Несмотря на позднее время, общежитие жило полнокровной жизнью. Уже закончилась летняя сессия, но студенты не спешили разъезжаться по родительским пенатам - все ждали стипендии, которую почему-то не торопились выдавать. То ли ректору не хватило на свадьбу дочери собственных сбережений, то ли один из проректоров никак не мог достроить дачу, но так или иначе руководство института решило дать студентам возможность как следует проститься друг с другом на время каникул. И студенты вовсю пользовались данной возможностью. Голодное, но пьяное и веселое студенческое братство прощалось изо всех сил. Общежитие стонало и пело, жужжало и звенело пустой посудой. Открытые окна извергали русские и иностранные песни, пустые банки из-под пива и нескончаемые потоки споров.

- Ты только представь! Этот парень перевел "Genesis"! Смотри, целая тетрадь! А какой перевод!

- Что ты мне суешь? Это я же и перевел.

- Ха! Ну, ты трепло! Я не спорю, ты хороший парень, но это ты загнул!

Голоса все громче, спор все горячее, звук удара, возня, глухие ругательства. Будущие ученые катались по полу. В другом окне молотили кулаками по столу бородатые аспиранты. Каждая комната жила своей жизнью. Я уже давно должна была быть отрезанной от этой жизни, потому как была отчислена за систематически наплевательское отношение к учебе. Действительно, я охладела к занятиям. Мне вдруг стало неинтересно. Кто может упрекнуть меня в этом? Но, выйдя из не очень стройных рядов студенчества, я не вышла из их жизни. Я не очень тайно жила то в одной комнате, то в другой. Эти люди были интересны мне, я - им, так стоило ли лишать друг друга удовольствия общения из-за такой малости как отчисление? Я существовала отчасти мелкими приработками, отчасти на попечении аспирантов, которые отчего-то питали ко мне самые нежные братские чувства. Я платила им тем же. Вообще-то, я жутко безалаберна и беспечна. Я не искала постоянной работы, не училась, просто болталась между небом и землей. Вернее, между квартирами бывших сокурсников и просто интересных людей и общежитием, что не мешало окружающим относится ко мне с уважением и даже любовью. Может, они сами были такими же неприкаянными в этой жизни и тоже искали суть мироздания, но также не могли найти. Мы слушали запрещенную музыку, читали самиздатовские книги, видели мир несколько иначе, чем полагалось молодежи нашего поколения, долгие годы воспитываемого в духе глубокой веры в социалистические идеалы.

Я несколько раз обошла вокруг общежития, выбирая сегодняшних собеседников и собутыльников. На душе было пакостно, требовалось поднятие духа, может даже рыдание на чьем-нибудь уютном плече. Моя великая любовь оказалась на грани гибели, на реанимацию требовались силы, которых уже не хватало. Вот я и пришла подзарядиться энергией от умных и всезнающих друзей. Я заглянула в угловое окно, и выбора уже не оставалось: меня заметили. Из комнаты протянулись четыре мощных руки, приподняли меня и втянули внутрь. Вероятно, мое настроение было написано на лице, поэтому мне сразу налили стакан водки, протянув на закуску сморщенный огурец. Привычно выдохнув, я опрокинула стакан. Но осилила только половину и быстро запихала в себя огурец. На глаза навернулись слезы. Но не боли или горя, а просто слезы от обжигающего напитка.

- Умница, - произнес кудлатый великан Сеня.

Чем мне еще нравилась эта компания помимо начитанности и наличия самых бредовых, но увлекательных идей, это то, что здесь никогда пить не заставляли, не уговаривали, не упрашивали, не кричали "До дна!". Сколько выпил, столько и выпил. Другим больше достанется, более страждущим. Я почувствовала тепло и от выпитого, и от присутствия почти родных людей. Теперь можно рассказать о моих бедах, мне посочувствуют, а потом кто-нибудь выскажет свою точку зрения на проблему человеческих отношений, мы все дружно забудем о моих нехитрых горестях, и начнется вечный спор. Или кто-то возьмет гитару и споет в переводе запрещенную песню. И обязательно найдется несогласный с трактовкой. Мы окунемся в нескончаемую дискуссию о музыке и музыкантах, о сотнях музыкальных и немузыкальных тем. И это будет лучшим лекарством от моей любовной горячки.

Стукнув стаканом о стол, я стала изливать душу. И мне самой история моей несчастной любви показалась столь высокой и красивой, что в горле защипало, на глаза навернулись слезы. Шестеро мужчин внимательно слушали мои откровения, в которых я отчаянно казнила себя и воспевала любимого человека. Он был сравним разве только с божеством, сошедшим с сияющего Олимпа. Молод, хорош собой, впереди блестящее будущее. Я должна бы довольствоваться тем, что он вообще снизошел до общения со мной. А любовь его казалась вообще чудом. Тем более что я не имела ни кола, ни двора, ни должного образования. Так, полукровка, робко ловившая косой взгляд его величественной матери за огромным семейным обеденным столом. Я порой мечтала, чтобы все их семейное благополучие рухнуло в единый миг, и он сравнялся со мной - в скитании по жизни. Я намеренно унижала себя, зная, что он любит меня, что я ценна ему без денег, без положения в обществе, и надеясь, что друзья опровергнут мои самоуничижения. Изливалась я самозабвенно, поднимаясь над этим миром, полном земных проблем, ненависти и горя. Размолвка-то, в общем, вышла пустяковая. Но я вспылила. Звено за звеном, цепочка ярости опутала нас обоих и сдавила чувства. Мы запутались в словах, и я поспешила отступить на старые, давно испытанные рубежи.

- Ребята, я просто хочу быть всегда рядом с ним, хочу родить ему ребенка, стирать носки и варить супчики, - спустилась я на землю. - И в то же время оставаться его Музой. Но он не дает мне пока такой возможности, твердя, что быт убьет любовь. Но это глупо. Любовь нельзя убить. Она вечна. По крайней мере, должна быть такой.

Вот он, момент возгорания. Сейчас кто-то возразит. Кто-то меня поддержит. И через полчаса в комнате будет стоять такой гвалт, что сбегутся из соседних комнат. И скоро пол-этажа будет вовлечено в спор о любви - вечна или смертна, земная или божественная.

Так и случилось. Табачный дым занавесил лица. И только летали, ударяясь о стены, слова. Вспомнили всех: Таис и Александр, Мастер и Маргарита, Соломон и Суламифь, алкаш дядя Федор и его вечно битая супруга, истеричная вахтерша Дуся и ее флегматичный увалень Вася. Все свалилось в кучу - песни и стихи, молитвы и площадная ругань. Народу все прибывало. Откуда-то появлялась водка, закуска. Ну и кашу я заварила. Вдруг закружилась голова, захотелось свежего воздуха. Я протолкнулась к окну и по пояс высунулась наружу, окунувшись в чернила ночи. Ночь была живая, дышавшая нашими страстями. Она питалась нашими чувствами, смехом и слезами, собирая по крупинкам хорошее, превращала в звезды. Все злое и недоброе оставалось внизу. С нами. Вдохновение вознеслось на небо, остался темный осадок. Сразу показались ненужными все эти споры, нагромождения давно известных истин. Я оглянулась. В комнате оставались лишь основные спорщики. Гости потихоньку выскальзывали за дверь. Скоро за столом восседали лишь хозяева. На столе сиротливо стояла полупустая бутылка. Стало тихо, словно все осознали ненужность словесного потрясания воздуха, не решающего ничего. Тихо и грустно. Я села седьмой на колченогий стул. Попыталась улыбнуться, но меня никто не поддержал. Все думали о своем.

- Так и не решили, - сделала я еще одну попытку оживить обстановку, - какой должна быть истинная любовь.

Бородатый Паша, недавно разошедшийся со второй женой, лишь крякнул. Зато Сеня все-таки улыбнулся и ответил:

- Каждый выбирает ту любовь, которой достоин.

Он потянулся к бутылке, разлил остатки по стаканам.

- За нее, родимую!

Все потянулись чокаться. Когда стаканы, зазвенев, дружно встретились, раздался голос, заставивший нас замереть. Голос тихий, жалобный.

- Ребята...

Голос звучал извне. Ни на пороге, ни в окне никого не было. Решив, что мне послышалось, я потрясла головой и залпом выпила водку. Но парни завертели головами.

- Ребята...

Сеня решительно поставил свой стакан.

- Доигрались. Коллективные глюки. Слышали?

- Шутит кто-нибудь, - лениво отозвался Паша и выцедил содержимое своей посудины.

Но мной овладело странное беспокойство. Стало неуютно и холодно.

- Закрою окно, - поднялась я, потому что сидела ближе всех.

Холодный воздушный поток окатил меня с улицы. И я задержалась у раскрытого окна, вдыхая свежесть летней ночи.

- Выходите, мне скучно одному, - снова раздался тот же голос откуда-то сбоку.

От неожиданности я вздрогнула и больно стукнулась коленкой о батарею. Неудержимое женское любопытство заставило меня помимо своей воли вытянуть шею в направлении голоса. Прижимаясь к стене, словно прячась от освещенного прямоугольника окна, стоял незнакомый парень. Криво улыбаясь, он, едва шевеля губами, промолвил:

- Выходите, водки купим.

Я уставилась на незнакомца не в силах отвести взгляд от его глаз. В сумраке ночи они горели тускло-красным огнем, резко выделяясь на бледном лице. Парень стоял, будто прилипнув к стене, не двигаясь. Я тоже окаменела. Эти нечеловеческие глаза на не менее нечеловеческом лице гипнотизировали, лишали воли. Глаза манили, разгораясь все ярче. Вот они уже напоминают два раскаленных уголька, освещая бескровное лицо. Уже прошел первый страх.

- Пойдем со мной, - шептал незнакомец. - Мы будем много разговаривать, тебе будет легко со мной.

Сзади громыхнул стул.

- Что за черт, - громко сказала я, пытаясь стряхнуть оцепенение.

Рядом возник Сеня.

- Что, не закрывается? - дернул он раму.

- Да там парень какой-то, просит выйти, обещает водку и веселье.

Сеня выглянул и дернулся и странно застыл. Вдруг он резко оттолкнул меня от окна и с треском захлопнул окно. Потом он повернулся ко мне, и я увидела, что у этого взрослого, здоровенного мужика трясутся губы. Сеня рукой нашарил стул и грузно опустился на него.

- Ну, друзья, много я видел в этой жизни, но такое.... - он повернулся ко мне. - Ты тоже видела, это не белая горячка?

Я замотала головой.

- Да что вы там, черта увидели? - заволновались остальные.

- Похоже на то, - пробормотал Сеня. И описал увиденное.

Первое время стояла тишина. Потом посыпались версии. От пришествия вампиров до шизы, которая неумолимо косит наши ряды. Наконец, все угомонились. Мне выделили кровать подальше от окна, персональное одеяло. Выключили свет, и комната погрузилась в здоровый сон. Выждав, пока ровное дыхание соседей известит об их крепком сне, я тихонько позвала:

- Сеня...

Тот поднял голову.

- И все-таки, что это было?

- Не принимай близко к сердцу, я сам не понял. Так что выкинь из головы и спи.

- Сеня, я боюсь.

- Давай ко мне.

Я быстренько перебралась к Сене под одеяло, уткнулась лицом в его шею. Но красные глаза и здесь не оставили меня. Едва я пыталась окунуться в сладкое море сна, они тут же возникали. В голове раздавался глухой жалобный голос. Я ворочалась, Сеня ворчал, что я мешаю ему уснуть. Наконец, я поднялась, взяла со стола сигареты и вышла в коридор. Присев на корточки возле двери, я курила сигарету за сигаретой. В голове были только красные угольки и слова незнакомца:

- Тебе будет легко со мной....

Так я и уснула, сидя на полу. Очнулась уже под утро. Было холодно, онемели ноги и задница. Часы показывали четверть четвертого. Я потянулась и пошла на свою кровать. Остаток утра я провела как все нормальные люди. Ничто не тревожило мой сон.

День я начала с твердой уверенности выдерживать характер и не идти первой на примирении с любимым. Пусть помучается без меня. Но день надо было чем-то занять. И я поплелась в редакцию газеты, где иногда подменяла корректора и писала незатейливые статейки. Сразу на входе я наткнулась на заместителя редактора, который нашел для меня кучу дел. Я с радостью окунулась с редакционную суматоху, которая давала возможность не думать о завтрашнем дне. Вычитав свежие гранки и сочинив пару заголовков для статей стажеров, я навестила обитель журналистов - небольшую комнатенку, где всегда стоял невообразимы гвалт.

- Люся, - сразу выловил меня прима-журналист. - Слушай, море дел, выручи старика.

- Ну, давай, старикашка, - фамильярно потрепала я по небритой щеке ведущее перо редакции.

- Вот молодец, за что и люблю! Надо съездить к одному старикану, мы с ним договаривались, забрать рукопись. Чудной старик, он тебе понравится. Вот адрес.

Я так и думала: ехать к черту на кулички. Я уже набрала побольше воздуха, чтобы высказать возмущение, но прима, опередив, уже сунул мне в карман деньги на такси.

- Все. Целую, пока.

И испарился.

Выйдя на улицу, я немного постояла в раздумье: может, поехать на автобусе, а на эти деньги посидеть в кофейне вечерком? А, к черту все. И, заметив машину с зеленым огоньком, я подняла руку. Ехали мы долго. Уже замелькали за окном маленькие домишки городской окраины, началась лесополоса. Машина свернула с трассы на едва приметную дорогу и остановилась метров через двести.

- Вон нужный тебе дом, - показал куда-то в сторону водитель.

Я ничего не видела.

- Да вон же, за деревьями.

И я словно прозрела: прячась от любопытных глаз, в глубине лесных посадок, словно рос дом. Маленький такой. Деревянный. Я рассчиталась с таксистом, попросила немного подождать и пошла по направлению к дому. Деревья расступались, как в сказке. Я чувствовала себя Алисой. У дома не было ни ограды, ни двора. Лес подступал к самым окнам. Дышалось необыкновенно легко. Ветки мягкой листвой ласкали плечи, приветливо шумя. Наверное, здесь было приятно жить.

Добравшись до крыльца, я сначала заглянула в окно. Но ничего не увидела и постучала тихонько по стеклу. Дверь тут же распахнулась, и на пороге появился хозяин. Маленький сухощавый старенький гном. Гномам, конечно, полагается быть маленькими, толстенькими, пухленькими и румяными, но бывают же исключения. Это гном был высок, худощав и слегка желтоват лицом. Наверное, печень не в порядке. Он посторонился пропуская меня в дом.

- Вы, наверное, из редакции, - констатировал он.

Я кивнула и протянула руку, которую он подхватил и поднес к сухим губам. Чуть прикоснувшись губами, он бережно опустил мою руку.

- Проходите, проходите. Видите ли, я думал, что у меня все готово, но вчера возникла небольшая проблема. Я даже и не знаю, как мне быть. И посоветоваться не с кем, потому как этой темой занимаюсь я один. Пойдемте, вы попьете чаю, а я еще поразмыслю. Надолго я вас не задержу. Но какое-то время мне понадобится.

- Но я попросила таксиста подождать меня, - возразила я.

- Ничего, я отпущу, а потом вызову вам другую машину. Проходите, располагайтесь, я сейчас.

Оставив меня на пороге гостиной, старик вышел на улицу. Я шагнула в комнату и замерла. Из мебели здесь были только два кресла и маленький журнальный столик. От пола до необычайно высокого потолка все стены занимали книги. Как и положено, у стеллажей стояли удобные переносные лесенки, чтобы забираться на самый верх. Чтобы перечитать это все, необходима целая жизнь, подумала я, разглядывая книжные полки. Много было научной литературы, трудов по истории. Большая часть была на иностранных языках. Я не полиглот, но понять, что здесь книги на английском, итальянском, испанском, немецком, смогла даже я. Пока я поражалась неслыханному богатству, вернулся хозяин.

- Все улажено, - бодро проговорил он. - А, удивляетесь моей библиотеке. Еще мой прадед начал собирать. Тогда еще можно было достать литературу по моей теме. Сейчас же предметов моих исследований вроде бы и не существует в природе. По крайней мере, в нашей стране, - хитро подмигнул он мне. - Ну да, что же мы стоим.

Толкнув стеллаж справа, старик открыл проход в соседнюю комнату.

- Прошу, прошу.

Это была кухня. Видно, гости не обременяли хозяина посещениями. Здесь была совсем спартанская обстановка. Древний холодильник, стол, буфет, ровесник прадеда хозяина, и два стула. Завершала скупой интерьер газовая плита.

Усадив меня на стул, старик поставил чайник и сел напротив.

- Давайте познакомимся. Аристарх Константинович, профессор исторических наук.

- Люся, - церемонно ответила я, - тунеядка и лоботряска.

- Не может быть! - всплеснул руками хозяин. - Вы, наверное, чересчур критически к себе относитесь.

И я, совершенно неожиданно для себя, начала рассказывать Аристарху Константиновичу свою жизнь. Хозяин наливал чай, подвигал ко мне розетку с вареньем и вазочку с конфетами, а я, поглощая угощение и куря сигарету за сигаретой, повествовала. Разоткровенничалась я до крайности. Впрочем, Аристарх Константинович был замечательным слушателем. И я вещала, пока не охрипла.

- Вы весьма интересная личность, - заметил старикан. - Вы мне нравитесь. Вы свободны внутренне, а это редко в нынешнем поколении.

- Ну что вы, - возразила я, - я вас могу познакомить с дюжиной, как минимум, по-настоящему интересными людьми.

- Мне достаточно вас, - улыбнулся старик. - Слишком много - тоже нехорошо. Мне понравилось, что вас поразила моя библиотека. Я, пожалуй, с вами и посоветуюсь. Вы в меру впечатлительны, вполне разумны. Видите ли, я разрабатываю интересную тему. Вернее, я продолжаю труды моего прадеда, деда и отца. Им было легче работать, чем мне. И, как я уже говорил, я уже закончил тему. Уже подготовил для передачи на Запад для публикации, здесь, в Союзе, никто не выпустит в свет такую вещь. Но вчера столкнулся с небольшой проблемой. И вот думаю, упоминать о ней, или отдать рукопись как есть.

- А что за тема? - спросила я только из вежливости, уверенная, что научные исторические манускрипты представляют собой скучнейшие изложения и пережевывание того, что уже и так всем известно.

- Гм, - хитро прищурился Аристарх Константинович. - Хотя, вам все равно никто не поверит. Я обобщил написанную моими предками историю вампиризма. Это будет своеобразная энциклопедия.

Я пролила чай на джинсы. Мой остекленевший взгляд несколько напугал радушного хозяина.

- Что с вами, дорогая? - тревожно спросил он.

- Нет, нет, ничего, - пробормотала я, прогоняя из памяти ночного незнакомца. - Это, наверное, очень интересно, то, о чем вы написали.

- Повторяю, - моя заслуга - только в обобщении, - торжественно объявил Аристарх Константинович. - Ну и так, конечно, по мелочам. Так вот, я думал, что мне известно о вампиризме все. Я вас уверяю, это не сказки, не легенды. Это на самом деле, ну с чем бы вам сравнить, чтобы понятнее было, нация, что ли, или народность. Они были, есть и будут, как бы общество не закрывало на это глаза. И я хочу доказать миру, что вампиры - не миф, а особая порода людей. У меня много единомышленников, но я не могу с ними общаться. Но, к счастью, у меня есть, как бы это сказать.... Впрочем, ладно. Так вот, до недавнего времени, как я уже сказал, я был совершенно уверен, что вампиры совершенно лишены человеческих чувств, всех, кроме голода. Что вампир не испытывает ни страха, ни боли. Соответственно, логично было думать, да этот вывод и напрашивался сам собой, - старик все больше возбуждался, глаза блестели, - все исследования говорили об этом, что вампиры не могут любить. Любовь - чувство чисто человеческое, то есть чувство людей нашего с вами состав крови. А у вампиров, судя по всему, чувство любви отсутствовала начисто. Они не могут иметь привязанности, страдать, радоваться за собрата. Им это чуждо. И вот вчера этот индивидуум спутал мне все карты! - Аристарх Константинович в отчаянии стукнул кулаком по столу.

Я меня по спине пополз холодок. Какая-то смутная догадка засверлила затылок.

- Какой индивидуум? - шепотом спросила я.

- Что? - очнулся хозяин. - Ах, да. - Он уставился на меня. - А, была не была! Пойдем-ка!

Аристарх Константинович схватил меня за руку и потащил за собой. Мы снова оказались в библиотеке. Открылась прежде невидимая дверь, и мы вошли в темную комнату. Аристарх Константинович чиркнул спичкой и зажег пару свечей.

- Больше нежелательно, но скоро глаза привыкнут.

Он, по-прежнему не отпуская моей руки, повел меня за собой к большому темному столу странной формы. Глаза действительно постепенно привыкали к сумраку, и тем более странным казался этот темный предмет мебели, похоже, единственный, в этой комнате. До предмета оставалось два-три шага, когда я закричала и попыталась вырвать руку.

- Тихо! - сердито отозвался Аристарх Константинович, еще крепче сжимая мою кисть. - Что, гробов не видела?

Таких не видела. Метра два с половиной в длину и полтора, как минимум, в ширину. Обитый блестящим шелком, он зловеще блестел при свечах матовым светом. Сердце мое подпрыгнуло и, казалось, остановилось. Я напомнила себе, что надо дышать.

- Вот он, единственный в нашей местности. Да не трясись ты, - шикнул на меня старик. - Он сейчас спит.

Когда Аристарх Константинович стал открывать крышку гроба, ноги отказались меня держать и мягко подогнулись. Если бы старикан не подхватил меня, я бы рухнула на пол, и уже ничто не заставило бы меня подняться, даже пробуждение содержимого гроба, на счет которого уже не было никаких сомнений.

- Хватит! Я доверил тебе дело своей жизни, нечего изображать кисейную барышню. Смотри и слушай. Мне нужно твое мнение, уж если ты подвернулась мне сегодня. Больше некому. Так что терпи. Никакой опасности нет. Обещаю. Мне необходимо посоветоваться с кем-то.

Все это Аристарх Константинович тихо прошипел. Я медленно приходила в себя. Чего, собственно, так испугалась? Правда, не совсем обычная обстановка, но гораздо хуже было бы, например, ночью напороться на хулиганов. Я твердо встала на ноги и приготовилась слушать.

Аристарх Константинович отдал мне свечу и открыл гроб. Там лежал, как я и думала, человек. Ну, не совсем, конечно, человек. Но внешне совсем, как ты, как я. Лица не было видно. Но мне и не особо хотелось.

- Я нашел его утром возле своего дома, - начал Аристарх Константинович. - Сначала я подумал, что он мертв. Но я слишком хорошо изучил свою тему, чтобы ошибиться. Не было синюшности, он был слишком белый. Сквозь неплотно прикрытые веки поблескивали идеально белые белки. Клыки развеяли последние мои сомнения. Да, это был вампир. У меня дух захватило - неслыханная удача! Я затащил его на темный чердак, забил там все щели. Я знал, что до ночи он не очнется. Я съездил в город, заказал там этот шикарный гроб. Вернувшись, я не мог дождаться полуночи. Я не боялся: я старик, моя кровь не насытит молодого вампира. А этот весьма молод. Если даже опасность и существовала, плевать я на нее хотел. Я уговорил бы его дать мне немного времени закончить труд многих десятилетий. Я не находил места. Наколол дров, разжег камин в библиотеке, пробовал читать, но прочитанное не шло в голову. Все мысли были там. На чердаке.

И вот пробило полночь. Я взял керосиновую лампу и поднялся на чердак и осторожно открыл дверь.

- Приветствую тебя, гость, - начал я с порога. - Здесь ты в безопасности. Я не один из вас, но я твой друг.

Я осветил свое лицо, чтобы он увидел, что я стар. Потом поднял лампу повыше.

- Уберите, - услышал я ровный глухой голос. - Не надо света.

Я послушно потушил лампу.

- Я голоден, - проговорил гость. - Скоро мне понадобится пища.

- Я знаю, кто вы, - спокойно ответил я. - Но я стар, я вам не нужен. Но постараюсь вам помочь. Конечно, это не Бог весть что, но на первое время сгодится.

Еще днем я купил свинью в ближайшей деревне. Живую. Внутренние органы свиньи немного схожи с человечьими. Какое-то время моему гостю, будет, чем утолить голод. А там видно будет, так думал я. И не ошибся.

Спустившись вниз, я выключил везде свет и крикнул гостю, что можно спускаться. Вместе мы вышли на улицу. Неподалеку от моего дома есть заброшенная избушка, где грузчики сгрузили свинью. Туда мы и направились. Свинья, почуяв наше приближение, заволновалась. Она тревожно захрюкала, заметалась, ударяясь о стены. Но вдвоем мы с ней быстро управились. Но потом я вышел. Не смог, знаете ли, наблюдать за процессом насыщения моего гостя, хоть и читал много натуралистических описаний из жизни вампиров и просвещен в этих вопросах больше многих. Ну, как бы то ни было, гость вышел из избушки вполне довольный жизнью. Мы вернулись в мой дом, уселись в библиотеке и начали беседу. Меня ждало некоторое разочарование: мой новый знакомый не был потомственным вампиром. Он поменял природу совсем недавно, лет пятьдесят назад. Живы были некоторые человеческие привычки. Но такие духовные ценности как сострадание, любовь, вера уже не имели для него значения. Я не имею морального права рассказывать тебе его жизнь, его откровения. Но то, что меня поразило, я не могу держать в себе. Он, конечно, уходил ночами. Я знал, что он ходит на охоту. Но что я мог поделать? Он делил со мной кров, был, как это ни странно звучит, живым существом, стал мне другом. Он не может жить иначе. Он умрет. Людей так много, а вампиров осталось так мало. Их надо бы занести в Красную книгу. Да, я отвлекся.

Ну так вот, вчера он вернулся домой необычайно печальный, чего не бывало ни разу, и голодный, что вообще из ряда вон. Он закрылся в гробу и не хотел выходить. Кое-как мне удалось из него вытащить, что он был в студенческом городке и, вы не поверите, увидел девушку необычайную. Я не верил своим ушам: вампир влюбился! Это нонсенс! Это переворот в вампирологии! Это перечеркивало половину моих заключений и выводов. Ведь, если есть чувство любви, то где гарантия, что не возникнет обстоятельств, когда вампир ощутит жалость? Я стал пытать его об испытанных чувствах и ощущения, но все было бесполезно. Он ушел в свою раковину и твердил только одно:

- Ей было бы легко со мной!

Аристарх Константинович продолжал что-то говорить, но я уже не слушала. Я подошла поближе и подняла свечу. Да, это был он, только глаза были закрыты. Белая-белая кожа, тонкие черты лица. Когда не было видно горящих глаз, его можно было назвать красивым. Мне не было интересно, как он стал вампиром. Я думала, как бы сложились наши отношения, если бы он был нормальным человеком. Я бы смогла полюбить его. Ведь полюбил же он меня, совершенно не зная, что я из себя представляю. Просто так, полюбил и все. На такое не многие люди способны. Я протянула руку, что провести мизинцем по изящной брови молодого вампира, но Аристарх Константинович остановил меня.

- Этого нельзя делать.

- Аристарх Константинович, а ведь это меня он полюбил прошлой ночью, - тихо проговорила я.

Мне удалось удивить его. Старик не сказал ни слова. Только пристально поглядел на меня, перевел взгляд на лежащего в гробу. И увлек меня из вампирского приюта. В библиотеке мы долго молча сидели в креслах друг напротив друга. Во мне царило полное смятение.

- Люсенька, - нарушил молчание Аристарх Константинович. - Вы отдаете себе отчет, что вам выпал великий шанс. Такого еще не бывало. Почему бы вам ни дождаться полуночи и не объясниться с молодым человеком. Он недурен собой, смею заверить, прекрасно воспитан. У него другая природа, но это не самое главное в жизни. Поверьте, если вы найдете общий язык, если возник взаимопонимание, этот молодой человек для вас горы свернет. Вы не представляете возможностей вампиров. Он сделает вас королевой жизни. И вовсе не обязательно вам самой становиться вампиршей. А что возлюбленный вампир, так что. И у киллеров бывают жены, и фашистские садисты были примерными семьянинами. Право, детка, вам стоит подумать.

- Аристарх Константинович, - смущенно отвечала я. - Это невозможно. Я люблю нормального земного смертного, я хочу быть его женой. А вы мне предлагаете в мужья вампира. Это даже не смешно.

- Девочка моя, вы даже не представляете, от чего отказываетесь! Весь мир ляжет к вашим ногам. А что вас ждет впереди за смертным мужем? Стирки, кухня, пеленки, измены супруга, проклятый советский быт? Вы через десять лет станете старухой. Безвозвратно. А он, - Аристарх Константинович кивнул на ставшую снова незаметной дверь, - может сделать вас бессмертной и вечно молодой.

Но я была непреклонна.

- Аристарх Константинович, я догадываюсь, что у вас свой интерес. Наблюдать семью вампиров! Фантастика! Но это моя жизнь, и я не хочу ее ломать по вашему усмотрению. Прощайте. Я никому не скажу ни слова об увиденном здесь. Но и вы обещайте не наводить на меня своего друга.

- Да вам никто и не поверит, дорогая. И все же, вы не сказали, как мне, по-вашему, быть с рукописью?

- Оставьте, как есть. Продолжения не будет. Вы обещали мне такси.

Старик не вышел меня провожать. Я в одиночестве дошла до машины. Открыв дверцу, я бросила последний взгляд на дом, где происходили фантастические вещи. Во сне не приснится. Вампиры, странные предложения. Но все-таки немного льстило, что в меня влюбился вампир. Это не сон, не галлюцинация. Они существуют. Странно, но меня не пугало такое открытие. А вообще, в голове была такая каша, что переварить ее сразу не представлялось возможным. Я смотрела в окно, как скрывается за деревьями вампирский приют, я думала о том, как много на земле неизведанного, сколько ходит существ, о которых мы не знаем совершенно ничего. Если бы сейчас на дорогу выскочил кентавр или с ветки дерева свесился леший, я бы нисколько не удивилась.

Я привезла рукопись Аристарха Константиновича в редакцию и сразу поехала к своему любимому. Объявила ему о своем желании немедленно выйти за него замуж и родить ему двойню.

Время летело как столбы за окном поезда. После свадьбы и медового месяца начались бытовые будни. Совмещать обязанности Музы и домашней лошади. Отношения со свекровью оставались прохладными, несмотря на все мои старания найти подход к суровой даме. Муж все чаще стал задерживаться на работе, я начала искать следы помады на его рубашках. В общем, все по извечному сценарию. Стирки, кухня, магазины. Все, как предсказывал старик. Возле глаз появились морщинки, не очень заметные, но все-таки морщинки. Только пеленок в доме не было. И когда врач вынес приговор о бесплодии, атмосфера в доме стала просто ледяной. Муж был по-прежнему внимателен, но я знала цену этому вниманию. Хорошее воспитание, и больше ничего. Я становилась все более чужой в этом доме, благополучном, респектабельном. Разводиться в этом семействе было не принято. И я бы не удивилась, если бы узнала, что свекровь желает мне смерти, чтобы заменить пустопорожнюю лошадь на молодую плодовитую кобылку.

Уходить мне было некуда. Один раз я наведалась в старое общежитие, но не нашла ни одного знакомого лица. Да и в моем возрасте скитаться по общежитиям? В общем, все мои надежды и чаяния были сметены бытовым ураганом. И мне оставалось только смириться. А любовь, любовь я уже похоронила.

В дверь позвонили. Сморщенно детское личико, но такое старое:

- Подайте, Христа ради....

Прикрыв дверь, пошла на кухню, собрала продуктов, в шифоньере отыскала старые джинсы, еще годные, обшарила карманы. Бумажка. Адрес. Села на кровать, свесив руки с приготовленными маленькому побирушке пакетами. Снова звонок. Торопливо сунула мальчишке оба пакета и выпроводила. Но свекровь успела заметить.

- Чужое добро раздавать - оно не жалко, - небрежно бросила она в никуда.

Я молча скрылась от недобрых глаз в своей комнате. Разгладила бумажку с адресом.

Сомнения, как и сборы, были недолги. Улица, зеленый огонек такси. По дороге к старому дому, спрятавшемуся среди деревьев на окраине города, я только молилась, чтобы жив был старик, чтобы стоял его странный домик на месте, чтобы не ушел его странный друг. Мне терять нечего, только жалко было уже потерянного времени, которое могло бы принести мне больше счастья и удовлетворения во всех смыслах. Но мы, люди, всегда такие: пока сами не убедимся, ничему не поверим. Я узнала, что человеческая любовь быстротечна. Как и жизнь. Посмотрим, что может мне предложить иное создание. Сменить природу - не самое страшное. Куда страшнее разочарование и пустота в душе. Прав, прав был Аристарх Константинович.

На этот раз дом я увидела сразу. Я рассчиталась с таксистом и отпустила машину, проигнорировав удивленный взгляд шофера.

Посвистывали птицы, мир казался солнечным и чистым, словно не было в нем грязи и подлости. Но я-то знала, что это обман. Старик колол дрова во дворе, в загончике деловито похрюкивали свиньи.

- Здравствуйте, Аристарх Константинович, - крикнула я издалека. - Я снова к вам.

Старик оторопело смотрел на меня, как на привидение. Он постарел, но совсем немного. Я остановилась в двух шагах от него.

- Надеюсь, не прогоните. Ваш гость еще здравствует? А то обидно будет: я в гости, а он сгинул в бескрайнем пространстве.

- Ты зачем приехала? Мучить нас? Не тревожь парня, он только успокаиваться начал.

Я рассмеялась:

- Аристарх Константинович, помните "Демона"? Мне всегда было его жаль, такого одинокого, непонятого, отвергнутого. Ваш подопечный сегодня напомнил мне Лермонтовского героя так четко, что я решила осуществить юношескую мечту: скрасить одиночество изгоя. Вы говорите, он жив и здоров? И меня не забыл?

Мне стало легко, как не было уже два года. Я обняла старика, потом взяла за руку и повела к крыльцу.

- Я поумнела, - смеясь, ответила я. - Надоела мирская суета. Что мне в ней? Так что, готовьтесь писать продолжение вашей монографии, Аристарх Константинович, - сказала я и смело шагнула через порог. - Я думаю, материала у вас будет предостаточно. Ведите меня к вашему Демону.

Что-то еще очень важное я забыла. Уже на пороге вспомнила и обернулась:

- Вы дадите благословение?