Роман измучился. Впервые в жизни его терзала бессонница. Рядом безмятежно всхрапывала жена, уткнувшись носом в подушку. Роман покосился на супругу, осторожно отодвинулся, откинул одеяло и спустил ноги на холодный пол. Тапочки куда-то подевались, хотя многие годы Роман, слезая с кровати, безошибочно попадал ногами в уютные шлепки. Босиком прошлепал на кухню, включил свет. Открыл шкафчик - спиртное в доме было всегда, мало ли, какой случай выйдет. Посмотрел на бутылку водки, даже уже руку протянул, но почему-то передумал и налил холодного чаю. Вышел с чашкой на крыльцо.

Почуяв хозяина, заскулила собака. Роман поставил чашку на пенек, толкнул дверцу вольера. Почти стокилограммовая мохнатая туша взвилась на дыбы, обрушила лапы на плечи хозяина. Хорошо, Роман сам не маленький - ни ростом, ни обилием тела Бог не обделил.

- Ну что, что, - добродушно бурчал Роман, уворачиваясь от поцелуев собаки. - Все, отвали, от тебя воняет.

Туча, прикрывавшая луну, вдруг вспомнила о каком-то важном деле и улетела прочь. Сразу стало светло. И Роман заметил - шерсть у пса свалялась, на лапах гроздья репейника. Внезапно стало стыдно. Вроде и любил собаку - по-своему, конечно, сурово, но как еще можно любить цепного пса? Ценил как охранника, гордился даже. Где-то в глубине души считал собаку вторым близким существом. После жены, конечно. А два родных создания - уже хорошо, если кругом одни враги.

Роман никому бы не признался, что по приезде в Россию приобрел жуткий комплекс. Давно осталась в прошлой жизни родная Молдова, здесь и жена, и дом с постоянной пропиской. Но всеми фибрами души Роман ощущал враждебность извне. И всеми силами старался скрыть - как это мучает. Он по любому поводу лаялся с соседями, чтобы не подумали, будто слабак, хоть и чужак. Важно, не торопясь, ходил по деревне, по-хозяйски озирая окрестности. Иногда брал с собой собаку - без поводка, просто так, собаке тоже жить надо - и всегда был готов ответить недовольным: а пошли вы... Всегда настороже, готовый огрызнуться, а то и дать в морду, если понадобится.

Жена удивлялась: мол, Рома, ты ж не такой. Ну, выпить любишь, кто ж не любит. Но ведь не изверг же. Хорошая она баба, да как ей понять, что гложет Романа его чужеродность здесь. И взгляды косые бесят, и слово, брошенное в спину, и смех, пусть даже не по его поводу, но от него невольно горбится спина.

Истерично взлаял соседский кобель. Ромин водолаз тоже дернулся, взбрехнул, но Роман потрепал собаку - тихо, чучело. Расчесать бы тебя. А еще лучше помыть. И снова удивился: раньше такая мысль и в голову не пришла бы. Что с тобой, молдаванин?

Роман усмехнулся. Этим словом, кажется, уже детей начали пугать. Мол, не плачь, придет молдаванин, заберет тебя. Дачников предупреждали: не связывайтесь с этим, тронутый. Так порой и хотелось крикнуть: да не тронутый я, жизнью задолбанный, защита так срабатывает! Так не поймут же, заклюют совсем. Тогда вообще голову не поднять будет. Нет уж, лучше оставаться таким: непробиваемым.

Да и остался бы - легче оно. Вот только с вечера засела какая-то заноза и зудится, зудится.

И ничего особенного не случилось. Обычный день. Отпускной. Солнечный, яркий - машинально отметил новое впечатление Роман. Дверцу сарая починил, жене в огороде помог. После обеденной стопки водки, лениво почесывая грудь поверх майки, пялился в окно - наверняка какое-то безобразие случится. И точно: на заботливо привезенную кучу земли - удобренной, пушистой - карабкался щенок. Роман икнул. Сволочь, обоссыт ведь. Постучал в окно, но баба, держащаяся за поводок, даже ухом не повела. Пришлось подниматься, накидывать рубаху и идти разбираться. Давно Роман не ставил на место этих соседей.

Они приехали год назад. Вдвоем, вернее, втроем - с собакой невыговариваемой породы - Роман слышал как-то, соседке они объясняли, что за собака такая невиданная. И так сразу начали раздражать: чужаки ведь, а ведут себя так, словно всегда тут жили. Если б они хоть с кем-то поругались, может, Роман и не принял бы семейку настолько в штыки - чужаки, товарищи по несчастью, можно сказать. Или бы вид имели привычно заморенный. Но - нет. Часто видел Роман - утром или вечером - идут, вроде взрослые люди - за ручки держатся, улыбаются друг другу и окружающим, рядом собака - безразличная ко всему и всем. И так раздражала Романа эта безмятежность - словами не выразить. Один раз даже попытался собаку свою на их пса натравить. Спустил с цепи, указал на черного ухоженного красавца, скомандовал... И водолаз рванул.

Но буквально в паре метров, словно на стену налетел на спокойный взгляд внезапно обернувшего кобеля. И замер, как вкопанный. В замешательстве оглянулся на хозяина и попятился назад, в вольер. А те двое словно и не заметили. Хотя нет, мужик пытался что-то рыпнуться, баба удержала. Роман расслышал что-то вроде - "не опускайся".

С тех пор Роман не упускал случая поцапаться с этими соседями. Тем более дом они не купили - снимали. Значит, на птичьих правах. Но все его атаки разбивались о непробиваемое спокойствие парочки. И как назло встречались на каждом шагу - счастливые, влюбленные, словно подростки. Словно смеялись над Романом - ты так жить не умеешь. Чем еще больше злили Романа. Лишь один раз не сдержалась баба. Но Роман не любил вспоминать об этом, не то чтобы стыдно было, но как-то не по себе.

Кобель их заболел. Видно было - похудел, аж ветром качало. Мужик с бабой с ним носились: на такси в лечебницу возили, выводили на улицу раз по двадцать в день, шли по бокам, поддерживая собаку, чтобы не упал. Частенько мимо Романовых окон проходили, водолаз отчаянно брехал, и Роман воспользовался случаем. Как-то водолаз совершенно изошел на лай, как раз в послеобеденный сон Романа. Заскрежетав зубами, Рома выскочил на улицу. Так и есть: как раз напротив калитки лежал черный кобель, вернее скелет, обтянутый черной блеклой шерстью. Баба пыхтела над ним, пытаясь поднять, поставить на ноги. Роман злорадно сощурился: где тебе, пигалица, сама-то кожа да кости.

- Пошли отсюда, собаку мою тревожите, - заорал Роман, - сейчас спущу!

Баба подняла глаза. Романа словно тонким прутом полоснули: измученное лицо, полоски слез по щекам. Но остановиться уже не мог - слишком долго ждал случая. Он сам не помнил, что орал. Останавливался лишь воздуха набрать. И в одну и таких пауз услышал:

- Уйди, гад, сволочь ты последняя, босота гуцульская, а то булыжником запущу...

Роман осекся. Внезапно понял - запустит. Вон он, булыжник, здоровенный, с острыми краями. Вот так вилка - и не отступить, и не драться же с бабой.

Выручила жена - позвала зачем-то. Ушел медленно, словно нехотя, ругаясь на ходу. И весь день что-то грызло внутри, даже водка не залила. Наутро вроде отпустило. Но как назло узнал - помер кобель-то. И началась грызня в душе заново. Ненависть к соседям удвоилась, удесятерилась. Но повода для ругачки теперь не было. Хоть сточи зубы от ненависти.

Щенка соседи взяли весной. В Романе затеплилась надежда: вот оно, можно снова начинать. Он даже не заметил, как угасла неприязнь к остальным односельчанам - даже с некоторыми здороваться начал, с мужиками стал останавливаться болтать ни о чем - словно эти двое взяли на себя всю его ненависть, его неистовую вселенскую злобу.

Долго Роман не мог подловить соседей - сначала щенок дома сидел, потом по огороду бегал. И вот его вывели на улицу. Да еще куда - к забору Романа, к ценной земляной куче. Это была удача.

Роман едва не забыл натянуть штаны, уже в дверях спохватился. Еле в штанины попал - все в окно одним глазом косился - вдруг уйдут. Но баба с собакой так и стояли у кучи, словно бросали вызов Роману.

Еще не дойдя до калитки Роман зычно обложил бабу матом. А уж выйдя на улицу, разошелся вовсю. Баба слушала молча, не сводя глаз с собаки. Про кобеля, про нее саму, про ее мать. Роман даже растерялся. И удвоил усилия. Слова находились сами собой - обидные, хлесткие.

Но вдруг баба подняла голову. И - улыбнулась. Широко так, по-доброму, приветливо. Заготовленная фраза застряла в глотке. А баба склонила голову на бок, все так же улыбаясь, и ласково спросила:

- Мужик, ты чего такой злой? Ты по жизни такой злой?

Рома оторопел. Столько в глазах ненавистной бабы было благожелательности, а голос так звенел доброй заботой, что у Романа зачесались глаза. Где-то в глубине сознания послышался легкий хруст, откуда-то полилось тепло - пощипывая, покалывая сердце. Губ невольно растянулись в улыбке.

- Не-ет, - вырвалось у Романа. - Вообще-то я не злой...

- А чего ж собачишься? У тебя такая улыбка хорошая, а ты ругаешься. Ворчишь, словно старый дед. Молодой мужик такой, странно даже...

Роман почувствовал, как губы расползаются шире и шире, и ничего не мог с этим поделать. Словно плотина рухнула внутри - конечно, молодой, конечно, не злой. И живу не хуже других: дом, жена любимая, работа хорошая, собака преданная, люди вокруг душевные...

- Мы ж соседи, - слышался, словно издалека, голос бабы, - зачем ругаться?

Словно что-то новое открывалось для Романа - зачем ругаться? Вдруг стало совершенно ясно - незачем. Как он раньше-то этого не понимал.

Роман не помнил, как расстались они с этой бабой. Помнил только, что притопал домой, улыбаясь, поцеловал спящую жену. И долго смотрел в зеркало: улыбался, гасил улыбку, хмурился, улыбался, гасил улыбку, хмурился - ведь верно ж, с улыбкой-то приятнее. И седина к лицу. И улыбка хорошая, глаза карие - почти черные - от нее светлеют.

А теперь вот ночью пришел к своему верному стражу-водолазу и стоит, думает, что собаку бы надо привести в порядок. И нет внутри того стержня, ничто больше не стягивает нервы в комок. Роман потянулся: свободно, мощно. Господи, хорошо-то как! Откуда-то пришло решение - с рассветом на рыбалку, и собаку взять. Дело не в том, что кошкам рыбки наловить, к столу. Нет, посидеть с удочкой, как не сидел уже много лет, уставясь на поплавок - пупок на плоском животе реки. Да и собаке радость - какой водолаз без воды себя счастливым чувствует?

Вернулся Роман с рыбалки только вечером. И как-то сразу заметил - исчезли занавески с окон соседей. Да и дом выглядел иначе, чем всегда - какой-то печальный, словно покинутый. Взгрустнулось Роману, когда понял, что так и есть. Но для верности спросил жену за ужином: уехали, мол, соседи, что ли?

Жена наморщила лоб:

- Какие?

Роман даже растерялся: он даже имен не знал.

- Ну, эти, с собаками...

Жена недоуменно уставилась на Романа.

- С какими собаками?

Тут уж и Роман оторопел. Отложил кусок хлеба, вышел во двор, обошел дом, осмотрел крыльцо соседей. Заглянул в голые окна. Осторожно поспрашивал мужиков. По всему выходило, дом больше года пустой стоял, как прежние жильцы, кавказцы, съехали.

Да что же это? Роман на секунду испугался. Но всего лишь на секунду. Шумно вздохнув, зарылся лицом в мохнатую морду собаки. Приехали, вернули ему мозги на место. Сделали дело - оттянули на себя всю ненависть и резанули одним махом - и покатили дальше - пластические хирурги души. А могли бы скальпелем и иначе полоснуть... Может, Роман не такой конченый человек, раз не списали его в тираж. Значит, будем жить.