пусть чтобы и у нас не чистили, а то, храни бог войны,
они стрелять не годятся.
(Н. Лесков. Левша)
Во времена наполеоновских войн все армии мира были вооружены одинаково: кремневыми гладкоствольными ружьями. Исход сражений решала не "пуля-дура", а "штык-молодец", а в этом русским чудо-богатырям суворовской школы равных не было.
Изведал враг в тот день немало
Что значит русский бой удалый
Наш рукопашный бой
(М. Лермонтов)
Но "англичанин-мудрец чтоб работе помочь" изобрёл гремучую ртуть и на смену кремниевым ружьям пришли капсюльные. Капсюльные ружья сперва были введены в Америке, затем - в Европе [4, с.185].
"Изобретение капсюля военные оценили не сразу. Они утверждали, что руки у солдат слишком грубы и не способны манипулировать с малюсенькими капсюлями. Дольше всех этого мнения придерживались в России" [1, с.30]. В России производство кремневых ружей прекратили только в 1844 году [12 с.286]
Хотя дело возможно дело не в мнении, а в отставании технологической базы, что привело к переходу к заказам оружия за границей, что подчас приводило к конфузу.
"Русский заказ 100 тыс. пехотных ружей в Англии, данный в 1831 г. по 30 руб. 46 коп. за ружье (в России тогда такое ружье обходилось в 13-15 руб.). Вследствие польской войны англичане, сочувствуя Польше, затормозили этот заказ, затем прислали много ружей плохого качества. Военное ведомство подсчитало, что все убытки, понесенные казной при заказе ружей в Англии, достигли 1.151.452 руб" [4, с.258].
"Из доставленных в 1832 г. 85 тыс. ружей годных к употреблению было всего 32.975, остальные требовали переделки. Так в одной из партий на 12.760 ружей не нуждалось в ремонте только 21 ружьё. Военное министерство вынуждено было загрузить все русские заводы работой над полученными из Англии ружьями и затратить ещё 1.213.271 руб. 96 коп. на их переделку" [12, с.284]
Нарезные штуцера тоже в наполеоновскую эпоху уже были, но заряжались крайне медленно и поэтому широкого распространения не получили. Так при Наполеоне с 1801 по 1811 гг. во Франции было изготовлено 2 млн. ружей, 250 тыс. мушкетонов и 2 тыс. нарезных карабинов [4, с.184].
Появление расширяющихся пуль (Дельвиня, Гринера, Тьерри, Минье) ускорило процесс заряжания и произвело революцию в стрелковом вооружении. К началу Крымской войны вся английская и значительная часть французской пехоты были вооружена нарезными ружьями систем Притчетта-Энфильда и Тувена. В России нарезных ружей производилось крайне мало. Так за период 1845-1852 гг. Тульский завод выпустил 1.704, а Ижевский 384 штуцера. Сестрорецкий завод их не производил вовсе [12. с.288]. Закупались в ограниченном количестве в Бельгии "лютихские штуцера". Всего их было приобретено около 5.000 штук [4, с.248], что было совершенно недостаточно для миллионной армии даже для удовлетворения весьма небольшого штата. По штату полагалось иметь 37.318 штуцеров, а в наличии на 1 января 1853 г. было лишь 6.198 [9, т.2, с.477].
Напряжённое внешнеполитическое положение побудило заказать в Германии и США 55 тыс. нарезных ружей. В 1853 г. было изготовлено 9.184 ружья, но с началом войны их поставка остановилась, т.к. обе эти страны объявили себя нейтральными. [12 с.290]
Результат не замедлил сказаться. На реке Альма русские "чудо-богатыри" были расстреляны словно зулусы. А ведь ситуация была самой благоприятной, несмотря на превосходство союзников в силах. Русские занимали отличную оборонительную позицию на господствующих высотах, а наступающим союзникам приходилось форсировать реку и взбираться по крутому склону. Генерал Кирьяков, при получении от Меньшикова приказа о диспозиции, сопровождавшегося требованием встретить атакующего противника на подъёме на высоты фронтальным огнём, ответил:
- Не беспокойтесь, Ваше сиятельство. Шапками закидаем неприятеля. Выражение "закидаем шапками" стало после этого нарицательным. Сам Меньшиков был до того уверен в победе, что приглашал жителей Севастополя наблюдать за ходом боя. И победа была бы гарантирована, будь русские вооружены так же, как союзники. Но увы...
"Почти вся союзная армия, вступившая в бой под Альмой, была вооружена штуцерами, а у нас под Альмой оказалось лишь 1660 человек штуцерников, т. е. 1/22 часть всех бывших под Альмой войск" [Тарле, 6, т.2, с.106].
"Вооружение нашей пехоты, в сравнении с неприятельскою, было крайне неудовлетворительно. Кроме 6-го стрелкового и сводного морского батальонов, у нас имели штуцера только по 24 стрелка в батальоне, следовательно штуцерных всего-навсе было около 2.200 человек; к тому же полковые штуцерные не были сведены в один или два батальона, а оставались при своих ротах, и потому в бою принимали участие штуцерные только тех рот, коих были рассыпаны застрельщики: таким образом до 700 отличных стрелков не выпустили ни одного патрона. Напротив того, у Англичан все полки, а у Французов девять батальонов, были вооружены нарезными ружьями, да и остальные французские батальоны, стреляя из гладкоствольных ружей коническими пулями, имели преимущество над нашею пехотою. Даже в турецкой дивизии по одному батальону в каждом полку было вооружено штуцерами, следовательно четвертая часть всего числа людей состояла из хороших стрелков" [Богданович, 13]
Превосходство в нарезном оружии решила исход битвы. Этот факт подтверждают все "историки"; того времени, до Лескова и Тарле и до наших времён.
"Французы не подпускали к себе русскую пехоту, поражая ее из-за кустов метким штуцерным огнем...
Долго русские войска здесь выбивались артиллерией, а особенно штуцерами англичан...
Наконец они подошли к нам почти уж на ружейный выстрел, как на сцену явились их убийственные штуцера... Я говорю убийственные штуцера потому, что каждая пуля долетала по назначению. Тут-то и ранено много офицеров, штаб-офицеров и особенно генералов, одним словом всех тех, которые были верхом на лошадях" [ЦГАДА, фонд Строгановых, д. 175, л. 46-47 об. Севастополь, 11 октября 1854 г. Цит по Тарле, 6, т.2, с107-108].
Правда, существует мнение, что Тарле это "услужливый лакей убийц России" и это притянуто за уши по политическим мотивам во времена написания им своей книги. Он уцепился за эту шаткую версию как за очередное доказательство общего поражения русских именно из-за технологического отставания. Обвинение серьёзное, и хотя Тарле цитирует участников сражения со ссылкой на архив, отложим его в сторону и обратимся к дореволюционному официальным историкам.
"Французы, уклоняясь от рукопашного боя, встречали наши войска на дальнем расстоянии картечью и ружейным огнем, и наносили огромный урон русской пехоте, вооруженной гладкоствольными ружьями...
...главнокомандующий приказал Московскому полку спуститься по скату высот, обращенному к реке, и открыть пальбу по наступавшим французским колоннам; но наши пули не долетали до неприятеля, который, стреляя коническими пулями и будучи поддерживаем огнем батарей, поражал Московцев. Резервные батальоны Брестского и Белостокского полков, имевшие старые кремневые ружья, из которых не могли стрелять далее 250 шагов, также теряли много людей, не нанося Французам вреда...
В центре, Бородинский, Его Высочества Наследника (ныне Его Величества) полк, стоявший в колоннах к атаке, на горных склонах, обращенных к стороне неприятеля, с самого начала боя терпел большой урон от огня неприятельских штуцерных, не имея возможности наносить им вред из своих гладкоствольных ружей; а стоявшие впереди легкие ? 1-го и 2-го батареи 16-й артиллерийской бригады, поражаемые на таком расстоянии, на каком они еще не могли действовать картечью, потеряв большую часть прислуги и лошадей, принуждены были удалиться...
Французы принуждены были ввести в дело весь свой резерв, за исключением турецкой дивизии, и одержали перевес на этом пункте единственно благодаря преимуществу вооружения своей пехоты, которая не только постоянно уклонялась от удара в штыки, но действовала исключительно на таком значительном расстоянии от наших войск, что они, будучи поражаемы пулями Минье, не могли вредить неприятелю стрельбою из своих гладкоствольных ружей"
[Богданович, 13].
Будучи вооружены нарезными ружьями, англичане производили весьма меткую стрельбу по нашим войскам и на выбор поражали офицеров, нижних чинов и прислугу при орудиях. Штуцерный огонь неприятеля производил весьма неприятное впечатление на наших солдат. Не понимая разницы вооружений, они удивлялись, что неприятельских стрелков не было видно, а в наших рядах оказывалась убыль. Это особенно дурно действовало на полки, стоявшие во второй линии. Оставаясь в бездействии, полки эти почти все время находились под убийственным и учащенным огнем неприятеля...
Жестокий огонь неприятельской цепи в короткое время лишил полк большей части офицеров и начальников. Генерал-лейтенант Квиницкий был ранен. Все лица, окружавшие князя Горчакова, были перебиты или переранены; под ним самим была убита лошадь, а шинель его прострелена 6-ю пулями...
Наша пехота могла открывать огонь, с уверенностью в его действительности, только на 300 шагов, тогда как неприятель открывал огонь по нашим войскам с расстояния 1200 шагов и более. Находясь вне досягаемости наших выстрелов, неприятельские стрелки с полным спокойствием и безопасностью били на выбор
[Дубровин, 14].
У русских штуцеров было крайне мало, и не все они имели патроны к своим штуцерам. Например,
Штуцерные полка Великого Князя Михаила Николаевича не имели патронов [Дубровин т.1. с.253].
Но там, где имелись штуцера с патронами, именно они наносили противнику урон.
"Несмотря однако же на малочисленность штуцерных Владимирского полка, которые одни лишь могли поражать неприятеля, строившегося в двухстах шагах впереди реки, Англичане, по собственному их признанно, здесь потерпели весьма чувствительный урон, и особенно легкая дивизия Броуна; в 23-м полку: убиты один полковник, семь обер-офицеров и 43 нижних чинов; ранено пять офицеров и 148 нижних чинов; в 33-м полку: убиты один обер-офицер и 55 нижних чинов; ранены два штаб-офицера, пять обер-офицеров и 188 нижних чинов; в 19-м полку: убиты два обер-офицера и 39 нижних чинов; ранены пять обер-офицеров и 174 нижних чинов; в 95-м полку, дивизии Эванса: убиты шесть обер-офицеров и 45 нижних чинов; ранены один полковник, 11 офицеров и 128 нижних чинов" [Богданович, 13].
Риторический вопрос: что бы осталось от союзной армии, будь русская армия вооружена нарезным оружием хотя бы на треть, как французская?
А вот нейтральный, немецкий историк.
"Огневое превосходство дивизии Боске усиливалось ещё тем, что французы имели ружье Минье, тогда как русские были вооружены гладкоствольными ружьями... Против колонн и артиллерии его можно было использовать с величайшим успехом до 1000 шагов, тогда как гладкоствольное поражало только на расстоянии 300 шагов... Столкновение сомкнутого и рассыпного строя, гладкоствольного и нарезного оружия привело к огромным потерям в рядах противника, стоявшего на более низкой ступени тактики и имевшего более примитивное вооружение. Командиры Московского и Минского полков, и также большинство батальонных и ротных командиров были выведены из строя. Уцелевшие офицеры тщетно старались собрать заколебавшихся людей...
Минский и Московский полки потеряли почти 40% своего состава. Так же сильно пострадала русская артиллерия. Численное её превосходство над французской нисколько не помогло ей, т.к. она не могла справится с неприятельскими стрелками: пуля Минье обладала большей дальностью, чем картечь. Французские стрелки подкрадывались к русским орудиям и производили такое опустошение среди орудийного расчёта и лошадей, что русская артиллерия была вынуждена преждевременно оставить позиции и покинуть свою пехоту...
Половина Владимирского полка также осталась на поле сражения. Из 58 офицеров из строя выбыли 48. Английские залпы наносили ещё большие потери, чем менее управляемый французский огонь в Минском и Московском полках. Ружьё Минье в руках английских стрелков причинила русской артиллерии такие же тяжёлые потери, как и на французском крыле" [Дельбрюк, 7, т.5, с.25-26].
К 6-ти часам вечера русские скрылись за горизонтом. Этим скорым успехом мы были обязаны несомненно превосходству нашего оружия, констатирует французский генерал, участник тех событий [16]
Как мы видим, мнения дореволюционного российского и независимого немецкого историка и французского генерала мало отличается от мнения "услужливого лакея" Тарле. От полного разгрома и уничтожения русскую армию спасло лишь отсутствие у союзников кавалерии, которая посекла бы отступающих при преследовании.
Конечно, можно предположить, что исход сражения на Альме решило именно численное, а не техническое превосходство союзников.
"Потерю нами сражения на Альме легко объяснить как значительным, почти двойным, превосходством неприятеля в числе войск, так и плохим вооружением нашей пехоты" [Богданович, 13].
Но вот в Инкерманском сражении подавляющее превосходство в живой силе было уже у русских: 40.500 человек против 15.700 англо-французов. Притом русская атака застала союзников в врасплох.
"Англичане, в глубоком сне, вовсе не ожидали нападения. Незадолго до появления Русских, от 5-ти до 7-ти часов, генерал Кодрингтон объезжал передовые посты, что делал он ежедневно на рассвете. Один из офицеров сказал ему, что Русские могут воспользоваться туманным утром для нападения на Союзников, но Кодрингтон, по-видимому, не обратил внимания на это замечание, повернул лошадь и поехал чрез кусты в лагерь. В эту самую минуту раздались ружейные выстрелы со стороны Килен-балки и прибежало несколько часовых, объявивших о наступлении Русских. Сам Кодрингтон поскакал в лагерь, где, между тем, поднялась чрезвычайная тревога. Никто не знал, откуда угрожала опасность; люди в просонках метались во все стороны; но вскоре хладнокровие и энергия начальников восстановили порядок" [Богданович, 13].
В истории войн подобное нападение, да ещё превосходящими силами, всегда вело к разгрому застигнутых "в глубоком сне" людей. Тут уже иного объяснения поражения, кроме технического превосходства нет, что констатируют участники по обе стороны фронта.
"С нашей стороны действия затруднялись как местными свойствами неприятельской позиции, так и теми потерями, которые терпели наступавшие войска от пальбы из нарезных ружей английской пехоты...
прислуга нашей артиллерии понесла сильный урон, не столько от неприятельских орудий сколько от огня стрелков, вооруженных штуцерами"
[Богданович, 13].
"Превосходство оружия союзников ужасно велико, особенно штуцерные англичан, ибо у них пехота, вместо обыкновенных ружей, имеет ружья Минье и, кроме их, еще штуцера, которые дьявольски далеко берут: далеко дальше, чем орудия, и потом орудия неприятеля стреляют дальше, гораздо дальше, чем наши батарейные орудия. Все войска до одного дрались героями, - это мне несколько раз говорил сам Данненберг, лезли вперед, несмотря на губительный огонь. Твой полк и Тарутинский были на батареях, заклепали орудия, но не было возможности удержаться ради штуцерного огня" [Майор Курпиков. Эпизод из Инкерманского дела. Цит. по 6, т.2, с.186-187].
"Нарезное ружьё, находившееся в руках тактически превосходной пехоты, произвело чрезвычайное опустошение в густых массах русских. Кингелек считает, что из 34 русских батальонов, участвовавших в бою на Инкерманском плато, 24 батальона были почти уничтожены, тогда как остальные сильно пострадали" [Дельбрюк, 7, т.5, с.55-56].
"Почти год после сражения, когда Севастополь был уже взят, союзники находили в каменоломнях, на дороге Симферополь-Балаклава целые груды человеческих костей, побелевших от ветра и непогоды. Это были печальные остатки русской пехоты, которая, по рассказу полковника Клер, неуклюже ввалилась в ущелья и на дне их дала себя перебить, как на бойне, поскольку ещё раньше не сломала себе шеи" [Дельбрюк, 7, т.5, с.55].
Так что, ежели кому-то не нравится моё сравнение с зулусами, то пусть прочтёт ещё раз последний абзац.
"Ручное оружие русской армии к концу упомянутой эпохи уступало вооружению иностранных войск. Россия потерпела тяжёлое поражение в Крымскую войну 1854-1855 гг. Одной из причин поражения были дефекты оружия" [4.с.256].
Кстати, даже устаревшего гладкоствольного оружия было совершенно недостаточно. Так по штатам полагалось иметь 1.204.636 гладкоствольных ружей и карабинов, а было в наличии лишь 584.859. Пистолетов полагалось 42.248, а имелось лишь 7.704 [9, т.2, с.477]. То есть, хотя российская армия имела 1.396 тыс. человек и численно превосходила армию всех своих противников вместе взятых, половина её была безоружной. По счастью, война не приняла характера тотальной и большая часть войск, включая гвардию, всю войну простояла в тылу. Так что вооружать войска алебардами не пришлось. Пока не пришлось...
Крымская война стала первой в истории войной между великими державами, исход которой решило не героизм и мужество, не гениальность командования, а технологическое превосходство. Человечество вступило в новый, индустриальный век, началась технологическая гонка. На смену дульнозарядным ружьям вскоре пришли казнозарядные, а затем и магазинные винтовки. На первое место в этой технологической гонке вышло молодое американское государство.
"Американское оружие того времени стало значительно выдвигаться вперёд и пошло впереди европейского. Первые унитарные патроны в металлических гильзах, первые магазинные ружья, первое широкое применение взаимозаменяемых частей оружия, - всё это получило распространение сперва в Америке" [4. с.206].
Россия же по-прежнему была в числе отстающих, и продолжала заказывать винтовки за границей.
"Чтобы скорее произвести перевооружение, заказ на первые партии пехотных и казачьих винтовок уменьшенного калибра (15,34 мм) был дан за границу. Русские винтовки были хорошо изготовлены в Бельгии и Германии. В Бельгии их делал оружейный фабрикант Таннер.
При слабом развитии техники в России, а оружейной в особенности, при недостаче хороших мастеров и надлежащего оборудования оружейных заводов во время срочного перевооружения русских войск нередко обращались с заказами оружия за границу. Заграничные заказы обходились дороже, чем такая же работа в России, зато получалось преимущество в быстроте исполнения, точности соблюдений договоров и отчасти в качестве изделий. В общем же заказы оружия за границей были крайне невыгодны для русской оружейной промышленности: деньги шли на развитие иностранных заводов, а не на улучшение дела в России. Но тогда с такими соображениями, как видно не считались..." [4, с.258].
Впрочем, если бы считались, было бы ещё хуже.
"Оборудование большинства заводов было примитивным: большая часть работ производилась вручную. Процент брака достигал колоссальных размеров. Так, например, на Ижевском заводе, только при нарезке стволов брак достигал 60%, при пороховой пробе - 13%, а при завёртке - иногда до 100%" [Оружейный сборник, 1863, цит. по 8, с.22].
В индивидуальном оружии также Россия оказалась в хвосте технического прогресса.
В 1835 г. американец Самюэль Кольт запатентовал револьвер собственной конструкции. Началась революция в ручном огнестрельном оружии. Успех револьверов Кольта вызвал целую волну подражаний, как в Америке, так и в Европе. Но не в России.
"В то время, как за границей были распространены револьверы таких систем, как Кольт, Ремингтон, Лефоше, Когсвелл и т. п., в русских войсках состояли на вооружении одноствольные капсюльные с дула заряжаемые пистолеты, обладающие ничтожной меткостью и, главное, при своем заряжании с дула - незначительной скорострельностью. Вследствие таких невысоких качеств этого оружия самообороны русские офицеры носили пистолеты неохотно, несмотря на напоминания в приказах, вроде приказа 1855 г., в котором говорилось, что "офицеры пехотных полков, саперных, стрелковых и линейных батальонов обязаны иметь пистолеты, носимые в чушке, на шнуре, а в артиллерии - в седельных чушках". Конечно, этот приказ мало помог делу" [4, с.298].
Лишь в 1860 г. в России были проведены испытания иностранных образцов револьверов. По результатам испытаний
"Для корпуса жандармов были заказаны револьверы системы Лефоше: Лефоше в Париже- 4500 штук, Таннеру в Бельгии 1600 штук и Сестрорецкому заводу - 1000 штук" [4. с.298] .
То есть всего через 4 года после Крымской войны у главного врага в этой войне заказывается оружие. Причём только для жандармов. Для армейских офицеров военное ведомство заказывать револьверы не стало, порекомендовав им приобретать их за свой счёт.
"За время с 1860 по 1870 гг. усовершенствование револьверов продвинулось вперёд и перевооружение иностранных войск револьверами вместо прежних пистолетов оставило Россию позади Европы" [4, с.299].
Однако уже во время Крымской войны англо-французские войска имели передовое вооружение только по сравнению с русскими. На смену дульнозарядным уже шли казнозарядные, первым из которых было игольчатое ружье Дрейзе, принятое на вооружение в Пруссии в 1841 г., за 12 лет до Крымской войны.
"Ружья заряжаются с казённой части и дают возможность к производству весьма частой стрельбы (до 12 выстрелов в минуту); механизм их довольно сложен и подвержен скорой порче. Этого рода рода ружья испытываются у нас. Игольчатыми они названы от способа сообщения огня заряду" [11, с.229].
Интересно, что перед тем, как предложить свою винтовку пруссакам, изобретатель Дрейзе предлагал её русским [10, т.10, с.566].
Русские специалисты приняли сие ружье "неудобным". Ибо "скорострельность оружия признавалась даже вредной и опасной с точки зрения напрасной траты патронов и трудности в бою удержать управление огнём в руках начальника" [10, т.10, с.566].
Вот такое отношение к новой технике было в николаевской России.
"Только после Северо-Американской войны, и особенно после австро-прусской (1866 г.), в которой успех пруссаков всецело был приписан их ружью, игольчатое ружьё обратило на себя внимание" [10, т.10.с.566-567].
Генерал-фельдцейхмейстер докладывал Милютину: "Успешное действие прусских игольчатых ружей в датской кампании и употребление новых систем оружия в северо-американской войне обратили внимание европейских правительств на необходимость введения ружей, заряжаемых с казённой части" [12].
Милютин докладывал царю: "Всякая отсрочка в этом деле может иметь гибельные последствия" [12]. Вот так поменялось отношение к отвергнутому некогда оружию.
После австро-прусской войны все развитые страны перешли на казнозарядные винтовки.
"Только что успели мы закончить перевооружение всей нашей армии 6-линейными нарезными винтовками, - писал Милютин, - как уже во всех государствах поднят был вопрос о ружьях, заряжающихся сзади металлическим патроном... Военное министерство продолжало до 1867 года изготовление и снабжение армии 6-линейными заряжающимися с дула винтовками" [8, с.139].
"Когда в Западной Европе переходили на военное игольчатое ружье и преимущественно на ружья, стреляющие унитарным патроном в металлической гильзе, в России занялись испытанием систем, заряжаемых с казны, но с сохранением капсюльной системы воспламенения посредством затравочного стержня, т. е. Начали интересоваться тем, что было до введения игольчатых ружей и унитарного патрона" [4, с.357].
"Испытания игольчатого ружья системы Карле ускорило решение о принятии на вооружение системы, как более совершенной, сравнительно с капсюльными казнозарядными образцами. Система Карле... была совершеннее устаревшей к тому времени системы Дрейзе, но не превосходила системы Шапсо и более новой Банжа. Так как система Карле допускала переделку 6-линейных заряжаемых с дула ружей, то поэтому была принята на вооружение в 1867 г." [4, с.362].
Однако план перевооружения винтовками Карле был с треском провален. По докладу Военного министерства от 1.1.1869 года при заказе на изготовление 184.000 новых и переделке 601.295 старых, фактически было сдано 42.607 новых и переделано 20.131 старых винтовок. Таким образом выполнено менее 10% заказа [8, с.173].
Но может и к лучшему, ибо вскоре на вооружение приняли систему Крнка, в которую и стали переделывать старые винтовки.
После серии экспериментов, в 1868 г. было выбрано как основное оружие американская винтовка Бердана, получившее у нас название "берданка".
Заказ на первую партию таких ружей (30.000 ружей и 7,5 миллиона патронов) был дан заводу Кольта в Гартфорде [4, с.372].
Усовершенствованную винтовку Бердан-2 приняли в 1870 г.
"Заказ на первую партию ружей Бердана II образца в 30 000 шт. был дан Бирмингемскому заводу в Англии" [4, с.374-375].
Перевооружение русских войск ружьями Бердана II образца (1870 г.) производилось так медленно (в 1873-1876 гг. выпущено 472.824 берданки [12 с.306]), что даже во время Русско-турецкой войны 1877-1878 гг. русская пехота, за исключением гвардейских и стрелковых частей, имевших ружья Бердана, вооружена была ружьями системы Крнка. Так из 48 пехотных дивизий, винтовки Бердана и Горлова Гуниуса имели 16, капсюльные Карле были у 5 кавказских дивизий, игольчатые Крнка - у 27 дивизий. Все драгунские дивизии были оснащены винтовками Крнка, а казачьи части - винтовками Сафонова... При этом новые винтовки передавались не в действующую армию, а в части Варшавского, Виленского, Петербургского и Финляндского округов [12 с.309].
Турецкая пехота имела очень хорошие по тому времени ружья Пибоди-Мартини. Как известно, система Пибоди-Мартини с прицелом на 1800 шагов была совершеннее системы Бердана с прицелом на 1500 шагов, уж не говоря про Крнка с дальностью 1200 шагов. На кавказском фронте у турок были и более старые ружья сист. Снайдера, калибра 5,77 лин. (14,66 мм, английские), с дальностью прицела 1400 шагов, зато в русских войсках кавказской армии служили еще более отсталые игольчатые ружья Карле.
Перевооружением винтовками Бердана обр. 1870 г. Россия несколько приблизилась к вооружению передовых европейских держав, но пока было закончено в России перевооружение берданками, на Западе уже начали перевооружаться магазинными многозарядными ружьями. В Европе первое магазинное военное ружье было введено в Швейцарии в 1869 г. (система Веттерли). Магазинные ружья Генри-Винчестера были в турецкой кавалерии во время войны 1877-1878 гг. [4, с.379-380]
"В ходе русско-турецкой войны войскам пришлось столкнуться со скорострельными карабинами Винчестера, бывшими на вооружении некоторых частей турецкой армии. Воздействие этого оружия на плотные боевые порядки, в которых из-за бездарности военачальников иногда действовали русские полки под Плевной, было губительным" [1, с.45].
То есть через два десятилетия после Крымской войны российская армия технологически отставала уже не только европейских держав, но и от Турции, которую тогда именовали "больным человеком Европы".
Лишь в 1891 г. России была принята магазинная винтовка Мосина, которая за границей именуется Mosin-Nagant. Однако оказалось, что для изготовления магазинных винтовок нужно новое станочное оборудование, которое в России делать не умели. Пришлось снова обращаться к своим обидчикам.
"Станки были заказаны в Англии, Франции и Швейцарии: 972 - для Тульского, 675 - для Ижевского и 206 для Сестрорецкого заводов" [12, с.315].
Начали они прибывать в 1892 г., и посему часть заказа пришлось разместить снова за границей.
"Первую очередь этих винтовок (2млн.) изготовляли как на русских, так и на французских заводах. Тульский, Сестрорецкий и Ижевский заводы дали с 1892 по 1896г. 1470 тыс. винтовок, а заводы Шательро по русским лекалам изготовили 503.359 винтовок" [3, с.72].
При этом выпуск во Франции шёл опережающим темпом. К началу 1894 г. в России было выпущено 141.908 боевых винтовок и 14.415 учебных (это забракованные боевые), тогда как французы поставили нашей армии 173.189 винтовок [12, с.316]. Французы завершили поставку точно в установленный срок, что видимо было обусловлено нависшей над Францией угрозой со стороны кайзеровской Германии, и Россия была для неё словно спасательный круг.
В России выпуск продолжался и далее, постоянно снижаясь с 453.460 винтовок в 1897 г. до 43.849 винтовок в 1911 г. [2, с.73-74]. Считалось, что винтовок достаточно. Пока реальная война не началась...
"Вследствие отсутствия винтовок, - пишет генерал Данилов, - войсковые части, имея огромный некомплект, в то же время не могли впитывать в себя людей, прибывавших с тыла, где, таким образом, люди без пользы накапливались в запасных частях, затрудняя своим присутствием обучение дальнейших очередей. К концу ноября (1914 г.), например, в запасных войсках имелся обученный в большей своей части контингент в 800 000 человек, в то время как Действующая армия страдала от ужасающего некомплекта. Бывали такие случаи, что прибывавшие на укомплектование люди должны были оставаться в войсковых частях при обозах вследствие невозможности поставить их в ряды по отсутствию винтовок" [2]
"В 1915 г. это явление приобретает характер катастрофы...
Трудно на словах передать всю драматичность того положения, в котором оказалась Русская армия в кампанию 1915 г. Только часть бойцов, находящихся на фронте, была вооружена, а остальные ждали смерти своего товарища, чтобы, в свою очередь, взять в руки винтовку. Высшие штабы изощрялись в изобретениях, подчас очень неудачных, только бы как-нибудь выкрутиться из катастрофы. Так, например, в бытность мою генерал-квартирмейстером 9-й армии я помню полученную в августе 1915 г. телеграмму штаба Юго-Западного фронта о вооружении части пехотных рот топорами, насаженными на длинные рукоятки; предполагалось, что эти роты могут быть употребляемы как прикрытие для артиллерии. Фантастичность этого распоряжения, данного из глубокого тыла, была настолько очевидна, что мой командующий, генерал Лечицкий, глубокий знаток солдата, запретил давать дальнейший ход этому распоряжению, считая, что оно лишь подорвет авторитет начальства. Я привожу эту почти анекдотическую попытку ввести "алебардистов" только для того, чтобы охарактеризовать ту атмосферу почти отчаяния, в которой находилась Русская армия в кампанию 1915 года" [2].
Полную катастрофу предотвратили заграничные поставки. В России за годы войны было изготовлено 3.189.000, а из заграницы получено 2.461.000 винтовок, то есть доля заграничных винтовок составляла 44%. В деле вооружения русской армии приняли участие почти все союзники по Антанте. Так из США было поставлено 657.000, из Японии - 635.000, из Франции - 641.000, из Италии - 400.000, из Англии - 128.000 винтовок [3, с.77]. А если вспомнить, что боях было захвачено 700.000 немецких и австрийских винтовок, то получится, что доля отечественных лишь половина. Так что если говорить, что "Россия кормила Европу", то следует также говорить, что "Европа вооружала Россию" и не только винтовками. Но об этом говорить, и даже вспоминать не принято.
И не только Европа. Даже наш недавний враг принялся вооружать российскую армию, причём не самым качественным вооружением.
"Японцы согласились продать лишь 100 тысяч самых изношенных винтовок старого образца "весьма сомнительного достоинства", как охарактеризовал их после осмотра генерал Гермониус. Однако воюющая Россия не могла быть слишком разборчивой, и 28 января 1915 года Гермониус подписал новый контракт на поставку 85 тыс. винтовок и 15 тыс. карабинов образца 1897 года, а также 22,6 млн различных патронов на общую сумму в 2 миллиона 612 тысяч иен (около 2,5 млн рублей). Кроме того, японцы согласились продать русским дополнительно 10 млн остроконечных патронов нового образца, контракт на поставку которых был подписан 3 февраля. Русская сторона учла прежние задержки с передачей купленного оружия, и в качестве срока поставки была определена середина апреля 1915 года" [5].
На фото Латышские стрелки с японскими винтовками "Арисака". Северный фронт, 1916.
Литература
[1] Пастухов И.П., Плотников С.Е. Рассказы о стрелковом оружии. М., ДОСААФ СССР, 1983 г.
[2] Головин H. H. Россия в Первой мировой войне. - Париж, 1939.
[3] Бескровный Л. Г. Армия и флот России в начале XX в. Очерки военно-экономического потенциала. - М.: Наука, 1986.
[4] Маркевич В.Е. Ручное огнестрельное оружие. ВИБ. СПб, 1937/1994 г.
![[]](/img/t/temezhnikow_e_a/ros060rifle/ros060rifle-2.jpg)