"...Если она не пришла, значит с ней, что-то случилось. Чтож, одинокий вечер не самое плохое, можно почитать Верлена, принять горячую ванну и помечтать о Гавайях, где, скорее всего никогда не побывать, да и к чему собственно. И всё-таки жаль, что она не пришла, хотелось увидеть её и произнести вслух имя - Марсель, она бы обернулась, вскинув брови с застывшем на лице вопросом, а я бы рассмеялся, пожав плечами. И наверное она набросилась бы на меня с кулаками и в завязавшейся борьбе, я бы зацеловал её до смерти, или она меня. Но если она не пришла, значит что-то случилось.
Взяв с полки том Верлена, я попробовал читать, но монотонные рассуждения главного героя уже с первых страниц охладили желание, стало скучно и необыкновенно тихо, даже за окном ни звука, так странно. Она обещала придти в семь, и только около восьми вечера, я поверил, что сегодня мы не увидимся, в лучшем случае завтра. В лучшем случае завтра, без объяснений причин сегодняшнего отсутствия, без глупых вопросов, которые она терпеть не могла, всякий раз вскакивая, лишь я произносил "но, почему?", и оставляя меня снова одного. Я пожимал плечами, но не бежал вслед в попытке вернуть, это было бесполезно, а соответственно, со временем, мы приучили друг друга считаться с собственной свободой, хотя я и не считал абсолютно правильными подобные эксперименты.
Мы познакомились шесть месяцев назад в полупустом кинотеатре, где шёл фильм "Ванильное небо" Камерона Кроу, потрясающая картина. Я обратил внимание на Марсель ещё в фойе, когда она покупала мороженое, а потом ела его маленькой ложечкой из блестящей чашки, сидя на высоком стуле барной стойки кафетерия. На вид ей было 25-26 лет, каштановые волосы, рост чуть выше среднего и большие глаза, с застывшем в них вечным вопросом. Цвет глаз на расстояния не отличался от цвета глаз некогда знакомых мне женщин, я уже хотел, было пройти в зал, чувствуя лёгкую грусть и неопределённость, когда она, развернувшись в мою сторону, улыбнулась, а я неожиданно кивнул головой, как старой знакомой.
Мы сели на один ряд я в кресло Љ12, она с номером 11. Помню, она спросила, не смотрел ли я "Ванильное небо" раньше, я сказал, что нет. "Вам этот фильм понравится,- сказала она,- я смотрю его третий раз". Я снова кивнул, и прежде, чем погас свет, увидел, что глаза у неё карие, как я и предполагал. В течении всего фильма мы не проронили ни слова, но иногда, чуть повернув голову и разглядывая её лицо, я видел, что она плачет и мне хотелось обнять её в эти мгновения, чтобы она склонила голову мне на плечо, и свободной рукой можно было бы прикоснуться к слезинкам медленно скользящим по щекам.
Мы стали встречаться, сначала редко, потом почти каждый день. Она вечно чем-то занятая не разрешала мне звонить (странно, не правда ли), первой сообщала о планах на вечер или на выходные, и скажу, что мне не особо это нравилось. Конечно, месяца через три и я навязал ей некоторые правила, обязывающие двух людей, если между ними что-то есть к некоторым условностям, на что она согласно кивала, позволяла её целовать, и заниматься любовью, обычно поздно вечером, когда можно было погасить свет, и придумать новую игру с сюжетом из жизни, или из сказки...
Уже час как её нет, ожидание напрасно, но почему и Верлен не радует своим талантом? Где-то на полке лежал диск с записью концерта Чарльза Паркера. Марсель подарила его месяц назад, и мы иногда ставили этот диск, занимаясь чем-то вместе, или когда готовили ужин, или медитировали при свечах. Мне джаз не особенно нравится, она же была от него без ума. Джаз она ассоциировала со свободой. Далась она ей! Чтож, играй Чарльз Паркер, навевая грусть на двадцативосьмилетнего мужчину, готовящему в одиночестве ужин, ужин на двоих, для одного..."