!!!"
   Рахель стояла в нерешительности за дверями, ей нужно было туда, в комнату к русскому, потому что там был друг, потому что там были друзья? Девочка мотнула головой, отвергая эту мысль. Оглянулась.
   Никого, все ушли на мосты, девчонки занялись работой - и у нее было немного времени, прежде чем обнаружат, что она не занимается обычными делами, что зря есть ИХ хлеб, у нее есть еще немного времени...
   Вайсер вздохнула на мгновение, прикрыв глаза, собралась с духом и шагнула через порог. Олег сидел на кровати, а Калле беспокойно спал.
   "Не показывать ему, ничего не показывать, словно его нет вовсе, я хочу побыть рядом, я должна побыть, пожалуйста..." - девочка взглянула прямо в глаза русскому, взглянула, словно просила "не прогоняй!", потом повернулась и села на колени рядом с кроватью, она протянула руку и очень бережно стала гладить Калле по голове.
   - У тебя все будет хорошо, мы рядом, мы не оставим тебя... - Рахель врала и знала, что врет, знала что кто-то должен будет умереть, но так хотелось верить, что все будет хорошо, так хотелось, чтобы все это был сон, ужасный, жуткий сон - и, когда они проснутся, то будут дома, где-нибудь, только не тут...
   Сердце сжималось, стало трудно дышать, глаза наполнились слезами.
   - Вы только живите оба... - прошептала она. - Нужно же хоть кому-то вернуться... - слезы, предательские слезы. Положив руку рядом с рукой Калле, девочка отвернулась:
   - Не смотри на меня так... - сказала она русскому.
   Как, почти спросил Олег. Но потом промолчал. Он и в самом деле волком посмотрел на вошедшую - не потому, что еврейка, а потому, что вошла. Но промолчал - языком не хотелось шевелить. А уж когда она прикоснулась к спящему мальчишке - Олег испытал настоящую ревность и испугался сам себя, поэтому промолчал снова. И теперь промолчал, глядя, как загорелые пальцы девчонки осторожно перебирают светлые прямые волосы Калле. Швед во сне слабо улыбнулся, сказал "lillemor" и, поведя здоровой рукой, уцепился за пальцы девчонки. Она посмотрела на Олега, который отклеился от стенки и сидел прямо, следя за каждым её движением - посмотрела умоляюще и с беззащитным вызовом. Именно так - с беззащитным вызовом, и Олег понял, что сейчас похож на большого свирепого пса у постели хозяина, угрюмого и страшного, который не знает, что делать - рвать или подождать? Уж больно беззащитен противник...
   Эта мысль насмешила Олега. Он внимательней присмотрелся к девчонке - наверное, впервые за всё время короткого знакомства. Она была не в его вкусе - Олегу нравились рослые, крепкие, насмешливо-решительные северянки, такие, как Танька, самая лучшая из всех - высокая грудь, большие зелёные глаза с искрами хмурого золота, полные губы, густые русые волосы, круто подстриженные над плечами... А эта... Не за что подержаться и смотрит, как будто она овца, а он мясник... Нет. Непросто смотрит, возразил себе Олег. Правда жалеет - не Калле, а его, Олега?
   За что её убивать? За две ежедневных порции? Нет, не пойму этого... Отщипнуть от каждого - и никто не умрёт с голоду, в конце-то концов. Гонит Гюнтер.
   Олег сердито соскочил с постели. "Сгорю, - зло подумал он. Окровавленную майку взяли застирывать девчонки. - Точно сгорю на этом мосту".
   - Посиди с ним, еврейка, - сказал он свысока. - Посиди, пока я не вернусь. А если кто докопается - скажешь, я приказал посидеть с раненым. Пусть говорят со мной, кто недоволен.
   Он передёрнул плечами, ловко вдел Змею в брючную петлю. Подошёл, наклонился к Калле пониже. Спит... Выпрямился. Посмотрел на еврейку снова. А если её сейчас на соседнюю кровать?.. Рот заткнуть, и... Наверное, это получше, чем вечером гулять с Дунькой Кулаковой... Он опять оглянулся на Калле.
   - Посмотри, чтобы с ним всё было в порядке, - неожиданно голос Олега стал просительным. - Мазь эта, конечно, чудо... но вдруг там пить или что... А мне на мост пора.
   И, выйдя, тихо прикрыл за собой тяжёлую дверь.
  

* * *

  
   Уходя с моста, Клаус покосился на Олега одобрительно, что-то пробурчал... Олег проводил его взглядом и стиснул зубы, кладя арбалет на перила. А ведь я для него власовец, подумал русский с ненавистью - к самому себе. Ё...ный роашник, пусть смелый и даже где-то заслуживающий уважения, но - ПРЕДАТЕЛЬ, которого используют... мальчик-проститутка... только не для постельки, а для мостов... рабочий инструмент не зад, а руки...
   У Олега потемнело в глазах. Олег посмотрел на свой меч и увидел... И УВИДЕЛ СТАЛЬ.
   "Это что же... это если Калле останется тут... он будет себя чувствовать ТАК ЖЕ?!"
   Он вскинул голову. Йозеф сидел на перилах, болтал ногами и что-то тихонько бормотал - то ли напевал, то ли сам с собой играл во что-то. На той стороне моста стояли двое русских - именно стояли, оружие наготове, не сводили с Олега глаз.
   И снова резанула Олега отчаянная тоска и накатившая жалость по убитому им парнишке. Такая, что на миг он решил - сейчас прыгну вниз. И даже сделал шаг... но Страх уцепился за штаны и повис гирей, трусливо скуля. Олег остановился.
   Сан Палыч говорил: "Если убили того, кого убивать не хотели, но вот получилось - НУЖНО, то попробуйте потом с ним поговорить, объяснить - мол, так и так, не злись, брат, так вышло, что мы разным делам служили... Помогает". Мальчишки тогда втихаря посмеивались - чудит инструктор... Но сейчас Олег, не обращая внимания ни на Йозефа, ни на русских на той стороне, положил Змею на перила, прижал ладонями. Постоял. И повернулся к русским:
   - Пацаны, - сказал он, - можно мне подойти... туда? - он кивнул на длинные пятна размазанной крови на камне. - У вашего прощенья попросить... - Йозеф, ты не бойся, ничего не будет, - почти умоляюще сказал он немцу. - Ich werde nur herankommen und... еben ich werde beten, du verstehst? Mir ist es NOTWENDIG. *
  
   *Я только подойду и... и помолюсь, понимаешь? Мне ОЧЕНЬ надо.
  
   - Ну... иди, - неуверенно сказал один из русских, худой, но жилистый, крепкий. - А не боишься?
   - А ты в спину ударишь? - спросил Олег, кладя меч к ногам Йозефа.
   - Нет, - серьёзно ответил русский. И они с молчаливым напарником отошли подальше.
   Олег подошёл, встал на колено около начала пятна. Положил на него ладонь. От беспощадного солнца уже горели плечи и спина. Олег помолчал и тихо сказал - тихо, но отчётливо, без стеснения:
   - Я видел, ты такой же, как я, брат... Ну вот так всё вышло, как вышло. Не сердись на меня. А хочешь - подожди ТАМ. Я скоро. И мы пойдём вместе - вместе веселей. Ты мне спину прикроешь, я тебе... а тут неладно вышло, пойми, ага?
   Он сказал все эти глупые слова и понял... понял, что СТАЛО ЛЕГЧЕ...

...А вся наша печаль -

Костёр на берегу,

Чекушка первача,

Понюшка табаку,

А наши пол-беды -

Короткая любовь,

От первой звезды -

До третьих петухов...

Рекою пролилась дорога в никуда...

Повисла над землёй тяжёлая вода,

Свинцовая вода, смурные времен -

Разрыв-травою в грудь растают ордена!

Ветер пригонит

Кровавый рассвет!

Красные кони - На синей траве!..

11. День второй. Рокировка

   Олег ушел из комнаты. "Решительный, - подумала Рахель, - пускай идет. Так, наверное, ему легче будет, мужчинам всегда нужно тушить свою слабость, а иначе они не могут..." Вайсер сидела у постели и гладила шведа по голове. Пришла Марисоль, взглянула на девочку постояла и ушла. Скрипачка облегченно вздохнула, значит все поняла без слов. И это очень хорошо, потому что говорить было как-то сложно, оправдываться, упрашивать, умолять и даже настаивать не хотелось. Калле спал беспокойно, подрагивал во сне, метался, то начинал о чем-то несвязно говорить, то затихал. Рахель держала его за руку, словно это ему могло помочь и помогало ведь, во что было сложно поверить.
      Калле проснулся на пару минут, попросил воды, девочка подала, он пил жадно, потом опять провалился в сон.
      На ужин Вайсер не пошла, она не хотела оставлять друга одного, не хотела, вдруг она будет нужна, а ее не будет рядом...
      До ужина Олег не смог подняться к Калле и с тревогой видел, что и еврейки нет. Они с Йозёфом и так припоздали с моста - мальчишка то ли устал, то ли ещё что, но только еле плёлся. Кроме того, Олег обречённо понял, что сгорел - всё тело до пояса пекло, его самого лихорадило, и даже холодный душ помог лишь на время. Олег даже не сразу сообразил, что к ужину прибыл большущий "наполеон" и жбан с молоком. Кусок торта, полагавшийся ему, мальчишка съел едва на четверть, хотя "наполеон" ему очень нравился. Вяло слушал похвалы и поздравления, а потом, завернув недоеденный кусок в какой-то газетный лист, невесть откуда взявшийся, извинился и еле потащился наверх, с ужасом думая, что через какой-то час надо будет идти говорить с Гюнтером - идти и говорить, хотя ему больше всего хочется раздеться догола, лечь на что-то прохладное и уснуть. А после разговора... что будет там - и вообще неизвестно.
      Без притворства шатаясь, он на нетвёрдых ногах вошёл в комнату. Рахель оглянулась, и сперва подумала, что мальчишка пьян, наверняка ведь пили за победу, не каждый день так получалось... но, приглядевшись, поняла, что ему нехорошо. Девочка поднялась, подошла поближе, взглянула на плечи. "Все понятно! Сгорел, может и солнечный удар или просто от боли ведет... Ничего, сейчас будет как новенький... И почему девчонки не намазали? Мази ведь всегда в достатке, для хозяев важно, чтобы мы выживали, а то игра закончится", - думала маленькая женщина, подходя к Олегу и протягивая руки. Сперва Олег хотел просто оттолкнуть еврейку. Потом сказал сердито:
      - Убери руки... ты что делаешь, не трогай меня...
     Но Рахель не слушала его, она набрала тонкими пальцами мазь и, не обращая никакого внимания на сопротивление, стала наносить ее на сгоревшую спину Олега. Мальчишка дернулся, повернуться, но Вайсер удержала его. Будь он в нормальном состоянии, он наверное ее бы смял, но сейчас слабость накатила.
     - Стой смирно, - сурово сказала скрипачка, перебирая тонкими пальцами по плечам и спине мальчишки, проводя легкими прикосновениями от шейных позвонков по крыльям-лопаткам и вниз к пояснице. Олег ослабел. Калле спал. А прикосновения рук скрипачки были точь-в-точь как у Таньки, когда она делала ему массаж.
     - Ложись и полежи немного, - сказала Рахель строго, как доктор пациенту, - минут через пять станет легче, намного легче. И постарайся не сопротивляться, когда тебя лечат, тут это необходимая мера, тут слабые долго не живут...
     Но Олег ее уже не слышал, голову повело в сторону, ноги стали неощутимыми, мягкими и он не выдержал - застонал от удовольствия. Рахель тихонько подтолкнула мальчишку к постели, и тот упал, широко раскинутыми руками охватив кровать. "Десять минут... десять минут..." - сказал он себе, не в силах сопротивляться усталости...
      ...Он проснулся через пятнадцать минут.
      Девчонки не было. Калле по-прежнему спал. В окно ещё светило закатное солнце.
      Олег сел. Сожжённая кожа не болела. Голова была ясной и немного пустой. Он встал. Потянулся за мечом... и отвёл руку. Поправил "австрияки". Потом - ремень. Майка лежала на скамье, он натянул её - сухую, всё ещё горячую и твёрдую от солнца после стирки. Забрал под ремень. И вышел наружу...
      ...На пляже было пусто. На Олега вечерние пляжи всегда навевали грусть. Они казались ему самыми пустынными и загадочными местами на свете. Всё ещё носит вокруг след людей - тех, кто был тут и... и ушёл. Отпечатки на песке... Сам воздух, кажется... Но пусто вокруг, звенит тишина и тихо шепчет море.
      Олег обошёл большущий, очень красивый замок, тщательно выстроенный из песка. Усмехнулся - произведение Йозефа, точно. Замок выглядел донельзя воинственным. Олег остановился у кромки прибоя.
     Море казалось тихим и опасным. Лезть в него совсем не хотелось... как, впрочем, и в любую "большую воду". В отличие от большинства мальчишек, Олег терпеть не мог ничего глубже лужи. И не потому, что не умел плавать - уж скорее он не умел плавать, потому что не любил воду. Загорать он тоже не любил - тонкокожий, сгорал мгновенно. И боксом из-за этого же заниматься не дали, грустно подумал Олег, разуваясь. Сказали, будешь ходить всё время синий. Правда, тут же инструктор отметил реакцию обиженного мальчишки, а потом - его терпеливость и выносливость. И стал Олег сперва фехтовальщиком, а потом - в клубе - и снайпером.
      "А может, попробовать поплавать?" В прошлый раз он сам проплыл метров десять (правда, как только обнаружил, что Калле убрал руку из-под живота, тут же замолотил руками и под хохот шведа еле выкарабкался на сушу...)
      Он прищурился на соседний остров. Он мог бы поснимать всех на нём даже без оптики. Щёлк, щёлк... Если бы ему снайперку - Великая Германия выиграла бы войну. Ну, по крайней мере, соседние острова он бы очистил за три-четыре дня. И тогда... Может, попробовать арбалет? Он далеко бьёт. Можно будет развернуть Гюнтеру план: по очереди караулить на мостах бойцов противника и расстреливать из-за прикрытия. Щит соорудить какой-нибудь. Типа мантелета. Нет, тут же подумал он, стаскивая штаны. Бросил их на ботинки и сел на песок. Не буду. Гадко как-то. Как будто расстрелял строй мушкетёров из пулемёта. Хоть и в мыслях, а всё равно мерзко. Да и не успеет он воплотить свой план в жизнь... Сколько её осталось - жизни?
      Волна плюхала на песок. Мальчишка прилёг на бок. Сунул руку к волне - волна лизнула её. Олег копнул пальцами мокрый песок. Шшихх - вода заполнила и сгладила ямку, затянула пальцы песком. Мальчишка улыбнулся, устроил щёку на плече и стал смотреть, как вода зализывает его кисть, втягивает её в песок глубже и глубже.
      Девчонки тут ничего. Симпатичные девчонки, не придуриваются и вообще. Да ладно, что на них, свет клином сошёлся? Вспомнилась Танька, и Олег сперва засопел носом, потом покусал губы и, сердито освободив руку, провёл по лицу мокрой ладонью. Оглянулся воровато - нет никого, а если и подойдёт - можно сказать, что морская вода в глаза попала.
      Играть с водой больше не хотелось. Он лёг на живот, лбом в скрещенные руки. Потом разгрёб под лицом ямку - из неё тянуло сыроватой прохладой - и снова улёгся. Солнце пекло ноги, хотелось снять майку, а лучше - раздеться СОВСЕМ. Догола. Под вечерним солнцем не сгоришь... Но тогда обязательно кто-никто припрётся. Тот же Гюнтер. Закон подлости. Он хихикнул в ямку, потом дунул туда. Настроение стало спокойным и бездумным. Скоро он уже будет мёртвым. Своя смерть не казалась такой уж страшной, он не связывал её с ОКОНЧАНИЕМ СЕБЯ, потому что в четырнадцать лет человек вечен, даже если живёт в аду. "Пугал-пугал младшего, а сам-то не могу поверить, что бац - и ВСЁ КОНЧИТСЯ, - вяло подумал Олег, - Ну и ладно. Только бы надо как-то побыстрее. А, - беспечно решил он. - Буду махаться за себя и за того парня. А если увижу, что специально подрезают, чтобы взять - нарвусь на чей-нибудь меч. Больно, конечно, будет. Но недолго, наверное. Только вот Калле тогда всё равно убьют потом. Подарил ему три дня жизни. И всё? А что. Хорошие были три дня".
      Он сел. Стащил майку, потом - трусы. Достал нож. И, поглядывая на острова, стал чертить на песке лезвием...
      ...Сидя голышом со скрещёнными по-турецки ногами, Олег тихо хихикал, глядя на большой чертёж. Он хихикал и временами показывал небу фиги, язык и ещё... хм... кое-что. Со стороны было похоже, что мальчишка рехнулся окончательно. Но часовому на башне было ещё рано появляться, с других островов не увидят, а свои все отдыхают.
      "Сорок островов. От каждого три моста. Захватишь все - поедешь домой. Алгоритм: шаг А - захватить соседний остров. Шаг Б - повторить шаг А. Каждый захваченный остров - это плюс два моста. Итого - четыре моста. Всех местных убиваем, потому что вот тут Гюнтер прав - никого в живых нельзя оставлять, с каждым островом таких будет всё больше, и восстание НАЧНЁТСЯ НЕИЗБЕЖНО, как рассвет. Потери - ну... пусть четверо. Повезло. Обалденно повезло, четверо потери. Их компенсировали тут же. Новых нам сбросили (новичков, кстати, но пусть!) Зиг хайль, победа! Идём на соседние... скольки-скольки островов? На четыре соседних острова. Победа!!! Всех порубили, всех победили, торжество нордических идеалов и арийской доблести. Шесть островов наши! И восемь мостов для обороны... и увеличившиеся расстояния... и прежний (в лучшем случае) гарнизон. Хайль! Идём дальше... Ещё восемь островов - наши! Победа!!! И шестнадцать мостов тоже наши (по мосту на каждого, считая девчонок и мальков)... и впереди ещё двадцать шесть островов, жители которых, увидев, что их ждёт, просто-напросто... нет, не объединятся. ВЫСТУПЯТ ПРОТИВ ОБЩЕГО ВРАГА. (Против кого дружим?). Против НАС. И тогда... тогда нехорошо будет тем из наших, кто останется в живых и попадёт в руки перепуганных и от того вдесятеро более злых "союзников поневоле". В ход пойдут вытащенные из самых тёмных углов памяти - куда в обычное время человек и заглядывать-то не станет! - вещи типа колосажания, распятия, четвертования... Причём будут всё это делать с полным осознанием своей ПРАВОТЫ - защищаемся от агрессора, вырезающего всех поголовно!"
      Олег упал на песок животом, заболтал пятками и захихикал. Потом сел. Медленно отряхнул грудь.
      "В сущности, - вдруг осознал он, - это будет судьба ТОЙ, НАСТОЯЩЕЙ Германии - в мае сорок пятого. Закономерная и страшная казнь целого народа, возжелавшего себе "лебенсраума" ценой истребления других народов... Зачем же ставить эксперименты над детьми, если взрослые на планете Земля уже многократно постарались - ставили такие же эксперименты в куда более глобальных масштабах, берите и изучайте... Или, может, и нет никаких инопланетян? А ведь я схожу с ума, - подумал Олег спокойно. - Меня разрывает изнутри. И с головой всё хуже. Слабаком я оказался. Жаль. Хотя... может, мне просто не повезло. Что всё так сразу сложилось. Поведи меня Гюнтер на английский или даже русский мост - и не было бы Калле. И всё было бы по-другому. Может, хуже. Но ПО-ДРУГОМУ - точно".
      А только ли в Калле дело? Ведь он по сути символ. Символ идиотизма сложившейся тут ситуации, в которой человек оскорблён самым страшным способом - ЛИШЁН СВОБОДЫ ВЫБИРАТЬ. Он, Олег, согласен драться и умереть. Но только рядом с теми и против тех, кого сам выберет. А его натравливают, как бультерьера: рви чужого!!! Не Гюнтер натравливает! Не Свен! И Калле - разве его натравил этот Фернандо?! Какие-то... не поймёшь разбери - кто! Тут чокнешься. Особенно если чуть-чуть ПОДУМАЕШЬ...
      "А может, - подумал Олег, - решить всё сразу? Вкопать нож вот тут рукоятью вниз, встать, закрыть глаза и упасть на него... Нет, не смогу. Руки выставлю в последний момент - и потом будет только противно вспоминать. С моста и то прыгнуть не смог. Да ладно. Всё за меня сделают. Главное, умереть в бою... Тогда незаметно. Ничего моего тут нет. Ни веры, ни родины, ни цели. Это гладиаторская арена. А я не гладиатор. И не ослик, бегущий за морковкой - домой вернуться. Полчаса размышлений достаточно, чтобы понять: НИКТО и НИКОГДА не сможет захватить и, главное, удержать даже три соседних острова. Значит, даже эта призрачная цель - ЛОЖЬ. Убивать хороших ребят ради морковки на палке, за которой беги - не добежишь?"
      "Ну что ж, - решил Олег, - я хочу жить и буду убивать. Тупо, ради спасения своей шкуры ещё на какие-то часы. Но не Калле. Потому что он первый... и потому что он помог понять всё это..."
      ...СТОЙ!!! А ЕСЛИ?!.
      Мысль была ослепительной и страшной. А главное - беспроигрышной... почти беспроигрышной... для Калле. А для него, Олега, она означала...
      Он даже замотал головой. Нет, не хочу! Вы что, я ТАК точно не хочу! Да я боюсь, в конце концов!!! Они же ТАКОЕ могут придумать! В ту комнату, в подвал! Не хочу!!!
      Но это, как ни крути, выход. Для Калле.
      Свет на нём клином! Его - на Кубу, а меня - на кол?! Ой, а ведь правда могут, правда могут такое сделать, запросто... Олег вскочил и огляделся блуждающими глазами. Нет, так нельзя, что это он?! На миг Олег представил себе, КАК это будет происходить - и невольно сжал коленки, унимая сильный позыв.
      Но это был лишь миг. Олег оттолкнул страх локтем. И повалился на спину - на песок, глядя остановившимися спокойными глазами в вечернее небо...

* * *

      В назначенный час Неске был на берегу. Уединенный кусочек песчаной косы, самый дальний уголок от замка, прикрытый довольно большими зарослями кустов. На островах вообще с растительностью было худо, Гюнти видел только мелкие и чахлые редкие деревья. И у русских тоже такое же растет, он специально смотрел во время прорыва на их остров. А на остальных островах он пока не был. Зачем здесь кусты? Что-то скрывать? Сколько ребячьих страстей видела эта песчаная коса? Сколько криков боли крал и уносил морской прибой, не позволяя добраться до замка? А набежавшая волна смывала кровь. Кто же ответит на эти вопросы? Кто ответит? Гюнти закутался в плащ, холодало. Мальчишка поглядел на звёзды. А может, русский и не придет? Струсит или еще что? Ну что же, тогда Гюнтер его не упрекнет и сделает вид, что ночью просто дышал морским воздухом...
      ...Олег почти думал, что президент не придёт - и лишь для очистки совести решил обойти остров по периметру. И за какими-то кустами наткнулся на немца - тот сидел, закутавшись в плащ и глядя в море.
      Было и правда холодновато. Олег остановился - немец не смотрел на него, но мальчишка был уверен: он услышал ещё на подходе.
      - Я не взял меч, - сказал Олег спокойно. - Я не хочу, чтобы ты меня убил. СЕЙЧАС. Ты захочешь меня убить во время разговора. Но ты это сможешь сделать и потом... - и продолжал: - Послушай меня, конунг... Я не хочу больше играть в прятки. Ты ведь всё равно видишь меня насквозь, я это тоже ВИЖУ. Я собирался сегодня ночью увести Калле и помочь ему перебраться на его остров. Но я себя где-то сдал. Или просто ты и правда очень умный парень. Так вот... Завтра у Калле день рождения. И в подарок ты его отпустишь на Кубу. Сегодня под утро. Думай сам. Если ты сделаешь это - у кубинцев прибавится один боец. Считаешь? ОДИН. И даже не прибавится, а просто вернётся прежний. Почти необученный. А вот если ты НЕ отпустишь... Тогда у кубинцев всё останется, как сейчас. А вот у тебя будут минусы. Первый минус - это я сам. Когда вы придёте забирать Калле, я буду драться. Ты видел, как я это делаю? И не сомневайся, жалость меня посещает нечасто. Поэтому скорее всего будут у тебя ещё минусы. Один - почти точно. Ему - арбалетная стрела. Сразу. Думаю - будет ещё один, кого я располосую Змеёй. А там и три набежит... В первом случае ты ничего не теряешь и не приобретаешь. Во втором - ничего не приобретаешь и немало теряешь. Я же обещаю тебе... - Олег помедлил. - Как только Калле окажется среди своих - я сложу оружие. Всё, какое есть. И ты можешь приказать делать со мной, что хочешь... - Олег вздохнул и широко, искренне улыбнулся: - Я не гожусь для убийства кроликов, конунг. И для убийства безоружных мальчишек - тоже. И поверь, мне страшно жаль, что так получилось. Просто не повезло. Я один виноват. Поэтому давай сделаем так, как я говорю. Всё станет как было. А меня не станет, наверное. Никто не заплачет... Ну? - голос Олега и его глаза перестали быть весёлыми. - Выбирай, конунг. На одной чаше весов - трупы мой и Калле... и ещё два или три трупа твоих бойцов. На другой - плюс один боец у Кубы и хороший объект для развлечений здесь. Я ведь, надеюсь, не заслужил такого унижения, как лёгкая и быстрая смерть, а? Было бы даже обидно... Представь, на сколько вечеров можно будет растянуть удовольствие! А теперь, когда я всё это сказал, отпусти Калле. Эта еврейка, кстати, тоже останется жива. А я мог бы с её помощью расколоть твой остров, как сухой пень, Гюнтер. И в неразберихе... думаешь, Свен стал бы конунгом? Хрен. Я. Я, Гюнтер, Я. У нас были цари из немцев, у вас был бы президент из русских... смешно... Но я предлагаю другое. Всё - на свои места. Все живы. Кроме меня. Меня ты прикажешь посадить на кол перед твоим окном. Это и будет для меня лучшим местом... и ЗАСЛУЖЕННЫМ. Или ещё что-нибудь придумаешь. Решай! - крикнул Олег. - Ночью мы уйдём, я помогу ему перебраться через мост. А утром ты всё валишь на меня, вы идёте и берёте меня на мосту - решай! - он провёл рукой по лицу и тихо сказал: - А я уже всё решил... Не заставляй меня жить после всего, что я передумал, сделал и наговорил, Гюнтер, - попросил Олег горько. - Я ведь НЕ ВЕРЮ в возвращение. А Калле - верит. Пусть он возвращается и когда умрёт - умрёт всё-таки с надеждой...
      Олег сел на песок и лёг рядом с Гюнтером, закинув руки под голову. Дрожь, которая было начала его колотить, отступила, пришло спокойствие - ведь всё было сказано, и он больше не будет врать... Олег сказал, глядя в небо, где становилось всё больше звёзд:
      - А всю ту гадость, которую я тебе говорил утром - ты забудь. Я это со страха. Я никогда так не сделаю... с тобой и с этой еврейкой. Понимаешь, Гюнтер, я всю жизнь боюсь чего-то. Так боюсь, что заставил себя стать смелым... Я и сейчас так много говорю, потому что мне страшно...
      Президент немецкого слушал, не перебивая. Русский его удивил. Совсем не похож на славянского витязя. Попробуй он драться, попробуй выторговывать условия у побежденного Неске в обмен на жизнь, попробуй молить о пощаде для Калле в случае своего поражения, и... Гюнтер уступил бы. Но то, что с ним торгуются, словно с менялой, очень сильно уронило позиции русского в его глазах. Нашелся интриган, тоже! Мальчишка взял камушек, долго разглядывал, подбросил на ладони и, что-то решив, зашвырнул в море.
     - Я выпущу Калле завтра. - Он жестко повернулся к русскому. - Завтра к вечеру отведем его на кубинский мост, и ты сам всё увидишь. Мы его отдадим Фернандо, живого, невредимого. Учти! Ты сам это выбрал! - Гюнтер встал, сплюнул на башмаки Олега и быстро пошел к замку.

* * *

      В тронном зале еще было полно ребятни. Гюнтер отыскал глазами Вайс, забито сидевшую в углу и пытавшуюся казаться маленькой, незаметной.
     - Сыграй нам. - Громко сказал Гюнтер. - Нам всем. Пожалуйста.
      В зале повисла мертвая тишина. Чтобы еврейка играла в тронном у немцев?! Такого Вайс пока не позволяли. А Гюнтер положил ладонь на гарду. Жест, не театральный, не показушный, но, может быть, как раз поэтому его увидели все. Йозька подобрался и, пряча за спиной маленький палаш, стал тихонько передвигаться поближе к командиру и, наконец, встал рядом. Совсем малышня наоборот, опасливо рассосалась по углам и ближе к девчонкам. Образовалась пустота, Свен, Клаус, Ганс, Георг и в упор смотрели на Гюнтера.
     - Сыграй. - Еще раз угрюмо повторил президент.
     - Что мне сыграть? - голос Рахель охрип, она опасливо поглядывала на сидящую компанию, тихонько взяла скрипку, вышла на середину. Сердце зашлось и казалось бухало во всем теле, вот сейчас, сейчас они сорвутся и начнется резня... Рыцарь, что же ты со мной делаешь? - говорил взгляд скрипачки. Она ощущала себя овечкой попавшей в волчью стаю, там, напротив, сидели матерые волки, крупные, злые, чьи зубы уже показались из приоткрытых пастей. Девочка еще раз затравлено взглянула на президента.
      Скрипка легла на плечо и в голове возникли стихи:
     Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,
     Не проси об этом счастье, отравляющем миры,
     Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,
     Что такое темный ужас начинателя игры!
     Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки,
     У того исчез навеки безмятежный свет очей,
     Духи ада любят слушать эти царственные звуки,
     Бродят бешеные волки по дороге скрипачей.
     Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам,
     Вечно должен биться, виться обезумевший смычок,
     И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном,
     И когда пылает запад, и когда горит восток.
     Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье,
     И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, -
     Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленье
     В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь.
     Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось всё, что пело,
     В очи глянет запоздалый, но властительный испуг.
     И тоскливый смертный холод обовьет, как тканью, тело,
     И невеста зарыдает, и задумается друг.
     Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ!
     Но я вижу - ты смеешься, эти взоры - два луча.
     На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ
     И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!
      И Рахель засмеялась, этот смех звучал натянуто и неестественно, словно магазине игрушек открыли коробочку с чертиком. Тревожно-веселая мелодия и танец соединились с ужасом. Еврейке казалось, что вот-вот Свен сорвется - страшно подумать, во что выльется его гнев. Истерический смех сотрясал худенькое тело, девочка кружилась в своем бешеном танце и смеялась. Смычок прыгал, извиваясь в руке. Мелодия тысячами горошин распавшихся бус, катилась по каменистому полу зала.
      Вайс сделала еще один надрывный вдох и... провалилась в беспамятство.
      Мгновение Гюнтеру казалось, что сейчас Свен и его парни бросятся на них с Йозефом. Между мальчишками шла дуэль взглядов. И Свен... он увидел что-то такое, что на этот раз заставило его отступить. Буркнув какую-то непристойность, он припал губами к стоявшей перед ним кружке, жадно выпил. Потом обвел всех злым мутным взглядом.
     - Ну, чего притихли?! А?!
      И девчонки засуетились, малышня излишне оживленно загалдела и, казалось, всё восстановилось в тронном зале. Без изменений. Но Гюнтер знал, что это маленькая победа. Может временная, но победа. Никто не посмел тронуть Рахель. Никто не обозвал. И все услышали её ИГРУ. Гюнти склонился над бесчувственной девочкой и, осторожно взяв на руки, отнес в комнату и положил на кровать.

* * *

      Сидя на песке, Олег тупо смотрел на плевок немца на своём ботинке. Ему было трудно дышать, и он понимал, что сейчас сделает то, чего делать... Калле... договорились... отпустят... нельзя... потерпи... недолго...
      Но человеческие слова и разумные доводы сминались в какой-то нелепый ком, и этот ком, подпрыгивая, с гулом покатился в алую тьму. Перед глазами начинала бурлить розовая пена.
      В замке страшно застонала скрипка.
      Олег вскочил. Бегом бросился к замку - ничего не видя, на звук, как на маяк...
      ...Когда он ворвался в комнату - Калле не спал. Кажется, улыбнулся, кажется, хотел что-то сказать, но замер в кровати, широко распахнув глаза. Олег схватил Змею, и пальцы вплавились в рукоять, стали с ней одним целым. Он скользнул по шведу невидящим взглядом. Рванулся обратно, пинком распахнув дверь - она с грохотом врезалась в стену, качнулась обратно. Олег рыкнул, принимая её плечом, отбросил снова, вылетел в коридор.
      Вниз. Он там, слушает музыку этой... этой... чёртова ведьма, как она играла!!! (А сейчас скрипка молчит, почему?) Там все?! Хорошо, тем лучше - он прикончит немца при всех. И любого, кто попробует помешать. Попробуют все? Отлично, к утру в замке будут только трупы.
      Когда Олег увидел Гюнтера, идущего по коридору, то сперва не понял, кто это - и остановился всего в двух шагах. Секунду смотрел, не узнавая, а потом радостно улыбнулся:
      - А, Гюнтер Неске, мой конунг... - странно, получилось заговорить по-человечески, а не зарычать! - Кто-то испачкал мне ботинок, мой конунг. Не поможешь ли мне его почистить? - и Олег, хлопнув мечом по ладони, добавил. - Я тебя сейчас убью, немецкий недоделок. И вытру твой плевок твоим же языком. Жаль, что ты этого не увидишь.
      Гюнтер быстро и без страха отступил на шаг, освобождая себе место для боя, и меч запел в его руке. Тратить время на угрозы или ответные оскорбления русского он не стал. На стороне Олега были возраст, глубокие занятия фехтованием и участие в соревнованиях. За Гюнтером стоял опыт многочисленных мечных боев как на мостах, так и в замках. В тесном коридоре и сумрачных переходах дворца он ориентировался, как рыба в воде.
      ...Меньше всего на свете Олег был провидцем.
      ОН НЕ ЗНАЛ.
      Не знал, что Калле начал тянуться к нему и уже практически согласен остаться на немецком острове.
      Не знал, что Гюнтер согласился бы оставить Калле в покое и, пожалуй, даже отпустить его без боя - поведи Олег себя иначе.
      Не знал ничего о мыслях и желаниях Рахель.
      Более того - он ничего этого и НЕ ХОТЕЛ знать. Он хотел только одного - сделать так, чтобы немец упал и не встал, но был ещё жив, когда он, Олег, вытрет ботинок о его лицо.
      Это было пагубное желание. Пагубное в любом бою. Даже на тренировке пагубное.
     - Я хотел, чтобы всё стало так, как было до этой каши, которую заварил я - дурак... - выдохнул Олег. - Без боя и без смертей - кроме моей. Но, как видно, вы понимаете только меч.
      И нанёс первый удар...
      Гюнтер увернулся, умело парировал атаку и...
      Олег слегка опомнился, когда Гюнтер ловко отразил целую серию атак. Злость не стала меньше, но похолодела и Олег понял, что противник намного опытней его. Ещё несколько промахов были просто обидными - Гюнтер уклонялся, заставляя меч свистеть то у себя над головой, то возле своего живота... а потом Олег ощутил колющую боль в левом боку. Сперва она была несильной, но потом вдруг превратилась в застрявший в теле, прошедший до позвоночника огненный штырь - и почти отнялась левая нога. Олег ответил выпадом, не удержался на ногах и вскрикнул - не от боли, а от досады, потому что Гюнтер вновь ушёл... и поднял меч.
      "Всё? - изумлённо подумал Олег. - Ох, как быстро!" Внезапно нахлынуло радостное облегчение: ну вот и ладно, сейчас немножко боли и...
      ...Вайс очнулась вовремя: за стенкой комнаты был бой, слышались удары. "Что это? Все же Свен напал на Гюнтера?" Девочка поднялась, небольшая слабость не могла остановить ее. Она поспешила в коридор. Было очень страшно, но не за себя, а за Конунга. Рахель всмотрелась в дерущихся и только тогда поняла, что противник президента вовсе не Свен, а... Олег!
     - Нееееееет - девочка побежала, споткнулась, упала, поднялась и побежала опять к ребятам... - Что же вы делаете! - задыхаясь, кричала она.
      Сквозь боль Олег услышал, что кто-то закричал в коридоре - девчонка, что ли... вечно они лезут под руку... Гюнтер рванулся мимо него, спеша к источнику звука.
     - Вайс! Не подходи! - крикнул Президент, он кинулся к ней, опустился на колено, останавливая её бег и заглядывая в глаза снизу вверх.
     - Зачем же ты вышла, дуреха... Здесь не женское дело.
     - Он, он! Он! - задыхаясь, зашептала девочка, - он хотел убить тебя, он хотел... я ... он... - у Рахель перехватило дыхание, в ней была и злость, и обида, и жалость к этому русскому. - Его нужно отвести к нему в комнату, рыцарь, он ранен, он ослеплен... - девочка вглядывалась в искаженное лицо Олега.
      Русский поднялся на колено и зажал бок ладонью. Кровь упруго толкалась в неё изнутри, и боль становилась всё сильней. Опираясь на меч, Олег попытался встать, но сил не хватило, и он, выпустив меч, громко и обиженно сказал:
      - Добей, что же ты, трус! - а сам правой рукой скользнул к ножу, решив, что ударит, как только немец подойдёт - будь что будет.
      Но опять всё поплыло и закрутилось, руки растворились и стали водой, а когда он пришёл в себя, то понял - его ведут по коридору двое. Лиц он не видел и было страшно обидно - не знать, кто ведёт его на казнь и суд... потому что ничего иного не могло ожидать впереди.
     - Не трогайте шведа, - попросил он. И опять втиснул в бок ладонь.
     - VorwДrts. Du, der Idiot! * - сердито сказал конунг. Они вошли в убогую комнату. Сразу вскочил мальчишка-швед. Растерянно, потом вопросительно и гневно сверкнул глазами. Но Гюнтер остановил его одним движением руки. Рахель, принялась аккуратно бинтовать своего несостоявшегося убийцу. А так же несостоявшегося убийцу Гюнтера. Возможно, своего будущего палача.
  
   *Вперед пошел, ты, идиот!
  
     - Уходим. - Коротко приказал Конунг Рахель.
      Девочка утерла лоб, оглядела свою работу и обернулась к Калле.
     - Перевяжи его через час. Снова. Надо. А я... я могу не придти.
      Швед поспешно кивнул, круглыми глазами проводив девчонку и немецкого главаря.
      Как только закрылась дверь, Калле бросился к своему другу.
     - Да что тут происходит?! Какого дьявола! Говори! Или я сам сверну тебе шею, клянусь Тором!
      На миг дверь приоткрылась. Гюнтер с минуту молча изучал картину, потом тихо, но твердо сказал что-то непонятное для Калле.
     - Я сдержу свое слово, русский. Ты получишь, что просил. ЕГО отпустят живым и не поКаллеченным, до середины моста и отдадут. Но вот захочется ли тебе после этого жить...
      Прежде, чем Калле успел задать вопрос, дверь закрылась.
     - Идиот! - крикнул Олег. - Идиот, вернись и убей меня сейчас же! Болван, я десять раз тебе говорил, что НЕ ХОЧУ жить! Вернись, скотина, иначе я отлежусь и зарежу тебя!
      Тщетно.
      Со стоном Олег откинулся на кровать.
      - Пить... - простонал он и оборвал себя: - Нет, нельзя... Блюмквист... принеси Змею, он в коридоре... меч принеси...
      Калле успел туда-обратно за пять секунд. Похоже, рука у него или совсем не болела - или, во всяком случае, болела терпимо, замученным раной он тоже не выглядел... Швед бросил на скамью подобранную там же окровавленную майку с небольшим разрезом - один точный удар-укол, работа мастера... Сел на кровать Олега, держа меч на коленях. И снова спросил воинственно:
      - Что случилось?!
      - Я ранен в бок, глубоко, - Олег прислушивался к своим ощущениям. Больно уже было так - терпимо. - Я дрался с Гюнтером... можешь смеяться, все оплеухи отомщены, он в сто раз лучше меня сражается, и я получил... - он шевельнулся, и боль ожила. - Помоги лечь как следует, - тихо попросил он Калле. И встретился глазами с глазами шведа.
      Ну что же ты, подумал Олег. Может быть, ты сейчас прирежешь меня? Ещё можно снять повязку и засунуть в рану... да хотя бы палец. У него опять звонко поехала голова, и русский обрёл ясность сознания, когда уже лежал в постели - обутый, в штанах с ремнём.
      - Слушай, Калле, - сказал Олег. - Я тебе обещал... на твой остров? Ты думал, что я валяю дурака или обманываю? Я все эти дни соображал - как. И сегодня... - Олег усмехнулся криво. - Сегодня мы с Гюнтером договорились. Драка тут ни при чём... - "если не считать, что всё вообще началось ИЗ-ЗА тебя!" - чуть не сказал Олег, но - не сказал... - Завтра к вечеру тебя отведут на мост и передадут вашим. Гюнтер обещал... - Олег завозился. - Ты ел? Ты поешь, там вон торт... Я всё сделал не так... - Олег облизнул губы, - я всё-всё сделал не так, но ты завтра в это время будешь спать в своей комнате... - Олег повозился с ножнами и, отстегнув их, положил рядом с Калле. - Это тебе на память... - его глаза блуждали. - Ушёл с оружием... придёшь с оружием... Всё так смешно... так нелепо, что даже не страшно... смешно, что не страшно... всю жизнь боялся...
      Он закрыл глаза, в последний миг с удовольствием поняв - нет, это не сознание теряет, это он просто ЗА-СЫ-ПА-ЕТ...
     ...Я ехал на верхней полке - сидел, грустил об ушедшем счастье,
     Практически не держали меня ни ноги, ни тормоза...
     Когда - будто взрыв гранаты! - возник за окном белоснежный ястреб
     Где-то неподалёку от маленькой станции Амазар.
     И я перестал грустить и гадать, куда увезёт кривая!
     На скользкие провода, накренившись, выкатилась луна,
     Когда параллельным курсом - не обгоняя и не отставая -
     Летел амазарский ястреб, белея в сумерках у окна...

* * *

      Девочка не находила себе места, она уже все поняла, ВСЕ, завтра... завтра не будет.
     - Глупый русский, глупый русский, глупый - твердила упрямо она, - ты так ничего и не понял, ты воюешь с ветряными мельницами, с тенями, с самим собой, но в этой войне нет победителей... Как же ты выросла, Рахель Вайсер, как изменилась, больше нет ничего - ни беспечности, ни легкости, только это упрямое выживание, но сегодня все решится, ты чувствуешь? - Рахель смотрела на себя, заглядывая в водную гладь небольшого ведра, - да...
      В комнате было тихо, одиноко и ... страшно. Вайс встала, прошлась по комнате, осмотрелась, потом подхватила скрипку и пошла к Гюнтеру. Она положила инструмент сбоку от двери в комнату, бесшумно выскользнула и побрела по коридорам. Шаги босых ног, как ей показалось, гулко отдавались в пустых в это время стенах. Рахель просто брела, особенно не задумываясь - куда, но ноги ее неизменно привели к двери Олега и Калле. Приближалось утро, холодный воздух заставлял ежиться. Девочка тихонько вошла, без стука, без зова.
      Олег спал, постанывая во сне. Еще пару дней у него будет побаливать, но хозяева знали свою работу. Они давали своим рыцарям чудодейственное средство. Если все сделать вовремя и как нужно - лечение будет иметь эффект, а Рахель знала свою работу, русский будет жив.
     - Калле, - тихо позвала девочка, - Калле...
      Она подошла к мальчику, присела у его ног. Швед недоуменно смотрел на нее, а Вайсер положила руки ему на колени и прижалась к ним, затихла, чего-то ожидая - и вдруг резко мотнула головой, встала, поцеловала мальчишку в щеку.
     - Мне пора, скоро все проснутся, не забудь перевязать Олега, ему еще нужно будет сегодня сменить повязку... Прощай, мой друг, - девочка было уже вышла, но остановилась на пороге. Она достала из кармана маленький измятый, полураздавленый кулон в виде шестиконечной звезды. - Возьми, это на память, - голос подводил, к горлу подступал комок, - меня не пускают на мосты, так что мы не увидимся больше скорее всего, возьми на память...
      Девочка вложила в раскрытую ладонь кулон, еще раз взглянула на мальчишку и быстро вышла из комнаты. Она шла вниз, как во сне.
     - Почему не увидимся? - Калле хотел возмутиться, но не успел, девчонка упорхнула. Пару минут мальчишка сидел не двигаясь, смотря на кулон, пока голос Олега не вернул его к жизни.
      Калле еще посидел, улыбнулся русскому и прошептал:
     - Ладно, черт с ними со всеми! Завтра на совете я им всё расскажу! Останусь еще на ночь тут. Всё, что знаю про Кубу. А знаю я НИЧЕГО. - Калле рассмеялся. - Так что пусть спрашивают, я всё честно отвечу. А потом уже на мост. И ты останешься цел. А Рахель... Погоди!
      Калле выскочил за дверь. Он должен был найти девчонку и узнать её страшную тайну. Швед оглянулся. Куда идти? Вражеский замок. Если его увидят одного, то как среагируют? Подумав, Калле оставил в комнате нож Олега, может к безоружному пленному не придерутся? И отправился на поиски Рахель.
      Маленькая женщина хотела убежать, уйти подальше, спрятаться, но не могла, просто не шли ноги, забралась в свое убежище: нишу, каких в достатке в замке и тихо заплакала скорее от усталости, нежели от страха.
      - Ты опять плачешь, Рахель Вайсер, ты опять слабая, сколько же раз тебя заставлять быть сильной, ты не покажешь им, как тебе страшно и больно, ты им этого ни за что не покажешь! - девочка сквозь слезы усмехнулась, она уже почти привыкла разговаривать сама с собой, как это похоже было на сумасшествие! Но его не было, просто она не хотела, не имела право жаловаться никому, и тем более Гюнтеру!
      Шаги. Кто-то шел по коридору, где спряталась Рахель. Она выглянула из своего убежища, с опаской изучая идущего. Если это Свен или кто-то из его компании - у нее будут большие неприятности... но это был Калле... КАЛЛЕ!!!
     - Калле, - выскочила девочка, - что ты тут делаешь? Где Олег? Тебе нельзя так! Возвращайся! Ты же погубишь себя, - скрипачка схватила мальчишку и потянула к лестнице, торопясь вернуть его в комнату...
      Он лишь кивнул, но ответить ничего не успел. На лестнице послышались шаги. Калле мгновенно зажал ей рот и увлек в нишу, где дети спрятались уже вдвоем. По коридору шел Йозеф. Казалось, маленькому немцу тоже передалось тревожное предчувствие. Он потоптался на месте, оглядываясь, поправил меч, но коридор был пуст...
   - Калле, - выскочила девочка, - что ты тут делаешь? Где Олег? Тебе нельзя так! Возвращайся! Ты же погубишь себя, - скрипачка схватила мальчишку и потянула на лестницу, торопясь вернуть его в комнату... Маленький адъютант Гюнтера еще подождал и пошел дальше вниз. И только когда топот его босых пяток стих вдали, Калле выпустил девочку.
     - Тебе страшно? - просто сказал он. - Хочешь к нам?
      Вопрос был двусмысленный. "К нам" можно понять как приглашение спрятаться на ночь в комнате Олега, куда немцы всё же побоятся сунуться, или "К нам" - вообще сбежать с острова на Кубу.
     - Мне нельзя к вам... - она поняла, что спросил швед. Она много думала, чтобы сбежать, но это было невозможно, она даже один раз добежала до моста, но там ее остановили, поймали и... девочка пролежала тогда дня два пластом. Больше Вайс не делала попыток убежать. Смирилась ли она? Нет, просто жизнь научила видеть реальность не искаженной розовой дымкой, а серой и страшной, такой, какой она на самом деле и была тут, на островах, где каждый день проливалась кровь детей.
     - Нет, - прошептала Рахель, вглядываясь в лицо мальчишки, - мне не страшно, уже не страшно. Ты извини за беспорядок, - она смущенно взглянула на разбросанные листки бумаги, маленькие клочки ее дневника, в нем была вся ее жизнь на островах и стихи, кривоватым от неудобства почерком нацарапанные на бумаге.
     - Ты не подумай, я тут не часто, только иногда, когда уединиться хочу, мне так пишется легче...
      Девочка опустила голову. Врала она плохо, очень плохо и всегда заливалась краской. Родители говорили, что врать нельзя никому: ни врагам ни друзьям. Но тут Рахель приходилось врать часто - и врать в основном друзьям: Гюнтеру, Марисоль, теперь и Калле... Она просто не могла им сказать правду, не могла, потому что стала бы сама себе противна.
     - Врешь ты всё. - После раздумий догадался Калле. - Слушай, а давай так! От тебя немцам пользы никакой. Я же вижу! Они тебя... держат, как раба! Давай я выкуплю тебя на волю. Предложу им рассказать все секреты, какие они только захотят. Буду служить им, сражаться за них хоть неделю, хоть месяц. Хоть год. Но с условием, чтобы тебя завтра же отпустили на наш остров. А Фернандо не обидит. Он вообще девчонок не задирает, они у нас дружные и боевые, тебя в два счета научат пацанов на обе лопатки кидать сходу.
      Мальчишка сам увлекся своей мыслью, был охвачен энтузиазмом.
     - Пойдем, с Олегом посоветуемся. - Наконец предложил он и тут заглянул девочки в лицо. - Ну что с тобой? Скажи, в чем дело. Ведь не только в том, что тебя обижают! Правда? - он сильно сжал запястье девчонки.
     Если бы Калле узнал, что говорит с человеком, чья жизнь обречена по его вине, пусть и невольной...
      Рахель не отстранилась, не заплакала, не дернула руку, только стиснула зубы.
     - Не надо так сильно, больно, - она смотрела на Калле ласково, почти по-матерински, словно волчица в капкане на своего детеныша.
     - Я не могу Калле, я... - она судорожно пыталась найти ответ в себе, что же можно сказать, как уйти от страшной правды, - я... я хочу когда-нибудь попасть домой. Предатели не возвращаются, Калле, я хочу снова увидеть маму и папу, сестренку, обнять их, поцеловать, сыграть на скрипке, я еще так много хочу... - Девочка говорила тихо, но в ее словах чувствовалась какая-то несгибаемая решительность.
      Как мне сказать тебе, друг, что они убьют, что они не дадут, не пустят, а если ты начнешь предлагать, они возьмут, но все равно убьют, беги же, беги, чтобы то, что я собираюсь отдать, не прошло впустую! Беги Калле, беги к своим, беги...
     - Пойдем к Олегу, он потеряет тебя и будет злиться, не нужно его злить, потом - он ранен, его нельзя надолго оставлять, пойдем, пожалуйста... - попросила девочка.
     - Что-то ты ему не нравишься, - вздохнул Калле. - Хотя ему тут все не нравятся, кажется. Не пойму, почему. На Гюнтера вот напал, а кто же нас тут может защитить, кроме Гюнтера? Вот если бы всё сыгралось наоборот, и с пробитым боком лежал немец, нас уже точно на кусочки разорвали бы.
      Доводы про желание вернуться домой на него, как ни странно, подействовали.
     - Тихо идем. - Предупредил он свою спутницу и ребята двинулись к комнате Олега. У двери Калле вдруг резко повернулся и обнял спутницу.
     - А я выведу тебя, Рахель! Даже если ты не хочешь!
     - Конечно, слабо улыбнулась Рахель, - только ты уйди на свой остров, а там мы сможем с тобой договориться как-нибудь, и ты меня ночью к себе возьмешь, на время, вдруг мне понравится, и я решу остаться... - в горле девочки стоял ком. Калле нужно было выгнать с острова. Она сделала все, что могла, теперь должен сделать все Олег... Олег... Но ведь он тоже загнан, со всей своей ловкостью, силой и звериным нюхом. Ей нужно уйди... И ее примет Бог. А вы мальчишки останутся тут, в этом проклятом месте... и как бы она хотела, чтобы они оба вернулись домой...

* * *

      Олег все больше проваливался в чёрную и непроглядную бездну сна. Из неё Олег выбрался на знакомую лестницу - и обречённо понял, что попался. Ему давно не снилось ЭТО, и он не понимал, что это сон, но знал - ПОПАЛСЯ. Лестница была пыльная, широкая, из ажурного металла, между стен, покрашенных жёлтой краской. Светили тусклые плафоны.
      Бом, вздрогнула лестница. Бом. Бом. Шаги были снизу. Мальчишка попятился, не сводя глаз с прихотливого плетения, в щелях которого - внизу - было видно плавное размеренное движение. КТО-ТО поднимался снизу.
      Олег повернулся и побежал вверх. Пробежал несколько пролётов. Остановился. Прислушался. Внизу было тихо... но зато наверху послышался шорох шагов - лёгкий и быстрый. Потом - оборвался, и снизу снова донеслось - бом. Бом. Бом.
      Прижавшись спиной к перилам, мальчишка ждал, не сводя глаз с лестницы - ждал покорно и мёртво, но в то же время с вожделением - как ожидает приговорённый удара топора, который избавит его от мучений и страха.
      - Мальчик, - послышалось снизу, - мальчик, ты где?
      Голос был похож на сыплющуюся струйку песка.
      - Нет, не надо... - одними губами сказал Олег, пятясь по лестнице вверх. Внизу засмеялись, побежали по ступенькам и стенам тени.
      - Не бойся, тебе не будет больно. И не будет страшно, - зашелестел песок.
      Олег опять попятился и почти упал, но его удержали за плечо.
      Оглянуться не было сил. Олег стоял, скосив глаза на лежащую на плече руку. Она показалась знакомой...
      - Серый? - вырвалось у него. - Беги, Серый! Беги, ты не поможешь...
      Он всё-таки обернулся и увидел Гюнтера. Немец отстранил его, улыбнулся и стал спускаться вниз - со ступеньки на ступеньку, как человек, который идёт навстречу чему-то страшному, но вовсе не неожиданному. Олег смотрел в спину немца, потом, задыхаясь от отвращения к себе, но не в силах перебороть страх, повернулся и побежал вверх - оставляя немца между собой и ТЕМ, на лестнице.
      Ступеньки оборвались. Полёт...
      Он упал в воду и поплыл. Вода была тёплая и пахла лесным озером - да это и было лесное озеро, раннее утро, шапка тумана, сквозь который были видны стоящие на берегу палатки лагеря.
      Калле лежал на воде, раскинув руки и ноги. Ты видишь, я умею плавать, ты меня научил, сказал Олег, и Калле улыбнулся - то ли Олегу, то ли просто в небо... но потом туман стал непроглядным. В нём зарыдала скрипка, и Олег увидел большой зал - похожий на немецкий, но не немецкий, а... другой... Рослый парень - лет шестнадцати - с гривой шатеновых волос о чём-то разговаривал при свете двух свечей с другим - примерно ровесником Олега, русоволосым мальчишкой с энергичным лицом. Отблески свечей отражались алыми искрами в большой красном щите, висящем над камином...
      ... - Пить!
      Олег проснулся от своего стона.
      - Пить, - повторил он. Пошевелился.
      Никого. Калле ушел. Олег пощупал меч. На месте. Но и нож лежал на скамье!
      Не захотел взять?! Убежал?!
      Горечь и разочарование были такими сильными, что на глаза навернулись слёзы. Пусть... Олег сел, придерживая бок рукой. Боль всё ещё сидела внутри, но уже не острая и беспощадная, а тупая, мозжащая и почти не страшная.
      Пусть. Пусть. Он дотянулся до графина, глотнул и подождал - со страхом. Нет. Ничего. Ни рези, ни боли... Тогда он отпил ещё - и понял, что вода кончилась.
      Пусть, подумал Олег горько. С трудом, кривясь и зачем-то сдерживая стоны, разулся, стащил штаны и носки. Опять непонятно зачем заставил себя всё это аккуратно сложить. В комнате похолодало, он осторожно лёг на здоровый бок, передвинул ближе меч. Накрылся одеялом.
      И заплакал - тихо, но безудержно, временами шепча:
      - Ну и пусть... ну и пусть...
      Потом, кажется, снова уснул.
  

12. День третий. Ведьма тьмы.

      Уже наступило раннее утро, когда еще темно, но замки медленно оживают от ночных ведений. После удачных боев на немецком вставали рано, странная традиция родилась так давно, что никто и не помнил ее первопричины. Калле толкнул дверь вместе с ударом утреннего гонга-будильника и сразу заметил, что раненый шевелился: по сдвинутому и опрокинутому на бок пустому графину, по свесившемуся с кровати матрасу.
     - Растяпа! - Мальчишка хлопнул себя по лбу. - Он же пить хочет. Я быстро!
      Ухватив графин, он выскочил в коридор. Было тихо, лишь снизу раздавались голоса собирающихся в тронном немцев. Где-то на краю зрения он заметил шевеление, но не внизу лестницы, а вверху. Там, где крутыми витками поднимались ступени главной башни. Маленький швед тихо поднимался всё выше. Комнатки-каморки, прилепленные к башенной стене, не запирали, и Калле с любопытством заглядывал в них. Ничего. Лишь мусор да пыль. Видимо комнаты давно пустовали и выглядели заброшенными. Швед невольно ускорил шаг. Он почти добрался до смотровой на крыше, когда наткнулся на единственную запертую каморку. Крепкий металлический засов явственно выделялся на внешней стороне двери, плотно втиснутый в прочные скобы. Мальчик положил ладонь на шершавый металл, намереваясь сдвинуть запирающий язык в сторону, как вдруг за дверью послышался стон. Не человеческий, а тонкий, кошачий, и в то же время не кошачий. Что-то приблизилось к двери, припало к ней с той стороны.
     - Каааалле... мальчик мой... - Раздался странный шепот. - Ты пришел ко мне? Рано. У тебя есть один день. Потом ты умрешь. И тот, кого ты любишь, тоже умрет. Кого ты любишь, Калле, ты решил? Остался один день...
      Чувствуя, как кожу покрывают мурашки, швед попятился, пока не уперся спиной. Кувшин выпал из онемевших вспотевших ладоней и звонко лопнул, ударившись о ступени, осколки запрыгали вниз. А швед рванулся вверх, на площадку, под открытое небо и заметался под дождем, под реющим на морском ветру полосатым немецким республиканским знаменем. А снизу к люку наползала темнота. На грани безумия, как за последнюю соломинку, мальчишка ухватился за стоявший у флагштока под небольшим козырьком лениво горевший керосиновый фонарь и максимально пустил огонь на фитиль.

* * *

      Грохот разбитого графина услышали.
     - Йо! Что это там? - Клаус прислушался, бросил на стол карты (он как раз проигрывал и то был предлог пойти посмотреть). И, хотя партнеры протестовали (на кону стояла единственная имевшаяся у парня сигарета), он вылез из-за стола.
      Клаус вернулся через пару минут, волоча за шкирку за собой мокрого до нитки, бледного и дрожащего пленника.
     - Шпионил. На площадке был. Подавал сигналы в темноте на свой остров! Вот!
     Клаус поставил на стол фонарь, который принес во второй, свободной от Калле руке.
     - Я не шпионил! Я! Там! Привидение! - завизжал швед.
      Странно, но взрыва хохота не последовало. Свен молча встал, провел пальцем по стеклышку фонаря, собирая свежую копоть.
      - Стекло теплое. Привидение, значит. - Как-то буднично констатировал он даже с каким-то сожалением. И повернулся к растерянному парнишке. - Ты кому сигналы подавал, тварь? - Спросил он ласковым голосом.
      А немцы молчали. Они знали, что сегодня днем Калле сражался и довольно неплохо. Но еще они знали, что фонарь не включается. Лишь в самых крайних случаях. Жалкие крохи керосина берегли. А еще все знали, что спичек ни у кого не было, кроме как у президента.

* * *

      - Я не дракон, Калле... понимаешь, я не дракон... уйди, тварь, уходи, уходи, УХОДИ!!! - Олег сел. Он дрожал и был мокрый, как мышь. Он не помнил сна. Да и не хотел помнить. Так он думал в первые секунды после пробуждения... а потом понял, что в комнате КТО-ТО ЕСТЬ.
      - Калле? - позвал он.
      Тишина.
      - Гюн...тер? - голос изменил и сорвался.
      ПОЧЕМУ ВНУТРИ ТАК ТЕМНО?
      - Кто здесь?! - вскрикнул Олег, наощупь хватая меч. - Кто?!
      На миг он отчаянно захотел проснуться. Но это был не сон. И никого в комнате не было... никого ТАКОГО, кому мог бы повредить меч.
      - Нет, - Олег уронил оружие, и оно деревянно, беспомощно стукнуло - в хозяине не было ничего, кроме страха. Мальчишка отшатнулся на кровать и пополз, отталкиваясь ногами, к подушке, в угол. - Нет, не надо... не трогай меня... пожалуйста... - он тихо завыл, вжимаясь в каменную стену. - Кто нибу-у-удь... Уйди, уйди, не надо!!!
      Тьма усмехнулась. Надвинулась. Навалилась. И... ушла. Прорезалось ночным прямоугольником окно. Послышались отдалённые звуки. Снаружи шёл дождь. Обычный дождь. Олег упал ничком на кровать и окаменел, всхлипывая на вдохах и дёргаясь. Бок прорезало болью, и он улыбнулся - он жив, раз может чувствовать боль... пусть болит... Но что это было?
      Странно. Олег никогда не боялся темноты и умеренно боялся разных существ, которые - по рассказам у костра - в ней прячутся. Даже не верил в них, просто жутковато было представлять себе... Но НИ РАЗУ в жизни эта жуть не подчиняла его. Он медленно поднял голову. И вдруг вспомнил совсем не "страшилку", а книжку, прочитанную когда-то. Автор писал, что, если в каком-то одном месте погибает много людей - или погибают люди в течение долгого времени - место пропитывается болью и страхом и начинает ЖИТЬ само. И даже порождать...
      Сколько людей умерло в этом странном мире?! Какие тени по ночам выползают из щелей?! Снова пришёл озноб. Но Олег больше не был беспомощной жертвой. Он быстро спустил ноги на пол и нашарил меч. Зажмурился. Ну же. Ну же, помоги мне. И песня пришла...

...И полёт журавлика будет прям, как тысячу лет назад...

Мирозданью плевать, кто в небесный сад, кто на нары...

Всё равно - полёт журавлика прям, как и тысячу лет назад!

Так улетай, журавушка, улетай - саё нара...

      ... - Я иду, - процедил Олег.
      Поиграть хочешь, усмехнулась тёмная тишь. Поиграй. Побегай. Посуетись и помаши мечом. Ты всё равно будешь лежать мёртвый, как и все. А знаешь, КТО тебя УБЬЁТ? Хочешь - скажу?
      - Я иду, - повторил Олег. Повесил на место ножны с ножом (отдам Калле, если он ещё тут где-то). Сцепил зубы и пошёл наружу.
      В коридоре стало полегче, душу отпустило. А вот бок чесался, и Олег удивился - это что, заживает, что ли? От такой раны на Земле он бы запросто помер... ну, или точно провалялся бы неделю в кровати. Надо же... вот бы секрет этой мази - и нашим военным. Мальчишка осторожно, но с наслаждением почесал повязку, простонал от удовольствия и захлопнул ногой дверь. Посмотрел влево и увидел в свете факела кровь. СВОЮ кровь - там, где Гюнтер его подколол.
      Странно мало было крови. Как будто её вытирали, но не вытерли всю... или ему просто показалось, что крови было много... или камни ВПИТАЛИ ее? Или... не впитали, а... А ВЫПИЛИ?
      Олег отвернулся. Пошёл к лестницам, размышляя, куда же делся Калле. Неужели и правда сбежал? Там, где лестница уходила вниз - на первый этаж - и вверх - на чердаки и крышу - Олег остановился. Во-первых, он увидел блестящие тусклым алым отражённым огнём осколки на ступенях. Кто-то что-то разбил... А во-вторых... Ему что-то послышалось. Слова или шёпот. В какой-то момент он мог поклясться, что прозвучало ЕГО имя.
      - Калле? - негромко окликнул он.
      Смешок, что ли? Сверху слетели капли дождя. Люк на крышу не закрыт?
      Хм, вдруг подумал Олег. Жалко будет умереть. Здесь столько загадочного и... и интересного, хоть и жуткого. Покопаться бы во всём этом...
      Осторожно ступая, чтобы не порезать ноги осколками, Олег поднялся к люку, скользя равнодушным взглядом по каморкам, прилепленным к лестнице внутри башенки. Закрыл люк.
     "А графин-то наш, - вдруг понял Олег. - Из нашей комнаты. Калле был тут. Чёрт, а что если БЫЛ - и ОСТАЛСЯ? Какой-нибудь любитель-садист из немцев затащил пацана в одну из каморок, да и узнаёт у него, чего швед отродясь не ведал - где кубинцы ведут подкоп на 17-й...Н-ну..."
      Олег поспешил вниз, заглядывая туда-сюда. Порезал левую ногу, вскрикнул зло. Рванул единственную запертую дверь. Внутри кто-то был. Олег ощущал это совершенно ясно, хотя ничего не слышал - ОЩУЩАЛ, и всё тут. Он примерился кулаком по засову - и...услышал - снизу, с первого этажа! - неразборчивый, но ясный вскрик Калле...
      ...С порога Олег оглядел происходящее в зале - как немую сцену в театре. Калле стоял между двумя немцами - Свеном и Клаусом. Он был мокрый насквозь и выглядел почему-то донельзя, до потери облика человеческого перепуганным... а что самое интересное - и странное! - он боялся НЕ НЕМЦЕВ, они вроде бы даже вызывали у него... ОБЛЕГЧЕНИЕ, что ли? Да и сами немцы почти все выглядели как-то странно...
      И Олег спросил вдруг - совершенно не то, что хотел спросить, одновременно думая, как объяснить повязку на боку и знают ли немцы про драку с Гюнтером... В общем, он спросил, хорошенько обдумав фразу:
      - Die Leute... und wer bei uns auf dem Dachboden sitzt?*
  
   *[Ребята... а кто сидит у нас на чердаке?
     

* * *

      Рахель сидела одна. Дверь в ее полуподвальную комнатку была открыта, повеяло холодом, таким, что по коже побежал озноб. Девочка не оглянулась, только тихо сказала:
     - Проснулась... Ты рано... У меня еще один день...
      Тень скользнула в комнату, исказилась, сузилась и обрела вид человека, размытого, дрожащего и преломляющегося в своих очертаниях, но узнаваемого. Голос так же тихо, как Вайс, сказал:
     - Ты ждала? Я вижу не боишшшься...
     - Нет, не боюсь, я к тебе привыкла, как к еще одному проклятью островов... Зачем ты проснулась?
     - Ссссскучно... - пожаловалась тень. - Сиграешшшь? - черное тело изогнулось и поползло змеей вокруг скрипачки. - Ссссиграй!
     - Обойдешься. Скрипку я отдала. Уходи... я устала...
     - Я видела и говорила с твоими друзьями, - тень заскрежетала отвратительным смехом, словно несмазанная дверь на ветру, обволакивая уже почти всю девочку своим темным, мутным, туманным телом.
     - НЕ ТРОГАЙ ИХ! - вскочила Рахель, зло наступая на туманную сущность ногой - тьма охватила ноги скрипачки, еще раз засмеялась, подрагивая, словно и правда имела тело, - НЕ ТРОГАЙ ИХ, ТВАРЬ!
     - Тишшше, тишшше, вы все будете моими, всссссе, вссссе.
      Рахель дернулась, поймала пустоту руками, еще раз топнула ногой в колышущееся нечто. Скрипучий смех стал громче, руки вмиг сделались ледяными, сердце зашлось, Рахель начала задыхаться.
     - Ползи в свою комнату, уползай... Тебе со мной не справиться...
     - А я и не буду, за меня все сделают, и тогда ты будешь моей, как и твои друзья...
      Рахель еще что-то кричала, когда сущность, мягко стелясь по полу, выскальзывала из комнаты. Девочка рванулась за ней, забыв про осторожность и вообще про всех на свете. Вся накопившаяся злость гнала Вайс вперед, она уже почти преодолела коридор, когда споткнулась о что-то в темноте и, услышав протяжный и скрипучий смех твари, распласталась на полу.

* * *

      Ребята притихли. Кто-то из малышей всхлипнул, но затих, понукаемый Гретой.
     - Ведьма Тьмы. Она всегда приходит, когда чует смерть. - Прошептал Йозик. Он был еще слишком юн, и потому, хоть и оторвался по возрасту от той группы малышни, которую не выпусКалле на мосты, но еще сохранял верность всем ребячьим традициям суеверий и страшилок. А острова предрасполагали к суевериям. Очень.
     - Глупость! Ветер воет в трубе камина. - Отрезал Свен. - Или не ветер. - Добавил он с хитрой ухмылкой, глянув на Клауса. - Там сидит пожиратель душ. И там проведет ночь наш шпион, если... - Он не договорил, но успел с удовольствием отметить, что Калле аж позеленел от ужаса, как за дверью раздался шум и слабый вскрик.
     - Пришла! Ведьма Тьмы пришла! - малышня заверещала, завыла, кто-то стал бегать, кто-то полез под стул. Старшие, хотя и не впали в панику, тоже были несколько ошарашены, попав под магию ночной ребячьей мистики. Гюнтера не было в зале, поэтому безусловным лидером был Свен. Подталкиваемый взглядами, он был вынужден, обязан выйти в коридор и проверить источник шума. С трудом поборов желание взять меч (потом засмеют же), он медленно прошел к дверям и решительно распахнул створки. И повернулся к своим, пытаясь продемонстрировать презрение, но опытный человек прочел бы в его глазах облегчение и ушедший страх.
     - Это еее... е...еврейка. - Сказал он, заикаясь и разразился нервным смехом. Вскоре грубые руки подхватили Вайс и, втащив в комнату, бросили в угол.
      Горло Рахель все еще болело от удушья, руки были ледяными, глаза блестели, но не от слез, от злости. Оказавшись на своем законном месте, а именно в углу, в самом темном и грязном, девочка вновь почувствовала неприятные толчки крови в висках. Как же она ненавидела это место и эту свою беспомощность.
     - Калле, - тихо позвала она, рискуя тут же оказаться битой Свеном, за наглость. Ведь она позволила себе открыть рот в присутствии всех, да еще не в ответ, да еще с обращение к кому-то, но девочка продолжила, - Калле ты ее видел, не слушай ее, слышишь, не слушай... она все врет, она ничего не знает! Я ее знаю, она, она тень...
      Тираду прервал подошедший Клаус. Он пнул девочку куда попало, и та согнулась, ухватившись за живот, тихонько заскулила и вжалась в стену.
      - Блин, дура, - выдохнул и сплюнул Олег. От облегчения заломило виски, и он понял только сейчас, что ВСЁ ЭТО ВРЕМЯ был ОЧЕНЬ напуган. Ну конечно, еврейка. Моталась где-то рядом, а он в таком состоянии, что и мышиный писк готов принять за рёв слона.
      Руки Олега дрожали, когда он заправлял меч за резинку трусов - так, что лезвие вылезло из короткой штанины. Потом решительным шагом подошёл к бачку с водой, напился. И повернулся к Свену, который наблюдал, как Клаус словно бы нехотя пинает девчонку:
      - Эй, ариец.
      Свен повернулся. И Олегу стало не по себе. Неизвестно, что думал о Свене Гюнтер. Известно - что Свен явно был груб и надменен. Но Олег видел, что немец куда умнее, чем кажется - и хочет казаться! - на людях. Сейчас в глазах Свена был страх. Он мелькнул, как раз исчезая, а голос немца был вполне спокойным:
      - Чего тебе?.. Эй, ты где бок себе рассадил?
      - На мосту, - Олег вспомнил, что Свена на мосту не было. - Сперва не заметил, а потом глянул - кровь... Я что хотел сказать. Про шпиона - это глупость. Не знаю, где ты прихватил моего раба, но я послал его за водой. И кстати. Графин мой вы раскоКалле, - последнее слово Олег произнёс не на англо-немецкой смеси, а по-русски, но немец, кажется. Понял.
      - Не я прихватил, Клаус, - голос Свена был по-прежнему спокойным, как будто он с приятелем разговаривал на какие-то темы вроде футбола. - Что же он у тебя по замку туда-сюда шастает, ты за него отвечаешь, между прочим... Он тебе сказал, что фонарь там, наверху, зажёг?
      - Чем? - фыркнул Олег. - У него из всего имущества - плеер, который мы слушаем, да книга... которую я не отдам, - Олег озорно улыбнулся, и Свен тоже заулыбался:
      - Да я и не прошу... - а в глазах читалось: "А мы похожи, русский, а? Только НЕ ВРИ мне; ты же знаешь, я умею больно бить... а ты ВРЁШЬ сейчас... только вот В ЧЁМ врёшь, не пойму..." И Олег отомстил:
      - Свен... пожиратель душ, пожирателем душ... а вот что это ты отошёл от двери с такими глазами, как будто хочешь мышь в кустах?
      Это он тоже сказал по-русски, но Свен понял. И промолчал, только в глубине глаз - шшихх... - мягко пронеслось чёрное крылышко страха.
     - Неужели так испугался жидовку? - Олег кивнул в угол, где скорчилась скрипачка. - Да, кстати. Скажи, чтобы её перестали пинать, а то Гюнтер сюда спустится на весь этот вой. Да и Йозеф, по-моему, за ним рванул...
      Калле все это время ошарашено молчал. Слова Рахель подняли все страхи, живущие в душе любого ребенка, мгновенно ожили и усилились. Калле был одинок. Беззащитен. Без мамы, без друзей. Во враждебном окружении. Он не хотел верить Рахель. Очень не хотел. Сейчас он стоял в оцепенении. Клаус еще раз ударил девчонку для верности, и внутри шведа словно взорвалась петарда. Он кинулся вперед и сходу ударил здорового парня головой в спину, от чего тот потерял равновесие и больно ударился головой о стену. Клаус вскрикнул от неожиданной боли и обернулся, а швед уже встал между ним и Рахель живой преградой.
     - Остановись, глупый, - прошептала девочка, - ты этого не изменишь... Мне не стоило открывать рот. Клаус, не надо! Пожалуйста, он не просто не знает что делает... Пожалуйста...
      Рахель сжалась, скорчилась в своем углу, поглядывая на окружающих, она нашла глазами Олега. Клаус шагнул к шведу, зловеще подрагивала щека мальчишки, он занес руку для удара.
     - Эй! - Олег оскалился и взялся за меч. - Эй, Клаус! Не трогать мою вещь, иначе я тебе руки оторву!
     - Гююююнтер... - протянул в этот момент Свен, покатал желваки и что-то крикнул Клаусу. Тот посмотрел через плечо и отошёл от жертвы. Вообще все немцы возвращались к прежним делам, большинство собирались на кухню... и Олег заметил, что малыши и девчонки жмутся к старшим ребятам, явно дожидаясь, пока те начнут расходиться.
      - Свен, кто такая Ведьма Тьмы? - спросил Олег напрямую.
      - Сказочка, - ответил Свен и зевнул. - Я её тут ещё мелким слышал... Я из-за этого шума без курева остался, точно выиграл бы у Клауса...
      - Ариец должен не иметь вредных привычек, - съязвил Олег. - Я заберу раба? Мне кажется, он и так перепуган. И мокрый, как мышь. В таком состоянии мне нужно будет его отогревать... а не ему меня, - Олег цинично осклабился.
      - Забирай, - неожиданно легко ответил Свен. И вдруг тихо добавил: - Ты отлично дерёшься. Но на мосту и в замке легко поскользнуться и упасть. И уже не подняться. Или упасть совсем глубоко... Не думай о том, что на крыше, думай о том, что в подвале...
      - Знаешь, у моих ботинок хорошая подошва, - вздохнул Олег. - Я редко скольжу... Ну, спокойной ночи.
      - Угу, - кивнул Свен. - Вон там видишь, там есть в шкафу пара графинов. Набери воды, если уж так нужна, что ты по ночам гоняешь за ней свою девочку, - и хохотнул.
      Хохотнул так, что Олег понял: НЕ ПОВЕРИЛ. ВООБЩЕ ни во что. И что за история с фонарём?!
      Думая об этом, он подошёл к еврейке, чуть наклонился и сказал громко:
      - Пошла отсюда, быстро... - и стремительно прошептал губами: - Скрипачка, уходи к Гюнтеру. Он уже знает, наверное... Потом повернулся к дрожащему Калле.
      - Ну, Блюмквист... - это он сказал уже тихо. - Головная боль от тебя масштабная, как стройка коммунизма... Идём, чего ты стоишь? - и потянул Калле за плечо. Еврейка выскользнула тенью как раз перед ними. Русский надеялся, что она встретит Гюнтера.
      Олег вёл Калле - вялого, покорного - и чувствовал, как тот дрожит. Сам Олег тоже понял, что ему холодно - бегать по замку, продуваемому ветром, в одних спортивках... Вот только дрожь Калле была, похоже, не от холода.
      - Ты чего так перепугался-то? - спросил Олег, но в этот момент они проходили как раз мимо лестницы наверх, и он сам невольно ускорил шаг. Молча и угрюмо.
      В комнате Олег первым делом зарядил арбалет. Достал меч, снял с резинки трусов нож, положил на скамью. Потом сел на свою кровать и, морщась, взялся за бок. Натянул на плечи одеяло. Пробормотал:
      - Боги и демоны, какая ох...но длинная ночь... Блюмквист, не стой! - повысил он голос. - Раздевайся и как следует вытирайся одеялом - СВОИМ!!! А потом рассказывай мне подробно, что тут происходило, пока я лежал бездыханным трупом, что за канитель с фонарями, разбитыми графинами и беготнёй по замку... - он оборвал нервный словесный понос и понизил голос. - А потом и я тебе кое-что расскажу.
      Раздеваться Калле не стал, вытираться тоже. Он мелко стучал зубами и остекленевшим взглядом смотрел в угол сумрачной комнаты. Светало.
     - Там... не знаю я... но ничего хорошего, Олег, - мальчишка наконец перевел взгляд на собеседника. - Обещай мне одну вещь. Ты заберешь с этого острова Рахель. Уведешь её хоть силой. Хоть куда. К кубинцам, к русским, на край света. Но отсюда! Тут смерть живет, Олег.
     - Живёт... - угрюмо подтвердил Олег, ничуть не удивившись. - Я видел тоже... Не думай, что я тебе не верю или чокнутым тебя считаю... Вот только думаю, правда, что не только ТУТ, а ВООБЩЕ в этом мире... И кажется, я знаю, почему тут на дверях нет засовов... кроме ОДНОЙ двери, - он поёжился и покосился на вход. - Писец, Калле. Честно скажу, я боюсь до жути... Такой страх, что парализует, понимаешь? - "Я тебя не смогу защитить..." - чуть было не сказал он, но сдержался, поднялся и стал помогать заторможено шевелящемуся мальчишке раздеваться, потом толкнул ему в руки одеяло, решив, что не будет ни о чём расспрашивать подробно, швед и так выглядел полумёртвым от ужаса. - Да вытрись ты, чучело, простынешь и сдохнешь... - Олег хихикнул, садясь на кровать. - Да уж, - пробормотал он, - испугал... Рахель, Рахель... это еврейку так зовут? - Олег поморщился. - Ты что, втюрился... влюбился в это чучело?
      Он задрал ступню на колено, охнул, придержал бок и медленно выпустил воздух сквозь зубы. Процедил:
      - Ногу ещё порезал себе... о твой графин... Будет твоя Рахель жива, постараюсь... Но для меня главное - ТЕБЯ спасти; придётся выбирать - её брошу, тебя нет. Можешь думать, что хочешь. Что я тоже фашист. - Олег сдержал слова "или что ты мой друг" - и продолжал: - Мне бы с Гюнтером откровенно поговорить. Выскальзывает между пальцев, как угорь... - Олег начал, гримасничая, снимать повязку. - Вытерся? Помоги перевязаться заново... ну Калле, разморозься ты наконец! - крикнул он, не выдержав. - Испугался, сильно, понимаю, я тоже чуть не умер, пря... - он опять, в третий раз заткнул себе рот - если младший узнает, что ЭТО приходило СЮДА, он не сможет ни спать, ни оставаться тут. - Любишь Крапивина, так хоть веди себя, как его пацаны! Помоги повязку наложить, больно ведь!
      Олег ощупал бок, присмотрелся - розовый шрам, припухший, похожий просто на полоску. Калле присел рядом, стал бинтовать Олега, который, подняв руки, не сводил глаз с двери.
      - Плотней бинтуй... мммм... Ладно, всё, - Олег опять задрал ногу на колено, провёл клочком мокрого от мази бинта по сильно кровоточащему порезу. И вздохнул, глядя, как швед садится на свою кровать и натягивает на себя одеяло. - Вот это мы влипли, братка... Ну-ка, собери свою одежду, быстро.
      Пока Калле послушно возился, Олег смотрел на дверь. Он заставлял себя отвести глаза, но не мог. Ему казалось - стоит лечь, и... Поэтому он не удивился, когда увидел, что Калле сидит на постели, завернувшись в одеяло.
      - Боишься? - спросил Олег. Калле честно кивнул. - Я тоже, - сказал Олег так же честно - и не выдержал, вибрирующее вздохнул как совсем мелкий пацан, который вот-вот разревётся от ужаса.
      Поднялся, прихрамывая, чтобы не запачкать ногу, взял арбалет и забрался с ногами на кровать шведа. Замотался в своё одеяло, оставив снаружи руку с арбалетом - положил его на колени. Стыдно за трусость не было. Он боялся не человека и вообще не чего-то, с чем можно бороться оружием. Швед молча приткнулся сбоку, закрывшись с головой. Сложился втрое и втиснулся между русским и стеной. Наверное, тоже устал быть гордым и смелым.
      "А мне куда втиснуться, за кого, - горько подумал Олег. - Пусто совсем, никого нет. Эх, мамочка, мамочка..." Олег представил себе эту скрипачку - где она, с кем она? Неужели одна в какой-нибудь комнате? Он бы умер от ужаса... просто обгадился бы и умер немым от визга... И остальные немцы... и все ребята на этих проклятых Островах... они сейчас спят в своих комнатах - и КТО ходит вокруг их кроватей? И сколько из них ПОНИМАЮТ - КТО? Сколько НЕ спят и ждут дня, мостов, драки - как спасения? А - КТО? Правда - кто? Неужели... ОНА?
      Олег не посмел даже в мыслях произнести слово "смерть".
      Он мотнул головой и спросил тихо, не ожидая ответа:
     - Кто же всё-таки фонарь зажёг, если не ты, Калле? И зачем?
     - Знать бы. - Вздохнул швед. - А мне показалось, что, не смейся только, что фонарь меня спас. То, что было в комнате, будто поползло за мной на площадку башни, встало в люке и не могло пролезть выше. Боялось? А если бы фонарь был потушен? - Калле клацнул зубами, вспоминая свой страх, и дернул плечом, помолчал. И уже потом, совершенно невпопад, - а Гюнтера в зале не было, когда меня привели. Единственного...

* * *

      Нет, Рахель не пошла к Гюнтеру. Придерживаясь за все еще болевший живот, она упрямо полезла вверх по лестнице. Дождавшись, пока Олег и Калле скроются в комнате, она аккуратно вышла из укрытия, в котором спряталась, пока мальчишки шли, и двинулась по лестнице.
      - Ненавижу! Ненавижу! Отродье, тварь! Только тронь их!
      И словно в ответ где-то вверху захихикало, зашуршало. Но тьма не поползла к девочке, она ждала ее наверху в своих покоях, там, где скапливалась, поднимаясь, словно жар, ненависть живущих в замке, ужас рабов, боль униженных и избиваемых и бесконечные смерти. Это порождение самого замка, отражение смертей и мук питалось кровью. Не гнушалось и ребячьими страхами, отчаяньем, болью, с наслаждением сея среди восприимчивой малышни непреходящий ужас. К тем, кто испытывал муки, она приходила, к остальным же нет. Она пестовала своих "поваров" - таких, как Свен, тех, кто давал ей все больше и больше пищи, она даже защищала их, скрывая в своей непроницаемости за поворотами коридоров, когда те хотели напасть, глушила их шаги, потому те порой ходили почти бесшумно. Можно сказать, что она испытывала симпатию к ним, но... только пока они кормили ее...
      Вайсер шла медленно, ноги словно проваливались в вязкую жижу, каждый шаг давался с огромным трудом.
     - Я иду к тебе, тварь, - шептала девочка. - На сей раз ты не спрячешься, я знаю, я все про тебя знаю, как ты кормишься, чем живешь...
     - И что ты сделаешь? - хихикнуло за спиной.
      Мурашки побежали по телу, голос был почти у самого уха, холодный мертвенный, без шипения как обычно, какой-то иной. Такой же, как услышал Олег. Скрипачка резко повернулась и даже отшатнулась от колышущейся тьмы, интуитивно закрываясь руками. Сердце упало куда-то в пятки, а в животе заворочалось что-то склизкое и отвратительное.
     - Отойди, - прохрипела девочка. Тьма колыхнулась чуть, но с места не сдвинулась.
     - Ты же хотела меня...
     - Ты какая-то иная, не шипишь как обычно, - слова застревали в горле, тело покрыл холодный пот.
     - Я всегда разная и для каждого своя... Что, Рахель, больше ты не хочешь меня уничтожить?
     - Не трогай их... - девочка подрагивала, всматриваясь в стоящее перед ней нечто, вернее висящее в воздухе, - Подожди вечера, у тебя будет много пищи, не трогай их, скажи, что ты хочешь за услугу?
     - Ничего... Ты еще не поняла, Вайсер Рахель, ты не можешь со мной торговаться! Тебе нечего мне предложить, я возьму все что хочу, а мои слуги помогут мне... Иди, маленькая овечка, кажется, так тебя называет смелый Гюнтер...
      Рахель шагнула вперед, прямо в колышущееся покрывало, углубляясь в его темное нутро. Стало тяжело дышать, словно тканью обтянуло лицо.
     - Не трогай их! - девочка натужно захрипела, схватилась за шею, а тьма наслаждалась моментом, сладострастно обтягивая тонкое тельце, словно мумию, а потом отступила, давая Рахель сделать вдох.
      Тьма хихикнула, съежилась в привычную для Рахель форму получеловека-полузмеи и, обвив девочку, шепнула прямо в ухо.
     - Я не торгуюсь, но я сыта. Иди, маленькая скрипачка, сегодня я приду за тобой и тогда возьму все... Ты не уйдешь к своему Богу! Ты останешься моей игрушкой, навсегда...
      Порыв ветра разорвал тень на мелкие клочки, которые тут же начали таять в предрассветных сумерках. Вайсер скорчилась на полу, тело подрагивало, ужас постепенно заполнял сердце девочки. "Что она такое сказала? Она не пустит? Буду игрушкой?! Нет, нет, она все врет, врет, она не сможет... Или сможет?..." Рахель поползла к лестнице и, прислонившись спиной к стене, продолжала шептать что-то уж совсем невнятное. Такой её нашел утром Гюнтер.
      Гюнтер осторожно положил на лоб Рахель тряпку, намоченную холодной водой. Где был президент эту ночь, почему его не было в тронном зале, когда произошла опасная сцена, этого не знает никто. И хорошо, что не узнает. Гюнти готов унести страшный секрет в могилу. Но легко было заметить, как слаб и бледен был сегодня президент. Как будто ночью кто-то выпил из него силы. Или кровь? Кто же знает...
     - Что произошло? Почему ты здесь? - Глухо спросил он Рахель. - Почему не ночевала, где положено?
     - Калле... он в беду... без русского... хотел знать... а потом эта... - девочка махнула рукой в сторону коридора и следующего пролета лестницы, - она опять выползает... она к Калле и Олегу... потом в зале... я говорила... Клаус, живот, больно... русский помог... а эта! - девочка опять махнула рукой, указывая, откуда приходила тень. - Я пошла искать... она душила... она сказала - заберет навсегда, не пустит...
      Бессвязная урывчатая речь Рахель сопровождалась всхлипами от истерики, слезы лились из глаз, такой Гюнтер скрипачку еще не видел никогда.
     - Она не вылезет теперь долго. Я её успокоил, Вайс, - Президент тяжело дышал. - Ей хватит пищи.
     "Боже! Что я несу?! Я верю в это чушь?!" - подумал Неске с ужасом. Впрочем, Острова кого угодно сведут с ума.
     - Давай к телепортатору, твоя обязанность подать завтрак на стол. Справишься? - Он с сомнением оглядел Вайс. - Постарайся.
  

13. День третий. Заговор.

   "День икс" начался привычно. Олег затеял тренировку, и Калле бодро махал кулаками из боксерской стойки. Потом спустились к завтраку. Мальчишка демонстративно выложил на стол то, что принес с собой, еду из кубинского свёртка. Хотя они с Олегом последние сутки здорово налегали на подарок Фернандо, но там еще оставалось много.
      Когда Гюнтер нашел Олега - он ни словом не обмолвился про вчерашнюю дуэль.
     - Сегодня тебе на мост. Выбирай любой. Можешь взять своего раба. И Йозефа обязательно. Вечером Калле допросит Совет. Потом отпустим.
      - Врёшь ты всё, - устало огрызнулся Олег. Ночь его измучила до предела. - Не верю я тебе, Неске... - он не назвал немца ни "конунгом", ни "президентом", ни даже по имени. - Опять какую-нибудь волчью яму выкопал... Убью я тебя, Неске. Не сейчас, но точно убью. За плевок на ботинок - не прощу... А если с Калле что случится - я... - он махнул рукой и вдруг спросил: - Слушай... Ты знаешь, что ночью было? Ты сам-то где был? Ведь твою пассию чуть не замочили... - Олег снова оборвал себя. - А вообще я не про это... Неске, странный у вас замок. Мне сон снился... давнишний, я думал, что... в общем, избавился от него... комната эта запертая наверху... - Олег поморщился и почти жалобно попросил: - И не называй ты Калле рабом. При всех - ладно ещё... А так... ты ведь всё понимаешь и знаешь, ты же умный, как... как Гитлер. И такая же сволочь... Друг он мне, так что ты... то ли смеёшься, то ли издеваешься... Друг, и не виноват он ни в чём... Мы на русский пойдём, - продолжал он, как ни в чём не бывало. - Подождём Йозефа у начала, ага? - и, сделав несколько шагов, тоскливо сказал, обернувшись: - Ну почему ты меня вчера не добил?..
      А после завтрака опять вернулись к тренировкам:
     - Я тебя, дурака, чем учил? Головой врагу о спину биться? - Олег почти равнодушно следил за тем, как Калле бомбит кулаками его ладонь. Точнее - пытается; Олег крутил ладонью, и Калле попадал нечасто. - Рука не болит? - Калле азартно помотал головой. - Ладно... Так чего ты вчера - спина у немца открыта была, бил бы по почкам ребром ладони... или Командор со спины не велел нападать?.. Да... держи, - Олег отстегнул и передал Калле нож. - Я же тебе его подарил, что ты им бросаешься? Лучше научись метать... - и сам улыбнулся своей шутке.
      Подошёл Йозеф. Олег вдруг спросил:
      - Слушай, Йо... А что за Ведьма Тьмы?
      Мальчишка засопел, запыхтел и насупился. Некоторое время он молча шел по мосту и казалось, уже не ответит. Но всё же, зачем-то оглянувшись (никого, кроме этой тройки ребят, на мосту не было), Варнике поведал такую историю.
      Началось всё месяца три назад. Однажды наш отряд, дежуривший на ковчежном мосту, к вечеру не вернулся. Мосты разошлись, а их нет! Не пришли! Мы думали, если их всех перебили, то почему противник не пошел к нам в замок? На следующий день выбрали ребят покрепче, собрали их в отряд из шести человек и те пошли на мост. Потом к Гюнтеру прибежал вестовой и сказал, что ковчежный мост пуст, никто не вышел из противников. И что Грегор принял решение двигаться в замок врага. А Грегор был тот еще парень, он ребром ладони камни ломал, не то что хребты своих врагов. Его и Свен боялся. Ну, Гюнтер велел передать, что на острове может быть засада, но дал добро. Так вот, к разводу мостов никто не вернулся. Мы пошли посмотреть, я и Гюнтер. Неске шел впереди и вдруг отпрянул. Прямо у провала, на самой кромке, стоял тот вестовой мальчишка и смотрел на нас. Но он был необычен. Раньше черный, Андреас побелел, как снег, а его синие глаза были черны, как у самого Гюнтера. Неске его окликнул. Тот ответил не сразу. И каким-то не своим голосом. Словно кошка научилась говорить человечьим языком. Он назвал Гюнтера "Свободный" и президент почему-то задрожал. А тот, хохоча, и плача, всё вместе, вдруг стал нести какой-то бред про дурную Луну, про бесстыдный камень, надвигающийся на поля, про иную истину и еще что-то. Неске приказал ему рассказать, что случилось с отрядом и куда все делись. Андреас, словно ему кто-то мешал, прерываясь и сбиваясь на бред сказал, что он догнал Грегора уже у ворот замка, тот вошел, а он остался у входа, на тот случай, если враги затаились где-то на острове и желают ударить нам в тыл, как только все войдут. Но было тихо. Андреас ждал, ждал, потом стал звать ребят по именам. Но без ответа. Андреас вошел в замок, и всё выглядело так, будто здесь не жили уже тысячу лет. Много пыли, паутины, всё рассыпалось в труху. И никаких следов. В троном зале, куда заглянул мальчишка, стоял стол. На нем лежала книга очень странная. Буквы были белыми, а бумага черной. И стоял фонарь. Не зажженный. Непонятно почему, но Андреас, у которого были спички, первым делом зажег фитиль, хотя было хоть и сумрачно, но всё видно. И в тот же миг у него за спиной раздался крик. Ярости. Боли. Разочарования. Андреас обернулся, и то, что оно увидел... то... оно... Оно кричало:
     - Потуши фонарь! Потуши! Мне больно! Я не могу тебя освободить! Я не могу сделать то, что должна!
     Дальше рассказ Андреса стал сбивчивым и путанным, и он снова заговорил кошачьим голосом. И протянул к нам руки, словно моля о помощи. Я шагнул к нему, но Гюнти...
      Йозеф вдруг замолк и остановился в упор, разглядывая Олега и сердито сопя. Мальчишка засунул палец в нос и ковырял там с таким видом, что было ясно, закончит он не скоро. Это была середина моста.
      - Блин, Йо, прекрати! - Олега передёрнуло при виде раскопок, которые немец затеял в носу. - Ты командир или детсадовец?!. - но тут же помертвевшим голосом спросил: - Он так и сказал: "Камень, надвигающийся на поля"?! Так и сказал?! А про... - Олег сглотнул, не обращая внимания на то, что младшие мальчишки смотрят на него с лёгким испугом. - Горькая радуга, кривая рябина... - Олег опять сглотнул и оглянулся на замок.
      Бежать, подумал он. Бежать, хоть в море головой - БЕЖАТЬ, иначе... горькая радуга... Самые страшные сны тут становятся явью, самые дикие прочитанные книги... А УЖ НЕ ОН ЛИ, ОЛЕГ, СВОИМИ МЕТАНИЯМИ В МЫСЛЯХ РАЗБУДИЛ...
      Уйду ночевать на мост, подумал Олег. Не останусь там. Калле провожу, возьму под мышку эту дуру со скрипкой и буду ночевать тут. Иначе...
      Что - "иначе", он не смог додумать - вспомнил увиденный под утро сон, где его... нет, не думать, не сметь думать. Будь оно проклято - "развитое воображение", будь она проклята - "чрезвычайная начитанность", ведь его в том сне... НЕ СМЕЙ ДУМАТЬ!!!
      Он деловито сказал Калле и Йозефу:
      - Пришли, вон, комиссия по встрече тащится.
      Русских на этот раз было двое. Они уже стояли, а не тащились - на своей стороне почти сомкнувшегося моста.
     - Эй, ты! - окликнул Олега один из русских - незнакомый. - Йозеф, слышь, пусть он подойдёт, драться не будем. Мне ему одну вещь надо отдать.
      Йозеф быстро посмотрел на Олега, на русских, на Калле. Кивнул и тут же взял наизготовку арбалет, заявив:
      - Я тебя прикрою.
      - Я польщён, - пробормотал Олег, неохотно шагая к середине моста. Второй русский отошёл подальше.
      Если честно, Олег был практически уверен, что русский хочет напасть. Но тот, спокойно отойдя к перилам, ждал - и Олег встал напротив него, облокотившись на мрамор.
      - Ну, чего? - хмуро спросил он.
      - Да ничего, - русский, длинные светлые волосы которого были перехвачены джинсовой лентой, а из всей одежды имелись только драные, лохматые понизу шорты, попросил: - Ты только не дёргайся сейчас... вот.
      Олег всё-таки дёрнулся, потому что русский достал из-за штанины нож. Длинный, со слегка изогнутым лезвием, посередине которого шла глубокая выборка, со светло-жёлтой рукоятью. Красивый.
      - Держи, это тебе, - сказал русский, протягивая нож на ладони.
      - Мне? - не сдержал удивления Олег. - Не понял...
      - Мы с тем парнем, которого ты убил, друганами были, - сказал русский. - Я вчера просто не мог придти... а сегодня хотел тебя вызвать. На бой. Только он мне приснился. Слышишь?
      - Слышу, - печально ответил Олег и опустил глаза.
      - Можешь думать, что у меня крыша поехала... - мальчишка протянул руку и заткнул нож за ремень Олега. - Приснился и говорит - отдай нож тому парню, всё честно было. А это его нож, он его мне подарил... давно. Ну, раз такое дело...
      - Спасибо, - сказал Олег и поднял голову. - Он тебе правду сказал. Всё честно было... он своих защищал, я мстить хотел... вот и вышло - и он своих не защитил, и я не отомстил...
      - Иди к нам, - понизил голос русский. Олег задержал дыхание. Помолчал. Покачал головой:
      - Не могу... пойми...
      - Мы за тобой тогда охотиться будем, - печально и непреклонно сказал русский.
      - Я понимаю, - кивнул Олег. - Ладно... меня, может, и без вас убьют. Спасибо за нож. Я рад, что твой друг не в обиде.
      Он протянул руку.
      И русский пожал её...
     ...Тряпочки для обтирки
     И всяческие излишки
     Смешались в свином корыте
     В объедочный парадиз...
     Держи же меня за шкирку,
     Живущий во мне мальчишка!
     Держи же меня за шкирку -
     Не дай мне скатиться вниз...
      ...Дежурство было скучным. Калле демонстративно разделся до трусов и вознамерился загорать, но Олег потащил его тренироваться - потому что сил сидеть и думать не было совсем, мысли становились чёрными, как ночные тени. Йозеф смотрел с любопытством, потом ввязался в тренировку; русские валялись на своей стороне, смотрели и вяло комментировали происходящее - без злобы и даже без иронии, вполне серьёзно.
      Как будто не было вчера на этом мосту крови.
      Олег загонял обоих пацанов - и старшего, и младшего. Но главное - загонял себя. Как и хотел. И, опираясь на меч, чтобы перевести дыхание, вдруг насторожился:
      - Йозеф, смотри... это что, на кубинском драка?!

* * *

     ...Тени ползают по книжкам,
     Спи-усни, моя малышка,
     Сладким станет вечный сон,
     На губах замерзнет стон.
      Рахель молча подала завтрак, даже не стала уворачиваться от оплеух Клауса и Сена. Есть не хотелось совсем. И когда все ушли на мосты, Вайсер умчалась в свою комнату, заперла дверь, долго стояла, глядя на неё и вдруг прямо за спиной:
     - Боишься, маленькая скрипачка, - мягкий мяукающий голос пронзал тишину. В комнате стоял вечный полумрак - это была одна из немногих комнат, где совсем не было окон, и потому освещение было только с помощью свечей и факелов.
     - Зачем ты пришла? - голос девочки дрожал, спина взмокла, а по телу пошла волна страха... - ты теперь и днём бродишь?
     - Я пришла поторговаться, - усмехнулась Ведьма Тьмы, - я не знаю, как, я не знаю, почему, скрипачка, но ты закрыла мне ход к НИМ... Отойди с дороги... и я отпущу тебя к твоему Богу...
      Рахель оглянулась, уставилась недоуменно на "кошку". Она, конечно, молилась. Молилась, когда раздавала завтрак, молилась, когда убегала из кухни, но никак не могла предположить, что ее молитва окажется действенной. Вайс вперила взгляд в сущность, сделала шаг ближе, присела на пол. "Кошка" наблюдала, чутко ловя каждый шаг и двигая ушами, совсем как настоящая. Девочка задумалась, вглядываясь в ту, что сейчас сидела напротив. А что если... - промелькнула мысль, - что если ее совсем можно изгнать?
     - Не пытайся, Вайсер, - прошипела кошка, поднимаясь на лапы, - ты слишком много о себе возомнила! Меня нельзя убить... Я уже мертва.
     - Сделки не будет, - посмотрела прямо в горящие глаза девочка, - я не заключаю сделок с отродьями тьмы.
      Сущность засмеялась. Металл слышался в этом смехе, металл, словно в бою сошлись два рыцаря и дерутся на мечах.
     - Глупая скрипачка, я не предлагаю дважды, теперь ты будешь моя.
      "Кошка" прыгнула на девочку и оцарапала ей щеку. Рахель вскрикнула, шарахнулась к двери и выскочила в коридор, кошка за ней. Девочка неслась по коридорам на свет, тьма проводила ее до самого места, где пролегла первая полоска дневного света - и дальше ступить не решилась.
     - Ночью ты будешь моя, - зло прошипела тьма и растворилась в тенях.

* * *

      Между тем в пустом и узком турнирном зале состоялся совет старших ребят. Заговорщики решали судьбу острова. Свен сказал в том духе, что пора кончать со всеми разом, пока Гюнтер не погубил остров. Клаус выдвинул предположение, что Олег предатель, перевербованный кубинцами, а Калле, как говорят у русских, "засланный казачок". Пока Олег всем морочит голову и отвлекает, Калле, с одобрения Гюнтера (а у кого еще спички, чтобы зажечь фонарь?) передает секретную информацию светоазбукой. Ганс поддержал идею переворота.
      План заговорщики составили такой. Ближайшей же ночью схватить и арестовать Гюнтера. Потом предъявить ему обвинение в измене и, если удастся убедить Совет острова, казнить. Но Гюнтер был хороший боец. Поэтому действовать надо тихо. Захватить по одному всех друзей Гюнтера, а уж потом всем напасть на него самого. Причем, кого удастся, надо взять живыми, чтобы они привели доказательства предательства Гюнтера. Решено было так. Верные старшие девчонки: Ника, Марисоль и, может, кто еще займутся адъютантом Гюнтера Йозефом. Сами парни постараются схватить Олега и Калле. Немного посовещались, что сделать с еврейкой. Стоит ли её убивать прямо сейчас? Решили - пусть поживет до вечера тоже...
      Клаус и Ганс ворвались в убогое жилище Рахель, безжалостно заломили ей руки и поволокли вниз. Через минуту, связанную, Вайсер бросили лицом на камни в подвале. Лязгнул тяжелый засов...
      ...А Гюнтер в это время дрался на кубинском мосту.

* * *

      Только холодный пол, только темнота, где-то капает вода, от влаги воздух тяжелый и спертый, пахнет плесенью, пол грязный и на лице неприятная уже чуть засохшая корка. Руки так жестоко стянуты в запястьях, что кисти начинают неметь, каждое даже малое движение отдается в них болью, ноги тоже связаны веревкой.
      Какая глупость, - подумала Рахель, - неужели я могла бы убежать? Или могла? Да нет... Крепкий засов снаружи не дает ни малейшего шанса, а позвать я не могу. Предусмотрительный Клаус сунул какую-то тряпку в рот. Почему-то совсем не хочется плакать. Интересно почему? Может потому, что ждала? Да нет, сколько не жди, все равно надеешься на лучшее... Темно, тут очень ТЕМНО! ТЕМНО!!! Она придет, она не преминет поиграть с жертвой, Господи, помоги мне, кто-нибудь...
      Вслушиваясь всем своим существом в тишину, которую нарушал звук капающей и бегущей где-то воды, скрипачка до рези в глазах вглядывалась в темноту.
     - Нет, ничего, ее нет, никого нет, ты совсем одна, может, они просто оставят тебя тут умирать, а, Рахель Вайсер? Сколько ты еще выдержишь в таком состоянии и не сойдешь с ума?
     - Мало, - очень честно ответила девочка самой себе.
     - И что ты собираешься делать?
      Скрипачка попыталась подняться на колени. Ей почти удалось приподнять тело, но резкая боль заставила ее снова ткнуться лицом в грязный пол. "Я не смогу", - с какой-то безнадежной отрешенностью подумала Рахель. Она закрыла глаза и тихо в голове начала шептать, вдруг эти стены даже мысли слышат...
      "Господь отец наш сущий, единый, не о себе прошу, мои дни сочтены, но я прошу за тех, кто останется, ибо в них буду жить и я, не дай смерти приблизиться к ним, не дай тьме захватить их души, пусть они будут как заговоренные, пусть планы убийц не свершатся, пусть они вернуться домой, туда, где простерта длань твоя над миром, прости и меня за слабость мою, храни и моих близких маму, папу, сестренку..."
      Тихий шелест воды, море штормило сегодня, словно ощущало, что на острове творится что-то неладное и начало яростнее лизать берег.
      По полу потекла вода - и довольно быстро на полу образовалась огромная лужа, в центре которой лежала, свернувшись, маленькая девочка со связанными руками и мысленно пела тихо молитву на иврите.

* * *

      После рассказа Йозефа Калле очень захотелось сбежать с этого проклятого острова. Поднять руки, броситься к русским на их милость. Убьют, так убьют. А еще лучше вдвоем с Олегом скрутить Йозефа и отдать его русским как пленника в доказательство верности перебежчиков. Наверняка после вчерашних потерь им кто-то нужен, чтобы сорвать зло. Но Рахель?! Не мог её бросить Калле одну. Их побег, да еще смерть Варнике означали приговор для беззащитной скрипачки. Нечто большее, чем заурядную гибель. Вполне возможно, её запрут в той комнате, и...
      Калле передернулся от отвращения, вспомнив свой страх. Мальчишка, отражавший учебные удары русского, остановился передохнуть. Рядом пыхтел Йозеф, усердно демонстрируя свое мастерство. Калле огляделся. Немецкий замок безмолвствовал. Русские, двое, стояли метрах в десяти. "Наверное туго им на других мостах сегодня, раз на такой опасный заслон выделили всего двоих. - рассуждал мысленно швед. - А может, тем лучше? Может, им нужны наемники? Дадут убежище. Не от Гюнтера, не от Свена, от той твари, что приползла с Ковчега и поселилась в каземате. Интересно, если сейчас оглушить немца и предложить русским устроить налет на замок? Забрать Рахель и всем отступить назад? Сколько немцев в замке? Ну, парней один или два. Плюс девчонки и мелюзга. Справятся вчетвером?" Калле переместился за спину беспечного Йозьки и выразительно посмотрел на Олега, кивнув на усердствовавшего в отработке верхней защиты Варнике. Давая понять, что Калле ГОТОВ. Но вот каковы планы Олега? Может, он придумает что и получше? Ведь он говорил с русским? О чем?..
      ...Не смей, отчаянно показал глазами Олег. И в то же время с холодным ужасом понял, что это - САМЫЙ ПРАВИЛЬНЫЙ выход. И он бы, наверное, сделал так, как говорили глаза Калле... если бы... если бы...
      Если бы не следы ожогов на спине Йозефа.
      Вообще-то он почему-то был почти уверен, что русские не станут пытать мелкого. И даже Калле не тронут, даром что именно он вчера пролил на мосту первую кровь. Да и за себя не слишком опасался... Но было и ещё одно НО.
      ДВА "но".
      Первое - Гюнтер. Олег мог ему грозить. Мог его ненавидеть. Мог даже мечтать его прикончить. И не мог бросить. Особенно сейчас, когда верхним чутьём понимал - рванёт. Рванёт, рванёт что-то где-то... И - второе! - с Гюнтером была связана ТАЙНА. А Олег не мог пройти мимо тайны, даже если от соприкосновения с нею подгибаются колени. Он был проклят (или награждён?) стремлением знать и видеть, пусть узнанное и увиденное станут последним в жизни - но ЗНАТЬ и ВИДЕТЬ.
      И русский принял решение.
      Когда Йозеф обернулся, чтобы посмотреть на испанский мост, на котором и правда шло какое-то мельтешение, Олег взял его за шею. И нажал.
      И, удерживая одной рукой обмякшее тело, другой поднял в сторону русских арбалет:
      - Ребята, не двигайтесь, не надо. Это наши дела... - потом, осторожно опустив немца на мост, сказал Калле: - Помоги связать, - и стал вытаскивать из-под ремня тросик.
      Часовой сейчас точно смотрит туда, на испанский мост...
      - Калле, - сказал Олег, стягивая запястья немца и приматывая их к перилам моста, - сейчас ты пойдёшь к русским. Меч не отдавай, просто иди к ним... - он выпрямился и крикнул: - Пацаны! Возьмите шведа к себе, ему тут п...ц, понимаете? - русские стояли обалдело... или просто ждали? - Калле, - шептал Олег, - только не дури, уйди... Через полчаса я притащу твою еврейку. Мне одному будет легче... Пацаны! - снова крикнул он русским. - Пацаны, мост будет пустой, не трогайте мелкого, - и кивнул на Йозефа, который начал приходить в себя. - Будьте людьми, не трогайте... А я скоро вернусь, ещё человека приведу...
      У него мелькнула мысль позвать русских с собой. Но это значило предать Гюнтера. В замке обязательно кто-то есть. Этот кто-то будет сражаться. Даже мелкие будут, потому что это ИХ остров, немцев. И русским придётся убивать - сперва, может, нехотя, но потом мозги перестанут соображать, кого рубишь... Разве малыши и девчонки виноваты, что Олег так и не нашёл тут СВОЕГО острова - зато нашёл ДРУГА?
      - Пацаны, будьте людьми, - попросил он ещё раз и, посмотрев на окаменевшего Калле, толкнул его рукой в грудь - на русскую сторону. - Иди. Ну пожалуйста, иди, братишка... А я сейчас. Я скоро... - он сделал несколько шагов спиной вперёд, потом сказал: - Калле, не ходи за мной. Там смерть. Ты прав, там смерть. А я... я должен, я должен, и я сейчас вернусь! С твоей скрипачкой!
      Он развернулся и побежал вниз, под уклон - всё быстрей и быстрей, поддерживая ладонью как бы летящий впереди меч.
      С пронзительной ясностью он понимал, что НИКОГО не выручит и НИКОГО не спасёт, потому что была простенькая страшная песенка про кривую радугу, и он захлопнул книгу, не в силах больше читать... а потом - дочитал... от любопытства...
      Но ПОПЫТАТЬСЯ он был должен. Сначала - эту Вайс. Потом он побежит на испанский мост, потому что Гюнтер, наверное, ещё не знает того, что понял Олег - сегодня в замке будет кровь, и нам придётся по ней ходить. Всем.
      Хорошо, что Калле не будет в замке.
      Только бы он не побежал следом, глупый крапивинский мальчик, мой младший братишка...
      ТОЛЬКО БЫ НЕ ПОБЕЖАЛ...
      ...И только бы успеть спросить Гюнтера - что же случилось на Ковчеге? На том Ковчеге, где пытали Йозефа и на чей мост его, Олега, Гюнтер НЕ ПУСТИЛ...
      ...Сначала Корсаков отказался верить в происходящее. Потом вскочил на ноги и глупо таращился на ребят, разинув рот. Когда самый главный и сильный парнишка вражеской партии убежал, Кирилл осторожно оглянулся на своего напарника. После того, как Кирилл побывал в плену у немцев, доверия на острове к нему не было. Он находился на странном статусе вечного подозреваемого. Его не пусКалле на немецкий мост. Но сейчас дело в Российской империи и правда было швах и его, наконец, выставили сюда. Сейчас он хотел оправдаться. Кивнув напарнику и получив как бы одобрение, Корсаков шагнул вперед. Калле он не знал, а вот Йозеф, адъютант Гюнтера, был известен русским очень хорошо. Мелкий гаденыш, но бывает опасный. Ну ничего, теперь на своей шкуре прочувствует, что пережил Кирилл. Разумеется, все крики русского о том, что надо быть людьми и что он сейчас вернется, прошли мимо ушей. Нашел дурачка! Подождите! Я скоро! Вернусь! Да можешь и не возвращаться, бегун-марафонец, блин! Когда вернешься, тогда и с тобой разберемся.
     - Меч бросил, да, - Кирилл приказал это оставшемуся мальчишке, Калле, как бы лениво-свысока, показывая свою силу. Тот казался растерянным, сделал шаг назад. Немчонок тем временем орал, грозился и извивался в своих путах, словно змееныш, но руки ему прикрутили со знанием дела. Ничего, недолго тебе осталось дергаться. А второй, похоже, принял решение. Прежде, чем Кирилл успел задержать, Калле развернулся и рванул по мосту к немецкому замку.
     - Стреляй! Ромка!
      Вслед беглецу просвистел арбалетный болт, мальчишка лишь дернулся, но продолжил свой бег, слегка прихрамывая. Кирилл с сожалением понял, что того лишь слегка зацепили за ногу. Ладно, хоть адъютанта не упустить! Нужен живым. Пока живым. Для допроса. А там в море! Вот Гюнтер побесится, сразу вся пролитая им русская кровь аукнется разом! Кирилл, хищно улыбаясь, подошел к немчонку, ударом рукояти меча в губы пресек его крики, потом той же рукоятью в висок прекратил и дерганья. Через минуту Ромка уже волок бесчувственного противника на русский остров.

* * *

      Олег бежал, не оборачиваясь. Время стало быстрым и живым, оно тоже бежало, и Олег хотел одного - обогнать его. Каждую секунду он ждал крика с башни - или даже стрелы. И почти не поверил, когда добежал замка и с разгону проскочил в люк.
      В замке царила прохлада и тишина. Олег замер - собственное дыхание показалось ему страшно громким. Он остановился. Почему-то дико захотелось вернуться и посмотреть, что там, на мосту... но уже в следующую секунду желание ушло, а вместо него возникло ощущение ОПАСНОСТИ. В нём не было ничего потустороннего. Опасность была реальной, близкой и совершенно понятной.
      - С-с-с-с... - сцедил Олег через зубы напряжение. И бесшумно двинулся по коридору второго этажа. Он хотел окликнуть еврейку... и замер, прижался к стене над лестницей.
      Внизу говорили два человека. Олег узнал голоса Свена и Георга. Почему они-то тут?! Он быстро отступил назад, на балкон - и вовремя, через полминуты немцы прошли мимо на крышу, а оттуда - наверное, на мост... но на какой?! Олег ждал, когда голоса их растают наверху... но вместо этого услышал сперва ругань, потом - чей-то вскрик, а потом - лязг. Лязг мечей!!!
      Сдергивая с плеча арбалет, Олег бросился обратно в полной уверенности, что увидит...
      ...но то, что он увидел НА САМОМ ДЕЛЕ, заставило его замереть в полном столбняке.
      Там, где русский мост плавно опускался на крышу, дрались Калле, Свен и Георг. Точнее - дрались Георг и Калле; Свен озирался, тоже явно чего-то не понимая или принимая какое-то решение. Калле пятился обратно на мост, тяжело дыша и с трудом отбивая удары.
      Его правая нога - там, где кончались шорты - была в крови, текущей из длинного пореза.   

* * * 

      У немецкого замка Калле нос к носу столкнулся со Свеном и Георгом. Кажется старшие парни растерялись.
     - Ты чего! Пошел назад! RЭckwДrts! - Георг наставил меч. СТАЛЬНОЙ.
      "Не пускают в замок! Им важно, чтобы я не прошел в замок сейчас!": Мелькнула мысль. А почему? Чего-то боятся?
     - Я пройду! - Заявил мальчишка, и в его руке тоже сверкнула сталь...
      ...Дальше Олег не думал.
      Арбалет коротко стукнул. Олег целился в грудь Свену, но тот бросился на выстрел с нечленораздельным рыком - и стрела прибила его правую руку над запястьем к правому боку.
      - Готов, - буркнул Олег, видя, как немца швырнуло к краю площадки, он выронил меч и, осатанело хрипя, стал крутиться, хватаясь за оперение. - Георг, ну?!
      Георг, обернувшись, отбил удар Калле так, что тот выпустил меч, отскочил в сторону и закричал:
      - На пом... - но почти тут же охнул и согнулся, прижимая к животу руку - Калле полоснул его от локтя до запястья олеговым ножом и толкнул в сторону меч противника, а свой - подбросил в руку ногой, как учил Олег.
      - Молчи, - тяжело продышал швед, уперев меч в горло Георга. Лицо того исказилось от бессильной злости. Скорее всего, он бы заорал, спасая остров... если бы кто-то мог услышать. Но часовым-то на башне был как раз ОН - и туда возвращался, болтая со Свеном, когда всё произошло.
      - Ты труп, русская свинья... - хрипел Свен. - Я сам сниму с тебя кожу, слышишь? А шведенка, - судорожный кивок в сторону Калле, - натяну на флагшток замка вместо гюнтеровой тряпки... Где Йо, твари, куда малька дели?!
      - Калле, что случилось, где Йозеф? - спросил Олег. Свен хрипло засмеялся:
      - За идиотов нас держите, недоноски... - и не сдержал стона, скорчился от боли в боку.
      - Я ничего не понимаю! - крикнул Калле растерянно. - Русские... как только ты ушёл... они схватили Йозефа... ранили меня из арбалета, а тут эти напали! - он вздрогнул. Георг дёрнулся - отбить меч, но покосился на Олега и замер снова. Горячка проходила, ему хотелось жить.
      - Что?! - Олег обмер.
      Вот оно. Мосты начали обламываться, как спички. Небо потухло и пошло вниз - на плечи; Олег услышал хруст своего позвоночника. Он молча подошёл и ударил Георга по вискам ладонями. Немец - беззвучно от жуткой боли, пробившей мозг - открыл рот и повалился на камень. Непроизвольно всхлипывая, Олег зверски связал Георга: ногами к затылку, петлю на шею - найденными скрутками бинтов. Подошёл к Свену - тот подобрался, напрягся - и с размаху нанёс удар в пах. Потом так же беспощадно, без скидок на ранение, скрутил и его. Лицо немца побелело, на прокушенной губе появилась кровь.
      - На твоём месте я бы меня убил, - сказал Свен. - Если я выживу, то ты пожалеешь о том, что родился.
      Олег молчал и всхлипывал. Потом зарядил арбалет и сунул Калле:
      - Стой тут. Смотри, чтобы русские не прорвались... Я к Гюнтеру... - Олег провёл рукой по глазам. - Калле... если я не вернусь... если не вернусь... найди Вайс и уходите к испанцам. Прости, если можешь, всё из-за меня... но я правда хотел, как лучше...
      Он повернулся, подобрал оружие и стал подниматься на испанский мост...
      ...Быть рядом с израненными немцами не хотелось, и швед немного прошел вперед, по мосту и остановился, напряженно вглядываясь вверх. Ведь если сейчас атаковать остров, то в самый раз. Кто его будет защищать? Замковая стража перебита, отряд Йозефа, который заслонял мост, по сути распался, а сам белокурый мальчишка наверное сейчас отвечает на вопросы русских, связанный. Ну ситуация! Калле стиснул меч от волнения. Он не знал, что на русском мосту пока стоит один Кирилл, который никогда не отличался особой храбростью. Поэтому Кирилл смотрел с вершины моста, издалека, на Калле, на немецкий замок.

* * *

      Олег сделал неспешно полсотни шагов, не больше. А потом он понял, что впереди не какая-то дуэль, не ссора...
      Нет, впереди шёл настоящий бой. Более яростный, чем тот, в первый день, в котором - будь он проклят!!! - Олег добыл себе меч. И Калле.
      Олег увидел всё как-то сразу. Немец, висящий на перилах, как "Иван Иваныч" - тренировочный манекен для переноски. Так висят только мёртвые. Второй - с неловко прижатой к груди ладонью - уже с трудом отмахивающийся от здоровенного кубинца (они дрались подальше на мосту, не там, где разворачивались основные события...) Ни того, ни другого немца Олег ещё не знал по имени. И Гюнтер.
      Гюнтер дрался сразу с тремя: с Фернандо и еще с двумя другими не младше Гюнтера - и поздоровей. Но КАК Гюнтер дрался! Олег даже остановился на миг. Неске не отступал. Он крутился на мосту. Не давая всем троим противникам идти дальше. Он ни одного не мог достать... но ни одного и не пропускал мимо себя. И было ясно, что Гюнтеру осталось совсем мало времени, а потом - смерть.
     - Э-хой, иду! - заорал Олег и бросился вперёд уже со всей отдачей, как будто выстреленный из катапульты. - Конунг, держись, зиг, зиг, конунг!
      Он больше ни о чём не думал, да и не надо было думать. На бегу Олег выхватил нож и метнул его в противника раненого немца. Попал... рукоятью попал, но здорово попал - между носом и губой. И тут же немец достал своего противника в живот. Больше Олег туда не смотрел.
      Один противник Гюнтера сразу сместился в сторону русского - и меч сверкнул перед глазами. Олег нырнул под него; клинком не смог достать, но здорово пнул в бедро - кубинец полетел на мост, но подставленный клинок второго продлил жизнь товарища. Это уже стало неважно, потому что бой пошел двое на двое, значит на всю ширину моста, и третий кубинец остался не у дел.
      Противник Олега дрался хорошо. Умело. Но слишком яростно - слишком. И после вроде бы неудачного укола Олег сперва распорол ему правую руку "манжеттой", а потом, когда мальчишка отшатнулся, вторым выпадом вонзил остриё меча точно в горло, в ямочку между ключиц. Мальчишка удивлённо сказал "хлакк" и завалился - но Олег тут же коротко рыкнул; клинок полоснул справа по рёбрам и ещё раз - обратным ходом - глубоко вонзился в правое плечо, прорвал, выходя, мышцу. Хлынула кровь, русский с трудом удержал меч и получил сильный, точный удар кулаком под дых и ногой в раненое плечо. Фернандо замахнулся, чтобы добить, но Гюнтер достал его, сразу, за какую-то полусекунду, в правое бедро и по кисти, а потом - остановил уколом в колено метнувшегося было вперёд последнего кубинца. Что-то заорал - раненый немец, сдерживавший такого же раненого противника, метнулся обратно, успев ногой отшвырнуть на немецкую сторону Олегов нож и меч убитого немца.
      Обливаясь кровью, Олег вскочил. Мельком подумал, что майке совсем хана - сколько можно её полосовать? Кубинцы - все трое раненые - стояли возле своего убитого, у него уже не текла кровь - всё... Гюнтер, тяжело дыша, замер плечо в плечо со вторым немцем. Олег потеснил их и боком втиснулся в маленькую шеренгу.
      Шесть мальчишеских глоток сорвано хрипели, пытаясь продышать лёгкие, хоть немного сбить усталость... Но потом Фернандо что-то сказал своим... и тот, раненый в колено, начал поднимать заколотого.
      Олег посмотрел на своё плечо. Кровь хлестала ручьём. Он судорожно зажал рану, и кровь текла по пальцам и рукояти Змеи.
      - Конунг, - сказал он, тщательно выговаривая слова, потому что язык стремительно немел. - Йозеф в плену у русских... из-за меня в плену... я хотел предать... чтобы Калле и еврейка ушли туда... но я бы сам остался... я клянусь... Свен и Георг напали на Калле... я их связал... они там, на башне... и Калле караулит русский мост... конунг, в замке неладно... - он понял, что падает, но не упал и увидел, что его держат руки Гюнтера. А, он сейчас убьёт меня, понял Олег и испытал невероятное облегчение. Но надо было договорить... - Погоди, Гюнтер, я хотел тебя спросить... Где мальчишка, которого званли Андреас? А, Свободный?.. Неске, отпусти Калле... и свою скрипачку... ну прямо сейчас отпусти... к испанцам... Ты ведь не хочешь, чтобы с еврейкой случилось то же, что с Андреасом, а, Гюнтер? Кстати, на каких условиях ты поселил ТУ ТВАРЬ в своём замке? - Олег понял, что не видит ничего, и тяжело повис на Гюнтере. - Неладно у меня всё вышло... - бормотал он, уронив руку, но не выпуская меч. - Неладно... Калле... и еврейку... пусть уходят... скорее, надо успеть...
      Потом к темноте присоединились глухота и немота...

* * *  

      Гюнтер, заканчивал очередную перевязку. Олег лежал на тряпке в одной из подвальных клетушек. Это была не страшная комната под башней, которая во всех замках выполнена с железной дверью и явно предназначалась для пленных. Её Свен с дружками переоборудовали в настоящую "камеру пыток" - вбили в стены и в низкий свод крючья, кольца для кандалов (весь этот железный хлам накопился за долгие годы существования острова, чего только не попадало сюда с мастеровой ребятней) поставили в углу импровизированную жаровню, и все дела. Но как эффективно! Гюнтер не помнил случая, чтобы кто-то в этой пыточной камере сумел сохранить молчание. Пленники рассказывали всё. Но это их не спасало. Больших военных тайн на островах не существовало, а маленькие тайны ничего не решали. Поэтому допрос носил в основном формальный характер повода к пыткам. Так интереснее. Обычно у пленного спрашивали очную численность гарнизона, требовали описать всех наиболее сильных и храбрых бойцов, и трусливых, потом выясняли, кто соседи и насколько они агрессивны, потом расспрашивали о замыслах командира. И всё. Ну, иногда у пленника спрашивали о его прошлой, земной жизни. Пленный мог говорить правду, мог врать, мог ничего вообще не говорить, конец был один. Из того подвала живым он не выходил. Под утро Рахель заставляли делать уборку в этом страшном месте, а те из ребят, кто имел "наряд вне очереди" за какие-то оплошности, волокли тело на мост и кидали вниз. Гюнтер был против пыток, не видел в них никакого военного смысла. Но, во-первых, пыточная камера разряжала нездоровую агрессивную энергию, во-вторых, избавляла самого Гюнтера от необходимости казнить пленников. Казнить. А как же иначе? Назад немцы никого не отдавали. Исключения были очень-очень редкие, если у немцев было туго с людьми, пленному иногда предлагали стать боевым рабом. Впрочем, как только ситуация исправлялась, раба-перебежчика всё равно убивали при первом же удобном случае. Немцы не доверяли тем, кто предал свой остров, совершенно справедливо полагая, что предать могут и их. Нет, комнатка, в которую поместили Олега, была скорее гауптвахтой, тут держали просто провинившихся. Гюнтер поднес к губам Олега алюминиевую кружку с погнутыми краями, дождался, пока тот сделает большой жадный глоток, убрал. Конунг молчал. Лишь смотрел грустно и осуждающе...
      Бой на кубинском мосту закончился. Как обычно кончался любой бой, когда обе стороны несли кровавые потери. Кубинцам не приходила в голову дурость сунуться на штурм немецкого замка, заплатить за его взятие еще пятью-шестью своими жизнями, и потому обессилев, отступить, отдав немецкий остров полнокровным соседям. Немцы тоже не были безумцами. Вот так и воевали. Железное равновесие сорока островов поддерживалось много- много десятилетий. Иногда кому-то удавалось взять соседний остров. Но не удержать. И в это раз, по молчаливому обоюдному согласию Гюнтер и Фернандо развели по островам остатки своих отрядов. Хоронить убитых, врачевать раненых...
      Свен и Георг были живы, хотя пребывали в очень жалком состоянии. Сейчас они стонали в полубреду к комнате наверху. Сам того не зная, Олег сорвал намеченный на этот вечер переворот, отложив его как минимум на сутки. Калле, удержавшего таки мост от повторной русской атаки, немцы обезоружили и посадили под арест в одной из комнат, чтобы он не общался с Олегом до допроса. Нужно было расследовать все эти странные дела, случившиеся на русском мосту. А потому надо было ждать, пока очнется Свен или Георг, свидетели. Скрипачку так и не нашли. Гюнтер, занятый делами, особо не волновался думая, что она опять решила уединиться от всех и к ночи появится.
     - Жив. Это хорошо, русский. - То ли констатировал, то ли заявил Неске, делая последний виток бинта с мазью.
      - Жив, - Олег вяло улыбнулся. - Опять жив... вот невезение-то... - И осмотрелся внимательней. - Тюрьма... - сказал он непонятным тоном. Скривился и не выдержал - застонал. Хотел сказать, что ему холодно (ему и правда было холодно - от потери крови и от того, что майке, похоже, настал полный гроб...), но потом промолчал и спросил: - Что со мной будут делать?
      Это был вопрос труса, Олег терял лицо, задавая его, и сам это понимал. Но он и был трусом - и знал это тоже. На притворство кончились силы. А тут он ещё вспомнил комнату, которая ЕСТЬ где-то неподалёку - и внезапно с ужасающей отчётливостью понял: он туда попадёт в конце концов. Собственно, он понял это, ещё когда вошёл внутрь той ночью... прошлой?! Всего лишь прошлой ночью?! Но сейчас понимание стало обрекающим и окончательным. Он открыл рот, чтобы попросить... нет, чтобы начать умолять Гюнтера, обещать и клясться... но вместо этого сказал:
      - Неске, послушай. Я тебя очень прошу. Отпусти шведа и еврейку на испанский остров. СЕЙЧАС отпусти, пойми, дурак, поздно будет!!! Я же всю кашу заварил, я виноват, я, я, Я-ааа!!! - он стукнулся затылком о камень. И тихо добавил: - Будешь уходить... оставь свет. ОНА придёт за мной. Я не хочу... так... - он снова приподнялся, кусая губы. - А лучше... Неске... расскажи мне, что было на Ковчеге. Понимаешь, я хочу знать. Мне очень надо знать. Ну не молчи, ну расскажи! Или уходи! - истерично крикнул Олег. - Уходи, забирай факел и проваливай! Ты ЕЁ привадил! Ты, ты!!! Уходи, пусть ОНА и меня сожрёт... - голос Олега упал, он устало закрыл глаза сгибом здоровой руки и прошептал: - Только отпусти... моих друзей. А со мной... я уже говорил. Делайте, что хотите. Хоть на куски режьте... - она сказал это, потом - представил и ужаснулся. Но стиснул зубы и больше ничего не сказал - только ждал, когда немец заговорит... или уйдёт... и оставит ли он СВЕТ?!
      Гюнтер отстранено наблюдал за истерикой и слушал вопли. Затем молча взял кружку с водой и плеснул Олегу прямо в лицо.
     - Надеюсь, ты все сказал? А теперь заткнись, и слушай. Не знаю, кто тебе сказал про Андреса, кроме Йозефа никто не знал. Если он, то это значит, он тебе доверяет очень... доверял. - Поправился Неске. И начал рассказ про тот злополучный день и роковую ночь. Его рассказ мало чем отличался от истории Йозефа, единственное, он добавил то, о чем малыш умолчал: - ... и когда эта тварь протянула руки к малышу, я понял, если его коснется, отравит его душу и выпьет, как вампир. Я не знаю, что это, но чувствую, что оно питается нашими страхами, находя в душе каждого самый сокровенный. И если бы оно коснулось Йозефа... короче, я отстранил адъютанта и ударил существо мечом, стараясь сбросить с моста в провал. И вот тут произошла какая-то чертовщина. Краем глаза я заметил, а может, просто показалось, что мимо меня и Йозьки по мосту в сторону нашего замка метнулась какая-то тень. Я даже обернулся назад посмотреть, но море штормило, а когда глянул опять на существо, его уже не было, был Андрес, обычный мальчишка. Он был ранен. Моим мечом. Андрес истекал кровью, он судорожно цеплялся пальцами за мокрую и скользкую грань моста и молил меня или Йозефа протянуть ему руку. Он плакал, кричал, умолял. Но я, Олег, как последняя скотина, стоял и смотрел. И удержал Йозефа, который стремился к нему пробраться и помочь. Я... я не мог рисковать. Я не был уверен, что это не ловушка. Я в ответе за весь остров, Олег. За жизни девчат, малышей, за подлую жизнь Свена в конце концов. И Андрес рухнул вниз, так и не дождавшись помощи. Когда он понял, что его секунды сочтены, а мы не станем его вытаскивать, он заплакал так особенно жалобно... а потом как-то сразу весь подобрался, глянул на меня серьезно и сказал: - Запомни, Гюнтер, она боится фонаря, вот этого фонаря, и пока в нем тлеет фитиль, она не посмеет приблизиться. И еще кровь. Её можно задержать, ненадолго, подсунув миску с кровью. Она напьется и уснет, от крови она засыпает. Но ненадолго. И с каждым разом крови будет требоваться все больше. Наступит момент, когда ее аппетит станет неутолим, и тогда она пойдет забирать чужие души. Ковчег мертв, Гюнтер, не ходи туда! - И Андрес, разжав пальцы, рухнул вниз. Я долго глядел, как он медленно падает к морю, потом была яркая вспышка пламени и всё. Ох, не помню, как мы с Йозькой добрались до замка. Ночь мы провели, прижавшись друг к другу, словно два мышонка, а рядом горел фонарь. А потом, потом началась какая-то чертовщина. Ребята стали пропадать среди ночи. Был человек, и нет. Я стал следить. И обнаружил, что тень выходит из одной комнаты на башне. Я приделал засов. Помогало первое время, но потом дверь стала почему-то открываться, сама. Я поставил там поблизости фонарь, говоря ребятам, что надо освещать знамя. А еще, я... - Гюнтер закатал рукав, демонстрируя на локтевом сгибе свежие надрезы. - Я время от времени стал оставлять в этой комнате миску с кровью. Надеясь, что тварь насытится и уснет. Потом я проверял, кровь всегда исчезала к утру из миски.
      Президент замолчал, закатал рукав.
     - А с тобой... да не знаю я, что с тобой будет. Народ требует подождать, когда очнется Свен. Он выступит перед Советом. Потом допросим Калле и сравним слова. Потом допрос... выслушаем тебя и тоже сравним. Ну а потом сделаем выводы. А Йозеф... как человек, я тебе этого никогда не прощу. Как президент, я обязан удержать всех от самосуда и дать тебе шанс на оправдание. Вот так.
      Олег не стал вытирать лицо. Сперва сознательно не стал, а потом просто забыл, слушая рассказ Гюнтера. Заворожённо и... восторженно. Забыв и про свою судьбу, и про ноющую боль в ранах.
      - Твою мать! - вырвалось у него, когда Гюнтер замолк. - Гюнтер, ты крайне смелый дурак! Ты что, в своей Германии ни разу не читал книжек?! У тебя же НЕ НАСТОЯЩИЙ МЕЧ!!! Инструмент пришельцев! Или ты про это и не думал?! Надо было принести что-то стальное... хоть нож. И положить на мосту между ЭТИМ и островом. А потом начинать разборки... Ты же ЕЁ правда сам сюда... - Олег хотел спросить, а почему всё-таки ОНА называла Гюнтера "Свободный", но не стал. Внезапно вспомнил, что он не дома и не на заседании клуба UFO. И всё это по большому счёту не имеет смысла. - Если ты дашь Свену говорить первым, он соврёт, и все ему подсознательно поверят, - буркнул Олег, хмурея. - Пусть первым говорит Калле. И ещё... что Свен и Георг делали в замке, если одному полагалось быть на башне, а другому на мосту? - видя, что Гюнтер молча встаёт, Олег не выдержал и взмолился: - Пожалуйста... факел, ну ради твоей матери, Гюнтер, ФА-КЕ-Е-ЕЛ!!! - и он заскулил от ужаса. - Ну пусть... пусть только фонарь против неё... но я же просто от темноты... Я УМРУ!!!
      Гюнтер вышел так же молча. Стукнула дверь, зашуршало снаружи - немец что-то вставил в ручку.
      Факел остался гореть в держателе. От облегчения Олег громко задышал ртом. Вытянулся на тряпках. Холод отступил - ему было жарко, хотя мальчишка понимал, что это ненадолго. А потом факел потух.
      Не так, как будто на него дунули. А так, как будто пламя погасила огромная, нечувствительная к ожогам рука.
      - Здравствуй, Олег, - сказала темнота, усаживаясь рядом. С другой стороны трясся, ныл и жмурился Страх - немой свидетель, надеющийся на одно: что ЕГО не заметят.
      Я буду думать про Калле, подумал Олег. Что-то холодное коснулось плеча... рёбер - там, где под пропитанными мазью бинтами всё ещё дёргались раны, где была рядом кровь. Я буду думать про Калле.
      - Уйди, гадина, - процедил мальчишка. - Сейчас всё ещё день. А вечером меня тут не будет.
      Тьма ласкала его - нежно и любяще.
     - Тут нет дня. Тут всегда ночь, - возразила она. - Да по большому счёту тут ВЕЗДЕ и ВСЕГДА ночь, мальчик. Ночь, в которой Я хозяйка, а не эти нелепые существа, которые играют в вас, как в шахматы. У них тоже есть страхи. И я к ним прихожу, когда захочу.
      - Расскажи, - предложил Олег. - Какие они? Чего они хотят? Или не знаешь?
      - Мне просто всё равно, - сказала тьма, касаясь его губ своими. - Я и не хочу о них ничего знать. Они смешные и глупые, как и вы, они ничего не понимают... Хочешь, я приму облик, который тебе будет приятен? Облик твоей девочки? Я не такая злая, как думают люди. Зло, добро - какая глупость... Я просто живу, как хочу.
      Снова губы... Олег ответил на поцелуй. Тьма коснулась его волос.
     - Ты только согласись, - предложила она. - Тебя найдут тут мёртвым и позавидуют тому, что увидят на твоём лице. Я получу своё, а ты... ты уйдёшь от мучений и от сомнений, и от душевных, и от физических... Ведь ты знаешь, что тебя осудят. Так чего ждать? Согласись.
      Лёгкая прохладная ладонь погладила щёки мальчика.
      - Зачем тебе моё согласие? - спросил Олег. - Разве ты спрашиваешь согласия?
      Иногда, прошептала темнота. Иногда приходится.
      - Приходится? - Олег снова ответил на поцелуй - долгий и глубокий, как ночь в подземелье, которая никогда не кончается. - Почему приходится?
     - Ты очень хитрый, мальчик, засмеялась темнота, отстраняясь. Ты не говоришь "да", ты не отвергаешь моих ласк и спрашиваешь, спрашиваешь... Ну что ж. Я уйду. И приду, когда за тебя некому будет просить. И тогда я буду пить тебя понемножку, неспеша... и ты очень-очень захочешь, чтобы тебя отвели на пытку - К ЛЮДЯМ. Оставайся и жди.
      Она провела по груди Олега, ниже... слегка нажала на пресс...
      - Пошла прочь, шлюха, - сказал Олег.
      Холодный смех ушёл куда-то в стену. Олег ощутил озноб. Судорожно сунул руки под мышки, вскрикнул от боли и опустил правую. Он не боец. В ближайшее время - точно. Какие же сволочи эти ребята с русского моста, а казались нормальными... и Калле - просто болваноид, мог бы всё-таки сдаться им!
      Калле, подумал Олег и улыбнулся в темноту. Как-то он там? Хорошо, что Свен наверняка не на ходу. - Калле, - позвал он. - Держись там...
     ...С каждым часом мы стареем -
     От беды... и от любви...
     Хочешь жить? Живи скорее.
     А не хочешь - не живи.
     Наша жизнь - ромашка в поле.
     Пока ветер не сорвёт...
     Дай бог воли.
     Дай бог воли!
     Остальное - заживёт...
     ...Николай нальёт,
     Николай нальёт,
     Николай нальёт,
     А Михаил пригубит...
     А Федот не пьёт,
     А Федот не пьёт,
     А Федот - он сам себя погубит...
  

14. День третий. Русский остров

     Пашка шёл из клуба. Он это точно знал. Мимо автобусной остановки. Там маленькое расстояние, сотня шагов - и всё. Если что и случится, так разве что собаки облают. Вечер был, тёплый. Безветренный. В общем, если бы он не только читал, а ещё и писал книжки, он бы всё красиво рассказал про вечер.
      Какой-то незнакомый мужик, стоявший под навесом, улыбнулся Павлу и поднял руку с фотоаппаратом. Мальчишка не очень любил, когда его фотографируют, тем более незнакомые люди. Но... пара секунд и ... песок?
      - Птьфу! - сказал мальчишка, выплёвывая всё, что успело попасть в рот. Мимо него и этой странной песочной площадки какой-то парень протащил другого - помельче. Тот выл угрожающе и лягался. А ещё было жарко и вроде бы шумело море.
      "Пляж, - подумал Пашка с завидной логичностью. - А где остановка? - он сел на корточки. - Не, не пляж, а психушка, - подумал мальчишка дальше, видя в сотне метров от себя рыцарский замок. - Жалко вообще-то. Мало пожил на воле..."
      Павел закрыл глаза, чтобы поскорее вернуться по крайней мере в нормальную палату. Если уж на остановку нельзя...
      ...Ромка тащил брыкающегося немца, не очень заботясь, чтобы тот чувствовал себя комфортно.
     - Попался, теперь за все ответишь перед советом! - бурчал он между делом больше себе под нос, чем для Йозефа. Он хотел как можно быстрее дотащить сопротивляющуюся тушку до замка и избавить себя от этой ноши, как тут справа мелькнул незнакомый пацан. Ромка остановился и оглянулся. Как же не вовремя! Кем бы он ни был! Хотя если новичок, а не враг, то можно заставить его Йозефа тащить. Ромка любил заставлять людей делать за себя работу.
     - Эй ты! Поди сюда! - Ромка положил Йозефа на землю и одну руку положил на меч. Может пацан и не новичок вовсе, а нагло пробравшийся по морю враг. Кто знает, чего только Ромка не насмотрелся на этих островах.

* * *

      Предали! Предали! Единственное слово, билось в сознании избитого связанного Йозефа. Он сделал всё, чтобы хоть как-то бороться с Огаревым, но силы оказались слишком неравными. Что может сделать 11-летний связанный мальчуган против четырнадцатилетнего бойца? Но Йо всё равно сопротивлялся, выл, как зверек в капкане и рвался из рук. Конечно, про русских не ходили такие жуткие слухи, как про Ковчег, но всё равно, чего хорошего там ждать попавшемуся врагу? Ничего. Да тут еще и второго русского принесло. Мальчишка затих, носом в песок.
     - Швайн! Шайзе! - Только и хрипел он, время от времени отплевываясь от набившихся в рот и нос песчинок
      "Ага, - подумал Пашка, - подойди... С галлюцинациями разговаривать нельзя. Наверное, мне на голову ветка упала. Или ещё что-то. И ведь нет чтобы девчонки какие привиделись. Двое пацанов". Парень помотал головой и остался сидеть на песке. Вокруг правда шумело море и много островов на нём. Между островами дугами гнулись высоченные красивые мосты. Правда какие-то немного неправильные. Каменные вроде бы. Но такой величины каменный мост без опор не удержится в воздухе. Это Пашка знал точно, потому что читал книжку про Кулибина.
      Ромка сплюнул: "Вот счастье-то! Глухонемого принесло! Теперь будем носится с ним как с младенцем! Чего от него толку как от бойца? А там на верху, сволочи галочку наверно поставили - Русский остров плюс один человек. А сил-то нам и не прибавилось..."
     - Эй ты! - завопил Ромка громче, в надежде, что если мальчишка и правда совсем глухой, то может вибрации воздуха от крика привлекут его внимание. Хотя глухой он наверняка, вопли Йозефа расслышали наверно на всех соседних островах. Как дальше общаться с мальчишкой Ромка ещё не решил, языка глухонемых он не знал, но ведь наверняка это не сложнее, чем скажем с японцем каким-нибудь изъясняться. Огарев ругаясь взял Йозефа за ноги и поплелся вместе с немцем к парню.
     - Ты чего его так тащишь? - выдал Пашка наконец. - Он тебе что, игрушка, что ли? Или у вас тут так принято?
      Стоп, Пашка как-то сразу все осознал. Не могло быть такого глюка. Не могло и не было. Глюки не носят мечей... наверное. Да и за ноги им таскать друг друга незачем... А уж зачем одному глюку связывать другого - это вообще... В общем лицо приближающегося парня было недовольным и усталым. Да и вокруг всё было настоящим. Мальчишке всё стало ясно и очень захотелось в уютную и спокойную палату психушки. Но мечты идиота сбылись. И ходу назад, похоже, не было. Оставалось одно: выяснить, куда он всё-таки попал. И как попасть отсюда. И поскорей.
     - Тащу, потому что тащу, - ответил Ромка, подражая Портосу. Он всегда что-то делал, потому что делал.
     - Пленный он и добровольно идти не хочет, поэтому и приходится так транспортировать... Чего сидишь, лучше помоги! Все равно нам вдвоем в замок идти, вон туда, - он кивнул головой в сторону замка. - Ты не волнуйся, дотащим и на сегодня свободен! У нас новеньких в первый день ничего не заставляют делать, завтра уже пойдешь на мост... - не очень заботясь, понял ли что-нибудь мальчишка или нет, Ромка взял вопящего немца за ноги. - Бери за руки и пошли! - сказал он новичку, - меня Ромкой звать, а тебя?
      - Подожди, - торопливо сказал Пашка, всё-таки послушно хватая руки немецкого мальчишки. Он дёргался и бился прямо таки страшно, и пацан подумал, что это не военная игра, хотя и похоже. Так вырываются, только когда речь идёт о жизни-смерти. И орал - как орал, тоже страшно. Голос-то был угрожающим, а по щекам текли слёзы. - Подожди, - повторил Павел уже таща мальчишку к замку против своих же желаний. - Я ничего не понимаю, я сейчас домой шёл мимо остановки! Где мы?! Что тут делается-то?! Какой он пленный, тут что, война?! С кем?! Да слышишь ты, где я, ну слышишь ты, хватит темнить, объясни!
      Последние слова новичок проорал не хуже Йозефа. И бросил руки немчонка. Йо бухнулся затылком в песок, и Павел, невольно охнув, присел рядом с ним:
      - Ой, прости... - и получил кулаком в нос. Йозев умудрился развязать руки и теперь пользовался этим на все сто. Ударил он сильно, точно и очень больно.
      Ромка с удовольствием пронаблюдал момент соединения кулака Йозефа и носа новичка. В общем, сам виноват, руки отпустил, растяпа. Теперь умнее будет. Правда сил, на то, чтобы объяснять мальчишке что к чему почти не осталось - немца и правда приходилось оттаскивать, иначе новенькому не поздоровилось бы, похоже плененный адъютант Гюнтера решил выразить всю горечь своего поражения на нем.
     - Чего расселся? Не на курорте! Держи его,- крикнул Ромка новичку, двинь ему ногой по ребрам, может это его успокоит! - Ромка двинул бы и сам, но отпустить ноги Йозефа, в свете проявленной тем активности, не видел возможности. - Тут война! Настоящая война! Не ты убьешь, тогда тебя! Сейчас с немцами воюем. Я всегда с ними воюю. А этот гаденыш, адъютант их главаря, поэтому он нам и нужен! Да угомонись наконец! - последние слова были обращены к немцу. Ромка в последнем усилии дернул того за ноги, чем все-таки смог оттащить Йозефа, ну а то, что лицом по песку, так в этом виноват сам немец...
      Пленник закашлялся, зачихал, а потом и захрипел. Рывок был таким неожиданным, что Йозеф принял песок всем лицом, вдохнул песчинки в лёгкие, и они теперь разрывались там сотней иголок, песок забил рот, нос и запорошил глаза. Мальчишка попытался как-то прочистить глаза руками, но сделать это, пока тащат за ноги, невозможно. Йозеф попытался что-то сказать, но получилось не сразу.
     - Хватит! Пустить! - Наконец прокашлял он. Русский Йозеф знал в той степени, в какой можно узнать язык, год переругиваясь с русскими ребятами во время дежурства на мосту. Ну и помогая старшим допрашивать русских пленников. Плохо они все кончили, пленники... Не имели немцы обыкновения кого-то отпускать. Ну, как бы то ни было, но русскую разговорную речь Йозеф насобачился понимать. И даже мог немного говорить по-русски, хоть и коряво, когда захочет, конечно.
      - А меня Пашкой зовут, - ляпнул новенький, продолжая сидеть. - Погоди, чего ты его так волочёшь, только взмокните оба. Он сам пойдёт.
      Павел поднялся. Ответы местного скорее запутали, нежели объяснили. Мальчишка решил разбираться во всем позже, а пока... он разозлился. Этот белобрысый клоп разбил ему нос. Жалость здесь была явно не в чести! Пацан вытер кровь левой рукой и шагнул к немцу. Он перехватил его правую руку и согнул указательный и средний пальцы назад так, что они почти коснулись тыльной стороны ладони. Это штука простая и почти безотказная, так можно успокоить даже взрослого мужика, главное делать всё быстро. Боль адская, а повреждений никаких. Если не очень гнуть. И особенно не крутить.
      - Пошли, - сказал Пашка белобрысому, не без удовольствия наблюдая, как он замолк и задёргался на месте. - Куда его вести, туда? - он кивнул Ромке в сторону замка. - Там кто живёт?
     - Уауууу! - Взвыл Йозеф от страшной боли в пальцах. Такого приема он не знал, и его взяли врасплох. А, впрочем, если бы и знал то, что мог сделать с двумя 14-летними парнями. - Отпустить! Не давить! - Морщась от боли, закричал пленный. - Я будет идти!
      Мальчишка действительно перестал рыпаться и замер на песке, даже на цыпочки привстал, боясь лишним движением озлобить конвоира. Немного посопев, он осмелился на вопрос:
     - Я тебя не видеть на наш мост никогда. Почему быть так есть? Новенький?
     - Пошли, пошли, - кивнул Павел почти дружелюбно. Нос был отомщён со страшной силой. У младшего стало сосредоточенное, внимательное и почтительное лицо. Немец теперь и пикнуть не посмеет без согласия. - Я новенький. Я очень новенький, неношеный совсем. И ничего не понимающий. Если честно... Так Ромка, нам туда идти, или нет? Это наш или нет? - парень чисто из вредности ещё немного выгнул пальцы немца, чтобы послушать, как он опять запищит и в полной мере ощутить отмщённость своего носа.
      Ромка облегченно вздохнул. Во-первых, он тоже не знал такого приема, но уже к нему присматривался и представлял: самый лучший день в своей жизни так же приведет Гюнтера на мост и сбросит вниз! Во-вторых, новичок был не промах, и это тоже обрадовало Ромку. Отличное пополнение в отряд острова! А в-третьих, его наконец-то избавили от тяжелой брыкающейся ноши, что было действительно физическим облегчением.
     - Да. Это наш замок. Все ребята в нем живут. Мы боремся с соседями, чтобы завоевать или уничтожить их. По-настоящему, - добавил Ромка. Чтобы мальчишке не подумалось, что это игра, хотя Игрой она и называлась. - Завоюем соседей, переберемся на другие острова. И так все сорок... То есть тридцать девять. А потом домой... Только победители вернутся, - соизволил Ромка наконец-то объяснить Пашке все почти до конца. Ведь болтать было легче, чем вести Йозефа. - И правил-то почти нет - дерись, как хочешь, хоть честными приемами, хоть не честными. Главное не поддаваться, не воевать после захода солнца и не смотреть на закат. Вот в общем-то и все. А как попал сюда - не спрашивай, этого у нас никто не знает. И где мы - тоже одни догадки... - а догадок Ромка не любил, поэтому и замолчал...
     Белобрысый бесенок в это время под чутким выворачиванием пальцев взвыл нечеловеческим голосом:
     - Nein! Nein! - и затанцевал от боли, поспешно двинувшись за русским, словно щенок на поводке. Еще бы! Такая боль! Да, о правилах игры и об островах Йозеф мог бы порассказать куда больше Огарева-новичка, а уж о том, что кого завоюет и кто вернется домой, мог спорить до хрипоты. Но когда пальцы заломаны на болевой прием, не поговоришь и не поспоришь. Так и вошли в замок. После раскаленных мостов и жаркого марева острова толстые холодные гранитные стены подарили прохладу воздуха, которую сохранили в себе, и Йозеф облегченно вздохнул...
      Павел сперва обрадовался, но... после первого крика белобрысый немец замолчал. Он шёл за ним почти на цыпочках, глаза были переполнены слезами, и мальчишка запрокидывал голову, чтобы они не пролились. Но он не плакал, не кричал и ни о чём не просил. Вообще больше не говорил. Даже не смотрел в сторону своего конвоира. Сжал губы и смотрел перед собой. Пашке захотелось заломить мелкому пальцы сильнее, чтобы он ещё раз заорал и разревелся. Но мысль о том, что сам бы он уже выл от боли, заставила мальчишку ослабить залом. Нечестно. Пашка ведь просто сильней. Явно не храбрей, например. И тут до новенького дошло то, что сказал Ромка. Про настоящую войну.
      Не сказать, что он как-то очень испугался. Вернее не испугался мыслей об убийстве. Павел уже много раз думал, может ли убить человека. Нет, он не был сумасшедший, и в его голову не приходила мысль провести эксперимент в переулке с топором. Но чисто теоретический интерес существовал. Порой даже казалось, что не грози неминуемое наказание он даже смог бы, тем более что по мнению парня было кого. Но с другой стороны никто из ребят с этих соседних островов ему ничего не сделал. А вдруг "свои" с острова окажутся хуже "врагов"? Ромка вроде ничего: обычный парень, крикливый немного, но это от неуверенности в себе бывает с людьми. А вот маленький немец храбрый по-настоящему. Но выходит, что он теперь Павлу враг. А Ромка друг.
     - Слушай, а ещё как-то домой нельзя? И ещё. Чем вы воюете-то? - Павел покосился на соседний остров: не видно ли там снайпера? - Пулемёты там... пистолеты. Чем?
     - Домой только так, как я сказал - победить всех! А воюем мечами! - Ромка взмахнул своей деревяшкой. Прохлада замка, куда ребята наконец-то добрались, дала новые силы. - Если на каком-то острове появляется другое оружие, то оно на вес золота. У нас только один ржавый автомат ППШ есть, наверно, попал сюда с кем-то из ребят давно, фиг знает... Давай свяжем Йозефа, чтобы не держать, а я покажу тебе, как на мечах дерутся. Свой меч тоже получишь. Можно и его заставить показать, - кивнул Ромка на Йозефа, - но это опасно, ранить может, он неплохо дерется, Валерка говорил. Парень опять взмахнул невесомой деревяшкой.
     - Ты не смотри, что дерево, как только встретишь врага, он сразу стальным станет для него.
      Ромка глянул на немца. Ему-то Ромкин меч точно казался стальным, но пока он помалкивал...
     Пашку не особо восхитил меч, зато:
     - ППШ? Вот это дело, покажи! У нас... - парень запнулся. Ему почему-то показалось, что словами, он словно отказывается от своего мира. - У нас... там, в школе... - решительно договорил он. - Учитель один. Чокнутый немного, но так очень хороший мужик. Он учил, как со всяким оружием обращаться. Со шпагиным тоже.
      На меч новенький посмотрел с любопытством и как-то странно улыбнулся. Оружие было красивое, почти как настоящий альшпис. Длинное прямое лезвие, круглая гарда над двуручной рукоятью. Но он игрушка, потому как деревянный, не верилось, что такой может оказаться сталью...
     - Ладно, давай закручу мелкого, - согласился новенький, хотя и не совсем понимал зачем.
      - Держи, - Ромка протянул Павлу шнур, - посильней его крути.
     - Зачем посильней? - усмехнулся новенький. Ему показалось, что Ромка как-то очень уж зло к этому немцу. За свой нос он уже не злился. А пацану и так, кажется, будет плохо. Не убьют, конечно... или как? Мысль была неожиданной пугающей. Павел передёрнул плечами, одной рукой быстро сделал затяжку, захлестнул кисть немца, подтянул её к лопаткам, окрутил шею и так же подвесил вторую руку. - И не надо ничего посильней, он сам будет руки повыше держать, чтобы дышать... - и сказал мальчишке, который тихо захрипел и правда сильно потянул руки к лопаткам, чтобы ослабить петлю. - Ты ладно... прости. Лучше сядь, тогда будет нормально с дыхалкой. И не дёргайся.
      А сам повернулся к Ромке.
      - Покажешь меч? Красивый, но он же деревяшка. Как он стальным-то станет?

* * *

     Йо затих, его сейчас волновало, как у русских принято решать участь пленных? И кто решает? Гайд острова? Или Гайд с приближенными? Или Совет? Или тот, кто взял в плен? И чего от них ждать? Просто допроса? Пыток? Казни? Или предложат сперва купить себе жизнь, став у них рабом или боевиком-перебежчиком? Вот такие невеселые мысли... Впрочем, как и любой мальчишка, Йозеф скоро увлекся зрелищем фехтования старших ребят. Мечи, для них деревяшки, для него были звонкой сталью. Ромка, не так давно живший на острове, фехтовал пока еще крайне неуклюже. Второй русский немного изящнее, чувствовалось, что ему преподали пару серьезных уроков, но систематической школы не было. За Йозькой стояли как фехтовальная школа Гюнти, так и грязные приемы Свена, а самое главное, неоценимый годичный опыт НАСТОЯЩИХ боев, с живым врагом. Это не заменит никакая фехтовальная дорожка или искусный тренер.
      Мальчишка, видя ошибки русских, не удержался и начал отпускать замечания, обидные и ехидные.
     - Я бы вас двоих сделать один... заколоть! Так быть! - Закончил он.
      Павел слегка прибалдел, услышав писк этого ганса. Так, что даже опустил меч, и Ромка не без удовольствия съездил ему мечом по плечу. Все это время оба меча оставались красивыми деревяшками. Дрался Ромка так себе, хотя и напористо... Новенький только махнул рукой в его сторону и потёр плечо:
      - Это, постой.
      Подойдя, пихнул немца кроссовкой в бедро, не больно, но чтобы мелочь сразу поняла, кто есть кто. Нет, вы гляньте на эту белобрысую хрень! Сидит и дышит через раз, но при этом спорткомментатором заделался.
      - Что ты можешь сделать? - уточнил парень, глядя свысока в дерзкие давно просохшие глаза. - Танчек из спичечного коробка? Или лужу под себя? Ром, - попросил он, - дай ты ему свой меч, я его несильно накажу. Вытяну пару раз по рукам, да и всё.
      Пашка никогда не был не то что великим фехтовальщиком, но и просто фехтовальщиком. Однако вот уже полгода О.Н. не удавалось его использовать как беззащитную мишень (а раньше - ой, как же было больно). Конечно, ему с ним и рядом не встать, но парень неплохо отбивался и даже ухитрялся иногда делать туше, что учителя радовало до небес. А тут не тридцатипятилетний здоровый мужик-спортсмен, а тридцати пяти килограммовый соплежуйчик с нахальной рожей.
     - Дай ему меч, дай, - повторил Пашка просьбу, присаживаясь, чтобы развязать немца...
      ...Ромка знал, что адъютант Гюнтера дерется неплохо, но то, что он ещё и наглец даже не догадывался. Огарев задумался. Ещё не хватало, чтобы новичок пострадал в первый день. Ботан с Валеркой с него живьем кожу снимут же...
      - Ты понимаешь, что это смертельно опасное оружие - меч? Дать-то дам, раз уж очень хочешь, только смотри осторожнее будь и если что кричи, скрутим вдвоем этого заморыша и с мечом.
      Ромка положил свой меч на землю и с удовольствием растянулся на скамейке, внимательно наблюдая из-под приоткрытых глаз за ребятами, готовый придти на помощь одному... Или другому... мало ли что, кто знает этого Пашку, а Йозеф нужен был живым!
      Йозеф с облегчением потряс свободными руками. Ха! Минутку посидел, а как кисти затекли! Хоть и сидел тихо. А как еще положено пленному? Тут полисмена нет, прикончат пленного на раз и все дела. Поэтому и не рыпался. Но, похоже, его слова русских задели. Белокурый мальчишка встал, оглянулся на Ромку, на новенького, немного потоптался в своих старых рваных кедах - спасибо Гюнти, раздобыл обувку для адъютанта, когда сандалии Йозьки развалились еще полгода назад. Гюнтер однажды принес кеды с моста. С РУССКОГО. Мокрые. Лишь потом, "повзрослев", Йозеф понял, как Гюнтер раздобыл их и почему они были мокрыми - отмывал в море кровь. Мальчишка нерешительно двинулся к мечу, опять же, поглядывая на русских.
     - Я иметь разрешение брать есть? - На всякий случай переспросил он.
     - Бери, - буркнул Пашка, стараясь не рассмеяться. И решил окончательно, что не будет сильно его колотить. Так. Шлёпнет по руке после обвода, ну ещё ткнет под дых кончиком меча. И пусть полежит. Ну наглый всё-таки.
      ... - А-а! Ты чё?! - было больно, боль оказалась жгучей. Кровь брызнула через джинсу пониже правого плеча, и ткань сразу стала чёрной. Все оказалось настоящее: и кровь, и боль, и рана, и... меч! Настоящий стальной меч в руках мелкого немца. Пашка перекинул свое оружие в правую руку размахнулся и... ударил мелкого плашмя по ноге, потому что понял что сейчас просто напросто отрежет пацаненку ногу. Парень даже успел представить, как он упадёт. Уже без ноги. Живой, но без ноги. Удар получился сильный. Немец выронил меч и припал на колено. А Пашка отшвырнул своё оружие, как будто схватился за змею. И стиснул рану левой рукой.
     - Эт-тто чтооо такоеее! - Лешка первым вернулся с французского моста, где весь день было тихо. Уже у ворот Ботана привлекли крики и звон стали, что и повлекло в тронный зал. Так. Неизвестный парнишка держится за рану у плеча и шатается, на полу кровь, на клинках тоже. И еще на полу, припав на колено, но не сдавшись, сидел мелкий мальчишка, чей яростный взгляд говорил, что бой вовсе и не окончен. По крайней мере, для него. А мальчишка знакомый... Йозеф. Йозеф!!!
     - Так! - Ботан мгновенно выхватил меч, а на второй, выпавший из руки Йозефа, поспешил наступить ногой, на всякий случай. Нрав мелкого фашиста тут был хорошо известен. - Ром, а что тут происходит вообще, а? - Сумрачно спросил он у Огарева, разглядывая то новенького, то немца.
      Ромка, в общем, сам не понял, что тут вообще происходит, потому что все произошло очень быстро. Новенький рану зажимает, а воинственная мелочь белобрысая сидит на полу и дуется на весь мир, как крыса на крупу. А ему, Ромке, теперь отвечать за них обоих перед Ботаном.
     - Да ничего здесь не происходит! Провожу курсы молодого бойца, тренируемся на этом, - Ромка подошел к Йозефу сзади и заломив руки вернул немцу положение, к которому он уже привык за последние часы - связанному. - Да не волнуйся, Лешка, вылечим, зато урок на всю островную жизнь запомнит. Кстати это наш новоприбывший, Пашкой зовут! - Ромка поднял Йозефа с пола и, встряхнув его хорошенько, толкнул в угол.
     - Идиот, зачем так сильно ранил? Думаешь мало на тебе грехов, чтобы ещё себе добавлять? Хоть до Совета то хочешь дожить?
      Теперь Ромке уже ничего не оставалось как начать курсы по оказанию островной медицинской помощи. Что же, они Пашке тоже пригодятся и не раз.
     - Снимай свою одежду, рану будем перевязывать, "дай ему меч, дай"!
      А в Пашкиной голове происходил настоящий взрыв из мыслей: "Этот немченок меня ранил. Меня, меня? - парень удивлено посмотрел на испачканную в крови ладонь, прислушался к своим ощущениям. Рука полыхала, как будто к ней раскалённую железку приложили. - Это что? Это вот так больно, когда ранят холодным оружием? Нифига себе! Это тебе не книжки читать. Шпагой пырь - ничего, это просто царапина, продолжим, месье. Ничерта себе царапина. Кровь как из водопровода!"
      Пашка снова зажал плечо рукой. Удивленно посмотрел на нового парня. Он был старше всех, высокий и злой. Вернее, он выглядел злым. А так - обычный парень из старших классов. Даже что-то такое... ботаническое есть, то ли во взгляде, то ли в манере держаться. Командир, подумал я. А ещё подумал, что подвёл Ромку. Он ведь предупреждал, что надо быть осторожнее.
      - Это я затеял, - ляпнул новенький, тиская плечо, чтобы унять жжение. - Я хотел попробовать. Я не знал, что... вернее, я просто не поверил, - признался он, ничего не объясняя. Потом стал вылезать из куртки, стараясь не задеть рану и обращаясь уже к Ромке. - Погоди, не ори на него, Ром, я же сам хотел...
      Куртка оказалась испорчена окончательно, зато майка уцелела, а вот рука-а-а-а... Пашка глянул и завял. Почти до кости?!
     - Это шить надо, - упавшим голосом сказал новенький. И с надеждой воззрился на старшего парня - может, он умеет?
     - Шить, шить. Чучело из тебя шить буду... А ну, дай сюда руку! - Лешка подошел к новичку, занялся раной. - Хороший удар. Еще повезло, что кость не перерублена, иначе и наше чудо-лекарство уже не спасло бы. На Йозефе не ты первый поплатился. Внешность обманчива. Слышал такое? Вот, это как раз про эту бестию. Ну, ничего, теперь он уже вредить не сможет... - Лешка бурчал, набивая рану мазью и туго перетягивая бинтами. - Всё! Будешь жить! - Весело констатировал он и повернулся к Ромке. - Пленного то перевяжи, вон, нога у него... стоп!
      Ботан уставился на ноги Йозефа, нахмурился.
     - А ну, подними ногу! Подними, говорю! Так!
      Йозеф, ничего не понимающий, приподнял уцелевшую ногу.
      Лешка нахмурился, весьма. И замолчал. И когда в замок вошел Валера, вернувшийся со своего моста, Ботан первым делом указал на Йозефа.
     - Кеды Димкины. Хотя и изношены. Так вот для кого Гюнтер тогда их с нашего пацана срубил! Прямо с ногами! Тварь! Димка потом еще три дня в горячке мучился, прежде, чем умер!
      Секунду казалось, что спокойный и гуманный Лешка сейчас придушит немчонка. Йозеф сидел, притихший, в своем углу, по ноге текла кровь от раны, но он боялся и заикнуться, чтобы перевязали. Просто побледнел, и закрыл глаза. К сожалению, в покое его не оставили. Сначала пристал Ботан, а потом заявился и сам Валерка. Ему тоже стало не по себе. Даже совсем не по себе, когда он вспомнил про Димку.
     - Кеды снять и в море! - приказал Валерка белобрысому. - Как же ты смог их одеть? - поразился он. - Даже если не знал всего, наверно мог догадаться, что Гюнтер не в магазине их купил. Это же даже не необходимость - не лекарство и не очки... Половина ребят ходят босиком здесь. Как ты мог их одеть? - Валерка уставился на Йозефа. Моральный облик немецкого острова давно был у него под сомнением, но сейчас от него не оставалось камня на камне. - Что же из тебя вырастет через пару лет, если у тебя сейчас уже нет никаких принципов и понятий? - спросил командир русских Йозефа.
      Тут он заметил новичка, успел секунду порадоваться, что не пришлось видеть его истерику, если таковая была, кивнуть ему, но пока больше ему времени уделить не мог. Все мысли Валерки были заняты немцем.
      Собственно, откуда кеды взялись, Йозефа не беспокоило. А вот то, что за кеды может влететь, это было серьезно. Поскольку злобный Ромка связал руки, выполнить приказ Валерки было не так просто. Йозеф завозил ногами, начал тереть их одна о другую, пытаясь снять обувь. Но проклятые кеды, туго и основательно зашнурованные перед боем, никак не хотели слазить. Йозеф жалобно посмотрел на русских, глаза стали мокрыми. Ромка смотрел, как старательно пыжится немец снять кеды. Конечно, теперь-то, когда запахло жареным, чего бы и не снять, а носить было не противно наверно. Наверно и не думал, что за них заплачено кровью.
     - Ну что, теперь они тебе ноги жгут? Чего же раньше думал?
      Димку Ромка не знал, но и он никогда бы не одел чужих вещей, отнятых в бою. Это смахивало на мародерство.
      Раньше за "чучело" Пашка наверняка полез в драку. Он не знал, куда попал, но видел, что это вроде военно-спортивного лагеря. На туристский не тянуло. Пацаны, да ещё сами по себе (точно как в "Месте снов"! А вдруг я там?!). Если дать на себя сесть хоть немного - заездят даже не со зла, а просто по жизни. Но сейчас... Сейчас парень только хлопал глазами, ничего не понимая. Но при последних словах подошедшего высокого крепкого парня, чем-то похожего на его тёзку Пашку-Персиваля из веркиновского "Места снов" (одной из его любимых книг) он просто онемел. Только выдавил громким чужим голосом:
      - Как... с ногами?
      Нет, конечно он читал про разное. Как в войну, особенно в Гражданскую, мёртвым ноги отрубали, зимой, например, потом оттаивали на печке и снимали сапоги. Но ведь это взрослые бойцы. И, по крайней мере, мёртвым. А тут! Павел даже отшагнул от немца, суетливо стаскивающего кеды нога об ногу. Всё его сочувствие, какое и было, улетучилось сразу. Он почему-то сразу поверил этим ребятам. Хоть и не знал, кто такой Гюнтер и всё ещё не понимал происходящего. Но такое сделать! Человек так не сделает, как этот неизвестный Гюнтер. И человек не наденет такую обувку. Разве что мороз или ещё что. Если совсем погибать без обуви. Тогда ладно ещё. Но тут-то тепло! Пляж! Солнце!
      - Как с ногами?! - требовательно повторил парень и, не ожидая ответа, шагнул к немцу. - Ах ты сука сопливая!
      И новенький изо всех сил ударил его пинком под дых. Раньше Пашка никогда и никого так не бил. Тем более - младших. Даже если очень злился, не бил так. Лешка осторожно положил руку на плечо новичка, развернул его к себе лицом.
     - Вот так, мой друг. Это война, это не игрушки. И наших пацанов тут реально убивают. Такие, как он. - Кивок на Йозефа. - Он в Игре уже год. Сколько на нём крови, утонешь. Хотя... на ком из нас её нет? Но мы никогда, никогда до мародерства не опусКаллесь! А вот они... Раненых добивают, а пленных возвращают, иногда по частям.
     - Добро пожаловать в Ад, Павел. Теперь этот остров станет твоим домом.
      Валерка поморщился. Он никогда не позволил бы себе бить ногами связанного, хоть и плененного, хоть и гада беспринципного, который пролил море крови друзей. Хотя, может, и правильно это было на этот момент. Может хоть так он поймет, что у каждого есть выбор - сохранять врагу жизнь или казнить, отдавать последнее или убивать из-за кедов. И морщиться Валерка конечно мог, и думать что рыцари так не поступают, но какие к черту рыцари! Война с немецким островом давно перешла все границы рыцарства и благородства и драться теперь придется по их волчьим законам.
     - Не убей, он нужен для допроса, - сказал он Пашке.
      У парня, который новенького с немцем разнял, у этого... ботаника были умные и усталые глаза. Пашка подумал, что, наверное, с ним будет интересно говорить. Как с одним его знакомым, Олегом. Они познакомились прошлым летом на слёте, он был из военного клуба, не из туристского. Умный, начитанный и думает своей головой. С ним было интересно говорить. В учебном году они не виделись, жили далеко. Иногда писали письма. А в этом году собирались увидеться опять на слете через три дня. Пашка опять ощутил неприятный укол в подреберье из-за всей этой чертовой ситуации. И сразу вспомнил о родителях, они же с ума сойдут, разве что младший брат Сёмка ничего сразу не поймет... Пацан даже головой мотнул, чтобы мыли отогнать.
     - А где этот Гюнтер? - спросил новенький всё ещё зло. Скосил глаза - Ромка ловко бинтовал ему руку, у них так только девчонки умели. И боль стала как-то помягче, и кровь через бинт не проступала, странно. Пашка подумал, что маленький немец, в общем, не так уж виноват. Окажись он босой и принеси ему кто обувь, он бы её взял. Взял бы и не стал много спрашивать, наверное. Но сделать так, как этот Гюнтер, он бы не смог. Ни за что. - Он кто вообще? - снова спросил Пашка самого старшего из ребят. - Кто он, Гюнтер этот?
     - Гюнтер - президент немецкого острова, они наши соседи, - сказал Валерка. - Странный парень, вроде благородный и не нацист, хоть и немец, но иногда такое отмочит, что не знаешь, что и думать.
      Валерка вспомнил момент передачи Робина обратно. Гюнтер тогда мог бы и попринципиальней держать свое слово.
     - Вот его точно на бой не вызывай, если хочешь хоть немного пожить, это тебе не Йозеф, хотя я вижу, вы с ним уже нашли общий язык.
      Он подошел и встал радом с Йозефом, который от страха наверно перестал сопеть от боли и принялся ещё усерднее стаскивать с себя нога об ногу кеды.
     - Ну, чего молчишь? Страшно? А ты думаешь, Димке не страшно было? А всем нашим ребятам, которые у вас побывали и не вернулись?
      От удара русского Йозеф не просто согнулся, он слетел с лавки и скорчился на полу. Лишь когда подошел Валерка, мальчишка кое-как сел спиной к стене и, отдышавшись, еще раз предпринял попытку стряхнуть кеды. Неудачную. В одном кеде уже ощутимо хлюпало - туда натекла кровь из раны на ноге, полученной во время странного поединка с русским.
     - Ну и пусть! Ненавижу вас! Всё равно победим мы! - Прохрипел Йозеф в ответ Валерке, и затих, прекратил бесплодные попытки.
     - Слушай, - обратился новенький к Валерке (то, что командир тут этот парень, а не "ботаник", теперь было видно), - немец не виноват. Ну, в этом, - Пашка коснулся плеча под повязкой. - Он просто смеяться начал. Ну что он нас обоих с Ромкой может сделать. Я же не знал, что мечи правда стальными делаются... И Ромку я подначил, чтобы он мне меч дал. Ну, вот так получилось. Я немного фехтовать умею, я думал, что сразу его смогу победить. Ну и всё типа шутки будет.
     - Ну как же как же... - Валерка улыбнулся Пашке иронично. - Интересно, а если бы он тебя насмерть прирезал и тогда бы ты сказал, что он не виноват? Нет, не сказал бы, потому что не смог. А он мог и убить тебя, вот только то и помогло, что ты немного фехтовать умеешь. Ладно, поймешь, что нет тут правых и виноватых. Есть только живые и мертвые. Живые - те, что осторожнее оказались. А на этом вины столько, что твое плечо в ней утонет. Но сейчас он нам нужен для информации. Потом для обмена. Если кто-то из наших попадет к немцам в плен. За этого салажонка Гюнтер что хочешь отдаст. Даже если мы и потрясем его хорошенько до этого. Но раз ты такой добрый, то сними наконец с него эти кеды, смотреть не возможно. И перевяжи ему ногу, чтобы не умер до тех пор, пока мы всю полезную информацию из него не получим. Да осторожней будь, он может в сонную артерию зубами вцепиться, тот ещё волчонок, - может или не может Йозеф, Валерка точно не знал, но, если бы сам должен был бинтовать ногу немца, он бы поостерегся именно этого. Ну, удара головой ещё... Ногой. Да всего короче. Йозеф и правда непредсказуем. Это-то командир знал точно!
      Пашка принялся за перевязку немчика, взяв у Ромки бинт. Только теперь он заметил, что бинт пропитан какой-то мазью, видимо она то и ускоряет выздоровление, догадался пацан. Однако прежде чем приступить новенький заопасался, что командир острова сказал правду. У Пашки уже был такой опыт, правда на Земле, когда Генка, младшеклассник один, разозлившись, вцепился ему в шею зубами. След-то до сих пор остался, он еле отодрал его тогда. Руки у Йозефа были связаны, но новенький поступил довольно грубо - подобрав ложку со стола, прикрутил к её концам жгут из бинта, зажал немчоку нос и, когда он, пыхтя и стреляя взглядом, открыл рот, вставил ему ландскнехтский кляп. Мерзкая вещь и стыдная, особенно если знать, зачем его ландскнехты выдумали.
      - Теперь не покусаешься, - сказал Пашка, затягивая узел бинта на затылке мальчишки. Он грыз алюминий зубами и почти плакал опять. Да уж, когда тебя вот так вертят те, кто сильней, плакать хочется в первую очередь от обиды. Павел это ещё помнил.
      Первым делом парень стащил с пленника кеды, разрезав шнурки. Делал это просто - сел на коленки немцу спиной к нему, по очереди резал кеды своим перочинником, прижимая вторую ногу. Заработал удар лбом между лопаток, но и всё. Швырнул кеды поскорее к выходу, их было противно держать в руках. Потом посмотрел на рану. Рана оказалась довольно глубокая, мятая, неприятная, а вокруг - синяк. Большой и темный, как баклажан.
     - Ну вот, - заявил новенький, вставая. Боль в плече почти унялась. Немец смотрел на горе доктора прозрачными от злости глазами. Парень в одной книжке про такие глаза читал и не понимал, как это. А сейчас увидел такие глаза. - Ух, испугался, - насмешливо объявил он. Потому что на самом деле немного испугался.
      Валерке нравился новенький. В будущем, когда попривыкнет, из него мог выйти отличный воин и боевой товарищ. В знак симпатии командир решил не полениться и принести то, о чем успел заикнуться, но на том разговор и закончился. Кинув короткое "Погодите", Валерка сходил в подвал и вернулся со старым полуржавым ППШ.
     - Держи! - сказал он Пашке. - ты хотел его посмотреть. Можешь забрать себе на островах не принято этим воевать, - Валерка отдал автомат Пашке. Отдал без сожаления, потому что огнестрельное оружие его совсем не привлекало. Конечно всем и каждому он вслух об этом не рассказывал, чтобы не вызывать лишнего смеха и вопросов, но командир предпочитал встречаться с врагом в честной драке, а не стрелять в спину. Или даже не в спину. Когда-то у Валерки был арбалет, пока Кюстин не порубил его на куски. Но и его тот носил больше для острастки, и не применял по назначению. Вопросительный взгляд мальчишки Валерка растолковал по-своему.
     - Не знаю, как он попал сюда. Наверно, как и все мы - сфотографировался с кем-то, сказал он и задумался. Сколько же лет островам, раз оружие второй мировой нашлось здесь?
      Пашка тут же устроился прямо на полу. ППШ он и правда знал и внутри и снаружи, много раз держал в руках и пару раз реконструировал найденные... э, нет, никакого криминала! Для музеев. Впрочем, оказавшийся в его руках ствол и в музей не годился, кажется. Это оружие уже никогда не будет стрелять, проржавело дог самой последней детальки.
      Лешка, покинув турнирный зал, теперь, руководя девчонками, деловито накрывал ужин в импровизированной столовой. Еда поступала уже разделенная на порции, прямо в тарелках или стаканах (грязную посуду и отходы потом пихали в телепортатор и всё уходило - безотходное производство, мечта домохозяйки) В некоторых тарелках и стаканах порции были большие - для старших парней, в некоторых средние - для девчат и подростков лет 10-12, и немного для совсем мелких. Жмоты-хозяева экономили каждый калорий. Ребята в принципе насыщались так, что могли потом полноценно воевать и вообще нормально расти, но переедать не получалось, из-за стола обычно вставали с чувством легкого голода. Подразумевалось, что островитяне разделяют еду по справедливости. Но, наверное, есть такие острова, где старшие отнимают еду у младших, как добавку.
     - Немчонка кормить будем? - Уточил Ботан у проходившего мимо командира. - В принципе, если мы с тобой немного урежем свои порции, да еще и у Огарева, ему полезно поголодать, то что-то этому пленному гютеровскому хвосту на ужин и наскребем. Да только я думаю, а надо ли? Посадим его за стол как есть, связанного и с ложкой во рту. Пусть глазеет и нюхает. Перед допросом полезно. Ну а если потом будет хорошо отвечать на вопросы, утром уже накормим. А?
     - Только попробуй! - отозвался на слова Ботана Ромка вовремя вбежал на кухню на звон посуды. - Я его весь день сегодня на себе тащил, так ещё и голодать из-за него! Ну уж нет, по мне так он может и не поесть день другой, ничего такому не будет. Только попробуй, я тогда его на ужин сварю и съем, и не будет вам никакого допроса!
      Валерка только головой покачал - жестокость лезла изо всех щелей. Ромка, со своей жадностью, Лешка с пыткой голодом... Но, если честно, в этом предложении было что-то. Хоть и жестоко, но голод не тетка, может разговорить и не такого упрямца как Йозеф.
     - Хорошо. Так и сделаем, тащи, Ромка, сюда этого немца. И новенького зови, - сказал Валерка и обернулся к Лешке. - У нас урежь, новенького, девчонок и Ромку не трогай, пусть его потом совесть заест, - добавил он, когда Ромка вышел.
      Лешка быстро отложил немного картошки из своей тарелки и Валеркиной - самых крупных порций за столом. Подумал, и положил кусок мяса из общего блюда в центре стола.
     - Я это спрячу. Пусть думает, что ему ничего нет. - Предупредил Ботан и спрятал порцию Йозефа в шкаф. А перед тем местом, где планировалось посадить Йозефа, поставили пустые тарелку и стакан. Место Йозефу выделили в центре, чтобы все его могли разглядывать, и пленному было неуютно...
      ...Нет, Пашка определённо был сильно голодный. Кроме того, обнаружилось, что, если ППШ немного почистить и чуть смазать, то, пожалуй, можно будет лупить одиночными, вставляя патроны сразу в патронник, как в охотничьем ружье. Только вот есть ли патроны? Без патрон любое оружие просто неудобная дубинка...
      - Ну что? - Павел повесил было оружие на верёвке вместо ремня на плечо, но тут же скрутился от боли и опять разозлился на немчонка. Перевесил оружие на другое плечо, подошёл ближе. По его подбородку на грудь текли слюни, как у бешеной собаки. Неприятное зрелище, но куда деваться при таком кляпе. Однако это зрелище парня опять слегка охладило, уж больно оно было унизительным и жалким. Что ты будешь делать: пришлось пожалеть мелкого, убрать кляп и вытереть ему лицо - правда, его собственной майкой. Как Сёмке, хотя Сёмка младше раза в четыре. Потом русский молча поднял пленника на ноги, осмотрел руки. Ромка затянул узлы так, что кисти рук немца стали малиновыми. Хотя сами узлы были грубыми, но Ромка всё сделал от дурной души. Хотя, если немцы откалывают такие фокусы, как этот их вождь, что тут удивляться. Мало ли кого и как убили у Ромки. В общем, Павел, по-прежнему молча заставил немца стать на колени подальше от стены, нагнуться, упереться в неё лбом - и развязал его. Из такого положения сразу не вскочишь, не ударишь, ничего не сделаешь. Хотя - с такими руками не подерёшься. С такими руками орать охота в голос. Конечно, массировать кисти он Йо не стал, перетопчется. Но завязал пацаненка заново без такого садизма, свободно - и так, что не вывернешься.
      Пока русский крутил и вертел Йо, маленький адъютант Гюнтера поклялся, что убьет его при первой возможности. Почему-то вот именно этого. Ни Валерку, ни Ботана. А этого.
     - Пошли, - Пашка толкнул Йо коленом перед собой. Парень уже давно учуял запах пищи...
     - Не трогать! - Окрысился Йозеф, но пошел вперед. Слова Валерки о том, что его не убьют, а сменяют на кого-то, его удивили. И дали надежду. Жить стало веселее. Вот только мерзкий русак дышал за спиной. Йозеф представил, как ночью вгоняет ему прямо в открытый зев ложку, до дна, целиком.
     - Идете уже? - Ромка выбежал навстречу ребятам и в очередной раз порадовался, что Пашка уже делает его работу. - Давайте быстрей, есть охота, а пока всех не соберем, Валерка за стол никого не пустит. - Еда готова, только этого ты зря тащишь, на него еды не хватит, на пленников нам не выдают, - сказал Ромка, и не подозревая насколько близко отразил план действий Валерки и Ботана. Сам-то он был уверен, что Йозефа сейчас, как равноправного, посадят за стол и все будут с ним делиться. Кроме него. Так всегда было на Русском острове. И Ромке это отношение к пленным жутко не нравилось. Вот когда он попал к немцам, Гюнтер с ним не церемонился. Не говоря про Кирилла. Так что никаких поблажек немцу с его стороны тоже не будет!
     - Это что, - Пашка кивнул на немца, - его не будут кормить, что ли? - Честно говоря, мысль была не очень приятной. Есть хотелось сильно. Интересно чем тут кормят? Но одно новенький про себя понял точно после Ромкиных слов. В палачи он не годился. Наверное, это правильно, надо же как-то секреты узнавать у пленных, но есть самому, когда кто-то будет сидеть и смотреть в рот!.. И что значит "еды не выдают", что, тюрьма, что ли? А еще Павел понял, что делиться своей едой с этим он тоже не готов.
      В небольшом зале за большим столом кто на чём, от ящиков до кресел, сидела куча мальчишек и девчонок, одетые кто во что. Галдели на русском, но слышались и слова на других языках. Пашку усадили за стол, ППШ отняли, а перед носом новенького поставили тарелку с картошкой и жареным мясом, кружку с чаем. Йозефа усадили за стол, развязав руки, перед пустыми тарелками. Новенький вздохнул и занялся едой. К нему сперва лезли с вопросами, но он только бормотал односложно, совсем на себя не похоже. Решили, что парень слишком занят едой - и отстали. Зато Павел услышал слева от себя, как кто-то говорит про какого-то здешнего мальчишку, убитого позавчера. И вздрогнул. Позавчера - это не когда-то там. Это вот. И парень, опустив ложку, громко спросил у командира:
      - А как это - на днях убили? Правда, что ли?! - поражённо, всё ещё не совсем веря в сказанное. - И кто?! Тоже Гюнтер?!
     - Паш, здесь могут и по несколько раз в день убивать. Я уже говорил тебе и ещё скажу - нужно быть осторожным, но нельзя быть трусом. Нужно уметь постоять за себя и суметь защитить товарищей, тогда в другой раз они смогут защитить тебя. Мы здесь все как одна семья. Друг за друга горой, - говорить Валерке было трудно, у него кусок в горло не лез. Но он автоматически сжимал и разжимал челюсти, делая вид, что жуёт. Конечно, несчастный вид Йозефа за столом отбивал весь аппетит, и командир чувствовал себя подонком. Но в немцах не было жалости, когда к ним попадали русские, не будет ее и в русских!
      Как передать чувства Йозефа, когда мальчишка, затравленно озираясь под множеством насмешливых и враждебных взглядов, был посажен в центре стола? Перед пустой тарелкой. Да никак! Он весь сжался, поджал ноги и прижал ладони к коленям, опустив голову. А что он хотел? Он был им враг. Серьезный. И Йозеф, несмотря на свой возраст, многое сделал, чтобы отравить русским жизнь, он стоял на пути возвращения этих ребят домой. Как и они на его пути...
     - Что я от вас быть иметь? - Сдавленно спросил он, не поднимая глаз от тарелки. В переводе на нормальный русский это означало: "Что со мной будет?".
      Что имел Йозеф в виду, Валерка понял только приблизительно и ответил в тон.
     - От нас тебе быть иметь тоже, что и нам от вас, когда мы к вам попадаем, - пусть теперь посидит и повспоминает те ужасы, которыми потчевали ребят в немецком плену.
      Ясно, понял Пашка. Будут пытать. Да уже пытают - кругом едят, а он сидит и нюхает. Что ж... Жалко, очень-очень, честно. Но что делать. Парень с состраданием посмотрел на немчонка, который побелел. Сразу ведь ничего не расскажет, видно, какой. Чтобы как-то унять неловкие и неприятные ощущения новенький спросил:
     - К ППШ патроны есть? Мне бы патрон и масла хоть подсолнечного с пол-литра - и можно одиночными стрелять. Но только одиночными, - и упрямо повторил: - Кто всё-таки ваш... нашего парня убил? Конкретно?
     - Патроны кончились, очевидно, лет 60 назад. Или еще раньше. Думаю, хозяином автомата был какой-то сын полка времён Великой Отечественной, которого щелкнули типа для фронтовой газеты. Да если бы и были? Ясно же, земным оружием тут победы не добиться, сколько ребят сюда с огнестрелом приходило, а толку-то? Нет, путь к победе в ином, ином... - Лешка задумчиво и пристально посмотрел на новичка, словно подозревал того в знании этого самого пути и нежелании делиться с окружающими. - А Саньку Мариус убил. - Лешка вздохнул. - Есть тут такой мушкетер, блин! Любитель рыцарских поединков. Добро бы дрался как все! Нет, ему, видите ли, подавай ровесника, один на один, да еще чтобы салют мечом и всё такое. Это не немецкий мост. А к немцам у нас и так счет очень длинный. Эти ландскнехты зарежут без жалости кого угодно и салютов им с дуэлями нафик не нужно. А уж если живым кого возьмут так вообще... - Ботан взглянул на немчика так, словно тот прямо сейчас зверски пытал кого-то из его друзей.
     - А его где ранили? - Павел кивнул на смуглого парня с перевязанным плечом, который сидел в другом конце стола. - И как Йозеф-то к нам в плен попал?!
     - На турецком фронте ранили. Сегодня басурманы что-то решили поиграть в шутрм Константинополя. Да только обломилось им. Получилась битва за Очаков.
      В столовую вошла Лайла, местная любимица и достопримечательность, а попросту собака. Такое тут на островах встречалось редко, потому любое животное становилось объектом всеобщего внимания. Лайла хоть и общалась со всеми, но оставалась верна своему хозяину Ромке Огареву. Собака непросто привыкала к этому странному месту, здесь все пахло не так как выглядело, даже море. А еще, и это больше всего смущало собаку, тут мальчишки охотились друг на друга. Это по ее мнению было неправильно и плохо. И сейчас, цокая по полу когтями, собака решительно двинулась вдоль стола.
     - Эй, Лайла! Иди сюда! - позвал Ботан и бросил в раскрывшуюся пасть кусочек мяса, со злорадством отметив, как полет проследил глазами Йозеф и сглотнул слюну. Ну, ему полезно, пусть понервничает пока. Русским уж куда хуже в плену. А самое главное, никто из них не вернулся. Убивать адъютанта Гюнтера тут никто не собирался, во всяком случае пока. Лешка поверх очков внимательно посмотрел на Йозефа. Из этого мелкого поганца, кроме информации, никакую пользу не извлечешь. Хотя... - Интересно, - тихо сказал Валерке Ботан, - если объявить Йозефа заложником, немцы согласятся на перемирие под залог его жизни или нет? Если согласятся, можно будет перебросить часть сил и, наконец, заняться французами всерьез.
      Валерки взглянул на Лешку с сомнением, если представить, что его, Валеркиного друга взяли в плен, и его жизнь висит на волоске, разве он оставил бы попытки, хоть хитростью, хоть мытьем, хоть катанием выручить его, а потом намылить шею тому, кто посмел отравлять ему жизнь, изо дня в день угрожая смертельной расправой?
     - Ты уверен, что Гюнтер пойдет на это? - удивленно спросил он Лешку. - Хотя попытка не пытка, у него есть и другой адъютант, может, обойдется и без Йозефа. Но смерти явно не пожелает ему. Попробуем. Эй! Прекратите кормить собаку из-за стола, так разбалуете, что она скоро на стол сядет и лапки свесит! - сказал ли это командир русского острова потому, что он больше не мог смотреть на издевательства над немцем или потому, что отсутствие порядка на острове его сильно достало, но он это сказал. - После ужина все в Тронный зал, все, кроме девчонок. У вас своих дел по горло, - добавил Валерка и с неудовольствием услышал недовольный девчачий ропот, прокатившийся по залу.
      Ромка долго сидел и молча жевал ужин. Если еда и становилась комом в горле - он жевал ее снова и с усилием проглатывал. Ничего, никакой немец не испортит ему аппетита.
     - Йозеф попал в плен, потому что свои его бросили. Предали и оставили на расправу, - неожиданно сказал он, дело было не совсем так, но на Ромкин взгляд очень похоже, - Это я к тому, Пашка, что не вздумай своих предавать. А то постигнет та же участь, что и его.
     Ромка обожал учить людей жить. Ему казалось, что он один знает, как сделать то или другое правильно. И злился, когда его не слушали и делали по-своему. Но сейчас, перед новичком, он чувствовал себя опытным и проверенным в сражениях бойцом и грех было его не поучить.
     - Я не предатель, - почти зло сказал новенький. - И нечего... Свои-и-и-?! - тут до него дошло сказанное, и парень потерял дар речи. Недоверчиво посмотрел на немчонка. На Ромку. Снова на Йозефа. Да что там за люди такие, на этом острове, с которого он?! Как же можно было бросить младшего?! Щелбан дать или подразнить - это одно, Павел и сам это делал не раз. Но врагу бросить, настоящему врагу?!
      По правде сказать, немца новичку стало ещё жальче. Он не только в плену, его ещё и свои бросили. У Пашки друзей было мало, но они были, и они были настоящие. Чтоб он кого-то из них бросил, или они бросили его - такое даже представить было невозможно. Парень посмотрел в свою тарелку, где ещё оставались картошка, ложек пять и кусочек мяса с пол-ладони. И понял что по-прежнему хотел есть. Почти ненавидя себя, он взялся за тарелку и молча продолжал жевать. "Может, немцу предложить перейти к русским? Что ему у таких... таких гадов? А он смелый. Или тут так нельзя?" - думал Пашка и даже уже собрался спросить, что к чему, у Валерки. Но тут мимо него прошла и села в отдалении... собака.
      Пятнистая, рыжая с чёрным и белым. Похожая на легавую, с вислыми мягкими ушами и тонким хвостом. Симпатичная. Собака посмотрела на всех сразу. Новичку показалось, что в её взгляде читалось осуждение и беспокойство, как будто у воспитательницы, которая отлучилась от хулиганов-детсадовцев, вернулась и смотрит: ну как вы тут?
      ...Хозяин был за столом. А еще за столом сидели новенькие люди. Один ел, глядя в тарелку, но потом поднял голову и смотрел на неё хорошими глазами. У этого мальчика была собака. Большой кобель, злой, но мальчика он любил. Лайла это чувствовала. Второй сидел прямой, как неживой. Но от него пахло страхом, кровью и голодом. Перед ним не стояло еды. Только пустые миски. Чистые. Не вылизанные, а просто чистые. Лайла вздохнула. Подошла лизнула руку хозяина, потом - коленку. Потом взяла кусок мяса, который хозяин ей протягивал и понесла тому новенькому мальчишке, который сидел голодный...
      Ромка не удивился, увидев, куда направила свои лапы Лайла. Он привык и не к таким выходкам этой собаки. Да и все, кто хоть немного обращал на неё внимание, здесь тоже привыкли. Ромка хотел рванулся за ней, чтобы удержать, но потом передумал. И так и остался сидеть с вытянутой рукой. Лайла была ещё той собакой, но так ловко показать всем, кто здесь животные, смог бы, пожалуй, и не всякий человек...
      На собаку Йозеф конечно же обратил внимание как только она вошла в зал. А вот когда собака взяла мясо и понесла ему, Йо растерялся. Совсем. Загипнотизировано смотрел на собачью пасть и не сразу среагировал, когда Лайла подошла. Только лишь когда собачий холодный нос ткнулся ему в коленку, бери, мол, он так же завороженно пальцами взял мясо, которое собака сразу же отпустила и, поднеся было ко рту, остановился. Уставился на Валерку. Молча. Держа мясо в согнутой руке, зажав в кулак, словно не веря, что не попытаются отнять.
      Следом за собакой встал новенький и, неся в руке тарелку, ни на кого не глядя, пошёл к немцу вокруг стола. Шёл и ожидал, что сейчас ему будет ой. У этих ребят и девчонок своя правота, которая много выше жалости ничего еще не видевшего на островах пацана, в миллион раз выше. А сейчас он шёл против этой правоты. И сам себя за это ненавидел. Но сделать ничего не мог. Пашка, стараясь стукнуть посильнее, поставил перед Йозефом свою тарелку. И сказал:
     - Вот. Тут мало. Сколько осталось. Это не объедки. Честно, я даже ложку не совал туда... - и зло добавил: - Жри, если к своим вернёшься, расскажешь им, что у нас тут собаки добрее, чем они!!!
      Йозеф совсем оробел поначалу: "Да что же такое! То не дают еды, то все словно соревноваться начали! А ну и пусть! Съем! Назло им всем! Я не попрошайка, не просил, сами дали!"
      Мальчишка разжал пальцы, и кусок мяса плюхнулся в подставленную тарелку. Ухватив ближайшую ложку, Йозеф принялся запихивать картошку за обе щеки. А вот когда дошло дело до куска мяса, он осторожно протянул его собаке, назад....
      ...Ника вошла в столовую. Есть не хотелось, девочка уже два дня чуралась всех, бродила где-то в одиночестве, когда не стояла на мостах. Так случалось и на Земле. Когда происходило что-то из ряда вон, она уходила в уединение, среди ее девчонок, во дворе называемых Амазонками, имелась на этот случай замена и, если королева пропадала на 3-4 дня куда-то - это значило: она ушла в "страну камней", т.е. занималась раздумьями и самокопанием. Однако поесть следовало, голодный воин - слабый воин. Девчонка подошла к столу и застыла, уставившись на Йозефа.
     - Эй, что тут делает мистер форшмак?
     - Он пленный. - Пояснил Кирилл. На Веронику он смотрел с большой долей опаски и невольно втягивал голову в плечи под её взглядом. Потому поспешил поскорее выслужиться. - Это я его захватил!
      О том, что Йозефа связал Олег, и Кириллу Гюнтеровский адъютант достался тепленьким и беспомощным, он предпочел не распространяться. Да, будь у Йозефа оружие, наверное, Кирилла унесли бы с моста мертвым. Про то, как умеет драться белокурая бестия, когда злой, на русском знали.
      Вероника удивленно подняла бровь.
     - А тебе кто-то давал слово? - фыркнула она, - Да и как это тебе удалось его взять? Интересно мне знать, он дерется совсем не слабо!
      Стриж хотела еще что-то обидное добавить в ответ Кириллу, но осеклась, встретившись со взглядом Валерки, хоть и не отвела глаз, но замолчала. История с Кириллиным предательством, и ее допросом сильно повлияла на отношения между Валеркой и Вероникой, да и Ботан не очень-то ее жаловал. Хотя Лешкино мнение ее мало интересовало. Все одно тут решал командир.
     - Эй, одуванчик, - наклонилась Ника к Йозефу, - ты, оказывается, теперь пленный? Так может, мне тебя съесть? - Стриж подмигнула мальчишке.
      Йозеф дёрнулся. Опять эта людоедка... он так надеялся, что её уже нет. Пленник на миг представил, как он останется с ней наедине и тогда она... Нет! Всё, что угодно! Пусть русские его изобьют. Пусть даже убьют! Но вопрос с Вероникой он решит сейчас.
     - Ты иметь кушать? Пожалуйста, есть. - Вежливо ответил мальчишка и в следующий миг разбил тарелку о макушку склонившейся Стриж. А в разинутый её рот быстро вогнал ложку.
      То ли тарелка оказалась непрочная, то ли злость, вмиг поднявшаяся со дна Никиного нутра, была настолько твердая, что вышеупомянутый предмет разлетелся вдребезги и при этом оцарапал щеку Стриж, но голове ее не причинив особой беды. А ложка во рту стала последней каплей. В бешенстве Амазонка ухватила мальчишку за волосенки и шмякнула носом об стол. Все произошло очень быстро, так быстро, что никто не успел никак среагировать, только Пашка выдал то ли радостно, то ли удивленно:
     - Фига се... - новенькому девчонка ничуть не понравилась. Не в его вкусе такие боевые девицы, да он даже не особо на нее и обратил бы внимание, если бы не "потасовка" между ней и немчиком. Такого стремительного и сокрушительного посрамления девчачьей бравады он не видел никогда за всю свою жизнь. В наступившей тишине неодобрительно гавкнула собака, и от этого звука словно все очнулись. Вероника вырвала ложку из своего рта, надо сказать, что этот предмет чуть не задушил ее. А потом, склонившись к Йозефу, тихо прорычала:
     - Ты, гаденыш, лучше со мной не играй, если я разозлюсь - меня только оружие, а у тебя, тваренышь, его нет!
      Однако Стриж просто лопатками ощущала пристальный взгляд Валерки и Ботана и еще кого-то. Ника повернула голову и встретилась глазами с новеньким мальчишкой.
     - Твое счастье, немец, что мы не один на один, - злобно бросила она Йозефу и, сжав алюминиевую ложку так, что та погнулась, бросила ее перед носом пленника, намекая, что она с ним сделает то же, что и с этой ложкой.
      Валерка спокойно встал из-за стола:
     - Через полчаса жду всех в Тронном зале, - он подошел к Йозефу и поднял его, - Пойдем, - последние слова Ники командир тоже услышал. И повторил то, что говорил до того, как она пришла в столовую, - Всех, кроме девчонок. Вы остаетесь за главных на башне и кухне. Так что, боюсь, пообедать им тебе не удастся, - сказал Валерка Нике, вытаскивая Йозефа из-за стола и встряхивая хорошенько, - сейчас он будет нам о своем острове рассказывать, а потом, если выживет, будет рассматриваться как ценный объект для обмена с немецким островом. А выживет или нет, зависит только от него.
      Что было правдой в его речи, а что должно было просто надавить на психику Йозефа - он и сам уже не знал.
     - Ты тоже приходи, - отдельно сказал Валерка Кириллу, которого последнее время на совет приглашали не всегда, потому что не доверяли. Мало ли что... А теперь пусть придет и посмотрит, как надо сопротивляется допросу. Наверняка Йозеф окажется крепким орешком. Если вообще можно поднять на него руку. Один ужин Валерку вымотал морально. Чертова собака. Заставила почувствовать себя подонком. Самой-то хорошо, все равно где жить и умереть, лишь бы Ромка рядом был, а Валерка домой хотел... Так, что порой аж выть хотелось...
     - Ну ты зачем так при всех на него. - Шепнул Кирилл в ухо Вероники. - Теперь с него глаз не спустят. А так взяли бы его сегодня ночью прямо в постельке и всё. Теперь не получится. - Кирилл вздохнул и поплелся в Тронный зал. Надо сказать сцен допросов он не любил и с удовольствием бы ушел. Все мытарства не ожесточили сердца Корсакова, как ни странно. Но раз приказали.
     - Не лезь... - фыркнула Ника, сверкнув глазами на командира. То, что ее причисляли к объектам кухни бесило ее даже больше, чем произошедшее только что, ведь Йозеф враг, как бы то ни было, а вот Валерка совсем наоборот.
     Все начали разбредаться кто куда. Лайла проводила уходящих мальчишек долгим взглядом, потянула воздух носом и направилась под стол - посмотреть, нет ли там чего интересного из оброненного. Она никогда не выпрашивала, но люди, особенно мальчишки, часто роняют еду под столы. Ей не нравилось, что увели того человека, которому она отдала мясо. Как будто забрали щенка. Конечно, хозяин всегда прав. Но хозяин бывает глупый, и люди все тоже бывают глупые. Разве можно обижать щенят? Она вздохнула и зачелночила носом по полу в поисках еды.

* * *

      Валерка уселся в кресло у камина. Лешка взял стул со сломанной ножкой, который был пригоден лишь с опорой, прислонил его к стене у самой двери и сел там. Йозефа толкнули в центр зала и немчонок, немного помыкавшись, сел прямо на пол, по-турецки, никого не спросив и дерзко сверкая глазами. Если честно, то убить врага на месте, пока в пылу боя, зол, а, может, и ранен, Валерке было гораздо проще, чем брать в плен, а потом бить и пытать обезоруженного и уже не опасного соперника. Он бы вообще в плен никого не брал. При надобности убивал на месте. Но этого привели - и с этим придется смириться, а упускать такой удобный случай для восполнения знаний о немецком острове было просто нельзя. С немецким президентом Гюнтером складывались весьма сложные отношения, потому становилось все сложнее предугадать, что сочинят в очередной раз немцы.
      "Фиговый я наверно командир, - зло подумал Валерка, - ведь я так и не узнал, чем заставили Кирилла стать немецким шпионом и заставили ли?" Когда командир спросил Кирюху об этом, тот замялся, замолчал и перестал вообще реагировать на все вопросы. Хотя Лёшка сказал, что вернулся Кирилл целым и невредимым, правда потом долго отлеживался, после встречи с Никой. Что же это за методы такие у немцев...
      Корсаков проследил взгляд Валерки... и его бросило в холодный пот. Кирилл наконец осознал, какую страшную ошибку он совершил! У русских, сколько бы не вопила Стриж, всё же не было никаких доказательств измены, а признание Кирилл мотивировал тем, что не смог вынести издевательств Вероники и оговорил себя. Конечно, русские ему перестали доверять, косились, старались не оставлять одного, подселили ему в комнату человека, который следил даже ночью, лишая возможности пойти на мост с донесением. Кирилл как бы находился под домашним арестом, подозреваемым в общем. И всё же, никто ничего ему не мог сделать - а нету доказательств! И вот теперь Кириллка своими же руками притащил свидетеля в замок! Да какого! И если Йозеф начнет говорить?! Что ждет Кирилла? Заточение пожизненно? Казнь? Изгнание?! Эх, надо было его придушить на мосту!
      Валерка долго смотрел на сжавшегося от собственных мыслей Кирилла и спросил кивнув на Йозефа:
     - Этот тебя пытал?
     - Ннн-е-т. - Промямлил мальчишка. - Не Йозеф. - Он решил во всём выгораживать Йо в надежде, что тот не выдаст шпиона. В зале опять повисла тишина.
     Пашка подошёл к Валеркиному креслу тихо сказал:
     - Слушай, мне бы меч, раз уж так всё серьёзно...
     - Меч получишь после совета, а здесь, я думаю, он тебе пока не понадобится. Потерпишь? - Валерка помнил, как ждал целый день после прибытия на остров, когда же выдадут меч. Ждал, как ребенок новую игрушку. Правда теперь он отдал бы многое, только чтобы никогда снова не пришлось брать его в руки.
     - Немца бить будете? - перескочил с одной мысли на другую Пашка и совсем честно добавил, хотя и подумал, что наверное после этого всем покажется слюнтяем: - Жалко, малОй ещё.
     - Не беспокойся о немце, больше, чем заслужил, не получит. А заговорит - совсем не тронем. Паш, это не курорт, это настоящая война, тут нет места жалости.
     Павел уже хотел открыть рот, чтобы сказать что-то как в зал скорым и бравым шагом вошла та самая девчонка, Ника. Стриж встала в нескольких шагах от Йо. Напряженное лицо ее не сулило простого разговора, в глазах отражалась решительность. Стриж сейчас напоминала натянутую тетиву лука. Стоит положить стрелу и опустить - и она превратиться в летящую смерть, но пока стрелы нет - она только напряженный нерв оружия, что способно отнять жизнь.
      Предвосхищая возмущение Валерки и Ботана, девочка заговорила:
     - Мое слово против слова Кирилла, так, командир? Мое слово тогда было чуть слабее, чем слово Корсакова, я честно старалась помочь острову, в эти два дня я выжидала и думала, как еще поговорить с Кириллом, чтобы он признался во всем. Но способа не нашла, я испробовала все. Лешка и ты меня примерно осадили за мой первый опыт допроса по закону дворов, потом я была у Корсакова в комнате, хоть мне и было запрещено. Я знаю, что вам рассказали про это. И вот теперь мой черед предъявлять доказательства, которые сделают мои слова весомее многократно. И не вам меня остановить, я же все еще под подозрением в измене. Так ведь Лешка? Ты же мне не поверил, что Мариус меня так отпустил, за красивые глаза из благородства, так ведь? Согласна, на твоем месте бы я так же думала и, что называется, поставила бы себя на галочку. Не стану скрывать, этот белобрысый фашистик попался мне в подвале очень кстати.
     - Скажи мне немчик, мистер форшмак, мне рассказать о твоем позоре для настоящего воина и адъютанта самого Президента немецкого острова, или ты повторишь при всех интересную историю про пленение и вербовку Кирилла Корсакова?
      Ника нащупала нож, который остался у нее после пытки Кирилла. Зачем? Сама не знала, зачем она вооружилась, просто привычка защищаться была где-то уже внутри. После истории с Мариусом, Кириллом и судом над последним она не доверяла мальчишкам вдвойне. Они не хотят принимать ее всерьез? Значит, она будет сама за себя и за этот чертов остров стоять как может, в одиночку.
      Девчонка Павлу не нравилась. Нагло себя вела и шутила над белобрысостью Йозефа. А он такие шутки воспринимал болезненно из-за своего цвета волос, который ему очень нравился. Потому парень сказал довольно громко, хотя и ни к кому конкретно не обращаясь, но кивнув на девицу, торчавшую в зале.
      - По-моему ей велели оставаться снаружи. Или на приказы командира тут принято класть с прибором? - и напрямую обратился к ней. - Я понимаю, не всех природа-мать создала белобрысыми, но зачем уж так завидовать-то? И кстати. Спасибо за ужин, вкусно было, хорошо готовишь.
     - Не влезай новичок, - даже как-то спокойно сказала Вероника, - да и спасать меня богу не нужно, я сама себя спасу, так что, если благодарен, то будь добр, вырази благодарность молчанием. Завидовать тут нечему, мальчик, на мосту смерти все равно какой цвет волос, а мне тем паче без разницы, я своим вполне довольна и слава блондинок меня ничуть не прельщает. И еще благодарность выразишь, когда я тебе спину прикрою на мосту, вот тогда реальная благодарность, может, возникнет.
      Девочка лишь глазами усмехнулась и тут же перевела взгляд на Валерку с Лешкой, на Кирилла она принципиально не смотрела.
     - А, так ты не умеешь готовить? - не унимался новенький. И улыбнулся пошире, а глаза сделал понаивнее. Ему стало доставлять удовольствие дразнить Стриж. Тем более, что остальные пока помалкивали. - Не умеешь готовить, но умеешь сражаться? Ну, тогда мне жаль тебя, серьёзно. Настоящей благодарности от парня тебе не видать. Разве что бояться будут. Кто поглупее и кто послабее. А кто поумнее - жалеть.
     - Ну жаль, так жаль, - с некоторым раздражением скорее из-за молчания остальных ответила Ника, ей сейчас было совсем не до разборок с этим новеньким и не до его вывертов. Стриж ждала ответа от Йозефа и от Валерки, все еще сжимая в руке нож.
      История с признанием волновала Йозефа некоторое время по возвращении на Рейх в тот злополучный день обмена Гавроша, а потом забылась. Вроде, ничего не произошло. И Кирилл иной раз мелькал на немецком мосту. Только донесения от него сократились, наверное, всё же установили слежку. Йо считал себя виноватым перед Гюнтером. Ведь если Кирилла раскрыли и перетянули на сторону русских, а Гюнти не знал и продолжает ему верить, это могло бы быть очень опасно. И вот лишь сейчас слова Вероники поставили точку в сомнениях. С Кириллом не всё ясно. И русские пока не до конца разобрались в этой истории. Ну что же, уж от него, Варнике, они и точно ничего не узнают.
      Йозеф поднял синие глаза, глядя снизу на Веронику.
     - О какой позор ты говорить? Тот, что ты напасть на меня тайн в подвал? И пытать? Ты скрыть от Валерк, что напасть на представитель Гюнтера. Ты обмануть свой командир!
      Если честно, то все эти страсти мадридского двора Валерке порядком осточертели. Пока он внимательно вглядывался в лицо Корсакова, пытаясь понять, что с ним произошло на Немецком острове пол населения русского, огрызаясь и переругиваясь, пытались что-то выяснить между собой. Тронный зал стал похож не на место для принятия важных решений, а на восточный базар. Валерка впервые почувствовал, как ему не хватает поддержки. Вот бы Джей был здесь. Русский командир был уверен - не поссорились бы. И не стали делить остров. Хоть он Джея и не знал, но Валерке казалось, что у них общая цель - привести остров к победе. А вдвоем справились бы. Как говорится, одна голова хорошо, а две лучше. Но пока на помощь в управлении островом он мог рассчитывать только от Лешки, и хоть тот был хорошим товарищем, но для принятия важных решений не подходил в силу своей чрезмерной осторожности. Хотя как советчик порой оказывался незаменим.
     - Так... - Валерка очнулся от раздумий. Корсаков вел себя странно. Если нечего не выяснится сейчас, придется поговорить с ним после совета наедине. Может тогда он станет разговорчивее. Тем более если разговор повести правильно... Но и чрезмерной жестокости здесь тоже не место! - Валерка повернул голову Нике. - Никогда на Совете русского острова не было девчонок и пока я командир - не будет. У вас есть другие дела. Оставьте право принимать решения нам. Но раз пришла, говори все, что хотела сказать и уходи. Правила не будут меняться, даже ради тебя, - тем более ради тебя, хотел сказать Валерка, но не сказал. Грубость мало когда приносит положительные результаты.
      Командир перевел взгляд на пленного немчика. Значит, пока Сомов третировал Робина на немецком, Стриж измывалась над Йозефом? Только в отличии от Валерки Гюнтер этого не знает. Отлично. Значит, он сам ничем не лучше Гюнтера, который не смог уследить, чтобы Робин остался невредимым... Валерке со Стриж даже разговаривать расхотелось. Но следить за ней стоило, чтобы ещё чего не натворила, а доверять командир мог ей не больше чем Корсакову. Не дай бог оказаться с ней на одном мосту против кого угодно. Вот уж не хотелось бы, чтобы она страховала со спины...
      Нике в очередной раз захотелось, чтобы рядом оказалась ее великолепная четверка девчонок, потому что сейчас напротив нее было шестеро мальчишек, считавших, что ее удел: кухня, дом и ребенок. Взгляды, взгляды, взгляды и все презрительно-враждебные. Будь Амазонка из робкого десятка, она уже бы сгорела как спичка под этими взглядами, но Стриж знала, что права, на сей раз права, права и в нарушении приказа командира, и в жестокости, и в том, что она такая какая есть.
      Девочка несколько мгновений думала, потом сказала:
     - Что же, коли уж я выпросила себе слово, вернее, вырвала у мальчишек возможность говорить, то я скажу. - Йозеф, ты ошибся мальчик, если я пытаю, то это оставляет следы, ВСЕГДА! Потому что человек должен сохранять память, уж таков закон двора. Тут не двор, но закон для меня остался прежним. И на твоем теле наверняка множество следов от пыток, но не от моих. Да и интересно знать, почему ты ничего не сказал Валерке сразу, не кинул обвинение сразу? Это даже странно, не подставить под удар того, кто над тобой измывался, не отомстить, а адъютант? Идеальный вариант избавиться от врага чужими руками! Или я ничего не понимаю в войне... Хотя конечно, я же девчонка, что я могу понимать. А если подумать, что могло заткнуть тебе рот? Думаю, нет для такого воина ничего страшнее стыда, если уж он остался жив. Значит, молчание было обосновано, разве нет? Хотя решать не мне. Да и еще странная реакция на слово форшмак, не так ли, немец? Пожалуй, что единственным поврежденным местом после нашей встречи можно посчитать твое уязвленное самолюбие... Теперь ты, Корсаков, я уже говорила, что мне тебя жаль, пока никто не погиб на немецком мосту, никто из наших, но когда это произойдет хватит у тебя сил поднять глаза на тех кого ты предал? Хватит смелости видеть, как умирают твои друзья по твоей вине? Если да, то ты ничтожество. А пока мое слово против твоего. Слово девчонки против слова парня, слово человека подозреваемого в предательстве французам, против слова подозреваемого в предательстве немцам. И слова кажется равные, ан нет! Мое слово слабее, потому как я девчонка, какая-то там, которая возомнила себя невесть кем. Бой я тогда выиграла, а вот войну проиграла, потому что думала, что тут сперва разбираются, а потом судят, но ошиблась... Валера, капитан, знаю, была жестока, это часть моего прошлого, там не церемонились ни с кем, включая своих. Знаю - нарушила приказ. Оправданное действие, если ни единому твоему слову не верят, а ты точно знаешь, что прав и доказательств у тебя ноль, кроме знания. А что бы ты сам сделал? Пошел искать доказательства? Где? Думаю, попытался бы убедить предателя открыть рот самому и хоть так уменьшить риск последствий. Увы, у меня не вышло. Может, ты окажешься сильнее и умнее. И я готова понести любое наказание за ослушание, выбор решения за тобой, я никогда не пряталась от ответа и прятаться не собирается! Отвечу за ВСЕ ТАК, КАК РЕШИТЕ...
      Стриж смотрела спокойно и прямо в глаза капитану. Девочка была полна решимости и очень надеялась, что хоть одно слово достигло цели, хоть единое.
     - Теперь ты, Лешка. С Мариусом у нас был честный бой один на один на мосту с завязанными глазами. Был еще бой, когда я только перебежала на ту сторону за поединком. Знаю, шаг глупый. Но я привыкла, что даже простые ребята на подлость не идут! Каждый должен отвечать за свои слова, и если назначил встречу, то все будет честно, а иначе и он, и его ребята становятся изгоями. Здесь оказалось все иначе, когда я перебралась на ту сторону моста - француз напал на меня не один, а со своими ребятами. Мне повредили руку, потом отвели в замок и заперли. А вечером, снова произошла дуэль, но я уже говорила об этом. Почему он меня отпустил, я не знаю, иногда я думаю, что лучше бы убил...
     - Ну и, наконец, ты, новичок. Не знаю твоего имени. Не торопись делать выводы и пытаться изменить тех, кто рядом. А насчет женщин я тебе так скажу. В древней Спарте женщины носили оружие, они дрались, защищая свой город. Почему бы и мне не защищать свой остров? Защищать "дом" долг каждого - и я буду делать то, что лучше всего у меня выходит, а выходит лучше всего у меня драться. И ты прав, я не люблю готовить, но специально для тебя сделаю, пожалуй, исключение. Ведь то, что я это не люблю делать, не значит, что не умею...
      Вероника обвела всех взглядом. Запал кончился. Страха в ней не было, только усталость. Уж больно долго она носила в себе напряжение. Вспомнились ее девчонки, которые вот так же испытующе изучали ее тогда на совете, где принимали решение, сделать ее главной или нет. Тогда было решение в ее пользу, тут этого не произойдет. Девчонка заставила себя выпрямиться, поднять глаза на Валерку и поставить точку в своей тронной речи:
     - Я все сказала, что хотела, теперь вам решать что со мной делать и делать вообще.
      Теперь Пашка откровенно любовался девчонкой! "Стоит и думает, что отбрила всех! - думал пацан, - Вот охомутать такую! А там посмотрим, как ты будешь для меня шашлычок делать (научишься спецом) и просить, чтобы я скушал ещё кусочек. А недостающий меч можно будет как раз у тебя взять. Зачем он тебе? И тогда объяснить кое-что нежно и ласково про законы двора и законы рыцарства. Мне лично вторые по душе. И объяснить, что, если прыгаешь с головой не в своё дело, то потом нечего обижаться на предвзятости и неприятности".
      Пашка считал, что у девчонок нет самолюбия. Есть кошачья гордость и независимость. Мальчишку им никогда не понять, поэтому мальчишкам остаётся одно - подчинять девчонок. В духе средних веков. А когда подчинишь - можно и романсы петь под балконом. И помнить, что именно из-за нуля самолюбия они отлично знают, как его выжигать у парней. И вдруг он неожиданно понял, что ему... Да нет. Не может быть. Что ему начинает тут нравиться.
     - Меня зовут Пашка, - любезно сказал парень. - И я не думаю, что спартанцы позволяли своим женщинам говорить на военных советах и становиться в строй фаланги. Иначе есть риск, что длинный язык окажется сильнее любого меча и какая-нибудь девица убедит всех, что её священное право - желания её левой пятки. А уж обосновать эти желания у дамы всегда получится... Прости, командир, что я тоже вылез не в свой черёд, - пацан чуть кивнул Валерке.
      Ника поглядела на новенького с тоской. Ей бы сюда сейчас хотя бы Светку с Юлькой, ее девчонок, на которых можно положиться, которые верили в нее даже в самые трудные времена, которые не качали свое разросшееся эго. Они просто верили в ту, кого выбрали, как и она верила в своих девчонок и жизнь бы за них отдала. Где они сейчас, что с ними... Стриж даже закрыла на несколько мгновений глаза, не опуская при этом расправленных плеч. Её напускная бравада не была гордостью, скорее просто желанием не показать слабость. Тут она чувствовала себя одиноко, с местными девчонками общего языка она не нашла, а с парнями и подавно. Очень тяжело оказаться одной там, где даже стены не помогают, где не за что зацепиться глазу и сердцу. Вероника заставила себя открыть глаза, но спрятать затаившуюся в них тоску она не смогла. Усталый и грустный взгляд она направила на Валерку. "Пусть делают, что хотят, - думала Стриж, - то, что происходит со мной сейчас, хуже любого наказания".
      Лешка аж крякнул с досады. Ну как всё закрутилось! Хотели допросить Варнике, ну, немного покапать мальчишке на мозги, чтобы обмочился от страха (но не мучать всерьез) и - спать! Ан нет, вылезла такая куча проблем, что Йозеф сразу оттеснился куда-то на периферию.
     - Стоп. Давайте всё по порядку. Стриж. Тебе предъявил обвинение Корсаков в предательстве. Точнее, в измене. Что ты шпион Мариуса. Я думаю, здесь всё просто. Завтра ты пойдешь на французский мост и на Маруиса напрадешь. Попытаешься убить его. И сразу станет всё ясно, с нами ты или с французами. А ты обвинила Корсакова. Давай, придумаем и ему испытание на верность. Право выбора - за тобой, Стриж! Но горе тебе, если он его выдержит и докажет свою невиновность!
      Это все было конечно здорово! И после исповеди Стриж Валерка только ещё больше запутался, но понравился ему Лешка! Как в поход за Гаврошем - главный Валерка, как вести собрание - так главный он и игнорировать приказы командира можно как нефиг делать. В общем-то Валерка Лешке доверял, но если слова командира тут не имеют значения, то лучше потратить это время на Робина и поучить его драться. Спорить при других кто главнее Валера не собирался, это он с Лешкой выяснит один на один.
     - Погоди, погоди, какое ещё право выбора? По-моему она уже так довыбиралась, что мы сегодня до утра не разойдемся. И право у тебя, Ника, одно - подчиняться правилам острова и жить по-человеческим законам. А этим законам не чуждо сострадание, понимание и возможность другому человеку дать себя оправдать. Если законы нашего острова тебе не нравятся - то выбор за тобой. Островов сорок. А теперь шагом марш на башню и сторожи там до утра - доказывай свою преданность острову.
      Валерка посмотрел на Ботана. Если он и правда ничего не поймет, то у него сегодня появится счастливый случай позаниматься с Робином боем на мечах.
     - Как скажешь, командир, - Ника по-солдатски повернулась на каблуках (которых собственно не было) и быстрым шагом покинула зал. Она шла, не оглядываясь, на башню, даже не заскочила прихватить теплую одежду, просто ушла наверх. Поднялась на площадку, было уже холодно - и все тело вмиг покрылось гусиной кожей.
      "Ничего, холод - это даже полезно, спать не захочется. - думала Стриж. - А Валерка так ничего и не сказал, то ли не понял, то ли не захотел... И Лешка так некстати влез... Ладно, это уже их дела. Что же, будем доказывать преданность острову. Пора забыть о прошлом и начать уже думать! А то с моей-то вспыльчивостью и приобретенной жестокостью тут совсем особачусь. Пришла бы Лайла что ли... Хоть бы чье-то тепло почувствовать. Опять расквашиваюсь, что-то больно слабая стала. Ну, "железная леди", пост ждет!"
      Вероника выпрямилась и, опершись о холодный камень, вглядывалась в ночные острова. Гигантский спрут сорока островов разложил свои ноги мосты. Здесь нет места ошибке, здесь правит ее величество смерть...
      ...То, что сказал Валерка, Пашке понравилось. Он был хорошим командиром, даже странно, что такой базар допустил. Рявкнул бы на всех разок. Парень отклеился от спинки кресла, вдруг изобразил на лице страдание:
     - Командир, пять минут, мне надо как бы это. Организм зовёт...
      ...Девчонку Павлу получилось найти не сразу. Во всяком случае, он потратил половину из этих пяти минут, чтобы выбраться на башню. Да, она стояла и смотрела по сторонам. И мёрзла. Видно было, что мёрзла. Точнее, смотрела она в одну сторону. А новенький сперва слегка про неё забыл. Тут оказалось красиво. Звёздное небо, перерубленные дуги мостов, замки, немного светящееся море.
      Пашка вздохнул и, подойдя к Нике, решительно накинул на плечи девчонки куртку.
     - Холодно же... - и задержал руку на её плечах, а взгляд на вырезе майки под курткой. И тихо-тихо шепнул, поднимая глаза в глаза: - Тут у тебя симпатичней, чем на языке. И ты зря таким оружием пренебрегаешь.
      И придвинулся ещё ближе...
      ...Кто-то накинул Стриж на плечи нечто теплое, видимо только-только с себя снятое. Сразу захотелось укутаться сильнее в это неожиданное тепло. Руки Вероники уже успели просто заледенеть, а кончик носа покраснеть. Но амазонка сдержала это желание, с трудом, но сдержала. Повернула голову, медленно взглянула на пришельца. Даже удивилась, ну надо же, новенький. Сейчас не хотелось ссориться, вообще говорить не хотелось... Железная леди устала, так устала, что сил воевать и сопротивляться почти не осталось. Глаза ребят встретились, мальчишка уже, похоже, поверил в свою победу.
     - Может быть, - разделяя слова произнесла Стриж, - только зря ты это... Со мной не стоит играть в эти игры. И куртку забери, - девчонка вздохнула. - Иди, тебя потеряют... Куртку забери, тут вещами нельзя разбрасываться, - Ника отвернулась, ожидая, когда парень уйдет. "Ну, чего ты стоишь? - думала она, а в глаза уже набирались слезы. - Уходи же, тебе говорят... Совсем размякла я под твоей курткой, уходи! Я хоть пореву тут в одиночестве. Ну! УХОДИ!!!"
     - А я тебе куртку и не дарю, - не унимался парень. - Просто так дал. На время. Погреться. И не играю я с тобой, я вообще в людей не играю, - он опустил руку с плеча чуть ниже, поддернул куртку у Ники на груди, запахнул, но руку уже не убрал. Получилось, что Пашка девчонку не только обнял, но ещё и притянул к себе. - А ты красивая, оказывается. Когда не злишься. И ничего, что не блондинка, - мальчишка уже другой рукой убрал с щеки Ники волосы. И немного коснулся губами. "Если сейчас получу по морде, то плохо, - думал парень, - или не получу?" Он опустил руку со щеки на бедро Вероники, и уже по-настоящему поцеловал девчонку в висок.
      Стриж страшно хотелось, что бы этот мальчишка ушел, сейчас же, пока она не разревелась в голос, как какая-нибудь глупая курица. Ее начало потряхивать от сдерживаемых изо всех сил слез, а мальчишка все не унимался. И Веронику словно сорвало, она развернула лицо, по которому уже текли слезы, и уткнулась парню в грудь, сжалась вся и заплакала тихо, подрагивая.
      Пашка окаменел. Девчонка плакала ему прямо в майку. Ревела - тихо, но упоённо. Так ревут, когда очень тяжело на душе, а пожаловаться некому. Сперва он просто не знал, что делать. Против такого оружия большинство парней бессильно. Пашка понимал, что не по-джентльменски, что-то предпринимать, когда соперник в таком состоянии. Но правила джентльменов для мужчин. Он несколько раз поцеловал девчачьи волосы, взъерошил губами, опять поправил на ней куртку, что-то бормоча успокоительно. Потом присел на корточки, потянул Нику за собой. Снова поцеловал - в щеку, в висок, опять в щёку. Привалился в угол площадки башни и опять потянул Стриж за собой. Потом сказал:
      - Ну, хватит, что ты... иди сюда, ко мне... ближе, не бойся... - и натянул куртку на нас обоих. Опять поцеловал, дурея от этого. Пашке очень хотелось сейчас близости с этой непокорной сперва, а потом такой покладистой девчонкой, но ему стало немного стыдно. Он понимал, что пользуется беспомощностью человека. Пацан понежней и покрепче обнял Веронику и шепнул: - Хочешь, я тут останусь? Потом отбодаюсь, скажу, что заблудился на обратном пути, я же новичок. Ты не бойся, я ничего с тобой не буду делать. Разве что... - он опять поймал её губы. - Ну, вот так, немножко. Если ты не против. По-моему, это совсем не плохо. Остаюсь? Если согласна, то ничего не говори, а просто меня поцелуй, ага?..
      ...И что было Нике делать? Дурея от собственной слабости и от этой неожиданной нежности, она просто расслабилась и плакала упоенно, как могут плакать только девчонки. Вернее, как может плакать только тот, кто не плакал уже очень-очень давно. Мальчишка зацеловал ее, потянул к себе, обнял... Так хорошо было, даже не смотря на то, что он был совершенно ей незнаком, вернее - наверное даже и хорошо, что был незнаком, потому что если бы был знаком, то она бы ни за что!.. а тут как-то все само собой... и отталкивать не хотелось, так давно никого рядом не было, того кто бы вот так тепло и даже пусть немного нагло, но по-доброму, без пронизывающего взгляда.
     - Надолго нельзя... - наконец, выдавила из себя Вероника, - Валерка придет проверит, я и так кругом виноватая получилась, а тут еще на посту вместо наблюдения черт те чем занимаюсь... Только ты сразу не уходи, они с Йозькой еще часа два будут возиться, наверное... останешься со мной на это время?
      ...Амазонка не понимала сама себя. Она пребывала в каком-то полном помутнении - и оно ей даже нравилось. Она точно знала, что потом пожалеет об этом вечере, пожалеет - и скорее всего начнет избегать этого парня всеми силами, но сейчас так не хотелось, чтобы он уходил, хотелось, чтобы остался и был рядом. Девчонка подняла глаза. Слезы уже прошли, она убрала последнюю каплю и поцеловала Пашку прямо в губы, поцеловала и опустила смущенно голову...
      А в это время на совете растерявшийся Лешка сидел понуро и виновато. Зато Корсаков преисполнился злорадства и торжества. Грозная соперница, обещавшая отдать его на растерзание Совету, доказать его предательство, была изгнана и бежала. Теперь мальчишке ничего не угрожало, и он прислонился, как стоял, спиной к стене и, прикрыв глаза, замурлыкал себе под нос веселенький мотивчик. Судьба Йозефа его на радостях не очень беспокоила. Самое главное, немец будет о нём молчать, даже под пытками, это стало ясно. Совет затягивался, а время близилось к полуночи. Кирилл начал переминаться с ноги на ногу. Шла уже третья ночь, когда он не передавал донесений немцам на мост. Две ему пропустить разрешали, но третью? Тем более, Гюнтер наверняка с нетерпением ждет сведений о судьбе Йозефа.
     Осторожно выскользнув из зала, Корсаков прокрался вверх. Как невовремя отрядили Стриж в дозор! И добро бы, кого другого! Однако, дойдя до верхних ступенек, Кирилл стал невольным свидетелем забавного разговора. Хмыкнув, мальчишка заглянул в люк, улыбнулся до ушей при виде влюбленной парочки и быстро прошмыгнул вниз. Пока эти двое голубков заняты, можно пробраться на мост незамеченным...
      А Пашка с Вероникой все целовались, обнявшись на смотровой. И мальчишка понял, что все, пропал! Пропал всерьез и окончательно, без права на капитуляцию и выкуп кем-либо. Ему уже стало все равно что там происходит на совете, все равно стало и на Валерку, и на немчика Йозефа, на все сорок островов, время, вообще на все... Он с большим трудом отстранился от девчонки, чтобы снова укутать ее курткой. А еще, чтобы переложить голову Вероники на другое, здоровее плечо, потому как раненое начало неприятно ныть.
     - Ты тоже из России? Как тебя зовут?..
      Ника ответила не сразу, она несколько обеспокоено поглядела на небо. Поговаривали, что тут, на островах, такие вот сцены не приветствуются и можно получить по загривку марсианской битой со всего маху. Но вроде небеса хранили молчание.
     - Ника, Стриж. Стриж это фамилия, я да, из России с Урала.
      Девочка отлепилась от новенького и, с неохотой стянув с себя куртку, поднялась на ноги. Нужно проверить все ли тихо в Датском королевстве. Она положила руки на край бордюра, особо высовываться не требовалось, чтобы увидеть большую часть. Тем более, что при таком наблюдении с мостов Веронику не будет видно. Стриж тихонько приблизилась, что бы все получше разглядеть и... Там, на немецком мосту, на их половине, кто-то шел! Она пригляделась. Да, она не ошиблась, глаза ее не обманывали, кто-то шел по мосту, вернее только начинал свой путь по гранитной дуге.
     - Паша, - тихо позвала Вероника, - только тихо! Иди сюда и посмотри, не спугни, смотри, там, на немецком, кто-то есть, кто-то из наших пошел на мост ночью!..
      Павел встал с явной неохотой. Но голос девчонки, а главное то, что он увидел, отбило желание дальше любезничать в уголочке. Присев за краем башни, ребята молча наблюдали, как по мосту движется фигурка человека. Отлично видная. Вообще с вот такой башни всё видно. Глупо куда-то идти ночью и думать, что не заметят. Значит что?
      - Ника, - парень пожевал эту мысль. - Ник. А он нас видел. Смотри сама. Погода хорошая. Все знают, что ты на башне. Ну какой дурак куда-то пойдёт, с башни же всё можно засечь на триста шестьдесят градусов. А он идёт, значит или наглый, как моя улыбка, или видел нас с тобой. Слууушай, Ник, а ведь это шпион. Зачем нашему-то туда ходить по ночам?! Кто-то из этих, ну, с немецкого острова, наверное, тут прятался днём, потом подсмотрел, как мы тут... тискаемся, а теперь к своим уходит! - последние слова Пашка выдохнул Стриж прямо в ухо. - Думает, что его никто не видит! Брать же надо, уйдёт! Беги к Валерке, а я побегу следом, только меч дай. Ну?!.
     - Видел? Точно, видел! Но это даже хорошо, более чем хорошо! Значит, осмелел, глупый... Это не спрятавшийся немец, это Корсаков! - зашептала Ника. - Не торопись, нужно посмотреть, что он станет делать, брать его тоже пока что рано, уйти он на ту сторону не сможет, мосты разведены, расстояние там довольно большое, перепрыгнуть никак, перебраться можно, но ему этого не нужно. Меч я тебе не дам, завтра свой получишь, я этот меч в бою добыла, мой на французском отняли, а этот я голыми руками добыла... Валерку лучше ты позови, он меня и слушать не станет, а я следить буду за Кириллкой нашим. И спугивать нам его никак нельзя, пусть немцы думают, что он все еще на них работает, мы на этом сыграть сможем, только бы капитан... Ну да ладно, может, что и выйдет.
     - Корсаков?! - Павел недоверчиво посмотрел на Стриж. - Это тот, который немчонка взял, худенький такой? Да ну, что-то ты не то говоришь... Ладно, я сейчас. Я быстро!   

* * *

      Конечно Валерка в тронном заметил, как осторожно, боком Корсаков покинул территорию допроса. Если бы он не так скрывался, командир мог подумать, что и этому приспичило в туалет, как и Пашке, который, похоже, совсем потерял дорогу обратно. Ну не мудрено, первый день на острове. Еще не мало времени пройдет, пока он разберется, что к чему. Правда, это командир не предал сразу большого значения, потому что был занят Йозефом. Но сколько бы он не тряс и не пугал немчонка различными физическими воздействиями - мальчишка молчал. Казалось, что он не только забыл те слова, что знал по-русски, но и свой родной и вообще роль глухонемого у него получалась на бис.
      Валерка даже успел пожалеть, что Стриж не парень. Тогда на совете от неё могла быть польза, да и ее поведение тогда не вызывало бы осуждения. Но она не парень, а правила есть правила. Нарушая их ради одного - можно повергнуть весь остров в хаос, в котором он и пребывает. Так вот, нарушая правила для одного - порядка будет не восстановить.
     - Будешь говорить или нет? Или посадить тебя в башню и забыть на пару недель? Ты знаешь, я очень занятой и забывчивый. И меня совсем не смутит передать Гюнтеру твой обезвоженный труп. Как его не смущало убивать моих друзей, а тебя носить их вещи! Говори! Что знаешь про Корсакова? - Валерка задал последний, самый главный на сегодня вопрос. Теперь, когда Кирилла в комнате не было, Йозеф мог что-то и сказать. А нет... так Валерка ему не позавидует...
      У Павла совсем быстро не получилось. По закону подлости он и правда немного заблудился. Ткнулся туда-сюда и нашёл зал только по голосам. Йозефа допрашивали. Судя по виду не били, но на словах прессовали крепко, как в ментовке. Он сидел молча, сжав губы, глядел обречёнными и злющими глазами, в которых было море тоски. Но это Павел заметил краем глаза. Стараясь не привлекать к себе особо внимания, он прошёл к Валерке и, нагнувшись чуть, прошептал:
      - Командир. На немецком мосту кто-то есть. Это точно, идёт по нему вот сейчас. А Стриж... ну, Ника. Вот тут я не знаю, но она говорит, что это наш. Корсаков...   

* * *  

      ...Кирилл добрался до обрыва и лег животом на холодный гранит. Тихо свистнул во тьму.
     - Бавария! - Так же тихо крикнули из темноты.
     - Ганновер! - Отозвался Корсаков. И сбивчиво и торопливо начал рассказывать про Йозефа, что мальчишка жив, но русские им занимаются плотно.
     - Помоги ему, накорми, следи, чтобы была вода, а потом и бежать! - Приказали из тьмы. И как Кирилл не сопротивлялся, не отнекивался, голос был суров. Корсаков разозлился. Эти немецкие сосисочники ну никак не понимают, какому риску его подвергают. Он же и так на волосок от ареста! Никто ему не верит!..
      ...Вероника прислушалась. От темноты опять обострился слух, но расслышать, о чем говорят, девочка конечно же не смогла, уж слишком далеко. Стриж волновалась, Валерка с Пашкой где-то застряли, а предатель специально их ждать не станет, договорит и смоется. Девочка сбежала по ступенькам вниз, от волнения даже холод перестал ощущаться, она встала глянула в сторону зала, но пойти туда не решилась, постояла пару минут и двинулась к выходу из замка.
      Мальчишки на мост забирались тихо, даже Йозеф примолк, хотя при малейшей его попытке открыть рот Валерка был готов запечатать его хоть рукавом своей куртки. Этот действенный способ, проверенный не единожды на Робине был отработан у командира как дважды два. Пашка тоже молчал и шел рядом. Ох и не легкий первый денек выдался у парня...
     - Тссс, - Валерка поднес палец ко рту, и все больше догадались, чем услышали, что он пытался сказать.
     Впереди и правда слышались голоса. Кирилла и чужой. Слова разбирались, но с трудом. Но то, что разбиралось, было достаточным и для такого Фомы неверующего как Валерка, который пытался верить людям до последнего и давать каждому возможность себя оправдать. Корсаков предатель. И что ты теперь с ним делать? Хотя если честно план созрел у командира в тоже мгновение, в которое он осознал, что Кирилл немецкий шпион. Только теперь нужно было, чтобы об этом открытии знали только присутствующие. Нужно, чтобы немцы свято верили в тупость русских и абсолютную слепоту. Кириллу предстояло поработать на собственный остров... или ни на кого! Подвел Валерка грустный итог своим собственным мыслям и, снова призвав жестом всех к тишине, облокотился на перила. Пусть только это свидание закончится!..
      ...Ника аккуратно высунулась, Корсаков все еще полулежал на мосту... а вот невдалеке притаились еще несколько ребят. Трое, вроде... Один Валерка, второй Пашка, а третий кто? Светловолосый и маленький, Йозеф что ли? Этого-то зачем потащили? Ну ладно, Валерке виднее. На башне было очень холодно и ветрено, потому Стриж начала припрыгивать на месте, чтобы согреться. Потерев плечи, потом ладошки, Амазонка опять прилипла к каменистому бордюру...
      ...Примерно вот так Павел себя чувствовал, когда видел огромного паука. Страх, отвращение и любопытство. Он стоял и слушал, как впереди один мальчишка продаёт других мальчишек и девчонок с ними. За что интересно? За деньги, что ли? На кой они тут? Парень невольно стал искать Корсакову какие то оправдания, но понял, что они не находятся.
      "Йозеф. Что он, Йозеф. Ну распорол мне плечо. - раскладывал в уме все на места Павел, - Так уже почти и не болит. Враг он и враг. Жалко его. И правильно, что жалко. Мелкий такой, а не переломился, я же видел, что он так ничего нашим и не сказал. Вот это человек. А вот этот, который впереди стоит у разведённого моста. Он кто? Он как себя чувствует? Может, он за какую идею немцам служит? Всё равно противно. Он в сто раз хуже врага Йозефа".
      Размышляя так и думая, что же придумал Валерка, новенький поднял голову. И приоткрыл рот. Тот замок, который располагался за немецким. Как будто внутри покрашенной чёрной краской игрушки-модельки включили лампочку. Синюю, с неприятным светом. Раз-раз-раз - мигают все окна. Да что же, никто не видит? Пашка уже хотел толкнуть Валерку, но сияние пропало. Он даже не понял, то ли просто в глазах заморгало, то ли и правда что-то было там...  

* * *

      Кирилл торопливо, тревожно оглядываясь на замок, перечислял незримому собеседнику события минувшего дня, потери русских (а их не было, только раненые), рассказывал про новичка.
     Кажется, где-то в темноте раздался глухой, сдавленный.
      Предатель поперхнулся от страха и замолк на полуслове, вслушиваясь в темноту. Но кроме шума далекого моря внизу, под мостом, ничего не расслышал.
     - Завтра на наш мост ты не ходить! - Резкий, лающий немецкий голос диктовал со вражеского моста. - Ты будешь болеть. Просить остаться в замке и заняться Йозеф.
      Кирилл скрипел зубами и согласно кивал. Хотя кто увидит кивки в темноте?
     - Я больше не могу, я пошел! Следят за мной!
      Мальчишка начал отползать от грани моста в тыл...
      Кирилл полз так усердно, что даже не заметил как Валерка вышел из темноты и наступил ему на руку. До этого командир успел отвесить подзатыльник Йозефу за проявленные голосовые способности, заткнул ему рот, чем обещал, и передал на поруки Пашке. В общем, на это ушла почти вся его злость. Но вид ползущего, пытающегося спасти свою шкуру предателя снова вызвал бурю эмоций.
     - Не торопись, туда тебе больше не стоит торопится... - угрюмо сказал Валерка. Ему стало до слез обидно, что остров предал мальчишка. Причем толковый мальчишка. Командир был бы больше готов к измене Стриж, но как ни крути, тут она оказалась права.
      Такого исхода Кирилл не ожидал! Хотя любой предатель живет в вечном страхе разоблачения и постоянно думает о нём, но когда приходит неизбежный момент, это всегда неожиданно.
     - Я, это, - Кирилл побледнел и стал заикаться, - я на пост решил, вот, погулять, одному побыть...
     Пашка держал немца за согнутые на вывернутой руке пальцы, пошире расставив ноги, чтобы не пнул и чуть навалившись на него, пригнув, чтобы не рыпался и не бил головой. Но смотрел на Кирилла. Жалкое было зрелище, как говорится. Предатель побледнел и поднимался с моста, не сводя глаз маленького отряда. Валерка стоял и морщился. Наверное, тоже не понимал, морщился, потому что не мог не морщиться. Есть такие люди. Им неприятно видеть, как кто-то другой врёт, трусит. Видно и Валерка из таких.
      - Хватит, заткнись, а? - неожиданно для самого себя попросил новенький. - Ну будь же пацаном. Я же тебя с башни видел. И как шёл. И как с немцем разговаривал.
      ...Валерка морщился. Было неприятно и где-то даже обидно видеть, как Кирилл изворачивается. Обидно, потому что ну не похож он был на прожженного предателя, не мог Валерка найти в нем черты подлости и наглости, присущие предателям. Так же не видел он причины его предательства. Командир задумался и вспомнил, что за последние дни на немецком мосту никто не погиб. И обрадовался, потому что иначе ему пришлось бы убить Кирилла, а планы на него у командира сейчас были совсем другие. Но прежде всего он хотел знать - ПОЧЕМУ? Дважды Валерка его спрашивал, у него был дважды шанс признаться и тем самый облегчить свою участь, но он выбрал молчание и предательство. Третий раз спросит один на один. Если и тогда Корсаков промолчит, то от планов на него придется отказаться. И угрызения совести главу русского острова не долга станут мучить, если он скинет предателя с моста головой вниз прямо на глазах у немцев. Валерка вгляделься и вслушался в тишину островов, важно чтобы немцы не узнали, что их агент раскрыт.
      А на смотровой ликовала Вероника. Она наслаждаясь моментом своего триумфа, но вместе с тем внутри ее поднимался какой-то странный страх... нет, скорее что-то другое, совсем непонятное, какое-то ощущение, потери чего-то очень важного. Девочка задумалась, вглядываясь вдаль. Там, за немецким, виднелся еще замок, в котором творилось что-то неладное, это привлекло внимание, но не заняло мысли. Мысли Ники были где-то далеко в глубине себя. Что же оказалось потерянным, ведь долгожданное разоблачение свершилось, так что не так?
      Цель. Была утеряна цель, которая занимала Амазонку все это последнее время, не давала расслабиться, заставляла действовать и двигаться вперед. А сейчас цель достигнута, предатель пойман за руку и уже никто не посмеет сказать девчонке, что она не права, но... что теперь делать ей, чем занять себя? В этом мире она пока не нашла своего места. То место, которое она для себя видела, не видели другие, а то, что хотели от нее островитяне, не подходило ей. Так бывает, когда достигаешь цели и встает проблема, что сделать новой целью? Ведь без цели жить нельзя.
      - Ну что? Куда теперь? - спросила сама себя Вероника. - Ищи себе врага. Если жить не ради кого-то, то жить вопреки, а для того, что бы жить вопреки, нужен враг...
      Наконец, командир русского острова убедился, что никто лишний не подслушает и не подсмотрит дальнейшего. На мост подоспел и Лешка, встал рядом с Павлом, создав живую преграду на дороге к замку. Командир кивнул, теперь пора:
      - Ты знаешь, что тебя теперь ждет? - спросил Валерка съежившегося и бледного мальчишку. - Я думаю, что смерть - единственное, чего достоин предатель.
     - К-к-а-кая с-мерть? - Заикаясь, пролепетал Кирилл. - Ребята, вы чего? Я же просто погулять сюда вышел! Пропустите! - Мальчишка дёрнулся и попытался протиснуться сквозь строй по мосту в сторону русского острова. Почему-то стоять лицом к ребятам и спиной к провалу, до которого всего пять шагов, очень не хотелось. Нет, Кириллу пока не пришло в голову, что его могут туда столкнуть. Но мало ли...
     - Смерть? Любая. Хотя я даже не уверен, что ты достоин того, чтобы выбирать, какой смертью тебе умереть. Но я могу предложить: или от меча или туда, вниз головой, - оправдательный бред мальчишки Валерка не слушал, ему и так все было понятно. Он хотел запугать Кирилла, чтобы получить от него то, что задумал. - Кстати, на поединок не рассчитывай, я с предателями не дерусь, и отдай меч, не заставляй отнимать. Ты больше не достоин его носить на этом острове. Больше ты не воин русского острова. Скорее враг. И меч тебе не положен. Положи его на мост, - свой меч Валерка пока не вытаскивал. Пока.
      По-правде сказать, Павел немного прибалдел. Валерка говорил ровным, серьёзным тоном и не оставалось сомнений, что он и правда только выбирает, как казнить Корсакова. Мечом или сбросить с моста. Потом пацану почему-то пришло в голову: "ну вот и мой меч ко мне идёт". Когда Корсаков хотел пройти мимо ребят, Павел выставил ногу, и он отступил обратно. Посмотрел прямо в глаза новичку и отступил. Сейчас новичок думал, что не хотел бы ни за что оказаться в положении Корсакова: предать своих и вот так стоять перед ними. Когда нечего сказать и видишь, что всем понятно: нечего. Вот сейчас Валерка его рубанёт сплеча. И новичок увидит, как убивают человека. Ему не хотелось это видеть. Или командир не станет рубить, а пойдёт на предателя, целясь мечом в лицо, и заставит свалиться с моста?
     - Отдай меч, - повторил командир, глядя прямо в глаза предателя.
     - Нет! Не отдам! - Кирилл вцепился в меч двумя руками, судорожно, как утопающий за соломинку, аж костяшки побледнели. Быстро глянул через плечо в сторону немецкого острова, не придет ли оттуда помощь? Но на той половине моста было тихо. Собеседник Корсакова ушел или затаился. Кирилл всхлипнул и снова повернулся к русским. - Не подходите! Я... Я драться буду!
      "Дурак! Вот дурак! Осел бесхвостый!": подумал Йозеф, извиваясь в руках всё того же противного русского, который его заставлял грызть ложку. - Истерик! Лучше положи меч и всё отрицай! Обвиняй немцев в провокации, что они решили внести раскол в русские ряды хитрым наветом. А я всё подтвержу. На пытке, на огне, но подтвержу, что тебя оговорили по приказу Гюнтера, и ты спасешься. В интересах Рейха спасешься". Это все так хотел крикнуть Йозефу, но поздно... Теперь оставалось только одно - попытаться вывернуться из цепких рук и встать рядом с Корсаковым, плечо к плечу для последнего боя против русских.
      По рывкам Йозефа Пашка отлично понимал, что он собирается делать. Вырваться и укокошить всех, кто подвернётся под руку. Нельзя сказать, что парень его не понимал. Вот только он был не на его стороне. Да и Корсаков начал истерить, а в таком состоянии люди иногда творят чёрт те что. Кирилл мог бросится на Валерку, тогда начнётся свалка, а Пашка без оружия. В этот момент он ругал последними словами Нику, которая не дала ему меч. Парень левой покрепче вывернул Йозефу руку, а на правой согнул указательный палец и посильней вдавил его в горло немчонка как крючок:
     - Стой тихо, иначе искалечу, пойми.
     - В полете драться не удобно, - заверил Валерка Кирилла, - и не с кем.
      Он вынул меч и без страха начал подходить к Кириллу. Драться с ним командир не собирался, хотел просто обезоружить. В общем-то, когда Валерка просил отдать меч, то не очень и рассчитывал, что предатель подчинится.
     - Кирилл, опусти меч и я, может, дам тебе шанс сохранить жизнь, - парень внимательно смотрел на мальчишку - достаточно ли он напуган, чтобы сдаться без драки? - Но только с тем условием, что ты мне расскажешь, что толкнуло тебя на предательство.
     - Не верю! Я тебе не верю. - Упрямо шептал Кирилл. И вдруг взвизгнул. - Не подходи! Не подходи, гад!
      И сам попятился назад от приближающегося Валерки. Ему было страшно. Он прекрасно понимал, что в драке со всеми ребятами ему не справиться. И лучше бы действительно попросить пощады, надеясь на известное русское снисхождение. Но мальчишка был не в состоянии размышлять логически...
      ...По мнению Вероники на мосту творилось черт те что, чего-то ждали ребята. Природное женское любопытство просто раздирало Стриж на много маленьких Ник. Девочка, подскакивая от холода, всматривалась в гладь моста, а там - за немецким замком - было совсем что-то непонятное, что-то грохотало отдаленно, но упорно. Время летело с невероятной скоростью, видимо потому, что все торопились сегодня жить. Спать совсем не хотелось. Стриж пару раз порывалась плюнуть на все и побежать вниз, но в последний момент вспоминала про данное слово и, шипя, вновь прилипала к каменному краю смотровой.
      Наконец, девчонка не выдержала, схватив длинную веревку и устроив на конце ее петлю-лассо. Вероника спустилась вниз довольно быстро и тихо преодолела расстояние до мальчишек, но не подходила вплотную, двигалась она, как кошка, никто не обернулся, Ника рывком кинула петлю и на удивление попала точно в цель, веревочное кольцо обхватило руки и тело Корсакова в районе талии. Стриж дернула веревку и петля затянулась, а Корсаков шмякнулся на колени от неожиданности. Стараясь не встречаться глазами с командиром, Стриж выдернула у Корсакова меч, сунула Валерке конец веревки, а Пашке меч предателя и пулей улетела обратно в замок. Лешка тольк недоуменно хлопнул глазами и дал девчонке дорогу, когда она пролетела мимо него словно пуля. Вероника чувствовала, как выпрыгивает ее сердце из груди, когда с усилием взбегала по ступенькам.
     "Отличилась, блин, опять, - думала Стриж, - теперь ее Валерка даже не смотровую не отправит, точно на кухне запрут!!!"
      Пащка настолько опешил, что едва не выпустил Йозефа. Перехватил в последний момент, а другой рукой взял меч. Это опять был альшпис, как у Ромки. Хорошая штука. Парень машинально буркнул:
      - Спасибо, - хотя Ники уже и след простыл. Потом перевёл взгляд на Корсакова с командиром и сказал им обоим, как будто ничего до этого не было, и он просто говорил с приятелями: - Ну девчонка. Молния. Валер, я меч себе оставлю?
      Валерка услышал слова новенького, но не успел осознать. Все его тщательно построенные переговоры оказались безжалостно помножены на ноль стараниями неугомонной девчонки. Которая пропала с моста так же неожиданно, как и появилась. Но в этот раз он на нее почему-то не рассердился, хоть и понял сразу, что пост она свой оставила. Девчонки... Правда Валерка не мог не полюбоваться, как ловко Стриж скрутила Кирилла. Даже сумела избежать жестокости. Ладно, в общем, ему это было и нужно. А из Ники наверняка получится хороший боец... Как только она поймет, что нельзя самовольничать и покидать пост. Конечно, время она ему сэкономила, но наказания ей не избежать. Как и никому другому. Иначе не будет порядка на этом острове никогда!
     - Пойдем, герой, - сказал командир Кириллу, обматывая того ещё сильнее веревками. Мальчишка был мельче и, если решит проявить сопротивление к передвижению, то Валерке ничего не стоило донести его на плече. - Пойдем, поговорим, пока я ещё не решил, как точно тебя казнить за предательство. Каким способом.
      Парень кивнул остальным.
     - Шило у нее в одном месте, - беззлобно заметил командир. После того, как вина Корсакова была доказана, его отношение к Стриж чуть изменилось... Но все равно. - Запри этого в башне. И попробуй объяснить Нике как нужно стоять на посту. Я надеюсь, она поймет это до того, как придется объяснять мне, - сказал командир Пашке. Ему почему-то показалось, что тот поймет смысл задания и хорошо с ним справится. Почему, почему... да потому что он толковый мальчишка, а не сбрендившая с ума девчонка, вот почему. - А я поговорю пока с этим, - кивнул Валерка на Кирилла, - он по-прежнему хотел знать, что руководило этим мальчишкой. Меч его оставь себе.
      Заправляя одной рукой меч в джинсовую петлю, Павел другой удерживал Йозефа. Потом поволок его к замку и буркнул:
      - Прости. Что я тебя так. Просто ты чужой, Корсаков предатель, а Валерка мой командир. Война.
      Каморку в башне для пленных пацан нашёл сразу. Без окон, и кто-то когда-то приделал снаружи засов. Две петли и металлический стержень. Павел впихнул туда Йозефа. Без грубости, но решительно. Закрыл засов и подумал, что в принципе не знает, где ему спать. Не то чтоб очень хотелось, а всё-таки. Место за столом есть, меч есть, кровать же должна быть?

* * *

      ...А Кириллка потерял контроль над собой. От страха, от перенесенных испытаний, от того, что запутался. И понес какую-то ахинею:
     - Ненавижу! Вас! Всех! Твари! Гады! Убивать вас! Убивать! Мня немцы выручат! Завтра! Меня не бросят! А вам конец!
      Он упирался, как мог, чтобы не идти за Валеркой. Командир никак не мог подумать, что у Кирилла от страха началось временное помешательство. Все его слова он воспринял за чистую монету. Ого, как все серьезно-то, видимо, он и правда был ценным источником информации для немцев, раз те даже готовы были его спасать... На их месте Валерка бы лучше не лез.
      Парень притянул Корсакова за грудки к себе.
     - Ты даже не представляешь, какие мы гады. Но поверь, не хуже тебя. Мы своих не предаем! И знаешь, я не вижу больше никакой пользы от тебя нашему острову, - он резко нагнулся и, схватив Кирилла за лодыжки, заставил его упасть на спину. - Ну давай, зови своих немцев, я хоть посмотрю на этих смельчаков, давай зови! - подтащив Кирилла к краю моста, Валерка столкнул его вниз, а сам, облокотившись на перила, пока крепко держал его за ноги. Мальчишка хоть и не был тяжелым, но извивался и это усложняло процесс. Правда для подстраховки командир обернул конец веревки вокруг запястья. Он сам не знал, сколько захочется продержать Кирилла над морем. Если от притока крови в голову его мозги не прояснятся, то, пожалуй, недолго. - Ну, зови! - приказал Валерка Кириллу.
      Всё случилось так неожиданно, стремительно и жестко, что Кирилл издал только жалкий писк, как уже висел, раскачиваемый ветром над бездной. И лишь потом, сообразив, что произошло, он начал извиваться и орать что-то нечленораздельное. Конечно, никаких немцев он не звал, не до того было, да и вряд ли что сообразишь в такой ситуации. Изогнувшись, Кирилл попытался сложиться и за счет мышц пресса подтянуться поближе к кромке моста, за что-то уцепиться.
      Мальчишка извивался как червяк, и командиру все сложнее становилось его удерживать. Валерка встряхнул хорошенько его ещё раз, чтобы он во всей красе увидел расстилающуюся под ним бездну и решил, пока хватит сил, продолжать допрос прямо здесь. Ведь ничто так не развязывает язык, как страх погибнуть.
     - Тебе страшно? - спросил командир Кирилла. - И правильно. Сам же знаешь, что до моря ещё никто не долетал. Ты ведь понимаешь, что своим предательством подставлял каждого из нас, нас, которые доверяли тебе, каждый день под удар? Из-за твоего предательства шансы у каждого из нас улететь в бездну увеличивались в десятки раз. Неужели ты надеешься, что теперь тебе это удастся избежать? Кирилл, ответь, прежде чем у меня устанут руки, ответь - почему ты нас предал?   

* * *

      Ника стояла на посту. От волнения даже холод не брал, она положила руки на бордюр, а сверху на них положила подбородок, тревожно вглядывалась вперед. Там, за немецким, творилась настоящая фантасмагория, а внизу Валерка, похоже, решил сбросить Корсакова с моста. Девчонке это не нравилось. Кирилла следовало запугать и заставить работать на русских. Он же, если подумать, не совсем конченый человек, просто от страха совсем перестал думать, наверное. Хотя упрямый как осел.
      Пашка пришел на смотровую, подошёл к Веронике и оперся о зубцы рядом с ней. Сказал весело:
     - А мне спать негде. Да, это. За меч спасибо...
     - Пожалуйста, - машинально отозвалась Ника, - слушай, Паш, а Валерка сильно сердится на меня? Я это, опять нарушила приказ... А спать можешь лечь в любую свободную комнату на втором этаже, отоспишься эту ночь, а потом тебя Ботан определит куда надо.
      Девчонка выпрямилась, опустила голову, вздохнула тяжело. В голове было столько всего, что поймать хоть одну захудалую мысль Стриж просто была не в состоянии.
      Павел не смог удержаться. Нагнулся чуть, поцеловал девчонку в уголок губ:
      - Понимаешь, Ник, ты всё равно девчонка. Я сейчас буду говорить, а ты не обижайся. Я сперва как увидел тебя, думал - ты просто ну вроде как понтуешься. А теперь вижу, ты правда и дерешься и вообще... Но только ты одну вещь пойми. Раз уж ты так хочешь воином быть, то надо приказы выполнять. Валерка как раз на это и сердится, что ты непослушная. Как кошка. А солдат должен быть собакой. По-другому нельзя, ты сама подумай. Вот сейчас хорошо вышло. А разве у тебя не было, что ты приказ нарушила и всё плохо? Командир для того и нужен, чтоб слушаться. Я тебе не читаю ничего, я просто говорю, а ты подумай.
     - Да понимаешь, Пашк, я ведь не подчинялась приказам, я их сама давала, я, как бы сказать, во главе воинственных девчонок была, мы себя называли Амазонки, наверное, и сейчас они называют, - добавила она, вздохнув. - А там не приказ, а ошибка и за ошибки платят все. Я привыкла стоять впереди, а не в строю... Понимаешь? Но я все равно постараюсь слушаться Валерку, хотя пока что-то плохо у меня это выходит... Не торопись только, - тихо прошептала девочка, а потом встрепенулась, - Пашка иди спать, хочешь, я тебя провожу до пустой комнаты? Только быстро, иди, пожалуйста, а то невыспавшийся завтра будешь!..
      "Понимаю" - кивнул мальчишка, завёл руки за шею девчонки, сомкнул пальцы и начал перебирать пряди волос сзади, глядя Нике в глаза и думая, что она красивая. Очень красивая. И что он не хочет никуда идти. Потом он чуть притянул к себе её голову и не поцеловал, а просто прислонил губы к её верхней губе, ощущая дыхание. И прикрыл глаза.
      Влюбился. Да. Пашка влюбился...   

* * *

      ...Запертый на башне, в маленькой клетушке, Йозеф мрачно обдумывал своё будущее. Допрос не состоялся, точнее - сорвался и он ничего не выдал. Даже этого осла Корсакова. Впрочем, горе-шпион, кажется, совсем одурел от страха и сам себя русским сдал.
      Мальчишка встал с холодного пола и, привлеченный криками, высунулся в маленькое оконце - высоко, если спрыгнуть - верная смерть на каменной площадке перед воротами. Орал Корсаков. Его за ноги держали головой вниз над водой. Хотя мальчишки находился далеко на мосту, ветер доносил вопли даже сюда.
     - Осел! - Теперь уже вслух заключил адъютант Гюнтера. - Так тебе и надо!
      И отошел от бойницы. Что же, со шпионом всё было уже ясно, ему не помочь...
      А на мосту Лешка глядел на всю эту сцену, на твердого Валерку, на дергающиеся над парапетом ноги предателя. Обычно мягкий, к гуманизму он не призывал. Хватит! Остров столько страдал от мягкости русских, которым соседи в благодарность каждый раз загоняли нож в спину. Корсаков был уже в том возрасте, когда мог отвечать за свои поступки и действия.
     - Кончай мучать пацана, а? - Тихо и грустно сказал он Валерке. - Кой толк знать, за что он нас подал, за бочку варенья или за корзину печенья? Отпускай уже.
      Валерка вытянул мальчишку на мост, то не из-за жалости - ее не было.
     - Нет, Лешка. Мучения для него только начинаются. Теперь он узнает, какое отношение бывает к предателям. Если захочет жить, то будет очень стараться искупить свою вину перед островом и теми, кто мог погибнуть из-за него. Теперь он будет работать на нас.
      Он приподнял еле соображающего и бледного мальчишку за грудки повыше.
     - Тебе придется убедить немцев, что ты ни в чем не признался, что впрочем так и есть, - Валерка усмехнулся. Если бы не подслушанные фразы разговора и не сегодняшняя ночь мы могли бы никогда и не поймать его. - Будешь передавать им сведения, полезные нам, и если сыграешь плохо свою роль, и они тебя убьют не думаю, что кто-то на Русском острове об этом пожалеет. А ещё раз оступишься, я больше не буду напрягать рук - сразу сброшу с моста. Ты меня понял? - он отпустил Кирилла, и его голова упала на гранит мост, издав не очень приятный звук столкновения с камнем.
     - Пойдем, Лешка. Отлежится и сам доберется до замка. Если не утопится, конечно, по пути. Я бы обязательно утопился от стыда, но это личное дело каждого.
     - Жестоко, Валерка, - констатировал Ботан. - Хотя с предателями только так. Но вряд ли он утопится. Не топятся такие, это не Сомов. Утром он наверняка попытается сунуться к немцам. Они его либо убьют, либо заберут себе, что очень маловероятно, либо прогонят. Если первое или второе, проблема с наших плеч. Пусть уходит, всё равно никудышный боец. А вот если он у нас останется и припрется в замок? Что тогда, а? Опять пустим сопли всепрощения?
      Рассуждая, ребята двинулись к замку. А Корсаков остался лежать на камнях в первых проблесках рассвета.
     - Лешка, предателям нет прощения. Они должны искупать свою вину. Придет обратно - значит, будет работать на остров. Будет помогать девчонкам. Заменит Нику. Если уж той так не терпится воевать - пусть воюет. Всю ее работу свалим на него, а будет стыдно делать работу девчонок - так пусть идет и топится, я ему и сейчас этого не запрещал. А к немцам его не возьмут. Они практичные и расчетливые. Толку теперь с него им никакого, только лишний рот. А что ты там про Сомова сказал? Что с ним? - вот про кого Валерка начисто забыл. Доверив его Робину... то есть свалив его на плечи Робина, он совсем забыл ещё об одном "герое" острова.
      - Да нормально Сомов. Переживает очень. Все как должно быть. Не подлец он, Валерка, нутром чую. Просто Гюнтер ему голову совсем задурил рыцарством, он его благородным считает. И это не так просто развеять. Хотя, мы попытаемся. И вот тогда станет нормальный и надежный парень.
     - Эх Лешка, Лешка, будь твоя воля, ты бы всех оправдал... Ты случайно не адвокатом собирался там стать? - Валерка имел в виду дома, но почему-то язык не поворачивался называть это слово. - Сомов не маленький, пора прекратить верить в сказки. Он должен уметь отвечать за свои поступки.   

* * *

      Рассвет как всегда пришел по расписанию, Кирилл лежал на мосту и тихо выл от страха, от головной боли, от мучительной безысходности. Оставалась единственная надежда на милость немцев. Видимо Валерка специально послал отряд на немецкий с опозданием, чтобы предатель успел решить за кого он. И Корсаков решил, как только увидел Свена:
     - Свен... - Кирилл тяжело поднялся, держась за парапет. - Свен, я к вам... всё, раскрыли меня русские, полный зихер, короче. Ведите к Гюнтеру...
      Свен с отвращением посмотрел на изобличенного шпиона. С чего эта русская свинья взяла, что немцы готовы его принять?! Может, у него с Гюнтером есть какая-то тайная договоренность, о которой он не знает? Тогда нужно сделать все, чтобы нога шпиона-неудачника не вступила на немецкий остров. Не хватало ещё, чтобы в команде Гюнтера появился ещё один преданный тому человек.
     - Убирайся к себе! - после долгой паузы рявкнул Свен. - Гюнтер знать о тебе не хочет, потому что ты слаб и глуп. Убирайся, пока я не закончил то, что не доделали с тобой русские. И больше не приходи на этот мост. Иначе в следующий раз ты с него не уйдешь.
  

15. День третий и утро четвертого. Приговор.

   Пока на русском разворачивалась драма вокруг пленника и предателя, на немецком начался суд над Олегом и Калле.
   Гюнтер не мог выполнить просьбу русского и дать первое слово шведу. По традиции на Совете, если кому-то выдвигалось обвинение, то сначала говорили наиболее старшие островитяне-старожилы, потом в зависимости от статуса, потом слово давали тем, кто не ходит на мосты, а потом уже перебежчикам или пленным. У Калле был статус пленного. Даже не боевого раба, как днем, а пленного, хуже того - возможного предателя. Но вот у Олега, островитянина, статус был выше, чем у Калле. Хоть он и новенький, хоть и под подозрением за измену, но всё равно пока боец немецкого острова.
      Совет собрался поздним вечером, почти ночью. Ребята и девчонки, позевывая и ёжась в ночной прохладе, входили в зал и рассаживались. Выступил кое-как приползший Свен. Много говорить он еще не мог, но суть его слов заключалась в том, что он задержался в замке, чуя неладное, чтобы подстраховать часового на башне. И точно. Беда случилась. Олег и Калле решили сдать остров врагу. Они отдали русским Йозефа и атаковали немецкий гарнизон. Свен с напарником мужественно дрались и хоть проиграли, но всё же сорвали атаку.
      Все немецкие ребята возмущенно загалдели, когда Свен замолк. Предательство казалось очевидным. Однако Гюнтер напомнил, что Олег появился на кубинском мосту и убил одного врага, по сути, спас там ситуацию. И что Калле тоже не убежал к русским, хотя мог, но до вечера охранял один русский мост и безропотно сдал оружие, когда потребовали немцы. В зале поднялся ропот. Зерна сомнения Гюнтер посеял, но всё равно, все хотели верить Свену. Первым решили вызвать на допрос Олега...
      ...Когда за Олегом пришли, он поднялся на ноги сам. Голова кружилась - есть не дали, а крови он потерял много. Его знобило и очень хотелось, чтобы всё поскорее кончилось - хоть как. Если бы не Калле... если бы не Калле, Олег просто и не стал бы ничего говорить. Пусть бы как-то сами решили. Всё равно, что. Только скорее... Но от его слов зависела судьба шведа и, как предполагал Олег, НЕ ТОЛЬКО шведа. И не только его самого.
      - На суд? - угрюмо спросил он. Ответа не последовало, но и так всё ясно. Хорошо хоть руки не связали... хотя драться он сейчас толком не сможет.
      Путь вверх по лестнице показался очень длинным. Олег мучился мыслью - что сказал Свен? Что сказал Калле? Что ВРАТЬ ему, Олегу?
      Он придумал враньё уже перед самой дверью в зал. И невольно усмехнулся... И снова пожалел об одном - не знает, что говорилось тут до его прихода, что говорил Гюнтер. Как бы опять не влипнуть... но, если рассказать, что он просто хотел отпустить Калле - не поймут и не поверят. И вряд ли можно упоминать обещание Гюнтера добровольно отпустить шведа. Олег догадывался, что Неске не был уверен, когда это говорил, что ему РАЗРЕШАТ...
      Значит, надо говорить такую чудовищную ложь, чтобы сразу замазать себя полностью. Чтобы о других думали как можно меньше. О Калле, о Гюнтере (вот странно, почему-то кажется, что ему тоже грозит какая-то опасность)... и о еврейке. О скрипачке.
      ...В зале ему показалось очень светло и очень тепло - Олег на миг застыл на пороге, беспомощно щуря глаза, и зная, что сейчас выглядит совсем беззащитным и перепуганным. Потом сделал несколько шагов на середину зала и огляделся.
      Здесь собрались все. Олег видел на лицах что угодно - от ярости и ненависти до любопытства. Сочувствия... Нет. Калле сидел, опустив голову. Перед Гюнтером лежал на столе меч Олега - Змея. И его нож. И оружие Калле - меч и Олегов нож с наборной рукоятью.
      - Я подарил ему этот нож, - сказал Олег хрипло. - Свой. Он мой раб - хорошо. Но он и сейчас мой раб, и мне не нравится, что у моей вещи отломили кусок...
      Калле поднял лицо. В нем не читалось ни испуга, ни тоски, только спокойствие. Калле чуть кивнул Олегу и опять опустил голову. Поставил ногу на ногу. Ему было холодно босиком на каменном полу.
      - Я могу говорить? - уточнил Олег, потому что никто ничего у него не спрашивал, а все смотрели, ждали. Мальчишка тоже опустил голову. Подумал - а кто будет носить мои ботинки? И вскинул лицо - с презрительной улыбкой: - Вы тупые даже на общем фоне немецкой тупости, - сказал Олег спокойно и обвёл всех взглядом. - Недаром вас громили все, кому не лень, от венгров до турок. Неужели никто ещё ничего не понял?! - он усмехнулся. - Ну тогда слушайте меня, Нибелунги. Вот вам правда, только правда и ничего, кроме правды... Я его хотел съесть, всегда хотел попробовать человеческое сердце как это делали в древности. Только нужно я хотел, чтобы он еще живой был, чтобы чувствовал все. Еще там, на мосту, я это решил, он же глупый, вперед полез, смелый и глупый, самое то! Я его хотел запугать, ножик в него кидал, а он не испугался, начал сопротивляться. Помните, у него морда была разбитая, сейчас вон кое-что ещё видно? Это мы подрались... Ну не получилось у меня задуманное. Потом решил хитростью его заставить довериться мне, а уж тогда сделать, что задумал. И он мне поверил, по-настоящему. И в последний момент я испугался себя самого... и мне стало дико стыдно и страшно. Тогда-то и решил его спасти, выпихнуть отсюда. Да и потом, я и сам думал спастись, я не... камикадзе. В общем, я думал-то его на Кубу вернуть. Но когда всё это завертелось, я решил - куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Даже не от вас... не в вас дело... Когда русский мне на мосту передавал нож - вон тот, с роговой рукоятью, - Олег поднял подбородок, - я с этим русским переговорил. Обещал им Йозефа, как адъютанта Гюнтера. Придушил мелкого немного и сдал. А Калле я сказал, чтобы он шёл к русским. Что они, дураки, от такого отказываться? Йозеф и лишний боец... да ещё и я должен был к ним присоединиться... Я рванул в замок. Должен был часового на башне прирезать и русским подать сигнал, они бы захватили замок... Да тут всё опять наперекосяк пошло. Свен с Георгом почему-то ошивались в замке, даже на первом этаже, на башне-то было пусто... а тут ещё Калле прибежал, и они на него на кой-то чёрт напали. Я не знаю, чего он у русских не остался - может, испугался, а может, решил, тут остаться, всё-таки такой же чужой остров, но хоть дальняя родня. Это вы у него спросите... - Олег на миг поймал взгляд Калле: "Блюмквист, НУ МОЛЧИ СЕЙЧАС!!! Не ушёл - так молчи!!!". - Опять драка началась, я за Калле, конечно, вступился... - Олег помолчал. - Свена я хотел убить. Стрелял, чтобы убить, ему повезло, - Олег поймал взгляд Свена, и понял, что он... нет, не труп. ХУЖЕ. - Потом я ему опять говорил, ну, Калле, чтобы он шёл к русским, а сам побежал к Гюнтеру... Да, побежал! - с вызовом повторил Олег. - Побежал, потому что латиносов не люблю и потому что Гюнтера хотел выручить. Никаких заданий мне никто не давал, Калле никто ничего не поручал, ни с кубинцами, ни с русскими я заранее не договаривался ни о чём, не вербовали они меня. Всё я сам придумал и сделал. Потому что слабак, но не хотел быть до конца гадом по отношению к Неске. Короче, я зверь и предатель, а самое плохое - я дурак. Думаю, я всё объяснил.
      Олег рассказывал все даже с каким-то наслаждением, как будто совершал над самим собой справедливую казнь. И только когда замолчал - ужаснулся и хотел крикнуть: "Не верьте, вы что, я себя оговорил!!!" Он ведь и правда сам затянул на шее петельку, сам привязал камень, сам подошёл к берегу - и теперь его оставалось толкнуть. Но, может быть, спасётся Калле?
      И Олег стиснул зубы и промолчал. Лишь потом сказал Гюнтеру:
     - А где скрипачка, Неске? Вот что мне интересно... - И опять хотел усмехнуться, но губы задрожали и получилась гримаса...
     - Скрипачки нет. Её ищут по всему острову. - Буркнул Гюнтер. Он сидел в центре наскоро сооруженного помоста, долженствовавшего означать судейский трибунал, и что-то чертил на листе бумаги. Справа от него восседал Алан в обнимку с кружкой, крепкий, флегматичный парень, которого выдвинули в трибунал друзья Свена. Хотя Алан был непредсказуем и что он решит, не знал ни Свен, ни Гюнтер. Слева от Гюнтера сидел ничем не приметный темноволосый мальчишка лет двенадцати и грыз морковку, временами постреливая глазами на подсудимых. Такой вот состав суда... И прокуроры, и адвокаты, и присяжные сразу.
     - Ты сказал достаточно, чтобы тебя казнили.
      Потом Гюнтер устало повернулся к шведу.
     - Говори ты.
      Мальчишка, испуганно встав и зябко поджимая ноги, сбивчиво рассказал, как Олег привел их на мост, как начал тренировку, и как он, Калле, предложил сразу же тут скрутить Йозефа и всем вместе сдаться русским. Не потому, что Калле ненавидит немцев, а потому, что он боится Ночной Феи, воющей ночами кошкой. И что Калле был готов бежать хоть куда угодно от неё. Потом он рассказал, как Олег связал Йозефа, но русским отдавать не хотел, русские его сами уволокли. А он, Калле, вернулся на остров за Рахель, чтобы вывести от Феи и её. Но вместо Рахель на него набросились Свен и Георг. Калле кое-как отбился от обоих при помощи Олега, и занял охрану на русском мосту. А Олег побежал на помощь на мост кубинский. Вот и всё. Мальчишка судорожно глотнул и сел.
     - Ну? - Гюнтер обвел зал затуманенным взглядом. - По-моему, не смешно. А?
      По-моему, тоже, подумал Олег и почувствовал, что его разбирает истерический смех. Сколько же можно подрываться на минах снова и снова, пора бы уже и насмерть... Ему захотелось завизжать, чтобы кончали скорее. Калле, дурак, ну что ему стоило повторить то, что сказал Олег... хотя? Олег не злился и даже не сердился на него. Испугался мальчишка. Не их, а ЕЁ... Да тут ещё начало очень сильно тошнить, хорошо, что желудок пустой...
      - Не говорил он мне ничего про скрутить Йозефа! - крикнул Олег, махнул рукой и застонал тихо: - Мммм... - схватившись за плечо. - Не говорил, поймите! И вообще, вы же видите, что он перепуган до поноса, сам не соображает, что плетёт! А хотя... - Олег обмяк. - Вы же уже всё решили, так кончайте скорее. Вообще... и со мной. Я устал очень, есть хочу и спать... - он криво улыбнулся. - Ночью не спал совсем... - и повысил голос, обведя всех взглядом. - ЭТА приходила. Не в последний раз, и не из-за нас с Калле.
      Он хотел добавить, что "будет тут второй Ковчег", но равнодушие стало таким сильным, что он сел прямо на пол, спрятал голову между ног и закрыл её руками. Со стороны могло показаться, что это страх перед наказанием или отчаянье, но это было просто нежелание ничего и никого видеть. "Вот бы подошли прямо сейчас и пырнули, что ли... сразу... - подумал Олег с тоской. - Гюнтер сказал "казнён" - значит, не пытки, а просто казнь."
      Он через силу поднял голову и посмотрел на Неске:
     - Понимаешь, Гюнтер... - Олег слабо улыбнулся, - я всё равно ничего не смог объяснить... Ты старался, а я... я не смог, видишь. Ты лучше прикажи меня казнить поскорей... - лицо Олега стало спокойным и решительным. Он сказал деловито-отстранённо, как будто речь шла не о нём: - Как будете казнить? Я знаю, что по вашим старым обычаям трусов топили, а предателей вешали. Думаю, что прозвища "трус" я всё-таки не заслужил... Значит, верёвка? Или для такого дела кто-нибудь сможет воспользоваться мечом?.. - он кивнул на Калле: - А швед пусть займёт моё место... если уж так вышло. Из него получится хороший боец.
      Он снова опустил голову и постарался больше не слушать. Его опять затошнило...
     - Не ори! Как порося на свинобойне моего отца в Баварии, а? - Алан отхлебнул из кружки и его взгляд окосел. Гюнтер с беспокойством подумал о её содержимом. На острове имелся бочонок рому, но существовал строжайший запрет его трогать без разрешения президента. Ром давали тяжелораненым, тем, кто мучался, кому мазь УЖЕ не помогала, но кто был ЕЩЕ жив. Это была такая как бы привилегия для тех, кто идет на смерть. - Веревка, говоришь? Знаешь, я бы наплевал на то, что ты зверь и трус, на то, что пригрел шведа. Ты или Калле будут жить в комнате, мне всё равно. - Алан в силу природной флегматичности не верил в привидения и фей. - Но вот кто воскресит Йозефа, вот вопрос, кто его заменит. - Аллан отхлебнул еще и замолчал. - Казнить. - Подвел он черту под своими мыслями. - Обоих. И еврейку наверняка убили они и где-то зарыли.
      Гюнтер покосился на другого мальчишку-судью. Тот сидел, выжидая его слова. По виду всех ребят стало ясно, что, как только вопрос о казни утвердят, будет задан вопрос о самом Гюнтере - ведь это он снарядил ненадежных на мост.
     - Значит, так. - Гюнтер встал, прокашлялся от волнения. - Так будет. Эти двое, Калле и Олег, пойдут на Ковчег. Со мной. Над островом будет поднят наш флаг. Мы проведем там весь день и всю ночь. Утром следующего дня вернемся. Или нет... Короче, искать нас там тогда не надо. На Ковчег не суйтесь!
      Притихли все. Даже всплеск тихих морских волн стал слышен.
     - Гюнтер, не надо... - всхлипнул кто-то из малышей.
      Все смотрели на Гюнтера, и никто - на Олега. А если бы посмотрели, наверное, испугались бы.
      Мальчишка по-прежнему сидел на полу, но его как будто натянули на пропущенные внутрь тела тросы и приподняли - он казался переломанной марионеткой, которой играет кукловод-садист. Обращённое к Гюнтеру лицо выражало ужас и восторг в какой-то дикой смеси, мальчишка кивал в такт словам Неске и сКаллелся - сКаллелся всем ртом, так, что показались дёсны.
      В тишине Олег поднялся и, подойдя к столу, стал запихивать на места клинки. Вот теперь на него посмотрели... но никто ничего не сказал. Даже Свен (впрочем, тому, кажется, было взаправду очень плохо, и Клаус придерживал друга за плечи, что-то говоря; Олег отстранённо подумал - странно, у Свена есть НАСТОЯЩИЕ друзья... а впрочем, почему странно? Правильно, наверное...). Олег взял арбалет, забрал и оружие Калле - и снова было тихо, только эта тишина ДЫШАЛА.
      - Держи, - Олег положил меч и дарёный нож на колени шведу. - Вставай, пошли, поможешь ещё раз перевязаться...
      ...Олег сказал "пошли", но сам задержался. Подошёл к крану в углу и начал пить, пить, пить, хватая холодную струйку зубами, словно она была твёрдой, и её приходилось кусать. Вода входила в желудок с болью, ледяным ломом, и Олег понял, что его организм уже привык к смерти, приготовился - и сейчас удивляется, что - ЖИВ. Краем глаза заметил Гюнтера, проходившего мимо - и, выпрямившись, схватил его за плечо - сильно. Пошарил по спокойному лицу немца глазами, покривил губы и сказал:
      - Это было сильно. Ты совершенно чокнутый, Неске. Ты абсолютно чокнутый... жаль, что у нас всё так вышло. Я бы тебе служил, как твоя рука... Я сказать хочу. Просить. Если мы вернёмся... - он опять оскалился, но сладил с собой. - Я хочу вернуть Йозефа.
      "И немного посчитаться с тем парнем, который наплевал на мои просьбы" - Олег вспомнил лица обоих ребят с русского моста. Тот, который отдал ему нож и говорил об охоте на него, Олега - Олегов ровесник, пониже, но плечистей, вообще крепкий, угрюмоватый, но, кажется, не подлец. А вот второй... нет, обычный пацан, младше Олега, тонкое лицо, светленький... но вот в глазах у него что-то такое было... смесь усталого застарелого страха и беспомощного вызова всему на свете. Именно так. Что-то у него случилось в жизни. И он это "что-то" решил исправить, прихватив Йозефа.
      Стоп. Олег уверился в правильности версии. Ну, дружок... я тебе покажу, что такое НАСТОЯЩИЙ страх. Лишь бы немцы разрешили. Ты мне ботинки будешь лизать, щенок...
      Он смотрел на Гюнтера. Подумает, что оттягиваю конец? Внезапно в горле при этой мысли забулькал смех. Сипец... Это же надо как себя расписал... Ну и ладно. Пусть думает, что хочет. Он не выдержал - хихикнул, но настоящий смех всё-таки сумел задавить.
      - Йозеф не виноват, что я всё так сделал, - пояснил он почти весело. - А мальчишка хороший. И не надо смотреть на меня гневными глазами, я безо всякого подтекста. Да и... - Олег всё-таки засмеялся, но опять заткнул смех. - Да и ты, я думаю, ВСЁ ПОНЯЛ. Я хочу вернуть тебе адъютанта, а острову - хорошего пацана... - Олег было шагнул в двери, но повернулся с широкой улыбкой. - Да. Чуть не забыл.
      Он чуть наклонился и смачно, с искренним удовольствием харкнул на носок гюнтеровой кроссовки.
      - В расчёте, конунг...
      ...На втором этаже Олега зашатало так, что он, можно сказать, выпал на балкон. Наклонился через перила, судорожно открыл рот. Желудок выдавливал из себя желчь. Олег равнодушно понял, что валится через перила - в рассветный сумрак, на невидимый почти песок... "Только чтобы насмерть", - подумал Олег - и ощутил, как его рванули обратно на балкон...
      ...В комнате Олег упал на кровать. Во рту и горле стоял горький вкус страха...
      - Калле, - сказал Олег, не открывая глаз. - Прости меня за то, что я говорил. Там, в зале. Я хотел тебя хоть как вытащить, раз уж ты к русским не ушёл... Думал, меня сразу прикончат, а тебя возьмут на моё место... им же нужен боец, тем более, что одного у них убили... и Свен с Георгом ранены... а получилось ви-ви-ви-видишь как...
      Олег больше не мог терпеть. Он рывком втянул ноги на кровать, сжался в комок, поворачиваясь на раненую сторону (плечо и бок вспыхнули огнём под повязками) и горько, безудержно расплакался. Не в первый раз за эти три диких дня, но при Калле ПО-НАСТОЯЩЕМУ, не истерически, а как обиженный и напуганный мальчишка - в первый раз. Торчащий в сторону меч мелко задрожал...
      Калле пусто смотрел на Олега. "Странный он", - думал мальчишка, глядя на рыцаря. В бою бесстрашный, а в тишине ревет, как девчонка.
      Зашел Гюнтер, молча подошел к кровати Олега и вытер кроссовку о простынь. Вышел, бросив на ходу:
     - Как расцветет, жду обоих у начала ковчежного моста.
      Калле только кивнул в ответ. Так надо. Гюнтер вел их на смерть и сам на неё шел. Зачем? Низачем. Так надо.
     - Ты боишься? - спросил тихо Олег даже не поворачиваясь к шведу лицом.
     - Да, - одними губами ответил мальчишка, зачем скрывать то, что и так очевидно?
     - Давай так, - русский резко повернулся и сморщился от боли. - От меня не отходи. И не очень трясись. ОНА тебе что обещала? Что ты ЭТУ ночь не переживёшь. А ты её считай уже пережил. - Олег не знал, что примерно то же говорила Калле Рахель. - Ещё помни... Наверное, она боится стальных клинков. НАСТОЯЩИХ стальных. У тебя есть нож, и у меня тоже. ДОЛЖНА бояться, если ЭТО - то, что я думаю...
     - Стальных клинков? - Калле невольно покосился на свой ремень, к которому успел прицепить Олегов нож. - А мне, там, на площадке башни, показалось, что боится она света. Но как скажешь.
     - Помоги перевязаться... - садясь, попросил Олег и улыбнулся. - Неважный тебе достался рыцарь, оруженосец Блюмквист. Истерик, трус и ранят меня постоянно... А теперь ещё пол-острова минимум думает, что я людоед.
      Перевязка - дело нехитрое. Местное лекарство действует действительно чудесно. Нет воспалений, нет осложнений, быстро затягиваются рубцы. Не убили сразу - не умрешь. Или если только уж очень-очень не повезет. Калле сноровисто работал бинтами, и вскоре раны была закрыты. Было ли ему сейчас страшно? Сложно сказать. Да, в глубине души страх сидел. А на поверхности сознания мальчишка успокаивал себя, что время еще есть, есть завтрак, есть путь по мосту... это недолго, но всё же!
     - Ну ладно, - Олег разлегся на кровати, - давай, что ли, спать, завтра-то точно не придется.
     Ребята и правда ухитрились уснуть, Олег спал беспокойно: часто просыпался или метался во сне. Калле наоборот - словно провалился в глубокую и темную нору. Под утро Олег совсем потерял надежду нормально поспать и первым сел на кровати, потом совсем встал, растолкал шведа.
     - Вставай оруженосец, труба зовет! - а потом совсем добавил невпопад. - Опять пить охота-а-а... - он передёрнул голыми плечами, поморщился, зевнул и клацнул зубами. Улыбнулся. - Пошли, что ли, Блюмквист? Позавтракать, наверное, дадут. Да, книгу свою с собой возьми, вдруг днём скучно будет? Хотя вряд ли... Нас всё-таки ждёт обед на бастионе Сен-Жерве...
     ...У славы всегда два лица и две стати.
     Не знаешь, какой обернётся она.
     То мессой побалует после распятья,
     То входит без стука, а с нею - война...
     - Воды с собой надо бы взять. Там, кто его знает, какая, - Калле рассуждал с непонятной деловитостью.
      На завтрак Калле вышел. Только сперва его понесло не вниз, в общий зал, а наверх, на башню. Хотелось забрать с собой фонарь. Но там уже стоял Гюнтер и сворачивал снятое трехцветное полотнище. Его предстояло поднять над Ковчегом... если ребята вообще дойдут. Калле ухватился за дужку фонаря, вопросительно глядя на Неске. Президент что-то хотел сказать, но передумал, лишь утвердительно кивнул, всё было ясно без слов. Так же молча ребята спустились вниз и расселись на противоположных концах большого стола.
      За столом царила тишина. Перед Калле впервые поставили тарелку, положили хлеб, оранжевую весёлую грушу, две больших вафли, придвинули две кружки. Молча и торопливо. Даже вроде... виновато как-то, что ли?
      Олег сел за стол. Ему сейчас было по большому счёту плевать на всё. Слева он ощущал коленку шведа, видел Гюнтера (немецкий президент спокойно и даже как-то меланхолично жевал). Ну вот и ладно. Воевать - так и правда с чем-то ПЛОХИМ, а не с несчастными пацанами, такими же заложниками, как ты сам... Плохо, что так и не удалось выспаться. Устал Олег, очень устал, и дорого дал бы за шесть-восемь часов сна без перерывов и тревог. Он, конечно, продержится, вытянет. Но потом... а может, и не будет никакого ПОТОМ?
      Но на этот раз мысль о возможной смерти не обрадовала, как случалось много раз за последние дни. Олег понял, что он не хочет умирать. А чего он хочет? Странно. Олег держал в руке ложку, не начиная есть и глядя в стол невидящими глазами. Жить хочет. По-настоящему, крепко подружиться с Калле и спасти его - хочет. Хочет отомстить Гюнтеру, и в то же время сделать так, чтобы Неске начал его уважать. Хочет посмотреть в глаза тому русскому пацану, а потом... потом прикончить его или поменять на Йозефа, которого хочет вернуть на 17-й. Хочет найти эту скрипачку. ОЧЕНЬ хочет разгадать загадку Ковчега и хочет сделать так, чтобы ТА больше не шлялась по этим местам. Хочет понять, что вообще тут происходит, кто такие Хозяева и что не так с его перемещением. Хочет узнать, кто ему снился тогда - под алым щитом. Выспаться хочет. Хочет, чтобы скорее зажили раны. Зажать какую-нибудь из девчонок - ХОЧЕТ... И хочет ЕСТЬ, наконец.
      В тарелке оказалось много жареной колбасы, тушёная смесь из стручковой фасоли, помидоров, лука, сладкого перца, ещё чего-то - вкусно! В одной кружке - чай с молоком, в другой... Из другой остро пахнул ром. Налитый всего на треть.
      - Фронтовые сто грамм? - Олег усмехнулся и отодвинул эту кружку. - Не. В кофе ещё куда ни шло, если немного. А так не хочу... Рахель нашли? - громко спросил он Гюнтера, работая ложкой.
     - Ром полагается всем, перед... - Гюнтер удержался от слова "смертью", не стал рассказывать о традиции острова, что пить дают тем, кого провожают в последний путь. Вот и им троим сегодня. - Не хочешь, не пей. - Неске пожал плечами и выпил свою порцию. Рот сразу же обожгло, а по телу прошла горячая волна. Всё к лучшему. - Рахель не нашли. Дважды обысКалле остров и замок от флагштока до подвала. - Гюнтер подозрительно глядел на русского. В его глазах читался вопрос: "Не ты ли её сам убил и утопил втихаря, дружок?". - Йозефа уже, наверное, нет в живых. - Завершил он невпопад. - Не принято тут пленных держать, понимаешь? Вон ему... - указал ножом на шведа, - исключение сделали. И то только ради тебя. А ты так... по-свински нам...
      Ага, злорадно подумал Олег. Не смог сдержаться - ЗЛОРАДНО подумал. Ага, президент, развезло-то тебя сразу. Почти по-человечески заговорил... но не договорил. "Перед" - перед чем? Да ясно, перед чем. Перед гибелью. Распространённый обычай. Ну ладно, посмотрим... Хотел промолчать, но не выдержал - положил ложку, которой играл, и сказал - громко, через весь стол:
      - По-свински? Ну, это вам виднее, тут специалисты по свинарникам есть, - он посмотрел в сторону Алана, - да и ром кое-кому нужнее для храбрости, чем мне... А я и без него в бою не трушу, если ты не заметил, Неске. Где бы ты был, если бы не я? Полетел бы с моста или на нём валялся бы, а тут сидели бы сейчас не вы, а латиносы! Скажите, что вру? - насмешливо спросил русский. - А его, - Олег указал на Калле, - я и сам не убью, и вам убить не дам, мясники швабские. И не верю я, что Йозефа вашего русские вот так возьмут и прикончат. Потому что я САМ русский и малька за здорово живёшь не зарезал бы... Вот такой я дурак, а вы умные - ну и сидите со своим умом... Я у моста подожду, - Олег встал, ногой отодвигая ящик, на котором сидел. - Тут кровянкой воняет. А ты, - негромко сказал он Калле, - в шкафу фляжки посмотри и налей их. Ты про воду правильно сказал, с собой надо брать. И выходи, я жду... И ты, Неске, выходи, только смотри не споткнись спьяну. А то потом скажешь, что я тебе ножку подставил.
      И сам вышел, не оглядываясь.

* * *

      Воду взяли. Три большие фляжки, которые нашлись на острове.
      Собственно, это было первое, что Олег увидел, когда его спутники выбрались на мост. Олег только покосился. Он не хотел смотреть назад, видеть, глядят им вслед или нет, провожают, или нет... Зачем? Впереди был уже начавший сходиться мост. За ним лежала ТАЙНА.
      Гюнтер, как ни крути, спас как минимум его, Олега. По крайней мере - на полсуток. А там, может, и больше. Но слова немца про свинское поведение ДЕЙСТВИТЕЛЬНО оскорбили мальчишку до глубины души. Поэтому на немца он тоже не смотрел. А вот Калле подмигнул:
      - Ну, пошли, что ли? - принимая у него из рук фляжку и пристраивая её на пояс. И сам же замер, поставив ногу на мост. Расставил руки. - Нет. Погодите идти... - он посмотрел на Гюнтера и Калле. - Посмотрите лучше, КТО туда, - он мотнул головой в сторону Ковчега, - идёт. Вождь, который презирает своего воина и приговорил его к смерти, - кивок на Гюнтера. - Воин, который готов убить своего вождя и пытался это сделать, - он ткнул себя в грудь. - И парень, которого этот воин захватил в плен и которого этот вождь называет рабом, - кивок Калле. - Вы как хотите, а такая компания ЕЙ на один зуб. Поэтому... - Олег потёр бинт на плече. - Поэтому вы как хотите, а я туда идти не согласен. ТАК не согласен... - он вздохнул. - Ну вот, значит... Гюнтер конунг, помни, что по-прежнему ТВОЙ воин. И что я, если мы вернёмся ОТТУДА, сделаю всё, чтобы вернуть Йозефа. А потом я тебя убью. Но только ПОТОМ. А ты, Калле... - Олег посмотрел на шведа. - А ты знай, что ты мой друг, - просто закончил русский. - Ну, чего стоим? Теперь я могу идти, а вы как знаете...

* * *

      Трое шли в сторону мертвого острова по изогнутой дуге моста, Гюнетр ничего не ответил на слова Олега, сейчас он находился не снаружи, а внутри себя. А Калле в который раз поймал себя на мысли, что Олег специально задирает немцев по любому поводу. Зачем? Ответ один - ищет смерти. Хочет, чтобы на него бросились все. И тогда он обретет желанную смерть, предварительно убив столько, сколько сможет. А сколько сможет? Если проиграл поединок одному Неске? Долготерпению немецкого президента можно было удивляться. Да и остальных его друзей. Хотя, с теми всё ясно - они понимали, что тройка идет на верную смерть и восприняли оскорбления и бахвальства Олега за столом как истерику.
      И всё же, почему каждый из них идет на смерть? И зачем Гюнтеру понадобилась такая изощренная казнь? Да еще в пакете с самоубийством? Он преследует какую-то цель, этот маленький президент. Он давно собирался на Ковчег!
      Калле споткнулся, осознав эту истину. Давно! Наверное, с той самой ночи, когда видел Андреаса на мосту. Вот только понимал, что одному ему там не справиться и искал помощников. А никто из немцев туда идти не хотел. И вот теперь невольные помощники нашлись. Трусливые, истеричные, но всё же. И значит... значит, Гюнтер специально накручивал Олега всё это время? И значит, именно поэтому Неске не дал убить пленника Калле, шаг за шагом подводя всех к ситуации, когда у них будет лишь одна дорога. Вот эта. Которая сейчас жжет босые пятки вбирающим солнечное тепло гранитом. Ковчег. Странное название. Уж скорее - гроб. Или ящик. Ящик Пандоры.
      Мост, как и всегда, был бесконечным. Олег не спешил, примерялся к шагу Гюнтера, который шёл первым - уверенно, но не очень быстро. Зря Олег язвил насчёт рома, по немцу не было видно, что он выпивши. А ведь сто-сто пятьдесят граммов такой жидкости для четырнадцатилетнего парня - хорошая доза. И Калле... или он тоже не пил, что ли? Или просто оба так боятся, что ром сразу сгорел в их организмах, как водка перед атакой на фронте? Сам Олег не боялся и с удовольствием пошёл бы скорее. Ему ХОТЕЛОСЬ посмотреть на загадочный Ковчег. Это желание дурманило сильнее любого спиртного.
      Становилось с каждой минутой жарче, уже начинало печь плечи. Да-а, или сидеть в замке, или опять обгорать. Вспомнилось, как еврейка массировала и смазывала ему спину, и Олег нахмурился - воспоминание было физически приятным, даже внизу живота заныло. Ещё бы так сделала... Хоть бы и она, но лучше - Танюшка... или уж какая-нибудь из немецких девчонок.
      Кстати, где же всё-таки скрипачка? Гюнтер при вопросах о ней пялился на Олега так, что становилось ясно - как бы не Олега он в её пропаже и подозревает...
      А ведь с Ковчега есть ЕЩЁ два моста, подумал Олег. На турецкий и на Новый Альбион... Турок Олег ненавидел осознанной глубокой ненавистью, практически генетической. Конечно, там не одни турки, но тон задают, естественно, они. Нет уж. А вот Новый Альбион... Из отрывочных разговоров Олег знал, что там заправляет Лью Невилл, англичанин и вроде бы даже граф. Не факт, что граф-англичанин лучше конунга-немца, но у него точно нет претензий ни к Калле, ни к Олегу. И не может быть, чтобы ему не были нужны бойцы...
      Олег немного поиграл этой мыслью, потом грустно усмехнулся. Калле не бросит еврейку, это ясно. А он сам... ну что он сам? У него тут полно дел. Или бросит? Олег покосился на шведа. После того случая на русском мосту Калле выглядел каким-то пришибленным и... самоуглублённым, что ли? Так испугался? Может, испугаешься тут... А может, он всё-таки согласится, если предложить ему бежать по мосту к соседям? Гюнтера, если без рыцарских заморочек, вполне можно скрутить. И бросить на Ковчеге! Эта мысль вдруг сильно возбудила Олега. Точно! Вот это будет МЕСТЬ! Олег перевёл взгляд на немца. Жаль, нельзя будет послушать, как он станет выть от ужаса... Хотя, наверное, это и на соседних островах услышат.
      Перестань, с усталой злостью сказал Олег сам себе. Не смог справиться с ним один на один и решил позвать на помощь ЕЁ? Ну да, ОНА поможет. А потом возьмёт и Калле. И только в конце - тебя, дурака, когда ты уже сам будешь готов с радостным воплем прыгнуть к НЕЙ. Или ещё чище - ОТКАЖЕТСЯ брать. Ну уж нет... Олег вспомнил сладкие прикосновения в подвальной темноте, то, как ОНА наслаждалась своей живой юной игрушкой... но почему-то НЕ МОГЛА ему повредить реально. Ждала его согласия. А вот, неожиданно вспомнил Олег. Как она говорила: "Приду, когда ЗА ТЕБЯ НЕКОМУ БУДЕТ ПРОСИТЬ." Интересно, кто же за него просит ТУТ, в этом мире? Калле? Но он сам боится, даже больше, наверное... Не Гюнтер же. Может... Олег усмехнулся... Свен? Хочет убить его сам и не намерен делиться? Да нет, Свен ТОЖЕ ЕЁ боится и верит в неё. ВЕРИТ...
      Если он вернётся с Ковчега, то обязательно найдёт того русского, мелкую сволочь с наивным личиком. И тогда... Олег опять усмехнулся... тогда попробует, как это - пить кровь ещё живого человека. Не всё же ЕЙ лакать на этих островах. Да и добровольный донор-Гюнтер - это, должно быть, совсем не то же, что тщетно сопротивляющийся, переполненный ужасом мальчишка. Сам виноват. Не хотел быть человеком, когда Олег его просил - станет бутылочкой "лимонада"...
      Перестань, испугался он сам этих мыслей, опять ты за своё! Мысли были не его. Но они БЫЛИ.
      - Калле, - спросил он, не обращая внимания на Гюнтера, - скажи честно, если останемся живы... Хочешь вернуться на Кубу или... - он помедлил. И закончил решительно: - Или останешься со мной? Не как раб и даже не как оруженосец. Просто как друг...
      А Калле раскрыл ладонь лучам Солнца и на его руку опустился большой пушистый летучий одуванчик. Откуда он здесь, посреди моря, на головокружительной высоте моста? Какой неведомый покровитель дает им сигнал-надежду? И надежда ли это? Вопрос, который задал Олег про Кубу, подразумевал один ответ. И Калле уже готов был его дать, как душу пронзил быстрый, секундный взгляд черных глаз обернувшегося Гюнтера. Предостережение. Гюнтер предупреждал его о чем-то, что не мог сказать вслух. Почему не мог? Да не его это, Калле, ума дело. На Кубу нельзя. Но отказ от возвращения на свой остров будет означать одно - вечного скитальца перебежчика.
     - О Кубе поговорим потом, погоди, может и не придется вовсе. - Калле повернулся с улыбкой к Олегу, сдунул ему в лицо со своей ладони пушинку и ответил на вторую часть его предложения внезапно родившимися стихами.
      - Уставший мой рыцарь маленький,
     Ужель пора нам домой?
     Доспехи и герб свой аленький
     Сменяй на кусок хлеба мой.
     Твой путь был - терни суровые,
     Предательство, дружба, любовь.
     Но чувства те - вовсе не новые,
     Пойми, между нами лишь кровь.
     Мы можем идти рука об руку,
     По этой пустынной земле,
     В конце мы увидим разлуку,
     Поверь, маленький рыцарь, мне.
      Калле подмигнул Олегу и ускорил шаг, почти перешел на бег и догнал Гюнтера, стоявшего точно на горбатой середине моста, самой высокой точке, и вглядывавшегося в далекий вражеский замок. Остров Ковчег был пуст и тих. Странно, казалось, соседям он был вовсе не интересен, пустой беззащитный остров - приходи и бери. Или что-то всё же защищало Ковчег получше ребячьих гарнизонов?
     - Как? - тихо выдохнул Олег, вслушиваясь в полупонятные строчки. Провел рукой по лицу - пушинка пощекотала его, как солнечный зайчик. Тепло и невесомо. И растерянно улыбнулся. Калле уходил, и Олег спросил в спину снова: - Как ты... сказал?
      Слова тоже были как пушинки. Печальные пушинки, тёплые пушинки, щекочущие пушинки, невесомые, летучие, мгновенные. Сердце на миг остановилось от жалости и благодарности. Может быть, для Калле это и были просто слова, которые, тоже как пушинки, унёс ветер. Но не для русского.
      Как же мало, оказывается, нужно четырнадцатилетнему замученному страхом, тоской, гордостью, болью мальчику-рыцарю, чтобы увидеть - кругом пока ещё день, тёплый и светлый... Он только начался, и в мире не видно шевелящихся теней. Мрачные же мысли, словно клочья разорванной тёплым ветром чёрной занавески, полетели куда-то над островами, кружась и тая - прочь, прочь, прочь...
      А имя у него похоже на колокольчик, подумал Олег, улыбаясь. Не то что настоящее - КАРЛ. Глупое и неприятное. А вот КАЛЛЕ... Танюшкино имя тоже звенит - Танн-н-н-нь...
      Как уличный щенок. Руку протянешь - рычит и сКаллется. А погладишь - плачет, вдруг вспомнил Олег где-то прочитанное. И подумал - а ведь это уже обо мне. Это я стал таким за три дня. ОНА сказала: ХОЧЕШЬ ЗНАТЬ, КТО ТЕБЯ УБЬЁТ? А что если она говорила о...
      Олег упрямо повёл головой. Нет. Теперь - нет. Теперь у меня много-много дел. Теперь я не хочу умирать за здорово живёшь. Я ещё Калле книжку не дорассказал... И мы вообще мало с ним говорили. А говорить с другом - это... это...
      Только Калле, кажется, не верит, что останется жив. Может, у него тоже есть цель, как у Олега - спасти его самого? Спасти эту еврейку? Как ему было страшно ночью - Олег видел, ощущал и понимал этот страх. И помнил, как швед сжался в комочек между ним, Олегом, и стеной, завернувшись в одеяло полностью. А на следующий день он вернулся! Сам! Хотя мог остаться у русских, мог...
      Он быстро преодолел оставшиеся до "перевала" шаги и встал рядом с Гюнтером.
     - Ворота, кажется, не заперты. - Озадаченно обернулся Гюнтер к спутникам и почему-то резко прибавил:
     - Не люблю незапертых ворот на чужих островах! Примета плохая...
      - Мне тоже ворота не по душе, - деловито отозвался Олег, надеясь, что мальчишки ничего не заметили. - Не знаю, как примета, а на ловушку похоже... Но ты говорил, что Ковчег пуст? Может, ворота и некому было закрыть? - он опять задумался и вдруг спросил - неожиданно для себя самого: - Интересно, а куда деваются мальчишки и девчонки, которых высаживают тут?   

* * *

      В то время, как наверху шел суд над Олегом и Калле, в одном из самых дальних подвалов замка девочка-еврейка боролась со сном. Холодная вода заполнила весь пол. Абсолютная темнота, самая простая темнота резала глаза... Веревки размокли и набухли, отчего еще сильнее врезались в запястья и лодыжки. Нужно было с этим сделать что-то, и Вайсер начала двигать руками и ногами, тихо поскуливая. На удивление ее труды увенчались успехом, совсем развязать веревки не удалось, но ослабить путы он смогла. Рахель попыталась подняться. Нужно было заставить себя двигаться, чтобы разогнать кровь и хоть немного согреться. После долгих усилий ей это удалось. Время застыло в этом проклятом месте.
      "Не спать! Рахель Вайсер, только не спать! - упрямо твердила она себе. Веревки на ногах оказались завязаны не очень хорошо, и их-таки удалось стянуть.
      Скрипачка меряла шагами свою камеру, ее шатало от голода и слабости, но она каждый раз снова и снова упорно вставала и шла, когда подкашивались ноги. Кляп мешал дышать, а то, чтобы попытаться переместить связанные за спиной руки вперед, не приходило в голову, сказывалась усталость.
     - Ты умрешь тут, Вайсер, - сказала сама себе девочка и тут же ответила - Ну уж нет!
      Тьма как всегда пришла внезапно. Она свернулась около самой дальней стены, затаилась в углу, наблюдая, как Рахель борется с самой собой, словно кукла-марионетка дергая закоченевшими ногами. Тварь наслаждалась, она пила разливающиеся по всей камере страх скрипачки, ее боль, ее отчаянье. И когда наконец девочка в бессилии рухнула на колени, подняв брызги, ведьма выползла из своего угла.
     - Здравствуй, упрямая овечка...
      Вайсер дернулась, оглянулась на голос, потом тяжело выдохнула.
     - Не можешь говорить?.. - то ли утвердительно, то ли вопросительно сказала Тьма. Ее сетчатое тело, словно сотканное из черных нитей, обвило голову и шею девочки, невидимая рука вытянула кляп и кинула его под ноги Рахель. Вайсер хотела закричать, но из горла рвался только хрип...
     - Не спеши, - прошептала сущность, - Мы же не хотим, чтобы тебя спасли раньше времени, да мы и вообще не хотим, чтобы тебя спасли! Мы же с тобой хотим, чтобы тебя судили и казнили... и тогда! Тогда ты станешь моей!
     - Пусть ты получишь меня, но тебе не получить ИХ!!! - едва слышно прошептала девочка.
     - Думаешь? Один кормит меня собственной кровью, второй почти принял меня, и, если он примет, то даже твой хваленый БОГ не поможет ему...
      У Рахель зуб на зуб не попадал, ее била крупная дрожь от холода и НЕНАВИСТИ... Человеку нужно иметь ВРАГА, чтобы справляться со смертью и бедами, пусть не ради любви, так хоть назло этому самому ВРАГУ. И скрипачка выбрала себе врага...
     - Ты их не тронешь!!! Возьми меня!
     - Рано, моя дорогая, Рахель, рано...
     - Я не доживу до утра, здесь слишком холодно...
     - Доживешь, - тварь хихикнула, обвила тело девочки словно одеялом, согревая ее.
     - Зачем тебе это? - Вайсер почувствовала, как разливается тепло. - Зачем?
     - Мне скучно... - в голосе ведьмы слышалась грусть, - Мне так скучно, моя маленькая игрушка, и потом, я хочу дольше и интереснее. Твои друзья пошли на мой остров, - тварь гнусно захихикнула, - они хотят меня убить... А я побуду с тобой, пищу нужно есть теплой и еще живой, не так ли, моя дорогая? Не волнуйся, им будет с кем воевать, я могу быть везде, пока они еще могут, конечно, воевать...
      Вайсер хотела что-то ответить, вцепиться в эту гадину, которая издевалась над ней и ее друзьями, но не смогла и пошевелиться. Укутанная словно младенец заботливой матерью в черное одеяло, она с ужасом поняла, что засыпает...
  

16. День четвертый. Загадка Ковчега.

     - Ловушка... мы тоже выставляли в замке ловушки, когда нас было мало. Ну, там падающий камень, копье на тросике и прочая лабуда. Но здесь, сдается мне, ловушки будут иного рода. Эй, а что там, у основания моста?!
      Гюнтер побежал вперед. Впереди лежал... человек? Нет. То, что когда-то было человеком, а ныне представляло собой иссохшую мумию. Мумия лежала ногами к замку Ковчега, головой к немецкому острову и как бы протягивала к Рейху руки в отчаянии. По следам стало понятно, что человек полз по мосту долго, упорно преодолевая дюйм за дюймом, скреб гранит ногтями. Он явно хотел успеть передать что-то важное. Путь посланца отметился побуревшим от времени кровавым следом, который так и не впитали камни моста, что было весьма странно. Но еще более странной оказалась надпись, которую умирающий пацан написал собственной кровью на граните моста, она гласила следующее: 'Бойтесь себя!'
     - Это парень из отряда Андреса. Один из тех, кто не вернулся. - Гюнтер указал на необычную, всю в завитушках, пряжку ремня.
      И вот ради этого послания из двух слов немецкий мальчишка, истекая кровью, упорно полз на свой остров, к немецкому замку.
     - Ну? Кто мне объяснит, что все это значит? - Гюнтер в упор мрачно смотрел на Олега, словно это он был автором слов.
      Олег пожал плечами. Фраза походила на предостережение в какой-нибудь фантастической книжке. Она могла означать что угодно.
      - Не знаю, - признался он Гюнтеру, похоже на бред умирающего. Но во всяком случае этот парень, - Олег посмотрел на высушенные солнцем останки, - считал написанное достаточно важным, чтобы ползти к тебе... Кстати, ты почерк не узнаешь? И самого гонца не вспомнишь?
     - Ильмар. - коротко ответил Гюнтер и встал. - Ну, чего ждем? Не будем тянуть, пока нас защищает солнце.
      Ребята двинулись по мосту, чуть впереди Гюнтер, позади него плечем к плечу Олег и Калле.
     - На смерть идем. - тихо, но так чтобы его услышали сказал Неске. - Исповедаться бы, а? Хоть друг другу. А то ведь тяжело умирать будет, погано. Ну, всю душу излить не успеем, да и незачем, а вот по одному самому главному греху, у кого есть, в самый раз. Давайте так, один говорит свой грех, а двое других его прощают... или не прощают. Кто начнет?
      Олег удивлённо поднял глаза. Исповедь? Христианские штучки... а хотя нет. Он читал, что воины во все времена исповедовались перед боем - друг другу. Так почему нет?
      - Давайте я... - поспешно начал он, но вдруг усмехнулся удивлённо. - А я не знаю, что говорить... Странно... - он задумался, глядя себе под ноги. На мост. Потом поднял голову, дёрнул здоровым плечом и сузил глаза. - Тогда так. Я лжец и трус. Это меня всегда мучило. Я всю жизнь врал по любому поводу... а чаще всего - чтобы никто не заметил, что я трушу. Я и на совете соврал, Гюнтер... И всё это время я крутил-вертел что-то... - Олег махнул рукой. - Ладно, что там... Просто это, наверное, и есть мой главный грех. Что я не рыцарь никакой, а трусливый и лживый пацан... - он сглотнул, но глаз не опустил. - Я не знаю, кого и как сюда берут, но меня Хозяевам лучше было оставить там, где я был. Там я ещё долго смог бы притворяться... И ещё! - Олег почти выкрикнул это, словно боялся забыть или не сказать. - Это не грехи... или я не знаю... но я не хочу, чтобы... - он подавился словами. - Гюнтер, твой Йозеф попал в беду из-за меня. И ты, Калле, тоже влип во всё из-за меня. Потому что я... вот такой... - Олег сделал усилие над собой и добавил: - Какой есть. А Рахель, Гюнтер, я не трогал и не знаю, где она, - закончил Олег и снова уставился под ноги. Щёки у него горели, но на душе и правда стало как-то легче. - Простите меня, парни. Если можете.
      Гюнтер некоторое время внимательно смотрел на Олега - не нарвал ли про Рахель? Нет. И какой смысл врать перед смертью. То, что Олег лгал и трусил в замке, это не грех, это человеческая слабость. О чем Гюнтер и сказал. Помолчал, добавил:
     - Йозеф солдат. Он честно сражался и сделал всё, что мог. Я верю в него. Если ему суждено умереть, умрет достойно, победителем. Не вини себя. На мостах все находят смерть рано или поздно.
     Калле пошмыгал носом и признался, что самый тяжелый камень у него на душе - пнул в детстве щенка, сбросил его в подвал.
     - Знаешь, - задумчиво сказал Олег и тронул Калле за плечо, - я вот читал где-то: для собак мы - боги. Всё, что мы делаем, для них правильно. Я думаю, тот щенок тебя давно простил.
      А про себя подумал - боги, неужели у мальчишки и правда такая ясная душа, что ЭТО - самый страшный грех?! Правда, он, Олег, ни разу в жизни не ударил ни одно животное просто так. Ну а... скольких застрелил?!
      Настал черед Гюнтера...
     - Я убивал. Много убивал. - Тихо начал исповедь президент, шагая навстречу смерти. - Но вот один случай не могу простить себе до сих пор. Дьявол! Я не хотел этого... Йозеф, он тогда совсем еще не умел сражаться, а малышни в замке было много и надо было, чтобы хоть кто-то отрабатывал хлеб. Настояли старшие. И тогда я поручил Йозефу самую безопасную работу. Быть связным между мостами и ему приходилось много бегать по горячим камням. А обувка его пришла в негодность. И так получилось, что замены не было - младшие все босиком, а старшие ему велики, да и не отдаст никто. Ну, я вижу, как мальчишка страдает. Присмотрел на мосту одного русского, вроде ростом похож. Напал, грамотно оттеснил. А он не сдается! Я хотел лишь разуться его заставить и отпустить. Видит бог! Но он дерется. Хороший такой мальчишка, храбрый. Я его подсек по ноге легонько, чтобы ранить мышцу икроножную. А он, дурак, как подпрыгнет! И обеими ногами прямо под клинок! А это же не обычный меч. Это рассекатель. Он корабельные цепи рубит запросто. Ну и... не успел я. Нету ног у мальчишки. Он сразу вырубился, умер... наверное... а я... я в шоке был. Как вампир, подобрал кеды... освободил и... отдал Йозефу!
      Гюнтер отвернулся от ребят, он был противен самому себе.
     Олег ошарашено смотрел на Гюнтера. ДА СКОЛЬКО ЖЕ ОН НОСИТ ВСЕГО В ДУШЕ?! Олег мысленно заорал это. А ты-то, ты-то, слюнтяй!!! Три дня тебя жизнь попинала - и ты сопли распустил!!! Но вслух Олег тихо произнёс:
      - Конунг... это... Неске. Гюнтер, короче. Я понимаю, что тут какие-то слова говорить - это... ну, это в лесной пожар мочиться. Бесполезно... Но ты всё-таки послушай. Ты же НЕ ХОТЕЛ так. Это не ты такой. Это вокруг всё такое. Я не о том, чтобы там простить... ты же не мне ноги о... - Олег глотнул, - ...рубил. Да такое и не прощают, наверное. Просто ты... тебе не легче... но ты знай... вот... что я тебя понимаю. Сделал... а уже... - Олег беспомощно повёл рукой. - А уже не переделать ничего. Можно только ЖИТЬ с этим. Ну и, наверное... больше так стараться не делать... что ли, - закончил он беспомощно.
      Снова махнул рукой и почти побежал к замку - первым...

* * *

      Но в замок мальчишки вошли бок о бок, почти что держась за руки. Ковчег встретил их гробовым молчанием. Олег нашел рубашку, лёгкую, серую. Русский никогда не был тряпичником, ему по большому счёту было всё равно, что носить, а предпочитал он и вовсе что проще, надёжней и удобней - армейское. Но красивые вещи ему нравились. Олег снял её с крюка. И удивился - рубашка оказалась целенькой и не ветхой. А кругом и правда всё было... нет, не разрушенным. ЗАБРОШЕННЫМ. Как будто люди ушли, оставив всё. Ушли сразу и все. Он подёргал рукава, но нитки сидели плотно. Правда, когда Олег тряхнул рубашку - пыль встала столбом. Зато рубашка оказалась не серая, а светло-жёлтая. С ленточкой над карманом. На чёрной ленточке выделялась золотистая тонкая надпись:

Windrose

      Олег задумчиво покрутил вещь. Долго смотрел на ленточку с надписью и, пробормотав: "Да ну, не может быть..." - прикинул на себя. Хозяин рубашки был, наверное, младше Олега (рукава коротковаты, немного тесно в плечах и высоко в талии.) Но ему не на бал идти, а тут так даже и лучше - рукава подкатать, спереди не застёгивать...
      И Олег накинул рубашку. Свистнул - и тонкий звук понёсся по коридору первого этажа:
      - Эй, где вы там?! Я ту-ут!
      Послышались шаги и голоса - кажется, Гюнтер и Калле о чём-то спорили на ходу...
      ...Ничего необычного и страшного в эти утренние часы во вражеском замке не происходило. По крайней мере, обыск первого этажа ничего не дал. Гюнтер медленно шел по коридору, заглядывая во все двери и ниши, Калле следовал за ним по пятам. В подвал и на башню пока не пошли, свернули в Тронный зал. Обычно здесь обитатели замка, в этой своеобразной "кают-компании", коротают долгие вечера, спорят и мирятся. Дружат, враждуют. А бывает, дерутся. Гюнтер вяло полистал какую-то книжку, брошенную на столе. Непонятный язык. Но европейский. Может, греческий? Да какая разница... А вон, на старом продавленном стуле лежит сшитый из тряпья заяц с пуговицами вместо глаз. Начинкой зайцу служила сухая листва, то немногое, что ковчежцы сумели собрать со своих хилых деревьев. Камин с запасом дров в нём. Ну, ничего необы...
     - Ой! Гюнтер! - Неске мгновенно повернулся на крик Калле, меч сам собой оказался в его руке. Но мальчишка просто стоял. И показывал пальцем в угол за камином. А там тянулся длинный список перечеркнутых слов, а внизу кровью стояла надпись: 'Я Ильмар, последний, я виноват во всем...'
      - Бредятина какая, - Неске свел брови, вчитываясь в список. - Похоже не имена, написанные на разных языках.
     - Зачем они это писали? - Калле оглянулся и передернул плечами.
      - Может, чтобы не забыть? - Неске вгляделся в надписи, странность состояла в том, что их не наносили снаружи карандашем там или углем, кровью в конце концов, как на мосту, слова словно впаяли в камень. Мальчишка даже представить себе не мог чем это можно сделать. - Ладно, потом разберемся, впереди еще много времени. Хорошо, что дрова есть, к вечеру затопим камин и забаррикадируемся тут. Хотя насколько их хватит-то, дров? Всего несколько поленьев.
      - Чего вы тут, я свищу-сивщу... Вон, рубашку нашёл, - сказал Олег, входя в зал. - Глянь, Калле, - он подёргал ленточку над карманом, - ничего не напоминает?
      Увидел список на стене, подошёл, широко шагая.
     - Братская могила что ли? - Олег провел пальцем по надписям сверху вниз и застыл на последних трех, разместившихся в аккурат под посланием Ильмара. В камне четко проступали три имени на трех языках: Олег на русском, Гюнтер на немецком и Калле на шведском. - Смотрите, а нас уже в списочек занесли, - криво усмехнулся русский, - Не рановато ли? А, Гюнтер...
      Он отошёл от стены, посмотрел на зайца, поморщился - словно в ответ на свои мысли. Тронул книгу. Поднял, прочитал немного удивлённо:
      - Уранила Косовка девойка,
     Уранила рано у неде у,
     У неде у прийе йарка сунца,
     Засукала бийеле рукаве,
     Засукала до бели лаката,
     На пле"има носи леба бела... Блин, сербская былина. "Косовская девшука", я читал... - он как будто хотел добавить что-то ещё, но вместо этого остался стоять, улыбаясь и листая книжку. Потом отложил и её. - А на дрова можно пару дверей порубить, - предложил он. - Хозяева не обидятся. Вот только чем... Калле, ты можешь на этот замок сильно разозлиться? Я не могу. Пока. Ладно, пошли сходим поищем, что горит. День впереди долгий, а? И жрать, кстати, охота...   

* * *

      Олег услышал песню, когда проходил мимо спуска в подвал с охапкой разной горючей мелочи, собранной по замку - щепок, веточек, палочек...
      Песня звучала внизу, в темноте - песня про горькую рябину и кривую радугу. И никуда от неё было не деться - и, главное, НЕЛЬЗЯ было деваться.
      Олег ступил на лестницу. Сухо застучало оброненное "топливо".
      Он вдруг ПОНЯЛ, что надо делать. И только крошечная часть сознания ещё кричала: "Не надо, не смей, не ходи-и-и!!!"
      - ТЫ тут? - спросил он.
      - Да, ответила темнота насмешливо. А ТЫ зачем пришёл?
      - Я хочу заключить с тобой договор, - сказал мальчишка стеклянным высоким голосом, двигаясь, как робот в старом фильме. - Ты получишь от меня пищу. И не тронешь Калле.
      Темнота плавным движением обвилась вокруг него, как плащ. Послышался холодный смех.
      - Мой храбрый и любопытный мальчик... Мой принц... Хочешь быть моим принцем?
      - Нет, - отрезал Олег. - Говори, что надо делать. Я готов.
      - Если не хочешь быть моим принцем, то станешь моим рабом, сказала темнота. Хочешь быть моим рабом? Кое-кто и это находит интересным... и придумывает для себя ТАКОЕ рабство, что даже МНЕ становится любопытно, хотя я видела ВСЁ... Люди бывают такие смешные и странные, даже в вашем возрасте... Всё что-то прячут, прячут в темноте от меня, забывая, что прячут ОТ МЕНЯ - ВО МНЕ. Глупо...
      - Я хочу, чтобы ты взяла, что тебе нужно и не трогала моего друга, - сквозь стиснутые зубы выцедил Олег. - Говори, что делать.
      - Хорошо, я согласна. Иди сюда, услышал он. И увидел дорожку синеватого цвета - через тьму. В конце дорожки стояло старое кожаное кресло. Иди сюда и раздевайся.
      Ничего не спрашивая, Олег молча подошёл к креслу и быстро разделся, бросая одежду на пол. Странно, пол не был холодным. Он был тёплым и вроде бы пульсировал, как огромная нагноившаяся рана. А свет - светлый прямоугольник наверху лестницы - померк сперва, а потом и вовсе исчез, как будто медленно закрылась дверь...
      - Какой ты беззащитный без оружия и одежды, мальчишка, - шепнула темнота в ухо. - Сядь в кресло... положи руки на подлокотники... голову откинь на спинку... и поверни её влево... Вот так. Молодец. Послушный мальчик. За это тебе не будет ОЧЕНЬ УЖ больно.
      Кожа кресла была тоже тёплой и мерзко ЖИВОЙ, как у ящера какого-то. Олег беспрекословно выполнил всё, что требовала ОНА. Хотел закрыть глаза, но не стал и безучастно уставился в невидимый потолок.
      - Хочешь, мы сперва немного поиграем, предложила темнота. Тебе понравится. Олег вдруг увидел надвинувшееся лицо девушки - на пару лет старше его самого, красивое и насмешливое. Ощутил ласки... Мальчишка с трудом прогвоорил:
      - Не хочу... чтобы ТЫ... была у меня... первой... Бери, что нужно. Не надо меня... лапать.
      - Но я вижу, что тебе понравилось, засмеялась тьма. Может быть...
      - Нет, - отрезал Олег, закрывая всё-таки глаза, чтобы не видеть лица красавицы, в котором начала проступать Танька.
      - Ну что ж, вздохнула тьма с сожалением, показавшимся Олегу искренним. Тогда пусть...
      Шеи коснулись ледяные губы. Олег обмер от пришедшего наконец ужаса... но было поздно.
      Боль была огненной, резкой, но очень короткой. Охнув, Олег дёрнулся и обмяк. Стало немного трудно дышать... но голова приятно и сладко закружилась, а потом по всему телу начали расплываться вязкие волны истомы; шея онемела.
      Мальчишка опять застонал - тихо-тихо, прикрывая глаза. Олег ощущал, как ОНА пьёт его кровь - не жадно, а аккуратно, как-то даже изысканно... как будто некая чёрная герцогиня, развратная и воспитанная одновременно - красное вино из красивого бокала... Голова кружилась... кружжилась... кружжжиласссь...
      - Больно, спросила ОНА.
      - Нет... приятно... пей, пей, - искренне прошептал Олег. Слабо улыбнулся и спросил покорно, без интереса: - Ты меня выпьешь всего?
      - Нет, я выпью лишь немногим больше, чем твой командир оставляет мне каждый вечер, усмехнулась темнота. Ты честен со мной, мальчик. И я тоже буду с тобой честна. Но ещё немного я попью. У тебя восхитительная кровь. Страх, отвага, любовь, ненависть, боль, восхищение - какой милый коктейль... Это бывает только у мальчишек...
      ОНА опять приникла к шее расслабившегося в кресле мальчика, касаясь его тела тут и там, словно танцуя вокруг Олега. Тот не возражал и не сопротивлялся - с застывшей улыбкой глядел в угол потолка пустыми глазами. Он слушал песню про кривую радугу и думал, что она красивая - раньше он просто не понимал... а теперь понял... понял... понял...
      - Ты отверг девушку, но хочешь, прошептала ОНА, я приму облик этого мальчика... Калле? Вокруг МОЁ царство, а в темноте не бывает ничего стыдного... Мне не трудно. Хочешь? И он будет послушным, таким, как ты пожелаешь...
      - Нет, - Олег ожил. Сжал губы. - Хватит. Довольно. Ты получила своё. Разве нет?
      - Да, усмехнулась тьма. И я сдержу слово. Не трону мальчишку... пока ты САМ мне его не отдашь.
      - Ты выжила из ума, ночная б...дь, - усмехнулся Олег, поворачивая голову. Потрогал шею рукой - было больно, но кровь не текла, только немного припухла кожа над сонной. - Наверное, от переизбытка железа в пище...
      - Приведёшь сюда, засмеялась ОНА звонкими страшными колокольчиками. Сделаешь с ним то, что я захочу. Так будет, глупый мальчик. Одевайся и иди. Воюй, МОЙ рыцарь...
      ...Олег понял, что лежит на холодном каменном полу - всё ещё голый. Было темно. Шея болела - нет, ныла и подёргивала. Потом пришли воспоминания...
      ...Тьма с усмешкой наблюдала за Олегом, его мечтания и мысли сейчас были неосознанно заполонены ЕЙ. Её отражением с прекрасным лицом Ночной Феи. Ну что ж, неплох. Не шедевр, но неплох. Сильный, целеустремлённый, умный, храбрый... и растерянный. Ещё один экспонат в коллекцию. Правда, кое-что мешало. И сейчас мешало. Сильно мешали эти песенки, которые мальчишка то и дело крутил в голове. Сильнее - ТА ДЕВЧОНКА с её просьбами и молитвами. Ещё сильнее - то, что мальчик верил по-прежнему в честное слово, в отвагу, в честь, в дружбу, во многое другое, ненавистное и неподвластное ЕЙ... Не разуверился пока и скорее СЕБЯ считал недостойным этих понятий, а не ИХ - ненужным и лишним ему мусором... Ничего. Постепенно и это исправится. Строгий поводок - из жалости, любви, даже желания испытать снова ЭТУ боль - будет готов очень скоро. Мальчишка сам застегнёт его на своей шее (так, чтобы не мешать ЕЙ пить...) И будет в восторге от того, что стал ЕЁ псом. В восторге от того, что шипы ошейника ранят кожу. В восторге от того, что можно разрывать ЕЁ врагов.
      ОНА подумала о ТЕХ, наверху. Им с их глупой вербовкой агентов было далеко до неё. Они только ПУГАЛИ и ЛГАЛИ. И у самих же завербованных вызывали страх и ненависть. Фи, какая убогая гамма чувств... А ОНА - ОНА заставляла себя ЛЮБИТЬ. Искренне, до рыданий, до неистового обожания. До того, что некоторые из её пёсиков кончали с собой самыми непредставимо жуткими, противоестественными способами, стоило ЕЙ забавы ради отказать кому-то в очередной встрече... Иногда ОНА являлась к умирающему, чтобы приласкать его напоследок. Иногда - чтобы посмеяться над ним. И то и другое было интересно, хотя и по-разному. ОНА вспомнила кудрявого рыжего ирландца... как его звали?.. нет, пропало имя... который, услышав от НЕЁ "нет" в очередной раз, пропустил через живот найдённую колючую проволоку и повесился на ней в башне замка на Седьмом. ОНА стояла и смотрела, как он умирает, умирает в жутких муках, но молча, глядя на неё обожающими глазами. А потом посмеялась и ушла. И долго слушала, стоя на башне, как он закричал... и кричит, кричит... и как другие пытаются выломать дверь...
      Интересно, как погибнет этот Олег? (Хорошо бы ЭТИ не прибрали его руками других ребят - вечно они суетятся, мешают со своими непонятными глупыми планами... хотя и неплохо скрывают ЕЁ следы от излишне любопытных...) Какое потрясающе интересное место - эти Острова, подумала ОНА. Тут временами отступает даже ЕЁ вечный враг - скука...
      ...Голова кружилась очень сильно. Олег никак не мог перевести дух и тупо смотрел на светлый прямоугольник выхода - всего в шести ступеньках вверх по лестнице.
      Встать не было сил.
      - Блин, что же я наделал? - пробормотал он со страхом.  

* * *

      Вообще-то Гюнтер никак не планировал разделять силы маленького отряда и хотел остаться в зале, поболтать с Калле. Но юный швед не обращал никакого внимания на попытки завести разговор и, казалось, ушел глубоко в себя. Он стоял напротив списка и смотрел на него, словно загипнотизированный, шевеля губами.
      Гюнтеру надоело.
      - Куда подевался этот чертов русский?.. - Рыцарь потянулся и вышел, оставив Калле столбом стоять у стены.
      Как только Гюнтер покинул тронный, Калле нехорошо улыбнулся. Он достал нож, тот что подарил ему Олег. Железо заскрежетало по камню, выбивая живые искры и оставляя хорошо заметные царапины поперек двух имен: Олега и Гюнтера. Швед провел кончиками пальцев по свежим царапинам, теперь эти два имени ничем не отличались от остальных. Только одно имя оставалось целым и это имя было его самого, Калле. Мальчишка долго всматривался в список и тихо прошептал:
      - Меня ждет то же, что и тебя Ильмар... Если мне не помогут. Мальчишка медленно убрал нож и сел, облокотившись спиной о стену. В его стекленеющем взгляде мельКалле безумные огоньки.
      А Гюнтер двигался по коридору:
      - Олег? Русский!
      Не мог русский далеко уйти. Ну что за новая блажь на него нашла? Бродить по территории, где поселилась смерть.
     - Да выходи же ты! - Внезапно Гюнтер становился. Он понял, как изменился коридор. Вместо старых, но сухих гранитных стен вокруг были кривые строения из битого красного кирпича, покрытого бурой слизью. Где-то струилась вода. Подросток успел удивиться, куда же это он забрел, как вдруг дохнуло ледяным холодом.
     - Тьма и Свет! - Невольно прокричал конунг древнее проклятие, выхватывая меч. Он уже был не один. Нечто затаилось рядом. И это нечто подбиралось к нему. Всё ближе. Волосы на голове Гюнтера зашевелились. Из темноты вышел... ЙОЗЕФ!
      Маленький адъютант жалобно протягивал руки к командиру и виновато опускал взгляд вниз, на свои ноги. Когда Гюнти проследил его взгляд, рыцаря согнуло пополам, тошнота. У Йозьки не было ног, с середины голеней начинались обрубки, на которых он и стоял. Культи уже почернели и загноились, в ранах копошились черви.
     - Гюнти! Я пришел к тебе! Спаси меня! Спаси!
      Йозеф сделал шаг к своему командиру, зеленому, сотрясаемому рвотой в спазме.
     - Видишь, что со мной сделали русские. Из-за тебя, Гюнтер! Те кроссовки...
      Йозеф еще приблизился и оказался вплотную с Неске. Холод усилился, ударил запах тления.
     - Ты, Гюнти. Виноват. Но я прощаю, ради дружбы. Обними меня, я прощу... - Йозеф протягивал руки, всё ближе, ближе...
      СТРАХ! Тварь, поселившаяся на Ковчеге, бьет по самым слабым местам человеческой психики. По тайным грехам и подавленным желаниям, как у Олега. По ране на совести, как у Конунга.
     - Твоя взяла, тварь, я ухожу. - Прохрипел Гюнтер в темноту, разворачивая лезвие к себе, к горлу...
      ...Олег приподнялся с верхней ступеньки, на которой сидел, пытаясь придти в себя. Ему послышалось... что-то такое...
      - Твоя взяла, тварь, я ухожу... - голос Неске в коридоре.
      О чём он, устало подумал мальчишка. Идти... одеваться... а сначала - ВСТАТЬ. Как неохота. Как НИЧЕГО неохота... Сидеть бы вот так. Сидеть долго. Вечно сидеть.
      ...Гюнтер был слабее. Если не на мечах, то слабее. Странно. Он казался крепким, хотя и младше Олега. Меч русский выбил ударом о стену и изо всех сил приложил немца спиной - раз, другой, третий... Конунг мотался в руках Олега... но у того подкосились ноги, и русский упал под стену. Рядом таким же мешком грохнулся немец.
      - Ты... нас... сюда привёл... ты нас... отсюда и выводи... - всхлипывая от напряжения, еле выговорил Олег. - Потом... - он глотнул. - Утром. Если вернёмся сейчас... нас ведь убьют. А я больше... не хочу... - он попытался встать, но ноги сделали движение, которому позавидовал бы Элвис Престли, и Олег опять оказался на полу. - Гюнтер, беги туда, пацан там один, - попросил Олег, говоря о Калле "пацан", как будто сам был взрослым. - Я не знаю, ЧТО к нему заявится, но точно не щенок. А я отдышусь, оденусь и приползу... Флаг опять же поднять надо, хреново, если в бою над тобой ничего не мотается, пусто как-то... - он засмеялся прерывисто и вдруг сказал тихо: - Гюнтер... и ещё... помнишь, как тогда, в первый день, я вязал Калле? - Гюнтер кивнул, не спуская с Олега глаз. - Так вот... - русский собрался с духом. - Когда начнёт темнеть, вы меня свяжете точно так же. Из такой завязки я не вывернусь. Иначе я не знаю, что будет. Понимаешь, Неске, ОНА охомутала меня. Залезла в мозги, в такие глубины, куда я и себя-то не допускаю. И... - Олег повернул голову, показывая шею. - Смотри. На сонной.
      Русский подоспел вовремя. Наваждение рассеялось, Гюнтер удивленно, ошалело озирался. Фантом. За миг до того, как он исчез, Гюнтер успел заметить, это никакой не Йозеф, а просто живой кусок тьмы.
      - Спасибо. - Тихо поблагодарил Гюнтер Олега, покрепче обнял. Если бы не русский! - Мне показалось, моя смерть остановит мучения Варнике. - Признался он. - Но это не так. Я вижу, что не так! Теперь!
      Неске отстранился от Олега и покрепче перехватив оружие, двинулся было назад, к тронному залу. Но остановился, зашарил за пазухой.
     - Вот. Флаг подними, русский. Хорошо? - Он сунул ему в руки свернутый стяг. - Не бойся один, пока день, мы в безопасности. Она нас пугает. Пока только пугает. Сейчас тварь бесплотна и бессильна. Она пытается воздействовать на наше воображение. Разум. А вот ночью... эх... ночью она материализуется и займется нашей плотью. Но до этого далеко. Не будем...
      Гюнтер крепко сжал локоть Олега и поспешил назад. Уже подходя к залу, он понял, ОНА здесь побывала. Опередила его. "Каждый должен побороть свой самый главный страх. Сам," - Вспомнилась ему фраза из какой-то книжки, где за ребятами тоже гонялся ужас. Калле лежал у камина. Глаза его были открыты и пусты. Но мальчишка дышал, хотя совсем тихо, как мышь. Из приоткрытого рта вытекала тоненькая ниточка слюны.
     - Хэй! Воин! - Кюнтер присел и потряс его за плечо. Главное, то жив. - Ну?
      Калле не реагировал. Его сознание было далеко, в неведомых грезах. Опасных. Смертельно опасных...
      ...Наверху Олега ударило головокружение. Тут был ветер, тёплый и сильный, он поднялся, пока ребята были в замке, хотя обычно днём тихо... Море шло широкой рябью.
      Застёгивая левой рубашку, Олег глубоко вздохнул. Выдохнул. Опять побольше набрал воздуху в грудь. Выдохнул. И выпрямился.
      По башенной площадке ветер гонял пыль, вылизывал сияющие арки мостов. Олег подошёл к флагштоку, покачал толстый металлический прут - тот даже не пошатнулся. На заржавевших роликах крепился капроновый трос - тонкий, но прочный. Олег стянул его вниз. На верхнем конце петли, оказавшемся у него в руках, ещё были видны остатки прежнего флага Ковчега. КАКОГО? Кто поднял его в последний раз, почему не спустил потом? Или не было для него никакого ПОТОМ?
      - Плевать, - сказал Олег и начал крепить защёлки чёрно-красно-жёлтого полотнища, невесть как попавшего на 17-й. Вспомнил о другом флаге - в подвале. Интересно, знает ли о нём Свен? Эх, вот бы что поднять - как засуетились бы на Островах... Нет, Свен теперь ему, Олегу, враг. Жаль даже, что не убил я его, подумал мальчишка, поднимаясь с колена и с натугой поднимая флаг - с колёсиков сыпалась ржавчина. А потом полотнище вдруг распахнулось и забилось под ветром!
      Олег засмеялся - громко, искренне, откинув голову и прищурившись, чтобы лучше видеть флаг. Посмотрел по сторонам, вызывающе и гордо. Изо всех сил замахал рукой в сторону 17-го, а потом, подумав, тоже вполне всерьёз встал по стойке "смирно", вскинул руку вверх и вперёд - и так застыл на полминуты.
      ...Мальчишка опустил руку. Ноздри его носа раздувались, глаза покрыл стеклянный воск. Он снова огляделся, как будто ища того, кто посмеет... подойдёт... и разочарованно вздохнул, видя, что вокруг только солнечный ветер. Олег ещё раз отсалютовал флагу - уже мечом. И, убирая оружие, спустился вниз, в коридоры замка...
      ...Оброненный сушняк он вновь собрал - собрал, стараясь не глядеть вниз, в подвал. Потом перевёл дух, уже уходя по коридору. Хотел оглянуться, но запретил себе, чувствуя, как волоски на шее поднимаются дыбом. Хотел ускорить шаг, но заставил себя идти неспешно и ровно, как обычно. Ты не будешь мной командовать, с..ка. НЕ БУДЕШЬ, слышишь?!
      Он вошёл в Тронный Зал - и выронил деревяшки второй раз за день. Прыжком метнулся к камину, выхватывая Змею:
      - Ты! Ты убил его?!. - но тут же осекся, опустился на колени, уперся кулаками в пол. Гюнтер сидел рядом на корточках. - Я поднял флаг... - сказал Олег. - Его видно отовсюду... Калле, ты что, проснись! - он потрогал мальчика за плечо. - Боги, ведь у него сегодня день рождения... - глаза Олега наполнились мукой и гневом. - Она же обещала! Тварь, тварь, тварь!!! Калле, приди в себя! - он схватил левую руку мальчишки и стал, тихо ругаясь матом, массировать точку между большим и указательным пальцем. - Гюнтер, но он живой же! Что с ним?! Ты же был тут, что с ним?! Он что, он в коме?! - Олег прекратил массаж, осторожно положил руку на грудь шведу. Потом быстро убрал её - опустил на пол. Заглянул под веко Калле, прижал шею. Покачал головой. Глянул на немца. - Конунг, как быть? Конунг, как быть? Пойми, Неске, я люблю его как брата... У меня никогда не было брата, понимаешь, никогда, а я бы хотел такого, как он. Ты не знаешь, какой он, для тебя он всё равно пленный враг, а он смелый, он умный, он добрый, наконец, он не как я, не как ты! - слова у Олега рвались и наезжали друг на друга, хотя говорил он негромко. - Конунг, ты живёшь тут долго, что делать, неужели ты не знаешь, что с ним?..
     - ОНА нашла его страх. - Гюнтер мягко взял русского за руку. - Не ори. Не поможет. Просто, побудь с ним, посиди немного. Поговори. Он сейчас борется, сам за себя. Нельзя, чтобы он чувствовал, что нет друзей. И всё же интересно, что она у него нашла? Он же такой... как юродивый, безобидный, добрый. Ну, чего он мог бояться?
      Комната подернулась дымкой перед взглядом Калле, как только он опустился на пол. Стены пошатывались и плыли, словно стеклянный воздух звенел, тяжело втягиваясь колким песком в легкие. Швед вновь криво усмехнулся - это все не пугало его, когда-то давно он уже видел подобный сон, тогда он проснулся в холодном поту и еще долго сотрясался от бухающего внутри сердца, но теперь все стало не так страшно. Первым в этот искореженный грезами мир ворвался Гюнтер, на его нечетком лице проступали глубокими темными впадинами глаза и рот. Президент подошел к Калле и присел возле него:
     - Эй, воин... Ну! - размытый президент немецкого чего-то ждал.
     "Кричи, кричи... - подумал Калле, - ты только обман, иллюзия..."
     В темном пятне проема возник Олег, он тащил на руках извивающийся и брыкающийся мешок. На удивление русский в этом размытом мире выглядел очень четким. Он обеспокоенно взглянул на шведа, и тут мешок особо сильно дернулся и выпал из рук мальчишки.
     - Держи ее! Уползет! - он метнулся к шведу, - Калле, ты что, проснись! Мне не справиться с ней одному...
     Сидящий в оцепенении мальчишка увидел как чернеют руки русского, словно изъеденные гангреной.
     - Она же убивает меня! Тварь, тварь, тварь!!! Калле, приди в себя! Помоги!!! - Олег из последних сил вложил в руку шведа нож. - Ты же мне как брат... Убей ее, иначе мы все погибнем...
     И тут Калле подумал, что это все реально, что он просто подводит Олега, и в это мгновение комната вновь обрела четкость. Нечто в мешке извивалось и уползало из зала, Олег со страшными руками и с искаженным от боли лицом сидел на полу, Гюнтер держал его за плечи, пытаясь как-то помочь.
     - ОНА нашла его страх. - сказал Гюнтер шведу и дал Олегу глотнуть из фляги. Олег вскрикнул, закатил глаза. - Не ори. Не поможет... Держи себя в руках, русский. Калле, убей ты эту тварь, пока еще не поздно!
     Швед подскочил и бросился на нечто в мешке, он, ни на минуту не задумываясь, поднял свое оружие. Нож взлетел и опустился раз, другой, третий, каждый раз тяжело погружаясь в нечто живое и упругое. Существо в мешке глухо вскрикнуло девчачьим голосом и затихло, а под телом в грубой ткани начала разливаться красная кровавая лужа. Калле вздрогнул, нож выпал из его руки. Он испуганно оглянулся и увидел, что Гюнтер и Олег ехидно улыбаются, глядя на него. Дрожащими руками швед развязал мешок и начал стягивать его с тела. Грубая ткань сползла с бледного лица Рахель... Она тихо застонала и посмотрела прямо в глаза Калле.
     - За что? - прошептала девчонка, из уголков глаз скатились две крупные слезы.
     Мальчишка вздрогнул dновь оборачиваясь к ребятам, его лицо исказилось ужасом.
     - Ну и кто теперь дракон? - усмехнулся Олег.
     - Теперь ты можешь остаться жить на острове, - подмигнул Гюнтер.
     - Зачем?! - крикнул Калле, - За что? Она же... она же как моя сестра! Как сестра! Она ничего не сделала!
     - Дракон, не распускай нюни, - все также улыбаясь отозвался Олег.
     - Нееееет... - взвыл Калле, стал сдергивать мешок с тела Рахель. Из глубоких колотых ран в груди и животе девчонки толчками выходила кровь. мальчишка со стоном отчаянья потянул девчонку на себя, обнимая ее и скомканным мешком тщетно пытаясь остановить кровь.
      Гюнтер поднялся с колен, снял свой потертый, но всё еще прочный и теплый кожаный плащ.
     - Заверни его. А я пока пройдусь по мостам, посмотрю, что вообще за соседи у Ковчега и живы ли они.
      Олег расстелил плащ на большом столе... но потом - поглядел на Калле, снова на стол... передёрнулся всем телом, сорвал плащ. Сволок рядом две скамьи, расстелил плащ на них. Поднял шведа - осторожно, почти нежно. Точно так же он нёс Калле в комнату, когда швед получил стрелу в руку - там уже остался только бугристый белёсый шрам. Олег покосился на плечо. Не болит. И бок - тоже...
      Он уложил Калле на плащ. Стащил рубашку, свернул. Потом - опять развернул, свернул заново - наружу надписью "Windrose". И подложил под голову шведа. Запахнул его плащом - так, чтобы только голова торчала. Выпрямился и вздрогнул. Нет, так нельзя. Так он всё равно похож на... Олег крепко зажмурился. Замок, зал с камином, мальчик на скамье - и ещё один, беспомощно сидящий рядом... Показалось, что он ВИДЕЛ это - уже видел, то ли во сне, то ли ещё где...
      Но как ещё положить Калле, он не знал. Он просто сел рядом - на пол, так, чтобы локтем и подбородком опираться на край скамьи. Поудобнее устроил меч. Калле дышал, было слышно, и Олегу стало поспокойней.
      - Ты просто спишь, - сказал он. - Я не люблю, когда на меня смотрят, на спящего... Я тебе не говорил, у меня есть... была... ЕСТЬ девчонка, Танюшка. Она вредная такая... Иногда, когда я не дома ночую, в сарайчике, с утра пролезет, сядет рядом и смотрит. А я просыпаюсь почти сразу... Может, тебе книжку почитать? - он было дёрнулся, но опять присел. - Ты не поймёшь, наверное... Ты и по-русски мало знаешь... - Олег повёл плечами, вспомнив, КАКОЕ первое слово выучил Калле по-русски... - А, может, ты так больше запомнишь? - Олег положил щёку на свою руку. - Как обучение во сне... Вот. Ты просто слушай, что я буду говорить... Ты - мой брат. Ты - мой друг. Ни за что не брошу тебя, сколько бы нам не пришлось тут жить. Ни за что - это значит - НИКОГДА, понимаешь? Ты мне такое помог понять, что я твой должник навсегда. НАВСЕГДА - это навечно... - Олег помолчал, но недолго. - Знаешь... если ты там где-то ходишь, где страшно... я знаю, как это во сне бывает... ты иди на мой голос. Гюнтер неправильно сказал, что ты сам за себя борешься. Я тоже... за тебя. Слушай и иди, не оглядывайся, не смотри по сторонам, просто меня слушай и иди, Блюмквист. Должен же ты на свой день рожденья придти... Сколько тебе, кстати? Тринадцать или четырнадцать? А мне через два месяца уже пятнадцать будет...
      Он перелёг на другую щёку - теперь в упор глядел на лицо шведа. Дышит. Не уснуть бы - едва Олег это подумал, как все недосыпы прошлых ночей легли на плечи мягким тёплым одеялом.
      - Ты придёшь в себя, и мы отпразднуем. Я тебя опять потренирую, потом мы тут переночуем и что-нибудь придумаем... - Олег дунул Калле в ухо. - Вот, послушай. Это стихи такие... Они по-русски, но ты всё равно слушай и иди, Блюмквист...
     Мы сыты водой из трюмов
     И байками о погоде.
     Всё те же движенья в танце,
     И пары одни и те ж...
     Лишь мальчик глядит угрюмо,
     Как в душную ночь уходят
     Триста его спартанцев.
     Триста его надежд...
      Голос мальчишки звучал в большом зале неожиданно громко, хотя Олег почти шептал. Олег прикрыл глаза, но желание спать ушло и не вернулось. Он читал стихи, закрыв глаза и ни о чём кроме стихов не думая. Кроме стихов и Калле, которому их читал.
     ...Джинсы мои потёрты.
     Чернила мои разлиты.
     Прости мою слабость, малый -
     Но день мой не наступил...
     Шагай же - легко и твёрдо! -
     Туда, где твои гоплиты
     Точат мечи о скалы
     Непроданных Фермопил...
     
     Дай мне руку, мальчик.
     Дай мне руку, мальчик.
     Дай мне руку, мальчик -
     Быть может, я ещё жив...
      Олег выпрямился. Откинул полу плаща, достал книжку. Открыл. Вздохнул. И стал читать вслух - побуквенно, достаточно быстро, но, конечно, со множеством ошибок и акцентом.
      Пусть так. Пусть сам я ничего не понимаю. Но он-то слышит и понимает...
      Пусть слышит и идёт сюда.  

* * *

      Змеи! Вайсер боялась змей, офидиофобия - ученые так называют эту боязнь. Тьма всегда выбирает самый сильный страх, она приходит в обликах, наиболее подходящих для каждого отдельного ребенка, вытаскивая их из самых потаенных глубин сознания.
      Это было в цирке, в самом простом цирке, куда привезли новую программу с крокодилами, хищниками, йогами, летающими гимнастами и... ЗМЕЯМИ. Представление было поистине великолепно, интересно и завораживающе, а в антракте за немалые деньги предлагали сфотографироваться с животными: крокодилами, слоном, смешными обезьянками и шикарным питоном. Он казался таким безобидным и спокойным, маленькой девочке положили его на шею, перекинув по плечам. Как и почему этот ползучий гад решил, что хочет может впервые за долгие годы почувствовать себя вновь как на свободе?! Но питон по имени Жааш в несколько мгновений обвил шею, и тело девочки и начал сдавливать ее в кольцах. Вайс даже кричать не могла, она только хрипела в объятьях гада и, упав на пол, пыталась маленькими ручонками освободиться. Змея с трудом сумели остановить, девочка была без сознания, на шее и груди остались синяки, а в душе непреодолимый ужас к ползающим по земле "пестрым лентам".
      ОНА ползла к Рахель, которая от холода клацала зубами и свернулась в калачик. Изо рта девочки шел пар. Скрипачка думала, что ей очень хочется пить, а вода, движущаяся по грязному полу, вызывала жажду еще сильнее. Девочка заставила себя встать на колени и согнуться над мутной и грязной лужей под своими ногами, не обращая внимания на большую черную змею, ползшую к ней. От одной мысли о том, чтобы пить из лужи, подступала тошнота, но Рахель должна была выжить, если не ради себя, так ради мальчиков. Она усилием воли заставила себя открыть рот и втянуть через сжатые зубы жидкость. Вкус у "воды" показался странным, солоноватым и металлическим. Рядом с Вайс хихикнула тварь, хихикнула зло и издевательски. Рахель всмотрелась в "воду" и ее скрутил жестокий приступ рвоты... ЭТО БЫЛА НЕ ВОДА! ЭТО БЫЛА КРОВЬ! Она разливалась по всему полу, растеклась гигантской лужей, окрашивая в красное одежду и тело девочки. Рахель снова вырвало.
      "Это иллюзия!!! Иллюзия!!! - внушала себе Вайсер."
     - Вкусно? - спросила змея, поводя своей отвратительной мордой над скрипачкой. - Тебе понравилось мое угощение?
     - Нет... Я не ты... Я не пью кровь!
     - Но ты же хочешь жить? Попробуй, и сил сразу станет больше! Много больше!
     - НЕТ! Ты не заставишь... Ты хотела не дать мне умереть здесь... - Вайсер все еще мучила жажда, но так же сильно ее мучила тошнота, всякий раз подступающая к горлу, когда она опускала глаза вниз.
     - И не дам, иди, мое дитя, я согрею тебя.
      Гигантская змея обвила тело девочки, сжимая в своих полупрозрачных кольцах побледневшую скрипачку. Вайсер опять провалилась в сон, она шагала по винтовой лестнице, а снизу поднималась черная вязкая жижа в которой проступали бледные искаженные лица детей, а еще в этой жуткой жиже двигались черные ленты змей, которые отрывали куски от мертвых и заглатывали их. Рахель отвернулась, отвернулась и побежала по шатким, рушащимся ступеням вверх. Кусочек неба в конце лестницы звал к себе, такой далекий и такой желанный. Бег вверх казался бесконечным, ее гулкие шаги неожиданно перебил чей-то шепот. Тихий, еле слышный. Голос показался таким знакомым, в нем слышалось столько отчаянья... Рахель метнулась вверх в поисках источника звука и наткнулась на Калле. Он согнулся над мертвой девочкой, он держал ее голову на коленях и все шептал, шептал. Вайсер прислушалась, пытаясь разобрать, что говорит мальчик - и услышала: "Прости, прости меня! Прости, я не хотел... Прости, не умирай... Прости, прости... Пожалуйста... Я..." А дальше мальчишка захлебнулся собственным отчаяньем. Рахель присела рядом с другом, с внутренним содроганием поглядывая на прибывающую черную кашу там, внизу. Она обняла его за плечи и зашептала прямо в ухо:
     - Калле, Калле, очнись, очнись пожалуйста, она мертва эта девочка, ей уже не поможешь, очнись же, нам нужно уходить отсюда, скоро тут будет... - Вайсер осеклась, с все разрастающимся ужасом глядя на мертвое тело на коленях у Калле. Девочка повернула голову, и на Рахель взглянула она сама. Копия Вайс открыла свои пустые, черные глаза и улыбнулась:
     - Вот и ОН теперь тоже мой, глупая овечка, и что ты теперь сделаешь?
     - Ты! - задохнулась от омерзения Вайсер, ломая руки... - Мразь! Оставь его, пей меня! Пей, сколько хочешь!
     Оставь его, я же в твоей власти, зачем тебе столько?
     - Я люблю вас всех, - всхлипнула мертвая Рахель, - я всех вас люблю, я не могу любить одного, мне нужны все! Мне так скучно... Поиграй со мной! - тварь улыбнулась.
     - Отпусти его, - зашептала Вайсер, - скажи, что я должна делать, только отпусти... Пожалуйста...
     - Иди в меня... Без защит и молитв! Я хочу попробовать твой страх, почувствовать твой ужас, ты никогда полностью не давала мне это, иди туда... - и "мертвая" показала пальцем на пребывающую с каждым мигом жижу.
     - Сперва отпусти его!
     - Сама отпусти, - подмигнула тварь, - я не могу его выпустить отсюда, я не могу разбудить, он так упоителен в своем горе.
      Вайсер изо всех сил затрясла Калле, повернула его голову, поймала его блуждающий взгляд:
     - Калле, миленький, очнись! Это неправда! ОНА морочит тебя, очнись же! Это не я, я жива, понимаешь!
      Мальчик смотрел сперва мутно, непонимающе, потом тихо позвал скрипачку по имени, сказал, что убил потом что-то совсем непонятное про сестру, бессвязно, словно в бреду. Его качало, мальчишка побледнел. Рахель снова обняла его за плечи, помогла встать. Парнишка долго смотрел на упавшее тело у своих ног. А потом отскочил, попятился:
     - Она не настоящая...
     - Я знаю, я настоящая! Уходи, туда, скорее!!! - скрипачка повернула Калле по направлению к светящемуся вверху небу. - Туда, Калле, туда беги и не оборачивайся, я умоляю тебя, прямо сейчас!
      И к ее радости мальчик пошел вверх, пошел все быстрее, с каждым шагом все ускоряясь. Но радость девочки была так недолга... Она почувствовала, как ступени уходят из-под ног - и она летит вниз, прямо в начавшую бурлить черную кашу. Мгновение - и отчаянье накрыло маленькую еврейку, накрыло с головой вместе с сомкнувшейся жижей, холодные мертвые руки схватили ее и потянули вниз. Рахель потеряла сознание, проваливаясь все глубже и глубже, она просто потеряла сознание там, в реальности, от голода и жажды, от усталости... и это спасло ее.
      Черная полупрозрачная змея в ярости шипела над бесчувственной девочкой, понимая, что сейчас не может заставить ее страдать, пока малышка не пришла в себя...   

* * *

      Как знать, останься Калле один на один со своей виной и смертью, прикинувшейся Рахель, еще хотя бы миг, и возможно мальчишка бы и сам перестал существовать, превратившись в один из бесплотных комков отчаянья, идущих на пропитание Твари. Ночная Ведьма немного перестаралась, попытавшись заставить мальчишку убить своих друзей. Калле оказался не способен ненавидеть на столько сильно и тогда Тьма поменяла тактику, она усилила отчаянье мальчишки тем самым заставляя его медленно умирать по собственной воле. Швед чувствовал, как постепенно онемели ноги, потом выше, к поясу и вот уже словно костлявая рука сжала сердце, оно замерло от ледяного холода и не могло возобновить ритм. Но тут, в этот миг, словно Солнце сбоку - так повеяло теплом. Мальчишка с трудом оглянулся. К нему шла большая белая овца. Казалось, она светилась. Во всяком случае, темнота отступала. Овца тронула копытом тело Рахель и та превратилась в кусок тьмы...
     - Она не настоящая... - Калле поднял грустные, полные страха и обреченности глаза.
     - Я знаю, я настоящая! Уходи, туда, скорее!!! - Голос был маленькой скрипачки. Калле обернулся и почувствовал, как мягкая шерсть толкнула его в спину, помогая сделать самый трудный, самый первый шаг. И он прошел. Сам. А овечка, она не могла идти. Хотя Калле чувствовал душой, как хочется ей быть рядом с ним. Он расставил руки, пытаясь определиться, но вокруг снова стало темно. Овечка исчезла. Или он отошел слишком далеко?
     - Эй! Я не знаю, куда идти! - Крикнул мальчишка и прислушался. В ответ была тишина. Калле запаниковал, заметался. Побежал куда-то, пока с ужасом не понял, что вернулся назад, к тому месту, где лежал прах сестры. Но овечки уже не было. В отчаянии он заплакал, и тут... словно песня. Далекая, призывная.
     Бесконечности солнечных граней
     Разошлись на крутом вираже.
     Подорожник, приложенный к ране
     Не спасает от смерти уже...
      Стихи были знакомыми, от них шло тепло. Всхлипнув, Калле поднялся и пошел на голос, упрямо, хотя язык и не слушался, подхватив:
     Пусть перо расплевалось с бумагой,
     А театр перестроился в тир.
     Кто-то, с кистью, с гитарой, со шпагой
     Всё же должен спасать этот мир...   

* * *

      Калле открыл глаза, зубы стучали от холода, тело закоченело и теперь забилось в судорогах. Он смотрел широко раскрытыми глазами на Олега, который тихо читал вслух книжку. Его любимую. И понял, что из царства смерти его вывел именно этот голос. Русского рыцаря.
      - Я видел Рахель. - Невпопад сказал он Олегу. Но сейчас ему казалось, нет в мире важнее фразы. - Она не бросит нас.
      - Живой, - выдохнул Олег, почти уронив книгу. Подхватил, положил на стол. Калле сидел на скамье, тараща глаза и дрожал. От облегчения русскому мальчишке почти что стало плохо самому, он даже пригнулся от головокружения. Но тут же быстро пересел на скамьи, сдвинутые вместе, запахнул плащ и на своих плечах и решительно прижал к себе трясущегося шведа. Хотел сказать что-нибудь хорошее, но вместо этого выдохнул:
      - Ну тебя и колотит... как отбойный молоток... Тише, а то и я затрясусь.
      Он плотнее запахнул плащ.
      - Рахель? - спросил задумчиво. - Странно... Я так и не понял, где она. И Гюнтер не знает... но хоть, похоже, не думает больше, что я её убил. Рахель... Думаешь, девчонка правда просит за нас? - он покачал головой и широко зевнул. - За тебя ещё ладно. Но с чего ей просить за меня? Да и как она может, просить-то? Я не думаю, что эта гадина слушает просьбы... она ведь и меня обманула, выдула чуть ли не поллитра моей родной кровушки в обмен на... - Олег кашлянул. - В общем, обманула, и всё... А так - жалко её, твою еврейку, - неожиданно признался Олег. - Тут... у немцев, в смысле, её совсем опустят или и правда просто убьют в конце концов. Бежать бы ей помочь... - Олег опять зевнул, сконфуженно улыбнулся. - Ну вот... того и гляди ворона влетит...
      Ему очень хотелось расспросить Калле, ЧТО он видел в то время, пока был НЕ ЗДЕСЬ. Но потом решил, что это будет слишком жестоко и бестактно - мало ли? И ещё была одна проблема - Олег нестерпимо, до клея в глазах, хотел СПАТЬ.
      - Слушай, Блюмквист... - почти заискивающе и сконфуженно начал он, дотянувшись до арбалета и с натугой взводя его "козьей ногой". - Гюнтер тут бродит где-то, по мостам... В общем, сейчас день... ты только не уходи никуда и если что - сразу меня толкай, а я... я засыпаю, правда не могу больше. Я уже сколько ночей не высыпаюсь...
      Бормоча всё это, он снова полностью уступил плащ Калле, подтянул к себе сложенную рубашку, уже через силу поправил, чтобы не мешал, меч - и, коснувшись рубашки щекой, мёртво выключился, даже не найдя в себе сил занести на лавку ноги - они так и остались стоять на полу. Дыхание русского мгновенно стало негромким и размеренным.
      Олег уснул...
      ...Выйдя из замка, Гюнтер бросил мимолетный взгляд на остров Ковчег. Унылое зрелище. В центре некогда было озеро, но сейчас оно почему-то пересохло, остались лишь кучи тины, грязи. Деревья все зачахли, скривились, лишились листвы. Гюнтер печально вздохнул. Немного подумал, какой мост выбрать, правый или левый и шагнул на гранит, стараясь прямо с платформы замка перебраться на мост, минуя островной песок, мало ли...
     Двое мальчишек, сидевших на парапете, при его появлении издали возгласы изумления и быстро вскочили, наставив мечи. Но атаковать не пытались, наоборот, пятились назад и похоже, готовы были дать стрекача. Гюнтер поднял руки, показывая, что не опасен, и лишь потом приблизился шагов на пять. Дальше не рискнул. Его окликнули по-английски. Язык Неске знал и ответил. Когда ребята перестали видеть в нем ходячего мертвеца и бормотать молитвы, удалось немного поговорить. Оказалось, по ту сторону моста находится республика Альбион. И у них произошла с Ковчегом похожая история - однажды мост опустел и отряд, по глупости сунувшийся вперед, на Альбион не вернулся. Тогда командир просто запретил пытаться пройти на остров, а на мост этот стали выставлять проштрафившихся, в виде наказания. И надо отметить, дисциплина на Альбионе сразу пошла вверх - никто не хотел провести день на мосту Ковчега, ребята реально боялись.
      Выслушав всё это, Неске захотел хоть чем-то отблагодарить ребят. Он вспомнил рассказы Йозефа про то, как альбионцы его спасли, вылечили и организовали отправку к немцам. Пошарив в карманах, он достал мятую пачку сигарет, почти совсем пустую. Но даже одна-две сигареты представляли ценность - и он швырнул их к ногам дозорных.
      Откровенничать в ответ он не стал, не приучен разглашать информацию. А, наверное, скажи он про Йозефа, ребята бы обрадовались про него услышать и, наверное, общение стало теплее. Но нельзя. Посоветовал лишь на Ковчег и дальше не соваться, не накликать беду на Альбион.
      Еще немного поглазев на ребят, Гюнтер повернул обратно. А что? Альбионцы драться явно не собирались, боялись. А сам Гюнтер считал бой ненужным, бессмысленным. Ну, разоружит он этих двоих. Ну, даже убьет. А толку то? Идти захватывать Альбион? Одному? Да тут дай Бог с Ковчегом управиться, до утра дожить. Гюнтер вернулся к замку, с тревогой отметив, что время уже перевалило во вторую половину дня. Еще два-три часа - и Солнце начнет садиться...
      ...Сон, который снился Олегу, сперва был быстрым, суматошным и весёлым. Он опять был на базе, как будто и не пропадал никуда. Почему-то оказалось, что Калле тоже там. И это никого не удивляло. Солнечный день был вокруг, друзья - Олег только теперь понял, СКОЛЬКО было у него друзей НА САМОМ ДЕЛЕ, тех, кого он иногда не замечал, иногда обманывал...
      И, когда он об этом подумал, сон изменился СРАЗУ.
      Он стоял на русском мосту. Один... нет! К перилам был привязан - распят на них - тот мальчишка, которого он, Олег, просил не трогать Йозефа. Привязан крестом, безоружный. Рядом валялся меч. В глазах мальчишки читался ужас. Такой сладкий, такой вкусный ужас... И звучала песня, песня про...
      Наяву мальчишка застонал и вяло повернулся на лавке...
     - Ну что, Кирилл, - мягко сказал Олег (во сне он ЗНАЛ, как зовут парнишку), водя глазами по связанному, от пяток до макушки, - вот и встретились... - в голосе русского прорезались самому ему неприятные мурлыкающе нотки, как будто кот играл с мышкой. Но остановиться он уже не мог. - Я, видишь ли, просил тебя немного побыть человеком, но ты уволок пацана к вам на остров. Я не в обиде за то, как вы с ним обращались - нормально, как я понял. Но меня ОЧЕНЬ расстроило, что ты меня не послушал. Мою просьбу... - Олег подошёл ближе, посмотрел в глаза, из которых через край плескал ужас. Дыхнул на горло мальчишки слева и протёр его шею рукавом. Потом за волосы отогнул его голову назад и полюбовался выступившей и пульсирующей артерией. - Тебя, кажется, интересует, что я собираюсь делать? - мурлыканье стало хрипловатым. - Я расскажу, не волнуйся. Я хочу пить, дружок. Просто попить. И я собираюсь попить твоей крови. Ну не надо, не дёргайся... - Олег улыбнулся, с наслаждением наблюдая за тем, как мальчишка рвётся из верёвок, перекосив рот и не в силах даже кричать от ужаса. - Бесполезно. Хотя... одна моя дурная знакомая утверждала, что от страха кровь вкуснее... Нет, пожалуй, не из шеи... я не хочу, чтобы ты быстро умер. Думаю, что, если тебя не кормить и выпивать по стаканчику в день - недели две ты протянешь... Да, кстати. Полюбуйся на солнышко, на небушко - до самой смерти ты пробудешь в подвале. НИЧЕГО ЭТОГО УЖЕ НЕ УВИДИШЬ... Ну вот. Вот отсюда можно, - Олег погладил кожу на внутренней стороне левого локтевого сгиба мальчишки. - Давай, поработай кулаком... - и он с силой ударил отчаянно мотающего головой из стороны в сторону мальчишку коленом в пах. - Делай, как я сказал, иначе останешься без пальца! - выхваченный нож нажал на основание левого указательного пальца. Мальчишка громко всхлипнул и стал покорно сжимать-разжимать кулак, глядя на Олега, как загипнотизированный. Кажется, он шептал "не надо, не надо, пожалуйста...", но всё равно продолжал работать рукой - и от этого сочетания бессмысленной надежды с покорностью Олег улыбнулся. Это было так приятно видеть...
      Пусти, пусти, невнятно стонал и бормотал мальчишка на лавке.
      Когда под загорелой кожей выступили казавшиеся сине-чёрными тугие канатики вен, Олег нагнулся, легко - с коротким хрустом - прокусил одну и зажал рану, брызнувшей вишнёвой жидкостью, ртом, ощущая, как неистово забился парень...
      Солёная и горячая, ЖИВАЯ, кровь была невероятно вкусна. Левой рукой наощупь Олег нашарил лицо Кирилла и зажал ему рот, прижав губы - чтоб не кричал, но и не укусил. Правой - массировал руку "бутылочки", чтобы кровь не переставала идти. Он ощущал руками и губами, КАКОЙ ужас - сводящий с ума, всеобъемлющий - живёт в парне, из которого он пьёт кровь.
      Наконец он оторвался. Небрежно, но плотно замотал руку мальчишки бинтом. Сказал доверительно, глядя ему прямо в полумёртвые расширенные глаза:
      - Знаешь, очень вкусно... - он сцедил на мост красную слюну, и она мгновенно впиталась в камень. - Видишь, как это грустно - когда не хочешь поступать по-человечески? К тебе тоже перестают относиться, как к человеку... Да ты не бойся, ты умрёшь незаметно. Первые дня три будет очень хотеться есть, а потом просто будешь слабеть, слабеть, уснёшь и не проснёшься...
      Не проснёшься, не проснёшься, бормотал Олег, гримасничая во сне...   

* * *  

     - Тебе пора проссссыпатьсссся... маленькая овечка, порасссссс....
      Змея увивалась вокруг девочки, которая лежала без сознания уже почти час. Рахель слабо зашевелилась. Просыпаться так не хотелось. Она открыла глаза, болезненно сморщившись, веревки все еще стягивали запястья. Что-то было не так, что-то ощущалось, странная тревога. Сперва Вайсер никак не могла понять причину беспокойства.
      Конечно, - усмехалась сама себе девочка, - что тут беспокоиться? Ты заперта в подвале в жутком холоде, единственный твой соглядатай здесь не кто иной, как ТЬМА, чему тут беспокоиться?
      Но ощущение было какое-то иное, словно она пропустила что-то очень, очень важное.
      Скрипачка села и огляделась, стараясь не обращать внимания на вмиг охвативший тело озноб. Рахель почувствовала головокружение. Перед глазами плыло. Она с трудом сумела сосредоточиться. Скрипачка еле поднялась на ноги, пошатываясь, прошла к двери и застыла в изумлении. Около двери стояла кружка с водой, простая железная кружка, в которой приносили воду пленникам. Девочка опустилась на колени, она даже не моргала, чтобы вода не оказалась всего лишь иллюзией. Когда пересохшие губы коснулись металлического края кружки, девочка аккуратно начала наклонять ее, чтобы не разлить. Вода никогда еще не была настолько вкусной, Рахель жадно пила глоток за глотком, воды было немного, и она быстро кончилась. Только оторвавшись от кружки, девочка осознала, что эту кружку должен был кто-то принести, от этого осознания скрипачка вдруг заплакала, совсем по-детски свернувшись и уткнувшись себе в коленки.
      К ней сюда кто-то приходил, кто-то принес воду, человек! Пусть даже Свен или кто-то из его компании, но живой и осязаемый, он стоял тут, а она не видела его, находясь в беспамятстве, не смогла поймать на себе даже пусть презрительного или злобного взгляда, но взгляда живого человека, а не взгляда этой мертвой твари, что, затаившись, наблюдает за ней сейчас. Может, больше уже никто не придет, может, это была последняя кружка воды, которую ей принесли, может, ей суждено здесь умереть и теперь уже не будет шанса увидеть живого человека больше никогда. Рахель плакала, тихо уткнувшись в свои коленки.
     - Иди, - тихо сказала она, - забери меня, ты хотела насладиться, иди, наслаждайся... Только отпусти их всех... Забери меня, я устала...
     - Нет, не хочу так... Так неинтересссно... И потом я сейчассс шшшшалю... Пойдем моя жертвенная овечка, я покажу тебе кое-что...
      Черная змея обвила тонкое скрюченное тело... и Рахель почувствовала, как снова проваливается в сон, но на сей раз в нем не существовало лестниц, в нем ничего не сущестивовало, только пустая комната. Даже темнота здесь была пустая и бесцветная.
     - Где я? - позвала Ведьму Рахель. - Что ты хочешь мне показать этим?
     - Смотри, - произнес бесцветный голос, - смотри...
      В углу что-то зашевелилось. Девочка подошла, пытаясь разглядеть, что там... и увидела Олега. Он вытер рукой рот, испачканный кровью, и улыбался кому-то. Сперва Вайсер обомлела, отшатнулась от странного видения, потом тихонько приблизилась еще. Олег смотрел куда-то мимо нее, он был сейчас словно сам во сне.
      Во СНЕ! - вдруг осенило скрипачку. Сны - значит, она может говорить с ребятами - либо когда они в беспамятстве, либо спят. Тьма играет в кошки-мышки, давая возможность и отнимая ее. Рахель поняла, что ребята ушли на Ковчег! Это было фактически самоубийство. Им нужна была помощь... и эта помощь станет и для нее защитой и помощью, ей нужно выжить тут, и она сможет это сделать, только если будет чувствовать хоть кого-то рядом. Одиночество убивает людей, одиночество, чьи тиски становятся нестерпимы в минуту отчаянья.
     - Олег, - тихо позвала Рахель, - Олег, проснись... Она все сильнее владеет тобой, но ты такой сильный... Пожалуйста, Калле не справится без тебя, он такой ранимый, а я не могу ему помочь без тебя. Пожалуйста проснись, ради Кале, ради Гюнтера... Проснись, ЭТО ОЧЕНЬ ВАЖНО!
      Вайсер тронула руку мальчишки, он дернулся, скинул ее пальцы со своего плеча, взглянул в упор и насквозь. А потом начал таять, словно туман. И Вайсер услышала гнусное хихиканье, а потом змея зашипела ей прямо в ухо:
     - Хочешь спасти весь мир? Глупая девчонка, ты не можешь спасти даже себя! Все будет так, как я захочу. Какие вы забавные, мои слепые котята. Вы так смешно, послушно ползете именно туда, куда мне хочется, я даже позволяю вам иногда спорить со мной, но все равно я остаюсь хозяйкой игры. Мня забавляет твоя игра, ты хочешь поиграть в войну? Что же поиграй...
      Пол под ногами пропал, исчез, словно его никогда не было - и Вайсер полетела прямо вниз, мелькнули стены, она летела от самого потолка в незнакомом замке. Внизу, кто-то был... Олег и Калле, девочка хорошо их видела! Она упала прямо рядом с ними, разбившись о каменный пол. Весь мир заполнила БОЛЬ! Она была такой реальной, словно Вайс и впрямь упала с огромной высоты вниз... Девочка все так же была со связанными руками, она не чувствовала половины тела, а вторая половина ее тела кричала и извивалась от муки. Рахель закричала, но из горла рвался только хрип. Девочка невероятным усилием села, убеждая себя, что это только сон... Только сон! Она подняла глаза на Калле и позвала его, но мальчик даже не взглянул в ее сторону. Она попыталась крикнуть, но легкие судорожно сжались в каменный комок, а потом вытолкнули из себя раздирающий кашель.
     - Калле, - еле слышно даже для самой себя позвала она мальчишку после того, как приступ прошел. Да, она была рядом, видела и слышала все, но не могла никак и ничем помочь.
     - Ненавижу тебя, - прошептала Вайсер ЕЙ, - ненавижу за то, что ты так хорошо знаешь нас...  

* * *

      Гюнтер постарался задвинуть тяжелые створки ворот. Петли так заржавели, что все его усилия закончились тем, что металл подался хорошо если на сантиметр. Зато весь остров, казалось, наполнился ржавым мерзким скрипом. Плюнув, парнишка пнул непокорные ворота и вошел под темные своды чужой крепости. Песок на ступенях тихо шелестел под его ногами, когда он поднимался на смотровую площадку башни. Олег не соврал и немецкий триколор гордо реял над мертвым островом. Словно живой.
     - Будем защищать тебя. - Пообещал ему Гюнтер, словно живому. Кто же знает, каких монстров породит Ведьма.
     - Закат еще не пришел. - Самому себе сказал немец. - А когда придет, то и пусть. Мы будем держаться до рассвета. Прямо здесь. Под флагом Неске поставил фонарь "Летучую мышь", последний рубеж обороны того бастиона, на котором им придется сражаться и умирать. Еще раз взглянув на знамя, он спустился вниз. В тронном зале Гюнтер кивнул шведу, приложил палец к губам, чтобы тот не шумел и сам быстро и крепко связал Олега.
     - Он сам просил. - Вздохнул немец. - Может, с ума сошел, может - понял, что не контролирует себя.

* * * 

      Слушая крики связанного пленного мальчишки, Олег задумчиво водил по его дёргающейся спине ножом, глубоко взрезая кожу. Потом - наклонялся и слизывал кровь. В подземелье было темно... но темнота давно ему не мешала.
      - Кричи, кричи, - сказал он, проводя особенно глубокий надрез вдоль позвоночника. - Кричи, это очень приятно... а тебя никто не услышит, а если услышит - не придёт, потому что знает: ЭТО Я РАЗВЛЕКАЮСЬ. И молится сейчас за твоё здравие... чтобы ты жил подольше, и я не обратил внимания на НИХ, Кричи гро-о-омче... Сейчас я напьюсь и мы ещё с тобой поиграем... в ДРУГУЮ игру, а?
      Убрав нож, он перевернул мальчишку на спину.
      И увидел искажённое болью и ненавистью лицо Калле.
      - Нет-нет-нет... - быстро сказал Олег, отшатнувшись и беспомощно садясь. Над ухом послышался смешок... Олег на миг обернулся... а когда посмотрел на Калле вновь - швед был свободен, и в его окровавленной руке был подаренный им, Олегом, длинный нож с наборной рукояткой.
      - Ненавижу тебя, - сказал Калле распухшими губами. И нож плавно, мягко и очень больно вошёл Олегу в солнечное. Калле оттолкнул русского, вырывая оружие. Олег зажал рану руками и скорчился на полу. - Ненавижу, - сказал Калле, становясь рядом на колено. Его пальцы вцепились в волосы Олега, оттягивая голову умирающего русского назад. Нож мягко перечертил горло, и Олег понял, что пытается вздохнуть... а в него льётся его собственная кровь. Мальчишка забился на полу, выгибаясь в судорогах и пытаясь откашляться и зажать горло руками. Калле встал на ноги и со злой, торжествующей улыбкой смотрел на происходящее. Потом он придавил бьющееся тело Олега ногой. Почему я не умираю никак, подумал русский, ну почему?! Калле опустился рядом и всё с той же улыбкой начал взрезать русскому спину. - Красный орёл... - прошептал он в ухо Олегу.
      Олег ощутил, как ломаются рёбра и пальцы Калле проникают к лёгкому... Тогда он закричал, но услышал только бульканье - и увидел расплывающуюся перед глазами кровавую лужу.
      Камни замка жадно пили её.
      Умирая, он услышал чей-то голос... девичий, но не Танькин... полузнакомый и ласковый... суливший спасение... рванулся на него, изо всех сил рванулся... но что-то мешало, руки и ноги не действовали... и наконец он смог выкрикнуть:
      - КАЛЛЕ!!! РАХЕЛЬ!!! КАЛЛЕ!!!
      ...Пришел Гюнтер, он прошел насквозь Рахель. Это было страшно и неприятно, Неске связал Олега, сильно связал. Девочке захотелось закричать "НЕТ! НЕЛЬЗЯ! ОСТАНОВИСЬ!" Но изо рта рвался тоько хрип с чем-то жидким. Вайсер последним рывком поднялась на ноги и пошла, шатаясь, к Калле. Ног она не чувствовала, только ощущала, как что-то скребется по полу. Скрипачка старалась не думать, что это... Еще рывок и Рахель просто падает на спину шведа и шепчет ему прямо в ухо:
     - Разбуди его! Разбуди сейчас же! Он же умирает!!!
      Потом скатившись с Калле она оказалась снова около Олега, изо рта опять потекло что-то, в глазах темнело и рябило.
     - Ты не получишь его, тварь... Я тебе его не отдам... - Она зарычала прямо в лицо русскому, - иди на голос, сейчас же, чертов русский, сию секунду иди! ОНА убивает тебя... Я не дам ей, я не дам, слышишь, я не для этого сюда, не для этого! Слушай! ИДИ НА ГОЛОС!!! СЕЙЧАС!!! ИДИ КО МНЕ, Я ЖДУ!!! ПРОСТО ИДИ!!
      И девочка почувствовала, как Олег задышал ровнее и повернул голову к ней, он услышал, он один услышал.
     - Олег, она слабая, она тварь, иди ко мне, все, что ты видишь, это бред ее гнусной фантазии, иди на голос...
      Рахель закашлялась. "Я кажется умираю - подумала она с легкой грустью, - нет, она не даст, ей это не нужно, ей хочется моего страха, ДУРА, как можно напугать того, кто всю жизнь жил в страхе?"
      Скрипачка преодолела жестокий кашель, и снова заговорила прямо в ухо Олегу:
     - Торопись, я умоляю тебя, я не знаю, сколько еще у меня сил хватит... Иди на мой голос, иди же!...
     Калле смотрел на Олега и вдруг сказал:
     - Гюнтер, я не думаю, что это всё же правильное решение. - Калле, подошел к русскому, осторожно взял голову беспокойно спящего мальчишки в руки и придержал. - Развяжи его, Гюнтер!
      Немецкий президент посмотрел внимательно на шведа, потом пожал плечами и чиркнул мечом по веревкам.
     - Под твою ответственность, швед!.. - сказал он.
      ...И в тот момент, когда смертная тоска затопила остатки мозга и заколыхалась мутной водой перед глазами, обрекая Олега стать частичкой этой мути - вот именно в тот момент Олег пришёл в себя, как будто его отпустила жуткая каменная хватка.
      Он тяжело дышал и был мокрый от пота. На руках и поверх ботинок (кто додумался вязать поверх ботинок?!) болтались обрывки верёвки. Калле держал Олега за виски, Гюнтер стоял рядом и хмурился, держа в руке меч... и тут был ещё кто-то, только что был... кто? ОНА? Нет...
      - Чуть не умер... - сказал Олег растерянно и по-детски жалобно, с трудом садясь на скамье и натягивая рубашку - его трясло. Руки дрожали, он никак не мог попасть в рукава. - Это что ж, теперь и спать нельзя? - мальчишка опять посмотрел на обрывки верёвок. - Зачем развязали-то? - он повёл плечами. - Я не знаю, ребята... когда ОНА придёт, я... я, наверное, не выдержу... - потом посмотрел на рисунок возле камина и тихо сказал: - Оставьте меня здесь. Свяжите и оставьте. ЕЙ, наверное, хватит... МЕНЯ, - он посмотрел на Гюнтера и печально улыбнулся. - Нет, конунг, я НЕ ХОЧУ умирать, теперь я очень хочу ЖИТЬ. Но один - меньше, чем три... - он повернулся к Калле и улыбнулся ему тоже: - Я помог тебе выбраться, а ты - мне. Когда вернёшься, найди еврейку. Она жива, она где-то в немецком замке... точно... - потом свёл брови и пробормотал: - У него на груди... как будто вырезали... слово... слово ИУДА. Странно... - дёрнул плечами и снова улыбнулся - уже обоим ребятам сразу. - Вяжите и идите наверх. Фонарь... что, уже там? Давайте скорее, уже темнеет.
      Он отвернулся к стене и стал насвистывать "Прощанье славянки" - чисто и не сбиваясь.
      Рахель все еще находилась рядом с ребятами. Она из последних сил подняла голову:
      - Калле, - позвала девочка. Почему она решила, что швед услышит ее, она и сама не поняла, но она была уверена, что ее слова будут услышаны, - Кале, вам нельзя разделяться! Только все вместе, сохраняя друг друга, вы сможете выбраться! Тварь разделена, она вынуждена поддерживать мою жизнь. Зачем ей это - я не знаю, но этим она сильно ослаблена. Вы справитесь только все вместе, я помогу, только мне скоро придется уйти, иначе умру... Я вернусь и ради вас и ради себя, пока она со мной - у вас троих больше сил, чем у нее одной...
      Скрипачку вновь скрутил жестокий кашель. Еле восстановив дыхание, еврейка продолжила:
      - Не давайте Олегу спать! А если будете спать сами, то внимательно следите друг за другом, тут сон смертелен... Я скоро вернусь, сейчас мне пора... Береги Олега и Гюнтера, Неске не слышит и не видит меня, слышишь меня только ты, а Олег только чувствует присутствие... Больше не могу говори... - девочка задохнулась и свернулась калачиком, зажмуривая глаза.
      "Рахель Вайсер, - сказала она себе, - просыпайся, сейчас же просыпайся..."
      Девочку скрутило и бросило обратно в реальный мир. Боль продолжала терзать ее тело, но уже не такая страшная как там... Рахель была жива, значит еще повоюем.
     - Пошшшшалила, маленькая овечка, теперь мой черед...
      ...Схватившись за голову, Ламберг с ужасом слушал голос. Он сошел с ума? Нет. Не похоже. Мальчишка в испуге уставился на друзей.
      - Не разделяться. Олегу не спать.
      Калле с вызовом смотрел на ребят и сердито сопел. Но никто не поднял его на смех.
     - Всё же надо решить, где мы примем бой. - После молчания объявил Гюнтер. - Здесь оставаться нельзя, на окнах решетки, а вход один, это мышеловка. Может, выйдем на лестницу, ведущую наверх? Она узкая, и один человек сможет оборонять, а нас целых трое.
      - Б...дь! - изумлённо выдохнул Олег, опуская руки. - Так вы не будете меня... вязать?! - он почти обиженно смотрел на Гюнтера и Калле, потом вдруг несмело улыбнулся, - ну никак не дают посмертно героем стать, а так хочется... Ладно... Я постараюсь... выдержать, - он встал и потянулся, потом пропел отвратительным голосом:
      - Неспетые слова застыли сургучом.
     Последняя глава - погоном на плечо!
     Команда старшины взорвала тишину -
     Уходят пацаны на новую войну!
     
     И только красный дым вдоль синих берегов!
     Какая там печаль?! Какая там любовь?!
     Клинком сошёлся свет на остром сколе льда...
     На сотни тысяч лет - тяжёлая вода... Значит, тут баррикадироваться не будем? Чего тогда я дрова таскал?
     - Дрова не пропадут, камин затопим пожарче, заложим топливом под завязку, сколько сможет вместить. И не бойтесь пожара. Случится, значит, к лучшему. - отозвался Неске.
     - Ладно, раз пошла такая пьянка, я вот как думаю, - продолжил русский, - если мы все на лестнице будем торчать, то кто его знает, что там сверху навалится? Предлагаю так, конунг: кто-нибудь один с фонарём наверху у люка, другой наверху лестницы, чтобы первого и третьего видеть, а третий чуть ниже на лестнице. Я претендую на место на лестнице внизу... Кстати, Гюнтер, - Олег посмотрел в камин, - чего вообще ждать-то? В смысле, кто придёт в гости? Если моя знакомая сама собой, то не мешайтесь, мы с ней займёмся любовью... - Олег заткнулся и признался: - Вы не обращайте внимания. Мне страшно. Если я заткну понос изо рта, он начнётся с другого конца.
      Гюнтер хотел скорее уйти из зала. Возможно он как и его древние предки, предводители лихих германских племен, наскоками потрошившие римский лимитроф, предпочитал широкий простор и длинный меч, а дальше как Бог рассудит. Хотя, скорее всего парень подсознательно оставил себе (и другим) крохотную лазейку - ведь с башни можно было броситься вниз и, если повезет, свернуть себе шею о песок. Это было лучше, чем стать пленником твари.
     - Ладно, русский, хочешь нижний пост, не возражаю. Швед будет наверху, - распорядился маленький Президент.
      - Хочешь встать между нами? - улыбнулся Олег широкой, слегка ненормальной от страха улыбкой. - Мне не нравятся черноглазые, конунг... А потом, ты не такой аппетитный, - мальчишка пошёл растапливать камин. Руки не дрожали, а вот ноги подгибались конкретно. "Не бояться пожара... - думал он. - Да я его и не боюсь, конунг, я себя боюсь. Этот ваш Ильмар или как его там был прав! И хорошо, что ты разрешил мне встать внизу. Если увидишь, что... в общем, надеюсь, у тебя хватит ума без разговоров ткнуть меня в спину. Ты ведь уже убил одного парня, которым овладела ЭТА. Хотя я постараюсь побороться. Я ОЧЕНЬ постараюсь. Знать бы ещё, ЧТО ИМЕННО явится за нами. Может, что-нибудь такое, против чего есть одно средство - немедленно вспороть себе живот и радоваться, что легко отделался? Как-то где-то желания нет.
      Он как следует раскочегарил пламя и набил камин всем топливом, какое только было. Огонь слегка подзадохнулся, но потом пробился и загудел в трубе. Сесть бы сейчас около камина и неспешно потравить байки с ребятами. С Гюнтером и с Калле. Потом поучить Калле русскому языку, потренировать... и самому с немцем подраться. Не всерьёз, но интересно. Правда ли он такой ловкий и умелый, или в прошлый раз он, Олег, от злости ослеп?
      Он ещё раз полюбовался пламенем, которое охватило всю кучу деревяшек. И неспешно пошёл к двери в башню...
      ...Ребята уже были тут. Олег прихлопнул за собой дверь, безнадёжно поискал запор. Ни фига... Он поднялся до половины лестницы, оглянулся на Гюнтера, сидевшего на верхней ступеньке с мечом в руке - наполовину на лестнице, наполовину в люке. Предложил:
      - Давайте, что ли, про девчонок болтать... Калле! - повысил он голос. - Я так и не понял, есть у тебя сестра, или нет?! Ты тогда рявкнул на меня и всё. Если есть, расскажи, какая. Желательно с подробностями. Ну там... - он кашлянул. - В общем, расскажи. А то сидим, как на своих похоронах. И ещё... - Олег вздохнул. - С днём рожденья, Калле. Желаю тебе счастья и долгой жизни. Правда, - он опустил голову и стал смотреть на каменные ступеньки под ботинками...
      Калле уселся на парапет между двумя зубчиками идущего по периметру ограждения и стал смотреть по сторонам. У него не выходило из головы ведение и то, что было с ним до него. Где-то внутри черным комочком пульсировал страх и обида на русского за все, что он успел плохого сделать в эти три дня. А Гюнетр, как бы то ни было, оставался врагом. Мальчишка так глубоко ушел в свои мысли, что даже не расслышал слов Олега.
      Калле не ответил ни на шутки, ни на поздравление. А Олег не успел обидеться. Снизу раздался сперва бой часов, бой часов тут? А потом тягучий монотонный звук - скрип камня о камень, словно время изменяло замок. Время, которое они выжили и не перебили друг друга. Мальчишка невольно подался вверх на одну ступеньку... но тут же справился с собой и шагнул обратно. Быстро обернулся к Гюнтеру - немец тоже стоял на ногах.
      - Отойди чуть подальше, - попросил Олег, поводя локтем, - зацеплю, если что.
      Кто придёт? Гюнтер так и не ответил. Сам не знает? Не хочет пугать? Или это будет вообще ЧТО, а не КТО? Опять что-то из его собственной головы? Олег остро пожалел, что он не алкоголик с одной извилиной - тем мнятся максимум зелёные черти. А тут стой и изволь гадать, что сейчас появится внизу - там, куда почти не достигает свет фонаря, в чёрной тени, похожей на неподвижный лесной омут. Он очень постарался ни о чём не думать, но это невозможно и для алкоголика, а уж для Олега... Сейчас он отдал бы всё на свете, появись на лестнице обычные враги, обычные люди. Тогда можно было бы с головой прыгнуть в заманчивый водоворот хмельного безумия, как в прошлые разы на мостах. А сейчас не получается. Есть только собранность и страх. Никуда не делся старый дружок, хнычет рядом...
      Хочу, чтобы настало утро. Хочу, чтобы Калле опять учил меня плавать, и мы бы фехтовали на палках - ну их к чёрту, мечи эти...
      В темноте резко выступил контур двери. Он стал белым-белым... и Олег понял: это иней. Иней, дверь промёрзла насквозь за какую-то секунду.
     - Всё. Пришла. - еле слышно выдохнул парень. Он снял с бедра заряженный арбалет. Взял в левую руку. Проверил подаренный русскими нож. Сказал, не поворачиваясь:
      - Конунг, если что - бей, не жалей. Я к НЕЙ не хочу. Только дай слово, что тогда позаботишься о Калле...
     - Мальчики-и-и... - голос за дверью был похож на звон хрустального колокольчика. - Мальчики, я иду... - послышался нежный смех. - Вы уже решили, кого отдадите мне первым? Гю-у-унтер... Оле-ег... Кал-ле-е... - снова смех. - Я никого не забыла, нет? Вы даже представить себе не можете, ЧТО вас ждёт. Даже представить не можете, КАК вам будет больно и страшно.
      Дверь рассыпалась на мелкие белые осколки.
      В синий луч света, упавший из промёрзшего насквозь помещения, бывшего тронного зала Ковчега, шагнула девушка. И подняла голову. Все увидели дерзкие зелёные глаза, полные губы, тугую косу, переброшенную на грудь. Девушка была рослой - едва ли не с Олега, самого высокого из троих - крепкой, грудь обтягивала майка хаки, на длинных стройных ногах - камуфляжные штаны, берцы, узкую талию охватывал широкий ремень.
     - Олег, - сказала она. - Вот и я. Я тебя нашла. Ты рад? Иди же сюда... пёсик. К хозяйке. ИДИ.
     - Танька, - выдохнул Олег морозное облачко. И внезапно резко ударил назад и вверх ногой - в живот Гюнтеру. Прыгнул вниз на три ступеньки. И опустился на колени. - Танюшка...
      - ИДИ КО МНЕ, - послышался голос девушки, которая со злой ликующей улыбкой смотрела вверх. - Иди, милый. Мы так давно хотели сделать ЭТО. Сделаем сейчас... ЭТИ подождут и посмотрят. А потом ты убьёшь их обоих. Немца ты выпотрошишь, как мечтал... и подаришь мне его голову, я хочу с ней поиграть. А младшего мы станем пить медленно по очереди... Ты ведь доставишь мне такое удовольствие? Я давно такого не пробовала...
      - Да, да, моя королева... - шептал Олег, подойдя вплотную и, вдруг раздался хриплый торжествующий лай, почти ничего общего не имевший с его голосом: - ПОЛУЧАЙ, ЧЁРНАЯ КУРВА!!!
      Выпущенная в упор арбалетная стрела швырнула мгновенно потерявшую облик зеленоглазой красавицы Фею обратно в промороженный зал. От дикого воя закачались стены; из мгновенно почерневшего проёма хлынул ледяной воздух, тугой и упругий, как резиновые тяжи. Олег соскочил вниз, держа в руке не меч - Змею он отбросил, как и арбалет - а нож. Пропал в темноте по пояс, как в кипящей смоле. Рука взлетела и опустилась - раз, другой, третий...
      Потом он почувствовал, как ледяные пальцы разорвали грудь и сдавили сердце. Боль была такой ужасной, что он, к счастью, не смог осознать её и не ощутил, как отлетел на ступени. Но по ту сторону боли открылся чёрный коридор, полный... нет, подумал Олег. Нет, нет, НЕТ!!! И подумал ещё, что теперь он будет кричать, кричать, кричать...
      Только кричать - всю... нет, не жизнь. Всё... нет, не время.
      Теперь он будет только кричать...
      ...Его тело скатилось по ступенькам обратно в чёрный ледяной омут.
     Калле очнулся от мыслей только тогда, когда внизу грохнуло, раздались крики отчаяния и боли.
     - Олег! - все, что существовало до, стало неважным... Ламберг рванулся с места и пулей полетел вниз, лишь на миг ощутив, как пальцы Гюнтера беспомощно пытались удержать его за футболку. - Олег!
      Гюнтер что-то кричал вслед, но Калле не слушал, скоро он был уже рядом с другом, который корчился, казалось, в невыносимой боли.
      Мальчишка опустился на колени и попытался зафиксировать русского, чтобы рассмотреть раны...
      ...Нет, не получалось кричать. Даже кричать не получалось. Вокруг вращался хоровод теней, и каждая претендовала на одно - стать первой в доле, сделать Олега именно частью СЕБЯ. Хочешь, хочешь, хочешь, шептали они. Иди, иди, иди, переклиКаллесь голоса. Мой, мой, мой, зло спорили призраки. Мелькнули лица - цепочка лиц мальчишек и девчонок, искажённые страхом и мукой. А вот, а вот, а вот - хихиКалле вокруг. Его тянули в разные стороны, обещая немыслимую боль, немыслимое удовольствие, немыслимое-всё-вместе... Оставьте меня, попытался закричать он, ну я же не могу, пожалейте меня! Конечно, конечно, услышали его тени, пожалеем, вот сейчас, тебе понравится, хотя это больно, больно, больно...
      ... - Больно, - выдохнул Олег, открывая глаза, и ртом пошла кровь, потекла струйками носом, из ушей. Сердце забилось - неровно, но забилось. Больно было всему, невыносимо, дико больно, и только правая рука с зажатым в ней ножом была в этой боли островком спокойствия. Олег скосил глаза и увидел, что она посинела и разбухла от множества подкожных кровоизлияний. Нож по-прежнему торчал из кулака, как часть этого странного предмета, по какому-то недоразумению оказавшегося рукой Олега. - Больно, - повторил мальчишка и заплакал. Слёзы жгли, как огонь. - Мне больно, - пожаловался он. И только теперь понял, что лежит головой на коленях Калле. Швед замер рядом, глядя куда-то вперёд и вверх. Там - над обоими мальчишками - нависал чёрный ледяной купол, беспросветный и тяжёлый... нависал и... НЕ МОГ опуститься.
      - Не смей его трогать, - сказал Калле. Не сказал. Нет. Он ПРИКАЗАЛ, глядя в ледяную черноту над собой такими же ледяными, но... вот странность... удивительно ТЁПЛЫМИ глазами.
      Олег удовлетворённо вздохнул и закрыл глаза, мельком подумав, что всё-таки, кажется, умирает... но ПО-НАСТОЯЩЕМУ, а не превращаясь в частичку этой мерзкой твари, которая украла его мысли и страхи, но так и не смогла понять ГЛАВНОГО... не смогла....
      ...Стало темно. Тепло. Тихо. Хорошо-хорошо... И ещё... песенка. Песенка осталась и в этой темноте.
     Предавать легко
     Забывать легко
     Убивать легко
     Оставлять легко
     
     Ты с улыбкой пел
     Но в твоих глазах
     Пустота и боль
     Светом что погас
     
     Предавать легко. Только предав, ты -
     Один навсегда. Один на один
     С глазами того, кого предал,
     Кому так легко простить
     
     Оставлять легко. Только оставив
     Ты будешь бояться смотреть назад
     В лицо своей тени бессильной в ответе
     И острой горечи правды
     
     Предавать легко
     Забывать легко
     Убивать легко
     Оставлять легко
     
     Тот кто даст тебе
     Этих слов глотнуть
     Или дурак
     Или мудрец
     
     Убивать легко. Ведь убить себя
     Невеликий грех, если духом мертв
     Умирать легко. Ведь тысячи лет
     Назад это было с тобой
     
     Оставлять легко. Ведь в конце пути
     Ты снова встретишь тех кого ждал.
     И любить легко. Тот кто это сказал
     Был либо безумец, либо святой.
     
     Но минус на минус всегда дают плюс,
     Даже если это не плюс, а крест
     Даже если в глазах твоих меркнет свет
     Знай, что светом станет другой
     Кто встает за твоей спиной...
      ...Гюнтер бежал, не считая ступеней, рискуя свернуть себе шею. Плевать! Парнишка чувствовал каждой клеточкой тела, как важна каждая секунда. Как силы мальчишек, держащих оборону против ведьмы, иссякают. Когда Неске ворвался в помещение, то на миг замер, зачарованный страшным и в то же время зловеще-красивым зрелищем. Черный вихрь кружился над ребятами. И в этой слепящей, яркой (Гюнтер подивился странности) воронке мельКалле лица, пейзажи, какие-то вещи. Кто знает происхождение Твари, кто знает её историю и её силу? Но почему-то именно сейчас, глядя на обнявшихся под вихрем ребят, на бледного Калле и истекающего кровью Олега, Гюнтер понял, что надо сделать. Знание пришло спокойно и ясно. Мальчишка шагнул вперед. Тут же из воронки выскочило лицо смерти и вперилось в него своими пустыми глазницами.
     - Вот часы твоей жизни, Неске. Смотри, песок почти сошел. Но в моей силе пустить время вспять.
     - Свободный... - Прошептал Гюнти, делая шаг вперед. Череп дернулся.
     - Тебя убьют, конунг, уже скоро. Смотри, только я...
     - Свободный! - Крикнул мальчишка и поднял меч. Черный смерч, вившийся над ребятами, задрожал, словно живой. - Освободитель. - Выдохнул Гюнтер и нанес удар прямо во тьму.
     - Смотри, конунг, время на часах твоей жизни...
      ...Каменная лестница с широкими ступенями, уходившими прямо в воду. Олег сидел на верхней ступеньке и бросал в воду камешки, отщербившиеся от гранита. Плюх. Буль. Плюх. Ивы клонились к воде вокруг, они росли из трещин в камне, тонкие, печальные...
      Рядом села Танька. Олег покосился на неё и спросил:
      - Ты чего так являешься?
      - Думаешь, я хотела? - девчонка тоже подобрала камешки. - Она меня из ТВОЕЙ памяти вытащила.
      - Прости, я стрелял в тебя... - Олег поморщился и положил голову на колени девчонки.
      - Ты же знал, что это не я...
      - Я сначала поверил, - прошептал Олег, ласкаясь щекой о ткань. - В первый момент... И потом... потом я всё равно как будто в тебя стрелял. Это было так... - он тяжело выдохнул. - Это было ужасно.
      - Олег, ты не спи, - Танька приподняла его голову. - Она просила передать, чтобы ты не спал.
      - Кто? - Олег привстал.
      - Она. Девочка... такая... - Танюшка повела пальцами. - Как будто из концлагеря.
      - А, это еврейка, - равнодушно сказал Олег. - Ну её...
      - Не спи! - Танька покачала головой. - Ты умрёшь, если уснёшь.
      - Ну и что? - сонно спросил мальчик, обвивая руками талию девочки. - Ты же будешь тут со мной?
      - Да... но... там твои друзья. Они могут погибнуть. Там ещё не кончено. Та девочка так сказала.
      - Я не хочу туда, - жалобно сказал Олег. - Мне страшно и больно там. Почти всё время страшно и больно, я устал.
      - Ты сильный, ты выдержишь, - сказала Танюшка. - Иди. Иди же!..
      ...Вдох был болезненным. Олег кашлянул - снова кровью. Сел - с трудом, руки подламывались - привалившись спиной к стоящему на коленях Калле. Тот помог, удержал за плечи. Шведа трясло, сердце билось с перебоями, он трудно дышал.
      А в двух шагах вниз, почти у самой двери, Гюнтер сражался с пустотой. Нет. С чем-то... чем-то...
      - Помоги... - Олег оттолкнул руки Калле. - Блюмквист... брось меня... помоги ему... скорее...
      Чем же мог швед помочь Гюнтеру? Мастеру меча, каким можно было стать в его возрасте, ежедневно из года в год тренируясь и сражаясь на мостах, проходя естественный отбор на выживаемость? Ничем. Сунулся бы вперед - и сам погиб, охваченный волной безумия. К счастью, прежде чем Калле успел добежать до места схватки, воронка, не выдержав одного из ударов немецкого меча, треснула и распалась. Лишь прах веял в воздухе, и без того спёртом, мешая дышать.
     - Убил? - Голос Калле был нерешительным, как и сам его взгляд. Постояв и вслушиваясь в свои чувства, он сам же и ответил. - Не убил. Опять тень хоть и очень опасная.
      Калле оглянулся на Олега, беспомощно затоптался рядом, не зная, чем ему помочь, не понимая, куда тот оказался раненым.
      Гюнтер отстегнул помятую фляжку в старом кожаном чехле и протянул русскому:
     - Резервный запас рома.   

* * *

      А в замке стояла тишина. Мертвая. Куда исчезли все тревожные звуки? Шелест передвигающейся противницы? Угрозы и смех? Замок напоминал старый и сгнивший внутри орех, совсем покинутый.
     - Сохранять рассудок... - бормотал Калле, сжимая голову руками, сидя там наверху он опять чуть не поверил в то, что Олег и Гюнтер враги и это его пугало, пугало даже больше, чем все здесь.
      Олег упрямо бинтовал распухшую правую руку. Кровь всё ещё текла у него из носа. Когда Гюнтер вновь протянул русскому фляжку, тот поднял страшное лицо, похожее на маску злого духа - всё в крови, глаза в чёрных кругах ушли вглубь черепа, белки стали густо-багровыми от сплошных кровоизлияний внутри. Помедлил. Взял фляжку и стал пить ром, как воду, выхлебав не меньше стакана. Помедлил, не дыша, выпил ещё - меньше, но много. Вернул фляжку и подмигнул немцу:
     - Не ссы, справимся...
      Встал, качаясь, постоял. Потом зигзагом пошёл к лестнице, подобрал меч, потом - арбалет. Хотел зарядить, но не осилил и присел у стены. Посидел, встал снова - почти нормально. Зарядил оружие. Вставил в правую руку арбалет, словно в какой-то посторонний механизм, у которого осталась одна функция - жать на спуск.
      - Я и левой могу драться, но хуже, - сообщил он, подходя обратно к ребятам. - Только похоже, у меня внутри каша... - он криво улыбнулся. - Помру я, конунг. Жалко вообще-то... Давайте хоть эту гадость добьём сначала.
     - Вместе помрем. - Утешил его Гюнтер и когда русский сел, стал лить ему на голову и лицо чистую холодную воду, вот пригодились взятые в Рейхе запасы! Ничему в замке Ковчега Гюнтер не доверял и правильно делал, кстати.
     - Всю жизнь мечтал помереть в одной компании с немцем и шведом. Рука об руку, плечом к плечу... - Олег подставил под струю рот, потом - макушку, затылок, лицо... - Ой, как хорошо-о-о... - хотел было помотать головой, как это делаешь, когда вылезаешь из реки, но понял, что рискует выпадением глаз из глазниц.
      Калле, выудив из кармана какую-то тряпку сомнительной свежести, стал протирать русскому лицо.
     - Унялась кровь, кажется. - Вопросительно-удовлетворённо произнес он. - Знаешь, мне Рахель постоянно мерещится. И просит держаться. Тот парень, Ильмар, наверное не зря написал послание, понять бы еще о чем...
     Олег послушно прикрыл глаза, пока Калле вытирал ему лицо, с усмешкой сказал:
     - А уж что мне мерещится... - он, кстати, начал сомневаться, видели ли остальные Танюшку. - Поэтому я считаю свои мозги временно забастовавшими... - он прислушивался к себе, но ничего не ощущал, кроме тупой боли, похожей на залитый внутрь тела расплавленный свинец. Олег боялся опьянеть... Нет, похоже, этим и не пахло. - Давай, Калле, думай, слушай там эту еврейку, себя или кого там на тебя одна надежда...   

* * *

      Тварь вернулась к Рахель, девочка застонала, с трудом поднялась на колени. Била сильная дрожь. Стало так страшно, она так устала, что не выдержала и разревелась в голос. Очень хотелось, чтобы кто-то пожалел, но жалеть было некому. А ОНА смотрела на девочку и выглядела странно, превратилась в старшую девчонку. Она была выше скрипачки, глаза зеленые, живые, волосы русые. ЭТА подошла и погладила по голове, так ласково, нежно.
     - А ты им больше не помогай, я с тобой побуду, пожалею, хочешь, даже развяжу руки, тебе же больно?
      Запястья и впрямь болели, как и сами руки. Вайсер плакала навзрыд.
     - Отстань от меня...
     - Ну, зачем ты так? Я же от души!
     - У тебя нет души... Ты ничто!
     - Ты не права, у меня столько душ, так много... и я даже жалею... Олега например.
     - Что ты с ним сделала? - девочка подняла лицо на ведьму.
     - У него внутри все очень нехорошо!
     - Ты обещала, что я его сама убью, своими руками! Обманщица!
      Зеленоглазая подозрительно смотрела на Вайсер, испытующе вглядывалась в глаза, требовательно и внимательно.
     - А ты хочешь?
     - Да, хочу, я сама, ты обещала, вот теперь иди и исправляй! Сможешь?
     - Смогу, только я тебе не верю.
     - Не верь... - Рахель фыркнула, отвернулась к стене. - А чего мне его любить-то? Он же меня презирает, - еврейка взглянула на ТВАРЬ с вызовом, - ну, чего вытаращилась? Думаешь, я совсем овца, не вижу ничего?! Он же ненавидит таких, как я!
      Светловолосая ведьма разглядывала скрипачку, потом сказала:
     - Ну хорошо, я его подлечу, но заберу другого, кто-то из них должен умереть и чем скорее, тем лучше...
     - Зачем это?
      Тварь не стала отвечать на вопрос, а вместо этого сказала:
     - Моя услуга тебе будет стоить кое-чего.
     - Чего? - Рахель даже нагнула набок голову.
     - Крови, мне нужна твоя кровь.
     - Много не дам! Возьмешь чуть-чуть и все!
     - Много и не надо, нужно просто живую, свежую, для лечения.
     - Бери, только быстро! И обещай, что он станет первым!
     - Обещаю, - улыбнулась тварь и припала к шее Рахель у самого основания.
      Скрипачке стало немного холоднее и голова начала кружиться, она прильнула к стене, а ТА, светловолосая, оторвалась от шеи и вытерла измазанные губы. Зеленые глаза еще раз внимательно взглянули в карие глаза Вайсер, а потом от тени отделился кусок и уполз куда-то.   

* * *

      Маленькая тень скользила по полу за спиной у ребят, Олег поежился, оглянулся... и в этот момент обрывок темноты молниеносно, словно крыса, впился в него и через рот скользнул внутрь. Тварь сдержала обещание. Она не взяла Олега, но, используя полученное у девчонки, подштопала русского изнутри.   

* * *

     - Теперь он будет жить столько, сколько потребуется... - сказала зеленоглазая и рассыпалась мелким бисером черно-зеленого песка.
     - Хорошо, - отрешенно отозвалась Рахель, ей становилось все больше и больше все равно... - Вам надо просто выжить, - прошептала девочка, не особо стараясь, чтобы ее услышали.
     
      В очередной раз гулко и гневно пробили часы, с каждым новым часом становилось все труднее, то у Олега случались приступы забвения, и мальчишка с большим трудом выходил из состояния сна, то очередной фантом вылезал на ребят, предлагая отдать одного на расправу за жизнь других. То к Гюнтеру приходили видения, и он хватался за меч, чтобы расправиться с собой. Каждый следующий бой, каждое следующее преодоление давалось все большими силами.
     - Я понял, - вдруг сказал швед, поворачиваясь к ребятам, - нам нужно просто выжить! Похоже в этом и есть разгадка, понимаете? Помните, что написал этот парень? Бойся себя! Тут Ведьма не просто пугает, она сводит с ума. И еще... - мальчишка задумался, вперяя взгляд в стену, - где-то что-то двигается, понимаете? Каждый раз как бьют часы слышно скрежет камня.
     - Это внизу, - отозвался Олег, прижимая руку к груди. - Кажется в подвале.
     Гюнтер молча кивнул.
     - Тогда может сходим посмотрим? - Кале вопросительно посмотрел на ребят. Олег сглотнул, припомнив свой спуск в самом начале их смертельного дежурства на Ковчеге, но оскалился и кивнул.
     - Вперед, - скомандовал Конунг, и вся троица двинулась вниз.
      Ночь приближалась к рассвету, оставалось минуты до восхода странного солнца островов. Ребята стояли перед плитой, закрывающей вход куда-то. Через еле заметные щели проскальзывали странные блики. За плитой что-то светилось.
     - Ну вот, пришли! - Калле не отрываясь смотрел на плиту. - И теперь, если... - Мальчишка осекся. Часы пробили шесть. Где-то в конце коридора, совсем близко, раздался протяжный, нечеловеческий вой. Сколько ненависти, страха, ярости и в то же время отчаянного бессилия было в этих страшных звуках. Вой всё нарастал и вдруг оборвался на высочайшей ноте, словно кто-то отключил рубильник у сигнала тревоги.
     Плита медленно поехала в сторону, скрежеща по полу каменным основанием. Олег вдруг засмеялся. Взахлёб, звонко, сперва - тихо, потом - громче, громче. Потом схватил Калле за плечи, тряхнул и крикнул:
     - Ты урод, я тебя ненавижу, слышишь, Блюмквист, морда твоя шведская?! Ты нас всех спас, ты понимаешь?! Ничего ты не понимаешь! - он сдавил Калле за пояс и приподнял в воздух, тряхнул, потом отпустил, ударил по плечам, пихнул в живот и повалил на пол подсечкой, насел сверху... но тут же возню прекратил - отстранился, побледнев, стал тереть правую руку. Криво улыбнулся, сидя по-турецки. - Так. Похоже, быть мне как Фродо у Толкиена... - он опять засмеялся, но уже как-то грустновато. - Что делать дальше, конунг? - и поднял глаза на Гюнтера, положив руку на плечо усевшегося рядом шведа. - Мы готовы.
     - Туда, - скомандовал Неске, указывая на раскрывшийся проход за которым искрилась переливаясь сфера...  

* * *

      Капитан корабля издал клювом удивленный клёкот. Копии пережили целую ночь не смотря на усиление психологического воздействия и собственные раны. Эта странная троица преодолела все испытания, хотя именно они казались легкой добычей для программы-фантома, которую копии называли то Тварь, то Ведьма тьмы! Это было гениальное произведение Лотана, генерировавшее образы самых потаённых страхов. Все предыдущие копии методично уничтожали друг друга, тем самым продлевая 'жизнь' и усиливая воздействие фантома на себя. До настоящего времени данная часть эксперимента шла без сбоев. Копии сопротивлялись слабо и спустя недолгое время полностью теряли волю и разум. Тех, кого не убили участники, добивала сама программа. Но с этими Землянами случился первый сбой. Этот феномен требовал тщательного изучения, детального анализа. Но самое удивительное было иное. Дойдя до специально размещенной сферы перехода, копии получили сообщение, что им открылся путь домой. Наглядный образ Земли невозможно было спутать, как и надписи на трех языках, гласящие, что копии могут покинуть острова. При переходе через сферу копии погибли бы, но их оригиналы следовало снова скопировать для изучения волевых импульсов, которые привели к такой устойчивости. Но произошло еще одно недоразумение. Потоптавшись у сферы, тройка пошла назад! Это было выше лотанского понимания. Издав возглас, Ц-трес коснулся крыло-рукой пульта и все трое были телепортированы за пределы зоны "Ковчег", на немецкий мост. А "Ковчег" был закапсулирован. Сегодня на вечернем совещании предстоит трудный разговор с коллегами - как объяснить происшедшее и не таит ли это поведение землян непреодолимую преграду для лотанской экспансии?
  

17. День пятый. Утро. Ну здравствуй, новый день...

   Олег лежал и смотрел в светлеющее небо. Долго-долго-долго... Потом сверху опустился немецкий флаг - Олегу показалось, что это какая-то птица - и накрыл с ног до головы лежащего рядом Калле. Русский вскрикнул, с трудом поднялся на колени и стащил полотнище со шведа. Машинально сложил его аккуратно, процедил:
      - Нет, ну уж нет... - и нагнулся к шведу. Ему самому было очень плохо, голова кружилась, швыряло даже стоящего на карачках, а уж при мысли о том, чтобы встать на ноги, становилось так дурно, что желудок лез в горло. Рядом возился Гюнтер. - Швед, очнись, - Олег потрогал щёки Калле. - Очнись, а то искусственное дыхание рот в рот делать буду, - пригрозил он, поняв, что Калле дышит и почти успокоившись. Олег тяжело сел на мост и осмотрелся: - О ёлки! Где это мы, это ж куда нас... почти назад! Конунг, вставай, нехорошая твоя мама! Глянь вокруг!
     - Рога Одина! - Калле сел, ошалело тряся головой. - Мы уже в раю? Или в аду? Голова у меня, ох...
      Мальчишка не мог понять теперь, что было сном, а что явью в страшном замке Ковчега. Ему снилось, что плита отодвинулась открывая красивую, переливающуюся сферу в которой светился всеми красками... О! Никто это не спутает - настоящее Париж! Эйфелева башня. Ходили люди. Дул приятный и такой земной, с запахами большого города, ветер. И это был их приз. Награда за испытания. За участие в эксперименте. И достаточно было поднять ногу и шагнуть вперед, всем взявшись за руки. И они... не смогли. Молча переглянувшись, ребята подняли руки в голосовании. И повернули назад. На Острова. К новым испытаниям и смерти. Вайс - осталось одно незавершенное дело, без которого они не имели права уйти. Одно на троих. Рахель должна жить. А шаг в Париж стал бы ей смертным приговором. Ребята повернули в коридор, прочь от сферы, и тут... на этом память Калле обрывалась.
     - Немецкий остров, кажется? - Выдохнул он неуверенно.
      А Олег... у Олега совсем не осталось сил. Он хотел сказать, что Один был безрогий... если только Калле успел ему наставить рога, учитывая поведение жены Одина, это было бы легко... А вместо этого сказал:
      - Никогда... не хотел в Париж... - выдохнул он, пытаясь прижатой к боку рукой унять боль в рёбрах. Кашлянул и удивился - крови нет. Но рёбра болят, и вообще... - Я ещё тебя, Гюнтер, не убил... думаешь, забыл?.. Убью-у-у, точно тебе говорю... И Йозефа вытаскивать надо... еврейка ваша, опять же... - Олег не выдержал, громко застонал и прижал ребра сильнее. - И вообще, столько интересного... - он стал вставать, опираясь на меч. Поднялся, покачался и устоял. - Самое интересное, конунг, знаешь что? Нас твоя команда СРАЗУ убьёт, как мы в замок войдём, или подождёт, пока по спальням разойдёмся? - он сделал усилие и подал руку Калле. - Вставай, братишка. Послали боги дурака дураку...
     - Почему же убьет? - Гюнтер оставался невозмутим. - Пойдем и посмотрим. Или драться разучился?
      Он оглядел Олега, тот все еще выглядел плохо, но уже много лучше, чем в замке. Да куда же его ранило, черт задери!?
     - Вперед!
      Гюнтер пошел по мосту, уверенный, что если Олег не сможет идти, то Калле ему поможет. А у основания моста их уже поджидала толпа. Почти все жители острова. Стояли и смотрели на бредущую с Ковчега тройку. Очень неприветливо смотрели.
      - Драться я не разучился... - пробормотал Олег, глядя в спину Гюнтеру. - Ходить вот... и стоять... как-то сложно. Да и дышать плоховато... А ну-ка, шведёнок... - он протянул Калле арбалет. - Давай заряжай. И неси его сам. А меня не поддерживай, не надо им видеть, что мне хреново. Сам пойду.
      И он действительно пошёл - прямо, обычной неспешной лёгкой походкой, беспечно посматривая по сторонам. Рука в бинтах? Зацепили, ну и что? Мелочи, с кем не бывает? А что меч положил на плечо - так идти удобней и красивей, они же победители.
      Олега шатало внутренне. Ему казалось, что какой-то ртутный шар тяжело катается в животе - туда-сюда, туда-сюда... И он понимал - если сейчас набросятся, то боец из него будет, как из гавна пуля. Да что ж такое, неужели из-за сломанных рёбер?! Или от кровопотери? Держаться прямо. Смотреть прямо. Немного улыбаться.
      Ступни казались сделанными из ваты, нога противно "проваливалась" при каждом шаге. Сейчас попить холодной воды. Потуже замотать рёбра. Раздеться и лечь в постель. И проспать часов десять. Спокойно, без снов, чтобы никто не метался и не орал, не будил и не тащил, ничего не требовал и ни к чему не призывал. И он опять будет в порядке. В полном. Они победили эту гадину. Перевернуть страницу, а для этого - выспаться...
      Он шёл и думал, что выспаться не получится. И что, кажется, всё равно придётся драться. Ну что ж. Зато больше ни к кому не придёт в сон страшный звенящий голос.
      ...Арбалет Калле взял с удовольствием, и даже облегченно вздохнул. Всё же в стрелковое оружие он верил больше, чем в свое фехтовальное мастерство.
     - Одну минутку, Гюнтер! - Свен угрюмо заступил дорогу маленькому отряду преодолевшему мост, - ты уж извини, но мы не можем пускать на остров, - он замялся и оглянулся на остальных в поисках поддержки, - кого попало. Мы не знаем, что было с вами в логове Люцифера и кто сейчас идет назад. А вдруг в вашем обличье идут перевертыши? Так что, сдайте оружие, ребята, а потом поговорим, как с вами быть.
      Поднялся, скот, тоскливо подумал Олег. Как же я его не убил... Сдать оружие? Но это значит смерть, причём смерть мучительную наверняка. Да ещё до неё развлекутся, как могут... Во рту стало сухо и горьковато, как будто вдохнул в поле пыльцу васильков. И так же страшно...
      Вот и не поспал. А, что там. Так и думал ведь.
      - Калле, - быстро, почти не шевеля губами, сказал Олег, - оружия не сдавай. Что бы Гюнтер не приказал и не сделал. Его могут не тронуть. А нас... в подвале - комната пыток. Я видел. Настоящая. Если что - прыгай вниз. Это не больно. Не бойся.
      Внешне он остался спокойным, только остановился и с улыбкой передвинул меч чуть назад по плечу. Так удар смаху получится сильнее. Проверил руку - она слушалась плохо. Вот так. Обидно.
      И всё-таки стал ждать, что скажет Гюнтер, надеясь нелепо, что конунг как-то "разрулит" происходящее.
      Прекрасно понимал Гюнтер, что задумал Свен. Расправу. Устранение соперника. И момент выбрал подходящий. Глядя в выжидатльно-торжествующее лицо, Гюнти понял, что нацисту как раз и нужен повод напасть на маленький отряд. Уничтожить раз и навсегда. А что потом? Потом Свен поднимет нацисткое знамя, а кубинцы и русские, не сговариваясь, бросят все силы, чтобы раздавить гадину в зародыше. В силу исторической памяти пострадавших народов. Да плюс непонятно, какие угрозы таятся на Ковчеге. И тогда немецкий остров обречен. Погибнут все. Не только люди Свена, но и вон та малышня, что выглядывает с любопытством из-за спин девчонок, таращится на "страшных зомби". Что ж, попытаемся спасти эти жизни. А для этого пока надо выжить самому.
     - Понимаю тебя, Свен. Требования твои продиктованы безопасностью остова и справедливы. Я бы поступил так же. До тех пор, пока не выяснится, что мы - люди, а не фантомы Ковчега, я передаю тебе командование.
      Гюнтер положил меч на мост, отстегнул тяжелый поясной нож и шагнул на остров, в толпу ребят. Всё оказалось так неожиданно, что никто не успел ему помешать. Свен глянул зло, разочарованно. Все его планы рухнули. Хотя, все ли? Не удалось убить Гюнтера сразу, так найдем повод чуть позже.
     - Арестуйте его, обыщите и в подвал, а там посмотрим. - Приказал он и выжидающе повернулся к оставшимся двоим ребятам на мосту.
      Калле озирался по сторонам. Да, в словах Олега была истина. Пыток он не хотел. Очень даже. И на всякий случай отшагнул по мосту немного назад. Оглянулся. Ковчег высился далекой снежной глыбой, а мост обледенел ровно до середины. Калле понял, что пройти по такому мосту босыми ногами нечего и думать. Значит, придется драться здесь? Или всё же сдаваться?
      Арбалеты, увидел Олег. Три арбалета, два - в руках девчонок. Один из них он сам принёс с русского моста. Интересно всё обернулось...
      Олег тоже шагнул назад, встал плечом к плечу с Калле. Устало повёл взглядом по лицам немцев. По лицам младших, по лицам девчонок. Опять убивать? А так хочется спать... Олег вздохнул печально. Перевёл взгляд на Калле. Швед тоже ответил ему взглядом... и Олег понял: тот станет делать всё то же, что и он, Олег. Хоть с моста, хоть в драку... Русскому стало приятно и горько одновременно.
      - Ты прости меня за всё, - тихонько сказал Олег. - Я тебе всю жизнь поломал, с меня ведь началось... все гадости у тебя. Иди в плен, зачем тебе умирать? Да и дальше, может, выживешь, ты всё-таки швед... - он быстрым движением забрал у Калле арбалет и подтолкнул его к немцам. - А я русский! - со злой усмешкой заключил он и выстрелил в Свена.
      Успев понять с горькой досадой одно - мимо, мимо, мимо... подвела непривычная левая рука...   

* * *

      Свен начал бить Олега ещё на лестнице в подвал.
      Первый же удар пришелся по почкам - с обеих сторон рёбрами ладоней. Связанные у лопаток руки не давали шансов защититься, и от боли у Олега всё оборвалось внутри. Он с трудом удержался на ногах и громко втянул воздух, запрокинув голову. Хрипло спросил, делая следующий шаг:
      - Бьёшь связанного?
      Второй удар был таким же. Самое мерзкое, что Олег СОВСЕМ не мог защититься и, когда отошёл от боли, то обнаружил, что лежит на полу. По лицу из носа текла кровь. Господи, сколько же можно...
      Свен замахнулся ногой, и Олег против воли сжался в комок. Свен не ударил, следя, как Олег с трудом встаёт. Только тогда последовал ещё один удар - кулаком под дых, и русский рухнул на колени, чтобы получить ещё - коленом в лицо. Олег успел подставить щёку, и она лопнула изнутри, в рот потекло солёное.
      - Ещё будешь бить? - спросил Олег, всё-таки поднимаясь. Выплюнул струйку крови на пол - был соблазн на ноги Свена ... - Нет? Пошли тогда. Куда угодно, лишь бы тебя не видеть.
      Олег врал. С каждым шагом становилась ближе камера пыток, и с каждым шагом ноги делались всё больше похожими на два ватных мешка, а в ушах всё громче колотила кровь. Не надо, отчаянно думал Олег. Ну не надо же. Ну как же так, не надо, не надо, не надо...
      Ухххх. От облегчения Олег расслабился так, что лишь в последний момент удержал на месте мочу. Телу сделалось жарко, пот хлынул ручьём. Свен негромко хмыкнул, и Олег понял: тот заметил сильнейшее облегчение русского.
      Дело в том, что "куда угодно" оказалось тем самым залитым водой большим залом, в который Олег заглядывал, когда обследовал подвал.
      В открытую дверь Олег влетел - влетел от сильнейшего пинка. С шумом рухнул в воду, в ужасе забарахтался и чуть не захлебнулся, хотя тут было примерно по бёдра. Потом с трудом встал - сердце прыгало в горле, кашель от залившейся воды раздирал нос.
      Вода полоснула холодом. Олег ничего не видел - совсем ничего, ни единой чёрточки. Мальчишкой овладел ледяной иррациональный страх - ему казалось, что он стоит на краю пропасти; шаг - и всё. Именно поэтому Олег шаг сделал.
      Страх отступил, но отчаянье осталось. Олег брёл по воде, пока не наткнулся плечом на холодную и мокрую стену. Ведя по ней телом, мальчишка добрался до ступенек, влез на них (только верхняя была не в воде) и потолкался плечом. Бессмысленно... Дрожа, он спустился обратно, дошёл до второй двери. Та же история.
      Олег сел, поджав ноги, на камень. Запястья у него онемели совсем, от них до плеч руки тянула тупая, сильная боль. Он начал крутить руки, сипя сквозь зубы и временами судорожно изгибаясь от боли. Вскоре верёвки разошлись немного... ещё немного... сорвав их с запястий и локтей, Олег хотел разогнуть руки - и закричал, не выдержал. Упал на камни боком, всхлипнул, собрался ногой столкнуть мокрый путаный клубок... но удержал себя. Вдруг пригодятся. Хотя бы чтоб повеситься.
      Он лежал так, не сдерживая стонов, пока в руки не брызнули огненные стрелы. Опять закричал - боль была невыносимой, да и кто слышит? Зато руки потихоньку стали шевелиться, и вскоре он смог разогнуть их, завести вперёд - а там и восстановить подвижность полностью.
      Тогда Олег сел. И понял, что дрожит - не только от страха и переживаний... даже НЕ СТОЛЬКО. Просто - от холода. От того, который и замёрзнуть не даст, отмучившись - и станет терзать бесконечно.
      А что если... что если он тут - НАВСЕГДА?! В смысле - до смерти от жажды?! Олег нагнулся, зачерпнул воды. Солёная, пакость... Он плюнул. Если это и есть и пытка, и казнь сразу?!
      - М-м-м-м... - вырвалось у него. Зажмурив глаза покрепче (хоть так увидеть свет!), Олег стукнулся затылком в дверь.
      В любом случае ему предстояла смерть. И смерть долгая и трудная, такой никому не пожелаешь, даже врагу. А главное - совершенно бессмысленная. Настолько бессмысленная, что даже смешно. Что выцарапывать на скользких камнях? "Я погиб за тебя, Родина!"? "Наши придут и отомстят!" "Мама, прощай!"?
      Бессмысленно. Бессмысленно. Бессмысленно. Никто никогда этого не прочитает. Да и не имеют все эти надписи К НЕМУ никакого отношения. Ни к нему, ни к этому засранному миру... Вот разве что... Олег вдруг улыбнулся. Разве что Калле. Он всё-таки живой пока. Значит, Олег сделал что-то НЕ ТАК, как полагалось здешними правилами. КАК НАДО сделал...   

* * *

      ...Рахель почувствовала, что стало теплее, откуда-то потянуло свежим воздухом. Тварь ушла, испарилась в воздухе... и уже некоторое время девочка сидела в полной тишине. Сейчас эту тишину нарушили шаги, чьи-то торопливые шаги по коридору. Вайсер встрепенулась, с трудом поднялась на ноги и уставилась на дверь. Дверь скрипнула, открываясь, и девочка разглядела Ганса. Парень был серьезен и зол, он быстрым шагом подошел к Рахель и, схватив ее за плечо, толкнул к выходу.
     - Иди, еврейская свинья, будешь платить за... - мальчишка не договорил, заметив, что кляпа во рту у девочки нет и ноги свободны. - Кто тебя освободил?! Отвечай! - он развернул скрипачку к себе лицом и ударил.
      Маленькая женщина ахнула от неожиданности. Ганс ударил по лицу, так что щека взорвалась болью.
     - Ведьма, - ответила Рахель, съеживаясь и начиная подрагивать. Связанные за спиной руки не дадут ей
     обороняться, а мальчишка похоже чем-то очень недоволен.
     - Значит ведьма? Это все выдумки, поняла, а ведьма ты! Со своей скрипкой вечно голову всем морочишь, ну ничего, сегодня за все ответишь, поняла? За все! И за то, что этого русского переманила, и за то, что шведу заморочила голову, за Гюнтера, который тебя защищает, лживая тварь. Поняла?
     - Поняла, - прошептала Рахель, чувствуя, как тело охватывает дрожь. Что страшнее, темная сила с ее иллюзиями и яростью - или простые ребята, подростки, обозленные на тебя? Сейчас девочка чувствовала себя еще более беспомощной. ТВАРЬ можно было обмануть, спрятаться в свете дня... наконец - позвать на помощь, а куда спрятаться от них? Ее везде найдут и звать некого; те, кто мог бы ей помочь, сейчас там, на Ковчеге...
      Ганс тащил Рахель за волосы. Поначалу девочка пыталась вырваться, но связанные давно за спиной руки, которые уже потеряли всякую чувствительность, не позволяли даже на мгновение это остановить. Девочка падала и выла, а Ганс, посмеиваясь, тащил ее вперед, не дожидаясь, пока она поднимется. Потом они встретились со Свеном. Вайсер испугалась, не просто испугалась - она была в настоящей панике. Ганс держал, а Свен ударил, ударил раз в лицо кулаком, казалось, лопнет глаз. Во рту набралась кровь, а кулак немца летел уже для нового удара. В голове поднялся звон, перед глазами засновали красные мухи. Девчонка приоткрыла рот, хотела что-то сказать, из уголка потекла кровь, Вайсер выплюнула ее на пол. Свен ждал, а Ганс намотал волосы на руку, задрал голову и ударил под колено. Впечатление было, словно колено выпало из сустава. Скрипачка с криком рухнула на пол. Свен надвинулся, расстегнул штаны, на лице играла ухмылочка.
     - Давно хотел тебя опробовать. Все никак не удавалось, сейчас самое время, как думаешь, Ганс? - подросток кивнул, расплываясь в улыбке.
     - Пожалуйста не надо! Пожалуйста... - Вайс задохнулась от ужаса, горло перекрыло, а глаза расширились.
     - Тебе понравится, еврейская шлюшка. Тебе точно понравится...  

* * *

      Вайсер втащили в комнату. Она с трудом соображала, что с ней делают, разбитое лицо, и это... ЭТО пережитое, которое, казалось, нельзя пережить, ощущение грязи на всем теле и лице, не просто грязи - такое не смоешь водой, такое вообще не смоешь...
      Перед Олегом и Калле Рахель предстала в полуразорваной одежде, скомканные грязные волосы, опухшее лицо, пустые глаза, блуждающий взгляд. Скрипачка все повторяла тихо так:
     - Пожалуйста, не надо, пожалуйста, не надо... - ее била крупная дрожь.
      Ганс ударил девчонку кулаком в живот, Рахель вскрикнула, сложилась пополам, тихонько завыла.
     - Заткни ее! - рыкнул Свен, и Ганс впихнул в рот Вайсер какую-то тряпку. Девчонку подтащили поближе к арестованным.
      Рахель подняла глаза на Олега, во взгляде было только одно: "прости!"
      Свен примерял на себя непривычную роль командира острова. Конечно, он давно мечтал и к этому готовился, но всё же вот теперь немного робел. И робость прикрывал повышенной показной агрессивностью. Трогать Гюнтера было нельзя. Пока. Всё же многие тут оказались на стороне маленького президента и даже старшие не разделяли идеи Свена прирезать Гюнтера как свинью - слишком многое меч Неске сделал для острова за прошлые годы, не хотелось терять такой мастерский клинок. В общем, судьбу Гюнтера было решено разобрать потом. Но вот на русском и еврейке Свен решил отыграться по полной программе. Когда все трое пленников связанные и еле живые от пережитого, оказались в пыточной, Свен, уселся на стул как хозяин.
     - В общем, мы вас казним. Вы - шлак истории, отбросы. Вы нам не нужные и даже опасные. Но перед казнью полагается последнее желание. Еврейку не спрашиваю. Она не человек. Шведа тоже. Он не умеет драться. Он трус. А вот ты, русский. Говори.
      Олегу неожиданно стало смешно. Интересно, сколько продержался бы Свен на Ковчеге, не сдвинувшись умом - на Ковчеге, где "трус" Калле спас всех...
      - Блин, - со смехом сказал он и поморщился от боли в рёбрах, - что ж я тебя не добил-то, когда мог? Ох Свен ярл, Свен ярл... недолго быть тебе конунгом, дураку такому. Тебя убьют - или люди Фернандо, или русские, я не знаю, но убьют... а вместе с тобой уничтожат всех на острове... - всё ещё смеясь, Олег весело подмигнул Калле, потом - мягко улыбнулся Рахель. - Ладно. Тут вообще всё так нелепо, что ещё одна нелепость ничего не изменит... Последнее желание, говоришь? И оно не должно противоречить приведению приговора в исполнение, я точно помню? Ладно, вот моё последнее желание. Я ОЧЕНЬ жалею, что по моей вине к русским попал Йозеф. Он, наверное, самый лучший из всех вас. Поэтому я прошу разрешить мне попробовать вернуть Йозефа. Я даю слово, что не сбегу к русским и что или погибну, или вернусь сюда с Йозефом. Ну так как, Свен ярл? Выполнишь желание, или ты сам такой лжец, что в чужие честные слова не веришь? Отвечай воину, немецкая свинья!
      Свен проглотил оскорбление. Зачем обижаться, если русского можно наказать очень интересно.
     - Попробуешь. - Змеинно улыбнулся он. - Но это право надо заслужить. Поработаешь у нас палачом, а? Ведь нам сегодня надо казнить еврейку и шведа. А ребята устали. Да и зачем им мараться кровью. Возьмешься, а?
     - Нет, - коротко и спокойно ответил Олег.
     - Жаль. Тогда будешь зрителем. - Свен кивнул Гансу и Георгу, указал на Калле. Те схватили мальчишку и повалили спиной на стол, крепко зажали. Свен неспеша встал, раскрыл складной нож и примерился к горлу шведа.
     - А знаешь, - он глянул на русского, - вообще то, сегодня в честь праздника мы можем устроить только одну казнь. А вторую и третью отложить, надолго. Тебя казнить не станем, ты еще Йозефу в глаза посмотреть должен. Ну, казним твоего Калле, что ли. Не зря же ребята трудились, на стол его волокли. Как думаешь?
      - Я думал, что самый большой на свете трус - это я, - тяжело дыша, сказал Олег. - Но самый большой на свете трус - это ты. Хочешь, чтобы я сказал - убейте её? - Олег мотнул головой в сторону еврейки. - Да не пошёл бы ты?!
      Подпрыгнув, Олег грохнулся на стол поперёк Калле - связанные руки не оставляли шансов нанести удар и остаться на ногах. Но перед этим русский обеими ногами изо всех сил въехал стоящему возле стола Свену в солнечное сплетение, проехал по Калле, рухнул сверху на Свена, впечатал колено ему в горло и заорал:
      - От стола, оба! От стола, бросай оружие, или я ему горло раздавлю, ну?! - и нажал сильнее, извернулся, пальцами связанных рук вцепился в глаза немца. - Зенки вырву, отошли, твари, оружие на пол!..
      Свен лежал, прижатый к полу, Олег на нем, но... в этот момент по голове русского кто-то ударил сзади. Мальчишка повалился на пол, потеряв сознание. Очнулся он от того, что его облили холодной соленой водой. Калле со связанными руками стоял у стены. Самого Олега прикрутили к деревяшке, идущей вдоль стены, руки в разные стороны, словно распяли на кресте, ноги связаны и прикручены к кольцу внизу.
      Свен, не дожидаясь, пока русский окончательно придет в себя ударил в лицо, а потом в солнечное сплетение.
     - Сейчас позабавимся, а потом пойдешь Йозефа доставать у русских, - новый президент плюнул привязанному Олегу в лицо.
     - Тащите ее, обратился он к парням, - кивнув на еврейку.
      Ганс и Георг схватили девчонку, та извивалась как змея, пыталась отбиться, выла, но парни все же уложили ее на этот самый стол, на котором уже побывал Калле.
     - Кто хочет быть первым, парни? Раз уж приходится все самим делать, то сперва развлечение, потом убьем, пожалуй утопим, - он повернулся к Олегу, - а потом твоего дружка, - Свен кивнул в сторону шведа, - оприходуем, хотя, - подросток изобразил задумчивость, - я, пожалуй, буду добр и еще разок предложу тебе ее убить самому, тогда можно и без развлечения обойтись, и дружок твой еще, может, пару дней поживет... Выбирай, русская падаль. Я долго ждать не буду.
      Олег тяжело помотал головой. Не получилось... Не очень-то и рассчитывали. Приятно уже, что въехал этому гаду. Надо было и правда ломать ему шею, и дело с концом.
      - Никто из вас Йозефа с русского не вытащит, а я - могу, можешь мне поверить, могу, - хрипло сказал он.
     - Йозефа меняю на жизнь для Калле и отсрочку для еврейки. О себе не говорю; вернусь с Йозефом, и можешь меня убить, немецкая свинья. Или тебе желание позабавиться дороже жизни арийца Варнике? Хреновый ты конунг, если так, я уже говорил. Оттянешься потом на мне, раз уж без этого не можешь. Еврейка живёт до того момента, когда я приведу Йозефа. Калле просто живёт. Я умираю. Соглашайся, игра честная и для тебя выгодная.
     - Тупой, как и все русские! - Заключил Свен. - Тебе же сказали, Йозефа мы освободим и без тебя. Думаю, у малыша найдется пара вопросов к тебе. Ты сейчас о другом думай. Кого казним? Шведа? Еврейку? Причем казнишь ты сам. Своими руками. Иначе мы умертвим обоих. А тебя оставим жить пока.
      А между тем Ганс и Георг завели шуточную перебранку, каждый тянул девчонку в свою сторону и утверждал, что он будет первым. Рахель отчаянно брыкалась, тогда откуда-то из под края Георг вытащил две петли с обеих углов стола и затянул их на щиколотках Вайсер. Девочка забилась, как пойманная в силки птица, замотала головой. Ганс сделал то же самое с запястьями девчонки.
      Углы врезались в чуть вывернутые назад запястья, но Вайсер все равно билась, всеми силами стараясь вырваться. Боль только отрезвляла, если эти двое сделают то, что задумали, она сама не захочет больше жить.
      Ганс бросил взгляд в сторону Свена и, не увидав осуждения с его стороны, предложил, пока русский думает, не терять времени и спросить у шлюшки, кому она даст первому - ему или Георгу. Как только Вайс достали кляп, она закричала:
     - НЕТ, НЕТ, НЕ НАДО! ПОЖАЛУЙСТА! НЕ ТРОГАЙТЕ МЕНЯ, НЕТ! - скрипачка задохнулась от крика, закашлялась, задергалась еще сильнее.
      А Георг дернул тонкую ткань топа, который когда-то очень, очень давно, был оранжевый, а теперь был выцветший, желтовато-красный от крови. Ткань не выдержала и разорвалась на два куска.
      В глазах Рахель отражался настоящий ужас, она извивалась, как ненормальная и все кричала и кричала "НЕТ, НЕТ, НЕ НЕДО!"
     - Да заткните вы ее! - рявкнул Свен, глядя в глаза русскому.
     Ганс снова не заткнул Рахель рот.
      - Ни черта вы не сделаете сами, - сказал Олег, шевеля руками в верёвочных петлях. - Ни черта не сделаете, а мальчишку погубите. Когда попрётесь завоёвывать себе лебенсраум, русские его прибьют точно... - Олег старался не смотреть в сторону еврейки, ему было страшно. - Ладно, хорошо! - выкрикнул он. - Я сам... сам её убью, хорошо! Её, не Калле! И сам, сам! - он стиснул зубы, чтобы не заплакать. Повторил тихо: - Сам. Её. Не Калле.
     - А вот это уже разговор, русский, - Свен даже не добавил ничего обидного к обращению, - тебе развяжут руки и ноги, но при этом ты и твой шведский дружок будете на прицеле, если что выкинешь - ему первому достанется болт, причем вовсе не в сердце, и тебе тоже не в сердце, а так, чтобы ты потом еще смог видеть, как шведа пытать будут, осознал? Нож тебе дам, решишь сам, как разделать эту еврейскую шлюху.
      Свен обернулся к Гансу и Георгу и сделал знак, что бы те взяли арбалеты и отошли от еврейки. Отходя, немец вытянул кляп со словами: "Хочу послушать, как она выть будет". Когда Георг встал напротив Калле и направил свой арбалет ему в живот, а Ганс взял на прицел Олега. Президент ослабил петли на ногах русского, а потом и на руках, быстро отошел на безопасное расстояние, положив по пути нож на стол рядом с головой девочки, и сел наблюдать.
      Наконец эти двое отстали от нее, и Рахель остановилась в своем бесконечном дерганье. Она затихла, обмякла вся, лежала молча, хоть кляпа во рту больше и не было. Смотрела прямо в потолок, слезы бежали из глаз и собирались на волосах соленой росой. Девочка облизала разбитые губы, подрагивая от надрывного дыхания после истерики. На нож она смотреть не хотела, хоть и ощущала его близость.
      "Не шевелись, не двигайся, не бойся ничего, он сильный, и если суждено умереть, то лучше, если сделает Олег, не Свен и его дружки, так лучше, много лучше, он сразу, они долго, пусть, все равно убили бы рано или поздно, ты же знала, что так и будет... Все равно страшно, страшно как-то очень сильно, за эти дни захотелось жить, жить и домой... Давай Олег, только сразу..." - Рахель зажмурила глаза, ожидая как холодное лезвие коснется теплого еще тела...
      ...Олег повертел в пальцах нож - свой, тот, который подарил он Калле, с наборной рукоятью. Посмотрел на стоящего под прицелом шведа. На распятую на столе еврейку. Вздохнул, пожал плечами. Посмотрел на арбалет Ганса, направленный ему, Олегу, в живот.
      - Ладно, так - так так, - тихо сказал он. - Только я не буду её мучить, я просто перережу ей горло. Не надейтесь.
      "Боги, помогите. Помогите, боги предков, вы же видите, я не спецназовец, я мальчик и мне страшно, и я один, я один... Два арбалета - в руках у них. Третий у часового на башне... нет!!! Клаус на башне, его нет, а третий арбалет - вон он, над камином, на полке. МОЙ. В замке ТРИ арбалета. Все тут".
      - Погоди, мешаешь, - буркнул Олег, оттесняя боком Ганса, - целься в спину, какая разница, - и проходя к Рахель с другой стороны.
      Так, что Ганс на миг закрыл его от остальной комнаты. Немцы собрались у стены и у стола, оттуда было видней...
      "...Помогите, боги. Я никогда этого не делал всерьёз... или хотя бы дайте мне умереть первому, если я, трус и лжец, не заслужил вашей помощи, боги, боги, боги!!!"
      ... И НЕ СТАЛО ПРЕЖНЕГО ОЛЕГА. Уже год в него вколачивали ЭТУ науку. Сан Палыч говорил: "Ты много знаешь и умеешь. В случае чего - проснётся само... - А если не проснётся? - спрашивал Олег. Инструктор смеялся: - Значит, не заслужил!"...
      ...Неуловимо быстрым движением Олег перерезал Гансу сухожилия и вены на запястье. Левой перехватил падающий арбалет, ногой отшвырнул даже не успевшего ничего понять немца к столу, и, продолжая режуще движение, метнул нож в Георга.
      Нож попал немцу, державшему стоящего у стены Калле на прицеле, за правое ухо. В продолговатый мозг. Попадание в который исключает любую реакцию...
      Георг умер стоя, выключившись, как автомат. И рухнул к ногам Калле.
      Калле нагнулся и связанными руками выдернул нож. Повозился и стряхнул обрывки верёвок. Подобрал арбалет. Выпрямился и взял на прицел стол. Молча и спокойно - видимо, мальчишка уже пребывал ПО ТУ СТОРОНУ страха.
      - Вынь нож, освободи жидовку, возьмите вон там, над камином, третью машинку, - сказал Олег, не глядя на шведа. И кивнул Свену - Хорошо, что вы так любите зрелища. Удобно сидите. Ты ведь помнишь, как я стреляю?
      Свен кивнул. В его глазах не было ни страха, ни даже ненависти. Только обрекающая скука. И Олег подумал, что его надо будет убить. ОБЯЗАТЕЛЬНО, потому что нехорошо оставлять человека с такими глазами в живых.
      - Рахель, - сказал Олег, впервые называя еврейку по имени, - верёвку из шкафа, бегом. Мы уходим. Арбалет.
      Окровавленная девчоночья рука вложила арбалет в правую руку Олега.
      - Калле, мечи и ножи, живо. Возьми под мышку.
      Немцы не двигались. Больше всего Олег опасался броска ножа... но расстояние не маленькое, и вряд ли кто-то бросит точно. А вот он пристрелит любого за шевеление.
      Кто-то из младших хныкнул. Олег сказал спокойно:
      - Не бойся, слышишь? Сиди смирно и не бойся, я скоро уйду.
      - Верёвки, - сказала Рахель.
      - Готово, - сказал Калле.
      - К выходу, - сказал Олег, двигаясь последним. Голоса вокруг были чужими, и он понимал, что сейчас упадёт... нет, не сейчас, скоро упадёт... нет, не скоро, но упадёт... когда разрешит себе это, а пока нельзя... - Это тебе, - сказал Олег, у самой двери стреляя в Свена с левой. И вышел...
      ...Клаус на башне спрятался - слышно было, как он ругается по-немецки, потом рядом просвистел нож. Олег не стал стрелять. Он шёл последним. Калле - в середине. Рахель торопилась впереди. Из ворот немецкого замка выбегали люди, но дальше не шли. В руках у них у всех серебристо блестели полоски стали.
      Но был открытый мост и три арбалета - разряженный Калле на ходу зарядил и отдал Олегу.
      Русский мост уходил вверх, уходил, уходил... Почему они пошли сюда? Олег не знал, а Калле и Рахель не спросили. Олег заставил себя сосредоточиться на том, что он собирается делать. И думал об этом до того момента, когда появился провал.
      - Держите мост на прицеле, - Олег отдал один арбалет Рахель. Себе оставил свой - тяжёлый, с зазубренными стрелами.
      Олег спокойно привязал к стреле - под оперением - трос. Положил его бухту на мост, крепко прижал босой ногой кончик. Поднял арбалет и выстрелил - не целясь.
      Он не видел, как стрела пролетела под перилами. Она возникла словно бы из ничего в сумеречном свете, когда трос кончился (под подошвой ощутимо, зло дёрнулось). Вскинулась вверх, как гадюка, которой наступили на хвост. И начала падать по дуге обратно.
      Олег улыбнулся. Получилось с первого раза - значит, всё правильно, что он делает.
      Стрела, остановленная в полёте тросом, полетела назад - и, перекинувшись через перила, надёжно зацепилась за этот же трос зубчатым наконечником.
      Олег подёргал трос. Натянул его изо всех сил. Надёжно обмотал и закрепил вокруг одной из опор перил на ЭТОЙ стороне.
      - Рахель, быстро, - сказал Олег. Немцы поднимались на мост - медленно и осторожно. Они были ещё очень далеко. - Калле, обвяжи её верёвкой и страхуй.
      Он стоял и смотрел на снова остановившихся немцев. Свен... СВЕН?!?!?! Олег плюнул. Если бы он не видел, как погибла Ночная Фея, он бы решил, что это ОНА ворожит немцу.
      - Она там, - прозвенел голос Калле.
      - Ты, - пролаял Олег, отступая к самому провалу. - Стой... возьми ещё один арбалет.
      Мост качался и дрожал - как утром, когда они сходятся. С чего бы... нет, это не мост, это ноги. А ведь за ночной бой - смерть... но нет никакого боя. Мы просто гуляем.
      Немцы "догуляли" уже до середины моста.
      - Олег, скорей! - снова ударил в серебряный гонг голос шведа.
      Арбалет за спину. По-моему, я боюсь высоты... но почему-то не страшно... Наверное, они сейчас бегут сюда...
      - Олег, они стоят, я их держу на прицеле!
      Спасибо, братишка, спасибо... только очень слабыми, очень слабыми стали руки... и сорвались ноги. Вот так. Нет сил закинуть их обратно...
      Всё, кажется... Он хотел крикнуть "бегите!", но это значило разжать зубы. И Олег просто стал перехватывать руками верёвку.
      - Олег, скорей же, ну же, скорей!
      Да нет, всё... Рука - правая, раненая - сорвалась с края моста. Гюнтер... что с ним-то будет? Олег удержался левой за трос, качнулся... не страшно, и море внизу такое серебряное, как голос Калле, как глаза Рахель наверху.
      - Не тяни, не сможешь, - процедил он еврейке, - я тебя утащу, отпусти... Бегите в русский замок, ребята... бегите...
      ...Все произошло быстро. Как в тумане от пережитого, как робот, Рахель делала все, что необходимо, просто выполняла приказы, действовала на автомате. Когда вышли на мост, русский мост, она очнулась, хотела спросить, почему на русский, но не решилась. Надо - значит надо, мальчишкам виднее в делах войны, если они оба шли на русский, значит так было нужно.
      Оказавшись на половине русских, девочка несколько раз оглядывалась на смотровую, там мелькнула чья-то голова. Вскоре перебрался Калле, а потом полез Олег и... и чуть не упал... Вайсер вцепилась в веревку, мальчишка оказался очень тяжелый, совсем тяжелый, но Вайс держала и Калле тоже, они тянули, тянули изо всех сил. И им удалось. Как? Скрипачка и сама не поняла, как. Просто удалось и все. Когда тебя загоняют в угол, становишься чертовски сильным и ловким, наверное от страха и желания сохранить то, чем дорожишь... А еврейка очень дорожила этими мальчишками, дорожила так сильно, что готова была там, в подвале у немцев, принять смерть от руки Олега, только бы Калле еще немного пожил, может, им бы удалось еще выбраться... а сейчас она бросила полный тревоги взгляд в сторону немецкого замка. Там остался еще один, очень важный для нее человек и он в беде. Там остался Гюнтер. Конунг, друг.
      Олега с трудом удалось вытянуть на мост, в последний момент он отпустил руки. И как Калле успел перехватить его? Но успел, а потом и сама девочка ухватилась и потянула вместе со шведом. Немцы смотрели зло, Свен что-то крикнул на немецком, угрозу, но девочка не расслышала, сейчас стучало в висках и в ушах стоял звон от напряжения, болело все тело, в горло словно всыпали целое ведро дробленого стекла, глотать было почти невозможно, даже дышать было трудно. Видимо, сказывался результат ее ночного промерзания.
      Рахель начала тащить Олега к замку. Она вспомнила, как бабушка рассказывала, что в войну служила санитаркой и носила раненых. Она говорила, что, когда нужно, вынесешь даже тяжелого мужика, но потом все болит, все мышцы, а в сам момент просто тянешь и все. И девочка потянула, потянула мальчишку к неизвестности, потому что никто не даст гарантии, что там их не убьют. Они же с немецкого!!!
      Калле привязал к веревке арбалеты. Что случилось после - Рахель уже не видела, она вновь потянула Олега, "какой же он тяжелый!". Потом они уже вместе с Калле тащили Олега в замок, было тяжело, сбивалось дыхание, русский то и дело в беспамятстве начинал отбиваться, один раз Вайсер даже отлетела, получив удар рукой. Швед как-то виновато посмотрел на девочку, а скрипачка ответила: "Ничего, не страшно, мне почти не больно", - хоть было и больно и даже очень...
      Наконец они добрались до замка и втащили свою ношу под своды ворот.
      Олег открыл глаза и увидел какие-то ворота, которые смешно качались и прыгали... и дыхание двух человек рядом - эти люди зачем-то волокли его, ненужного, трусливого дурака... он хотел сказать, чтобы бросили и не тратили время, но ворота упали на него сверху, распахнулись и открылись в черноту... Падая в неё, Олег вдруг вспомнил - Калле привязывает к верёвке два арбалета, перерезает её - и арбалеты падают вниз и раскачиваются под немецкой половиной моста. "А то нечестно будет", - говорит швед. Темно...
      Голос из полумрака помещения требовательно приказал: "СТОЯТЬ!" Калле опустил Олега, а Вайс села и положила его голову к себе на колени, немного помолчала и сказала:
     - Стоим... Только сразу не стреляйте, пожалуйста.
      Вид у ребят был еще тот. Рахель с опухшим, разбитым лицом, руки измазаны в крови, наскоро завязанный топ, босые сбитые ноги, тело все в кровоподтеках и синяках. Калле - не менее избитый, на руках и у той и у другого следы веревок. Олег вообще как из концлагеря. Жизнь островов во всей красе...
  

18. День пятый. А знаешь, кто тебя убьет?

   Совсем скоро начнут трещать мосты, и немцы точно пойдут за своим белобрысым мелким бойцом, это как пить дать пойдут! - думала Вероника, с трудом поднимаясь на смотровую. Валерка ей назначил целых три наряда вне очереди, так сказать в порядке воспитания. Правда разрешил располовинить ночное время с Пашкой, на что Ботан ехидно заметил, что это двойной стандарт, как на физре в школе. Дней пять назад - это замечание Леши стало бы причиной отказа амазонки от помощи. Но жизнь на островах учит настолько быстро, что представления о том, что и как должно быть меняется за считаные часы.
      Перед последней ступенькой Стриж устало зевнула. Все же толком не спать третью ночь подряд не так то просто. Пашка зябко передергивал плечами и смотрел вниз.
     - Ваше время истекло, - напустив неоправданную бодрость, пропела девчонка.
     - Чего подскочила-то? Я достоял бы уж до завтрака, - обернулся мальчишка на голос и вяло улыбнулся.
     - Ну вот еще... - фыркнула Ника, - договаривались каждые три часа меняться, значит так и делаем.
     Глядя в глаза девчонки, пацан подумал, что она страшно упрямая, но спорить не стал. Нагло и без всяких предупреждений поцеловав Стриж прямо в губы, мальчишка скрылся за открытым люком смотровой, спускаясь в каменное нутро замка. "Дурак!" - для порядка фыркнула амазонка и приступила к осмотру территории. Прошло совсем чуть-чуть времени, как на немецкой стороне на разведенный еще мост выскочили ребята. Странная троица. Они перебиралась на половину моста русских и что-то завозились на краю. На немецкой половине выстроилась целая делегация, все это Нике страшно не понравилось. Она сбежала по лестнице, растолкала Валерку и быстро доложила, что на их половину перебрались трое, сейчас двигаются к замку, сделав жест рукой, словно под козырек, убежала обратно на смотровую. Троица двигалась медленно, наверное потому, что двое тащили третьего на себе. Девчонка и мальчишка тащили более старшего.
      Собака внизу шныряла по комнатам, проверяя, как спят дети, видимо она считала себя ответственной за глупых двуногих щенков, которые вечно влипали в неприятности. Она первая оказалась у ворот, когда к ним подходила троица чужаков. Лайла повела носом и недовольно заворчала, от приближающихся пахло смертью и страхом. Решив для себя, что гнать их или принимать - это дело хозяйское, собака поспешила в комнату будить Ромку, попутно поднимая и остальных громким лаем.
      Пашка только-только успел закрыть глаза, намереваясь все же ухватить кусочек сна, до завтрака, но не тут то было. В коридоре с призывным лаем пронеслась собака. Потом кто-то, сонно ругаясь, выполз из своей комнаты и затопал вниз. Где-то хлопнула дверь. Пашка вздохнул, влез в джинсы, прихватил меч и скорым шагом направился к источникам звуков.
      В воротах замка стояли три человека. Впереди мальчишка лет где-то 13-14, в драных джинсовых шортах, рваной майке и босиком. Он держал меч и заряженный арбалет, заслоняя собой двух других ребят: худую девчонку, всю в синяках и в крови, одетую в рванье и темноволосого парня в комуфляжных штанах, тоже избитого, который лежал без сознания. Эта девчонка держала голову темноволосого на коленях.
      Поднятый Лайлой Ромка прибыл на место сборища самым последним, зато выхватил меч первым.
     - Лайла, к ноге! - звонко приказал он и недобро поглядел на стоящего с оружием пацана. - Ну, че? С добрым утром?
      Калле навел на русских арбалет.
     - Не приближайтесь! - тихо, но веско на английском сказал он.
      Да, Олег был русским и подбивал Калле бежать сюда в свое время, безуспешно. Ну и что? Русские для Калле такие же чужаки, как и немцы. Он всё дальше и дальше уходил от своего кубинского острова, маленький скиталец. И миндальничать с тем же Ромкой, с которым он успел пару раз сразиться на русско-немецком мосту, он не собирался.
      Рахель, видя, что Калле весь напрягся тихонько, придерживая голову Олега, села к русским спиной, загораживая собой беспомощного сейчас мальчишку.
     - Не убивайте... - тихо попросила она, - нам нельзя обратно...
      Олег опять заворочался, и девочка с трудом удержала его голову на своих коленях. От переживаний очень захотелось плакать, и слезы как-то сами покатились по щекам, впереди только полная неизвестность и безысходность...
      - Ребята!!! - наконец-то родил Пашка что-то членораздельное. - Ребята, это же Олег! - он показал на лежащего на коленях у побитой девчонки рослого парня. - Олег это! Да пусти! - новенький пошёл прямо на арбалет в руках стоящего шведа. - Убери, говорю! - но остановился, видя, что тот не собирается опускать оружие. - Валерка! - воззвал парень к командиру. - Я говорю, что это Олег, я его знаю!
      Русский язык Калле совсем не понимал. Он невольно выучил лишь несколько слов, которые чаще всего встречались в речи Олега, но они не сильно расширили его лексикон. Но вот по жестам и швед понял, что этот светловолосый парень узнал Олега. Страшная мысль посетила голову бывшего пленника немецкого острова, так значит... русский все это время работал на вражеский остров, шпионил... И весь их спасительный побег - только тщательно продуманная ловушка, чтобы заманить двоих будущих рабов к русским. Но и этого было мало, смелый, хоть и маленький мальчишка Йозеф теперь в плену, а он, Калле, помог шпиону передать его своим. Немецкий остров ослаблен, Гюнтер невесть где, и русские сейчас пойдут в атаку. Они уничтожат немцев, а потом будет допрос, они заставят его предать своих, рассказать все о Кубе - и тогда... Тогда захватят и его родной остров!!! Причем весь этот хитроумный план русский провернул не без активной помощи самого шведа. Калле почувствовал себя настолько отвратительно, что лицо его перекосило. Он медленно развернулся и выстрелил... В Олега. И начал быстро перезаряжать арбалет.
      Стрела попала Олегу в правый бок и сдвинула его с колен девчонки. Сам он даже не дёрнулся, только изо рта толчками пошла кровь. Пашка проследил взглядом и в следующий миг с рёвом ударил мечом снизу по арбалету, который мальчишка перезаряжал. Вторым ударом выбил оружие противника, а потом приставил свой меч к горлу мальчишки и чужими совершенно губами сказал:
      - Я ж тебя убью, сука.
     - He is a traitor... (1.) - прошептал швед, завороженно глядя на блестящее лезвие. И переступил назад. И еще. Быстро глянул через плечо - не рвануть ли на мост? Конечно, там ничего хорошего, но хотя бы умереть с честью рядом с Гюнтером. Раз уж так все вышло.
  
   1.Он предатель... (англ.)
  
     Рахель пусто смотрела на кровь, беспомощно прикладывая руку с вошедшей в тело стреле. Она просто отключалась от того, что происходило. Девочка подняла глаза на Калле и прошептала "Зачем?", но ее голос потонул в криках светловолосого мальчишки.
      Валерка появился внезапно, он специально вылез из окна кухни и подошел сбоку. Первым делом он заломил руки самому опасному гостю, которого сдерживал Пашка. Похоже, русскому острову везло на непредвиденные обстоятельства...
      ...Олег сонно открыл глаза. Вот ведь бараны, как шумят. Неужели не ясно, что он хочет спать, спать, СПАТЬ!!! Как-то странно... заболел он, что ли? Тело не ощущается, как при высокой температуре. И всё вокруг непонятное. Пашка... тоже странно, они что, успели уже приехать, только через три дня собирались ведь? Ещё какой-то мальчишка, у Пашки деревянный меч в руке... Другие ребята и девчонки... наверное, из их турклуба, все незнакомые... Утро, кажется? Вот разорались... И почему он не в палатке, а как будто на земле... и чьи-то руки... Танька, что ли? Голова не поворачивается. И этого мальчишку он тоже знает, кстати, с собакой который. Откуда? И этого, который стоит, прижатый пашкиной деревяшкой.
      Да-а, всё равно. Неужели никому непонятно, что он хочет спать - так хочет, что просто сил нет, только вот надо сказать, чтобы Пашка не убил Калле, меч легко становится стальным... бред какой-то, но сказать надо; глупая игра, утро настало и Гюнтер... кто такой Гюнтер, и что это воет так уныло?
      - Не надо, - громко сказал он самое важное. - Хватит, не надо.
      Всё. Сказано. Теперь - спать, пожалуйста спать...
      Скорей всего, Пашка бы прикончил парня, который что-то там сказал по английски. "Он" и ещё что-то. Его слова совершенно не интересовали. Даже когда Валерка прыгнул на мальчишку и скрутил его, новенький не опустил меч, хотя попытался объяснить, что к чему:
      - Валер, я вон того парня знаю, в смысле, я его дома знал. Он из военного клуба, его Олег зовут, мы немного дружили. А этот, - почти ткнул мечом в шею, - вдруг взял и в него в лежачего - шарах! А пришли вместе, и он его тащил, и ещё вон та девчонка. Ну чего все стоите, он же умрёт, у него стрела в животе!!!
     - А ну, спокойно! - Ботан прикрикнул на не в меру размахавшегося мечом и раскомандовавшегося Пашку. - Что положено, то и сделаем!
      Он уже сидел над раненым. Стрелу пока не трогал. Мало ли, а вдруг она прошла через какой-то крупный кровеносный сосуд? Тогда вынуть - подписать парню приговор. Что парень и его девчонка не враги, Лешка понял по выстрелу Калле, немца, которого он однажды видел на мосту. А это, значится, перебежчики? Так-так! Интересно!
      Ботан сноровисто перевязал Олега и велел ребятам осторожно перенести того в замок. Лишь потом огляделся.
     - Валер, этого меткого стрелка давай в расход, а? Достали уже немецкие пленные, честно говря. Мы Йозефа кормим, мы Корсакова кормим.
     - В расход? Конечно в расход! А всю эту хрень ты объяснять мне будешь? Что тут к чему, кто виноват и чего они притащились? Или будем раненого допрашивать? Или может эту мелочь избитую, которая и двух слов от испуга наверняка связать не сможет? Ну если ты можешь мне рассказать что там у них произошло, то этого можно и в расход! - Валерка разошелся. Нервы. Лешке опять досталось. А ведь он обещал сам себе, что не будет на Лёшку срываться. Нервы. Даже данные самому себе слова сдержать сложно. И знай Валерка, что это чудо блюмквистское ещё и по-русски не бельмеса, может быть, так и не разошелся.
     - Ладно! Ладно! - Лешка замахал руками, показывая, что сдается. Пленённый Валеркой и Пашкой мальчишка не дёргался и, обезоруженный, не казался слишком опасным. Может и вправду, лучше допросить? - Ну давай и этого в замок! Скоро у нас пленных скопится, как немцев под Сталинградом, блин!

* * *

      Олег пришёл в себя в кровати. Он долго лежал с открытыми глазами и думал: "Потолок... потолок... потолок... потолок... потолок... потолок..." Потом вздохнул и сумел начать думать по-настоящему.
      Воспоминания возвращались медленно-медленно, как течёт чёрная бездонная вода в лесной реке. Пришло ощущение бинтов на теле. Он приподнял правую руку (слушается!), отодвинул одеяло. Да, кто-то забинтовал повреждения. И живот почему-то был забинтован, он вроде бы ничего такого со своим животом не сотворил... Еврейка, что ли, бинтовала? Только не хватало. Или Калле?
      Ах да. Он на русском. ОНИ на русском. Все трое, если ничего не произошло больше. Или что-то произошло всё-таки? Что-то такое помнится. Какая-то жуткая боль, а потом он вроде что-то говорил и видел... наверное, видел в бреду.
      Олег посмотрел по сторонам.
      Ну что ж. Конечно. Оружия не было. Никакого. Рядом с кроватью на скамье лежали штаны от "ночки" и трусы-спортивки - всё, что осталось из одежды. Ремень, и тот пропал в Рейхе. Больше всего было жаль ботинок. Но раз перевязали, уложили в комнате с окном и вернули одежду - наверное, не убьют. Как последние штрихи заботы - в одном углу мальчишка заметил какую-то посудину, явно с водой, в другом - стояло мятое ведро с крышкой.
      Шутки шутками, а ведь это то, что надо.
      Он попытался встать, но не смог - сильно закружилась голова. Олег опять прилёг - как можно осторожней, тяжело переводя дух и чувствуя, как пот буквально хлещет с него. Дико захотелось пить. Какое-то время он крепился, потом снова попытался встать и снова упал. Прикрыл глаза и позвал, ломая гордость:
      - Кто-нибудь... пить дайте, слышите?! Я не могу сам...
      ...Рахель лежала в комнате с Олегом и спала. После неразберихи у входа, Калле увели на допрос, а ее с раненным русским отправили в комнату, дали бинты. Вайс машинально перевязала Олега, и села за кроватью, всеми силами стараясь не уснуть. Но усталость оказалась слишком велика, и скрипачка отключилась, проваливаясь в вязкий пустой сон без сновидений.
      Слова врезалась в пустоту сна. "Не хочу... Оставьте меня в покое, ну пожалуйста, я не хочу просыпаться туда... Не хочу..." - едва слышно прошептала девочка. Реальный мир упорно и безжалостно толкнулся в сознание. Скрипачка открыла глаза. Она так и не поменяла позу, руки и ноги затекли. Память услужливо повторила просьбу Олега. Девочка встала, слегка постанывая от боли в руках и ногах, пошатываясь, подошла к столу с кувшином, налила в стакан воды и поднесла русскому. Придерживая его голову, она тихо и ласково прошептала:
     - Пей, Олег... ты Калле извини, он не понял... Пей, у тебя тут вроде как знакомый есть, когда нас нашли, один парень говорил, что тебя знает, кажется, военный клуб упомянул.
      "Боги, вода!!!" Олег захлебнулся, подавил кашель и пил, пил... только потом обратив внимание, что его поит Рахель. Она выбралась откуда-то из-за угла за кроватями. Был бы он хорош, доберись до ведра... Олег почувствовал, что краснеет.
      - Ты меня перевязывала? - спросил он. - А... а раздел кто? Ну кто тебя просил?! - он потянул одеяло под подбородок и ощутил, как на глаза навернулись слёзы. - Ну кто тебя просил?! Кто просил?! Дура чёртова! - он вдруг сообразил, о чём она говорила и оборвал сам себя. - Клуб? - выдохнул Олег. - Значит, мне не привиделось... это был Пашка. Пашка! - и снова перескочил на другое: - А за что Калле извинить, что он натво... - Олег привстал на локтях. - Он что, он НАЗАД ушёл?! - мальчишка почувствовал, как остановилось сердце. - ОН УШЁЛ НАЗАД, да?! Не молчи, дура, отвечай!!!
     - Не кричи, - снизу из живота поднимался гнев, то чувство, которое Вайс почти никогда не испытывала, не умела. Могла презирать, могла бояться, но ненавидеть и злиться - крайне редко, - раздела потому, что перевязать нужно было, никто не просил, мы не для того ушли от немцев, чтобы ты умер от ранения в живот! А насчет Калле самого его спросишь, когда с допроса от русских вернется. Если у тебя больше пока желаний нет, я пойду попытаюсь шведу помочь. И еще если еще раз на меня заорешь... А хотя черт с тобой, одна вернусь на немецкий Гюнтера спасать...
      Навернулись слезы обиды и злости. Вайсер положила голову Олега аккуратно на подушку. Пошатываясь, дошла до стола. Хотелось лечь на пол и умереть, но там остался друг, рыцарь без доспеха, которому нужна была помощь. Скрипачка вытерла все еще грязной, с засохшей кровью рукой лицо, размазав выступившую влагу - и на неровных ногах пошла к двери...

* * *

      В главном зале опершись о колени руками сидел в кресле Валерка, напротив на скамейке разместили Калле со связанными за спиной руками. За столом разместился Лешка, тут же торчал Ромка недобро поглядывая на пленника.
     - Вы кто такие и зачем пришли к нам? - разделяя слова, отчеканил вопрос командир.
     - I don't understand about what you speak, (1.) - пожал плечами Ламберг. Сидел он спокойно. Даже флегматично. То, что русские не убили, его удивило. Но удивление быстро сменилось апатией. Немецкий замок, русский, какое значение - живые имена под мертвой водою, колючих ограждений железные дети, новые мосты, взятые с боем...
  
   1.Я не понимаю, что вы говорите (англ.)
  
      Какого черта! Любимое Ромкино выражение было как нельзя кстати. Если бы напротив сидел друг, Валерка объяснил бы ему на ломаном английском, о чем говорит, но напротив был враг и вылезать из кожи вон, стараться и размахивать руками не хотелось. Даже не не хотелось, а не моглось.
     - А о том я говорю, что если ты мне сейчас же не расскажешь, что там у вас произошло, хоть на китайском языке, то я отправлю тебя обратно и в придачу обоих друзей дам! - Валерка хлопнул кулаком по подлокотнику, от чего тот жалобно хрустнул, и оглянулся на Лешку. Может он хоть как-нибудь сможет перевести, что командир сказал этому овощу.
      Лешка не успел вставить свое слово в допрос, потому что на пороге появилась Рахель, она видела, куда увели шведа, тем более что все замки были очень похожи друг на друга, и сейчас решила рассказать все сама, пока мальчишку не начали пытать по-настоящему...
     - Простите, может, я расскажу?
     - Отлично! Пленные разгуливают по замку как у себя дома. - Валерка многозначительно взглянул сперва на Ромку, а потом на Лешку, - Ладно, иди сюда, - кивнул он, - как тебя зовут? И что там у вас случилось?
     Рахель прошла к рослому парню. Он видимо, тут был главным.
     - Меня зовут Рахель Вайсер, на островах уже месяц с небольшим. На немецкий упала. А это, - девочка мотнула головой в сторону Калле, - он швед, его Олег в плен взял. Олег - это русский, тот, что ранен сильно. Ты... вы не злись... мы и так из-под смерти только вышли. У немцев закон есть - пленникам дают три дня, а потом убивают. Калле должны были убить, но Свен и его компания потребовали замену, на меня. Потом я хотела побыть с Калле, пообщаться нормально с человеком, Олег был против, но потом разрешил, - девочка замолчала, пытаясь сосредоточиться и восстановить цепочку событий, - потом Калле ранили, я за ним ухаживала... А потом Гюнтер хотел, чтобы я играла на скрипке, и я играла для всех, только было очень страшно, я думала, меня Свен и его ребята разорвут. Потом Олег на Гюнтера напал, хотел его убить, но не смог... Мне швед обещал, что меня к себе на остров возьмет, только он не знал что... что я замена. А потом ведьма появилась, она нападать начала, я старалась, но она все равно к ним пристала... Она, ведьма эта, с Ковчега, она тьма, она кровь пьет и питается страхами нашими. Гюнтер хотел Калле отпустить на Кубинский обратно, но не получилось. А потом... потом меня в подвале заперли, а мальчишки зачем-то пошли на Ковчег, мы боролись с тварью, и чуть не умерли все, но они вернулись, а ОНА, ОНА спряталась... А потом Свен захватил власть и... - глаза наполнились слезами от воспоминаний о пережитом, девочка всхлипнула, отвернулась, справляясь с cобой, - они меня... они... убить... всех... а меня... - Вайс осеклась - Они заставляли Олега выбрать кого-то из нас и убить, меня или Калле, он выбрал меня сначала, а потом спас нас всех, вытащил на ваш мост, и мы перебрались спасаясь от немцев, Свен выжил...
      Рахель устало опустила голову, она выговорилась и теперь чувствовала себя опустошеной. Снова очень захотелось спать. Она подняла усталый взгляд на парня. И добавила:
     - Не мучайте Калле, пожалуйста, он все равно ничего не понимает по-русски...

* * *

      В коридор Олег вывалился, шатаясь и в холодном поту, чувствуя, как сквозь бинт толкается кровь и пачкает кое-как натянутые штаны. Раз из раны в животе кровь - значит, не умру, подумал он и упал на подскочившего Пашку.
      - А... ты... - выдохнул Олег, как будто во встрече не было ничего удивительного. Пашка подхватил его:
      - Я к тебе шёл... я думал, тебя заперли... - начал он, удерживая Олега на ногах. - Тебе ходить нельзя, ты что, из тебя такую хрень зазубренную...
      - Всё пох и нах, - прервал его Олег, качаясь. - Мне надо к вашему командиру.
      - Слушай, ты хоть скажи, как ты... - умоляющим голосом начал Пашка заново, но Олег скривился:
      - К командиру, или я помру стоя, а мне нельзя помирать.
      - Да он же...
      - К командиру, ты слышишь или нет?! - рявкнул Олег и согнулся вдвое, не выдержал и застонал. Пашка потащил его было обратно в комнату, но Олег свирепо оттолкнул его и почти пополз по стенке к залу. Пашка, тоже громко выразившись на тему того, что он ещё в прошлом году понял... и так далее... подхватил Олега и стал помогать ему идти. - Когда в меня попали? - спросил Олег, цедя слова сквозь зубы. - Я вообще не помню...
     - Конечно, ты же лежал, - Пашка тоже дышал тяжеловато, потому что Олег практически не шёл, а волокся, а был намного выше Пашки. - Этот, который с тобой пришёл, вдруг взял и в тебя выстрелил. Ну я...
      - КТО? - Олег остановился. Пашка тоже с облегчением перевёл дух:
      - Да этот, который с то... ОЛЕГ, ТЫ ЧЕГО?..  

* * *

      В зале были все. Еврейка о чём-то говорила. Калле окаменел на стуле, как во время того допроса, когда Гюнтер решил идти на Ковчег. Олег невольно усмехнулся. Допрашивавший его - а сейчас слушавший еврейку - парень был рослый (едва ли не выше высокого Олега), плечистый, похожий на большую опасную кошку. Смотрел зелёными глазами внимательно и, пожалуй, доброжелательно. Из-за Танюшки Олег всегда благосклонно смотрел на зеленоглазых. Но дело было не только в этом. Снова вождь, подумал Олег. Снова НАСТОЯЩИЙ. Даже обидно. Такие ребята воюют друг с другом, рубят друг друга... ведь это его бойцу Гюнтер отрубил ноги... Им бы с Гюнтером сесть за один стол и тяпнуть хорошего домашнего пивка под мясо... а я - что я, таким бы я не постыдился за столом прислуживать. Вот бы до Хозяев добраться...
     - У вас парнишка, Йозеф. Он попал в плен из-за меня, из-за моей глупости... и из-за подлости одного вашего бойца, - сказал Олег спокойно, отстраняя Пашку и становясь прямо. СОВСЕМ прямо. - Я хочу, чтобы Йозефа отпустили в Рейх. У вас ему плохо. Это очень плохо, когда ты не со своими... Так, - Олег задумался. С этим всё. Теперь... он посмотрел на Калле. И понял, что Пашка не соврал.
      НЕ СОВРАЛ. КАК ПУСТО-ПУСТО СТАЛО. Даже удивительно, подумал Олег. Странно. И огонь в очаге бледный. И солнечный свет в бойницах какой-то серый. Нет, не больно, не горько, не обидно. ПУСТО.
      - Ты теперь уходи, Ламберг, - спокойно сказал Олег, переходя на русско-немецко-английскую смесь. - Куда хочешь иди. Вон, - он кивнул на зеленоглазого так, словно сам был тут командиром, - русских попроси, они тебе помогут, наверное, до Кубы добраться. И тебе, и Рахель. Я своё сделал, я вас спас. И ты только от меня теперь уйди. Чтоб я тебя больше не видел никогда. Ты не думай, я не злюсь и не обижаюсь даже. Понимаешь, я просто не знаю, как мне себя с тобой вести... Нет, лучше вот что - оставайтесь здесь оба. И ты, и она. Пойми, Ламберг, мы свой шанс на Ковчеге упустили, а по-другому как-то домой не вернуться. Я всё прикинул - не вернуться. Оставайтесь у русских. А я как только поднимусь - уйду... - он посмотрел на зеленоглазого, - ...если разрешат. Мне надо Гюнтера вытащить... Вот только жаль, что ТОГДА ты меня не утопил. Ты не представляешь, насколько мне было бы легче. Чем знать, что ты мог подумать... мог подумать... - Олег покусал губу. - Что я... Гюнтера... что я шпион... Знаешь, ты мне теперь... - Олег чуть удивлённо улыбнулся, как будто сделал открытие. И закончил почти беспечным тоном: - Ты мне теперь даже не враг, Ламберг.
      И отвернулся к Рахель.
     - Ты выбрось, идиотка, из головы мысли о немецком. Тебя там распнут и отымеют. Я не для того тебя сюда волок. Лучше скажи, ты всё рассказала? - он опять посмотрел на зеленоглазого и чуть наклонил голову: - Я Олег. Рыцарь с Великой Германии. Сам русский, но служу Гюнтеру.
     - Выговорился? - невозмутимо спросил Ботан. Он частично слышал слова раненного, а частично обдумывал сказанное девчонкой. Лешка тихо встал, подошел к девочке, взял её за подбородок и заглянул в глаза.
     - На один вопрос честно ответь. Только на один. Почему они все к тебе... ТАК? Свен, Гюнтер, все немцы, и даже ОЛЕГ? Решает, с кем тебе позволено говорить, а с кем нет? Что ты такого успела натворить, что к тебе такое отношение там было? Чем провилилась?
      Рахель слабо улыбнулась. Она всегда боялась признаться себе в этом, так боялась, а теперь сказать стало так просто, так легко сказать этому незнакомому парню то, что было так очевидно.
     - Я родилась... родилась не у тех родителей и упала не на тот остров, я еврейка, у меня мама еврейка и папа еврей. Жидовка...
     Ботан опешил, он смотрел девчонке в глаза и поражался ее спокойствию. Презрение и ненависть поднимались в нем к немцам. Нет, не к немцам, к фашистам... Парень деловито прошел к столу, сам на себя не похожий, сел, придвинул к себе листок бумаги.
     - Так. Нужно прижать этих новых фашистов, пока они не распространили свои идеи на другие острова. Иначе наши деды плюнут нам в лицо. - Он обвел взглядом всех ребят. - Это судьба. Мы с боем дойдем до немецкого замка и будет суд... Впрочем, начнем уже сегодня. У нас в руках Йозеф. Девочка, - Лешка повернулся к Рахель. - Ты можешь назвать тех, кто унижал и презирал тебя? Кто говорил, что ты жидовка, и поэтому недостойна жить, как все? Про Калле я вроде понял, швед тебя не обижал. А Олег?
      Тут Рахель испугалась, теперь по-настоящему испугалась. Спасаться от Свена и его приспешников, испытывая к ним презрение за однобокость, бояться - это одно, а вот решать, кому жить, а кому умирать, это не для нее, кто она такая, чтобы решать? Вайс испугано посмотрела на парня. Она ощущала, что стала очень маленькой и беззащитной.
     - Не трогайте Олега, - прошептала она, - и... и... Йозефа... - А потом закричала. - Так нельзя! Я не могу! Я же человек, и они люди, как я могу? Я не могу решать, кому жить, а кого убить, - скрипачка закрыла лицо руками, она столько раз мечтала, чтобы Свен, и Ганс, и Клаус, и Георг погибли на мостах, но теперь, когда ее напрямую спросили, кого нужно убить, она почувствовала, что теряет человеческий облик.
      Это было гнусно, но это могло стать спасением для Гюнтера... Она набрала побольше воздуха и прошептала, не поднимая головы:
     - Виноваты Свен, Ганс, Георг и Клаус, не трогайте остальных, - ноги подкосились, словно по ним ударили дубинкой, девочка упала на колени и тихо прошептала, - только не трогайте моих друзей, Олега, Калле, Гюнтера, Марисоль... малышей не трогайте... - сильно закружилась голова, каждое обвинительное слово выжигало все нутро, никогда! НИКОГДА! НИКОГДА! Вайс не жаловалась, она просто рассказала, ответила, а получилось - девочка расплакалась окончательно...
     - Тех, кто сложит оружие и сдастся в плен, не тронем. - Угрюмо откликнулся Лешка. - Этой четверке конец, а судьбу остальных будем решать на месте, по каждому пленнику. Голосованием. Мы многих потеряли на немецком мосту, девочка. От меча того же Гюнтера. Или Йозефа. Девчонки тоже не оставались в стороне, Грета, Марисоль, их у нас хорошо знают, даже слишком хорошо, увы. Но ни один не будет казнен прежде, чем мы его не выслушаем и учтем всё, что он скажет и пообещает.
      Влерка смотрел на разворачивающуюся трагедию. Его снова раздрожала активность Ботана, он все время лез вперед. Из этого малосвязного научно-популярного рассказа девчонки, командиру понравилась больше всего ведьма, а не понравилось совсем то, что Свен захватил власть. Валерка решил потом поподробнее распросить девчонку об этом и о Ковчеге. И как бы, конечно, все это не напоминало фильм про Индиану Джонс, который он видел в детстве, правда жизни была ужасна и не позволяла отвлекаться на другое.
     - Нет, мои хорошие, - наконец изрек он, - никуда вы все не пойдете. Тебе я даю срок отлежаться до вечера, - сказал командир русского раненному мальчишке, который решил, что на его острове может кто-то командовать, кроме него самого. Может, Джей и Ботан, но он не являлся ни тем и не другим. - Ты, - обратился он к девчонке - будешь за ним ухаживать, кормить, поить и менять повязки. А ты будешь учить русский, в частности, такие слова как "К бою", "Назад" и "есть, командир", потому что вечером, до расхода мостов мы все идем на немецкий остров. Ты один ничего не сможешь сделать. А мне Свен во главе немецкого совсем не нужен, - про себя парень подумал: "Гюнтер тоже не подарок, но кто говорит, что остров будет ему возвращен? Посмотрим по ситуации. А ситуация выгодна, самое время обезвредить немцев. Остров расколот на две части, а значит в два раза слабее".
      Рахель с трудом отлепила руки от лица, вытерлась тыльной стороной руки. Девочку бросало то в истерику, то в запредельную усталость, от которой невероятно хотелось спать. Она с большим трудом поднялась на ноги, качнулась, но удержалась. Подняла подернутые мутью глаза на зеленоглазого мальчишку.
     - Можно я уведу Калле, я ему все объясню... И... Олега, - она внимательно посмотрела на парня снова и добавила, - и к морю схожу, чтобы смыть это, - девочка показала на грязь вперемешку с кровью на своем теле. Почему-то стало стыдно, что она что-то просит для себя, и скрипачка опустила голову.
      Ребята загалдели, принялись обсуждать судьбу немецкого острова, словно уже победили. Малышей и девчонок предлагали просто разоружить и приставить к хозяйству, поделив между двумя островами и запретив переходить по мосту из одного замка в другой. Ребят постарше, кому сохранят жизнь, тоже разделить и содержать пока в подвалах.
      Олег ощутил, как губы сами кривятся в нехорошей улыбке. Он переступил с ноги на ногу... что-то чавкнуло под правой ступнёй, и это была кровь. Она текла под штаниной. Олег медленно поднял взгляд от пола на русского командира и сказал:
      - Георг убит, можете его не искать. А в остальном... ЖИДОВКА вам правильно рассказала, - он опять улыбнулся. - Только вот есть один маленький ньюансик. Я НЕ ПОЙДУ с вами на немцев. Вы плохо слушали. Я поклялся Гюнтеру в верности. А он за свой остров жизни не жалел... И мне от конунга отставать стыдно...
      Тело стремительно становилось совсем чужим, как там, на мосту, когда в него выстрелил... КОГДА В НЕГО ВЫСТРЕЛИЛИ. Но надо было стоять прямо.
      - Надеюсь, что вас перебьют на мосту те же Свен с Клаусом. Вояки, бл...дь...
      Потом он начал падать. Падать, бормоча:
      - Зиг... хайль... зиг хайль... зиг Райх... Гюнтер, зиг, зиг...
      Начал падать, но вроде бы не упал...
      Пашка слушал Олега с ужасом. И с пониманием. Да, он ничуть не изменился. Он пёр животом на мечи просто потому, что считал правильным то, что говорил. Он бы еще всего натворил, если бы не вздрогнул вдруг всем телом и не начал валиться прямо в лужу собственной крови, натёкшей под него на пол.
      Новенький подхватил его руками и спросил:
      - Валер, куда его?
      Вопрос был гадючий. У парня даже дыханье спёрло. Но Валерка был командир острова. А Олег пришёл с вражеского моста.
     - Как куда? - удивился Валерка. - Туда, откуда он пришел незвано-негаданно. А эту к нему, пусть повязки меняет, как я сказал.
      Командир русского покачал головой. Теперь он понимал, почему тут нет порядка. Приказы просто не слушались и уж конечно то, что не услышано, очень трудно исполнить. По большому счету ему было все равно, что наплел Олег. Валерка подумал, что и не понял его, наверное, опять. Интересно как это - поклясться в верности и оставить на растерзание Свену и его людям? Ладно, они во всем разберутся, когда рана затянется. Кровищи-то столько потерял, что теперь с него воин никакой, неделю как минимум валяться будет, силы восстанавливать.
     - В комнату их обоих, Пашка, дать воды, еды и запереть, пока не разберемся. И Нику приставь их сторожить. Только скажи, чтобы ни волоска с их головы не упало... - на всякий случай предупредил командир.
      Калле так и сидел со связанными руками, тихо взирая на развернувшиеся сцены.
     - Я не буду драться против немцев, - вдруг заявил он по-английски, уверенный, что кто-то этот язык из русских знает и переведет. И точно, большой очкастый парень тут же что-то сказал русскому главарю Валерке, указав на Ламберга. - И не запирайте меня вместе с Олегом, я его убью.
     - Запер бы тебя в подвал, да заняты все. У нас, видите ли, не замок, а гостиница для пленных в последнее время. Так что сиди здесь, - ругнувшись, рявкнул Валерка. Хотя он вовсе не расстроился, что двое парней отказалось идти, он не любил брать в походы непроверенных людей. Йозефа он тоже не рассматривал как воина, хотя тот, наверное, пошел бы спасать Гюнтера с удовольствием, но он был нужен ещё здесь, а попади он на немецкий остров, его было бы уже не вернуть.
     - Лешка, собирай ребят, самых толковых, идем на немецкий, - наверное, Валерка совершил ту же ошибку, что и Лешка, он забыл про Мариуса...
     - Да без проблем. Человек восемь соберем, включая тебя и меня. Вот только чтобы гарантировать успех похода, я бы хотел знать точные ответы на такие вопросы: сколько вообще народу на немецком сейчас, сколько из них могут более-менее серьезно сражаться, сколько пар немцы обычно распределяют по мостам, остаётся ли резерв в замке на случай прорыва и если да, то какой он.
     - Думаю, у нас есть у кого спросить... - многозначительно заметил командир. - Ладно, иди народ собирай.
      Лешка озабоченно вышел из зала. Надо было отобрать ребят покрепче, распределить их по парам и рассказать, что и как. Никто не заметил, как из общего зала выскользнул Кирилл...

* * *

      Пашка встретил Веронику в коридоре, когда оттащил в комнату Олега. Прямо сразу наткнулся.
      - Ник, погоди - мальчишка положил руку девчонке на плечо. Они стояли возле комнаты, в которой сидели Олег и та девчонка Рахель. - Тут так получилось. Этот парень раненый, он мой друг. По Земле. С ним что-то не в порядке, он тако-о-о-ое несёт! - Павел умолчал, что Олег был не намного менее адекватным, чем всегда. - Валерка сказал, чтобы ты его караулила. Они с девчонкой тут, в комнате. И чтоб присмотрела ещё за одним пацаном, он связанный в зале сидит. Я сам ничего не понял, я просто Валеркин приказ передаю. Чтоб караулила и чтоб ни один волос у них с головы не упал ни у кого.
      Перень пожал плечами, махнул рукой и побрёл по коридору. Амазонка проводила его долгим сердитым взглядом. "Нет, ну это надо же! - подумала она, - только с дежурства и опять на пост... Озверел командир"...
      ...Олег пришёл в себя довольно быстро. Ему было плохо. Ему было не просто плохо, он понял, что умирает и опять обрадовался, как когда-то радовался мыслям о смерти... до того, как подумал, что всё это прошло и не вернётся. А ведь он почти поверил! Он почти поверил!!!
      "Как я жалею, что мы убили ТЕБЯ, подумал он. Если бы ТЫ была жива (ха, ЖИВА - ТЫ, оцени юмор, Вечномёртвая!), я бы отдал ТЕБЕ себя, не раздумывая, Фея. Госпожа... Я дурак, я не понял, что ты права, ты права, ТЬМА... Жаль, ты не можешь порадоваться, глядя на мои муки... и жаль, что я не могу отдать ТЕБЕ ВСЕ эти проклятые Острова, сделать так, чтобы они все стали одним Ковчегом, ледяным, мёртвым, сияющим, красивым, спокойным...
      За что же так больно? Вот тут, в груди? Идиотское сердце, идиотский кусок мяса... или это болит душа?! Зачем она мне, кто тот гад, который всунул её в человека?! Садист, палач!!! Насколько было бы лучше без неё, насколько меньше было бы боли... БОЛЬНО!!! Я не могу так больше! Ну отпустите же меня! ХОЧЕШЬ, Я СКАЖУ ТЕБЕ, КТО ТЕБЯ УБЬЁТ?"
     - Он меня убил, - сказал Олег тихо, одними губами. Нет, не стрелой. А тем, что СМОГ выстрелить. Олег ужаснулся непониманию - НО ЗА ЧТО?! И улыбнулся. Да какая разница. ОНА ведь и тут была права. Надо только немного доделать недоделанное, пока опять кто-нибудь не помешал... какой-нибудь добрый дурак или расчётливый допросчик - какая разница? Все люди сволочи. ВСЕ. ВСЕ. ВСЕ!!!
      Он откинул одеяло и начал методично, спокойно срывать повязки. Руки слушались плохо, но он рвал влажные от мази бинты и улыбался.
     - Опять начинаешь?... - тихо из угла отозвалась Рахель. - Тебе больно сделали, и ты сдался, - она говорила тихо и спокойно, обвинение в зале убило в ней все... Зачем было выживать? Чтобы видеть, как друзья сходят с ума и убивают друг друга, чтобы терять, и терять, и терять, чтобы стать таким же зверенышем, как все тут на островах? Хочешь умереть? Давай... Я тоже столько раз хотела... Хочешь к НЕЙ? Иди, ты звал ЕЕ, Ведьма не умерла, она жива и затаилась. И она пожрет всех и вся. Вы питаете ее, вы, те, кто не умеет прощать, те, для кого идеал выше человека, те, кто считает себя правым и не приемлет иного расклада. Давай, проще всего убежать, идеальный вариант, правда? Да и жидовку слушать не стоит, она ведь соврет, подлая змея. Устала я, Олег, устала от вас всех, от добрых, светлых, умных, от самоотверженных, идеюнесущих, от ловких, умеющих убивать и не умеющих, от наглых, от чистых в помыслах и грязных в мыслях, от смелых до самозабвения там, где нужно понимание. Хочешь умереть? Давай, русский, у меня осталось немного дел. Уйдешь ты, может, удастся вернуть Калле на его остров, упрямый мальчишка, который тоже сперва делает, а потом думает, может, получиться вытащить Гюнтера из лап Свена, которому ты пожелал победу... И тогда уйти к ней, пусть жрет, пусть подавится... Тому, кому некуда идти и нечего терять, не страшно... Дома меня уже не ждут, некого ждать. А тебя, наверное, ждет еще кто-то, эта зеленоглазая девчонка. Но это уже тебе выбирать умирать или жить... Иди, Олег, ты так торопишься умереть, что не успеваешь жить.
      Рахель тихонько поднялась на ноги, прошла к окну. Тонкие руки, худенькое тело, отрешенный взгляд. Там, в подвале на немецком, на столе, умерла маленькая девочка, которая верила в людей, верила до последнего. Там, на мосту, осталась маленькая девочка, которая верила в дружбу, даже тогда когда ее не предлагали открыто. Там, в зале, осталась маленькая девочка, у которой был неоплаченный долг. Тут, в этой комнате, стояла маленькая девочка, которая больше ни во что не верила. Ее сломали не острова, ее сломали те, кто на них жил... Она сломалась, веселая зверюшка с ласковыми руками, со своим желанием жить и оставаться человеком до последнего.
     - Извини, Олег, я не смогла умереть вовремя, испугалась, очень хотела жить, только вот теперь не знаю, зачем... - Вайсер обернулась, лицо как-то осунулось, и среди каштана грязных волос выделялась седая прядь. - Плакать больше не могу, - печально добавила она, - видимо все, что могла, выплакала. Друг этот твой, Пашка, за тебя волнуется, - девчонка отвернулась обратно к окну, бездумно уставившись на гнетущее небо:
     - Друг? - тихо сказал Олег, с удивлением обнаружив, что он не один. - Пашка мой друг? - его руки давно перестали терзать бинты. - Я думал, что и Калле мой друг. Я думал, что я спас вас... но вышло, что я опять что-то сделал не так. Если бы я мог понять, ЗАЧЕМ он выстрелил в меня - мне стало бы намного легче. Прощать? Когда русские ребята, - он сказал так, как будто сам не был русским, - сделают с немецкими девчонками то, что немцы хотели сделать с тобой - прости их, там ведь, у немцев, была какая-то, добрая к тебе? Попроси разрешения спеть, когда с моста будут сбрасывать убитого Гюнтера... Вы счастливый народ. Всегда находится кто-то, кто прячет вас в подвал, на чердак, даёт фальшивые документы... А мы можем только убивать друг друга. За идею или просто так... Мы убиваем, а воспоминания пишете вы... - он вздохнул - как зарыдал. - Ждут? Никто меня не ждёт. Нигде. Я кое-что понял о нас ВСЕХ... но это уже не важно, важно - НЕ ЖДУТ дома, да и тут я не нашёл своего острова... - Олег говорил задумчиво. Почти нормальным голосом. - ОНА? Пусть. Знаешь, в темноте так хорошо... Мне жаль, что вы остаётесь жить. Вы все. Видишь, я тоже умею жалеть... только это жалость наизнанку.
      Девочка сохраняла молчание, только тонкая рука прекрыла лицо. Она обрекла на страдания других, в своем стремлении спасти одного. Там в зале у русских эта мысль закралась в ее голову, залезла черным червем, но отступать уже было поздно. Время неумолимо унесло мгновение, и теперь она стояла перед фактом, что она больше не та Рахель, другая. Слова Олега сейчас мучили ее не хуже, чем Свен с компанией. Только там она еще сохраняла человеческое лицо, а теперь? Сердце сжалось в тугой комок, она с трудом делала вдох, но не издавала ни звука.
      А Олег подумал, что сейчас надо рвануть как следует и запустить в рану пальцы. Два. И тоже рвануть. Он сможет. Сможет. Но... вместо этого он вдруг сказал:
      - Рахель... иди сюда. Не бойся... я не трону тебя. НИКАК не трону.
      Он протянул руку, кривясь, поймал запястье девчонки и потянул к кровати:
      - Не бойся. Вот. Послушай. Я не умею петь, я прочитаю...
      Он закрыл глаза и заговорил:
      - Вкус медной денежки во рту под языком...
      Харон весло обмакивает в Лету.
     Я сам с собой сегодня не знаком
     И в каждой песне путаю куплеты.
     Мороз, мороз! Ты не морозь меня.
     Чего стараться? Ни жены., ни дома...
     Никто не ждёт, а белого коня
     И след простыл... Ночная глаукома
     Навеки ограничивает взор
     Одним пятном безлико-грязной формы.
     Лишь зодиак чеканит свой узор,
     И парки судьбы расшивают в нормы.
     Нормально...Отдышавшись до петли,
     Простить, смешав, потери и утраты,
     Всеядности кладбищенской земли
     Пожертвовав тупой удар лопаты.
     За все мои высокие грехи
     Мне денег в рот
     Досыпят сами боги,
     Чтоб я молчал и не читал стихи,
     Мешая перевозчику в дороге... (1.)
  
   1.Стихи А.Белянина.
  
      Голос Олега становился тише... тише... тише... И, прежде чем смолкнуть, мальчишка шепнул:
      - Прости... хотел как лучше...
      И облегчённо выдохнул. Как будто сдувал севший на нос тёплый одуванчик - тот, прилетевший к нему и Калле над мостом Ковчега.
      Тонкие руки Рахель обхватили мальчишку, бережно, и она зашептала в самое ухо:
     - Ты МНЕ нужен, вы все втроем, те, кто стал для меня друзьями, те, кто стал для меня семьей, единственными во всем этом проклятом мире. Пожалуйста, Олег, не уходи, ладно? У меня тут почти никого нет только ты, Калле, который думает, что ты играл просто с ним, он не понимает, но обязательно поймет, поймет! Гюнтер, которому нужна наша помощь, а эти ребята, они тоже очень хотят жить, понимаешь! Они и не думали, что мы пойдем с ними, а теперь у нас даже шанса нет никого там спасти, а если бы мы пошли с ними, шанс бы остался! Это подло, низко, можешь считать меня гнусной, но у нас был бы шанс реально помочь Гюнтеру и потом помочь ребятам, что на немецком.
      Девочка и сама не знала, кого уговаривает, Олега или себя. Тонкие руки обматывали Олега новыми бинтами, немного судорожно. Девочка смотрела прямо в глаза мальчишке умоляюще.
     - Не уходи ладно? - она прижалась к мальчишке аккуратно, чтобы не причинить боль. - Пожалуйста, у меня никого кроме вас нет, пожалуйста!

* * *

     - Уходи, - сказал Олег, не глядя на подошедшую Таньку.
      Ивы облетали, дул тёплый, но пахнущий осенью ветер, и вода внизу ступеней шла мелкой синей рябью.
     - Ты что? - удивилась девчонка, спускаясь ниже, чтобы глядеть в лицо Олегу.
     - Уходи, - устало попросил он. - Я всё понял. Пашку увидел и понял. Зачем я тебе? Я ведь никуда не делся. Я - ТАМ. С тобой. А ЭТО, - он коснулся своего плеча, - это всего лишь выкидыш. Как у Хайнлайна. Симулякр. Уходи.
      Девчонка села на ступеньку.
     - Тебе снятся плохие сны, - тихо сказала она. - ТОМУ тебе. Ему снится то, что с ЭТИМ тобой тут происходит. Он мучается.
     - Ну и пусть, - сказал Олег и обнял себя за плечи. - Я умру, и там тоже всё закончится.
     - Он мучается, что ты сам на себя не похож, - сказала Танька, кладя узкую сильную ладонь на колено мальчишки. - Что же ты делаешь-то?
     - Почему ты пришла? - почти со стоном спросил Олег. - Ну почему?!
     - Для снов нет границ, - сказала девчонка. - Во сне ты - это он, он - это ты. А я одна и мне жалко вас обоих. Я бы всё отдала, чтобы оказаться...
     - Нет! - Олег порывисто вскочил. - Нет, ты что, нет!!! Не смей даже думать! Не смей фотографироваться! Даже близко к фотоаппаратам не подходи!
     - Но если ТАМ всё равно ко... - начала девчонка, и Олег перебил её криком:
     - Ну и что?! Всё равно больно! Ты не знаешь, как...
     - Ага, - девчонка засмеялась, - раз тебе больно, значит, ты живой, а никакой не симу... симу...
     - Симулякр, - Олег сел. - Поймала...
     - Смотри, опять лето, - сказала девчонка.
      И Олег увидел, что ивы зазеленели, а вода из осеннее-синей стала тёплой и серебристой...
      ...Дыхание Олега стало отчётливым и ровным. Потом он, не открывая глаз, улыбнулся.
      Рахель поняла, что опять говорит с тем, кто ее не слышит. Вздохнула, долго сидела, гладила Олега по голове, теребя его волосы. Тот дышал тихо, болезненно, бормотал что-то - не разобрать, что, потом кричал что-то, а потом затих. Дыхание стало нормальным, и мальчишка улыбнулся.
     - Значит все же пришла к тебе та зеленоглазая, - тихо прошептала Вайсер, - а вот ко мне после Твари никто не приходит, только опять и опять лестница снится, но спать все равно нужно, правда?
      Она еще раз вздохнула, свернулась калачиком у кровати. Только легла - в дверь просунулась голова, тот парнишка, Пашка. Вайс подняла голову, посмотрела на мальчишку. Он смутился, пробормотал что-то про спать и спрятался. Рахель снова улеглась на пол, поджала сильнее коленки к груди и тихонько сама себе запела, чтобы уснуть.
      - В поле деревце
     В поле деревце одно,
     Грустное томится.
     И с ветвей его давно
     Разлетелись птицы.
     Кто к востоку, кто на запад,
     Кто подался к югу,
     Бросив деревце в полон
     Всем ветрам и вьюгам.
     
     Вот, что, мама, я решил, -
     Только ты позволь мне:
     Здесь на ветке буду жить
     Птицею привольной,
     Стану петь я деревцу
     Весело и звонко,
     Убаюкивать его
     Нежно как ребенка.
     
     Плачет мама: "Ой, сынок,
     Не было бы худа -
     Там на ветке, не дай Бог,
     Схватишь ты простуду".
     "Полно, мама, не рыдай,
     Осуши ресницы,
     Не пугайся - только дай
     Обернуться птицей".
     
     Просит мама: "Птенчик мой,
     Погоди немножко:
     Шалькой плечики укрой
     И надень калошки.
     Шапку теплую возьми -
     Зимы наши люты -
     Ох, явился в этот мир
     На печаль мою ты".
     
     Молит мама: "Не шути
     С холодом, мой милый,
     Коль не хочешь ты сойти
     В раннюю могилу".
     "Вот взлетаю - тяжело:
     Книзу тянет ноша,
     Не дают взмахнуть крылом
     Шалька и калоши.
     
     Видишь, мама, плачу я,
     Сил у птицы мало:
     Ах, зачем любовь твоя
     Крылья мне связала!"
     Снова деревце одно
     И тоской томится -
     Ведь с ветвей его давно
   Разлетелись птицы...
  

19. День пятый. Скажи мне правду, белобрысый.

      Валерка не любил допрашивать. У него даже мелькнула безумная мысль свалить эту грязную работенку на Нику - вот у кого допрашивать хорошо получается. Мелькнула, насмешила и... осталась.
     - Йозефа в зал! - давно пора с ним поговорить... И насчет его острова и насчет Сомова. Командир понял, что силой из мальчишки выбить ничего нельзя. А как насчет игры в "доброго и злого дядю"? Когда допрашиваемого сначала запугивают, а потом у него развязывается язык, потому что после злого добрый кажется просто ангелом.
     - Ника где? - спросил Валерка. И тут же вспомнил, что поставил ее сторожить раненых и полудохлых.
     Он послал Ромку за Йозефом, а сам пошел за девчонкой. Вот уж не ожидал командир русского, что найдется применение ее таланту. Хотя еще большой вопрос согласится ли, а главное справится ли!
      Вероника стояла, скучающе изучала изъяны на своем деревянном мече и злилась. Она даже пару раз порывалась дойти до зала, но вовремя останавливалась. За дверью ребята о чем-то разговаривали, Амазонка прислушалась и скорчила недовольную гримасу: "Тьфу, блин, жалуются друг дружке на свои беды, лучше бы спали, глядишь, выздоровели быстрее".
      Командира Стриж приметила еще издалека, сразу же подобралась и выпрямилась как солдатик. Глупо, конечно, но как-то само получилось, после того, как девчонка смирилась с тем, что главная тут не она и придется подчиняться, у нее появилась привычка выпрямлять спину и расправлять плечи при появлении Валерки.
      "Неужели дадут поспать", - мечтательно подумала Ника, но, увидав решительное выражение лица командира, поняла, что не светит...

* * *

      Первым до Йозефа добрался вовсе не Ромка, а Кирилл. Стараясь не скрипеть, отодвинул засов и шмыгнул внуть башенной каморки.
     - Тихо! - Шикнул он на напрягшегося немчонка. - Держи! - И сунул ему арбалет шведа, выбитый у того из рук во время драки с Пашкой и тихонко стянутый в кутерьме. Себе Корсаков оставил меч.
     - Русские на ваш остров напасть собираются. Всем скопом. Сейчас на мост бежим! До утра протянуть попрбуем, и предупредим!
      Пашка искал Веронику. Он сунулся к комнате с пленниками, но девчонки на месте не оказалось. Парень заглянул внутрь, Олег лежал в кровати, а рядом с ним свернулась ободранная девчонка. Она приподнялась на локте, но ничего не сказала. Пашка смущенно пробормотал "ну ладно, спите" и вылез обратно в коридор. В замке новичек ещё никак не ориентировался, поэтому побрёл куда глаза глядят. А точнее на башню. Он надеялся найти непослушную Амазонку там, но наткнулся на Кирилла и Йозефа. В первое мгновение Пашка подумал, что Кирилл ведёт немчонка на допрос. И удивился. С чего это Валерка доверяет такое предателю? Но потом увидел, что в руках у Йозефа арбалет. Да и у Кирилла был меч.
     - Фига се, - выдохнул новенький. - Куда это вы собрались?
     - Ты, придурок! А ну, молчать! - Кирилл приставил клинок к горлу Павла. - Вот только дернись и умрешь!
      Йозеф тем временем взял русского на прицел, зайдя сбоку.
     - Давай в комнату, быстро! - Кирилл кивнул на первую попавшуюся дверь. Пашка расширил глаза от удивления, в мгновение деревяшка в руках Корсакова заблестела сталью. Ноги пацана здорово ослабели, в животе всё противно ухнуло вниз. Он, наверное, попытался бы сопротивляться или хоть заорать, но немчонок целился ему в бок. Павел явственно вспомнил, как стрела сдвинула Олега с коленок Рахель и осталась торчать. Это что, вот так в него, что ли?! Нет, он не хочет. Больно и страшно. А что делать-то?!
      - Погоди, ты чего, - еле шевелил губами новенький. - Я пойду, только не стреляйте. Пацаны, ну пожалуйста, не убивайте.
      Пашка повернулся к двери и заметил, что у нее стоит безхозный прут. Прежде чем голова мальчишки успела сообразить руки сами потянулись к "случайному оружию". Он с разварота запустил прут в Йозефа и чудом попал по арбалету. Тот щёлкнул, болт скрежетнул где-то совсем рядом. Смотреть Пашке было некогда. Он выхватил меч (ощущая как это приятно, когда он в руке!) и заорал:
      - Сюда, скорей! Скорей, уходят!
      Корсаков толкнул плечом орущего и крикнул Йозефу:
     - Бежим! Вниз! На мост! - и предатель с пленником рванули вниз по лестнице...
      ...Валерка с угрюмой Вероникой шли в зал. Командир пытался обьяснить девчонке, чего от неё хотел, а хотел он тяжелого психологического давления на Йозефа со всеми вытекающими последствиями, при которых его появление казалось бы спасением и развязало бы язык несговорчивому немцу.
      Однако договорить Валерка не успел, его чуть не сбили с ног Кирилл и бегущий за ним Йозеф. Крики "Сюда, сюда" и "Бежим вниз" слились воедино и стали просто ревом.
     - Ника, лови их! - крикнул командир самому ему удалось схватить за шкирку только немца.
     Вероника рванулась за мальчишкой. Такой прыти от Корсакова она ну никак не ожидала. Парень с силой отчаянного человека - а это все одно, что в момент панического страха, все силы мобилизуются и делаешь просто сверхъестественные вещи - толкнул девчонку в стену, Стриж с размаху врезалась во что-то в полутьме коридора и чуть не напоровалась на свой собственный меч.
     - ВОТ ГАД!!! - крикнула она вдогонку беглецу. Падая, она сильно подвернула ногу и сейчас с большим трудом поднялась, придерживаясь за стенку. О том, чтобы продолжить преследование, и речи не шло. Вскоре за предателем пролетел Валерка, и Стриж поняла, что может уже особо не торопиться, уж с этим Кирилл не справится точно. Шипя, как кошка, Амазонка, прихрамывая, поплелась в сторону зала...
      Срываясь с места Кирилл с такой силой долбанул Пашку гардой меча по голове, что тот с полминуты просто таращился на беготню в коридоре, даже не понимая, что происходит. Еще плохо соображая новенький безо всякой просьбы о помощи навалился зачем-то на Йозефа, которого и так держал Валерка, отнял немчонка у командира, как родного брата из рук палача, тут же уложил его на пол и сел сверху. Всё это он проделал вместо того, чтобы ломиться за Кириллом.
      Командир с секунду смотрел на пустую руку, в которой только что трепыхался Йозеф, а потом перевел взгляд вниз. Вообще-то помощь, чтобы удержать Йозефа, не требовалась, но зато теперь появилась возможность преследовать второго беглеца.
     - Ну хоть удержи... - сказал Валерка Пашке, имея в виду, что бегун из него, видимо, сейчас фиговый, и бросился вдогонку за Кириллом.
     - Йозеф! Ну где ты там! - Корсаков сумел добраться до ворот замка, опередив погоню. Сзади слышались крики, шум, возня, что-то упало.
     - Йозеф! - Уже понимая, что немец попался, Кирилл повернул назад.
     - Осел! На мост! Предупреди наших! Беги! Ду, Эзель! - Варнике извивался под своим противником и рал как резаный. Кирилл на мгновение остановился, чтобы принять решение. На чаше весов было многое: информация о надвигающейся угрозе с одной стороны и адьютант Гюнтера с другой.
     - Извини, камрад, - тихо сказал он, скорее даже сам себе нежели Йо, - не могу. Я обещал Свену, что вернусь только с тобой.
      А Валерка уже оказался около Кирилла и преграждал ему путь к Йозефу. Командир с жуткой неохотой поднял меч на Корсакова. Не знал, почему до сих пор не мог себя убедить в том, что он плохой. Почему до сих пор хотелось верить, что он просто запутался. Запутался, как многие из них. Это ведь так просто спутать черное с белым, а правду с кривдой. Но уговаривать противника и что-то объяснять человеку, который на тебя уже напал, довольно бессмысленно. Валерка отразил удар, который оказался на редкость умелым. Когда он только наловчился?! Отразил, как смог и свой нанес, метя в плечо. Хотелось сделать больно и угомонить одновременно. Кирилл дернулся от боли. Конечно, а чего он ожидал? Что вот так запросто справится с лучшим бойцом русских? Он отскочил к стене, приготовившись защищаться дальше. Из раны лилась кровь.
     - Йозеф! - крикнул предатель в отчаянии. - Вернешься к наш... к своим, передай Марисоль, я её люблю!
      Валерке все стало ясно. Ему так показалось. Он подозревал это и раньше, но теперь все понял.
     - Иди сюда, Ромео, думаю, нам пора поговорить на прощание, - сказал он и, больно обхватив шею Кирилла, насильно вывел его в ближайшую комнату. Там Валерка с ним больше не церемонился, и, отпустив шею, толкнул на пол и приставил к горлу меч. Рана в плече мальчишки была не опасной, хотя рука скорее всего скоро онемеет.
     - Значит это все из-за девчонки? Ты продал друзей, остров, надежду на возвращение - и все из за какой-то девчонки? - у Валерки не укладывалось это в голове. Как ни странно, он ещё никогда не был влюблен. А если бы хоть раз ему это посчастливилось, знал бы, что из-за любви совершают и более безумные поступки. Валерка был где-то высоко, словно великан-исполин, казалось, его голос гремит под потолком зала.
     - Не всё из-за девочки. Не всё. Просто так повернулось. Но теперь я уже столько всего натворил. И домой точно не вернусь, как предатель. Добей. - Кирилл закрыл глаза.
     - Не понимаю я, что с вами, - покачал командир головой и сел по-турецки рядом с Кириллом, не убирая меч от его шеи, чтобы и не думал дергаться. - Но началось-то все с девчонки, что ли? А закончил Гюнтер да?
      Если Кирилл влюбился, то все остальное становилось довольно понятным. Донесения немцам, чтобы у любимой шансы вернуться домой умножились, потом уже злость и месть. Чувства-то в общем все человеческие. А люди такие слабые существа. Могут бороться с ужасными явлениями природы, преодолевать сложные преграды, переносить огромные тяжести, но, как только дело касается чувств - слабеют, как младенцы, становятся бессильными, уязвимыми и порой совсем не могут руководить ни собой, ни своими поступками.
     - Гюнтер? Нет, я его и не видел почти. - Кирилл говорил тихо и обреченно. - Девчонки, они всё сделали. - Он глянул на Валерку со слезами.
     - Валер... а куда мне... теперь? Тут ненавидят меня, а немцев вы же скоро это... уберете...
     - Твою мать... - тихо выругался Муравьев сквозь зубы. Хорошо, что они были вдвоем. На острове не может быть порядка, если командир тряпка, но они вдвоем и этого никто не видит. Валерка встал и, засунув меч за пояс, вернулся с бинтами.
     - Сядь нормально, - парень дернул Кирилла, чтобы он принял более удобное положение, и стал накладывать повязку, не очень беспокоясь за безболезненность процесса.
     - Что они сделали? - это было не любопытство. То есть, не только оно. Валерка хотел знать, что могли сделать девчонки, чтобы довести хорошего в общем-то парня до такого состояния. - И не смей мне врать, повязка не гарантия жизни, а меч я вытаскиваю так же быстро, как и убираю, - вопрос, куда ему теперь, Валерка пока проигнорировал. Потому что пока не знал, стоит ли мальчишка того, чтобы вступится за него на совете и вызвать на себя град ударов. Но командир его перевязывал, значит где-то в душе знал или хотел верить, что стоит.
     - Да тебя это не касается! - Огрызнулся Кирилл и тут же ойкнул, Валерка при перевязке болезненно зацепил рану. - Это наши с ними дела. Просто, чтобы мне дали немецкое гражданство и приняли на остров, они сказали, чтобы я освободил Йозефа. Вот я и попытался.
     Кирилл признался в части своих дел даже с каким-то внутренним вызовом, показывая непокорность. Старший внимательно посмотрел на предателя, у него начали закрадываться сомнения, что он сможет оставить его в живых. Рану Валерка задел нечаянно, а вот ударил в скулу конечно обдуманно - и шею сжал пятерней тоже не инстинктивно.
     - Ты на допросе, а не на любовном свидании, не забывайся, - Валера сжал пальцы и почувствовал судорожно-отчаянные, но малопродуктивные попытки Кирилла вдохнуть в себя воздух. Командир мог простить многое. Мог верить до последнего, что можно заботой, любовью и вниманием исправить самого конченого негодяя. Но он не мог терпеть, когда ослушивались его. Это, наверно, комплекс... ну, сейчас это не имело значения.
     - Что они сделали? - переспросил старший и приотпустил шею. "Если не дурак, - подумал командир, - то поймет, что при следующие попытке бунта ее сломают. Неужели жить не хочется?"
     - Раздели догола и облили почти кипятком! Прямо то самое! - Прохрипел Кирилл, с ненавистью глядя в лицо Валерки. - Понял, гад?! Доволен?!
      Валерка отпустил его шею, отшатнулся.
     - Чего орешь? - глухо спросил он. Мальчишке досталось. Валерка понял, что начал ненавидеть девчонок, способных на такое. Блин, Йозеф! И Ника! Валерка внутренне заторопился. - Нет, не доволен. Хочешь, отомстим за тебя тем девчонкам? - неожиданно предложил он.
     - Нет. Не надо, Валера. Они всё правильно сделали. Это же война. И они хотели получить шанс на победу и на дом. Маленький шанс, который может дать шпиончик. И знаешь, если бы я там не сломался, то пленных просто бы прикончили. Меня, Ромку и Джея. А так им меня одного стрёмно выпускать было после вербовки, вы бы сразу заподозрили. Так что отпустили всех.
     - Жаль что не хочешь отомстить... - сказал командир. Ему уже представлялось, как немецкие девчонки испытывают тоже самое, что испытал Кирилл, только на своей шкуре. - Почему ты сейчас их защищаешь? или одна из тех девчонок и есть Марисоль?
      Что было на пользу, что во вред - Валерка и так уже понял. Мальчишка успокоился, и теперь командир хотел найти способ одновременно не убивать его, но и дать понять, что предательство последний из способов. Его не может оправдать ничто. Ни любовь, ни страх, ни смерть.
     - Угу. - Буркнул Кирилл. - а защищаю почему... а потому! Потому и всё тут!
      Неожиданно мальчишка привалился к Валерке, прижался щекой к его плечу и затих.
     - Казни меня сам, а? - Прошептал он. - Сам. Не надо судов, не надо всех этих десятков любопытных глаз! Просто отведи на мост и всё. Пожалуйста. Не отдавай меня им...

* * *

      Ника прихрамывая подошла к входу в зал. Перед ней верхом на Йозефе сидел Пашка с разбитой головой.
     - Ни черта себе! - удивленно вскрикнула Амазонка и, достав небольшой кусок лежащего в кармане бинта, начала перевязывать мальчишку. - Не дергайся, у тебя вся голова в крови, - при этом всем Стриж деловито встала больной ногой на прижатого к полу немченка, вдруг тот попытается вскочить, а так больше шанс удержать. - Вот что, Пашка, повели этого мелкого в зал и свяжем его, а потом ты меня с ним наедине оставишь. Мне есть о чем с ним поговорить и тебе лучше этого не видеть! Кстати это приказ Валерки, так что никакого самодурства в этом нет.
      Йозеф злобно стрелял глазами в разные стороны из-под Пашки. Мальчишка бы очень разочарован неудавшимся побегом. И самое главное, что этот "эсель" Корсаков провалил возможность предупредить ребят о планах русских.
     - Я из тебя фаршмак сегодня сделаю! - Пообещал немчонок Стриж. - И заставлю саму же сожрать! - Он очень надеялся, что самодурственная русская свалилась в суматохе в море - так как её не видно было долго, но надежды оказались напрасными.
     Ника залилась смехом, ей и впрямь было смешно.
     - Ты бы язычок-то прикусил, бифштекс недожаренный, мы с тобой в зале будем решать, в каком виде тебя приготовить и какую часть я буду есть первой. Думаю, начну с окорочков, - кровожадно ухмыльнулась она.
     Пашка стянул немчику ноги и руки веревкой.
     - Давай его в зал, а сам иди приляг, голова-то, поди, болит? - Амазонка словно невзначай провела рукой по волосам и плечу Паши.
      Пашка оттащил немчонка в зал и сгрузил в угол, посмотрел на приведённого Олегом парнишку. Он всё ещё сидел и даже не пытался никуда сбежать. Парень быстро вернулся к прихрамывавшей навстречу Веронике и выдернул ее обратно в коридор. Придержал за руку шепча:
     - Ника, погоди, не убегай, - он потёрся щекой о её щёку. - Ник, голова черт с ней, я идти никуда не хочу. - Девчонка дернулась, - Ни-ка-а, ну погоди, Йозеф не сбежит никуда, - Павел положил ладони на бёдра Амазонки, медленно продвинул их вверх и под майку. Ладони прямо обожгло боками. Он задержал дыхание, прошептал: - Ну ну, не надо, ты что. Всё хорошо. Ни-ка-а, - мальчишка прижал девчонку к себе проводя полыхающими руками под тонкой такнью по чуть влажному от беготни телу. Его рука сама скользнула вверх, к холмикам груди. Теряя всякое самообладание Пашка поцеловал девчонку в ухо, поймал ее губы. Он опять перестал дышать Чувствуя как тукает в ладонь девчачье сердце. - Ника, - выдохнул он ей в ухо. - Ника, я тебя люблю. Ты только не смейся, что вот так прямо сразу. Что бах и за пять минут всё готово. Я правду говорю. Ни-ка-а.
      В голове у Пашки метались мысли: "Неужели погонит?! Я тогда наверное расплачусь в первый раз за несколько лет. Ну не гони, ну Ника, миленькая. Ну ведь тебе не может не нравится это. Я ведь не делаю ничего плохого, я тебя люблю, я тебя правда люблю! А если что-то не так, то я научусь, чтобы тебе было хорошо. Только не прогоняй!!!!!!!!"
      - Ника, - прошептал мальчишка, - я тебя люблю, Ника, миленькая.
      От прикосновений у Вероники поехала голова, все тело словно вскипело в один момент, стало горячим, горячим, руки уже не так упирались в мальчишку, вернее они упирались, но не отталкивали. Амазонка сдавалась под натиском, словно простая девчонка. Под кожей начали бегать мурашки, даже не на коже, а под ней... и дыхание стало какое-то прерывистое.
     - Пашкаа... - выдохнула Стриж, еле соображая, что с ней происходит, - Паш, Па... Отпусти... - руки вяло попытались оттолкнуться, но так и не оттолкнулись, просто чуть сильнее уперлись в грудь парнишки, - ну что ты со мной творишь?... А?
      Вероника провела по волосам мальчишки, зарывая пальцы в его шелковые волосы, поцеловала его прямо в губы, чуть отстранила от себя.
     - Нельзя мне сейчас, - преодолевая себя и то, что с ней творилось, хоть тело ее уже даже подрагивало, но Стриж умела собраться, - я тебя тоже лю... - "Нет! Так нельзя! Да что ты делаешь!" - кричала внутренне сама себе Амазонка, и какой-то совсем другой голос внутри ответил: "Да пошла ты!", - я тебя тоже люблю, но сейчас нельзя... Понимаешь, нельзя, отпусти меня, пожалуйста, я к тебе ночью приду, обещаю...
     Девочка наконец собрала в себе силы, еще раз очень ласково поцеловала мальчишку прямо в самые губы, виновато взглянула и, высвободившись из его объятий, скользнула в проем входа, обернулась и шепнула одними губами:
     - Я тебя тоже люблю, - и скрылась за аркой входа...
      Йозеф с интересом прислушивался к доносящимся звукам.
     - Там есть Русская шлюх, - громко сказал он и посмотрел на Калле. - Швайнер шлюх! Это Стриж. И её собак ман тоже есть.
      Как относиться к Ламбергу, он не знал. Калле он не любил, еще со времен потерянного ужина - и резонно заключал, что шведу немцев тоже любить не за что. Калле бросил его на мосту после коварного нападения Олега. Сейчас Олег пришел к своим русским, приволок свою еврейку и раба, это понятно. Но непонятно, почему Калле связан?
      Стриж вошла в зал, она успела уловить самое главное слово - "шлюх". Этого оказалось вполне достаточно, чтобы очнуться от наваждения. Девчонка бросила гневный взгляд в сторону мальчишек, шведа и Ботана, и произнесла:
     - Лешка, тебе лучше увести шведа, - при этом она разминала пальцы рук и достала нож, который еще тогда взяла у Кирилла, - или просто не смотрите и не слушайте, я сейчас этого крысеныша пытать буду, жестоко. Да и, Ботан, не вмешивайся, понял, у меня приказ.
     Ника нагнулась к Йозефу, но так, чтобы он не мог ударить ее головой - и сказала, доставая нож:
     - Ну так какую часть у тебя отрезать? А, мелкий фриц, какую тебе не жалко для моего насыщения, а то русская ШЛЮХА проголодалась и хочет, очень хочет полакомиться свежим мяском, маленького сладкого мальчика. Или, может, тебя поцеловать сперва? А? Тебе понравится, обещаю.
      Девчонка ухватила Йозефа за волосы и, крепко держа, приблизила свое лицо, чуть облизав губы, но вдруг резко дернула назад и плюнула.
     - Не, даже такой, как я, противно... Все же начнем с закуси, - она резким движение нагнула мальчишку, так, что его голова уткнулась в пол и прижала ее ногой. Приблизила нож к уху. - Знаешь, что любили делать в древности воины? Отрезать уши. Говорят в нем полезный хрящик и вкусное нежное мясо. Думаю, я как раз с него начну... или, может, ты начнешь говорить, что да как на вашем острове, кто способен к бою, сколько их?..
      ...А пашка сидел у стены. Голова кружилась, но начисто перестала болеть.
      "Что она сказала?! - думал парень, - Придёт?! Ко мне?! Ночью?! З... за... зачем?! Не может быть! А если я что-то сделаю не так?! Какой будет стыд!!! А хотя не важно, главное, что она придёт. Если конечно мы будем живы. - и тут мальчишка понял, что вот оно оказывается главное, главное, что им обоим нужно осться в живых и тогда все будет, а если нет...
      Пашка зажал голову руками и закрыл глаза. Он наконец-то до конца осознал где он и что может произойти в любую минуту. От таких мыслей зазвенела голова, словно кто-то включил сломанное радио.
     
      ...А в зале Йо заверещал нечленораздельно, эатрепыхался под ногой Вероники. Калле, сидевший на лавке, поднялся.
     - Вы чего делаете? - возмущенно спросил он по-английски.
     - Держи шведа, - рявкнула через плечо Лешке Амазонка.
     - А ты, малявка, кончай орать и начинай говорить, пока я не отрезала тебе ухо и не съела его на твоих глазах. - Стриж очень медленно, с легким нажимом, так, что чуть прорезалась кожа, провела ножом за ухом Йозефа, крепко держа его голову, чтобы этот дурачок не отрезал реально себе ухо сам, дернувшись.
      Йозефу стало страшно. Так... до холодной дрожи в коленках. В том, что русская может сделать, он не сомневался. Но выдать своих?! Отречься от той клятвы верности, которую принес Гюнтеру и всему острову?!
     - Руссише швайн! - прохрипел мальчишка, замирая от ужаса, ощущая, как нож затрагивает кожу.
     Ника осКаллелась, сопротивляется мальчишка, но ничего, прогнем или сломаем. Она хотела еще раз провести ножом за ухом, но тут заметила нечто бегущее по полу и взяла в руки что-то шевелящееся.
      Вероника положила на лицо Йо, придерживая за хвост, многоножку. Та начала ползать по щеке мальчишки, пытаясь высвободиться из цепких пальцев Стриж. Деочка подождала пару минут, чтобы паренек осознал, что по нему ползает что-то гадкое, потом показала немчонку, подвесив членистоногое прямо у его глаз - и снова опустила на лицо.
     - В общем так, - сказала Вероника, - не начнешь говорить, я тебе эту тварь в ухо запущу и оставлю, она прогрызет тебе ухо насквозь, и заберется в твою глупую голову, и сожрет твой мозг, понял? Начинай говорить, паскуда, у тебя времени пара минут, - Стриж опустила многоножку на ухо мальчишки, и та в поисках спасения и темноты безошибочно нашла вход. Палачка крепко держала ее, но частично мерзкое создание уже залезло в ухо усиками и шабуршалось там. Звук движущихся хитиновых сочленений был такой громкий, что Йозефу казалось, что эта тварь огромная.
     - И еще, - максимально повышая голос сказала Ника, - не ори, а то я могу невзначай ее раньше выпустить! Ну, говори, маленький поганец!
      Как раз в этот момент вошел Пашка. Ему не равилось, что на роль палача выбрали ЕГО девчонку, но иногда приказы лучше не обсуждать. Парень с сочувствием наблюдая за немчонком, продолжал стоять на пороге, придерживал рукой голову... и не вмешивался.
     - Ауууууу! - Взвыл маленький адьютант, но тут же заткнулся, опасаясь, что от крика Стриж и вправду разожмет пальцы и дрянь вползет в ухо. Йозеф даже дышать перестал от ужаса, чувствуя, как тварь копошится в ухе, а казалось, уже в глубине головы. Белобрысая мелоч замерла, как мумия, как каменное изваяние, боясь пошевелиться.
     Вероника тихо хмыкнула и чуть опустила руку. Многоножка деловито на треть влезла в ухо мальчишке, скребя по стенкам ножками.
     - Пашкин, - обратилась она к торчавшему в дверном проеме парню, - пожалуйста позови Валерку, пусть полюбуется!
     Девчонке стало неловко, что Павел смотрит как она мучает Йо, хоть она и не причиняла мелкому особого вреда.
     - Nein! Nein! - Завопил допрашиваемый изо всех сил и задергался. - Gib ihrer nicht aus! Du, die Scheiße! (Нет! Нет! Не выпускай её, ты, дерьмо!)
      Ага! Начинает действовать, с удовлетворением подумала Ника и еще чуточку опустила насекомое.
     - Говори, мелочь, и на русском говори, что бы я тебя понимала, рассказывай, что требую, а то отпущу и все - конец твоему мозгу.
      То, что мальчишка ощущал сейчас, и врагу не пожелаешь. Шебаршащееся насекомое причиняло не только боль, но и раздражало барабанную перепонку, отчего ухо просто глохло от отвратительных звуков.
     - Убери! Убери, тогда скажу! Честно! Скажууу! - Вопил мальчишка, отчаяно извиваясь всем телом. Но голова была неподвижна, прижатая коленкой Стриж. И как только шея еще не открутилась, непонятно. Вероника вытащила многоножку, которая тут же начала извиваться в ее руке, ища новую дыру, куда бы спрятаться.
     - Говори! Только быстро, а то я передумаю и снова ее засуну и отпущу, понятно?
     - Сейчас позову, - наконец-то ответил Павел, вышел в коридор и заорал:
     - Команди-и-и-ир!!! Иди, с Йозефом получается-я-я-я!!!
      Йозеф засопел, пытаясь сохранить хоть остатки достоинства.
     - Не тебе. Вашему командиру скажу. Ты никто тут.

* * *

     - Казню. Даже не сомневайся. Если мне ещё раз придется пожалеть, что я повернулся к тебе спиной, то казню не раздумывая. Не спрашивая причин. А сейчас пойдешь со мной на немецкий, выловим Марисоль и ты обьяснишь ей, что ты не предатель больше и никогда им не станешь. И ещё... - Валерка не отталкивал Кирилла. Ему не было больше неприятно, когда он рядом. Сейчас командир видел в нем того, кого и подозревал - запутавшегося мальчишку - и только положил руку ему на плечи. - И ещё... Ни одна девчонка на свете, Кирилл, не достойна того, чтобы ломать мужскую дружбу. Предавать своих и рисковать жизнью. Ни одна, кроме той, которая сама готова на все это ради тебя. Вот это на немецком мы и проверим.
     Тронную речь Муравьева прервал Пашкин истошный вопль.
     - Пойдем, - сказал Валерка Кириллу. - И не забудь, это последний шанс, дальше только вниз головой с моста.
      Командир знал, что так и будет. У всего есть мера. Мера милосердия, терпимости и понимания, отпущенная для Кирилла, наполнилась и в любой момент, от любой капли, могла переполнится. Валерка очень, очень хотел верить, что тот это понимает. Кирилл не стал говорить слов благодарности или клясться в верности и дружбе до гробовой доски. Зачем? И чего бы стоили сейчас эти слова, которые не подкреплены делом?
     - Посмотрим, чего уж там. - Только и ответил он и встал, направившись за старшим.

* * *

      Ника взглянула на мальчишку и невольно подумала, что она бы тоже сдалась, не потому, что испугалась бы, что многоножка прогрызет ее ухо, вовсе нет, просто потому, что это настолько омерзительно, что и подумать страшно. А мелкий-то держался, пытаясь сохранить остатки гордости, сохранить за собой последнее слово. И Стриж невольно испытала уважение к этому мальчишке, потому чуть убрала в сторону насекомое, не отпуская, естественно, его совсем. И позволила немчонку сесть.
     - Ладно, - неожиданно легко согласилась она, - командиру так командиру. Только учти: начнешь врать или еще что-то, я эту тварь обратно в твое ухо засуну, а может, и в нос. Так что не советую со мной шутить, я хоть и никто, но мало тебе не покажется. Усек?
      Валерка вошел в зал вместе с Кириллом и Пашкой, подал знак Лешке, что все в порядке. Он не хотел, чтобы к Кириллу сейчас было повышенное внимание, а хотел разобраться с Йозефом. Впереди тяжелый поход на немцев. Тянуть не хотелось. Гюнтер казался Валерке более симпатичен, чем Свен и даже если остров будет больше и не его... кто знает...
      По лицу Йозефа явственно читалась готовность говорить. Ника поработала отлично. Никаких видимых физических ущербов командир не заметил.
     - А ну, рассказывай, - Валерка сел на корточки рядом с гюнтеровским адьютантом. - Рассказывай, если хочешь чтобы мы помогли Гюнтеру, - в чем будет заключатся помощь Валерка пока не стал уточнять.
      Йозеф немного поерзал на полу, покрутил головой туда-сюда, встретился взглядом с Калле и поспешно отвел глаза. Врать он не стал. Нет, не потому, что его вранье могло легко всплыть и быть наказано - ведь русские могли перепроверить сведения у Олега, Рахель, того же шведа. Конечно, кто-то не захочет говорить, но кто-то станет. Например, Йо был уверен, что Олег - шпион русских, ведь именно он напал на него на мосту, оглушил и передал в руки врагов. Еврейка, с ней тоже всё понятно, она вытерпела столько, что наверное с удовольствием сведет счеты с немцами. Но Йозеф заговорил не по этому. Просто мальчишка еще не научился лукавить. На допросах он либо держался стойко и молчал, либо, раз ломался, то говорил, как есть. Еще раз шмыгнув носом, он начал рассказ о том, как обычно распределяют ребят по мостам. Потом принялся описывать каждого бойца. Да, легко сказать, опиши! Хорошо, когда ты среди своих и они перед глазами! А так, прожил на острове много лет и всё равно где-то непонятно. Тогда Йозеф представил, что обитатели немецкого остова стоят в тронном зале, а он, адьютант Гюнтера, стоит перед ними и смотрит на каждого. Рассказывать сразу стало легче.
      Вероника, поняв, что мальчишка раскололся и начал говорить - и, похоже, не врал, совсем не врал, хоть и мог попробовать, отпустила злосчастную многоножку на свободу и проследила, как та спряталась в первую же щель между камнями. У девчонки даже какое-то облегчение было от того, что эту гадость больше ни держать ни тем более тыкать в живого человека больше не нужно. Мальчишка закончил рассказ и задумался. Повисла пауза.
     - Валер, я это... Я, пожалуй, пойду на пост, ладно? Вдруг проснутся раненый и девчонка, а их никто не сторожит.
      Валерка посмотрел благодарно на девчонку и сжал ей плечо.
     - Найди время отдохнуть перед вечерним боем. Я хочу, чтобы ты пошла с нами... - надо же.... что-то в нём начало меняться. Отношение к Нике. - Пусть Пашка за тебя подежурит тоже. Одним словом, сделайте так, чтобы эти дохлики не сбежали и вы оба были к вечеру отдохнувшие и полные сил. Я верю, вы справитесь.
      Почему-то Амазонка вдруг ощущала неловкость. Наверное потому, что жалко стало этого мелкого, больно уж смелый. Вспомнился тот паренек, которого ударила, и Мариус со своим мостом, Стриж подумала, что про француза они как-то все подзабыли совсем. Но сейчас это говорить не решилась. Ника повернулась к Йозефу и сказала:
     - В общем, если выживешь, малец, сможешь мне отомстить. Я надеюсь, выживешь...
      Надо сказать, Пашка сильно удивился, увидев, что Кирилл и Валерка идут, как старые друзья. Хотя Кирилл был перевязан, но почти сиял и жался к командиру, как младший к старшему лучшему другу. Честно говоря, у него тоже как-то ещё больше повеселело на душе при виде этой картины. Он пропустил их мимо и пошёл следом. Потом молча стоял, пока пленник рассказывал ПРАВДУ о своем острове. Как оказалось в жизни это совсем иначе все, чем даже в самой жестокой игре. Как-то гаже что ли... И все начинаешь примерять на себя, а что бы я сказал, а как бы я себя повел, а хватило бы сил у меня промолчать... И столько неизвестных в этом уравнении, что ответ никогда не сойдется. Когда Ника направилась на выход, Пашка придержал ее за руку:
     - Погоди, я с тобой, - шепнул он.
      "Ой, Пашка, - думала Стриж, - только не сейчас, а? Только не сейчас, а то у меня голова опять уедет на пароходе в неизвестные дали и ее тогда фиг оттуда вернешь. А сейчас совсем не время, да и слышат же все. Ну Пааааааашк! Ну не ходи ты за мной, ну не ходи!!! Ну вот же неугомонный, сказала же - приду ночью, приду, ну не ходи, а?!"
      Девчонка даже поежилась, думая, что вот сейчас Валерка заметит Пашкину улыбку и все поймет... и ой че тогда будет!!!
     - Пашк, ты к Олегу этому зайти хочешь, да? - нарочито громко спросила Амазонка, пытаясь тем самым отвлечь внимание Валерки от возможной мысли, которая пока ну никак не должна была посетить его голову. - Ну пошли тогда, я на стреме постою, а ты с ним сиди говори, заодно проверишь как он там.
     Девчонка от волнения аж плечами передернула. Выйдя из комнаты и дождавшись, когда выйдет мальчишка Вероника зашипела:
     - Ну ты чего! Ты зачем при всех-то? Нельзя тут на островах в открытую, пойми же! Или ты и вправду хочешь к Олегу этому, а?..
     - Я правда к Олегу загляну. Тут же ничего такого, а?

* * *

      Олег проснулся от того, что стало холодновато. Бок ныл, но мальчишка так устал и замучился, что это его не разбудило. Рахель почти заползла ему на грудь и под бок и стонала во сне - тихонько, как скулящий щенок. Олег вспомнил седину в волосах девчонки и самым настоящим образом вздрогнул... и затих: не разбудил? Нет...
      Свободной рукой, кусая губы - накатывали мерзкие приступы дурноты, горел бок - он потянул на себя и на девчонку одеяло. От боли не выдержал - зашипел тихо сквозь зубы. Но зато теперь они были одеты. Русские не поскупились. Всё-таки ребята хорошие. И Ка... ТОТ ПАРЕНЬ, и Рахель - им тут удастся прижиться. Наверняка. Даже если Ка... ЭТОТ выкинет какой-нибудь фокус. Или уже выкинул?
      Олегу послышался голос Пашки - тот вопил что-то неразборчиво и весело. Но радости при мысли о том, что знакмый здесь, Олег не испытывал. Ему немного сделалось стыдно. Наверное, Пашка-то на самом деле считает ЕГО своим другом. Но у Олега был ОДИН друг. Сергей. И ещё... ещё он совсем-совсем уже стал надеяться... НО ЗА ЧТО?!?!?! Горестное недоумение было таким сильным, что мальчишка крепко-крепко зажмурил глаза и закинул на них локоть свободной руки. НУ Я ЖЕ НЕ ПОНИМАЮ!!! Наверное, как ничего не понимал тот щенок, который получил от Ка... НЕГО пинка. Тоже думал - ЗА ЧТО?! И тоже не мог найти ответа... и простил человека, конечно... Но то щенок.
      "Надо спать опять, - приказал себе Олег. - Надо, НАДО. Потому что Гюнтер есть, и долги ещё есть. А потом - когда он их раздаст и если останется жив - море вокруг большое и красивое".
      Почему-то Олег подумал именно так, именно о море. Без всякой связи...
     ...Долог путь до земли -
     А до неба семь вёрст!
     Запрягай, машинист,
     Свой железный табун!
     Полетим с ветерком
     Угодим под откос...
     Так ведь это же сам
     Я туда повернул!
     То не блюз, то не твист,
     Не цыганский пересвист...
     А ну-ка - вжарь, гитарист,
     Чтобы мертвый плясал!
     Чтоб до тверди доплыть,
     Чтоб до смерти не дожить,
     А я тебя, так и быть,
     Провожу на вокзал!
     Слышь, старик?! Не горюй,
     Коль с молитвой молва
     Вечно врозь - ты поверь
     Тишине в дому!
     Удержи мою кровь,
     Подорожник-трава,
     Мне надеяться больше - ох! -
     Не на кого!..
      А Рахель опять снилась лестница, эта проклятая лестница! Но снизу теперь на нее не поднималась жижа, нет. Теперь снизу шли Свен, Ганс и этот парень, Георг, с ножом в голове. Шли, расставляя руки... и требовательно звали ее к себе, обещая, что ей будет приятно. Девочка задрожала, все больше утыкаясь в Олега, положила руку ему на грудь, словно ища защиты от видений. Застонала и зашептала совсем тихо:
     - Нет... пожалуйста... нет... не надо...
      Воспоминания мучили ее не хуже ВЕДЬМЫ... а потом тихий голос сказал:
     - А я еще тут, маленькая овечка, еще тут. И я не забыла, что тебе обещала, а ты?
     - Уйди, уйди проклятая, я не могу больше, - (Вайсер вся съежилась, вздрагивая, как под ударами невидимых кулаков). На лестнице вверху кто-то закрыл кусочек неба - и стало темно и совсем страшно. Рахель дернулась и влепилась во что-то гладкое и едва теплое, покрытое узором невидимой чешуи. Вайсер задрожала, подавилась криком, все было таким реальным, что, казалось, уже не проснуться... Но она проснулась, подскочила, села, испугано осматривая комнату, все еще пребывая мыслями во сне, вся в холодном поту, дрожащая, как осиновый лист на ветру, глаза большие, безумные, руки дрожат, сердце заходится в бешеном ритме, дыхание частое. Вайсер нервно сглотнула, часто задышала, словно собралась плакать, но так и не заплакала, не смогла...

* * *

      Пашка и Ника пошли рядом. Сперва мальчишка подумывал взять девчонку за талию, но потом неожиданно правда начал думать про Олега:
     "Из-за чего же он мог тварить такое. - Павел взглянул на Веронику. - Может быть из-задевчонки? Неужели из-за этой худышки? К ней вроде плохо относились на немецком. Вот он и попёр выручать. А парня зачем приволок? Да и ну, я его пару раз видел с его девчонкой, с Танькой. По-моему он и в аду её любил бы. Хотя про Олега трудно сказать другое. А именно - какие тараканы у него под черепушкой бегают насчёт воинской чести и такого прочего".
      Пашка вдруг понял, что ему надо поговорить в первую очередь не с Олегом, а с тем парнем, которого он притащил и который в него стрелял. Он же ВИДЕЛ, что этот парень волок Олега по мосту! Так не бывает. Чтоб волок, а потом бац - и из арбалета. Если только не сошёл с ума. Но он не сошёл. Видно же. Скорей потерянный какой-то. И еще одна странность: ребята из олегова клуба говорили, что он, Олег, в смысле, человек очень жёсткий, даже жестокий. А девчонка рассказала, что Олег этого парня взял пленным. ОЛЕГ - И ПЛЕННЫМ?! Зачем? Развлекаться, в смысле пытать? Но Олег и этого не любит. Комок загадок какой-то просто.
      Ребята дошли до комнаты, и Пашка шагнул внутрь, бросив извиняющийся взгляд на Нику.
      Олег разбудило то, что в комнате кто-то был. Рахель уже не спала, и Олег сказал ей, разглядев человека:
      - Не бойся, это Пашка.
      Это и правда был Пашка. Он вошёл, постоял на пороге, потом подошёл ближе, кивнул Рахель и сел на кровать. Протянул руку. Олег пожал её.
     - Ну ты как? - спросил он.
     - Угу, - буркнул Олег. - Великолепно. Вот только шевелиться больно почему-то. Не знаешь, почему?
     - Ты будешь жить, - как-то пафосно произнес Пашка. И поморщился, ощущая неуместность тона и фразы.
     - Жить, - усмехнулся Олег. - Кем, Белый? Рабом? Слугой? Ну хорошо, бойцом-наёмником. Но я НЕ ХОЧУ ими быть. У меня есть мой вождь... - Олег отстранил Рахель. Попытался сесть прямо и задержал в воздухе руку Пашки, когда тот попытался помочь: - Убери руки, Белый. Это опасно. Опасно верить в... - Олег снова усмехнулся.
      - Да ты что?! - не понял Павел. У Олега было злое и какое-то не его лицо. Как будто он целился и только думал, куда всадить пулю. - Леший, ну я же пришёл как к другу. Ты же сам сюда пришёл и своих привёл. Значит...
     - Пошёл на хер, - тихо и проникновенно сказал Олег. - И можешь передать остальным в этом замке, что и они должны идти на хер. По буквам: Харитон, Елена, Роман. Йозеф ещё жив, не замучили пацана, гады? Или просто об колено сломали, как палку? Гордитесь всю жизнь.
     Павел встал. От удивления и обиды горели щёки. Как будто по ним отхлестали.
     - Ну ладно. Встанешь - тогда поговорим. Между прочим твой Йозеф только что раскололся, всё заложил про ваш замок. Все слышали. - Пашка вышел, хлопнув дверью.
      Олег повернул голову и, не обращая внимания на Рахель, вцепился зубами в подушку и начал рвать её, тихо постанывая. Постанывания превращались в подвывы - тихие и жуткие. Потом Олег, помогая себе одной рукой, стал вставать, но побелел и повалился обратно. Тяжело задышал, покрылся потом - крупными каплями. И затих, только грудь ходила ходуном.
     - Ну что ты? А? Ну что? Ну успокойся... - испугано приобняла Олега девочка, - ну хочешь, я схожу, посмотрю, что с Йозефом, ты же из-за него? Или ты из-за того, что он все рассказал?
      Вайсер тихонечко помогла мальчишке сесть, прислонив его к стене. Он так стремился сесть, пусть сидит. Девочка сползла с кровати, села у ног мальчишки.
     - Ну возьми же себя в руки! Что ты, в самом деле, ты же там, на немецком, справился, на Ковчеге справился, а сейчас сдаешься? Если ты сдашься, я буду бороться, одна, и не говори мне, что я предала Гюнтера, хоть ты и можешь так думать. Не говори! Мы все люди и мы дети, дети, хотя уже, наверное, нет... Но я все равно буду бороться и не убегу, хоть и очень хочется, вот так раз и с моста... думаешь, нет? Знал бы ты, сколько раз так хотелось...
     Я не сдаюсь, Рахель, - сказал Олег, тяжело дыша. - Я просто теряю себя. Знаешь, как будто вокруг черно всё, а под ногами - красная тропинка, я прямо так и вижу. И можно только по ней бежать, и всё. Понимаешь, ведь ВСЁ СЛУЧИЛОСЬ ИЗ-ЗА МЕНЯ. У тебя в жизни, у Калле... - он с усилием произнёс это имя, - у Гюнтера, вообще у целых двух островов всё полетело кувырком из-за меня. А я... я теперь только могу бежать-бежать-бежать... Ты не ходи никуда, не надо, - попросил он, тяжело ложась опять. - И не бойся, если... когда я начну делать... разные вещи. Ты можешь меня презирать или жалеть, но не бойся. Я не выдержу тогда, у меня сердце разорвётся. Я бы и не против, но тогда мои обещания останутся невыполненными... Я обещал вывести тебя и Калле? Я вас вывел, только теперь мне хуже всех... но это ладно. Я предполагал, что так может... я только не думал, что... - Олег не договаривал, рубил слова. - Теперь мне надо спасать Гюнтера и немецкий остров, а у меня нет сил. Придётся опять всё заново... - он горько усмехнулся. - Жидовка, а жидовка, - он взял руку Рахель, приложил к губами и положил себе на грудь. - Спой мне ещё что-нибудь. Спой, я тебя прошу. Мне надо спать, а я боюсь... боюсь опять на ту тропинку... Спой, Рахель... и прости, если можешь.
     - Глупый, - шепнула Рахель, - у меня не было там жизни, понимаешь, совсем не было... обрывки того, что я называла жизнью, валяются в узкой нише, где в стену между камнями воткнут единственный найденный мною цветок... он уже совсем сухой, совсем. И тряпка на полу, я же там часами пряталась, часами, Олег, когда никого нет и ты совсем один... Гюнтер он хороший, но он Неске, он Конунг, он командир, ему не до меня было и никому не до меня, только если не хотели поиграть. Знаешь, как страшно быть игрушкой, живой, чувствующей, со своими мыслями? А Ганс, Свен и другие... они с ножом, и бежать тебе некуда, и умереть бы рад, но не можешь, потому что есть еще Бог, и ОН это запретил. А еще ОНА ночами приходила и мучила, и издевалась. Ты думаешь, я могу это жалеть? Глупый, - по щеке девочки потекла слеза, одинокая слеза, - ты же для меня как... как семья стал, и Калле, и Гюнтер, жить захотелось, ради вас захотелось, понимаешь? А случилось не из-за тебя, а из-за них, тех, кто затеял с нами эту игру, тех, кто написал эти проклятые правила... А Калле - он тоже изменился, он стал другой, мы все меняемся и очень важно остаться людьми. И ты останешься, я тебя не пущу, ни за что теперь не пущу, ты теперь мне как... как... - девочка заглянула в глаза Олегу, прямо в глаза, - ты мне как брат теперь и тебе теперь меня не обидеть, ни за что не обидеть, у тебя все получится, ты найдешь себя, и эта твоя девочка с зелеными глазами, она поможет, я знаю, я чувствую. Я спою, обязательно спою, а ты спи и верь, обязательно верь! Мне бы скрипку, - Вайсер вздохнула и тихонько запела:
     Повесил свой сюртук на спинку стула музыкант.
     Расправил нервною рукой на шее черный бант.
     Подойди скорей поближе, чтобы лучше слышать,
     Если ты еще не слишком пьян
     О несчастных и счастливых, о добре и зле,
     О лютой ненависти и святой любви
     Что творится, что творилось на твоей земле,
     Все в этой музыке, ты только улови
     Вокруг тебя шумят дела, бегут твои года.
     Зачем явился ты на свет, ты помнил не всегда...
     Звуки скрипки все живое, спящее в тебе разбудят,
     Если ты еще не слишком пьян...
     Устала скрипка, хоть кого состарят боль и страх.
     Устал скрипач, хлебнул вина - лишь горечь на губах.
     И ушел, не попрощавшись, позабыв немой футляр,
     Словно был старик сегодня пьян.
     А мелодия осталась ветерком в листве,
     Среди людского шума еле уловима
     О несчастных и счастливых, о добре и зле,
     О лютой ненависти и святой любви...

* * *

      Пашка покинул комнату с пленными злой и расстроеный, переведя дыхание он сказал Нике взвинчено:
     - Совсем остое... - но сумел не сказать матом. - Одурел, не узнаю его ни фига! С ходу мне по морде. Словами правда, но всё равно больно. Что с ним?!
     - Бесится от бессилия, может, - предположила Стриж. Пашка был такой смешной с этими своими красными щеками и обиженной физиономией. Вероника тихонько приобняла мальчишку и тихонько поцеловала его сперва в одну полыхающую щеку, потом во вторую.
     - Успокойся, он просто запутался, твой друг, может распутается... а пока все одно никому помешать не сможет, сам же видишь, в каком он состоянии, да и сопля мелкая, что рядом с ним все время торчит, странная.
      Ника, зная, что никто сейчас их не увидит - по крайней мере, в данный момент - тихонько провела тыльной стороной ладони от виска по щеке и вниз на подбородок, потом потрепала мальчишкины волосы и прихватила губами самый кончик носа.
     - Не расстраивайся, разберемся, он же не последний день тут, вот и успеешь все выяснить. Кстати, Валерка сказал, что я с вами на мост пойду. Так что вместе будем, плечом к плечу сражаться. Правда ведь, здорово?!
      У Стриж горели глаза от мысли о предстоящем бое, и от того, что командир, похоже, начинает ей доверять, сон весь как рукой сняло, и она готова была еще столько же не спать.
      - Друг, - пробормотал парень, невольно ловя губами нижнюю губу Ники. - Ммхх. Обложил и меня и весь остров. А вообще знаешь, Ник, - вдруг вырвалось у него, - он ведь страшный. Он знаешь сколько всего умеет, как стреляет? Я даже думать боюсь, что он может натворить, как встанет, - Пашка опять начал ловить губы девчонки, а она не давалась и посмеивалась. - Мммм. Ещё по волосам погладь, а? Клааааассс... Знаешь, Ник, его стеречь нужно, - Белый уже почти и не обижался на Олега. - Просто ради него самого. А то он наделает нам дел. И себе. Ну погоди, Ник, постой, - парень поставил руки к стене по обе стороны от девчонки, - ну погоди, давай вместе немного постоим, а потом ты иди отдыхай, а я подежурю. Ночью как получится ещё неизвестно, может, нас и живых-то не будет уже...Ника, - Пашка переместил руки девчонке на плечи. - Ника, вон там же ведь твоя комната. Ник, ну пошли, - он взял её за локти. - Ну а вдруг ночью я или ты уже не будем жить? Пойдём, Ник, никуда пленные не денутся, а потом ты будешь отдыхать, а я вернусь дежурить. Ник, пойдём.
      Он почти силой тащил девчонку, не переставая говорить. Павел просто потерял голову, он уже не мог остановиться и уже грубо впихнул Веронику в комнату и начал целовать, не разбирая, куда попадает губами...

* * *

      Йозеф раскололся. Теперь командир решил попытаться его на свою сторону. Брать или не брать его на немецкий остров? Конечно брать... если он поддержит русских в борьбе со Свеном.
     - Йозеф, ты хочешь спасти Гюнтера? - спросил Муравьев. - Я могу дать тебе шанс, если ты дашь мне слово не драться против нас. Иначе на немецкий мы пойдем без тебя, а тебя я запру в башне, - старший поставил мальчишку на ноги.
     - Я не буду драться против своих. - Сумрачно ответил Йо. - Ты что твердить, что Гюнтер надо спасать? Гюнтер сам командир! И потом арийцы не воюют с арийцами, запомни, русский!
     - Дурак ты, арийская твоя башка! Не воюют такие как ты, наивные идиоты. А сейчас один ариец пытает второго арийца и его совсем не мучает совесть! - разозлился Валерка, а потом подумал, что мальчишка мог просто не знать, что Гюнтер в плену. - Твой Гюнтер сейчас уже не командир, островом командует Свен. Эту то заразу я искореню, но я хочу чтобы и ты понял, что же все тебе лучше быть на нашей стороне, потому что я собираюсь оставить Гюнтера в живых, в отличии от Свена, - командир сказал "живым", про то, что будет ли Гюнтер свободным и будет ли снова командиром, говорить было рано.
      С минуту Варнике пытливо смотрел на русского, в глаза.
     - Я тебе не верю! - Наконец тряхнул он решительно белокурой головой. - Это не правда! Просто ты хочешь захватить наш остров. Но ты не сможешь. Свен тебя убьет. Что тебе от меня еще надо? Я всё рассказал, что вы требовали!
     Ну и дурак! - в очередной раз повторил Валерка. - Сидеть тебе в башне, вот с этим вот... - он кивнул головой на Калле. - Не поубивайте друг друга только. Посадил бы дом отдыха, да не отель у нас.
     Подумал, что раз обещал Робину не заставлять его драться за наш остров, то слово своё нужно держать и мальчишке наверняка будет лестно, если оставят его за старшего... Вот только справится ли он? Присматривать за четырьмя пленниками плюс Сомов. С этим вопросом Валерка к нему и пошел.
      Пускать в ход меч на мостах за русских Робин и вправду бы не захотел - это у него ассорциировалось с предательством, перебегом, закрытием дороги домой. Хотя, грань тут была тонкая и никто из ребят ему не мог объяснить, может, перебежчик принимает решение добровольно, а раба заставляют? Ну, в любом случае, караулить чужих пленных не опасно, перебежчиком не сочтут. Рохелио, капитан "Песчаных братьев", всегда говорил, что пленные - это уже проигравшие ИГРУ и по этому в отношении них правила соблюдать не обязательно. То есть если пленного взяли днем, то убить его можно и ночью. Типа он уже и так выбывший. И за это Хозяева не наказывают. И убивал! И ему ничего не было, все это видели. А вообще врагов трогать ночью нельзя - смерть! Когда Игнат, увлекшись поединком, добил раненого, но не сдавшегося и сопротивлявшегося вражеского мальчишку в тот момент, когда мост затрещал и начал расходиться, Игнат умер в ту же ночь. Просто не проснулся. Вот как.
      Порассуждав, порассуждав, Робин кивнул головой.
     - Заприте их покрепче только, Валерка. Не выберутся. И собаку мне оставьте на всякий случай. И скажите ей, чтобы меня слушалась!
      Командир русского острова не мог сдержать улыбки. Ему нравился этот мальчишка.
     - Будь осторожен Робин, главное - береги себя. Я хочу вернуться и увидеть, что с тобой все в порядке? Обещаешь мне это? На, возьми - командир протянул Робину нож. Пусть он всегда будет с тобой. Оружие, о котором не знает враг всегда в два раза полезнее. Сомову скажу, чтобы слушался тебя и помогал. Не бойся его, он в БОЮ не подведет... - сказал и задумался. А если бы бой был с немцами, тогда на чьей стороне будет Сомов? Этих с немецкого он не знает, но вот если бы противником был Гюнтер... Валерка не был бы так уверен в том, что говорит.
      Робин спрятал нож за поясом и сдержанно кивнул. Муравьев покинул зал, нужно было еще успеть дать последние распоряжения перед крестовым походом на немецкий.
      Робин остался в зале с необходимостью рассовать по местам пленников и принять на себя полномочия старшего. Он направился к шведу Калле, который все это время так и сидел в зале. Ругаясь, развязал тугие и хитрые узлы на ногах мальчишки, намотанные Стриж и приказал следовать за ним.
     - Сомов, займись немцем. - бросил он распоряжение вверенному под его командование бойцу. Йозеф был мельче и казался безопаснее Калле (многие, покупались на внешний вид Варнике и за это потом горько расплачивались), поэтому слабого он оставил на головастика.
      Мальчишки вышли в коридор и направились к лестнице, за ними увязалась собака, судя по всему уже отправленная Ромкой на подмогу Песчаному брату. Лайла зевнула, разглядывая временного владельца. Тот был напряжённый и немного чего-то боялся. Она ткнула его носом под коленку, вывесила язык. Не надо трусить, человек. Ничего страшного пока нет. Размахивая хвостом для ободрения, псина отправилась туда же, куда шёл Робин. Раз надо - значит, надо.
      Никто не сазал Робину, где у русских держат пленников. Поэтому он, зная, что в замке "Песчаных братьев" (и на Немецком, как он убедился, тоже) под башней, в её фундаметне, располагалась странная "комната", имевшая железную дверь и засов снаружи, маленькие, совсем крохотные, с ладонь, оконца под самым потолком (скорее даже вентиляционные отверстия, иначе в этот каменный мешок воздух не поступал), он вел пленика туда. Калле не сопротивлялся, шагая по винтовой леснице, пронизывающей башню от самой площадки до подземелья, вниз. Затолкнув пленника внутрь, Робин задумался. Развязывать ли руки или нет? Ведь если запереть дверь, то даже со свободными конечностями у ребят не будет шанса выбраться. Но с другой, слишком много в замке оставалось "подопечных" на него и головастика. Хотя конечно была еще Лайла, мощное оружие.
     - Хорошая собака. - Ласково потрепал её по холке мальчишка. - Сомов! Ну где ты там! Давай же немца сюда! Поскорее запрем! Надо посмотреть, что там наверху пленные делают!
      Сомову совсем не нравилось, что Робин оставлен за старшего и командует. Он считал, что этот надоедливый мальчишка главная помеха для него сейчас, которая стояла между ним и возвращением на немецкий остров. Вернее даже не туда, а просто к Гюнтеру, не важно, где бы тот ни находился! Но это было невозможно...
     - Иду! - сказал Игорь и потянул за собой Йозефа. Когда мальчишки немного отсатали Сомов шепнул Варнеке в ухо:
     - Хочешь домой? - Игорь вдруг подумал, что вдвоем есть неплохой шанс добраться на немецкий остров, а там... попросить, чтобы Гюнтер сам убил его, раз утопится не дали.
      Йозеф так и замер, весь напрягся. Потом с трудром восстановил шаг, чтобы никто ничего не запродозрил, если кто и наблюдает за ребятами.
     - Хочу! - Быстро и тихо ответил он. - Только я больше жизни другого хочу. Надо предупредить наших о штурме. Что русские все силы собирают. Кирилл-осел, вместо того, чтобы бежать с донесением на мост, кинулся в замок меня спасать...
     - Не выйдет, - покачал Сомов головой, и тихо продолжал, толкая в спину Йозефа и косясь на Робина. - Как только все уйдут, я тебя выпущу и мы пойдем к немцам, - к Гюнтеру, подумал Игорь. - А Робина свяжем и оставим здесь. Если сможем добраться - там от нас будет больше помощи... - план нравился Сомову все больше и больше. Так он отомстит Робину и Валерке и поможет Гюнтеру. На то, что тот простит, Игорь и не расчитывал, главное для него было знать, что с Гюнтером все в порядке. А сейчас он был в беде.
     - Придется с боем пробиваться, мост уже перекрыт будет. - Шепнул Йозеф. - Но я согасен. Я пока сидеть тихо. Ты приходить, как все уйти из крепость ваша!
      Маленький адьютант Гюнтера покорно вошел в каменный мешок под башей, присел в угол, косясь на Робина и Калле. Впрочем, Робин уже вышел и вытолкал на лестницу Сомова.
     - Руки не будем развязывать и так пленников много, решил мальчишка, задвигая здоровый и тугой засов.
      Убедившись, что пленники надежно заключены внизу, Робин планировал наведать Олега и Рахель, он кивнул Сомову и Лайле, чтобы следовали за ним и начал подниматься по лестинце в башню...

* * *

      Три года - это слишком мало, чтобы их прожить, и слишком много, чтобы их выдержать, сказал мальчишка в незапомнившемся сне.
      Олег лежал с открытыми глазами. Он проснулся в бог знает какой раз, он вообще перестал понимать, как идёт время, есму казалось, что прошло много-много недель, в которых были беспорядочно перемешаны дни и ночи. Бок не болел, но Олег ощущал, что боль - рядом, вот она, стоит только повернуться. Даже мазь Хозяев медленно помогает. Наверное, стрела попала в печень. Он не умер только потому, что сразу наложили повязку.
      Русские не смогут взять 17-й. Или смогут? Олег сам был русский и знал свой народ. Смогут. Положат почти всех своих, но смогут, старших немцев вырежут, младших сделают рабами. Может, ещё не тронут девчонок, Олег вспомнил лицо зеленоглазого Валерки и подумал, что да, наверное, не тронут. Ну и что? Победа русских будет недолгой. Их захватят соседи, в соседях тут турки и кто-то ещё. Если турки - не дай боги. А потом всё постепенно вернётся на круги своя. Может Рейх сменит имя, но освободится... и русские освободятся от турок или ещё от кого-то... И продолжится эта бессмыслица.
      Три года. Ему тут жить примерно столько, если не убьют раньше. И КТО ОН ТАКОЙ? С немецкого он пришёл сам. Но он ясно заявил, что остаётся воином 17-го. Так что, выходит и он - раб? И что его заставят делать? Олег невольно усмехнулся. Может, тут есть плантации или рудники? Или его обменяют на другой остров? Улыбка пропала. Вот об этом Олег не подумал. Вполне могут. И не только его. На оружие или ещё что-то... Получается, это и правда рабство? Может, попроситься к русским на службу?
      Мальчишка стиснул зубы. Нет, никогда. Он при всех сказал, что и как. И теперь будет выпрашивать себе службу? Все сразу поймут, ЧЕГО он боится. Лучше... всё, что угодно, лучше. Насмешек он не перенесёт.
      Если бы не рана в бок - он бы попытался вернуть оружие и предупредить немцев. Но как предупредишь, если от малейшего движения начинают валиться стены и тошнота бьёт под колени и в горло?
      Рахель уснула, перебравшись на соседнюю кровать. Солнечные лучи - наверное, последние - падали на её волосы, тёмные, с седой прядью. В волосах играли почему-то зеленоватые искры. Олег раскрыл глаза шире. Неуверенно улыбнулся, и, прокусив губу, чтобы не закричать, стал сползать с кровати...
      ...Кружка была никелированная, то, что надо. Пережидая приступы боли и дурноты, мальчишка влез на скамью у окна-бойницы. Привалился к стене: "Боги, пусть немцы смотрят сюда. И пусть дадут себе труд разобрать то, что увидят".
      Он поймал солнечный блик кружкой и удовлетворённо усмехнулся - не хуже зеркала. Послал в сторону немецкого острова серию вспышек - раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три. И стал сигналить, на ходу вспоминая морзянку, сигналить по-русски, стараясь выбирать короткие слова: "СВЕНУ. СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ. РАЗВОД МОСТОВ. РУССКИЕ НАПАДУТ ПЕРЕД НИМ. МНОГО. ХОТЯТ ВЗЯТЬ ОСТРОВ".
      Он повторял эту строчку до тех пор, пока руки не начали дрожать так, что невозможно стало поймать склонившееся ещё ниже солнце. Глаза заливал пот.
      На башне немецкого замка вдруг забилась яркая вспышка.
      ОКОКОКОКОКОК, прочёл Олег. О кей, понял он международный сигнал - "порядок, поняли, приняли". И стал сползать со скамьи. Кровать была далеко-далеко, в какой-то яме, она шаталась и плавала, а стенки ямы смыКаллесь над головой. Но Олег добрался до кровати и - потерял сознание...
      ...Девочке снились Олег и Калле. Они дрались на палках, смеялись, и Рахель во сне улыбалась, хоть откуда-то все время приходила мысль, это неправда, это сон... а потом приснилась мама с сестренкой. Мама качала головой, глядя на Вайсер, качала печально, потом протянула руки, позвала:
     - Не могу, мамочка, - шептала девочка во сне, - не могу, у меня тут друзья, у меня там Гюнтер...
      Сон начал меняться, ломаться и дробиться на тысячи осколков, унося с собой милые сердцу образы. И снова представился подвал и мальчишка, Гюнтер, и рядом с ним никого, ни Свена, ни других немцев. Он обернулся, улыбнулся одними глазами, чуть дернулись уголки губ:
     - Белая овечка, не там... не там...не там...- мальчишка повторил несколько раз, хотел еще что-то сказать, но сон опять начал дробиться, словно стекляшка - и осыпаться куда-то вниз. Появился замок, весь замороженный, словно замок снежной королевы, там, внутри, что-то ходило, Рахель почувствовала, что может летать, подлетела вплотную, задела гладкую и холодную стену. Кто-то позвал сзади, она обернулась. В двух шагах стоял какой-то мальчик. Сперва просто смотрел, а потом сказал:
     - Не ходи, там смерть.
     - Я знаю, - прошептала девочка, - но мне очень нужно...
      И опять сон сломался и скукожился, только теперь смятым листом бумаги.
      Приснилась зеленоглазая девчонка, та, в которую превращалась Тварь. Берег реки, с деревьев опадали листья, она сидела молча и смотрела на воду. Вайсер подсела рядом с ней, потрогала за плечо. Та оглянулась, посмотрела так тревожно...
     - Он придет, - прошептала Рахель, - он обязательно придет, ты только жди, ладно?
      Девчонка кивнула. И сон начал таять в воздухе, словно утренний туман. Вайсер открыла глаза, Олег опять вставал, кровать скомкана вся, у окна кружка.
      Наверное, пить хотел, подумала девочка, спуская ноги на холодный пол. Подняла кружку, поставила на стол, присела на кровать рядом с мальчишкой, потрогала бинты. Нужно перевязать, еще раз. Тихонько тронула за плечо.
     - Олег, - позвала почти неслышно, - проснись, давай бинты сменим, - но мальчишка только застонал во сне. Вайсер погладила его по голове, взяла руку и долго смотрела куда-то в сторону, потом опять погладила по голове.

* * *

      Когда к Свену на русский мост прибежала Марисоль с донесением, Свен испустил несколько длинных немецких ругательств, которые тут нет смысла воспроизводить. А почему бы и нет, почему бы русским, нанесшим немцам такие большие потери, и не попытаться добить остров? Вот только кто передал сигнал? Корсаков?
      Осмыслив новость, он почесал свой тяжелый и основательный крестьянский череп. А что можно было сделать-то? На этом мосту с ним стояли Ганс и Клаус. То есть две неполных пары бойцов. Точнее, одна пара с резервным бойцом. Самые лучшие из оставшихся мечников. На Кубинском мосту были девчонки, Ника и Грета, под командованием Йенсена. Слабый заслон, ну а что делать? Пришлось отдать им малый арбалет. Второй арабет, тяжелый и дальнобойный, был установлен на башне замка.
     - Значит так, - отдал он приказ Марисоль. - Попробуем воевать, как есть. А ты запри ворота и сиди в замке.

* * *

     Олег нехотя открыл глаза:
      - Ничего поесть нет? - тихо спросил он, не шевелясь. - Я ужасно голодный...
      Ну да, он ведь не ел весь этот день, и ночь, и прошлый день, и ночь, и до этого поел только утром... двое с половиной суток не ел. И сейчас, спрашивая, не надеялся на еду. Калле немцы не кормили, с чего русским кормить его? У них и так полно пленных, он самый старший и опасный, зачем делать его ещё опасней?
      Это были не его мысли. Пять дней назад он бы скривился презрительно, скажи ему кто-то, что он может думать так. Пленных и раненых русские не морят голодом! Но сейчас Олег не верил ни в кого и никому. Может, разве что, еврей... Рахель. Не совсем. Не полностью. Но всё-таки верил, потому что так играть нельзя. Ни для чего, ни ради чего. Так можно только жить. Похоже, она и правда не может не жалеть людей.
      Он хотел повторить просьбу, но понял, что Рахель спит - снова рядом с ним. Он не заметил этого сразу, когда проснулся.
      Олегу очень хотелось вымыться, как следует. Сильно хотелось в туалет, хотелось пить и есть. И от того, что он ничего этого не мог сам, от того, что он лежал в постели беспомощный и безоружный, от того, что он был в плену и был совсем-совсем один, от того, что его предали и бросили, от нахлынувшего осознания всего, что он наделал-наворотил - мальчишка заплакал. Он не мог больше сдерживаться и ужасно хотел, чтобы скорее всё кончилось. Плакал навзрыд, горько, стараясь только из последних сил сдерживать особо громкие всхлипы, чтобы не разбудить Рахель. Но сил не оставалось, лопнули тоненькие ниточки, и рыдания прорвались со стоном.
      Вайсер проснулась от того, что кто-то плакал рядом. Сон был какой-то пустой, скорее не сон, а дрема. Девочка приподнялась на локтях, еще пока не совсем понимая, что происходит. Огляделась и увидела, что Олег плачет. Она погладила его по голове, так, наверное, может мать гладить по голове сына, когда тот плачет так горько.
     - Олег, ну не плачь, - в животе у Рахель заурчало уже в который раз. Девочка не ела уже давно и только теперь когда стало более менее спокойно поняла, что очень хочет есть, и... и еще кое-что, что при мальчишке она никогда не сделает, - ты пить хочешь? Я тебе налью.
      Скрипачка спустилась и прошлепала босыми ногами за водой, в кувшине еще осталось, но совсем немного. Она принесла мальчишке, поставила у кровати, помогла Олегу сесть, обняла тихонечко, снова погладила по голове.
     - Не плачь ладно? Мужчины же не плачут... На... - девочка протянула кружку с водой, - это поможет успокоиться. Ты, наверное есть хочешь? Я тоже очень хочу, ты подожди, я позову кого-нибудь.
      Рахель толкнулась в дверь. Та оказалась не заперта еще. Высунула голову - никого, пусто!
     - Тут нет никого! - с некоторым удивлением сказала она. - Ты подожди немного, я попробую что-нибудь нам укра... достать...
      Девочка потупила взгляд, опустила голову. По щекам разлился румянец. Скрипачке было стыдно даже думать о воровстве, но очень хотелось есть, ОЧЕНЬ, ОЧЕНЬ! И Олегу, наверное, тоже. Он же раненый, ему нужны силы.
     - Подожди меня, я быстро, - девочка юркнула в дверь. Рядом что-то происходило, Вайсер притаилась, прислушиваясь, но, поняв, что останавливать ее никто не собирается, тихонько пошла на кухню. Искать пришлось недолго. Замки были как братья-близнецы с небольшой разницей. Кухня нашлась, но еды почти не осталось, только немного хлеба, куска три... Озираясь по сторонам, девчонка схватила эти три кусочка и опрометью бросилась обратно. Она влетела в комнату и, тяжело дыша, закрыла за собой дверь. Пару минут приходила в себя. Потом подошла к Олегу и молча протянула два куска хлеба, вложила в руку, а сама села на соседнюю кровать и тихонько очень маленькими кусочками стала есть свою порцию. Чтобы не съесть все сразу, не заметив даже как, она через силу заставляла себя катать маленькие шарики из чуть влажной мякоти и запихивала себе в рот. Но как девочка не старалась, кусочек закончился очень быстро. Вайсер вздохнула. Было так стыдно за этот поступок, что лицо горело. НО ВЕДЬ ВЫЖИТЬ ТО КАК-ТО НАДО!!!
      - Держи, - хрипло сказал Олег, протягивая Рахель второй кусок хлеба. - Ешь, поняла?! - повысил он голос. - Ты и так тощая, как спичка. А я ещё долго протянуть могу... - он проследил, чтобы девчонка взяла хлеб и с тихим урчанием - не удержался - вцепился зубами в свой кусок. - Обожаю чёрный хлеб, - сказал он виновато, одновременно жуя. - Особенно свежий. Даже как пахнет - офигеваю.
      Вайсер не стала спорить, не смогла. Она словно недоверчиво взяла кусок. Так, наверное, тянут еду затравленные дети, когда их вновь приручают к хорошему отношению. Она разломила кусочек пополам и одну половинку как-то сразу взяла в рот, начала жевать, чуть придерживая, прежде чем проглотить, а вторую положила на стол, взглянула на Олега и шепнула чуть виновато:
     - Это на потом, вдруг больше не получится взять...
      Олег всё-таки сел, придерживая живот рукой. И вдруг спросил:
      - Рахель... ты можешь найти Змею? Ну, мой меч? И нож - тот, с жёлтой рукояткой, который я на русском мосту получил? Я гляжу - тут типичная наша безалаберность пополам с разгильдяйством... может, лежат где на столе или на подоконнике?
      И тут же замолчал, вздохнул. Стало противно, что он просит замученную девчонку о таком. Если её поймают с оружием...
      - Нет, не надо, - сказал Олег. - Я глупость попросил. Ешь сиди.
      Рахель задумалась. Здесь и вправду было все не так, как на немецком, там все было жестоко, но четко. Олег быстро отказался от идеи, а скрипачка запомнила, вдруг получится еще раз отсюда выйти - она обязательно попробует достать "Змею"... ну, или другой меч. Кто знает, может им и вправду придется защищаться, а чем?
      А Олег прислушивался к своим ощущениям. Резей в животе нет. Всё-таки мазь - чудо. Смертельное же было ранение. СМЕРТЕЛЬНОЕ. Кстати, надо на будущее учесть и бить только туда, куда ткнёшь - и мгновенная смерть. На будущее? Олег прожевал умопомрачительно вкусную кисловатую корочку. "Надеешься на то, что оно будет - будущее? Ну-ну, щеночек. НУ-НУ..."
  

20. День пятый. Мадридские страсти.

      Отдышавшись наконец, Пашка медленно повернул голову на подушке в сторону Ники. Ему почему-то казалось, что будет стыдно на неё смотреть. Но он понял, что и смотреть не стыдно и самому не стыдно, что лежит рядом с девчонкой совсем раздетый.
     - Ника, - парень потрогал девчонку за плечо и лёг так, чтобы она не видела его лица. - Ника. Я. Ты у меня. Ты у меня первая. Я ни разу ни с кем ещё не был. Я тебе плохо сделал? Да?..
      ...Тонкая кровавая полоска чертилась кончиком меча по мосту. Остромечники даже не пытались остановить одинокого парня бредущего на русский, себе дороже... Адрелиана "похоронили" уже с неделю как. Он пропал во время боя так стремительно, что никто не понял куда и почему. Один из лучший воинов острова, капитан беспокойного моста неожиданно канул в Лету. Остромечники утверждали, что пленника на острове у них нет. А его и правда там не было, Адрелиан волею судеб прошел сквозь остромеч и оказался на другом острове. Путь "домой" оказался весьма сложным, а главное кровавым, но парня сейчас это мало волновало. Все осталось позади, впереди только свои и та смешная девчонка, с которую он встретил первым, после ее падения на остров. Та с которой бегали на перегонки на пляже и та, в которую он влюбился с первого взгляда. Первым Адрелиана заметил Ромка, он расширил глаза и удивленно спросил:
     - Ты откуда?
     - Оттуда, - неопределенно махнул парень в ответ рукой, в сторону Остромеча и отодвинул живую преграду с пути. Первым делом Адрел рванул в комнату Ники, но девчонки на месте не оказалось и тогда он просто начал рыскать по замку встречая удивленные взгляды, отвечая на не менее удивленные возгласы. Еще бы, "мертвец" вернулся на остров...
      Проходя мимо пустой комнаты, он расслышал голос Вероники, а потом... голос неизвестного ПАРНЯ! Кровь ударила в голову Адрел качнулся, стиснул рукоять клинка с такой силой, что пальцы побелели. Он уже ВСЕ понял. Его девчонку! ЕГО ДЕВЧОНКУ увел кто-то другой, пока он был в плену и с боем выбирался с чужих островов! Адрелиан резко толкнул дверь с такой силой, что она врезалась в стену с грохотом и жалостливо скрипнув сошла с верхней петли. Парень шагнул в комнату, сразу выцепив взглядом двоих раздетых голубков.
     - Я не вовремя? - негромко спросил он, дрожащим от ярости голосом.
      Муж вернулся из командировки. Это было первое, что подумал Пашка. Стоящий в дверях парень был его лет, но выше. И смотрел не то чтоб зло, а совсем уж как-то страшно. Ника испуганно вздрогнула и уставилась на парня как на приведение.
     - Не очень вовремя, - сказал Пашка, сев и оценивая расстояние до своего меча. - Тут принято не стучать? И двери тоже чинишь ты?
     Новенький сидя, влез в штаны на голое тело. И, взяв меч и Олегов нож, подошёл к покосившейся двери. Выглядело это жутко. Но прятаться было поздно. Он кивнул парню в коридор:
     - Пошли говорить туда. Меня зовут Пашка. Прозвище Белый, если хочешь.
     - Есть о чем говорить? - медленно произнес Адрелиан. Чуть прикрыл глаза. Пацан наверняка не знал о том, что Ника занята. Его не стоит так сразу винить. - Хорошо, пошли, - Адрел вышел из комнаты, сделал два шага в сторону, выжидающе взглянул на соперника. - Меня можешь называть Адрелиан. Так меня все здесь зовут, - он убрал руку с рукояти меча.
     - Она, - Павел кивнул в сторону комнаты, - твоя девчонка? Так? Так чего ты позволяешь ей вольничать, а остальным её шпынять по-всякому? Такая девчонка, а я даже и не понял, что у неё есть парень, ей и поплакать было некому, - он провёл пяткой по полу и опять посмотрел на мальчишку. Сказал твёрдо: - Она моя. И всё тут. Хочешь драться - будем драться сейчас. Только насмерть, чтобы без вопросов и без разочарованных соплей.
      На секундочку Белому стало жутко страшно. Ведь согласится! И тогда! Но только на секундочку. Он вдруг понял, что иначе себя вести нельзя. И добавил:
     - Не смог удержать - не хватай за руки, Адрелиан. Значит ты ей не по душе. Ну что, дерёмся?
     - Не было меня... Я в плен попал, вот меня и похоронили... раньше времени. - Адрелиан смотрел в глаза Пашке, и ярость в его взгляде медленно гасла. - Я не стану с тобой драться. Если она выбрала тебя, то так и будет. Потому что я по-прежнему люблю ее, - он вздохнул. - А заставлять ее силой, убив тебя... Нет, я не стану этого делать... Зачем только вернулся...
      Нику трясло. Она никак не могла понять КАК ТАК ПОЛУЧИЛОСЬ, она ничего не обещала - но тогда почему ей так гадко? Словно она муха, размазанная мухобойкой по стеклу. Нечто гнусное, грязное и противное. Девчонке сейчас хотелось только одно! Убежать, куда глаза глядят, а еще лучше... еще лучше... в бой и там нарваться. Импульсивная Амазонка сейчас захотела именно этого. Сердце заходилось в бешеном темпе. Ника наспех нацепила на себя одежду и выскочила в коридор, встала между мальчишками, не очень-то понимая, что они не собираются драться сейчас и заговорила, прикрывая собой Пашку:
     - Не трогай его! ОН не знал ничего, а я... я тебе ничего не обещала... я! Я в него влюбилась... Я... - по щекам Стриж побежали бессильные слезы, ей хотелось умереть прямо тут, сейчас, чтобы только не стоять под этим взглядом.
     - Ну давай, ударь... - девчонка смотрела с какой-то отчаянной просьбой. Она хотела что бы Дрел ее ударил, потому что так стало бы легче.
     - Ну что же... - медленно произнес парень, - Пашка, видишь, все решилось... Как я и говорил, она выбрала. Не бойся, Ника, я не собираюсь его трогать. И тебя тоже. Просто... Я все равно люблю тебя. - он отвел взгляд. - Все это уже не важно... Мне нужно идти. - Он выпрямился, в глазах теперь была опустошенность. Более не произнося ни слова Адрелиан направился вверх по лестнице. Он ощущал страшную нехватку воздуха...
      Хуже мальчишка и сделать не мог! Теперь Стриж захотелось просто провалиться сквозь землю, исчезнуть. Тело все сковало. Вероника испугано и с запредельным отчаяньем взглянула на Пашку и бросилась прочь. Она даже не поняла, как выскочила из замка, только под ногами заскрипел песок. Девчонка упала на него и заревела. Так гнусно она себя еще не чувствовала, так низко еще не падала.
      Кто скажет, что любить легко? Кто скажет, что тот, кто никогда не испытывал ничего подобного, может понять себя? Ника любила Пашку... и что ей теперь было делать - она не знала. Кажется, не только инопланетяне были против ее счастья, а сама жизнь!!! Совесть безжалостно вгрызалась в Нику и рвала ее, словно бешеная собака. В этой схватке девочки-воина и просыпающейся женщины сломалась сама суть Вероники. И куда дальше было идти - она не знала, да и не хотела сейчас знать, просто очень хотелось заглушить эту разросшуюся в мгновение вину, ставшую огромной, как гора и придавившую девчонку. Хотелось быть наказанной, но наказать-то было некому... Или... было кому?
      Стриж с трудом поднялась, крепко, до боли, сжав кулаки - и пошла обратно в замок. Дошла до комнаты, в которой сидели раненный с немецкого и девчонка. И встала у двери, смотря на противоположную стену и чувствуя, что сегодня на мосту она будет бросаться на мечи. Только бы дождаться боя, а там, там... судьба пусть сама рассудит.
      Пашка сперва дёрнулся за девчонкой, но осекся и побрёл обратно в комнату, как побитый щенок. Одеваться. Ему было стыдно и тяжело.

* * *

      Весть о том, что Адрелиан вернулся на остров живым в мгновение ока облетела весь остров. Валерка тут же отправил Ромку искать капитана остромечного моста, ведь до того, как парень пропал, он был именно в его команде.
     - Адрееел!
      Ромке надоело орать как резаному. Он пообещал себе, что, как только найдет " живого мертвеца", то скажет ему все, что о нем думает. Но Адрел нашелся неожиданно, когда Ромка поднял голову наверх. Все слова пропали. Ромка понял, ЧТО Адрел там делает. Он со всех ног бросился наверх.
     - Знаешь, я думаю, что все девчонки дуры... - сказал он первое, что пришло ему в голову, когда он добрался до верха и едва успел перевести дыхание. Ну что ты тут ещё скажешь?
     - Может быть... - не поворачивая головы отозвался парень, - А может, это я дурак? Ром, ну скажи, что я сделал не так? Почему он лучше меня? - мальчишка продолжал пристально смотреть на море.
     - Зря ты себя мучаешь. Девчонки они все... с приветом, вот ты сейчас ищешь ответ на вопрос, а ответа-то и нет. Знаешь, почему? Потому что его нет и у девчонок. Они же то хотят, то не хотят, то любят, то не любят. И фиг поймешь. Думаешь, что они любят за что-то, а оказывается, что вопреки всему. Забудь про нее, у тебя будет много девчонок ещё... - в свои четырнадцать Ромка был куда опытней Адрелиана, но относился ко всему так же философски. - Она тебя вроде как предала, так и не думай о ней, - Ромка пожал плечами. Он знал, что советовать в миллион раз проще, чем прислушиваться к советам, но он знал, что это так, что пройдет неделя-другая и Адрел начнет думать точно так же, тогда зачем ждать и мучиться? - Пошли, нас Валерка ждет. Ника тоже будет в бою. Даже не думай подставляться из-за нее, иначе я сам с тобой разберусь! Пошли давай! - Ромка как умело пытался отвлечь вернувшегося друга от грустных мыслей.
      Адрелиан наконец развернулся к Ромке в его глазах стояли слезы. Он молча сжал руку Огарева, вымучено улыбнулся и начал спускаться вниз. Он уже взял себя в руки и был готов к встрече с командиром. Ромка последовал за ним.

* * *

      Вайсер подняла взгляд на Олега и спросила:
     - Ты ходить и вставать можешь? - девочка смущенно придвинула к кровати ведро и опустила глаза, подумала немного и добавила. - Потом еще раз тебя перевяжем, хорошо?
      Когда-то, кажется, в прошлой жизни, Рахель ухаживала за больной бабушкой, пока она не умерла. Часто сидела с ней, и утку подавала, и кормила. Наверное потому ей было легко угадать, что может хотеть Олег. Он раненый - все равно, что больной.
      Скрипачка поднялась, лицо все красное, и вышла за дверь, столкнувшись нос к носу со Стриж.
     - Ты куда?! - рявкнула Ника на девчонку, вылезшую из комнаты.
     - Я... я... ему в туалет надо, я же девочка, я не...
     - Ладно, постой рядом и только дернись, поняла, детский сад, блин!
      Амазонке было сейчас не очень-то до этой девчонки. У нее в голове и в душе такое творилось, что хоть криком кричи, хотя стоять на посту было много лучше, чем стоять между двумя мальчишками. Стриж невольно взглянула на мелкую. Тощая, грязная, глаза большие, почти на пол-лица, волосы скатались, седина. Давно, видимо тут, вон как уверено себя держит в плену. Может, уже попадала. Вероника глубоко вздохнула. Скорее бы вечер, скорее бы на мост, а то она тут стоя сама себя сожрешь.

* * *

      Застёгивая рваную на плече куртку, Пашка неожиданно подумал, что Вероника побежала топиться! И выскочил в коридор. Но Ника уже стояла у комнаты пленных, глядя в стену напротив. Вместе с ней переминаясь с ноги на ногу стояла пленная девчонка.
      Белый подошёл и встал рядом с Никой на колени. Он никогда так не делал. И ни за что не сделал бы ни перед кем. Только перед ней. Парень встал на колени и окаменел так, глядя в пол. Только прошептал внятно, чтоб Амазонка точно слышала:
      - Я тебя люблю, Ника.
      И стал просто ждать, что она скажет...

* * *

      Придерживаясь за стену, Олег толкнул дверь и встал в её проёме, глядя на происходящее в коридоре. Он глядел молча, придерживая одеяло, в которое закутался. Вообще-то он хотел просто позвать Рахель обратно, чтобы с ней, не дай боги, чего не случилось. Ему всё ещё было дико стыдно, что пришлось делать ЭТО в комнате, куда сейчас должна вернуться девчонка, и он почти ненавидел тех, кто поместил их рядом; даже Рахель ненавидел за её догадливость. Но увиденное его удивило и даже зло позабавило.
      Впрочем, внешне это выразилось лишь в том, что верхняя губа Олега сдвинулась выше, открывая зубы - как будто оскал у собаки. Он ничего не сказал, просто с полминуты рассматривал Рахель, незнакомую девчонку и Пашку, стоящего перед ней на коленях, Потом сказал ясно:
      - Совет да любовь, голубки.
      Повернулся и пошёл к кровати, не заботясь закрыть дверь и уронив одеяло у порога...

* * *

     - Встань, - тихо сказала девочка. Голос подрагивал от напряжения, - встань, я этого не стою...
      Что сейчас творилось в душе Вероники - не поддавалось описанию. Ей хотелось исчезнуть и плакать, и кричать, и самой упасть на колени перед Пашкой, и просить прощения, и перед Адрелианом, но она ничего из этого не сделала, ее словно связали по рукам и ногам, скрутили и издеваются.
     - Встань, пожалуйста, я тебя не стою...
      - А это мне решать, - сказал Пашка, поднимаясь с колен. - Мне решать, кто стоит меня и кого я стою.
      Он чувствовал себя очень повзрослевшим. Нет, не из-за того, что спал с девчонкой. А из-за разговора с этим парнем, Адрелианом. Белый обнял Нику и заставил положить голову себе на плечо. Заставил, силой заставил. И ощутил, как она словно размякла. На то, что Олег выходил из комнаты и что он сказал - парень даже не обратил внимания. И на эту, вторую девчонку - тоже. Ему вообще всё стало напрочь неинтересно, все вокруг. Он просто хотел вот так держать Веронику, чтобы защитить от кого и от чего угодно. И чтобы она успокоилась.
     - Ты моя, а я твой, - сказал парень, отчётливо, - вот и всё. И сражаться мы пойдём вместе. Видишь, я даже не говорю, чтоб ты осталась и не шла. Мы просто пойдём вместе. И на мост и вообще. Вот и всё, Ника.
     - Извини меня... - прошептала Амазонка еле слышно, - Я запуталась совсем. И на мосту не останавливай меня, ладно?
     - Я остановлю не тебя, а вражеские мечи, - сказал Белый, теперь отстраняясь, чтоб видеть лицо девчонки. - Все, какие смогу. И ты тоже не останавливай меня, любовь моя... Ты не запуталась, ты просто нашла меня. Знаешь, как самородок находят, - он позволил себе улыбнуться, - Иди спать, Ник. Пожалуйста, часок ещё можно поспать. А я покараулю. И тебя разбужу, когда нужно будет идти.
      Стриж как-то робко прикоснулась к Пашкиной щеке, не удержалась, кивнула и пошла в комнату. Скрывшись за дверями, она повалилась на кровать и опять заплакала. Она просто разрывалась на две части - и это было невыносимо. Некоторое время девчонка плакала, уткнув лицо в руки, а потом усталость взяла верх, и Стриж уснула, просто провалилась в сон, какой-то тяжелый, но пустой.

* * *

      Рахель поспешила в комнату за Олегом, она аккуратно закрыла дверь, подняла одеяло и принесла его Олегу.
     - Закройся, тебе нельзя мерзнуть, - сказала девочка и села на край кровати.
      Она не ожидала оказаться свидетелем такой сцены и ей было неловко, а еще она все равно чувствовала себя уставшей.
     - Извини меня, ладно? - Вайсер сползла с кровати на пол, поджала ноги, обхватив их руками. - Знаешь, я все думаю, почему ты тогда разрешил мне побыть с Калле, почему не прогнал, почему пошел с нами к морю, почему разрешил играть... Извини, глупый вопрос... знаешь, мне кажется иногда, что все это кошмар, страшный кошмар и вот-вот проснешься, но никак не можешь. Прости я такие глупости говорю, прости... Я просто устала и не понимаю уже, что мне делать... А еще мне снился ты и Калле, и вы дрались на палках и смеялись... и мама снилась с сестренкой, а потом Гюнтер... и он сказал почему-то "не там..."... Три раза сказал, а еще снился замок - весь во льду, и там в нем была ОНА, а потом приснилась река и осень, и девчонка зеленоглазая, и волосы у нее красивые, она сидела и ждала тебя, я сказала, что ты придешь, а она пообещала ждать... Извини, я, наверное, не должна была, но это ведь был сон, правда? Ты же не сердишься?
      Рахель замолчала, уткнув лицо в коленки. На душе скреблись кошки, словно совсем скоро произойдет что-то совсем не то, совсем неправильное. Если, конечно, тут вообще может быть что-то правильное.
     - Нет, я не сержусь, - сказал Олег, закидываясь одеялом. - Осень... Да, там осень. А у Танюшки красивые волосы, Рахель. И она сама красивая... - он печально улыбнулся в потолок. - Самая красивая девчонка на свете. Она тоже знает, что я умею плакать. Она, ты и Калле... и Гюнтер ещё видел. Больше никто. Даже Сергей... - он пошевелился, ложась удобнее. - Почему я разрешил тебе быть с Калле? Потому что видел - он этого хочет. А я хотел ему понравиться... Хотя теперь уже... всё равно... - он снова улыбнулся, но улыбка была жалкой. - Теперь если мы и будем когда драться - то не на палках, Рахель... Он меня спас тогда, на мосту, когда его ранили... оттолкнул от стрелы. И потом, когда я ударил ножом Фею - он не дал ей меня забрать. И из сна вывел... - Олег сжал кулак и положил его на подушку возле уха. - А потом... потом я даже не знаю - что и как случилось. Может, он с ума сошёл... - голос Олега затих. Потом он вздохнул и признался: - Я тоже ничего не понимаю. Но я знаю, что мне делать. И ты не бойся, Рахель. - повторил он свои прежние слова. - Русские не злые. Ты будешь жить. И всё забудешь, что было на немецком. И, может, даже Калле будет с тобой. Ты его не бросай. Он храбрый и добрый. А я...
      Он опять нерадостно улыбнулся.
     - Я чувствую смерть, - прошептала девочка, - после того, как со мной была Тварь, я чувствую смерть, и она очень, очень близко, мне страшно... - Вайс покрепче обхватила свои коленки руками, зажмурила глаза. - Мне кажется, я скоро... Знаешь, ты помирись с Калле, он запутался, совсем запутался... я думаю, что он подумал, что ты его и меня в рабство привел на русский, что ты на русских работаешь... подумай - может, у него были причины так подумать. Он выстрелил, когда этот Пашка сказал, что тебя знает... Пожалуйста, Олег, попробуй понять и простить, мне это очень важно! А ты хороший, только прячешься, как в скорлупе, нет... как в броне.
      Скрипачка подумала, переложив ладони на плечи, скрестив руки на груди:
      - Я тебе стих прочитаю, его моя мама любит:
     Вздрагивает огонек лампадки,
     В полутемной детской тихо, жутко,
     В кружевной и розовой кроватке
     Притаилась робкая малютка.
     
     Что там? Будто кашель домового?
     Там живет он, маленький и лысый...
     Горе! Из-за шкафа платяного
     Медленно выходит злая крыса.
     
     В красноватом отблеске лампадки,
     Поводя колючими усами,
     Смотрит, есть ли девочка в кроватке,
     Девочка с огромными глазами.
     
     - Мама, мама! - Но у мамы гости,
     В кухне хохот няни Василисы,
     И горят от радости и злости,
     Словно уголечки, глазки крысы.
     
     Страшно ждать, но встать еще страшнее.
     Где он, где он, ангел светлокрылый?
     - Милый ангел, приходи скорее,
     Защити от крысы и помилуй! *
     
      * Стихи Н. Гумилева
     
     - Я знаю эти стихи, - улыбнулся Олег. - Гумилёв... Девочка, как же ты жила тут... ОДНА? - голос мальчишки дрогнул. - Я бы сошёл с ума от страха... - он повозился, устраиваясь удобней. - Сейчас не модно знать стихи... Но мне они всегда нравились... НАСТОЯЩИЕ, я имею в виду. Вот. Послушай... - он жестом почти здорового человека закинул руку за голову и, глядя в окно, стал читать:
     - Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,
     И руки особенно тонки, колени обняв.
     Послушай: далеко, далеко на озере Чад
     Изысканный бродит жираф.
     Ему грациозная стройность и нега дана,
     И шкуру его украшает волшебный узор,
     С которым равняться осмелится только луна,
     Дробясь и качаясь во влаге широких озер.
     Вдали он подобен цветным парусам корабля,
     И бег его плавен, как радостный птичий полет.
     Я знаю, что много чудесного видит земля,
     Когда на закате он прячется в мраморный грот.
     Я знаю веселые сказки таинственных стран
     Про черную деву, про страсть молодого вождя,
     Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
     Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.
     И как я тебе расскажу про тропический сад,
     Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав...
     Ты плачешь? Послушай... далеко, на озере Чад
     Изысканный бродит жираф.
     
     Рахель сидела и слушала, затаив дыхание, стихотворение. Это стихотворение было самым первым ее стихом у Гумилева, с которого началась ее любовь к поэзии. Стихотворение, которое ее саму сподвигло на то самое невероятное состояние души, когда чувства складываются с строфы и льются из сердца, оставляя влажный след на бумаге. По щекам Вайсер текли слезы благодарности этому мальчику в панцире железном, слезы благодарности за все, а главное за то, что он сумел приоткрыть этот панцирь для нее и дать тепло - сейчас, когда отчаянье тихонько заполняло. Стало как-то легче.
     - Вот так... - Олег вздохнул. - Глупо. Я лежу тут и читаю тебе стихи. А Калле... что он, Калле? Он устал быть игрушкой. В том числе и моей. Теперь у него своя жизнь. Видишь, Рахель? - Олег неожиданно тихо, но весело рассмеялся, - я на миг расстегнул броню и получил стрелу в бок от того, кого СЧИТАЛ своим другом... Всё очень просто. Такие, как ты, способные любить и прощать людей, редкость, девочка. И мне очень повезло, что я увидел тебя... - он неожиданно зевнул, прикрыв рот ладонью. - Я ещё немного посплю. И ты ложись. Если хочешь - рядом. Не бойся. Ты не поранишься о броню.
      Скрипачка поднялась тихонько, словно мышка, прилегла рядом с Олегом, уткнулась, как котенок в него. "Ты засыпай, - думала Рахель, - скоро, совсем скоро нам будет не до сна, а сейчас мне так тепло и спокойно, что не хочется ни о чем больше думать..."
      Олег улыбнулся. Хотел погладить Рахель по волосам, но подумал, что неизвестно, как девчонка отнесётся к мальчишеским рукам после того, как такие же руки мучили её. Такие же, спросил себя Олег. И горько ответил молча - такие же. Воину всё можно и ничего не страшно, потому что его могут убить каждый день. И остальные обязаны ему всем на свете. Рахель жалела своих мучителей, но не понимала их, а Олег... Олег ПОНИМАЛ.
      Удачи тебе, Свен ярл, подумал он, закрывая глаза. Прости, помог, чем смог... и жаль, что не сумел тебя убить. Ты дурак и зверь, но удачи тебе, Свен ярл. И если что - не повторяй моих ошибок, не попадайся в руки врагу живым.
      И он опять - в бессчётный раз за этот глупый и страшный день - заснул. И увидел, что Рахель ошиблась... или ТУТ просто ждали именно ЕГО?..
      ...На каменных ступенях среди ив было лето.

* * *

      Валерка и Адрелиан говорили совсем не долго наедине. Командир русского дружески хлопнул Адрелиана по плечу и тот ответил кивком. Оба они двинулись на мост.

* * *

      Пашка совсем не хотел будить Нику, и даже подумал: "Пусть спит". Хотел даже дверь чем-нибудь подпереть, но это стало бы предательством, которого девчонка не вынесла бы. Поэтому он вошёл.
      Ника спала в обнимку с мечом. Пацан тихо присел на край кровати и, положив голову щекой на её спину, сказал:
      - Ника, вставай. Пора идти. Это прозвучало так обычно и мирно, словно он звал ее погулять, а не на смертельный бой.
  

21. День ... Бесконечный день или оккупации

      Лешка стоял у начала моста, ведущего к немцам. Время шло, но немцы так и не спустились сверху по пустой части к русскому острову. Получив предупрежденные о штурме, они опасались ловушки и выжидали на середине пути.
      - Ну вы там скоро? - крикнул Ботан в сторону замка русских. - Время-то идет, или вы хотите, чтобы мы застряли на немецкой стороне вечером, так и не завершив бой? Вот прикольно будет, если мы их не успеем добить, а солнце сядет.

* * *

      Ганс отпросился в замок у Свена на десять минут.
      Замок стоял пустой и гулкий. Но Ганса это не интересовало. Он прошёл в комнату, которую вот уже три года делил с Георгом. С Георгом, которого убил Олег. В комнате он сжёг блокнот. Просто посреди пола, чистота утратила важность, хотя Ганс не любил беспорядка. Он стоял и смотрел, как горят исписанные мелким почерком - ручкой, карандашами - страницы. И ему не было жалко. Всё равно уже. А если случится чудо - ну что ж, он помнил каждую строчку своих стихов наизусть.
      Ганс знал, что на острове его считают туповатым. И не обижался за это. Он знал так же, что не туповат, а просто обстоятелен и медлителен. И ещё ему нравилось изображать из себя прусского солдата, что тоже давало повод покрутить пальцем у виска.
      Но что он пишет стихи - не знал никто. Даже Георг.
      Он писал их, сколько помнил себя. А лет в 11-12 - за год до того, как попасть сюда - даже пробовал в родном Ростоке ходить в поэтический клуб при школе. Но очень быстро бросил, так ни слова и не сказав на заседаниях, на которые ходил. В клубе оказалось неинтересно. Там все "исКалле новые формы и стили", а по мнению мальчишки - просто издевались над родным языком. ЕГО стихи туда не годились. Они рассказывали о родном древнем городе, о Балтике - то хмурой, то солнечной, о красивых девушках и мужественных людях, о том, что облака на закате похожи на валькирий. В общем, о том, чего не понимал никто и что никому не было нужно кроме рослого лобастого мальчишки с хмурым взглядом.
      Никто так и не сказал ему - ни разу в жизни! - что его стихи могли бы стать украшением немецкой поэзии.
      Блокнот догорел. Ганс написал в пепле остриём меча одно слово - РАЙХ. Так называлось первое стихотворение в сгоревшем блокноте - то, которое он как раз дописал на веранде кафе, когда его сфотографировали. Остальные он писал уже здесь.
      Потом отвернулся и вышел...
      ...Солнце неуклонно стремилось к закату. Хотя кто его знает есть ли здесь настоящие закаты. Ганс стащил ветхую джинсовую куртку и кинул её в море. Мальчишки - он, Клаус и Свен - долго смотрели, как куртка падает. Ганс думал, что Олег хорошо дрался и немного жаль, что он предал и что он не с ними. Вспышка.
      Ганс оттянул назад длинные волосы и собрал их в хвост на макушке обычной девчоночьей резинкой. И сказал Свену:
      - Пусти меня в первую пару.
      И вспомнил:
      Где мой вождь
      И мой Райх?
      Пожрал ли Фаньярих Вотана,
      И отравлен ли ядом Мидгардсорма
      Рыжебородый Тор?
      Но я вижу врагов -
      Полчища, что топчут нашу землю,
      И не имею права медлить.
      Я уже умер за тебя, вождь,
      И если нужно - умру снова.
      "В атаку!" - кричу я,
      и цепь мертвых солдат
      встает за моей спиной.
      Мы идем на штурм Вечности.
      Мы идем...
      И живые встают
      Вместе с нами
      В единый ряд...
     
     * Маслов Илья Александрович .

* * *

      Валерка шел к мосту, где ждал Лёшка и думал, что вроде все и устроилось, если не считать, что самое страшное впереди. Зачем Валерка туда шел, к немцам? Он и сам точно не знал. Уж точно не для того, чтобы поработить остров. Конечно, это не исключено, и даже скорее всего вероятно, но этим походом он хотел многое решить. Кириллу дать оправдать себя, Пашке - нюхнуть пороху, пусть привыкает. Нике... пожалуй, тоже оправдать себя. Адрелу забыться и отвлечься.
      Валерка скосил глаза влево на Кирилла.
      - Держись меня. И помни, что оступиться тебе нельзя.
      Адрелиан уже зашел на мост. Его равнодушный взгляд обежал ребят.
      - Валерка, ты прикинул, кто там и сколько их? И как драться будем? Впереди мы с тобой, я думаю, больше шансов пробить их ряды. - Мальчишка-кремень рассуждал спокойно и уверенно, словно ничего не случилось, ни тяжести перехода, ни разбитого сердца.
      Павла и Нику поставили в середину строя. Просто мост не позволял встать шире чем по двое. Задача оказалась проста и ясна, как только передние устают или падают... их подменяют идущие следом. Вот и весь бой.
      - Ник, я левша, - быстро сказал Белый, - смотри осторожней.
      И опять стал смотреть вперёд. Туда, где на немецкой половине стояли трое пацанов. Со стальными мечами.
      Пашка сглотнул противный кислый ком. Ему не было страшно. Только как-то тяжело. Тягостно. Хотелось, чтобы скорей всё началось. Не закончилось, а началось. Парнишка прислушался к себе. Внутри создавалось ощущение, словно тупые клещи выматывают душу. Он всегда мечтал, что разрастется азарт и возникнет настоящее желание вступить в бой, но ничего подобного сейчас он не ощущал. Ну хоть не боялся, уже хорошо...
      Ника всматривалась в лица врагов... а врагов ли? Такие же парни простые, пусть и с другой стороны моста. Рассказ Рахель Вероника не слышала, потому ей было немного все равно. Против нее стояли ребята, мыслями девочка постаралась вернуться в свой двор, чтобы вспомнить то ощущение перед дракой, которое всегда ей так помогало. Тогда все складывалось иначе, они шли против боевых петухов, которые могли предать, поколечить даже убить. Там это также как и тут не являлось игрой. Для Вероники агрессия окружающего мира не являлсь чем-то простым и обыденным. Девочка окраины, она прекрасно понимала, что вступая в "мальчишеские" игры, нарушала главное правило разности полов. После такого шага пути назад не существовало. Вот и тут пути назад не будет... Но тонкий надлом характера, узкий зазор в упрямстве, в этой звериной порой злобе никак не давал сосредоточится. Девочка упорно раскачивала в себе состояние боевого азарта. Медленно, снизу оно начало подниматься, так медленно... Еще чуть-чуть и все перестанет сущестовать, останется только это желание заглушить саму себя. Эту токающую в весках вину. Она обязана прорваться в первые ряды, это подло по отношению к мальчишке..., но она не может иначе. Бой до того момента, пока держат ноги.
      Руки девчонки привычно начали подрагивать от напряжения. Вот сейчас, прямо сейчас и все начнется, она уже точно знает, как прорываться, действие чертовски опасное, но оно того стоит...
      - Стоит ли? - что-то шепнуло изнутри.
      - Черт, да что же такое! Соберись, Вероника, соберись, Амазонка, и пусть ты уже не королева, и пусть ты сломалась, ты осталась такой же упрямой, соберись Стриж, не думай ни о чем, кроме этих мечей, которые играют сталью на солнце, кроме этого боя, кроме того, что решила сделать. Думай только о том, что впереди только скрежет металла о метал, давай Валькирия, разбуди свою звериную злобу, свою всепоглощающую ярость, свою жажду. Только бой, этот вихрь несущегося по венам адреналина, эта ненависть, ты так долго ее в себе растила, ну же - давай!
      - Не ошибись...
      - Поздно!
      Лицо девочки стало спокойным и холодно-уверенным. Ей стало не важно, что этот бой может закончится смертью. Смерть казалась ошибкой и шуткой, она не могла случиться с ней. Не здесь и не сейчас, может быть когда-нибудь потом... Но не сейчас.

* * *

      Лайла зевнула и гавкнула. Ей не хотелось входить внутрь комнаты, в которой находились усталая девчонка и раненый мальчишка. Они не опасны. Хотя от мальчишки пахло ещё и злостью. Не злобой, а злостью, это разные вещи. Но злость тоже ощущалась раненой, неопасной.
      Собака вильнула хвостом и уступила дорогу Робину.
      Олег опять проснулся. Рахель спала. Солнце стало красным. А за дверью кто-то был.
      Пришли убить, мелькнула дурацкая мысль. О боги, вот так и зарежут - без боя?! Стало не страшно - мерзко. Олег не сводил глаз с двери, испытывая только одно - ужасное чувство беспомощности. Вот, значит, что испытывала Рахель... Он сдвинулся, прикрывая девчонку собой. Не потому, что хотел стать героем. Просто люди его народа веками поступали именно так. Рядом с ним спала беспомощная девчонка. Младшая. И он собирался её защитить - хотя бы сделать так, чтоб первым закололи его, и он не видел, как станут убивать её. Что он ещё мог?..
      ...Вайсер спала, уже в который раз за этот непонятный, дурной день. Спала, тихонько уткнувшись в Олега, словно слепой котенок в кошку. Было тепло и спокойно и сны не пришли. Кто-то наклонился к ней, и Рахель машинально притянула к себе это нечто теплое, как плюшевого медведя с красным бантом и черными спящими глазками, который остался там, на Земле, в прошлой жизни. Она обхватила это нечто руками, прижалась и зашептала:
      - Миша, Мишенька, что я тебе расскажу, мне такой кошмар приснился, словно я не дома и все там убивают друг друга, меня там так били, так били, больно, страшно, а потом, нет об этом даже говорить не буду, боюсь... Крови столько и страшная такая змея была, а еще там мальчики хорошие, сперва один все злился на меня, а потом... потом... он такой хороший, Мишенька, такой добрый, я его как брата полюбила... Мишка, Мишенька, ты не уходи только, страшно, очень страшно... - потом бормотание девочки стало бессвязным, но объятья остались все такими же крепкими...
      Робин деловито вошел, некоторое время изучал ребят. Раненного и девочку, всхлипывающую во сне.
      - Я Робин! - Четко и громко представился мальчик по-английски. Разбудят ли его слова ребят или нет, он не задумывался. - Я командир этого замка сегодня до вечера. Вы обязаны слушать мои указания. За неподчинение - смерть!
      Он пытливо вглядывался в пленных, поняли они его? Как воспримут новость?
      - Я понял, - сказал Олег по-английски, поняв, что убивать их не собираются. Не этот же сопляк? Да и вообще - помрачение на него нашло какое-то... - Не кричи, девочка измучилась, спит. И ещё. Если тебе не запрещено, и ты согласишься - принеси поесть. Мы оба голодные, мы не ели несколько суток, - про хлеб Олег решил промолчать. - Если можно, - повторил он без заискивания и не тоном приказа. ПРОСТО СКАЗАЛ. - И не опасайся. Девчонка слабая и не умеет драться, а я тяжело ранен. Мы не убежим.
      А ВОТ ТУТ - ТУТ ОЛЕГ ВРАЛ. Он не был уверен в себе, в своих нынешних возможностях. Но собирался начать действовать, как только почувствует достаточно сил. И хорошо, что их охраняет мелкий. Интересно, кто охраняет Йозефа? И где... где ТОТ парень? Швед?   

* * *

      - Идут, свиньи! Готовимся. - Свен махнул мечом, проверяя, как слушается плечо, связки, сегодня работать придется много. Обернулся к Гансу и Клаусу.
      - СС не сдается! И если враг пройдет по мосту к сердцу Рейха, для наших подруг это должно значить только одно - нас уже нет, мы мертвы! Поняли?
      - Да, вождь, - отозвался Ганс.
      С той стороны у русских ожидало человек десять. Или чуть меньше. Ганс поймал себя на том, что ищет Олега, но предателя не было среди врагов. Странно...
      - Здоровые. - Из-за спины стоявшего врпереди Муравьева Лешка изучал немцев. - Слышь, Валерка, а может лучше, того... ну, это... то есть старших в плен не брать вообще? Даже если сдаваться начнут. Опасно же. И так позади у нас уже не русский остров, а ядерная бомба. С критической массой заряда пленных. Еще немного, и цепная реакция пойдет.
      - Валер, у них сильные ребята. Первыми давай мы вдвоем, может, удастся вообще без потерь их смести. - Адрелиан извлек свой меч. - А вообще Ботан прав, этих надо бить. Совсем. - Адрел скосил глаза на Муравья.
      - Чего ждут? - полупрошептала, полупрошипела Вероника, в целом ни к кому не обращаясь...
      - Ладно, не щадим никого. - негромко сказал командир, - то есть парней не щадим. Мелких и девчонок в плен, не звери же мы... Ну и тех, кто сам сдастся, тоже в плен. Отобрать оружие и связать. В первой паре я и Адрелиан.
      Максимально приблизившись Валерка сказал Свену:
      - Маловато вас, - ему казалось, что победа рядом. За спиной - целая армия преданных парней, что ещё нужно на войне? Клинок в руках мелькнул в ударе.
      Адрелиан двигался синхронно Валерке. Злой, яростный стиль Валерки, перенятый во время тренировок, плюс холодный, расчетливый и жестокий стиль Николая, который гонял Адрела на Земле, да еще и верткий, работающий на точность и скорость стиль Мариуса, которого Адрел тоже нахватался, давали гремучую смесь. Клинок устремился к горлу Ганса, стоящего рядом со Свеном...
      Боги, боги... Ганс только это и подумал. И вспомнил тело тот интересный удар, "итальянский", со сложным названием - который показывал Олег. Когда клинок отбивает оружие противника, направленное в горло или лицо, вверх-в сторону-наискось - и сразу сам колет в лицо или в шею.
      Только бы вышло! Сражающегося против него парня Ганс и не знал почти. Но видел, что тот умеет сражаться. Клинки столкнулись. Адрелиан скользнул в сторону, избегая укола в шею. Кончик его меча крутился у самого лица Ганса. Клинок хищно скользнул к груди противника. Ганс процедил сквозь зубы ругательство. Отбить смог, подколоть - нет. Как-то у русского по-другому получалось... Плюнув на сложные финты, немецкий мальчишка просто прыгнул вперёд (чёрт с ним, если зацепит, зато удар наверняка будет!) и рубанул сверху вниз в левое плечо своего противника.
      - Н-на, получай!..
      Стриж как-то неожиданно отпустила Пашку, что тот и не успел перехватить ее руку. Она вскочила одним движением на парапет и побежала. Как умудрилась проскочить девчонка мимо сражающихся за спины, как оказалась в тылу у немецких ребят, наверное она и сама не успела понять. Это был единственный шанс вступить в бой сразу, пока еще злость на саму себя перетекает в злость на других, пока не пришел страх...
      Успела правда мелькнуть одна-единственная трезвая мысль - что после таких выкрутасов Валерка посадит ее под замок и больше никогда не выпустит на мосты. Но эта трезвая мысль потонула в шипении рассекаемого плотного, словно ткань, воздуха. Вероника смотрела на своего противника, и все казалось двигается, как в замедленной съемке. Нужно быстрее, много быстрее! Но эти проклятые руки, эти чертовы руки не могли двигаться так же молниеносно, как ее мысли. Ника направила клинок в плечо тому парню, что стоял перед ней, в плечо, так, чтобы ослабить, не убить сразу. Не потому, что ей стало жалко его, нет. Она хотела насладиться боем. Парень был высокий, крепкий и опасный...
      Свен и Ганс сцепились с русской парой, и Хансен надеялся выждать своей очереди. Но его планы разрушились - к дерущимся в центре моста пролезла русская девочнка. Как она ухитирилась проскочить? Собственно это уже не имело значения, противница оказалась перед ним на свободном пространстве. Хансен преградил ей дорогу и тут же отбил удар.
      - Цурюк, фройляйн! А еще лучше - ступай прямо в ад!
      - Иди к черту, кобель! - рявкнула Вероника уже снова начиная атаку.
      Адрелиан чуть отступил, и выставил жесткий блок. Однако противнику удалось слегка достать его, меч зацепил плечо. Адрелиан не обратил на это внимания, зато он успел проследить как Ника сунулась в драку!
      - Пашка, козлиная твоя морда, ты почему ее не держал?! - рявкнул он, не оборачиваясь, и не отвлекаясь от боя. Его меч дернулся, целя в кисть, которой Ганс держал меч...
      - Ууууууй, ду-рАААА!!! - завопил Белый. Рванулся вперёд, но понял, что только помешаю Адрелиану и Валерке. - Дура! - почти со слезами крикнул он снова, готовый бить себя по щекам: слепой хвастун, я остановлю все мечи, я, я, я!!!
      Ганс, чиркнув по руке противника, решил вновь попробовать тот приём русского.
      Лови, подумал он... но в последний момент понял, что сейчас получит удар по руке. Он попытался повернуть меч так, чтобы блокировать удар хотя бы гардой.
      "Успею?!"...
      Но не успел... Клинок Адрелиана ударил не по мечу, а по запястью, отрубая руку. Второй удар не заставил себя ждать, и голова Ганса покатилась в сторону немецкого острова, напрочь снесенная мечом.
      Перескочив через катящуюся голову, даже до конца не осознав, что это было. Ника сообразила, что Адрелиан остался без противника и тут же крикнула:
      - Не приближайся, ОН МОЙ!!!!
      - Русска матка-шлюх! Я тебя укоротить! - противник амазонки бесцеремонно попытался пропороть ей живот длинным выпадом.
      - ШЛЮХА!? - Стриж аж поперхнулась этим проклятым словом, которое так и липло к ней. Она рванулась и таки зацепила горло парня, но не так сильно, как надеялась. Мальчишка сделал выпад и параллельно с ударом пришлось изворачиваться телом, чтобы уйти от клинка в сторону. Немец оказался чуть сбоку, и Вероника направила клинок в межреберье. Если это хваленое оружие и впрямь настолько хорошо, то лезвие войдет глубоко в бок этого гада.
      "Кто же её научил драться?!" - думал Хансен - "Вот курва!" - Пацан крутился, едва успевая отбивать удары и пятясь назад.
      Вероника пыталась найти прореху в обороне, удар в бок немец блокировал весьма удачно и начал отходить назад. Под ногу Стриж попалась отрубленная голова, девчонка даже не поняла что это, потому просто отпнула ее. Голова покатилась, как мячик, дальше, а Хансен замер. Этого оказалось достаточно для амазонки. С особой яростью, издав победный клич, девчонка рванулась вперед, вонзая меч прямо в грудь парню. Ника ждала сильного сопротивления плоти, но вместо этого лезвие, наполненное силой ее злобы, легко вошло парню в грудь. Тот шатнулся, Вероника рванул оружие обратно на себя, толкая падающего немца на спину и наблюдала, как только что живой человек падает, а на груди растекается кровавое пятно. Веронику замутило, она отшатнулась к парапету. Она еще ни разу не убивала, ни разу никого.
      Дольше всего бой продолжался между Валеркой и Свеном, никто не вмешивался. Оба противника не уступали друг другу ни в ловкости, ни в умении, ни в силе удара. Чаша весов на сей раз явно наклонилась в сторону русских. И Свену стоило сдаться, но он помнил, что малый отряд Йенсена сейчас на кубинском мосту. А в замке только Марисоль, щенок-Гаврош, которого притащил Гюнтер, да хитрющий француз, перебежавший к ним по рускому мосту, Мариус. Свен ему не верил и наказал утром Марисоль Мариуса запереть, оружия не давать, хотя француз бесновался и орал, что готов воевать против русских, что у него к ним счеты. Никто из них не способен удержать остров, он и сам уже не способен, но он станет биться до конца!
      - Да умри ты наконец-то! - в сердцах сказал Валерка. Хотел ли он Свену смерти? Скорее он хотел убрать его с дороги. Любым путем. Победа была близка. Как никогда.
      - Только после вас, майне хэрре! - прохрипел немец, отвечая ударом на удар. Ему хотелось заколоть хотя бы русского командира, раз со всем отрядом справиться нереально...
      - Тебе конец, - процедил сквозь зубы Валерка, когда удар Свена чуть не распорол ему живот... но в следующую минуту клинок русского вошел ему чуть ниже плеча. Свен выронил меч. Почему русский командир опять не добил противника, наверное, не сказал бы даже он сам. Но Свена оставили в живых, жестко связав ему руки за спиной, чтобы не дергался.
      Валерка оглянулся.
      - Молодцы. Потери есть? Раненые?
      Адрелиан коснулся покрасневшей от крови ткани рубашки на плече.
      - Нет, все полностью боеспособны. Только нужно кого-то оставить на мосту, на всякий случай. Вдруг немецкие отряды с других мостов попытаются прорваться.

* * *

      Еда на остров поставлялась, как и на все долгие, порционно. Робин видел, как старшие урезали свои порции, чтобы кормить Йозефа, и мальчишка терзался подозрениями, что его порция тоже формируется за счет других. Так. Иначе быть не могло. Не должно. Так как если на Робина приходит еда, значит, ХОЗЯЕВА игры уже записали его в русский гарнизон, в перебежчика. Он совсем хотел было отказать, но решил все же сперва проверить. Мальчишка обернулся к Сомову.
      - Сходи вниз, к телепортатору, может там что-то осталось. Если есть, то неси.
      Потом он вновь повернулся к пленным и вновь принялся их изучать взглядом.
      Рахель поежилась, тихо открыла глаза, очень медленно отцепила тонкие руки от Олега, смущенно посмотрела на мальчишку. Потом перевела взгляд на стоящего в дверном проеме. Подобралась вся, взгляд наполнился тревогой. И как-то глупо, совсем по детски, она спряталась за Олега. Ей не хотелось, чтобы на нее так пристально смотрели.
      - Ты только не оставляй меня тут одну, - шепнула она русскому, - если пойдешь куда-то - с собой возьми.
      Девочка робко задела руку рыцаря, словно боялась, что оттолкнет.
      - Спасибо, - кивнул Олег, изучая охранника в ответ и одновременно удобней устраивая голову Рахель на подушке. Его пальцы неосознанно погладили волосы еврейки. - Я думал... думал, ты откажешь. Ты ведь не русский? - полюбопытствовал Олег и не стал особо ждать ответа.
      Он подумал. А если сейчас броситься на пацана? Не убивать, нет. Такого мелкого убить - это запредельная подлость. Скрутить, потом - того, который ушёл за едой, он тоже щенок совсем... и... У мальчишки даже заныли мышцы - таким сильным было желание. И никакая благодарность за кормёжку его бы не остановила... Но остановили две вещи.
      Во-первых, он понял, что не сможет двигаться быстро. А на меч в руке мелкого напороться - не лучше, чем на меч в руке взрослого. А во-вторых за дверью в коридоре Олег заметил собаку. Большую, хоть и беспородную. Она стояла и смотрела внутрь.
      Здоровый и с ножом он бы справился с ней. Но Олег не был здоров, не имел сейчас ножа... и он любил собак.

* * *

      Игорь, наверно, слишком быстро сорвался с места, и на бегу надеялся, что Робин, не задумается, чего это он с такой прытью побежал выполнять поручения. Мальчишка бежал вовсе и не за едой, он бежал на башню, чтобы выпустить Йозефа.
      - Выходи! На острове главный только Валеркин прихвостень, мы с ним справимся вдвоем в два счета! Я сейчас отнесу еду и заманю его, а ты бей по голове...Только не сильно... - добавил Сомов. Мертвецов на своей совести ему не хотелось иметь, даже в виде Робина. Он просто мешался. Но смерти Игорь ему не желал. Никому ее не желал. И никогда. Хотя ему самому она казалась порой довольно легким избавлением от тяжести, которую он нес в себе. - Свяжем, заткнем рот и уходим, никто нас больше не догонит.. - а Робину достанется от Валерки... Додумал он про себя, и уж точно он в нем разочаруется... как Гюнтер во мне...
      Йозеф не верил своему счастью и даже настороженно выглянул в коридор, проверяя, нет ли ловушки, но Сомов пришел один.
      - Хорошо, что ты сохранил верность Рейху. - смягчился Варнике. Сомова он ревновал к Гюнтеру и не очень сожалел, когда его прогнали с немецкого острова. И вот ведь как повернулось! Но оставался еще Калле. Йозеф не знал, насколько можно ему верить. Но швед заступился, когда Йозефа пытала русская. Швед стрелял в предателя Олега. Подумав, Йозеф повернулся к сокамернику.
      - Хочешь на свободу? Давай осмотри их комнаты на втором этаже, найди нам оружие! А я на кухню! - И немец, еще раз бросил внимательный взгляд и устремился по лестнице...
      Игорь не слышал тихого разговора пленников, он уже спустился вниз и полушепотом крикнул
      - Йозеф, жди на кухне и чтобы тихо! - Сомов не знал, почему доверился немцу. Почему решил, что он станет его ждать и поможет разделаться с Робиным. А, ну конечно, потому что выбора-то не было, дошло до Игоря, когда он уже несся наверх с чудом найденной едой.   

* * *

      - Сейчас вам принесут поесть, сидите тихо.
      Мальчишка держал оружие наготове, мало ли, что им может прийти в голову. Пленных в замке много, а он один. Правда, есть еще глупый Сомов, но Робин не верил, что от того может быть польза...
      - Я при всём желании не могу "сидеть громко", это ты шумишь, - с усмешкой возразил Олег маленькому охраннику. - Не волнуйся так и не бойся, ты же сейчас комендант острова. А за еду спасибо большое... Рахель, ты тоже не бойся, - ласково сказал он девочке. - Я никуда не уйду, и никто нас не тронет.
      В коридоре Олег различил шорох шагов. И вдруг понял - границей чувства - что это идёт не второй караульный. Тот был в какой-то обувке. А по коридору шагали босиком. Шаги были лёгкими и осторожными.
      Потом зарычала собака. Негромко. Но внушительно...
      - Что еще надо? Есть еще неотложные просьбы? - Робин сказал так по-взрослому, что сам себе удивился. И шагнул к двери. - Если нет, я вас оставлю. Вечером за вами придут. Мое дело охранять замок, а не решать ваши судьбы.
      Посмотри, кто в коридоре, глупый, почти сказал Олег. И не сказал. Ему было холодно-интересно. Что же будет дальше? Он сейчас ощущал себя посторонним наблюдателем, любопытным и неуязвимым. Лишь продолжал поглаживать волосы Рахель - да кивнул мальчишке:
      - Нет, ничего больше. Спасибо.
      В комнату ворвался Сомов:
      - Держи! - он воткнул в руки Робина еду для пленных. Закрывай их давай и пошли, там телепорт сломался. Чето делать? - Игорь врал так, что дым изо рта шел, но он придумывал на ходу, а уж как получалось, так и получалось...
      - Кретин! - Робин поспешно положил поднос с едой на пол. Головастик занял ему руки хоть на миг, а если бы пленные напали?! Поспешно выйдя и заперев дверь, он прислушался. - Сломался? Ты уверен?
      - Сам такой! Конечно уверен! Что ты думаешь, я слепой?
      Телепортатор - дело нешуточное! Робин не знал, может ли он сломаться, но искушать судьбу не хотелось. Валерка доверил ему замок и надо было оправдать доверие. Робин очень боялся оплошать - если русский от него отвернется, тогда он тут совсем пропадет, ненужный.
      Наверное потому он не сильно задумываясь кинулся на кухню.
      Приложив палец к губам и глядя на Рахель, Олег встал. Переставил на постель поднос со стола - там были не много не мало пельмени со сметаной (остывшие), чай в больших кружках... Ха, уж не за нас ли это получено, подумал парень.
      - Ешь, - тихо сказал он, - мне оставь... половину.
      И - почти прежним, неслышным - шагом, лишь придерживая бок, он подошёл к двери и распластался сбоку от неё. Подождал. И крикнул:
      - Чёрт!!! Парень, как тебя?! Парень, скорей, девчонке плохо, слышишь?!
      Ответа не последовало.
      - Твою так! - заорал Олег (неужели ушли так быстро?!) - Кто-нибудь!!! Девчонка умирает!!! Да помогите же... - он по-настоящему закашлялся, посмотрел на Рахель: МОЛЧИ!!!
      Калле разминулся с русскими стражниками, спешившими на кухню. В это время он уже был в спальнях, отыскивая оружие. Нет, он не хотел выполнять приказы Йозефа и воевать за немцев. Он хотел другого - найти Олега и посмотреть предателю в глаза. А потом... потом Калле и сам не знал, что делать. Оружие он нашел странное. Рапиру! Очевидно, она попала в арсенал по недоразумению и была тут брошена как неудобная на мосту. Да, в мечном бою она обуза, но заколоть человека, особенно безоружного, сойдет. Теперь осталось выяснить, куда подевали Олега. К счастью вопль решил и этот вопрос. Калле усмехнулся...
      - Пацаны-ы-ы-ы!!! - орал Олег, морщась от рывков боли в боку. - Да пацаны же!!! Ну кто-нибудь, сволочи, она же умрёт!!! Да откликнитесь, козлы!!!
      Он опять извиняющимся взглядом посмотрел на Рахель, которая и есть-то забыла - испуганно смотрела на него...
      А Игорь бежал вслед за Робином - и от топота ног они не слышали воплей пленного. Да и слышимость в замке была плохой, наверно из-за материала, из которого он построен. Сомов очень надеялся, что Йозеф не подведет. Пришла мысль: а нафиг я ему сдался?! Ведь он мог быть уже далеко... когда вдруг из-за двери на голову Робина опустился мешок. И где только Йозеф нашел этот пыльный мешок?! Но - нашел, и низкорослика Робина этот мешок одел до колен. Ждать было нечего и, радуясь, что первым бежал не он, а то быть ему в мешке, Игорь тут же толкнул Робина на пол с намерением усесться на него, а потом искать способы обезвредить. Попался! Даже рот затыкать не буду! Ори сколько влезет - никто тебе не поможет!
      - Эй! Что за шутки! - забрыкался Робин, - Выпустите меня! Хватит игрушек! Я комендант!   

* * *

      Швед стоял, выжидая время, а потом открыл засов.
      - Не ори, не дома, - он зашел, деловито прикрыв за собой дверь, чтобы никто не помешал. У Йозефа свои дела, у Калле свои. - И дома тоже не ори.
      - Как она? - Калле посмотрел на Рахель.
      - Нормально. - Олег сказал только это. И отступил. Странно, подумал он. А почему я не удивлён?
      Калле стоял у двери с длинной рапирой в руке. Панье, подумал Олег. И где только нашёл, и как она сюда попала? В волосах шведа горели алые искры заката. И в глазах, но там они становились бледней.
      Олег отнял руку от бока и встал прямее. Как можно прямее. Но боль вернулась, и он, промычав сквозь стиснутые зубы и сжатые губы, перекосился вбок.
      - Пришёл, Ламберг? - спросил он. - Уже хорошо...
      - Не вижу для тебя ничего хорошего. - Калле отвечал Олегу, но смотрел на Вайс. Подошел, коснулся щеки девочки, как будто не верил глазам и хотел удостовериться, что с ей всё в порядке.
      - Тебе бы не смотреть, что здесь будет, Рахель... - Грустно и тихо проговорил он ей, обнимая.
      Рахель непонимающе смотрела на друзей переводя взгляд с одного на другого.
      - Иди, - спокойно сказал Олег. - Иди, не бойся. Мы просто поговорим.
      Он подошёл, взял еврейку за руку и, сняв с её плеча руку Калле, как куклу, вывел в коридор. Вошёл обратно и закрыл дверь. Подошёл к кровати, переставил поднос с нее на стол. И повернулся к шведу, улыбаясь. Стоя прямо.
      Только оказавшись за дверью Рахель осознала, ЧТО СЕЙЧАС МОЖЕТ ПРОИЗОЙТИ ТАМ!
      - Нет! - закричала она, застучала в дверь, - что же вы делаете! Калле! Олег!!! Нет, - девочка хотела ворваться в комнату, остановить, но руки не слушались совсем, она сползла на пол наклоняясь на дверь и тихонько заплакала...
      - Ну что, Ламберг. - сказал Олег. - Ну что, МОЙ МАЛЕНЬКИЙ ДРАКОН? Прочитаны все книги Командора и наступило разочарование?
      Он засмеялся. Потом оборвал смех. И сказал:
      - Если бы ты знал, как я устал от вас... драконята. Я тебя только прошу, Ламберг. Ты мне сначала объясни - ЗА ЧТО? А потом...
      - Я не дракон, не надейся, я ничего не взял у тебя. К счастью для себя. И для других. А вот тебе - к несчастью!
      Мальчишка распалял себя, и рапира начала немного дрожать.
      - Жестокий! Подлый! Для тебя люди - мусор! Брёвна, по которым ты лезешь к своей цели. Как здорово ты притворялся. Как хорошо выдавал себя за друга Гюнтера! Как хорошо стравил немцев между собой и ослабил их. И вот теперь открыл русским путь на остров. Йозеф побежал напасть на русских и ударить им в хвост отряда. Я не пошел, я знаю, что остановить их всё равно не смогу. Но хотя бы немного отомщу за тех, кто сейчас погибает под русскими мечами!
      На языке у Олега закипели тысячи слов, но... он только грустно кивнул и, глядя на дверь, устало сказал:
      - Рахель, я же просил дать нам поговорить...
      И, когда Калле обернулся, нанёс ему размашистый удар ребром ладони по шее.
      Ему самому это движение обошлось дорого - Олег с полминуты стоял, согнувшись пополам, постанывая и мотая головой. Потом - с трудом поднял рапиру и упёр её в горло шведа как раз когда тот начал вставать:
      - Да, ты ничему у меня не научился. Ты опять купился на тот же фокус, - ровным тихом голосом сказал русский. - Теперь стой и слушай меня... Когда я тебя первый раз увидел - я тебя просто пожалел. Ты был смелый и беззащитный, таких не убивают, это подло. А потом... - Олег вздохнул. - Потом я подумал: вот друг. Вот на всю жизнь друг. Такой не предаст, такой не отвернётся... Я... я ГОРДИЛСЯ, что ты вроде бы начал со мной дружить. Потому что я видел - ты и отважней, и честней, чем я. Помнишь, как ты спас меня на мосту... и ещё... как мы купались и как боролись на пляже... и как я тебе книжку рассказывал... - голос Олега вдруг задрожал, но он справился с собой. - А потом... потом ты сам знаешь, - русский помолчал, держа рапиру вдавленной в кожу шведа. - Ещё слушай. Я никогда не был предателем и не был ничьим шпионом. Если я кого и предал, так это себя... и я просто как умел спасал тебя и Рахель. Спасал с острова, где тебя хотели убить. А её - обесчестить и тоже убить. И хотели, чтобы вас убил я. Ты помнишь? Я вас вытащил. Потому что я обещал. Я оставил Гюнтера, да. Но Гюнтер немец. Ему вряд ли что-то грозило так сразу и бесповоротно, как вам. И я собирался вернуться за ним. Мне плевать, веришь ты, или нет. Я говорю то, что есть. И я знаю, что я бы скорей сдох... скорей сдох, чем хоть на миг поверил, что ТЫ - МЕНЯ ПРЕДАЛ. А ты поверил сразу и охотно, Ламберг. Даже не задумался. И теперь... - Олег перевёл дыхание и закончил: - Теперь пошёл вон, дурак.
      И, бросив рапиру к ногам Калле, тяжело отошёл к кровати и со стоном лёг на здоровый бок. Сжал руками раненый бок. И подтянул к животу ноги. Боль была такой жуткой, что хотелось кричать в голос. Но Олег не хотел, чтобы ЭТОТ слышал его крики.
      Рахель все слышала. Тихо прижимаясь к двери, размазывая по лицу бессильные слезы. Вздрогнув от звука падающего оружия, такого оглушительного, словно в набат бьет надежда, последняя угасающая надежда, что все еще будет хорошо. Захотелось закричать, страшно, от боли, которая раздирала сердце. Вот она была, семья, которую она создала в своем воображении, ее семья - тут, на островах, на этих проклятых островах! Люди, ради которых хотелось не только умереть, но и жить... и она сейчас крушилась и ломалась. Девочка поднялась, робко открыла дверь. Она стояла некоторое время неподвижно и смотрела. Сердце разрывалось на две половинки, и каждая тянулась к своему, одна к Олегу, другая к Калле. Рахель ощущала такую боль, что сил просто не осталось. Она тихонько опустилась на колени и зашептала, громко, так чтобы ее услышали оба мальчишки:
      - Простите меня... Простите, пожалуйста... Простите за то, что пришла к вам тогда, что полюбила, как братьев, простите... Простите за то, что не смога умереть вовремя. За то что испугалась, что вам пришлось пережить этот ужас на Ковчеге, - Вайс закрыла лицо руками, плечи ее вздрагивали, но она не плакала, когда ТАК больно не плачут, - простите, что сейчас не могу порваться на две части и не могу понять за что же вы так ненавидите друг друга, за то, что глупая такая, простите... Убейте, пожалуйста, я не хочу, не могу видеть больше, как те, кто мне дорог, убивают друг друга, калечат, не могу... не хочу больше видеть, слышать, дышать...
      Скрипачка прижала тонкие руки к груди, лицо все побледнело, дышать стало невозможно, нестерпимая боль сковала сердце, и девочка со стоном повалилась на каменный пол.
      - Да помоги же ей! - с мукой крикнул Олег, пытаясь встать, но боль уложила его обратно, и он не выдержал - закричал, громко, в голос, сжимаясь в комок, чтобы задавить это хотя бы ненадолго и успеть сказать другое, Потом крикнул: - Помоги, не видишь, ей плохо совсем из-за нас! Не стой столбом, не смог дружить со мной, так хоть девчонку не бросай, не видишь - я не могу встать! Ой, как больно, ой, как больноОООО!!! - его голос сорвался на некрасивый высокий взвизг.
      - Гад ты! - отложив рапиру, Калле опустился на колени перед Рахель, осторожно похлопал её по щекам, посмотрел на лицо, заволновался, приложил ухо к груди и, вскрикнув, принялся делать массаж сердца, как умел. - Ты что! Не смей! Вайс! Слышишь!
      Девочка потеряла сознание, сердце остановилось. Но ей не дали уйти, не дали, ни те, что сидели наверху и вершили судьбы копий, ни мальчишки, что были ей так дороги. Постояв, словно в раздумии, сердце робко начало биться снова. Еще без сознания Вайсер закричала, страшно хватая воздух ртом, словно кто-то надавил на горло, тело девочки дернулось и задрожало мелкой дрожью. Кровь, разгоняемая по венам, пробуждала ее. Наконец скрипачка приоткрыла сразу как-то впавшие, полуслепые глаза. Почти белые губы приоткрылись - и оттуда вырвался кашель, а потом девочка задышала, надрывно-тяжело, но задышала. Из уголка глаза потекла слеза. Вайсер лежала на полу, не осознавая еще что происходит, только стонала...
      Боль была такой, что подняла Олега на четвереньки в постели. Он стоял, мотая головой и пытаясь понять, проходит ЭТО - или нет?
      Сперва боль стала немножко, самую капельку, тише. Потом начала откатываться прочь - огненными волнами, иногда возвращаясь, но с каждым разом слабее Олег выдохнул и лёг на спину, разбросав руки. В ушах шумела кровь, он плохо видел и почти ничего не соображал. Он только радовался, что все кончилось.
      Кажется, вокруг что-то ещё происходило, но его это совершенно не касалось. Не больно. Этого вполне достаточно для счастья. Ему казалось, что прошла вечность, прежде чем он поднял голову и увидел Рахель на полу и Калле рядом с ней. Тогда он сполз с кровати и на четвереньках, тяжело дыша, подобрался к ребятам. Сел рядом, вяло стянул с соседней кровати одеяло, прикрылся им. И спросил:
      - Жива?
      - Держись, овечка, держись! - Улыбнулся Калле и ласково потрепал девочку по щеке. - Я уйду сейчас, так надо, Рахель. А ты умирать не вздумай. Обещай мне. У нас ведь дело есть. Неоконченное. Одно на четверых. На Ковчеге. Но сейчас я должен исправить то, что наделал этот... Калле скрипнул зубами, глянув на Олега, встал и, подобрав рапиру, вышел из комнаты.

* * *

     -- На мосту останется только один, - оценивающе окидывая взглядом отряд, сказал Валерка. - Лешка, я поручаю тебе следить за тем, чтобы ни одна мышь не проскользнула ни в одну, ни в другую сторону, только если... - Муравьев отошел и что-то тихо сказал Лешке. Тот понимающе кивнул. - Уходим, если нам повезет, то сегодня мы сделаем один из тридцати девяти шагов в сторону дома, - почему-то сегодня он верил в это, как никогда.
     -- Девчонок, мелочь и сдающихся в плен добровольно - берем в плен, остальных... сами виноваты. Гюнтера оставить живым, даже если станет сопротивляться. Мы с ним не договорили.. - слукавил Валерка. Не было у них никаких разговоров с Гюнтером. Просто русский командир не хотел, чтобы отважный президент немецкого острова погиб так, во время штурма. Хоть и сам не понимал почему, но обязательно решил разобраться, когда встретится с ним. - Идем! - Валерка взглянул на Кирилла. Его судьба все ещё решалась. - Поведешь Свена, - просто приказал он ему. Тоном, не подразумевающим отказ. - Запрешь его в замке там, где держали тебя. Тебе лучше знать где.
      Белый чувствовал себя абсолютно раздавленным. Еще в самом начале боя он хотел надавать девчонке по шее, выбросить её дурацкий меч в море, а потом прыгнуть туда самому - от стыда. Стыд пёк его изнутри и снаружи, как жаровня. Мысленно он ругал себя:
      "Постельный мальчишка! Оттащил девчонку в кровать и навалялся на ней вдоволь, а в бою она пошла вперёд. Дрянь, трус ничтожный! Ой, как же стыдно! Все всё видели. Все всё знают. Все всё поняли. Ника уйдёт к Адрелиану, а я сброшусь с моста, потому что я трус и ничтожество, трус и ничтожество, вот кто я есть, оказывается! Я не то что не мужчина, а даже не парень, потому что парни не позволяют своим девчонкам идти в бой впереди себя".
      Пашка вспомнил, что говорил Нике в замке и почти упал в обморок всё от того же стыда. Даже в ушах зашумело, а перед глазами всё заколебалось, как мираж. И тут Валерка сказал, что все идут дальше. Надежда вспыхнула, как спичка в ночи. Там есть ещё немцы! Он сможет оправдаться! Парень молча двинулся по мосту первым, даже не дожидаясь остальных.
      Ника приходила в себя, она с трудом нашла среди ребят Пашку и побежала за ним, тихонько коснулась его руки:
      - Извини, - шепнула она, - я не могла иначе... Не сердись только.
      Было совсем непривычно говорить эти слова, непонятно ощущать неловкость от того, что ты такая сильная. Вероника всегда гордилась этим, всегда несла в себе эту силу, словно великий дар, это умение драться, а сейчас е терзали нехорошие предчувствия. Но она же победила! Победила же! Или...
      Девочка заступила Паше дорогу, заглянула в глаза.
      - Я больше не буду лезть вперед... - вдруг пообещала она и сама поняла, что сейчас соврет, не могла она привыкнуть, что ее могут защищать, - или будем драться только вместе, - попыталась подправить она обещание, - ладно?
      Ей сейчас стало очень важно, чтобы Пашка согласился и не злился на нее.
      - Ну Пааааш...- протянула она в ожидание вердикта.
      - Пропусти, - сказал Белый. - Я тебя пропустил, ты меня пропусти тоже. А то нечестно. Пропусти вперёд. Как ты не понимаешь, что я сейчас себя чувствую тряпкой? Грязной тряпкой у порога, о которую каждый может вытирать сапоги, а потом её просто выбросят на помойку. Все видели, как ты, девчонка, сражалась, а я стоял и смотрел. Поэтому сейчас пропусти.- он посмотрел девчонке в глаза и снова пошёл к немецкому замку.
      Слова и действия... Они имеют свойство усыплять, вводить в замешательство, шокировать. Но так же могут и разбудить, отрезвить. И эти вот слова Пашки, словно вывели Стриж из шока, в котором она пребывала. Девчонку передернуло. Она догнала парня и резким движением повернула его к себе лицом. В глазах ее кипел гнев.
      - Ты за кого меня принимаешь? Забудь девчонок, которые живут на кухне! Если ты любишь, то люби такой, какая я есть! А я такая, я жестокая, упрямая, самоуверенная, сильная и иногда безмерно злая. И я из воинов, а не куриц! Я вырвалась вперед потому, что так хотела, меня не нужно защищать! Хочешь быть рядом? Будь, но это не значит, что я буду при этом податливой, я не такая.
      От обиды и злости у Стриж стало порывистое дыхание.
      - Решай сейчас, Павел, сейчас, не потом! Готов ты принять такую девчонку, как я? Готов мириться с моим характером? Если нет, то отойди и не мешай. Амазонка никогда не будет слабой! НИКОГДА! БОЛЬШЕ НИКОГДА!
      Белый слушал Нику, не пытаясь вырваться. Слушал и думал, какая же это короткая штука - счастье. Это даже не обидно. Он просто удивлялся, как оказывается это может быть. Когда просто удивляешься. Как будто стоял на мосту, играл какой-то вещью, а она вдруг бац - и выскользнула между пальцев. И в воду. И даже дернутся не успеешь.
      - Ты не девчонка, - тихо и печально сказал парень. - Ты боец. Лучше меня намного. И вообще, согласись, что это хрень - любить бойца. Чем-то странным пахнет. Мне вот только стыдно, что я тебя так. В общем, ты поняла. А вообще пусти, Ник. Мне надо идти. Просто для себя. - Он чуть повернул плечи, ускользая из её рук. И добавил:
      - Ник, ты не поняла. Вас и любят за то, что вы слабые. И защищают поэтому, и берегут, и вообще. А если будет по-другому, то видишь, как выходит.
      Он пошёл по мосту дальше, насвистывая тихонько и стараясь, чтобы не дрожали губы.
      "Ну вот и все...- подумала девчонка, - значит, никто не примет, значит, так и должно быть. Амазонка всегда одна или среди себе подобных, тут себе подобных нет, а раз нет, значит одиночество и как-то уже не страшно. Совсем не страшно, только горько, что тебя хотят переделать, перекроить на свой лад, воина-девчонку любить нельзя, зато можно ненавидеть. Что же, пусть ненавидят, я дам им всем повод, а потом, потом в бою потоплю это ощущение горечи в горле. В бою уничтожу свою тягу и желание, преодолею взгляд в сторону ЕГО. Пусть идет, свободен..."
      Стриж легко подпрыгнула, проверяя, как слушаются ноги и, чуть приподнявшись на носки, легко побежала вперед, уже не смотря по сторонам не замечая ни Пашки, ни Адрелиана, ни Валерки. Волчица вышла на охоту, волчица ждет достойного противника. А та слабость, которая тихонько тлела в ней, изничтожая сердце, слабость под названием любовь... она научится жить с ней, научится подавлять ее.
      Адрелиан прекрасно слышал разговор Ники и Пашки. Он тоже двигался по направлению к немецкому замку. Нагнав Павла, он положил руку тому на плечо, останавливая его.
      - Ты влюбился не в девчонку, а в свое представление ее... И знаешь, при этом ты успел разрушить чужие отношения, только чтобы бросить ее. - Адрелиан говорил тихо, он не обвинял, голос скорее звучал грустно. - Все мы совершаем ошибки. Я тоже ошибался. Но... Пашка, не соверши сейчас еще одну, гораздо более серьезную. Ты нужен своему острову. Будь сильным.
      - Какой я дурак, - сказал Белый убито. Ребята шли по мосту, как будто гуляли. - Послушай, - обратился Павел к Адрелиану, как будто не у него отнял девчонку, - но как же быть? Я её люблю. Это что, это пытка такая, да? - и он улыбнулся. - Медленная пытка, да? Больно. Очень. Тебе что, тоже вот так? - Белый заглянул собеседнику в лицо, словно хотел, чтоб старший развеял сомнения и успокоил. Потом его голос упал: - Ты, наверное, хочешь меня убить. Ну ладно. Таких, как я, в помойном ведре топить надо. Только потом, после немецкого замка.
      - А ты думал, любовь это сахар? - грустно улыбнулся Адрел. - Если когда-нибудь застанешь ту, которую действительно любишь, с другим... Ты поймешь, что я тогда чувствовал. Но я искренне желаю тебе этого не знать. А так... Пашка, ты правда дурак... - хмыкнул Адрел. - Поверь, если я хочу кого-то убить, то убиваю. Не расшвыривайся этим словом, здесь это желание может легко сбыться. Ты воин. Хочешь, я могу взять тебя в свой отряд? Я теперь командир русско-немецкого моста. Заодно и мечом владеть научишься.
      - Угу, возьми, - согласился Белый и ощутил, что благодарен недавнему сопернику. Грустная конечно благодарность, но всё равно. - Знаешь, никого больше не буду любить. Я Нику люблю, - закончил пацан убито, чувствуя себя полным бревном.
      - Ладно тебе, она не единственная девчонка на островах. После того как возьмем немецкий, сообщу Валерке, что ты в моем отряде. И вот еще, не пытайся сейчас свести счеты с жизнью, мне трупы в отряде не нужны.
      Лешка проводил взглядом двинувшийся вперед отряд и, морщась, приступил к очистке моста от трупов. Море он загадить не боялся - тела немцев сгорели, не долетев до воды.

* * *

      Мариус метался по крохотной каморке в башне немецкого острова. Когда он, обдурив русскую охрану, перелез к немцам - очень удачно там оказался дежурный человек с веревкой, Ганс, который остался на ночь у провала на тот случай, не придет ли Корсаков или может даже вырвется Йозеф. Мариуса к немцам Ганс перетянул, но сразу же скрутил и как француз не кричал о своей жажде вооружиться и днем сразиться с русскими, его заперли. Вместе с Гаврошем, к которому он так рвался. С Мишкой немцы вообще не знали, что делать, друг он или враг и зачем он был нужен Гюнтеру.
      Теперь Мариус с беспокойством глядел в маленькую бойницу, на мосту шел ожесточенный бой. А в замке не осталось никого, кроме одной немецкой дуры - Марисоль. Точнее, испанской дуры, но какая разница. Мариус пребывал еще в том возрасте и складе характера, когда искрене считал, что все девчонки - дуры.
      - Эй! - Завопил маленький француз, заколотив в дверь ботинками и кулаками. - Ты бестолочь! Русские прорвались! Скоро они будут у ворот! Выпусти! Оружие дай! Выпустиииииии!
      - Ты чего орешь? - спросила тревожно Марисоль. Она и правда осталась одна в замке, все ребята шли на мосты, и вопли Мариуса отвлекли ее от последней, завершающей стадии битвы с русскими. Она не видела финала, не видела, как отряд Валерки перешел на другую сторону моста. - Откуда ты знаешь, что прорвались? Даже я этого ещё не знаю, и не прорвутся, у нас трое сильных парней на мосту! - сказала она, без уверенности в голосе. И ей было страшно. И очень хотелось, чтобы Гюнтер оказался рядом. Но бесстрашный командир острова и ее сердца так и пропал тогда, в день атаки кубинцев. Наверное, в его гибель не верили только Марисоль, да может Гаврош. Хотя с русским испанка не разговаривала...
      - Да ты в окно посмотри! В окно! Еще истошнее заорал француз. - Они же как щенков нас перебьют безоружных. Послушай меня! Ну, пожалуйста! Выпусти, дай мне меч! Я хороший боец! А Гаврошу арбалет, скорее!
      Марисоль казалось, что француз сошел с ума, или ее считает сумасшедшей идиоткой, которая способна вооружить пленников острова. Но только до тех пор, пока и правда не взглянула в окно. По коже пошли мурашки, когда она увидела приближающихся к замку русских и пленного Свена. А что если Мариус просто ее использует и встанет на их сторону? Не зря же он пришел до этого от них... Проник к ним в тайне... Чтобы открыть ворота! Ворота, которые и так открыты! Сначала Марисоль рванула в сторону ворот, чтобы их запереть, потом поняла, что не успеет и отодвинула засов на двери. То, что ее убьют - это однозначно, но освобожденный француз, если не врет, и правда может стать хоть какой-то защитой, хоть на время!
      Оружия в замке было много, немцы очень бережливый народ.
      - Какой дурак тебе замок охранять поручил?! - Взвыл Мариус, услышав голоса русских уже у самых ворот. Он встал на лестнице, ведущей в башню. Винтовой и узкой, чтобы на него не могли напасть скопом - по лестнице мог идти только один человек.
      - Такой же как и ты - самовлюбленный и самонадеянный идиот! - парировала Марисоль, имея в виду Свена. Гюнтер никогда бы не оставил ее одну в замке...
      - Мишка, наверх, арбалет тащи сюда!
      Гаврош немного посопел и ускакал исполнять приказания.
      - Марисоль, что с тем отрядом, который стоит на другом мосту? Как их предупредить о прорыве на остров?
      - Я постараюсь привлечь их внимание... - время споров прошло, во время войны они запрещены. И хоть мальчишка и правда заносчив и дерзок, но раз он на их стороне, а других нет, то не Гавроша же принимать за командира. Маленькой зеркальце лежало у Марисоль в кармане всегда и даже им, таким маленьким, можно было направить блики солнца в глаза, чтобы подать сигнал о помощи. Марисоль умчалась на башню.
      - Я задержу их сколько смогу! - Крикнул мальчишка ей вслед. Оставалось надеяться, что у немцев на мостах сил много и они ударят в тыл атакующим русским и спасут маленький гарнизон замка. Или хотя бы сам замок, уже опустевший...  

* * *

      Вероника скользнула вперед, рванулась, как тогда, на мосту. Сердце заходилось и ныло, чертовски ныло, но это она перетерпит. Даже усталость не брала девочку нынче. Стриж оказалась первая в замке, ворота она преодолела без каких-либо проблем. Девчонка-воин подумала, что стоит подняться наверх. Вдруг немцы захотят собрать силы? Похожесть замков дала возможность быстро найти нужное направление. Вероника двигалась стремительно, ее гнала вперед внутренняя боль, а это чертовски хороший погонщик. Стриж преодолела первые несколько ступеней по крутой лестнице вверх и...
      - ШУТ? - удивленно выдохнула она столкнувшись нос к носу с Мариусом. Даже меч в ее руках слегка опустился. -- Откуда ты тут? И почему ты... Ты за немцев?
      В глазах блеснули недобрые искры, меч снова поднялся в боевую позицию. Девочка смотрела чуть опустив голову, совсем как тогда на мосту, в голове мелькнула мысль: "История повторяется, повторяется..."
      - Вот и встретились, француз, защищайся! -- и Ника сделала первый выпад. Она правильно оценила свои силы, но эмоции заставляли ее совершать глупость за глупостью.
      Мариус не удивился. С улыбкой он ловким движением качнулся чуть в сторону и клинок противницы ударил в камни. Это всего лишь вопрос сноровки и опыта.
      - Я не за немцев, я против вас! - Важно пояснил мальчишка. - Долги надо платить, пупсик. А вы мне задолжали за Мишку.
      - Не важно! - взвилась Ника, чувствуя, как опять чертовски не хватает ей умения против этого мальчишки. - Если ты тут стоишь значит - враг!
      Стриж сейчас было все равно с кем, лишь бы драться. И она дралась. Девчонка осКаллелась, как зверь и направила клинок в живот, а потом резко повернула его и чуть сверху двинула лезвие, метя в ногу. Если Мариус не успеет среагировать, то она его хорошо ранит, он должен потерять устойчивость и стать менее вертким.
      А Мариуса все это забавляло. Он по-прежнему ухитрился не пустить в ход оружие. Ловко подпрыгнув, француз обдурил беснующуюся девчонку и с усмешкой взглянул на нее сверху вниз.
      - Я тебя отпустил тогда на мосту. И вот она, твоя черная благодарность! Тебя совесть не ест сейчас, а, малышка?
      - Шут гороховый! - взвилась Амазонка, - сражайся же, хватит играть со мной! Да отпустил, сломав, отпустил, и что, я теперь тебе благодарной должна быть, да лучше бы убил... - эти слова вырвались у ее сами собой.
      Стриж вновь сделала выпад, одновременно делая шаг вперед и словно подныривая под Мариуса, а потом уходя в сторону и направляя лезвие своего меча французу в правое плечо. Этого бравого фехтовальщика нужно ослабить или обезвредить - еще лучше.
      И опять девчонка промахнулась, так как Марус скакнул к ней, вниз. Девчоночий меч, вытянутый, оказался у него где-то за спиной, а Вероника, её лицо - прямо перед носом. Мариус уставился в её полные ярости выразительные глаза и залюбовался. Вдруг он крепко обхватил её и поцеловал в губы. А в следующий миг перехватил и вывернул руку с мечом, заставив уронить оружие на ступени, развернул Веронику к себе спиной и толчком послал её вниз, с лестницы.
      - Меч не для тебя, пупсик, это не детская игрушка, отдохни пока.
      Адрелиан поймал летящую с лестницы Нику и пихнул ее в руки Пашке, а сам начал подниматься по лестнице.
- Мариус, ты глупый мальчишка, - его голос звучал холодно, а меч серебрился сталью. Несколько мгновений он смотрел в глаза противнику, а потом его меч запел привычную песню, стремясь достать верткого французика...
      - А ты помолчал бы уж, альфонс! Ты Майру бросил! Обманул, и бросил! И Стриж тоже бросишь! Альфонс! Парвеню! Давай лучше я тебя сразу кастрирую, чтобы девчонок не портил!
      Мариус разразился потоком обидных слов, что, впрочем, не мешало ему отражать вражеские удары, тем более, что во вторую руку он взял отнятый у Верноники меч.
      Схватка с противником с двумя мечами довольно сложное и изматывающее занятие, стоит заметить... Адрелиан ушел в оборону, преимущественно парируя выпады француза.
      - Заткнулся бы, чесслово... Сам ни одной юбки не пропускаешь... - лениво, сделав паузу, ответил он.
      Мариус изловчился и, поскольку стоял сверху, быстро пару раз шмякнул Адрелиана прямо по макушке обоими мечами, словно по барабану палочками.
      - О, ну и звук! Слушай, тебя в девстве мама не роняла?
      - Ну ты и хам... - поразился Адрелиан, больно уколов Мариуса в ногу, совсем рядом с очень важной частью тела. - А ведь в следующий раз я не промахнусь! - подмигнул он, и неожиданно сделал резкий выпад, целя в грудь француза...
      - Может и хам, но я чужих оруженосцев не ворую, как вы! - Кюстин поморщился от раны.
      Клинок Адрелиан сверкнул в воздухе и аккуратно вошел правую часть груди Мариуса, как в ножны... Парень почувствовал, как ослабли ноги противника... Он выдернул клинок, и Мариус осел на землю, теряя оружие. Адрел мельком приметил, что меч вошел очень удачно: сражаться француз не сможет очень долго, а сейчас вообще недееспособен, но жить будет. Если перевязать. Хотя и так выживет...
      - Перевяжите его. - бросил он через плечо, оглядывая окровавленный на большую часть лезвия клинок. Ухмыльнулся.
      А Пашка внизу проклинал все на свете. Он потерял надежду доказать, что он чего-то стоит. Белый тяжело вздохнул, стискивая локти своей недолгой подруги и, наверное, вечной любви...
      Нику трясло от злости. Промахи, поцелуй и отнятый меч стали последними каплями на сегодня. В ярости она отодвинула придержавшие ее руки и крикнула.
      - Он мой! Слышишь!!! - крикнула она Андрелу. Но Мариус уже утерял способность биться.
      - Замолчи и иди перевяжи его, - зло сказал Пашка и толкнул Нику к раненому мальчишке, который корчился на лестнице, но при этом улыбался. Не сКаллелся, а именно улыбался презрительно.
      - Адрелиан! - крикнул Белый. - Я посмотрю, что снаружи!
      Ему просто хотелось смыться от всего, что только что произошло. Шипя сквозь зубы отборный мат, он рванул к выходу почти бегом, мечтая об одном - чтоб попался хоть один немец. Неважно с каким итогом схватки.
      Стриж не ответила, только сверкнула глазами Пашке в след. Достала кусок бинта, пропитанного мазью - и подошла к Мариусу. Ей сейчас требовалось се ее самообладание, чтобы не добить француза.
      - Допрыгался, шут? - девочка, невзирая на слабое сопротивление, забинтовала мальчишку и стянула вниз, чтобы не лежал в проходе, прислонила к стене.
      - Зря ты полез сюда... - слова Ники застряли в горле, когда в замок вошел командир вместе с Кириллом.
      Марисоль опоздала. Время, потраченное на подачу сигнала своим, оказалось критичным. Русские уже поднимались на башню. Она понимала, что ее скорее всего убьют, но пусть тогда это будет в бою. Она хотела защищать свой остров до конца, но налетела на высокого зеленоглазого мальчишку так неожиданно, что вмиг была обезоружена и оказалась в его железной хватке с заломленными за спину руками.
      - Кирилл, иди сюда, - Валерка стоял спокойный как айсберг. - Кирилл, - громче повторил командир, - я хочу, чтобы ты опознал ее, прежде чем она получит то, что заслужила.
      Валерка не собирался ни бить, ни убивать Марисоль, но и спустить все с рук тоже не собирался.
      "Что же сказать? -- думал Кирилл, -- Свалить всё на неё, так просто, тем более, это правда... И что тогда сделает Муравьев? Или солгать, спасая жизнь девушке, причинившей ему столько боли и унижений?"
      - Это не Грета. -- Наконец выдавил из себя подросток. И правда, он не солгал.
      Однако дальше Валерке выяснять аусвайсы немецких фройляйн стало некогда, сверху, с лестницы, с воплем налетел мелкий и шандарахнул по Валерке из арбалета!
      - Осторожно! - Кирилл крикнул слишком поздно - и невесть откуда взявшийся Мишка выстрелил Муравьеву в руку. На счастье стрела только разодрала плечо пройдя по внешней стороне руки. Но этого оказалось достаточно, чтобы Марисоль вывернулась из ослабшей хватки русского медведя и отпрыгнула вверх по ступеням. Мишка глянул на свой арбалет, разряженный, на русских парей и вдруг припустил обратно наверх, поняв, что стрелять больше нечем, а в мечном в бою шансы нулевые и его зарубят. Умирать он не хотел...
      Марисоль не стала останавливать пацаненка, только выхватила у него меч. Она решила, что сдастся в плен только мертвой и направила меч на мальчишек. Раз уж ей суждено умереть, то она возьмет как можно больше врагов с собой.
      Валерка стиснул зубы, чтобы не закричать, боль есть боль, она заставляет зрачки сжаться, а зубы стискиваться. Валерка молча кивнул Корсакову, указывая на Марисоль. Настал шанс для предателя доказать верность своему острову. Командир не приказывал убивать; значит приказ остался прежним обезоружить и связать. Сам же он, не теряя больше времени, бросился вдогонку за мелким оттолкнув девчонку в сторону как куклу. Нужно было изловить поганца.
      Когда командир скрылся из виду, Кирилл решился на разговор:
      - Марисоль... - у мальчишки перехватило дыхание, но он всё же взял себя в руки. - Положи оружие. Сдавайся. Мы... ой, то есть они... ох... ну, короче, русские. Они решили, что если девчонки сдаются в плен, сохранить им жизнь. У тебя есть шанс, прошу, оружие брось...
      - Жизнь? Что ты называешь жизнью, Кирилл? Думаешь я смогу жить зная, что мои друзья погибли, и что я ничего не сделала для их спасения? Нет, не смогу, жить в плену и знать, что никогда не вернусь домой. Зачем мне такая жизнь? Я буду драться с вами до конца, за себя и за всех оставшихся в живых ребят, защищайся! - Марисоль понимала, что победить русских им поможет только чудо. И в ожидании этого чуда надо бороться своими силами.
      Девчонка ударила по мечу противника в надежде его обезоружить.
      От того, что немка пустилась в откровенные разговоры, Корсакову стало не по себе. Впрочем, надо принимать бой. Мелькнула мысль, а не перейти ли на сторону немцев? И хотя бы умереть вместе? Он отвел удар меча.
- Это война! Тут всех убивают! И что, ты будешь рыдать по каждому?
      - Ты прав, поэтому я и умру честно, защищая тех, кого считала своими друзьями! Лучше скажи, что будет с пленными? Жизнь сохранят только девчонкам? - диалог с мальчишкой совсем не мешал ей с ним драться. Она не оставляла надежды разоружить его. Она чувствовала в нем какое-то сомнение. И еще она совсем не хотела в плен. Марисоль прекрасно помнила, что делали с ними на немецком, кто даст гарантию, что на русском поступают иначе?
      - Только им и мелким! А ты чего хотела? Чтобы у русских за спиной, когда будут расходиться по мостам, на острове в замке сидела куча здоровых и злых парней? Нет, спасибо! Хотя Гюнтера Валерка приказал взять живым! - Кирилл продолжил атаку.
      От удара Марисоль чуть не выронила меч и, отлетев к перилам, уперлась в них спиной.
      - Ты глупый мальчишка! Вам никогда не победить наш остров! Оставите девчонок в живых, и мы отомстим за всех, кто погибнет от вашей руки! Так и знайте!
      Марисоль оттолкнулась от перил и как фурия, из последних сил набросилась на Кирилла.
      - Ну мы еще посмотрим. - Кирилл с трудом сдерживал атаку. Марисоль оказалась на удивление сильным бойцом. Похоже немцы обучали искусству войны всех островитян.

* * *

      Ноги несли Йозефа к мосту. Мальчишка боялся опоздать. Он понимал, что без посторонней помощи удержать замок возможности почти нет. Впрочем, заметив на вершине моста фигуру, он немного сбавил шаг, восстановить дыхание.
      - Ты чего несешься, словно скипидаром помазали? - Поразился Ботан, заметив "Робина", - тебе где велели быть? Случилось что?
      - Да! Случилось! - Йозеф подобрался поближе и сходу нанес удар мечом, уже не таясь.
      - Что?! - Лешка так растерялся, что нелепо взмахнул руками и запоздало потянулся к мечу...
      - Зер гууут! Энтшульдигунг! - Довольно проурчал Йозеф, погружая меч в ногу четырехглазого. Он подпрыгнул, перескакивая через упавшего парня и побежал дальше. Тратить много времени на этого противника Йо не собирался.
      Шустрый адъютант Гюнтера тихо крался вдоль стены замка, пытаясь разобраться, что происходит. Из узких окон сверху неслись приглушенные крики, звенела сталь. Замок обороняют. Но только кто? Девчонки? Варнике замер. У открытых ворот стоял парнишка. Ромка Огарев! Наверное, русские оставили часового, а сами все уже пролезли внутрь! Собравшись, Варнике прыгнул русскому на плечи, зажимая ладонью рот и опрокидывая на песок!
      Нападения со спины Ромка не ожидал. Но кто бы это ни был, это был очень легкий, но и очень ловкий противник. Ромка хотел что-то сказать, но из закрытого ладонью рта вырвались только нечленораздельные звуки. Хоть Ромка и пролежал носом в песке всего несколько секунд, но стыд жег его неимоверно. О каком командирстве можно мечтать, когда его самого можно застать врасплох вот так - запросто. Парень дернулся, пытаясь сбросить с себя противника, но тот вцепился в него мертвой хваткой. Тогда Ромка решил перевернуться на спину и придавить напавшего всем своим весом. Так-то будет проще. Он был взрослым и рослым мальчишкой. И чувствовалось, что он гораздо тяжелее своего противника.
      - Сдохни, скотина! - Йозеф в борьбе обвил русского ногами, пытаясь сжать грудную клетку, чтобы затруднить дыхание и локтем руки обхватил горло, надеясь придушить. Удерживать такого врага было ох как непросто, тем более, что Огарев начал извиваться и переворачиваться. Ребята порождали своей возней шум и из замка могли выглянуть в любой миг.
      К своему удивлению Ромка понял, что не может справится с противником, но по голосу он его опознал. Но как? Как сюда смог пробраться Йозеф? Может, и другие пленные свободны? Ромка отчаянно замычал и принялся яростно вырываться. Сейчас кто-нибудь выйдет из замка - и тогда позору не оберешься до второго пришествия. Впрочем как всегда. Но позволить победить себя Йозефу? Это уже слишком!
      Йо вцепился в свою жертву еще крепче, удерживаясь на нем как ковбой на лошади. Русский крутился, бился спиной о песок, ударяя при этом Йозефа, мычал. Но немчик, прочно удерживаясь на противнике за счет ног, сжатых сильно вокруг его тела, методично давил ему на горло локтем, даже вкладывая в руку силу плеча.
      Наконец, Огарев совсем рухнул на песок, лишь подергиваясь в последних попытках сбросить негаданного агрессора...
      Из ворот вышел Адрелиан, замер, увидев, как Йозеф пинает Огарева. Окровавленный клинок его сверкнул на солнце.
      - Йозеф, привет. Слез бы ты с него добром... - ласково посоветовал русский, подходя к ребятам.
      Йо поднял голову и заметил как на площадку вышел еще один русский, тот светловолосый пацан. Пашка сделал еще пару шагов и замер, уставившись на невесть откуда взявшегося Йозефа.
      Маленький немецкий адъютант встал, спокойно отряхнулся и поднял с песка меч. Огарев не двигался, и Варнике очень надеялся, что тот уже задохся, равно, как и умер Ботан, а значит на свой счет можно записать уже двоих. Оглядев противников, Йозеф кинулся светловолосого - к нему был особый счет. За ложку во рту и за свою девицу, за всё ответит. Атакуя, Йозеф старался находиться спиной к стене замка так, чтобы Адрелиан не мог зайти сзади.
      Адрелиан хмыкнул и коротко приказал Пашке:
      - Обезвредить, - кивнул на Йозефа. Сам Адрелиан подхватил потерявшего сознание Ромку на руки. Паренька нужно оттащить с места боя.
      Йо бросился на Пашку молча и свирепо. Он нанёс встречный удар, сам не ожидал, что как-то само вспомнится - такой, чтоб "пересилить" меч врага на гарде и достать его по плечу или груди.
      Йозеф ойкнул от боли в плече и отскочил. Поглядел на врага растерянно и удивленно. Но только миг. Быстро перехватив меч левой рукой, мальчишка крутнулся волчком, чтобы дезориентировать противника и присев, нанес рубящий удар тому в сторону голеней.
      Но Павел подставил свой меч. И клинки сошлись во встречном ударе. Йозеф опять оглядел своего противника.
      - Маленьк обижать уметь когда он безорухен есть! Теперь нет.
      - Ах ты щенок! - прорычал Пашка, чувствуя, что звереет. Он то его жалел! Белый, отскочив, припал на колено, махнул мечом на уровне живота противника. "Если поймаю" - думал пацан, - "выпущу кишки. А уж если нет - не поздоровится одному из моих плечей. Или даже голове".
      И плечу Белого не поздоровилось! Йозеф его подрубил. А потом ударил его ногой в грудь, сбил с ног и занес меч для добивающего удара. Сейчас за всё ответит! Неужели это станет третий русский, которого ОН прикончил, маленький адъютант?
      Павел лежал на песке и видел как из плеча быстро и очень красиво - вжик, вжик - выбрызгивает фонтанчик крови. Рука сразу онемела, никакой боли он не ощущал, только плечо словно ожило и дёргалось.
      Странно но белый хоть и видел, как Йо заносит меч, не стал отбиваться, он машинально зажал свою рану рукой и удивленно смотрел как время замедляется перед смертью.
      Адрелиан давно следивший за поединком рванулся вперед, и его меч остановил клинок мелкого немчонка. Старший быстрыми и точными ударами заставил бойкого адъютанта Гюнтера попятиться назад, вставая между ним и Павлом.
      - Ты! Уйди! - крикнул Йозеф и пустился вкруговую, огибая парня по окружности чтобы добраться до Пашки и добить.

* * *

      Стриж заставила себя не смотреть туда, куда ушел Пашка. Она даже попыталась заставить себя не думать о нем. Девчонка-воин наверное впервые захотела, чтобы ей сказали, что делать. Ника повернулась к командиру и спросила:
      - Валер, что с Мариусом делать? Не тут же его оставлять...
      - Мариуса связать, перевязать и следить, чтобы не помер раньше времени. Но это позже, а пока разыщи мне Гюнтера. Потом обыщи остров, всех кого найдешь нужно обезвредить и в одну комнату.
      Ника связала Мариуса. Пока мальчишка ранен, он далеко не убежит, да и бежать ему некуда. Девчонка дотащила француза до выхода и, положив его (а Мариус, похоже, ушел в бессознанку), увидела то, что сразу заставило ее кинуться как ненормальной к ребятам: Пашка лежал на земле и зажимал плечо, из которого текла кровь. А Адрелиан сцепился с тем мелким поганцем, которого Стриж многоножкой на допросе... и как он тут оказался, черт его побери!!! Вероника оббежала парней и бросилась к Пашке. Она наклонилась к нему, оказавшись спиной к сражающимся и как бы между ними и мальчишкой.
      - Паш, Пашенька, тебе больно? Паш! - Стриж положила меч к себе на колени, второй остался в замке, она не могла тащить Мариуса и два меча, потому один всунула в подходящее место. Руки нащупали бинт, машинально его расправили. То, что за ее спиной происходил бой, стало не так важно... и то, что, если Йозеф вырвется, он может ударить ей в спину, тоже ее мало волновало. Какова бы ни была Амазонка или Валькирия, она любила Пашку. Девочка тихонько отняла руку мальчишки от плеча и начала бинтовать, невзирая ни на какие слова.
      - Потерпи, сейчас будет легче, потерпи, - Стриж шептала очень тихо, так тихо, чтобы никто больше не услышал. Вероника всунула меч в шлевку и потянула мальчишку на себя, поднимая его. "Какой тяжелый", - успела подумать она, прежде чем ей это удалость.
      Теперь Белый и Амазонка оба стояли. Она все еще стояла лицом к Павлу и спиной к сражающимся. Казалось, прошла целая вечность...
      - Меч! - сказал Павел, отталкивая Нику (а она не отталкивалась). - Дай меч!
      - Да какой тебе меч!!! Ты же на ногах еле стоишь... Пашка... - Стриж даже расставила слегка ноги, чтобы мальчишка ее не сдвинул с места. Вот ведь упрямый, - подумала девчонка, - упрямый, как сто ослов!!! Нет как тысяча ослов... Да не пущу я тебя никуда, хоть что ты со мной делай...
      Рука у Белого не действовала, кружилась голова и ещё он понял вдруг, что, если этот пацан прошёл до замка, то Ботан, наверное, убит или тяжело ранен. Им овладело изумление. Йозеф завалил троих! Ботана, Ромку, его самого! Троих парней, каждый из которых был сильней его и здоровей!
      - Адрелиан, - сказал Пашка, не боясь, что он обернётся и пропустит удар - плохо соображал. - Адрелиан, не убивай его. Он смелый, нельзя убивать за смелость.
      А потом мальчишка нагнулся и поднял меч. Посмотрел на Нику и зло, крепко поцеловал её в губы. Потом понял, что очень плохо видит и оперся на оружие, переводя дух...
      Клинок Иозефа достал бок Адрела нанося неопасную рану. Выпад Адрелиана был нацелен в плечо мальчишки, убивать его не хотелось. Йозеф на бегу подсел к земле, чтобы пропустить клинок над плечом и продолжил огибать Адрелиана, уже подбегая к Стриж!
      - Ааааа! Руссише шлюх! А твой собак уже умереть? - Он указал клинком на Пашку. - Он умереть, от рана, потому что я его убить! Я и тот ваш, который был со стеклянный глаза, на мост, убить! А теперь тебе убить...
      Адрелиан отвесил Иозефу подзатыльник, одновременно нанося удар в правое плечо.
- Не груби девушке...
      Йо обернулся, хоть и горел желанием подрезать уши Стриж и запихать туда какую-нибудь гадость в отместку за пытки, но пришлось атаковать здорового русского, отложив сладость мести на потом...
      - Ты! Задний хобот слона! Оставь меня! - Крикнул Йозеф. Ему натерпелось добраться до гадостной девчонки и её любовника - недобитого. А тут отвлекают!
      - Заткнись, гаденыш, а то я могу и укоротить тебе твой гнусный язык! - крикнула Вероника мелкому немчику. Девчонка пока что не вмешивалась в бой мальчишек, но если что - она обезвредит эту блоху.
      Йозеф ухитрялся одновременно сражаться и уделять внимание Стриж, которая в основном и была предметом работы его ума.
      - А твой язык есть червяк в...
      Адрелиан аж заслушался, когда Иозеф начал пламенную речь Нике. Дождавшись, когда мальчишка выговорится, он нанес удар, целя в левый бок.
      Уже несколько раз раненый в многочисленных за сегодняшний день поединках, Йозеф продолжал бой. Если бы ему сказали, что вся русская армия легко взломала немецкую оборону и на мосту, и в замке, но потом забуксовала на нем одном, он не поверил бы. Или лопнул от гордости прямо на поле боя.
      Клинок знающего многие бои русского достал левый бок мальчишки, оставив глубокую рану. Храбрый адъютант Гюнтера осел на землю, роняя меч.
      - Перевяжи его, Ника. - Адрелиан повернулся к Пашке и приходящему в себя Ромке. Он был очень рассержен. - Один пацаненок завалил двоих ослов! Вы бойцы или что?! После боя я вам устрою веселую жизнь! Вы у меня на плацу поселитесь! Я вас научу мечному бою, бестолочи! - оба пацана были в отряде Адрела, так что тот был в своем праве. И потом, разве он не прав?
      Стриж дождалась, когда Адрел закончит растыкать пацанов и зло сказала:
      - Вот что, Адрелиан, я тебе не медсестра и не мать Тереза, я его перевязывать не стану, этот гаденыш меня всячески унижает тут, а я его должна перевязывать? Не дождетесь...
      Вероника тихонько повела Пашку поближе к Ромке и французу, который уже приходил в себя. Проходя мимо Йозефа, она чуть толкнула мальчишку ногой с таким презрением, словно грязную половую тряпку, которую и руками-то трогать не хочется.
      Йозеф только охнул и завалился набок, раскрыв рот, руки, зажимавшие рану, разжались и темная, густая кровь стала толчками выходить наружу, утекать в песок.
      - Перестань, - зло крикнул Белый девчонке, вырвался из ее рук. - Не смей его бить, это подлость!
      Избегая глядеть на Адрелиана (ему было жутко стыдно, уши пекло, и он знал, что они сейчас красные, как светофор) и морщась от головокружения и боли в плече, Павел встал на колено и, достав из кармана бинт (их носили все на всякий случай), стал перетягивать рубленую рану в левом боку немчонка. Не поднимая глаз, сказал:
      - Адрелиан, он говорил, что и Ботана порезал и тот лежит на мосту...
      - Ну Иозька молодец... Пашка, как закончишь с ним, иди на мост и посмотри, что там с Лешкой.
      Вероника смотрела на Пашку и чувствовала как ее переполняет обида.
      - Ну и возись с ним сам, - с надрывом бросила она, - давай, еще поцеловать его не забудь, раз он тебе так нравится!
      Стриж, проглотив комок, вставший внезапно в горле и отвернувшись, чтобы не показать блеска в глазах от выступивших слез, ведь Пашка даже спасибо не сказал, а думал только об этом немчике, обо всех - кроме нее.
      "Ну и плевать!!! Плевать! Поняли!!! Все вы одинаковые, благородные до сблева!!! Давайте, давайте спасайте своего немчика, он вас троих порезал, вот поправится и добьет, а меня тогда не зовите, не приду, ни за что не приду и плевать мне на вас, поняли? На всех!!!" - думала девчонка. Она вытащила свой меч и рванулась обратно в замок. Командир дал задание - и это задание было найти и обезвредить. Лучший способ уйти от обиды - это заняться делом, и Вероника занялась. Сперва нужно проверить подвалы. Мало ли кого немцы там держать, может, с других островов ребята, такая информация окажется очень даже полезна. О Пашке, который остался на мосту, и остальных Ника решила не думать.
      Внизу было сыро, по полу разливалась вода. В некоторых комнатах она доходила чуть ли не до колена, в остальных отдавало просто влагой.
      Ну и мерзкое местечко, подумала девчонка, найдя комнату пыток. Внутри аж все заворочалось, неприятно заскребло. Стриж заглядывала в каждую щель и за каждый поворот. В одном месте было очень странная стена, казалась гладкой с углублением, но оттуда тянуло воздухом. Девчонка вошла в углубление и обнаружила, что там небольшой метра в полтора коридор, заканчивающейся дверью закрытой на засов.
      Ага! Пустые комнаты на засов не закрывают - ну, Амазонка, похоже, тебе сегодня чертовски везет! Ника отодвинула замок и обнаружила, что в комнате сидит парень темноволосый, похоже раненый и вязаный по рукам и ногам. Вероника какое-то время смотрела на мальчишку, даже теперь от него веяло лидерством. За время своего командования Амазонками Вероника научилась безошибочно распознавать в людях это. Стриж даже слегка наклонила голову на бок, словно собака и спросила:
      - Гюнтер?
      Не дожидаясь ответа она подошла и одним движением разрезала веревки на ногах.
      - Со мной пойдешь, - полуутвердительно полувопросительно произнесла она, а потом добавила, - или тебя тоже конвоир девчонка не устраивает?  

* * *

      Пытку Гюнтер выдержал. Но когда Ганс пригрозил ему, что убьет Гавроша, медленно и мучительно - сдался. Он дал слово, что признает на Совете свою вину в измене острову, в том, что бежали пленные и предатель Олег, расскажет, что давно уже помогал русским и готовил для них сдачу острова. За это полагалась казнь. Но зато Ганс дал слово, что Гавроша оставят полноправным островитяниым и даже не станут распределять в первые пары на мостах, пока хоть немного не подрастет и не приобретет опыта. Гюнтер обещал сказать на совете всё, что нужно. Иначе его казнить Свен и компания не могли. Иначе это был бы мятеж и Свену этого никогда не простили.
Когда в полутьме его окликнул незнакомый женский голос, он с удивлением поднял взгляд.
-
Уже Совет? А что сейчас, утро? Ночь? Ты кто, новенькая?..
      Адрел направился в подвал следом за Никой. Шагнул в камеру Неске, потеснил девчонку.
      - Привет, Гюнтер. - улыбнулся он на удивленный взгляд немца. - Остров оккупирован. Нам не понравилась новая власть на вашем острове и мы решили вмешаться...
      Вот теперь Гюнтеру всё стало ясно. Свен продул фронт русским. Чего и следовало ожидать. Единственное, Неске не думал, что это случится так быстро. Теперь он поднялся, глядя на ребят.
- Это не ваше дело, какая тут власть, а наше. Но вы победили, так что какая разница теперь то. Много наших выжило? Что вы сделаете с пленными?
      - Пленных немного. - с улыбкой сказал Андрел, - Мясники Свена убиты. Гюнтер, где ты взял такого адъютанта? Свен и его люди не смогли нас даже ранить, а Иозеф положил троих наших. Не насмерть и в поединках, но это не уменьшает его заслуг. Даже мне пришлось очень постараться, чтобы его одолеть. Не подскажешь, где бы такого найти? - Адрелиан улыбался вполне тепло, он относился к Гюнтеру гораздо лучше, чем Гюнтер к нему.
      - Он к нам упал на остров весь горячий, в лихорадке, и лёгкие были заложены совсем. Мы думали, не выживет. Он говорил на венгерском языке и всё твердил, что он Немечек и живет на улице Пал. И звал всё какого-то Боку, своего командира. Мы подумали, сошел с ума от жара. Как мы его выходили, даже не представляю, чудом выжил. И мало что помнил после болезни. Мы ему сказали, что он немец, что жил в Берлине и ходил в гимназию. Он поверил, всё списал на провалы памяти. Так-то вот.
      Ника слушала и смотрела на все с неподдельным раздражением. В ее голове не укладывалось то, что происходило. Это странная игра со смертями казалась полным идиотизмом. Вот они мгновение назад дрались на мечах, а теперь мило беседуют, делятся опытом, любезничают, спасают друг друга. Что за бредовое место? Если это война, так тут не должно быть пощады, если нет, то зачем се друг друга убивают. А главное, что никто не следит за врагами, которые реально могут УБИТЬ!!!
      - Я смотрю, вы тут знаете друг друга! Адрелиан, а на кого ты француза оставил? И Пашка где? Йозеф? Черт, почему все парни такие болваны! - Стриж кипела, как чайник, она не заметила, что Адрелиан шел за ней, она хотела привести этого самого Гюнтера к Валерке. Выполнить наконец-то хоть один приказ командира. Конечно, она не знала кто перед ней, но надеялась, что перед ней Гюнтер, а теперь, когда подоспел ВЕЛИКИЙ И НЕПОБЕДИМЫЙ АДРЕЛИАН, она просто бесилась.
      - Мне кажется, ты что-то перепутала. Еще одно слово в таком тоне и ты окажешься в подвале. Одуматься. - холодно отозвался Адрелиан. - Не забывайся. Время, когда ты могла влиять на мои решения, давно прошло. Ты сама так захотела. Шлюха. - последнее слово он просто выплюнул. - Гюнтер, ты идти можешь? Выглядишь так, как будто над тобой палачи всю ночь работали... Пойдем. Не пытайся бежать, некуда. Прояви благоразумие и останешься командиром немецкого острова. - когда Адрел заговорил с Гюнтером, холод из его голоса исчез.
      - Понятно... Ушла я, тут мне больше делать нечего, тебе повезло, парень, у тебя будет достойный конвоир... - Ника в злости сплюнула и выскользнула из помещения. Она вернулась ко входу, Ромка вроде пришел в себя и вполне мог справится с французом и этим мелким поганцем, который расправился с троими ребятами. Становилось скучно, не поле боя, а лазарет какой-то... и Пашка где?! Ника мотнула головой туда-сюда и зашагала по мосту...

* * *

      С кухни доносились звуки мальчишеской возни и голоса обоих юных конвоиров. Калле подивился их беспечности и направился к воротам. И замер. Вот так так! Путь преграждала сидящая собака. Довольно здоровая. Калле посмотрел на рапиру, потом на собаку, не в силах решить, сражаться с ней или обойти?
      - Хей! Дог! - Дружелюбно сказал он собаке на английском. И позвал, как русские звали животных в фильмах: - Кис-кис!
      Лайла насторожила уши и посмотрела на какого-то неправильного мальчишку. Что он сказал?! Собака недоверчиво огляделась - неужели эта пакость где-то тут?! Не может быть!!! Но не её же он так позвал?!
      Лайла неуверенно гавкнула, потом тихо зарычала. Ещё чего. Кис-кис.
      - Мать твою, исправляльщик, - пробормотал Олег. Он перевёл дух ещё раз и поволок Рахель на кровать. Положил, как можно аккуратней, закинул одеялом и постоял пару секунд. Потом, решительно мотнув головой, начал драть на полосы свою простыню и, закусив губу, туго перетянул этими полосами живот. Влез в спортивки и штаны. Опять подошёл к кровати и коснулся губами щеки еврейки: - Спи, отдыхай... никто не тронет тебя здесь... - и прошептал:
      - "...Ой, Ладо, Ладо,
      Ладо, мати, Ладо
      Славослови, мати,
      Весну закликати...
      Зиму провожати,
      Ой, Ладо, Ладо,
      Мерю провожати.
      Леля да Полеля
      Ой, да пили воду
      Во великой Сварге
      Пили - лили воду
      Ой, да лили воду,
      Славу пели Роду,
      Ой, да славу пели
      Диду, дубу, снопу...
      - Может, поможет и ей... - пробормотал мальчишка, выпрямляясь. - Она хорошая... - как будто спорил с кем-то, с кем не привык спорить.
      И вышел - легко и пружинисто...
      Смешно. "Змея" стояла в зале, в самодельной стойке для оружия, тут же лежал и нож - тот, с роговой рукоятью. Подаренный шведу таскал на поясе Пашка. Да уж. Придётся забирать, а неохота.
      Олег не знал, насколько его хватит. Хорошо, что он выспался... плохо - что почти не ел. Ещё было плохо, что он босой, он так не привык. И ещё - что сбоила правая рука. При резких взмахах боль пробивалась даже сквозь стянутое тугой повязкой тело.
      Но всё это не стоило того, чтоб о нём думать.
      Держа нож в левой, меч - в правой руке, Олег бесшумно вышел в коридор. Двинулся к воротам. Неподалёку кто-то боролся. Весёлая у людей жизнь, подумал Олег, слегка шалея от общей абсурдности ситуации. Но...
      Но то, что он увидел дальше, было изумительно. Замечательно. Абсурдно уже до такой степени, что мальчишка засмеялся тихонько. Калле с этой дурацкой рапирой стоял перед большой красивой собакой, похожей на легаша. Собака недоумённо рычала. Олег на её месте вообще описался бы и убежал с визгом, потому что швед отчётливо звал псину:
      - Кс-кс-кс...
      - Кгхм, - кашлянул Олег и скривился - больно. - Ламберг, не будь идиотом, это собака, а не кошка. И ещё, мальчик со шпагой, хватит валять дурака. Пойди в зал, там полно мечей. Подбери себе подходящий. А с псиной я поговорю.
      - Уйди! - Покосился Калле на Олега. - У нас разные дороги.
      Но дорога была к воротам только одна и надо было либо послушать Олега и отойти в зал, что делать не хотелось, либо...
      Калле вздохнул и пошел вперед, попробовал перешагнуть через собаку.
      Лайла вздохнула. Это была наглость. Чужой глупый мальчишка и вправду решил, что она кошка.
      - РРРРГАУВВФФФ!!!
      Клыки молнией метнувшейся Лайлы смачно клацнули в сантиметре от ступни нахального человека.
      Олег вздрогнул и коротко, резко захохотал - нехорошим смехом, каким-то горьким. Потом громким приказным тоном сказал:
      - Иди в зал за мечом, идиотина. Дорога у нас одна. По крайней мере - ПОКА. Возьми оружие и возвращайся сюда.
      Он убрал оружие и, морщась, встал на колено. Протянул к собаке руку:
      - Цццццццц... не сердись, хороший пёс... хоро-о-о-о-оший пёс... - Олег двинулся вперёд на коленях, не опуская руки. - Не сердись. Не бойся, мы не тронем...
      Его пальцы коснулись чёрного подёргивающегося носа. На лице мальчишки появилась задумчивая печальная улыбка.
      - Хороший пёс... - прошептал он и, наклонившись, коснулся морды собаки щекой.
      Калле с завистью посмотрел на то как Олег справился с собакой. Он услышал крик Сомова за спиной и обернулся.
      - Что там у вас было? Где Варнике?
      - Бллллинннн, - процедил сквозь зубы Олег. Погладил уши собаки. Поднялся. И, взяв шведа за плечо, изо всех сил толкнул его к залу и крикнул: - Иди и возьми меч, баран! Потом поговорите! - потом смерил взглядом невысокого мальчишку. - Ты кто такой? А впрочем, по хрену... - он снова наклонился, опять потрогал уши собаки и улыбнулся. - Хорошая... Нам, похоже, идти всем вместе.
      Олег заметил, что дальше по коридору валяется ещё один мальчишка - голый и связанный. Вернее, не валяется, а дёргается и сопит...
      - Там что Вайс одна? - вдруг осознал Калле. - Гад, она же... - мальчишка не закончил, поняв, что от этого дерева сложно ожидать человеческих чувств и что до больной девчонки, спасшей его жизнь не единожды, ему нет никакого дела, он развернулся и начал взбираться по лестнице назад.
- Йозефу помоги, найди его! Идите на немецкий мост, помогите нашим! - Крикнул он Сомову. А Олегу ничего. По мнению Калле, тот мог убираться куда хочет...

* * *

      Вайсер окончательно очнулась, уже когда все ушли. Она попыталась встать, но не смогла - пробил холодный пот, перед глазами темнело, а руки и ноги казались совсем чужими.
      - Мама, папа, Сара, - позвала девочка родных, - Калле, Олег... - в ответ только тишина. - Мишка, - почти уже плача звала девочка совсем тихо, никто не ответил, рука не нашла даже любимой игрушки, никого.
      Очень хотелось пить и есть, так сильно хотелось... и еще подташнивало. Рахель стянула к себе одеяло, скомкивая его, прижимая к себе, словно живое существо... и тихо заплакала от бессилия...
      Калле вошел в комнату и прикрыл дверь, осторожно, молча присел рядом с плачущей Рахель. Он обнял девочку и шепнул ей в ухо.
      - Я никуда от тебя не уйду. Одна ты тут не останешься, обещаю.
      Про себя он подумал, что его русские, когда вернутся, наверняка казнят за мятеж. Ну и пусть!
      Рахель тихонько повернула голову, потом свернулась клубком, обхватил мальчишку руками, уткнулась в его ногу, затихла, чуть слышно всхлипывая, а потом попросила.
      - Воды...
      Было очень страшно. Хотелось к маме. А страшно было очень, так страшно не было даже тогда, когда она только сюда попала.
      - Мне страшно, - пожаловалась девочка, - мне так страшно...
      Нельзя сказать, что Ламберг имел большой опыт в утешениях плачущих девочек... и потом не нашелся сказать ничего такого, что сказали бы взрослые. Он осторожно высвободился из её рук и принес немного воды, оставшейся в кружке на столе, поднес к губам Рахель кромку:
      - Осторожнее, ты только глотай, а я подержу её, вдруг разольешь. Чего же ты боишься? Русских? Они тебя не убьют. А хочешь, мы уйдем от них? Куда захотим. В замке совсем не осталось охраны.

* * *

      - Ну и как знаешь! - Игорь не стал долго упрашивать - каждый решает сам, что ему лучше. Сомов не мог больше ни секунды находится на этом острове. Он знал, что если Гюнтер его не простит, то бежит он на верную смерть, но Игорь бежал по мосту изо всех сил и старался об этом не думать. Он бежал, пока не наткнулся на лежащего на мосту Лешку. Сомов не сразу поверил своим глазам. Йозеф. Ну да... Как же ещё он мог пройти на ту сторону. Лешка был скорее жив, чем мертв. Он всегда хорошо относился к Игорю... относился?! Сомов потратил все остатки мази и бинтов, чтобы перевязать рану пацана и оттащил его в тень, которую отбрасывали перила.
      - Лешка, ты только не умирай... И не поминай лихом...
      Было очень тяжело уходить от него. Но Игорь уходил. Потому что в помощи нуждались и другие друзья.
      На мосту Олег отстал от Игоря. Тяжеловато было бежать, кроме того, он был даже не зол на шведа, а недоумевал - тот что, совсем лишился остатков ума?! Поэтому на середине моста, когда Олег поравнялся с Игоорем, склонившимся над неподвижно лежащим и вроде бы даже мёртвым очкастым парнем, то даже не остановился - механически обогнул по дуге и зашагал дальше.
      Под уклон было идти легче, зато стало видно, как от немецкого острова поднимается - тоже не очень быстро - фигурка мальчишки.
      Прошло минут пять, прежде чем Олег узнал... Пашку.
      Олег не замедлил шаг. И не остановился. Он продолжал идти - размеренно и ровно, и вскоре увидел, что и Пашка узнал его. И тоже не остановился... сначала. Потом, когда их разделяло метров пятьдесят, замер. Выглядел он плоховато - бледный, плечо перевязано промокшим кровью бинтом. Пашка стоял и смотрел, как Олег идёт, потом - окликнул.
      - Олег, стой, ты куда.
      Олег сказал, не сбавляя шага:
      - Уйди, Белый.
      И, видя, что Пашка неподвижен, чуть ускорил шаг под уклон, перешёл на бег и - нанёс первый удар.
      Пашка заныл сквозь зубы, не веря, что это по правде. И, видя, что Олег замахивается, вскинул меч навстречу.
      Меч Олега отлетел по дуге в сторону, и он сам еле удержался на ногах, понял, как ослабел на самом деле, ударившись грудью о перила моста. Выдернул нож и прыгнул снова - уже с одним желанием: УБИТЬ.
      - Ай, мама!!! - крикнул Белый тонко, видя, что Олег, похожий на большого страшного зверя, отстранился от перил и снова прыгнул вперёд, целя в него ножом. Машинально ударил в ответ - сверху вниз по дуге.
      Меч прошёлся по левой руке Олега под локтем снаружи - и мальчишка выпустил нож. И тут же ударил ещё раз - типично фехтовальным выпадом в грудь Пашке. Но тот успел взять круговую защиту...
      Олег, не удержавшись, упал на колено.
      - Не двигайся! - Павел упёр меч сверху вниз в плечо Олега за ключицу. - Не двигайся, я же убью!!!
      Олег обмяк. Привалился к парапету. Усмехнулся:
      - Убивай. Что ж...
      Белый обалдел. Отвёл меч, поглядел на равнодушные глаза Олега, на капающую кровью руку. И присел рядом:
- Давай перевяжу. И пойдём к нашим, я скажу, что ты случайно поранился.
      Правой рукой Олег нашарил дарёный нож - он специально сел возле него. И, глядя в глаза Пашке, всадил нож по рукоять в правый бок.
      - Вот и всё, Белый, прости, - сказал Олег, отталкивая судорожно скорчившееся тело.
      - Ох! - вырвалось у Павла, когда внезапно очень жгучая длинная боль проникла в тело. - Ты что? - спросил он Олега - и полетел куда-то, полетел, полетел. Там не было боли. Там не было вообще ничего.
      Олег поднялся на колено. Снял с пояса что-то пробормотавшего тихонько Пашки (он лежал, сжавшись в комочек и улыбался, а изо рта текла кровь) ТОТ нож - ТОТ, свой подарок... подарок...
      Нож Олег закрепил на ноге под правой штаниной. Упёршись рукой в тело Пашки, выдернул второй. Пашка дёрнулся и сказал: "Не надо, больно," - потом хныкнул и зевнул, не открывая глаз. Олег вытер нож о штанину. Поднялся.
      И, держа меч в правой а нож в левой, сильно кровящей руке, пошёл к немецкому замку...
      "Никто, - Стриж сжимала кулаки от обиды, - никто, это теперь мне навсегда, это теперь меня преследовать будет, ненавижу парней, всех! ВСЕХ! Шлюха... И себя ненавижу за глупость, подпустила, потом еще раз и совсем запуталась... Хоть с моста прыгай, черт!" Вероника взяла в руку меч, он лег словно единственный друг, так впрочем и было, наверное... единственный сейчас друг...
      А по мосту кто-то шел... и этот кто-то был тот самый тяжело раненый парень, которого она сторожила в замке. У парня было в руках оружие, и он был ранен, значит кто-то его ранил, только кто? Ботан? Пашка? Хотя кто бы ни был - этот судя по всему победил и может натворить дел. Стриж встала в позицию и стала ждать. Она не станет с ним говорить, но постарается его остановить.
      Олег увидел Пашкину девчонку издалека. Да, на мосту не спрячешься... Улыбаясь, он замедлил шаг и сказал - когда между ними оставалось метров десять - сказал, салютуя мечом:
      - Пашку я, кажется, убил, леди. Не совсем честно, но мне сейчас важен результат... А теперь убью и вас. Защищайтесь...
      Солнце оборвалось и покатилось по дуге моста куда-то в море... Мир сгустился черным, сузился мелкими черными мошками до размера этого мальчишки. В ушах бились слова "УБИЛ! ПАШКУ УБИЛ!!! ПАШКУ УБИЛ!"
      - Сука!!! - Ника рванулась вперед норовя ударить в живот, чтобы помучался подольше.
      - А то ж!!! Я такой!!! - с нехорошей весёлостью отозвался Олег. Сперва он хотел пропустить девчонку мимо себя, но дыхание вдруг перехватило тугой петлёй, он не успел повернуться и вместо этого должен был встретить её жёстким ударом по клинку - такой называется "батман" - и с силой пнуть ногой в колено. - На закуску! - процедил Олег, в ярости от непослушания своего же тела...
      Клинки встретились с невероятной силой, но Ника чудом удержала оружие. Правда вот удар в колено слегка подкосил устойчивость, но девчонка почти не ощущала боли, она была в состоянии, которое называют состоянием аффекта, когда боль где-то очень-очень далеко. Только невероятная ярость билась где-то внутри, выжигая все остальное. И безысходность...
Если она проиграет - это будет последний ее бой, она либо отомстит за Пашку, либо умрет! Иного и не должно быть! Стриж не разговаривала, она только восстановила устойчивость. Разговоры в бою отвлекают, тот, кто говорит, уже наполовину проиграл.
      Удар в колено пришелся напрямую. Если бы он был чуть сверху, то Стриж не только не устояла бы на ногах, но даже вообще больше не стояла.
      Девчонка чуть отклонилась, потом, двигаясь вбок, резко выбросила руку, используя метод рычага, нанося рубящий удар по плечу и сразу же попыталась пнуть коленом в самое незащищенное место.
      Девчонка двигалась не очень умело, но яростно, у неё даже губы побелели, а глаза стали чёрными, как стволы ружья. Олег неожиданно залюбовался ею... и вдруг раздумал убивать. Поймав своим мечом на выпаде клинок девчонки, он подбросил его вверх и, когда она подняла ногу, чтобы (ай-ай, какое коварство, вдруг смешливо подумал мальчишка) пнуть его в пах, крутнулся в сторону, уходя от тычка, и своей ногой подбил ту, на которой балансировала эта бешеная.
      Ника упала, но тут же подскочила и сразу, не дожидаясь, с размаха рубанула по ногам. Если всё получится, то обе ноги или хотя бы одна будет ранена. Сама же Вероника ушла в сторону, чтобы не напороться на оружие мальчишки.
      - Убью! - процедила она сквозь зубы.
      - Убьёшь, но не ты! - согласился Олег, перехватывая меч девчонки кончиком своего клинка и отшвыривая его в сторону - как бы продолжая собственное движение воительницы. Но вместо того, чтобы ударить её локтем в лицо, как собирался, Олег ткнул снизу под подбородок полусогнутыми пальцами. - Остынь, девочка, это не твои игры!
      - Ты не пройдешь, я буду драться с тобой голыми руками и зубами, пока не загрызу! Убийца! - девчонка рванулась вперед, на парня, пытаясь вырвать у него оружие и продолжить бой.
      - Ненавижу, ублюдок, друга убил! Пашку убил!!!
      Стриж бесновалась. Она готова была умереть, но отомстить, а если не получится, то вот он - край...
      - Прости, - сказал Олег почти искренне, бросая свой меч дальше на мост. Следующее, что он сделал - нанёс удар кулаками по вискам девчонки...
      Обрушившийся удар вывел из состояния равновесия, в глазах потемнело совсем, голова зазвенела, как колокол. Стриж схватилась за голову, сползла на гранит моста, с трудом соображая, что происходит.
      - Иди и посмотри, - сказал Олег, наклоняясь над Никой, возившейся на мосту с белыми от боли глазами. - Иди, может, он ещё живой. Он там, дальше и выше, метров сто. А у меня дела.
      Сквозь звон и муть Амазонка все же расслышала самое важное, что могло быть... самое важное! Пашка еще, может быть, жив. И Вероника поползла. Встать она не могла, потому просто поползла вперед - туда, где должен был быть раненый мальчишка, цепляясь непослушными руками за гранит. Постепенно проходила муть перед глазами, но голова все еще звенела, а Ника все ползла вперед. Там, на немецком, остались парни. Пусть они сами разбираются с этим Олегом... а ее дело Пашка.
А Олег подобрал своё оружие и девчонкин меч. Правда, этот клинок он бросил - бросил на камень там, где мост опускался к немецкому замку.
      - Эй, кто тут есть! - крикнул мальчишка, удивляясь тому, как ему легко и свободно. - Я иду, конунг!..

* * *

      Удар Марисоль удался, и мальчишка, оступившись, упал на пол, а девчонка с победным воплем уселась на него, прижимая руку с мечом к полу.
      - Я могу тебя сейчас убить... Но не стану. Потому что ты мне поможешь... - Марисоль неожиданно пришла в голову мысль сделать Кирилла своим сообщником. Тем более у нее было немного времени, пока Гюнтеру была обещана жизнь. Может ей удастся спасти хотя бы президента острова, раз сам остров так безнадежно был захвачен.
      - Выбирай! - сказала она, наклоняясь мальчишке к самому уху. Она конечно не знала, что, требуя очередного предательства, подписывает мальчишке смертный приговор.
      Корсаков дёрнулся и затравленно глянул на победительницу снизу вверх.
      - Не надо. - Только и пролепетал он. - Не убивай! Ну как я тебе помогу?! Наши везде. Всё равно тебе не выбраться из замка. Но даже если и выберешься, то куда пойдешь? Даже если я сейчас возьму меч и начну сражаться на твоей стороне, что мы сделаем вдвоем то против целого острова?
      Корсаков, равно как и Марисоль и все в замке, не знали, какие потери понесли русские от Йозефа, не знали о том, что на острове русских произошел удачный мятеж.
      - Знаю, что не выбраться... - отмахнулась Марисоль и осторожно оглянулась по сторонам. Собственная участь заботила Марисоль не так сильно. Она девчонка, может и правда пронесет. Может русские не убивают девчонок... А вот Гюнтер, Йозеф и прочие мальчишки... Их жизнь была на волоске. - Я отпущу тебя и даже сдамся в плен, только ты дашь мне слово, что придешь ночью и откроешь дверь. Сейчас мне не убежать, а ночью смогу. А ты вернешься к себе и никто не догадается, почему я смогла сбежать. А хочешь - вместе убежим? - Марисоль предлагала искренне. Дураку понятно, на кого подумают первым.
      - Вместе? А куда? - Удивился Кирилл. - У нас соседи турки, они не принимают девчонок воообще, религия запрещает. А еще французы, Мариус командовал отрядом на мосту. Он бы мог принять, никто не знает, что ему в голову придет. Да только мы его тут у вас то ли убили, то ли ранили.
      - Куда, куда.. - так Марисоль и сказала мальчишке, что собирается бежать не одна. Что собирается освободить всех немцев и отвоевать свой остров. И держать на нем оборону. Пока этого Кириллу знать было не положено. Но она собиралась просить у Гюнтера принять его и сохранить ему жизнь, если он и правда поможет. - Куда, куда, туда же, куда и я, не бойся, со мной не пропадешь, у меня план есть. А не захочешь, вернешься к себе в комнату и спать ляжешь, как ни в чем не бывало. Давай обещай уже, что дверь откроешь! А то здесь и останешься!
      - Пожалуй, я с тобой пойду. - Поразмышлял мальчишка. - Всё равно русские меня не любят. Я тебя ночью освобожу и удерём от них всех. Романтично! Ладно, пусти меня теперь, что ли. И меч отдай.
      Марисоль внимательно посмотрела на мальчишку, у нее не осталось сомнения, что он сдержит обещание и выпустит ее ночью. Вот только будет ли это романтично... Ну, это зависит от того, что каждый для себя считает романтичным. Марисоль знала одно - она обещала сохранить мальчишке жизнь и помочь остаться на немецком острове,. Если он поможет им. И это она сделает. Даже если придется долго и упорно убеждать и упрашивать Гюнтера. Но только если поможет, конечно.. Что он там ещё себе навоображал - это другой вопрос, но сейчас Марисоль решила не разочаровывать его. Слишком много зависело от Кирилла. Да и не будь Гюнтера в сердце Марисоль, Кирилл вполне мог претендовать на какие-то романтические чувства с ее стороны, потому что был милый, симпатичный и сговорчивый. Немного наивный, добрый и романтичный. Но Гюнтер был, и в этом случае Кириллу оставалась только ее дружба. Если конечно он ее заслужит и оправдает.
      Она откинула меч и встала.
      - Делай что надо, чтобы поверили, но смотри не подведи.
      Кирилл отряхнулся, встав наконец с замызганных ступеней немецкого замка (в последнее время на этом остове было столько событий, несчастья и крови, что не до уборки, да и с исчезновением Рахель некому стало - Грету, Марисоль или Нику не очень заставишь), и, забрав оружие, кивнул девушке, мол, иди, давай. А сверху Валерка волок за шкирку упирающегося и воющего Гавоша. Так у ворот замка сошлись три пары:
      Кирилл, конвоировавший Марисоль, Валерка, волокущий Мишку, Адрелиан, ведущий Гюнтера из подвала.
      А вот картина, открывшаяся ребятам, была потрясающей. Песок перед замком был в бурых потеках крови, на земле вперемешку валялись связанный Мариус, недвижимый Йозеф (про себя Кирилл изумился, у какого гада поднялась рука беспомощному пленному так бок распороть и зачем его вообще приволокли сюда), и спускающийся Олег! Вооруженный.
- Что за фигня... а? - Непроизвольно вырвалось у Корсакова распространенное подростковое ругательство...

* * *

      Стриж с трудом добралась до лежащего на мосту Пашки. Бок весь в крови, из рта тоже кровь, мальчишка сжался в комок и УЛЫБАЛСЯ...
      - Пашка, - зашептала девчонка, наклоняясь к самому уху мальчишки, - Пашенька, Паша, ты только не умирай, - из глаз сами собой потекли слезы, Ника не знала, за что взяться, как поднять мальчишку, что сделать. Бинт Пашка у нее забрал, когда перевязывал Йозефа. Девчонка рванула за низ своего топа. Это был не бинт конечно, но хоть что-то. Трикотажная ткань рвалась плохо, но Амазонка все равно тянула. Наконец полоса оторвалась, открывая весь живот девчонки. Она растянула чуть получившуюся ленту и завязала бок, потом поднялась. В ушах все еще шумело, но Ника этого не замечала, она потянула мальчишку на себя. Буквально укладывая его на свою спину. И, шатаясь, пошла к немецкому. Там у Валерки должен был быть еще бинт, должен, не могло не быть!!!
      А Белый смотрел в небо и думал, что оно перед смертью очень красивое и спокойное. Он даже усмехнулся. Вроде бы и не двигался и в то же время двигался. Как будто полз куда-то. В ушах ровно шумел морской прибой, а небо над головой не менялось. Он передвигался рывками и почти ничего не чувствовал, только лицо, руки и спину.
      А небо свисало большим куполом. И Пашка подумал: "Зачем Олег меня ударил ножом когда тут такое красивое небо?"
      - Кто здесь? - спросил Белый. И не услышал себя.
      - Пашка, - прошептала, задыхаясь под тяжестью мальчишки, Ника, - Пашенька, ты только держись, ты только не умирай, слышишь, я без тебя не смогу, держись, держись, Пашенька!!
      Амазонка еле шла, каждый шаг давался все тяжелее, ноги подрагивали от напряжения, но Стриж продолжала двигаться, таща на себе мальчишку.
      - Ника? - удивился мальчишка и снова не услышал своих слов. - Ты чего, Ник, мне хорошо. А ты тоже уже умерла? Смотри какое небо красивое.
      Потом ему стало очень больно, и он задохнулся от этой боли, попробовал пошевелиться, уйти, уползти от неё. Хрень. Не вышло. Боль повисла на Белом, как бультерьер. Он сказал с испугом:
      - Ника, я что умираю?! Ника, миленькая, я не хочу, не надо. Зачем он меня ударил, за что?! Я же ему помочь, я помочь хотел.
      Павлу было очень больно. И очень трудно дышать...
      А Ника еще издалека крикнула:
      - Кто-нибудь, помогите! Он же умрет!!! - пот и слезы заливали глаза, а Амазонка упорно шла вперед, к немецкому замку и к спасению...

* * *

      Олег увидел, что возле замка как-то разом появилась куча народу. Первым делом он вычленил взглядом Гюнтера и удовлетворённо кивнул головой - отлично, конунг тут и конунг жив. Вторым - нашёл того мальчишку, который утащил с моста Йозефа.
      - Привет, - Олег отсалютовал мечом, чувствуя, что надо спешить. - Какая делегация на нашем милом острове... Ну так вот... - он нашёл взглядом зеленоглазого Валерку. - Гюнтера и Марисоль - отпустить. Сами - убирайтесь отсюда... этого, - он кивнул на Мариуса, - я не знаю, забирайте с собой. А этого, - он указал мечом на Кирилла, - оставьте, я немного обстругаю его в человека... Если кому-то не нравится то, что я сказал - становитесь в очередь. И поскорее - мосты скоро разойдутся... Как там тебя, - он нахмурился, - Кирилл? Иди сюда, поговорить надо...
      Нельзя сказать, что Кирилл хоть немного обрадовался появлению Олега. Прямо наоборот. И растерялся.
- А почему я? - Бестолково засуетился мальчишка. - Не о чем нам с тобой говорить! Знать я тебя не знаю.
      Тыльной стороной меча Валерка оттолкнул Кирилла в сторону.
      - Здесь приказы отдаю только я... Ну ты и... - командир не мог подобрать слов, глядя на Олега. Вот пригрел себе змею на шее. Надо было все-таки пустить его в расход, как Ботан предлагал. Всех их, разве кроме девчонки, потому что девчонка. Но Олег сейчас был один. - Очередь будет длинной, не боишься? Мы взяли немецкий остров в честном бою и плюс ты минус ты ничего не решит! - Валерка толкнул верещащего Гавроша в объятия шатающегося и еле стоящего на ногах Ромки, которого заметил краем глаза. Очухался наконец-то!
      - Связать пленников! А ещё лучше запереть! Какого черта вы их сюда притащили! Сказал же обезоружить и собрать всех в одной комнате! - да, с таким умением слушать команды удивительно, что ещё кто-то жив.
      Потом обратился к Олегу:
      - Ну, я первый, пожалуй. Надеюсь он не думал, что русские так просто выпустят из рук победу?..
      - Хороший командир, - серьёзно сказал Олег. - А вот среди людей у тебя швали много. Мне даже жаль, что и я русский. Ну что ж, тогда - защищайся!
      И Олег нанёс выпад - в живот, с переводом в горло.
      Валерка не знал, на что намекает Олег, а значит, подумалось ему, командир он был хреновый. Он мог доверять всем, наверное, даже Кириллу. Муравьёв не верил, что тот подведет после разговора. И не представлял, что должно было им руководить, чтобы он ещё раз подвел. После того, как он был прощен и получил второй полноценный шанс вернуться на свой остров. Да и девчонку он скрутил-таки, не оплошал. Валерка не знал, о чем толкует Олег, но, если будет шанс, решил обязательно у него спросить.
      - Со своей швалью мы разберемся сами, как разобрались с вашей, - сказал Валерка, имея в виду Свена и его компанию. Он был ранен, но шевелился довольно резво. Жить хотелось. Не только победить, но и жить.
      Валерка увернулся, хотя клинок сверкнул прямо перед носом.
      - Что ты сделал с Робином, собака? - спросил он и в момент похолодел от ужаса - вспомнил, что оставил Робина их сторожить. Значит... - Отвечай, иначе я тебя на куски порежу, причем на меленькие и начну с рук и ног, чтобы жил дольше!
      Страх за Робина мешал сосредоточиться, но Валерка старался нанести серьезный урон противнику. Он не расстроился бы, если бы этот бой стал его последним. Сделав несколько отвлекающих маневров, Валерка нанес удар прямо в сердце.
      - Да, Свен был дрянь, - согласился Олег. - Кстати, я предупредил его - сигналил зайчиками из башни... но я вижу, ему не помогло это. Кстати, началась вся эта заварушка отчасти из-за Кирилла... - мальчишка поморщился, Валерка ловко отбил удар. - А в основном из-за меня.
      Было странно, Олег как будто говорил с другом, а не дрался с врагом. И просто рассказывал, что к чему:
      - И я не шпион немцев, как ты мог подумать. Я спасал девчонку и того шведа, - признался Олег, беря защиту от свирепого, явно назначенного убить, укола. - А сам я не могу изменить Гюнтеру...
      И он сам нанёс второй удар-укол - "стрелу", целя в бедро левой ноги русского командира.
      - А Робин лежит связанный в замке, и связал его не я! - выдохнул Олег, отскакивая. - Туше!!! Прости, командир!
      Черт! Валерка запутался ещё больше. Ответы Олега ничего не объясняли, ничего конкретного, кроме того, что Робин жив. И это придало командиру русских сил. В том, что Олег предупредил немцев, был понятный недосмотр, нельзя было ожидать от пленника другого. Больше караван-сарая в замке не будет. Это точно.
      Черт! Нога подогнулась. Теперь не работала рука - и нога скоро отнимется. Наступать было жутко больно и времени оставалось немного, пока не истечёшь кровью и не ослабнешь, понял Валерка.
      - Расскажешь мне все в подробностях, если жив будешь! - сказал Валерка и сделал последний выпад. Он вложил в него все силы и не хотел верить, что один противник украдет нашу победу. Тогда уж лучше умереть и не видеть этого.
      Клинок русского командира глубоко вспорол Олегу бок - снова правый бок, повыше раны от арбалета. Олег понял, что пропустит удар, ещё до того, как Валерка его нанёс - голова поехала, правая рука стала чужой и тяжёлой. Потом вспыхнуло что-то горячее, и Олег не смог вздохнуть. Зажал локтем бок и, уронив меч, встал на колени. Не сам - просто ноги отказались служить и подломились. Нож упал рядом с мечом
      - Не вышло, - сказал Олег, поднимая голову и глядя в лицо Валерки. - Такова жизнь, командир. Всего лишь... Ты меня добьешь, да?..
      Умирать и не видеть своего поражения не пришлось. Меч Валерки достиг цели. Не смертельно, но и к лучшему. Нужно было о многом поговорить с этим всезнайкой. Валерка не отказал себе покрасоваться. Намеренно прихрамывая больше, чем нужно было, подошел к стене, облокотился и усталым движением потер лоб.
      - Ты русский. Ты должен знать, как я поступлю. Ты выступил против нас, хотя мы приняли тебя и твоих друзей, приняли так гостеприимно как могли. В благодарность и ты предупредил наших врагов, пожалуй тебя стоило бы убить. Но я поступлю по-другому, для начала ты расскажешь мне все, что знаешь, в подробностях, все, о чем сейчас говорил. Потом я решу. Связать, перевязать, - отдал Валерка привычный приказ, указывая на Олега. - И сторожить! Сторожить! - прикрикнул он на мальчишек, которые были рядом - Кирилл, Ромка.
      Адрелиан все это время спокойно стоял рядом с Гюнтером. Он единственный, пожалуй, сегодня не проиграл ни одного боя, выиграв три.
      - Валер, я в шоке, если не сказать в ярости! Один Йозеф положил у меня двоих, да еще и Ботана! - Он бросил хмурый взгляд на Ромку. - Ну да я им устрою... Поселитесь у меня на плацу всем составом! А в мятеже на нашем острове я склонен винить Игоря. Наверняка его работа...Ромка, Кирилл! Пленных запереть, по отдельности, связанных. Кроме Гюнтера. Он еще здесь понадобится...
      А командир понял, что пришло время собирать камни.
      - Где остальные? Где Пашка, Ника? - сейчас он снова трусил. Валерка боялся услышать в ответ, что погибли. И как всегда - торопился. Маленький оруженосец ждал его.
      - Ботан ранен, я отправил их его перевязать и проверить. - ответил Адрелиан. - На русском острове напряженная обстановка, я так понимаю. Нужно оставить здесь гарнизон, распихать пленных по подвалам. А остальным отправиться наводить порядок на русском острове. - предложил парень.
      Пока Ромка пытался транспортировать раненого Олега, Валерка остановил его на секунду и подошел к раненому.
      - Если из-за тебя погибнет хоть один мой друг, то я убью твоего друга. Чтобы ты всю жизнь мучился этой мыслью, - пообещал он Олегу. Гюнтеру русский такого не говорил. Его остров был захвачен, и Гюнтера Валерка не мог обвинить в гибели друзей. Только если себя и за то, что плохой командир. Но Олег отплатил черной неблагодарностью. Валерка собирался расплатится с ним той же монетой. - Командиром немецкого острова назначаю Адрелиана. С ним останется Огарёв, Корсаков. Из пленных Мариус (Валерка мысленно перекрестился и попросил прощения у Адрела, но он не мог позволить себе такую роскошь, как Кюстин на русский остров) Марисоль и все другие девчонки. С нами уйдет Гюнтер, Олег... - Валерка задумался...
      - Пашку я то ли убил, то ли тяжело ранил, а у той девчонки... с мечом... у неё точно сотрясение мозга. А вот убивать я её не стал... И ещё, командир. Ты ошибся. Нет у меня друзей. НЕ-ТУ. Я привёл к вам шведа и еврейку, потому что на немецком их хотели замучить. А я не люблю такого. Но они сейчас в вашем замке, в той комнате, где мы сидели. И ни в чём и не думали участвовать, да я бы и не взял их с собой. Швед... он влюблён в эту жидовскую дуру... - Олег заставил себя нагло улыбнуться. - Вот и все мои резоны. Поэтому не грози мне смертью друзей. Тебе тут некого убить, чтобы задеть меня. А для мучения мне достаточно мысли, что я не смог убить тебя и помочь моему конунгу, - Олег кивнул на Гюнтера и низко поклонился ему: - Прости, конунг, если можешь.
      Он всё-таки попытался пойти сам, но ноги не держали, и Олег встал на одно колено и тяжело задышал, потом нагнулся ниже - и его начало рвать кровью...
      Чем будет мучится Олег - потерей друзей или ещё чем - Валерку мало волновало. Главное, чтобы мучился и в конце концов понял, что существует элементарная благодарность за спасение жизни и за прочее. Вот только помирать ему пока не надо, точно не надо. Придется потратить все запасы мази, но пленных лечить. - Ромка, перевязывай их. Всех подряд, они все нужны для допроса, - добавил командир, чтобы никто не заподозрил его в малодушии. - Потом разберемся, кто друг, кто враг.

* * *

      Ника качаясь думала "Не дойду... Почему меня никто не видит, почему? Я же уже совсем рядом, совсем... почти... уже... рядом... Вон ведь Валерка и ребята, почему не видят?" - ноги подкашивались, но девчонка усилием воли заставляла себя держать равновесие, голова все так же гудела и кружилась.
      - Пашка, - тяжело выдохнула Вероника, - Пашка, держись, я тебя не отпущу, слышишь, не отпущу! - она дошла почти до острова, оставалось-то пара метров, но как-то враз кончились силы... и девчонка повалилась на колени, все еще придерживая одной рукой мальчишку на своей спине. Бессильные слезы потекли по щекам, она просто больше не могла идти, даже злость и воля не помогали. НЕ МОГЛА ОНА БОЛЬШЕ!
      - КТО-НИБУДЬ, - оглушая себя саму собственным криком, орала Амазонка, - КТО-НИБУДЬ, ПОМОГИТЕ!!! - а потом зашипела сама на себя: - Дура, слабачка, вставай сейчас же, вставай, ты должна донести, слабачка, поднимайся! Тряпка! - Стриж потянула на себя мальчишку нечеловеческим усилием, приподнялась на одну ногу, потянула вторую, девчонку повело в сторону, она переступила ногами, неуверенно, неловко, но удержалась.
      Когда-то она с парнем на спор стояла на кулаках. Был глупый спор, но это было дело чести, они стояли, сколько могли, мальчишка держался долго, а потом признал, что больше не может и встал, а Ника не встала, она ткнулась лицом в землю, потому что выложилась на все сто. И теперь она выкладывалась на все сто, если не на двести.
      - Еще чуть-чуть, - уговаривала себя Валькирия, - еще капельку, ну же!
      Ноги, словно чужие, переставлялись чертовски медленно, тело все взмокло, а Пашка был такой тяжелый, такой тяжелый...
      - Помогите же... - говорила девчонка, на крик не было ни сил не дыхания, - помогите...
      Адрелиан повернулся на крик.
      - Ника? Ну и какого? - он быстро пошел навстречу двоим раненым. - Сама идти сможешь? - он подхватил Пашку на руки. И вправду тяжелый... Но ничего, донесем, небось не уроним. - Если нет, то обопрись о плечо...
      Стриж так устала, что с трудом соображала, что вообще происходит, она просто шла вперед - и вдруг Пашка стал куда-то с нее сползать. Вероника попыталась удержать, но не успела, она повернула голову в ту сторону, куда сполз мальчишка, и увидела Адрелиана. Даже уже улыбнуться не было сил, Ника только сказала:
      - Перевяжи его, пожалуйста, - и рухнула на землю без сил. А небо действительно было красивым. Девчонка устало закрыла глаза. Она больше не хотела никуда идти, она вообще двигаться больше не хотела, а Пашке помогут, она только чуть-чуть полежит и придет к нему, только чуть-чуть... чуть-чуть...
      Адрелиан вздохнул и понес Пашку в сторону немецкого замка.
      - Валерка, там Ника, она не в себе. Помоги ей. - сейчас было не до субординации. Адрелиан положил Пашку на землю и начал быстро и привычно перебинтовывать.
      - Да, за Пашкой присмотри... - сказал Валерка и подумал, что жалко будет, если в первом бою погибнет и так и не поймет, что не все люди такие хорошие, какими он привык их считать. И что предавшая девчонка конечно не шлюха, у этого слова совсем другое значение. Предавшая девчонка гораздо хуже. И на нее не надо тратить никаких слов. Сам командир бы просто игнорировал. Но это он... - Иди сюда, - сказал Валерка Нике. Предала она не его и разбираться не ему. - Ну, что с тобой? Показывай, где перевязывать. И постарайся придти в себя. У нас на счету каждый воин, а воин ты хороший.
      Ника тяжело поднялась, села. Она вовсе не хотела привлекать к себе особое внимание теперь, когда Пашка был в относительной безопасности.
      - Я не ранена, - хрипло проговорила Ника, - только голова гудит и сил нет совсем, извини, командир, я поняла, что ты хотел сказать... воин хороший, а человек дрянь... Ничего, командир, главное, чтобы Пашка выздоровел... Я дойду, только с силами соберусь, у меня еще дело есть вот к этому... - Стриж указала рукой на Олега. - Дай только немного времени отдохнуть, только чуть-чуть... - Ника взялась за голову, ее жестоко крутило, словно она была пьяна.
      - Ну не надо прям уж так понимать мои слова. Была бы ты плохим человеком, не пошел бы я с тобой в бой, - серьезно ответил Валерка Нике. - А то что ты слаба, как все девчонки, так разве твоя в этом вина? Нет, тут природу вашу женскую винить надо. И... сами разбирайтесь. Нет у меня времени ваши любовные сопли.
      Ника в ответ только грустно усмехнулась. Что может знать мальчишка о том ,что происходит с ней?
      Адрелиан взялся перевязывать Павла, пришлось обыскать телепортатор, чтобы найти еще бинты для перевязок, уж больно много раненых вышло. Пашка не сопротивлялся, тихо постанывая, лежал пока Адрел лечил его. И даже когда мальчишка запустил пальцы с мазью в рану, только стиснул зубы крепче. Боль как-то сразу стала утихать, и Белый стал искать глазами Нику, но не нашел. Тогда он повернул бледное лицо к Адрелиану и прошептал:
      - Она не шлюха. Она очень хорошая. Не обижай её, не надо, - потом собрался с мыслями и добавил: - И Олега не убивайте, он всё объяснит. А я не сержусь. Я не сержусь.
      Словно выполнив свой долг, Пашка прикрыл глаза. Ему стало хорошо в этой темноте, с ощущением затихающей где-то в боку больи.
      Гюнтер посмотрел на Олега с презрением, слишком много обид накопилось у него за это время. Так много, что все хорошее затуманилось ими. Президент взятого острова только зло взглянул на русского и спросил:
      - Ты куда Вайс подевал? Почему ты не с ней? - И обернулся к Валерке: - Там скрипка, в зале. Можно мне её взять с собой? Зачем она вам?
      - Бери. - кивнул Адрелиан. - Кирилл, принеси ее, только осторожно! - крикнул он Корсакову.
      Валерка кивнул. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы оружие по замку не искало, хотя с сегодняшнего дня он решил пресечь свободное перемещение пленников и прочих гостей по замку. Хватит качать русское разгильдяйство! Чудо, что удалось победить.
      Сперва Олег просто не понял слов Гюнтера. А потом - потом даже приподнялся, хотя руки у него дрожали. Лицо мальчишки стало изумлённым, затем на нём медленно разгорелся гнев:
      - Вот оно как, Неске, - сказал он. - Скрипка. Скрипка, говоришь. Помнишь, на Ковчеге, я спросил, что нам делать, если твои нападут? Ты так красиво сказал: "Ты что, разучился драться?" Так я дрался, Неске. Дрался, когда ты оружие бросил и нас всех под казнь подставил. И девчонку твою увёл на русский остров, когда её изнасиловать и убить хотели. Я увёл, не ты. И сейчас вот к тебе пришёл. Помочь... - Олег засмеялся горлом и удивлённо завершил: - Ну ты и гад, оказывается. Видно и правду говорят, что благодарность - собачье чувство. А я за тебя с хорошими ребятами дрался. Я же всё это время о слове, которое тебе дал, помнил. Ну так вот тебе подарок за верность, немецкий щенок!
      Правая рука Олега скользнула под штанину. Охотничий нож с наборной рукоятью полетел в Гюнтера.
      - Немцы всё равно остаются немцами... Служи теперь кому хо...- Гюнтер не закончил фразы. Острое лезвие отсекло слова.
      - Бог... неправильно как всё... - прошептал мальчишка, теряя сознание и валясь на песок.
      - Черт вас всех побери! - вырвалось у командира русских. "Что же они не перерезали друг друга, пока жили на одном острове?" - с досадой подумал он. - "Вот же горячая башка этот Олег, то прощения просит, то тут же ножами кидается". Валерка перевернул Гюнтера, слава богу рана не смертельная. Заживет, тут еще и не такие заживали.
      Валеркин крик слился с криком Игоря. Сомов долго следил за всем из-за угла и пытался догадаться, куда поведут Гюнтера, чтобы освободить его. Но, когда он упал с ножом в боку, Игорь перестал руководить собой, забыл и где он и кто он. С воплем отчаяния мальчишка выскочил из засады и оттолкнул Валерку от Гюнтера так, что тот не удержался на своей раненой ноге и откатился в сторону.
      - Гюнтер, прости меня. Это я должен был погибнуть. Я виноват. Я помог ему выбраться, но я не знал, что он так вот... Гюнтер, не умирай, - Игорь приподнял голову командира. Лицо у него было совсем бледным. А у мальчишки не осталось ни капли бинтов и мази. Последнее он оставил Лешке.
      Здесь война, - рявкнул Валерка, матерясь, поднимаясь на ноги и подходя к Сомову. Он взял пацаненка за шкирку и приблизил его лицо к своему. - Ну и редкостная же ты сволочь. Умрешь самой ужасной смертью, если с Робином что-то случится, - он отшвырнул мальчишку от Гюнтера и, больше не обращая на него внимания, начал осматривать рану Конунга. Нужно было вынуть нож. - Иди сюда, твареныш, - рявкнул Валерка Сомову. Никакой надежды на восстановление прежней дружбы не осталось. Мальчишка раз за разом подводил командира. - Я выдерну нож, а ты зажмешь рану руками и будешь держать, пока я буду бинтовать. И не думай, что это спасет тебя от суда на Совете...
      Кирилл почувствовал, что наступило время для мести. Удачный момент. Он хорошо ударил Олега по затылку прикладом арбалета, оглушая.
      - Ууууу! Гнус! Так бы и убил тебя! - Кирилл мстил конечно за себя, на не за Гюнтера. Вскоре Олега за ноги уволокли в подвал и бросили там в одной из многочисленных клетей, на которые немцы перегородили большую полость, отведенную под фундамент замка. Наверное, сказалась исконная тяга к архитектуре типа Моабита или Колумбиахауса. У русских подвал был нормальным. Как и положено - большим и просторным, а пленных содержали в отведенной для этих целей каморке под башней с железной дверью. Теперь Кирилл порадовался немецкой предусмотрительности - на каждого пленного было готово свое место, чтобы они не общались.

* * *

      Хорошо, когда есть, кого ненавидеть.
      Неизвестно, хотел ли Кирилл убить Олега, но удар получился крепким. Поэтому мальчишка очнулся в тёмной каморке почти без дыхания, с тормозящим сердцем и онемевшим телом. Но - ОЧНУЛСЯ.
      Было темно, холодно. Капала вода. Подземелье? Да. Замковое подземелье. Вот только в каком замке?
      Он потрогал бок. Липко, тепло. Рана всё ещё кровоточит... Олег перебинтовался кое-как обрывками того бинта, которым стянул арбалетную рану перед тем, как выйти на мост. Рука подсохла, её он даже не стал трогать. Хотелось пить, в горле все пересохло. Олег, стиснув зубы (хотя кто тут услышит стон?), добрался к стене ползком и начал лизать мокрые камни. Вода была солоноватой, но ничего, терпимо. Потом - прижался лбом и всё-таки застонал. Не от боли, а от резкого облегчения.
      Значит, всё, подумал он, ощупью укладываясь на какие-то влажные тряпки. Никому не нужен. Разве что Рахель... но она только будет мучиться и рваться туда-сюда. Пусть уж... Что Калле русские не тронут, Олег был почти уверен. Мальчишка дурак, но явно ни в чём не замешан... может, и к лучшему, что не удалось выволочь его на мост...
      Было тоскливо и холодно. Олег потерял много крови, был голоден, а из одежды - только штаны, и всё. Но умирать он не собирался. Хотя бы потому, что всё на свете подталкивало именно к этому.
      Интересно, умер ли Гюнтер? Мог умереть, Олег попал хорошо... но нет, вряд ли. Наверняка откачали. Мальчишка холодно подумал, что это и к лучшему. Слишком лёгкая была бы смерть для этого немецкого гада. Слишком лёгкая. Хотя задел уже есть. Не всё ему Олега дырявить. Да, есть ещё тот щенок, который его съездил арбалетом. Кирилл. С этим пока ещё расчёт вообще не начался, а у него долго большой. Но мальчишка трус, как заметался, когда Олег его позвал. И явно чуть не описался от радости, когда Валерка вышел драться.
      Валерка... Олег покачал головой. Жаль. Что жаль - не додумал, незачем было. Он зарылся в тряпки и приказал себе уснуть. Уснуть. Уснуть...

... Слышал я, что ты учился спать на снегу,

Слышал я, потом ты вставил в ухо серьгу,

Но - в один из дней, как гласит легенда -

Как и полагается, ты встал в стремена,

Всех, как полагается, пославши на

хороша эта сказка - без хэппи-энда...

      ...Проснувшись, Олег понял две вещи. Во-первых, спал каких-то несколько минут. Во-вторых, он был в подземелье не один.
      - Кто тут? - спокойно спросил он. Никаких прошлых страхов давно не существовало для мальчишки... - Ты, Фея?
      - Нет, - послышался глуховатый мальчишеский голос. - Не зови её, зачем?
      Олег чуть пошевелился, хотел приподняться на локтях, но не смог. Его стало потряхивать от промозглого холода.
      - Ты знаешь Фею? - спросил Олег, вглядываясь.
      - Я знаю Фею, - согласился невидимый мальчишка. - Знаю, но не люблю.
      - Почему? - усмехнулся русский.
      - Не знаю, - в голосе собеседника Олегу послышалась такая же усмешка. - Может быть, потому что она слишком любила меня?
      - Да? - не нашёлся, что сказал ещё, Олег. - А кто ты?
      - Дитерих, - сказал мальчишка. И сел рядом с Олегом. Олег почувствовал движение воздуха, но ничего не увидел и не ощутил никакого запаха. - Ты нашёл флаг, который я спрятал в куртках. Своей и Томми.
      - Ты жил здесь? - спросил Олег. И каким-то чутьём ощутил: невидимый мальчишка кивнул.
      - Да... В сорок шестом мы вырезали русский остров... не этот, 36-й. Мы и ещё пять островов. Я был против. Но Томми ненавидел русских за то, что было на Земле, меня не послушали... А потом настал наш черёд. Мы с Томми были последними. Мы заперлись в подвале. Ребята с соседних островов залили подвал водой. А сами стояли под дверью и кричали, что мы фашистские крысы и как крысы захлебнёмся. Томми нырнул и больше не появлялся. А я не смог, я держался за стенки до последнего... Потом всё равно утонул. Когда вода подошла под потолок... Знаешь, как хотелось жить? - грустно спросил Дитерих.
      - Знаю... - прошептал Олег и пошарил рядом.
      - Не старайся, меня ведь нет, - сказал немец. - Олег, ты должен жить.
      - Зачем? - спросил Олег. Он не собирался умирать, нет - но ему вдруг стало интересно, что скажет немец.
      - Ты поймёшь, - снова дуновение ветра. - Помни только, что ТУТ ВСЁ НЕ ТАК И НЕ ТО, ЧТО И КАК КАЖЕТСЯ.
      - Я это понял... - грустно усмехнулся Олег.
      - Я не о людях, - почти сердито сказал Дитерих. - Я ВООБЩЕ.
      - Не уходи, - попросил Олег. - Мне скучно.
      - Я не могу оставаться долго, - ответил немец. - Ты должен жить. Ты должен узнать... понять... помочь...
      - Кому? - выдохнул Олег.
      Дунуло холодным ветром...

... Мы пришли за вашим дождем,

За вашим покоем, за вашим небом,

Мы тянули руки к вашей любви,

Мы пришли за вашими песнями,

За вашей солью, за вашим хлебом,

А взяли всего лишь немного вашей земли...

* * *

      Рахель пила жадно, большими глотками, захлебываясь, откашливаясь и снова припадая к кромке кружки. Остановилась она только тогда, когда вода кончилась. Наконец девочка откинулась обратно на кровать. Хотелось очень есть, но Вайс пока побаивалась брать пищу в рот, подташнивало.
      - Калле, я чувствую беду, она совсем рядом. Что-то происходит с нами, словно кто-то хочет, чтобы мы возненавидели друг друга, понимаешь, возненавидели и переубивали друг друга, мы четверо: я, Гюнтер, Олег, ты, - девочка всхлипнула, чувствуя, как подкатывает к горлу комок, - я знаю - это они, - Рахель показала рукой наверх, - это они пытаются нас рассорить, потому что знают, мы сильнее, когда вместе, сильнее, когда дышим и живем единой целью, они видели это, когда мы боролись с Тварью, видели, на что мы способны, когда дружим... и они боятся этого... Калле, миленький, не дай им уничтожить наше единство, не дай. Мы никуда не пойдем, мы будем ждать Олега, он вернется, он обещал, мне страшно, страшно, что у них получится... И еще, я видела Тварь, она не погибла, она в том замке, где вы были, ее нужно уничтожить, но мы сможем только вместе или... или...
      Девочка не договорила, а вместо этого она свернулась калачиком и положила голову мальчишке на колени...
      - Зря это ты, зря. - Калле непроизвольно погладил волосы Вайс, доверчиво прижавшейся к нему головой. - Я проложил бы дорогу нам обоим мечом к любым из русских соседей, пока они заняты немцами. Там бы нас приняли. Я бы сражался как наёмник и зарабатывал пищу для тебя и для себя, а ты бы могла спокойно жить в замке. Подумай, Вайс, может бежим?
      На рассуждения о том, что с Олегом надо помириться, Калле лишь обиженно поджал губы. Из-за Олега, по его мнению, пролилось столько крови и еще прольется. Из-за Олега он попал к немцам. И Калле начинал думать, что именно Олег привлек на остров ту страшную тварь, которая засела на оледеневшем Ковчеге. Убить её?! Вернуться на Ковчег?! Нет, нельзя сказать, то мальчишка был трусом, но если есть куда бежать, он бы предпочел убежать, а не возвращаться. И сейчас только Рахель мешала ему отправиться прочь. Он продолжал сидеть на кровати и успокаивать девочку.
      - А ты Мишку звала. Это твой друг? А почему я его не знаю? Все друзья должны быть знакомы. - Ласково говорил мальчишка, чтобы занять время в ожидании заката.
      - Это не человек, это игрушка... - виновато произнесла Вайсер, - мой любимый мишка, мягкий, светло-коричневый с красным бантом и спящими глазками. - Калле, ну как мне вас помирить? Нельзя нам ссориться...

* * *

      - Так, пора определяться, - деловито сказал Валерка, - Адрелиан, давай делить пленников. Вы с Ромкой остаетесь здесь. Я и Кирилл уходим на наш остров. Я думаю, парней нужно разделить, поэтому Гюнтер, Олег уходят с нами, но Свен, Мариус и Мишка остаются здесь, под твоим присмотром. Девчонок всех оставим здесь или некоторых заставим работать и у нас в замке? Ника, я думаю, долго будет не способна на такой подвиг, как кухня, да и вряд ли она горит желанием этим заниматься. Тем более, если ты хочешь, чтоб Пашка остался с тобой, я думаю, Ника тоже захочет остаться здесь... - Валерка вздохнул. Ох уж мне эти тонкости... - Ну, что думаете насчет девчонок? - спросил он у Адрелиана и Кирилла. - И куда девать его? - командир кивнул головой на Игоря.
      - Валер, на хрена мне сдался тут Мариус?! Подсовываешь, да? - возмутился Адрелиан. - Пашка пускай остается, куда ему идти в таком виде? Ника... Пусть остается, если хочет, не помешает. Пленных девчонок забирайте... Развлечетесь там, или еще чего, а мне тут проблем с Никой и Мариусом выше крыши довольно. Да, кстати, Валер, ты не думал ,что Сомов еще и Робина ранил? Ему может быть нужна помощь?
      - Типун тебе на язык! - зло огрызнулся Валерка Адрелиану. Тревога за Робина возрастала с каждой минутой, но не так просто было разобраться с тем, что творилось вокруг. Но с пленными вроде разобрались.
      - Ничего мы ему не сделали! Жив он и здоров! - отозвался Сомов.
      - Пасть закрой, - рявкнул командир на Игоря, - Кирилл, девчонок связать и транспортировать на остров. И не смотри, что девчонки! Связать покрепче, мне не нужны приключения по дороге! Я займусь Олегом. Боюсь, его придется временами нести.
      - Гюнтер кстати тоже. - Заметил Кирилл. - Француза надо держать подальше от Остромеча, то есть Мариуса и Гавроша здесь. О! Валерка! Мы же забыли про третий мост! Там же отряд немецкий мог сохраниться! Давай думай скорее, скоро закат уже! После заката играть нельзя. С теми, кто не сложил оружие, тоже нельзя играть.
      - Черт! - у Муравьева голова шла кругом. - Если дождемся немцев с моста здесь, то все вместе сможем и победить. Но тогда путь на наш остров до утра закрыт...
      - Нет, Валер, время к вечеру, - качнул головой Адрелиан. - Иди на русский, мы закроем ворота и без труда удержим остров до завтра. Иначе заночуете здесь, а у меня, признаться, на душе неспокойно. - Адрелиан поймал Игорька за шкирку и как следует встряхнул.
      Корсаков осторожно завёл руки Марисоль за спину и принялся скручивать, а потом толкнул к русскому мосту. Ему было жалко Сомова и только потому он спросил:
      - Игорь, а ты может и сам пойдешь, а? Только без оружия.
      - Погоди, погоди, - сказал Валерка Кириллу. - Раз Адрелиан уверен, что он справится с Ромкой и Никой, то тогда нам нужно уходить сейчас, но тебе придется тащить Гюнтера или Олега. Выбирай. Я один не управлюсь с двумя... Хотя... Ну-ка, Игорь, поднимай Гюнтера. Чем аккуратней ты будешь его нести, тем меньше ему будет больно. И вперед. Особо не торопитесь, я забираю Олега и догоню вас. Нам лучше держаться всем вместе. А ты тогда, Кирилл, присматривай за ними всеми. Я скоро.
      Игорь подошел к Гюнтеру. Похоже, он был без сознания. Трудно было представить, как его нести, чтобы ему не было больно. Взвалить на спину? Вряд ли это удастся. Нужно было одеяло, чем он и поделился с Кириллом и объяснил, как на одеяле собирается тащить Гюнтера. Правда то, что он собирался сделать все возможное, чтобы освободить его, как только силы к нему вернуться - Игорь Кириллу не сказал. Но он собирался, если конечно Совет не решит казнить его раньше.

* * *

      Антон в бою не участвовал, Адрелиан не позволил бы ему в такой момент быть с оружием, мало ли... Так что Антон злился на весь белый свет. И в первую очередь на Адрела, убедившего Валерку не брать Антона в бой, а во вторую - на самого Валерку. На кухне он нашел лежащего в одиночестве связанного Робина. Расплылся в улыбке, в голове тут же созрел план. Нож блеснул в воздухе.
      - Вот ты где... Ну что же. Ты больше не нужен, Валерка приказал пустить тебя в расход. - притворно вздохнул он. - Так что прости... - наслаждаясь моментом Антон, приблизился к Робину, давая тому осознать его слова, и нож вошел в левый бок связанного мальчишки... А потом рукоять ножа опустилась на затылок, выключая раненого адъютанта... Умрет от потери крови, со временем... А обвинят все Игорька, тоже неплохо...
      Мальчишка, лежавший на полу, не двигался и от него разило кровью. Лайла подошла ближе, понюхала лужу, лизнула залитый кровью голый бок с чёрной сочащейся щелью.
      Доигрались, подумала собака. Глупые щенки, как же она может одна за всеми уследить, да и не слушают они её. Куда делись большие люди?!
      Лайла огляделась, зарычала. И подняв голову к потолку, громко и страшно завыла.

* * *

      Валерка торопился. Пока не село солнце, и кубинцы держали немецкий отряд на мосту, нужно было успеть на свой мост, а с такой разношерстной компанией это грозило здорово затянуться.
      - Олег! - окликнул Муравьев мальчишке, когда зашел в подвал. Глаза не привыкли к темноте и было не найти его взглядом. - Олег, мы уходим и ты идешь с нами. Ты сможешь пойти? - с сомнением в голосе спросил Валерка у тишины и темноты.
      Олег услышал голос Валерки и пошевелился. Потом сказал:
      - Если поможешь встать - я смогу идти... Не бойся, у меня больше нет ножей, Валерка. Да и в тебя я не стал бы метать... пока ты меня не предавал, - мальчишка засмеялся и сказал: - Хорошо, когда есть только враги. Они не предают... Помоги, а?
      - Вставай, вставай, - командир помогал встать Олегу с каким то смешанным чувством. В нем чувствовался достойный противник. Такой, как Гюнтер. И именно смерти таких противников Валерка не хотел. - Ты натворил много дел, горячая твоя башка. Пашку ранил, Гюнтера. Твое счастье, что все живы. Но пока мы идем обратно, обдумай такой момент, что в живых останутся только те, кто перейдет на нашу сторону и будут бороться за наш остров. Остальных нам держать пленными стратегически не выгодно. Реши этот вопрос для себя. Потом поговорим. Опирайся на плечо, не бойся, рука у меня другая ранена, - мальчишки вышли из подвала, и Валерка зажмурился от ярких лучей заходящего солнца.
      У Олега же от солнца заслезились глаза. И ещё от того, что наконец-то с ним кто-то говорил честно и без недомолвок. Олег пробовал идти СОВСЕМ сам, но ноги то и дело подкашивались, и он повисал на плече рослого командира русских - хорошо, что тот был и постарше, и намного крепче Олега.
      - Я же тебя ранил... и не пожалел бы... а ты вон как ко мне... - выдохнул Олег. - Я потом тебе всё расскажу, если хочешь, всю правду. Если бы не ваш Кирилл, мы бы уже три дня назад к вам перебрались, и у меня не было бы вопросов... Слушай, я сразу попрошу. Если уж всё-таки решите меня убить, так убивай ты сам. Не думай, это будет честь для меня... - Олег опять осел и несколько метров волочился на Валерке. Потом сказал: - Нет... я сейчас расскажу, а то вдруг я умру... а тут столько народу попутано... В общем, я попал сюда неделю назад. И сразу пошёл в бой, минуты какие-то прошли... Гюнтер затеял драку на кубинском... Мне попался этот парень, Калле. Я был без оружия, он с мечом, но я его легко скрутил, он ничего не умел... Гюнтер сказал, что я должен его убить... или отдать Совету... или подождать три дня и всё равно убить... Убить его я не мог, я бы и сейчас не смог. Совету отдать - ты же видел Свена... а я видел камеру пыток в подвале... они бы его затерзали, и всё... Я и решил - пусть у пацана будет три дня жизни. Что-нибудь придумаю... - Олег выдыхал слова обрывками, срываясь на бормотание. - И стал крутить-вертеть... Гюнтера просил отпустить, подрался даже, и он меня ранил... в бок, всё в бок... Сперва я Калле помыкать хотел, а потом мы понемногу дружить начали... Он на вид беззащитный, а смелый и умный... Крутил, крутил... Всё, чтобы его вытащить. А тут эта еврейка, Рахель. Калле в неё втрескался, по-моему. А я просто не люблю, когда слабых доводят. Потом Ночная Фея... Она правда была, Валер, это не шутка и не галлюцинация... Я только не знаю, кто она, что... Я врал, вертелся, а меня немцы всё равно прищемили... И Гюнтер нас с Калле повёл на Ковчег. Там Калле меня спас... и я его... и вообще мы были вместе, и Рахель нам помогала как-то... Мы даже почти домой попали, но отказались. Калле не могу Рахель бросить, Гюнтер - тоже, и младших не мог... а я - я не мог слово нарушить и оставить Калле... всегда хотел, чтобы был братишка, как он... Мы отказались, и Ковчег обледенел, сразу, да ты видел... А мы оказались почти в замке у немцев, и Гюнтер нас сдал. Свен хотел Рахель изнасиловать... и Калле убить, правда... А мне сказали - выбирай, убьёшь одного из них, и ты с другим будете жить... Я сумел... убил одного парня, остальных - под арбалеты. Дальше ты видел, мы вышли на ваш мост... но Гюнтер-то остался там, и слово моё осталось... А тут Пашка крикнул, что знает меня, и Калле решил, что я ваш шпион... ты тоже видел... и дальше знаешь сам... - Олег почти упал, но облегчённо сказал: - Теперь ты знаешь... и ещё - я врал тебе, что у меня никого тут нет. Рахель... но ведь её ты не убьёшь, ты просто не сможешь... И Калле - всё равно Калле... Пашку я не хотел... но он выбил у меня меч и не пускал дальше... А Кирилла я просил, чтобы он не трогал Йозефа, но он всё равно его утащил... я так просил, как человека просил... И Гюнтер от меня отказался, и я совсем не знаю... я не знаю... Валер, не надо мне было идти, меня опять стошнит сейчас, Валер...
      Олег начал мучительно гнуться в сторону, чтобы не залить Валерку потоком кровавой желчи...

* * *

      Калле открыл рот, чтобы что-то сказать, но в замке завыла собака, так, что мальчишка побледнел и сжал кисть Рахель.
- Знак беды. - Прошептал швед.
      Девочка, придерживаясь за Калле, села, потом спустила ноги и сказала:
      - Пойдем посмотрим?
      - Да уж, придется. Зря ни одна собака так не воет.
      Калле велел Вайс держаться у него за спиной, за одежду руками, чтобы она не упала и осторожно стал спускаться вниз.
      Картинка им и вправду открылась жутковатая. Связанный маленький комендант, из которого вытекло столько крови, что было сомнительно, выживет ли он. Собака, что тогда охраняла выход. Сейчас она выла и время от времени прерывалась, чтобы полизать рану. И больше в замке звуков было не слышно.
      - Неужели это Олег его так? - Повернулся побледневший мальчишка к спутнице. - И ты с ним мне предлагала помириться?! Нет! Давай, подумай, чем мы можем перевязать раненого - и дёру из этого проклятого замка! Бежим же!
      -Это не Олег! - Вайс была уверена. Олег, рыцарь в броне, не станет убивать связанного, скорее он придумает поединок, бой, но не так... - Калле, это не Олег, и у нас еще Гюнтер... Его нельзя бросать, нельзя... И Тварь, ее нужно уничтожить, никто кроме нас это не сделает, пожалуйста, братик, - последнее слово у Рахель вырвалось.
      Она отшатнулась от мальчишки и пошла за бинтом, у нее еще остался один, которым она хотела перевязать Олега.
      Калле мысленно взвыл, но спорить не стал. Без маленькой скрипачки он никуда не убежит.
      - Остаёмся! - Он перерезал веревки на раненом. - Смотри, повезло ему. собака рану зализала и кровь всё же свернулась! Может, выживет еще! Давай скорее!
      Он принял из рук Рахель спасительное инопланетное снадобье, и скоро рана маленького коменданта была обработана.

* * *

      Валерка придерживал Олега, когда того полоскало. Никаких чувств, кроме сострадания, у него уже не было. Да, был момент, когда Валерка хотел убить друзей Олега... был - и прошел.
      - Я тебе умру. Даже не думай. Со своими евреями и норвегами будешь разбираться сам, раз приволок их ко мне на остров. У меня и без них теперь куча проблем - видишь, - командир кивнул головой на табун пленных. - Как вернемся - отлежишься, и будем думать, что с вами делать. Но предупреди своих друзей, что, если восстанут против острова, то умрут. И тебя это касается. А пока держись, - Валерка половчее перехватил Олега и, прижимая к боку, уже скорее нес его, чем придерживал. - Я знаю, что Кирилл был предателем. Но я дал ему шанс исправиться и мне кажется, что он им воспользовался... - продолжил Валерка разговор. Олегу нельзя было засыпать сейчас. От такого сна он мог уже никогда не проснуться.
      Мальчишка поднял на командира мутные глаза и сказал:
      - Собака воет. Они воют, когда кто-то умирает... или умер. Серый, это я умер, кажется?
      Сердце у Валерки ёокнуло, хотя повода не находилось. Он оглянулся на сопящего, всего мокрого и красного от напряжения Сомова, который тащил Гюнтера на какой-то тряпке, на довольного Корсакова, который вел перед собой испанку. Ну, тут понятно, есть чему радоваться. Будь у Валерки время, он научил бы девчонку, как нужно себя вести. Но вой Лайлы, который долетел и до слуха командира, ему нравился все меньше и меньше.
      - Ну-ка пойдем, только трупов нам и не хватало. На войне никто не погиб, неужели в замке беда. Может девчонка? Она совсем слабой была... - Валерка подхватил Олега и почти бегом несся в замок. Ничего, стошнит ещё разок, так стошнит, самому лучше будет - быстрей до кровати доберется.
      Олега больше не тошнило. Оказалось, что он даже может как-то бежать - особенно под уклон моста хорошо получалось, только голова почему-то всё время перевешивала... а в животе как будто плескался расплавленный свинец. В сущности, Олег был без сознания и почти ничего не соображал, его только интересовало, куда они с Серёжкой так бегут и почему ему, Олегу, до такой степени больно. Он порывался об этом спросить, но язык не слушался. Слушались только ноги, которые он, кстати, уже сбил в кровь о камни и песок.
      Когда Валерка влетел с Олегом в замок, он аккуратно посадил раненого на скамейку, но это было последнее, что он сделал аккуратно. В следующее мгновение Муравьев ударом кулака отшвырнул шведа от Робина.
      - Кто? - глухо спросил Валерка. Кандидатов было не так и много. Он посмотрел на Олега, на сунувшего нос на кухню взмыленного Сомова. На сидящего в стороне Калле. Кто бы это ни был - его ждала немедленная смерть.
      Антон выглянул из-за двери.
      - Это Игорь! - подсказал он. - Я видел краем глаза... Но он угрожал мне ножом, сказал, что убьет, если я скажу, - пожаловался Антон. - А я ведь совсем не умею драться...
      - Не знаю, - коротко ответил швед. - Мы с Рахель были наверху, спустились на вой собаки. Кто-то освободил всех пленных.
      Калле видел, что освобождал Сомов, но не выдал друга Йозефа.
      - В подвал предателя, - коротко приказал Валерка. - Всех пленников поместить по подвалам. Раненых в комнаты на время, пока не окрепнут и тогда в подвал. И сторожить! С каждым будет отдельный разговор - приказывать по ходу Валерка мог только Кириллу. Потому что Лешка был слаб, но, слава Богу, жив. - Робин... - Валерка поднял мальчишку на руки. - Кирилл за старшего, я отнесу Робина наверх. Вы вдвоем, Берите Олега и за мной шагом марш, - сказал командир все той странной Олеговой компании. Но его выходить если кто и сможет, то только они. Валерка сунул в руки девчонки бинты и мазь, - Несите его обратно, где были и чтоб носа оттуда не высовывали, с комнаты.
      - Чушь! - сипло, но громко сказал Олег. Он стоял в воротах, держась за них так, словно держал страшный груз. Ноги мальчишки дрожали, лицо было белого цвета, а на плечах и груди горели пятна жара. - Чушь собачья! - Олег облизнул губы. - Ваш малёк... этот Игорь - он убежал на мост передо мной. А когда я выходил - этот, - он кивнул на лежащего неподвижно на руках Муравьева раненого Робина, - был жив и здоров. Жив и здоров. Я говорил, командир, - он странно дёрнул головой в сторону Валерки, - что у тебя на острове полно дерьма... только не открытого, как у немцев...
      Коленки Олега подогнулись, но он вцепился скрюченными пальцами в ворота и остался стоять.
      Калле решил "дать показания" сразу, чтобы его потом уже не дёргали, было видно, что раненый это любимец русского царя и тот так просто дело не оставит.
      - Разрешите сказать, капитан. - Обратился он к Муравьеву. - Когда Йозеф открыл дверь, Сомов вместе с ним пошли ловить вот его, - кивок на раненого, а я поднялся в комнату к Олегу и Рахель. Потом с Олегом мы спустились вниз и, судя по шуму, Йозеф и Сомов поймали коменданта на кухне, но там скорее была игра, а не расправа, судя по их крикам. Я хотел выйти из замка, но собака не дала и тут спустился Олег. Тогда я повернулся и поднялся к Рахель, чтобы она не была одна. И больше я ничего не видел. Напасть на Робина мог любой из трёх, Олег, Йозеф или Сомов. А может и вообще кто-то посторонний. Разбирайтесь. Больше я ничего вам не скажу.
      Калле обнял Рахель за плечи и потянул к выходу.
      Олег оттолкнулся от ворот и пошёл - правда, пошёл почему-то в угол зала, а не к лестнице. Уперся ладонями в стену, постоял (лопатки шевелились), оттолкнулся снова, уже от стены. Опять пошёл - и снова мимо лестницы, в другой угол. Постоял. Оттолкнулся. Пошёл к лестнице. Это выглядело бы, наверное, смешно, если бы не окаменевшее, с гигантскими от боли глазами, лицо русского.
      Он снова промахнулся и навалился на перила. Сполз по ним на пол - молча. Посидел, вцепился рукой в перила и встал. Поставил ногу на ступеньку. Сделал шаг. Поставил ногу на следующую. Замер, качаясь. Сделал шаг. И ещё один. И остановился, держась за перила и клонясь назад. Сказал в пространство, куда-то мимо Калле, но говоря как будто с ним.
      - Я... не убиваю... связанных... тебе ли этого... не знать... ЩЕНОК.
      Рахель высвободилась из рук Калле, буквально вырвалась. Сама она еще была слабой, но, увидев состояние Олега, она рванулась к нему, подхватывая его, обнимая обеими руками, словно мать ребенка, который собирается упасть. Она буквально прилепилась к боку мальчишки, всеми своими немногочисленными силами стараясь удержать его.
      - Олег, Олег, держись, пойдем, - беспокойно тараторила девчонка. Она не видела, что Гюнтер был тоже тут, - не ссорьтесь, - добавила она, бережно поддерживая парня.
      Олег не понимал обращённых к нему слов и уже не узнавал ни Рахель, ни кого-либо другого. Он испытывал только жуткое, мучительное чувство непрекращающегося падения - ему казалось, что перила, за которые он держался, растворились в воздухе, и он падает, падает, падает без конца - куда-то в пропасть, и страшным был не финал этого падения, неизбежный и жуткий, а - его ожидание, растянутое до бесконечности.
      Температура у мальчишки, хотя об этом никто не знал и не мог знать, скачком поднялась до сорока. Организм отказался дальше терпеть варварское с ним обращение.
      - Не убиваешь? - У Калле было иное мнение и он считал, что Олег мог убить любого, кто ему мешал, связанного или нет. - Я и не говорю, что видел, кто убил. Но я знаю другое. Ты МОЖЕШЬ напасть со спины. На того, кто тебе доверился. Оглушить, связать и отдать в руки врага. Я о Йозефе.
      - Да что же это такое! - вдруг разозлилась Рахель. - Калле, хватит!!!! Сколько можно, эти проклятые Богом острова отнимают человечность у всех, но ведь нужно же ее сохранять, хватит! Помоги мне, он падает, я не удержу его, а если не поможешь - я сама, как смогу... А потом, когда он выздоровеет, уйду на Ковчег, ОДНА! Пусть уж лучше ОНА меня заберет, чем я буду видеть, как вы в зверей превращаетесь... - Девчонка говорила урывками тяжело дыша, она с трудом держала Олега, но держала. Он весь полыхал, словно внутри мальчишки была раскаленная печь, вмиг взмок и начал терять сознание. - Помоги же мне! - крикнула Рахель чувствуя, что сама сейчас упадет вместе с Олегом.
      Олег слышал все эти слова, как произнесённые сквозь воду. Он не узнал голосов, но хотел возразить, что это Калле, Калле хотел, чтобы они с Олегом скрутили Йозефа и ушли на русский остров... а он, Олег... что всё, всё, сказанное шведом, не просто несправедливо, это... нечестно... впрочем, какой смысл имело спорить и вообще говорить, если падение убыстрялось и становилось немыслимым по жути?
      Олег сделал в реальности то, что давно случилось в его видениях - отпустил перила и всей тяжестью тела, больше неподконтрольного остаткам мозга, ещё не захваченным жаром, навалился на Рахель. Девчонка не выдержала тяжести. Она еще сама была слабой после всего - и, просто обхватив Олега обеими руками, начала падать назад себя. Все происходило как в замедленной съемке. Она почувствовала, как мальчишка всей тяжестью своей навалился на нее, потом сделала робкий шаг назад, но за спиной оказалась ступенька и нога соскользнула. Вайс глухо вскрикнула и ощутила, как каменистый пол неизбежно приближается. А потом она упала, сжимая мальчишку и прижимая к себе, упала на спину, вспыхнула боль, девочка ударилась головой, а потом мальчишка прижал ее своим телом к камню, и Вайс только слабо застонала, понимая, что попала в западню... но рук не распускала, так и держала мальчишку на себе, его голова ударилась о ее ключицу, потому что во время падения Вайс слегка сдвинулась, и руки ее оказались в замке на уровне груди Олега...
      Олег даже не понял, что упал на что-то мягкое. В бредовом кошмаре его сжигали на костре, на сухих дровах, и он никак не мог умереть, хотя боль и жар были ужасны, и даже крикнуть не мог, хотя в горле кипела кровь, и не видел лиц палачей, хотя они были вокруг, он слышал их смех... Потом он смог крикнуть - крик вырвался из горла полустоном-полуклокотаньем...
      - Да хватит же!!! Ну люди вы или кто?! - кричал мальчишка, мотая головой - с алыми щеками, волосы взмокли от пота. - Да хватит же! Ну не надо! Ну добейте! Ну за что, за что, ЗА ЧТО ЖЕ?! Мама, больно, мамочка!..

* * *

      Кирилла не интересовали эти полоумные беженцы с немецкого, даже к Олегу, который похоже не доживет до завтра, он потерял интерес. Сейчас важнее стало наладить свою жизнь на островах. Потому он развил кипучую деятельность, Гюнтера с Сомиком отнесли на второй этаж и положили в обычной спальне, кажись, Адрелиана (всё равно тот не вернется пока) - раненый немецкий президент был в таком состоянии, что опасности не представлял. Лёшку, который пришел в себя и на чем свет стоит ругал страшными словами маленького Йозефа, положили по соседству, Марисоль заперли в одной из каморок, лепившихся к стенам вдоль винтовой лестницы на башне, а самого Игоря Кирилл запинал в подвал.
      Валерка даже не дослушал исповеди Шведа, тем более, что половины он не понял и понять не хотел. Его сейчас заботило совсем другое -- Робин. Он поднялся наверх и уложил Робина в своей комнате. Чувствовал командир себя ужасно и скорее всего преобладало чувство вины. Обещал пацану безопасность, а сам чуть не погубил его, оставив одного с этими волками.
      - Робин, прости, я отомщу, только не умирай, - Валерка накрыл мальчишку одеялом. Он знал, что должен спуститься вниз, он знал, что будет подниматься наверх каждые десять минут и проверять, как Робин себя чувствует... но он не мог заставить себя выйти из комнаты...

* * *

      Адрелиан дождался пока процессия из пленных и своих дойдет до середины моста и повернулся к Павлу:
      - Павел, я ожидал, что ты умеешь владеть мечом тоже! А еще меня на бой вызвать пытался! Весь мой отряд положил один-единственный 11-тилетний пацаненок! Значит так. - Он оглянулся на вернувшегося Романа. - Все в замок. Ворота закрыть и запереть. Павла перевязать, Ника, постарайся, чтобы он восстановился как можно быстрее. Ромка, ты мне еще нужен, всех пленных разместил? Иди в главный зал. Ника, укладывай своего рыцаря и тоже приходи в большой зал и побыстрее.
      Стриж молча кивнула, поднялась, потянула Пашку, мальчишка был тяжелый, но голова у Вероники уже так не болела. Она потянула еще и, придерживая его, повела в замок. С предельной бережностью девчонка уложила рыцаря на кровать, сбегала за мазью и зашептала:
      - Потерпи немного, любимый, Пашенька, потерпи... - обильно намазала рану, даже немного внутри. Перевязала свежим бинтом. Он должен выздороветь, он обязан. Ника нежно поцеловала каждый глаз мальчишки, потом нос и губы. - Поспи немного, я скоро вернусь и буду рядом, поспи, - Ника дала немного воды Пашке и, укутав его одеялом, найденным в комнате, направилась в большой зал...
      - Я посплю, - пообещал Белый, стараясь говорить потвёрже. - Ага, посплю.
      Ух как Пашку сразу придавило слабостью и усталостью! "Не умру", - довольно подумал он, закрывая глаза. Ещё подумал про Олега. Но уже почти без обиды. Он точно был не в себе. По глазам было видно. Как будто шёл к какой-то великой цели, а он попался на пути. Что уж теперь. Пашка решил, что обязательно поговорит с Олегом, если конечно его не йокнут под шумок и почувствовал, что засыпает.
      В большом зале собрались Адрелиан, Ника и Ромка. Адрел обвел взглядом ребят:
      - На нас два моста. На четверых. Пятерых, если с Пашкой. - Расстановка такова: Я и Димка на одном мосту, Пашка и Ромка на втором. Ника в замке, на подхвате, если что. Ром, принимай отряд, не Пашку же мне коммоста ставить... Молод он еще, не пообтесался. Ника, он к утру встанет?
      - Не думаю, что он поднимется так быстро, я его заменю.
      Ника смотрела на Адрелиана остро, словно резала взглядом. Она не считала, что Пашку нужно подвергать опасности, он был еще слишком слаб, и он был ей слишком дорог, а она вполне могла справится с задачей.
      - Хотя, - вдруг добавила она, - как скажешь, командир... - ох как же тяжело ей дались эти слова, своенравная девчонка с огромным трудом преодолевала себя, подчиняясь хоть кому-то, но, если Валерке подчиняться было проще, то с Адрелианом было все гораздо сложнее.
      Вероника подумала, что этого парня Димки давно не видно, пора ему уже вернуться! Да и Мариуса стоило проверить. Стриж не доверяла французу, уж больно он хитрый и изворотливый, хотя, наверное, Амазонка испытывала, какое-то уважение и интерес к нему как к противнику. Ну и конечно же злость, злость на то, что он так с ней легко справился уже второй раз.
      - Димка задерживается... - словно бы никому сказала девочка.
      - Димка? А куда он, кстати, пошел? - удивился Адрел. - Он вроде выскользнул из Зала, когда я сказал, что нужно проверить, не осталось ли оружия на поле боя... Он что, прямо сейчас поперся?! - Адрелиан подскочил. - Да еще в одиночку??? Сказал же, запереть ворота и из замка ни ногой!
      А Ромка думал о другом, он думал, что наконец-то у него появился свой отряд! Пусть из одного человека, пусть даже это будет девчонка, но Ромка понял, что сейчас он сделал первый самый трудный шаг в иерархической лестнице острова. Он назначен командиром моста - и не важно, какого, и не важно, при каких обстоятельствах.
- Пусть Пашка поправляется! - вставил Огарев свои пять копеек и предложил Адрелиану, - пойдем, Димку найдем вместе.
      - Да, идем. Только меч не забудь. - командир на одну ночь приметил, как загорелись у Ромки глаза, когда тот услышал о своем назначении. - Не нравится мне все это... Если поперся за пределы замка в одиночку, посажу в подвал, чтоб одумался. - Адрелиан вышел из зала, Ромка потрусил за ним.
      - Справимся, - задумчиво подтвердила Стриж. Еще бы не справились! Если Пашка не поднимется к завтрашнему дню, то она порвет кого угодно, кто попытается его потревожить. - А мечами драться нельзя! - напомнила девчонка. - Мосты разведены, а марсиане не спят... Я с вами пойду, сдается мне, что он неспроста задерживается и потом эта девица, как ее там, Ма... Мари... в общем испанка, она же кому-то побежала сигнал подавать, когда я с Мариусом... в общем, не важно, что я с Мариусом... - Стриж даже покраснела, вспомнив, как француз легко ее разоружил, - нужно всем идти.
      - Ладно, - усмехнулся командир, - идем, только держись за нами, на всякий случай. В замке можно делать что угодно. Если придется драться вне замка на мечах, дерусь только я. Вы двое отступаете внутрь. Если со мной что случается, Ромка, примешь командование.
      - Адрелиан, нужно поторопиться, похоже с Димкой неприятности, а я еще хочу к Пашке вернуться, он еще не очень себя чувствует и ему нужен уход... "И еще как, нужен уход, - подумала Стриж, - а еще я хочу его поцеловать... И просто посидеть рядом".

* * *

      Йенсен, облегчённо вздохнул и опустил раненую руку с мечом. Мост затрещал, и кубинский парень с тесаком, уже было замахнувшийся для атаки, испуганно зыркнул и прыгнул на свою сторону через быстро растущую трещину. Немцы отстояли мост. Чудом. Он - маленький Йенсен, Грета и Ника. Кубинцы не смогли смять такой "девчачий" заслон.
      - К замку. - Тяжело дыша, призвал подружек мальчишка. И осторожно. Он вспомнил, что днем был сигнал - сигналила Марисоль во время русской атаки.
      - Ёёёёё! - Выдохнул Димка. - Он выскочил из замка по поручению Адрелиана подобрать брошенное на песке оружие, если что осталось не сломанным и нос к носу уперся в мальчишку с забинтованной рукой, ровесника, и двух девчонок, они были старше и крупнее. И у всех троих опасно поблескивали мечи в сумерках.
      В отличии от выскочившего мальчишки Йенсен был готов к встрече, поэтому тот даже и подумать не успел, чтобы поднять оружие, даже если что-то и нашел, потому что, несмотря на раненую руку, Йенсен быстро и бесшумно напал на незнакомца. Меч он свой бросил на землю. Напал в рукопашную. Воевать нельзя, но кто сказал, что это война? Потасовка. Йенсен попытался повалить врага и закрыть ему рот, чтобы тот не вздумал орать.
      Стаховский не ожидал от немца такой прыти, но и долго мутузить себя не дал. Вывернулся из под раненного немца и сел на него сверху.
      Плохо и стыдно, когда приходится прибегать к помощи девчонок, но видно судьба немецкого острова сейчас была такова, на их хрупкие плечи ложилось очень тяжкое бремя. И они к их чести не подводили, ни сегодня на мосту, ни вот сейчас у замка. Йонсен коротко и четко приказал своему маленькому отряду оттащить русского и освободить его. Девчонки с трудом завернули напавшему руки за спину, повалили и связали. Чем, Йенсен не успел разглядеть, ну да у тех всегда найдутся какие-нибудь финтифлюшки в запасе. И теперь, когда Грета сидела у него на ногах, а Ника на спине, у Йенсена аж рука перестала болеть на время.
      - Ты кто такой? - он говорил на своем языке, потому что и остров был его. А чужак, если хочет жить, пусть понимает как хочет. - Заорешь... - Йенсен задумался... угрожать расправой было нельзя. - Заорешь, заткну рот и оставлю на расправу девчонкам, - припугнул он мальчишку, - и поверь мне, лучше тебе не орать!
      В школе Димка учил английский и потому не понял из лающей немецкой тирады ни слова. Но он понял угрожающий тон мальчишки. И его решимость. Немки схватили его так, что, немного поелозив на песке, он затих. К счастью одна из них перевела слова мальчишки. На чистейшем русском!
      - Я? О. А мы ваш замок захватили. - Глупо брякнул растерявшийся Димка.
      - Кто "мы"? Сколько вас? - Ника отлично работала переводчиком и Йенсен опять поразился полезности девчонок... порой. - Что ты мог захватить? С тобой девчонки справились! - насмешливо спросил он у парня. И очень надеялся, что Ника ему это переведет.
      - Сколько вас? Кто жив из наших? Кто погиб? - Йенсен продолжал допрос. Мальчишка наверняка будет говорить. Йенсен не знал, как на Русском, но на немецком острове многие помнили, как две девчонки заставили русского мальчишку стать шпионом. Девчонки здесь не промах и этому парню не поздоровится, если перестанет говорить. И ведь войной это не назовешь, никакого правила не нарушат. Так, ребята возятся между собой.
      - Ну, мы, русские. - Димка немного приходил в себя и теперь "тянул резину", гадая, как скоро его хватятся остальные. - Ваших всех победили и на остров увели, а сколько из ваших погибло, я не считал, но много. Вот вы сдавайтесь лучше сами, вас точно не убьют тогда. И я скажу, что вы САМИ разоружились. А? По рукам?
      - А по зубам не хочешь? - спросил Йенсен, когда Ника перевела ему слова русского. Значит остров разбили. И значит им осталось только подороже продать свои жизни. - Вставай, - Йенсен дернул парня за веревку, которой были связаны руки. - Будешь первым, кто заплатит за смерть наших товарищей!
      - Ладно! Ладно! Скажу всё! - Димка взвыл. - Четверо нас в замке! Три пацана и девчонка! Не бейте! Из ваших тут Йозеф пленным, только он совсем дохлый почти. И два француза. Мелкий и другой, который в шляпе как мушкетер!
      Димка не заметил выглянувших из ворот Адрелиана и Ники, а вот они его слова услышали, как он немцам признаётся.
      Адрелиан выступил из замка. Холодная сталь клинка сверкнула в свете луны.
      - Я бы вам не советовал... - заметил он. - Бросьте оружие и на землю личиком вниз.
      Из созерцательной медитации, обязательных размышлений о Родине, Лотанца вывел резкий звук зуммера, на пульте мигала красная кнопка - нарушение "трех правил". Ц-трес уставился в монитор, его крылья-руки замерли над тумблером "Уничтожение". Умрет тот, кто пустит в ход оружие первым...
      Ромка не очень понимал, как Адрелиан собирался заставить трех вооруженных ребят, у которых не осталось выбора разоружиться и сдаться. Но он точно знал, что любого врага нужно окружить.. И он аккуратно пошел в обход за спины соперников...
      Мальчишка успел сказать достаточно. Достаточно, чтобы к Йенсену вернулась надежда. Надежда жить. Надежда, что они справятся. Девчонок никак нельзя было оставлять на растерзание русским. Он притянул за веревки Димку к себе и рукой взял его за шею.
      - Я сверну этому шею... - предупредил он. Но что потребовать в обмен на жизнь связанного парня - Йенсен ещё думал. Ох, если было бы утро, они дали бы такой бой, что русские бы надолго запомнили.
      - Не трогайте их, ребята! Не трогайте! - Захрипел Димка. - Он меня задууушит! Неееет!
      - Заткнись Стаховский, - рявкнул Адрел и обратился снова к немцу. - Свернешь ему шею, а потом я сверну ее тебе, - командир убирал меч в петлю на поясе. Нет смысла рисковать, с этой мелочью они справятся и так. - Не пытайтесь сопротивляться, это бесполезно. - Он увидел отчаянную решимость в глазах паренька. - Подчинись, и вы все останетесь жить, - пообещал парень.
      Нике чертовски надоели все эти рассусоливания и тянучка, она хотела скорее вернуться к Пашке, а этот немецкий паршивец ей мешал. Стриж, до этого стоящая в тени входа, прячась за спинами ребят, подобралась достаточно близко, чтобы можно было прыгнуть - и прыгнула. Словно дикая кошка, она прыгнула, сразу нанося удар в лицо стоящего мальчишки.
      - Бей фашистов! В море их кидайте! - Завопил Димка, вмиг переменив настроение и попытался своим телом хоть немного затруднить движения Йенсена, тем оказать помощь Веронике. - Прикончи его, Стриж!
      Йенсен едва заметил нападение, но постарался увернуться, подставляя под кулак девчонки сопротивляющегося пленника, сжимая горло ему ещё сильнее, чтобы орать перестал.
      Увернулся, вот сволочь! Да уж, какой тут эффект неожиданности сделаешь, если Адрелиан дурью мается переговоры учинил, стоит командует. Блин только время теряем... Кулак, конечно, Стриж успела убрать вовремя, когда увидела, что он летит совсем не в того. Однако увернувшийся немчик оказался в опасной близости со Валькирии, и девчонка, не глядя на остальных, в том числе и на Адрелиана, который начал заниматься пустым запугиванием, просто-напросто ухватила парня за шею. Картинка получилась что надо, Ника держит занятого немца за шею, а тот Димку. Прямо картинка с выставки "Одурели".
      - Слышь, немчик, - прошипела Амазонка прямо в ухо парня, - мне с тобой возиться некогда и желания нет никакого, у меня день был неудачный и настроение на нуле, если ты, паршивец, нашего не отпустишь, я тебя придушу, так вы мне все надоели!..
      Мальчишка толкнул Димку прямо на Адрелиана, чтобы тот хоть секунду был занят и здоровой рукой ударил девчонку в живот. Вот же вцепилась в шею. Не так сильно конечно, как он в пленника, но приятного мало. - Отстань, бесноватая!
      С трудом выдержав удар, скривившись вся и зашипев от боли, но выдержав и не сложившись пополам, все же бил мальчишка не очень сильно, наверное уставший был или еще чего, Амазонка, не долго думая, с размаху ударила пацана по лицу, при этом придерживая его за шею сзади, чтобы не уклонился, подлец.
      - По русски говори! - прорычала Стриж. - Жить хочешь заговоришь, понял? Вылазите из всех щелей как тараканы. Еще и на наших нападайте. Слова Вероника подкрепляла смачными ударами в живот мальчишки.
      Адрелиан поймал Димку за шкирку и оттолкнул в сторону замка, мол, не мешайся. Разозлившаяся Ника ловко мутузила раненого пацана.
      - Ника, прекрати. Свяжи ему руки поясом. Не бить, - Адрел перешел на немецкий. - Парень, не сопротивляйся. Девушки, вы тоже. Я обещаю вам пока ничего не грозит. - Ромка... Хме... свяжи девчонкам руки за спиной на всякий случай... Только бить не вздумай. Девчонок запереть по разным комнатам, оружие если есть забрать. Пацана ко мне в главный Зал. - снова по русски. - Этого, - он кивнул на Димку. - в подвал, на хлеб и воду. Развязывать ни к чему. Может, научится выполнять приказы.
      - Меня?! В подвал?! За что! Да вы что, ребята! - Заныл Димка. - Не надо.
      Йонсен понял, что пока он говорит с русским командиром девочки будут в безопасности и только потому короткими фразами дал понять своим, чтобы сдались без боя.
      - Мы сдаемся, но если что-то будет с девчонками, я тебя убью! - Йенсен сказал это с чувством. Но пока он хотел убить только эту девчонку, которая била его как хотела.
      Стриж стянула руки мальчишки за спиной. - Мы с тобой еще встретимся, - шепнула она Йонсену в ухо, - только днем на мосту... - а потом повернулась к Адрелиану, - Слушаюсь, командир, уже вяжу!
      Ромка не без удовольствия связал обеих девчонок. Вот бы Адрелиан ещё доверил ему их допросить. Уж он бы нашел на них управу. Ника передала мальчишку командиру, а сама двинулась в замок.
      - А с тобой есть еще разговор... - Адрелиан поймал Йёнсена за плечо. - Ромка, Ника, разберетесь с делами, приходите в Зал. Да, Ром, этого, - он кивнул на Димку, - в подвал до утра. Развязывать не обязательно... Пошли. - добавил он по-немецки, и повел Йёнсена в Тронный Зал...
      - Адрел, ты что серьезно?! Да за что? Не хочу. Его значит, в зал, хоть он меня едва не придушил, а меня в подвал? Обозрели совсем. - Возмущению Димки не было предела.
      - А ну, пошли! - Ромка погнал связанных девчонок в замок. Адрелиан ушел, и он повернулся к Димке. - Ты балбес, сам чуть не погиб и нас подставил. Поможешь мне довести девчонок до комнат? - спросил Ромка связанного Димку, после того, как девчонки не проявили особой прыти идти с ним. - Если пообещаешь помочь - развяжу и не буду связывать, когда в подвал посажу.
      - Помогу! Конечно, помогу! Да я этих лягушек немецких хоть сейчас за хвост поволоку. - Заверил Димка. Ему хотелось загладить вину за поражение и за то, что так сдал русских Йенсену.
      - То-то же... - Ромка развязал Димке руки. Ему не понравился приказ Адрелиана. Нечего своих по подвалам держать, когда на счету каждый клинок. Вдвоем гнать девчонок оказалось куда проще. Запихнув Нику в комнату, Ромка по быстрому облапал ее на предмет спрятанного под одеждой оружия. Пусто. И тут же убрал руки, чтобы чего не подумала. Нужна она ему больно, скелетина. - Сиди, и чтобы тихо! - сказал он и запер дверь. Руки он девчонке тоже развязал, чего опасного в этом может быть? Она же безоружная девчонка всего лишь... - Чего тянешь? Давай эту в соседнюю комнату и пойдем. Постоишь на стреме, пока я с одним щенком разбираться буду. У нас с ним разговор не оконченный есть, - сказал он Димке и был уверен, что тот согласится, ведь в любом случае это лучше чем сидеть в подвале.
      Йенсен дернул плечом, но за Адрелианом пошел. Правда если тот думает, что сможет выпытать у него хоть что-то про остров, то жестоко ошибается. Йенсен был готов умереть, но предавать свой остров он не собирался. А если на этом свете существует справедливость, то и у них появится шанс освободить свой остров от оккупации.
      Адрелиан опустился в кресло Гюнтера, кивнул Йенсену на место рядом.
      - Присаживайся, - предложил он. - Время еще не позднее, нам найдется о чем поговорить. - Адрелиан метнул нож и тот вонзился в спинку стула рядом с немцем. Кивнул, показывая, что он может освободиться, если захочет. Парня Адрел не боялся: он был при оружии, а двери Зала были закрыты. Никуда он не денется. Да и девчонки его удержат от поспешных действий, это не Йозька...
      То, что Адрел так легко дал возможность парнишке освободить руки, Стриж совсем не понравилось, зачем вообще его тогда нужно было вязать? Да и не доверяла она вот таким, которые слабыми кажутся. Когда человек не очень силен, он становится очень хитер. А это в сотни раз опаснее, чем грубая сила.
      - Командир, - подала голос Ника, - ты уверен, что стоит давать ТАКУЮ возможность? - девчонка кивнула в сторону брошенного ножа.
      Зря девчонка волновалась. Что она говорила - Йенсен не понял, но по тону было слышно, что волновалась. Он не торопился разрезать веревки. Почему? Да потому что Оружия у него все равно не было, а по глазам русского командира он понял, что связанного тот не убьет... Наверно. Йенсен судорожно искал в голове план спасения. Себя и всего острова. Нет, наверно острова, а потом себя. Хоть последнее тоже было довольно важным. Но сесть сел, на стул, из которого торчал нож.
      На немецкий русские изредка, но падали. Немцы их не очень любили, всегда была опасность подвоха, но Лотанцы их не спрашивали о таких вещах. Потому как только лояльного Гюнтера свергли, Свен приказал запереть еще одного потенциально опасного бойца в дальней комнате. Тем более что Степан оказался серьезно ранен и обессилен, ему требовалось длительное время, чтобы прийти в себя. Удивительнее всего то, что всю заварушку с Олегом и русскими парень пропустил так сказать по болезни. А в общей сумятице победители просто пропустили его дальнюю каморку. Сейчас Степан окончательно выздоровел, а один из ножей немцы так и не нашли, так как он был хорошо спрятан. Парень спокойно разрубил инопланетным ножом деревянную дверь, не особо заботясь о ее последующем восстановлении, и оказался на свободе. Он направился в Тронный Зал. Ничего не зная ни о перевороте ни о захвате острова, парень просто хотел выяснить зачем его заперли? Войдя в Зал, он был поражен, увидев Йенсена связанным, а перед ним... Адрелиана. Девчонку в углу он не заметил.
      - Какого черта?! - вырвалось у Степана.
      Стриж подобралась и насторожилась. "Еще одно явление народу... на мою голову", - подумала девчонка, приготовившись в любой момент броситься на пришельца.
      Какого черта, хотел сказать и Йенсен. Последняя надежда немцев на спасение сама вплыла в зал и отдала себя в руки русских. Или ещё не отдала?
      Ника обнажила меч, положила его к себе на колени. Напряженная поза выдавала намеренья. Если хоть один пленник проявит агрессию против командира, то она бросится. Почему? Да потому что Адрелиан все равно был ей не безразличен, она не любила его, как своего мужчину, но уважала и дорожила им, как другом, хоть другом-то он как раз для нее теперь и не хотел быть. Но Стриж было это уже не важно, столько всего произошло, столько всего изменилось вокруг и внутри ее, что она не могла не измениться.
      В голове почему-то промелькнула тревожная мысль: что с Пашкой? Где-то внутри заскребло и засвербило. Ника с трудом подавила желание заерзать на своем месте от этих ощущений. Вспомнился почему-то еще и француз, его нужно было проверить, он больно ловок, слишком ловок!
      В какой-то момент Амазонка даже посетовала на свою женскую натуру, которая не давала думать о чем-то одном, а заставляла думать обо всем сразу, отчего пухла голова.
      Этот мальчишка, немчик, которого она скрутила, сидел смирно и не пытался развязаться. Почему-то это немного успокаивало, но и одновременно настораживало, он явно что-то задумал.
      Адрелиан молниеносно выхватил меч и прижал его к горлу Йонсена.
      - Адрел.. - медленно и пораженно проговорил Степан. Вздрогнул, когда меч уперся в горло связанного мальчишки. Вздрогнул еще сильнее, услышав напоминание о клятве... Конечно, Ордена нет рядом. Жизнь свою Степан ставил тоже не слишком дорого... Он коснулся амулета на шее. Предательству не будет прощения... Нож с легким стуком упал на пол.
      - Re, non verbis. (делом, не словами, лат) - он медленно опустился на одно колено, склонив голову.
      - Я подтверждаю данную мной тебе клятву. Моя жизнь по-прежнему принадлежит тебе, - последнюю фразу он произнес по-немецки, чтобы и Йенсен понял и не заблуждался более. - Vera rerum vocabila. (истинные имена вещей, лат)
      - ЭЙ, МОЖЕТ НА РУССКИЙ ПЕРЕЙДЕМ А? Какого фига тут происходит? - взорвалась девчонка, глядя прямо в глаза командиру. - Что за... тут творится, это еще один из твоей секты? ДА? Да сколько же вас тут? - Стриж подошла к мальчишке, что стоял на одном колене, и приставила меч к его горлу: - Так, рыцарь хренов, а теперь все по-русски, чтобы я тоже поняла, стоит тебя ткнуть или нет!
      - Заткнись и отойди! - рявкнул Адрелиан. - Ты меня достала своей самодеятельностью! Я тебе давал приказ сейчас махать мечом?! И кого ты ткнешь, а кого нет, буду решать Я, нравится это тебе или нет! Я сразу сказал, что оставлю тебя здесь только если тебя без приказа не будет видно и слышно! Сначала ты набросилась на этого, теперь на Степана! Тебя на поводок посадить?!
      - Иди ты в..., скотина! Не ты меня оставил, я сама осталась! И на мосту дралась не с твоей подачи, а про Димку бы ты вообще и не вспомнил... Великий полководец... Вон у тебя теперь верная собака есть, - Ника кивнула в сторону стоящего на колене мальчишки, - его на поводок и сади, можешь еще строгач на него натянуть и в будку поселить... Коли не нужна, а я тут явно не нужна, разбирайся сам, я тебе не псина сторожевая, понял?
      Стриж фыркнула в сторону коленопреклоненного мальчишки и двинулась к выходу из зала.
      Глаза Адрелиана сузились в ярости. Девчонка стала позволять себе слишком много... Он повернулся к Степану и коротко кивнул ему...
      Степан хмуро взглянул на девчонку, рука его сама нашла нож, и в следующее мгновение он поднялся, а нож полетел точно между лопаток девочки...
      Стриж почувствовала, что сейчас что-то будет. Адрелиан кипел как чайник, разве что крышка не бренчала, и из ноздрей пар не шел. Просчитав про себя "раз, два, три" она присела, и нож, который должен был ей воткнуться между лопаток, лишь слегка задел, пролетая, волосы. Стриж подскочила, резко развернулась, выставив перед собой меч.
      - Вот значит как, командир... - протянула она, нахмурив брови и глядя прямо в глаза Адрелиану, - натравливаешь врагов на своих? А завтра на всех мостах сам защищаться будешь, а?
      Вероника чувствовала, как в ней поднимается та самая рассудительная Амазонка, которой она была на Земле. И эта самая Амазонка не дает ей сейчас сделать самое желанное: ответить.
      - Ну что же, - сдерживая гнев, сказала Стриж, - твое право, командир.
      Девочка вернулась, подошла прямо к Адрелиану и, глядя глаза в глаза, сказала:
      - Считаешь меня не правой? Можешь сделать что считаешь нужным, только потому, что я тебя уважаю как бойца и возможно как командира.
      Адрелиан как от удара вздрогнул от этих слов, отступил на шаг от Ники. Приходило понимание, ЧТО он едва не сделал... Парень пытался убедить себя, что Вероние больше нет места в его душе, но это было не так... Совсем не так... Он застонал и опустился на стул, спрятав лицо в ладонях. Он не вспылил бы так, если бы не злился на своенравную Валькирию... И на себя из-за нее... Командирство свалилось на него, но Пашка и Ника друг кроме друга ничего не видят, Димке ничего не доверишь, а Ромка так мечтает о власти, что даже другу завидует по-черному... В то же время Адрелиан не простил бы себе смерти хоть кого-то из них...
      Вероника долго смотрела на парня, мгновение назад ее чуть не убили, вот так просто и без особой причины. Не враги... Но без причины ли?
      - Успокойся, командир, - Ника присела на корточки, положила руку на плечо, - чего раскис как девка? Я же другом не отказываюсь быть... Только ведь ты дружбу-то мою и не примешь вовсе.
      Стриж вздохнула, потянула руку мальчишки.
      - Я не стану вам мешать, ты же знаешь, - тихо ответил Адрелиан, оторвав руки от лица. Глаза оставались абсолютно сухими. Он на мгновение сжал руку девочки. - Прости. - Он тяжело поднялся. - Ты права. Нет времени на слабости, - в глазах его снова вспыхнула привычная сила. - Степану я доверяю как себе. Мы знакомы очень давно. Он всегда держит слово и клятву. - Ника, что, ты думаешь, мне делать с этим? - он устало кивнул на Йенсена.
      - Он слишком спокойный и послушный, мне это не нравится, совсем не нравится, в тихом омуте сам знаешь что водится... Информация нам особо никакая не нужна, что у него выспросишь... ну... разве что где тайник с оружием, да что в замке есть, да кто враги. Это и завтра сделать можно. Предлагаю связать мальчишку и в подвал запереть, утро вечера мудренее. А на тебе лица нет, если ты завтра будешь уставший, командир, но с информацией про "соседей" - много ли навоюешь? Выспаться нужно тебе! Хочешь, я схожу пленников проверю сама? А инфу вон у своего... в общем, у Степана спроси, он поди все знает.
      Стриж поднялась, недобро поглядела на Степана. Не любила она сектантов, не любила наверное потому, что было в них что-то для нее не управляемое, какой-то свой кодекс чести и т.д. Стриж не любила таких заморочек, у них все было четко и ясно, был закон дворов и он был для всех един. А тут...
      - Ну так что, командир, - девчонка устало улыбнулась, - какое будет указание?
      - Иди отдыхай, Ник. - парень хотел скорее отослать девчонку, пока снова не наделал глупостей. Вероника понимающе кивнула и выскользнула из зала. Адрелиан тяжело вздохнул.
      - Степан! Йенсена закрой... - сказал он, - я отдыхать. Завтра решу что с этим всем делать...
  

22. Узлы затянулись, кто друг, а кто враг...

      Не успела Вероника завернуть на лестницу как наткнулась на Белого.
      - Пашка, ты зачем встал? Ты же еще не поправился, а если будешь бегать, то совсем не поправишься...
      Ника властным движением схватила мальчишку за руку и потащила обратно в комнату:
      - Пашкин, ну нельзя же так! Ты же совсем себя не бережешь, вон смотри, опять рана кровит, - Ника присела на корточки, трогая бинты и осматривая бок, - ну что с тобой делать? - с усталой улыбкой спросила она, - а? Пойдем, я тебе перевяжу. - Девчонка взяла мальчишку за подбородок и чмокнула прямо в нос, потом потерлась о его щеки, дунула в ухо и потянула по лестнице вверх.
      - Ник, - остановил девчонку Белый, не отвечая на её поцелуи, - ты послушай, - он придержал бок. - Я вижу, что ты драться умеешь. Я так не могу с мечом, как ты. Но я парень. Красивый, - без смущения сказал мальчишка. - И если ты хочешь, чтобы я у тебя был как красивая игрушка - лучше не надо. Это ничего хорошего не будет так. Ты подумай...
      - Пашка, - Стриж сгорбилась и уткнулась в плечо мальчишки. Видно стало как она старательно пытается подобрать слова - Пашка, Пашенька, ну не могу я не драться... Я всю жизнь свою дралась, ну хочешь, я тебе готовить буду? Стирать буду... Хочешь? Ты только не уходи, когда этот Олег сказал, что убил тебя... Я думала, что, если ему проиграю, то с моста спрыгну... У меня так никогда не было, понимаешь, ты не игрушка, я тебя люблю... Ты хорошо дерешься, просто... тут драки другие, ты быстро освоишься. Может еще меня на кухню вытеснишь окончательно, - как-то виновато и смущенно улыбнулась Амазонка.
      - Ник, - мальчишка сглотнул и прижался лицом к волосам девчонки. - Ник, пойдём в комнату и опять, - парень замялся и покраснел. - Или ты не хочешь? Я не стану как в прошлый раз, тащить тебя, все сделаю, как ты захочешь. Правда-правда! И Ник, ты не думай, что я какой-нибудь там маньяк, просто это так здорово оказалось, когда не просто так, а когда любишь.
      Стриж некоторое время думала, смущено (хотя чего было смущаться?) проводя рукой по животу мальчишки, потом подняла голову, заглянула в глаза и так вцепилась губами в Пашкины губы, словно съесть хотела. Отлепилась она только минут через десять, когда дыхания совсем стало не хватать, облизнула губы и глупо так заулыбалась. Взгляд у Ники стал как у кошки, нализавшейся валерьянки, томно-довольный и немного пьяный.
      - А тебе не больно будет бок, если... мы... ну... - одно дело, когда парень сам тебя ведет, а совсем другое сделать, как ты хочешь, а как хочешь-то? Было совершенно неясно, что и как делать, и даже непонятно, чего, в сущности, хотелось.
      Стриж потянула Пашку в комнату. Ее прикосновения то становились мягкими и бережными, девчонка просто таяла от ощущений, то резкими и страстными, словно ураган налетал на мальчишку... Это было настоящее безумие.

Струились по телу ласки,

Реки полноводной воды,

И разноцветные краски,

Покрыли ночные своды.

И руки немые болтуньи,

Рассказывали как сладко,

В объятьях земной колдуньи,

Забыться от всех украдкой...

      Ника лежала и, сладко улыбаясь, смотрела в потолок. По телу все еще шел этот странный ток, а в голове не осталось ни одной мысли, просто хорошо, так хорошо, что вот если бы сейчас умереть, то и не страшно совсем. Вероника прижалась к Пашкиной груди, нежно и ласково поцеловала его, ее растрепанные волосы щекотали лицо мальчишки.
      - Я тебя никому-никому не отдам, - прошептала девочка, закрывая в истоме глаза.
      "Вот и всё. - подумал мальчишка, - это называется пропал. Когда становится всё равно, что говорит девчонка - лишь бы говорила. Когда всё равно, что там с кем у неё было раньше, лишь бы было с тобой. Пропал это называется". Белый лежал с закрытыми глазами: "Если у нас каждый раз будет так, то я чокнусь. С ума сойду. Это как будто - да нет, не с чем сравнивать. А самое главное - я больше не могу без ее жить. И дело даже не в том, что происходило только что тут. А просто не смогу без неё, вот и всё".
      - Я тебя никому не отдам, - повторил мальчишка за своей девчонкой, открывая глаза. Ресницы Ники дрожали, и он обнял её - уже просто так, чтобы обнять. Бок болел и кровил, Пашка чувствовал это. Ну, ничего. Маленькая плата за то, чтоб чувствовать себя самым счастливым человеком на земле. Или где они там? - Никому. Готовить, стирать, черт, Ника! Ты просто будь - и всё, и мне больше ничего не надо.
      Стриж лениво потянулась, руками обхватывая торс мальчишки, и резко отдернула руку, когда наткнулась на влажный бок, словно обожглась. Она испугано посмотрела Белому в глаза и спросила: 
- Тебе больно, да? Погоди, - засуетилась девчонка, - я тебя перевяжу... - Ника в чем была (в общем - в чем мать родила) прошлепала босыми ногами до стола. На нем лежали бинты, она хватанула их с такой скоростью, словно стоял вопрос жизни и смерти. И, буквально заставив Пашку сесть, начала перевязывать его и, только когда свежие бинты заменили промокшие, успокоилась. - Идти никуда не хочется... - вздохнула она, потом еще раз вздохнула и добавила, - но НАДО! Вероника нехотя натянула одежду, всунула в петлю меч и взглянула на Пашку, подошла, присела на кровать. - Я пойду, спрошу, может, на стреме стоять надо, а ты... ты сейчас не ходи за мной, а то я не смогу дойти никуда, - Амазонка облизнула вмиг высохшие и чуть опухшие губы, - я люблю тебя, ложись и поспи, вам с Ромкой завтра на мост идти, - она улыбнулась, - а я в замке останусь, буду ждать вашего, нет... твоего возвращения, а сейчас спи, тебе силы нужны, спи.
      Стриж поцеловала Пашку в нос, а потом извернулась и еще в шею поцеловала, провела рукой по волосам. Встала решительно так и пошла к выходу.
      Когда Вероника вышла, Павел стиснул руками одеяло.
      "Нас убьют?! Её, меня - нас обязательно убьют?! Тут же не бывает по-другому. Пройдёт месяц, год, два - и нас обязательно убьют?! Убьют - со всем этим счастьем, у которого нет ни дна, ни края?! Нет, я не хочу!!!" - мальчишка зажмурился изо всех сил...
      Ника шла в зал. Когда бывает очень хорошо, обычно потом бывает очень плохо, жизнь как зебра, то белая полоса, то черная. И сейчас - вернее, вот пару мгновений назад - было так хорошо, ТАК ХОРОШО, что, если будет так же плохо, то она и не знает, что может такое случиться. Когда счастлив - обычно очень страшно терять счастье, а Стриж впервые наверное ощущала самое настоящее счастье, которое выращивает за спиной невидимые, но самые настоящие крылья.
      Пашка больше не мог просто лежать, он вышел из комнаты и пошел, куда несли ноги, а ноги понесли его вниз. На стене около спуска в подвалы горел факел, который мальчишка и прихватил с собой.
      Подвал сперва напоминал худой склад: сырость и хлам. Потом Белый наткнулся на камеру пыток и долго рассматривал инструменты, касаясь их рукой. Ощущалось гадкое сладенькое чувство пополам с ужасом, он еле сумел заставить себя уйти оттуда. И буквально носом вляпался в какое-то зеркало или что-то вроде этого. Оно торчало прямо в стене. Павел подошёл ближе. И!
      - Ты хочешь, чтобы она жила?
      - Да, - отвечать иначе он не мог, было очень больно всему телу, как будто вытягивали все нервы сразу.
      - Мы всё видим и всё знаем. Мы в любой момент можем уничтожить объект. Понимаешь?
      - Да. Не надо, - попросил Пашка. - Что вы хотите?
      - Немногого.
      Они объяснили. И это было мерзко и страшно.
      - Нет! - Белый крикнул это. Боль пропала.
      - Тогда она умрёт завтра днём. Ты же больше не чувствуешь боль, мы можем лечить, а можем и... Ты живешь, она умирает... Мы сделаем так, чтобы ты жил еще очень долго...
      - Не надо! Я согласен, согласен... - обессилено и затравлено выдохнул мальчишка. И весь в поту рухнул на колени около плиты.

* * *

      Белый стоял на смотровой башне немецкого замка и тупо смотрел на то, как вдали покачивается на волнах какой-то корабль. Это было бы интересно (откуда он тут вообще?!), но ничто сейчас не интересовало мальчишку с Земли.
      Не приходило и отчаянье, хоть он ждал его. Полчаса назад он бился о ту гладкую плиту в подвале головой и орал от ужаса и стыда. А потом как-то сразу ослаб и отупел. Влез на башню и смотрел на море.
      Вот так вот.
      Мальчишка вытянул перед собой руку и с тем же тупым интересом пошевелил пальцами. Паш-ка (Паш-кин, сказала Ника, и он улыбнулся грустно). Паш-ка. Белый повернул ладонь. Вроде такой же, как раньше. Ничего не изменилось. Ничего не стоит сейчас вниз пойти, к ребятам. К Ромке. К Нике. Он может. Ничего не изменилось.
      Для них. Они не знают, что Пашка предатель.
      Пашка предатель.
      Нас-то-я-щий пре-да-тель. Шпион Хозяев.
      Он хотел спрыгнуть в море. Но потом понял, что Ника тогда тоже умрёт. В любом случае. А значит, ему придется жить и делать то, что сказали. Шпионить за своими. Ему даже умереть нельзя по своей воле. Он теперь как дрессированный песик - в ошейнике и на поводочке.
      Холодный ветер пробирал до костей. Мальчишка вздохнул. Поправил меч на поясе. И пошёл с башни вниз.
      "...Ваша задача уничтожать врага, как этого требуют правила игры. Но вы оставили врагам жизнь. Почему?
      Одного за другим ты тайно начнешь убивать пленных, так, чтобы твои не могли понять, кто это делает. Если все сделаешь, как мы говорим, она будет жить".
      Белый стиснул голову руками. "Пленные - это Йозеф, например. Или... или... или Олег?!?!?! Девчонки?! Кто?!" - Пашка блуждал по коридорам и временами начинал хлюпать носом. Как не расплакался. Девчонок он убивать не сможет, даже незнакомых. Свен неприятный тип. Вот с него и придется начать. Парень даже не мог представить себе, как это сделать. Он войдет в камеру. И что? Ударит мечом? Пашку от мысли передернуло. Если немец начнет говорить, просить или кричать, он тогда просто не сможет. А если не ходить? "Тогда умрёт Ника..." - металлическим голосом отозвалось сознание. Мальчишка съежился, присел на корточки и сжал голову руками, в такую западню он еще не попадал.

* * *

      Копию под именем Олег забрали с острова прямо из комнаты, девочку, что сидела около него, усыпили, она даже не успела увидеть ничего. Мальчишку притащили к Лотанцу. На совете решили вылечить копию и вернуть на остров. Пернатым хотелось выяснить, сможет ли одна особь нарушить баланс в большом обществе.
      Копию под именем Олег отнесли в операционную, острые металлические инструменты сверКалле и крутились в руках "хирургов-птиц". Копия была в сознании, но состояние оставалось критическим, поддерживающие жизнь аппарат каждые несколько секунд впрыскивал специальную жидкость. Наркоз не был предусмотрен, но "хирурги-птицы" делали все быстро и отточено. Два часа непрерывной боли для мальчишки обернулись почти стопроцентным выздоровлением. Оставили только рану на плече не до конца залеченной да красно-лиловые шрамы напоминали о недавних ранениях.
      Копию по имени Олег вернули в ту же комнату. До пробуждения девочки оставалось не более десяти земных минут...
      ...Больше всего Олег надеялся, что сумеет убедить себя, что ему приснился кошмарный сон. Хотя бы убедить САМОГО СЕБЯ, потому что иначе спокойно спать он не сможет никогда в жизни.
      Он лежал на кровати и, глядя в потолок, вздрагивал снова и снова. Боль толчками откатывалась в глубины памяти, и на передний план выступали воспоминания происходившего с ним.
      Значит, Хозяева - не шутка... Мальчишка вспомнил их внешний вид, бездушную деловитость - и опять задрожал, но уже не от боли и страха - он ненависти и бессилия. Да где же они прячутся?! И неужели в любой момент могут ВОТ ТАК - с любым?!
      Было и ещё одно. Как ему объяснять своё выздоровление?!
      Олег сел, придерживая плечо и осторожно вслушиваясь в себя. Усмехнулся. Эти твари с бездушными совиными глазами хорошо знают человеческую анатомию (и лучше не думать, КАК они её изучали...) И если враг, у которого такие глаза, тебя лечит - не надейся, что им движет благородство... Ему просто что-то НУЖНО.
      ЧТО? Чего они вообще хотят-то все?!
      Олег посмотрел на спящую Рахель. Нахмурился. Неслышно встал с постели и широко улыбнулся. Боги, какое это было наслаждение! Его тело слушалось его, как... как... как его тело; он почти готов был поцеловать тех тварей, которые... нет, лучше не вспоминать, как его вскрывали, словно анатомический манекен и как он орал, орал, орал, мечтая просто потерять сознание... и не получал в ответ даже насмешки, вообще никакой человеческой реакции... Шрамы... и плечо ломит, но в остальном - да, пожалуй, лучше прежнего!
      Ладно. Если враг делает тебе подарок, и ты не можешь отказаться - прими. Потом разберёшься.
      Олег показал в потолок смачный кулак и принялся осторожно делать разминку...
      ...Рахель тяжело просыпалась, словно от дурмана. Она с трудом разлепила тяжелые веки и увидела то, чего видеть ну никак не ожидала. Олег, смертельно больной Олег, занимался зарядкой. Пораженная девочка подумала, что ей снится сон. Она ущипнула себя... но нет, это был не сон.
      - Олег, - Рахель бросилась к мальчишке, обняла его за талию и прижалась, - Олег, живой, здоровый, Олег... - шептала она прижимаясь к парню. - Но как? Кто? Я так беспокоилась, ты нашел Гюнтера? Олег, - девочка заплакала от радости, прижимаясь к рыцарю.
      Что испытал Олег - сказать было трудно. Он расставил руки и застыл, моргая ошарашено. Потом осторожно свёл руки на спине девочки и, неловко ступая, усадил её на кровать, сам сел рядом. Потрогал волосы Рахель, провёл по седой пряди. Сипло сказал:
      - Не плачь... Я здоров, хотя и не знаю, хорошо это или плохо... Понимаешь, меня вылечили ЭТИ, - он, одной рукой обнимая Рахель, другой указал наверх. - Я не вру, не шучу - забрали и вылечили... - он передёрнулся. - Не знаю, зачем. И ещё... - мальчишка отстранил от себя Рахель. Сказать это было невероятно трудно. - Ещё... ещё... - да говори же, трус! Язык не подчинялся. - Рахель... ещё... я ранил Гюнтера. Тяжело ранил Гюнтера... ножом. Он отказался от меня и сказал, что я... - Олег перевёл дыхание. - Я бросил в него нож, попал... Вот так.
      Мальчишка стиснул виски ладонями и сгорбился.
      Рахель слушала внимательно. Она и не думала не верить, она верила, она знала, что они не сами, не сами становились такими, страшными.
      Вайсер положила руки на спину мальчишки, ей было так тяжело, тяжело сейчас, но она точно знала: ОНИ, те, что наверху сбивают их с толку, они виноваты, а рыцарь не может быть виноват, он добрый... Девочка сползла с кровати и села у ног мальчишки, подняла его голову, заглянула в глаза.
      - Он выздоровеет, он должен, а ты, ты справишься, я не откажусь ни от одного из вас, не откажусь, как бы ОНИ этого не хотели. Я не дам вам обозлиться. Не дам стать зверями. Посмотри на меня, вы МОЯ СЕМЬЯ, сложная, разная, но СЕМЬЯ! Мои братья все... Я вас не пущу... Не прокляну и не отвернусь. Я буду за вас бороться.
      Рахель устало отпустила голову мальчишки и прижалась к его ногам. Накатила усталость.
      - Девочка, - в голосе мальчишки прорвалась настоящая мука, - ты что, ты... ПРОЩАЕШЬ меня?! Девочка... но так же НЕ БЫВАЕТ! - почти крикнул он. - Не бывает таких людей, - Олег съехал на пол, схватил Вайс за щёки и сжал, затряс, - не бывает таких людей, не бывает таких людей! Как, почему ты попала сюда?! Да будь всё проклято! - он отпустил еврейку. - Мы - ладно, я понимаю - мы, но - ты, ТЫ! - он обнял девчонку, положил сразу обе ладони на затылок, прижимая голову Рахель к здоровому плечу. - Сестрёнка... маленькая моя... - он тяжело передохнул, отстранился. - Помоги мне вернуть Калле, - голос Олега был теперь суховат. - Этот придурок вбил себе в голову, что я предатель; что ни слово скажет - ошибка, но он-то в эти ошибки верит по-правде, а я... - Олег глянул прямо. - Я его люблю как брата, как своё произведение... А с Гюнтером, - Олег развёл ладони. - Но своей попытки я не повторю. Обещаю.
      Вайсер слушала тихо и молча. Она не отстранилась, не подняла рук, не пыталась высвободиться. Ее семья, ее защита, ее крепость, ее "братья"... она вернет их всех, потому что иначе все это бессмысленно, иначе весь этот мир и ее Бог отвернулся от нее. Ей так хотелось свернуться калачиком и прижаться сейчас к Олегу. Просто прижаться и быть маленькой и беззащитной. Но ведь нужно идти, нужно встать и идти куда-то, нужно... Рахель тяжело вздохнула. Прижалась к Олегу и шепнула:
      - Мы будем вместе, все, ты поверишь, он поймет, Гюнтер простит. Я не отпущу...
      Какое-то время она сидела молча, прижавшись к мальчишке, а потом тихонько, словно боясь спугнуть эту минуту покоя, которую ей щедро подарила жизнь, отстранилась, поднялась, потянула Олега. Все это было медленно и молча. Она потянула мальчишку:
      - Нам нужно найти Калле и Гюнтера. Мы должны быть вместе, когда вы ВСЕ это поймете, игра закончится. Мы вернемся домой, - в глазах девочки промелькнула грусть, она подумала, что, когда игра закончится, и они вернуться домой, то ЭТОЙ СЕМЬИ у нее больше не будет. Подумала, но не сказала.
      - Сестрёнка, - кривовато улыбнулся Олег, - дверь заперта. Я тут пленный. Может быть... - он задумался, вспомнив Валерку, - может быть, не без почёта, но пленный. И здешние видели, что я хорошо умею драться... Зачем им оставлять дверь открытой и скрести неприятности на свою голову?
      Тем не менее, он послушно встал и пошёл к двери за еврейкой - как большой и опасный пёс за маленькой хозяйкой-подружкой, которую нельзя не то что обижать - даже просто приподнять губу и показать клыки. Но выйти им действительно не удалось, но вовсе не потому, что их остановила запертая дверь, а потому что в нее заглянул Калле. Мальчишка недовольно сморщился, но вошел.
      - Как дела, Вайс? У вас всё нормально?
      Олег поймал себя на том, что кусает губы, неотрывно глядя на шведа. Ему хотелось ударить Калле, желание было сильным до того, что русский сжал кулаки и ощутил, как они тяжелеют от злости. Нет, не ударить - а подраться с ним, именно ПОДРАТЬСЯ, чтобы после драки рухнула дурацкая стенка вражды и непонимания. Ещё Олег ощущал злость - небольшая, но настоящая - на то, что швед видел, как ему, Олегу, было плохо - и даже не подумал помочь, хотя бы Рахель помочь, когда она с ним. Олегом, надрывалась.
      И ещё...
      - КАК ТЫ ВОШЁЛ?! - недоумённо спросил Олег, осознав этот факт, и всё остальное потеряло значение. - Ты что... ты... тебя не заперли?! - и выдохнул. - Ой Валерка... ну дунду-у-у-ук... И как они тут живы вообще?!.
      Однако швед даже не удостоил Олега взглядом и уж тем более ответом.
      - Калле, - улыбнулась Рахель, - хорошо, что ты пришел, ты в порядке? Тебя не тронули? - Девочка тихонько обняла мальчишку, потом отстранилась. - Со мной все хорошо и с Олегом тоже, правда ведь, это замечательно? Помиритесь, пожалуйста, он не предатель, вы просто запутались, мы должны быть вместе! - Тшшшш, - Рахель настророжилась, - русские ребята не спят... - она вдруг повернулась к Олегу и заглянула ему прямо в глаза, а потом так же заглянула в глаза Калле. Подумала пару минут, кивнула головой, словно что-то решила и сказала: - Вы будете драться, как в моем сне, а потом вы поговорите, как настоящие мужчины. Драться будете на палках, на пляже, как во сне, - опять повторила девочка, - как в том сне... Я только теперь поняла, что мне дали подсказки, кто - я не знаю, но я поняла теперь, что это все означает.
      Девчонка взяла одной влажной и холодной ладошкой руку Олега, второй руку Калле и потянула их к выходу. 
Это было настоящее чудо - они добрались до выхода, не привлекая к себе ничьего внимания, вышли из замка и даже дошли до пляжа... но это были не все чудеса. На пляже у самой кромки воды валялись две палки, словно только и ждали их.
      - Вы мои рыцари, - шепнула Рахель, - и братья, нам нужно торопиться, нас ждет Гюнтер...
      Олег опять ощутил себя большим и сильным псом, в пасть которому засунула руку маленькая девочка... и пёс знает только, что кусать - нельзя. Он ногой подбросил палку в ладонь, прокрутил её и неловко улыбнулся - не Рахель, не Калле... так - ВООБЩЕ:
      - Будешь драться, Лам... - Олег на миг опустил глаза. Потом поднял и повторил: - Будешь драться? - "Или так и продолжишь шипеть мне в спину?" - хотел добавить он, но заставил себя промолчать.
      Швед смерил взглядом русского.
      - Буду драться. - Процедил он. - Только не на палках, а так, кулаками. Без пощады! Сейчас наши силы равны! 
Тут Калле просчитался. Он думал, что Олег ранен и это уравняет неподготовленность Ламберга, получится честный бой со... смертельным исходом?
      - Кулаками, так кулаками, - спокойно сказал Олег. - Но учти. Я тебя отделаю так, что ты НИКУДА идти не сможешь. Тебя ноги не понесут... МАЛЕНЬКАЯ... НЕБЛАГОДАРНАЯ... СВИНЬЯ... - и русский сладко улыбнулся. Драться? Отлично. На палках шведу досталось бы куда сильнее, Олег не любил кулаков и плохо умел ими махать. Но всё равно. Сейчас он готов был драться, даже если бы был уверен, что ШВЕД изобьёт ЕГО. - Рахель, - умоляюще попросил Олег, - ты только не бойся и не мешай, хорошо?
      Он сделал два шага вперёд и выдохнул:
      - Ну... защищайся!
      И тут же, метнувшись вперёд, нанёс два удара - левой в голову, в многострадальное ухо Калле, а правой, оберегая плечо - коротко под дых.
      - Урод русский! - Калле отмахнул один удар, но второй, в грудь, пропустил и на миг согнулся, дыхание перехватило. - Ахххх! - Разгибаясь, мальчишка попытался внезапно ударить Олега головой в живот.
      - А я не скажу, что ты шведский урод, - Олег выставил навстречу колено, - думаю, не все шведы такие придурки, как ты, малыш!
      На "малыша" швед серьезно обиделся. Калле принял удар коленки на сложенные вместе ладони, гася удар, и тут же перехватил ногу, не давая её убрать назад. Намереваясь выполнить бросок.
      - Ма-ла-дее-ец! - в искреннем восторге завопил Олег, в эту секунду испытывая, наверное, то, что ощущает тренер, когда его воспитанник побеждает. Но, не стараясь вырваться - и не жалея - ударил мальчишку по глазам расставленными пальцами - держи, не надо оставлять без защиты лицо...
      Калле едва успел спасти глаза и весьма неудачно увернулся, подставив горло. От боли мальчишка выпустил противника и захрипел, сжимая свою шею руками.
      - Все-все, - не выдержала Рахель, - остановитесь же!!! Она бросилась к Калле: - Как ты? 
Девочка помогла мальчишке сесть, потом повернулась к Олегу и попросила, не приказала, не указала, в ее голосе не было тон превосходства, она просила.
      - Олег, сядь, рядом, сюда, - и девочка похлопала ладошкой около себя на песке.
      - Я же сказал - не лезь... - начал Олег, но, подчиняясь жесту Рахель (и сам удивляясь этому), присел на песок.
      - Послушайте меня, - Вайсер говорила очень тихо, - послушайте, целый мир против нас, целый проклятый мир, но в вас свет, его много. Я его видела, и я его знаю, Калле, Олег не предавал, он никогда не был на русском мосту до тебя и почти не был при тебе, он не мог и не хотел предать, он дал слово Гюнтеру, я точно знаю, потому что иначе он не мог. Ты веришь мне? Пожалуйста, поверь и перестань ненавидеть того, кто открыт тебе душой! Ты спасал его на Ковчеге, я знаю, я чувствовала и видела, и он спас и меня и тебя. Пожалуйста, поверь мне, - на лице девочки изобразилась настоящая мука, она не могла видеть, как ее "братья" ненавидят друг друга.
      И вдруг Вайсер сделала совершенно непонятную вещь. Она оцарапала себе руку до крови и раскрывая ладонь с красными бисеринками сказала:
      - Мы будем кровные, Олег, Калле? - девочка не стала договаривать. Если мальчишки почувствуют, то поймут, что нужно сделать.
      Олег молча слушал, что говорит девчонка. Когда она порезала себе ладонь, Олег, глядя на эту руку с капельками крови, сказал: - Дурочка, ты не знаешь, чего требуешь. Это же не просто слова... - он покосился на всё ещё покашливающего Калле. - Ты не видишь, что он меня загрызть готов и даже не слышит, что ему говорят? Из нас братья, как... - Олег замолчал и поднял острый сколок гранита. Подкинул его на ладони, присвистнул - неожиданно чисто. И вспомнил, как называл Калле "братишка"... и как тот улыбался в ответ... - Ладно. Каждый думает за себя.
      Он осторожно, но уверенно провёл камнем по ладони - через подушечку под большим пальцем. И взял руку Рахель в свою:
      - Ну вот... так, сестрёнка, - неловко сказал Олег.
      Ох, и не хотелось же мальчишке резать себе руку. Если нужна кровь, то Калле предпочел бы из вот разбитой в драке губы, например. Ножей он боялся. Не столько самой крови, сколько именно ножей. С минуту он глядел на ребят и протянул открытую ладонь.
      - Режьте! Только... быстрее! Освободим Гюнтера. Потом может пойдем на Ковчег, а может и не пойдем. А потом поглядим, что.
      Рахель обняла Олега за шею и поцеловала в щеку. Она вся сияла от радости. От переизбытка чувств она прижалась к мальчишке и даже глаза зажмурила. А когда Калле согласился, Вайс даже не знала, как выразить свою радость. Их руки соединились, смешав капельки крови, теперь они были настоящей семьей! 
Еврейка обняла нежно Калле и тоже поцеловала его в щеку. Она улыбалась открыто, как могут улыбаться только дети и смотрела то на одного своего брата, то на другого. А потом вдруг спохватилась:
 
- Гюнтер! Надо идти к Гюнтеру.
      - Так его же охраняют. - Удивился швед. - Предлагаешь попробовать взять штурмом русский замок? Голыми руками? Оно конечно попробовать можно, вот только вряд ли получится.
      - Напоминаю, что мы все трое - пленники, - сказал Олег, вытирая руку о штанину. - Оружия у нас нет. Валерка меня предупредил, что при попытке бунта нам хана. Гюнтер от меня отказался... - Олег ощутил досаду за то, что пошёл на братание. Не подумал про то, что конунг ему больше не конунг. И выходит тебе, Олег, опять в чужом пиру похмелье... и ещё вопрос, что скажет Валерка, когда увидит "чудесно исцелённого"... и узнает, КАК Олег исцелился. Но он тут же отогнал эти мысли. - Ладно. Сейчас мы пойдём... только не к Гюнтеру пойдём. А к нам в комнату, и так, чтобы ни одна живая душа нас не увидела. А потом, Рахель, ты спустишься вниз и позовёшь Валерку. Делай, что хочешь - но в комнату он подняться ДОЛЖЕН.
      Боги предков, простите меня, сказал Олег молча. Видно, таков мой путь. И я его пройду...
      ...Все трое дошли до комнаты. Голоса русского капитана и остальных ребят слышались в тронном зале. Калле и Олег остались наедине. Только что ставшие братьями мальчишки старались не смотреть друг на друга.
      Вайсер волновалась, что-то внутри не давало покоя. Говорят, у женщин хорошо развита интуиция. И эта самая интуиция не давала сейчас девочке покоя. Что-то должно было произойти, что-то совсем не хорошее. 
Девочка на цыпочках уже почти дошла до зала и хотела позвать Валерку, но там ребята ругались и были явно заняты. Вайсер оглянулась по сторонам - никого не было. Рахель двинулась вверх и услышала за одной из запертых снаружи дверей слабые стоны. У двери лежала ее скрипка, кто-то впопыхах оставил ее тут.
      Девочка испугано обернулась по сторонам... никого! Она аккуратно потянула засов, потом еще и еще... Открыть комнату оказалось очень сложно. Проскользнув внутрь, еврейка увидела Гюнтера, он метался на кровати забинтованый. Лицо покрывали капельки пота.
      - Гюнтер, рыцарь... - тихонько позвала Рахель.
      Однако ответил ей не Гюнтер. Немец лишь что-то слабо пробормотал. Ответил ей Кирилл, заметивший, как Вайс шляется по коридору. Особой неприязни к ней он не испытывал, но и любви тоже. Так, незнакомая девчонка. Причем совершенно неинтересная. Некрасивая и пришибленная какая-то. Кирилл решил проявить принципиальность.
      - Эй! Сюда нельзя! Он пленный! А ну, пошла быстро на свое место!..
      Рахель оглянулась на Корсакова, с испугом посмотрела на него.
      - Я хотела удостовериться, - начала она, - что он в порядке.
      А потом за окном что-то загремело, за немецким островом прошли несколько зеленоватых и голубоватых вспышек и Вайс в ужасе вскрикнула...
      ...Саркофаг Ковчега лопнул, как перезрелый фрукт - и из открывшейся двери выскользнула гигантская змея. Она быстро преодолела расстояние мостов до русского острова и вползла в окно комнаты, где находилась Рахель, Гюнтер и Кирилл.
      Змея медленно спустилась на пол. Вайс вся дрожала, не сводя со змеи глаза. 
- Заждаласссссс? - прошипела змея, - я сссоссскучилась, маленькая овечка, я соскучилассссь.
      Черная мутная змея кольцами начала обвивать хрупкую девочку. Вскоре Рахель оказалась словно в саване. Что-то острое мелькнуло внутри черного, словно сотканного из теней тела змеи. Девочка глухо вскрикнула, и по тонкой кисти руки, которую не закрыло тело Твари, потекла красная теплая кровь. Змея скользнула к Гюнтеру, таща в кольцах Рахель, которая почти полностью скрылась в теле монстра, видны были только глаза и кисть, с которой капельками текла кровь, и опустилась на мальчишку. 
- Я напою тебя, рыцарь, кровью той, которую ты любишшшшь, напою и вылечу. Захочешшшш ли ты потом жить? - змея усмехнулась, совсем как человек, и, таща в кольцах девочку, заскользила в открытую дверь, потом вниз через ворота, по изгибам мостов, перемахнула одним движением через пропасть, преодолела с невероятной скоростью Немецкий остров и устремилась на Ковчег. Тонкая полоска крови тянулась по пути Твари...
      ...Корсаков минут пять находился в оцепенении. Потом выскочил за дверь и уже открыл было рот для крика... и вдруг представил себя, визжащего на весь замок и толкующего уставшим сонным ребятам про какую-то змею. Подумав, подумав, он нерешительно двинулся обратно в комнату...

* * *

      Сидеть молча Олегу и Калле было как-то неловко. Олег вдруг прокашлялся и предложил:
      - Хочешь потренироваться? А то ты так и не научился толком драться... хотя уже намного лучше, чем вначале было. Или... - и Олег опустил глаза. - Или ты правда на меняТАК злишься, что... - он посмотрел на шведа. - Ты думай, что хочешь. Но всё, что ты нафантазировал - это всё твои фантазии и есть, Ла... Калле. А мне просто обидно. Если бы не Рахель, я бы тебя, наверное, избил бы... Ну? Хочешь сейчас поквитаться немножко? Так, не совсем всерьёз?
      - Силы побереги. С русскими скоро драться придется. - Калле хмыкнул. - Вот черт! Так ты и их ухитрился предать, Олег?! Ихний парень, Пашка, говорят, он твой друг, вы на земле знались. Неужто правда?
      - А я всех предал, - спокойно ответил Олег. - И Гюнтера, и Йозефа, и русских вот сейчас предаю, на твоих глазах... русских, которые ко мне отнеслись по-человечески... И Пашку - мы с ним не то что друзья, но так, хорошие приятели были. И себя я предал, да ещё как, тебе и не понять... МАЛЫШ... - Олег улыбнулся. - Всех, Калле. Кроме двух человек... ради которых я и предавал, и врал, и убивал... Отгадай, кто эти люди? А не хочешь драться - я отдохну немножко. Для предательства мно-о-ого сил надо, малыш.
      И Олег завалился на постель, закинув руки за голову (плечо ломануло болью, но он улыбнулся). И негромко, немелодично стал напевать:
      - Разбуди меня, бабочка-четыре крыла,
      Да по всем углам развесь свои миражи...
      Подожди меня, лодочка-четыре весла,
      Я дойду к тебе, потому что я жив -
     
      Потому что сказка никогда не кончится,
      Потому что сказка никогда не кончится!
     
      Плачет Золушка - только что закончился вальс,
      Плачет, глупая - мокнут голубые глаза,
      Вместе с туфелькой потерявши свой аусвайс...
      Ты не плачь, не плачь, тебе не нужно назад!
     
      Потому что сказка никогда не кончится,
      Потому что сказка никогда не кончится!
     
      Тучки белые проскаКалле по небесам,
      Уплясали вдаль с гулкими аккордами рельс -
      Как зверёнышей провожали в лунный десант -
      Ветер в волосы, на картуз - эдельвейс,
     
      Потому что сказка никогда не кончится,
      Потому что сказка никогда не кончится!
      ...Он напевал, и голос его не дрожал.
      - Вайс не возвращается. Не случилось ли что? - произнес Швед. - Говорил я, не ходить по замку!
      - Ладно, пошли ждать, как видно, нечего. Её схватили скорей всего. Русские ничего ей не сделают... но отвлекутся на неё, а мы - мы дойдём до Гюнтера...
      С Кириллом мальчишки столкнулись в коридоре, он похоже решил сходить... по делам. Олег реагировал тут же - правой рукой перехватил рукоять меча, левой - схватил мальчишку за горло, корпусом - отбросил к стене:
      - Привет, Корсаков, - насмешливо сказал он. - Решил выйти пи-пи? Не страшно одному? - он встряхнул Кирилла. - Где Гюнтер, щенок? Говори, или расстанешься с куском горла! - и он свёл пальцы на шее мальчишки сильнее, уперев колено в пах.
      Корсаков был на грани истерики. Да что же это, по родному замку уже пройти нельзя?! То змеи людей похищают, то всякие тут бродят - он помнил, что час назад Олег был с такой раной, почти присмерти, а сейчас живехонек.
      Кирилл что-то сипло промычал и попытался потянуться к оружию. Увы, на рукояти меча была уже чужая рука. Тогда он попытался извернуться и ткнуть нападающему пальцами "козой" в глаза.
      Олег ждать не стал и не стал убирать голову - наоборот - ударил навстречу лбом, попав и по пальцам и по переносице мальчишки.
      - Не понял, значит? - он сдавил горло сильнее и добавил - уже лбом в нос и коленом в пах, а потом приложил согнувшегося мальчишку затылком о стену, схватив его за волосы. - ГЮНТЕР ГДЕ?
      И, вытащив из ножен Корсакова меч, прижал стальную полосу между ног мальчишки.
      - Говори, или кастрирую на хер и заставлю сожрать своё добро... Калле, не стой, придержи ему руки, живо!!!
      Ламберг перехватил кисти рук хрипящего мальчишки и сжал. Корсаков силой не отличался, да еще был напуган и немного оглушен ударом о стену, и этого хватило, чтобы полностью его обезвредить физически. 
- Не здесь, Олег! - ш
епнул Калле другу. Другу? Но мысль, друг ли ему Олег или всё же нет, лучше было оставвить на потом. - Из коридора убраться надо, увидеть могут! И меня вообще-то больше интересует, где Рахель!
      - Мы Гюнтера ищем - или Рахель? - проворчал Олег. - И какая разница, где я сделаю из него евнуха? - он тряхнул Корсакова и, ещё раз приложив затылком о стену, резанул мечом по брюкам. - Держи его крепче, Калле! Говори, иначе...
      Впрочем, что "иначе" - объяснений не требовало.
      - И не вздумай орать, - Олег подкрепил свои слова ещё одним ударом о стену. - Перебудишь всех, а свои причиндалы не спасёшь всё равно.
      Если честно, больше всего ему хателось бить мальчишку - рукоятью меча и кулаками, а потом - ногами, пока тот не перестанет возиться и реагировать на удары. За то, что тогда, на мосту, он обманул Олега, который ВЕРИЛ, что человек не может не услышать сказанного им, его ПРОСЬБЫ.
      - Говори, где Гюнтер! - прошипел Олег и с размаху хлестнул схваченного по губам. И добавил: - И Рахель! - и хлестнул ещё раз - в другую сторону.
      Звать на помощь Кирилл не рискнул, понимая, что Олег запросто приведет в исполнение свою угрозу очень быстро.
      - Там. - Прошептал он окровавленнными губами, и кивнул на дверь. - Гюнтер там. Скажу всё. Не бейте только. А Рахель, я не знаю, но она... но её... она исчезла.
      Кирилл мелко дрожал от страха, прижатый к стене.
      - Как... исчезла?! - Олег похолодел от охватившего его страшного предчувствия. - Ты! - он опять ударил мальчишку - крест-накрест - по губам, потом - от плеча тычком - в нос: - Ты! Гадёныш! Как исчезла, где?! Веди к Гюнтеру и говори, как исчезла?! - он повторил удар. - Говори, говори! - и ударил снова. - Ну, веди!
      Калле вывернул мальчишке обе руки за спину и удерживал, да тот и не трепыхался - так уже была подавлена воля Корсакова кулаками Олега. Сейчас он, всхлипывая и слизывая с разбитых губ кровь, путано пересказывал явление Твари. Корсаков не знал, что это Тварь и явно ожидал, что ребята за этот несуразный бред его добьют вообще. Но ни Олег, ни Калле не выказали сомнений к рассказу и только слушали, пока русский вел их к двери. Гюнтер уже сидел на постели, с удивлением сознавая, что от его раны почти ничего не сталось.
      - Опять вы? - Только и спросил он, увидев вошедшую компашку. Почему-то Гюнтер догадывался, что от Олега, Калле и скрипачки ему так просто отделаться не удастся, даже на тот свет не убежать. А вот явлению Кирилла он обрадовался.
      - Так, предателя-перевертыша на послель и задушить подушкой! И считайте, что тогда вы вернули мое доверие, мятежники!
      - А не пошёл бы ты в ж..., конунг? Мне твоё доверие до одного места, уяснил? Ты мне сказал, что я могу идти, куда хочу и служить, кому желаю. Что я и делаю... и служу я не тебе, - спокойно сказал Олег. - Какого чёрта ты весь в свежей крови, кстати? И что-то ты быстро оправился. Тоже... помогли?
      Нехорошо усмехнувшись, толчком колена он завалил Кирилла на кровать и, помогая себе зубами, стал скручивать ему руки к ногам за спиной, преварительно запихав в рот Корсакова пол-простыни. По правде сказать, вводя Кирилла в спальню, он для себя решил, что оттуда гадёныш не выйдет живым. Но сейчас, после приказа Гюнтера, Олег поменял решение - вот ещё, будет он убивать русских по слову этого фрица!
      Закончив связывать мальчишку, Олег перевернул его на бок и с усмешкой сказал:
      - А теперь я немного поиграю с тобой... - и мечом вспорол на Кирилле рубашку. Несколько секунд смотрел на его грудь, потом пробормотал: - Не врала, сука... всё правильно показала... - на Калле и Гюнтера он внимания не обращал. - Ну что, Кирилл? - он приставил меч к животу мальчишки. - Давай заглянем, есть ли у тебя душа, совесть... и какого они размера? - он надрезал кожу на животе Корсакова. - Но у тебя есть целая минута - рассказать, что за надпись у тебя на груди - и кому ты всё-таки служишь на самом деле? Быстро говори, или... - он удлинил разрез. Другой рукой он вытащил изо рта Кирилла свой жуткий кляп. - Говори, иначе через десять минут мальчика Кирилла тут уже не будет, и ты пожалеешь, что я не задушил тебя еще там!
      С чисто немецким хладнокровием Гюнтер проигнорировал оскорбления со стороны Олега, и вопросы к себе тоже проигнорировал. А когда Олег занялся мальчишкой, подкрался и попытался перехватить меч у русского со словами:
      - Отдай оружие, оно должно быть у меня. А ты будешь выполнять мои приказы Олег.
      Молча развернувшись, Олег ударил немца ногой в живот.
      - Шойслихе швайн! - Прошипел Гюнтер, сгибаясь. И тут же выбил меч из руки русского далеко в сторону, деловито принялся душить Олега руками.
      Несчастный Кирилл, который успел трижды облиться потом от страха, пока Олег пояснял ему свои угрозы, наконец обрел дар речи и завопил:
      - Валеркаааа! Лешкаааа! Сюдаааааа! Ааааааа!
      - Калле, заткни поганцу рот... - прохрипел Олег, теряя дыхание. И, упершись немцу в живот коленями, изо всех сил ударил его слева и справа под челюсти - рёбрами ладоней.
      Крик Кирилла оборвался, потом снова возник как сдавленное мычание, потом совсем затих. 
"Задушил?" - подумал немец. Но оборачиваться было некогда; получив несколько болезненых ударов, немец присел и резко выбросил кулак противнику в пах, вложив всю силу, последний шанс выиграть бой.
      Олег, получив удар в пах, скорчился - но тут же изо всех сил распрямил обе ноги сразу, целясь Гюнтеру в грудь.
      Силён! Свинья! Принимая сильнейший удар, Гюнтер всё же успел прикинуть, сумеет ли он подняться, а если да, то уже скрутит русского без жалости. Пришло время выяснить отношения.
      Чёрт! Вскакивая, Олег понял, что совершил ошибку - отшвырнул немца именно туда, где лежал меч. И, хотя Гюнтер его пока не поднял, но...
      - Вот тебе правило силы. - процедил Олег. - И без меча ты обойдёшься, - Олег пошёл, крадучись, вдоль кровати. - Ты свой меч бросил. На мосту. Там, где и нас бросил. Так что не тяни руки к тому, что не ты взял... - русский прошипел: - Жаль, что я не дал тебе зарезаться ТОГДА, на Ковчеге, животное. Но я тогда ещё думал, что вы хоть капельку люди. А вы зверьё. Одного Йозефа жалко, хоть он тоже зверёныш... но он маленький и он из-за меня... так влип. И ещё... Если выручим Рахель, - Олег тяжело дышал, - поклонись ей в ноги, Неске. Это из-за неё я тебя не добил. Только из-за неё. Эта девочка... - Олег неловко улыбнулся. - Она показала мне, что даже такого, как я, можно жалеть. Это дорогого стоит... Видишь, как дорого это стоит, Неске?! - выкрикнул Олег, не сдержавшись. Его лицо исказилось. - Я бы мог тут остаться! На этом острове! На русском! Не на вашей злобной помойке, где вы пацана, - он ткнул в Калле, - морили голодом за тарелку тухлой капусты! А тут... - Олег нелепо мотнул головой. - Тут нам в комнату мальчишка тарелку с пельменями принёс. Пленным принёс. Никто не считал, кто мы есть и сколько мы съедим... только теперь... - голос Олега упал. - Теперь Валерка меня убьёт... он ко мне с добром, а я как бешеный пёс, за руку укусил... - он посмотрел на Кирилла. И улыбнулся. - И правильно убьёт. Вот доделаем всё, если я жив останусь, я сюда вернусь. Хоть чистым воздухом подышу перед смертью и от чистой руки умру.
      До меча оставалось совсем немного.
      - В нашем случае право силы за мной. - Неске спокойно взял меч. - Значит, слушай. Или ты подчиняешься мне, и мы думаем, что делать дальше, или ты не починяешься и мы тоже... думаем, но уже без тебя.
      Гюнтер глянул на Калле, тот в ответ лишь плечами пожал:
      - Я с тобой, конунг. Конечно, если ты собрался идти за Рахель. Кажется, тварь снова вырвалась на острова. Не добили мы её, Гюнтер, как те ребята, которые не добили Пеннивайза в книжке Кинга с первого раза.
      - Думайте без меня, - ответил Олег, расслабившись - до меча добраться не удалось, а значит и беспокоиться больше не стоило. Он поднял руку и показал Неске отставленный средний палец. - КОНУНГ. Я могу подчиняться негодяю и убийце, но не желаю подчиняться высокомерному трусу и предателю.
      Русский повернулся и пошёл к двери.
      - Трусом и предателем ты конечно считаешь меня? Ошибаешься. Ты хотел знать, за что Корсаков получил клеймо? Сейчас... Взять его!
      Калле, повинуясь властному голосу, бросился Олегу под ноги, а Гюнтер прыгнул на плечи. После нескольких минут борьбы ребята скрутили русского и бросили на кровать, рядом с Кириллом.
      - Корсаков, хочешь купить себе жизнь? Сделай с ним то, что он собирался с тобой и мы уйдем. Калле, развяжи Корсакова.
      Олег несколько раз дёрнулся и понял, что из узлов можно выскользнуть... минут через десять дёрганья. Не раньше. Сказать, что мальчишке стало страшно - значит, не сказать НИЧЕГО. Олег с трудом слышал сказанное - в ушах зашумела кровь, взгляд мальчишки стал неверящим и он открыл рот, чтобы крикнуть...
      ...и не крикнул. Его затошнило, но он не крикнул. Он сказал тихо:
      - Вот оно что. Так значит, и правда Кирилл - ВАШ АГЕНТ. Но тогда я не понимаю, - в спокойном голосе Олега было любопытство, - на кой чёрт он утащил Йозефа? Хотя... - Олег улыбнулся. - Хотя уже всё равно. Отличная компания, Неске. Ты подобрал себе отличную компанию. Пожалуй, я смотрелся бы в ней не так уж неуместно, не пни ты меня под зад за то, что пришёл тебя выручать... А, швед, - дружелюбно сказал он, перведя взгляд на Калле. - Вот тебе и ещё один урок - как нападать со спины, да ещё вдвоём, имея в руках меч - на безоружного! Отлично выучено, молодец, поклонись учителю, - он кивнул на Гюнтера. - У тебя есть все шансы из мелкого дурака стать крупным гадом... НАСТОЯЩИМ ДРАКОНОМ. Ну, чего ждёшь?! - Олег дёрнулся, приподнялся на связанных руках. - Выполняй приказ, не думай! Это первое правило, а я не успел тебе его вдолбить! Живей, Ламберг! Помнишь, как я хотел метнуть в тебя нож?! Как бил?! Ну, давай, Ламберг!..

* * *

      Тем временем на немецком острове Стаховский горел желанием реабилитироваться, тем более, сила была неоспоримо на стороне русских. А Огарев составлял ему компанию со своими целями.
      - У! Крысы немецкие! В мышеловке вам самое место! - Димка отконвоировал немок в подвал. - Слушай Ром, а с кем ты разобраться хочешь? С Йозефом? Он же чуть живой, а может, уже и издох к этому времени. Надо посмотреть, кстати, может, выкинуть пора, чтобы не завоняло в замке днем на жаре.
      Но Ромка собирался наведаться к гораздо более опасному противнику: Кюстину и сказать тому кулаками все, что думает об их последней встрече. Такое просто так с рук ему не сойдет.
      - Пошли уже, - сказал он Стаховскому. - К Кюстину я иду. Этот наглец... - Ромка осекся. не хотел он рассказывать и про свои подвиги... - Короче я ему сейчас накостыляю, без всяких мечей, до кровавых соплей, чтобы навсегда меня запомнил! Если он думает, что ему все можно, то я его в этом разубежу. А ты будешь стоять и смотреть, чтобы нам никто не по мешал... мне никто не помешал, когда я его бить буду!
      - Йой! Кюстин! - Димка схватил Огарева за руку. - Не надо! Он тебя как щенка об стенку шмякнет и размажет! Мне про него уж столько рассказывали! Он русским столько крови выпустил! И ничего его не берет - его уже и травили, и резали, и душили, и топили, а он всё знай своё делает. Не ходи! Француз тебя изобьет!
      - Прямо Кощей Бессмертный какой-то, - пробормотал Ромка. Но слова Димки заставили его на секунду задуматься. Ведь все так в словах Димки было много правды, Мариусу всегда удавалось выйти сухим из воды. Но теперь все зашло слишком далеко. Удрав с русского острова и оставив Ромку в таком положении, в каком оставил, Мариус сам подписал себе приговор. Ну может и не смертный, но кулаки у Ромки чесались. - Пошли, и не трусь, сейчас проверим, все ли ему сходит с рук! мальчишки подошли к двери, за которой по расчетам Ромки должен был сидеть Кюстин. Ромка распахнул дверь.
      - Сидишь, гаденыш! - в эти слова он вложил все свои чувства к французу.
      Мариус повернулся на шум открываемой двери, немного поморщился от движения - рана, полученная в вечернем бою с Адрелианом, еще болела, но конечно лекарство сделало свое дело, и опасность для жизни уже миновала. Удивительные эти русские, они сами себе создают проблемы.
      - А, старый знакомый! - Разглядел фигурку Огарева маркиз. - Ну, проходи, проходи, гостем будешь. Да проходи, не бойся, сегодня я убегать не собираюсь и поэтому ты мне без надобности. Но всё равно, за шанс спасибо. Задумаю бежать, так обязательно тобой воспользуюсь. Надеюсь, прошлый раз тебе понравился? Правда, здорово было, Огарев? Темный подвал, веревка, кляп и убегающий враг-маркиз с твоим же мечом. Прямо романтика Дюма! На земле ты бы такого не получил никогда, так что цени меня, Огарев!
      Если до этого Ромке хотелось только отлупить Кюстина, то после этих слов, особенно когда Димка все слышал, ему захотелось его прибить, причем очень медленно, чтобы французишка прочувствовал всю боль и все унижение, которое чувствовал Ромка, когда его только наутро нашли свои же. Сейчас силы оказались равны, рана Мариуса и головокружение Ромки влияли на их силу и координацию.
      - Выходи драться, без мечей. Если струсишь, тогда я просто тебя изобью! - Ромка встал в позу - оборонительную или атакующую - покажет опыт и умение Мариуса драться на кулаках... Да и какая разница, он собирался отомстить Кюстину за тот побег!
      Мариус округлил глаза.
      - Ты серьезно?! Огарев, ну ты даешь!
      Француз медленно встал и таращась на папрнишку, словно это был корнуэлльский пикси, принял боксерскую стойку.
      - Э, нет! Огарев, стой! - Вдруг опустило руки Мариус. - Ботинки-то сними! А то нечестно. Я босиком драться буду, а ты в обуви?
      Ромка внимательно глядя на противника присел, он подумал, что и без обуви справится, но проклятый шнурок застрял и мальчишка всего на миг опустил глаза - этого оказалось достаточно... Марус молниеносно набросил на голову противника свою куртку, лишая зрения и обхватил за туловище, плотно прижав руки к бокам. Ромка яростно забился в путах.
      Пашка сперва заметил стоящего на стреме Димку, а потом расслышал разговоры за стеной. Страшные мысли о собственной судьбе неожиданно сложились в стройную цепочку. Гаденькое неправильное прямо так и лезло в руки, он должен убить пленного для хозяев, что же тот, кто сейчас сражался за стеной тоже пленный. Пашка прислушался. Голос Ромкиного собеседника был незнакомый, насмешливый с характерным акцентом. И тут до мальчишки дошло, что это тот пленный парень, который вроде бы не немец, но сражался против русских на немецком. Мариус, вспомнилось имя француза.
      Белый прижался к стене, отвлечь Димку и пойти внутрь, как все вроде просто, но делать это до тошноты противно. А внутри гаденько шевелился страх. Димка тоже забеспокоился, звуки борьбы ему совсем не нравились. Мальчишка потоптался и нерешительно двинулся куда-то. Пашка тайно проводил его взглядом, ну вот и все, теперь мальчишке ничто не мешало ввязаться в драку и сделать, что приказано... Что приказано, как же гадко это звучало даже в мыслях.
      Пашка нерешительно переминался с ноги на ногу. Похоже, в камере драка достигла своего апогея. Ворваться? Убить Мариуса, но ему же приказали (вот мерзость то!) делать всё тайно. Но там же Ромка! Белый стиснул кулаки, рука на мече онемела.
      Но ситуация резко изменилась, сверху спусКаллесь с факелом два человека: Адрелиан и Ника.
      Пашка вздохнул даже с каким-то облегчением, подлость не удалась:
      - Эй, сюда скорей, тут в камере что-то творится! - и сам заспешил вниз.
      - Пашка, - удивилась Ника, - что у вас тут происходит? Ты почему не в кровати? У тебя только бок кровоточить перестал, - беспокойно шепнула она мальчишке, - ну что мне с тобой делать горе ты мое?
      Вероника первой зашла в камеру и сурово взглянула на француза, ее меч покачивался в руках, как живая змея. 
- Опять безобразничаешь, мистер ШУТ?
      Огарев к тому времени представлял из себя следующее. Мариус обмотал ему вокруг головы свою крепкую куртку, причем обе руки Огарева были продеты в один рукав и там застряли. Шнурки ботинок, которые доверчивый Ромка начал развязывать перед дракой, теперь опять были заботливо завязаны Мариусом, но уже между собой и ботинки, связанные шнурками, превратились в легкие кандалы. А француз уже с шутками откреплял от пояса бедного Ромки меч, вот за этим занятием его и застали.
      - Ба! У меня сегодня именины?! Посетители один за другим идут. Мадам тоже хочет поиграть?
      - Брось меч и развяжи Ромку, а то мадам сейчас поиграет в игру "догони тебя кирпич"... - съехидничала Ника, она очень надеялась на отдых, хоть в эту ночь, но похоже француз опять расстроил все планы. - Бросай, а то мне таки придется опять с тобой драться, а я чертовски устала, имей совесть!
      Адрелиан, проходя мимо Белого, недовольно буркнул:
   - Ты почему не в комнате? Ты, кажется, был ранен? - а оказавшись в каморке удивленно произнес - Роман! Как это понимать, ты зачем сюда полез? Мариус, привет. Ты тут как себя чувствуешь? Да оставь ты меч, харе драться... У меня такое чувство, что тебе, Огарев, стоит всыпать!
      Пашка втиснулся в каморку следом за Адрелианом. И рассматривал француза. Чем-то он, как ни странно, напоминал Валерку - может быть, потому, что тоже был командир? И ещё - хрень, ещё Олега, вообще неясно чем. Где он, Олег - лежит раненый в комнате русского замка?
      - Адрел, - сказал Белый, - можно мне попробовать взять у него меч? И заодно взять Ромку, по-моему, ему так не слишком удобно. А?
      - Паш, ты же раненый вроде? Или выздоровел уже? Ну давай, забери у него меч. Ромку Ника развяжет. Марик, ты только Пашку не убивай... - он усмехнулся.
      Почти обрадованно Белый шагнул вперёд, принимая стойку.
      - Меч бросай.
      - Не мне эта вещица нравится, пожалуй, я её никому не отдам.
      - Тогда защищайся, - предупредил Павел и атаковал - классически, длинным выпадом, в живот.
      - Месье, вы совершенно не умеете делать длинные выпады, не позорьтесь. Самое место вам быть поваром в таверне и орудовать вертелами. - Марус играючи отразил удар.
      - Для такого цыплёнка, как ты, пойдёт и вертел, - оскалился Белый и тут же атаковал вновь - в правое плечо, но в последний момент - направив остриё вниз, в колено.
      - Ай! Яй! Юююю! - Мариус не ожидал такой прыти и пропустил удар, меч со звоном упал на пол, а маркиз, держась за раненую ногу, с визгом закатался на камнях.
      - Оу! Ахахаха, - расхохоталсь Стриж. - Ну и дела, великий и непобедимый Мариус-насмешник визжит как порося. Ай да Пашка, ай да молодец!
      Ника не удержалась и, бросившись Пашке на шею, хотела его поцеловать, но мальчишка отодвинул ее со словами:
      - Не надо над ним смеяться, Ник.
      Он спокойно подошел, забрал меч и, вернувшись к Адрелиану, протянул ему рукоятью вперёд меч Ромки, который только что взял у француза и, помедлив - свой:
      - Слушай, надо поговорить, - сказал Белый тихо, воспользовавшись, что все остальные заплясали вокруг Ромки и француза. - А мечи забери оба, ага? Потом решишь, вернуть и как вернуть - в руку рукоятью или по шее клинком.
      Ника насторожилась. Перемена и тревога любимого не могла остаться не замеченными ей. Она проследила за тем, что сделал Пашка и ахнула. Неужели Денис был прав? Неужели уже завербовали, - страшная мысль обожгла, словно раскаленный прут. Нет, только не это, только все стало так хорошо, ну почему? ПОЧЕМУ? Неужели так сложно дать хоть немного времени насладиться счастьем, ну хоть чуть-чуть?!
      Амазонка вздохнула, ее конечно не позовут, ей не расскажут...
      Адрелиан кивнул, разберемся мол.
      - Молодец, Пашка! Мариус, не ори ты так, Ника, перевяжи его, пожалуйста. - Он взял меч Ромки. Удивленно взглянул на Пашку, отдавшего и свой меч. - Паш, что-то случилось? - чуть нахмурился он. - Да, пойдем, конечно. - Ника, освободи Ромку, перевяжи и свяжи Мариуса... - В проеме появился Саховский. Адрелиан сощурил глаза. - Дим, присмотри за французом, мало ли, еще бросится и укусит... - Адрелиан мягко взял Пашку за плечо, и ребята вышли за дверь. Адрелиан отошел от камеры, чтобы их не могли слышать. - Рассказывай, - попросил он мягко и тепло...
      - Я, - пре... - у Пашки как будто шнурком перетянуло горло. Плавно и мягко. Мальчишка откашлялся и начал говорить, глядя на носки кроссовок. - В общем, сегодня меня завербовали пришельцы. Я сдуру спустился в подвал, а там такая плита. Я подошёл глянуть и всё. Сказали, чтобы я убивал пленных по одному. Иначе они убьют Нику.
      Глаза поднять не получалось. Белый переступил ногами и заставил себя сделать это.
      - Что со мной будет? - спросил он и предложил: - Если меня как-нибудь убить, а дело обставить так, что вроде случайно - может, они не догадаются, что я рассказал, и Ника будет цела? Я, понимаешь, не мог молчать. Я сам виноват, но я не хочу предателем быть. Что будешь делать? - потерянным голосом спросил мальчишка.
      - Плита, говоришь... Да, я слышал, ОНИ могут через них говорить... - медленно проговорил Адрелиан, внимательно взглянув на Пашку. - Успокойся. - Адрелиан крепко сжал плечо Пашки, вернул тому меч. 
- Так просто эти твари не получат ваши жизни... - сквозь зубы прошипел командир на ночь. - Значит так, Павел, из замка ни ногой. Здесь они нас не видят. И повлиять практически не могут. И... не бойся. Ты сделал правильный выбор. Мы сможем выжить только доверяя друг другу. - НИКА! - рявкнул Адрелиан, прекрасно зная, что ей и самой наверняка очень хочется узнать, что случилось.
      Девчонка рванула через вход в коридор и в мгновение ока очутилась рядом с ребятами, в глазах отражалось беспокойство и тревога, от волнения даже руки слегка подрагивали.
      - Звал, командир? - с напряжением в голосе спросила она, поглядывая на Пашку.
      - Звал. Ты правильно все поняла. Все так, как я и предвидел. - хмуро ответил Адрелиан. - Пашка, я ожидал, что так и будет. Ты и Ника самые слабые в этом отношении звенья. Я сделаю все, чтобы вы оба смогли выпутаться из всего этого... Но вы должны заранее понять, что можете доверять мне. Безоговорочно, понятно?
      Стриж опустила голову и вдруг испугано, ткнулась в Пашкину грудь, съежилась вся. 
Почему? Ну почему всегда так? - думала девчонка, - все время препятствия, ну хоть бы раз просто побыть... без этих многочисленых НО...
      - Я доверяю, - тихо прошептала она обращаясь к командиру, но не отрываясь от Павла.
      Адрелиан долгое мгновение смотрел Пашке в глаза, потом шагнул вперед и крепко сжал его руку. 
- Ты не предатель. Ты оказался достаточно смел, чтобы признаться, - тихо сказал он.
      Ника испугано поглядела на парней и вдруг тихо заплакала.
      - Я тебя не отдам никому, - шепнула она, все сильнее вжимаясь в мальчишку, - я тебя люблю очень. Мы ведь справимся? - девочка подняла заплаканные глаза на Павла, - правда? Ты ведь меня не...
      - Ник. А тебе не гадко меня трогать? - напряженно спросил Белый. Спросил серьёзно. Глядя в её волосы. И думая, что так же заслуживает её, как звезду героя России.
      - Ты что такое говоришь? - Ника даже охрипла от удивления. - Ну что ты такое говоришь? Ты что думаешь, если они, марсианские уроды, тебя подловили, я теперь от тебя откажусь? Ты что, совсем в меня не веришь? Да? - слезы потекли еще сильнее по щекам.
      Адрелиан вздохнул и отвесил Пашке очччень крепко по затылку.
      - Павел, а ну-ка соберись! Ты пацан в конце концов, что ты творишь? Будь сильным, ты это можешь, я уже убедился! Так будь же сильным, когда нужно! Ты ей нужен, или ты не видишь?!
      Пашка вместо ответа, забыв про Адрелиана, начал целовать Нику в щёки и глаза. Смущённо хмыкнул и обратился к командиру, пряча глаза:
      - Но как быть-то? Мне же велели пленных убивать. И что делать?
      Белому стыло стыдно за всю эту ситуацию и даже за свое счастье. А еще стыднее за то, что он скидывает самое сложное решение на другого.
      - Пока что мы запрем тебя в комнате, так ты убить никого не сможешь, - глухо ответил он. - Я постараюсь найти способ, как вам выпутаться. Ника, отведи Пашку в комнату и закрой снаружи... Или можешь закрыть изнутри. Это более вероятно. А мне нужно... поговорить с Ромкой. - Адрелиан быстро направился обратно к камере Мариуса.
      - Пойдем? - не поднимая головы и вся красная спросила Стриж Павла.
      - Пошли, - вздохнул Белый. - Ну вот и все разговоры. Арест. А что потом? Казнь? Ну не станет же Адрелиан так сводить счеты или станет...?
      Когда ребята добрались до комнаты Пашка сразу сел на кровать и тихо произнес:
      - Иди. Запри снаружи. Я уже добаловался. Сама видишь, как я тебя подставил.
      Мальчишка сцепил пальцы и свесил руки между колен. А потом у него закапало из глаз - часто-часто. На коленки и на пол.
      Ника молча подошла к мальчишке, молча села у его ног и уткнулась лицом в его коленки. И так моча сидела. 
- Я люблю тебя, - прошептала девчонка, - мне все равно какой ты, я люблю тебя не за что-то, я тебя просто люблю.
 
Вероника тихонечко взяла руки Пашки в свои и прижалась к ним губами, потом щекой.
      - Не прячься от меня, не уходи... Прогонишь, я умру, - прошептала Стриж, - если мы не справимся, то встанем на мосту, держась за руки и шагнем, вместе, - вдруг сказала она и даже не испугалась своих слов, - но ведь мы все преодолеем, все тебе на мосту чуть не убил этот сумасшедший, я чуть не ушла, я не смогу без тебя... - Девчонка подняла глаза на Пашку, - не думай ни о чем.
      - Нет, Олег не сумасшедший. - глухо отозвался парень, - Он мог тебя убить, но не стал. А меня он просто воспринял как парня, значит как врага. Его так учили. А вообще странно как-то всё тут крутится.
      Белый сполз на пол и сел рядом с Никой. Обнял её. Погладил щекой её висок. И сказал со смешком:
      - Ник, ты иди. Если ты меня не бросишь - я тебя не брошу никогда. Хоть до победы, хоть до прыжка с моста. Вот так.
      - Дурачок ты, - потрепала Ника волосы мальчишки, взъерошив их, решительно встала и улыбнулась. - Спать ложись, я приду скоро, куртку твою и рубашку только застираю и с Адрелианом поговорю, ложись, я люблю тебя...
      Девчонка вышла и заперла комнату.

* * *

      Пока Олег и Калле возились внизу, пока на немецком Ромка пытался свести счеты с Мариусом, а Пашка вляпался в беду, Валерка пытался понять. Кто посмел обидеть маленького адъютанта Робина.
      Робин в себя не приходил, и Валерка решил на время спуститься в главный зал. Лешка сидел в тронном и пытался забинтовать себя, Ваелрка подошел и молча предложил помощь. Он понял. - Я думаю, что Робина ранил Сомов. Больше некому. Хоть Олег и говорит, что уходил, а Робин был в порядке... относительном... Но Олег ранен и мог что-нибуть напутать. Больше некому. Я думаю, что мы слишком ему доверяли и поплатились... Сам ты как?..
      - Валер, кто ударил Робина, мы можем только гадать. - шипя и матерно ругаясь от боли, сказал Лешка, - Но я предлагаю не гадать. А расследовать всё как положено. С допросами. Может и с пристрастием. Найти виновного и судить. - Да, а что с Йозефом? Этот гаденыш был в форме Робина, я потому и подпустил его так близко. Вот, черт. Убили хоть его наконец?
      - Лешка, давай Сомова допросим. Ты и я. Может, он хоть тебе врать не будет. А потом, если ничего не добьемся, всех остальных, но, я думаю, не понадобится... Приведешь его, ладно? Я схожу посмотрю как Робин, - Валерка резко отвернулся и пошел из зала. Отвернулся, потому что к горлу подкатил ком, который был совсем не нужен командиру. Похоже, его нервы вытерпели все. Все, кроме этого - он же подставил мальчишку, так глупо. Валерка не знал, сможет ли простить это себе. Он не знал.
      - Да распутаем мы это дело, Валерка, не казни себя, Робин выживет. - Вздохнул Ботан вслед командиру. Хотя и не был уверен - потеря крови это же серьезно. - Распутали историю с феями, распутаем и тут.
   В комнате Робина было так же тихо и темно. Легкое дыхание еле угадывалось. Но оно было и давало надежду на прощение. Валерка молча стоял над кроватью и смотрел наверно так, как отец смотрит на своего ребенка. Он обещал Робину, и он должен был его беречь. Только выкарабкайся, тебя больше никто никогда не обидит, я обещаю, подумал Валерка.
   Сомов стоял в центре зала, под перекрестьем нескольких пар не очень дружелюбных глаз. - Рассказывай, - устало приказал Ботан.
      От Робина командир пришел в жутком настроении и, если бы не Ботан, да не Олег со своими сомнениями, он бы устроил Сомову суд Линча без права на отсрочку. А сейчас молча сидел и наблюдал за бледным мальчишкой. Казалось, что его мысли очень далеко, ну, по крайней мере, гораздо дальше этого зала и грозящей ему расправы. Он не волновался, не трясся и не реагировал. Не реагировал так, как ожидалось.
      Игорь не очень хорошо понимал, почему его таскают туда-сюда. Про то, что Робин ранен и все свелось к нему - Сомов даже не знал. Антон обвинил его в этом, пока Игорь ещё тащил Гюнтера, а когда стали разбираться, Кирилл успел мелкого засунуть в каменный мешок, так и не сказав ничего толком. А может, он что и говорил, Игорь не знал. Когда уводили, он смотрел на Гюнтера и надеялся, что теперь о нем позаботятся. Хотели бы убить, сделали бы это сразу.
      - Что рассказывать? - Сомов подумал, что Лешка требует отчета за то, что тот отпустил Йозефа. Наверно, сейчас и казнят за предательство. Жаль, что не сделали этого раньше, когда Игорь думал, что с Гюнтером все хорошо, просто он больше не хочет видеть Сомова. Тогда принять смерть было легко. Игорь был готов к ней. Сейчас же хотел знать, что будет с Гюнтером и помочь ему по возможности. Даже если он потом отвергнет адьютанта... Вот тогда... потом... можно будет за все и ответить... - Что рассказывать? - спросил он Лешку снова.
      - Дурачком не притворяйся, а? - Лешка поморщился, как от зубной боли. Неужели Игорь предатель? Враг, коварный и злой? Не хотелось в это верить, но многое сходилось, и вспомнился разговор на берегу, когда Сомов так тосковал о Гюнтере, его прогнавшем. - Для начала я лично хотел бы знать, как так получилось, что Йозеф, которого мы заперли, вдруг объявился на мосту и распорол мне живот. И почему он был в одежде Робина?
      - Лешка, я не хотел, я не знал, я не думал... - оправдываться все-таки пришлось, но Игорь правда не думал, что Йозеф пойдет на такое... Хотя мог бы и подумать, ему Лешка не друг. - А Йозефа выпустил я. Чтобы помочь Гюнтеру. - Игорь вздохнул. - И одежду мы у Робина отобрали и связали его. Я выпустил его, чтобы никто не умер, никто не должен был пострадать.
      - Не должен? Не должен? - Повторил Лешка горько. - Ты не видел, что он натворил?! Он ранил Валерку! Адрелиана! Мы чуть все не погибли! Ладно, на меня тебе полевать, но ребят-то ты почему так подставил! Специально ты все сделал... - Лешка не сдержался, - ты гад!
      Если честно, Игорь офигевал от Йозефских подвигов. Как он - такой мелкий - смог справится с ними всеми? 
- Я не специально! Я только хотел... - Сомов замолчал. После всего того, что произошло, что хотел он - мало кого будет интересовать. Да и хотел он сбежать с острова, который стал чужим... Думал, что Йозеф поможет в этом, а он вон как... - Я рад, что никто не погиб... А Йозеф жив? - спросил Игорь наверно не в тему, немец чуть не перерезал всех его друзей, но Сомова все же волновала его судьба.
      Лешка глянул на Муравьева, и тот кивнул.
      - Пока жив.
      Ботан повернулся к Сомову.
      - Игорь, подойди сюда. - И заглянул ему в глаза. - Я понял, Йозеф твой... товарищ? Но ты сам видишь, что он творит. Мы не можем позволить держать у себя в спальне бешеную собаку, пусть даже на верёвке. Верёвка рано или поздно оборвется. Ты меня... понял?
      - Да, Йозеф мой друг, - сказал Игорь. А со всем остальным не очень согласился... Йозеф перегнул палку только тогда, когда чуть не убил Лешку, вот за это спросить с него при случае, а в остальном на взгляд Сомова он был молодец. Защищал свой остров. Ранил захватчиков? А что он с ними должен был делать, пряниками угощать? - Нет, я не понял.. То есть не совсем...
      - Хватит юлить, - рассердился Валерка и пошел на Сомова, - отвечай, ты убил Робина?
      - Не убивал я твоего Робина! Не убивал! К сожалению... - крикнул Сомов, прячась за спину оторопевшего от наглости малька Лешки.
      Валерка достал Сомова за руку из-за спины Лешки и встряхнул.
      - А кто тогда? Йозеф?
      - Жаль мосты разошлись. А то сперва бы посушали версию Варнике, допросили бы этих друзей порознь, потом сравнили, и всё стало бы ясно, - подал реплику Лёшка.
      - Можете допрашивать, кого хотите и как хотите, - сказал Игорь напоследок, готовый замолчать и больше не отвечать на вопросы. - Но Йозеф тут не виноват, он ушел раньше меня, потом ушел я, но я не убивал Робина, мы его только связали и отобрали одежду! Это ваши п... - Сомов замолчал. Он хотел сказать, что это "ваши пленные его ранили", но пленных выпустил же он! Как ни крути, а он был виноват в том, что случилось с Робином, как ни крути. - Нечего оставлять было эту беспомощную соплю здесь одного! - в сердцах крикнул Сомов Валерке.
      Валерка ударил Игоря по губам наотмашь. Сильно. Так сильно, что одна губа сразу распухла и из нее пошла кровь.
      - Я оставил его с тобой, чтобы вы могли защищать друг друга. А ты в очередной раз предал остров и всех нас. И теперь пытаешься извернуться и спасти свою шкуру. Не думаю, что в этот раз тебе это удастся, разве если... - Валерка остановился и посмотрел на Лешку. Наконец-то до него дошло, что он тогда говорил, - ты принесешь нам голову Йозефа. За то, что он чуть не поубивал всех нас, за то, что чуть не расстроил наши планы оккупации, за Робина... У тебя два дня, я отпускаю тебя на все четыре стороны, но если ты не вернешься с доказательствами, что Йозеф не будет больше доставлять нам хлопот, я убью Гюнтера, - Валерка думал, что Игорь поверил, он и сам поверил в этот момент, что говорю. Ему достаточно было представить своего маленького друга, борющегося сейчас в темноте комнаты за свою жизнь, он готов был убить всех.
      - Голову! Бррр! - Лёшка передёрнулся. - Ну не так буквально! Нам только шекспировских страстей не хватало и ночных монологов в духе "О, бедный Йор... Йозик!". Просто казни его и сбрось с моста.
      Конечно про голову Валерка говорил не в прямом смысле... Но от головы того, кто посмел такое сделать с Робином, он бы не отказался. Но видимо командир был слишком нетерпелив, чтобы суметь выяснить все до конца. Ничего, все тайное становится явным. Все и всегда. Рано или поздно. Это я точно знаю, подумал Валерка.
      - Уходи. У тебя два дня. Не вернешься - из-под земли достану и... сам знаешь, что сделаю! Не выполнишь задание - будет то же самое. Вон с моих глаз!
      Валерка вернулся в кресло и перестал обращать на Сомова какое-либо внимание. Его он заслужит или не заслужит через пару дней... там видно будет...
      - Не предаст, как думаешь? К врагам не убежит? - Шепнул Лешка.
      - Нет, - горько махнул командир головой. - Пока Гюнтер у нас он сделает все что угодно и никуда не денется, - сказал он, наблюдая, как Игорь как будто на деревянных ногах вышел из зала. Сомов конечно предатель, но Гюнтера он не предаст. Валерка это чувствовал. - Время проверить пленников и проследить, чтобы Сомов вышел из замка один, - сказал командир Лешке.
      - Да, о Гюнтере я не подумал, это его удержит. И всё же обидно, чем этот немец его купил? - Ботан поднялся следом за Муравьевым. - Пойдем, я с тобой на пленных гляну, а потом Сомова провожу на ведущий к немцам мост.
      Игорь вышел из зала и побрел к мосту. Зайти к Гюнтеру не дали... А может и к лучшему. А то бы он не выдержал, и снова полез бы его спасать, и все обернулось бы ещё большей бедой, хотя куда больше-то... Валерка хитрый и жестокий. Знает ведь, что если Сомов убьёт Йозефа, то потеряет и Гюнтера, хотя куда уж больше терять... И так уже потерял... Спасти бы только его теперь... Конечно, убивать Йозьку у Игоря и в мыслях не было... Вот доберусь, накостыляю ему за все, думал Сомов, а там мы сядем и подумаем, как нам дальше быть... Уж с ним то мы точно что-нибудь придумаем...
      Убьет ли Валерка Гюнтера? На этот вопрос у Сомова не было однозначного ответа... В последнее время, когда все сошли с ума, у него вообще не было однозначныхответов...
  

23. Выбирай...

      Адрелиан, вопреки заявлению, к Ромке не пошел. Он сейчас лежал на кровати в своей комнате, бездумно глядя в потолок....
      Стриж постучалась в дверь комнаты Адрелиана. Она не нашла его у Ромки и в других местах, потому пошла к комнате, где хотел остаться командир. Ника постучалась.
      - Денис, ты тут? К тебе можно?
      - Заходи. - равнодушно откликнулся Адрелиан, даже не встав с кровати.
      Стриж зашла в комнату, прикрыла дверь и встала около постели, сесть она не решилась. Только стояла, смущенно переминаясь с ноги на ногу. Нужно было что-то сказать, но вот что?
      - Денис, - начала было Ника и замялась, уперев взгляд в пол. Никак не получалось подобрать хоть какие-то слова. - Извини, - выдавила из себя девчонка.
      - Не извиняйся, я головой все понимаю... - Адрелиан рывком сел на кровати.
      - Не стой ты по стойке смирно, в самом деле, присаживайся. - Адрел через силу улыбнулся.
      - Я постою, - тихо, не поднимая глаз, сказала девочка. Честно говоря, Вероника просто не знала, что надо говорить в таких случаях и потому чувствовала неловкость. - Я это... - начала было она, но опять замялась, смущенно краснея и теребя шлевку от меча. Наконец она извиняющеся мельком взглянула на Дениса и, тут же опустив опять голову, пробормотала, - я не знаю что сказать... командир... я так и не извинилась, за... - девчонка сглотнула не в силах выговорить то слово, которое лезло на язык.
      Адрелиан поймал ее взгляд, взял за руку и усадил на кровать рядом с собой.
      - Ника, я же сказал, все это в прошлом.... Я все пониамаю. - Ты мне лучше скажи, что мы будем делать завтра? У нас не хватит никаких сил чтобы удержапть два моста.
      Ника села на край, все так же не поднимая глаз на Адрелиана. Уши ее и лицо горели краской.
      - Я не знаю, командир, Димка олух, он на мосту не устоит, Пашку выпускать просто нельзя, ОНИ его... Остаюсь я, ты и Ромка, хотя этот тоже еще тот лопух, вон его как француз скрутил. Если надо, ты же знаешь, я до последнего буду биться. Я тут этот замок, который "Ковчег" вроде называют, видела, так он замороженый, там нет никого, да и росказни про него всякие еще на Русском слышала, думаю туда выставлять никого не нужно, а если на втором мосту будет спокойно, то Димку туда отправим, пусть, если что, предупредит...
      - Да, наверное. - кивнул Адрелиан. - Только мне не нравится еще и вся эта ситуация на русском острове... Там у Валерки я разве что Лешке могу доверять, остальные под большим вопросом... Невовремя у нас все эти предательства... Ну и что мне с Кюстином делать? Сбросить с моста?
      - Не знаю что с ним делать, я бы наверное сбросила, но ведь я вроде как ему свободой должна, понимаешь, командир, не могу я так его, если в бою победить, ранить смертельно, то да, а так... Как-то подло это...
      Амазонка вздохнула и вдруг спросила: - Слушай, командир, а может ,ты меня потренируешь, а?
      - Сбросишь его... Не пойми меня неправильно, я не против, если Кюстин будет мне каждое утро тапочки в зубах приносить, но у меня сомнения, что этого удастся добиться... - хмыкнул Адрел. - Потренировать? Само собой, мою команду тоже погонять надо будет как следует... хотя ты и так знаешь, с какой стороны за меч взяться.
      - Потренируй, я хочу с Мариусом сразиться один на один, - Ника опустила голову, - я не люблю поражений... - она с трудом подняла глаза на Дениса. - Лучше бы ты меня тогда ударил, - сказала вдруг девчонка, - честно... Заслужила же...
      Адрелиан обхватил ее за плечи и привлек к себе.
      - Успокойся... - прошептал он ей на ухо, так же, как и когда-то, казалось, это было еще в прошлой жизни...
      - Не могу я... - мягко отстранилась Ника, - не могу понимаешь, так... мне в глаза тебе смотреть стыдно, я самой себе противна, но сделать с собой ничего не могу... Не могу я... И играть с тобой я не хотела, не знала, как уйти, боялась... - Стриж судорожно втянула воздух, глаза заблестели, но слезы не покатились. - Я же пре... предала тебя... а ты меня простил... я так сама себе противна, что сил нет никаких... - девчонка часто задышала, и вдруг подняала глаза и посмотрела прямо в глаза мальчишке, - не жалей ты меня, ударь лучше... - Стриж зажмурилась, - ну давай... пожалуйста...
      Адрелиан мягко и ласково коснулся ее лица.
      - Ника, порой жизнь ставит нас в сложное положение.. - через силу выговорил он. - Ты любишь его, я это вижу. Я не могу и не хочу идти против твоего желания. Просто забудь о том, что было. Просто забудь о том, что я тебя люблю. А я попытаюсь сделать так, чтобы тебе было проще. Просто... мне нужно время, чтобы прийти в себя и обрести.... полный над собой контроль.
      - Пойдем, потренируй меня, потренируй и я вызову Кюстина на бой, я так хочу.
      Губы Адрела тронула легкая улыбка.
      - Хорошо, пойдем. - кивнул он, поднимаясь. Его меч висел на поясе, как обычно. - Пойдем в тронный зал.

* * *

      Рахель очнулась одна, в темноте, тонкие черточки многочисленных царапин покрывали ее худенькое тело, а на руках и ногах обнаружились довольно глубокие порезы. Но кровь из них уже не текла. Вайс ошарашено села. Ее новое узилище представляло из себя маленькую каменную каморку холодную, но сухую. Темнота сгустками и обрывками свисала с еле различимых стен и потолка, словно паутина или слизь. В углу лежало что-то белое. Скрипачка поднялась и подошла, чтобы рассмотреть, поближе... и тут же отшатнулась - на полу лежали два скелета. Они до сих пор обнимались в тщетной попытке согреться. В полумраке белые кости хорошо выделялись на фоне темного камня. Где-то далеко горел факел. Девочка вздохнула ее беспокоили ее мальчишки. И даже то, что она одна на ковчеге по которому ходит тварь. Что притащила ее сюда, тревожило ее не так сильно сейчас. Ведь теперь у нее появилось то, что казалось здесь невозможным - семья. И скрипачка волновалась как маленькая мама за своих детей, или как сестра за своих братьев.
      Вайс пошла вдоль стены. Ее мучили жажда и слабость. Ведя рукой по стене, она наткнулась на странную плиту. Плита была абсолютно гладкой. Рахель снова и снова проводила по поверхности. Что-то в этой плите ощущалось пугающее и отталкивающее даже сильнее, чем Тварь.
      Обойдя все помещение, и без всякого удивления обнаружив, что заперта, Вайс опустилась на пол и сама не заметила как уснула.
      Рахель приснилась она сама. Девочка с горящими глазами, каштановыми волосами, без седины, она подошла, потянула сесть. Вайсер с островов оглянулась, вокруг пустота, совсем ничего, они сидели прямо на воздухе, словно зависли посреди гигантского колодца.
      - Послушай меня, - сказала Рахель Земная, - я оставалась на Земле, когда ты жила тут, но теперь ты одна. 
Вайсер с Земли долго смотрела вдаль в пустоту и молчала, а Рахель с островов не решалась спросить ничего и тоже молчала. Две девочки, такие одинаковые и такие разные, молча слушали НИЧТО. Потом Земная скрипачка продолжила:
      - Нас больше нет... Никого нет... - девочка аккуратно взяла руки, покрытые царапинами в свои.
      - А где вы? - не поднимая глаз, спросила девочка с островов, хотя уже понимала, почувствовала, как нестерпимо сжалось сердце.
      - Мы все умерли, папа, мама, сестренка.
      Вайсер с седой прядью зажмурила глаза, сжала губы, но не заплакала, просто молчала какое-то время. Острова научили ее тому, что смерть это часть жизни, что она рано или поздно приходит к каждому.
      - Как? - еле слышно выдохнула скрипачка с отсровов. 
- Самолет.
 Мы летели к дяде Сереже в Ленинград, ты его должна помнить, он все время показывал свою коллекцию старых детских книг...
      - Помню...
      - Наш самолет потерпел крушение...
      - Это неправда... - прошептала Рахель с островов. - скажи, что это неправда, скажи, что ты сон...
      - Рахель, не надо! У меня мало времени, ты должна понять и жить дальше. Если ты вернешься, то найди дядю Сережу и проживи жизнь за нас обеих, слышишь? А сейчаспрощай...
      Земная Рахель растаяла в НИЧТО. А Рахель островная молча сидела с зажмуренными глазами. Кричать, плакать и даже нарушить громким всхлипом эту мертвую тишину она была не в силах.
      - Прощай... - наконец сказала девочка.

* * *

      Калле тихо подошел к Гюнтеру и лежавшему на кровати рядом с Корсаковым Олегу и деловито шарахнул Неске кулаком в затылок. Со всей силы. Конунг упал, словно подкошенный, без единого звука. Калле перехватил меч и, повозившись, освободил Олега.
      - Ты прав, кровный братишка. - Хмыкнул Калле. - нападать со спины, это полезный навык, в лоб у меня против немецкого президента не было бы ни одного шанса, даже вооруженному.
      Калле задумчиво смотрел на Корсакова, в ужасе таращившегося на происходящее, его так и не развязали, рот был забит уголком подушки.
      - Ты хотел к Гюнтеру, братишка, ты его повидал. Что у нас следующим пунктом посещения? Немецкий остров?
      В полном оцепенении Олег смотрел на происходящее. Потом громко, облегчённо вздохнул. Сел на кровати.
      - Значит ты меня простил? Ладно, не важно... Гюнтера нельзя оставлять тут, Рахель его... - Олег осекся, вспомнив об отношении шведа к еврейке. - Рахель его уважает, - нелепо вывернулся он.
      - А что Гюнтер? - пожал плечами Швед, - Ты думаешь, русские его убьют? Хотели бы - уже убили... Нам на Ковчег нужно. Но при разведённых мостах не получится. Ждём утра?
      - Утра... - Олег передернул плечами. - Утром нам и шагу не дадут сделать, Калле. У нас один меч, да и не хочу я драться со здешними ребятами... вот ты как хочешь - НЕ ХОЧУ. Знаешь, как это ОБИДНО, когда тебя все предателем считают? - вдруг горько спросил Олег. - Ты мне лучше скажи вот что... - Олег помедлил. - Ты можешь сам проплыть километра два... и мне не дать утонуть? Я к тому, что мы поплывём. Я слышал, тут плавать нельзя... но слышал и наоборот - люди плавали и ничего, сходило. Рискнём? Сушняк ещё на берегу есть, можно пару коряжин подхватить...
      - Проплыть два смогу. - Калле задумчиво глядел в окно на море. - Но я тоже кое-что слышал. Что плавают тут те, кому разрешают хозяева. Ну, или до кого им просто дела нету. А мне кажется, что вот до нас дело будет. И в море нас будут... ждать. Есть и другой путь - выйти на мост, занять позицию. До утра нас тронуть не посмеют под открытым небом, а утром мост сойдется и мы перейдем на немецкую сторону. Правда, тут пунктик - там нас тоже будет ждать армия врага.
      - Да не врага, Калле, в том-то всё и дело! - Олег стукнул себя по коленке, его лицо исказилось. - Не врага! Слушай... и попробуй понять... - Олег встал и, подойдя к Кириллу, и деловито сильно нажал мальчишке за уши. Корсаков отключился.
      - Вот так... Калле, Олег сел на пол. - Понимаешь, у тебя... у тебя всё равно есть шанс - обратно на испанский. Я не про ДОМОЙ, но, по крайней мере, К СВОИМ, вряд ли тебя там забыли, а после такой... дрессировки... - Олег грустно улыбнулся и вдруг взял Калле за запястье и заставил сесть рядом. - После такого ты будешь хорошим бойцом. Ты даже Рахель сможешь взять. А мне - никуда... Я везде нагадил. Мне хоть бы маленький шансик на свой остров, - горько сказал Олег. - Не на возвращение... на кровать, на еду за столом, на СВОИХ... И если я схвачусь с русскими - мне конец. А плыть... понимаешь, ты не удивился, что я так быстро встал и вообще? - Олег собрался с духом. - Меня забирали эти. Пришельцы. Нет, они меня не... вербовали, просто... - Олег вздрогнул и спрятал лицо в коленях. - ПОЧИНИЛИ. Наверное, я им зачем-то нужен. И я не думаю, что они нас убьют на воде. А на мосту, даже если прорвёмся, кончится для меня даже маленькая надежда, Калле... Блюмквист, я понимаю, тебе страшно плыть... но не отнимай у меня... хоть этот кусочек... - Олег поднял голову. - Блюмквист, пожалуйста...
      - Ну, с русскими ты уже сцепился. Думаешь, этот парнишка будет очень рад видеть тебя в числе своих соостровитян? Сомневаюсь. А те, кого ты порезал сегодня? Так что начихай на русских. Острова здесь не заканчиваются. Попросись туда, где не успел... Ну ты понял. Вот, говорят, у русских в плену какой-то маркиз Кюстин с французского острова и я так понял, не хотят его русские убивать, а значит он рано или поздно удерет. Так ты поговори с французом этим, может, к себе возьмет? - Калле еще раз обвел взглядом развороченную комнату. - Ну, пошли, пловец. Устроим заплыв через Ла-Манш и высадимся в Нормандии.
      - Францу-у-уз?! - Олег скривился. - Ну нет! Битый нами лягушатник-отморозок из армии Наполеона... Я РУССКИЙ, Калле. Я только тут понял, что никуда мне от этого не деться, не уйти... и не уплыть. Но тебе всё равно спасибо, - Олег поднялся. - Пошли. Меч... - он закусил губу и больше ничего не сказал на этот счёт...
      Да, в русском замке хватало хороших бойцов, но охраны безалаберней Олег не видел НИКОГДА. Правда, Олег не нашёл оружия, хотя осторожно заглянул в пару комнат. И то, что он услышал в одной из них...
      Лешка снял очки и стал их протирать, выигрывая время, что делал всегда, когда не хотелось о чем-то говорить.
      - Йозеф опасный враг. Опаснее Гюнтера, тот старше и умеет идти на компромисс. Даже Свен в чем-то нам предпочтительнее, с ним можно торговаться, предложить ему жизнь, власть над островом и он возьмет. Йозеф нет. Он будет резать каждого русского, как только меч будет попадать ему в руки. Резать ради интересов своего острова. Ради возвращения домой. Гюнтер понимает в силу возраста, что есть вещи, ради которых можно жертвовать победой и возвращением. Жизнь беззащитной девочки, к примеру. Йозеф не понимает. И ударит по нам сразу, как только сможет. Согласен?..
      Олег подавил желание ворваться внутрь и заорать: "Да вы что, суки, не троньте малька!!!" Там же Валерка сидит, ну не может же он... а как же Гюнтер без Йозефа?! Олег отчаянно посмотрел в спину Калле, борясь с желанием сказать: "Плыви один, я тут должен..." И не сказал только потому, что Рахель... и его кровь...
      Нет, Калле, грустно подумал Олег, крадясь дальше. Я должен вернуться сюда. ДОЛЖЕН. И ты, наверное, не пойдёшь со мной. Ну что ж. Пусть. Каждый сам ломает свою шею...
      На берегу, когда они стаскивали к воде сухой плавник с ветками, Олег, повесив штаны на одну из них, решился:
      - Блюмквист... я сейчас слышал... они Йозефа хотят убить. Если мы вытащим Рахель и вернёмся... поможешь мне? Я не прошу, - Олег с опаской входил в воду, держась за дерево. - Я просто...
      - Давай не будем загадывать, а? Я о твоем списке кандидатов в потенциальные спасённые. Гюнтера ты уже спас только что. Я не уверен, что Йозеф, при виде тебя-спасателя, поступит иначе, чем его командир. Только на этот раз я могу не успеть - Йозька шустрый уж больно.
      Накатывающиеся волны били ребятам в лицо, ориентироваться было трудно.
      Олег отплюнулся от воды. Вот ведь, было же спокойным море! Или правда пришельцы... Да пошли они! Плыть было страшно, поэтому Олег быстро говорил.
      - Ты, наверное, думаешь, что я дурак... или какой я на самом деле, гадаешь... - Олег шевелил ногами и загребал одной рукой. - А меня просто научили... что слово надо держать... И всё. Я и пробую... - Олег опять отплюнулся. Акулы... или кальмары... мамочка... как же я не подумал... Надо говорить!!! - Понимаешь, мне даже не важно... птьфу... что обо мне думают те, кому я слово давал. Я его для себя сдержать хочу... я бы на немецком остался, пошёл бы и в плен... и на казнь пошёл бы, наверное... если бы Гюнтер мне не сказал, чтоб я шёл, куда глаза глядят... А так мне Валерка нравится, если он Йозефа убьёт, то он сам себя потом заест... Ты видел, как он к младшим? Как старший брат... или как хороший отец даже... Знаешь, я своего отца стараюсь не вспоминать... - Олег опять плюнул. - А у тебя, наверное, хороший отец, Калле?
      - К отцу претензий не имею. - Дипломатично ответил Ламберг. Он плыл сзади и время от времени придерживал Олега за ремень штанов, когда видел, что тот устаёт. Хоть на минутку - отдохнуть, мускулы пловца тогда восстанавливаются. - Кстати, а куда мы плывем, адмирал? Ты хоть курс знаешь, надеюсь?
      Внезапно, когда ребят подняло на гребне волны, Калле показалось, что вдалеке мелькнул парусник, клипер. Впрочем, волна опустилась и мальчишка уже не видел, он был не уверен, что ему не померещилось.
      - Что это? - Олег хотел ответить, что заблудиться не может, он чует направление на цель, как стрелка компаса... но слова застряли на языке. - Калле, ты видел?! - Олег нырнул с головой, но выдернул себя на корягу. - Это корабль, или у меня с глазами плохо?! Калле, ты видел?! Чёрт, клипер, как из Крапивинской книжки... - голос Олега упал. Он обернулся: лицо русского в полутьме казалось светящимся. - Блюмквист, это за мной. Плыви скорей обратно, ты успеешь, понял?! Плыви, это... - Олег вспомнил легенду, слышанную за столом краем уха. Легенда была красивой... но Олег не верил в... нет, он верил в сам факт, но не верил в красивый исход. - Плыви назад, Блюмкивст, - Олег вцепился в дерево. - ЭТО СМЕРТЬ.
      - Чего орешь-то? - Изумился Блюмквист странному поведению спутника. Если Олег тоже заметил корабль, значит, Калле не померещилось. Неужели и вправду легенды осумасшедшем мальчишке-капитане не врут? Опершись на Олегово плечо, Калле приподнялся над водой (Олег при этом немного хлебнул воды). И вправду - корабль! - Капитан! Олег! Это же капитан! Эээээй! - Калле замахал рукой, надеясь, что с клипера их заметят. Значит, не врут! ты понимаешь, не врууут!
      Луна выглянула из-за облака и ребята наконец разглядели корабль, который двигался к ним по волне
      - Мамочка... - безнадёжно пробормотал Олег.
      Если честно, он и сам не понимал, чего так испугался? Калле, как видно, тоже слышал эту легенду - да конечно, слышал, ведь он на Островах на месяц дольше. И кстати, сам Олег - десять дней назад - пришёл бы от легенды в восторг... а сейчас - сейчас она почему-то пугала его. И в немецком замке испугала, сейчас же вызвала ужас. Может быть, потому что Олег никогда особо не любил парусники... и потому, что внизу, под ногами, была глубина? - Каллееее... - заскулил Олег в ужасе. - Не качай... ты что... - и увидел, что из-под ногтей на пальцах рук, которыми он держался за дерево, выступает кровь. - Калле, не кричи, не зови... - Олег взвизгнул от страха: - Не надо!!! Ну Блюмквист, ну мне СТРАААААШНОООО!!! Калле, не зови, я боюуууусь! - голос Олега превратился в вой.
      Неужели швед не видит, что нос у клипера - как меч, рассекающий воду?! Это не корабль-призрак, это корабль-убийца! Не надо! Я не хочу умереть здесь! Слышите вы, наверху?! Ведь это всё ваше! Здесь всё не так, как кажется! Что вам нужно?! Не убивайте! Вам нужно, чтобы я что-то сделал?! Я согласен, я сделаю, только здесь не убивайте! Не в воде! Ну не в воде! Пожалуйста!!! Не надо!
      Олег кричал это про себя. Вслух - он выл, распластавшись на коряге и держась белыми руками за ветки. Он хотел закрыть глаза, но они не слушались, и Олег беспомощно наблюдал, как клипер летит по волнам.
      Ближе. Ближе. Ближе.

...Я боюсь этой тьмы - беспросветной и жуткой!

Оттуда сюда я уже не вернусь...

Это шутка! Скажите, ведь это лишь шутка?!

Сон это, сон - и сейчас я проснусь!..

      - Во черт! Олег! Это что за фигня?! Да ты посмотри! - Парусник был не просто ободран и ужасен, от него НЕСЛО ГНИЛЬЮ. Чудо, как корабль держался на волнах и не пошел ко дну. Но еще более странно, что его нос точно выцеливал ребят. И Калле показалось, что под водой у корабля сверкнул стальной таран. - Ну ты, придурок сопливый! А ну, работай ногами! Разворачивай бревно! Вправо греби, вправо! Да греби же, пока я сам тебя не утопил! - Истошно заорал Блюмквист, сам заработав ногами. Нехотя, бревно начало уходить с курса страшного призрака, в самый последний миг. Корабль пошел так близко, что Калле саданулся об полуразвалившуюся обшивку и кожу ободрало, словно наждаком, до крови. - Иййййоооо! - Взвыл мальчишка от боли и автоматически схватился за обрывок каната, свисавший с палубы.
      В тот момент когда Олег понял - ОПАСНОСТЬ НАСТОЯЩАЯ! - страх как отрезало. Что-то качнуло и толкнуло бревно, Калле вскрикнул, и Олег, стиснув зубы, вслепую схватил его за пояс - кольцом, уверенный в том, что мальчишку оглушило и отбросило в сторону и его надо спасать. Бревно исчезло из-под ног... но вместо того, чтобы свалиться в воду, Олег... ВЗЛЕТЕЛ. Это было невозможно, но он взлетел, причём вися на ругающемся по-шведски (звучало красиво) Калле. Русский заорал - не от страха, а от непонимания - и отпустил такую матерную тираду, что разобраться в ней не смог бы и запойный боцман старого русского флота. Потом одной рукой он нашарил какую-то скользкую верёвку и вцепился в неё мёртвой хваткой. Другой рукой Олег продолжал держать шведа.
      - Блин... всё... штаны... пропали... - выдохнул он, не осмеливаясь посмотреть вниз. - Одни трусы... из всего барахла... остались... - и неожиданно засмеялся, стукаясь плечом о что-то твёрдое снова и снова.
      - Да не цепляй же, зараза, оба утонем! - Хрипел Калле. Поняв, что бревно тю-тю, мальчишка скрипнул зубами и сделал то, что очень не хотелось - начал по канату карабкаться на палубу. Канат был скользким, в водорослях, но на нем были навязаны узлы и только за счет этого ребята не сорвались в море. Выбравшись на палубу, Калле поскользнулся босыми ногами - заброшенный корабль успел покрыться водорослями, какими-то наростами и слизью и палуба была скользкой. В центре палубы был пролом и Калле, подобравшись, осторожно заглянул вниз, увидел полузатопленный трюм. - Мда... если тут и жил сумасшедший капитан, но явно не в этом веке.
      - Осторожней, ухнешь! - Олег прихватил Калле за плечо. Русский по-прежнему побаивался высоты, хотя прежний страх перед нею ушёл, похоже, безвозвратно, как и большинство других страхов.
      Палуба и правда была скользкой.
      - Это не тот корабль, - сказал Олег, озираясь и потирая плечо. - Тот, говорят, как новенький. А это Летучий Голландец какой-то... Блин, Блюмквист, ты чего орал, я же просил помолчать, может, он мимо прошёл бы?! - Олег тряхнул Калле за плечи и вдруг отпустил. - Ой... У тебя вся спина в крови... - он вытер ладонь о влажный разбухший фальшборт. - Погоди... ого, ты там всю кожу свёз! - на лице русского появилась гримаса сочувствия. - Печёт? - он сам подул на ободранные о канат и борт руки, покосился на своё плечо, которое быстро заливалось кровью - кожа была содрана, как тёркой.
      - На бревне мы бы не доплыли. Сил бы не хватило. Реально. - Калле подумал-подумал еще раз прикидывая возможности. Острова казались не очень далекими, но при попытке плыть расстояние удлинялось, что из той древней греческой загадки про лягушку, которая двигалась к цели постоянно, но каждый следующий её прыжок становился в два раза короче предыдущего. И лягушка двигалась к цели бесконечно. - Нет, не для того острова придуманы, чтобы между ними можно было вот так запросто взять и проплыть. - Заключил наконец мальчишка. Нытье про плечо и спину он проигнорировал - мелочи это.
      - На этом доплывём, - буркнул Олег. - Прямо к капитану Ванн Страатену... Кстати вон он, Ковчег. И лёд куда-то делся. Могли бы и догрести... И чего нам теперь делать? - Олегу вдруг стало смешно. - На двух человек - трусы у меня и у тебя, и меч ты утопил. Давай, крапивинский мальчик, тут твоя вотчина. Корабль - мечта флибустьера! - Олег удержался за какую-то свисавшую верёвку. - Ну и ну. Так как, капитан? - Олег стукнул босыми пятками и, левой рукой накрыв макушку, правой отдал честь. - Куда плывём?

* * *

      Рахель устала ждать, сон больше не шел, тревога и нестерпимая тоска изматывали.
      - Где же ты? - крикнула девочка - и эхо ее голоса разнеслось, словно она была в колодце.
      - Я тут, - прошептали совсем рядом.
      Рахель вздрогнула. Оглянулась, но Твари так и не увидела.
      - Я тебя не вижу... - сказала девочка, подрагивая и оглядываясь по сторонам.
      - Я тут, - заструилось из-под ног, - я тут, - откликнулось сверху, - я тут, - и перед Вайс выросла темная фигура с горящими глазами.
      Девочка попятилась, сглотнув.
      - Хочешь меня покормить? - спросила фигура. - Я проголодалась.
      - Нет, - девочка продолжала пятиться, - не приближайся...
      Фигура качнулась, надвигаясь на Вайс. Поплыла, прижимая девчонку к стене.
      - Они уже плывут за тобой, и мне нужна сила, много силы, а еще мне нужна ты, маленькая овечка, твои руки будут убивать их, а я буду наслаждаться вашими муками.
      - НЕТ... НЕТ!!! НЕТ!!! - закричала скрипачка закрываясь руками.

* * *

      Калле оглядел корабль - штурвал зарос водорослями и слизью, паруса сгнили, повиснув рваными тряпками. Ковчег и правда был близок, корабль шел справа от него, по какому-то своему, неведомому курсу.
      Крапивинский мальчик спокойно подошел к Олегу и деловито дал ему кулаком в глаз. 
- А ну, прыгай за борт, живо! И к Ковчегу!
      - Уй! - Олег от неожиданности пискнул и схватился за глаз ладонью. Потом отнял её, несколько раз моргнул и улыбнулся шведу: - Ну, Блюмквист... ПОТОМ не миновать тебе ходить синему с головы до пят, без обид, ага? Я это тебе гарантирую. А пока... - Олег подошёл к фальшборту и сообщил: - Вообще-то я боюсь, ты знаешь? Так что уж ты не дай мне утонуть, - и молча прыгнул вниз.
      Без всплеска Калле "ласточкой" вошел в воду вслед за Олегом и, когда тот вынырнул на поверхность, Калле уже был рядом и придерживал за плечо.
      - Наше счастье, что этот корабль-призрак прошел так близко от острова. Здесь метров триста, не дальше. Плыви давай!
      Однако и эти метры дались уставшим ребятам с трудом. Нескоро они выбрались на песчаную отмель Ковчега. Но всё же выбрались. Их снова ждал тёмный молчащий замок.
      - Я тебя не навижу, Вайсмюллер чёртов, - прохрипел Олег, немедленно становясь на карачки и отплёвываясь. Оглянулся и содрогнулся: - Ой, блин... Я это проплыл?! Где была моя голова-а-а...
      Русский поднялся на ноги и вздохнул:
      - Да, ситуёвинка... Пошли? - посмотрел он на шведа. - Ворота открыты, чего ждать.
      - Проплыл. - Согласился Калле. - С маленьким уточнением: половину дороги ты плыл на мне, вторую половину на корабле, не считая потерявшегося бревна. На ворота Калле посмотрел неприязненно. - Слушай, рыцарь, у тебя в трусах случайно меча лишнего не спрятано? Заходить туда безоружным нет желания никакого.
      Ламберг огляделся, побежал по берегу, вернулся с корягой, которая при случае могла сойти за дубинку.
      - Меча нет, - усмехнулся Олег. - Странно...
      Голос Олега укатился куда-то внутрь замка. Мальчишка стоял в открытых воротах и озирался, прислушивался. Замок был пуст. Обычный замок, покинутый людьми. Ничего сверхъестественного.
      - Странно, - повторил Олег, поворачиваясь к шведу. - Прошлый раз ОНА такие чудеса откалывала, прямо посреди дня в мозги залезала. А сейчас ночь, - Олег пожал плечами. - Ночь, а слышишь - пусто здесь. Может, тут и Рахель нет?
      Тихо ступая по холодному полу, он вошёл в замок первым. Вся фигура Олега была натянута, как стальная струна.
      - Блюмквист, - вдруг предложил он, - у тебя ведь голос хороший. Спой что-нибудь, а? Я не прикалываюсь, правда спой. Может, Рахель услышит. Понимаешь... я звать не хочу. Мне кажется, что я позову, а она не откликнется на имя. А на песню - вдруг? О, палочка... - он подобрал из угла тренировочный "меч".
      - Эй! - крикнул он в темный коридор, и эхо гулко поскакало по стенам. - Чего тебе спеть, моряк-путешественник? - Сердито повернулся он к Олегу. - Ты меня сюда затащил, а теперь орешь, что Рахель здесь нет?!
      - Да что хочешь спой, - ответил Олег. - Хоть шведский гимн. А что Рахель тут нет - я не говорил, я просто... - и он не стал договаривать.
      Мальчишки вошли в зал.
      В зале на столе лежала всё та же сербская книга. Было почти темно, только в окна падал - и временами исчезал, когда луну скрывали тучи - серебристый свет, косыми полосами.
      - Как будто и не уходили... - Олег подошёл к столу, положил палку, постоял, усмехаясь и листая страницы. Потом неожиданно вскинулся, быстро сдвинулся к продуктовому шкафу, открыл. - Ого! - он присел на корточки. - Калле, а тут смотри. Я ещё прошлый раз думал проверить, да всё закрутилось... - Олег чем-то хрустнул и, подойдя к столу, высыпал на него окаменевшие в сухари куски чёрного хлеба, слипшиеся карамельки, побелевшие шоколадные конфеты. Сам Олег хрустел сухарём. - Ап! - он кинул Калле сразу сухарь и шоколадку. - Ешь, небось, живот к позвоночнику прилип... - и заболтал ногами, жуя и оглядываясь почти беззаботно. - Я себе все пальцы на ногах поразбил, - пожаловался он. - Ну не умею я босиком! Австрияки мои, небось, ещё на немецком стоят, отсюда пойду - ОБЯЗАТЕЛЬНО заберу... а вот куда прибьёт мои штаны? - русский хмыкнул и хрустнул ещё одним сухарём...

* * *

      Рахель сидела внизу, с рук капала кровь. Она сочилась из всех царапин, а у ног девочки сидела черная кошка с горящими глазами и слизывала эту красную живительную влагу с каменистого пола. Девочка молча и почти безразлично наблюдала за этим всем.
      - Отпусти меня, - прошептала Рахель, глядя на кошку.
      - Ты мне нужна, - подняла измазаную в крови морду черная Тварь, - они уже тут и мы
      пойдем к ним, ты и я, а потом...
      - Нет! - к горлу Вайс подкатил ком. - Ты не посмеешь... - выплюнула она слова.
      - Глупая овечка, вставай, не будем заставлять их ждать. Вставай.
      Девочка мучительно покачнулась и поднялась на ноги, словно марионетка на ниточках. Она пошла по коридору, движения были неуверенными. Вайсер шла по коридору и уже слышала голоса мальчишек...
      Еврейка вошла в зал бесшумно и встала в дальнем проеме, ведущем вниз, на лестницу. Рядом села черная кошка, облизывающая свои лапы и морду.
      - Иди, - потребовала кошка
      - Не пойду, - девочка вся скривилась руки подрагивали, словно она сопротивлялась тянущим веревкам. Наконец Вайс не выдержала и двинулась вперед, словно пьяная, покачиваясь из стороны в сторону. Сделав пару шагов, девчонка закричала: - Уходите! Уходите! Бегите!!! Олег, Калле, бегите, она хочет убить вас моими руками... - по щекам Вайс текли слезы, а запястья вспухли полосами, словно перетянутые проволокой и за нее нещадно тянули, так что она врезалась в кожу. - Да бегите же вы!!!
      Олег мягко соскочил со стола.
      - Не, Блюмквист, петь не надо, - сказал он спокойно. Оглянулся на палку, улыбнулся и пошёл навстречу Рахель. - Отпусти её, Леди Сука, - говорил мальчишка на ходу. - Зачем тебе девочки?! Смотри, тут два мальчика, хочешь с нами? Мы даже почти разделись для такого случая...
      Он остановился перед Рахель. Улыбнулся странной улыбкой, как будто видел что-то интересное, чего не видят остальные. А потом... потом сделал последний шаг и, встав на колени, взял окровавленные руки еврейки в свои. И зажал изрезанные запястья ладонями.
      - Убей нас, если можешь, тварь, - сказал он, не глядя на кошку. И поднял глаза на Рахель: - Не бойся, - шепнул он. - Я здесь. И Калле здесь. Она ничего нам не сделает. Ни нам, ни тебе, потому что ты в сто раз сильнее её... жидовка, - он улыбнулся и сказал Калле через плечо: - Иди сюда, Блюмквист, помоги мне немного.
      Руки Рахель дернулись, словно их резко потянул за нитки кукловод. Девочка тихо вскрикнула. Сила в этом рывке была такая, что руки выскочили из ладоней Олега, а саму Вайс отшатнуло.
      Кошка поднялась, мягко прошла и села поближе:
      - Не торопись, игрушка, - обратилась она, глядя на Рахель, - я передумала, овечка, я сама убью их, но сперва... 
Кошка мяукнула и обернулась зеленоглазой девчонкой, которая ласково взглянула на Олега и шепнула:
      - Вверх...
      Руки Вайсер дернулись, и девочку подбросило вверх, как тряпичную куклу. Руки разошлись чуть в стороны, и Рахель зависла в воздухе. Прикусив губу, с искаженным лицом. А зеленоглазая внизу подошла вплотную к Олегу.
      - Я заждалась, - прошептала она, наклоняясь к самому уху мальчишки и чуть касаясь его волос...
      - Мы это уже проходили... - Олег вытянул руки, но не для объятий, а скорее жестом вставшего в стойку самбиста. - Её тут нет и быть не может. Отпусти девчонку и убирайся куда угодно - но ОТСЮДА. Мне не очень приятно глядеть на это твоё обличье и знать, КТО там на самом деле... а впрочем... - он улыбнулся и вдруг заключил Фею в образе рослой зеленоглазой красавицы в объятья. Прижал одной рукой, другой провёл по волосам. - Ну что? ТАК тебе нравится?.. А ВОТ ТАК?!
      И мальчишка провёл самую обычную заднюю подножку, плюхнувшись сверху на мгновенно потерявшую облик девушки субстанцию.
      - Швед! Придави её, я держу, она не может вырваться! - заорал Олег, мотаясь по полу на чём-то, сильно напоминавшем большую чёрную кошку с крыльями. Тонкий вой, от которого начинало ломить глаза, наполнил внутренность замка. Тело Олега быстро подёргивалось инеем, губы посинели, но он продолжал держать и орать: - Скорее, Калле, чтоб тебя!
      Когда Олег придавил Тварь, и она переключилась на борьбу с ним, Рахель словно резко отпустили и девочка с вскриком упала на пол. Тяжело приподнялась на руках и поползла на помощь Олегу. Кали тоже помогал держать проклятую ведьму.
      Рахель склонилась к кошке и зашептала:
      - Все ребята, которых ты убила, помогут нам Domine Sancte, Pater omnipotens aeterne Deus propter tuam largitatem et Filii tui. Offer nostras preces in conspectu Altissimi ut cito anticipant nosmisericordiae Domini... - Кошка задергалась под Олегом, извиваясь и превращаясь в гигантскую змею, которая приходила к Вайс, а еврейка продолжала говорить на латыни, словно кто-то шептал ей слова в ухо: - et apprehendas draconem, serpentem antiquum qui est diabolus et satanas, ac ligatum mittas in abyssum, ut non seducat amplius gentes. Hunc tuo confisi praesidio ac tutela , sacri ministerii nostril auctoritate, ad infestations diabolicae fraudis repellendas in nomine Iesu...
      - Christi Dei et Domini nostril Fidentes et secure aggredimur. Domine, exaudi orationem meam. Et clamor meus
      ad te veniat. Princeps gloriosissime caelistis militae, sancta Michael Archangele, defede nos in praelio et calluctatione. Satanas! Ecce Grucem Domini, fugite partes adversae! Apage! Apage! Apage! -подхватил Калле заклинание. Мальчишка не знал латыни, но слова пришли сами. И с последними строками он ударил тварь голой рукой, отбросив в сторону дубинку.
      Тварь задрожала под рукой Калле и начала рассыпаться мелким черным песком, и в тот же момент замок начал меняться, а на столе загорелась книга и еще где-то что-то шумело и гудело... Замок словно просыпался ото сна, словно просыпался. Воздух стал "спокойный", в дверь влетел легкий ветерок и поволок песок к камину. Стало вдруг как-то легче, словно стянули с лица мутную паутину, которая мешала и вызывала тошноту. Сразу стало теплее, словно в помещение вдохнули день и солнце и чуть светлее. Замок сбросил оковы теперь уже навсегда.
      Олег свалился в полубеспамятстве, свернулся клубком и залязгал зубами. Иней на коже медленно таял, скапливаясь в струйки и сбегая на пол. Мальчишка старался завернуться сам в себя, на теле тут и там проступили белые пятна обморожения.
      - Ууууууййй... - выдавил он дрожащим голосом и перевернулся на коленки, уткнувшись лбом в пол и не в силах распрямиться. Ему было холодно так, что, казалось, глаза в глазницах замерзают и сжимаются в ледышки.
      Рахель подползла к Олегу и обняла его, прижимаясь всем телом, стараясь согреть мальчишку. Она подняла взгляд на Калле, и тот, кивнув, пошел к камину и начал разводить огонь. Нашлись и невесть откуда взявшиеся (вроде бы не было их тут) спички и дрова. Огонь быстро разгорался, потрескивая совсем уютно и по-домашнему.
      - Шшшшшшшшшшш... - губы у Олега прыгали. - Шшшерсть... ткань... шшшшресть... ррр... рррастереться... а то без ррррррррррррррррр... - он дёрнул головой. - Без рук-ног оста-та-та-та-тануууусь... Хохохохохо... холодно-то ккккак, мамочка...
      Шерсть, да где же ее взять то, подумала Рахель и засуетилась, ища хоть что-то подходящее. В дальнем углу Вайс обнаружила висящий на крючке (видимо раньше тут висело оружие) свитер, она схватила его, а еще обнаружилось махровое полотенце - и как оно сюда попало было севершенно непонятно, но это было и неважно. Свитер был драный по низу, а полотенце выцвело.
      Вайс подбежала обратно к Олегу, бросила Калле в руки свитер, а сама схватилась за полотенце. 
- Погрей немного у огня, - быстро говорила девочка, растирая руки мальчишке палатенцем, - давай грейся, - умоляюще смотрела она на Олега, - ну...
      - Она, ну, Тварь. Она сдохла совсем, как думаешь? - Опасливо спросил Ламберг, нагревая шерстяной свитер над огнем в камине.
      Олег, колотя зубами, пытался разогнуться, но ничего не выходило - мышцы свело в комок, а там, где по коже прошлось полотенце Рахель, началась такая боль, что мальчишка закусил пальцы поднесённой ко рту руки и зажмурился.
      - Да, - отозвалась на вопрос Калле Рахель, - давай, помоги мне посадить Олега ближе к камину и свитер надень, а я пока ноги разотру. - Рыцарь, - сурово нахмурив брови, сказала девочка, - достань руку изо рта и если так больно просто кричи, в этом нет ничего стыдного.
      Рахель с Калле подтащили Олега ближе к камину, Калли натянул нагретый свитер, а Рахель начала растирать ноги мальчишки.
      Нет, кричать нельзя, подумал Олег. От тёплой одежды и движений рук девчонки боль сделалась невыносимой, словно его жгли паяльной лампой. Но он вспомнил, как его "чинили" пришельцы. Он даже тогда закричал не сразу. Он терпел почти десять минут. И только когда начали вскрывать брюшную полость - не выдержал. А сейчас можно и потерпеть. Девчонка не понимает, что кричать от боли - стыдно.
      Не буду кричать, не буду. Уже не так и больно, уже легче. Уже не боль, уже даже приятно, что отходит тело. Вот гадина, как она ударила. Как будто облили жидким азотом. А сейчас ничего.
      Олег облизнул губы:
      - Хватит, - сказал он. - Нормально почти. Давайте немного поспим лучше, до рассвета ещё есть время.

* * *

      Олег проснулся первым - от холодка, на цыпочках вошедшего в распахнутые двери зала.
      Было раннее утро, ещё не начали сходиться мосты. Олег сел на лавке, на которой спал. И улыбнулся. Странно, но за последние десять дней у него было впервые на самом деле хорошее настроение.
      Калле и Рахель спали на столе, уткнувшись друг в друга носами и обнявшись. Безо всякой эротики. Просто спали мальчишка и девчонка, которым вместе было безопасней и спокойней, чем порознь. От дыхания Рахель у Калле ритмично взлетала светлая прядь. Он морщился, но не просыпался.
      Олег улыбнулся. На миг прикрыл глаза и встал. Подошёл к шкафу, набрал сухарей и конфет, высыпал на скамью. Посмотрел в окно. Да, до схода мостов ещё полчаса, не меньше.
      Он посмотрел на плечо. Прошло совсем... Набрал воды из крана на кухне в какую-то кастрюльку - Ковчег вновь стал обычным островом, скоро тут появятся первые обитатели... Может, остаться здесь, подумал Олег, вздрагивая от утреннего озноба и отхлёбывая воды через край. А что... Но тут же понял - нет, нельзя. Дела, дела...
      Он сделал разминку - там же, на кухне. Прошёлся по комнатам, надеясь найти одежду или оружие, но ничего не нашёл. И, вернувшись в зал, провёл рукавом свитера - он кое-как укрывался им, пока спал, а потом уронил на пол - сперва по подошве Калле, потом - Рахель.
      - Подъём, сони, - сказал русский негромко...
      Рахель дернула ногой от щекотки и села, протирая глаза руками и сдержано зевая. 
- Уже, - тихо прошептала девочка, - так рано.
      Глаза еще спали и никак не хотели открываться. Не открывая их, Вайс повернулась и спустила ноги, но до пола не достала, а потому просто легко спрыгнула, словно малая птичка спорхнула. Она приоткрыла заспанные глаза, подошла к Олегу и обняла его, очень по-детски трогательно, в порыве нежности.
      - Рыцарь, - шепнула она, не отлепляясь от Олега, ткнулась мальчишке в грудь, щекоча подбородок растрепанными волосами. Прохладный ветерок скользил по ногам, и Рахель попереминалась с одной на другую, отлепилась от мальчишки и, сонно мотая головой, утопала на кухню. Попила воды, умылась, согнутыми пальцами, словно расческой, как могла причесала свои спутанные волосы и вернулась в зал.
      Калле очнулся, сел, растерянно озираясь по сторонам. Потом как будто что-то вспомнил.
      - Аааа... ну даааа... Ковчег. - Он решительно встал. - Всё! ноги моей здесь больше не будет! Пойду сдамся русским, немцам, кубинцам, да всё равно, хоть кому! С нормальными людьми хочу воевать, а не с персонажами фильма ужасов!
      Теперь сдохшая тварь казалась ему не столько страшной, сколько противной, омерзительной.
      Олег сел на лавку, передёрнул плечами от холодка, снова, как вчера, хрустнул сухарём. Кивнул шведу - поешь. И заговорил, жуя одновременно:
      - Ну... вот и всё, наверное. Сейчас остались две перебежки - до немецкого, а оттуда тебе и Рахель, - Олег кивнул в сторону кухни, откуда раздавался плеск, - на кубинский. Думаю, получится, этот мост вообще не охраняется, да и дальше ребятам не до нас будет... - Олег разгрыз каменную шоколадку, запил водой. Улыбнулся грустно. - Ну, пошли за Рахель. Минут через двадцать мосты начнут сходиться, нам как раз быстро дойти. Берёшь девчонку с собой-то? Фернандо рад будет. Хозяйка она хорошая, да и ты... - Олег опять бледно улыбнулся. - Брал я у них пацана, а возвращаю бойца.
      - Да черт его знает, Фернандо этого. Как он примет. Но то, что Рахель там никто не будет обижать это точно. А вот со мной... знаешь, я не видел там у них ни одного кубинца, который бы побывал в плену. Нету таких. Вот куда они деваются? А у немцев, у русских, сам ты знаешь, там в плен по десять раз попадают и ничего, потом к себе возвращаются и живут спокойненько.
      Олег отложил сухарь и внимательно посмотрел на Калле.
      - Плен - не позор, - медленно сказал русский. - Плен просто значит, что противник оказался сильнее. Это бывает. Ты же не сам мне сдался... и я не сам бросил меч перед Валеркой... - и, помедлив, спросил: - Ты боишься возвращаться? - покачал головой. - Помнишь, как ты читал? Как там...
      Мы можем идти рука в руку
      По этой проклятой земле.
      В конце мы увидим разлуку... Так, кажется?
      Олег поднялся со скамьи и смотрел на шведа, не отрываясь.
      - Я был бы до смерти рад, если бы ты остался со мной, - сказал русский тихо. - Понимаешь, тут такая штука, Калле, что я тебя правда по-братски люблю, иначе давно удушил бы за твои выкрутасы, - Олег мимолётно улыбнулся. - Но если ты про остаться со мной... Я ведь вернусь на русский. Меня могут сто раз убить там. И тебя - просто за то, что ты со мной. Но даже если у меня всё выгорит - я и там не задержусь. Уйду куда-нибудь, может вообще на другой конец островов. И если ты сейчас пойдёшь со мной, а потом бросишь - мне станет совсем невыносимо... Или... - Олег слегка побледнел. - Или ты имел в виду... не со мной, а просто... куда-нибудь?
      - Думаешь, я струсил?! - С вызовом выдохнул Калле. - Я не боюсь Фернандо. Я просто сказал, что на Кубинском острове нет ни одного человека, кто побывал бы во вражеском плену. И даже разговоров о таких не было. Я как-то спросил про пленных, что, неужели противник никого не брал живьем и мы потом не выкупали? Все замолчали сразу и быстро разбежались. А с тобой? Нет. Я буду защищать тот остров, точнее, тех ребят, которые меня признают своим. А не бегать по чужим замкам, наводя порядок среди их обитателей, о чем совсем не просят.
      - Ладно, - голос Олега странно щёлкнул. Где-то в горле. - По крайней мере, ты честно говоришь. И я не думаю, что ты струсил... ты не из трусов. Но и ты пойми: я не умею по-другому. Даже если меня не просят.
      ...На немецкий и правда перебрались без проблем, стражи на "мёртвом" мосту к Ковчегу не было. В самом замке слышались голоса, "русские оккупанты" явно собирались выходить, но Олег всё-таки задержался на пляжике, где вчера была драка, что-то поднял. Калле уже дотащил Рахель за руку до кубинского моста, и Олег бегом их догнал.
      - Ну что, - сказал он с картонной улыбкой. - Ну всё. Ты иди... Рахель. Просто иди и всё... проводи её, Калле, не до конца, а так, немного. И я пойду тоже, мне на русский мост надо... - Олег завёл руку за спину и достал оттуда нож. Тот самый, с наборной рукояткой. Когда его вытащили из Гюнтера, то оставили валяться в песке - мальчишка сразу заметил это, но тогда не мог поднять, конечно. - Держи, - он протянул оружие Калле. - Я ведь его тебе подарил. Ты не отказывайся, пожалуйста, Блюмквист. Бери и вообще... не вспоминай ТОЛЬКО уж плохое. Может, мы когда ещё и увидимся. Может даже скоро. Но уже... НЕ ТАК... - Олег тяжело вздохнул и добавил: - Знаешь, в той книжке. Про рыжее знамя упрямства. Я не дорассказал. А всё закончилось хорошо. Правда.
      Он сделал движение рукой, как будто хотел обнять ребят - обоих сразу. Но вместо этого повернулся и, не оглядываясь, пошёл к русскому мосту. На ходу подобрал веточку и стал помахивать ею. И не сбивался с шага - прямой, уже успевший-таки загореть поверх дважды обгоревшей кожи...
      Рахель буквально вырвалась из рук Калле, буквально выдралась. Она до самого последнего момента не верила, что Олег вот так уйдет и все, а тут вдруг осознала, что - нет, не может, не отпустит. И девчонка вырвалась и побежала за рыцарем, крикнув на бегу:
      - Калле, прости...
      Она догнала мальчишку в влепилась в него со спины, чуть не уронив на гладь моста. Залилась слезами.
      - Я от тебя никуда, - всхлипывая, выговорила девочка, - у меня теперь никого нет, никого, родные на Земле все погибли, теперь мне не к кому возвращаться, я тебя не пущу, не хочу, не прогоняй...
      Вайс испуганно смотрела на рыцаря, испуганно - словно вот сейчас он отпихнет ее... и все.
      Олег остановился, как останавливается конь, когда его хватают на скаку за узду - мёртво, вздрогнув всем телом. Потом медленно повернулся и слабо улыбнулся девчонке.
      - Я тебя очень прошу, - выдохнул он, - иди на кубинский. Калле проводит. На этих островах, - он показал рукой вокруг, - долго ещё не будет ничего хорошего, маленькая моя. А вы ниточки, за которые меня можно дёргать, пойми. Но Калле ниточка стальная. А ты тоненькая совсем... - он убрал обеими руками волосы с лица Рахель и поцеловал девочку в лоб. - Иди пожалуйста поскорей. Сейчас выйдут ребята. А у меня нет слов, чтобы объясниться и нет меча, чтобы драться.
      - Я тоже стану стальная, - с отчаяньем кркнула Рахель цепляясь за ноги мальчишки и сползая по ним на коленки, - ты не вернешься за мной, никогда, если уйдешь, я знаю, а я... я... - Вайс залилась слезами. - Не уходи... не бросай... - уже прошептала она, с надеждой глядя на мальчишку снизу вверх и крепче прижимаясь к его ногам, - я не хочу на кубинский, не хочу, не могу... не бросай... я с тобой, я все смогу, ты только скажи что надо...
      Мальчишка шагал по мосту, пока его не скрыл предрассветный туман.
      - БОГИ НЕБА И ЗЕМЛИ!!! - взвыл Олег с настоящей, тоскливой злостью, как молодой волк, взвыл. - Да как же вы! Как же мне! - он отпустил несколько тяжёлых матерных ругательств и, схватив Рахель за руку, помчался за Калле, не переставая шипеть ругательства - как плюётся кипятком чайник на огне.
      Они нагнали Калле на трети подъёма. Олег силой всунул мокрую от пота ладонь Рахель в руку шведа и пошёл рядом.
      - Нас убьют или русские или кубинцы, - сказал он зло. - И я наконец ото всего этого отмотаюсь... Сунь нож сзади в трусы, пенёк, сколько тебя учить! - рявкнул он шведу. - У меня день рождения через два месяца, но я до этого срока надеюсь хотя бы сойти с ума! - он резко остановился и взял шведа за локоть. - Слушай, - сказал Олег спокойно. - Не надо вставать на дыбы и доказывать, какой ты смелый - мол, повешусь и пусть предкам будет плохо. Если ты РЕАЛЬНО не хочешь на Кубу - давай вернёмся. Только тогда уж извини. Придётся вам огребать проценты от моих неприятностей. Ну? Или вперёд - там уже ждут. Или назад - там уже наверняка идут. Но вместе, швед. Как бы ты не карячился, что "со мной не пойдёшь" и "будешь сражаться только за тот остров, где тебя примут, как своего". Может, на русском и примут. Или на французский пойдёшь, как мне советовал. Это если - НАЗАД, А вперёд ты идти боишься, и я это вижу, потому что сам боюсь. На мне труп их парня. Да и твой плен. Давай. Решай ТЫ.
      Вайс притихла глядя то на Олега, то на Калле. Потом очень робко взяла второй рукой ладонь Олега и снизу вверх испугано поглядела на мальчишку.
      Калле остановился и в упор посмотрел на Олега.
      - Я. Не. Хочу. Шляться. По островам. - Медленно и раздельно ответил мальчишка. - Мне надоело бегать то туда, то сюда, везде сея свою правду, которая никому не нужна и спасая тех, кому, быть может, лучше бы и умереть.
      - Ну что ж, - сказал Олег спокойно. - Вообще-то лучше бы здесь ВСЕМ умереть, кроме неё, - мальчишка поднял руку Рахель, как будто присуждая ей победу в боксёрском поединке.
      Потом он повернулся к Рахель и встал на колени. Взял её ладонь в свои:
      - Девочка, - сказал Олег тихо. - Я тебя очень прошу. Я УМОЛЯЮ тебя - уходи с Калле. Без меня. Я не могу с вами идти. Мне нужна моя правда, какой бы она не была, без неё я никто. Иди с ним и пожалуйста, будьте счастливы... постарайтесь быть счастливы.
      Рахель отчаяно замотала головой. Потом обняла Олега за шею:
      - Братик, не уходи или дай с тобой пойти, - прошептала она, сцепляя тонкие руки, - Вайс очень-очень искала слова, хоть какие-нибудь, которые позволят ей пойти с рыцарем, она прижалась щекой к щеке мальчишки и прошептала, как ей казалось, самый главный козырь, последний, других не было: - Я буду слушаться, сделаю всё, как ты скажешь, только возьми.
      - Олег, я пойду с тобой, - сдался Калле, - только бесполезен я буду. Ну, не хочу я, не хочу. Там, на Кубе, меня не знаю, что ждет. Но это мой остров. Чтобы ни сделал со мной Фернандо. А Рахель, раз она не хочет, не неволь. Она умрет с тоски без тебя. Ты её лучше Гюнтеру верни.
      - Да что ж!!! - вскакивая на ноги, закричал Олег отчанно, так, что где-то загуляло эхо. - Да что ж вы меня надвое-то рвёте-то, мне же больно!!!
      Он шагнул вперёд и прижал к себе и мальчишку и девчонку, вздрагивая всем телом. Потом - отстранил Рахель, взял шведа за запястья и сказал:
      - Ну иди, Блюмквист. На СВОЙ остров иди. Вон ты как сильно вырос, может, ничего с тобой и не случится. Постарайся до следующего дня рожденья дожить. И не держи на меня зла.
      Он наклонился и стукнулся лбом в лоб Калле. Потом отпустил шведа и, слегка подтолкнув в плечо Рахель, пошёл рядом с ней к немецкому острову.
      Олег не оборачивался больше. Он просто шёл и плакал навзрыд - но тихо...
      Вайс шла тихая-тихая. Она оглянулась, взглянув на удаляющегося Калле и, опустив голову, пошла дальше. Ее тонкая маленькая ручонка нашла ладонь Олега и сжала тихонько ее. Рахель ничего не говорила, просто шла рядом молча. Девочка не плакала, разучилась она плакать. Впереди была неизвестность, позади уходящий друг, в прошлом страх, смерть, унижение, боль и надежда, в будущем... кто скажет, что ждало ребят в будущем?
      Сейчас они просто шли вперед под уже набирающим жар солнцем островов. Маленькая девочка с седой прядью и ее рыцарь, ее семья, ее брат..
      - Ламберг? - Фернандо если и был удивлен, то постарался не подавать виду. - Ну, привет, перебежчик. Один-то чего гуляешь, опасно ведь.
      - Не перебежчик я. - Хмуро ответил мальчишка и ступил на кубинскую территорию. - Сбежал я. Из плена. Фернандо, тут такая чертовщина творится, я рассказать хочу.
      - Потом. - Отмахнулся команданте, всматриваясь в далекий немецкий замок. - Будет время, вечером.
      Подошел Мигель и, улыбаясь, как бы в шутку, но решительно забрал оружие.
      - Я могу быть в отряде сегодня, в заслоне. - Быстро сказал Калле. - Я не устал. Ребята, я с вами подежурю?
      - Иди, иди, отдыхай, беглец. - Хмыкнул Фернандо. - Не устал он. На круги под глазами посмотри. Жаль, зеркальца нет.
      Сопровождаемый Мигелем, Ламберг начал спустаться в сторону кубинской крепости, время от времени оглядываясь назад. Не на кубинских ребят. Он надеялся увидеть Олега и Вайс. Почему-то считал, что это важно. Что если не увидит, что-то произойдет. Но далекую часть моста еще поглощал предутренний туман и Ламберг, вздохнув, пошел дальше, уже не оглядываясь. И всё равно, шведский мальчишка улыбался. Теперь он твердо знал, что на островах у него есть друзья. Настоящие. А разве может с тобой случиться что-то плохое, если есть настоящие друзья? Пусть и не совсем рядом, не на одном с тобой острове, но всё равно, ЕСТЬ.
  

ЭПИЛОГ

ЗЕМЛЯ. ЛЕТО.

   Ведь недаром встаёт заря,
Небосвод от зари весь красный.
Только знать бы, что всё не зря,
Только знать бы, что не напрасно.
   Автобус набирал обороты, сердито рыча на мокрую дорогу. Водитель тихо говорил с куратором по Тамбовской области о том, что июнь нынче не задался, и ему хотелось бы поехать в Адлер с семьей после сборов. Еще совсем молодой человек вяло кивал головой, изредка кратко отвечая и мучительно борясь со сном.
   Олег смотрел, как по стеклянной стене окна то медленно, то быстро ползут и скатываются капли дождя. Хотелось надеяться, что на юге не так... Капли догоняли и перегоняли друг друга, то сливаясь в крупные прозрачные жемчужины, то распадаясь мелким бисером. Танька сидела рядом, уронив голову на его плечо, и тихо спала. Олег не двигался, чтобы не разбудить девчонку. Через два сидения от ребят разместился Пашка. Несколько дней назад они с Олегом перестали разговаривать. Не сказать, чтобы мальчишки как-то особо дружили до этого странного разлада, но... в последнее время Олег избегал встреч, да и Пашка старался не сталкиваться с ним. И сейчас на коленях у мальчишки лежала газета с заметкой про их клуб, на которой красовалась фотография Олега. Теперь Белый точно знал, что это не просто фотографии... это такая страшная ловушка, когда тебя раздваивают, и дальше ты живешь не одну, а целых две жизни. Да, можно себе говорить, что это сумасшествие, что это просто сны, но сны - сны не бывают такими. Просто не бывают, даже у сумасшедших. Он понимал это настолько ясно, что в животе неприятно щекотало и подпрыгивало. А еще Пашка знал, что это Олег порезал его на том проклятом мосту, по-настоящему, хоть и во сне... или во сне, который для кого-то - реальность!
   Но сейчас мальчишка думал не об этом, он думал, что раз есть разделённый он, есть разделённый Олег, то... то значит и другие ребята тоже есть, значит... и эта девчонка Ника тоже где-то есть... Перед взором вставали упрямо сжатые губы и тревожные глаза, и очень явственно ощущались ее боязливые прикосновения, от этого по коже бежали мурашки, ладони становились влажными и горячими, сбивалось к черту дыхание. Павел судорожно втянул носом воздух и уставился в окно, отгоняя ночные ведения прочь, ему все равно никогда не найти в огромной стране эту девчонку, он уже пробовал...
   ...Автобус время от времени останавливался, и в него садились новые ребята, куратор внимательно проверял списки, делал пометки... В чем-то решение собрать всех ребят в одном месте еще до поезда оказалось правильным, но ранний выезд, недосып и бесконечно льющий дождь за окном откровенно портили настроение. В Тамбове, уже на вокзале, к ним присоединилась последняя троица. Шумной гурьбой будущие "орлята" садились в поезд, толкаясь и гомоня. А потом под мерный стук колес дорога побежала на юг к Черному морю.
   В поезде Олега и Таньку разделили, а вот Пашку наоборот в самый последний момент поселили в тот же закуток плацкартного вагона... Раскидав чемоданы по углам ребята расползлись по своим полкам. Олег внизу, Пашка прямо над ним. Двое других пацанов - Сашка из Тамбова и Вадик из Рассказово - шумно обсуждали какую-то модель из журнала "Юный техник", спор меж ними вышел горячим с маханием руками, рисованием каких-то схем на вырванном тетрадном листе. Олег молча смотрел в окно, мимо мелькали зеленой рваной лентой лески, расстилались широкие возделанные поля, вырастали грибы деревенских домишек с покатыми разноцветными крышами и ползли серыми призраками тени облаков. Мальчишка ждал удобного момента, чтобы сходить "в гости" к Тане в соседний вагон. Наличие над головой мрачно сопящего Белого раздражало. Саша и Вадик наконец-то нашли шаткий компромисс и довольно пожали друг другу руку. Проводница принесла чай в граненых стаканах с металлическими ажурными подставками, они позвякивали и дрожали на столе, сказала, что скоро будет большая остановка и туалеты закроют на полчаса, так что если кому-то нужно, то пусть идет прямо сейчас.
   Это был хороший повод, Олег поднялся и двинулся в конец вагона. Он дошел до белой двери с окошком, толкнул ее, проникая в небольшой закуток перед нужной комнатой, но не остановился, а двинулся дальше. Из тамбура пахнуло сигаретным дымом, мальчишка поморщился и шагнул в душное пространство, но... дверь за спиной не бахнула. Олег резко развернулся и оказался нос к носу с Пашкой.
   Тот стоял в дверях, глядя на него исподлобья. Несколько нестерпимо долгих минут недавние островные противники изучали друг друга, а потом Белый сказал с проникновенной злостью:
   - Ты псих, понял? Не нужно было тебя ТАМ спасать... А ещё в лагерь напросился, только наших позоришь!
   Конечно, Олег никуда не напрашивался, да это было уже и не важно. Ему сейчас, в его плохом настроении, по правде сказать, не нужно было много. Он даже не очень слушал, что там сказал Пашка - достаточно оказалось уловить общий тон и слово "псих". В таких ситуациях он редко тратил время на предварительные расшаркиванья, если только драка не основывалась на договорённости - и начал с того, что отвесил Пашке кулаком в грудь, "в фанеру". Первого удара, как правило, хватало, чтобы Олега сорвало, и дальше он уже не мог вспомнить, что делал. Подобная тактика - если её можно назвать тактикой - обычно приносила победу.
   Впрочем, Пашка удара ждал и более того - на него напрашивался. В тесном тамбуре он - меньше ростом и легче, чем Олег - обладал преимуществом, поэтому это первый удар пришёлся не в грудь, а в стенку вагона, и Олег, вякнув от неожиданности, уронил руку, его глаза побелели от ярости и боли. Уклонившийся в сторону-вперёд Пашка между тем времени не терял и треснул одноклубника в челюсть сбоку. Удар запросто мог бы выбить челюсть из связок... но вагон швырнуло в сторону на крене, Пашка вместо полноценного удара смешно толкнул Олега в лицо, а потом отлетел и шмякнулся в дверь тамбура. Его добавочно припечатал не удержавшийся на ногах Олег, мальчишки вцепились друг в друга (скорей рефлекторно), а ещё через секунду двое премированных путёвками в "Орлёнок" пионеров грохнулись на не очень-то чистый пол.
   Естественно, встать у них уже не было возможности - они старательно мешали один другому, а мерная качка вагона убивала последнюю надежду продолжить драку достойно. Но это ничуть не охладило их пыла. Мальчишки сцепились, как два щенка овчарки, которые делят последнюю на свете лежалую кость. Благородного названия "борьба в партере" это не заслуживало тоже. Олег из-за тесноты не мог толком подмять Пашку, а Пашка, лишившийся преимущества в скорости, не мог просто-напросто вырваться, и оба "ограничивались" тем, что били кулаками, едва представлялась возможность, пыхтели, шипели страшные матерные угрозы и старались каждый поймать и выкрутить руку противника, чтобы потом оторваться как следует. При этом оба чувствовали, как ни странно - сильнейшее облегчение.
   Очевидно, драка грозила затянуться до тех пор, пока не вошёл бы кто-то из взрослых или у бойцов не кончилось дыхание. Но дверь, ведущая в межвагонное пространство, открылась, и в проеме показалась Танька. За ее спиной громыхали, сверкая железными ободами колеса, извивался короткой змеей металлический мостик. Пару мгновений девчонка изучала картину драки, мальчишки продолжали возиться, не обращая на ее никакого внимания. Вагон особо сильно качнуло, и Татьяна, едва удержавшись на ногах, громко и отчетливо сказала:
   - Подвиньтесь!
   Наверное, даже появление в тамбуре куратора, медицинского работника, проводника в купе с самим начальником лагеря "Орленок" не возымело бы такого действия. Мальчишки как по команде остановились, подняв удивленные глаза на девчонку и... расцепившись подскочили, вернее, попытались это сделать, но в очередной раз коварно качнувшийся на повороте вагон сделал свое черное дело. Павел, пытаясь удержаться, толкнул Олега и тот полетел прямо на Таньку, если бы девчонка не подпирала спиной проем, то вся троица повалилась бы на шаткий межвагонный мостик. Но мальчишкам повезло, девчонка насмерть вцепилась в ребро вагона и удержала их всех. Олег глупо ткнулся лицом в девчоночью грудь и тут же отпрянул, увлекаемый Белым куда-то в сторону.
   - Дураки", - кратко подытожила зеленоглазая и многозначительно добавила: - ОБА!
   Она развернулась и нырнула обратно по плоским позвонкам поезда в свой вагон, громко хлопнув ни в чем неповинной дверью. Олег, зло шипя, отцепился от Пашки и молча ринулся за Таней. Двери дважды хлопнули, оставляя Пашку одного в тамбуре пятого плацкартного вагона...
   На столе все еще позвякивал полный темного черного чая стакан Олега. По зыбкой водной поверхности плавала тоненькая слюдяная плёночка, она дрожала и ломалась от качки на радужные ошметки. Пашка бесцельно и пусто смотрел в окно, приближался вечер, и желтый глаз солнца золотил все вокруг, в тени приобрели особую уже совсем вечернюю глубину. Мальчишка вздохнул. За тонкими стенками плацкарта звенели ребячьи голоса, смех, где-то недалеко в общий гул явственно вливался хороший мягкий голос вожатого и тихий гитарный перебор. Он пел что-то вдохновенно-походное, которое нередко можно услышать у потрескивающего тонкими веточками костра в темном ночном лесу. Белый прикрыл глаза стараясь различить текст песни, но в общем ребячьем гуле смог понять только отдельные слова. Сзади кто-то подошел:
   - Вали к себе... - послышался напряженный голос Олега, он явно еще злился.
   Пашка даже ухом не повел, затевать тут драку одноклубник не станет, да и кончился уже запал, только опустошение какое-то осталось, так часто бывает, когда что-то обидное носишь в себе носишь, а потом бац... и выяснили отношения. Так и случилось, Олег бухнулся на полку, облокотившись о гладкую жесткую стенку и долго сидел, молча уставившись в пространство перед собой. Пашка тоже молчал, продолжая бесцельно смотреть на пробегающий мимо пейзаж, вдоль полотна тянулся частокол березок, объятых зеленью. Заходящее солнце огненными полосами раскрашивало белые с червоточинами стволы, слепило глаза. Белый вздохнул, в наглую отпил холодного чая из стакана Олега и поморщился, крепкий с горчинкой от долгого стояния черный чай оказался противным на вкус.
   - Не понимаю я тебя, честно... Пытаюсь, но не могу! - тихо сказал мальчишка снова уставившись в окно.
   - Я и сам себя не всегда понимаю... - усмехнулся Олег и вдруг встрепенулся, посмотрел недоуменно-внимательно на Пашку и спросил: - Так что, ты тоже ЭТО ПОМНИШЬ?!
   - А ты только сейчас догадался? Как до жирафа доходит?
   Олег хотел ответить что-то язвительное, но передумал, а вместо этого неожиданно признался:
   - Я спать боюсь...
   - Я тоже, - отозвался Белый, - и хочу... Тебе хорошо, у тебя девчонка ТУТ, а у меня ТАМ... Хоть вой!
   Оба пацана замолчали, повисла тяжелая пауза.
   - Ладно, пора ТУДА.
   - Может не надо? - подавленно отозвался Олег.
   - Мне НАДО! Слушай, ты сам спать не будешь?
   - Нет...
   - Тогда если я заору, разбуди меня, а?
   Олег молча кивнул в ответ.
   Пашка по-обезьяньи ловко взобрался на верхнюю полку, замотался в простыню и закрыл глаза.
   Олег почти не спал, он вообще плохо спал в поездах, и это спасло. Пашка всю ночь метался по верхней полке, пару раз угрожающе свисая почти наполовину, но не кричал. Их соседи оказались хорошими ребятами - пришли поздно, уснули быстро...
   В Адлер прибыли к обеду. Ехать пришлось не так долго, как казалось сперва. После шумных сборов погрузились в автобус и снова поехали уже к самому лагерю. "Орленок" встретил своих новых птенцов доброжелательно, но сурово. На площади уже стояли несколько автобусов, выпуская на свободу из душных салонов немного уставших, но довольных мальчишек и девчонок. Всех ребят разделили по группам и распределили по лагерям "Солнечный", "Стремительный", "Штормовой", "Комсомольский". Таня, Олег и Пашка попали в "Солнечный". Светловолосый вожатый с серыми как пасмурное небо глазами и мягким голосом собрал всех попавших к нему по распределению и бодро зашагал по гигантской территории. Ребята притихли, с любопытством изучая все необъятное пространство. Шли резво, тяжелые сумки оттягивали плечи и руки, но никто не жаловался. Суматоха заезда для тамбовчан стихла только спустя три часа. А на территорию все подходили и подходили новые группы ребят из самых разных уголков такой же необъятной, как этот лагерь, страны.
   Вожатый Костя предупредил, что вечером ожидается церемония открытия смены торжественным общим сбором всех лагерей и мероприятием "Костры дружбы". И не без гордости добавил, что это они вожатые "Солнечного" придумали, а администрация поддержала удачную инициативу.
   До вечера еще было время, Танька умотала знакомиться с девчонками, налаживать "международные связи", Пашка ушел встречать автобусы, отпросившись у вожатых. Олега все бросили, и мальчишка бесцельно бродил туда сюда по территории не находя себе места. На одном из зданий обнаружилась надпись "Библиотека", всю жизнь, питая особую тягу к чтению, Олег не мог пройти мимо такого достояния. В помещении дышалось легче, пока еще пустые залы сохраняли торжественное молчание. За столом дремал мужчина в черной рубашке и жилете, из крючковатого носа вылетал едва слышный посвист. Массивные очки в роговой оправе немного съехали на бок. Олег деликатно прокашлялся. Мужчина тут же встрепенулся, открыл глаза и некоторое время внимательно смотрел на мальчика, похоже силясь понять, где он и кто перед ним.
   - Вам что, молодой человек? - наконец-то спросил он, заученным движением водружая очки обратно на горбнику носа.
   - Здравствуйте, Пикуля "Фаворит", дайте пожалуйста, если есть... - отозвался Олег, всматриваясь в книжные полки.
   - Интересный выбор, любите историю?
   - Да...
   - Сейчас поищем вам Пикуля, - мужчина встал, прошелся до дальнего стеллажа, рассматривая разноцветные переплеты. - Ах вот он, - сообщил он мальчику, - какой том хотите первый или второй?
   - Оба, - прозвучал решительный ответ.
   Странно одетый библиотекарь внимательно посмотрел на Олега поверх своих больших очков, взял с полки два тома в твердой белой обложке с синими рисунками и поспешил обратно к столу.
   - Ну-с, молодой человек, давайте знакомиться, меня зовут Сергей Иосифович, а вас?
   - Олег, - ответил мальчишка, подходя ближе.
   - Мне кажется, я вас уже где-то видел, но пока никак не могу вспомнить где, у вас нет на этот счет соображений?
   Олег внимательно посмотрел на мужчину, нет, однозначно они не встречались, внешность была очень типичная, хотя глаза... Он где-то уже видел такие глаза.
   - Я вас не помню совсем, извините, - вежливо, но в то же время настороженно ответил Олег, кладя руку на книги и придвигая их к себе.
   Мужчина обхватил жилистой рукой с тонкими узловатыми пальцами свой подбородок и задумался на мгновение.
   - Постойте, молодой человек, вы сегодня мне снились на каком-то мосту, какое странное совпадение... - мужчина замолчал, погрузившись в свои мрачные, судя по выражению лица, мысли.
   Олег убрал руку от книг. Окинул мужчину взглядом. Быстро оглянулся на дверь. Напряжённо спросил:
   - На каком мосту? Вы кто?
   - А, - мужчина поднял мучительный взгляд на мальчика, - на таком, - палец странного библиотекаря описал в воздухе крутую дугу, - там еще была Рахель, бедная девочка... Бедная моя девочка...
   Олег быстро поднял руку к подбородку. Так же быстро опустил. Взялся за край библиотечной стойки. Резко, слишком резко для разговора со взрослым, спросил:
   - Вы знаете Рахель?!
   - А вы? - поднял удивлённо-страдальческий взгляд на мальчика Сергей Иосифович.
   - Я... - Олег сбился. - Я... нет! - с вызовом ответил он и опустил глаза. Сказал тоскливо: - Я сошёл с ума...
   - Наверное это заразно, - грустно отозвался библиотекарь, - я так сожалею... - он протер ставшие влажными глаза, сняв очки, потом вновь посадил их на место и добавил, - простите меня, молодой человек, я просто еще не пережил потерю. Но вам наверное не интересно, не стану вас более задерживать, вы хотели читать... - мужчина бледно улыбнулся.
   - Я её знаю! - выкрикнул Олег и вцепился в стол обеими руками, рванул его. - Где Рахель?!
   - Умерла... - с трудом выдохнул Сергей и придвинул к мальчишке заметку о падении самолета. - Они все умерли... Я до сих пор не могу в это поверить... Не могу... - мужчина потянул ворот рубашки, словно ему не хватало воздуха и запрокинулся на стул, беспомощно закрывая руками лицо.
   - Но я же её... - начал Олег, и вдруг до него дошло, что в заметке говорится о Рахель - здешней. О Рахель... настоящей?.. нет, они обе были настоящие... - Я... - он беспомощно выдавил это слово. - Но я же... послушайте! Я хочу рассказать!
   Мужчина с трудом оторвал руки от лица и посмотрел на мальчика:
   - Я слушаю, если вы что-то знаете, я слушаю...
   ...Олег долго и подробно рассказал библиотекарю об островах, об игре, "марсианах", все-все в деталях. Сергей Иосифович слушал очень внимательно, то вставая и начиная ходить из стороны в сторону, то вновь садясь на стул. Они проговорили до самого вечера.
   - Не укладывается в голове, - мечась взглядом по столу сказал библиотекарь, - невозможно поверить, но черт возьми я этой ночью видел во сне именно то, что вы описываете... Но как это может быть?
   - Не знаю, - тихо ответил Олег, расхаживая перед стойкой. Быстро остановился, посмотрел на мужчину. - Вы мне верите? - в его голосе был вызов.
   - Если честно, я предпочел бы не верить вам, молодой человек, то, что вы рассказали очень страшно, но у меня нет выбора, ведь я сам в некотором роде стал очевидцем... И что вы собираетесь теперь с этим всем делать?
   - Я не знаю... понимаете... я не могу жалеть Рахель, как вы - потому что она - ЖИВА, - с напором произнёс Олег. - И ещё... ещё... я думаю всё время - ЗАЧЕМ ЭТО ДЕЛАЕТСЯ? - он посмотрел прямо в глаза мужчине. - И мне кажется, что это делается... что нас изучают. Всех людей. Всех рас и наций. А мне говорили, что такое изучение производится перед тем, как... - он не договорил. - Понимаете?
   - Да, кажется, понимаю, но рассказывать направо и налево об этом нельзя! Не получится. А знаете, у меня есть одна безумная идея. Мы с вами предупредим других ребят, с которыми еще не случилась то, что случилось с вами! Предупредим, но так, чтобы никто ничего не заподозрил! У меня есть друг Сергей Лукьяненко, он молодой писатель. Расскажите ему про это все, мы уговорим его написать книгу. Вы можете мне не поверить, но я почти уверен, что ребята, которые прочтут ее, обязательно поймут и поверят. Мы предупредим их, я всегда восхищался вашим братом, вы иногда видите намного больше и дальше взрослых, только никому не говорите, что я вам это сказал.
   Олег опять взялся за подбородок. Сосредоточенно посмотрел перед собой. И вдруг заулыбался: - А знаете... это правда может... может получиться! Если всерьёз и если писатель хороший, - в голосе его проскользнуло сомнение, - то это может получиться! - он уже по-настоящему засмеялся. - Точно! Вы здорово придумали!
   - Так и сделаем, друг мой! Так и сделаем, вы не представляете какую надежду подарили мне сейчас, даже не представляете... Завтра же вызовем Сережу, слышите! Завтра! - Сергей встревожено посмотрел на часы, - О! Вам уже давно пора на сборы, только не пропадайте, я отложу вашего Пикуля! - библиотекарь протянул Олегу свою узловатую руку.
   Олег потряс её. И сказал после короткой заминки:
   - Рахель жива. Я правду вам говорю. Может быть... может даже, как-то получится её вернуть.
   - Я уверен, друг мой, с такими друзьями обязательно, всенепременно... Но поспешите, вас, наверное, уже потеряли... - Сергей Иосифович тепло и искренне улыбнулся мальчику, сейчас, после всего услышанного, он даже не допускал мысли, что Олег сочинил все это. Он всецело верил этому совершенно незнакомому ему мальчишке из далекого Тамбова...
   Олега и правда уже ждали, вернее - его ждал Пашка.
   - Давай быстрее, - сказал он, когда мальчишка подошел, - все уже ушли!
   - Куда? - задумчиво спросил Олег скорее для приличия, нежели действительно желая узнать.
   - Общий сбор "Костры дружбы", давай скорее! - парнишка скорым шагом двинулся в сторону пляжной полосы. Олег двинулся за ним.
   Мальчишки вышли к берегу и застыли: в густой темноте летнего вечера ярко полыхали пирамиды костров, вокруг которых сидели и стояли ребята. С мерным рокотом накатывало на берег неутомимое море, с жадностью облизывая мелкий песок пенистыми языками волн. В эту особенную песню живого моря вливались звуки ребячьих голосов и песни.
  
   - Вечер бродит по лесным дорожкам.
   Ты ведь тоже любишь вечера,
   Подожди, постой еще немножко,
   Посидим с товарищами у костра.
  
   Вслед за песней позовут ребята
   В неизвестные еще края,
   И тогда над крыльями заката
   Вспыхнет яркой звездочкой мечта твоя.
  
   Ясный месяц на прогулку вышел,
   Светят звезды из глубин небес.
   Друг хороший, ты меня услышишь,
   Эту песню я сейчас пою тебе.
  
   Вижу целый мир в глазах тревожных
   В этот час на берегу крутом
   Hе смотри ты так неосторожно -
   Я могу подумать что-нибудь не то.
  
   Знаю, будут и другие встречи,
   Год за годом пролетят года,
   Hо вот этот тихий теплый вечер
   Мы с тобою не забудем никогда. 1.
  
   1. (Ада Якушева)
  
   - Красиво, - выдохнул Белый.
   Олег просто молча кивнул. Они двинулись к ближайшему костру, посидели немного с ребятами, пообщались. Теплый ветерок играл волосами, заставлял трепетать пламя. Костер выпускал вверх яркие снопы искр, которые, не долетев до ребят, оседали и гасли. И вроде было все хорошо, но словно невидимый кто-то подталкивал обоих пацанов пойти дальше. Олег и Пашка скитались от костра к костру, встречая и знакомясь все с новыми ребятами. Между кострами ходили многие, в этом и заключалась основная идея, в неформальной и теплой обстановке перезнакомиться и обзавестись новыми друзьями.
   Подходя к очередному кругу ребят у костра, Олег замедлил шаг, возникло странное знакомое до боли ощущение. Мальчишка встал в десятке шагов от костра, внимательно всматриваясь в лица сидящих ребят.
   Первым поднялся рослый зеленоглазый парень, он долго смотрел на застывшую в тени фигуру, а потом громко произнес:
   - Горячая башка? Олег? Это ты?
   Олег замер. Чуть сощурился, даже пригнувшись. Потом спросил тихо:
   - Командир? - не радостно, не удивлённо, а недоверчиво.
   - Тут я просто Валера... - отозвался парень, - подходи, не стой столбом. У нас тут СВОИ... посиделки.
   - Валерка, это ты? - Олег готов был бежать вперёд, это читалось во всей его позе, но он всё равно продолжал задавать вопросы, потому что поверить в это было слишком - даже после сегодняшнего разговора в библиотеке. - Валерка?!
   Подошел запоздавший Пашка, он внимательно посмотрел сперва на Олега, потом на стоящего у костра пацана и сердце часто забилось, а потом упало куда-то вниз. У костра тоже кто-то зашевелился, и рядом с Командиром русского острова встала натянутая как струна девчонка, она неотрывно смотрела на Пашку. Белый гортанно скрипнул, пытаясь прочистить охрипшее горло, моргнул глазами и... не успел шагнуть, потому что девчонка сорвалась с места, ни на кого не обращая внимания, за доли секунды покрыла расстояние до ребят и в последний момент встала как вкопанная перед Павлом.
   - Ника, - выдохнул мальчишка, неотрывно вглядываясь лицо амазонки.
   - Пашкин, - всхлипнув отозвалась та и вдруг упала на шею мальчишки, крепко прижимаясь к нему всем телом.
   - Все, что ли, тут? - выдохнул Олег. То ли испуганно, то ли счастливо. Зашарил глазами, вспомнил, что Рахель - ОДНА. Потом подошёл и сел к огню. Сплёл в замок пальцы, и опустил голову... Пашка с Вероникой тоже подошли. Все долго молчали.
   - Ну и что делать будем? - спросил Валерка, всматриваясь в яркие фейерверки костра. - Чего-то мне спать сегодня ложиться совсем не хочется...
   - Ты командир, - Олег не поднимал головы. - Тебе решать... Только я сначала расскажу кое-что... - он поднял лицо наконец. - Может, у меня судьба такая - глупости делать...
   - Тут я вроде как не командир... Тут вон своих командиров хватает, ну давай, выкладывай ЗДЕСЬ-то что натворил? Если что серьезное мы тебе просто темную устроим, горячая башка, и все, верно ребята? - лицо у Валерки оставалось серьезным, а вот зеленые глаза смеялись.
   Олег быстро, сжато пересказал то, что было в библиотеке - сжато, но точно, подробно. После рассказа все оживились, долго обсуждали и даже спорили, но в конце концов пришли к общему решению, что идея с книгой сама по себе может сработать. Решено было пойти на встречу с писателем двоим посланцам: Валерке и Олегу, раз уж он все это затеял. Разошлись только тогда, когда к костру подошел вожатый и вкрадчиво попросил свернуть мероприятие...
   ...После обеда следующего дня их вожатый собрал всех ребят у столовой. И с загадочным видом объявил, что всех ждет еще один сюрприз. Олег стоял, обняв Таньку за плечи, в пол-уха слушая радостную речь.
   - В общем, орлята, нам очень повезло, с нами и еще несколькими дружинами будут отдыхать несколько послов дружбы, представляете? А вон уже идут... - кудрявый вожатый с мягким голосом широко улыбаясь повернулся к подходящей делегации из двух взрослых и мальчишки. Уже знакомый Олегу Сергей Иосифович и директор лагеря сопровождали шведского мальчишку...
   Олегу показалось, что его ноги вросли в землю, к щекам прислонили два утюга, а в глотку засунули ёршик для чистки посуды. Он смог только выдавить:
   - Блюмкв... то есть, ой... Калле...
   Вожатый удивленно оглянулся, уставился на тамбовчанина, и спросил:
   - Вы что, знакомы?
   Калле остановился, удивленно всматриваясь в лицо Олега. Глупо поморгал глазами и даже потер их руками. А потом широко и радостно улыбнулся, так как улыбаются только очень близким людям.
   - Знакомы... - Олег сейчас не думал, чем может обернуться для него этот ответ. - Мы знакомы... нет, мы не знакомы... мы... - он сделал шаг, ещё шаг и протянул руку - правую - шведу со словами, в которые вложил снова проснувшееся ехидство: - Привет, драконёнок.
   Швед мгновенно насупился, поджал губы и раздельно произнес:
   - Я не дракон и никогда им не буду, понял?! - но протянутую руку он пожал, да так крепко, что костяшки едва слышно хрустнули.
   Олег - засмеялся. Чисто, искренне и взахлёб... И Ламберг засмеялся тоже, сквозь смех сказал:
   - Представляешь? Я прочитал "Рыжее знамя". Ты сказал правду. Все кончилось хорошо...
   ...Мальчишки сидели на берегу, закопав босые ноги по щиколотку в теплый желтый песок. Они уже успели наговориться обо всем на горючей смеси русского и английского языков, встретиться с другими "островитянами" и даже поговорить с обещанным библиотекарем писателем. Теплый ветерок дул, играя в легких светлых волосах Калле, море с шелестом вылизывало берег, солнце слепило глаза. Олег смотрел на друга и улыбался. Швед, прикрыв глаза, с удовольствием подставил светилу лицо. Невесть откуда взявшийся в июне легкий пух одуванчика, коснулся лица застывшего мальчишки, тот смешно поморщился. Море особенно жадно лизнуло берег, докатившись белыми барашками волны до ребячьих ног. Кто-то тихо подошел сзади и присел:
   - Братики... - мелодично-радостно спел девчачий голос. Калле и Олег одновременно обернулись...

* * *

БУДУЩЕЕ ЕСТЬ!

   В 20** году Земля подверглась атаке флота Лотана. Могучая звёздная держава-хищник намеревалась покончить с окраинной планеткой быстро и без особых усилий, тем более, что доклады экспедиции, поступавшие на протяжении последних 150 лет земного времени, были оптимистичны и весьма.
   Тем более неожиданными оказались для агрессоров две вещи. Первая - наличие на Земле хорошо осведомлённого об их планах международного сопротивления - разветвлённой группы "Орлёнок-88". Вторая - внезапный удар в тыл атакующему флоту с планеты, позже названной Алый Щит и тоже заселённой землянами; это оказалось для лотанцев окончательно губительно. Десант Лотана был уничтожен, флот - разбит флотом Алого Щита.
   Те, кто не способен познать любовь, дружбу и ненависть, вряд ли в конечном счёте смогут стать властелинами звёзд. Даже если они очень умны.
   Получившая большой технологический задел единая Земля стала готовить первую собственную межзвёздную экспедицию - к союзному Алому Щиту, спецслужбы которого почти полвека вели с Лотаном сложнейшую игру, убеждая захватчиков в том, что "полигон" продолжает работать.
   Флотилия кораблей, названных в честь первых "орлят", стартовала 1 мая 20**. В истории Человечества начался новый этап.
   Наверное, не только счастливый и праздничный. Наверное, разный.
   Но начинался он - хорошо.
  
   0x01 graphic

КТО СКАЗАЛ, ЧТО МОСТЫ НА ЭТОЙ КАРТИНКЕ РАСХОДЯТСЯ?

  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"