Он подходит как всегда неслышно и как всегда сзади. Неназываемые!!
- Доброе утро, драгоценный. Когда-нибудь ты доведешь меня до нервного срыва своими появлениями!
Он пропускает мое восклицание мимо ушей. Улыбается:
- Очень красивые перчатки. - Его пальцы описывают неопределенную фигуру в воздухе. - Мне безумно нравятся. Откуда ты взял это чудо?
Смущенно прячу руки. Не хватало, чтобы мой женственный братик заподозрил меня в подражании его принципам.
- Тебе нравятся? Хочешь, подарю?
- Не думаю что у нас одинаковый размер, - с сожалением поджимает губы брат. - Твое времяпровождение на Арене не прошло даром.
- А почему ты так рано поднялся? - меняю тему, дабы не пришлось и далее рассуждать о перчатках и других предметах туалета.
- У меня были дела в городе. - Он безмятежно щурится от лучей солнца, проникающих в коридор сквозь разноцветную мозаику витражей. - К слову, ты ничего не хочешь мне сказать?
Смотрит из-под ресниц, лукаво улыбаясь.
На несколько бесконечных мгновений замираю, а потом отвечаю на улыбку.
- Ну, конечно же, я заметил! У тебя потрясающие серьги!
- Спасибо.
Он нервно облизывается, но кивает с довольной улыбкой.
- Что-то не так? - Насмешливо фыркаю. Но получаю совершенно неожиданный и странный ответ:
- Все не так, Любомир. Ты разве не понимаешь что абсолютно все не так?
- Мирослав, я тебя, конечно, люблю, но иногда терпеть твои перепады настроения просто невозможно!
Он смотрит. Пристально, оценивающе. Потом фыркает и сгибается пополам от смеха.
С ним невозможно общаться!
Два сына герцога как кавалерийские кони ржут посреди коридора.... Какой позор!
ВАЛЕНТИН.
Солнце убивает меня. Сжимает виски. Или это корона?
Тяжелое облачение давит к земле, в связи с интимностью разговора оно не поддерживается слугами. Золотая пектораль, нагревшись, просто пышет жаром. От этого задыхаюсь.
- Вы хотели меня видеть, матушка.
Не спрашиваю. Устало комментирую.
Она не отрывается от небольшого зеркальца. Придирчиво изучает свое лицо в осколок бездушного стекла. По нему пляшут солнечные блики.
Солнце убивает меня.
- Матушка?.. Матушка?!
Оправляет безупречную прическу тонкой рукой с длинными золотыми накладками на ногтях.
- Чужой. Здесь был чужой. Он потревожил меня. Я недовольна. Неужели ты, сын, не можешь обеспечить матери спокойствие, так необходимое ей?
Что?
- Матушка? Что вы имеете ввиду?
Зеркало поворачивается, и по моему лицу скользят зайчики. Слепят.
Солнце убивает меня.
- Я имею ввиду только то, о чем говорю. Я не Мирослав, прячущий сердце в кружеве обмана
Что?! Причем здесь он? Откуда моя мать... с чего она взяла?.. Она же и провела его в мои покои, не смотря на запреты...Почему она так ему благоволит? Она не знает в лицо своих фрейлин, иногда мне кажется, что она не помнит моего имени.... Но Мирослав.... Или он и с ней...
Неназываемые!
- Матушка, к чему здесь Мирослав? Кто потревожил ваш покой? Что это значит?
Она безумно медленно оправляет складки черного платья, разворачивая их золотом наверх.
- Мирослав последний обманщик, но не дурак. Там... - Рука унизанная браслетами и перстнями указывает на окно. Ее взгляд остается прикованным к своему отражению.
- Как вы могли видеть кого-то там, на крыше, если находитесь спиной к окну?
Она не двигается, продолжая созерцать себя.
Зеркало!
- Матушка, вы видели отражение чужого?
Она медленно кивает. Оправляет тяжелые длинные серьги-подвески искрящиеся камнями.
Все ясно, я точно знаю, что это рабочие мыли прозрачный купол зала, отчищая его от грязи, скопившейся за время дождей. Начальник моей охраны подписывал разрешение на подобные работы. Точнее у него нижайше просили разрешить выполнить их днем, ибо ночью хозяйственная служба дворца не успевала, и Дагон колебался. Ничто не должно омрачать взора Императора, тем более отмывание крыши. Я выспросил причину заминки, и высочайше позволил. Мне нет разницы, когда будут мыть крыши. Но матушке такое объяснение не подойдет.
- Я пришлю людей, сведущих в сыске, они смогут получить частицу вашего бесценного внимании?
- Нет! Я не желаю видеть никаких смертных!
- А я не могу заниматься сыском неизвестных, проникнувших на крышу малого зала Приветствий! Матушка, для этого есть обученные люди!
- Шшшш!
Он поднимается так стремительно и легко, будто нет на ней многокилограмового одеяния, драгоценностей. И зеркало летит на толстый ковер, а мать обхватывает мою голову руками, сжимая виски золотыми пальцами.
- Никому нельзя знать!
Задыхаюсь. Задыхаюсь от запаха духов, смешанного с ее ароматом, запомненным в раннем детстве.
- Что это все значит?! Я требую объяснений! Как связаны рабочие на крыше и Мирослав, которого здесь нет уже две недели? Почему никому нельзя знать?
Смех. Звонкий, переливающийся колокольчиками.
- Я расскажу сказку, сын. Ведь я давно не делала этого?.. Давно. Мой сын вырос и не слушает полоумную мать...верно?
- Что вы говорите, матушка? Я ценю ваше мнение...
Пытаюсь взять себя в руки. Нельзя. Нельзя сорваться и обидеть ее. Слишком много ей пришлось вынести в жизни, чтобы еще и я добавлял гречи в ее чашу. Она моя мать. Я должен быть внимательным и терпеливым...
- Да-да, добрый мальчик...- качает головой, разглядывая себя в зеркале за моей спиной.
Это надо заканчивать!
- Матушка, я должен покинуть вас. К сожалению, я не имею времени и желания слушать сказки! Вам бы было полезным провести несколько недель в летней резиденции, на море, вы очевидно переутомились!
Разворачиваюсь к двери. Неназываемый!!
Сзади тишина. Укоризненно-вязкая тишина. И лишь за захлопнувшейся дверью слышу звон разбившегося стекла. Ее зеркала...