Аннотация: Среди всех маленьких девочек что жили в двадцатом веке, была одна малышка, чья жизнь часто именовалась хрупкой...
ГЛАВА 1
Среди всех маленьких девочек что жили в двадцатом веке, была одна малышка, чья жизнь часто именовалась хрупкой. Её звали Эмили. Эмили Уэйнрайт. Она была английской девочкой, дочкой респектабельного банкира и почитаемой художницы. Семья Уэйнрайт жила в большом, старинном и очень красивом особняке предместья Аттенборо, окружённом обширными садами: фруктовыми, ягодными, цветочными...
Каждое утро Эмили, эта маленькая девочка с кожей светлой и тонкой, как фарфор, смотрела сквозь оконное стекло на солнце, озаряющее внутренние дворики поместья, на облака, медленно и торжественно плывущие по небу, на буйство зелени в холмах... Но выйти наружу не могла. Доктора запрещали ей любые физические нагрузки, а потому о прогулке по саду, и тем более о поездке в дальние сады, она могла только мечтать. У неё было слишком хрупкое здоровье, так они говорили.
Миссис моррис, экономка и по совместительству нянечка, даже цветов и фруктов из сада не приносила в её комнату - во избежание коварной аллергии. И всё что ей оставалось, это наблюдать за внешним миром из окон своей спальни. Эмили не уставала радоваться птицам что прилетали поживиться из кормушки, пересчитывать солнечных зайчиков, ловить радуги на гранях хрустального графина с водой... И мечтать. Изо всех сил своей хрупкой, но страстной души мечтать о свободе.
Но в её грустном затворничестве бывали и минуты чистой, искренней радости. Была небольшая воля вне этой спальни, пропитанной запахом лекарств.
Дождавшись, пока машина отца скроется за горизонтом - отец работал в городе и ежеутренне уезжал на своём стареньком роллс-ройсе - а мама скроется в художественной мастерской, обустроенной в небольшом светлом амбаре на заднем дворе, Эмили робко просила свою верную нянечку принести ей свежего молока. Миссис Моррис отказать не могла, да и не хотела, она искренне любила девочку, хоть и была временами слишком строгой и ворчливой.
С бьющимся сердцем Эмили прислушивалась, как её шаги стихают, удаляясь по шуршащему гравию на дороге в деревню. Ещё четыре минутки выждать для верности, всего четыре, отстукиваемые старинными дедушкиными часами в коридоре, ведь четыре минуты - это подольше, чем две, но и не так долго, как целых пять утомительных минут. Тик-так, тик-так... Как долго тянутся мгновения, как гулко отдаётся эхо в безмолвных стенах! Тик-так... И вот, время пришло! Она в доме совсем одна и может делать, что захочет. Ну, почти...
Одеяла прочь, накинуть тёплый домашний халат, обязательно надеть тапочки, чтобы не застудить ноги и позже не выдать себя кашлем... А дальше - Эмили вольна хоть немного потанцевать у перил лестницы, представить себя лёгкой птичкой, выпорхнуть на нижний этаж, где садовник всегда оставляет свежие букеты и почту. Перебирать нежные лепестки тюльпанов, вдохнуть лёгкий аромат нарциссов, представить, что голубые колокольчики - это и в самом деле маленькие звоночки с нежными серебристыми голосами. Какую мелодию цветочки-звоночки напевают сегодня?
Просмотреть краем глаза газетные заголовки, ведь любопытно же, что происходит в родной Англии. Заглянуть на кухню - там всегда что-нибудь аппетитно побулькивает на плите, и вязанки из перца, чеснока и лука так красочно блестят на беленых стенах. Проверить тумбочку возле старого кресла-качалки в библиотеке - какую книгу папа вчера читал перед сном, попыхивая трубкой у затухающего камина? Поправить сбившийся плед, бережно разгладить морщинки на клетчатом ворсе, уютно пахнущем табаком и овечьей шерстью...
Робко заглянуть в мамину гардеробную. Даже думать страшно о том, что к маминым прекрасным, лёгким как облачка газа, платьям, можно прикасаться! Но полюбоваться-то очень даже можно. Это нисколечко не вредно для здоровья, а очень даже наоборот - полезно и целительно, Эмили была в этом уверена. На некоторые мамины наряды в полглаза только и можно было глядеть - настолько они были шикарные! Такие мама надевала по особым случаям, например, когда ехала в театр с папой... Или вот на Рождество, которое Эмили очень любила, ведь в эти дни родители чаще бывали дома и комнаты наполнялись светом, радостным смехом гостей и волшебным, витающим в воздухе ароматом выпечки, глинтвейна, и приближающихся чудес - если только вы сможете себе вообразить запах чуда.
Эмили запах чуда себе представляла очень хорошо, для неё это был запах, витавший над маминым туалетным столиком: духи, пудра, всевозможные помады, масла для волос и тела, букет сухоцветов, дорогой черепаховый гребень - подарок от папы на годовщину. И множество брошек и серёг в шкатулках, а также нитки бус, а ещё ряды аккуратно расставленных по подставкам колец... На всё это великолепие можно было любоваться бесконечно.
Но у Эмили было лишь полчаса, сорок минут от силы... Примерно столько требовалось нянечке, чтобы дойти до молочной лавки в деревне, купить там несколько бутылочек целебного козьего молока, головку свежего сыра и брусочек масла, перекинуться парой вежливых фраз с молочником, поспешно вернуться в дом и тут же кинуться проверять, не открыла ли Эмили окно в её отсутствие, как в прошлый раз, не замёрзла ли там она уже до полусмерти...
Эмили уже была опытной и потому очень осторожной. И к тому моменту, как пухленькая рука миссис Моррис приоткрывала дверь её комнаты, она уже лежала укутанной в одеяла по подбородок, с самым невинным видом, на который только была способна. Нянюшка ворчала, подозрительно оглядывая её раскрасневшиеся щёчки, трогала лоб, приносила поднос со стаканом подогретого молока и пересказывала Эмили новости, что успела услышать по дороге от соседей.
Эмили благодарно слушала, и продолжала мечтать...
ГЛАВА 2
Впервые Эмили серьёзно заболела, когда ей было всего лишь четыре годика. И если бы вы спросили её маму, миссис Энн-Мари Уэйнрайт, то она бы призналась, что то была самая страшная ночь в её жизни. Смотреть как маленькая беспомощная крошка, её родная, любимая дочка, угасает лёжа в собственной постели, как безвольная кукла... А прославленные доктора, приглашённые из самого Лондона, только всплескивают руками и ничего, абсолютно ничего не могут поделать! Не могут даже понять, что с её девочкой... К такому испытанию миссис Уэйнрайт оказалась совершенно не готова.
Эмили побледнела, как восковая фигурка, блестящие каштановые волосы разметались по подушке... Девочку мучила лихорадка, жар был невыносимым. Прохладные примочки высыхали, как только их подносили к её коже. Эмили была слишком слаба, чтобы пить целебные травяные отвары, не могла проглотить и тягучей лекарственной микстуры. Её мама с нянечкой, миссис Моррис, вдвоём просто сбились с ног, пытаясь облегчить состояние малышки.
Отец Эмили, мистер Лемюэль Уэйнрайт, мерил шагами пространство своего кабинета. Он так нервничал, что не мог даже смотреть на малышку. Внизу ждала машина, готовая отвезти докторов обратно в город, и он то и дело подходил к окну и наблюдал, как водитель, юный безусый паренёк, курит сквозь шофёрское окошко. Мистеру Уэйнрайту очень хотелось спуститься и попросить у паренька сигарету, но он сдерживался - четыре года назад, когда появилась Эмили, он дал жене обещание больше не держать сигарет, оставив себе только привычку изредка покуривать табак из отцовской трубки.
Измучившаяся Эмили то засыпала беспокойным сном, то просыпалась и бесцельно водила замутнёнными глазками по балдахину над кроватью, а взрослым, приглядывающим за ней, казалось, что время тянется бесконечно. Наконец пожилой седой доктор Олбрайт, сморщенный старик с пышными бакенбардами, досадливо пожал плечами, собрал содержимое своего ридикюля и уже топчась у парадного выхода предложил прислать ночную сиделку. Но Энн-Мари только отмахнулась от него. Впускать в дом чужого человека лишь для того, чтобы взрослые могли поспать - да она и так глаз не сомкнёт в такую ночь! Когда её девочка так страдает и её жизнь в опасности.
Двое других докторов тихо совещались, долго обсуждая все обстоятельства и перечисляя свои медицинские термины. Наконец они вышли из спальни Эмили, неплотно прикрыв за собой дверь. Их голоса звучали так, будто они в чём-то сильно провинились. Малышка слышала разговор как будто сквозь пелену плотной ваты, и видела две высокие мужские фигуры, как в тумане. До неё долетели обрывки:
- ... поздний ребёнок, вы же понимаете... Слабый иммунитет... Если даже каким-то чудом девочка и оправится... Может умереть от простуды, инфекции... От чего угодно... Придётся быть очень осторожными.
Дверь затворилась, и на Эмили опустилась тяжёлая, дурная дремота.
Но Энн-Мари не могла бы услышать девочку в этот момент, даже если бы сидела у её постели. Фраза 'поздний ребёнок' и всё, что за нею последовало, обрушилось на неё, как тяжёлый молот, придавило и разбило вдребезги. Она уже не слышала прощальных слов двоих докторов, что присоединились к Олбрайту в машине, не видела как махала вслед платочком уезжающему автомобилю миссис Моррис. Как она поправила свой чепец, тяжело вздохнула, утирая слёзы, и поднялась наверх - сменить Эмили ночную рубашку, насквозь промокшую от пота, на чистую и свежую. Новая сорочка, впрочем, станет такой же мокрой всего через несколько минут. Но надо же делать хоть что-то, верно?
- Ну, надо же хоть что-то предпринять... - озвучил вслух мистер Уэйнрайт, осторожно касаясь плеча жены. Но Энн-Мари вдруг отпрянула от него, с глазами, полными ужаса, будто увидела перед собой чудовище. Не отвечая, медленно, на негнущихся ногах она вошла в первую попавшуюся ей на пути комнату - это оказалась кладовая для веников и щёток - и закрыла за собой дверь.
Мистер Уэйнрайт, пометавшись между закрытой дверью, за которой горестно причитала и всхлипывала его жена, и лестницей, ведущей на второй этаж, к комнате Эмили, наконец капитулировал в кухню, где исходил паром и призывно булькал чайник. Обнаружив, что ещё помнит, как приготовить любимый напиток жены - смешанный на крутом кипятке черный и зелёный чай, и согрев порцию утреннего молока для малышки, Мистер Уэйнрайт немного воспрял духом.
Поднос с чаем и печеньями он оставил на тумбочке в коридоре, поскольку жена на вежливый стук не откликнулась. Отпирать дверь силой он не стал, решил дать ей время... Побыть в одиночестве. Наверное, так будет лучше. Ох, женщины, как же с ними сложно... Никогда не знаешь, где настоять, где промолчать. Ворча себе под нос, мистер Уэйнрайт, поднялся по массивной вишнёвой лестнице наверх в комнату дочери. Во всём доме осталось только два элемента мебели, вручную изготовленные его пра-прадедом из вишнёвого дерева - лестница да большая резная кровать с балдахином, на которой сейчас лежала его Эмили.
Миссис Моррис уже переодела девочку и сидела рядом, поправляя сбившиеся локоны малышки и негромко напевая колыбельную.
Осторожно присев на край кровати, мистер Уэйнрайт взглянул на ослабленную девочку и тяжко охнул. Её маленькая грудь часто вздымалась, на шее проступила мелкая сыпь. Вдруг её веки затрепетали, она подняла голову и стала водить носиком, ища что-то, как слепой котёнок.
- Мама... Мамочка, - снова позвала она.
Миссис Моррис вопросительно подняла брови. Мистер Уэйнрайт печально покачал головой и легонько прикоснулся к щёчке Эмили. Малышка тут же схватилась за его руку.
- Мама сейчас не может прийти, но мы с няней рядом, маленькая Эм. Всё будет хорошо.
Всё будет хорошо, продолжал повторять он, наглаживая слипшиеся от пота тёмные кудряшки на макушке дочери. Эмили, обеими ручками впившись в его вторую ладонь, впитывала ласку как маленькое растение впитывает в себя свет и тепло, чтобы найти в себе силы подняться и прорасти ещё чуточку повыше.
- Папулечка... - тихо, но отчётливо выговорила она самое длинное и самое ласковое слово, которое пока могла осилить.
Мистер Уэйнрайт часто-часто заморгал, отгоняя слёзы. До сих пор девочкой занимались мама и няня, ему же оставались краткие утренние и вечерние визиты и недолгие игры. Но в этот самый момент он вдруг особенно остро ощутил невероятную связь между собой и Эмили. У девочки были его глаза, чайно-карие со светлыми ореховыми прожилками, глаза всех старших Уэйнрайтов в семье. И сейчас эти детские глаза, точная копия его собственных глаз, смотрели на него сквозь жар, ломоту и усталость, с нежностью, а милый голосок произносил такое тёплое - папулечка...
Мистер Уэйнрайт вспомнил старую-старую сказку, которую ещё его собственная няня рассказывала в его далёком детстве. Это была нехитрая, коротенькая сказка о воробье, который устроил себе дом в дупле лесного дерева и защищал его от белок, сорок и других зверей, что желали занять уютное местечко. Эмили очень внимательно слушала, потом задремала, так и не отпустив отцовской ладони. Миссис Моррис подлила масла в лампу на столе, чтобы та подольше освещала комнату мягким янтарно-оранжевым светом, задёрнула поплотнее шторы и уселась в глубокое кресло у окна со своим извечным вязанием в руках.
На дворе стояла глубокая ночь, стрелки часов передвинулись далеко за двухчасовую отметку. Спицы в руках миссис Моррис уже давно не постукивали - их хозяйка уснула неглубоким беспокойным сном. Мистер Уэйнрайт то начинал засыпать, то вздрагивал и всматривался в маленькое личико девочки. Это было просто удивительно, но Эмили явно становилось лучше. Около часа назад она проснулась, чтобы выпить молока и принять лекарственный сироп, а затем снова уснула, на этот раз не в мучительном лихорадочном забытьи, а крепким исцеляющим сном. Её дыхание сделалось ровным и глубоким, жар начал постепенно утихать и сыпь на её коже посветлела. Мистер Уэйнрайт старался не шевелиться, боясь спугнуть неожиданное чудо.
ГЛАВА 3
Ближе к утру, когда масло в лампе уже почти всё вышло, в комнату заглянула миссис Уэйнрайт. Заплаканная, опухшая и осунувшаяся, со сбитой причёской и измявшимся платьем, мокрым от слёз. Пошатывающаяся, вздрагивающая, ни минутки не спавшая. Она не хотела, чтобы её видели такой. Оглядев с порога фигурку дочки, свернувшуюся калачиком у бока мистера Уэйнрайта, она тут же бесшумно двинулась прочь, на цыпочках.
Долго сидела она перед зеркалом у своего туалетного столика, разглядывая собранные в пучок светло-русые волосы, в которых блестело пока всего несколько седых ниточек, большие серо-голубые глаза, вокруг которых виднелось несколько морщинок, сухую кожу на руках... У неё в голове звучали снова и снова безжалостным эхом слова доктора - 'Поздний ребёнок, сами понимаете...' Они жгли её изнутри, словно раскалённое железо. Она никогда не думала, что её мечта о дочери может исполниться не в срок и принести всем только одно сплошное несчастье.
Миссис Уэйнрайт по-прежнему оставалась одной из самых красивых жительниц Аттенборо несмотря на то, что в этом году ей уже успело исполниться тридцать восемь лет. Мистер Уэйнрайт был и того старше, но почему-то, когда дело заходит о возрасте, мужчинам он лишь добавляет солидности, весомости в обществе, а вот женщины иногда просто не знают, куда себя спрятать от неловких вопросов, колких взглядов и ремарок... Так же, как и не удаётся спрятать всё смелее проступающую седину, всё новые морщинки на лице, шее, руках...
Нет, конечно, косметическая индустрия предлагала женщинам множество средств для сохранения своей красоты. При желании Миссис Уэйнрайт могла бы преобразить свои волосы новомодным французским красящим веществом 'L'Aureale', а то и вовсе осветлить их, как поступали многие женщины в борьбе за стиль и юный вид. В аптеках и открывшихся недавно в городе салонах можно было приобрести чудодейственные (по словам продавцов) антивозрастные крема, а также всевозможные терапевтические средства для здоровья. Но ведь всё это было так унизительно! Словно она сдалась, опустила руки, признала себя старой...
Для Энн-Мари Уэйнрайт, привыкшей вращаться в кругах людей искусства, жизненную материю считающих второстепенной, в тот день очень многое изменилось.
Она закрылась - осознанно или нет - от маленькой Эмили, отступила в тень под грузом вины, страха и создала вокруг себя кокон намеренного отчуждения, как самозащиты. 'Она может умереть от чего угодно'. Острые и болезненные, слова врезались в память и отравили душу. Невозможно смотреть на эту девочку, слишком хрупкую, слишком драгоценную. Невозможно слышать её ласковый голосок. Невозможно обнимать её за плечи, гладить шелковистые волосики, и знать, что всего этого в один из дней, в какой угодно день, может просто не стать. Невозможно...
Она настояла, чтобы её мастерскую переместили из залы на втором этаже, которая находилась рядом с комнатой Эмили.
Раньше ей нравилось устраивать малышку рядом с собой, пока она пишет новую картину или разрабатывает иллюстрацию, позволять ей потрогать кисточки, и самой попробовать что-нибудь нарисовать на специальном маленьком холсте. Но теперь это казалось просто невыносимым.
Новой мастерской стала пристройка во дворе, которую пришлось доработать и оборудовать всем необходимым: мощными лампами, влагонепроницаемыми покрытиями... Это оказалось сложно, долго и затратно, но Энн-Мари была настойчива.
И так она стала каждое утро покидать дом, перемещаясь в свой собственный мир, наполненный яркостью красок, их запахами и возможностями, которые они давали. Ведь холст, кисти и краски позволяли сотворить свою собственную реальность, в которой женщины никогда не старели, мужчины были всегда чуткими и галантными, а маленькие девочки вырастали и счастливо выходили замуж, а не умирали в самом начале жизни, сражённые многочисленными болезнями...
Эмили любила бывать в маминой мастерской, но это случалось нечасто. Полностью отданная в руки заботливой и придирчивой миссис Моррис, девочка всё реже покидала свою комнату и всё меньше виделась с матерью и отцом.
Энн-Мари отдалилась и от мужа, и мистер Уэйнрайт погрузился в работу, находя своеобразное утешение в бесконечных потоках финансовых отчётов. Дела его шли успешно, и ему даже прочили место в министерстве финансов, но Мистер Уэйнрайт не спешил отвечать ни на намёки, ни на открытые заманчивые предложения. Ведь тогда ему бы пришлось переехать в Лондон, а ему так не хотелось насовсем покидать родимый дом и свою любимую дочь.
К девяти годам Эмили успела пережить ещё более двадцати лихорадок, более пятидесяти простуд, перенести бронхит двенадцать раз, трижды с воспалением лёгких, пережить несколько тяжёлых периодов ангины, ветрянку, множество пренеприятнейших инфекций, обзавестись множеством аллергий, мигренями, бессонницей и бесконечное количество раз ушибиться, порезаться, простыть и заработать пищевое отравление. Казалось, все болезни, недуги и неприятности, что только есть на свете, притягивались к девочке как к магниту.
Порой Эмили казалось, что силы её уже на исходе. Будто это сам мир против того, чтобы в нём жила такая девочка, как Эмили Уэйнрайт, и нарочно забрасывает её всевозможными бедами. Она часами лежала в своей постели, бледная, маленькая, почти сломленная. Тонкие синие венки проступали на её белоснежной фарфоровой коже как реки, впадающие в моря плеч и волос. О том, чтобы когда-либо увидеть настоящую реку или море, Эмили и не мечтала. Она не знала, как ей жить на этом свете, который с самого начала оказался к ней таким недружелюбным.
И кто знает, как бы сложилась дальше жизнь маленькой Эмили, и всего семейства Уэйнрайтов в целом, если бы однажды ранним летним утром, один проказливый мальчик не украл из их сада яблоко...
ГЛАВА 4
Мальчику было на вид лет двенадцать. Кособокая кепка, которая была ему явно велика, венчала вихрастые светлые кудри, почти закрывающие глаза. Он был босой, голодный и замёрзший. Ночь он провёл верхом на стоге колкого лежалого сена в коровьем хлеву старого мистера Ворбуда. Мистер Ворбуд, конечно же, ничего о том не ведал.
Было очень-очень рано. Солнце ещё не начало подниматься из-за косматых далей, не открыли свои личики садовые цветы и высокие подсолнухи, а петухи не успели возвестить о начале дня. Неизвестный мальчик отряхнулся от соломы, умылся холодной водой из того ведра, что коровы ещё тронуть не успели, и легко перемахнул через забор, отделявший владения старика Ворбуда от сада Уэйнрайтов. Так он оказался ещё на несколько миль дальше от своего дома, небольшой семейной фермы за холмами.
Мальчик шёл между зелёных тропинок, насвистывая весёлую мелодию. Тут и там над ним возвышались старые, но здоровые и обласканные вниманием садовника фруктовые деревья. Вскоре мальчик вышел на роскошные яблоневые сады Уэйнрайтов, и замер на месте от восторга.
Деревья стояли по бокам от широкой тропинки в два ряда, как молчаливые часовые. Каких только яблочных сортов здесь не произрастало! И 'Редстрик', и 'Лесной Стайер', и 'Кингстон', даже редкий и дорогой 'Фоксвилл', из которого на его родной ферме раньше изготавливали невероятно вкусный и очень крепкий сидр. Бархатно-алые, нежно-розовые, желтоватые с зелёными боками, самые разные, но все неизменно спелые и сочные, яблоки сверкали на крепких ухоженных деревьях, как вожделенные сокровища.
Мальчик переходил от одного дерева к другому, как гурман обладающий изысканным и придирчивым вкусом, не решаясь выбрать. Наконец он замер возле двух деревьев, похожих друг на друга как близнецы, крепко упёрся в ствол крайнего дерева босой пяткой, подтянулся, ухватил ближайшую ветвь и изо всех сил дёрнул. Каскад сверкающих капелек росы осыпался с ветвей яблони прямо ему на голову, словно дерево возмутилось грубому обращению и пыталось отомстить обидчику. Ни одного яблочка не упало.
- Мерлиновы Кальсоны, придётся мне вообразить себя маленькой ловкой обезьянкой и немножко полазить по этим замечательным деревьям...
Чуть больше часа спустя, набив карманы своих брюк и усеяв тропинки огрызками, мальчик слонялся по поместью, разглядывая всё вокруг и разведывая местность, и вдруг обнаружил себя стоящим прямо посреди внутреннего дворика поместья Уэйнрайтов. Перед ним возвышалась массивная каменная стена в несколько десятков футов, и с каждого этажа на него укоризненно глядели сверкающие стёкла окон.
А в одном из окон на втором этаже мальчик увидел очень красивую, но очень грустную девочку.
Это была Эмили. Она почти не сомкнула глаз той ночью, и устав бороться с бессонницей и мигренью, под утро решила посидеть у окна с книгой. Но сборник фламандских рассказов, уютно поместившийся у неё на коленях, так и остался нераскрытым. Эмили сидела на кушетке у окна, забравшись с ногами под тёплый плед, и рассеянно смотрела куда-то далеко затуманенным взором. Её мысли были много дальше, чем простирался взор...
Мальчик невольно залюбовался ею - белокожая, темноглазая и темноволосая, с повязанной в косу алой лентой, она показалась ему созданием из другого мира... Хрупкой феей, которую украл злой волшебник, а может быть даже прекрасной принцессой, заточённой в башне драконом. Её одинокий и печальный вид заставил его сердце забиться чаще.
И вдруг, словно ощутив на себе взгляд его любопытных голубых глаз, Эмили опустила голову и посмотрела прямо на него.
Девочка вздрогнула, увидев чужого мальчика у своего дома. Книга упала с её коленей на ковёр с глухим стуком. Мальчика же приковало к месту как громом поражённого. Он жутко испугался, но о том, чтобы ускользнуть незамеченным, уже не было и речи. Повертевшись как нашкодивший пёсик, он вынул из своих карманов все яблоки, припасённые на обед. Неловко изобразил что-то вроде реверанса, салютуя Эмили своей видавшей виды кепкой. Наклонился и яблоки рассыпались - яркие разноцветные шарики укрыли каменистое подворье. Эмили по-настоящему изумилась, пожалуй, впервые за все годы своей жизни. Мальчик сделал несколько странных и непонятных жестов руками. Эмили на всякий случай кивнула. Мальчик тоже кивнул и бодрым пружинистым шагом направился к парадному входу.
Через несколько мгновений тишину холла прорезал жизнерадостный колокольчик, возвещающий о посетителе. Миссис Моррис в тот момент хлопотала в кухне над пирогом с говяжьими почками, любимым будничным пирогом мистера Уэйнрайта. Начинка уже была готова, замаринованная с вечера, а тесто она только-только начала замешивать. Раздосадованная что её в такой важный момент оторвали от дела, она быстро накрыла свой рабочий стол широким марлевым полотном и отправилась выяснить, кого же занесло столь ранним ветром в поместье.
А Эмили, пометавшись по своей спальне словно раненая птичка, не выдержала, накинула на себя тонкий домашний халат и начала тихо, осторожно, спускаться вниз по массивной лестнице. Каждое движение давалось с трудом - в голове гудело, ноги и руки ослабели без сна, шею и спину нещадно ломило. Но Эмили всё же дошла до последней ступеньки и притаилась у перил, готовая в любой момент упорхнуть обратно. Сердечко её билось часто-часто, а в голове наскакивали одна на другую самые спутанные мысли, ярчайшей из которых была - 'Интересно, как его зовут?'
ГЛАВА 5
Мальчика тем временем пропустили в небольшой зал для гостей, прилегающий к холлу, где и брала своё начало старинная вишнёвая лестница, уходящая наверх по всем этажам - сердце жилой части поместья, и Эмили смогла получше разглядеть нежданного визитёра. Он стоял на светлом паркете, неловко теребя в руках свою кепку и не решаясь ступить своими весьма грязными босыми ногами на дорогой ковёр, ошарашенно озираясь по сторонам. Здесь всё было слишком красивым, дорогим, ценным, и мальчику стало очень неуютно.
- Садись, милый, что же ты встал будто пугало, вкопанное посреди огорода? - добродушно заворчала на него миссис Моррис, водружая на кофейный столик поднос с апельсиновым соком и вчерашними булочками, - Присядь, отдохни, расскажи - кто ты и откуда? Ну, не бойся.
Мальчик перекатился с пяток на носки и обратно, глаза его стреляли по углам комнаты, а щёки стали алыми как маки. Но урчащий желудок потребовал своё. Хоть он и съел почти десяток яблок, это была совсем не основательная пища для юного активного искателя приключений...
Он быстро плюхнулся на светло-зелёный диван у кофейного столика, сцапал с подноса булочку и тут же отправил в рот всю целиком. Одновременно с этим он попытался поблагодарить миссис Моррис и представиться, но у него ничего не вышло. Проделав несколько могучих жевательно-глотательных движений, он выпалил:
- Меня зовут Вэлентайн Голдфишер! Я из фермы Голдфишеров, что за деревней Соуэлл в холмах. Спасибо Вам большое, добрая мисси!
Миссис Моррисон понятливо закивала и больше вопросов мальчику не задавала - пусть поест спокойно. Пока мальчишка уплетал четвёртую булочку, она забрала стоящие у входа корзинки с молоком и яйцами - утренняя посылка от почтальона - и принесла ему второй стакан сока.
А Эмили, всё это время удачно остающаяся невидимой, прошептала себе под нос - 'Вэлентайн... Какое красивое имя. Только длинное. И как же его сократить? Может быть, Вэлли?'
- Фишер, Фишер, - бормотала себе под нос миссис Моррисон, - ты, малыш, выходит, из немецкого рода?
- Голдфишер, - поправил Вэлентайн и пояснил привычным тоном - Вы правы, добрая мисси, наша семья когда-то жила в Германии, но нынче мы все коренные англичане, это уж точно.
- Что же занесло тебя так далеко от дома, а, малыш?
- Видите ли, добрая мисси... Я... Э... - мальчик запустил пятерню в свои солнечные волосы, сморщил нос, - Ну, словом, я просто гулял, да. Гулял себе и гулял, а когда понял, что ушёл слишком далеко, было уже поздно и пришлось искать ночлег. Так я и оказался здесь.
Улыбчивая пухленькая женщина, казалось, видела Вэлентайна насквозь. Она посмеялась над его рассказом, покачала головой, но не стала выпытывать дальше. В конце концов, у каждого человека на земле, пусть даже и маленького, есть право на его собственные секреты.
- Благодарю, что пустили на порог. А можно ли, добрая мисси, задать Вам один маленький вопрос? - дождавшись кивка, мальчик полюбопытствовал, - Кто эта прекрасная юная леди, что живёт в комнате на втором этаже? Я совершенно случайно увидел её в окне и мне бы очень хотелось с нею познакомиться, если только это возможно.
Прекрасная юная леди! Вот как он её назвал, подумать только... У Эмили перехватило дыхание, уши запылали. Она разволновалась пуще прежнего. Как хотелось ей прямо сейчас встать из-под перил и пройти в зал. Рассмотреть мальчика поближе и познакомиться с ним. Может быть, у неё бы наконец появился друг!
- Ох, малыш, я боюсь, это совсем невозможно, - печально ответила миссис Моррис. Сердечко у Эмили так и ухнуло вниз.
- Отчего же, позвольте спросить? Между прочим, добрая мисси, я не мог не заметить, что Вы всё время называете меня малышом. В то время как этой весной мне успело исполниться четырнадцать ровнёхоньких годков! - смело накинул себе полтора года для солидности Вэлентайн, - И я вполне благопристойный юный рыцарь, успевший повидать на своём веку немалое! И победить множество врагов!
- Нисколько не сомневаюсь, - рассмеялась миссис Моррис, - что ты очень храбрый и достойный юноша. Однако, к моему величайшему сожалению, я не могу так рисковать нашей маленькой мисс. Видишь ли, Вэлентайн, она очень больна. Твой визит может стать для неё чрезмерной нагрузкой, а потому я...
- Больна? - так изумился мальчик, что перебил миссис Моррис, - Ох, простите. Я совсем не хотел проявить неуважение или нарушить покой Вашей семьи. Прошу прощения.
А затем он встал и поспешно направился к выходу. Эмили была готова расплакаться от досады. Но уже стоя в дверях, Вэлентайн набрался духу и сделал последнюю отчаянную попытку прорвать эту защитную завесу, окружающую Эмили.
- Добрая мисси, не были бы вы так любезны, хотя бы сообщить мне имя прекрасной юной леди, дабы я мог высечь его на своём щите?
- О! Я не могу отказать в такой сердечной просьбе. Её зовут Эмилия Алиссия Уэйнрайт.
Мальчик повторил три слова беззвучно, одними губами, посмотрел на миссис Моррис ставшими вдруг огромными и жалобными голубыми, искренними детскими глазами, и умоляюще прошептал:
- Добрая мисси, я буду валяться у Вас в ногах! Позвольте мне хотя бы одним глазком увидеть её Высочество! Иначе я просто умру, буду безнадёжно потерян в самом расцвете своих лет, так и не свершив всех подвигов, которые могли бы произойти на моём славном пути!
Миссис Моррис расхохоталась, всплеснула руками. Осмотрела мальчишку с головы до ног, неодобрительно цокнула языком и сдалась.
- Так и быть. Я проведу тебя в покои нашей Королевны. Но при одном условии, юный джентльмен! Вы просто обязаны смыть эту грязь со своих ног и надеть хоть какие-нибудь башмаки.
Обрадованная Эмили вдруг сообразила, что и сама она выглядит не лучшим образом и со всех ног полетела наверх.
ГЛАВА 6
Нежданный гость стоял перед Эмили, скрестив руки на уровне живота и неловко теребя свою старенькую твидовую кепку. Мальчик изо всех сил старался не опускать глаз и не глядеть на поношенные галоши садовника, которые выдала ему добросердечная миссис Моррис. Выцветшие, дырявые, галоши вызывали досаду, и не сверлить их взглядом было очень непросто. Настолько несуразно смотрелись эти огромные нелепые галоши на худых детских ногах, особенно в контрасте с чистенькой, аккуратной комнатой Эмили. Мальчик остро ощущал себя не в своей тарелке, отчаянно краснея и ёрзая на месте.
Эмили галоши садовника нисколько не волновали, она с разгорающимся любопытством изучала своего гостя - загорелое лицо в крупных веснушках, яркие голубые глаза, выгоревшие вихры непослушных соломенных волос... Потёртые штаны, забранные до самых колен и старая, запятнанная клетчатая рубашка, выпущенная поверх них, были ему велики. По всей видимости, одежда перешла к мальчику по наследству от какого-то старшего родственника... Впрочем, обычное дело для многодетных семей. 'Вэ-лен-тайн' - проговорила она про себя по слогам. Каждая деталь его внешнего облика и само его улыбчивое, озорное и лучезарное существо представляли собой полную противоположность Эмили и всему что окружало её. Мальчик казался пришельцем из иного мира. Маленьким солнечным одуванчиком, заброшенным прихотью ветра в тени на холодном камне.
Миссис Моррис внесла поднос с небольшим кувшином, стаканами и горкой печенья. Пристроила угощение на прикроватном столике Эмили, вынула из корзины у стены своё вязание и уселась в своё любимое кресло у окна с самым невозмутимым видом.
Вэлентайн наконец перестал делать вид, что играет в невидимку, улыбнулся Эмили ровным рядом крепких белоснежных зубов и снова проделал свой неловкий реверанс. На этот раз ни из рук, ни из карманов у него ничего не выпало, но вся его фигура издала лёгкий звон. Это было похоже на лёгкую мелодичную трель какого-то музыкального инструмента. Эмили поразилась, но звук не повторился, и она решила, что ей почудилось.
- Рад приветствовать Вас, благородная леди! - изрёк мальчик высокопарным тоном. Он всё ещё очень нервничал. Щёки его пылали, глаза бегали, пальцы нервно теребили козырёк кепки, - Мне не хватает слов, чтобы выразить как я счастлив, что пути наших судеб пересеклись! - тут голос его преломился, он кашлянул и умолк.
- О, благородный сэр! Смею заверить, я не менее рада лицезреть Вас! Высокая честь приветствовать такого славного рыцаря! - решила подыграть Эмили. Она изо всех сил сдерживалась, чтоб не рассмеяться.
Миссис Моррис поглядела на обоих быстрым взглядом поверх очков, усмехнулась. От её пристального наблюдения Вэлентайну делалось ещё сильней не по себе, и мальчик не мог ни слова вымолвить больше. Эмили заметила это и нашла способ выманить няню из комнаты.
- Милая, добрая нянюшка Моррис! - как можно более ласково обратилась она к женщине - Могу ли я попросить тебя подкинуть дров в нижний очаг? Сегодня довольно прохладно, наш дорогой гость весь покрылся гусиной кожей, да и мне самой что-то зябко...
Миссис Моррис бросила на Эмили проницательный взгляд. Девочка поёжилась, кашлянула. Нянюшка сузила глаза. Эмили переступила босыми ногами по ковру и вздохнула - очень печально. Миссис Моррис поняла, что эту битву она проиграла и отправилась выполнять просьбу девочки. Эмили ликовала. Чтобы забрать дрова из пристройки, в которой жил садовник, растопить их в очаге под кухней и проследить за дымом, у нянюшки уйдёт не меньше часа. И за это время они с Вэлентайном наговорятся всласть обо всём на свете...
- Уффф! - шумно выдохнул мальчик и плюхнулся прямо на ковёр, подогнув под себя ноги и спрятав несуразные галоши, - Однако, должен признать, какой же страшный дракон охраняет Вашу светлость! Я уж думал, придётся отступиться и отбыть восвояси ни с чем...
- Вы ведь великий воин, я уверена, подобные Вам никогда не сдаются, - рассмеялась Эмили.
- Это верно, мы не сдаёмся никогда-преникогда! - Вэлентайн по-крабьи подтянулся поближе к столику с печеньем, цапнул сразу два, набил рот и уже совсем другим тоном поинтересовался, - А это правда, что Вы ужасненько больны?
Эмили опустила плечи, потеребила кончик косички. Как тут сразу всё объяснить...
- Вы совсем не выглядите больной, - продолжал мальчик, - бледноваты слегка, это да, показать бы Вас солнышку. Погулять не хотите?
- Хочу! Больше всего на свете хочу...
- Но?
- Но если 'страшный дракон' узнает, что я вышла наружу без разрешения, не сносить нам с вами обоим голов на плечах, достопочтимый сэр...
- Вот как? А что же такого ужасного может с Вами приключиться снаружи?
- Ах, право слово, я даже не знаю, как вот так сразу всё Вам рассказать про свою беду, о великий рыцарь из славного немецкого рода Голдфишеров.
Вэлентайн подозрительно сузил глаза, Эмили слегка покраснела и опустила глаза. Да, она всё же иногда покидала свою комнату, несмотря на строгость 'дракона', но признаться в этом вот так сразу было как-то очень уж неловко. Однако Вэлентайн всё же понял проблему Эмили по-своему.
- Видать, родители Ваши слишком уж заняты на своих важных-преважных работах и всяческих взрослых делах, вот дракон и разошёлся у Вас в замке как хозяин, да устанавливает свои драконьи правила?
- Отчасти... - прошептала Эмили, краснея ещё сильней. Она очень тосковала по папиным сказкам и маминому смеху, но признаться в этом не смогла бы никому. Как хорошо, что её новый знакомый сам обо всём догадался.
- Ну, это не такая уж и беда, - приободрил её Вэлентайн, разливая по стаканам сок, - многие родители слишком переживают за свои чада, так что не дают им свободно ни шагу ступить. Это случается.
- Случается, - вздохнула Эмили, глядя как стакан запотевает от её дыхания, - да только меня и впрямь часто берут в плен разные недуги. И я уже столько всего на своём веку успела перечитать про самые разные болезни и способы их облегчения, что сама бы, наверное, могла стать доктором. Ну, или медсестрой.
- Неужто? - Вэлентайн поднял брови и оглядел спальню девочки более внимательно. Теперь ему бросились в глаза стройные ряды книжных полок в тени у левой стены. - Вы позволите рассмотреть Вашу библиотеку?
- О, конечно. Да только там вряд ли есть что-то, способное произвести впечатление на странствующего рыцаря...
Кончики пальцев пробежались по старинным затёртым корешкам. Вэлентайн дошёл до третьей полки, насчитал шестнадцать медицинских энциклопедий и присвистнул:
- Да тут всё про столько болезней на свете, сколько я и представить себе не мог бы!
Остальное пространство занимали травники, руководители по целебным растениям, сборники рецептов домашних лекарств, несколько больших атласов анатомии, и в самом конце сиротливо жались друг к другу, словно сами не понимали, как они тут оказались, несколько томиков со сказками.
- О, а эту книгу я знаю, - Вэлентайн вынул с полки 'Гномьи сказки' Ханса Эмиля Россена и присвистнул - экземпляр, принадлежащий Эмили был редким букинистическим изданием с цветными иллюстрациями самого автора. - Можно мне немного посмотреть картинки?
- Конечно! Присаживайтесь, славный сэр. В ногах правды нет, как любит поговаривать наш садовник.
- Это верно, это верно, - прокряхтел мальчик, забираясь на краешек кровати Эмили и изо всех сил стараясь спрятать громадные галоши подальше от зрения. 'Гномьи сказки' были очень большой книгой, книжищей даже, и Эмили подвинулась поближе, чтобы помочь мальчику её держать.
- Хотите, я покажу Вам свою самую любимую иллюстрацию? - Эмили привычно заложив палец между страницами, перелистнула примерно две трети и раскрыла книгу на главе, посвящённой празднованию лесным народом Нового года. Маленькие человечки, обряженные в яркие колпаки, готовили праздничные блюда, а столами им служили низкие древесные пни.
Вэлентайн осторожно провёл кончиками чутких пальцев по верхушкам колпаков и что-то неразборчиво пробормотал себе под нос, а затем объяснил Эмили:
- Я совсем не такими их себе представлял. Будь моя воля, я бы сам нарисовал картинки к этим рассказам и показал бы всем то, что я вижу, когда их читаю.
- Как интересно! Отчего бы Вам и впрямь не попробовать?
- Ну... Я как-то осмелился стащить... Ой! То есть взять в свободное от работы время! Цветные мелки которыми отец нумерует бочки для соленьев. Немного порисовал, и кажется что-то даже начало получаться, но... Словом, маманя моя так быстро пришла в ярость, когда увидела... Ударила меня сильно-пресильно по рукам чугунным утюгом - уж что ей тогда под руку попалось...
Мальчик поднял вверх правую руку, сильно растопырив пальцы и Эмили увидела, что средний палец его немного искривлён, а на указательном большая красная шишка.
- Так и не зажило до конца. Ни перо, ни кисть теперь нормально не подержать. Так что не смогу я больше никогда рисовать.
Эмили была ошеломлена. Она просто не знала, что на это сказать. Чтобы мать могла так навредить собственному ребёнку! Немыслимо... Её дыхание замерло, глаза широко распахнулись и их цвет внезапно переменился с карих в медовые - яркая вспышка на бледном тонком личике.
- Но за что? Почему? Как? - воскликнула она, не в силах совладать с чувствами.
- Да обычное дело в большой семье, мисс. Чтобы всех прокормить, нужно очень много работать, как водится... А рисование - это вовсе не то занятие, что может много денег принести в семью. Так уж повелось.
- Но... Но моя мать вполне успешно пишет картины, иллюстрации и даже праздничные открытки и насколько я знаю, вполне неплохо на этом зарабатывает. Что же за повод был у Вашей мамы быть настолько к Вам жестокой?
- Ах, мисс... Что там какой-то безвестный мальчонка из бедной, ничем не примечательной семьи и его мазня, по сравнению с Вашей благородной маман и её знатным именем и родом, значимым для всей страны? Тут уж изначально слишком большая разница, чтобы даже попробовать сравнить.
Эмили замолчала, потрясённая до глубины души. Вэлентайн медленно перелистывал книгу, внимательно рассматривая иллюстрации. Ему действительно было интересно. Так и застала их миссис Моррис - двух детей из совершенно разных миров, соединённых одной красивой сказочной книгой, которую они совместными усилиями удерживали на четырёх своих худых коленках.
ГЛАВА 7
Вэлентайн уехал вместе с извозчиком почтового дилижанса, а Эмили весь остаток дня и почти целую ночь места себе не находила от нахлынувших на неё мыслей и эмоций.
Мать Эмили решила устраниться из её жизни и почти не принимать никакого участия в том, что происходило с девочкой, а мама Вэлентайна, наоборот, жёстко направляла мальчика по выбранному ею пути. И тот, и другой способы воспитания сказывались печальным образом, и Эмили не знала, что и хуже - почти не видеть свою мать, мучаясь от душевного холода и одиночества, или же, в точности до наоборот, постоянно ощущать её взгляд, чувствовать её присутствие за своей спиной и испытывать страх сделать что-либо неправильно, опасаясь наказания...
Посреди ночи девочка проснулась от яркого эмоционального сна. Ей приснилось, что мальчик по имени Вэлентайн Голдфишер умирает от жажды. Девочка утолила свою собственную жажду, убрала дополнительное одеяло, которым покрыла её няня, произнесла короткую молитву Деве Марии, и уже начала засыпать снова, но едва её голова коснулась подушки, она вновь увидела лицо своего нового друга, покрасневшего и задыхающегося, мучительно изнывающего от жары, словно он находился посреди пустыни. Разгадать этого видения Эмили так и не удалось, и в её сердце поселилась тревога.
Утром миссис Моррис принесла в комнату Эмили специальный диетический завтрак - стакан яблочного сока и запеканку из свежего деревенского творога, молока и яиц. Пока девочка ковыряла хрустящую золотистую корочку, няня рассказала, что мистер Уэйнрайт остался дома и собирается по каким-то делам в пригород. Эмили, сама до конца не понимая своих мыслей, очень обрадовалась и поспешила поскорее покончить с запеканкой и соком. Надев тёплый домашний костюм под бдительным взглядом няни, она заторопилась к отцу в кабинет.
- А-а-а, это ты, маленькая Эм, - мистер Уэйнрайт рассеянно потрепал девочку по голове, не отрывая взгляда от папки с бумагами в вытянутой руке, - Я сейчас поеду к мистеру Хонкрафту в Риверджсон, обсудить один маленький финансовый прожект. Не думаю, что это займёт много времени. А потом мы с тобой могли бы...
- Ах, папочка! Папочка! Возьми меня с собой, прошу тебя! - взволнованно перебила Эмили. Глаза её лихорадочно блестели, руки дрожали от волнения. Мистер Уэйнрайт удивлённо взглянул на дочь.
- Что с тобой, малышка Эм? Неужто старик Хонкрафт представляет собой какую-то особую ценность, о которой мне не ведомо? - засмеялся он.
- Эх, папочка, так всего сразу и не объяснить! Но мне очень нужно попасть в пригород! Это очень-очень важно, прошу тебя, папулечка!
- Хм-м-м... - мистер Уэйнрайт внимательно взглянул в блестящие глаза Эмили, осторожно сжал её дрожащие пальцы, - Ты совсем засиделась дома, да, родная? Ну ладно. Только собраться нужно очень быстро, хорошо? Мой водитель уже ждёт внизу.
Эмили взвизгнула, подпрыгнула от восторга и тут же помчалась наверх.
- Нянечка, помогите, пожалуйста, с дорожным костюмом! Да побыстрее, побыстрее! Я еду с папой! - запрыгала она на одной ноге, избавляясь от домашних штанишек.
Миссис Моррис широко раскрыла рот в изумлении, но тут же закрыла его, сжав губы в сухую жёсткую линию, наморщив лоб, изо всех сил удерживая готовые вырваться возмущения.
- Ну же, нянечка, поторопитесь, очень-очень вас прошу!
Миссис Моррис снова раскрыла рот, как пловец, набирающий воздуха перед прыжком, помедлила, но так ничего и не произнесла, закрыла рот и открыла его снова, словно рыбка, выпрыгнувшая из пруда. Неожиданный энергичный напор Эмили просто ошеломил её.
- Папа мне разрешил! - засмеялась Эмили, распахивая шкаф и выуживая длинное темно-коричневое платье - Не переживайте, няня, внутри папиной комфортабельной и безопасной машины со мной совершенно ничего не случится!
- Ну, раз мистер Уэйнрайт не имеет ничего против... - выдохнула наконец няня. Она поняла, что не в её силах помешать Эмили и лишь беспомощно развела маленькими полноватыми руками.
Наспех натянув на себя чулки, нижнее платье, подъюбник, пышную кружевную кремовую блузку, а затем и верхнее дорожное платье цвета горького шоколада с рукавами по самые запястья и юбкой, покрывающей колени, Эмили с большим трудом заставила себя стоять ровно, пока няня застёгивала пуговицы, поправляла петельки и банты, причёсывала её длинные волосы и укладывала их под шляпку.
Когда всё было готово, Эмили попросила миссис Моррис подготовить её прогулочные туфли, а сама умчалась на кухню. Там она отмыла молочную бутылку и набрала в неё чистой прохладной отстоянной воды из глиняного кувшина. Подумав, наполнила ещё одну бутылку. Уложив бутылки в корзинку, она добавила к ним бумажный пакет со свежими шоколадными печеньями, небольшую магазинную ватрушку с миндалём, несколько ароматных розово-жёлтых яблок - ей показалось, что именно такие больше всего понравились Вэлентайну - и лёгкой птичкой взмыла обратно в спальню. Схватила с полки первую попавшуюся книжицу, засунула и её в корзинку, наскоро управилась с туфлями и под неодобрительные возгласы нянюшки всё так же быстро слетела вниз, по лестнице и через коридор к парадному входу наружу, где уже стоял мистер Уэйнрайт, поглядывая на часы, и курил паренёк водитель рядом с его тёмно-вишнёвым роллс-ройсом.
Эмили торопилась как никогда. Дыхание сбилось, в боку нещадно кололо, сердце колотилось. Больше всего она боялась, что отец может внезапно передумать и отказаться брать её с собой в поездку. Это было бы совершенно невыносимо. Поэтому, не дожидаясь пока водитель откроет ей дверь, Эмили проделала это сама, быстро забралась внутрь машины, умостила корзинку на юбках и обессиленно откинулась на спинку сиденья. Мужчины тоже сели в машину, мистер Уэйнрайт обернулся с пассажирского сиденья, шутливо постучал по стеклянной перегородке и окинул раскрасневшуюся, запыхавшуюся девочку обеспокоенным взглядом. Эмили ответила своей самой жизнерадостной улыбкой, мистер Уэйнрайт тоже улыбнулся и дал водителю знак.
Ах, как хорошо было прокатиться ясным летним деньком на быстрой, блестящей машине! Мимо мелькали ухоженные сады и соседские поместья, а небо, украшенное пушистыми белыми облаками, становилось всё выше и прозрачнее... Эмили, в жизни которой было не так уж и много развлечений, пришла в полный восторг. Жаль только, нельзя приоткрыть окно и позволить ветру растрепать волосы... Этого папа точно не одобрит - вдруг маленькая Эм простынет. Но может быть, когда-нибудь... Эмили погрузилась в грёзы, в которых она взрослая и самостоятельная, сидела за рулём своей собственной машины. В её мечтах это был небольшой белый корвет с откидным верхом. Вот где вовсю разгулялся бы встречный ветер! Эмили была бы так ему рада...
Поместье Хонкрафтов выглядело по меньшей мере очень вычурно и странно. Взявшись за реставрацию старинного дома, старший сын Альберон Хонкрафт превратил фасад в ровненький ряд светло-охристых кирпичиков, новеньких, только с завода. Но - лишь до половины. Поссорившись с отцом, молодой человек бросил свою работу и уехал попытать счастья в большом городе. Теперь все стены дома снаружи представляли собою смешение экстравагантной новизны и отжившей старины, аккуратных рыжих рядков вперемешку с мрачным почерневшим от времени камнем. Внутри картина открывалась ещё более забавная. Разозлившись на упрямца-отца, протестующего против нововведений, Альберон покрасил все стены и потолок в прихожей яркой ультрамариновой краской. Старые потёртые долгими годами кресла и рассыхающиеся столики смотрелись на фоне такого кричащего цвета очень сиротливо. Конечно же, при желании, старик Хонкрафт мог бы нанять рабочих, которые бы всё исправили, но по каким-то своим, личным, причинам, он этого не делал... Может быть, надеялся, что сын вернётся и продолжит свой проект самостоятельно? Как бы там ни было, поместье Хонкрафт стало притчей во языцех всех местных жителей. И теперь Эмили представился случай увидеть известный дом своими собственными глазами.
Почтенному мистеру Хонкрафту тем летом исполнилось восемьдесят шесть. Передвигаться по дому становилось всё сложнее, выходить в сад и того трудней... Старик жил один, на приходящую экономку только ворчал. Думая о неминуемом будущем, он хотел проконсультироваться у мистера Уэйнрайта по поводу такого важного и вместе с тем деликатного дельца, как финансовое наследство. Заслышав гул машины, дрожащими руками он надел пенсне, поправил белый вихор на голове и зацепившись мизинцем за край своего чернильно-синего жакета, встал на пороге, поджидая гостя.
Увидев Эмили, старик расплылся в улыбке и наговорил столько комплиментов, что и на год бы хватило вспоминать и радоваться. Его голос был сухим и скрипучим, во рту недоставало многих зубов, а в уголках глаз лучились смешливые морщинки. Эмили немного побаивалась пожилых людей, но Хонкрафт производил впечатление доброго человека. Она с интересом рассматривала и его самого, и его дом, с каждым взглядом подмечая всё больше любопытных деталей...
Пока мужчины беседовали, она успела составить целый список примечательных мелочей. Вот странная картина в массивной бронзовой раме - морской пейзаж на ней как будто выцвел, или покрылся плотным слоем пыли, так что даже пальцы сами тянутся провести по шероховатой поверхности. Но, конечно, приличные юные леди не ведут себя подобным образом, поэтому остаётся только рассматривать побледневшие волны с приличного расстояния и гадать...
А вот надколотая чернильница из тёмно-бордового стекла на маленьком треугольном столике тёмного красного дерева со сколом на столешнице, и обе эти вещицы настолько схожи и примечательны, что кажется уже не могут существовать друг без друга. Хотя обычно в доме не держат поломанных вещей, особенно пожилые люди как водится, очень суеверны. Наверное, мистеру Хонкрафту эти вещи слишком дороги...
А эти дивные шторы с широкими узорами, как будто кружевные, вкусного оттенка кофе с молоком. Слишком светлые для гостиной, из ткани, явно для штор не предназначенной, но в этом доме всё было весьма необычно. Эмили подошла к комоду у стены, где ютился ряд фотографий в резных рамках. Вот молодой мистер Хонкрафт, высокий и улыбчивый, и вихор на его голове ещё чёрный. На других фотографиях ближайшие родственники и конечно же сыновья - Альберон и Глендел, оба очень похожие на своего отца. В отдельной, особенно изящной рамочке портрет красивой женщины с аккуратными карамельными локонами и светлыми глазами - наверняка это миссис Хонкрафт. Не у неё ли был такой нестандартный вкус? И не потому ли мистер Хонкрафт до сих пор не желает ничего в доме менять...
Эмили вдруг стало очень грустно. Неясная тревога за Вэлентайна всплыла с новой силой. Она вышла в сад, умостилась на протёртой деревянной скамейке, и чтобы хоть как-то отвлечься, попыталась сосчитать настурции на клумбах. Цветов было так много, что все они сливались в яркий пёстрый ковёр. День выдался довольно жарким, и Эмили было тяжело в её многослойной одежде, хоть платье и было сшито из лёгкой прохладной струящейся крепдешиновой ткани. В дальнем конце сада виднелся красивый старинный фонтан под аркой, увитой лиловыми глициниями. Эмили представила, как должно быть раньше было здорово Хокнрафтам собираться тут всей семьёй, укрываясь от жары, делиться новостями, наблюдая как птицы пьют из фонтана, а вокруг медовых глициний кружатся толстенькие шмели...
- Устала, милая? - мистер Уэйнрайт сел рядом и ласково улыбнулся девочке. - Ну ничего, нам уже можно отправляться домой. Образцы заявлений я мистеру Хонкрафту оставил, пусть поразмышляет на досуге не спеша...
- Ах, папочка! Мне очень-очень нужно побывать в одном месте... - Эмили опустила голову, пряча от отца слёзы, - Не мог бы ты попросить водителя отвезти нас на ферму за холмами? Кажется, это не так уж и далеко отсюда...
- Ага... Так я и думал, что всё это неспроста! - усмехнулся мистер Уэйнрайт.
- Пожалуйста, это так важно для меня! Прошу тебя, папулечка!
- Всё-всё, сдаюсь, - мистер Уэйнрайт обнял Эмили за тонкие плечи, - Миссис Моррис рассказала мне о твоём новом друге, что живёт на ферме за холмами. Если поторопимся, к ужину вернёмся домой. Ведь дело у тебя недолгое, верно?
- Ну... Честно говоря, я не знаю... Но скорее да, чем нет.
- Ох уж эти женщины! - рассмеялся мистер Уэйнрайт, - С вами нужно непременно держать ухо востро и быть готовым ко всему. Ну ладно, так уж и быть... Поехали.
- Ты самый лучший на свете! - Эмили поцеловала отца в щёку и бросилась к машине...
Нужная ферма отыскалась сразу же - благодаря яркому дорожному знаку с изображением золотой рыбки, словно герб на развевающемся флаге.
- Голдфишер! Золотая рыбка! Вот оно! - обрадовалась Эмили. (gold fish - голд фиш - золотая рыбка, англ.) - Рэнчер, будьте добры, высадите меня прямо тут! Там сбоку открыта калитка...
- Но позвольте, леди, - возразил водитель, - разве не лучше припарковаться у главных ворот и посигналить, чтобы нас заметили и встретили как полагается?
Эмили задумалась.
- Нет, Рэнчер! Моя интуиция подсказывает, что лучше всего мне войти с этой стороны.
- Ну уж нет, одна ты туда не отправишься ни в коем разе, - решительно запротестовал мистер Уэйнрайт. - Мы так и быть, послушаем твою женскую интуицию, но я пойду с тобой и не спорь, юная леди!
Никогда ещё Эмили не волновалась так сильно. Она достала из машины свою корзинку, сжимая её обеими руками и пытаясь успокоиться, но мистер Уэйнрайт как истинный джентльмен, перехватил у своей дочки ношу. Дойдя до калитки, он остановился, поджидая Эмили. Девочка подобрала юбки - трава здесь была так высока, словно её никогда не стригли, и кололась даже сквозь одежду - и нерешительно последовала за ним. Мистер Уэйнрайт приоткрыл кованую железную дверцу, та не издала ни звука... Эмили затаив дыхание, вошла вовнутрь и почти сразу же громко вскрикнула.
Это был задний двор поместья Голдфишеров, густо залитый ярким летним солнцем. Здесь действительно было сухо и жарко, как в пустыне. В голую землю было вбито высокое потемневшее бревно. И к этому бревну толстыми грубыми веревками был привязан мальчик... Вэлентайн Голдфишер. В своей старой, грязной одежде, с непокрытой головой... Красный, измученный, осоловевший и изнывающий от жажды.
ГЛАВА 8
Эмили не верила своим глазам, отказывалась верить. Как во сне, шаг за шагом она подходила всё ближе, глаза её перебегали с глубоких тёмных рытвин на столбе, на лицо мальчика и обратно на верёвки, на красноватую от глины землю, на крышу с флюгером, виднеющуюся вдали... Обычная крыша, обычный флюгер, обычное бесплодное подворье - и такая жестокость? Нет, не может этого быть! Не должно так быть!
- Эмили? - шёпотом проговорил Вэлентайн. Привлечённый шорохом её платья, он поднял голову и прищурился, пытаясь рассмотреть её фигуру, - Мне мерещится или это и правда ты? Что ты тут делаешь? Тебе же нельзя выходить из дома?
Эмили обошла вокруг столба, осмотрела крепкие тугие узлы, въевшиеся ему в руки... Кожа вокруг верёвок покраснела и опухла, босые ноги с запёкшимися корками крови тоже выглядели не лучшим образом. Раскрасневшееся лицо, измученный взгляд... Эмили почувствовала, как в её груди нарастает жгучее пламя. В висках застучало, перед глазами всё помутилось.
- О, юный джентельмен, кто с тобой это сделал? Во имя всех святых! - мистер Уэйнрайт тоже был потрясён увиденным.
- О... Вы, должно быть, отец леди Эмили? Рад знакомству, сэр! Хотя, будь моя воля, оно происходило бы при несколько иных обстоятельствах... - Вэлентайн попытался рассмотреть стоящего перед ним мужчину, но тот двоился у него в глазах. Картинка никак не хотела фокусироваться. Он потряс головой и тихонько застонал.
Эмили без слов забрала у отца корзинку, вынула бутылку с водой, раскупорила и поднесла к губам мальчика прохладное стеклянное горлышко. Мальчик тут же жадно приник к бутылке, хватая ртом живительную влагу, проливая воду себе на грудь и на землю. Первая бутылка осушилась очень быстро. Вторая ушла медленнее, и к тому моменту, когда вода в ней закончилась, Вэлентайн ощутил слабый прилив сил. Проморгавшись, он наконец разглядел белое лицо Эмили с огромными, полными ужаса и злости глазами, и изумлённо-взволнованное лицо мистера Уэйнрайта.
- Обычное наказание в нашей семье, сэр... Спасибо, благородная леди Эмили, ты спасла меня от невыносимой муки. Я навеки твой должник. Но всё же... Как вы тут оказались?
Ответить Эмили не успела - под крышей с флюгером открылась дверь и из неё показался рослый широкоплечий мужчина с такими же соломенными волосами, как у Вэлентайна. Подойдя к гостям, он весьма скупо поприветствовал обоих кивком и принялся отвязывать верёвки, удерживающие мальчика у позорного столба.
- Что, негодник, уже успел очаровать местную принцессу? - его передний зуб был выщерблен, а серые глаза казались стальными от блеска солнца. Он хмыкнул, с каким-то мрачным раздражением оглядев девочку с головы до ног. Мистер Уэйнрайт тут же заслонил дочь собой.
- Разрешите представиться, Лемюэль Уэйнрайт, - папа Эмили при знакомстве с кем-либо никогда не прибавлял титулов к своему имени и кажется, сейчас это было особенно верным решением, - И моя дочь Эмили. Мы приехали навестить... Эм-м-м...
- Вэлентайна, нашего друга, - подхватила Эмили, и глядя как мальчик потирает онемевшие, покрасневшие и опухшие руки, не удержавшись, воскликнула - Как вы можете?! За что вы с ним так поступаете?!
- Эмили, детка... Позволь, я сам поговорю с мистером Голдфишером, - сказал мистер Уэйнрайт мягко, но непреклонно.
Мужчины отошли в сторонку и завели один из тех серьёзных взрослых разговоров, в которых никогда не находилось места детям. А если и удавалось что-то подслушать, то обычно слова и выражения, которые использовали взрослые, были не совсем понятны.
- Да всё в порядке... - попытался успокоить Эмили Вэлентайн, - Мне не привыкать. Это уже далеко не первый раз...
- Не первый раз?! Но это же просто ужасно!
- Ну, я ведь сбежал из дома не впервые, несмотря на запрет. И не показывался почти пять дней, вот отец и рассвирепел...
- Сбежал... - ошеломлённо произнесла Эмили, - Вот как... Надо было мне сразу догадаться, что ты не просто погулять ушёл... Да ещё так далеко от дома.
- А что поделать? Надоело постоянно на грядках спину гнуть, захотелось хоть немного вкусить свободы. И теперь я за это поплатился.
- И что, больше сбегать не станешь?
Вэлентайн выудил из корзинки яблоко, со вкусом отгрыз большой кусок и невнятно что-то пробормотал. Прожевал и тогда объяснил:
- Ну, надо же хоть изредка тебя навещать. Так что может и снова сбегу. Хотя, ты, судя по всему, теперь и сама сможешь приехать в гости?
- Может и смогу. Если наши папы сейчас о чём-то договорятся и расстанутся на дружелюбной ноте...
- А как вы вообще сюда приехали, может быть, ты мне наконец объяснишь?
Эмили тяжело вздохнула, стала вынимать из корзинки всё по очереди и отдавать Вэлентайну.
- Сначала мне приснился сон, будто ты в пустыне и умираешь от жажды.
- Ну, фактически так и было... Сам по себе столб ничем не ужасен, а вот когда на второй день пить хочется жуть как - действительно помирать начинаешь.
- На второй день? - осевшим голосом переспросила Эмили.
- Ну да... Как я вернулся, так меня папка и привязал сразу. Считай, полдня вчера, вся ночь и полдня сегодня я тут торчу. Без еды и питья, такой вот суровый закон.
- Какой кошмар... - Эмили выронила книгу, и та плюхнулась на землю, подняв облачко красноватой пыли.
- Бывало и похуже, но я, пожалуй, не стану тебе рассказывать, - Вэлентайн поднял книгу, с любопытством взглянул на корешок и сунул себе подмышку, - В общем, сначала тебе приснился про меня сон, а потом ты уговорила своего папу сюда приехать. Понятненько... Хочешь клубники? В теплице как раз поспела. Новый сорт. Из Нидар... Как там правильно... Ни-дир-ляндов, вот. Гигантская и очень сладкая. Пойдём!
Вэлентайн взял Эмили за руку и уверенно повёл за собой. Мистер Уэйнрайт тут же последовал за дочерью. Отец Вэлентайна улыбался и что-то активно ему объяснял на ходу, а тот только кивал, не перебивая. Лицо его было мрачнее тучи.
- Всё это время мне придавала сил мысль, что когда наказание закончится, я смогу поесть этой восхитительной клубники! - Вэлентайн помог Эмили пройти в узкий проём теплицы под плёнкой, и они оказались в душном и жарком царстве зелени. Клубничные кустики простирались на много рядов вперёд, а между рядами уже были заготовлены ягоды на просушку. Какой здесь стоял аромат!
- Какое богатство тут у вас! - восхитился мистер Уэйнрайт.
- Вот, угощайтесь, - Вэлентайн собрал несколько ягод прямо с грядки и протянул на раскрытых ладонях. Эмили с отцом попробовали по ягодке.
- Удивительный вкус, и правда! - мистер Уэйнрайт всё ещё напряжённо рассматривал фигуру папы Вэлентайна.
- А мне, наверное, нельзя... Ведь красные ягоды могут вызывать аллергию, - неуверенно сказала Эмили.
- Да что ты! Не отказывайся! Знаешь, сколько в них витаминов и этих, как их... Ми-кро-эле-ментов. Мама младшеньким нашим уже в полгодика давала кушать такие ягодки, толкла в кашицу вместе с молоком. Очень полезно!
Эмили покосилась на папу, но тому явно было не до опасений об аллергии. Глаза его блестели и неотрывно наблюдали за мистером Голдфишером, а тот, в свою очередь, переводил взгляд с него на Эмили, и взгляд этот был не так чтобы очень дружелюбным... Вэлентайн где-то раздобыл большую плетёную корзину и уже вовсю ловко орудовал руками, оббирая клубничные кустики. Не зная, куда себя деть, Эмили стала ему помогать. Её пальцы путались в тугих зелёных стеблях, дело спорилось не так быстро, как у Вэлентайна, но теперь, по крайней мере, не надо было прятать взгляд от мистера Голдфишера.
- Пойдёмте, я проведу вас, - наконец сказал, как отрезал, мистер Голдфишер, мистер Уэйнрайт кивнул и вышел из теплицы. Эмили нервно подскочила следом за отцом, путаясь в юбках. Замыкал небольшую процессию Вэлентайн с корзиной клубники наперевес.
Мальчик галантно открыл ей дверцу и уже садясь в машину, Эмили вдруг услышала многочисленные женские и детские голоса, доносившиеся откуда-то издалека. Судя по всему, семья Голдфишеров была весьма многочисленной. 'Интересно, доведётся ли когда-нибудь познакомиться и с остальными 'золотыми рыбками'?' - подумала Эмили.
- Вот, - протянул было ей Вэлентайн корзину с клубникой, но мистер Голдфишер вдруг перехватил его руку. Вэлентайн застыл, как мышонок под веником. Эмили показалось, что этот неприятный сероглазый человек сейчас обругает его и отберёт корзину.
- Надеюсь, несмотря на несколько... Гм... Неловкое... Знакомство, - наконец медленно проговорил мистер Голдфишер, - Уэйнрайты будут помнить о нас, как о добропорядочных соседях. - он взял корзину из рук Вэлентайна и сам поместил её в машину у ног Эмили. Жёсткий взгляд встретился с её глазами. Девочка заставила себя смотреть прямо.
Эмили не услышала, как прощался её отец с мистером Голдфишером, перед глазами всё расплывалось и от жары, и от накала эмоций. Она уже была почти без сознания от шока всего пережитого. Она смотрела на Вэлентайна, а тот, видя её состояние, изо всех сил пытался поднять девочке настроение - корчил рожицы, подмигивал и делал вид, что плывёт по воздуху. Эмили вяло улыбнулась.
Наконец роллс-ройс Уэйнрайтов тронулся в путь. Эмили долго махала Вэлентайну рукой. Мальчик попытался бежать следом за машиной, но резко остановился. Стало ли ему снова плохо после нахождения у позорного столба или же его окликнул строгий отец, Эмили не смогла рассмотреть. Автомобиль набрал скорость, и фигурка мальчика растаяла вдали. Девочка тяжело-тяжело вздохнула и обессиленно опустилась на сидение. Она больше ничего не может сделать... Остаётся только надеяться, что Вэлентайн не станет больше творить никаких глупостей. Учитывая его свободолюбивый характер, надежда эта была весьма хрупкой. Эмили почувствовала, что засыпает, но даже через сон по её щекам потекли слёзы. Дурманящий аромат клубники, пробивающийся даже сквозь полусонное состояние, был слабым утешением...