Феаннир. Прочтение Библии 5

Если Адам с Евой изначально были совершенны, то когда сознательно навлекли на себя проблемы, их дети и потомки рождались в уже потерянном состоянии. Не знаю, была ли как-то искажена природа человека, на физическом ли уровне или ещё каком, но как минимум со стороны Люцифера, который стал иметь какие-то права на тех, кто предпочёл послушаться именно его, отвергнув божественное указание, на человеке появилось влияние, отклоняющее его с Пути. Если до падения человек владел собой полностью, да и общая гармония всего со всем поддерживала это его состояние, то теперь человек стал обнаруживать, что он не всегда делает то, что нужно или то, что разумно, а также что не является добром, в лучшем случае он видит, что ему может не хотеться делать как надо по уму, а хочется чего-то ещё, причём это «что-то» со временем оказывается всегда разрушительным. Со временем масса опыта нарушения Правил возрастала, так как большинство жило не задумываясь серьёзно над происходящим, то есть легко подпадали под отклоняющее влияние, а под то, которое происходило от Бога, возвращающее на Путь, не спешили становиться. Такое положение вело к усилению того, что позже назвали греховностью. Со временем люди потерялись настолько, что стали говорить "это сильнее меня" или "умом понимаю, что закон добр, но чтобы сделать так, не получается^[1]", появилась раздвоенность не только между желаниями, но сама воля человека ослабла. В древнем мире такого явления ещё не наблюдалось, люди были более ответственны за свои дела, поэтому Бог работал с ними более "жёстко", что отмечают многие, сравнивающие времена ветхого и нового заветов. Ко времени прихода Мессии не только человечество, но и народ, призванный быть инструментом в руках Бога, были в нравственном упадке.

Четыре человека описывали жизнь Мессии. Соответственно своим склонностям и устройству они углублялись в детали, которые были ближе и понятнее им, поэтому их описания не могли получиться одинаковыми, хотя большая часть событий совпадает. Впрочем если вы поручите разным очевидцам описать достаточно объёмное время и дела кого-либо, особенно если не вооружать их особыми методиками запоминания и подхода к работе, то вы получите никак не меньший разброс деталей, причём многое в изложениях запросто окажется противоречивым. Марк, будучи самым молодым из евангелистов (в дни Христа он был вряд ли старше 15 лет, а скорее и меньше), подметил личностные черты Иисуса, особенности поведения, на которые другие даже не думали обращать внимание, например он подмечает, что прежде чем сказать в одной из ситуаций свои слова, Он вздохнул. Такая деталь больше раскрывает атмосферу вокруг этого Человека. Лука же оказался самым глубоко копающим – не будучи сам свидетелем Его жизни и дел, он опросил множество людей, углубляясь не только в Его происхождение и начало на Земле, но и Его предшественника, Иоанна Крестителя, оказавшегося родственником Мессии через мать. При всей старательности Луки нет гарантии, что он нашёл самые точные свидетельства – люди, с которыми он работал, давали ему описания кто точнее, кто не очень, и его история получилась, наверное, усреднённой. Однако из этого вовсе не следует, что мы в итоге получили неверные сведения и все Евангелия ложны из-за этих нестыковок. Будь это строго необходимо, Бог нашёл бы способ оставить нам точнейшие данные, однако несовершенство человека само служит поводом к изучению всего, с чем мы сталкиваемся. Библия принуждает человека к совершенствованию, побуждая к этому явно и неявно, начиная с познания самого себя. Когда мы разберёмся в своей собственной природе, что нами движет и своих возможностях и ограничениях, многое станет яснее. Вещи же, которые нужны для того, чтобы человек мог обрести то, что называют спасением, в Библии переданы без искажения. Кроме того, само многократное повторение условий, необходимых для этого, обеспечивает помехоустойчивость Истины. Это как алгебра или геометрия с последующими ступенями этих знаний, они безошибочно передаются ученикам, как бы ни казались трудны и запутанны поначалу. Те, кто изучал и преподаёт эти дисциплины, могут быть несовершенными людьми, их история может быть запутанной и противоречивой, но их предмет остаётся неискажённым…

Также противоречие свидетелей говорит о том, что между ними нет сговора, что излагают они именно то, что они на самом деле видели, и что их природа позволила им подметить в реальности, которой они были очевидцами. Я уже излагал эксперимент, виденный ещё в 70-е документальный фильм, где группа психологов рассказывала людям о природе человеческого восприятия и психологии. Зрители зала видели, как на сцену выскочила группа людей с оружием, изображающих похищение со стрельбой. Учёных утащили за кулисы, затем они снова заняли свои места и попросили людей в зале ответить на пару вопросов – сколько было налётчиков и какова была последовательность их действий. По свежим следам… Но мало кто мог назвать правильное количество налётчиков, да и то скорее случайно. Так что расхождения у тех, кто описывал жизнь Иисуса, никак не свидетельствует против истинности их рассказов.

Разговаривая со сторонниками восточных религий, меня удивляли их высказывания о том, что некогда в Библии якобы было учение о перевоплощении душ, которое позже было выброшено оттуда позднейшей церковью. Позже, размышляя над темой воплощения Христа, я понял, что послужило основой для их таких неосновательных заявлений. В самом деле, вроде бы по другому и не скажешь о Том, кто был Создателем нашего мира, Кого описывали в древности как Ангела, и потом родившегося Человеком от земной женщины. Иисус заявлял иудеям, что "Авраам видел Его день", а когда иудеи возразили, что Ему нет и пятидесяти лет, Он сказал ещё более необычное для них – "до того, как был Авраам, Я есть^[2]". Быть в теле (наверное не такое, как у человека, но как ещё выразиться о форме их существования) ангела, а потом сменить "оболочку" – вроде бы именно это подразумевают те, кто верят в переселение душ. Однако они не заметили одно существенное обстоятельство, меняющее суть дела – перевоплощение для них норма, в то время как смена формы существования для Сына Бога единственное событие этого рода, в порядке исключения, и тем более, что это чудо, а не обычный порядок вещей. Не произойди падения человека, в этой смене тел не было бы никакой нужды. Для Бога такая операция возможна, но нет ни малейшего повода считать, что Он устроил круговорот душ в природе, у Него просто совсем иные предпочтения для живого, да и человек был создан для бесконечной жизни в своём родном теле.

Это наверное третье из тех мест, которые приоткрывают взаимоотношения внутри, казалось бы, единого или единственного Сущего. Многих смущает разговор на эту тему, гораздо проще считать, что раз религия евреев в противовес язычеству единобожие, то рассматривать двоих или троих под одним названием "Бог" вроде как отступление от единобожия. Пояснения о Троице настолько запутывают тех, кто далёк от христианства, что считаются скорее средством скрыть проблемы понимания темы, чем способом объяснить что-либо. Но всё же Бог не посчитал нужным совершенно скрыть сведения о Себе, и зачем-то дал эти несколько свидетельств о Своём Сыне и Своём к Нему отношении. Хотя для совершенствования человека эта тема кажется необязательной, ничего не дающей для воздержания от соблазнов и победы над всякого рода искушениями, однако же разум человека требует тренировки, чтобы огромный потенциал мозга имел достаточное поле приложения, и тема разных личностей в Божестве, мне кажется не самой трудной из того, над чем нам стоит размышлять. Понять как устроен Бог, мне кажется, в принципе невозможно, разве что Он когда-то захочет это раскрыть, однако на сегодняшний день данных по этому вопросу мы не имеем.

После этого откровения о Том, кем на всю жизнь было захвачено воображение Иоанна, стало возможно лучше понять начальные слова Бытия о том, к Кому обращены слова Творца "сотворим человека по образу Нашему". Ещё Соломон прояснил эту тему, теперь же Иоанн, пусть и не обладающий мудростью Соломона, раскрыл ещё чуть больше, он коснулся темы начала бытия Сына, как было ему раскрыто. У Соломона Премудрость "рождена", и это повторяется и у Иоанна, однако же Иоанн поясняет это "рождение" Сына, что оно не такое, как происходит у людей, потому что Сын Бога не имеет начала, и Его появление на свет является лишь Его проявлением, а не начальной точкой отсчёта. Хотел бы я знать, было ли это видение и откровение, или же Иоанн сумел найти время, когда никто не мешал ему поговорить с Учителем по душам и спросить Его самого об этой тайне.

Удивительно, что подобно Матфею и Луке Иоанн тоже приводит сведения о Его происхождении, но не рождении Бога в теле человека, а именно как Бога изначального. И пусть это Бог, Иоанн явно не считает непозволительной дерзостью говорить об этом. Перед нами тоже своего рода родословная, чрезвычайно короткая, происхождение Иисуса, если только можно говорить о происхождении Бога. Лука доводит родословную Иисуса до Бога, но как человека, через Адама, созданного Творцом, Иоанн же углубляется в недоступное людям происхождение как Бога. Правда в этом отчёте о происхождении Сына Божьего оказывается, что у Него нет начала, в том смысле, что Он был всегда… Иоанн даже, начиная рассказ о Его происхождении, ставит Его первым, как будто Слово является главным. Правда, всё же это Слово, соломонова Премудрость, находился у Бога или с Богом, будучи при этом и само Богом. По времени бытия Слово и Бог, Сын и Отец одновременны, ни один из Них не был раньше другого. То есть Он не "происходил"? Но более точного ответа Иоанн не даёт, и это уже было прорывом.

"Вначале оно было у Бога" – о каком начале речь? В таких вещах важно выстроить шкалу отсчёта. Дни творения являются началом для жизни на Земле, сама планета имела начало раньше, и явно задолго до этого. Вселенная имеет своё начало, в более глобальном масштабе, раньше дней творения на Земле, об этом говорится в Бытии как о "вначале создал Бог небо и Землю". Что было до создания Вселенной? О начале Бога во всей Библии не говориться ничего, кроме понятия, что Он "от дней вечных", изначален. О Своём бытии Бог не рассказывает, думаю рано пока об этих предметах раскрывать что-либо, пока на Земле не восстановится изначальный порядок, да и после не думаю, что что-то станет нам доступно. "Начало" Иоанна обозначает период до творения нашей вселенной, хотя также можно рассматривать его как термин, выражающий относительность, "то что было раньше, до того", это всё равно то же время до нашей Вселенной. Некоторые говорят, что до момента Творения мира и времени не было, но мне эта идея как-то слабо воспринимается. Зато с этим "вначале" или "сначала" получается примерно такая картина – Отец с Сыном были некогда одним целым… Так можно подумать, и это бы объясняло тот смущающий слишком многих момент, что Бог один. Если есть "сначала", то это даёт основание думать, что есть и "после". И уже перед Творением нашего мира Слово перестало быть "у Бога". Если "в начале" они были вместе, то "после" подразумевает, что Они разошлись, стали отдельны Друг от Друга, у Них были разные задачи… И это то положение, которое с тех пор, "после начала", сохраняется и будет таким навсегда. Вроде бы очень простая мысль, но ни у каких богословов я её не находил, хотя специально не искал.

Отец выглядит в описаниях Библии как Сверхсущество, к Кому приближаться опасно из-за сил, окружающих Его. Сын в принципе ни в чём не уступает, обладая всем, что находится и в распоряжении Отца, однако же Его присутствие переносится легко, никто не имеет проблем из-за этого (кроме падшего человека, но тому может повредить даже присутствие ангелов). Зачем бы Им разделяться? Похоже, дело в характере обоих – у Них была задумка по созданию живого мира, но этот мир с трудом бы выдерживал присутствие Отца, по этой причине контакты созданных существ с Создателем очень ограничены. Но вот это и был выход из проблемы – Сыну изначально отводилась роль как связника между творением и Творцом, Он датчик и сенсор, дающий Богу ощущать, как и чем живёт всё созданное Им (точнее Ими обоими). Хотя Они и разделились на вроде как неравные части, был ли Сын по возможностям меньше Отца? Ариане говорят, что да, что Сын вообще был создан, также как было создано творение, хотя для этого нет оснований, у Них одна и та же природа. Хотя у Сына вроде как своя задача – соединять созданное с Создателем, но Его возможности от этого не уменьшены, что знает и умеет Отец, умеет и может Сын. В случае нужды вся мощь божественности готова к Его услугам, но в норме Он держит связь, и не только от созданного к Создателю, но и в обратную сторону – всё живое через Сына могло общаться с Отцом, зная, что то, что слышит и видит Он, видит и слышит Отец всего сущего. Быть Посредником – это изначальная судьба Сына, ставшего сегодня Иисусом Христом. Поэтому неудивительно, что когда с человеком случилась беда, никто другой и не мог помочь, и Его посредничество продолжилось в экстремальных условиях греха и благодати, покрывающей отпавший мир и давшей возможность возрождения. Для этого, правда, Ему пришлось облачиться в природу более низкого уровня, хотя человек был создан так, что эта природа не сковывала и не мешала божественности Иисуса. Уже одно это само по себе показывает славные возможности, вовсе не приниженные привязкой человека к Земле или белково-нуклеотидной основой. В общем, изначально Бог для внешнего наблюдателя (если бы было кому смотреть до начала времён и создания Вселенной) выглядел как одно Существо, а уже перед творением Они существуют и действуют раздельно, так, как это видно для нас сегодня. Иоанн, говоря о "начале", имеет ввиду эту перемену в Божестве, как оно стало восприниматься в какой-то момент до создания мира.

У меня имеется ещё одна частная мысль по поводу личности или личностей Бога. Они были одним целым раньше, и после разделения Они продолжают ощущать Своё единство, и это факт, а не моё мнение, так как Иисус не раз говорил об этом – "Столько времени я с вами, и ты не знаешь Меня, Филипп? Видевший Меня видел и Отца"; также "Я и Отец одно^[4]". Моё мнение касается другой сферы, оно не принципиально, а чисто вспомогательная вещь – если бы нам удалось разделить личность на два тела, то эти разделённые части стали бы воспринимать себя отдельными, получив каждая в своё распоряжение свои сенсоры ощущений, да и центры обработки информации. Иной раз кажется, что личности всех вообще живых существ как бы одно явление, только сильно обособлены в своих оболочках… Всякая личность состоит из осознания того, что у неё имеется, и несмотря на разницу в цвете кожи и прочих разниц, складывается по одним и тем же схемам одним и тем же механизмом, интегрирующим ощущения, эмоции и мышление в единое пространство бытия отдельной личности… Не думаю, что мы способны преодолеть барьер раздельности и слиться в одну великую сверхличность, пока не встречал никаких намёков на возможность такого, и не вижу в этом какого-то ущерба для себя, у нас и так много задач, которые нужно ещё решить.

Ещё одну подсказку в этом направлении даёт описанное у Иезекииля явление дистанционного взаимодействия херувимов Трона (это те, у которых четыре лица – льва, быка, орла и человека) с "колёсами" – "дух животных был в колёсах", почему эти технические устройства (при этом вроде как интеллектуальные, чтобы не сказать разумные) мгновенно отзываются на мысленные (!) команды херувимов, описанное Иезекиилем как "дух животных был в колёсах". Один дух, один разум и сознание объединяют Отца и Сына, почему Он и говорит о Себе и Отце, что они суть одно существо. Правда, надо уточнить, слово "дух" здесь подходит писать с большой буквы, тогда это Дух Бога, Дух Божий, Дух Святой… Не знаю, может быть эти соображения сделают кому-то более понятной идею Троицы. По крайней мере эта рационализация не противоречит постулатам церквей и фактам Библии, скорее наоборот снимает многие вопросы. В церковных доктринах Троица описана схематично, что воспринимается слишком абстрактным и часто трудно для понимания, я же всего лишь обрисовал практику этой схемы. Мой подход не касается природы Бога и никак не изменяет идею Троицы или Божества, это просто практичный подход к вопросу.

Многие, осмысливая фигуру Христа, видят только те моменты (или берут в внимание только их), в которых Сын подчинён Отцу. Такие моменты есть, и эти люди не видят, как соединить их с другими местами, где Они выглядят равными, поэтому выбирают оставаться на более понятной идее. Но здесь важно, что Сын не был создан, как был создан мир и всё живое в нём, напротив, Он и создавал это всё и всех. Тем более появление Сына возле Отца не есть Его появление на свет, а лишь разделение в пространстве, появление в отдельной от Него форме. Будь Сын рождён как это бывает с людьми, Его память началась бы с момента рождения, до этого времени Он бы не мог помнить ничего. Но со Словом не так – Он не начал быть перед самым творением мира, он был (с Отцом, или у Отца, или в Отце) всегда. И решение выделиться в отдельное, близкое и понятное для творения Существо Они принимали совместно.

Когда Они анализировали возможные проблемы живого мира и свободной воли, обсуждалась и проблема отклонения от пути добра, и уже тогда тот, кого мы называем Сыном, предложил Себя средством восстановления падшего, поскольку в Откровении говорится об "Агнце, закланном от создания мира^[5]". То есть идея падения творения и его восстановления также изначальна, как Их планы о мире. В этом плане по восстановлению нарушенной гармонии и порядка Сын становился поручителем и гарантом тех, кто примет эти дары. Поскольку Он подписывался за них, в какой-то мере Он принимал и риск попасть под влияние зла и обмана, поскольку в плоти человека и в атмосфере нашего мира люди живут не так, чтобы совсем уж полноценно, не в полную силу нашей природы, сниженной гипнозом тёмных сил и совокупным результатом упадка нравов. На Него стали распространятся как бы ограничения принадлежности к нам, риски контакта с падшими существами, поэтому с некоторых пор Его статус среди небожителей оказался ниже изначального, и похоже, Он сам сошёл с пьедестала, пока не завершит Своей миссии. Этим объясняются слова "один из первых князей", а не высший, в видении у Даниила^[6].

Михаил (это имя с Ним, пожалуй, всё время с появления между сотворёнными Им ангелами) создавал всё и всех, но трудно сказать, делал ли это это персонально, как Адама, или же разом многих, как при создании разных форм жизни. Все они могли появиться по Его слову, но могло быть и так, что они видели Его в момент осознания себя. Неизвестно. Кажется, будто они появились на свет и осознавали всё, не встречаясь со своим Создателем в первый же момент жизни, хотя явно, что они не были оставлены на самих себя долгое время. Тот, кто объяснял им всё о жизни и её организации, был похож на них, выглядел если не точно также как они, то не отличался принципиально. Может быть поэтому впоследствии Люциферу было легко подвергнуть сомнению фигуру Проводника и Учителя. Но я больше склоняюсь (я не пророк и не знаю, как было на самом деле, но могу предполагать, к тому же по этому именно предмету ни у кого нет информации, даже если кто-то и претендовал на звание пророка) к варианту, где первым, что видели ангелы (или вторым), обрётшие бытиё, были фигура и лицо пробудившего их к жизни. Сопротивление и восстание Люцифера в этом случае куда серьёзнее, он хорошо осознавал в таком случае, против Кого пошёл. Может показаться невероятным, как он решился на это, идя против очевидно большего, чем он сам. Для него это не было решающим фактором, ему казалось, что он сможет добиться своего хитростью, когда сила ничего не решает, и иногда кажется, что он недалёк от успеха. Он мог даже вообразить и поверить в то, что он раскрывает замыслы Бога, осуществляет "недокументированные" возможности Творения достигнуть божественности, которые Тот сам не хотел озвучивать (верить в это оставлял другим, хотя может быть и себя пытался убедить в этом).

Сначала всё шло так, как надо, везде был порядок, все были счастливы, никто никого не обманывал и все заботились об общем благе. Люцифер среди них был точно таким же, не искал зла и ничто его не настраивало на то, чтобы кому-то позавидовать. О нём говориться, что его возможности были больше, чем у других, он занимал в управлении одно из главных мест. Его называют осеняющим херувимом, то есть он был из тех, кто особо приближен к трону Всевышнего, отражая Его сияние на аудиторию. Его положение описано как "обширная торговля^[7]", причём слово использовано не для оптовой торговли, а розничной, то есть он контактировал со множеством своих клиентов, которых было много. Более того, можно думать, что он был главным среди всех ангелов, как бы первый после Бога, это можно видеть из его описания в Иез.28,12^[8] – такие выражения не используются для обычных людей или существ, такое годится для первенцев, которые становятся принцами и князьями. То есть он был создан первым из ангелов, и в силу этого наделён многими талантами и способностями. Будучи на своём месте, он контактировал со многими и по службе обеспечивал их теми благами и ресурсами, что были в его руках. И это всё само по себе не было ни поводом, ни причиной к его падению. Долгое время всё шло как должно было идти, однако со временем возник один момент, с которого этот первый ангел был искушён, и он поддался этому искушению.

Я уже отмечал, что Михаил внешне не отличался от остальных жителей небес, хотя Он принадлежал к высшему слою. Мне кажется, что Люцифер, как первенец из сотворённого, внешне мог обладать более яркой внешностью или быть наделённым талантами больше многих других, даже высших лиц империи (просто необходимо как-то называть то устройство общества, что имеет место там, "страна" или "царство" кажутся неадекватными терминами для космических масштабов), но был один момент разницы, довольно существенный. Михаил имел прямой доступ к Сущему, тогда как никто другой не то, что не имел права, но просто не мог физически выдержать близкое присутствие Верховного. И о чём Они там могли разговаривать, сильно заботило Люцифера. В детстве многие могли испытывать то ощущение, когда родители уделяют больше внимания твоему брату или сестре… Ты себя в этот момент ощущаешь покинутым и забытым, прямо-таки сиротой. Да ладно родители, любой значимый для тебя человек, если начинает тесно общаться с кем-то ещё, кроме тебя, это также рождает подобные ощущения. Мир был свеж и ничем ещё не омрачён, и Люцифер где-то немного завидовал Михаилу. В этом ещё не было никакой беды, всё это нормально и служит совершенствованию любого из нас, и наше взросление и становление делает нас способными успешно справляться с подобными явлениями. Но Главный был Богом, и Михаил, по всем данным, тоже. Поэтому Они могут общаться в узком пространстве и купаться в океанах Своих возможностей. Однако же этот Михаил выглядит точно таким же, как он сам! И даже немного уступает ему… Чем же Он так лучше его, Люцифера, первенца из всего Творения? А нельзя ли как-то достигнуть подобного, стать тоже богом, войти в Их круг? Пусть не на равных, но положение первого из ангелов разве не позволяет? Его стали посещать мысли и идеи, которые посещают многих честолюбивых и властных людей. Даже это ещё не было грехом или нарушением правил.

Выше идут возможности управлять частицами и полями, когда физики говорят о демоне или духе Максвелла, имеется ввиду возможность, отсутствующая у людей как класс, собрать атомы газа в одном конце сосуда. Но здесь как раз начинаются возможности существ более высокого порядка. Я не знаю, способны ли кто-то из ангелов к такому тонкому воздействию на среду, может быть и такое. Но даже с такими способностями не сравняться с настоящим Богом, который способен собрать атомы в молекулы осмысленным образом, так что появляется жизнь. К этому надо отметить, что Бога отличает не только тонкое управление материей, но и очень мощный разум, способный рассчитать сложнейший комплекс мер для обеспечения жизни и её сборки и запуска. А для жизни надо ещё подготовить базу, иначе где будут жить те живые существа разной степени сложности. А ещё надо гармонизировать и согласовать природные взаимодействия в созданном мире, чтобы он мог существовать не разрушаясь. Плюс ко всему этому Бог должен быть неограниченным вообще, иначе Его конец приведёт к тому, что построенное Им разрушится без Него, даже если и переживёт Его. В общем, нарастающий поток "должно быть" и "must have", при последовательном развитии одного совершенства за другим всё равно не обеспечивающий достижения уровня Бога. Как ни обретай, как ни развивай возможности, до Него не достичь. Понимал ли это Люцифер? На тот момент мог не знать, это сегодня многое раскрылось и стало ясно, что его попытки обречены на провал, но тогда даже он мог просто не знать многого. Но даже если и понимал, что Сущего ему никогда не догнать, у него появилась уже цель, от которой он не стал отказываться, которую он решил попробовать, которая и привела его на кривую дорожку.

В нём появилась зависть к Михаилу, и ощущение обделённости, незаслуженного игнорирования себя, несправедливого распределения благ. После этого он стал пробовать и испытывать возможности как-то уравнять шансы, самому взять от жизни или от Бога то, чего ему не досталось изначально. Появились теории о количестве энергии от аудитории – когда его отмечали и благодарили за службу, выполняемую им на своём посту, это грело его, и он вывел теорию, что чем больше восторга от поклонников он соберёт, тем выше это его продвинет, и в конечном итоге он достигнет чего-то такого, что позволит ему встать в один ряд с Сущим и Михаилом. Хотя нет, Михаил, внешне уступающий ему, должен будет отойти в сторону ради него, чтобы уступить Своё место ему. И уже он, Люцифер будет посещать Сущего и давать Ему советы или выслушивать Его планы. Его заносило, но кто мог его остановить? Он ни с кем не делился своими мечтами. Другим он начал лгать, скрывая свои действительные замыслы. Он упоминал то в одном, то в другом месте о своих идеях, как сделать их жизнь красивее и лучше, как раскрыть их богатые возможности. Внешне ничего не говорило о противоречии устоявшимся порядкам, однако по мере того, как Люцифер видел сочувствие и поддержку со стороны своих друзей и подчинённых, он смелел и видел возможность продвигаться дальше. Он изобразил перед ближайшим кругом друзей, что его незаслуженно обошли, что по рождению или созданию он бы должен быть выше Михаила. Эта тема знакома многим сатанистам (если у них есть разные толки, если же у них единое управление, то все они исповедуют это воззрение), что один из братьев, сыновей Сущего, обманом захватил то ли первородство, то ли какие-то привилегии, и поэтому оказался возвышен, тогда как более благородному Люциферу пришлось довольствоваться нынешним положением. Со временем у него возникла страсть к возвышению, к почёту и преклонению, которая живёт в некоторых людях, ради которой они готовы уничтожать всех, не склоняющихся перед ними. Обычно это люди, уже находящиеся при власти, но они считают, что получают недостаточно восторгов, несоответственно своему положению. Многим такие желания даже непонятны, как не казались они привлекательными и Сыну Бога, которому не было нужды доказывать что-либо кому-либо, но именно эта скромность Того, кто не пользовался Своим высочайшим положением и не извлекал из него никаких выгод, выводила из себя Люцифера – уж он-то бы на Его месте развернулся.

Фактически Люцифер вроде бы не собирался конфликтовать с Верховным, он бы мог сказать, что на авторитет Сущего он не претендовал и не имел намерения свергать Его с престола, свет сошёлся клином на Его Сыне. Наверное, он и сам со временем поверил или слишком близко к сердцу принял придуманное им о двух братьях, одному из которых дали божественность, а другого, первородного, оставили прозябать без желанных им возможностей. Но Михаил не был наделён божественностью в какой-то момент времени (как считают ариане), Он всегда имел их, как будучи некогда в Отце, так и отдельно от Него. Это Он создавал Люцифера, а не наоборот, так что то были напрасные мечты. Но отголосок лжи Люцифера о том, что Михаил не был Богом изначально, закралась в арианское учение и низводит Христа на положение созданного существа, имеющего начало. Это мечты самого Люцифера о том, что он когда-то сам станет богом, обретёт желаемые возможности, и сможет на законных основаниях собирать поклонение от остальных.

Свой ближайший круг, из тех, кто стал соглашаться с его идеями и понемногу принимать их, он также соблазнял перспективами высшего развития. Однако когда предложения этого смутьяна стали приобретать черты больших принципиальных перемен в порядках в империи, многие стали задумываться, что это всё может оказаться восстанием против Царя. То, что они знали и слышали со стороны Царя, начинало противоречить с учением Люцифера, хотя тот тоже предлагал как будто хорошее, однако перестройка принципов жизни грозила потерями, да и само предполагаемое благо от Люцифера выглядело местами сомнительно. Само то, что порядок Сущего требовалось менять, что он не хорош, выставляло Сущего то ли лжецом, то ли тираном, то ли недостаточно умелым и разумным Царём. В условиях, когда лжи ещё не знали и не сталкивались с ней, это был тяжёлый конфликт (даже в наше время, когда мало кто верит на слово, это нелёгкая задача), когда требовалось приложить немало усилий, чтобы разобраться, на чьей стороне правда.

На этом этапе общество стало разделяться на сторонников "нового пути" и тех, кто оставался верен Сущему. Отсутствие опыта обмана сыграло с обществом небесной (космической) империи неприятную шутку – многие просто не могли допустить, чтобы кто-то говорил заведомую неправду. Именно поэтому они сочувствовали Люциферу, в их глазах выглядевшим пострадавшим. Некоторое время Бога никто об этом не спрашивал, Его правоту защищали Его сторонники, однако же если от Люцифера они слышали всё из первых рук, то верные Сущему не могли этим похвалиться. Сам Люцифер тоже не вызывал Его на спор, ведя закулисные действия. У Бога обо всём этом знали, однако же Михаил находился в невыгодной ситуации, если смотреть с позиции цветных революций и переворотов. Там доверяли здравому смыслу ангелов, что сами устои общества здравы и безукоризненны. Это в самом деле было видно всем, почему за Люцифером никогда не было большинства, однако можно считать, что до половины всех жителей небес имели сомнения после пропагандистских кампаний Обманщика (а может и больше).

Однако же в конце концов ситуация пришла к моменту, когда нужно было дать пояснения относительно претензий Люцифера к Михаилу, и было созвано большое собрание. В Библии есть одно важное место, где говорится об этом событии – Павел, начиная послание к Евреям упоминает о "вводе Первородного во Вселенную"^[9]. Этот Первородный эту вселенную и всех её жителей создавал, поэтому это вовсе не первое появление Сына перед ангелами, а именно разрешение сомнений и споров о Нём (будь это Его первое появление перед миром, то как бы Он был тогда первородным, тем более создателем этого мира?). Его право представлять Бога, передавать Его распоряжения и Его волю, Его божественность, наконец, были подвержены сомнению Люцифером, и чтобы избежать споров, Бог сам лично разъяснил сомневающимся, что никакой узурпации Михаилом прав и привилегий не было, что Михаил в самом деле Его полноправный представитель во всём, и что голос Михаила является Его голосом. Поклонение, которое получает Михаил, более чем обоснованное, и никто больше в империи не имеет права на поклонение.

Для тех, кто не сомневался в существующем порядке, это было подтверждением их правоты и признанием их усилий по сохранению порядка в обществе, для сомневающихся также настал момент истины, они увидели, что Люцифер был неправ. На тот момент и сам Люцифер видел, что все его усилия, до сих пор предпринятые, практически пошли прахом. В этот день не было смысла сопротивляться, и на некоторое время он остановил свою деятельность. Однако отказываться от своих целей он не стал. По прошествии времени, когда впечатление от грандиозной презентации, устроенной Сущим, прошло, он вернулся к прежним замыслам. Среди тех, кто доверял ему, он стал заново навевать мысли о том, что созданные существа не являются ущербными, что их потенциал огромен и что достигнуть божественности может любой из них. Но те устои, что сейчас приняты в их обществе, не все годятся для свободных и творческих личностей, нужно что-то пересмотреть. В его подаче перспективы новой свободы выглядят заманчиво, и снова многие приняли то, что он предлагал им, за чистую монету. Даже то, что Бог лично подтвердил законность положения Михаила, уже не играла роли, среди заговорщиков появились новые идеи, позволявшие обойти это.

Новым было представление, что таким совершенным существам, как они, не нужны законы и ограничения, само их совершенство не даст им сделать ничего вредного и плохого, у них достаточно разума, чтобы самим разобраться, что хорошо и что плохо. Они все уважают друг друга, между ними царит любовь, и заранее предписывать им какое-то поведение оскорбляет их, как высокосознательных существ. Удивительно, что это принималось многими. Если бы поверившие Люциферу проявили больше сознательности и независимости мышления, то вряд ли бы купились на такие выверты сознания, но большей частью он работал за счёт личного обаяния и харизмы, которыми был наделён. Он пользовался гипнозом, недокументированным влиянием, которое заметил в работе мозга и с тех пор активно разрабатывал это направление. Собственно, именно оно и является сутью всех его успехов, главной причиной и источником греховности человека со времени падения. У всех, кто подвергался его влиянию, ослабевала обработка информации, он сознательно сбивал с толку всех, попадающих под его влияние, так что желающим вникнуть и разобраться с тем, что он говорит, требовалось время на это. Однако оказалось, что не все озаботились этим, многие не стали разбираться, но оставили внушённые им новые идеи без проверок. Так умножалась его армия, и если буквально принять слова Откровения, то до трети всех небожителей поверили ему даже до того, что поддержали его в бунте против Бога. Да, постепенно Люцифер стал действовать уже не только против Михаила, чьё место хотел занять, но и против Отца, хотя на словах он хотел лишь усовершенствований и развития, говоря, что пора их обществу взойти на новую ступень. Подрывная деятельность против основ объективно была направлена против Сущего, хотел Люцифер этого или нет.

В те времена этот бунт против Бога ещё не имел форм, подобных тем, какие сложились на Земле. Люди для Люцифера больше объект ненависти, повод выместить злобу за свои провалы, поскольку люди по природе довольно уступают ангелам, тем более после падения человечество стало вырождаться, что ещё усугубило наше положение. Это здесь появился беспредел и геноцид, уничтожение и унижение живого, распад и гниение, но пока бунт набирал обороты в небесах, всё это имело вид всего лишь несогласия и гражданского неповиновения в худшем случае. Ещё и поэтому многие не понимали, куда их приведёт следование за бунтующим Люцифером, никто из них не собирался участвовать в убийствах и уничтожении живого, никто не хотел смерти и грязи. Новые ветви зла раскрывались постепенно, часто они оказывались неожиданными и для самого родоначальника зла. Однако сталкиваясь с необходимостью что-то противопоставить политике Сущего ради продвижения себя вверх, он развивался во зле, и иной раз был вынужден ради своего успеха переступать через себя, вставая перед дилеммой – пожалеть тех, кто окажется под катком его нововведений, и при этом самому сдаться, либо продолжать напор, надеясь на скорый или не очень успех – занять место Михаила, стать Сыном Бога. Не знаю, думаю, что он понимал, что Сущего он не сможет сместить, это просто невозможно, если Он исчезнет, исчезнет всё, и он сам в том числе. Он мог мечтать "что бы он сделал на Его месте", но по крайней мере поначалу не ставил себе такой цели. Правда, со временем, понимая, что он проиграет или уже проиграл, только может забрать с собой в небытиё больше или меньше жертв, в его фольклоре появилась тема "убить Бога". То есть, оставшись без перспектив, он готов и к этому, чтобы попробовать подорвать вообще всех и всё, раз уж не станет его, напоследок он попытался бы устранить и самого Бога.

Наброски к этому плану примерно такие – Он слишком силён, чтобы проиграть в силовом противостоянии, но любовь и заботу о благе живого, составляющие основу Сущего, в мире Люцифера выглядят вроде как слабостью… Все силы Люцифер сегодня бросил на то, чтобы изобразить Бога бессильным против того, что называют греховностью. Сатанисты всех мастей, а также многие в мире религии на все лады подчёркивают сущностную неспособность человека к правильности. Одни при этом слове плюются, другие изображают рвотный рефлекс, третьи привлекают тонны доводов о реальном положении дел в этой области, в том числе из самой Библии. По их словам, зло вообще свойственно природе человека, и спастись возможно лишь особым подвижникам, да и то самым ущербным из них, а нормальному здоровому человеку рай не по карману и не по пути, особенно тот рай, от которого многих людей отвращают те порядки, что ему приписывают. То, что Иисус в плоти человека мог пройти жизнь непорочным, их не останавливает. Если хотя бы в последнем поколении таких последователей у Христа не окажется, прежние успехи Бога окажутся под вопросом, жизнеспособность Пути у многих будет под сомнением. Люцифер попытался наводнить мир соблазнами, так что уже с рождения люди получают прямо-таки зомбирование образами, формирующими представление о нормальности всего, что когда-то отрицала религия. Океаны образов и кодов всех видов зла ежеминутно доказывают незыблемость зла и неизбежность нарушения законов Бога, создавая у людей представление о том, что не стоит и пытаться сопротивляться ему. В еде, в музыке, в текстах и графике, даже в религиозном мире всё направлено на то, чтобы склонять людей к "широкому пути", если не вообще к вседозволенности (сама жизнь не позволяет слишком уж разбалтываться, многие начинают активно возражать, да и государства следят за этим), то к отдельным сферам, где можно позволить себе "расслабиться" и получить удовольствие или адреналин. Поэтому почти сто процентов людей даже и не мыслят о последовательной праведности, ограничиваясь малыми дозами её "для очистки совести", даже верующие заменяют её "покаянием^[10]", чтобы дальше продолжать делать всё то же. То, что сатанизм получил сегодня такое широкое распространение (в том числе в России), это попытка дьявола численно задавить возможности Бога к восстановлению человека. Внешняя форма любой религии, даже самой правильной и наивернейшей, если не ставит человеку цели полной праведности, восстановления связи с Высшим, скрыто служит врагу рода человеческого, потому что человек, служащий на словах Богу, но отрицающий Его цели в человеке, куда успешнее помогает Люциферу, чем армия открытых сатанистов. Они делают одно дело – частичная религия позволяет человеку грешить, сатанизм же тоже принял весьма цивилизованные очертания и не отрицает необходимости соблюдать многие правила, ведь всем хочется жить, и жить хорошо, не доводя до разрушения промышленность и торговлю, на которой стоит цивилизация сегодня. Налицо конвергенция целей и средств, так что Люцифер надеется, что в наше время, развитое и достигшее невозможных ранее целей и прогресса, у Сущего не останется никого и ничего, чтобы защитить Его путь. Кажется, что он близок к успеху.

Результаты успеха этих планов следующие – либо Бог признает успех Люцифера, что Его законы невозможны для исполнения, и это проигрыш Бога, и даже наличие в прежние времена определённого немалого числа достигших спасения уже не будет играть никакой роли, ибо нынешние времена уникальны и всё, что Бог достиг, потеряно; либо Он не признаёт и уничтожает всё вообще, не желая говорить о поражении. Но оба результата (Люцифер надеется, что других вариантов не будет) одинаково подрывают Бога изнутри, так как Его усилия по созданию бесконфликтного мира оказались безуспешны. И больше Он не сможет творить, не станет делать новых попыток, зная о принципиальной невозможности бесконечной праведности творения или же неизбежного скатывания разумных существо во зло. Ангелы пали первыми, а люди довершили разгром – так будет это выглядеть в случае успеха планов Врага. Бог уязвлён в самое сердце, Его творческие способности были вскрыты Люцифером, и ради такой "победы" он даже готов пожертвовать и собой – "не мне, так и никому"… Но сатанизм достиг своего пика, и вскоре его ожидает сокрушительный проигрыш, если не разгром. Возможности человека с Богом больше, чем кажутся, и напор современной среды неспособен ограничить природу человека настолько, чтобы потерять способность осознавать и понимать. Всякая волна достигает максимума и спадает, и вскоре возникнет новая волна, волна интереса к тому, что тёмные силы так пытались подавить. Такой волны давно не было.

Церковь же достигнет своей высшей точки, когда многие покажут, что может делать Бог даже из слабых и нездоровых людей, если они дадут Ему такую возможность. Гипноз греховности слетит со многих, и всё, что казалось скучным или невозможным, расцветёт небывалыми прежде красками, и возможности обновлённого человека будут удивлять многих. Сатанизм и отрицание спасения будет практически забыто, фактически Люцифер даст команду своим последователям вступить в ряды христианства, так что на какое-то время о нём подумают, что и он "обратился". Но у него давно наготове план по срыву этого возрождения Церкви, повториться сценарий падения христианства первых веков, и его прежние сторонники пригодятся для осуществления этого плана.

Захария, священник Храма, занимался своим делом, воскуряя фимиам на жертвеннике, предназначенном для этого. Этот жертвенник стоял у завесы, отделяющей Святое-Святых, где должен был находиться Ковчег с присутствием Сущего на нём. Но Ковчега никогда не было во втором Храме, и люди пытались обходиться без него. Те из служителей Храма, кто задумывались о смысле своих действий, печалились об этом, ощущая, что Бог удалился от Своего народа, раз не возвращает Своё присутствие. Правда, без Его помощи не было бы и этого, ни храма, ни страны, так что грех было жаловаться, но людям хотелось большего. Однако хотя более четырёх веков Храм стоял пустой в самой священной своей части, приближалось время, когда этот неполный Храм должен стать более знаменитым, чем первый. Сейчас шёл, считая по нашему времени, шестой год до нашей эры^[11]. По предсказанному у Даниила Мессия должен был начать Свою деятельность через тридцать лет, но это уже были годы зрелости, а сейчас подходило время, когда Он должен был родиться. О самом времени рождения не было предсказаний, и не было известно, с какого времени Он начнёт Свою работу, в каком возрасте, зато время Его рождения было выбрано очень круглое, 4000 год от создания мира, и если бы не ошибка с началом исчисления нашей эры, первый год её и был бы годом Его рождения.

Перед Захарией появился ангел, что смутило и испугало его, но ангел успокоил его, сказав, что принёс приятные для него новости. Захария с женой были люди уже в возрасте, остающиеся до сих пор бездетными, и в настоящее время их надежды уже были готовы угаснуть. В среде евреев, как и во многих других древних культурах, бездетность считалась большой проблемой. Многие считали это проклятием и наказанием свыше, но даже те, кто так не думал, считали такое бедой, в старости люди оставались без помощи, не считая того, что род этой семьи исчезал. Так что и Захария, и Елизавета, его жена, немало времени просили Бога помочь им с этим, и Гавриил, пришедший сюда, сообщил ему, что его просьбы услышаны. И мало того, что у них будет сын, этот их сын будет очень важным человеком, который принесёт на Землю много радости множеству людей. Он много сделает для возвращения общества на Путь, и мало того, его сын будет готовить дорогу для самого Мессии, выполняя работу Илии, и даже был назван Илиёй. Иметь прямое отношение к личности такого масштаба было для множества высочайшей мечтой. Его задача в этом мире грандиозна, он должен сделать работу, подобную работе Самуила и Илии, поменять мысли целого поколения – "вернуть сердца отцов детям и непокорным образ мыслей праведников". Силой такие вещи не делаются и это в принципе невозможно, получается обратный результат, так что можете себе представить величину способностей, требуемых для такого подвига.

Захария мог подумать в этот момент, что у него общая судьба с некоторыми праведниками, даже с основоположниками нации, у которых были такие же долгие ожидания потомства. Это и в самом деле было так, его духовные стремления и поиски принесли значимые плоды. Правда, вместо того, чтобы научиться из истории предков лучшему образу действий, Захария немного подпортил дело сомнениями, как бы перечёркивая свои прежние изыскания и достижения – он выразил некоторое сомнение посланнику небес. Именно для него это было непростительно, у него были перед глазами примеры предков, поэтому он услышал выговор и получил пусть небольшое, но наказание. Когда Захария спросил, как бы ему узнать точнее, исполнятся ли слова посланника небес (как бы прося то ли знамение, то ли чтобы прозвучало ещё более значимая гарантия), тот представился – "Я Гавриил, предстоящий перед Богом", и дал ему знамение, которое было одновременно и упрёком за сомнения – "ты будешь немым на время, пока мои слова не сбудутся". Объявить о близости явления Мессии, о том, что его сын будет Его предшественником и вестником, был послан не рядовой ангел, но высший или один из высших чинов небес.

Спустя полгода Гавриил был направлен к Марии, был пятый год до новой эры и 3999 год от создания мира. Мария была обручена с уже немолодым Иосифом, но брак ещё не состоялся. В те времена было немало людей, ждущих перемен, и надежды свои они связывали со своим Богом. Было время некоторого возрождения, был интерес к религии, хотя времена были для иудеев и израильтян не очень благоприятные. Хотя с другой стороны, этот интерес подогревался в немалой степени как раз проблемами, как часто бывало в прежние времена. В это время ещё начинала складываться устная традиция, до её завершения было далеко, нарабатывались идеи и разработки, позже составившие талмуд. Было немало учителей среди фарисеев, это сообщество было в своём расцвете, и их споры между собой, как и с саддукеями, способствовали разнообразию мнений и развитию богословской мысли, что так или иначе привлекало многие умы к темам религии. Трудно сказать, насколько были поняты пророчества Даниила о семидесяти неделях, вряд ли о них забыли, это кажется невозможным, теперь до окончания их оставалось ещё тридцать лет, и воздух был наполнен ожиданиями Мессии. Люди понимали, что Он не придёт внезапно из ниоткуда или с неба, а что Он должен родиться, ибо таковы были предсказания о Нём. И хотя многие светила духовности и авторитеты священства не были примерами праведности, но даже они готовились к приходу Избавителя. Римляне, взявшие Иудею под очень плотную опеку, были ненавидимы многими, и все мечтали, когда же они скинут их иго и в свою очередь возьмут добычей богатства Рима. Одна лишь эта проблема с зависимостью от Рима уже очень способствовала ожиданиям возрождения, связанным с приходом Мессии, так что в обществе были сильные настроения, в силу которых религия отцов зажигала многих. И вот скромная молодая женщина получила известие, что её сын будет вечным царём на троне Давида, своего праотца. Это было указание на Мессию, однако сейчас её озаботило то, что она не замужем и это будет не очень скоро. Для неё этот вопрос был правомерен, до сих пор подобных вещей никогда не имело места, поэтому никаких упрёков к ней не было, и ангел объяснил, что её сын будет рождён не от земного отца, но чудом, силой Сущего. В самом деле, каждый ребёнок, появляясь зародышем, обретает свою собственную личность, но в этом случае её ребёнок получает личность, бывшую прежде появления зародыша, более того, существующую изначально, до создания мира. Для меня остаётся загадкой, что произошло в то время с Михаилом? То, что Его личность перешла в тело Иисуса, факт, однако же исчез ли Михаил или Его оболочка остаётся в каких-то хранилищах? Некогда, в "начале", о котором говорил Иоанн, у Сына не было облика, так как Он был в Отце, одно с Ним, лишь со времени Их разделения мы говорим об Ангеле-Сущем и Слове-Премудрости. Просто интересно.

В свете обещаний Бога об Избавителе, который вернёт человека в Едем и выведет его из того положения, в которое человек попал через падение Евы и Адама, многие женщины лелеяли надежду, что их сын может оказаться этим самым Мессией. Сказанное змею при разбирательстве падения Адама и Евы звучало ясно, что Потомок Евы разобьёт голову искусителя, хотя тот и ужалит Его в пятку. Потомок Евы, Сын одной из её дочерей, то есть человек, а не ангел с неба, будет этим Спасателем. Об этом мелькали мысли у Сары, у жён патриархов, всех, кто был в курсе планов Бога. И теперь к одной вряд ли известной широкому кругу женщине приходит первое лицо среди ангелов и говорит, что именно её сын будет долгожданным осуществлением мечты всех ценителей правды и добра. Да и вообще всех, кто когда-либо мечтали о справедливости, сталкиваясь с обратным. Многие люди лично, своими руками наводили порядок в сфере своего влияния, но даже если они и были успешны, и они не ощущали себя спасителями мира, видя как на место уничтоженного зла сорной травой всходят новые семена, поэтому и они остро могли ощущать жажду по временам, когда не нужны будут армии и оружие для подавления и исправления нарушенных порядков и искоренения преступности. О Мессии в Библии есть выражение – "желаемый всеми народами^[12]", и это совсем не случайные слова, в Нём ответы на все вопросы и нужды человечества.

Получив достаточные разъяснения, Мария согласно склонила голову – "пусть будет по слову твоему". Гавриил в разговоре с ней упомянул о Елизавете, жене Захарии, её родственнице, что она тоже через чудо сейчас беременна, так что она решила навестить её. С ней можно было поделиться вещами, о которых ни с кем другим говорить было, пожалуй, и невозможно. К тому же, близкие с Богом люди как правило обладают особой притягательностью, даже если по характеру не слишком общительны, и общение с такими всегда освежает и несёт много приятного в жизнь. Правда, эти самые люди не вписываются в развлекательные мероприятия, если те развлечения не базируются на принципах, совместимых с вечностью, так что на такие потехи они попадают скорее в качестве жертв и приходят туда не по своей воле.

Мария гостила у подруги три месяца, с пользой проводя время, обоим было чем обменяться друг с другом, поддержать и вдохновить. Более того, они и в духовной части также упражнялись немало, понимая величайшую ответственность за качество своих сыновей. У матерей Моисея и Самуила они учились непогрешимому воспитанию, не в смысле не содержащим никаких недочётов (хотя вполне возможно и такое), а как успешно направляющее детей к цели, от которой бы они не захотели ни за что в жизни уклониться. Это тоже искусство, и они искали и нашли нужные способы воздействия на умы детей, да и небо не оставляло их без нужной помощи. Негативный опыт в этой области также был предметом рассмотрения, всё должно было быть принятым во внимание, потому что оба, и предшественник Мессии, и сам Мессия были зависимы от своего окружения.

Сын Бога, оказавшись в человеческом теле, которое Он обретал через женщину, жившую в поле, где царило отступление от правил и законов, нарастающее в течении четырёх тысячелетий, где многое было под управлением тёмных сил, где тело человека сильно выродилось по сравнению с начальными параметрами (люди много потеряли в росте, как минимум), очень сильно рисковал. Хотя Его личность была со Своим характером, но как она поведёт себя, если ребёнка будут обучать жизни, допустим, люди с преступными наклонностями или банда, для кого добрые дела не сильно отличаются от плохих? Он бы попал, пока маленький, под их полное влияние, и ни о какой миссии Мессии не могло бы быть и речи. Его бы учили плохому серьёзно, и Его какое-то детское сопротивление неестественному для Него ломали бы тщательно. Не зря Бог просто-таки зачистил Содом с окрестностями, чтобы у наследника правды Исаака не было этого соседства, уничтожив даже природу, чтобы красота того места не привлекала его взглядов. Поэтому Он не мог быть послан в подобные условия, чтобы не делать напрасным весь замысел по восстановлению человечества. Об этом Небо позаботилось, чтобы родителями и воспитателями уменьшившегося Сына Бога были достойные люди. Ему не были подобраны царские дворцы или богатые дома, где к Его услугам было бы всё необходимое, достаточное для выживания имеется и в бедных домах. В богатых домах не всегда практикуется здоровое воздержание, избыток провоцирует многих к перееданию или частой еде, через желудок разлагая нравственность (простейшая зависимость от "вкусненького" насаждает нетерпеливость, откуда рукой подать до серьёзных разболтанностей).

Иосиф, для которого была предназначена эта девушка, также был из тех, кто серьёзно воспринимал религиозные вопросы. Из разговора с Марией перед тем, как ей войти в его дом, он узнал о её состоянии, что она беременна (этого ещё не было видно, она сама известила его), и такое положение дел не было нормальным. Он знал её как правильного человека, но видимо что-то случилось с ней, что она оказалась в положении. Он не хотел брать на себя проблемы, а более того, покрывать чьи-то грехи, как он считал. Пыталась ли она объяснить ему, что произошло, рассказать о том, что её сын будет Мессией? Может быть, но он мог не верить, такого ещё никогда не было и не могло быть, по человеческим меркам. И подобного и не будет никогда, поэтому ему было не с чем сравнивать. Тут требовалось личное удостоверение, и оно последовало. После тяжёлого дня раздумий и колебаний Иосиф решил просто расстаться и забыть о ней, предоставив её своей собственной судьбе, хотя был выбор ещё ославить её перед всеми, либо же взять её себе и ничего никому не рассказывать. Хотя в последнем случае по времени рождения ребёнка не удалось бы скрыть ничего, разве что уехать куда подальше. Как хороший человек он не стал склоняться ко второму варианту, он уже решил пойти по первому варианту, не делая ничего против неё, но ночью во сне к нему пришёл ангел и повёл с ним разговор, для сна не характерный, так что когда Иосиф проснулся, то понял, что он сподобился откровения. Ему было сказано, что она беременна не от мужчины, что здесь ход вещей не естественный, и его подозрения беспочвенны, Мария совершенно не виновата ни перед кем. Если же причиной плода был Бог, Его Дух и Его сила, то сын Марии оказывался Сыном Бога.

Прошло примерно ещё полгода, и Иосифу с женой пришлось собираться в дорогу, по причине того, что Октавиан Август решил провести перепись в Римской империи. Для этого нужно было находиться в местах, где кто родился, где велись родословные линии той или иной семьи. У обоих корни были в роде Давида, происходящего из Вифлеема, и туда им нужно было отправиться, чтобы старейшины их рода подтвердили это документально. По крайней мере в Иудее это проходило так. Проблемой было то, что Мария была на пороге родов, хотя не это само по себе было проблемой, но во время осенних праздников много людей собирались в Иерусалим, и его ближайшие окрестности также были заняты путниками. Это был праздник Шалашей, на который собиралось очень много людей, он был более торжественный, чем другие, более сложный по количеству и порядку жертв. Иосифу с Марией удалось остановиться только в загонах для овец, и если бы дело было в зимние месяцы (как считают празднующие Рождество 25 декабря), когда овец держат в помещениях, то места для них не было бы даже там, но в это время года они были в полях. Там у Марии родился Сын, которого рождение мало кто отметил.

Большинство евреев, хотя и мечтали о приходе Мессии, практически не были готовы к этому, их мысли были больше о своём, но вовсе не о том, для чего это делал Бог, они скорее хотели воспользоваться Им, чем служить Ему, отсюда и происходит проблема неприятия Его на национальном уровне. Те, кто считали себя ближе всех к Богу, и кого таковыми признавали и множество остальных, не ощутили ничего, поскольку им этого было не нужно. Над страной летали те, кто давно уже служит людям, стараясь направить их к свету и добру, и они искали, кому бы объявить чрезвычайно значимые новости вселенского масштаба, и нашлась лишь группа пастухов в окрестностях Вифлеема, вечером у костра ведущих разговоры о смыслах жизни, о скором появлении Мессии и других духовных вещах. Для них одних и состоялось презентация, хотя можно быть уверенным, что если бы в ту ночь нашлись ещё люди, размышляющие не только о вещах обыденных, более чуткие к свершающемуся в мире, они бы тоже удостоились бы услышать музыку небес и поздравления с рождением Царя.

Пастухи сидели вокруг костра, но вдруг рядом с ними появилась фигура, от которой исходил свет, осветивший куда большее расстояние. Людей это явление сильно потрясло и напугало, однако они услышали успокаивающий голос ангела – "Не бойтесь, я сообщаю вам огромную радость, радость для всех людей – в городе Давида сейчас родился Спаситель, тот, который Господь Мессия. Вы Его узнаете по этому признаку – Он лежит в кормушке в пелёнках". Эти слова вызвали ряд вопросов в умах пастухов, но они не успели их задать, потому что рядом с вестником появился большой хор из ангелов, свет от которых далеко рассеял мрак ночи, и они услышали красивейшие голоса с не менее красивой музыкой. В честь рождения Царя Земли и небес прозвучало торжествующее пение. Ни каких условий ни для кого не ставили, небожители делились своей радостью, которой люди ещё не успели охватить, но со временем поймут – Тот, Кто управлял небесами, сегодня благополучно поселился на этой карантинной планете и начал дело вызволения всех, кто захочет вернуться к истокам. До завершения дела было ещё далеко, работы впереди было много для всех, но сейчас они показывали людям, насколько значимо произошедшее и для Земли, и для неба. Они пели о том, что между небом и Землёй сегодня установлена связь, несущая мир и примирение, грешные люди получают благоволение Бога. Всё прежнее было авансом или залогом, выраженным в символах Храма, теперь же пришло настоящее.

Песня закончилась, ангелы исчезли, пастухи же приходили в себя. Всем понимали, что Мессия, которого Израиль так долго ждал, пришёл, хотя Ему ещё предстояло вырасти, потому что Он родился в этом мире ребёнком, как все они. Они решили пойти посмотреть на Него, для этого, собственно, им и рассказали об этом. Где Его искать? Вифлеем, городок, где родился Давид, был указан, но в чьём доме это произошло? Они знали всех в нём, но вряд ли был большой выбор, не так много людей жило здесь. Они могли, наверное, пройтись по все домам, где были беременные женщины в эти дни, хотя было немало гостей, однако же кормушка для скота – этот указатель должен был привести их не в дом, там такой инвентарь не держали. Они могли знать о семье, остановившейся в хлеву, только там были ясли. Сразу или после поисков они пришли сюда, и увидели родившегося младенца, в самом деле мирно спящего в импровизированной колыбели, хорошо вычищенной. Поверить в то, что в столь бедной обстановке находится величайший Царь всех времён, было трудновато, но пастухи не были изнеженной знатью, поэтому воспринимали всё адекватно. Они поговорили с Иосифом и Марией, знающих куда больше, но и для них в том, что рассказали пастухи, было немало нового, хотя и подтверждающего всё, что они уже знали.

Марии с Иосифом пришлось задержаться здесь, нужно было представить сына в храм на восьмой день после рождения, также и для обрезания, да и эти первые полтора месяца было лучше отдохнуть и набраться сил. Когда праздники закончились, наплыв людей схлынул и семья смогла перебраться в лучшие условия, в нормальный дом. За это время они посетили храм и совершили нужные обряды и жертвы, требуемые законом. Там младенцу было записано имя Иисус, указанное Гавриилом, означающее "спасение, избавление", точнее "Сущий Избавитель", первая часть имени содержит имя Бога. Иисус был первенцем у Марии, и для Него был предназначен дополнительный обряд посвящения и выкупа. Для священника, занявшегося посетителями, это была, наверное, повседневная рутина, однако же обыденность места была нарушена неожиданным посетителем – к Марии подошёл очень старый человек и попросил у неё взять на руки её сына. Он был очень взволнован, сюда он пришёл потому, что его просто притянуло сегодня в храм, и здесь он понял, зачем это было нужно. В посвящаемом младенце он опознал Того, кого ожидал весь Израиль, пусть не все одинаково. Симеон имел откровение, что не умрёт, пока не увидит Мессию, и вот этот миг настал. Явно некогда он переживал, что не доживёт до того, чтобы лично увидеть мечту времён и народов, однако он получил уверение, что хотя до времени прихода Мессии и далеко, но он доживёт. Теперь он держал в руках Сокровище Вселенной, и не мог сдержать слёз восторга. Похоже, что от старости он уже ощущал дискомфорт и уже был рад уйти на покой, и лишь мечта держала его в этой жизни. Он высказал вдохновенные слова, поэзия которых сильна до сих пор:

То ли из Персии, то ли откуда-то из Междуречья в Иерусалим пришли богатые и уважаемые люди с тревожащим многих очень провокационным вопросом – "Где здесь у вас недавно родившийся Царь иудейский?" Ирод последние годы был чрезвычайно подозрителен ко всем, и для многих даже слышать такие речи было страшно. Возможно это обстоятельство помешало священникам Храма поговорить с пришельцами обстоятельно, и мудрецы востока, хранители древних знаний, остались без ответа. Хотя скорее священники с презрением отнеслись к язычникам, откуда-то вообразивших что-то из еврейских священных книг, и не пожелали раскрывать им ничего о своих надеждах, считая, что чужие для их народа и веры люди недостойны приобщаться этих знаний. Если бы это были прозелиты, обращённые или интересующиеся их религией, дело было бы другое, но и здесь их бы начали обучать азам, но не этим вопросам, хотя на деле они сами не владели всей информацией о Мессии, подходя к вопросу очень узко и ограниченно, поскольку священники находились под влиянием саддукейских взглядов, сильно огранивая Писание и лишая себя этим полноты знаний. Мудрецы удивлялись, насколько люди в Иерусалиме равнодушны к вопросу о Царе, потому что сами они знали о Его рождении наверняка, по крайней мере не сомневались в своём знании. Кроме своих книг они, после влияния Даниила, занимались и книгами Израиля, поэтому были в курсе о приходе Мессии. Назвать их последователями Сущего трудно, но они уделяли время и этим источникам, поэтому знали пророчества как Даниила, так и Валаама (который имел некоторое отношение к этой группе избранных или они считали его своим) о "звезде, восходящей от Иакова" и царском "жезле от Израиля". За пару лет до рождения (реального, не времени начала нашей эры) Христа произошло соединение Юпитера, Сатурна и Марса, что для пропитанной астрологией эпохи было очень значимым сигналом. Близость предсказаний Даниила о Мессии уже подогревало ожидания, и эта "звезда" была толчком. Но когда Христос родился, то эти люди, размышляющие о смыслах сущего и судьбах мира, получили знаки лично для них. Можно бы было сказать, что те ангелы, что пели для пастухов, поднявшись в ночное небо после своего концерта, своим сиянием дали ждущим мудрецам сигнал, после которого они отправились в Иерусалим. Ощущения от этого неожиданного и не существующего прежде, как и после, светила, звали в дорогу и притягивали необычными, но такими тёплыми ощущениями. Так что эта неправильная звезда в самом деле указывала направление и погасла, когда они подошли к Иерусалиму. Исчезновение ведущей их звезды было указанием, что они у цели, только вот Царя Израиля они здесь так и не нашли.

Однако слухи были донесены Ироду, явно при его паранойе у него были люди, что следили за обстановкой в стране, и мимо них такие вещи не могли пройти, так что как ни тревожились священники и учителя народа и не старались отделаться от мудрецов с их опасными вопросами, их призвали к царю, чтобы они разъяснили подозрения, возникшие у царя из-за этих наивных пришельцев. Ирод пригласил их к себе во дворец и расспросил, и они запросто рассказали о своих изысканиях в религии этого народа и о том, что по всем признакам в Иудее появился царь. Их смущало, что они попали в какое-то неправильное место, их избегали, да и во дворце ни о каких новорождённых принцах не было слышно. У Ирода были сыновья, готовящиеся заступить после него на трон, но они были взрослыми людьми, никак не младенцами, да и их престолонаследие решалось больше в Риме, чем во дворце царя. Ироду такие новости были крайне неприятны, у него были немалые трения с иудеями из-за его идумейского происхождения, и сколько он сделал для Храма и города, так и не сделало его любимым ими. Он рассчитывал, что его дети будут сидеть на его троне, а здесь он слышит о природном царе Иудеи, и такие вещи будили в нём недобрые чувства к неблагодарным иудеям. Однако он вёл с уважаемыми людьми светскую утончённую беседу, так что эти, вероятно, кабинетные исследователи, не заподозрили ничего плохого. После них Ирод вызвал всех высших духовных авторитетов страны и стал расспрашивать их о Мессии, и многим из них пришлось напрячь память и ум. Многие из них имели лишь поверхностное представление о деталях Его прихода, они удовлетворялись лишь мечтами о Его правлении, не вникая глубоко в секреты Библии, и теперь, когда совершенно, казалось бы чуждый духовности человек, кого они считали чужим, несмотря на то, что он сделал их Храм одним из чудес света и довёл его почти до уровня, описанном у Иезекииля, вдруг заинтересовался тончайшими деталями пророчества, им стало не по себе. Далёкие от их практических целей и интересов старинные свитки вдруг обернулись политическими играми, в которых они могли серьёзно проиграть, была такая опасность, с Иродом ни в чём нельзя было быть уверенным. Ирод потребовал у них информацию о месте происхождения Мессии, к счастью это не было трудным вопросом и ответ был готов с лёту – Он должен быть рождён в Вифлееме. Это было давно написано у пророков, но Ирод такими вещами прежде никогда не интересовался, если бы он хотя бы немного читал Писания, то вряд ли бы не знал об этом – "И ты Вифлеем, Ефрафа, мал ли ты между тысячами Иудеи? Из тебя произойдёт Мне Тот, кто будет Владыкой в Израиле, Кого происхождение из начала, от вечности^[14]". Узнав такое, Ирод снова встретился с мудрецами и сообщил им, где они должны искать Мессию. Удивительно, у священников и учителей народа они не смогли этого узнать, те не желали иметь с ними дела, но царь, озабоченный своей безопасностью, куда серьёзнее оценил новость и заставил так же оценить её и их. При этом Ирод, расспрашивая их, узнал о времени появления звезды, прикидывая возраст ребёнка, если ему придётся искать его самостоятельно. Понятно, что искал он Его с целью устранения Конкурента, но не собирался говорить об этом. Он выразил желание тоже поклониться новому царю, так что как только они найдут нового царя, то пусть непременно известят его, чтобы и нынешний царь Иудеи мог тоже пойти и поклониться Ему.

Мудрецы направились в Вифлеем, и когда вышли из Иерусалима, перед ними, когда настал вечер, снова засияла звезда, вёдшая их прежде. Они обрадовались, увидев её, и теперь она уже не гасла, пока не привела их к нужному дому. Войдя туда, они нашли Марию с Иосифом и маленького ребёнка, в котором они ощутили присутствие чего-то небывалого прежде. Они не были чужды тайн жизни и соприкасались с тонкими предметами, и в Иисусе опознали присутствие большего, чем человеческого начала. Хотя Он был младенцем и учился множеству вещей, как делают все дети, но излучение Его личности было особым, так что они ни в малейшей мере не сомневались. Они поклонились Ему, пожалуй, с большим чувством, чем многие из признавших Иисуса Спасителем мира. С собой они привезли подарки для столь высокой Персоны, и поднесли их Ему. Золото было подарком Царю, ладан Священнику, а смирна или мирра использовалась как лекарство и благовоние, подчёркивающее Целителя, правда, в то же время она была связана и с похоронами как бальзам, символизируя Его смерть, несущую освобождение людям. Все эти подарки очень скоро пригодились в дороге, им пришлось поспешно убегать из страны.

Мудрецы собирались навестить Ирода и рассказать ему о их переживании, они не подозревали, что этот чудесный и внимательный собеседник замышляет очередное злодейство, но во сне им явился ангел и дал указание, чтобы они больше не заходили в Иерусалим и не встречались ни с кем. Поэтому они ушли тихо, не возвращаясь в Иерусалим. Ирод же некоторое время ждал их возвращения с отчётом, однако после некоторого времени забеспокоился, в его голове стали складываться картины заговора против него. Он замечал, как священники и книжники неохотно выдают информацию из своих Писаний, и подозревал, что между ними сговор, почему мудрецы не вернулись. Возможно, что он посылал некоторых людей, работающий по деликатным поручениям, разузнать про чужестранцев, но если они что и нашли, то только остывшие следы. Для Ирода с его многолетней практикой тирана уход волхов выглядел оскорбительной насмешкой над его царским достоинством. Он не имел зацепок для придирок к иудеям, но он мог отомстить им в их лучших надеждах – он решил уничтожить Мессию, пока Он маленький ребёнок. У него были ориентиры, как Его найти – время и место рождения. Он послал в Вифлеем небольшой отряд своих людей, какие часто или даже обязательно бывают у людей такого сорта, как он сам, и эти люди, имея ориентировки возраста, предварительно установив сколько младенцев родилось здесь за некий отрезок времени (а это было совсем небольшое число), прошли селение, уничтожая маленьких мальчиков. Среди других дел такого рода Ирода такая операция осталась без большого внимания, и о пропажах людей, которых было немало за его историю, говорить не смели, можно было пропасть и самому, так что лишь Матфей, видимо имея связи среди людей своей прежней профессии, сборщиков налогов, смог узнать детали того дела.

Но когда каратели Ирода пришли в Вифлеем, Иосифа и Марии там уже не было. Как только ушли мудрецы, ночью к Иосифу пришёл ангел и сказал ему, чтобы он немедленно снимался и уходил в Египет, потому что Ирод будет стремиться убить Иисуса. Те богатства, может быть и невеликие, что подарили мудрецы, оказались весьма кстати, чтобы им хватило на дорогу и пребывание в Египте. Скорее всего, там им не пришлось жить долго. Последнее преступление Ирода оказалось роковым для него самого. Не только смерть невинных детей и горе их родителей, но и покушение на великого Царя из рода Давида не прошло ему даром. У него появились боли в животе, всё увеличивающиеся, появились нарывы на животе, в язвах нарывов появились черви, даже запах изо рта удручал его. Симптомы нарастали, пока не закончились смертью. О его последних днях и преступлениях, наряду с моментами вроде бы раскаяния не хочется писать, это жуткие картины, но конец его таков, о каких люди говорят "есть Бог на свете".

После смерти Ирода Иосиф с Марией могли возвращаться, ангел сообщил им, что искавших смерти Иисуса больше нет в живых, и им нужно идти домой. Они хотели сначала поселиться в Вифлееме, однако там помнили необычные происшествия при рождении Иисуса, и могли пойти разговоры, и слова о Царе могли снова пойти слухами, и это могло привлечь внимание сына Ирода, Архелая. Архелай по характеру мало в чём уступал отцу, и малейший слух о конкуренте мог сподвигнуть его на крайние меры. Там было опасно, и Бог подтвердил, что туда идти не нужно, поэтому они вернулись на старое место жительства обоих, в Назарет. Там, в Галилее, куда власть Архелая не распространялась, здесь правил сын Ирода Антипа, и вдали от столичного шума, никто не станет обращать внимание на это семейство.

Наверное, многим приходила в голову мысль о детстве Иисуса, насколько божественность в Нём смешалась с человеческим или наоборот, находилась отдельно от человеческого. Было ли в Нём сознание своего пре-бытия или это появилось потом? Однако же если Он побратался с человечеством, то должен был во всём (это особо подчёркивает Павел) быть как мы. То есть должен пройти через почти бессознательное младенчество, ограниченное сознание раннего детства, увеличивающееся с набором опыта жизни и накопления познаний о реальности. Большинство, наверное, и я в том числе, считают, что именно так и было, и Он поначалу не осознавал Себя так, как до воплощения в человека, и лишь со временем "вспомнил всё". То, что впоследствии Он осознавал Себя как существующим от начала, прежде всех вещей и мироздания, Он говорил об этом Сам – "прежде чем был Авраам, Я есть^[15]", или говоря о "славе, которую имел у Отца прежде бытия мира^[16]". Соответственно, был момент этого перехода из ограниченного варианта своей личности к полному. И произошло это до того, как Он однажды потерялся у родителей, оставшись в Храме. Или может быть именно те дни праздника и были моментом пробуждения в Нём осознания Своей предыстории. Это была Пасха, на которую они каждый год ходили всей семьёй. Там приносился в жертву пасхальный ягнёнок, Ему было двенадцать лет, и в этот раз Он ощутил, что мучения бедного животного происходят не по чьей-то злой воле, не по произволу человека или Бога, но в этом заложен большой смысл, и этот смысл связан с Ним. Насколько приоткрылось в Нём осознание прежней жизни и смысл Его нахождения на Земле, невозможно сказать. Было ли это полным открытием всего замысла о Нём или проявлялось постепенно – наверное, когда-нибудь станет известно. С тех пор Он жил уже с осознанием, что является Мессией, и род человеческий зависит от Него – все его перспективы и будущее, и даже настоящее. И от выполнения этой задачи, которую Он сам же и взял на Себя, зависит даже и Он сам. Он мог отказаться от смерти за других, многие из которых даже не оценят этого, но не потеряет ли уверенность в Самом Себе, что Он не справился, не смог создать надёжных существ, не смог помочь им в беде? Он один определял будущее всего, и Он не собирался проигрывать.

Однако и до восстановления памяти о прошлом бытии Он держался Пути, просто за счёт характера. Наверное, привычка к праведности пробивалась даже сквозь блокированную память. Хотя привычка и есть характер? Среди людей с нашим опытом негатива бродит немало представлений о невозможности праведности в мире зла, от "от трудов праведных не наживёшь палат каменных" до "не обманешь – не продашь", "с волками жить, по волчьи выть". Последовательное осуществление правильного может привести человека в конфликт с неправедным большинством, и шансы на выживание уменьшаются, однако и смерть от насилия за правду, иной раз кажется выходом. Сопротивление неправде создаёт затруднения для неправды, и когда отступают от правды из-за угроз или невыгодности, неправде создают магистральную дорогу, без каких-либо преград, и тогда слишком многие начинают думать, что по другому никак. Впрочем ещё дело затруднено ложным смирением и уступчивостью многих, преступные элементы лучше организованы, но люди, ориентированные на правду, могли бы быть объединены не меньше (хотя это сложно). Но для Иисуса всё же были созданы достаточные условия, чтобы Его упорство в праведности не привело Его в смертельный конфликт раньше времени. Определённые сообщества, особенно небольшие группы могут быть (и были и есть и будут) объединены общим согласием и вполне уютны и комфортны, с минимальной конфликтностью, легко разрешающейся на личном уровне без вмешательства извне. На уровне двора или района, даже когда некоторые слои живут не мирным трудом, для детей может быть комфортная среда. Назарет, при всей своей недоброй славе, не был опасен для жизни Иисуса, пока Он рос и входил в зрелые годы. Разумеется, в детстве, когда всё новое, и дети сами нарабатывают себе характеры, Его по дружбе или просто за компанию пытались втягивать в недобрые дела, но даже за компанию, когда порог входа в зло чрезвычайно снижен, Он готов был потерять дружбу и расположение компании, но не сделать шаг за черту.

Обычно в первый раз сделать что-то сложно, и в делах, которые касаются разрушительных неправильных действий, особенно остро ощущается запретность некоторых вещей, этот порог непросто переступить. Однако это когда сам лично подходишь к нему, но в компании, когда другие легко и просто делают что-то, тебя как бы протаскивают через отталкивающее или останавливающее действие чего-то подсознательного или ещё более глубокого. Потом, после нескольких нарушений об этом барьере те, кто нарушили его, обычно забывают, но поначалу он заметен. И насколько просто-таки блаженны те, кто не переступал его, в ком он не потерялся. Некоторые нарушившие довольно неприязненно относятся к сохранившим его, вплоть до отвращения, иной раз склонны изображать сильное отвращение к сохранившему непорочность в чём-либо, но это лишь свидетельствует о сильных ощущениях, связанных с механизмом некоего внутреннего или изначального смысла, которым мы измеряем жизнь независимо от опыта.

Не думаю, что эти рассуждения нужно доказывать точными цитатами о попытках повлиять на Него в детстве, о котором нет подробностей, из своего личного опыта любой из нас знает, что это и как это бывает, и что нет никого, кому не приходилось под давлением делать выбор, каким путём пойти. Он не содержался в изоляции от общества и мира, поэтому сталкивался со всем, с чем сталкиваются все остальные. Любому из нас скорее интересно знать, почему Он не поддался ни на одно плохое влияние, не оказался вовлечённым в нарушения правил и законов, которые действительно затрагивают вопросы жизни и смерти. Хотя не сказать, что Он всегда был для всех хорошим – в те времена синагога была центром общественной жизни, и искусственные правила "правильного" активно разрабатывались и придумывались. Нарушитель неправильного правила, искажённого мерила, выдвигаемого авторитетами, выглядит для многих таким же грешником, как и нарушитель божественных правил и законов. Он не боялся оказаться неверно оценённым, как не боялся во взрослой жизни ниспровергать чуждые здравого смысла законотворчество фарисеев, возвращая людей к настоящим заповедям. Проблема была серьёзной, именно из-за конфликта с фарисеями и их "третьим законом^[17]", который впоследствии принял форму Талмуда, Он был отвержен большинством и элитой народа, а потом и распят.

Многие дети практически с рождения обнаруживают склонности, которые практически не изменяются сквозь всю их жизнь, и такого ребёнка возможно лишь сломать, но не изменить врождённую черту. Можно подумать, что сказывалась изначальная личность, хотя память об этом и была скрыта от Него в раннем детстве. Но если Его устойчивость в праведности объяснять лишь тем, что Он имел опыт до преобразования в человека, то слишком многие скажут, что поскольку у них нет подобной базы, то их отклонения от Пути извинительны, что они просто не могут быть столь же непогрешимыми как Он. Однако это не оправдание – безгрешным Адаму и Еве и до них ангелам, друзьям Люцифера, да и самому Люциферу их безгрешность не помогла удержаться от отступления, не сыграла никакой вообще роли, они сделали свой выбор в сторону зла, поэтому Иисус всё же был в том же положении, что и все остальные – Его прежняя праведность сама по себе не была гарантией, Он также делал каждый раз выбор в правильную сторону, но был свободен и для иного выбора. Тем более кроме предполагаемого влияния Его прошлой жизни надо учитывать ещё и Его обычную человеческую плоть, на которую множество людей ссылается как на главную причину их неустойчивости в правде. Обычно в религиозном мире в отношении человеческого тела существует очень устойчивое понятие "греховная плоть", для которой праведность чужда и в силу этого человек испытывает искушения. Правда эта "греховная плоть" не гарантирует, что человек обязательно согрешит или должен согрешить, ни в коем случае (хотя есть и такие, но это от недомыслия или заинтересованности), эта "плоть" лишь обеспечивает склонность к неверному выбору, но выбор делается сознательно (если кто-то доводит себя до бессознательного действия, это уже потеря человеческого облика и деградация, распад личности). Мы не виноваты, что родились с таким подпорченным свойством природы, именно поэтому человеку дана возможность избавиться от этого наследия, одна из составных частей того, что называют благодатью. Однако даже бы если у Христа и было какое-то преимущество (я считаю, что так и есть), мы не в ущербе – Он как старший Брат человека проложил для всех остальных Путь. Там, где смог Он, сможет любой. Всякий желающий повторить за Ним ощутит Его присутствие и помощь, и этого всегда будет достаточно для любого преодоления. Он же обещал – Я с вами всё время до конца времён. Поэтому если человек и слаб где-то морально, то лишь во первых от недостатка решимости, во вторых от недоосознания возможностей, данных ему. И ещё от того, что человек ещё недостаточно понимает, что зло любого вида разрушительно, и не понимая себя хорошо, оставляет себе лазейку жить по своему хоть в какой-то маленькой малости, по своему, не по Его правилам. Поэтому и не имеет полной поддержки с Его стороны.

О Его делах в детском возрасте сохранилась лишь история, как родители потеряли Его после Пасхи. Когда Ему было двенадцать лет, они как обычно всей семьёй были на этом празднике, но когда уходили, то оказалось, что Его не было среди возвращающихся. Сначала родители не беспокоились, то есть было нормально, что Он мог идти со своей компанией, но вечером на ночлеге Его не оказалось нигде, Он не пришёл к ним, когда все разошлись по своим семьям. Тогда Мария с Иосифом отправились назад, и им пришлось много спрашивать людей, и лишь на третий день, когда они всё же решили посмотреть и храм, то к своему удивлению, нашли Его там среди группы израильских учителей и мудрецов. Он участвовал с ними в каких-то разговорах, и было видно, что эти солидные люди с большим интересом разговаривают с Ним. Родителям даже пришлось немного подождать, чтобы не прерывать их общения, они успели послушать немного их беседу, хотя их появление заставило разговор быстро закончиться. Учителя народа выразили благодарность Иосифу и Марии за хорошее воспитание и обучение сына, и своё восхищение достижениями этого молодого человека, приближающегося к возрасту, когда мальчик становился ответственным за свои действия.

Когда они остались наедине с сыном, Мария выразила Ему, сколько они пережили, пока искали Его, упрекнув Его за то, что Он не предупредил их ни о чём. Хотя в самом деле вышло не очень хорошо, но думаю, из-за открывшегося Ему в последний день праздника Он, будучи ошеломлён раскрывшейся перед Ним картиной прошлого и будущего, должен был побыть ещё немного здесь, чтобы придти в Себя. Поэтому Он рассчитывал, что Его не будут долго искать, ведь и Мария и Иосиф прекрасно знали о Нём, и то, что они не пошли первым дело именно в Храм, было их неверием в Него. Об этом Он им и сказал – "разве вы не знали, что Мне нужно быть в том, что принадлежит Моему Отцу?" Они, правда, не слишком поняли сразу, что Он имеет ввиду, но позже Мария догадалась о смысле Его слов.

О Его годах до начала Его служения оставлены всего лишь эта история с Его потерей в Храме и два отзыва о Его преуспевании в делах, которые составляют предмет религии. Он хорошо понимал, Кто Он есть, Свои возможности, однако же много лет провёл в безвестности, ожидая времени, когда надо будет выйти в общество, и Он станет известным и знаменитым. Он не стремился к популярности, не испытывал возбуждения от этой идеи, как случается часто со смотрящими кино или читающими книги о приключениях, или даже просто слушающими захватывающие песни о героях и яркой жизни. Он спокойно занимался делом со своим отцом и семьёй, помогая обеспечивать себя средствами к жизни, и был не только Сам счастлив от этого, но и в Его присутствии многие ощущали себя комфортнее. Однако, когда возраст Его достиг тридцати лет, настало Его время.

Это был пятнадцатый год Тиберия, когда в Иудее стремительно вдруг разнеслись известия, что появился учитель, предсказывающий скорый приход Мессии. Этот год обычно считают 29 годом нашей эры, но это если считать самостоятельное правление Тиберия. Он стал соправителем Августа за два года до этого, так что на самом деле это был 27 год нашей эры, в этом случае в это время Иисусу как раз и исполнялось тридцать лет, в которые Он начал публичную деятельность, ведь Он был рождён в четвёртом году до новой эры, когда умер Ирод Великий. Иисус не должен был начинать деятельность с нуля, перед Ним должен был пройти глашатай, и он пришёл и начал проповедовать людям. Он объявлял пришествие Мессии и требовал, чтобы люди подготовились к Его явлению. Неготовых людей Он в Своё царство не возьмёт, это было опасно, вся их древняя история говорила об этом. Это было важно по многим причинам, и прежде всего потому, что Мессия не был одиночкой, у Него была системная поддержка. Пусть Его посланник был тоже в единственном числе, было бы, наверное, куда лучше, если бы подготовкой Его выхода в народ занималась организация, однако это было непринципиально. Даже один Иоанн Креститель уже был достаточным аргументом в пользу того, что Мессия не будет самозванцем. У лже-мессий, которые появлялись в эти времена, не было независимых, имеющих авторитет пророков предшественников, они действовали сами от себя, хотя и пользуясь поддержкой ближайших соратников, но Иоанн не знал Иисуса раньше. Он пришёл из пустынных мест, где рос и взрослел, не выходя к людям, Иисус же жил в Назарете, так что в сговоре их было сложно заподозрить. Тем более Иоанн даже и не объявлял, кто будет мессией, он и сам не знал, кто это будет, он всего лишь вещал, что Его появление уже близко. Практически все в то время знали или могли знать, что время Мессии настаёт – по Даниилу, его пророчеству о семидесяти неделях оно было очень близко. Этот год был четыреста восемьдесят третьим от указа Артаксеркса для Ездры, истекало шестьдесят девять "недель"-лет, и семидесятая группа семи лет была временем Мессии. Поэтому слова Иоанна Крестителя не вызывали споров и отторжения. Его праведность и внутренняя сила закрывали рты любого, кто захотел бы спорить, да никто и не хотел почему-то спорить, хотя в элите Израиля присматривались к нему с осторожностью.

Это бывает во всех случаях вырождения религии, такие процессы могут иметь место везде и никто не избавлен от этих искушений. Упадок религии случается вовсе не по законам развития общества, хотя общие законы также влияют, но здесь имеет место влияние самого человека, и если где-то накапливается равнодушных или нечестных людей, там это обязательно случается. В Израиле фарисейство и другие религиозные партии активно соперничали, но эта динамика не служила процветанию духовности. Вытеснив друг друга в крайности, фарисеи и саддукеи не были носителями здравых смыслов, одни отказались от большей части духовного наследия пророков, другие ввели чуждый элемент помимо вдохновенных свыше книг – предание. В силу определённой утраты здравого смысла представления о Мессии приняли форму идеи лишь национального Освободителя, а то и вообще автомата желаний, что льстило их ощущению избранности. На деле же, если они не будут пригодны для Него, то Он, вместо того, чтобы наказывать их врагов, может добавить им наказания ещё от Себя. Соответствие условиям всегда ключевое положение во всех случаях взаимодействия Бога со Своим народом. Справедливость и добро, правосудие и милость даже к врагам (кроме случаев войны, тем более даже хананеи ещё в древности были оставлены Им на своих местах, их уже нельзя было выгонять) требовались от них, но в обществе того времени положение дел было неприглядным. Многими людьми владела ненависть, неприязнь, даже среди самих иудеев и израильтян. Верхушка нации считала земледельцев неспособными спастись, всего лишь из-за того, что они не знали закон так хорошо, как они – "этот народ невежда в законе – проклят он^[19]", говорит член синедриона… Фарисеи изощрялись в подходах к закону, изобретали правила на любой случай жизни, считая это нормальным, хуже того – единственным путём обретения совершенства. Не зря рождение Мессии не было объявлено никому, кроме одной группы пастухов в Вифлееме и мудрецов из языческих краёв, остальные же не интересовались этим серьёзно и не ждали, хотя мечтали об Освободителе. Это печальное положение вещей должен был кто-то исправить. В последней по счёту книге Ветхого завета написано, что перед приходом Мессии Бог пошлёт пророка Илию с важнейшей миссией подготовить народ, правильно настроить людей, чтобы в противном случае не пришлось наводить проклятие на Израиль – "Вот Я пошлю к вам пророка Илию перед наступлением дня Сущего, великого и страшного, и он обратит сердца отцов к детям и сердца детей к отцам, чтобы Я, придя, не поразил земли проклятием^[20]". Кажется всего лишь нужно примирить отцов и детей, однако же чтобы сделать это, придётся затронуть множество настроек умов и душ людей, и без этого конфликт верхов и низов, да и поколений также, не может быть разрешён. Илия был очень сильным и успешным пророком, взятым на небо живым, что делает его очень авторитетным во многих отношениях. Неужели нужно сводить с неба огонь на всего лишь не желающих примириться? Однако же оказывается, что нужно. С чьей-то может быть подачи, а может быть в силу слишком облегчённого подхода, порождённого лишёнными живого влияния небес умами, Мессия воспринимался больше как исполнитель желаний, а не Хозяин. Именно в силу потребительского настроя верхи страны не захотели сотрудничать с Ним.

Иоанн не был Илиёй, тот жил где-то в небесах, однако одежда Иоанна была практически той же, что у Илии, по крайней мере если давать этому словесное описание. И Иоанна слушался народ. Он не сводил с неба огонь, карающий непослушных, но он оказался и не нужен, потому что множество людей всерьёз приняли его обличения существующих пороков и принимали от него крещение-омовение, в знак раскаяния и перемены своей жизни. После Неемии в записанной в Библии истории не появлялось людей, которые бы намагничивали общество примером и влиянием, и после Захарии и Малахии неизвестно ничего о праведниках и пророках, подобно Даниилу или Иосифу меняющих политику великих стран. Наверняка были праведные люди, но очень небольшого масштаба, извращённая теория эпохи, когда умолкли пророки и божественный голос не раздавался в земле обетованной, не могла создать достаточного фундамента для здравых начал. Так без сильного влияния праведности и добра мир стал совершенно иным. Он сильно развился по сравнению с древними временами, и некому было придать этому развитию струю человечности и хорошего примера, хотя народы и общества пытались искать рецепты лучшего устройства, сами страдания тех, кто попадал под каток усиливающейся несправедливости заставляли задуматься многих. Когда в Риме соперники-триумвиры делили власть, потоки крови от проскрипционных списков делали слишком многих сильных мира сего неуверенными даже в сегодняшнем, не то, что в завтрашнем дне. Там не было нужно даже иметь какое-то мнение, которое могло кому-то не понравиться, как при политических репрессиях наших времён, достаточно было быть в знакомстве с любым из триумвирата. И лишь люди, далёкие от знакомств с богатыми и знатными, могли интересоваться, сколько ещё будут продолжаться казни. Не зря о Риме многие критики говорили, что империя хотя и успешна, но очень уж пахнет. Так что ко времени появления Мессии мир был более чем готов к вести о новых путях, где может не быть конфликтов. Находящиеся повыше в меньшей степени были подвержены бедам, исходящим из неупорядоченных желаний и страстей, положение и богатство было оградой, пусть и не всегда прочной, но простой народ был готов в большей степени слушать и слушаться здравого голоса. Иоанн оказался чрезвычайно авторитетен, так что после того, как простые люди завалили своих местных учителей закона вопросами и рассказами о новом проповеднике, возвещающем о скором приходе к ним Мессии, те начали реагировать.

Крещение не совсем новый обряд, всегда у евреев была в почёте чистота, и даже если бы не обычай, закон Моисея требовал омовения одежд и тела. В учении фарисеев примечателен пункт, что если у тебя совсем немного воды и тебе приходится выбирать между утолением жажды и умыть руки, когда этого требует закон и обстоятельства, должно быть выбрано последнее. Хотя душ в те времена может быть и не был изобретён, многие старались иметь небольшие бассейны, если позволяли средства. К услугам всех были также водоёмы, да не были ещё близки времена, когда невежество и локальное перенаселение сделали позволительной или даже добродетелью загрязнённость тела. На фоне этого родился обычай, имеющий авторитет Неба – крещение, когда тот, кто каялся в своих греха и желал оставить их, был погружаем в воду как в могилу, и поднимался из неё как бы уже воскресший, выходящий из могилы. Обычное омовение делали люди сами, и никогда прежде не требовались услуги священника или левита в этом, но здесь порядок оказался иным, людей погружал в воду, совершая по сути то же самое омовение, другой человек, обладающий неким полномочием. Новое время усложнило обряд, раскрыло лучше суть происходящего вокруг человека. Крещение совершал Иоанн, сам человек не делал этого, поскольку человек не может воскресить сам себя, как и очистить от вины. Прощение уже предлагалось ему, и крещение было знаком согласия с этим даром. Исповедание своих ошибок и преступлений, а после этого дополненное крещением, давало прошедшим через этот обряд ощущение большой свободы, принадлежности к новой жизни. Никогда прежде, или очень много лет в лучшем случае, не было такого всплеска возрождения в масштабе нации. Люди, крещённые Иоанном, уже сами ощущали близость нового времени, чего-то великого, и сейчас рождалась армия, на которую Мессия будет опираться. Это было действительно так. Были многие, кто надеялись на то же самое без всякого крещения и оставления неверных путей, фарисеи и саддукеи, практически вся элита ожидала победоносного Царя, который поведёт их от победы к победе, но совершенно другие люди, многих из которых которых они презирали, занимали сейчас их место в армии Мессии.

После того, как число учеников Иоанна Крестителя стало значимым, к нему потянулись и учителя народа. Кто-то из них был искренен, но не все. Но поскольку из-за массовости пройти через крещение стало своего рода модой, отличительным знаком, элита встала перед вопросом, как сохранить своё влияние и авторитет в народе, и им пришлось также идти к Иоанну. Но вдруг оказалось, что их не пускают к воде, точнее Иоанн отказывает им в погружении в воду. Они, оказывается, не покаялись. "В чём это я должен каяться?" – возмущался фарисей или священник, "если я уже в святости, выполняю все заповеди, и даже больше?" С Иоанном они не спорили, было сильно не с руки делать это перед толпой. Иоанн же отказывал им в крещении не потому, что они много чего-то нарушали, хотя было немало и таких, имеющих за душой немало грехов, но ведь многие верили, что раз они творят много добрых дел (точнее дел закона), то те праведные поступки нейтрализуют прежние нарушения. Однако в глазах Бога и имеющего немалые способности Иоанна (он не творил явных чудес, но пророком от этого меньшим не становился) такие люди были очень неприятными закоренелыми грешниками, все их грехи не были прощены и заглажены, потому что они даже и не думали раскаиваться в них (именно потому, что были уверены, что они автоматически покрываются последующими праведными деяниями, а кто-то даже был уверен, что высокопоставленное лицо имеет право на грех просто в силу высокого положения – они были вне досягаемости человеческого суда и распространяли это на небесный).

"Змеиное отродье – кто внушил вам бежать от будущего гнева?" – прозвучало в их сторону. "Сначала покажите достойные плоды покаяния", прежде чем приходить сюда, иначе, если нет перемены, то и крещение покаяния нет никакого смысла принимать. "Не думайте – отец у нас Авраам, потому что Бог может и из камней поднять детей Аврааму" – простые люди рядом с ними, к которым элита часто относилась как к пустой породе, могли стать наследниками Авраама, обойдя их при всех их преимуществах. "Уже секира лежит при корне деревьев – всякое дерево, не приносящее хороших плодов, срубают и бросают в огонь" – если ты претендуешь быть ценной породой дерева, то выдавай то, чем ценна эта порода, а если результата нет, то именно потому, что ты называешь себя ценным, с тебя высокий спрос и ответственность. Иоанн обращал слова к группе фарисеев и священников, однако рядом были обычные люди, которые ощутили тоже свою вину в подобном, но эти были готовы к переменам и спросили – "что же нам делать?" Иоанн ответил им, давая понять и лидерам, что их это тоже касается – "У кого две одежды, дай тому, кто не имеет, и с пищей делай то же самое".

К нему приходили и люди противоположного настроя, далеко не авторитетные, скорее ненавидимые за сотрудничество с "оккупантами", римлянами. Сборщики налогов были людьми обычно совсем не бедными, но их честность или её отсутствие сильно влияла на размер их дохода, и искушения были немалыми. Эти люди вместе со всеми ощутили зов времени, и они пришли к Иоанну с тем же вопросом – что делать им с их профессией. Иоанн ни в малейшей мере не порицал их за работу на Рим, лишь указал на честность, главный принцип их работы – "не требуйте больше, чем положено в инструкции". Потом к нему подошли воины, некоторые евреи служили в римской армии, и их могли мучить сомнения о правомерности их службы в армии Рима. И тоже не прозвучало никакого упрёка политического или религиозного плана, только о соблюдении законности действий и честности с людьми и сослуживцами – "не вымогайте, не клевещите, довольствуйтесь той платой, что имеете".

Иоанн не претендовал, что он Мессия, напротив занимался подготовкой Его прихода, но всё же на лицах многих явственно читался вопрос – а не Мессия ли это случаем? Они видели его силу и авторитет, как он обращается с верхами и низами, его успех и толпы, собиравшиеся к нему, их поневоле посещала такая мысль, что даже если это не Мессия, то не может ли он взять на себя Его роль со временем? Видя это, Иоанн обратился к людям с речью, чтобы ещё раз настроить их на как можно более серьёзный лад, чтобы они действительно могли приготовиться к Его приходу, узнать Его и не отвергнуть – духовное состояние общества было плачевным, и раздор между партиями фарисеев и саддукеев, а также и их отклонения и нездоровые подходы к Писаниям и закону грозили большими проблемами. Он указал, что он с Мессией не может даже встать рядом – "Я крещу вас в воде, но Идущий за мной сильнее меня, я не достоин нести Его обувь". Он подчеркнул высочайшую ответственность Его времени – "В Его руке веяльная лопата, которой Он провеет гумно Своё, соберёт пшеницу в закрома, а солому сожжёт неугасимым огнём".

Получив удар по самолюбию и потеряв лицо публично, фарисеи предприняли меры со своей стороны, чтобы разобраться с этим явлением, и попробовать ввести Иоанна Крестителя в какие-то рамки, чтобы сделать его фигуру более управляемой. Вскоре после грозного отказа крестить учителей народа к Иоанну явилась комиссия, собранная от синедриона, точнее те, которые пришли к нему, были от фарисейской фракции, здесь они предпочли действовать без священников, которые могли не признавать книги пророков, и могли внести помехи в их разборки с Иоанном. Ему задали конкретный вопрос – кто ты? Задавая такие вопросы, они показывали, что это у них власть, а Иоанн должен давать им отчёт, и это уже было благоприятно для них. Правда, пока они не могли сделать с ним ничего, но в глазах народа их авторитет уже был очевиден. Иоанн ответил сразу, что он не Мессия. Может быть Иоанн, изучая в пустынных местах свитки закона и пророков, и был мало искушён в политике, но сейчас он, уважая авторитет власти страны, в то же время выигрывал по очкам у тех, кто пришёл попытаться ставить его на место. Спросив "кто ты", они пытались затруднить его, очень уж неопределённый это был вопрос, но Иоанн как будто ожидал подвоха и дал не менее расплывчатый ответ. Он вообще-то был точный, но лишь той половиной, что он не есть Мессия, а остающееся после отрицания тоже давало простор для догадок. Зависли уже сами фарисеи, им пришлось задавать уточняющие вопросы, и уже они выглядели суетливо и неавторитетно, гадая и вытаскивая из него информацию.

"Тогда кто? Ты Илия?" – они знали пророчество Малахии, в котором говорилось об Илии пророке, что должен быть раньше Мессии, который как раз будет делать то, что делал Иоанн. Тот ответил отрицательно – "нет". Хотя по сути дела он играл его роль, это было исполнением предсказанного Малахией, но быть в роли Илии и быть Илиёй для большинства людей разные вещи. Когда Елисей вернулся к ученикам пророческой школы после расставания с Илиёй, когда тот был взят на небо, те увидели, что "дух Илии находится на Елисее", дело Илии имело полноценного продолжателя. На Иоанне был тот же дух, что и на Елисее, и он был таким же продолжателем реформ и перемен. Так что Иоанн не сказал никакой неправды, а если бы эти пришедшие действительно были теми, кем они себя хотели считать, то могли бы не строить из себя власть, а сесть и поговорить по человечески. Тогда бы было гораздо проще выяснить кто есть кто со всеми подробностями и тонкостями. Но теперь в будущее отвержение Мессии был положен ещё один камень.

"Тогда ты пророк?" – последовал вопрос. Это была уже придирка и нечестный приём (либо глупость и одичалость, фарисеи увели практику жизни в какое-то новое русло) – в прежние времена у пророков не спрашивали удостоверений и право быть голосом Бога, и если Иоанн пророк, то возможно было лишь оспорить его слова словами другого пророка, если бы таковой нашёлся, или подождать и посмотреть на исполнение его слов. Синедрион не имел власти определять кто есть пророк, разве что объявить и так всем очевидное, что претендующий быть пророком говорит пустые неосновательные слова, и лишь после того, как удостоверится в этом по прошествии времени. Но вообще-то слова пророков должны были выполняться, и лишь потом оспариваться, если люди не хотели наказания от Того, кто послал пророка, как изначально Моисей обрисовал им суть взаимоотношений людей с Собой через этих посредников. Иоанн как будто не заявлял себя таким человеком, хотя был уполномочен в высшей мере за время своей подготовки, он начал с очевидного, с приведения душ людей в порядок, и сам его небывалый успех был знаком его избранности на это.

"Тогда кто ты вообще? Нам нужно принести ответ тем, кто нас послал к тебе. Что ты сам о себе скажешь?" Это был вопль их души, не могущих разобраться в ответах могущественного учителя и не желающих позора перед синедрионом, они ощутили себя в затруднении и дали ему самому возможность вывести их из трудного положения. Сейчас они были способны слушать и понимать больше, чем когда их разговор начался, и Иоанн ответил словами опять же пророчества, которое прямо описывало его работу – "Я голос кричащего в пустыне – исправьте путь Сущему, как говорил пророк Исаия". Данное пророчество находилось в начале большого раздела его книги о Мессии, с этого начиналось повествование о Нём, о славных временах, ожидающих Израиль. Намёк Иоанна был весьма красноречивым, однако на этих людей он не произвёл впечатления, они всё же опять ощутили себя на коне, ведь Иоанн не обозначил свою фигуру значимым образом, и они тут же начали придираться – "так что же ты тогда крестишь, если ты никто – ни пророк, ни Илия, ни Мессия?"

Некоторое время назад Иоанн крестил одного человека, который чем-то сильно отличался от всех других. Никто не сохранил подробностей этого события, но Иоанн распознал в Нём большего, чем он сам. Пришедший хотел принять омовение от Иоанна, но у Него не нашлось никаких грехов, Он уже соответствовал всему, к чему призывал Иоанн людей, и таких людей Иоанн ещё не встречал. Теперь же перед ним стоял один такой, и Иоанн понимал, что это Тот самый, ради кого он начал своё дело. Иоанн с удивлением сказал Ему – "Это я должен креститься у Тебя, а Ты приходишь ко мне". Но Иисус ответил ему, чтобы он не занимался ненужными разговорами, а сделал то, что мог делать пока лишь он. Иисус пришёл разделить с человеком его жизнь, при этом давая и человеку присоединиться к Его жизни, и отпущенное на долю человека нужно было пройти, в том числе и это крещение, как знак отказа от всякой неправды. То, что в Нём её не было, не значило, что у Него не было такой возможности. Иоанн не стал упорствовать и настаивать на своём недостоинстве и погрузил пришедшего в воду, и после этого мог наблюдать удивительную картину (никто другой из людей этого, кажется, не видел, по крайней мере немногие) – на Иисуса спускался с высоты голубь удивительной красоты, и Иоанн уже был предупреждён об этом знаке, которым отмечен Мессия. Кроме видимого для него знака он услышал также и голос – "Это Мой любимый Сын, в котором Моё благоволение" (к этому миру, к людям).

Сейчас перед Иоанном стояли члены комиссии от синедриона, их слушали многие, собравшиеся здесь, и среди толпы Иоанн увидел Иисуса, пришедшего поддержать морально Своего помощника. На уничтожительную критику "что же ты крестишь, если ты никто" он ответил не прямо. "Я крещу в воде, но среди вас стоит Некто, Кого вы не знаете". Он вроде как сообщил им, что несмотря на то, что с их точки зрения он не имеет никаких прав на духовную практику в Иудее и Израиле, его работа уже достигла высочайшей точки, главнейшая его задача уже выполнена, и Мессия уже стоит среди них. Если они попытаются запретить его деятельность, покушаясь этим помешать придти Мессии, то они опоздали. Он добавил – "Он Тот, Кто шёл за мной и Кто встал впереди меня, и я недостоин развязывать ремень Его обуви". Думаю, что от этих слов комиссия поскорее свернулась и ушла, они поняли, что зря пытались придраться к Иоанну, в смысле это не получилось, они потерпели поражение, и теперь пошли поскорее известить тех, кто их послал сюда, об удивительных новостях.

Иоанн не только морально должен был подготовить народ, чтобы они были пригодны для Мессии (сам Мессия как бы ожидался быть уже судьёй, и если люди не будут пригодны по своим качествам, то это должно очень плохо закончиться для них), но и представить Его людям, осуществляя системную поддержку, чтобы Мессия не оказался неизвестным и не был вынужден с нуля начинать Свою деятельность. И на следующий день, когда Иисус снова появился на берегу среди толпы, Иоанн явным образом, показывая на Него, провёл своего рода презентацию – "Вот Ягнёнок Бога, Который берёт на Себя грех мира". Это было важное заявление, по всеобщим настроениям Мессия казался им Судьёй и Царём, однако Он не мог быть ни тем, ни другим, пока не будет осуществлено очищение Его народа (неприятие Его народом не несло мгновенного наказания, поскольку в данный момент Его делом было спасать оказавшихся в беде, а не наказывать виновных, однако от этого не становилось незначимым). Очистить от грехов нельзя без того, чтобы кто-то умер за вину, это со всей серьёзностью демонстрировалось в Храме на жертвеннике, и жертва животных была только символом и указателем на настоящую Жертву. Может быть даже сам Иоанн не понимал, как разрешить противоречие между Жертвой и Царём, но понимая или нет, провозгласил суть этой фазы работы Мессии.

Он подчеркнул ещё раз предсуществование Иисуса – "Это Тот, о Котором я сказал, что за мной идёт Тот, Кто встал впереди меня потому, что был прежде Меня. Я не знал Его, но для того и пришёл крестить в воде, чтобы Он был явлен Израилю. Я видел Духа, сходящего с неба, как голубь и пребывающего на Нём. Пославший меня крестить сказал мне – на кого увидишь сходящего Духа, и остающегося на Нём, Тот есть крестящий Духом Святым. И вот я видел и говорю вам, что Он есть Сын Бога". Это Иоанн говорил перед народом, но у него были ученики, с которыми он позже также делился мыслями по тому же поводу, и им он говорил подобные слова – "Он встал впереди меня, потому что был прежде меня". По рождению Иоанн был на полгода старше Иисуса, но он знает о том, что прежде чем родиться Человеком, Мессия уже имел существование.

После того, как Иисус вышел из воды и видимое присутствие Духа охватило Его, он понял, что хотя Он всю жизнь готовился к Своему делу на Земле, но сейчас Ему нужно посвятить определённое время на то, чтобы собраться, сконцентрироваться на предстоящей задаче. Уйти в пустыню подальше от людей, чтобы полностью подвергнуть ревизии всё, с чем сталкивался до сих пор, с тем, чтобы Он мог достойно представить небо, его законы и образ жизни в этом падшем и испорченном мире. Не должно быть допущено ни одного срыва или промаха. Он находился в человеческом теле, имевшем немалые ограничения даже по сравнению с тем телом, что было у Адама, тем более с той оболочкой, что была у Него со времени создания Вселенной. В таких условиях у Люцифера была надежда, что Сын Бога просто не выстоит под его постоянным прессингом и хоть где-то хоть когда-то согрешит, подобно всем остальным, хотя насчёт "всех остальных" неверно говорить – уже были в прошлом люди, побеждавшие искушения и выбиравшиеся из пропасти, в которой оказались души и умы людей. Требовалось собраться с духом, собрать силу и волю в единый узел, чтобы пройти самому и не потерять тех, кто будет с Ним сейчас и потом. Также где-то я прочитал мысль, что для Иисуса довольно тяжёлым делом было не воспользоваться Своим всемогуществом в тяжёлых ситуациях, это тоже было моментом некоторой уязвимости, на которую Его враг не забывал направлять раздражающее воздействие.

Дух повёл Иисуса в необитаемые места и там Он на сорок дней отказался от еды и питья^[21]. Когда такие посты и голодания (вовсе необязательно длительные) делаются в правильное время и правильной обстановке, они дают довольно много для самопознания, развития и других достижений, лишь бы не переходили границ допустимых нагрузок (что тоже будет нарушением Его уставов). Испытание для Иисуса было непростым, тяжесть Его миссии была осязаемой, и голодание оказалось немалым стрессом, так что к концу Своего поста Он подошёл усталым и истощённым, хотя и довольным – цель была достигнута, Его человеческое тело было подвергнуто предельным испытаниям, и Он его контролировал полностью. Кстати, когда первые люди пали, это падение было произведено через пищу, были съедены запрещённые плоды, и сейчас в начале борьбы за восстановление человека была затронута сфера аппетита.

Человек для своих замыслов должен создавать инструменты, хотя уже его руки являются тонким и мощным инструментом. Более того, самого человека также можно рассматривать своего рода инструментом для Бога, Который создал весьма изощрённый инструмент для каких-то Своих далеко идущих целей. Сейчас, правда, наши настройки сильно сбиты, и нас пытаются вернуть к норме. Для самих себя мы тоже являемся инструментом – все наши способности, реакции на события и обстоятельства, наше тело и органы, сами мысли и чувства также инструменты, и познание себя давно провозглашено положительной обязанностью всеми мудрецами Земли, в том числе Соломоном (и он не единственный из авторов библейских книг, кто пишет об этом). Узнав своё устройство, мы открываем и мир, и других людей, и даже Бога, стоящего за всеми нашими свойствами. Некоторые по ошибке считают, что в спокойной и обустроенной жизни невозможно узнать свои пределы, что сбивает их с пути и заставляет ладно только себе создавать проблемы, но они проповедуют необходимость потрясений и войн для развития человечества. Однако задержите дыхание на пять минут, в смысле попытайтесь, и вот вам потрясение для организма. Воздержитесь от еды на пару недель, если, конечно, вы здоровы и сильны, и кроме общего оздоровления тела вы немного приблизитесь к пониманию смыслов жизни и замыслов Создателя. Присмотритесь к функционированию самих мыслей, их истоков, прислушайтесь в тишине к движению крови в теле или к ощущениям, из всего этого можно извлечь нисколько не меньше, чем из набитых шишек, потому что сам поиск приключений или хуже того, проблем, уже настраивает вас так, что к малым сигналам вы уже невосприимчивы… Это как слушать оркестр в потоке машин на большой скорости.

Люцифер считал, что имеет очень удобный момент добиться от Иисуса того же, что и от Евы и Адама. Истощённость Иисуса была велика, на выходе из поста личность достаточно уязвима. Только нужно было успеть раньше, опередить небеса, которые часто помогали Ему. Люцифер видел, что Сын Божий закончил Свой пост, но пока ещё не видел никого, кто пришёл бы помочь Ему, и использовал этот момент. Он изобразил из себя вестника небес, который извещает Его об окончании поста и испытания. Я не знаю, каковы отношения ангелов между собой, бывают ли там шутки и какого рода, похожи они с нашими или различаются в чём-то, но у Люцифера, по моему, вышло карикатурно. Внешне всё было похоже на обычную коммуникацию – к Иисусу подошёл ангел с вестью, вот только если бы Люцифер подражал им, то дело ограничилось бы словами об окончании испытания и позволении есть. Но тогда где было бы искушение и чем бы можно было ввести Иисуса в сомнение? Так что как бы ни маскировался Люцифер, но его подход выдал его с головой – фраза "если ты Сын Бога, то скажи, чтобы эти камни сделались хлебами". Всем своим видом он как бы выражал удивление болезненным видом Иисуса, прежде известного царской благородной внешностью, перед которым преклонялись миллионы ангелов. Но он ещё и переусердствовал с намёком на потери Иисуса, лицом выражая как бы то ли сомнение, то ли даже презрение – "И это Тот, Кто был вождём небес? Как же ты запустил Себя, в Кого Ты превратился"? И его "если" органично сочеталось с его гримасой то ли разочарования в Вожде, то ли недовольства Его унижением на этой проклятой Земле. То есть сейчас Люцифер высказал примерно это – "Неужели это точно Ты? Если Ты и в самом деле Тот, Кем Тебя надо именовать, то докажи, а то я очень сомневаюсь – сделай чудо с камнями, и можешь есть хлеб из них". Он не мог не поиздеваться над своим извечным Соперником, Кого он бы хотел заместить на троне Вселенной. Но своими приколами он выдал себя, да и сомнение в истинности Иисуса как Сына Бога никак не свойственно тем из ангелов, кто остался верен Богу.

От Иисуса потребовали доказательств Его личности вместо того, чтобы подкрепить Его силы, вместо того, чтобы принести Ему еды и воды. По его идее Иисус мог поверить в такой поворот событий, и многие другие на Его месте в самом деле пробовали бы доказывать свою идентичность. Однако же тратить божественные способности на доказательства, когда Его знали прекрасно и друзья и враги – это бы было уже потерей лица, уступкой врагу. Выполнить издевательское требование врага ничего бы не дало, после чуда с камнями Люцифер бы изобразил сомнение, типа, да этот фокус я и сам могу сделать, давай-ка Ты ещё чего-нибудь такого сотвори, удиви меня, может быть я Тебе и поверю, со временем… Поэтому отвечать искусителю Иисус не собирался, и хотя и был Он немало изнурён, но этот вызов мобилизовал Его немного, и Он изящно вернул подачу – "Написано, что не хлебом единым жив человек, но всяким словом, исходящим от Бога…" То есть Он намекнул, что прямо сейчас Он без хлеба не умрёт, а вот представиться и представить свои полномочия ему бы стоило, чтобы уже Он был уверен, что этот странный ангел передаёт Ему именно то, чтобы было ему поручено. Или эти слова не Бога, не из Центра, а он говорит их чисто от себя? Тогда кто он такой, уж не из тех ли, кто был давно изгнан и не знает текущих протоколов небес?

Дальше притворяться не имело смысла, маска была сорвана и Люцифер не стал одевать её снова, как не имело смысла извиняться или пытаться вернуть ситуацию на начало. У него было заготовлено кое-что ещё, примерно из того же арсенала, что было многократно использовано с тех пор, как атеизм угнездился в умах многих, став господствующим мировоззрением, против верующих, ослабленных организационно и идейно, оказавшихся носителями нежелательной идеи христианства. Он, пользуясь своими немалыми возможностями, перенёс себя и Иисуса в Иерусалим, они оказались на крыше Храма в высшей её точке. Это место было, наверное, самым высоким в городе, а также Люцифер надеялся, что это место, священное и родное для Иисуса, может побудить Его к излишней самоуверенности, данное его искушение как раз приводило многих на грань риска, ненужного и неразумного, но выглядящего героически. Он сказал – "Бросься вниз, ведь написано (не Сам ли Ты это и сказал?) – "Ангелам Своим повелит охранять Тебя, и понесут Тебя на руках, чтобы ты не споткнулся об камень Своей ногой"".

Для Иисуса подлог в цитате был настолько очевиден, что это было видно и самому Люциферу, его каверзу раскусили ещё на подходе, едва претензия к Иисусу и Библии была высказана. Он не стал объяснять искусителю его неправоту, просто ответил тем, что принципиально решает любые подобные вопросы – "Но также и написано "не искушай Сущего, Бога твоего^[23]"". То есть если бы опасность возникла в силу обстоятельств, ангелы были бы на месте, чтобы выполнить приказ об охране, но самому создавать проблему или засовывать голову в пасть льву, чтобы протестировать работу ангелов-хранителей, было бы верхом глупости. Даваемые человеку блага обставлены условиями разумности, они не рассчитаны на любое вообразимое применение, но лишь такое, где исключается вред и зло. Люцифер здесь выразил своё качество извращенца, превращающего добро в зло.

С вершины Храма они оказались на какой-то высокой горе, и там Люцифер провёл панораму картин разных стран. Перед Иисусом возникали и гасли видения удивительных городов, гуляния народа, общее веселье и празднования, украшения зданий и прочие вещи, которые цивилизация тех времён позволяла достигнуть. Наверное, это далеко не равнялось тем видам, которые Люцифер видел прежде, до своего падения и высылки из империи, но он старался представить всё в наилучшем и выгодном свете. Многое можно было улучшить, и с возможностями Иисуса можно было быстро достигнуть гораздо более высоких результатов, и даже если где-то были видны страдания людей или войны, это тоже могло быть стимулом, по расчётам Люцифера, чтобы Иисус поскорее взялся за улучшение положения людей и планеты. Вот только цена… Люцифер в этот раз сделал как будто бы чрезвычайно выгодное предложение – без борьбы и страданий просто вот бери и владей всем этим, устраивай всё по Своему разумению, по Своим законам, как Ты хочешь, только признай меня выше Себя, поклонись мне. Тебе не надо будет доказывать ничего, не надо будет умирать за людей (он понимал смысл жертв и замысел об искуплении человека) – можешь брать и делать из них всё, что Тебе угодно. Не думаю, что в Иисусе такое предложение нашло какой-то значимый отклик в душе, позволить сопернику встать выше не было выходом из положения. Люцифер не мог стать богом, творцом и дающим жизнь. Может быть он надеялся, что это качество у него появится само собой, едва он превзойдёт Иисуса или даже обойдётся как-нибудь и без этого, если у него под началом, по факту превосходства, окажется равный Богу. Какое зло это могло принести, трудно преувеличить. При всём личном бескорыстии Иисуса ставить извращенца, обманщика, сделавшего искажение сути своей сутью, на опасную высоту, Иисус не мог, не имел права. Люцифер не был бы благодарным получателем дара, он стал бы ещё опаснее и его возможности ещё более разрушительными. Идея, что создание превзойдёт или догонит Создателя, может быть и красивая, однако же с характером и замашками Люцифера результат такой эволюции не был бы благом ни для кого. Поэтому не только для защиты Себя, но и Отца, которого бы Он подставил таким решением, а также всего, вышедшего из под Его руки, Он должен был отвергнуть такой вариант разрешения проблем. Да и не было бы никакого разрешения. Заместить Бога, который есть любовь на противоположного по характеру превратило бы мир во что-то фантастически злое. Немыслимо, ни в коем случае не бывать этому. Кроме того, что сам Люцифер мог обманывать себя надеждами на мирное решение его претензий и дальнейшее какое-то сосуществование, Иисус провидел реальность, Он знал Люцифера куда глубже, чем он сам себя. Так что колебаний не было, прозвучал ответ опять же из Писаний, из закона, из первой заповеди – "Отойди от Меня, сатана. Написано – Сущему, Богу твоему, поклоняйся, и Ему одному служи". В греческом тексте использовано слово, могущее быть переведённым "исчезни", "скройся с глаз" или попросту сегодняшнее "отвали" – "упаго". Люцифер, претендующий на более высокое положение, чем Иисус, вынужден был уйти, долее оставаться после столь ясной формулы он не мог. Наверное в этот миг что-то напомнило Люциферу прежние времена, когда Михаил отдавал распоряжения, да и теперь Он оставался всё тем же, кем был всегда. Все заготовки на сегодня были исчерпаны, и теперь ему оставалось только следить за каждым шагом Иисуса в попытках поставить удачную подножку, а также сделать всё, чтобы Его дело было разрушено тем или иным способом, через неприятие Его собственным народом или непонимание учеников.

После того, как Иоанн Креститель представил людям Мессию, на следующий день после Иисус снова пришёл к Иоанну, и теперь Иоанн Креститель указал на Него не толпе, а двоим из своих учеников, которые стояли рядом и о чём-то разговаривали – "вот Ягнёнок Бога". Ученики, захваченные темой Мессии, со вчерашнего дня, как Иоанн объявил, кто есть Мессия, тема достигла высшего накала, и Андрей с другом Иоанном (не Креститель) не могли оставить это просто так. Правда, они не осмеливались подойти к Нему и начать разговор, слишком велико было волнение и благоговение перед этой фигурой, однако же стали следовать за Ним, придумывая, как бы пообщаться с Ним. Может быть они так и оставили бы Его, не осмелившись подойти, но Он решил им помочь и, обернувшись, спросил, что им нужно, зачем они идут за Ним. Как они ни стеснялись, Он поставил их своим вопросом в не меньшее затруднение, давая этим понять, что Он мало чем от них отличается, и стесняться совершенно не стоило, и если они хотят пообщаться, то надо подойти и начать разговор, это не высший свет и не официальный приём, где без приглашения и статуса не станут разговаривать. Они, правда, были растеряны, и первое, что им пришло в голову, на вопрос всё же отвечать надо – "Учитель, где Ты живёшь?" Вышло совсем неловко, даже глупо, наверное, но начало было положено. Да и вопрос как вопрос, не самый плохой. Они увидели улыбку у Него на губах, Он не стал смущать их дальше, а просто пригласил к Себе в гости – "пойдёмте, увидите". И так они попали в гости к Мессии. Их интерес был жгучий, их интересовало всё, и на очень многое они получили ответы. В это время Иисус ещё не начал собирать свою команду, но устанавливал контакты, из которых позже, когда настало время, собрал помощников. Первыми были Иоанн с Андреем.

После этой встречи Андрей отправился к брату, о котором знал, что тот тоже интересуется Мессией и всем, что с Ним связано. Он сказал ему, что они с Иоанном нашли Мессию, и это некий Иисус из Назарета, в то время ставший известным со слов Иоанна Крестителя. Слухи об этом, видимо, ещё не успели распространиться, да и далеко не весь народ был представлен у Иордана в тот день, так что немногие успели даже просто услышать новость, тем более оценить её и принять или усомниться. Симон, брат Андрея, мгновенно загорелся и пожелал также познакомиться с тем, кто был назван Мессией. Он пришёл с ними, наверное, сразу же на следующий день без отлагательств, и увидел Того, о ком ему рассказал Андрей. Иисус, взглянув на Симона, тут же назвал того Петром, камнем. Хотя Пётр это было на греческом, по этому имени его знают сегодня, но поначалу, пока дело развивалось лишь в еврейской среде, использовалось арамейское "кифа". Кроме этих первых трёх, среди пришедших послушать Иоанна Крестителя и креститься от него, там были ещё люди из Вифсаиды, откуда и были Пётр с Андреем и остальные. Филипп, земляк Иоанна и Андрея, также познакомился с Иисусом, так как в силу знакомства и землячества держались друг друга. Вскоре Иисус собрался идти в Галилею, обратно в Свои края, откуда Он приходил креститься к Иоанну, и позвал с Собой Филиппа. Перед уходом Филипп решил поделиться многообещающим знакомством с Нафанаилом, который, думаю, жил в этих местах. Нафанаил также был захвачен ожиданием скорого явления Избавителя, и перед приходом Филиппа изучал эту тему. Он не просто размышлял, но то ли молился и переживал о чём-то важном, может быть о своём соответствии планам Мессии и пригодности для Него, или же мог как большинство ждать времени расцвета, но его эмоции были сильными, и в этот момент к нему явился Филипп. Однако же услышав о Назарете, откуда родом был Иисус, Нафанаил насторожился, желание скорейшего явления Защитника не привело его к согласию, чтобы Мессией был объявлен кто угодно. В силу мнения кого-то из уважаемых раввинов Назарет не мог быть местом появления пророка, всего лишь потому, что из этого селения никогда не было ни одного пророка. Если бы такое мнение озвучил рядовой человек, ему любой бы возразил, что всё когда-нибудь бывает в первый раз, и отсутствие упоминания в истории ещё не означает, что Бог лишил это селение каких-то возможностей, но сказанное учителем народа придало этой мысли вес, ею вовсе не заслуживаемый. Филипп на то время ещё не был достаточно подкован и не нашёл что возразить, кроме как "просто пойди и посмотри". Нафанаил не отказался проверить, что там говорил его друг, и был поражён. Иисус, посмотрев на него, сказал стоявшим с Ним рядом, кто уже стал ходить с Ним везде и кто вошёл потом в число первых учеников – "Вот настоящий израильтянин, в котором нет лукавства"…

Нафанаил несколько опешил – вот так, с первого взгляда его читают? "Откуда Ты знаешь меня?" – спросил он, и Иисус ответил – "Прежде чем тебя позвал Филипп, Я видел тебя под деревом…" Это поразило прямодушного Нафанаила, о чём он думал или говорил Богу, находясь в своём саду под любимым инжиром, не мог знать никто, и это было очень важным для него. С этого момента он стал Его последователем, хотя и не был взят в число двенадцати. Он признал Его – "Учитель, ты (в самом деле) Сын Бога, царь Израиля!" В ответ Иисус развернул перед ним и остальными весьма заманчивые перспективы – "Ты веришь потому, что Я тебе сказал, что видел тебя под инжиром, но ты увидишь куда больше, чем это. Вы будете видеть ангелов, сходящих ко Мне и восходящих от Меня". Это напоминало о даре Елисея своему слуге, который однажды увидел отряды нечеловеческого войска вокруг городка, где они с учителем тогда находились. Правда, в истории Евангелия эти моменты не отмечены, может быть что-то помешало ученикам воспользоваться этими возможностями, но при желании они тоже могли бы видеть больше, чем обычный человек может видеть. Впрочем чудес на их долю выпало видеть очень много, так что они не могли ощущать себя обманутыми или обделёнными.

Марк пишет, что Он пошёл в Галилею, когда Иоанн был арестован Иродом, однако этот уход в Галилею был позже, до этого Он также ходил туда неоднократно, в том числе на свадьбу Своих родственников, где было сделано Его первое чудо. Иоанн Креститель и Иисус были некоторое время рядом, даже крестили людей едва ли не вместе, при этом к Иисусу начали идти больше людей, чем к Иоанну, что было совершенно естественным ходом вещей – Иисус был и выглядел сильнее, уже само звание Мессии привлекало всех к Нему. Ученики Иоанна были несколько расстроены этим фактом, но Иоанн настроил их на иной лад, что так и должно быть, потому что пришедший после превосходит его многократно, будучи пришедшим с неба, в то время как он и они отсюда, с этой планеты. Может быть осадок у них и остался, но Иоанн сказал очень много о превосходстве Мессии и о Его работе, сделал всё, чтобы ученики оказались достойны звания его учеников. По идее они все должны были присоединиться к Иисусу в последующие времена, но некоторые на вещи смотрели узко. Иоанн также сказал, что его время уже заканчивается и его призвание выполнено. Знал ли он, какой конец будет у него самого?

По какой-то причине, возможно потому, что пришедших оказалось больше, чем рассчитывали (компания Иисуса вряд ли была единственной причиной), у обслуживающих свадьбу возникла тревога по причине нехватки вина, его запасов оказалось недостаточно. Мария была в числе тех, кто слышал и понял голос с неба, провозгласивший её Сына Сыном Всевышнего. Иисус уже был объявлен всенародно Мессией, хотя и не властями страны, но достаточно авторитетным духовным лицом, и вполне уже было время проявиться тем силам, что должны были сопровождать Мессию. Поэтому Мария особо не стеснялась задействовать своего Сына, чтобы Он проявил наконец, Свои способности и обнадёжил людей. Моисей, Самуил, Илия, Елисей произвели немало чудес, и неужели Мессия будет ограничен в проявлении сил? Она подошла и Иисусу и с намёком поведала Ему о проблеме – "у них нет вина". Иисус немного укоризненно, как мне кажется, попытался было отказаться – "Что Мне и тебе до этого? Моё время ещё не пришло". Мы не знаем, какие были планы у Него самого, однако Мария ощущала, что это время очень близко, и в принципе, не ошибалась сильно. Если бы это противоречило Его планам кардинально, то свадьба осталась бы без вина и пришлось бы нести дополнительные расходы или оконфузиться её устроителям, но Иисус не отказывался по настоящему, скорее выразил неудовольствие тем, что она рассчитывала, что может влиять на Него только потому, что Он был рождён ею в этом мир. Но с другой стороны в самом деле было пора проявить способности больше чем человеческие, Его ученики вскоре столкнутся с негативизмом от тех, кого они безмерно уважали – учёных и учителей нации. Сами ученики по наивности думали, что все добрые и уважаемые люди ещё более благочестивы, чем они, и с ещё большим энтузиазмом, чем они, те будут рады приветствовать долгожданного Царя. Им нужна была зримая опора для того, чтобы не разочароваться, видя нежелание священников и фарисеев видеть очевидное, что Мессия уже между ними. Мария же сказала слугам, которых она заранее привела с собой – "сделайте то, что Он вам скажет".

С виду ничего особого вообще не происходило, может быть поэтому Иисус и согласился на то, чтобы помочь не очень богатым молодожёнам, не рассчитавшим количества гостей, большинство из которых было, кажется, неприглашёнными, хотя и желанными. Многие из них познакомились у Иордана, были крещены Иоанном и в первоначальном энтузиазме ожидания скорого воцарения Мессии и Его нового порядка, уже зная самого Мессию, держались друг друга и свадьба одной пары была удобным поводом повеселиться и попраздновать ещё. Иисус распорядился наполнить сосуды, в которых обычно содержался запас воды для омовений, каждый литров на 60 или 80. Выполнив порученное, слуги ушли и больше никто ничего не знал. Одному из слуг, наливающих воду в сосуды, Иисус сказал, чтобы тот зачерпнул из сосуда и отнёс на пробу распорядителю свадьбы, так что многие и не догадывались о произошедшем и откуда взялось вино. Распорядитель, попробовав принесённое вино, удивился высокому качеству и сладости напитка, и даже слегка пожурил жениха, что тот сразу не выставил самый лучший напиток, как обычно делали на таких мероприятиях. Он не знал, что ещё десять минут назад этого вина не существовало в природе, думал, что жених с кем-то договорился о закупке или достал какие-то резервы. Однако же постепенно все узнали о том, как появился этот новый напиток, и люди уверились, что Тот, в Кого они поверили как в исполнение древних обещаний Бога, в самом деле Он и есть.

Близилась Пасха, то есть прошло полгода со времени Его крещения и объявления Его Мессией, и Иисус, наверное, со всей сопровождающей Его компанией, отправился туда. Здесь Он очень громко заявил о Себе. Сейчас было важное время, примет ли Его большинство, особенно верхушка народа. Он быстро стал известен, и от того, как Он заявит Себя или насколько будет активным в это золотое время, многое зависело. Многие люди воспринимают Его революционером или бунтарём против существующих порядков, но зная историю божественных дел и Его планов, картина выглядит скорее обратной – это не Он был бунтарём, это в Его отсутствие слишком многие забыли о Его правилах и отошли от Его курса, Он же вернулся, чтобы вернуть порядок вещей в нормальное русло, с головы поставить снова на ноги. Но для живущих коротко, не помнящих истории или не делающих из неё выводов Он в самом деле выглядел радикальным деятелем. Фарисеи, создавшие новый порядок вещей, новую религию из древнего наследия Моисея, не могли, без отказа от себя и своих достижений не могли никак, согласиться с Его политикой возврата к началам. Со священнической партией примерно то же самое, они поставили дело обогащения на широкую ногу, находя новые возможности делать деньги в праздники, не всегда честные. Говорят, что они поставили в правило, что всякий, желающий принести жертву на праздниках в Иерусалиме, должен был обязательно купить у них же нужное животное (возможно, пастухи в Вифлееме, услышавшие ангельское поздравление по поводу Его рождения на Земле, пасли именно стада священников, этих самых овец для праздников), привести своё он не мог. Разумеется, при этом цены оказывались повыше, чем на обычном рынке. Другое новшество, связанное с этой же торговлей, было то, что платить обычными деньгами, покупая у священников, никто не мог, нужно было менять их на особые храмовые деньги. Курс обмена опять же не был выгодным для посетителей. В результате таких мер священники обогащались ускоренными темпами, так что не знаю насчёт достоверности сведений, но есть мнение, что некоторые священники могли целый год или больше кормить весь Иерусалим за свой счёт. Хотя народ не возмущался этим сильно, римлян и сборщиков налогов не любили гораздо больше, но симпатии к этому классу людей не росли, и благополучия стране и народу, тем более прогресса делу Бога, не добавляло.

Народ это терпел, но вот Иисуса это возмущало, и пришло время кое-кого немного вразумить. То, что Иисус был сейчас не небожителем, а землянином, дела не меняло, к Его услугам были все те же самые силы и возможности, что и прежде, но Он не стал употреблять сильные средства, а, войдя во двор храма, который был отдан сомнительным торговым новшествам (ещё недавно многого из этого не было) и поглядев возмущённо на картину, как Храм надежды человечества превратился в храм торговли и наживы, взял верёвку, сложил её в бич и начал выгонять всех торговцев и денежных менял. Не говорится, что Он ударил кого-либо, однако же многим знакомо чувство, когда ты чего-то хотел, но при виде некоего человека, не позволяющего тебе делать или иметь желаемое, у тебя вдруг пропадает желание к этому. Что-то в его выражении лица и голоса имеет силу, и это работает. С Ним никто не спорил, все поскорее оставляли свои конторки и прилавки и поскорее бежали после Его требования оставить священное место священным. Он не тронул клетки с голубями, те могли пострадать, если бы падали и переворачивались, просто потребовал убрать их отсюда. Продавцы овец и волов уводили своих животных, некоторых, которых продавцы оставили, сбежав, пришлось направить к выходу и им досталось немного от Его бича. Столы менял Иисус опрокинул, громя эти ряды, и их деньги рассыпал по полу. Тут были некоторые из священников, они отвечали за это место и порядок в нём, и когда Иисус вторгся в их епархию, не смогли заставить себя возразить Ему, но также покинули этот двор храма. Многие не могли себе объяснить, почему они бежали и повиновались этому новому учителю, возникшему вроде бы из ниоткуда, хотя и поддержанному Иоанном Крестителем, в котором мало кто сомневался. Да, Иоанн заявил Его Мессией, но вот чтобы так, сразу и резко, начинать наводить Свои порядки? Не посовещавшись ни с кем из них? Зато Он был очень внушителен. Понемногу придя в себя, они нашли силы зайти во двор, освобождённый от торговли, и подошли к Иисусу, пытаясь разобраться в произошедшем. Поскольку это их нововведение с торговлей при храме (вообще-то если бы это происходило рядом с территорией Храма, не затрагивая его дворы, то вряд ли бы кто возражал) не обросло традицией и они сами ещё не привыкли к этому, то не ощущали себя уверенно, и на тот момент они разговаривали с Ним не как хозяева этого места. Поэтому они задают вопрос, в порядке диспута, а не претензий, не как судьи – "У Тебя есть право так поступать? Чем Ты докажешь это?" Интуитивно они воспринимали Его серьёзно, и будь они последовательны, следуя голосу совести и души, то не могли бы отвергнуть Его. Кто знает, может быть кто-то из них позже и пошёл за Ним, из их рядов если не при жизни, то после Его смерти многие признали Его Мессией, и они на опыте познакомились с Его правом на власть.

Поскольку в этой ситуации Его правота и непрочность их позиции были более чем очевидны, у них не было за душой вообще ничего – ни в законе Моисея, ни в уставах Храма, ни даже в умножающемся на глазах третьем законе, традиции фарисеев, то они не могли оспаривать или судиться с Ним о восстановлении статуса этой территории храма. Не имея чем оправдать себя, отстоять свою позицию или представить её в выгодном свете, они пытались обвинить Его, чтобы Он оправдывался хотя бы за нарушение порядка. Но и этого они не предъявили Ему, они не обвинили Его, а лишь спросили о Его праве наводить здесь порядок. Поэтому Иисус и не дал им ответа, который бы выглядел логично и связно, но сослался на право силы, не физической, но силы как пророка и чудотворца – "разрушьте этот Храм, и Я за три дня восстановлю его". Попытки придраться были уведены в сторону, и священники забыли о претензиях к Нему, они попытались оценить Его возможности – "но ведь этот храм строился сорок шесть лет, а ты за три дня сможешь его восстановить?" Стройка храма шла в первые послепленные годы, а также в недавнее царствование Ирода старшего, в общей сложности набрались эти сорок шесть лет. Ответ они приняли, точнее на большее не отважились, хотя поверить было сложно, если не признавать, что Он Мессия. Но больше вопросов к Нему не было, правда, и выражать благодарность за наведение порядка и восстановление святости места они не стали, хотя лишним бы это не было.

Были ли слова Иисуса только иносказательными? Не думаю, для Него в принципе хватило бы как мгновения, так и часа для постройки всего комплекса Храма заново. Однако же Сам Он вкладывал в эти слова предсказание о Своём воскресении, имел ввиду тело, в Котором Он теперь существовал. Были ли Его слова трудны для понимания? Могли ли они ввести в заблуждение тех, кто мыслит прямолинейно? – ещё как, однако в то же время эти ошибки понимания далеко не критичны, к тому же человек не живёт один час, чтобы не успеть разобраться. Всегда найдётся кто-то понимающий, кто объяснит и успокоит. В двойных слоях смыслов слов Христа видна высокая мудрость, подтягивающая человека до высоких уровней проникновения в смыслы и суть вещей, для Него видеть деградацию человека было тяжело, но Он пришёл сюда как раз для того, чтобы решить и эту проблему. Многие склонны оставлять человека в той яме, где кто оказался, даже склонны скорее подтолкнуть падающего, но это трагическая ошибка – они не видят в человеке его потенциала, сами они скорее случайно оказались на высоте, поэтому не понимают тяжести, лежащей на тех, кому не повезло. Но если бы в наших руках было немного больше возможностей по восстановлению потенциала человека, то лекари, поднимающие потерянных, были бы самими счастливыми людьми на свете. В целительстве проявляется сила, недоступная, мне кажется, ни в какой другой сфере.

Во время Пасхи Иисус делал немало чудес, и как обычно, большинство из них было связано с целительством, Его сверхъественные возможности не расходовались на трюки и увеселения, это было как-то несовместимо с Его характером, хотя никто никогда не может сказать, что рядом с Ним хоть кто-то скучал. Он нёс человеку счастье, но не всегда давал то, что люди хотели. Многими движут капризы, их желания не дают им никакой пользы, и в случае их исполнения они окажутся скорее всего на том же уровне довольства жизнью, что и до этого, а чаще на более низком. Популярность нового Учителя (всё же Мессией Его открыто мало кто называл, сказывалось влияние сложившейся системы авторитетов, а авторитеты не могли просто так взять и признать Иисуса Мессией) выросла за эти дни до небес, и многие ходили за Ним по пятам, стараясь влезть к Нему в друзья, набиться в компаньоны. Однако случайные люди в любом сообществе являются для него как правило угрозой, потому что рано или поздно их наклонности приходят в противоречие с фигурой Основателя и с принципами организации сообщества. Позже Иисусу пришлось просто-таки разгонять эту толпу, которая не хотела вникать в Его учение, но стремилась подчинить Его себе, использовать Его способности по своему усмотрению, рассматривала Его как волшебную палочку.

Многие интересовались Им, особенно пока впечатления о Нём были ещё новы, однако не со всеми Он шёл на близкий контакт, чтобы какие-то пустые люди не начали рассказывать о Нём нечто своё, причудливое и странное. Популярность притягивает многих, и среди элиты Израиля были многие, кто хотели пообщаться с тем, кто претендовал на исполнение многовековых мечтаний всего мира. Один из верховных учителей Иудеи был сильно впечатлён Иисусом, он видел Его чудеса, и стремился поговорить с Ним обо всём, что его притягивало. Он был убеждён, что Иисус есть человек Божий, и может быть был согласен, что это и есть Мессия. Он пришёл к Иисусу ночью, чтобы поговорить с Ним наедине без свидетелей, не желая подвергнуться нареканию со стороны подобных себе, в среде элиты царило настороженное отношение к этой Фигуре. Однако же само это стремление быть незамеченным в контактах с новым Учителем оказывало плохое влияние на него самого – если бы Никодим проявил свой интерес к Иисусу публично, пусть и оставил бы часть своих вопросов для тайных разговоров, это бы поддержало Иисуса и Его дело, и служило бы тому, что нация не отвергла бы Его впоследствии. У Никодима не было причин сомневаться в Иисусе, Мессия ли Он, всё, что он знал, подтверждало это. Но эта оглядка на свой круг была злом – вместо того, чтобы вывести ситуацию с отношением к Иисусу на чистую воду, Никодим плыл по течению, боялся поднимать вопросы о том, о чём в этой среде не полагалось говорить. Но эта оглядка повреждала его собственную веру, и теперь Никодим хотел, чтобы Иисус разрешил его сомнения, причин для которых не было. Если бы у него имелись реальные причины для сомнений, богословские или какие-то нестыковки с пророчествами, или даже в происхождении Иисуса или Его делах, это было бы нормальным, и для разрешения таких вопросов надо идти и выяснять их. Но сейчас причина проблем неверия была внутри Никодима, а не в Иисусе, он же стремился сделать крайним Его.

Стремление скрывать связь с Учителем настроило и самого Никодима на неверный лад, когда он пришёл к Иисусу, из-за этого его состояние содержало элементы, мешающие контакту умов и сердец. Было что-то нелогичное в том, как он начал разговор с Ним, а начал он с вроде бы хорошего признания – "Учитель, мы знаем (он уклоняется от личной ответственности, прикрывается, как это часто делается, другими "мы"), что Ты пришёл от Бога – таких чудес, какие делаешь Ты, невозможно делать без Него". Мне интересно, что он собирался сказать после этого – может быть следующим шагом, как в случаях как раз таких разговоров делается, было сомнение – "ты вот вроде такой хороший, но …" Или могло быть выражена своя личная проблема – "но я вот не пойму одного (или нескольких вещей)". Сами слова выражали одобрение и похвалу, и Никодим мог считать, что делает одолжение этому новичку в духовном мире Иудеи, собираясь даже покровительствовать Ему и помочь войти в круг избранных. Возможно именно это и было намерением Никодима, и тогда его целью было достигнуть договорённостей о дальнейшей координации действий в этом направлении.

Но если бы это произошло, если бы Иисус принял эту протянутую руку помощи от одного из влиятельных людей Иерусалима, это могло бы быть воспринято негативно другими, куда более влиятельными людьми. Иисусу же нужны были прежде всего подходящие для Него сердца, свободные от всякой примеси эгоизма и выгоды, от половинчатости, от вещей, нейтрализующих любые Его средства. Даже если бы элита страны единодушно поддержала Его, но делала это на своих условиях, то это было бы, пожалуй, хуже открытого отвержения. Мы не знаем, что хотел дальше говорить этот учитель закона, потому что Иисус прервал его – "Истинно, истинно (в наше время мы говорим "послушай, это очень серьёзно) говорю тебе – если кто не родиться свыше, не увидит царства Божьего".

Никодим в этот момент мог ощутить оскорбление, и ощутил – его протянутую руку не приняли, а стали вместо этого его, уважаемого человека, учить! Его слова похвалы пропали, не были оценены, он не увидел никакой благодарности за благосклонность. Поэтому он не оценил должным образом сказанное ему. Однако он не подумал, что если перед ним Мессия, то Он знает его насквозь, и кто кому тут делает одолжение, ещё большой вопрос. Для Него нужны самые лучшие качества человека, неразделённое, безоглядное посвящение и служба, но Никодим не подумал сейчас об этом, а извратил сказанное ему. Он произнёс недовольно, как будто бы поймал этого выскочку на нестыковке – "Как может человек, будучи стар, снова родиться? Неужели он может обратно войти в утробу матери, чтобы родиться ещё раз?" Вот странно, как вести учёные диспуты, так эти учителя могли оперировать терминами, облекать неосязаемые материи в более привычные понятия, толковать символы, но когда в нём взыграло личное, то сразу все премудрости были забыты и он буквально толкует собеседника.

Иисус терпеливо повторил: "Уверяю тебя, кто не родится от воды и Духа, не может войти в царство Бога. Рождённое от плоти есть плоть, а рождённое от Духа есть дух. Не удивляйся, что Я сказал, что вам нужно родиться свыше". Он пояснил, что у духовного человека куда больше возможностей понимать жизненно важные вещи. Он сейчас задавал нужный тон для любого, кто захотел бы пойти за Ним или войти в то божественное царство, которое приблизилось к людям со времени Иоанна Крестителя. Только человек нового типа мог и был способен стать гражданином царства Мессии, для чего и приходил Иоанн, чтобы предупредить об этом всех ожидающих его. Никодим, видя серьёзность Учителя, начал понимать, что над ним вовсе не издеваются, но речь идёт о действительно важном, однако взятый настрой разогнал его не в нужном направлении, и его язык выдал фразу из его предыдущего состояния – "как это может быть?" – в смысле о каком рождении Он ведёт речь, как ему родиться заново. Странно, что пусть в отдалённом от их регионе, однако могли всё же доноситься слухи и быть какие-то контакты, в буддизме давно существовало понятие "дваждырождённый", а эти носители более глубокой идеи не достигли понимания необходимости глубокой перемены человека. Иисус даже слегка упрекнул этого уважаемого человека – "Ты учитель Израиля, и ты не знаешь этого?" Когда Иисус произнёс это, Никодим проснулся, вышел из состояния каприза, вспомнил о своём главном интересе, с ним стало возможным разговаривать, теперь он не стал бы придираться к словам и извращать их смысл, но был готов воспринимать премудрость. И после этого их общение пошло так, как хотелось обоим. Иисус произнёс несколько странные слова о Себе и Ком-то ещё, стоящем за Ним, Он говорил "Мы" – "Мы говорим о том, что знаем, о том, что видели и испытали, а вы Нашего свидетельства не принимаете. Если Я сказал о вещах земных, и вы не верите, как сможете воспринимать вещи небесные?" Это был укор за вопрос о втором рождении "как это может быть". "О небесном может рассказывать только тот, кто пришёл сюда с небес".

Последующий разговор может казаться нелогичным, но возможно, это потому, что Иоанн воспроизводит основные тезисы, а не всю речь Иисуса. Но даже если для внешних наблюдателей Его слова непоследовательны, то для Никодима, в самом деле знающем многое, трудностей речь Иисуса не представляла. Дальше Он описал весьма существенные вопросы христианства, которые выглядят новыми для иудейской веры, но как говорил Моисей, великий Пророк должен быть выслушан, Он принесёт много того, чего не было раскрыто людям прежде. Это время настало. "Сын человеческий должен быть поднят над землёй, как Моисей поднял медного змея", спасая людей от гибели от укусов ядовитых змей в пустыне. Это вознесение над землёй необходимо, чтобы принимающих Его избавить от власти смерти – "чтобы всякий, кто верит в Него, не погиб, но имел жизнь вечную". Поднять на землёй – это возвышение над всеми или так казнят римляне самых худших преступников? Следующая фраза говорит, что это не почёт и поклонение, а Его смерть – "Бог так любит мир, что отдал Своего единородного (родного, одной с Ним природы) Сына (жертвой за этот мир), чтобы всякий, кто верит в Него, имел вечную жизнь". Отдал родное за тех, кого некогда создал, за вроде бы чужих, но однако Создателю они настолько дороги, что если нужно было пожертвовать Своё, практически Себя, Он на это пошёл. Без этого шага творение Его рук однозначно гибнет, будь возможен более лёгкий путь, столь дорогая жертва не была бы предпринята, она обошлась не только Иисусу, но и Отцу слишком дорого. Но этот же факт подчёркивает настоящую ценность человека…

Наверное, этот разговор впервые отчётливо раскрыл темы, которые не были ясно описаны прежде. Тема вечной жизни и воскресения из мёртвых присутствует в ветхозаветных книгах, но её надо выводить из имеющихся выражений (священники, сторонники саддукейского подхода к Библии, открыто отвергали возможности воскресения мёртвых), сейчас же это прозвучало прямым текстом. Иисус много ожидал от руководства Иудеи, эти знающие и образованные люди могли бы под Его руководством сделать очень много для мира, Он не мог пройти мимо сильных, обладающих властью руководителей, чтобы не попытаться принять их на службу. Оценили ли они это? Никодим, скорее всего, оценил и понял перспективы, но последующая рутина заглушила яркость впечатлений момента, когда перед ним предстала картина блестящих перспектив, а также уже имеющаяся картина мира не позволила вписать в сознание новые возможности.

В этом разговоре прозвучало также "делающий злое ненавидит свет и не идёт к свету, чтобы не раскрылись его дела, потому что они злы". Во многом поэтому этот народ, который должен был быть светом миру, не принял Свет. Древнее сопротивление Богу, прежде выливавшееся в идолопоклонство и отход от законов и уставов, не угасло, оно приняло теперь другую форму, более запутанную и сложную для обличения и выведения на чистую воду. Многие казались образцовыми исполнителями закона, при этом оставаясь далёкими от Бога. Это всё та же вечная проблема "быть и казаться", или "выглядеть". Можно говорить правильные и очень правильные слова, от которых нет тепла, в которых нет жизни. В глазах Бога такая религия не является правильной. Это как для простого человека внешняя красота выглядит красотой, но пожив рядом с ней, он испытывает горечь. Но для человека, более искушённого, красота недоброго и плохого человека красотой уже не является, для него это скорее яркий сигнал опасности. Внешние и внутренние черты должны оцениваться совокупно, тогда никто не будет пойман в сети внешне привлекательных слов или поступков. Праведность напрямую связана с жизнью и добром, не бывает праведности, производящей проблемы (я не говорю о случаях, когда праведность не вписывается в существующие рамки или искусственные законы и правила, тогда проблемы из-за праведности возникают извне), и если таковое имеет место, то праведность только кажущаяся, поверхностная. Закон регулирует дела так, чтобы они несли добро и безопасность, изобилие и процветание, чтобы они охраняли жизнь. Если же считающий себя правым делает вещи разрушительные делом или словом, он где-то сильно ошибается. В этот мир пришёл большой Свет, и не всем Он понравился…

Некоторое время после очищения храма и праздника Пасхи Иисус оставался в Иудее, вместе с Иоанном Крестителем закрепляя новое положение вещей – все, принявшие крещение у Иоанна и у Него входили в некий круг посвящённых, которые, когда настанет время, могут составить инициативную группу помощников и активистов. Это не было осуществлено, но всё же эти люди несли в себе отпечаток нового мира, они прикоснулись к Мессии, и могли много сделать для Него в будущем. Однако же, когда некоторые люди обратили внимание на уменьшение популярности Иоанна Крестителя, так как большинство шло к самому Мессии, а не Его помощнику, некоторые испытали разочарование, и пошли с ним к Иоанну – как так? Тот не имел с этим ни малейших проблем, он был счастлив видеть, как новое царство набирает своих членов, и сумел объяснить это впавшим в уныние своим последователям – "Он и должен расти, а я уменьшаться". Однако Иисус, узнав о таких делах, не хотел такого поворота, и тут же покинул эти места, между Его сотрудниками не должно было быть даже тени негатива. Он опять направился в Галилею, и дорога шла через область, где жили с давних времён переселённые ассирийскими царями люди. Это не были евреи, однако их религия вобрала некоторые черты библейской, к этому времени, похоже, языческие черты большей частью выветрились, и самаряне соперничали с иудеями, споря, что их святилище на горе Гаризим более древнее. Их религия напоминала ту альтернативу Моисееву закону, что появилась при Иеровоаме, которые закрыл дорогу своим подданным в Иерусалим и устроил два святилища с тельцами, которые, однако носили имя Сущий.

Когда женщина подошла к колодцу и стала доставать воду, Иисус попросил у неё напиться, что ту довольно сильно удивило. Отношения между самарянами и иудеями были неприязненными, хотя насилия между ними обычно не случалось. Иисус же не только заговорил с ней, но попросил у неё напиться, что было весьма необычным, такое доверие незнакомца расположило её к Нему, она не ощущала к Нему никакой вражды, правда, отметила этот факт, с удивлением спросив, как это иудей просит пить у самарянки, ведь иудеи стараются ни при каких обстоятельствах не иметь никаких дел с ними. Иисус умело вызвал её на разговор, и теперь сделал крутой поворот в теме, уходя от временных и видимых вещей к более значимым. Когда-то здравое человечество было сбито с пути обманным ходом Змея, представившим Еве ложные перспективы, теперь же Потомок Евы должен был выдёргивать людей обратно на Путь подобными поворотами, увлекая их перспективами настоящими, выводя их к жизни. Ева заинтересовалась тем, что говорил змей, но теперь, пожив в мире дьявольского порядка, люди иногда имели стремление вернуться на надёжную почву. Только они настолько привыкли к текущему порядку вещей, что их приходится тоже выдёргивать из обыденной действительности, чтобы они могли оценить предлагаемое им. Иисус, вместо того, чтобы прямо отвечать на её вопрос, почему иудей обратился к самарянке, вместо речей о братстве всех людей, взял более высокое направление – "Если бы ты знала, что Бог даёт людям и Кто просит у тебя пить, то ты сама бы просила у Него, и Он бы тебе дал живую воду". Тема о Боге и Его отношении к людям ей была близка, она не имела ненависти к иудеям, как все здоровые люди, понимая, что Бог в самом деле посылает им всем одни и те же блага, но слова Незнакомца о себе, кажется, были для неё неясны – Он в самом деле такой великий, как намекает, или что Он такое тогда? Он не был похож на шарлатана и мошенника, и она решила выяснять дело постепенно. Сначала она спросила самое простое, лежащее на поверхности – "Колодец глубокий, а у Тебя даже зачерпнуть нечем – откуда же у Тебя живая вода?" Но она допустила, что Незнакомец в самом деле то ли пророк, то ли Некто больше чем пророк – "Неужели Ты больше, чем наш праотец Иаков, который дал нам этот колодец?" Она не была против, чтобы поверить Ему, разговоры о Мессии доходили до самарян тоже, Иоанн Креститель достиг всех, кто жил поблизости, и как знать, не было ли среди самарян принявших крещение у Иоанна?

Иисус показал, что не стоит мыслить слишком линейно – "Всякий, кто пьёт эту воду, захочет пить снова, а кто будет пить воду от Меня, тот никогда уже не испытает жажды, но Моя вода в нём сама станет источником, который течёт в жизнь вечную". Правда, эта женщина не была сильна в отвлечённых материях, и восприняла Его слова излишне прямо – "Господин, дай мне такой воды, чтобы мне больше не было нужно ходить сюда за водой". Слишком буквально восприняв (однако же поверила) Его слова, она было обнадёжилась, что ей не надо будет больше прятаться от женщин её городка, осуждавших её если не словами, то взглядами, для неё это было сейчас пределом мечтаний. Но сколько же она теряла из-за приземлённости мышления и своих ошибок, не пойди она ошибочным путём, которым шла, не будь у неё желания прятаться от некоторых придирчивых сограждан, может быть её мысль могла бы последовать за идеей Учителя, но пока она свернула не туда.

Иисусу пришлось прекратить возвышенный разговор, у Него наготове был другой поворот в беседе, чтобы помочь ей в её беде – она имела некоторые проблемы, которые не позволяли ей обрести источник живой воды внутри себя, ей нужно было привести кое-какие обстоятельства в порядок, её грех мешал ей и Ему. "Позови сюда мужа и приходи с ним" – сказал Он, можно было подумать, что дело будет деликатное и во избежание нежелательных разговоров надо, чтобы её муж тоже был здесь. Здесь раскрывалась её проблема – "у меня нет мужа", ответила она. "Это верно, у тебя нет мужа. У тебя было пятеро и тот, кто у тебя сейчас, тебе не муж. Ты всё верно сказала" – последовала Его реакция. В те времена обычай многожёнства формально не был отменён никем, но мысль большинства учителей уже достигла понимания, что многожёнство разрушает общество изнутри, в этих случаях всегда кто-то из мужчин останется одинок, а это огромная проблема для мыслящих категориями семьи, статуса, имущества, наследства. И многожёнство понемногу уходило, общественное мнение оказывало влияние. С этой же женщиной было другое – то ли она уходила от мужей, что ей не нравились, то ли её оставляли и разводились с ней, и сменить пятерых довольно редкое дело в те дни в патриархальной среде. Если она была красивой женщиной, то скорее первое, однако после уже пары разводов на неё смотрели косо – как-то непривычно это было для архаичного общества такое. Правда архаичными были порядки в глуши, как в этом самарянском селении, вокруг давно уже, в Риме и Греции, нравы были весьма вольные, практически современные, с поправками может быть на обычаи и законы тех времён. Но здесь-то была не Греция, а глухая провинция, так что её поведение вызывало суровую критику. Она рассталась с пятью мужьями, но теперь сказывался возраст, молодость прошла, и в жёны её уже не звали. Тот, кто временами бывал у неё, не объявлял её женой, лишь помогал содержать хозяйство, держа её наложницей. Так было проще для него, она не считалась ещё одной женой, его не могли осуждать за многожёнство. Ей некуда было деваться, теперь ей нужно было беречь то, что оставалось, могло не быть и этого. Думаю, именно такое положение вещей было у этой женщины, судя по словам Иисуса, что последний её мужчина не является её мужем.

Она удивилась – ей могло стать стыдно, но Его присутствие веяло дружеским отношением, в Нём было сочувствие и желание помочь, так что ей было легко рядом с Ним, как не было уже давно – "Господин, вижу, что ты пророк". Незнакомец, выдавший ей её проблему, не мог быть никем иным, да и по остальным словам она видела Его необычность. И она поспешила задать вопрос, который был камнем преткновения между её народом и иудеями, что заодно показывает её развитость, что ей было свойственно задумываться о вещах более глубоких, чем обыденность и хозяйство. Кто, как не этот человек, проникающий в тайны, мог ответить на это? К тому же продолжать предыдущую тему как-то не хотелось, прошлое не исправить, а что делать с теперешней её ситуацией, надо было решать ей самой, со стороны советы она слышала уже не раз и принципы "как надо" были известны. Иисус был рад этому вопросу, Он не посчитал, что она хочет уклониться от разговора о ней и её проблемах, да даже если бы такое и имело место, Он знал, что всякая истина ведёт к Нему, и кто пытается серьёзно разобраться в серьёзных вещах, не сможет долго избегать поглядеть и на себя в освещающем все уголки души свете. Так что Он охотно ответил ей на сложный для неиудея вопрос, где многие могли обидеться и оскорбиться, что их не уважают иудейские шовинисты, считающие себя правее всех остальных, в то время как сами находятся в зависимости от Рима. Однако всё же Он смягчил Свой ответ, не ответил резко и однозначно, что самаряне неправы, но это было явно в Его словах – "Поверь Мне, наступает время, когда поклоняться Отцу будут не на вашей горе и не в Иерусалиме", то есть что скоро наши разногласия будут неважны, причина распри исчезнет. Однако за этим примиряющим утверждением последовало всё же горьковатое – "Вы не знаете, чему поклоняетесь, а мы знаем, потому что спасение происходит через иудеев". Но Он тут же вернулся к начальному объединяющему обоих утверждению, не давая ей остановиться на болезненном ощущении, если оно всё же появилось – "Настанет время, и уже настало, когда настоящие поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, и таких последователей Отец себе и ищет".

Греко-римский мир достиг немалых высот в философии, и хотя это не касалось простых людей, однако в язык проникли более глубокие понятия, связанные с устройством внутреннего мира человека. В обществе тех времён влияния праведников, подобных Даниилу, практически не было, соответственно было много форм зла, в том числе выглядящих законно и легально. Это привело со своей стороны к тому, что страдало всё больше людей, и это привело к развитию связанных с этим понятий и языковых конструкций. Многие стали употреблять в общении претензии к моральному облику ближнего и дальнего, пытаясь усовестить и хотя бы так побудить соперника хоть к какой-то справедливости. Наверное, это работало, мало кто соглашался выглядеть неправым в глазах людей, да и в своих собственных тоже, до сегодняшнего сатанизма и наведённых им образцов было далеко. В этих условиях внутренний мир человека стал отражаться не только в двух категориях внутреннего и внешнего, но уже в трёх. Кроме "души и тела", появилось уверенное деление человека на три части, добавился ещё и "дух" (хотя и в иврите это слово изначально присутствует, однако сейчас ему отвели более конкретные привязки^[25]). Это было воззрение о человеке в "низком" и "высоком" разрешениях, одно попроще, другое более детализированное. Сфера ума и сфера эмоций в простом подходе объединялась, но при более подробном рассмотрении "дух" отвечал за разум, ментальную сферу, а эмоции отводились "душе".

Женщина видела, что собеседник не хочет её обижать, и была благодарна за это, поэтому, не желая просто так уступать в том, что в ней закрепилось с детства, она также сделала небольшую уступку, типа "мы все можем быть неправы" – "Знаю, что придёт Мессия, и когда Он придёт, то расскажет нам всё", то есть они Его ждали не меньше чем иудеи и согласны были уступить Его авторитету, что скажет Он. Но никому ниже Него они не хотели уступать ни пяди, ни йоты. Женщина сослалась на Мессию, Который, как они слышали, уже ходит по Земле, и Иисус раскрыл Себя – "Это Я, Тот, который говорит с тобой". Цель завязать контакты с самарянами и довести лично до этой женщины важные моменты была успешно достигнута. Услышав такое откровение, женщина изменилась в лице – такое нельзя было оставлять без внимания и реакции (из иудейских начальников подобным образом отреагировал лишь Никодим, остальные как раз держались вдали, настороженно выжидая, а многие уже поняли, что им с Ним не по пути). Она даже не взяла своё ведро, оно бы не давало ей быстро идти, но срочно отправилась в город и подойдя людям, сидевшими в обычном месте, где встречались многие и где присутствовали обычно старейшины, прямо заявила – "пойдите-ка и посмотрите одного человека, который знает о моих делах – не Он ли Мессия?" Эти слова прозвучали вовремя, и узнав, что рядом с их селением присутствует вероятный Мессия, о котором было столько слухов и разговоров, все присутствующие бросили все дела и отправились к колодцу.

Ко времени завершения разговора Иисуса с женщиной подошли ученики с покупками, но видя, что Учитель занят разговором, не стали отвлекать их и беспокоить, хотя некоторые хотели вмешаться, некоторым было интересно, с чего это вдруг Учитель разговаривает с самарянкой, все привыкли считать такое неподобающим для правоверных. Пока женщина ходила в город за старейшинами, ученики пытались покормить Его принесённым, но Иисус не испытывал ни малейшего голода. Успешно проведённая беседа принесла Ему столько удовлетворения, что аппетит был подавлен веществами, дающими комфортное состояние, организм получил подпитку из других источников, и сейчас пытаться что-то поесть только потому, что пару часов назад хотел есть, никак не стоило. Если желудок не настроен на еду, делать этого и не нужно, ибо принесёт вместо блага только расстройство, и рассеет впечатления от предыдущего успеха. Это было бы потерей как минимум настроения, и очень возможно здоровья, пусть небольшого. Ученикам Иисус ответил так: "У Меня есть пища, которой вы не знаете", и ученики недоумевали, когда Он успел поесть, так как в разговоре с женщиной Он точно не ел ничего. Видя их недоумение, Он попытался объяснить им это – "Моя пища – исполнять волю пославшего Меня". Впоследствии они хорошо поняли, о чём Он хотел им сказать, но было ли им ясно сейчас, вряд ли.

Однажды я был в монастыре в Печорах, без всякого дела зашёл туда, красивое и приятное место, к тому же православие влекло иногда, основы единые, так что зашёл отдохнуть. Там встретились с парнем, он был старше и опытнее, с талантом художника, так что зацепившись парой слов, много часов провели в разговорах обо всём. Было интересно мне, но было интересно и ему, мои представления о религии в некоторых местах для него оказались свежими и впечатляющими. Настало время обеда, у него были хлеб и вино, прямо вроде как библейски и символично, причём я удивился, что вино пахло виноградным соком, а не вином, такого до тех пор никогда не встречал. Но пить его не стал, пусть оно и качественное, но в моих принципах это было недопустимо (в "пищевых" дозах даже сравнительно слабое вино не приемлю, а лекарственные дозы не приводят к опьянению). Уезжали из Печор вместе, я стоял в автобусе, мест не было, я был насыщен каким-то комфортом, по телу ощущался пульс крови в венах, и он присмотрелся ко мне и с удивлением произнёс – "как это так, пил я, а пьяный ты?" Шутя, разумеется. Посмеялись, но самому было удивительно, у меня был только завтрак, но есть нисколько не хотелось, всё заменили разговоры и общение, для обоих удачное и благоприятное.

Иисус перевёл разговор с личных ощущений на необходимость, на нужду этого мира, именно то, что привело Его сюда и отчего Он и был счастлив, когда мог сделать для отдельного человека и человечества что-то полезное. Иоанн (который ученик), описав начала всего, следующим после этого сказал это – "В Нём была жизнь, и жизнь была свет для людей". Врачи могли бы быть счастливейшими из людей, мне кажется, когда у них получается помочь человеку со здоровьем, потому что очень близко имеют дело именно с этой материей, жизнью. Сын Бога, даже находясь в нашем тёмном мире по сравнению с окружением, которое Он оставил, не чувствовал Себя печальным, потому что знал, что принёс сюда возможности вернуть то же счастье, пропитывающее всё бытиё, что и там, откуда Он пришёл. Да и здесь, собственно, всё было когда-то так же. Когда вы видите тяжёлую рану или болячку, скорее всего вы испытываете неприятные ощущения, до депрессии, но если под рукой есть то, что может устранить проблему, чувства будут совсем другими. А если вы и есть тот, кто может помочь, то вместо боли сочувствия вы скорее испытываете азарт поскорее облегчить человеку боль. Во многих случаях я пытался помочь в каких-то проблемах, и чаще это удавалось, но когда я сталкивался с проблемой выше моих сил и возможностей, это было очень неприятное ощущение, так что я даже избегал общения с тем, чей вид требовал действия по восстановлению, а я не знал как и не имел ничего, но тем ярче я представлял, насколько силён был Христос, рядом с Которым болезни не задерживались. Пожалуй, в Его присутствии даже умереть никто не мог… Но исцеления требуют не только тела людей, но и души и умы. Прошлые века, когда Он занимался преимущественно Израилем, который поломал Ему множество планов, мир скатывался всё глубже в умножающиеся проблемы, принимающие системный характер. Сейчас Он был здесь и на Себе ощущал последствия допущенного Адамом с Евой и их детьми. Одним махом сделать всех счастливыми и безгрешными было невозможно, но работа делалась, для этого Он был здесь. Он направил внимание учеников на соседние поля – "Вы говорите, что через четыре месяца наступит жатва? Но вы взгляните на поля – они же уже побелели и поспели для сбора урожая". В Его воображении эти поля изображали состояние этого мира, и зелень яви уступила место символике, и ученики ощутили, о чём Он говорит. Работы впереди было много.

Вскоре пришли многие жители города и началось оживлённое общение, где все желающие задавали свои вопросы и получили много для себя. Хотя самарянка не была в чести у женской половины селения, но её проблема была лишь одна, так что она не была отверженной и имела своё влияние. Многие поверили ей уже тогда, когда она позвала посмотреть на Незнакомца, почему они и пошли к колодцу с ней, но пообщавшись с Ним, все уверились, что всем им выпала немалая удача, с ними реально был Мессия, Спаситель мира. Некоторые потом подходили к ней поблагодарить её и добавляли, что теперь и сами убедились, что этот Человек есть то, что они ждали. Иисуса пригласили в городок и Он с учениками пробыли там пару дней. Самаряне принимали у себя иудеев, и это было немыслимо прежде.

В то первое время, когда популярность Иисуса ещё набирала силу, Он не раз бывал в Галилее, и все с восторгом принимали Его, пользовались Его исцеляющей силой, но однажды Он пришёл и в Назарет, где рос, где Его как будто отлично все знали. Теперь Он был уважаемым и известнейшим человеком, однако жители Назарета смотрели на Него как уже знакомого, и прежнее знание о Нём не давало им увидеть в Нём важнейших черт, которые были видны всем остальным, прежде не знавшим Его. Эти люди знали о Его славе в стране, знали, что Он лечит любые болезни, и это было им очень приятно, им льстило, что их земляк вышел в люди, они считали, что Он прославил и их, им тоже принадлежит часть Его славы, они были горды этим, и … считали, что они этим уже лучше других и имеют право на Него. Это было, мягко говоря, мелко. Из-за такого мелкособственнического подхода они теряли много, так что всё, что Он принёс в этот мир, им было чуждо, им была важна лишь Его популярность, но не то, что делало Его известным. Он был буквально скован таким настроением окружающих, и не то, чтобы не мог лечить больных в их среде, но они совершенно иначе относились к Его способностям. Никакой веры, никакой сосредоточенности на высшем, и такой славы Ему было никак не нужно. Вместо того, чтобы быть первыми в том, чтобы быть Его учениками, они на всех смотрели свысока. Лишь несколько человек, свободных от этого духа, Он вылечил от болезней. Такой настрой земляков был опасен не только для духовности, но даже и для Него самого…

Он говорил в субботу в синагоге, Его проповедь была основана на отрывке из пророка Исаии – "На Мне Дух Сущего, Он послал Меня … исцелять, … освобождать пленных, дать слепым зрение, отпустить измученных на свободу". Прочитав эти слова, столь любимые многими, он отдал книгу служителю, и сел на стул, сделав интригующую паузу, собирающую внимание. Все в самом деле смотрели и ждали, куда Он повернёт свою речь. И поначалу Он не разочаровал их – "Сегодня эти слова Исаии исполнились", сказал Он. Люди закивали и подтвердили – именно этим был известен их великий Земляк, во всех местах люди рассказывали им это, Его слава расходилась по их земле. Но тут же по залу пошёл шепоток, одни и те же слова владели умами многих – "Вот как это так – именно сын Иосифа достиг такой славы? Всего лишь сын плотника?" Эти слова происходят из подхода, что многие тут ничем не хуже, и на Его месте вроде бы могли добиться даже большего. Почему не я или не вон тот, весьма успешный в делах или в школе раввинов, тогда как Иисус ни у кого не учился? К тому же, везде Он исцеляет множество людей, а у нас почему не слышно ничего такого?

Развивая речь, Иисус задел патриотические чувства земляков. В других местах это тоже вряд ли бы прошло, здесь же Он рисковал ещё сильнее, но именно для того, чтобы хоть кто-то из них мог задуматься. Он сказал об Илие и Елисее, их чудесах для жительницы Сарепты в окрестностях Сидона и Неемана сирийца, и о том, что нуждающихся в это время в Израиле было много, но никто из "своих" прокажённых не получил помощи, в то время как чужаки обрели её, и самым чудесным образом. Людей это привело в ярость, но если бы они задумались, почему это было так, то у них был бы куда лучший шанс обрести Мессию с Его царством. Они хотели победить мир с Ним, но Ему нужно было, чтобы сначала они победили себя. Люди, считавшие себя ближе всех к Мессии, первыми возмутились против Него. Их фамильярность по отношению к Нему сыграла с ними злую шутку. Вместо того, чтобы принять их на самые высокие места в Его команде, вместо того, чтобы хотя бы пообещать им это, польстить их самолюбию, Он сравнивает их с язычниками, которых они почему то презирали, хотя команды такой от Моисея и Бога не было. Он объяснил им в примерах, что как многие евреи не смогли получить помощи от величайших пророков, слишком сильно привыкнув к ним, так и они не могут иметь её из-за нехватки понимания Его фигуры. Если они уважали своего земляка, взлетевшего высоко, то могли бы и должны были задуматься, в силу чего так получилось, но они как пустые люди решили лишь примазаться… Такой явный демонстративный отказ Иисуса угождать им и требование серьёзнее воспринимать Его вместе со сравнением с ними язычников вызвало единодушный гнев. Причём гнев был столь велик, что они без всякого суда решили тут же покончить с мятежным отщепенцем, не ценящим общество земляков. "Он нас не уважает" – кипели их души, и они вели Его к обрыву горы, чтобы скинуть Его оттуда. Если бы им удалось это, то это был бы случай, на который ссылался дьявол во время искушения в пустыне – здесь ангелы имели бы право вмешаться и подхватить Его, не давая Ему разбиться. Но они вмешались раньше – толпа не довела Его до вершины, потеряв Его по дороге. Те, кто вели Иисуса, на какой-то момент переключились куда-то, им отвели глаза, как говорится о подобных состояниях, и Иисус направился в другую сторону, проходя между людьми, и никто не замечал, что Он покидает их, злых и неблагодарных жлобов.

Из Назарета Иисус направился в Кану, где Его ждали. У одного придворного из Капернаума был тяжело болен сын, и он знал, что этот известный Учитель может ему помочь. Другие средства, которые были доступны богатым людям, в его случае не работали. Когда этому человеку донесли, что Иисус появился поблизости, он лично отправился в Кану и найдя Иисуса, просил Его вылечить его сына, которому становилось всё хуже. С этим человеком, привыкшим к определённым привилегиям и тому, что проблемы других смертных если и касаются его, то как правило весьма сглаженно, Иисус обращался как будто жёстко. Поскольку это был человек, имеющий ответственность, получающий свои привилегии не просто так, то и спрос с него был повышенный. Верит ли этот человек, что Иисус не просто исполнитель любых желаний, а Властитель мира, Мессия, кто по верованиям самих евреев будет перекраивать страну и общество по Его меркам и желаниям? Он должен был серьёзнее других ощущать это, и Иисус выговаривал ему – "вы (такие как ты) не поверите в Меня, пока не увидите чудес и знамений". Это был укор и призыв, но этот человек боялся ответственности и выбора. Он не хотел вникать, перед ним был всего лишь тот, кто умел отлично лечить. Укор Иисуса всё же достиг его, он понял, что сейчас он относится к возможному Мессии лишь как к какому-то средству, и он вскоре забудет Его, едва сын станет здоровым, хотя болезнь была смертельной. Он стал умолять Иисуса не требовать с него много сейчас, в данный момент, и Он не стал. Он знал, что след пережитого останется с этим вельможей и он не сможет это забыть, по крайней мере в ближайшее время. Поэтому, когда этот человек с отчаянием взмолился "Господин, приди пока мой сын не умер", Иисус сделал ему значительную скидку. Его разум в самом деле был смущён его бедой, не был способен понимать вещи так, как это требовалось, так что единственной нагрузкой на него, вполне по силам, было условие просто поверить Его обещанию – "Иди, твой сын здоров". До этого он просил Иисуса пойти к нему домой, но ему предложили другой вариант – успокоиться и идти домой. Этот придворный вполне понял условие Иисуса и доверился Ему. Это было пусть не полное пока принятие Его как Целителя и могущественного Мессии, но само то, что он согласился и принял это и успокоился так, как будто уже увидел сына здоровым, стоило немало. Этот шаг доверия был прологом к большему, он соприкоснулся с силой Христа, когда доверился Его слову, и оно начало работать и над его сыном, и над ним самим.

Где-то в это время Иоанн Креститель был арестован. Ирод, который владел лишь четвертью того, что было во владении его отца, заинтересовался обширным общественным возбуждением, произведённым Иоанном Крестителем, и однажды наведался к нему лично, желая послушать что-то новое, что было перенято у греков, где возникла мода на новости любого рода, откуда потом произошли газеты и прочие источники массовой информации, правда, после упадка греко-римского мира случился перерыв до новых времён. В чём-то он был впечатлён Иоанном, однако же между ним и пророком возник конфликт. Наверное, Ирод не хотел признавать себя нуждающимся в покаянии, владыкам такое не всегда удобно, особенно в глазах народа, особенно придворного, но он забрал у своего брата жену, которой нравилось жить в царском дворце, для неё это была очень удачная карьера, и Ирод не хотел ничего слышать о том, чтобы вернуть её брату. Иоанн же не мог снизить стандарт Закона – в праведности, как и в математике, нет царских путей, поэтому то ли разгневавшись из-за этого, либо подстрекаемый придворными, а то и самой Иродиадой, должен был для сохранения лица арестовать оскорбителя царского достоинства. Иродиада постоянно пыталась вытребовать у царя смерть Иоанна, однако Ирод, на удивление, даже не думал делать этого, он стал часто встречаться с ним и, бывало, даже воплощал в жизнь его советы. Впоследствии она нашла способ добиться своего, но это произошло позже.

После ареста Своего глашатая Иисус находился в Галилее, и местом пребывания выбрал Капернаум, где на некоторое время поселился. Прошло где-то более полугода после Его крещения и Он уже был широко известен. Наступало время, когда нужно было начинать комплексную деятельность, и у Него уже были на примете нужные люди для команды. В один день он пришёл к озеру и нашёл там Андрея с Петром, занятыми ловлей рыбы. Они уже давно выбрали Его как учителя и их родные и друзья знали, что это ученики знаменитого нового Раввина. В те времена в Иудее сложилось убеждение, что духовное призвание достойно уважения не меньше любой другой уважаемой профессии, и попасть в личные ученики какого-нибудь учителя считалось привилегией. Правда, трудно сказать, насколько были развиты эти простые рыбаки, однако общий настрой на изучение библейских книг и прочих премудростей, усиленно нарабатывавшихся в последнее столетие, могло привести к тому, что и самые простые люди тянулись к знаниям. Так что я думаю, что совсем неграмотных и лишённых интереса к знаниям людей, сиречь тупых, было тогда очень немного. Информационное наполнение общества того века было значительным, такой всплеск всеобщего интереса в отсутствии медиа и информационных служб редок, но эта черта времени была нужна для осуществления Христом Его задач.

Иисус подошёл к Петру с братом и позвал их – "Пошли со Мной, я вас сделаю ловцами не рыбы, а людей", это прозвучало весёлой шуткой для рыбаков. Братья знали, что придёт время, когда Учителю будет нужна их помощь и служба, и были наготове, так что они уже знали, что им делать. Они дали распоряжения друзьям о своих лодке и сетях и, полные оптимизма, отправились за Наставником. Впереди были славные дни, они вообще ожидали мощного подъёма и рывка нации, так что их мысли были впереди, они не оглядывались сейчас назад. Они не прошли далеко, как увидели Иоанна с Иаковом и их отцом, которые занимались починкой сетей. Они также были членами команды, и Иисус сказал то же самое и им, и они присоединились к Его команде. Отец Иоанна также был готов и одобрял выбор сыновей, его сыновья сделали хороший выбор. Все были уверены, что как минимум с Мессией они не потерпят никакого ущерба. Сейчас же настало время каких-то действий. Они и раньше уже ходили с Ним по разным местам и были свидетелями Его дел, но сейчас должно было начаться настоящее дело.

Они пришли в Капернаум и задержались там на некоторое время, а в субботу пошли вместе в синагогу. Иисусу предоставили возможность говорить, и хотя эта речь не сохранилась для нас, люди отмечали сам стиль Его речи, который все описывали как речь человека, имеющего власть. Однако не у всех складывается верное представление из этого слишком короткого описания. Если считать, что Он говорил как говорят начальники, то вряд ли это будет верное представление. Здесь Он не занимал никакого положения в системе управления, поэтому вернее считать, что это была речь не человека, отдающего приказы, а специалиста, отлично владеющего предметом. Слово, использованное в греческом, описывающее авторитетность Его речи, включает понятия компетентности, лёгкости оперирования понятиями, мастерства. Во властные структуры отбирают, когда это делается не по наследству и не за деньги, людей повышенных способностей, поэтому неудивительно, когда люди из властных структур умеют говорить красиво. Поэтому сравнение Иисуса с начальством неудивительно, но всё же это выражение использовано, пожалуй, за неимением лучшего, на деле по Его известным проповедям видна лёгкость и свобода Его стиля, умение изложить сложные вещи достаточно доходчиво знакомыми для слушателей предметами.

Об одержимости в прежние века в Библии нет упоминаний, это явление было новым в истории, по крайней мере этого народа. Люди имеют определённую защиту от того, чтобы кто-то со стороны брал управление психикой человека в свои руки, но эта защита не абсолютна, она зависит от того, каким путём идёт человек. На этом этапе Израиль оказался в положении ничем не лучшим, чем в прошлые века. Прежде они много уклонялись в язычество, но это было хотя бы открытым действием, люди понимали что делают, теперь же они находились в "правом уклоне", и при этом были уверены, что находятся на самом правильном пути. Даже Мессия им оказался не указ, когда дело касалось "предания старцев" и новодельных правил отцов нации. Но предание часто разрушало предписанное в законах и уставах, в конфликте новых правил с древними предпочтение отдавалось новым. В еврейской среде имело место то, чего не было раньше, создавались новые традиции, точнее как раз традиции собирались занять место уставов, чего Бог им не предписывал. Это был в самом деле именно уклон с Пути, уход и отказ от древних порядков. Понимали ли это фарисеи? – Скорее всего нет. Похоже, именно этот отход от Бога ослабил защиту над избранным народом, Бог не мог защищать души людей, которые сбились с Пути, но при этом считали себя правыми.

Демон называл Иисуса святым или посвящённым Бога, признавая Его мессианские полномочия. Люди об этом знали, кто точно, кто сомневался, однако подтверждать Свою миссию свидетельством таких личностей Иисус никак не собирался. Реклама со стороны врага редко бывает благоприятной для того, кого он хвалит, скорее наоборот, наводит сомнения. Реклама от демона для ищущих повода придраться к Иисусу давала бы им отличный шанс, чтобы надёжно оттолкнуть от Него всех набожных людей. Дьявол же со своей стороны всегда использовал эту возможность навредить Иисусу, но Он запрещал демонам говорить о Нём, показывая, что между Ним и демонами нет ничего общего, кроме давнего знакомства. Сейчас тоже, едва демон коснулся темы личности Христа, Он обратился к нему, приказав молчать, а после этого потребовал выйти из человека. Ослушаться демон не мог, он оборвал свою речь и оставил человека в покое, правда выход сопровождался силовыми эффектами, не для слабонервных. Человека бросило на пол, хотя он от этого не пострадал, и когда человек поднялся, его лицо уже было лицом свободного и здравомыслящего человека. Судороги человека при освобождения от власти посторонней силы на присутствующих произвели сильное впечатление, люди были шокированы, особенно тем, с какой видимой лёгкостью, всего лишь по требованию, от простого слова, демон оставил свою добычу. Несмотря на то, что все были наслышаны, что Иисус есть Мессия, далеко не все соглашались с этим, потому что Он слишком не соответствовал их представлениям, каким Мессия должен быть. И сейчас они спрашивали себя и друг друга, кем же это надо быть, чтобы так запросто освобождать порабощённых тёмной силой. В Иудее были люди, занимавшиеся заклинанием демонов, каковая практика живёт до наших дней, однако те заклинатели духов, даже вместе взятые, и рядом не стояли с этим скромным Учителем в этом отношении.

Раньше мне приходилось читать и слышать о якобы изгнании бесов некоторыми священниками, вполне верю, что среди них могли быть успешные экзорцисты, однако позже довелось встретить подобное самому. Заглянув в одну церковь, где этим занимался вроде как учившийся у старца с острова Залит, я увидел картину, как священник выявлял демонов в некоторых присутствующих. Картина была очень тягостная и нездоровая. Я дотерпел эту службу до конца, было важно узнать, чем это закончится, и закончилось ничем. Ни из одного из страдающих (которых было до трети присутствующих) никто не вышел, они всего лишь замолчали, когда служба закончилась, люди остались теми же, кем и были, снова стали улыбаться и стали такими же, как и до службы. Этот священник научился только выявлять проблему, но не лечить. Я опасаюсь, что психическая зараза, столь заметно проявляющаяся в таких местах, скорее умножается, и облегчения никакого никто на самом деле не получает. Надеюсь, начальство епархии прикрыло эту практику, хотя кому-то может показаться, что такое выявление одержимых само по себе служит рекламой церкви. А уж что можно услышать от тех, в ком проявляются эффекты присутствия тьмы, лучше не слышать.

В то время, поскольку во времена предшествующие никто не занялся вопросами здоровья человека и остальными вещами, связанными с этим, Христу было совсем не с руки первым начинать просвещать об этом тех, кто совершенно не был подготовлен к вопросам здоровья. Как изначально этому народу были даны в законах некоторые требования о воздержании от определённых вещей, примерно на том же уровне всё и оставалось. Даже Соломон не продвинул вопросы здоровья, не оставил наследия о причинах болезней. Будь Израиль более последовательным в следовании Пути, обязательно возникли бы люди, положившие начало исследованиям в этой области, да и другие отрасли знания получили бы начальный импульс. Другие народы не имели той ответственности и нагрузки, что Израиль, поэтому Бог не ставил зависимости между прогрессом общества и их последовательностью в осуществлении поставленных им задач. Или, может быть, силы тьмы, пользуясь возможностями контроля этого народа, который сам открывал им двери слишком часто, не давали им развиваться, зацикливая на простейших вещах этого мира. За одно-два благополучных поколения, мне кажется, не успевают сформироваться нужная для развития и взлёта наук инфраструктура общественной мысли, как на участке земли после сильного пожара не растут сразу любые растения, но почва проходит цикл развития сначала растений, обычно относимых к сорным, и лишь после них приходят остальные.

Когда зашло солнце, к дому Петра потянулись все, у кого были болезни, и все получили здоровье. За вечер все больные селения были вылечены, их не было много в этом месте, думаю обошлось несколькими десятками. Людей, конечно, сильно будоражила эта способность несомненно великого Учителя, привыкнуть к этому было трудно. Думаю, что приди Мессия как просто учитель народа, то как бы ни были популярные Его речи и завораживающим их стиль, Он бы не имел и десятой доли той популярности у людей, что происходила из благодарности самих исцелённых и их близких. Люди на себе убеждались, что в Нём была жизнь, потому что жизнь, как писал Иоанн, есть свет для человека. Через явную и осязаемую помощь, не давая никаких богатств или денег, не обещая хорошей жизни, Он давал людям ощутить более существенные блага, на основе которых можно строить настоящее счастье. Впрочем, разумные и ищущие большего люди ценили Христа за Его учение, но не все являлись и являются ценителями премудростей, зато те, кто оказались в болезни, особенно тяжёлой, были готовы воспринять от Него всё после того, как здоровье возвращалось к ним снова. Насколько хорошо они помнили разницу болезни и здоровья? – вряд ли все сохраняли это, но какое-то время они были впечатлены Его даром, и вряд ли кто-то из исцелённых Им впоследствии был в толпе, требовавшей Его смерти.

Рано утром Иисус поднялся и отошёл от селения подальше, где не было явных следов присутствия человека, чтобы зачерпнуть нового вдохновения, Он часто делал так – природа давала Ему какой-то существенный отдых, среди людей Он, хотя и любил их так, что пришёл на смерть ради них, однако же их проблемы духа и тела, характеры и привычки угнетали и Он был рад время от время вырваться туда, где можно было пообщаться с небом и зарядиться новыми силами. Он часто в это время молился, хотя для многих это слово выглядит скорее проблемой, чем возможностью. Те, кто религию воспринимает как круг обрядов и контроля неких желающих сломать тебя личностей, как обязанность жить скучно и сдавленно, для них молитвы, да ещё в готовых, разработанных кем-то формах, выглядят очень унылым делом. Иной раз даже люди верующие разделяют такой подход, потому что у всех у нас одна природа, разве что одни считают, что должны потерпеть обязательные вещи ради будущих выгод, а другие терпеть не согласны… Но это когда религия воспринимается как помеха удовольствиям, если же у человека другой подход к этим вещам, если обязанность воспринимается как здравая необходимость, то разговор с Богом перестаёт быть обрядом. Если Бог становится, как говорил Давид, тенью рядом с тобой, то и общение с Ним становится просто общением, даже если ты Его не слышишь ухом. Тогда не надо ничего учить и запоминать для этого, достаточно направлять к Нему свою мысль, и ты сможешь даже ощутить, что тебя слышат, а иной раз и отвечают. В такие моменты Иисус возвращался в то состояние, когда между Ним и Отцом не было преград и расстояний, так что было неважно, где Он сейчас и в каком теле.

Бывает такое, что повседневность и рутина не становятся приевшимися и скучными, и сама обыденность может быть праздничной, когда каждый день и даже миг наполнены смыслом и удовольствием. Сопровождая Учителя и выполняя Его поручения, ученики ни разу не жалели о своём выборе, скорее ужасались, что на их месте мог оказаться кто-то другой. В любом месте их ждали и встречали с радостью, Его приход и встреча с Ним означали восстановление здоровья больных, у людей решались многие проблемы, и даже если не решалось что-то, как этого кому-то хотелось, сама проблема оказывалась неважной. Тела людей обновлялись здоровьем, и подобным образом из их умов и сердец под влиянием речей Учителя исчезали болезненные вещи, и вместо них приходило успокоение и покой, не нужно было куда-то зачем-то бежать, жизнь вдруг поворачивалась доброй стороной, в дома и семьи приходили гармония и радость. Среди простых людей вряд ли находились те, кто противился бы Иисусу или придирался к Нему по делу и без дела, а учителя и главы народа ещё не начали кампании против Него и не смущали народ подозрениями на Его счёт. Но в верхах недовольство Им назревало и накапливалось, и многие, кому Иисус запрещал говорить о их исцелениях, часто способствовали гонениям на Него, не выполняя Его распоряжений.

Однажды к Нему подошёл прокажённый человек и на коленях умолял Его исцелить Его. Он достаточно верил в Него, чтобы просить о лечении его проказы, болезни с очень плохой статистикой, от которой не было известно (может быть были единичные случаи) случаев выздоровления. Но не было слышно, что Он лечил прокажённых, поэтому этот человек опасался, что ритуальная нечистота слишком сильная преграда даже для Иисуса. Но он рискнул, только понимая своё невыгодное положение, делал это самым смиренным образом. Он говорил в сослагательном наклонении – "если хочешь". "Если хочешь, то можешь меня очистить" – просить как другие он не смел, был слишком скромным и сознательным, может быть у него было ещё и ощущение своей болезни как наказания, или же слишком свыкся с ней, но Иисуса это расстрогало. В тон ему Он ответил, что хочет сделать это, ободряя подобных ему не думать, что эта тяжелейшая болезнь Ему не по силам или их нечистота (по законам Моисея болезнь означала нечистоту, кроме случая, когда совершенно вся кожа одинаково была покрыта болезненной белизной). Болезнь и поломки в конструкции Его высшего проекта расстраивали Его, Ему было больно видеть, как ломаются тонкие и нежные механизмы тела и духа, это было совершенно ненормально, и подозревать Его, что Он не желает людям здоровья было бы непониманием Его характера. Он не просто сказал слово, но коснулся этого человека и сказал – "хочу, очистись". Проказа мигом начала исчезать и скоро кожа его была совершенно здоровой.

Человек с удивлением и восторгом наблюдал за происходящим с ним, прислушиваясь к происходившему и внутри него, всё это было весьма хорошо, однако когда он посмотрел на Иисуса, тот смотрел на него довольно строго и требовательно. Об этом случае не стоило знать многим, потому что для врагов Иисуса этот случай открывал слишком удобную возможность представить Его как нечистым, оскверняющимся от нечистых людей, не прошедших очищение. Нечистым людям нельзя было входить в дом (то есть в принципе можно, только дом и всё в нём становилось нечистым и надо было потом это очищать), нежелательно быть среди людей и прочее подобное, так что для недоброжелателей это был бы подарок. Иисус потребовал молчать об этом случае, но вместо этого он должен был пойти к священникам и пройти процедуры, предусмотренные в законе Моисея для случаев исцеления от проказы. Это было важно – обычно эти процедуры никому и никогда не проводились по той причине, что выздоровевших просто не было. И если бы к ним пришёл человек и потребовал освидетельствовать его, пройти жертвы и очищение, ведь он был когда-то объявлен священником нечистым, это было бы и его реабилитацией, и свидетельством могущества Иисуса и Его лояльности древним уставам. Кроме того, священники не пылали к Иисусу симпатией, как и фарисейство, ощущая угрозу своему авторитету перед людьми, и этот жест, когда Иисус поступал по правилам, посылая к ним больного на освидетельствование, должен был показать им Его уважение к их положению. После этого можно бы было что-то говорить, в полной тайне Иисус не требовал держать это исцеление, после признания его чистым на Иисуса уже не могли бы возводить обвинения в осквернении.

Иисус не призывал учеников на постоянную службу, обычно после завершения намеченного похода они возвращались к своим домам и продолжали заниматься обычными делами, обеспечивающими пропитание и поддержку семей. Но они всегда были готовы отправиться с Ним в очередной поход, далёкий или близкий. Сейчас они снова были в Капернауме, только здесь у Него не всегда получалось отдыхать. Собралось множество людей, которые были голодны по Его речам и учению, и видеть Его и слышать было большим удовольствием для многих. О чём там шла речь, ученики не сохранили, но там произошёл примечательный случай. Несколько человек принесли на носилках своего друга, давно разбитого параличом, однако из-за толпы, собравшейся во дворе и дверях дома, а также у окон, не могли пройти со своим грузом внутрь. Они переживали за своего друга, поэтому выход нашли, пусть и нестандартный – они забрались на крышу и раскрыли её, чтобы через отверстие спустить носилки прямо к Целителю. Думаю, что их действия по разбору потолка причинили неудобства находящимся в доме, на которых посыпался пыль и мусор, однако они не обращали внимания на жалобы или возмущение некоторых, потом они вернут крышу в нормальное состояние, и даже сделают лучше, чем было, а пока они были у цели их авантюры. Иисус не мог не отреагировать на стремление этих четверых помочь другу, такую дружбу и верность надо награждать, и рассказчик говорит, что Иисус реагирует не только на нужду больного, но куда больше на веру в Него его друзей.

Но на нестандартный ход Иисус тоже отвечает довольно нестандартным ходом – вместо того, чтобы взять и вылечить мучающегося человека, Он говорит – "прощаются тебе твои грехи". При этих словах больной ещё не выздоровел, однако же он получил ответ на свои более глубокие проблемы, чем паралич. Редко когда беда приходит одна, и паралич особенно, чтобы он случился, нужно чтобы кровеносные сосуды были ослаблены. От физического труда они скорее укрепляются, так что этот человек чем-то значительно ослабил себя, и это были не самые праведные занятия. Сам больной явно хорошо знал свою вину в том, что с ним приключилось, так что ответ Иисуса совсем не случаен и не произволен. Парализованный явно тяготился своим прошлым, и помощь друзей хотя и радовала его, что они поддерживают его, без них ему было бы гораздо хуже, но и то, что они вынуждены тратить на него своё время и силы, не радовало его. Часто бывает, что вина мучает человека куда сильнее, чем болезнь, последовавшая за его безрассудством, что было случаем и этого человека. Слова о прощении принесли ему несказанное облегчение, и хотя тело ещё не слушалось его, он обрёл такой мир в душе, что ему казалось, что и этого уже достаточно. Но это не было всем, что Иисус собирался сделать.

Его слова вызвали неоднозначную реакцию среди сидевших в доме. Здесь присутствовали некоторые книжники, которых эти слова сильно насторожили – об Учителе ходили разные слухи, и они знали, что в Иерусалиме некоторые влиятельные люди к Нему не благоволят. То, что они сейчас услышали, заставило их подумать о богохульстве. Нет, если бы они признавали Его Мессией, то Его слова не были бы богохульством, Мессии можно всё, но если же это не Мессия, то это явно грех, человек же никак не может прощать грехи, нет у людей такой возможности и права. Можно простить вину того, кто сделал тебе зло, но это и всё, само зло, которое ты простил кому-то, в небесах остаётся записанным, и если он в нём сам не раскаялся, будет взыскано в полной мере. А то и даже сильнее именно потому, что ты его простил, а он оказался недостоин этого… Эти люди были знатоки в этих вещах, так что стали переглядываться друг с другом, по глазам читая те же мысли, что возникли у них самих.

Где-то я прочитал, что когда много людей думают об одном и том же, то это почти уже вслух, здесь было то же, уже по глазам людей можно было понять, о чём они думают, тем более что сказанное Иисусом должно было заставить людей подумать именно об этом. Затянувшееся признание Его Мессией надо было решать, чем дольше это тянулось, тем больше время работало против Него. Народ смотрел на начальство, а начальство не видело выгоды для себя в признании этого Учителя Мессией, тогда они должны были бы подчиниться Ему. Сейчас был момент, когда можно было подтолкнуть мыслительный процесс среди мыслящих людей и тех, кто к ним прислушивался. Иисус видел, что задуманное им сработало как надо, и Он начал вскрывать нарыв – "Зачем вы так мыслите? Что легче – сказать "прощаются тебе грехи" или "встань и иди?" В мире немало аферистов и претендующих на то, чем они не являются, и обычно их некомпетентность легко проверить на деле. Фразу о прощении сказать очень легко, потому что её невозможно проверить, ибо кто имеет доступ к небесным записям, чтобы убедиться, зачёркнуты ли грехи человека или нет? Но зато сказать больному "встань и ходи" может лишь тот, за кем реальная сила и умения. И теперь Иисус делает этот ход – велит парализованному "встань, забери свою постель и иди домой". Если больной встанет, то значит Иисус не лжец, ведь если выполняются Его более трудные слова, то более лёгкие тоже верны… Больной, теперь уже бывший, поднялся с постели, и вместе с друзьями покинул помещение, хотя, пожалуй, были бы не против послушать великого Учителя. Но мест не было, да и надо было придти в себя после случившегося с их другом. Местные книжники не были настроены к Иисусу столь же непримиримо, как в Иерусалиме, там Он мешал многим, но здешние были попроще, поэтому не могли скрыть изумления и восхищения и произошедшим, сильным доказательством мессианства Иисуса. Для кого-то это было решающим аргументом и впоследствии, если не сразу, некоторые стали на Его сторону. Народ также был поражён, люди говорили "мы никогда ничего такого не видели".

Однажды Иисус проходил мимо стола, где собирали пошлины, наверное при входе в город. Его знали, наверное, все в этом месте, где Он жил, куда возвращался из странствий по стране. За столом находился один человек, на которого Иисус уже имел планы. Левий Матфей давно интересовался темой Мессии, и Иисус видел, как этот человек на Него смотрит. Неудивительно при Его теперешней славе. Иисус подошёл ближе и сказал ему – "пойдём со Мной", это было приглашение в круг учеников. Матфей уже не раз видел сопровождающих Иисуса и мечтал тоже оказаться среди них, чтобы быть причастным к славным делам Мессии и близкому возрождению Израиля. Хотя он работал в сфере, ортодоксальными иудеями не одобряемой, но не думаю, что он поддавался соблазнам лёгкого обогащения. Для Иисуса же представительство разных слоёв населения в команде, хотя и вряд ли было первостепенным, но и лишним не было, отверженные большей частью общества, тем не менее сборщики налогов не должны были оставаться вне внимания Мессии, стремление этого человека вести честную жизнь должно было подчеркнуть характер Мессии, стремящегося не отвергнуть и отверженного, желающего соединить всякое доброе начало под Своим влиянием.

Матфей оставил своё место, наверное он не был там один, так что касса не осталась без присмотра, а сам отправился за теперь уже своим Учителем. Его мечта сбылась. Когда ученики возвращались домой, Матфей также возвращался к своим делам, скорее всего он не оставил свою профессию, разве что позже, когда Христос ушёл с Земли, он как апостол занимался служением в Церкви и больше не имел отношения к прежнему занятию. На радостях Матфей устроил пир, куда были приглашены его коллеги и друзья, которых было вряд ли много среди обычных людей по причине особой нелюбви к прислужникам римлян. Ученикам Иисуса пришлось знакомиться с новым их сотрудником, но после контактов с самарянами они не удивлялись и приняли новичка как брата. Они все были на этой вечеринке, что устроил Матфей, и общаясь с теми, с кем раньше не стали бы разговаривать, открывали для себя, что и эти полуотверженные люди вполне нормальны и с ними можно иметь дело. Если мытарей остальные люди не воспринимали как своих, то сами мытари вполне интересовались темой Мессии и не были закрыты от духовных поисков. Эта Его встреча с представителями существенной прослойки населения стала для многих из них поворотным пунктом и кто-то стал открытым последователем Иисуса. Со времени Иоанна Крестителя многие в этой группе задумались о будущем и теперь они нашли многие ответы, их жизнь изменилась. Это был также очень важный опыт для учеников, Иисусу было важно расширить их восприятие, избавить от предрассудков, это готовило их к работе с самыми разными людьми.

Эту вечеринку с презренными мытарями заметили фарисеи, и их реакция была негативной. Их не волновало, что сборщики налогов стали вести дела честно, что благоприятно сказалось на многих и несло благо даже им самим, они негодовали, что этот не живущий по их правилам дерзкий Учитель разрушает стену недоверия и презрения, которую они установили в отношении тех. Зная, что они ещё имеют авторитет и их правила уважают, они нашли момент чтобы настроить учеников Иисуса против Него, и с негодованием спросили их: "Как это ваш Учитель ест и пьёт с мытарями и грешниками?" Ученики в самом деле смущались при такой постановке вопроса, они, будучи ещё слабыми как личности, неискушённые в тонкостях, были сильно сбиты с толку этим наездом, когда весьма уважаемые люди подошли к ним и выразили своё негодование. Что им было сказать? Пока они были рядом с Учителем, им казалось всё нипочём, однако же впитанное с младенчества благоговение перед знатоками закона, практически святыми людьми, привело их в молчание, их Учитель вдруг показался им в самом деле пойманным на предосудительных вещах. Важность и давление авторитета фарисеев смяли их в лепёшку. Иисус знал, каково им сейчас, но Он допустил, чтобы учеников поймали отдельно от Него, чтобы они готовились к трудностям, которых будет ещё немало, чтобы представляли, что их может ждать впереди. Мессия всемогущ, как они верили, но немало нагрузки должно достаться и им, они должны были знать, какая борьба впереди, понимать, что несёт на Своих плечах Учитель. Но Он не дал ученикам оставаться в прострации и быть раздавленными, Он тут же оказался рядом и заслонил учеников – "Так ведь не здоровым нужен врач, а больным". Ситуация мгновенно поменяла окраску, поражение учеников превратилось в триумф. Он – Целитель, и всем это нравится, это несомненно правое дело и даже самые непримиримые противники ничего не могли противопоставить этому аргументу. Мытари считались погибшими духовно, но кто из фарисеев или священников шевельнул хоть пальцем, чтобы образумить этих людей? А Иисус взялся работать среди них и некоторые из этих людей менялись на глазах, что трудно было отрицать. У напавших на учеников уважаемых людей сейчас были те же лица, что и минуту назад у учеников, тогда как у тех недоумение и растерянность сменились на торжество – знай наших!

Они спросили – "почему мы и у других учителей ученики постятся, а Твои не делают этого?" Такой подход бросал тень на Него, давно было известно о пользе постов для духовных практик, воздержание вообще было неотъемлемой частью здоровой жизни. Хотя в норме посты не требуются часто, но многие учителя, наверное в том числе и ради авторитета, держали учеников в строгости, чтобы не расслаблялись, поэтому посты могли быть регулярными. Неудивительно, что такую политику Иисус описывал как "пост с мрачным лицом, чтобы выставить себя праведным перед людьми", бесполезный и уводящий куда-то в сторону от Бога. У Исаии в древности прозвучали такие Его слова о посте: "Таков ли пост, который Я избрал^[26], когда человек томит себя и гнёт свою голову…?" Но сейчас Он не стал ссылаться на древние тексты, если эти люди уже жили по своим преданиям, то это лишь привело бы к лишним и долгим спорам, но привёл новые аргументы. Не снижая ценности разумного поста, Он подчеркнул Свой статус Мессии, рядом с Которым всё расцветает – "Разве на свадьбе можно говорить о постах, когда там присутствует Жених? Но будут времена, когда Он будет забран, и тогда и Мои ученики будут поститься". Эти люди не хотели признавать Его исполнением вековых надежд, старались поставить Его в один ряд с собой, но этот случай оказался удобным лишний раз напомнить им, Кто перед ними. Он привёл им иллюстрацию того, чем являются их искусственные правила, и дело было даже не в древности самих постов или правил его применения (в законе Моисея о постах просто ничего нет), Он говорил именно о традициях фарисеев, о искусственности и ошибочности их разработок, в том числе и когда и зачем нужны посты – "К старой одежде не приделывают заплаток из новой неотбеленной ткани, потому что она быстро отдерётся и дыра станет ещё хуже. И молодое вино не вливают в старые мехи, потому что оно прорвёт их, и в результате пропадёт и то и другое". Самодельные, нежизнеспособные новодельные придумки фарисеев разделяли Его и их, создавали проблемы в общении с народом, и если бы не Его исцеления, всё могло закончиться гораздо быстрее. Может быть фарисейство ещё не было зрелым, но само его направление и его закваска, настоянная на человеческой самости, даже в зрелом и выверенном состоянии, вряд ли могло дать человечеству что-то полезное. В последующие века оно, конечно, впитало в себя немалую мудрость, нельзя сказать, что Бог оставил их полностью, но когда этот народ всё же примет как факт, что они потеряли первый приход Мессии, и захочет не пропустить хотя бы второе, им придётся многое пересмотреть.

Довольно удивительно и ненормально, они не могли, точнее, не хотели определиться, на какой они стороне. Не будь в них болезненного честолюбия, расхождения в представлениях вряд ли бы помешали им принять Его. В прежние времена, если Бог давал пророку или какому-то человеку полномочия и задание что-то сделать, никто не смел мешать и попытка встать на его дороге скорее всего стоила жизни осмелившемуся сделать это. Хотя когда появились цари, то у них это начало получаться – останавливать пророков и даже убивать их, если они были слишком настойчивы. Правда, это всегда кончалось плохо, но наказание не было мгновенным, и люди привыкли к тому, что можно не слушаться голоса пророков. Под конец дело запутали ложные пророки, осмелившиеся говорить прямую ложь от имени Сущего. Теперь тяжёлое наследие прежних недобрых веков, отягощённое фарисейским бездуховным подходом к вещам, далёким от путей Бога, лежало на этих людях, не желавших признавать себя неправыми. Этот молодой раввин появился из ниоткуда, за Ним не стояло никаких учителей, никого из их уважаемых учёных, Он не держался практически никаких их новодельных правил, то есть они считали, что их ни во что не ставят. Народ же всё это приветствует, в том числе Его подходы, что выглядело иной раз как отсутствие правил (хотя на деле ничего такого не было, это их правила были жёсткими, мертвящими своим формальным подходом, о чём Он говорил как "связывают тяжести, которые неудобно носить"), людям с Ним было намного легче. Ну а если их не уважают, то имея власть и авторитет, они отказались признавать Его. Однако же это давалось очень тяжёлой ценой – ведь они не могли отвергнуть, что именно Он и есть Мессия. Всё говорило о том, что это Он. Изначально Моисей сказал, что Он может принести новые правила и порядки, что нужно слушать именно Его, а не прежние законы, если они придут в конфликт. То есть то, что Он не признаёт их порядков, за которыми нет и не было никакого божественного авторитета, не было основанием быть недовольным Им или думать, что Он неправ. Но возраст в добавок к авторитету принёс им и проблемы со здоровьем и поражением мыслительных способностей (впрочем если бы они были последовательны в следовании воле Бога, то никакое снижение способностей не заставило бы их отвергать Мессию), что было ещё одним фактором вдобавок к остальным, и теперь они теряли всё, ради чего Бог вызволял их из плена. У них был шанс, но они, хоть и сберегли себя от язычества, нашли другой способ быть непослушными мятежниками. Вообразив себя праведными, поставив себе в заслугу, что израильтяне больше не склонялись к чужим богам, они не видели, что их теперешнее отступление от Бога ничем не лучше восстаний Манассии, Амона, Иоакима или Седекии, привёдших страну к краху. Эти люди должны были получить свой последний шанс исправиться, и Мессия пришёл к Ним в синедрион. Правда, они оказались не готовы к этому.

В Иерусалиме ходило поверье, что в одной из купален, когда в ней начинается волнение воды, можно выздороветь, если успеть первым после начала волнения. В народе такие слухи обычно легко принимаются на веру, хотя в Библии нет похожего в тех делах, что делал Бог для Израиля. Да и для ранних новозаветных времён этот случай тоже нехарактерен. То, как Иоанн описывает это, не содержит упоминания о Боге как причине такого эффекта, говориться только об ангеле. В действиях Иисуса не видно, чтобы Он обращал хоть каплю внимания на воду или двигающего её ангела – нет никакого сотрудничества, что должно бы наблюдаться там, где действуют силы одного происхождения, то есть это уже сигнал о несовпадении оценок неба и мнения людей, что здесь имело место больше суеверие. Там, где общество стоит на полностью библейских, основанных на словах Бога порядках, то для суеверий места там практически нет, но учение фарисеев, хотя по виду далёкое от язычества, по сути недалеко ушло от его практики. Допустив в свою среду выдумки об "устном предании", которого им лично никто не передавал, они не были защищены Писанием, так как идея преданий открыла дверь для чужеродных влияний. И они не замедлили появиться. Это поверье об исцелениях от воды, тронутой ангелом, было одним из таких следствий. Соревновательное начало – кто первый успеет, говорит уже не о Боге, но другом влиянии, заложенном в представление о купальне в Вифезде. По условиям задачи первыми успевали более быстрые, то есть те, кто имели меньшие проблемы со здоровьем. Но для крепкого человека выздороветь от малого расстройства достаточно совсем немного, и скорее здесь срабатывало самовнушение.

Те, кто пользуются услугами сомнительных целителей или ходят по чудесным местам, обычно не склонны признать, что им не помогло. Они активно ищут в себе, и обычно находят малейшие признаки того, что им стало лучше, и если и имеют облегчение, то большей частью за счёт самовнушения, саморегуляции. В лучшем случае целитель в какой-то области в самом деле использует работающие методы, в том числе наукой не рассматривающиеся, но может не знать о своей ограниченности и пытается помочь всем. Бывает, что даже сознательный аферист приносит кому-то существенное облегчение не только за счёт веры и самовнушения пациента, но и за счёт того, что его сила и энергия срабатывает при соприкосновении, и он сам не знает об этом. Это как мать дует ребёнку на пострадавшее место или целует его, и даже она сама может не верить в действенность её тепла, но ребёнок по настоящему ощущает, как уходит боль. В человека заложены много тайн, составляющих славу Создателя.

Но любителей побывать в чудесных местах было немало, вот и сейчас здесь, куда заглянул Иисус, всё пространство было заполнено народом. Здесь лежал один человек, который не получит помощи от купальни, потому что не мог двигаться быстро. Он болел уже тридцать восемь лет, и кто знает, сколько ему ещё оставалось. Он находился в месте, где большинство считали, что тут совершаются чудеса, но на душе было грустно. Дух соревновательности угнетает тех, кто по каким-то причинам не имеет здоровья. То, что служит стимулом для крепкого телом и духом, что активирует обменные процессы организма, может быть непосильной, изнашивающей нагрузкой для слабого. Вместо реакции активации процессы в нём идут по пути стресса, дополнительно перегружая организм, ещё более уменьшая его возможности. Может быть на этот зов о помощи и шёл Иисус, потому что этот человек, хотя и слышал о Нём, наверное, но не считал возможным когда-нибудь встретиться с Ним. Но Он сам пришёл к нему.

Этот человек с грустью ожидал чуда, потому что иначе обрести потерянное здоровье у него не было шансов. В то же время с его здоровьем он никак не мог быть первым в купальне, да и за поверхностью воды надо было следить неотрывно часами, что не у всех получалось. Некоторые имели помощников, и он сожалел, что не имеет денег, на которые можно было бы нанять кого-то. Впрочем и у помощников не всегда получалось опередить более удачливых, а желающих было так много, что даже у здоровых шансы на победу в этом соревновании были малы. Наверное здесь были разговоры о Мессии, но собравшиеся здесь скорее всего были людьми определённого сорта, не участвующие в движениях и мероприятиях, где задействовано большинство, люди с очень пассивным отношением к жизни. Этот конкретный человек мог быть не из их числа, но попал сюда из-за того, что это место не надо было искать и ждать, оно было на своём месте и уйти никуда не могло, не то, что с Иисусом Назореем, который сегодня здесь, а завтра там. Многие ходили в те места, где можно было Его встретить, и потом долго сопровождали Его, но для этого человека это не подходило в силу его проблем со здоровьем. И вот вдруг он слышит приятный голос – "хочешь ли быть здоров?" Он посмотрел на говорящего, но не встречаясь раньше с Иисусом, не мог Его опознать, поэтому ответил как любому другому – "Конечно, господин, но у меня нет помощника, и когда я добираюсь до воды, там уже всегда кто-то есть". Он описывает Ему свою печаль, даже не допуская мысли, что этот незнакомец станет ему помогать, и не просит помощи. Этот Человек выглядит не тем, кого можно нанять за деньги, которых у него ещё нет, а помогать бесплатно кто станет? Однако же именно этот внушительный незнакомец пришёл как раз помочь, и Он произносит приказ, который больной человек не воспринял как оскорбление или насмешку – "встань, забери свою постель, и ходи". Греческое "перипатео" звучит как "покажи себя в движении", "займись ходьбой", в общем вроде как "забери постель и покажи, как ты можешь на самом деле ходить, покажи всем вокруг". Больной ухватился за эти слова, не раздумывая особо, он ощутил, что здесь скрыты какие-то возможности, этот дружелюбный человек не бросает слов на ветер, так что он попробовал встать, а это делать он всё же мог, хотя и ограниченно, как-то он перемещался к воде и обратно к своему месту. И вставая, он обнаружил, что его болезнь куда-то исчезла, его движения не были скованы болью или слабостью мышц, в теле играла энергия, и эти ощущения давно забытой силы и здоровья захватили его. Когда он обернулся, чтобы понять, что это было и кто это был, что поднял его здоровым всего лишь командой, и почему нельзя было так сделать раньше, то не нашёл Его. Раз ему сказали ходить, то он и пошёл к себе домой, свернув свою постель.

Среди прочих факторов, влияющих на здоровье человека, отдых занимает не последнее место. При прочих равных условиях недостаток отдыха быстро проявит себя. Даже если у человека совершенно чистые воздух и вода, если у него самое здоровое питание, но это лишь избавляет от поступления вредных веществ извне (содержимое кишечника, как ни странно, по отношению к организму, тоже является внешней средой – пищеварительная система это пусть и закрытая клапанами труба, но она отделена от остального организма защитными мембранами, и если целостность и нормальная работа этой мембраны нарушена и в кровь проникают молекулы длиннее определённого размера – недорасщеплённые до аминокислот и сахаров белки и углеводы; на них организм реагирует стрессовой реакцией и воспалением, объявляет аврал и мобилизует иммунную систему; недавние открытия в этой сфере заставляют думать, что отсюда происходят большая часть многих и многих расстройств). Если у человека не достаточно времени для отдыха, то происходит накопление отходов обмена веществ всего лишь потому, что они не успевают отводиться из клеток и тканей. Многие считают, особенно те, кто занимается производством – для них человек является ресурсом, так влияет их ситуация, и они были бы рады, чтобы человек был автоматом. В прошлые времена многие люди имели множество проблем от такого подхода, но кажется, что-то сдвинулось в этом вопросе, и отношение к работникам, хотя бы в теории, улучшилось. Для развития человека, как и для сохранения здоровья, нужно свободное время, и седьмой день имеет как раз это предназначение. Это задано самим Богом, Который занимался делом шесть дней, и закончив его, не перешёл сразу же на следующую задумку, а стал осматривать сделанное Им. Человек не будет здоров полностью, если лишён подобного отдыха от дел. В человеке есть как активное начало, толкающее к действию, но в нём присутствует также и созерцательность. Сочетание этих двух фаз даёт возможности бесконечного роста, отказ же от передышки, от того, чтобы оглянуться и зафиксировать достигнутое, ведёт в тупик, накладывает тяжёлый ограничения на развитие и на здоровье.

На день отдыха фарисейская среда разработала столько рекомендаций, хотя они носили характер скорее закона, что соблюдение их требований превращало день отдыха во что-то очень далёкое от отдыха. Например, в эти времена появилось понятие "субботний путь", которого прежде не существовало. Откуда оно взялось? – кто-то высчитал размер площади, какую занимал лагерь израильтян во время странствий по пустыне. Затем взяли в соображение факт, что за пределы лагеря выходить было нельзя, хотя с чего это они посчитали, что нельзя? Из упоминания о случаях, когда кто-то выходил собирать дрова или манну? – других зацепок для этого просто нет. Но выходить для работы вовсе не то же самое, что прогуляться по окрестностям, и такого запрета нет и не было. Однако же фарисеи пошли по самой строгой мерке и решили, что из лагеря выходить было нельзя, и ограничили дозволенное расстояние в субботу диаметром лагеря, примерно одним или двумя километрами. Это они ещё дали послабление, могли вообще ограничиться радиусом, вдвое более коротким, мол достаточно дойти от края до храма, до центра, и потом обратно столько же, никаких хождений в гости. Это был подход, который Христос назвал "человек для закона", желание покомандовать и позапрещать. Моралисты имеют опасность впасть в это отклонение от здравого пути, им нужно больше других следить за собой, иначе из моралиста легко выродиться в обломиста, кого нельзя и близко подпускать к работе с людьми.

Человек, несущий ношу в седьмой день, привлекал внимание, и когда навстречу ему попались фарисеи, то они остановили исцелённого и напомнили ему, что в этот день не должно брать постель. Не исключено, что в этом моменте, относительно постели в его ситуации их правила (речь не идёт о законах десяти заповедей и законах Моисея) не были так уж строги, потому что если он оставит свою постель там, где лежал последнее время, то может потерять её, а это какое-никакое, а имущество, имеющее свою цену, поэтому даже у них были некие обходные нюансы на такие случаи. Я слышал о таких хитростях, как ношу в пределах своего двора перенести можно, если очень нужно, и некоторые объединяли дворы калитками, и таким образом намного расширяли пределы, куда могли пронести свой груз, не нарушая фарисейских правил. Этот человек не был знатоком тонкостей фарисейских формулировок и ответил совсем просто – "Тот, кто меня исцелил от болезни, он сказал мне взять постель и идти". Расспросить Целителя он не успел, поэтому не мог ничего рассказать о Нём, однако фарисеи догадывались, Чьих рук это дело. Видя состояние и необходимость этого человека, они не стали чинить ему препятствий и позволили идти своим путём. Сам он не сомневался в правомерности приказа исцелившего его, потому что обычным людям, да и даже врачам, такие силы не были доступны, это были нечеловеческие возможности, так что святой человек не мог отдать распоряжение нарушать Закон, и это он понимал твёрдо.

Спустя небольшое время он пошёл в Храм, чтобы поблагодарить Бога за обретённое здоровье, и там к нему подошёл Иисус и предупредил его о весьма важном обстоятельстве – "не греши больше, чтобы с тобой не случилось чего-нибудь похуже". В Храме Сущего Сущий сам лично явился ему, хотя люди в то время этого не хотели понимать. Инструкция была необходима, из сказанного явно видно, что свою болезнь он получил именно на недобром пути, и тридцать восемь лет нёс последствия своих ошибок. Идя в храм принести положенные в его случае жертвы, он признавал всё это, и Бог послал ему нужные знания, что несмотря на чудо исцеления, его здоровье не такое уж и абсолютное, оно зависит от его верности Пути. Отклоняясь с него, он удаляется и от хранящих людей сил, попадая туда, где ничто не даёт гарантии здоровья и благополучия, где жизнь зависит от игры стихий.

Теперь исцелённый знал, Кто его вылечил, и я не совсем понимаю почему он это сделал или зачем, но он пошёл к фарисеям, может быть к тем, кто его и спрашивал в субботу, и ответил им на вопрос, на который прежде не знал ответа. Фарисеи сами по себе не были князьями и начальниками, если только уже не занимали какой-то пост, но у них был большой авторитет в синагоге, и теперь этот человек считал своим долгом познакомить их со своим благодетелем. Если бы он лучше знал обстановку вокруг Иисуса, может быть он бы не стал этого делать, но многие искренно не понимали, почему начальники не спешат объединиться с новым Учителем, делающим чудеса. Чем больше они пытались выразить им свой восторг об Иисусе и Его делах, тем мрачнее становились авторитеты. На данном этапе было так, а вскоре за проявление уважения к Нему начнутся санкции. Хотя почему "вскоре", вот как раз с этого момента они и начались. Правда, они встретились с Ним сначала, Он в это время был в Иерусалиме, и скорее всего, призвали Его к на свою территорию, в синедрион.

Между состоялся трудный разговор. Он был нужен и самому Иисусу, Он хотел дать шанс этим людям объединиться с Ним в работе восстановления человечества, хотя понимал, что шансы на это очень малы. Однако нельзя было оставить их как есть и не попытаться образумить. Его контакты с членами высших кругов Иудеи могли что-то изменить, и если бы какое-то значимое число их примкнуло к Нему, у страны и народа был бы намного больший шанс не потеряться в истории и не выпасть из обоймы как сотрудников Бога. Однако они не спешили идти на сближение, может быть они ожидали что Он предложит им выгодные условия, да и неприятие их фарисейских разработок по созданию нового пути достижение праведности им очень не нравилось, выглядело как подрыв их авторитета и перехват у них рычагов влияния на народ. Он же показал Свои дела по поднятию людей на более высокий уровень, и это уже было приглашением, так как они в принципе тоже как будто двигались в этом направлении. Подготовленные и знающие люди могли намного ускорить и упростить осуществление Его планов, но на практике пришлось заменить их людьми, практически не имеющими никакой иной подготовки и умений, кроме жажды правды. Это заняло больше времени, и в итоге Его ученики, большинство которых было из простого народа, оказались не ниже по уровню многих мудрецов и учёных Иудеи, но сколько было за это время потерь.

В вину Ему было поставлено нарушение субботы, хотя обвинение не строилось на чётком определении из закона, в основе их претензии были их собственные разработки на эту тему. Однако же никакого научного диспута о правилах, что считать допустимым и недопустимым, не состоялось, они давили авторитетом и эмоциями. Из-за этого Иисусу пришлось повышать градус состязания, и хотя для них Его оправдание насчёт Отца, делающего дела и в субботы, не было аргументом, но Он сделал это сознательно, ставя перед ними заявку, что Он есть Сын Бога. Это могло сработать, будь в них хоть немного сознательности и духовности, это должно было заставить их признать, что события недавнего прошлого вокруг Него, заявление Иоанна Крестителя и Его чудеса, однозначно есть признаки Мессии, могущественного божественного агента. Однако их наглость была беспредельной, и они, вместо того, чтобы признать Его, ещё больше настроились против Него. Это был момент их падения, и даже будь они до сих пор безгрешными, с этого момента оказывались на стороне дьявола. Осознав Его претензию, они возмутились, что Он делал Себя равным Богу, как будто имели дело с простым человеком.

Однако на защите божественных возможностей стоит сама природа вещей. Подобно как при исцелении парализованного в Капернауме Иисус спросил что легче – сказать больному исцелиться или сказать о прощении грехов, так и здесь, назваться богом было всегда очень рискованно – "а где твои возможности?" тут же спросят все… Фокусы могут очень подвести претендента и сильно разочаровать толпу, так что за все времена на Земле редко кто пытался так заявить о себе. Разве что именно в эти годы, когда пророчество Даниила указывало на время явления Мессии, некоторые люди то ли вообразили себя по душевному нездоровью таковыми, то ли просто попытались половить рыбку в мутной воде. Позже Лука описывал в "Деяниях апостолов" два таких случая, но группы, собранные такими лжемессиями, не прожили долго. Наполнение этих попыток было ничтожным, они больше эксплуатировали ожидания народа и держали напряжение обещаниями скорого освобождения от ига римлян, и с Иисусом из Назарета их нельзя было поставить рядом.

"Сын не может ничего делать, если не увидит Отца делающего. Что делает Он, то и Сын может делать тоже" – Он прикасается к очень деликатной теме, где старшинство или главенство Отца очевидно. Те, кто исповедует арианские взгляды, как им кажется, здесь имеют подтверждение своей убеждённости, что Иисус вначале не был Богом, а стал позже, не с начала. Однако же если бы Они не были одной или единой природы, то Сын бы просто не смог, не был бы способен повторить за показывающим Ему всё Отцом… У Него уже были нужные "органы" или "конечности" правильной формы, чтобы быть способным усвоить науку. Если бы это не было так, то прежде чем обучать Сына, Отец должен бы был сначала дать Ему недостающие возможности, но в том, что мы имеем в Библии, видно что Сын усваивает всё показываемое Ему сразу. Даже бы если это обучение было как с ребёнком, то есть если бы у Него не сразу получалось как надо, однако даже падение обычного ребёнка при попытке учиться ходить означает, что ноги и вестибулярный аппарат у него имеются… Ариане же, если применить их точку зрения на обучение ребёнка в нашей действительности, утверждали бы, что учат ходить ребёнка у которого нет ног, и они даются ему после, когда научится. Или если взять более адекватную версию, то сначала ребёнок рождается без ног, потом ему их дают, ни в коем случае они не отрастают сами, и после этого уже его учат ходить… Или даже как если бы брали животное, делали его человеком, и после учили бы всему, что нужно человеку.

Иисус, стоя перед высшими судьями народа, сказал ещё много подобного^[27], самым явным образом преподнося Себя как высшее лицо. Нужны ли были доказательства? – в этот раз никто не спросил Его о них, слишком многое уже было предъявлено всему народу за первый год Его деятельности здесь. Думаю, что если кто-то и мог бы возмущаться такой предельной подаче Себя как верховное лицо, то не здесь и не сейчас, когда Он объявил, что будет судить всех, и их в том числе. Перед ними стоял настоящий Мессия, хотя они хотели бы другого. В другое время Иисус говорил, что пришёл не судить, но спасать людей, если бы сейчас Он захотел посчитаться с верхушкой этого народа, то никто бы из них не вышел отсюда живым. Не думаю, что они не ощущали этого, и всем было не по себе. Говори кто-то другой такое, они бы посчитали это наглостью, но Иисусу не могли возразить, не нашли нужных слов и мужества, чтобы остановить Его речи. Какой был шанс для них и страны, согласиться с Ним и принять Его как есть, позволить взять Ему управление, и многое на Земле пошло бы иначе. Однако, выслушав Его и не возражая вслух, они не изменились, и после того, как Он ушёл, они постарались вытравить из себя все впечатления от Него и Его слов. Это было какое-то безумие – веками ждать Избавителя, готовиться к этому, видеть, что Он пришёл и вдруг отвергнуть Его только потому, что их гордость была чем-то уязвлена, что их принуждали подстраиваться под Него, а они претендовали, что это Он должен подстраиваться под них, ведь это они здесь руководят всем. Но ведь другого не будет, и им это было вполне ясно – когда ещё Бог пошлёт им такого чудотворца и целителя? Нет и не будет других, но если они по личной неприязни решаются обойтись сами, то есть ли у них силы и возможности противостоять миру или Риму? Есть ли право и авторитет? Насчёт авторитета очень сомнительно – сама эта форма совета авторитетных людей, синедрион, не была введена Богом, так что их собрание было не очень-то легитимным, хотя Он согласен был работать с тем, что есть, по ходу дела меняя управление и перестраивая в нужные формы позже.

Потом Он упомянул Иоанна Крестителя, которого в синедрионе всё же уважали, и, вполне возможно, планировали использовать вместо Мессии (Иоанн был в это время ещё жив), Иисус для них был слишком неподходящим. И вряд ли дело в какой-то радикальности Иисуса. Иудеи были во многом сами революционерами, и позже как раз это именно и сделали, доведя страну до гибели и свой народ до рассеяния по миру. Так что кто из них был более радикален, нужно ещё выяснять. Они не принимали Его исключительно из-за гордости, ревнуя народ к Нему. Они были насыщены чуждым Ему духом, фарисейское и саддукейское учение слишком удалило их от Пути, от самого Бога, которому они вроде как служили. Они не были праведны по настоящему, большинство заботилось лишь о нужном имидже, и этого одного было достаточно, чтобы в Его присутствии ощущать себя неуютно и некомфортно. И это поразительно, ведь даже многие погрязшие в зле и пороках люди тянулись к Нему, но считающие себя праведными зачастую ощущали отталкивание от Него.

"Где двое или трое собрались во имя Моё, там и Я посреди них" – христианство стоит именно на этом явлении Бога в среде тех, кто посвятил себя Его пути. Достоевский верно заметил, что когда атеисты говорят о религии, "они всегда говорят не о том". Им незнакомо это присутствие высшего, хотя не могу сказать, что совсем незнакомо, любой человек с убеждениями ощущает себя в среде подобных себе примерно так же, возникает чувство общности. Однако в христианстве в среде действительно посвящённых проявляется не просто общность умов и душ, но проявляет себя и божественное начало. Зачем я это говорю – многие люди временами ощущали это, если где-то в чём-то отступали от Пути, то приходя в общение христиан, они вдруг ощущали отрезанность от этого единства, замечали, что они чужие здесь… И одного этого бывало достаточно, чтобы вернуться на Путь, никакие удовольствия не стоят этого ощущения приобщённости к Нему. Не скажу, что всё, называемое христианством, знакомо с этим, лишь получившие освобождение от вины могут испытать это в полноте, но это малая часть христианства на самом деле. Некоторые пришли в христианство лишь за этим ощущением Его присутствия среди них, хотя для многих как раз ощущение осуждения в этой среде было причиной ухода из христианства… Что как раз было причиной неприятия Христа верхушкой Иудеи. Он не был для них своим, у них давно уже был другой, жестокий господин, хотя они не задумывались над этим.

Они не знали голоса Бога, они не принимали даже того, что говорил Иоанн Креститель, и оставалось последнее средство, которое могло привести их к Нему – само их Писание, книги закона и пророков. Если бы они не прятали от себя то, что было для них ясно в священных книгах, то они уже не могли бы отказаться от Него, так что Он, сказав, что они "ни голоса Его не слышали, ни лица не видели", указал им на это – "исследуйте Писания, вы через них думаете иметь вечную жизнь, но они указывают на Меня". И добавил насчёт священных книг – "Не думайте, я не буду вас обвинять перед Отцом, на вас есть другой обвинитель, Моисей, на которого вы надеетесь. Если бы верили Моисею, то поверили бы и Мне"… То есть, не желая принимать Его, они показали, что уже давно разошлись и с Богом, и с Моисеем. Кстати, этот момент очень существен для всех последующих форм христианства – какое бы оно ни было правильнейшее доктринально, само по себе учение никак не обеспечивает праведности человека. Также и ошибки толкований многих вопросов не могут сами по себе отделить человека от Бога, если он серьёзен и последователен в том, как он понимает путь Бога.

Возражать на такие юридическую казуистику простыми словами типа "да нет, ничего они не нарушают, в законе этого нет" было бы психологически проигрышно, и Иисус ответил атакой, обвинив их в незнании Писания. Он привёл пример, когда уважаемые и заведомо праведные люди в случае нужды отходили от вполне определённых правил левитского закона. Давид некогда, будучи в больших проблемах, просил у первосвященника хлеба, у которого на тот момент был лишь священный хлеб, который никто не должен был есть, кроме священников. И тот поделился с ним, потому что этот хлеб мог спасти жизнь истощённого человека. Правила богослужения всё же рассчитаны на нормальные житейские ситуации, но в случае проблем ограничение посвящённых предметов не должно было причинять человеку страдания, то есть священный предмет должен был служить благу людей, и святыни храма, посвящённые Богу, должны отражать Его характер.

Более того, последовал и другой пример из храмовой же практики и закона – "разве вы не читали в законе, что в субботу священники в храме нарушают субботу, однако невиновны?" В законах о храме, конечно, прямо не идёт речь о нарушении покоя седьмого дня, но в эти дни жертвы утром и вечером совершаются двойные, то есть не один ягнёнок, а два приносятся в жертву. То есть священники в храме немало трудятся, а в субботу их работа получается ещё и вдвое большей, однако Тот, кто распорядился о храме и всех его обрядах и уставах, посчитал, что все действия в храме соответствуют цели, ради которой всё делается. То есть существуют действия, не подпадающие под ограничения четвёртой заповеди Закона, и работа, которая уменьшает болезни и боль, является как раз такой.

В принципе ко всякой статье закона полагаются примечания и пояснения о сути статьи, какова цель этого пункта закона, каким образом она применяется и тому подобное. В Библии упоминаются не только законы и их заповеди, но и временами можно встретить слово "уставы" или порядки. Эти уставы не являются устным преданием, на обладание которым претендовали фарисеи или их последователи в христианстве, хотя они не всегда явным образом присутствуют, но их обычно нетрудно "вычислить" из житейской практики их применения. Например, закон о различии чистого и нечистого в животном мире в качестве пищи по своей природе выглядит уставом (и является им), относящимся к шестой заповеди "не убивай". Эта заповедь запрещает разрушать жизнь, и потеря здоровья по своей вине будет рассматриваться на суде как нарушение этой заповеди, как самоубийство. Если бы люди мыслили здраво, то вряд ли имели бы расхождения в подходе к тому, как надо выполнять Закон, но фарисеи со своим изобретательством в небывалом прежде пути праведности, фактически как раз разрабатывали свои собственные порядки, протоколы и уставы к законам Декалога и Моисея, что и стало со временем третьим законом, собранным в Талмуд. Где-то они совпадали с небесными уставами, но увы, не всегда.

Во многих случаях исцеления сопровождались какими-то действиями со стороны Иисуса, так что те, кто требовал, чтобы в субботу не совершалось никаких работ, могли придираться к таким исцелениям. Но бывало немало случаев, когда звучали только слова, и болезнь исчезала. В этот раз Иисус не делал ничего, однако действовал пациент – от него требовалось лишь вытянуть руку, и рука стала полностью работоспособной. Но перед этим Иисус перед всеми задал своим судьям отрезвляющий вопрос, показывающий их политику по отношению к субботе – "Что делать в субботу – добро или зло? Спасти жизнь или погубить?" Бездействие, когда можно помочь, продляло страдания или даже могло служить причиной смерти больного, и они не были готовы к такой постановке вопроса. Неоказание помощи практически всеми законами расценивается как преступление, и они почему-то об этом за столько лет практики в изобретении правил (напомню, что законы Моисея и десять заповедей почти что не при чём, фарисейство создавало свои собственные правила, хотя и отталкивалось от уже имеющегося наследия) не догадались об этом помыслить (у них уже был подобный подход, но когда речь шла об Иисусе, всё здравое куда-то исчезало). Фарисеи угрюмо молчали, им не нравилось быть подсудимыми, они привыкли к лидерству и преклонению, а сейчас новый Учитель выставлял их неправыми. Фарисеи молчали, но признавать себя ошибающимися не собирались, и гнетущая атмосфера их неприязни повисла в синагоге. Такое глухое сопротивление, уход в несознанку был худшим на свете для Иисуса. Или признай, что с тобой что-то не так, или хотя бы спорь, попробуй доказать свою правоту – будь "горячим или холодным", но не отказывайся от общения с Ним! Марк пишет, что Иисус посмотрел на них с гневом, не с мстительностью, не с желанием покончить с врагами, но именно как реакцией на их отказ взаимодействовать с Ним, сожалея о их ожесточении, из которого их было никак не извлечь, а насильно Он не собирался их менять, это было бесполезно, опробовано для сомневающихся на Сауле, первом царе Израиля.

Неприязненно относящиеся к Иисусу люди легко могли усмотреть во всём этом форменное издевательство над ними, что они и сделали – действие вроде бы было, но не из тех, которое можно было расценить как работу. Люди шли в синагогу пешком и никто никого не обвинял, что они растягивают и сокращают мышцы ног при ходьбе, и то, что Христос выставил их на посмешище перед посетителями синагоги, раздражило их и обозлило – они так старательно следили за всем, делаемым им, а Он прошёл по грани, не дав им зацепок. Лука вообще пишет, что они пришли то ли в ярость, то ли в бешенство, и такой афронт от Иисуса повернул что-то в судьбе Мессии и Его дела в этой стране. Когда собрание было закончено, фарисеи обратились за помощью к своим практически врагам – иродианам, политической партии, поддерживающей существующую власть, что бы та власть ни делала в отношении религии. Для фарисеев они были предателями иудаизма – хотя те не отказывались от религии, но и не были ревностными в ней, однако когда им было нужно, они были готовы объединить усилия. В этот раз они уже начали обсуждать идею Его физического устранения, правда пока было ещё далеко до реального осуществления этого, но сам факт этого показывает, насколько далеко зашла проблема. Это было фактически восстанием против и Бога, и своего национального призвания.

Можно бы было подумать, зачем Иисус как специально обострял отношения с элитой народа, особенно в этих трёх случаях вызова фарисеям в отношении с субботой. Однако же фарисейский подход к вещам был несовместим с Его правилами. Это всё было неприемлемо с самого начала, и когда-то было нужно положить конец изобретению и умножению искусственных правил, мешающих как жизни народа, так и идущих вразрез божественным планам о Его народе. Израиль не должен был жить по чуждым принципам, что исходящим не из божественных источников. Насколько фарисейское нормотворчество было вредным, видно из самого факта отвержения Мессии, дух человеческих искусственных законов разобщил это общество, особенно его элиту, с Богом и с Его посланником. Если бы Иисус первым не заострил противоречия Его "старого" подхода к вещам с фарисейским "новым" путём, то это сделали бы они, и это привело бы, пожалуй, к ещё худшим результатам. Они бы выдали Его бесконфликтность за покорность и подчинение тому, как они понимали закон, а после этого выходить из под их влияния было бы куда тяжелее. Ставить дело на правильный лад, как правило, надо сразу, потом это делать тяжелее. Впрочем, если бы отношения между Ним и фарисейством оказались доброжелательными, проблемы вообще могло не возникнуть, Его подход к правилам мог бы быть воспринят ещё одной разновидностью, и дело могло бы обойтись без ожесточённого противостояния и соперничества, тогда можно было бы ничего не заострять и решать вопросы постепенно.

В это время Иисус отобрал из многих приверженцев отдельную группу учеников, которых мы знаем как апостолов. Они уже давно были предназначены к тому, чтобы быть ближайшими Его помощниками и уполномоченными посланниками в мире, но до сих пор Он явным образом не выделял их, они лишь сопровождали Его во многих Его путешествиях и мероприятиях. Но в этот раз Иисус уединился на горе, и всю ночь провёл в углублённой концентрации, общаясь с Отцом. Начало строительства Своего царства на Земле было более чем ответственным моментом, и Ему понадобилась вся Его сила и мотивация, чтобы передать Им нужный настрой и ответственность, чтобы они прониклись важностью момента. Наутро Он отозвал многих из ближайшего круга, кто чаще других сопровождал Его, и из них выделил двенадцать. Не все из присутствующих удостоились этого назначения, однако думаю, что зависти или недобрых подозрений это не вызвало, хотя кто-то может быть тоже хотел оказаться в избранном кругу. Иисус провёл немало бесед с людьми, они многому научились от Него, поэтому понимали, что если их не призвали, то они всё равно могут быть полезными на своих местах. Прежде чем отделить того или иного своего последователя, Иисус пронизывающим взглядом оглядывал всех, стоящих перед Ним, и люди ощущали, что сейчас происходит нечто важное. Затем эти двенадцать прошли своего рода тренинг, где им объяснили, что их цель сейчас обойти города и сёла Иудеи и мест, где жили израильтяне, к самарянам и язычникам идти пока было не нужно. Хотя некоторые из них уже бывали у самарян вместе с Учителем, в данный момент времени этого от них не требовалось. Прежде всего они должны были распространять вести о Мессии, что Его царство скоро наступит. Многих это могло насторожить, тех, кто неприязненно относился к Нему и не принимали Его как исполнение пророчеств и ожиданий, они могли ожидать каких-то действий с Его стороны, но если бы люди всерьёз восприняли Мессию и поддержали Его, их история шла бы по другому. В реальности люди пошли не за призывающим их Мессией, но за теми, кто уже раньше был у них в авторитете, за фарисеями и саддукеями. Но сейчас это ещё только начиналось.

Кроме поручения и инструкций ученики получили и дары. Иисус то ли обучил их чему-то, то ли просто провёл их, как некогда Моисея около несгорающего куста, через посвящение, и с этого времени они стали способными к исцелению больных, повторяя то же, что делал и Он. Он сказал им, что если их, как Его посланников, где-то не примут, то участь того селения будет хуже участи Содома, правда не моментальной, а на будущем суде, но это давало понять и ученикам, и прочим людям, насколько ответственно их поручение. Иисус как бы послал Своих активистов и агитаторов, это было подобие предвыборной кампании, чтобы увеличить Свою поддержку в народе, чтобы люди сделали выбор между Ним и Его недругами. Это было время действия пророчества о семидесятой неделе из восьмой главы Даниила, многие люди ощущали, что они живут в момент, решающий многое. Посланцы Мессии должны были усилить это впечатление и привлечь всех, кто до сих пор не обращал внимания на происходящее вокруг них. Если бы люди услышали и ответили на зов Мессии, то фарисеи побоялись бы восставать против Него, и у страны был бы шанс.

Если их где-то начнут выгонять или преследовать, они должны идти в следующее место, Христос сказал, что они не успеют обойти все еврейские города, как наступит время Его царства. Пока это всё было подготовкой к нему, и ученики были воодушевлены ожиданием славных перемен. В нашей истории царство Христа наступило скорее виртуально, да у Бога появилась иная организация вместо еврейской нации, Израиль стал духовной системой, прирос совершенно новыми людьми, не происходящими от Аврама напрямую, однако же если бы народ не последовал за своим привычным начальством, а выбрал Мессию, то этим заставил бы книжников и учителей всех направлений сделать то же, им было бы труднее отказать Ему, если бы народ сказал своё слово. Тогда для Иудеи и остальных еврейских областей наступили бы в самом деле новые времена, и под руководством Иисуса изменилось бы очень многое. То, что "Его царство не от мира сего", означало во первых то, что там, где Его принимают – один ли человек или целый народ, меняются порядки и небесные принципы начинают руководить обществом. Во вторых же "не от мира сего" стало результатом Его отвержения большинством, этот мир имел возможность стать под знамя небес, но не воспользовался ею, и Его царство не смогло обрести системную поддержку, как в начальный период после Исхода. Но некогда заданная тенденция непослушания, на долгие двадцать три века^[28] предопределившая, что всё правильное и здравое будет в эти времена под властью земных властей, похоже, сработала и здесь. Желание удобной жизни, слабая принципиальность, несознательность и прочие недостатки общества удержали их от активной поддержки Мессии, сами их потребительские представления о Мессии не дали им осознать свою роль в потере больших возможностей.

Воодушевляя Своих активных сторонников, Он призвал их не бояться смерти и людей, убивающих тело, но не могущих сделать больше ничего – опасаться надо Того, кто может поднять из мёртвых и даже из могилы призвать к ответу, и отправить в огонь не только тело, но и наказать душу. Тот, Кто создавал разум и законы нашего мышления, способен довести до сознания всё, чего человек не хотел осознавать. Он добавляет, что "у вас и волосы на голове все сосчитаны", с ними не случиться ничего, что не допустит рука их Отца. Да, она может допустить их гибель, но для Того, кто создавал из глины человека, не составит труда собрать их ещё раз, и прошлое будет вспоминаться как болезнь, от которой они выздоровели, лишь подчеркнёт их обретённое здоровье и силу. "Кто отречётся от Меня перед людьми, отрекусь от того и Я".

Здесь Он произнёс знаменитые слова о мече и мире: "не мир Я пришёл принести, но меч". Это Он говорил о разделении в семьях, между друзьями, в обществе, о том, что борьба будет скорее обостряться по мере укрепления позиций Его царства – это прямо совпадает со словами Сталина, который хорошо изучал Закон Божий и готовился стать священником, и понимал, что редко бывает, чтобы старый порядок уступал новому место мирно. Это может быть в самых разных формах и по разным причинам, и даже обычные недостатки людей, к которым все привыкли и которые считаются практически неотъемлемой частью жизни общества, могут стать критической уязвимостью новой организации общества. Не зря в советское время понадобился "моральный кодекс" – принципы праведности защищают человечество, и отсутствие десяти заповедей, которые было выплеснули вместе с религией за рамки советской действительности, привели к немалым проблемам, в том числе потере страны. Моральные пороки и сейчас грозят любой стране, потакание им обязательно плохо кончается.

Почему возникает разделение и вражда там, где Христос приносит Свой мир? Наилучшим ответом, наверное, является не пословица и не поговорка, но тем не менее меткое выражение – "есть люди, которым плохо, когда другим хорошо". Такое бывает в самом деле, как и то, что некоторые бывают довольны, когда сделали кому-то плохо. Пусть таких недобрых людей немного (хотелось бы надеяться, когда их много, происходят очень плохие вещи с государством и обществом), но характер Люцифера они отражают вполне точно. Он не хочет гибнуть один, и старается вовлечь в свою сферу влияния как можно больше людей. Живое христианство вовсе не сборище фанатиков, но это те, кто освобождён от груза негатива (не всякий верующий достигает этого или заботится об этом, но я говорю именно о "живом" христианстве, а не обо всех, претендующих на это звание), и в силу этого они обрели нечто, делающее их близкими с Богом, из чего, в свою очередь, происходят многие преимущества, существенные не только для них одних, но и для окружающих. У служителей тьмы они вызывают резкое неприятие, так что они организовывают против них кампании, а то и даже войны, наш мир старается избавиться от них или нейтрализовать их влияние. Это своего рода реакция на них, сами они счастливые и мирные люди, и несут другим то же самое, но именно поэтому возникает война, та самая борьба добра со злом, света и тьмы. Обычно им приписывают всякие искажения и обвинения против них лживы, подобно сегодняшней кампании Запада против некоторых стран, не живущим по их "правилам", но иной раз противники прямо заявляют, что именно праведность святых возмущает их, она несовместима с их маленькими и большими грешками и грехами (а маленькие постепенно растут и тоже, как правило, становятся большими и системными). Так что в словах Христа нет ни малейшего противоречия и нестыковки – Он действительно несёт мир для любого конкретного человека, встающего на Его путь, но зависть людей и тёмных сил вызывает войну и разделение, в семье, между друзьями, в обществе. Как и всякая идея, требующая больших перемен… Точно также красная идея о равенстве и благополучии всех людей резко разделила Россию в своё время, когда брат шёл на брата в гражданскую войну. Идея была о мире и процветании, вполне рабочая (может быть не любыми путями достижимая), но она вызвала не меньшее разделение на многие годы. Предлагаемое Христом больше красной идеи, она сразу создаёт и нового человека, который гармоничен в жизни и с новым устройством общества, но она вызывает ещё большее отторжение у многих (увы, даже в самом христианстве).

Многие ожидали от Него великих деяний и что Он займёт царский трон. И хотя Иисус знал, что Ему не быть здесь царём, но всё же если бы они приняли Его, сколь многое пошло бы иным путём. И Он дал им Свою программу, каким Его правление является, и какого рода должны быть Его граждане. Для многих предел мечтаний был, чтобы Он сделал их номером один в этом мире, они желали величия страны, не понимая или забывая, что мощь страны зависит от совокупности многих факторов, важнейшим из которых является качество людей, каждого отдельного человека. Важно и образование каждого, от этого зависит количество вклада человека в общее дело, но нравственность важна намного больше. Злодейство и гений несовместимы? – хорошо бы, если бы было так, но многие, не стремясь быть гениями, довольствуются всего лишь своим личным благополучием, и ради него не видят препятствий пойти и кривым путём для его достижения. Но если благополучен ты один, а рядом множество ограбленных, то ты не находишься в безопасности, история России ярко это показывает. Даже из корыстных целей надо позаботиться, чтобы рядом была какая-то прослойка благополучных людей, то есть даже человек низменных целей должен позаботиться о ком-то ещё, и если он этого не делает, его доля недолговечна. Самой дальновидной стратегией является воспитание членов общества в таком духе, где все заботятся обо всех, и это требует братской атмосферы в обществе. Даже меркантильные цели требуют альтруистического подхода, причём все вместе должны разделять его, иначе обман приведёт снова к плохим последствиям. В царство, которое собирался строить Мессия, Он хочет набирать лучших, даже совершенных, причём Его подготовительный класс как раз и производит таких людей, таким лучшим может стать каждый и все. На это и была направлена эта речь, где Он изложил начальные требования к тем, кто хотел бы жить хорошо в безопасном и обеспеченном обществе, где никогда не проявится зло и разрушение. Он не обещал им господства над другими, как кому-то бы хотелось, но даёт больше, чем они мечтают. Заповеди блаженства или порядки хорошей жизни – так можно назвать эти правила. В прежние времена они звучали редко, лучшие сыны и дочери народа демонстрировали их, но там, где мало обращали внимание на базовые законы, не доходило дело до этих откровений. Но сейчас настало время, когда они должны были прозвучать, как когда-то звучали заповеди с Синая, голосом Законодателя, независимо от того, были готовы люди принять их или нет, как было и тогда. Просто пришло время.

Эти принципы также не могли быть придуманы священством павших церквей, хотя им как раз нужны безропотные слуги и рабы, вот только изложенное Христом содержит элементы, никак для корыстных лжеучителей не подходящие – праведность и поиск истины для них абсолютно не годятся, нашедшие истину не останутся в слугах у служителей тьмы. Христос говорит о слезах или жажде не на всю жизнь, а лишь как условие для нужных перемен в душе. Причём Он не сказал о покорности людям (есть кое-что о покорности власти, но это не покорность священству духовных организаций, да и покорность власти скорее бесконфликтность, а вовсе не безмолвие, да и эта бесконфликтность длиться лишь пока повеления властей не входят в конфликт с законами Неба), а все негативные эмоции служат лишь поводом к достижениям и совершенству. Так что нет, сказанное здесь Христом не является наркотиком, чтобы заглушить боль и уйти от решения проблем, напротив, всё здесь именно и направлено на признание проблем, что и вызывает временно слёзы и боль, но зато и решение их на подходе, если уже не произошло.

Если бы Христос или последующие исказители сути христианства в самом деле хотели получить безропотное стадо овец, слова должны бы быть другими, наподобие таких – блаженны покорные сильным; блаженны угождающие властям, чего бы от них не потребовали, за это они получат в будущем награду; блаженны не размышляющие о сути делаемого ими и о приказах властей, за это они когда-то станут умными… Но этого просто не могло быть, за такие идеи никто не стал бы рисковать, такое общество никто не додумался бы создавать. Это бы противоречило предыдущему опыту и законам Израиля, данным от Бога раньше. Это просто нежизнеспособные вещи. Лишь долгими постепенными искажениями в устоявшейся системе вещей, при полном господстве массовых церквей могли появиться подобные голоса, но поэтому в таких системах Библия и была нежелательна и была устранена от народа, запрещена к чтению, поэтому Реформация была с радостью принята множеством людей, когда перед ними раскрыли Библию. Такое не могло появиться в изначальные времена, для этого требовалось долгое развитие отступления и падение Церкви, и это тема отдельного разговора.

Кое-кто намекал простодушным толпам, что этот новый Учитель нарушает традиции, установленные уважаемыми людьми, как и законы древнего Израиля, данные через Моисея. Многие в самом деле воспринимали его в таком качестве, не понимая сути Его некоторых действий, направленных вроде как против воли руководителей общества. Они даже были готовы приветствовать отход от порядков, просто в силу своих бунтарских настроений, однако и те и другие были неправы. Он ясно заявляет, что если у Него где-то и есть конфликт с существующими порядками, то это никак не потому, что Он отвергает порядки. Кто-то мог предположить, что Мессия вполне может менять законы, имея соответствующие полномочия, и хотя само по себе это было верно, но любые перемены, которые Сын Бога принёс, были лишь углублением и развитием законов, охраняющих и защищающих человека, его достоинство и благополучие. Прежние десять заповедей никуда не могут деться, и Он пришёл подтвердить их, даже более того, укрепить. Когда за нарушение закона никто не несёт ответственности, многие начинают думать кто о слабости законов, кто о том, что нарушать их можно, и законы выражают лишь благие пожелания, а кто-то и о том, что в них нет нужды. Люди жили, можно сказать, в долг, возможность избавиться от недобрых начал и привычек давала время на исправление, но за это время многие стали считать, что можно всё. Ещё Соломон отметил это, что "суд на плохими делами свершается не скоро, поэтому люди не боятся делать зло^[29]". Всем Своим авторитетом Он подтвердил Закон, который описывает праведность и грех, что до скончания времён закон не будет изменён. Если кто-то подумает здесь, что когда-то после Закон всё же изменится, то стоит уточнить, что в нём может измениться – пока принципы устройства живых и разумных существ не поменяются, законы, охраняющие живое, измениться не могут. Оскорбление или удар по прежнему будут означать для живого то же, что и всегда, поэтому может измениться лишь способ описания этих правил. Сегодня Закон нам известен в форме коротких предписаний, большая часть из которых выражена негативным "не" – не делай того или иного, что приносит разрушение. Но эти краткие слова можно выразить и иначе, как когда-то Давид выразился "заповедь Твоя безмерно обширна". Если попробовать выразить их в позитивной форме, что именно надо делать для причинения добра и блага ближнему, это будет очень много слов при той же самой охраняющей и защищающей сути.

Наверное, кто-то из присутствующих мог обидеться на это, но большинство ощущало правду этих слов – те, кто стояли впереди и вели народ, хотя и выглядели часто очень авторитетно, но это не грело душу, не утоляло запросов человека, оставляло ощущение нехватки чего-то. Это было и по причине ограниченности самих фарисеев, и по причине того, что их теории содержали неверные моменты, не имея печати небесного происхождения, и вообще в них было много человеческой ограниченности. Когда у Израиля был Моисей, у него всегда были проблемы с людьми, его часто саботировали и выказывали неприятие, и это человеку, которого самым явным образом вёл Бог, а теперь, когда авторитет фарисеев базировался на них самих, почему-то им верили и слушались намного больше, чем Моисея. Если бы кто-то задался вопросом – являются ли их лидеры теми, кто может войти в небеса как Илия или Енох, именно сравнивая героев прежних времён с сегодняшними, многие бы мгновенно поняли, что нет, не могут. Иисус как будто задел тему "соревнования систем", но это было не о конкуренции – фарисеи и ведомые ими не являются спасёнными, и чтобы достигнуть этого уровня, нужно нечто лучшее и большее. Хотя на самом деле нужно просто иное начало, а не больше, лучше, сильнее. Соревноваться в количестве соблюдённых заповедей было бессмысленно, как и не в количестве добрых дел была проблема, а в том, что праведность настоящая приходит свыше, а не возникает в процессе соблюдения правил. В процессе соблюдения их в действиях мы развиваем и закрепляем нужные навыки, но не создаём святости, она уже получена, если человек имеет прямую связь с Богом. Фарисеи как бы не понимали или не признавали этого исходного дара, их идея в том, чтобы то ли заслужить праведность, то ли выработать её на пустом месте, из ничего, с помощью своих действий. В общем, здесь Христос сказал, что ведущие народ со своими теориями являются погибшими людьми. В другом месте Иисус обрисовал фарисеев "слепыми поводырями слепых", а "когда слепой ведёт слепого, то оба упадут в яму".

Фактически, Его народ был в большой опасности от своих вожаков, и ситуацию нужно было исправлять. Думающие, что Иисус революционер, упускают из виду, что это у Него украли Его людей, Его ресурс, и Он пытается вернуть Себе Своё захваченное наследие. Многое зависело от того, как Он будет работать, смогут ли понять люди, что их завели не туда. Это зависело от народа, и от верхов и от низов. Верхи могли объявить Ему войну, и уже начали это делать, народ же был весьма зависим от учителей, и их мечты о Мессии, внушённые фарисеями и священниками, уводили их от реального, уже имеющегося Мессии. Мечты могли оказаться слаще реальности, потому что льстили их национальной гордости, Иисус же привлекал способностью лечить, что было очень сильным аргументом, но у людей в головах было – вот если бы соединить сильные стороны мечты и реальности… Но именно здесь и сейчас это было невозможно, Иисусу нужны люди определённого склада, и никаких уступок и замен вечность просто не выдержит, само дело требует, чтобы был принят только Его курс без каких бы то ни было правок и компромиссов. Когда Люцифер предлагал Иисусу сделку, что он Ему отдаёт весь мир, то и Израиль тоже входил в эту сделку, и сейчас Иисус отсеивал всё, несогласное с Его уставами и порядками. Согласись Иисус признать власть книжников как они претендовали, Ему бы пришлось танцевать под их дудку, мириться с их ложными теориями, а потом они нашли бы способ вообще подчинить Его и командовали бы Им как хотели. Сделать всё силой? – если бы сила решала в сфере внутренней жизни, то давно бы уже не было ни Люцифера, ни его последователей, но это не было решением проблемы.

Среди фарисейских учителей часто практиковались уловки с целью обойти закон, чтобы сделать по своему и при этом не считаться нарушителем, так что по этому поводу некий острослов из их же среды выразился так – "настоящий фарисей это тот, кто хочет играть роль Хазвы и получить награду Финееса^[30]". Иисус же повернул сейчас дело в обратную сторону, не в сторону обхода Закона, а в сторону более глубокой ответственности, раскрывая людям, как требования Закона пронизывают все стороны жизни, не только в крупных и значимых делах, но и в мелочах – "Закон духовен". Если ты пришёл принести жертву, но оставил за спиной непримирённого с тобой человека, ты не можешь приносить жертву, пока не примиришься с твоим братом. Мирная жертва не будет принята, если в твоём окружении нет мира… Также Он проиллюстрировал на примере седьмой заповеди, что даже взгляд на женщину с нечистыми мыслями и желаниями уже является её нарушением.

Среди других наставлений Он раскрыл людям, ожидающим торжества над врагами, особенно над Римом, нечто, требующее от них быть на высоте, высочайшей сознательности. Если этот урок ими не будет усвоен, то их мечты никогда не сбудутся. Они попались в плен к своим угнетателям за дело, это было наказанием и последствием их неверности. В прежние времена прежде чем Бог освобождал их от врагов, они должны были изменить свою жизнь. Сейчас же удивительно – многие считали себя праведными и не видели, что с Богом они значительно разошлись, многие игнорировали Мессию и слушали Его противников, они следовали самодельным правилам самозваных учителей, и при этом ничего не хотели менять, и Бог просто обязан помочь им без всяких перемен с их стороны – они считали себя образцом, так настроили их их учителя. И при всей фарисейской "праведности" в обществе имело место немало грехов, среди которых отсутствовало лишь идолопоклонство. Праведных было немного, что по настоящему, что по фарисейским образцам.

Подобным образом вёл себя Давид, человек, в совершенстве владеющий мечём и другими орудиями уничтожения, когда ощущал за собой вину. В таких случаях он глубоко смирялся и если и сетовал, то на себя самого, но не на неприятеля. Кстати, Иисус сказал именно о хозяевах положения, римлянах, а не о разбойниках, которые бьют не по щеке, а на поражение. Правая щека подвергается удару либо если бьёт левша (что редко и не стоило бы упоминания), либо если бьют наотмашь, тыльной стороной руки. В бою или схватке вряд ли используют такой приём, он неэффективен по силе и действенности, он предназначен не для того, чтобы сбить противника с ног или поразить, а для оскорбления и унижения. Наотмашь бьёт хозяин раба или начальник подчинённого, когда о сопротивлении никто даже не помышляет, когда нет опасности ответа. Именно в такой ситуации, когда для оскорбляемого нет опасности для жизни и здоровья, когда его всего лишь ставят на место, лениво и сквозь зубы, лучшим решением для оскорбляемого является повернуть другую щеку… Слабый человек и запуганный не может этого сделать, это опасно и требует внутренней независимости, он лишь сожмётся или побежит выполнять распоряжение. Но если есть характер и понимание, что нахождение в этой ситуации закономерно, то подчинённость высшему совету, судившему тебе быть в этом положении, может изменить судьбу. Это смирение не перед хозяином, воображающем, что он имеет право обращаться с тобой плохо, это смирение перед Высшим, Кто видит, что ты готов измениться и согласен с Ним, что заслуживаешь происходящее с тобой. Для хозяина подставленная для удара другая щека является дерзостью и вызовом, и он вряд ли сможет сделать тебе хуже, чем уже есть, он вряд ли сможет ударить, хотя будет оскорблён обращённой к нему для удара щекой. Когда напрашиваются на второй удар, это показывает, что первый не достиг цели. И второй будет дискредитацией бьющего, это обезоруживает, хотя удар и может быть нанесён.

Если кто опасается, что если это сделать государственной политикой, то придут враги и придётся им отдать всё, что они потребуют, однако такие опасения неверны. Христос учит чтобы каждый научился видеть в своих личных неприятелях тех, кто ошибается и нуждается в помощи и просвещении. Проблемы межличностного общения начинаются в детстве, когда не наученные (а иногда и те, кого учили этому) здравым правилам взаимодействия с подобными себе дети ведут себя как получается. А получается по хорошему не всегда. Люди близкого душевного склада легко найдут общий язык, но общество богаче, если в нём много разных психотипов, а с далёкими от тебя по эмоциям и мышлению людьми найти общий язык труднее. Этот навык надо тщательно вырабатывать и насаждать, не только откармливать здоровой пищей, здоровье тела без здоровых навыков поведения будет уничтожаться в конфликтах. Люди, далёкие друг от друга, хуже понимают друг друга и легче подозревают друг друга в плохих замыслах. Начиная обороняться, а то и нападать из-за ошибок в этой сфере, они конфликтуют. Если это не разъясняется сразу, не пресекается на месте, то это неизбежно закрепится в характере, и вместо поиска причин конфликта и непонимания (что очень сильно развивает и продвигает) многие будут склонны видеть и искать врага и происки против себя. Насколько это продуктивно – все знают сами.

Чтобы полюбить врага, нужно остановить действия, диктуемые неприязнью. Остановить ещё внутри, не рассматривать его врагом, а кем-то по стечению обстоятельств оказавшимся вам поперёк дороги, неважно, виноватым или не очень перед вами. Это фактически вера, что перед тобой возможный друг (я имею именно межличностные взаимодействия на низовом уровне, внутри ближайших групп – на работе, в школе, соседи в городе и селе, а не политические проблемы разных мировоззрений и тем более не проблемы между странами; однако навыки невраждебного поведения и нейтрализации враждебности с ближайшими встречными дадут множество возможностей разрешить и более сложные конфликты), что нельзя так просто видеть в человеке врага. И даже если ведущий себя с тобой враждебно делает тебе что-то недоброе, у тебя есть возможности повернуть развитие отношений в лучшую сторону, даже если для этого потребуется потерпеть неудобства. Ради будущего это можно сделать. Это, фактически, мессианство в миниатюре – превращения врага в друга, увидеть во враге тоже человека со своими проблемами и помочь ему. Чем больше таких подходов люди хотя попытаются осуществить, тем сильнее измениться общественная атмосфера.

Проявляя такой подход к человеку, говорил Он, вы проявляете тот же подход, что и Бог, который почему-то уделяет каждому солнце и воздух, дожди и урожаи в одинаковой мере. Если же относится по доброму только к друзьям и родным, то чем вы лучше мытарей или язычников, которым свойственна такая ограниченная любовь? Те, кто сумели (хотя чего, кажется, здесь уметь? всего лишь сделай это) посмотреть на неприятеля шире, не только в рамках обстоятельств, где он перешёл вам дорогу, но оценить все его качества независимо от отношения к вам, приближаются к совершенству Бога, становятся причастны Его природе и характеру. Все, кто не позволяют своим эмоциям заглушить голос разума, и дают себе работу по объективной оценке ближнего и дальнего, поднимаются на более высокие ступени, достойны называться человеком.

"Когда делаешь доброе дело", продолжал Иисус, "пусть твоя левая рука не знает, что делает правая". Многие люди живут не по Закону, в смысле они его держаться, но главнейшая их заповедь – "не попадайся". Вот если тебя поймали на чём-то, ты конченный человек, но если тебя не ловят на нарушении десяти заповедей, то как бы ты их и сколько бы ни нарушал, ты достойный член общества. Такой принцип жизни многих сообществ коренным образом портит людей, у них исчезает страх Божий и вместо него действует страх перед обществом. На что способны такие люди, не берусь сказать. О совести эти компании если и вспоминают, то только ради красного словца, потому что общественный дух, пронизывающий жизнь таких людей, подразумевает не оценку сделанного само по себе, не правильно или неправильно оно было сделано, а что скажут и как посмотрят на сделанное тобой, похвалят или поругают. Это суррогат, заменитель совести. Не сказать, что такие люди встречаются только в отдельных регионах, они могут быть везде, но то, что есть места, где целые области живут ради оценки другими, факт. Религиозность живущих напоказ выглядит как правило куда выше, чем у тех, у кого мерило внутреннее, восходящее к божественной сфере, кому нет нужды доказывать свою праведность и кто не боится оказаться неправым в глазах других, если знает, что перед Богом и собой он чист.

В данной им молитве "Отче наш" Он озвучил вроде как странное условие, не знакомое в прежние времена – если хочешь, чтобы Бог простил тебе твои грехи, должен прощать и ты тех, кто виноват перед тобой. В её конце звучит "прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим", и после Он ещё возвращается к этой теме и поясняет это особо, устанавливая связь между этими вещами. Бог простит тебя так же охотно, как ты сам готов пойти навстречу другому. В прежние времена у людей не было сомнений в Боге, но ко времени Христа деградация множества вещей всё усиливалась, так что теперь стало важным уверить людей, что Бог вовсе не злонамерен по отношению к людям. Наверное, по этой же причине многие теряли связь с подобными себе, и желая себе освобождения от гнёта совести, они в то же самое время оставались мстительными к тем, кто был виноват перед ними.

В другое время Иисус рассказал людям притчу как раз об этом, закрепляя в них эту мысль – притчу о двух должниках. Один царь стал разбираться с долгами придворных, и за одним из них был найден огромный долг. Царь уже было повелел забрать у него всё и самого его с семьёй продать, и это покрыло бы лишь небольшую часть долга, но этот человек стал упрашивать и умолять царя пощадить и подождать, и он вернёт всё до копейки. Вряд ли царь обольщался обещанием, тот явно умел лишь транжирить чужое, а не зарабатывать, но всё же сжалился и мало того, снизошёл до того, что простил ему весь долг. Едва выйдя от царя, тот придворный встретил уже своего должника, который должен был ему значимую, но небольшую сумму денег, и стал требовать от него вернуть долг. Тот тоже не имел при себе нужных денег и просил подождать, пока он соберёт деньги, но придворный не стал ждать, а вызвал стражу и его должника поместили в тюрьму за долг. Дальше Иисус поведал, что другие люди, видя случившееся и зная подробности дела, как тот был помилован царём, не могли сдержаться и пошли к царю, чтобы рассказать ему, как повёл себя прощённый им человек. Царь, возмущённый до глубины души, вызвал того придворного и снова повесил на него весь прежний долг, который был уже прощен.

Быть слугой двух господ в нашем мире вроде как было невозможно, просто уже потому, что никакой уважающий себя хозяин не позволит своему слуге работать на кого-то ещё. Иисус говорит об этом маловероятном состоянии тоже также – "никто не может служить двум господам", однако обрисовывает состояние дел на стороне слуги. В области тонких материй такое возможно, по крайней мере многие оказываются в подобном положении – это когда они считают, что служат одному хозяину, но на деле оказывается, что работают на совсем другого. Те, кто выбрали служить тьме, те обычно не раздваиваются, это происходит лишь с теми, кто относит сам себя к служителям света. Им сложнее всего – по уму им хочется быть на стороне добра, истины и всего такого, но кто посознательнее, обнаруживают, что им хочется и таких вещей, что Богом не одобряются, которым нет места в царстве света. Кто-то просто отупляет себя, не изучая себя и не разбираясь, что им движет, и считая себя на правой стороне, служат тьме самым решительным образом, внося через себя недобрые принципы в своё дело. Эти убеждены, что поскольку они исповедуют светлые принципы, то автоматически все их поступки уже таковыми и являются… Иисус говорит, что судьба таких раздвоенных сознательно или бессознательно людей жалка – они будут одного хозяина любить, а другого ненавидеть, или для одного будут стараться изо всех сил, а другого пренебрегать. Произноси Он эту речь в наши дни, Он бы, наверное, выбрал бы пример двух работ – когда человек работает в разным местах, и нечасто бывает, что ему нравятся оба дела, которыми он вынужден заниматься.

Он сказал – "как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и поступайте с ними, в этом Закон и пророки". Это не обязательно обеспечивает, что с вами поступят так, как вы поступаете с другими, хотя это часто так и работает – на доброе обращение вы получаете такой же отклик. Это очень мощное правило, могущее сделать человечество счастливым. Если бы во всяком взаимодействии с другими каждый помнил это и выстраивал обращение с людьми именно так, как бы хотел, чтобы обращались с ним, то все делали бы много доброго, никто бы не уходил обиженным. К сожалению, об этом забывают, и хотя очень мало кто желает себе проблем, разве что сильно больные душой, но обращаются с людьми жёстко, создавая им боль и неудобства. Собственно, это правило вовсе не религиозное, его могли бы преподавать атеисты, да это и происходило так, проблема лишь в том, что по разным причинам и без причины не все этого правила держатся.

"Старайтесь входить тесными воротами, потому что широкие ворота и просторная дорога ведут к гибели, и ими идут многие" – большие толпы обычно утаптывают и широкую дорогу, люди склонны подражать большинству. Это вообще встроено в человека – копировать поведение, повторять увиденное, причём это необязательно даже должно нравиться. Часто нужны особые усилия, чтобы не дать вырваться естественному позыву повторить за кем-то, если даже сознаёшь, что тот образец был плохим делом. Но обычно мало кто задумывается о происхождении импульса к действию, поэтому чем больше кто-то кому-то подражает, тем шире это заражает общество. Христос не имел ввиду, что любые обычаи людей гибельны, нет, но оттого, что люди не задумываются о том, что чем кончится, что куда ведёт, недобрые привычки самым широким образом распространены. Те, кто хотят достигнуть высших результатов, вынуждены быть не как все, сознательно ограничивают себя от большинства. Среди студентов есть склонность веселиться, пока преподаватели дают материал, и напрягаться ко времени экзаменов. Всего лишь чуть более серьёзное отношение к знаниям могло бы сделать жизнь не менее весёлой в течении семестра, но экзамены уже не были бы стрессом… Немногие учатся всё время, но среди них гораздо выше встречаются высокие достижения, чем среди большинства. Этот закон работает везде, и даже статистика "80:20" является отражением этого закона "тесных ворот" – меньшинство делает большую часть или важнейшую часть дела, а остальное большинство скорее присутствует на работе. Если же люди не объединены общим делом, если рассматривать население города, то соотношение будет, наверное, ещё более радикальное – 95:5. Иисус здесь обозначил ещё одну отличительную черту тех, кто, как говорится, будет "спасён", кто входит в жизнь – те, кто торгуются за выгоды, кто не отдаёт себя делу полностью, Ему не подходят. Точнее, просто не смогут выдержать вечности, они там не выживут, они принесут и туда всё, что делали и как жили сегодня и вчера здесь.

Ложные вожди, люди, стремящиеся наверх ради власти или выгоды – они способны испортить любое дело, погубить очень много правильного и хорошего. Так бы хотелось, чтобы их не попадало во власть вообще, чтобы их отсекали ещё на подходе. Но Иисус не дал лёгкого способа избавиться от них, хотя Его совет создаёт надёжную гарантию против таких деятелей – нужно изучать слова и дела людей, стремящихся в вожди, нужно сравнивать их декларации и результаты их работы. Это значит, что они какое-то время могут иметь власть и полномочия, но либо они должны потерять их по результатам проверки жизнью, либо здравые люди должны покинуть их, прекратить их поддержку, и их дело распадётся без последователей и человеческого ресурса. Зато настороженность и пытливость людей, находящихся внизу, создаёт некий механизм отбора тех, кто находится наверху. В рамках церкви это сделать легче, чем в государстве, однако это работает когда церковь остаётся здоровой и устойчивой против волков в овечьей шкуре, и тогда, поскольку церковь является членом общества, этот механизм без особого труда может перекочевать и в другие сферы общества. Немалый расцвет протестантских стран обязан как раз такому обмену, хотя сам тот расцвет не долго служил благу человечества, слишком многие расслабились от успехов, и прошлый прогресс сменился современным упадком.

Предупредив людей об опасности ложных учителей и вождей, Он сразу же обозначил опасность и изнутри. Легко, чрезвычайно легко, для многих выискивать врагов в других, а то и создавать, но кто из ревнителей чистоты общества наблюдает за собой? Ведь каждый из неповторимых индивидов для всех остальных такой же "другой", как и остальные для вас, и если существует опасность от других, нет ли её с вашей стороны тоже? И Он прошёл взглядом по окружавшим Его – Он не сказал, что каждый из них ошибается или делает что-то неправильно, не запугивал их, но старался донести чрезвычайную важность, чтобы каждый задумался о том, как он живёт и что делает, чтобы проверял себя, чтобы самому не оказаться либо врагом, приносящим ядовитые плоды, либо в плену у ложных учителей. "Не всякий, говорящий Мне "Господь! Господь!" окажется в небесах, но тот, кто живёт по правилам Моего Отца". То есть не все из тех, что признают Его Мессией, окажутся пригодными для Него. Среди учеников иногда бывает такая странная вещь, что ученик старается преуспеть не выучиванием уроков, а подстраиванием под учителя, попытками выслужиться. Иногда учитель оказывается под давлением, ему кто-то старательно угождает, и этим склоняет его повышать ему отметки. Такой нажим редко успешен, но попытки такие всё же бывают, это просто психология ребёнка, его первые опыты жизни, проба путей, не всегда правильных. Как правило, отличники тоже находятся в хороших взаимоотношениях с учителем, однако эта гармония естественная, отметки у него заработаны честно, и отношения не являются фактором шантажа. Иисус говорит, что есть немало людей, которые будут Ему льстить, пытаться угождать не успехами в развитии и очищении, а всего лишь языком. Кто-то говорит, что Бог требует хвалы Себе? – такое есть, но это никак не должно быть в ущерб остальному, человек приносит Ему славу прежде всего переходом из смерти в жизнь, а не тем, сколько и каких слов он произнесёт языком в благодарность. Те, кто попытается примазаться к Богу, не смогут этого сделать, ибо "не всякий, называющий Бога Хозяином", на самом деле подчиняется Его правилам.

Избирая двенадцать приближённых к Себе учеников, Иисус каким-то образом включил в их число одного из тех, кого Сам Он не призывал. Иуда был образованным человеком, так что скорее всего он именно тот книжник, который пришёл к Нему и вызвался сопровождать Его, подобно первым избранным ученикам – "Я пойду за Тобой, куда бы Ты ни пошёл". Иисус знал его, и не только то, что он предаст Его, но и в самом деле у того имелись позитивные стороны. Он уже давал время подобным людям, составляющим элиту страны, возможность присоединиться к Нему в Его деле, немалое время ожидал их, но лишь единицы откликнулись, а о том, чтобы поддерживать Его и войти в Его команду, даже речи не шло, почему Он сейчас избрал Себе служителей из совсем других людей, не образованных и не подготовленных, чем теперь надо будет заниматься Самому. Сам характер элиты, её дух и настрой был чужд Сыну Бога, поэтому этого молодого многообещающего книжника Иисус встретил без энтузиазма, грустно ответив "лисы имеют норы и у птиц есть гнёзда, а Сын Человеческий не имеет, где склонить голову". Это был не отказ, а призыв подумать, стоит ли связываться с Тем, кого отвергли старейшины и учителя народа. Иуда был настойчив, и Иисус не отверг его, приблизив в Свой ближний круг. У Иуды были все шансы взлететь, и если он что-то испортил себе и Учителю, то это проблема не Учителя, а его личная, его выбор, его ошибка. Шанс он получил.

Отличаясь от большинства учеников образованием и положением, Иуда не всегда гармонировал с остальными одиннадцатью. Будучи из простого народа, не имея изысканных манер, они могли вызывать у него раздражение, но надежда на высокое положение и, надо сказать, понимание, что перед ним Мессия и притяжение личности Иисуса, удерживали его рядом с Учителем, да и ученики быстро прогрессировали рядом с Иисусом. Если среди учеников возникали иной раз отклонения или какие-то неразумные споры и конфликты, практически всегда заводилой в этом был Иуда. В чём-то он мог считать себя даже выше, чем Иисус, хотя всегда убеждался, что Учитель очень глубок и силён, что его и привлекло изначально. Он бы мог подобно другим набраться от Него нужных качеств, пропитаться Его духом, как Иоанн, но он скорее сравнивал себя с Ним, пытаясь соревноваться. Ему казалось, что остальные ученики не понимают Учителя, и испытывал унижение, когда видел, как трое, Иаков, Иоанн и Пётр, составляют особый внутренний круг их компании, приближённый к Иисусу больше всех остальных, и даже чем он, лучший из всех.

Когда после окончания нагорной проповеди Иисус собирался отплыть на другой берег озера, ученики, только сегодня избранные сопровождать Его везде, тоже должны были быть с Ним. Однако один из них вдруг стал отпрашиваться, и в качестве причины назвал, что ему бы сначала надо похоронить отца. Отец был вполне жив и здоров, будь он мёртв, его бы здесь и не было, так что речь шла не о похоронах умершего, тем более что сами похороны совершались в тот же день, как человек умирал и не отнимали много времени. Этот ученик вдруг ощутил, что ему надо быть рядом с отцом до тех пор, пока он не умрёт, и тогда он может быть свободным от сыновнего долга, но такая идея не была здравой. Когда подойдёт это время, всё будет достаточно очевидно и тогда никто не будет его удерживать от долга, а сейчас идея пребывания рядом с отцом была ложной целью, малодушием и попыткой уклониться. Скорее всего это было давление со стороны отца или родных. Это не было предательством, а просто колебанием, и Иисус не стал укорять или виноватить ученика, Он лишь сослался на то, что его отец живёт не один, и кроме него есть люди, могущие позаботиться обо всём необходимом – "Ты иди за Мной, оставь мёртвым хоронить своих мертвецов". Здесь был урок более значимый, чем разоблачение уклонизма ученика – тебе доверена работа нести в этот мир жизнь, а ты хочешь уклониться от этого долга, оставляя людей пребывать в тени смерти, накрывающей этот мир.

После назначения двенадцати и общения с народом Иисус возвратился на время в Капернаум, где Его ждали. Иисуса нашли старейшины этого места, которые стали просить Его помочь одному хорошему человеку. Человек этот был языческого происхождения, но его уважали, потому что он благосклонно воспринимал религию Израиля. Римский сотник изучал обычаи народа, где ему выпало нести службу, и он что-то нашёл для себя, привлёкшее его внимание. Сейчас его слуга был сильно болен, и он переживал за него и искал возможность помочь ему. В этих местах слава Иисуса как целителя была хорошо известна, так что римлянин обратился к своим друзьям из синагоги, которую построил на свои средства для них. Эти иудеи, считая, что Иисус не станет помогать язычнику, разделяя общую неприязнь к поработителями, стали уговаривать Его сделать доброе дело этому человеку, потому что тот "достоин". Уговаривать Иисуса было не нужно, но старейшины мерили Его по себе, хотя и могли слышать о Его связях с самарянами и посещениями пограничных земель, где вперемежку с евреями жили язычники.

Он немедленно откликнулся на их просьбы и пошёл к дому римского командира, однако же тот, зная о предрассудках евреев, которые избегали входить в дома язычников (хотя этот римлянин скорее всего уже был прозелитом), вышел к Нему с друзьями, не желая, чтобы у Учителя возникли какие-либо затруднения с соотечественниками. Он обратился к Иисусу с довольно неожиданным предложением – "Господин, не хочу Тебя утруждать", и пояснил свою идею на своём примере, что его слова и приказы обычно выполняют беспрекословно, что бы он ни сказал, и Он может просто приказать слуге выздороветь или болезни уйти, и будет по Его слову. У этого человека с языческим опытом жизни оказался свежий взгляд на божественные возможности Мессии, что Иисуса чрезвычайно порадовало. Он не преминул это особо отметить и обернувшись к сопровождавшим Его ученикам и старейшинам, сказал – "Я такой веры даже в Израиле не встречал!" К этому Он добавил – "Вот так многие придут с востока и запада, и будут за одной трапезой с Авраамом и патриархами, а сыны царства, то есть потомки тех патриархов, обнаружат себя выкинутыми во тьму, где будет плач и скрежет зубов". Сотнику же Он сказал – "Как ты верил, так и будет тебе, иди". Слуга сотника при этом выздоровел.

Километрах в двадцати от Капернаума было небольшое селение Наин, и Иисус направился туда, сопровождаемый немалым количеством народа, помимо учеников. Я склонен думать, что Он знал, что там будет, этот случай мог быть мощным аргументом, чтобы помочь множеству людей сделать выбор. Пока ещё не было открытого противодействия со стороны элиты, и значимое чудо должно бы было образумить и остановить сопротивление тех, кому считал, что Он должен сообразовывать Свою работу с ними, поддерживать их авторитет, эти люди могли понять, что это они должны подчиниться Ему. Его движение было на пике, и это было, по моему, время для дел, могущих повлиять на общество. Когда Его компания подошла к воротам городка, показалась похоронная процессия, выносящая тело за пределы селения. Скоро стало ясно, что хоронили молодого человека, мать которого осталась одна, и у неё больше не было помощников. Её горе было велико, её ожидала незавидная судьба, даже бы если на её жилище никто не претендовал из родственников (это было бы незаконно, но не зря Иисус, как-то обличая фарисеев, упомянул "поедание домов вдов". Для Иисуса видеть это было тяжко, но у Него были возможности, превращающие горе в радость, тем более сильную, чем сильнее было горе. Он подошёл к безутешной матери и сказал ей "не плачь". В удивлении она поглядела на Него, возможно, узнавая Его, судя по сопровождающей Его толпе, это мог быть лишь тот, о Котором многие говорили, что это Мессия. Он же от неё подошёл к носилкам и коснулся их, и те, кто несли их, остановились, поняв, что Он намерен сделать что-то. Те, кто несли умершего, по ритуальным законам Моисея, становились нечистыми, такова была символическая нагрузка на народ, однако же на Иисуса нечистота не переходила, потому что от Его прикосновения исчезала причина нечистоты – болезни и сама смерть. Он отчётливо обратился к мёртвому телу – "Молодой человек, тебе говорю – встань". Молодой человек стал подниматься и сел на носилках, возможно недоумевая, как он здесь оказался, и что тут делают все эти люди, так как последнее, что он помнил, был его дом, где он умирал от болезни. Он что-то говорил, но ему если и объясняли, то шёпотом и коротко, потому что все смотрели с изумлением и ужасом на Того, кто поднял мёртвого. Люди испытывали страх, они слышали, как величайшие пророки прошлого оживляли умерших, но не думали, что легенды прошлого могут повториться на их глазах, в их глуши. Сейчас они были свидетелями проявления небывалых, невозможных никому другому, кроме Бога, сил и возможностей.

Многие повторяли друг за другом, что Бог посетил Свой народ, что приход "великого пророка" означает, что долгая история духовного прозябания без явлений божественных сил наконец-то миновала. Хотелось бы надеяться, что говоря "великий пророк", они имели ввиду фигуру, о которой говорил Моисей – о Великом Пророке, который будет как он, которого нужно будет слушаться во всём. Известия об этом случае распространились широко, но многие могли говорить о Нём не как о фигуре из предсказания Моисея, а просто как сильном пророке, равном Иеремии или Илие. Гипноз от фарисеев и священников был очень силён, их авторитет составил Иисусу огромную преграду, и при всём том, что многие видели лично Его возможности, и многие в стране видели хотя бы одно из Его чудес, но у людей не хватало разума, чтобы поглядеть глубже поверхности, чтобы провести границу между настоящим и видимостью, к которой они привыкли. Их начальники казались им столь же авторитетными, как и этот претендент на Мессию, они никак не могли осознать, что между ними может быть конфликт, что кто-то из начальств может оказаться неправым перед Богом и недостойным своего положения. Если их учителя не принимают Иисуса из Назарета, значит дело где-то нечисто – вот ход их мыслей. С таким несамостоятельным народом невозможно было достигнуть чего-либо, и в немалой степени это был результат нежизнеспособных теорий фарисейства и других партий. Будь люди более здравы, не возникло бы столь трагичного разделения между принявшими Мессию и не принявшими Его, авторитеты просто не смогли бы удержать большинство народа вдали от Него, и если бы даже многие не приняли Христа, то лишь по причине собственного выбора, а не потому, что Его оклеветали их авторитеты, они бы видели, в чём причина неприятия Его фарисеями и остальными.

В это время Иоанн Креститель уже немалое время провёл в заключении, посаженный Иродом. Скорее это произошло не столько из-за обиды Ирода, сколько Иродиады, которая видела в Иоанне угрозу для своего положения. Постепенно в таком положении у многих возникла бы депрессия. Иоанн рос на природе, там он постигал тонкости пророчеств и смыслов Писания, и теперь положение запертого не в самом комфортном и просторном помещении постепенно давило на него, наводя грустные ощущения. Он был вернейшим сподвижником и предшественником Мессии, только почему Мессия не освобождает его, почему не свергнет иго Рима и чуждого царя? Почему Он до сих пор ходит по стране, ничего не делая заметного для страны? Некоторые представления о Мессии и у него впитались глубоко и определяли его мышление, так что он невольно следовал логике, заразившей всё еврейское общество. Наблюдая через учеников за деятельностью Иисуса, Иоанн подвергся и информационной атаке фарисеев, которые через его учеников пытались дискредитировать Иисуса. И в конце концов, под влиянием мрачных мыслей он решился задать вопросы Тому, о котором сам провозглашал, что это Сын Бога.

В один из дней, когда Иисус лечил людей, пришли ученики Иоанна и задали Ему этот вопрос – "Ты ли Тот, Кто должен придти, или нам ждать ещё Кого-то?" Это могло расстроить Иисуса, от Иоанна не должно бы было быть таких сомнений, но Он понимал его, и дал, наверное, лучший ответ. Он попросил пришедших посланников побыть рядом, пока он не закончит лечить толпу пациентов. Они могли видеть слепых, на их глазах перестающих быть слепыми, видели как обладаемые демонами просветляются и становятся нормальными, всякая болезнь прекращалась от Его слов или касания. Когда больные закончились, Иисус повернулся к пришедшим и сказал им, чтобы они пересказали Иоанну обо всём, что вот буквально сейчас они видели и слышали, прибавив, что блажен тот, кто не соблазнится о Нём. Вопрос сомнения был задан Иисусу перед людьми, таким же явным был и ответ, люди видели борьбу между Иисусом и властями, и это могло также повлиять на народ, отрезвить его и показать истинное положение вещей.

Обычно если дети играют, то правила игры и уговоры там выполняются честно. Если они разбились на две команды, и одна даже не играет на дудочке, а лишь делает вид, то другая сторона будет плясать со всем усердием. Но это если дети обычные. Но иногда они то ли взрослеют раньше времени, то ли портятся характером, и выпадают из общения, и уже детские игры им не интересны. Фарисеи и книжники, по словам Иисуса, ведут себя не нормально, они чем-то отравлены, не ведут себя по правилам, как положено, но саботируют всё. Им вроде как интересно участвовать вместе со всеми, но при этом всё ломать, чтобы доставить другим боль, поиздеваться. Так Он описал их людям, чтобы им стали хотя бы немного лучше понятны расклады общества, чтобы они не зависели настолько от тех, кто вообразил себя властителями дум и вождями, подобным Моисею и другим пророкам, не имея на то достаточных оснований.

Выражение о "берётся силой" многими воспринимается неоднозначно, но у него есть временные рамки – Иисус говорит именно о текущем моменте, и не трогает будущее, Его слова охватывают последние пару лет, может быть три, если Иоанн начал свою работу раньше. В это время явной враждебности и преследования в отношении Мессии и Его царства не проявлялось, было неприятие, но не больше, однако вскоре тех, кто признаёт Иисуса Мессией, начнут отлучать от синагоги. Если Иоанн сидел в тюрьме, то это не было гонением со стороны властей что духовных, что светских, но лишь месть Иродиады. Имело место противостояние идей, можно перефразировать эти слова так: "со дней Иоанна царство небес встретило оппозицию и сопротивление, и чтобы войти в него, нужно сделать усилие", то есть автоматически, лишь по рождению евреем, в него никто не входит, нужно сделать шаг, сознательный выбор, нужно преодолеть сомнения и помехи от фарисеев и саддукеев. Прежде рождение израильтянином давало право принадлежности к избранному народу-служителю Сущего, но теперь времена менялись – не любой родившийся здесь, но лишь сознательно сделавший выбор, и подчинивший себя условиям Мессии мог стать членом Его команды. Это была существенная перемена.

В последующие времена часть церкви приняла решение крестить малолетних детей, неспособных в силу развития разума делать свой собственный обоснованный выбор, объясняя это заботой о душах детей. Крещённый же уже имел членство в церкви, это было аналогом прежнего порядка вещей в древнем Израиле. Рождённый в среде, где было много атрибутов христианства, естественно пропитывался этой атмосферой, особенно если другого выбора не было, однако обряды и символика священных предметов ни в малейшей степени не гарантировали посвящённости, наоборот возникала иллюзия посвящённости. Такое состояние общества скорее гарантировало, что не будет поиска спасения, так как человек как будто уже обладал всем чем надо. Но тогда многие никогда не станут искать большего, праведности, "превосходящей праведность книжников"… Это создавало у большинства настроение, описанное в Откровении^[33] как опасное и безнадёжное в смысле спасения – "ты думаешь, что ты … ни в чём не имеешь нужды, тогда как ты несчастен и жалок, нищ и слеп и наг".

Заявление, что Иоанн является Илиёй, не буквальным, но осуществляющим то же дело в том же духе, что делал Илия при жизни здесь, ещё выше поднимало Иоанна, но вряд ли многие могли оценить смысл этих слов. Илия был жив, он находился где-то в другом мире, и в принципе, как будто ничего не мешало ему лично явиться на Землю и заняться подготовкой прихода Мессии, однако же наверху решили не делать этого. Приход известного героя с неба не улучшил бы обстановку в Иудее и израильских округах, люди бы начали просто поклоняться ему вместо выполнения его распоряжений, они бы саботировали его работу не меньше, чем это делали по отношению ко Христу, точно также требовали бы признания их ведущей роли и делили бы места в новом мировом правительстве, требуя от Илии выкинуть с их земли римлян, мол это очень нужно именно для подготовки прихода Мессии… С характером Илии могло статься, что он слишком часто был бы искушаем свести огонь на упрямых изобретателей праведности. Также Илия был из времён независимости Израиля, а сейчас была совсем другая эпоха, когда за "неправду воинства оно было предано" в руки людей, так что ему в самом деле не было места сейчас на Земле, и его борьбу должен был вести другой человек, родом из своего времени. Прежде можно было требовать силой покорности заветам, но сейчас люди расплачивались за неверность, да ещё находились под влиянием новых учителей, а в корне менять обстановку вовлекало слишком большие перемены, Земля просто не выдержала бы этого огня, и евреи могли просто закончиться. Так что небесный совет решил действовать в рамках текущих условий, тем более что в будущем уже не планировалось обязанности принадлежать к избранному народу по рождению, вместо этого будут добровольцы, сознательно выбирающие Путь, на них возлагалось больше надежды.

Это не зов неких маркетологов, ищущих как бы заставить большинство работать на них, не наркотик, уводящий в иллюзорные дали от реальных проблем жизни, это приглашение встать в одну упряжку с Ним. Работать вместе с Ним легко, потому что Его сила несоизмерима с нашей, то есть получается, что тянуть основную долю будет Он за всех, и нужно только поменьше дёргать упряжь, для чего нужно равняться на манеры и характер движений того, кто основной двигатель в упряжи. Для многих критиков религии это кажется призывом утешаться чем-то выдуманным, но разве Христос говорит что-нибудь такое? Это не обещание будущих благ, а приглашение трудиться вместе здесь и сейчас. Это означает в том числе покинуть места, где человек перегружен несоразмерно своим способностям и перейти к Нему на службу… Это предложение активной жизненной позиции, нужно занять место в рядах с теми, кто живёт по Его законам. Это не освобождение от работ и забот, это более здравый подход к вещам.

Конечно, не все могут покинуть своё место, где им приходится несладко, однако если вы поисследуете психологов, умножившихся в последние сто лет, то найдёте много подобного о том, что сменив отношение к жизни и к вещам, вы можете очень много изменить. "Стокгольмский синдром" критикуют как приспособленчество жертвы к тирану, однако мне не приходилось слышать (а зря, кое-что упущено), что таким образом жертвы уменьшали для себя количество проблем со стороны захватчиков. Это как раз ситуация, где применены слова Христа – "кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два", эмоциональное сближение с террористом для жертвы означало восприятие его как родственника, пусть жёсткого, но всё же "своего", и это влияло в свою очередь и на бандита – эмоциональная открытость влияла и не могла не повлиять. Так уж устроен сам человек, плохо ли это или хорошо, но это законы природы – время, проведённое вместе, "синхронизирует" людей, как бы они ни хотели иного.

Было дело, что однажды Иисус изгнал нечистого духа из слепонемого (глухим он не был). Тот человек имел свои проблемы как раз по причине одержимости, и когда злой дух ушёл, к освобождённому человеку вернулась способность и говорить и видеть. Людей поразило это, они говорили, что подобного никогда не случалось в их истории. Однако в толпе оказались завистники от фарисеев, которые не выдержали ещё одного триумфа нежеланного для них Учителя, и их душа не вынесла, они высказали вслух лелеемые ими идеи – "Он делает это силой князя бесов". Наверное, это идею им надо было обдумать получше, потому что выглядело это откровенно слабо, вряд ли кто из народа прислушался к этим словам, если не посмеялись над таким аргументом. Но Его противники, увидев, что прозвучало обвинение, почувствовали момент, что можно попробовать добавить к этому, к тому же видя, что обвинение просто никем не воспринимается, пожелали усилить сопротивление Ему. В голову не приходило ничего здравого, и они стали придираться по мелочи, не обдумав и не взвесив, как это выглядит со стороны – они стали требовать от Него подтверждения полномочий знамением. Это было очень странно – находясь рядом с исцелённым от одержимости, на ком как раз и проявились небесные силы и нечеловеческие возможности, требовать чего-то ещё. Нападки были нервные, глупые, как ругань нездоровых и пустых людей на базаре, но они не могли удержаться, накипело, множество успехов Иисуса выводило некоторых из себя. Таким шансом разбить доводы противников трудно было не воспользоваться, и Христос воспользовался – Он подозвал к Себе всех тех, кто это говорил и разделял этот взгляд, а среди этих людей были и пришедшие из Иерусалима учёные, пришедшие то ли сами, чтобы поизучать деятельность Иисуса в этом месте, то ли их позвали на помощь местные фарисеи, обнаружившие полное бессилие перед авторитетом и умением говорить Христа. Для начала он сказал – "Как вы себе это представляете, что сатана изгоняет сатану? Всякая страна, разделившаяся в себе, опустеет. Если сатана стал изгонять сатану, то его царство обречено". Затем Он сослался на некоторых из их компании, чьи дети занимались экзорцизмом, достигнув в этом определённых успехов, Он спросил – "А чьей силой тогда изгоняют бесов ваши сыновья?" Обвиняя Его совершенно ни за что, не имея ни малейших причин для этого, они ставили под удар тех деятелей, за которыми не было таких успешных дел, как у Него. "Они будут вам судьями", потому что придираясь к Иисусу, они этим же ставили под сомнение и их работу.

Когда Он говорил, многие люди бывали очарованы, они признавали Его за великого пророка, если не за Мессию, но не все из них ещё были приведены в гармонию с Ним, не все понимали Его и радовали Его успехами, многие были ещё в начале пути. Одна из женщин, считая, что хвалит и славит Его, громко провозгласила – "блаженно чрево, носившее Тебя!" Она по простоте вроде как хотела возвысить Его по достоинству, но если вы замечаете, она направила славу Его матери, отдавая ей честь. Мария в начале своего пути сказала пророческие слова, что "все поколения будут ублажать" её, в смысле отдавать дань её участи, единственной на Земле удостоившейся чести быть Его земной матерью, но "ублажение" это не делает её богиней или кем-то в этом роде, это отдание чести, признание достижений или заслуг, таких женщин не могло быть много по определению, только одна. Эта женщина хвалила Марию за её Сына, как ей повезло, что Он у неё такой вот лучше всех. Она не сказала вроде лишнего, но даже такое смещение акцентов не нравилось Иисусу, и Он не промолчал, направив всех в лучшую сторону – такого блаженства, как у Марии, не может быть у других, однако же все остальные вовсе не лишены чего-либо рядом с ней, у всех есть куда более важная возможность быть блаженным, доступная для любого человека – "блаженны слышащие Слово Бога и соблюдающие его"…

Наверное, этими пришедшими из Иерусалима людьми был пущен слух, что Иисус немного не в Себе. Часто бывали времена, когда наплыв народа требовал много Его внимания, и даже поесть Ему и ученикам не было времени. Иногда накапливалась закономерная усталость, и это было заметно. Зложелатели пустили слух, что Иисус заговаривается, и его практика сотрудничества с Веельзевулом сводит Его с ума. Знавшие Его на такое не велись, однако когда такие слова донеслись до слуха Его родных, то некоторые заметно встревожились. Его братья, не понимавшие смысла всего, делаемого им, очень сильно зависели от мнений других людей, и они сильно переживали за авторитет своего Родственника, что такие слухи могут Ему повредить. Поэтому они пришли к Нему, чтобы уговорить Его отдохнуть. Войти в дом, где Он был, им было трудно, и они передали Ему, что они ждут Его снаружи. Тот, кто передавал Ему их слова, сказал Ему – "там Твои мать и братья спрашивают Тебя". Это, возможно, прервало Его речь, но Он мог использовать любое обстоятельство для извлечения знаний и уроков, и оставив Свою тему на минуту, Он среагировал не так, как многие бы действовали в этой ситуации. Вместо того, чтобы сказать "пусть подождут" или "Я сейчас иду", Он риторически вопросил – "Кто мать Моя и кто братья Мои?" Потом Он обвёл взглядом всех окружающих, молчанием усиливая важность момента, и заключил – "Вот Мои мать и братья. Всякий, кто исполняет волю Бога, Мне и брат, и сестра, и мать".

Этим Он отразил одно из будущих учений, наверное, предвидя времена, где искажались простые вещи, когда родству с Ним по крови придавалось излишне важное значение. Его мать в последующие времена очень много людей вознесли до уровня если не полубогини (в теории этого нет, но кто поручится за мнения неграмотных людей?), то влиятельной посредницы, могущей повлиять на решения её Сына, однако сейчас Он решительно отказал этому подходу в праве занимать место в умах людей. Его мать была на одном уровне со всеми остальными людьми, как бы далеко или близко от Него они не находились. Даже то, что Он не тотчас вышел к Ней, а поставил на место, чтобы они не слушали пустых слов и не придавали значения чужим мнениям, говорило о том, какое место она занимала в иерархии.

Довольно часто Иисус обращался к притчам, образам духовных закономерностей, обозначенными хорошо знакомыми практически всем предметами из обыденной жизни. Оттого, что были задействованы близкие многим действия – рыбалка, посев или взаимоотношения работника с работодателем, начальника и подчинённых, или даже находка клада, все эти вещи без труда проникали в умы и души людей. В самом деле вещи разных сфер всегда имеют общие принципы и закономерности, смыслы множества вещей взаимосвязаны, и это может пробудить интерес к новой, незнакомой или неинтересной прежде сфере. В образах Его притч за совершенно обыденными предметами легко угадывались очертания религиозных и нравственных сюжетов, и многим эти намёки раскрывали смысл того, что другие учителя народа скорее запутывали и делали недоступным для непосвящённых в своём стремлении к славе и уважению, изображая из себя людей, достигших высокого уровня. Хорошо знакомое из опыта становилось своего рода крючком, с помощью интереса захватывающее воображение слушателя, у него появлялся шанс не забыть услышанное от великого Учителя.

Правда, когда ученики поинтересовались у Него, почему народу Он часто говорит притчами, Иисус ответил им так, что можно было подумать, что как будто и Он тоже считает простой народ необразованным, зато ученикам "дано знать тайны царства Божьего", то есть народу, соответственно, "не дано". Проблема была не в том, что наверху их решили сделать такими ограниченными, а в том, что "они видя не видят, слыша не слышат и не понимают", и это оттого, что они размышление и изучение вопросов отдали на откуп своим учителям. Те были этому весьма рады, но с другой стороны это отдалило друг от друга учителей и народ, так что большинство удовлетворялось очень малым, а элита стала презирать простонародье. В чём было отличие Его от других учителей, считающих простой народ невежественным и недостойным спасения? Разница очевидная – те раввины высокопарной речью давали понять простолюдину, что он не дорос и не достоин понимать возвышенные вещи, фактически унижая его. Иисус же понимая, что многие люди в самом деле вовсе не стремятся к знаниям, старался пробудить в них интерес к знаниям, и Его метод иносказания давал им много возможностей для этого, всячески используя любые доступные для тех примеры. Всякий учитель хотел бы разумных учеников, но одни только мечтают об этом, другие же могут создавать этот настрой, тягу к знаниям, вселяя в ученика жажду и стремление к достижениям. Закидывая приманку в знакомых образах, Он пробуждал интерес к новому, и если этот интерес не угасал, Иисус получал нового последователя, который начинал искать большего и его путь отныне обретал вертикальное измерение.

Бывает, что люди "одомашнивают" какие-то сюжеты из высоких материй, делая их для себя знакомыми, привычными. Правда, при этом происходит потеря смысла идеи, которую они приспосабливают к своему пониманию, так что пообщаться со знающим человеком не получится из-за того, что речь будет идти об очень разных предметах. Пару примеров из детства – один человек рассказывал, что в лермонтовском стихотворении кроме остальной красоты его зацепили слова "по небу полуночи ангел летел", только ребёнок услышал не "полуночи", а "по луночи"… Он был впечатлён этой луночью, представлял себе лунную ночь, какую-то особую атмосферу. Позже он обнаружил ошибку, она не была так уж велика, однако непонятно было, что теперь думать – сложно избавиться от детской очарованности тем, чего не было у автора (хотя в реальности лунная ночь вполне может быть именно такой, какой рисовалась воображению), и стоит ли делать это? Мои собственные впечатления о евангельских сюжетах в детстве мне потом пришлось преодолевать, поскольку без знания реальности мне рисовалось не всегда верные картины (избавляться от них я и не думаю, они сами постепенно менялись по мере понимания жизни), если бы я воспринимал их из рассказов других людей, такого бы не было, но я читал самостоятельно и поправить не всегда было кому. Но даже в дошкольном детстве мне не приходило в голову, что в притче про вороватого управляющего Христос извинял или оправдывал его грехи. Вот почему Он использовал этот сюжет, мне было непонятно, но раз Он это сделал, то зачем-то это было необходимо.

Притча как раз про воровство – одному хозяину было доложено, что его управляющий обкрадывает его. Хозяин проверил и установил, что проблема существует, и позвав этого помощника, потребовал представить ему отчёт о состоянии дел и после этого покинуть службу у него. Пройдоха, видя, что дальше гешефты в этом месте у него больше не пойдут, задумался, что такого сделать, чтобы не лишиться лёгкой и удобной жизни. Иисус передаёт его ход мысли – "копать не умею, просить стыдно как-то". Он понимал также, что характеристики у него хорошей уже не будет, а если и будет, то очень не скоро, и её ещё заработать надо, но он нащупал один способ. До сих пор он все операции с хозяйским имуществом проделывал исключительно для своей пользы (ну и о хозяине не забывал), но теперь он понял, что надо позаботиться и о других. С этим хозяином всё кончено, но у него есть немало клиентов, с которыми он вёл дела. И пока у него было время для отчёта, где вскрылось бы, на сколько он обокрал хозяина, он стал свои гешефты делать не в свою пользу, а для потенциальных покровителей. Вызвав должников хозяина, он предложил им переписать их расписки и уменьшить суммы долга, теперь вместо сотни мер товара они должны были всего пятьдесят или восемьдесят. Это были богатые подарки, и управляющий рассчитывал на их благодарность, что после расчёта у этого хозяина он не будет забыт благодарными должниками. Если бы они не проявили благодарности, у него оставался шанс рассказать об этому ещё кому-нибудь, чему эти люди не были бы рады, так что они были у него на крючке.

Вывод, который Христос делает здесь – приобретайте себе друзей не своим богатством, не праведным, чтобы эти новые друзья, когда вы потеряете текущий дом, взяли вас в лучшие места. Если освободить из притчи смысл, то он может звучать примерно так – всё, чем мы владеем в этой жизни, очень редко произведено исключительно нами без всяких предшествовавших материалов и долгов кому-то ещё, хотя редко кто задумывается об этом и поэтому многое считает своим личным; то есть большая часть принадлежащего нам связана с другими, а особенно с Тем, кто вообще дал всё людям, и по большому счёту, даже наши руки и ноги, как и мозг с его возможностями, были даны нам, ведь не мы сами всё это изобрели и сделали. Вы сам собой на свет появились или благодаря кому-то другому? А те по цепочке также точно обязаны дальше вплоть до Творца, запустившему всё и вся в дело. Что остаётся от нас того, что принадлежит нам самим? Не знаю, так глубоко не доходил, мне кажется, что нам принадлежит лишь выбор, сами действия, которые мы выбрали сделать, и ощущения от жизни, тоненький верхний слой над всем, чем наполнен человек. Если ещё короче, то нельзя считать то, что проходит через нас и наши руки, своим, и нужно направлять свои труды на благо кого-то ещё, не только самого себя. Мы все похожи на того управляющего, обкрадывающего Хозяина присвоением многого, что принадлежит Ему. Мы делаем это всегда, когда считаем своим то, что человек не сделал сам, а получил от других людей или от Него. Да, нам ещё принадлежит возможность совершенствоваться и обучаться, и это выглядит важнейшей нашей чертой, и мы в долгу у Него в этом отношении. Итак – неправедное богатство это всё, чем мы наделены, и полученное и сделанное благодаря этим возможностям, и это всё должно служить благу не только нашему, но и других людей. Если каждый будет "тянуть на себя", совокупное богатство будет уменьшаться, разоряться и уничтожаться в конфликтах, но если эгоистичный дух будет удалён и забота о другом будет нормой мироощущения, то и общее и личное благо будет увеличиваться.

Эта притча настолько проста и прозрачна, что ученики не задавали вопросов о её значении, но для многих сегодня интересно бы было услышать, почему хозяин так негативно отнёсся к диссиденту, закопавшему свой талант в землю (это слово у нас сегодня синоним способностей, хотя вроде все знают, что в древности талант был мерой веса, примерно 24 кг). Итак, некий богатый человек, отлучаясь куда-то далеко, может быть путешествовать, имея команду слуг, решил раздать им некоторые средства, чтобы они работали, продолжая давать ему прибыль. Банков и современной финансовой системы вроде бы ещё не было, до них было ещё далеко, но сами деньги существовали, и их круговорот в обществе позволял производить с ними некоторые операции, которые позже и дали начало банкам и современным финансам. То, что лежит в основе сюжета этой притчи, то есть возможность умножать деньги путём вкладывания их в торговые операции, звучит довольно современно, разве что без специальных терминов. Хозяин, зная способности своих слуг, раздал им каждому по их способности разные суммы, и уехал. Когда он вернулся, то спросил у слуг, как кто преуспел в его поручении. Тот, у кого было десять талантов, сумел удвоить это количество, и он вернул хозяину уже двадцать талантов, что вызвало у хозяина не просто всплеск радости от обладания богатством, над которым он не трудился – хозяин не тиран, суммы очень большие, и будь он нехорошим человеком, то у слуг мог бы возникнуть соблазн удалиться с деньгами куда-нибудь на край света и жить припеваючи, их хватило бы и даже на отряд для защиты своей персоны – но и радость за то, что его слуги надёжные люди, а такое часто приводило к повышению статуса слуги, что имело место и в этом случае. Получивший пять талантов за время отсутствия хозяина также удвоил деньги, и тоже получил в управление соответственное число городов.

Последним пришёл тот, кому был дан один талант, что говорит о его слабых способностях, но и он вполне был в силах повторить сделанное его товарищами. Если он не преуспел в этом, то виноваты были не его способности, а его выбор – он, оказывается, сам же и признаётся, закопал серебро хозяина, и вернул ему сейчас только то, что получил, что вызвало гнев хозяина уже само по себе, то есть что этот ленивый человек просто отказался что-либо делать. Ущерба он вроде бы не получил, разве что мог говорить об упущенной выгоде, но сам характер слуги вызывает вопросы. Слуга с вызовом говорит хозяину, почему он не стал ничего делать для него – не потому, что испытывает личную неприязнь или затаил на него обиду, а принципиально возражает, чтобы он, используя его усилия, становился богаче. "Я знал, что ты жестокий – жнёшь где не сеял и собираешь где не рассыпал". Он добавляет в объяснение своего поступка, что он боялся его, и здесь есть противоречие в его словах. Если он из страха закопал деньги, то почему он не боится сейчас говорить в глаза оскорбительный вызов хозяину? Может быть он боялся потерять деньги в торговых операциях, но он мог заниматься этим не сам, а подобно другим, передать деньги профессионалам, и имя хозяина, чьи деньги он передавал им, было бы гарантией, что его не обманут. На это у него вполне хватало ума, но он зачем-то хочет испортить хозяину момент торжества даже ценой своей карьеры, если не хуже. Лука добавляет к этому сюжету, что хозяин отлучался по очень важным делам, и история эта даже реальная – это история воцарения Ирода Великого, которого многие не хотели иметь царём над собой, но он сумел добиться в Риме, в этой "далёкой стране", этих привилегий. Люди вовсе не логичны, хотя у нас есть логика, но она не всегда занимает подобающее ей место, так что как ни противоречивы поступки и слова последнего слуги, это как раз вполне реальные поступки многих, когда люди часто действуют в ущерб себе, что отмечал и Достоевский.

Ответ хозяина прямой и соответствующий вызову – "Ленивый хитрец! Твоими же словами будут тебя судить – если ты знал, что я жестокий, то почему не отдал моё серебро торгующим, чтобы я получил прибыль?" Он вскрыл характер слуги, и даже если бы он сам был и плохим человеком, это никак не оправдывало слугу, который пытался найти оправдание, и не находил, лишь выдал сам себя. Я вижу в словах последнего слуги в самом деле попытку хоть как-то оправдаться – сначала он просто ленился заниматься порученными деньгами, а когда стало поздно и понятно, что проблем не избежать, решил изобразить из себя героя, борца против тирании и разыграл эту сцену. Почему он решился бросать вызов хозяину? – так и так у него были проблемы, но если он выдвинет обвинение, то будет выглядеть не небрежным лентяем, а героем, борцом с тиранией, но как он не рисует хозяина жестоким, он остался жив, и это главное. Будь хозяин в самом деле жестоким, он бы не раскрыл рта, но валил бы вину на кого угодно, лишь бы оправдать себя любой ценой, ибо у жестокого хозяина он бы поплатился жизнью за произнесённую дерзость. Его же всего лишь выкинули из команды победителей, и где-то в будущем его ожидала печальная участь, но сейчас никакой казни не последовало. Деньги же, порученные этому слуге, хозяин велел передать тому, кто имел десять – да, оказывается, по крайней мере часть порученных им денег хозяин оставил при них, это составило их капитал, с которым они получили в своё управление города и области страны, и этот лузер мог иметь хотя бы один из городов в своём распоряжении. К этому Он добавил знаменитые слова "кто имеет, у того прибавиться, а у того, кто не имеет, отнимется и то, что он думает иметь". Почему-то эти слова применимы во многих сферах жизни.

Есть ещё одна притча, о которой стоит рассказать, притча о виноградарях, она была рассказана в заключительных событиях перед распятием. У Иисуса шёл острый разговор с фарисеями и священниками, и Он изобразил их дела и положение в этом сюжете. Некоторый человек обустроил виноградник, а это большие работы и затраты. Оборудовав всё, что полагается, он отдал его в руки арендаторов, которые должны были в нужное время отдавать ему урожай. Система оплаты была согласована, поэтому хозяин с лёгким сердцем занялся другими делами. Наступило время урожая, и хозяин послал слуг за виноградом, а может быть уже за сушёной ягодой, как делают многие – когда виноград созреет, его срезают и тут же складывают между рядами на подстилке и он сохнет естественным образом. В общем, слуги пришли за своим продуктом, но возникла проблема – арендаторы, засевшие в винограднике, ничего им не дали. Скорее всего возникла проблема – "а кто вы такие, мы вас не знаем". Хозяин посылал ещё и ещё, более сановитых и высокопоставленных, но арендаторы обнаглели, так что многих избивали, а иной раз и убивали посланников. Многие удивляются терпению хозяина, как-то он очень уж мягкий и нерешительный, другие бы среагировали должным образом уже на первую же обиду, но Иисус здесь обрисовывал историю Израиля, ведь Бог именно так возился и нянчился с ними. Видимо очень уж либерально настроенный был хозяин или наивный по нашим меркам. Иисус знал, что делал, завлекая людей нарочитой интригой, хотя и совсем не выдуманной, а полностью списанной с реальной истории. В конце концов хозяин подумал, что если пойдёт его сын, то те нехорошие люди постесняются творить свои дела, всё же сын похож на него, и если даже те не признавали остальных посланников, то теперь хотя бы фамильное сходство будет удостоверением для тех придирчивых виноградарей. Отчасти сработало, его сына в самом деле опознали, только результат был для хозяина совершенно неожиданный – арендаторы, распустившиеся от безнаказанности, решили, что если они убьют сына своего хозяина, то виноградник станет принадлежать им. Наверное, мягкость хозяина и отсутствие должной "нормальной" реакции приучили их к тому, что им можно делать всё. Эти люди от безнаказанности потеряли остаток рассудка, рассчитывая, что виноградник каким-то образом перейдёт к ним в собственность (хотя когда преступные тенденции развиваются в обществе, такое становится вполне возможным, когда суды и правовые инстанции смыкаются с криминалом). В общем, увидев хозяйского сына, вывели его за пределы сада и убили. На этом Иисус прервал историю, и задал слушателям вопрос – как вы думаете, что хозяин виноградника сделает после этого? Простой люд и начальники, захваченные этим возмутительных сюжетом, с ходу выпалили всё накопившееся, пока они слушали, негодование – злодеев этих предаст злой казни, а виноградник отдаст другим работникам, которые будут отдавать плоды вовремя! Правда, едва выпалив это, некоторые опомнились, они вдруг сообразили, о ком Он говорил, и теперь поняли, какой приговор сами себе назначили, и попробовали дать заднюю – "да не будет!" или "чур меня".

Во время пребывания в окрестностях Капернаума часто бывало, что Иисус уставал, как и ученики. Постоянное пребывание среди народа, когда каждый шёл со своими вопросами и болезнями, хотя и радовало Его возможностью помочь многим и на деле показать характер будущего мира, всё же утомляло, и время от времени нужно было сменить обстановку. В этот раз Иисус велел отплыть от этого берега на другую сторону озера. Был уже вечер, и Иисус, порядочно уставший, лёг на корме и уснул. Ночью начался немалый шторм, сильный ветер поднимал волны, с которыми становилось всё труднее справляться. Ветер со временем лишь усиливался, так что ученики стали отчаиваться, понимая, что они в большой проблеме. Тут они вдруг вспомнили об Учителе и стали звать Его на помощь. То ли требовались ещё руки, то ли они понимали, что для Него не должно быть невозможного. Если они хотели от Него помощи вычерпывать воду или управлять парусом или вёслами, то сейчас они получили урок (а если просто боялись гибели, то получили желаемую помощь) – Он не стал помогать им руками, вместо этого Он велел ветру и воде утихнуть – "Умолкни, перестань!" обратился Он к природе как к живому и достаточно разумному существу. И стихии повиновались, сильные порывы ветра стихли за несколько секунд, как и волны быстро гасли, так что через минуту была полная тишина. Перед тем, как приказать ветру, Он упрекнул учеников – "Что вы такие боязливые, где же ваша вера?"

По смыслу выражения Он выговорил им, что либо надо было не переживать и не бояться, а сразу обратиться к Нему, либо … самим сделать то же, попросив ветер не беспокоить их Учителя, который устал и нуждается в отдыхе, да и их самих. В самом деле это может выглядеть как если бы Он был недоволен, что Его отдых прервали, не дали поспать, и Он спросонья немного ворчит на учеников, что беспокоят по пустякам, с которыми и сами бы могли прекрасно справиться… У многих из учеников, хотя они уже представляли, что Учителю должны быть по плечу и буря и волны, ведь они не раз видели, как болезни и смерть слушаются Его, возникли вопросы – Кто же это, что Его и воздух, и вода так беспрекословно слушаются? Видимо, расхожие мнения о Нём в народе, насаждаемые начальством, влияли и на них, вместо понимания, что это Мессия, они воспринимали Его в этом качестве как-то не полностью, как бы Он был не совсем Мессией.

Прибыв сюда, они вышли на берег, надеясь отдохнуть, однако это не получилось – на берег выскочил местный одержимый, наводящий ужас на всю округу. Он кидался на людей, его пытались сковать даже цепями, но цепи не держались на нём долго, он как-то освобождался от них, так что его лишь старались держать подальше от селений. Он жил в могильных пещерах, и часто бился о камни, повреждая себе лицо и руки, и часто слышался его крик. Вид этого человека испугал учеников и они бросились бежать от него к лодке, однако заметили, что одержимый не бежит за ними вслед. Повернувшись, они обнаружили, что Иисус остался на месте и о чём-то говорит с пленником тёмных сил. Впрочем, они хорошо слышали, как бесноватый кричит Иисусу – "Оставь нас в покое, Сын Божий! Ты пришёл сюда раньше времени мучить нас!" Странные речи от бывших ангелов, когда мучают они, это вроде как нормально, а вот встречаться с Повелителем, Которому они изменили ради Люцифера, для них пытка. Чистые либералы прямо-таки, не от них ли двойные стандарты происходят?

Потом ученики слышали разговор Иисуса с этим отрядом, жившим в одном человеке, Иисус, вступая в контакт с паразитами этого человека, спросил о имени демона, и услышал ответ, что их тут много, причём целый легион (до пяти тысяч). После этого Иисус потребовал от них оставить его в покое, но демоны не выполнили сразу этого требования, а начали торговаться. Они попросили Его не выгонять их в никуда (почему-то они то ли привязаны к личности своей жертвы, то ли не имеют права оставлять носителя без очень веской причины), а позволить пойти в стадо свиней, пасущееся вдали. Их просьба к Повелителю вселенной была воспринята благосклонно (а потом некоторые из этого делают какие-то выводы о сотрудничестве Бога с тёмными силами, однако это совсем не так, им всё равно пришлось идти туда сразу же после гибели животных), потому что хотя цели их и Иисуса были противоположны, в этом пункте их интересы пересекались. Гибелью свиней павшие ангелы вредили Христу, пугая тех, кому принадлежали свиньи потерей богатства из-за визита Иисуса, а Иисус желал как раз очистить местных евреев от выгоды на нечистых животных, чтобы Он мог помочь и им, этот их бизнес на нечистом сильно мешал Ему.

Получив разрешение, демоны оставили человека в покое, зато стадо свиней вдруг пришло в дикое возбуждение, и направившись к воде, все поголовно начали бросаться с крутого берега в воду. Пастухи заметили происходящее с одержимым и мгновенную перемену в его состоянии и связали это с гибелью свиней. Не в их силах было сдержать изменённых животных, и им осталось лишь идти к хозяевам свиней и рассказать им о произошедшем и его причинах. В результате, к берегу вскоре явилась делегация уважаемых людей местных селений и они стали просить Иисуса покинуть их пределы. То, что этот могущественный целитель и проповедник стал причиной их потерь, было ясно, и сейчас они боялись, что Его пребывание здесь может принести ещё много бед. Они ошибались, но сейчас объяснить им это было трудно. У многих есть подобное ощущение по отношению к Богу и праведности. Иисус не мог настаивать, сейчас Его боялись, и это чувство было не то, которым Он хочет привлекать людей к Себе. Он ещё вернётся сюда позже.

Завершив намеченное на этом берегу озера, Иисус с учениками снова вернулись в окрестности Капернаума. Здесь Его ждало много людей, и Он с новыми силами взялся лечить и учить. Тут к Нему из города пришли со срочной проблемой, у Иаира, начальника синагоги, дочь оказалась при смерти. Он сам пришёл сюда и просил Учителя помочь в беде, и Иисус отправился с ним. Их сопровождала большая толпа людей, многие из которых помчались вперёд, чтобы успеть занять места, если будет возможно, чтобы увидеть очередное исцеление серьёзной болезни. Болезнь в самом деле была сильной, потому что девочка не дожила до прихода Иисуса. По причине толпы продвижение было замедленным, и сделать что-либо не представлялось возможным. Однако же и так медленный ход был ещё больше задержан из-за неожиданного события. Внезапно Иисус остановился и стал спрашивать – "Кто прикоснулся ко Мне?" Спрашивать в такой толпе было как-то бессмысленно, потому что все находящиеся рядом с Ним касались Его, что не замедлили выразить Пётр и остальные – "Тебя теснят отовсюду, а Ты спрашиваешь кто Тебя коснулся?" Иисус пояснил, что кто-то использовал Его силу, и это было особое прикосновение, потому что никто из тех, кого прижимало к Нему, ничего подобного не делал. Впрочем, Сам Он отлично знал, кто это сделал, просто было нужно, чтобы такие случаи не остались без внимания других людей, случай был весьма примечательный и не рядовой. Он не мог оставить его без того, чтобы не сделать из него очередного урока. Дело было в одной женщине, которая ритуально была нечиста по законам Моисея из-за непрекращающегося кровотечения. Она за двенадцать лет болезни растратила своё имущество на врачей, которые мало того, что не помогли, но её состояние ещё и ухудшилось. Зная силу этого Целителя, видя результаты Его воздействий и встречая очевидцев Его умений и выздоровевших от самых разных болезней, она загорелась надеждой, что есть Тот, кто может ей помочь. У неё не получалось подойти к Нему отдельно, проблемой было ещё и то, что с нечистотой от болезни она была ограничена в общении с людьми, и ей надо было искать момент встретить Его, когда вокруг было бы немного людей. Лишь здесь, где застала её толпа, повторяющие Его имя и куда Он направляется, она заимела такую возможность. Правда, людей, наоборот, вокруг них очень много, и остановить Его при таком срочном деле, а она знала, что происходит, было неловко, и другая мысль пришла ей в голову – я могу всего лишь прикоснуться к Нему тайком, в такой толпе никто не заметит этого, и этого будет достаточно, я стану здоровой.

Наверное, ей было трудно подойти к Нему, но ей везло, Он сам вроде как направлялся так, что будет проходить мимо неё, и здесь уж она использовала свой шанс. Когда Он оказался рядом, она протянула руку, чтобы задеть хотя бы Его одежду – в самом деле многие касались Его каждый миг, и одним лёгким касанием больше, какая разница? Однако по Его реакции она увидела, что её касание оказалось не просто замечено, но вызвало довольно сильную реакцию Учителя. Как и то, что оно достигло цели, которую она себе ставила. Она поняла, что с этого мгновения она стала здорова. Она была очень рада достигнутой цели, тому, что у неё получилось, и получилось так, как она рассчитала. Но тут же пришло и смущение – она не хотела, чтобы дело получало огласку как минимум потому, что она была нечиста по закону Моисея, и люди могут предъявить ей претензии за осквернение Иисуса. Но когда Иисус, глядя на неё, повторял Свой вопрос о том, кто прикоснулся к Нему так, что взял из Него силу (хотя её количество нисколько не уменьшилось от этого), она поняла, что для Него это важно, да и не хотелось Его разочаровывать. Поэтому она, смущаясь, призналась перед всеми, что сознательно коснулась Его одежды, и что это сработало. Цель Иисуса была достигнута, ещё одна.

Но дочь Иаира также нуждалась в Его помощи, и Иисус продолжил путь. Оставалось немного до его дома, и тут к ним подошли кто-то из его дома и сообщили, что его дочь умерла. Похоже, этот кто-то был из старшего поколения фарисеев, кому не понравилось, что Иаир пошёл просить помощи у Иисуса, и смерть его дочери восприняли с некоторым удовлетворением, как наказание за невнимание к их советам. Грубо и бесцеремонно прозвучало – "дочь твоя умерла, что ещё затрудняешь Учителя?" Это речь не домочадца, не речь младшего к старшему, в доме Иаира старшим был он сам, поэтому понятно, что говорит кто-то из посторонних, не из членов его дома. Это сильно ударило по этому сравнительно молодому человеку, чьи надежды на Иисуса не оправдались – если бы не эта толпа, задержавшая их, не та женщина, что тоже отняла несколько минут. Горечь потери и несправедливости начала наполнять Иаира, и Иисус, понимая его чувства, поспешил поддержать его, давая понять, что ничего ещё не потеряно – "не бойся, только верь". Иаир решил довериться Ему, Кто так сочувственно отозвался на его беду и старался помочь – может быть в самом деле ещё не всё потеряно?

Они пришли к дому, и здесь Иисус начал распоряжаться – с собой Он брал только троих из учеников, Петра, Иакова и Иоанна, которых Он готовил к каким-то особым делам (да, в круге учеников оказалось, что некоторым доверено больше, чем остальным, хотя никто из них ни кем не командовали и не были выше других), а также отца и матери девочки. В комнате, где была умершая, теснились люди, её уже оплакивали – кто-то тут распоряжался кроме хозяев дома, видимо здесь находились авторитетные родственники или представители фарисейства, пришедшие сюда по каким-то делам и оказавшиеся свидетелями болезни и смерти дочери этого начальника синагоги. В этом шуме и гаме Иисусу было некомфортно работать, особенно потому, что этот шум специально контролировался теми, кому Он был не по душе. Хотя если бы дело касалось только Его самого, то вряд ли бы это помешало Ему, но нужны были уроки ученикам, а более всего дело касалось самой девочки. И случайно не было ли столпотворение в этом доме причиной преждевременного ухудшения её состояния и смерти? И всё это только потому, что Иаир решил обратиться к Тому, к кому большинство гостей его дома относилось очень неприязненно. Нужно было дать некоторый урок неприятелям, и Иисус заявил, что нет нужды оплакивать смерть девочки, потому что она вовсе не умерла, но спит. Это привело к тому, что многие тут начали смеяться над ним, но Он сделал это заявление не для спора, и потребовал освободить помещение от посторонних. Кроме шума и суеты в комнате было трудно дышать, и любой больной мог на месте девочки в такой обстановке мог почувствовать себя хуже и даже в самом деле умереть. Иисусу пришлось немного нажать на хозяев дома, чтобы шумящие и создающие беспорядок люди были удалены, и это было наконец достигнуто, и теперь можно было работать.

Иисус подошёл к девочке, взял её за руку и как бы будя её, сказал – "Девочка, встань!" И она открыла глаза, села в постели, а затем вскочила и стала ходить, радуясь жизни. Сейчас в доме было свободно и не было той толпы, что так угнетала её, когда ей было плохо из-за болезни. Иисус велел дать ей поесть, до этого она ела немного, и требовалось поддержать её силы. Родители были удивлены её удивительным выздоровлением и оживлением, она в самом деле выглядела мёртвой, да скорее всего так и было, просто Иисус, то ли глубже других зная природу человека, то ли философски был склонен обобщать сон со смертью, выразился, что она спала, он и о более тяжёлом случае с Лазарем высказывался точно также. Ему, как Творцу было одинаково несложно поднять человека из сна и из смерти… Он попросил никому не рассказывать о произошедшем сейчас, хотя сами Его действия не содержали ничего таинственного, мистического, обрядового или магического, кроме одной тайны – жизни. Но Его врагам сейчас было лучше не знать, что и как происходило за закрытыми дверями.

Однако всё же Иродиаде предоставился шанс, которого она даже не ожидала – у Ирода был день рождения и у него собралось блистательное общество с развлечениями и поздравлениями. Дочь Иродиады вступала в пору расцвета и она выступила с танцем на этом празднике. Её красота сразила многих, её танец совершенными движениями как бы загипнотизировал людей, и Ирод, находящийся ещё и под воздействием вина, пообещал ей до половины своего царства. У самой девушки не нашлось достойных просьб, и она обратилась за советом к матери, и та не упустила своего момента – "проси голову Иоанна Крестителя". Самой девушке такая просьба может быть была странной, но видимо ей было всё равно, и она вернулась к Ироду с готовой просьбой. Ирод сильно расстроился, он не ожидал такой подставы, но на него смотрели множество людей, и терять свою царскую честь он не мог себе позволить (для подобных высокопоставленных людей это кажется невозможным – отстаивать правду под таким давлением, но поэтому этот мир и является отделённым от мира божественного, царство Бога и царство "мира сего" не совпадают). Поэтому спустя десяток минут ей принесли на блюде голову Иоанна, а та понесла это к своей матери…

Хотя Иоанн произнёс перед учениками пророческие слова о своей участи "Ему надо расти, а мне уменьшаться", вряд ли он знал, насколько далеко это зайдёт. Однако как предшественнику Мессии, ему выпало соединить свою судьбу с Его. Если бы Иисус был принят Израилем, то и судьба Иоанна была бы, наверное, совсем иной, но если Мессия будет отвержен, то какой жребий ждёт его? Он оказался предшественником и в смерти… Ученики Иоанна похоронили его и пришли к Иисусу, чтобы рассказать Ему о кончине Его преданного соратника. Для Него гибель предшественника была знаком и Его собственного исхода, это не могло не печалить, не напомнить лишний раз о цели Его появления здесь. Это была высокая цена, но Он не собирался отступать, результат стоил этих трат. Гибель Иоанна также была неким рубежом, после которого Иисус предпринял шаги по расширению Своего влияния, Израиль ещё можно было настроить на здоровый лад.

То, как люди в мире свершают свои дела и решают проблемы, может оставить иной раз очень широкий след и изменить картину общественной жизни. Ирод не поступил по правде, отдав того, кого не должен был выдавать. По сути никто не может обещать нарушить правила или совершить преступление, когда кто-то обещает выполнить любую просьбу, по умолчанию там должен быть включён режим "кроме противозаконных вещей", но в этом мире об этом как-то забывают. Связано это с гибелью вестника Мессии или нет, но взгляд Иисуса стал замечать ухудшение положения народа – "люди были изнурены и рассеяны, как овцы без пастуха". Прошло не меньше года, как Он ходил по этой земле и страна всё ещё не решилась принять Своего царя, и это вело к ухудшению в других сферах, несправедливость умножалась. Если пастух ведёт своё стадо туда, где трава достаточна для овец или коров, то без него животные выедают всё вокруг себя и остаются голодны, хотя рядом имеется избыток корма. Часто массы людей могут жить плохо не потому, что в стране пусто, а потому, что те, кто мог бы доставить необходимое, даже просто указать и распорядиться, не делают этого, и при избытке ресурсов многие оказываются в беде. Этому ухудшению нужно было противопоставить усиление агитации с Его стороны, дать людям возможность лучше взвесить ситуацию и подтолкнуть многих к решительному выбору, висеть в неопределённости не стоило. Для этого Он и готовил учеников – они много видели, как работал Он, и теперь настало время им приобщиться к Его делу. Кроме этого, Он приобщил их к Своим способностям и дал глубже ощутить, что такое Его царство. Они видели восторг обретавших здоровье, но теперь им предстояло оказаться на другой стороне процесса, они сами стали лечить людей.

Всегда, с тех пор, как я стал читать или слышать эти рассказы Евангелия о сверхъестественных возможностях учеников и прочих Его последователей, меня охватывало желание приобщиться к этим способностям. Евангелисты говорят об этом просто – "дал им власть над нечистыми духами и лечить болезни", разве что Лука добавляет, что дал ещё и силу на это. Если бы это был обряд, о нём бы остались хоть какие-то упоминания, но никаких обрядов и таинств Он не совершал. В одном случае описывается, как Иисус дунул на учеников, однако тогда никаких (новых) способностей ученики не получили. Это говорит о том, что с этим наделением силами и возможностями дело обстояло очень просто, и больше всего походит на объяснение чего-то, после чего люди обнаружили в себе то, с чем прежде не сталкивались. Скорее это было как и с исцелениями людей – когда Иисус говорил больному встать и ходить, а пациент обнаруживал, что может это сделать… Так и ученики после Его инструкций смогли ощутить власть над вещами, над болезнями и даже над силами тьмы. С того времени эти способности оставались с ними, как способность ходить или плавать остаётся с человеком навсегда (если, конечно, используется, без использования многие способности и умения могут атрофироваться). Инструктаж, по Матфею, был обилен, больше всего Иисус объяснял им, что они не должны бояться и стесняться своего дела, о том, что их ожидает вражда и неприятие со стороны вождей. Ученики при всей восторженности о том, что они находятся рядом с Мессией, насколько им повезло и выпала удивительная доля в жизни, уже успели заметить, что не все смотрят на их Учителя так, как они, что к Нему придираются и пытаются всячески дискредитировать. Правда, они надеялись, что придёт время и Он ниспровергнет всех Своих противников, и кроме римлян в этот список теперь входили и многие из их собственного народа. Понимали они причины этого неприятия или не очень, не важно, они видели обстановку в обществе, куда большей проблемой было то, что они не понимали предсказаний о судьбе Мессии и ожидали только Его победы над всеми врагами, исключая его Жертву из рассмотрения.

Ученики отправились теперь уже со своей миссией, и говоря слова о царстве Мессии, так же лечили множество людей, как и их Учитель. Им было приказано лечить больных и выгонять бесов, и это у них всё успешно получалось. Они были отправлены по двое, друг с другом, брат с братом, в согласии с теми связями, что уже сложились у них прежде, это поддерживало их в деле. Похоже, что первый их поход по городам и сёлам был недолгим, им нужен был личный опыт публичной деятельности, Иисус готовил их к большим делам. После того, как они вернулись, воодушевлённые небывалым по меркам прежней их жизни успехами – даже демоны повиновались их словам! – Иисус сказал им, чтобы они отправились на отдых в пустынное место, и Сам отправился с ними, чтобы проанализировать их работу, подкорректировать неудачи и отметить сделанное правильно. Этот опыт и его осмысление вместе с прежними временами, когда они наблюдали за тем, как всё делает Он, было практической школой становления будущего апостольства.

Появление в обществе учеников Иисуса с теми же возможностями, что и у Него самого, всколыхнуло народ, об этом заговорили, и слухи дошли до дворца Ирода. Тот особо не вникал в дела религиозные, кажется, его дворец был заповедной зоной для этих тем, но теперь слухи об Иисусе дошли и до него. Он был знаком только с Иоанном Крестителем, и без него вряд ли бы вообще был бы знаком с выполнением древних пророчеств, и его невежество привело его к причудливому искажению сути происходящего – он подумал, что Иоанн, которого он предал, воскрес из мёртвых. Впрочем не он один имел искажённое представление о времени, в котором жил. То, что Иисус набрал и "вооружил" мощную команду чудотворцев и проповедников, произвело впечатление. Игнорировать Его уже не получалось, но те, кто отталкивали от себя идею Мессии и Его времени, выдумывали приход Илии пророка или воскрешение кого-то из сильных пророков допленного времени. Многим хотелось считать, что Иисус лишь предшественник настоящего Мессии, такого, как они хотят, и они толковали пророчества по своему вкусу.

Ученики отправились отдохнуть после успешно выполненного задания, впрочем Иисус и сам отправился с ними, у Него было много о чём поговорить с ними – раньше они были наблюдателями, но теперь после обретения личного опыта их представления намного расширились и теперь могли воспринять от Него куда больше, чем раньше. Но им не дали на это много времени, вскоре любопытные обнаружили их и к ним опять собрались толпы людей, желавших пообщаться с Учителем. Так прошёл день с народом, и люди не спешили расходиться, но близился вечер. Получившие некоторый опыт общения с людьми подошли к Иисусу и озабоченно предложили Ему закончить общение и отпустить народ, потому что они находились далеко от селений, и в дороге многие могут ослабеть. Иисус подбросил им вопрос, как бы накормить этих людей им самим, чтобы люди пошли по своим домам уже подкреплённые. Ответили по разному – одни, что тут надо бы динариев на двести закупить припасов для такой толпы, а людей было тысяч пять только мужчин, не считая женщин и детей. Другие прикинули, что это кому-то из них придётся идти за этими продуктами, и тоже не вдохновились получившейся картиной. Только Андрей, брат Петра, сообщил, что у одного из молодых людей, явно близких ему, есть несколько ячменных хлебов и две вяленых рыбы, только сам же заключил – "но что это для такого множества?" В общем, совещание с учениками пока шло в пессимистическом ключе. Однако же Иисус не стал их мучить и попросил принести сюда те продукты, о которых упомянул Андрей. Не думаю, что тот мальчик считал, что у него отнимают его припасы. Андрей, пошедший за ним, уже догадался, что сейчас будет, и описал другу или родственнику, что Иисус просит одолжить у него еды, и что из этого что-то будет ещё не бывалое. Проблем не возникло, мальчик не отказал и под руками Иисуса оказались хлеб и рыба.

Наконец все насытились, однако по рядам пошли разговоры – если кто не понял сам, ему подсказали более сообразительные, что всей этой еды недавно ещё не было, она появилась из-под рук Учителя. Сколько было выздоровевших людей, сколько разговоров о воскрешённых, но такой реакции до сих пор не случалось, но вот сейчас в одном месте собралось достаточно решительных голов, и они решили, что этому целителю и чудотворцу надо дать самую широкую дорогу. Они говорили "Это именно Тот Пророк, который должен придти в мир". Это было здорово, что они хором признали Его как посланца небес, однако же горячие головы на этом не собирались останавливаться, но нагнетали обстановку – Он должен быть царём! Мышление людей древних времён, да и современных тоже немного отличается – царь должен быть героем, лучшим из народа, и наоборот – герой и лучший должен быть царём. Цивилизационные соображения об образовании и отборе во власть по каким-то неведомым и иной раз мутным параметрам могут вмешиваться и нейтрализовывать народные представления, но всё равно недалеко уходят от базовых понятий. Присутствующие тысячи людей все поддерживали возникшую идею, и Иисус уже знал, что многие сговариваются о Нём, чтобы взять и объявить Его царём, и что будет дальше, никто думать не хотел. Они считали, что Иисус слишком скромничает, а может быть Он как раз и ждёт их инициативы (Он в самом деле ждал, но не царского трона, а признания именно Мессией, и это было существенным отличием)?

Иисус попросил учеников собрать нетронутые остатки пиршества, носивших отпечаток сверхъестественного происхождения, и они набрали двенадцать корзин – Иисус производил материю с большим запасом. Потом Он потребовал от них войти в лодку и отплыть, на что ученики было расстроились – они уже настроились на величайший день в их карьере, они знали о планах народа и собирались принять в этом участие. Однако Иисус заставил их отплыть и сказал, что Сам распустит народ, что было сложной задачей. Но Он справился, и после этого ушёл на гору, чтобы там побыть наедине с Отцом среди природы. Планы людей расстроили Его, впрочем многие из этой толпы очень скоро отрекутся от Него, Иоанн описал их разговор^[36] с Иисусом немного погодя, как они быстро забыли о своих намерениях, и вообще сменили их на противоположные.

Прогнанные ученики плыли по озеру, и опять налетела буря. Один раз в таком положении с ними был Учитель, правда, спавший на корме, а сейчас они плыли без него. Так и хочется сказать, что эта буря была навлечена тем, что они поддались народному энтузиазму сделать Учителя царём без Его на то согласия и даже спроса. Стихия неуправляемой, непросвещённой общественной материи хорошо иллюстрировалась этим штормом, даже если он имел иную причину, чем поверхностное решение народа. Большой опасности не было, но ветер был встречный и сильно затруднял их продвижение к намеченному берегу. Иисус знал о их положении, и отправился к ним, им требовалась помощь. Они приходили сюда отдохнуть и поговорить наедине, но эти планы нарушились, а теперь ещё и непогода вытягивает их силы. У Него не было лодки, но сегодня Он решил показать ученикам, что пределы человека не всегда столь малы, как мы привыкли… Он отправился по воде, пешком, и ближе к утру нагнал их где-то на середине озера, уставших от сражения с бурей. Их эмоции были не позитивные – зачем-то Учитель прогнал их, когда их всех ожидал практически триумф (как бы дальше развивались события они вряд ли представляли себе), и тут ещё давно уже могли бы быть дома, но встречный ветер отбирает все силы. И вдруг недалеко от себя увидели во вспышке молнии фигуру, идущую по воде и проходящую мимо них неподалёку от лодки. Призрак это или ещё что-то сверхъестественное, они не знали, но явление было незнакомое и пугающее, так что они закричали от страха. Иисус тут же подал голос – "Это Я, не бойтесь". Они обрадовались, к тому же очередная реальность невозможного обычным людям шевелила волосы на голове – "неужели и так можно?" Пётр не выдержал, он был довольно азартным человеком, и если Учитель им что-то показывает, то позже как правило приобщает к этим возможностям, так что он, не тратя времени на рефлексию, закинул удочку – "Учитель, если это Ты, то скажи, чтобы мне идти к Тебе по воде". Его ход был отвечен так, как ему и хотелось – "Иди".

Пётр подошёл к борту лодки, и, глядя на Учителя, как Он стоит на волнующейся воде, поднимаясь и опускаясь вместе с волной, бесстрашно шагнул в воду. Даже если бы он не сумел повторить за Учителем этот урок, он умел плавать и страха не испытывал. Когда происходит что-то не по обычным правилам бытия, как правило ощущается нечто, некая сила или поле, под действием которого необычное и происходит, так что Пётр, ощущая момент, воспользовался им, и вода удержала его ноги. Он как и Учитель, стоял на воде и не проваливался, ощущения были необычные, за спиной как бы выросли крылья, так он себя чувствовал в этот момент. Он сделал шаг, другой, и стал приближаться к Иисусу. Однако дойти до Него не получилось, то ли он захотел посмотреть на остальных, как они смотрят на него, то ли стал глядеть как бушует шторм вокруг и при этом отвлёкся от Учителя, но он потерял контакт, приобщающий его к Нему, и вода перестала его держать, он погрузился в воду. В необычных ситуациях легко потерять верное направление и вернуться к "этого не может быть", столь привычному для нас. В нескольких метрах от лодки и от Учителя ему стало страшно, в штормовых волнах легко наглотаться воды и пойти ко дну, и он закричал к Иисусу "спаси меня!" Он протянул ему руку, поднял из воды, и опять дал ощутить себя на удерживающей ноги поверхности, и укорил, что ему не стоило сомневаться. Забравшись в лодку, мокрый Пётр анализировал произошедшее с ним, и хотя было немного стыдно своей неудачи, но в душе звенела музыка соприкосновения с возможно-невозможным.

Люди видели, что Иисус отправил учеников на лодке одних и остался на месте, отпустив их. Затем многие снова хотели увидеть Его, и некоторые опрашивали другие лодки, плававших по озеру, и они знали, что ни одна лодка Его не перевозила. Однако сейчас они видели Его в Капернауме, поэтому удивились – "Учитель, кода Ты сюда пришёл?" Они прикинули, что пешком по берегу Он бы вряд ли успел сюда к этому сроку, удобных дорог вокруг, видимо, тогда не было. Иисус не стал отвечать на этот вопрос, оставляя их самих решать эту задачу и сразу перешёл к главному – "Вы ведь ищете Меня не потому, что видели чудеса, а потому, что ели хлеб и насытились". Чудеса, конечно, делают очень популярным, но они увидели в Нём ещё и надёжность высшего порядка и заботу о себе, что греет душу. Он продолжил – "Обретайте (в оригинале "трудитесь" или "работайте") же не ту пищу, которая портится, но ту, которая сохраняется в вечную жизнь, которую вам даст Сын Человеческий, на котором Бог Отец положил Свою печать".

Фраза звучала немного мудрёно, хотя это в переложении на греческий, на которым мы читаем сегодня эти слова. Евреев явно она сильно не смутила, хотя им что-то в ней не понравилось. Они этого Учителя хотели видеть царём по причине того, что Он так превосходно справляется с любыми сложностями, но понимали ли они, каким будет Его правление? Оно будет лучше многих других, даже лучше всех, но пригодны ли они сами для него, не испортят ли его, неся в него свои привычки и принципы жизни (а то и беспринципность)? И возьмут ли их туда такими, как они есть сейчас? А если возьмут, не взвоют ли они от несовпадения ожиданий с реальностью? Не поэтому ли было сказано, что Его царство берётся усилием? Иисус собрался продемонстрировать им те проблемы, что сидели в них и которые бы мгновенно разрушили бы все их ожидания о Нём, едва бы они сбылись. Услышав, что Иисус не собирается их хвалить и агитировать за Себя, они насторожились и недовольным тоном спросили – "Что нам такого нужно делать, чтобы делать дела Бога?" – в смысле чем они могут угодить Богу, скажет ли Он им что-то новое или особенное, чего не было раньше? В общем, что им делать не так, как раньше, чтобы иметь ту новую пищу, что приведёт их в вечную жизнь?

Он ответил "Вот та работа, что нужна – верить в Того, Кого Он послал". В этом контексте "верить" означает "признать" и "принять", Он уже долго был среди них, они познакомились с Его делами и характером, но не приняв изначально, подвесили это дело в неопределённости и не собирались делать ничего. Сделать царём – пожалуйста, но покориться тому, что Он требует – нет. У людей часто бывает, что они покорны тому, кто жёсток и действует силой, но там, где с ними обращаются "по хорошему", начинают играть в игру, смысл которой ограничить фигуру у власти – "мы воздаём тебе почёт, но требовать чего-либо от нас не смей". Почему-то в случаях, когда расстояние между властителем и другими невелико, эта закономерность наблюдается часто. Когда начальник небольшой и у него нет власти серьёзно наказывать или между царём и дворянством почему-то складываются именно такие отношения. Здесь тоже, люди, хотевшие поднять Иисуса, считали, что Он должен быть благодарен им за это, и будет должен дать за это какие-то привилегии. Но вместо этого они увидели, что это Он требует от них куда большего, чем они рассчитывали, что и стало причиной их недовольства.

Если бы Он встретил их так, как они ожидали, они бы, скорее всего, повторили бы попытку сделать Его царём. А что? – достаточно было бы крикнуть "да живёт царь" или что-то подобное, и объясняй потом, что ты не хотел этого… Толпа, настроенная на это, была огромная, и остальные жители Капернаума с удовольствием бы подхватили, и даже Его умений было бы вряд ли достаточно, чтобы остановить последствия, разве что совсем уж сверхъественные способности пришлось бы употребить. Фарисеи могли, во избежании потери влияния, согласиться с требованием народа, но это в Галилее, а что сказали бы ведущие фигуры Иудеи в Иерусалиме? Нетрудно предугадать реакцию и действия Ирода Антипы, хотя с ним сложно – он был впечатлён Иоанном Крестителем, и мог бы быть склонным к общению с Иисусом, о котором уже услышал немало восторженных отчётов. Правда, если Иисус воспринимался бы им как соперник (а как ещё?), то вряд ли бы Ирод думал о чём-либо ином, кроме как посягательстве на своё благополучие.

Услышав о "верить в Него", люди поняли, что от них требуют решительного и логичного шага. Определённая часть народа уже это сделала, но те, кто принял Его как Мессию, были людьми более здравыми и ответственными, уже понявшими больше других, они не были склонны к безрассудствам. Но эти, с которыми Иисус говорил сейчас, были более ветреными, непостоянными, увлекающимися. Ответственность и решительность, когда начальство ещё не сказало своего слова? – э, нет, это не про них. Поэтому им понадобилась какая-то отмазка, чтобы оправдать свою неопределённую позицию, и она тут же подвернулась кому-то из толпы на язык – "Ты требуешь верить в Тебя? – А какой Ты дашь нам знак Твоей избранности, чтобы мы Тебе поверили? Что делаешь Ты? Вот Моисей, например, давал нам в пустыне манну, и было видно, что Моисей человек от Бога".

Это было нечто – они буквально вчера ели хлеб и рыбу, которые взялись из ничего и из ниоткуда, причём знали это, и как раз поэтому собирались провозгласить Его царём, а сейчас вдруг это перестало быть значимым? Перед тем ужином Он их лечил от любых болезней, они знали, что Он воскрешает мёртвых – и это не знак? Он дал им хлеб и рыбу, и уже этим был не меньше Моисея, но их умы искали как отвертеться от Его требования, и ни о чём ином не думали и не могли сообразить этой жуткой нестыковки их рассуждения. Иисус не стал тыкать их носом, потому что насильственное доказательство открыло бы глупость их слов, но тогда ход событий и их реакций не был бы правильным. Может быть под давлением они и признали бы Его равным с Моисеем, или даже превосходящим его, но тогда они бы затаили обиду, что Он выставил их ошибку напоказ. Иисусу такие капризные поклонники не были нужны, а опровержение их аргумента лишь продлило бы судороги, так что Он пошёл дальше.

Здесь не все чувствовали, что им это нужно – они хотели бы пользоваться Им, но не жить Им. Иисус слишком многого хотел? – на чей-то взгляд да, слишком много, но это было бы справедливо, если бы равный с нами требовал подобного. Иногда такое происходит, но растворение в равном или отдача себя равному себе не плодотворны, не продуктивны (очень мягко говоря). Но с Сыном Сущего дело обстоит иначе – мы уже живём Им, и движемся, и существуем. Только при этом пытаемся добиться ещё и свободы делать всё что захочется и чтобы Он нас при этом обслуживал и обеспечивал. Отклоняющие людей с пути силы тьмы обычно преуспевают в этой работе, и хотя большинство оценивает Бога как благонамеренного по отношению к нам, всё же полностью Его путь нам кажется не совсем приемлемым, нам кажется, что в некоторых, может быть в совсем маленьких моментах было бы лучше, чтобы мы делали по своему, нарушая Его законы, чуть-чуть, не крупно. Это ведь вроде как безопасно и пусть не всем хорошо, но подумаешь, всё могло бы заканчиваться хорошо и сходить с рук, и небольшое наказание можно бы потерпеть. Но эти маленькие делишки маленьких душ не проходят бесследно, они накапливаются. Это для сильного организма маленькие нарушения здоровья могут залечиваться без последствий, да и то без гарантии, но для человека и общества последствия более чем плохие, разве что не сразу проявляются и требуют времени для накопления. А затем наступают кризисы – и войны, и разрушения государств, и массовые убийства. Корни всех этих жутких преступлений – в маленьких грешках, которые мы себе хотели бы разрешать и разрешаем. Перестают работать законы, потому что охраняющие порядок теряют берега, потому что исчезают честные и принципиальные люди, все становятся такими же беспринципными, "как все". Кроме того, насколько маленькими являются эти позволительные шалости-нарушения? По мере привыкания к ним они сильно вырастают, это отношение к ним остаётся таким же, и кому-то уже чья-то кровь кажется лёгким нарушением, вовсе не жутким преступлением. Всё это растёт и развивается, не стоит на месте. Поэтому для настоящей безопасности нужно исключение из дозволенного для себя даже малейших отступлений от справедливости. Если кому-то это кажется скучным, то это большая ошибка – скука вообще-то невозможна для развитого ума, кому интересны знания и науки, кто научился создавать своими руками предметы и вещи. Эти люди легко впишутся в абсолютно безопасный мир, и им не будет казаться неправильным жить в полной гармонии с Сыном Сущего. В конце концов Он же такой же как мы, жил в таком же теле, что и мы, и почему-то не скучал ни мига в своей человеческой жизни…

Ученики, глядя на процесс этого разговора, испытывали нешуточное волнение – разве так приобретают сторонников? Если выражаться терминами современных выборов, то популярный кандидат делал всё, чтобы уменьшить число своих сторонников, сознательно уменьшал количество голосов, которые будут поданы за него. Ну кто же так делает? Между собой они говорили – "какие странные слова, кто это может слушать?" Иисус, подойдя к ним после того, как дебаты в синагоге закончились и люди расходились, ответил им, хотя прямо они Ему ничего этого не говорили – "Это ли вас соблазняет? А что скажете, если увидите Меня возносящегося с Земли? Мои слова духовны, и для людей плотского склада они бесполезны и непонятны. Но на деле Мои слова – дух и жизнь. Впрочем, и среди вас есть неверующие…" Это Он о Иуде, который особенно переживал за произошедшее сейчас, и который очень сильно было обрадовался предложению многотысячной толпы о Иисусе-царе. Было хорошо видно, что многие полностью порывали с Иисусом, и с Ним остались немногие. Видя разочарование этих двенадцати приближённых учеников, Иисус предложил испытание и им, это немного встряхнуло их и привело в порядок их мысли и эмоции – "Может быть и вы хотите покинуть Меня?" Но у этих людей за душой было кое-что значимое, и Пётр, как обычно, выразил общее настроение словами – "Куда нам идти, если слова вечности только у Тебя"? Может быть вышло чуть неловко, в смысле "Мы бы и пошли, но ведь нет никого, вообще никого, хотя бы близко сравнимого с Тобой". Иисус, проведший сегодня важную операцию, до сих пор не практикуемую, всё ещё не отошедший от схватки, добавил – "Не двенадцать ли вас Я выбрал? Но один из вас дьявол". Это было намёк, что чистка рядов как бы не доведена до конца… Но Он не собирался изгонять Иуду, это был намёк, что если хочешь быть рядом с Ним, то нужно соответствовать, в Его присутствии иметь примеси зла неправильно. Они должны были сами изучать себя, движение своих мыслей и чувств, чтобы очищаться и освобождаться от нездоровых вещей, которых ещё хватало у всех.

Надо сразу объяснить один момент, руки фарисеи мыли не по причине грязи. Разумеется, они все были чистоплотны, и от явной нечистоты старались держаться подальше и использовали воду скорее для умывания, чем для питья, если возникала проблема с достатком воды, но именно этот обычай стоял на другой основе, не зря говориться, что они делали это после пребывания в толпе. Среди толпящихся на базаре или ещё где-либо, где людей бывает много, вполне могли быть люди нечистые, и там легко могло произойти что-то типа незаметного осквернения. Если с таким осквернением принимать пищу, то в человека может проникнуть тёмная сила… Может быть понятия об этом могли быть ещё какими-то подобного рода, но они были, они возникли некогда в предыдущих поколения фарисеев, теперь закрепившиеся в качестве жёсткого обычая. Если вы попытаетесь найти причину этому в законе Моисея, который должен был быть мерилом и основой поступков евреев, но этого там нет. Этот обычай умывания рук имел основу в суеверии, но не в здравых началах, и фактически противоречил закону Моисея. По закону Моисея осквернение имело место в чётко обозначенных случаях, и явно случившихся. Если кто-то прикоснулся к нечистому и об этом не знал, то он просто не был нечистым… – таков закон. В законе есть момент о нечистоте дома из-за плесени на стене, там дом становился нечистым лишь после осмотра священником, точнее после того, как священник объявлял дом нечистым. Сам закон давал рекомендацию вынести вещи из дома до визита священника, потому что если он объявит дом нечистым, то всё, что в нём, станет нечистым также, и пользоваться этим будет нельзя. То есть возможно, но прикоснувшийся к ним осквернится. А если те же самые вещи из того же дома вынесены наружу до объявления дома нечистым, то они остаются чистыми. И вот теперь фарисеям не живётся спокойно, и внутренний зуд заставляет их создать проблемы для всех, объявляя наступление ритуальной нечистоты даже если об этом никто не знает… Это правило устраняло законы, данные Богом. Это и пытался объяснить им Иисус в этом разговоре.

Похоже, что собравшиеся здесь никак не были намерены замечать эту проблему, их это не тронуло и кажется, они своим видом дали понять, что обсуждать такие вещи не намерены. Но если они закрылись от осмысления огромной проблемы со своим законотворчеством, то какой мир мог быть между ними? Фактически, они ожесточились и продолжения разговора не последовало, несмотря на начальное их намерение. Иисус, глядя на окаменевшие лица авторитетов, сказал из пророка Исаии – "Хорошо он о вас пророчествовал – эти люди приближаются ко Мне языком, но их сердце далеко от Меня; они напрасно учат заповедям человеческим". Сказать им что-либо Он в этих условиях уже не мог, но рядом находились те, для кого они были авторитетом, и Он обратился к людям, чтобы не этим, не желавшим сомнений, но их пастве объяснить глубину заблуждений их учителей – "Слушайте и понимайте! То, что входит в рот, не оскверняет человека, но то, что выходит из него, оскверняет человека!" Это был ответ на их вопрос, который слышали остальные люди, и который сами фарисеи не готовы были воспринять. Кроме прочем сам факт того, что Иисус отвернулся от них и стал говорить со свидетелями их разговора был как бы невежливым и оскорбительным, так что многие из фарисеев скорее всего обиделись ещё и поэтому.

Ответ был нестандартный – входящее в рот нечистое человека оскверняло, об этом было достаточно статей в законе Моисея, но разговор шёл не о нечистых животных или осквернённым подношением идолу у язычников, а о "неизвестном осквернении в толпе от нечистого человека", несуществующем правиле, поэтому в рамках этой ситуации ответ был исчерпывающий. Сколько не сталкивайся с людьми в толпе, если их осквернение неизвестно, то твоего осквернения не происходит, зато то, что говорили фарисеи, вытесняя изначальные законы и фактически меняя этим сам Завет, было оскверняющим. Более того, если бы человек в самом деле столкнулся с явно нечистым по закону, объявляющем о своей нечистоте, то тогда омовение рук было совершенно бесполезно, потому что в лучшем случае нужно было омывать всё тело в конце дня и пройти очистительную процедуру, а в худшем ждать очищения пришлось бы неделю.

Наедине ученики сообщили Иисусу, что фарисеев Его ответ то ли соблазнил, то ли шокировал, то ли обидел и возмутил – слово "скандализо" означает всё это. Они не ожидали такого поворота с их учением об осквернении, "что выходит изо рта". Видимо, кто-то из них оставался рядом с ними и видел их реакции, когда Иисус обратился к народу. Для кого-то более разумного из учёных это был разгром их идеи и они подумали, что от этой их традиции можно отказаться и прекратить заниматься этими ритуальными омовениями, когда хватало обычных, для таких это был соблазн освободиться от напрасных изнуряющих их самих действий. Большинство же просто возмутилось и закипело от ловкого хода их противника, но они искали и не могли найти опровержения аргументов Иисуса. Он в ответ ученикам сказал, что всё, что не исходит от Бога, должно быть и будет искоренено из быта и представлений человечества, всё искусственное должно уйти и освободить место здоровым началам. Он добавил – "оставьте их, это слепые вожди слепых; если же слепой ведёт слепого, то оба упадут в яму".

Пётр, не удовлетворяясь всем услышанным спросил о дополнительных объяснениях, как это "не входящее в рот оскверняет, но выходящее из него". Иисус изобразил некоторое возмущение – "Неужели до сих пор не поняли?" Он пошёл простым путём, и из Его слов видно, что осквернение от приёма осквернённой пищи Он признаёт – "Всё принятое внутрь, со временем выходит наружу, чем тело и очищается от съеденного, но то, что человек говорит (что выходит изо рта), исходит из сердца", из характера, и если этот характер плохой, то говорятся злые слова и происходят злые вещи, оскверняющие всё вокруг. "Вот это всё оскверняет человека, а есть неумытыми руками (то есть Он имеет ввиду лишь этот аспект, а не нечистую еду или опьянение или наркотики) не оскверняет человека".

Поскольку визитёры из Иерусалима могли обидеться, что их протянутую руку (они могли так думать) отвергли, была опасность, что они начнут мстить. Поэтому Иисус предпочёл удалиться на окраины и даже дальше, поскольку в Капернауме Он уже не был вдали от центра, к Нему пришли и сюда. Сейчас Он удалился в окрестности Тира и Сидона, на северо-запад. Евреев здесь, если и было, то немного, поэтому здесь Его мало кто знал, и они могли немного отдохнуть от многолюдства. Однако нашлись те, кто узнал Его. Одна женщина, увидев Его, кинулась к Нему и стала просить о своей дочери, у которой болезнь была не физическая, её мучили демоны. Этот случай предоставил Ему возможность кое-что прояснить для учеников, и Он воспользовался им. Традиция в еврействе рассматривала язычников как лишённых возможностей их завета с Богом, и упрощённость и примитивность многих вносила в это дополнительные искажения. В те времена было невозможно говорить о том, что евреи правят миром или имеют какой-то заговор против стран и народов, они были сами в бедственном положении и зависимости от римлян, но всё же к другим народам относились как к лишённым расположения Бога и заслуживающими всяких бед. Себя они воображали лучшими, презирая других. Ученики Иисуса уже были научены кое-чему на примере с самарянами, то есть были в лучшем состоянии, чем большинство евреев, но и им нужно было показать вред и неприемлемость их чувства национальной исключительности. Поэтому Иисус перед ними изобразил нечто наподобие фарисея, как реагировал бы человек из той среды. Он молчал и не реагировал на просьбы женщины. Удивительно, что она не обращала внимания на Его равнодушие, а продолжала упрашивать Его о помощи, зная, что Он никогда никому не отказывал. Видимо, каким-то образом, даже не знаками, а чем-то более тонким, Он вдохновлял её не отступаться.

Для учеников такое явное безразличие Учителя к пациенту было удивительным. Да, для многих такое обращение с язычниками было обычным делом, но не для Иисуса, которого они знали. Не решаясь прямо высказать своё недоумение, они стали просить Его, чтобы Он как-то помог женщине, отпустил её. Иисус был доволен, что ученики не вынашивают дух национальной исключительности в той мере, как многие, но Его урок ещё не закончился. Отвечая ученикам, что слышала и просительница, он сказал – "Я послан только к погибшим овцам Израиля", как бы оправдываясь, что не имеет полномочий помогать другим народам. Женщина подошла ближе и с поклоном снова просила помочь. Он ответил пусть не грубо по тону, но по содержанию это было оскорбительно, именно так, как мыслили евреи внутри себя – "нехорошо взять хлеб у детей и бросить собакам". Пожалуй, даже учеников покоробили эти слова, но женщина хотела помощи своей дочери и не была склонна замечать оскорбление. Вместо обид женщина выдала весьма достойный логический ход, разрушивший стену отчуждения, которую Иисус изображал в воспитательных целях – "однако псы едят куски, что падают со стола хозяев". Ответ был гениальный, мрак мгновенно рассеялся, и Иисус растроганно воскликнул – "О женщина, велика вера твоя!" Он сообщил, что её желание исполняется, и вернувшись домой, она обнаружила свою дочь полностью здоровой и свободной. Ученики же увидели, что претензии их народа на исключительность очень сильно переоценены, и реальность совершенно другая. Этот урок, хоть немного и жёсткий, будет очень нужен и полезен, когда церковь будет призвана расширить свои границы.

После некоторого отпуска за пределами еврейских земель Иисус вернулся к Тивериадскому озеру. Многие из поверивших в Него прежде, особенно из накормленных сверъестественно полученной пищей пяти тысяч, разочаровались в Нём, к тому же пропаганда против Него также держала кого-то вдали от Него, однако поток людей к Нему продолжался – больных и людей с физическими проблемами Ему хватало надолго, и кроме Него, вряд ли кто им мог помочь. Ощутить себя снова на ногах, с работающими руками или глазами и ушами, снова ярко и чётко доносящих до мозга информацию о мире, полном цвета и звука, ощутить силы для любого дела – это стоило очень дорого для любого исцелённого Им. Пусть не все из них проявили достойную благодарность или стали Его верными последователями, однако впечатление о моменте выздоровления у них оставалось яркое и неизгладимое. В Его присутствии исчезала депрессия, обретался смысл жизни даже если обстоятельства человека не менялись. Так что праздник присутствия Мессии на планете продолжался для всех желающих.

В этот раз толпа находилась при Нём долго, целых три дня люди оставались с Ним, хотя припасов с собой мало кто принёс, так что уже сам Иисус озаботился их здоровьем – в Его присутствии многие не ощущали себя теряющими силы от голода, но этот энтузиазм всё же мог привести кого-то к проблемам, и Он не хотел, чтобы люди теряли силы из-за голодания. Наверное, ученики были усталыми и замотанными куда больше всех остальных, и когда Он представил им озабоченность здоровьем людей, их способностей хватило только на минимальную оценку затрат – "да где здесь в пустыне взять столько хлеба?" Иисус не стал напоминать им недавний опыт и укорять за неверие или слабую память, а прямо подсказал – "Сколько у вас есть хлеба?" Они ответили, что семь хлебов и пару рыб (может быть здесь их память начала работать, но вслух они не стали ничего говорить). Потом повторилась прежняя история с насыщением пяти тысяч, разве народа было немного меньше, четыре тысячи. Также точно ученики разносили хлеб и рыбу, и потом также собирали неиспользованные куски в корзины, которых набралось семь.

Уплыв от накормленных людей, Он с учениками приплыл в другое место. Недавно Он покритиковал предания и систему взглядов фарисейства, после чего был вынужден покинуть пределы Израиля. Похоже, что Его отказ идти на сотрудничество, которое Ему вроде как хотели предложить (обставив это как покорность их системе), ещё не привёл к полному разрыву с ними, но в этом месте Его ожидало продолжение попыток взять Его под контроль. Похоже, политика велась скоординированная, эмиссары из Иерусалима передавали методички, что надо выяснить у Него или на что давить. Здесь у Него пытались вытребовать знамение с неба. Это могло быть заманчивым предложением для Него, в древние времена дававшего многие знаки многим людям, и сейчас было несложно устроить такое, явный знак вроде бы мог закончить споры о Нём – вот сделай что они просят, и как только все увидят, что Он может это делать, руководство сразу согласится, что да, это Мессия. Вот только такое представление было бы наивным.

В прежние времена знаки и знамения давались обычно чтобы подкрепить человека, в достаточной степени верящего, и если и имеющего сомнения, то непринципиальные, которые легко рассеивались после удостоверения со стороны Бога. Это было скорее уверение, что Бог поможет именно ему, не оставит без внимания и заботы. С фарисеями же ситуация было другая – уже заказывая знамение, они заранее были настроены на то, что не признавать результаты, чтобы придираться и обвинять в нечестной игре, как было в последних репортажах Иеремии из народа после разрушения Иерусалима, когда они спросили его, что им делать, и отказались выполнять его ответ, хотя до этого клялись, что сделают всё как он скажет. Будь они настроены на то, чтобы оставить свои личные разработки и согласиться с божественной волей, им тогда просто не требовались бы знаки и чудеса по заявкам. Допустим, что не все из них присутствовали на массовых исцелениях (хотя были случаи, когда Он исцелял у них на глазах), производимых Им, но ведь из них самих были исцелённые Иисусом. Множество народа рассказывали личные опыты обретения здоровья, были случаи и воскрешения умерших, и имея столь обширную статистику, требовать ещё одно дело из того же разряда сверхъестественного? Если они уже игнорировали всё, сделанное Им, то какой смысл был доказывать им ещё что-то? Зная настрой противников, стали бы вы делать что-то из того, что они требуют якобы чтобы поверить вам, зная, что они проигнорируют это или извратят? Вот и Он не стал плясать под их дудку. Марк, как обычно, подмечая Его личностные реакции, пишет, что "Он, глубоко вздохнув, сказал – Для чего этот род людей ищет знамения с неба?" Разоблачая их цели, Он высказался о них – "Вечером вы говорите, что завтра будет хорошая погода, потому что небо красное. Но наутро вы говорите, что будет ненастье, потому что небо багрово с утра". Тонкий намёк, что они легко меняют свои слова, хотя в предсказании погоды часто бывает, что вчерашний прогноз не работает, и утро вносит сильные коррективы. "Лицемеры, вы умеете читать знаки неба, а знаков времени не можете". Судя по контексту, это должно было звучать как "не хотите". Знаки времени – это Он о пророчестве Даниила, и эти люди все имели понятие о семидесятой "неделе", первая половина которой сейчас шла, и в середине которой Мессия должен был быть предан смерти. После этого Он отказал им – "Род лукавый и прелюбодейный ищет знамения, и не будет ему знамения, кроме знамения пророка Ионы". Иона пробыл в животе у кита три дня, и Иисус заранее готовил их к Своему освобождению из их власти, когда Он попадёт в их руки на некоторое время.

Дальше разговаривать с этими людьми было не о чем, однако от них было бы непросто отделаться, останься они здесь, поэтому Иисус направился опять к лодке. У них почти не было запасов, и ученики думали, что смогут закупить какой-то еды здесь, однако они не успели сделать этого, оставшись с Учителем и слушая Его разговоры с местными. Теперь им пришлось покинуть этот берег. Когда садились в лодку, Иисус, всё ещё не отошедший от общения с людьми, заранее настроенными на провокации и недобрые замыслы, которых многие из нас охарактеризовали бы очень нелестными выражениями, выдал сентенцию – "Берегитесь закваски фарисейской и саддукейской", имея ввиду, что это те, кто перенял их мышление и их цели, теряет истину. Религия и мировоззрение этих сообществ было тяжко поражено чем-то, сильно ограничивающим их возможности быть приятным для Бога и подходить Его целям. Сегодня бы подобное могли выразить как "Это фарисей. Он всегда хочет спастись и для этого готов на любую хитрость. Не будь как он"… Однако ученики, ощущая вину за упущение с припасами, придали Его словам совсем иной смысл. Им показалось, что этим Он так тонко намекнул им, что они не купили хлеба, как бы: "Не успели? Остались без хлеба? Бережёмся фарисейской закваски?" Это было странное понимание Учителя. Разве Он когда-нибудь поддевал их, даже в самых очевидных провалах? Подшучивал ли на их слабостями? Он же наоборот, тщательно работал над ними, чтобы поднять их, поощрить к подвигам и достижениям. О Нём издавна предсказано как о том, Кто "трости надломленной не переломит, и тлеющей нитки не погасит", а тут вдруг Ему приписали такую издевательскую интонацию. Я склонен видеть здесь влияние Иуды, он один из всех не поддавался, или, лучше сказать, меньше всех поддавался влиянию Учителя. Он считал себя самым лучшим из всей это полуграмотной толпы, и если среди них случались какие-либо проблемы, часто это были его происки. Это как раз он мог бы так подшучивать над ними в подобных ситуациях, но не Иисус.

Прошло примерно два года с тех пор, как Иисус начал общественную деятельность. Было бурное начало, когда исцеления больных принесли Ему очень широкую известность. Это же обстоятельство настроило вождей Израиля против Него, так как они ощутили в Его популярности угрозу своему положению. Впрочем этого бы не произошло, если бы они были с Ним одного поля ягода, но увы, фарисейское движение изначально не было здоровым, и теперь им никак не хотелось "поступаться принципами", своими наработками, не хотелось публично признаваться в отступлении от изначальных принципов Завета. Чем больше была очевидна их неправота, даже для них самих, тем упорнее они пытались противостоять Ему. Уступить Ему им казалось невероятным позором, потерей сторонников, потерей лица, авторитета и прочих подобных вещей. Отдельные люди из их среды принимали Его, но их голоса либо вообще не звучали в Его пользу, либо игнорировались большинством. Они опасались потери влияния на народ, но видимо зря опасались, потому что народ всё же слишком много глядел им в рот и почитал их авторитет непререкаемым. Иисус был для народа представителем этой же компании, и Его уважали как одну из фигур еврейского, если так можно выразиться, Олимпа. Из-за чудес и исцелении больных Он был известен больше других, но всё же не настолько, чтобы не слишком чётко и последовательно мыслящее большинство осознало разницу между Ним и остальными.

Сейчас назревало качественное изменение ситуации в обществе, и было время, когда стоило подвести промежуточные итоги Его миссии в этом мире. Сам Он понимал ситуацию в этом мире, но было важно, чтобы и ученики имели представление о происходящем, поэтому Он озадачил их вопросом – "кем Меня считают люди?" Они в своём недавнем путешествии с миссией много взаимодействовали с людьми, так что как раз они владели некоторой статистикой людских мнений. Вопрос не поставил их в тупик, они не задумываясь выложили, что у многих бытует мнение, что Учитель из Назарета является ожившим Иоанном Крестителем (не исключено, что они были похожи, являясь пусть дальними, но родственниками), другие вернувшимся на Землю Илиёй, третьи – одним из великих пророков прошлого, ожившим из мёртвых. Это было странно, что сказанное о Нём Иоанном Крестителем не хотели принимать во внимание, зато давали волю фантазии.

Это было то, что слышали ученики о Нём. Однако как они сами представляли Его людям, когда слышали их толки? Соглашались ли они с людьми или у них было, что им сказать и объяснить ошибки? Они проповедовали толпам, что на Земле сейчас находится Мессия, набирающий в Своё царство команду, что по рождению в него не попадают, и может быть могли считать неважным, как именно этого Мессию люди себе объясняют, главное что Он есть. Однако же о Его личности и природе было важно иметь правильное представление, и Христос снова спросил – "А кем Меня считаете вы сами?" Не уверен, что все имели чётко сформированное понимание, но Пётр ответил за всех, ни мало не сомневаясь в мыслях остальных – "Ты Мессия, Сын Бога живого". Это было правильно и здорово, однако пришло время, когда обстановка в стране и обществе изменилась, и фарисейская верхушка, видя невозможность сотрудничества с Ним на своих условиях, принялась изобретать способы как-то остановить Его. И Иисус сказал ученикам, что во всеуслышание проповедовать о том, что Он есть Мессия, уже не нужно, исторический момент таков, что этот вопрос надо снять и не провоцировать врагов на крайние меры. Народ получил достаточно свидетельств и кто хочет, может делать выводы. Возможности работы Иисуса сужались, всякий Его успех вызывал зависть и ненависть у религиозной элиты. Мобилизовать Израиль становилось всё труднее, и это не была Его вина. Однако Его главная задача напротив, облегчалась – Его жертва за человека в условиях враждебности верхов становилась вопросом времени, тогда как если бы Израиль принял Его и стал работать на Него, нужно было бы изобретать изощрённые способы, чтобы какие-то враги захватили Его и довели древние планы до исполнения.

Однако же то, что Пётр и остальные это поняли, не стоило оставлять без внимания, и Иисус отметил его успех в постижении непростых вещей – "Блажен ты, Симон, потому что это тебе открыли не плоть и кровь, но Мой Отец небесный". Назвать похвалой это сложно, он бы был молодец, если бы догадался об этом сам по себе, однако же размышления (а они думали об этом серьёзно) о таких вещах приводят разум человека в соприкосновение с высшими материями, что и сказывается в таких результатах. Но и с другой стороны, если бы Пётр не напрягал мысль в попытках понять Иисуса, то ему ничего бы и не раскрылось, небесные силы прошли бы мимо равнодушного к этой теме. Пётр от этой похвалы не загордился, не стал считать себя лучше других, он воспринял всё это правильно, и Иисус мог продолжать, у Него было ещё кое-что сказать им всем очень важного.

"Ты – Пётр" (или "ты Кифа" в оригинале), это нужно понимать именно как "ты – камень", и Он сказал следующее: "на этом камне я создам Мою Церковь, и ворота ада не одолеют её". Еврейское имя Петра было Симон, но Он использовал его прозвище, данное ему в их кругу. Пётр имел характер, по которому это имя и было дано, но всё же не всегда он соответствовал новому имени, впереди была долгая дорога к совершенству. Он сказал, что "на этом Камне" создаст организацию, что выдержит испытание лучше, чем Его предыдущий проект "Израиль", однако же Церковь не была заменой Израилю, а его продолжением. Церковь будет стоять крепко, потому что её фундамент этот Камень, не Пётр, как может показаться, не конкретный человек, он лишь пример и проявление сути великого Камня. Христос здесь использует образный язык, язык мудрецов и пророков, поэтому будет упрощением считать, что лишь один Пётр был главой церкви, которая истинная. Кстати, почему сразу главой? – Камень лежит в основе здания, а главой называют верхушку здания… В общем, Он создавал новую систему на Себе, как фундамент и как верхушка, потому что Он есть альфа и омега, в отличии от Петра, Пётр же оказался лишь отражением и образцом нужного Камня.

Описав ученикам их полномочия и перспективы, Иисус впервые приоткрыл им о том, что с Ним должно случиться на самом деле (знай они Писания лучше или изучай они их самостоятельно, они и сами могли бы это знать). Они ожидали Царя на троне Давида, однако же сначала Ему нужно было стать Жертвой, чтобы имя Давида и сам Давид имели будущее, да и прошлое чтобы не оказалось напрасным. Всё прошлое свершалось в долг этой Его жертвы, без неё всё бы вымерло само или было бы уничтожено. Сейчас же приближалось время сделать запланированное, примирить нарушителя с Законом ценой гибели Поручителя. Он сказал ученикам, что Ему остаётся уже не так долго быть с ними, и в Иерусалиме Его ожидает смерть, организованная правящими кругами. И что это просто должно случиться, что так надо, так предсказано в пророчествах и всей системе жертвоприношений с начала времён. И тут Пётр проявил другую, не "каменную" сторону своей природы, или может лучше сказать, что он перестал быть "камнем".

Пётр, недолго думая, отозвал Учителя в сторону, и внёс свои предложения и соображения, что Ему никак не стоит попадать в руки Его ненавистников, и уж тем более умирать. Странно, что он не стал делать этого при всех, но видимо решил, что у Учителя могут оказаться более глубокие резоны для того, о чём Он говорил, а он может попасть впросак со своей горячностью, так что на всякий случай подстраховался. И он услышал резкие слова в свой адрес, хотя может быть они были направлены к тому, кто подталкивал его сказать это Учителю? "Отойди от Меня, сатана! Ты думаешь не о том, что в планах Бога, а по своему, по человечески. Ты Меня соблазняешь" пожалеть Себя, отказаться от того, зачем Я пришёл… Пожалеть Себя означало отказаться от человека, дьявол предлагал Ему ещё вначале обойтись без борьбы, теперь один из ближайших учеников туда же. Остальные ученики были рядом, и может быть даже слышали их разговор, так что Иисус повернулся к ним и объявил о некоторых важных принципах Своего правления – "Кто хочет идти за Мной, тому нужно отвергнуть себя и взять свой крест, нести его за Мной". Уже прозвучала и тема креста, худшего вида казни у римлян. Эгоизм, своя рубашка ближе к телу и прочие постулаты самосохранения со времени падения человека приобрели повышенное влияние, и, собственно, здесь корень множества проблем. Альтруизм природе человека мало свойственен, и одним из главных препятствий на пути восстановления человека стоит эгоизм, предпочтение себя другим. С этой проблемой нужно справиться, сознанием и помощью Его воздействия нужно поставить себя и других в одинаковое положение, в равное, почему вторая половина Закона звучит как "люби ближнего как себя".

В этом разговоре Иисус упомянул, что некоторые из присутствующих очень скоро смогут увидеть царство Бога как оно есть, в его силе, в полный рост. Большинство людей как правило не могут попасть туда, хотя Енох и Моисей с Илиёй уже находятся там, но это исключение из правил. "Нормальные" люди всё же проходят через смерть, и избежать её получится лишь у тех, кто будет жить в заключительное время истории. Да, эта история, история Земли и её народов, как и развитие человечества в текущих условиях, в самом деле имеет конец, и ушлый Фукуяма использовал понятия из христианства, разве что осовременив "конец времён". Ученики, услышав от Учителя очень обескураживающие сообщения, были склонны упасть духом, и требовалось немного показать им закулису происходящего, чтобы это поддержало их и сейчас, и особенно тогда, когда наступят дни тяжелейшего для них кризиса. Правда, большая часть учеников защитилась от известий о Его гибели от рук властей несколько иначе – их подсознание просто загнало эти слова Христа куда-то подальше (и они этому не препятствовали), что помогло им не переживать сейчас, но зато создало повышенные проблемы потом.

Прошло около недели, и Иисус взял с Собой троих приближённых к Себе Петра с Иаковом и Иоанном, пошёл на одну из гор, чтобы они провели время там вместе с Ним. Наступил вечер, когда Он разговаривал с Отцом в форме молитвы. Он часто проводил так время отдельно от всех, но в этот раз взял с собой представителей из близкого круга друзей. Восхождение наверх, особенно после тяжёлого дня, утомляет, и ученики были склонны отдохнуть. Они свершили свои молитвы рядом с Учителем, но для Того они были скорее формой отдыха, для них пока непонятной. Они начали засыпать, и лишь Иоанн, скорее всего, ещё наблюдал за Ним, и заметил, как Учитель начинает светиться. Потом наступил свет, и от сияния проснулись и остальные. Со своих мест они видели, что светится не только сам Иисус, но даже его одежда. Обычно большинство предметов имеют лишь цвет, но светиться не могут, лишь отражают свет, здесь же одежда излучала, может быть не сама по себе, а потому, что прикасалась к Его телу, преображённому под воздействием божественной природы Иисуса. Иисус был не один, рядом с Ним были две фигуры, тоже светящиеся. Знали ли они сразу, по рассказам о древней истории или узнали из услышанных разговоров их с Учителем, мне непонятно, но они могли слышать, о чём был разговор, в который их не вовлекали. Это были Илия и Моисей, один представитель тех, кто живым попал в небеса, а другой прошёл через смерть. Они говорили о том, что вскоре должно произойти в Иерусалиме, о надвигающейся развязке. Советы от Моисея были ценны, потому что тот мог рассказать, что ощущает умирающий, и что он же ощущает, когда жизнь ему возвращают. Илия же свершил редкое и почти небывалое в своё время, прошёл страх и разочарование, но успел много достигнуть в развитии себя. Ради того, чтобы свершения и достижения этих двоих (а ещё был Енох) не оказались напрасными, Ему нужно было довести Свои же собственные планы до конца, то есть взять на Себя вину людей и, отождествив Себя с человечеством, встать под возмездие Закона. Мало того, Он ещё не просто взял на Себя их наказание, мало того, что взял их вину, Он ещё стал в самом деле виноватым во всех их грехах, более того, стал грехом, его олицетворением. Обычно в новозаветных Писаниях пишут "Не знавшего греха Он сделал жертвой за грех", но слово "жертва" добавлено при переводе, то есть оригинал говорит "сделал грехом".

Огромнейшей проблемой было, что Он мог отказаться от жертвы, Его никто не заставлял это делать, только люди бы погибли. Все. И даже те, кто уже был в небе. Потому что их спасение не было бы ничем подтверждено. Также даже само благополучие остальной вселенной стало бы подвешенным в незаконченности, обвинения Люцифера не были бы ниспровергнуты достаточными и убедительными аргументами. То есть всё созданное могло бы оказаться непрочным. Принцип, что "Бог есть любовь" не был бы подтверждён. В общем, отступить Он не мог, Он не мог бы после этого ни уважать Себя, ни продолжать творить. Однако же в Его человеческом теле (наверное, как и в остальных вариантах) был силён инстинкт самосохранения, и он давал о себе знать, когда решительное время стало приближаться. Общение с этими людьми, прошедшими похожие опыты, могло помочь, и оно помогло. И ученикам тоже, впоследствии это удерживало их от окончательного разочарования.

Можно представить себе, в каком состоянии были ученики, наблюдая за открывшимся их глазам. Оказывается, Учитель был куда больше, чем они себе воображали. Не зря они верили, что это настоящий Сын Всевышнего. Сейчас они убедились в этом. Правда, присутствовал немалый шок, это видно на примере Петра, который не мог удержаться от того, чтобы не сказать что-то по ситуации, но произнесённое им имело отдалённый намёк на смысл – "Учитель, нам хорошо здесь. Давай сделаем три шалаша – Тебе один, другой Илие и третий Моисею…" Он не понимал, что говорил, а выразить что-то хотелось. Он сказал это, когда беседы Учителя с небесными визитёрами закончились, и посетили уже собирались уйти. После слов Петра вершину горы окутал туман, скрывший от них всё вокруг. Ученикам стало страшно, но тут как бы сам туман заговорил с ними – "Это Мой любимый Сын – слушайтесь Его". Получается, Сам Отец пришёл сюда третьим посетителем, поддержать Сына и также ласково коснуться Его любимых и верных последователей.

Иисус спросил фарисеев, о чём они спорят или в чём обвиняют, но пока те собирались ответить, а Иисуса обвинить им почему-то было намного труднее, чем учеников, и им было сложно сразу перестроиться с избиения беззащитных и растерянных на разговор с их Мастером. Придирки и противоречия вдруг куда-то потерялись. Они так и не успели объясниться, в разговор вступил человек, кто был косвенной причиной споров и проблемы. Он рассказал, что его сын тяжко одержим, с ним нечто напоминающее эпилепсию, однако приступы случались почему-то именно в моменты, когда он находился рядом с водой или огнём, так что мальчик мог легко погибнуть, эта сила его толкала туда, так что за ним нужно было постоянно следить. Этот человек привёл сына к Нему, а Он как раз отсутствовал, оставшиеся же ученики не смогли изгнать этого духа.

Эта история привела Иисуса в состояние, близкое к негодованию, Он довольно крепко выразился в сторону тех, кто подвёл Его перед людьми – "Ну что за ненадёжные (мне так и слышится здесь "двоечники")! Сколько ещё терпеть вас!? Сколько ещё быть с вами?" Судя по Его негодованию, все они могли без особого труда справиться, но по какой-то причине не сделали этого. Но сначала надо было решить проблему этой семьи, и заодно показать ученикам, напомнить о правилах и безопасности. Он попросил отца привести сына сюда, к Нему. Едва этот мальчик появился в поле зрения Иисуса, начался приступ (от всего лишь присутствия Иисуса никакие демоны своих жертв не покидали, нужна была команда для этого). Иисус не торопился оказать помощь, он стал разговаривать с отцом, спросив об истории болезни. Тот кратко рассказал, и добавил – "если что можешь сделать, помоги нам"…

Иисус не зря начал разговор с отцом, явно проблема началась с атмосферы в доме, где дети не имели сильной защиты, какая должна бы быть в каждой доме, каждой семье. Характер этого человека уже заметен в этой оговорке "если что можешь". Это он говорит Христу, поднимавшему мёртвых, умножавшему пищу для тысячных толп. Бывает, что одни сильны умом, кто-то волей, а кто-то слабостями… Если измерять недостатки людей, то они тоже могут быть большими и сильными, не только сильные стороны человека, но и слабые. Некоторым людям хочется сказать – если бы ту энергию, что направляете на эмоции жалости к себе или окрашивания мира в чёрный цвет, потратили на то, чтобы выйти из проблемы, вы бы свернули горы… Очень похоже, что этот человек был из таких, и в немалой степени был причастен к возникновению болезни сына, хотя, конечно же, и подумать не мог, что его поведение может настолько повлиять на ребёнка.

Вылечить лишь сына не могло бы гарантировать от новых проблем, если не изменить кое-что у отца, и Иисус начинает лечение с него – Говоришь, "Если Я что-то могу?" – "Нет, это если ты можешь хоть сколько-нибудь верить, потому что тому, кто верит, возможно всё". Слова, как раз нужные этому человеку, достигли цели. Наверное, Его присутствие особым образом расширяло разум (впрочем, "наверное" здесь лишнее), и этот человек увидел свою проблему, видимо он многократно слышал от людей критику в свой адрес, и сделал правильный шаг, в правильную сторону. Правда, его многолетняя въевшаяся во внутренности привычка была сильна в нём, однако же он уже понимал её гибельность, поэтому, не в силах найти точку опоры на долго (если он мог верить сейчас, в Его присутствии, то не был уверен, что это останется в нём завтра, когда он будет дома в привычной обстановке), он взмолился – "Я верю, помоги моему неверию". В таких случаях перемены даже сам человек может не замечать, однако же внутри появляется нечто новое, и пусть это качество поначалу слабое, но по мере его использования характер закрепляется на новых границах.

К ним начала собираться толпа, и Иисусу не хотелось присутствия рядом с этим человеком, в котором зарождались новые черты, людей, заряженных спорами и выискиванием чьей-нибудь неправоты, поэтому Он приказал демону покинуть свою жертву – "Дух немой и глухой, приказываю тебе – выйди из него и больше не входи!" Этот дух делал мальчика неспособным к общению, хотя физически у него все органы слуха и речи были в порядке, проблема была на уровне управления. Последующая встряска мальчика показала, что демон крепко сидел в нём, и неохотно разрывал налаженные связи. Вполне возможно, что та властность и закреплённость демона, засевшего в мальчике, внушала ученикам Иисуса, пытавшимся его изгнать, ощущение "правильности" и "закономерности" его пребывания в нём, так что у них не хватило запала сражаться с ним. Впрочем, не только в этом было дело. Мальчик после того, как его сильно тряхнуло, упал как мёртвый, так что многие подумали о его смерти, но Иисус взял его за руку, и он поднялся, здоровый и невредимый. Иисус подвёл его к отцу, и тот сейчас ощущал, каким его сын должен был быть всегда, и как нужно беречь эти наступившие мир и тишину в разуме и душе.

Когда они остались одни, ученики подошли с вопросом, почему они не были способны изгнать этого беса. Иисус ответил им словами, что для таких случаев нужны пост и молитва. Дело не в том, что какие-то бесы сильнее других, а в состоянии самого целителя. В этом случае они были несколько в ином состоянии, принципиально ином состоянии духа – Учитель ушёл с тремя из них, которых Он почти всегда брал с Собой везде, когда остальные не удостаивались такой привилегии. В их глазах это казалось иногда не очень справедливо, и кое-кто, особенно Иуда Искариот, претендовавший на более высокое образование и особое понимание Учителя, ревновали Его к этой троице. Из-за этой то ли зависти, то ли расстройства, что их не взяли, они потеряли связь с небом, и именно из-за этого в час испытания оказались неспособны проявлять те дары, которыми их в избытке наделил Учитель. Им требовались посты и серьёзные обращения к Богу, чтобы обрести постоянство и умение заниматься своим делом на своём месте, научиться быть счастливыми от любого дела и любого места, где они бы ни оказались, не смотреть на более выгодное положение или успех кого-то другого. Этот их провал сегодня принёс дополнительные очки его недругам, настраивающим народ против Него, и это было плохо. Если бы они не завидовали Иоанну с Петром и Андреем, то вполне бы справились и с этим демоном. Иисус особо подчеркнул, что потеряв здоровый настрой, они потеряли контакт с небом, а с этим и веру – "Если бы вы имели её размером хотя бы с горчичное зерно, и сказали бы горе переместиться куда-нибудь, она бы послушалась вас, и для вас не было бы ничего невозможного". И кто там говорит, что религия унижает человека или делает его маленьким и ничтожным?

В этом мире такие возможности слишком уж непривычны, однако же Христос почему-то подчёркивает не то, что бы всемогущество человека (которое даже в максимуме всё же будет несравнимо с Его), однако тем не менее это возможности, что нам кажутся почти божественными. Может быть поэтому никакие традиции, существующие сегодня, не развивают эту тему, а большинство из них вообще учат противоположному и ведут своих адептов в обратную сторону. Законодатели мод в христианстве – католицизм и восточное православие исторически обслуживали власть предержащих, католицизм же даже царей пытался держать в узде, так что массам народа этими структурами была выделена ниша рабов и слуг, в чём их историческая проблема и вина. Людей держали в строгости и полной зависимости, забирая от них данные Богом свободы и цели. Сегодня ситуация как будто более благоприятная, но заметных перемен в их практике в отношении человека не видно, традиция слишком укоренена, и идея смирения, не духовного в борьбе за свободу от зла, а политического, где нет возможности высшего развития, описанного Христом, доминирует в представлениях о христианстве и в секулярных, и в религиозных кругах.

Вернувшись из похода на окраины еврейского мира, где Он с учениками всё же имели время отдохнуть от толп и забот, связанных с этим, они вернулись в Капернаум. Здесь случилась история, которую можно расценить как результат происков верхушки фарисеев. В израильской среде существовал сбор на храм, причём учителя народа от него были освобождены, лишь простые люди должны были время от времени участвовать в этом. Сборщики этого налога не обратились к самому Иисусу, но подошли к Петру, зная его открытость, поспешность и простоту, способность говорить раньше, чем подумает. Они спросили его – "Ваш Учитель не даст ли две драхмы?" – как раз таков был размер взноса. Пётр, не вникая особо в дело, ответил утвердительно, публично подписав Иисуса на это дело. Теперь если Он не даст обещанного, то хотя Он и освобождён по правилам от данного налога, но ведь Он обещал, пусть и через Петра. Это бы был удобный момент пустить о Нём неблагоприятные слухи среди людей. Но также если Он даст эти деньги, опять выходило очень нехорошо – давая их, Он как бы признавал, что не является духовным лицом… И что здесь ни делай, выходило плохо.

Иисус, прежде чем Пётр рассказал Ему об этом, задал ему вопрос – "Симон, как ты думаешь, с кого правители берут налоги – с членов своей семьи или с посторонних?" Пётр ответил, что всегда с посторонних, конечно же, и Иисус навёл его на мысль – "значит, тогда семья и дети царя свободны от налогов?" Пётр понял свой промах, и Иисус не стал выговаривать ему за допущенный ляп, но он теперь должен был найти эти деньги. Иисус не вынул монеты из кармана, хотя вся Вселенная принадлежала Ему, но на Земле Он часто обходился без явного источника доходов, завися от тех, кто поверил Ему и имел средства. Он многим доставил здоровье, и в отличии от многих и многих медиков своего и не своего времени, никогда не требовал и не устанавливал платы за работу. Другие на Его месте, обладая десятой долей Его возможностей, озолотились бы, однако же для пропитания и небольших расходов Ему хватало благодарности отдельных людей. Итак, Пётр должен был пойти на озеро, закинуть удочку и у первой же попавшейся рыбы забрать изо рта четырёхдрахмовую монету, чтобы отдать за себя и Учителя. Это чудо, в котором Пётр участвовал, было пусть не наказанием за бездумность, но как минимум отработкой ногами и руками. Отдать эти деньги должен был сам Пётр, так что говорить об Иисусе, отказывающемся от духовного звания, Его недругам было не так удобно, как если бы Он лично отдавал их, этим Иисус минимизировал последствия ошибки ученика.

Преображение произошло, когда противостояние с главами нации зашло далеко. Время для сторонников Иисуса было не благоприятное, против Него начали вести информационную кампанию, и в синагогах им приходилось трудно, если их было меньшинство. Возможно, в это время ещё не отлучали за веру в Него как Мессию, но ждать этого оставалось недолго. Иисус решил ещё раз напомнить народу о Себе – в случае успеха, если бы число Его сторонников увеличилось в достаточной мере, Его врагам было бы труднее мешать Ему, и шансов на принятие Его также стало бы больше, что изменило бы судьбу этого народа в гораздо более благоприятную сторону, и также судьба христианства, соответственно, была бы куда лучшей. Для этой цели Он собрал ещё раз не только двенадцать ближайших учеников, но и добровольцы в количестве семидесяти энтузиастов отозвались на призыв пройти по городам и сёлам ещё раз, повторив поход двенадцати, бывший год или больше назад. Снова прозвучали те же наставления, те же силы и способности были пробуждены в вызвавшихся послужить Ему, и они отправились в путь, напоминая беспечным толпам о славном и небывалом времени, в котором они живут, об ответственности за неиспользованные возможности. С помощью Его сил они лечили больных и освобождали одержимых, и посланцы ощущали, как новые небывалые способности работают и несут благо их слушателям. Это вдохновляло, их вера, что Иисус есть Мессия, была крепкой, они это ощущали на самих себе и на результате своей работы. Их энтузиазм передавался зрителям и исцелённым, и эта вторая волна похода медиков-пропагандистов и миссионеров была вполне успешной. Когда семьдесят вернулись из похода, им было что рассказать Иисусу, и они с восторгом рассказывали о том, как тела и души людей изменялись под их словом и воздействием, как демоны оставляли свою добычу при упоминании Его имени. Иисус радовался их успеху, их причастности не только Его делу, но и Его природе, Его способностям, и Он с восторгом от их восторга сообщил им, как некогда вождь мятежников падал с небес, повергнутый Его рукой. Они слушали это и ощущали причастность к славе той древней победы, и впереди у них всех ещё более славные битвы и победы под Его руководством, и с ними вскоре встанут ещё и новые соратники, между которым никогда не будет соперничества и разладов, но братство и родство душ.

Иисус сказал им – "Смотрите, Я даю вам власть наступать на змей и скорпионов и всю вражью силу, и ничто не повредит вам. Но не тому радуйтесь, что духи повинуются вам, но тому, что ваши имена написаны в небесах". Власть над ядовитыми созданиями не должна проявляться тем путём, которым предлагал Люцифер Христу в пустыне во время своих искушений, не надо проверять свою веру или связь с Богом таким способом, это будет всё тем же искушение Бога, а не подвигом. Эта способность будет явлена когда будет нужна на самом деле, как было с Павлом пару десятков лет спустя, когда он набрал ветвей для костра, и среди них была змея, по его руке пытавшаяся уйти из огня. Видевшие это люди посчитали его из-за этого кем-то из богов. Затем Иисус выразил благодарность Богу за то, что людям открылись эти возможности через причастность к Его природе, и чудеса являли люди далеко не самые продвинутые, не элита народа, а те, кого та презирала, считая негодным материалом.

Ещё Он высказал кое-что о Себе – "Мой Отец отдал в Мои руки всё на свете, и кто есть Сын, не знает никто, кроме Отца, также и кто есть Отец, не знает никто, кроме Сына, и кому Он хочет это раскрыть. Вы блаженны, что видите то, что многие пророки и цари желали видеть, и не видели". Ученики в то время не считали так, однако в самом деле жили в то время, в которое бы мечтали попасть многие живущие как до, так и после этого времени. Всем бы хотелось увидеть великих людей прошлого, Илию или Моисея, когда они делали великие вещи, я тоже когда-то жил с подобными желаниями, но теперь не жалею, потому что увидеть конец истории было мечтой как раз тех же героев прошлого… Многим кажется, что время тянется по каплям, и Второе пришествие всё ещё далеко и его они не дождутся, но они не ощущают, как утекает это время, как оно напряжённо ждёт раскрытия человека во Христе, и как скопились секунды, готовые выстрелить последние их порции, разворачивая оставшееся предсказания из Откровения Иоанна.

Неприязнь фарисеев в Иерусалиме и Иудее достигла точки, что появляться там Ему стало опасно – чем убедительнее был Иисус в Своих делах, тем большую ненависть это вызывало у тех, кому Он перешёл дорогу. Они не захотели сотрудничать с Ним потому, что тогда нужно было признать многое из сделанного ими прежде ошибочным. Сдать свой искусственный "третий закон" для них было потерей лица, и этого было достаточно, чтобы пойти до конца в отрицании посланника Всевышнего. Странно, они как бы мерили какой-то относительной меркой – да, Он праведнее нас, правильнее нас, но если Его устранить, то самыми правильными и праведными останемся мы, и Бог будет вынужден работать с нами… Звучит бредом, но если разум слегка ослеплён эмоциями, то даже как бы и сойдёт. Странно, что они не взвешивали опасности, исходящей из этого противостояния – если бы у Него не было цели принести Жертву, то есть если бы не было нужды умирать для того, чтобы выручить оступившихся, то они были бы гарантированно сметены. Но почему-то они уверились, может быть потому, что Он никого никогда не наказывал, что воскрешающий мёртвых не станет убивать… Хотя ломать не строить, но как-то они избежали понимания этого. Умы явно были под воздействием некой силы, будь они способны понять реальную опасность от Того, Кто Его послал к ним, они бы тогда могли по достоинству оценить и Его правоту, и приняли бы Его.

Из-за этого Иисус не заходил на территории Иудеи, перемещаясь по Галилее и другим областям еврейских владений. Приближался осенний праздник Кущей или Шалашей, самый великий из праздников Израиля. Седьмой месяц начинался с празднования нового года, затем полторы недели спустя по расписанию должен был состояться День Очищения (он не мог полноценно проводиться, как до Плена, из-за отсутствия Ковчега Завета, второе отделение Храма, Святое-Святых, стояло пустым, хотя какая-то имитация этого обряда происходила), и ещё пять дней спустя наступали дни праздника Шалашей. Этот праздник символизировал конец истории, если Пасха обозначала начальное искупление человека от вины и гибели, то этот осенний праздник с его урожаями указывал на последствия избавления человека и последние дни, созревание добра и зла. У людей, собиравшихся на него, было особое настроение, Бог посещал тех, кто праздновал в эти дни, назначенные Им, и люди испытывали большой подъём духа, даже если не понимали, что с ними происходит.

В этот момент Иисус был среди родных, и Его братья по отцу собирались на праздник в Иерусалим. О многих Его сложностях они могли быть не в курсе, планы фарисеев против Него казались простым недопониманием, которое можно развеять, если им больше показать и рассказать. Они видели, что Иисус не собирается в дорогу, они стали выговаривать Ему – "Иди в Иудею, чтобы люди видели, что Ты делаешь". Они знали о Его возможностях, и не понимали, почему Он часто (особенно в последний год) не афиширует Себя и просит исцелённых молчать о случившемся. "Никто не делает дела тайно, а ищет сам, как стать известным. Если Ты можешь делать ТАКОЕ, то яви же Себя миру". Их совет был бы хорош для закомплексованного подростка, но не для поднимающего мёртвых, они не понимали Его, как и не верили, что Он избавитель и Мессия.

Однако же Он тоже пошёл в Иерусалим, и те, кто любят придираться, легко могли бы обвинить Его во лжи. Но с братьями Он там не встречался, да и пошёл может быть неделю или больше времени спустя после их ухода. Также Он не обещал, что не пойдёт вообще, так что даже формально Его не обвинить. Он не хотел идти с братьями, потому что тогда у Него не было бы свободы манёвра, неприятели, высматривавшие Его, чтобы убить или арестовать, легко установили бы Его местонахождение в группе и потом могли бы выслеживать Его не только самого лично, но и по Его спутникам. К тому же опасность тогда грозила бы и им, не только Ему. В город Он вошёл тайно, как и было задумано, к тому же в середине праздника, а не в его начале. Многие люди хотели Его видеть, но понимали, что здесь у Него есть сильные враги, среди людей ходили слухи, что Его хотят убить. Многие среди народа были настроены уже против Него, будучи накачаны учителями, эти говорили, что Он обольщает народ ложными надеждами и представляет опасность. В чём-то эти соображения были как бы даже обоснованы – когда в Вифсаиде Он накормил толпу двумя хлебами, там Его собрались сделать царём, и эти слухи теперь были основой обвинения, что если бы об этом услышали римляне, началась бы катастрофа и война. В этих опасностях обвиняли, естественно, Его. И для многих эти слова были весомы, и то, что герой с такими возможностями, если бы стал в самом деле царём, мог бы легко избавиться от гнёта римлян, почему-то в рассмотрение не принималось. Иисус некоторое время не появлялся в Иудее, и пропаганда фарисеев, объединившихся со священниками, успешно делала своё чёрное дело. Но эти разговоры в народе велись тайком и с оглядкой, чтобы рядом не было какого-нибудь активиста от фарисеев или шпиона от них же, потому что можно было нарваться как минимум на воспитательно-профилактическую беседу, а в худшем случае могло произойти отлучение от синагоги^[37].

Его искали, но по тихому, не желая проблем с большим количеством Его сторонников на празднике. Их пропаганда была далека от того, чтобы всех настроить против Него, поэтому они не могли просто так арестовывать Его, разве что если бы удалось создать удачные обстоятельства, где Его можно было бы обвинить в чём-нибудь неприглядном и дискредитировать. Были задействованы верные сторонники фарисейских лидеров, но слухи о том, что Учителя из Назарета ищут и даже хотят устранить физически, просочилась в народ, и некоторые знали об этом. Иисус тоже знал, поэтому пару дней, придя в Иерусалим, Он не показывался многим, однако в середине праздника, наверное, когда поиски перестали быть активными, явился в Храм и стал, как и прежде, учить людей.

Те, кто были смущены, что Иисусу позволяется быть здесь и говорить беспрепятственно и безнаказанно, продолжили свои рассуждения вслух – "Мессия… Но о Мессии никто не будет знать, откуда Он придёт, а Этого же мы знаем, откуда Он". Они серьёзно поверили в чьё-то самодельное утверждение о неизвестности происхождения Мессии, хотя когда Исаия сказал о Нём "род Его неисследим", он не имел ввиду обстоятельства рождения в Вифлееме и жизни в Назарете, а о секрете Его воплощения, необъяснимости этого, а также о тайне Его начала, до создания нашего мира. Но фарисеи повернули толкование пророчества в выгодное им русло, как будто в остальных аспектах понимания Мессии им уже всё было известно, и только Его появление на Земле должно было быть тайное. По такому пониманию Избавитель должен был не родиться на Земле ребёнком, а придти в готовом виде, не расти на Земле человеком среди людей, а сразу быть Воином, Героем и Вождём. Такое представление о Мессии было в чём-то верным, однако однобоким, относящимся ко второму Его приходу, а не к рождению на Земле, нужно было игнорировать несколько пророчеств о Его рождении, но они это сделали и сами стали верить в получившуюся картину.

На это, что никто не должен знать, откуда придёт Мессия, Иисус отреагировал – "И Меня знаете, и знаете откуда Я. И пришёл Я не Сам от Себя, но пославший Меня истинен, и Его вы не знаете". Эти слова, упрёк в незнании Сущего, дали знать этим осведомлённым шнырям, что Иисус ни в какой не команде, а находится на свободе только потому, что никто до Него ещё не добрался, они первые. Однако их было лишь двое или трое и они не готовились встретить Иисуса прямо в храме, так что немного растерялись. Они сделали попытку повести Его куда надо, но выходило это неловко и смешило толпу, так что они посчитали за лучшее удалиться отсюда, потому что прилюдно арестовывать Его могло быть опасно, многие считали Его если не Мессией, то Великим Пророком, о котором предсказывал Моисей.

В храме стражники синедриона не были настроены действовать резко, разве только объект их заботы дал бы им повод, и отсутствие страха и волнения, абсолютное спокойствие и отрешённость удивили их, и кое-кто из старших отряда решил сначала лично выяснить, что всё же за Человек находится перед ним. Они все были достаточно наслышаны обо всех Его делах, и видя Его лично, попадали под Его обаяние. Его благородство располагало к себе, Он никак не выглядел преступником и обманщиком. Некоторые стали рассуждать над Его словами – "Куда Он собирается уходить, так что мы Его не найдём? Уж не в греческий ли мир Он хочет выйти?" Видимо Его отношения с самарянами и некоторыми язычниками тоже были во внимании некоторых, и они ощущали, что Ему в самом деле нужен весь мир, и если думали так, то это было в целом верное направление, хотя и неверно здесь и сейчас.

Старший группы решительно отказался арестовывать этого Учителя, он понял, что он на Его стороне, и будь что будет, но его рука не поднимется на этого Пророка (а скорее всего больше, чем пророка) и не нанесёт Ему никакого вреда. Когда они вернулись к начальству, его спросили, как это он вернулся с пустыми руками, что этому могло помешать. Служитель чётко ответил, что никогда человек не говорил так, как этот Человек. И он был такой не один, многие из его отряда также подпали под влияние Иисуса. Вожди фарисеев были поражены в сердце, они не ожидали такой, можно сказать, измены от своих людей, и никаких мер они не стали принимать по отношению к этому командиру, только не стали больше ему доверять дел в отношении Назорея. Растерянно один из них ответил – "Неужели и вы прельщены Им? Ну посмотрите, ведь никто из уважаемых и солидных людей в Него не поверил… Этот народ невежда в законе, и проклят он!" Так они отрекались от своего собственного народа, который вроде бы почитал и слушался их, но не был в силах постичь их хитросплетения и причудливые игры ума. Но это они сами оторвались от народа, и вели его в гибель и разорение, заигравшись в свои собственные игры, оторвавшись также и от Истока.

Прошло ещё пару дней, наступил последний день праздника, и Иисус снова пришёл в храм. Заключительный день был особо торжественным, ликование народа достигало высшего накала, когда проводили обряд с водой и вином, выливаемой из золотых кувшинов в чаши на жертвеннике, символизировавшего благословение дождя на следующий год. В момент, когда вода полилась на землю, Иисус вышел вперёд и перекрывая все голоса толпы, возгласил – "Кто жаждет, иди ко Мне и пей!" Обряд с водой был также напоминанием воды из скал, даваемой Им народу, и Он указывал на связь между Ним и теми благами, что они получали и в странствиях по пустыне, и в Ханаане, и даже сейчас. Он также сообщил, что у тех, кто будет следовать за Ним, всё станет источником живой воды, они станут теми, от кого текут потоки жизни – "Кто поверит в Меня, у того из чрева потекут реки воды живой".

Может быть ещё во время этого праздника или вскоре после, пока Иисус был в Иерусалиме, Ему попытались устроить серьёзную провокацию. Большую часть времени Он приходил в храм, где множество людей слушало Его уроки, а Он старался оживить разум и пробудить самостоятельное мышление у людей, пока имелось время для этого и возможность. На храмовую площадь вдруг явилась группа людей, ведущая с собой женщину. В этой толпе находились некоторые весьма уважаемые люди, что придавало большой вес тому, что последовало за этим. Они подвели женщину к Иисусу и учтиво спросили как бы Его мнения или совета – "Учитель (они признавали Его принадлежность к их классу, пусть и как независимого, не присоединившегося ни к одной из группировок), эта женщина была найдена в грехе, а Моисей в законе определил для таких побивание камнями. Ты что скажешь?" Это выглядело так, что Его как бы изучают и испытывают, ищут Его совета в трудном и запутанном деле, и от результатов ответа, если он будет правильный, они примут Его в свою компанию, и у избранного народа наступит вечный мир. Нужно было всего лишь ответить на каверзный вопрос, разрешить коллизию законов божественных и римских.

Уже давно, со времени освобождения из Плена, многие законы Моисея не могли исполняться. В тех частях, что касались гражданского устройства, на месте закона Моисея находились законы стран, которым была подвластна Иудея и остальные части Израиля. Нет, можно было попытаться жить по своим законам, но как долго бы они просуществовали после этого? Фактически, Плен не был закончен, зависимость от той или иной страны создавала невозможность вести суд и другие моменты управления по прежним допленным правилам, данным свыше. Евреи не воспользовались шансом построить всё по тем уставам, что были даны через Иезекииля, так что прозябали под правлением других правил и чужой волей. Может быть и случались периоды большей независимости во времена после падения Персии, но эти времена длились лишь пока цари не укреплялись на троне и не обращали внимания на спорные между Сирией и Египтом территории, такие удобные перекрёстки военных и торговых путей.

В этом их замысле была ещё сторона – если Иисус претендует быть Мессией и царём, то Он должен поддерживать Свои же законы в силе, то есть должен вынести смертный приговор, не обращая внимания на римлян. На это и был расчёт, и едва бы Он высказал "виновна и подлежит смерти", Его тут же сдали бы римлянам как противника Рима, и все бы присутствующие от них подтвердили бы свои показания против Него как свидетели. Если же Он попытается оправдать женщину или уклониться от её осуждения (а закон Моисея за нарушение седьмой заповеди Закона в данном конкретном случае действительно предписывал высшую меру), то они тут же ославят Его перед Его же сторонниками, что Он отступает от уставов Сущего. Для Его последователей, которых было тут множество, это была бы очень серьёзная компрометация. Не исключено, что они бы попытались завести толпу бывших Его последователей так, что те сами бы побили Его камнями на месте, уже не спрашивая у римлян никаких разрешений, конечно, не в самом храме, а выведя предварительно за его пределы.

Но что-то пошло не так, дело не выгорело. Прерванный визитом уважаемых людей, Иисус, перестав говорить, не глядел на них, но смотрел в землю. Ему задали вопрос, но Он не реагировал, а склонился ещё ниже, и начал водить пальцем по земле, то ли рисуя какие-то знаки, то ли писал слова. Пришедшие видели, что их игнорируют, но были тоже не просты и не сдавались, продолжая то один, то другой, задавать свой вопрос. Иисус выдержал паузу, после очередного настойчивого вопроса Он поднял голову, и глядя на них, ответил, правда чуть-чуть не то, что им было нужно – "Кто из вас без греха, первый брось в неё камень". Вроде бы и подтвердил строгий вариант, не придерёшься, и ведь они сами у Него совета просили, теперь должны вроде как последовать совету мудреца? Только эта оговорка какая-то неудобная… Сказав это, Он вернулся к Своему занятию, как будто поглощавшему всё Его внимание. Многие уже пытались разглядеть, что Он пишет или рисует, и это оказалось очень интересное дело. Когда сами визитёры решили взглянуть на Его записи, а это случилось после Его ответа, Его занятие наконец привлекло и их внимание, многим стало не по себе. Неизвестно, что Он писал, но там мог быть список их личных грехов, а могли быть вопросы – если женщину взяли в деле, то где тот, с кем она была? По тому закону, на который ссылались учителя закона, наказанию подлежали оба, и женщина, и мужчина. Если его не привели, то это дело пахнет договорняком с ним, который заплатил ничего не подозревающей женщине, и ему дали уйти, а её взяли, чтобы использовать против Учителя. И как повернётся её судьба, их не волновало. Второе – если мужчину отпустили, то в этой группе есть те, кто его отпускал и кто договаривался с ним, его сообщники. Но если прелюбодей из их компании, то они все соучастники в его, а значит и в её преступлении. В таком случае они заслуживают того же приговора, что предназначен ей… Это всё могло быть записано на земле, и когда это наконец заметили, Иоанн отметил, что кое-кому стало стыдно. У кого-то ещё оставалась совесть, не все из организаторов данной ловушки на Учителя были потерянные. Сначала ушёл главный, остальные, видя его уход, поспешили за ним, и спустя пару минут не осталось никого из пришедших с провокацией.

Когда разошлись все пришедшие, прежние же слушатели теснились вокруг, поскольку собралось ещё больше любопытных, чтобы видеть поражение провокаторов, женщина осталась. Иисус, наконец, оторвал взгляд от земли, и обратился к женщине – "Женщина, где твои обвинители? Никто тебя не осудил?" Она ответила – "Никто, Господин". О других и о Нём самом речь не шла, только та группа людей знала достоверно о её грехе, остальные не были очевидцами, да и не собирались браться за незаконное в глазах римлян мероприятие. Как раз организаторы её обвинения рисковали – если бы они попались на глаза римскому патрулю, могли бы быть обвинены в превышении полномочий. Вполне возможно, что и об этом тоже Иисус писал Свои письмена. И она услышала важное – "И Я тоже не осуждаю тебя (хотя есть за что). Иди и больше не делай этого, не греши" (в другой раз дело может кончиться куда хуже).

Дело было опять в храме, фарисеи не пытались брать Его в праздник из-за огромного наплыва людей с областей, где они не имели такого влияния, как в Иудее, и где простые люди симпатизировали великому Целителю, и Он пользовался этим. Сейчас Он не учил людей отвлечённым вещам, но говорил о Себе самом, что им нужно идти за Ним. Многие хотели, чтобы Он стал царём, и чтобы их мечта осуществилась, однако нужно было не просто желать этого, но встать в ряды не просто сторонников, но послушных правилам нового царства, явно и сознательно сделавших выбор. Сегодня Он объявив Себя светом мира – "Я свет миру, кто последует за Мной, тот не будет во тьме, но будет иметь свет жизни". Их путь будет освещён подобно тому, как некогда евреи шли в пустыне под сиянием от огненного облака, вёдшим их иной раз и ночью. Мало того, они и сами будут как светильники, освещающие дорогу другим, и аура жизни будет исходить от них и заражать здоровьем окружающее пространство со всеми, находящимися вокруг. Замысловатые символические речи были знакомы этим людям, поэтому они понимали Его слова и эти Его слова не были трудны, хотя иной раз и приходилось напрягать мозг, когда речи становились совсем уж мудрёными. Но это была полезная нагрузка на разум, благотворная.

Фарисеи, не желали оставлять Его без контроля, поэтому всякий день многие из них по заданию от верховных авторитетов дежурили там, где Он занимался с людьми, и здесь также их было немало. Кто-то был там по своей воле, было интересно, другие по заданию, но их умы работали как правило достаточно единодушно, имея один и тот же фон учения и практики, так что они составили оппозицию Иисусу. Сейчас они отозвались критикой, и не имея особо чем возразить, сослались на пункт закона, что нужны "два свидетеля", а Ты, мол только сам о Себе говоришь. Однако же… Два свидетеля нужны в случаях тяжких обвинений, где приговором могла быть смертная казнь, а здесь вроде бы никакого суда и близко не было. Там, где нужно дать достаточное удостоверение, тоже нужно подтверждение с двух сторон, но ведь таких свидетельств уже имелось предостаточно. Других аргументов не было, и кто-то лихорадочно наткнулся на эту идею, и таким образом попытался испортить речь Назарянина.

Бывает такое вдохновение, когда даже попытки оборвать и запутать говорящего только ободряют его и подбрасывают топлива к его огоньку, такое получилось и сейчас. Иисус не стал срезать их "аргумент", но использовал его для усиления эффекта Своих слов. Он бы мог сослаться на Иоанна Крестителя, однако ранее в подобном разговоре Он уже ссылался на него, теперь же Он использовал другие аргументы. Поскольку слова о двух свидетелях были сказаны впопыхах и не слишком осознанно, это был просто промах, после которого многие могли и покраснеть от стыда, Иисусу не было нужды опровергать это всерьёз, и Он как бы отмахнулся – "Если даже Я и сам о Себе говорю, Моё свидетельство истинно, потому что Я знаю откуда Я пришёл и куда иду, а вы не знаете, откуда Я и куда иду". Он добавил – "Вы судите по плоти (поверхностно и вслепую), Я не сужу никого. И даже если и сужу, то Моё суждение истинно, потому что Я не один, но со Мной Отец, пославший Меня. А в законе у вас написано, что свидетельство двух человек истинно". Об Иоанне они уже и сами подумали.

Начало спора с их стороны вышло неуклюжим, но уступать им не хотелось, и сейчас, немного собравшись с мыслями, зацепились за другие слова, об Отце, мол где и как они могут убедиться, что Отец в самом деле с Иисусом? – "А где Твой Отец?" Это было несколько нехорошо с их стороны – они понимали, о Ком Иисус говорит, но делали вид, как будто это не их живой Бог, не Сущий, а кто-то другой, обычный человек, может быть могущественный. Однако если они не хотели признавать Иисуса сыном Всевышнего, получалось, что они своими словами унизили и Сущего. Понимая, что Иисус говорит о Нём, сравняли Его с человеком. Иисус отреагировал – "Вы не знаете ни Меня, ни Моего Отца. Если бы вы знали Меня, то знали бы и Его". В иных случаях Иисус говорил и обратное, если кто не знает Отца, тот не может придти и к Нему, к Его Сыну – "никто не может придти ко Мне, если не привлечёт его Отец^[38]" или "не будет дано от Отца", это взаимосвязанные вещи. Данная перепалка на этом закончилась, фарисеям никак не удавалось найти хорошую зацепку, но вскоре разговор продолжился. Поскольку они не ушли, но совещались между собой о дальнейшей стратегии, Иисус, глядя на их приготовления (а они не оставляли мыслей, что Ему надо положить конец, и поскорее), Сам продолжил разговор – "Я ухожу, и будете искать Меня, и не найдёте, и умрёте во грехе вашем. И куда Я иду, вы не сможете придти".

Тут им захотелось всё же спросить, кто же Он, если Он настолько важен – "Тогда кто Ты?" Отвергая Его претензии на мессианство, они запутали и самих себя, ставя Его обычным человеком (хотя это могла быть и игра в "начинай сначала") и забывая обо всём, связанном с Ним со времён появления Иоанна Крестителя. Насколько я понимаю, Он ответил им игрой слов, отчего переводящие эту часть разговора весьма по разному переводят эту фразу. С одной стороны это звучит, как хорошо передано в синодальном переводе "От начала Сущий, как и говорю вам", с другой "Я уже сказал с самого начала", то есть Он уже давно обозначил Себя Мессией. Если ещё точнее, то Он сказал – "Из Начал, как и говорю". Для однозначного заявления Себя как Изначальный Сущий сейчас было не лучшее время и место, так что Он изящно прикрыл Себя от лишних претензий.

То, что сейчас было, особенно когда Иисус сам возобновил разговор с фарисеями (когда сказал "куда Я иду, вы не сможете придти"), наверное, можно было бы назвать прощанием с фарисеями, последней попыткой достучаться до них, для чего Он и пришёл на праздник. Он раскрывал перед ними Себя, происхождение и связь с Небом, и это даже возымело некоторый успех, но как мы увидим, Он вынужден был оттолкнуть многих из них, потому что они встали на Его сторону не со всем посвящением, очень неосновательно. Он буквально распинался перед ними, бросал жемчуг свиньям – хотя Он учил других, что это опасно, но сейчас Он рисковал, так было нужно. Если бы этот народ принял Его, насколько легче было бы перестроить работу на новые рельсы – прежняя система жертв и поклонения в Храме менялась внешне кардинально, и в масштабах целого народа перестройка этой сферы прошла бы здорово и спокойно. Также отменялось священство левитов, и система десятин должна была быть перенаправленной на поддержку служителей нового образца, и эта перемена без лояльности всех была самой болезненной и уязвимой – священники, накопившие огромные богатства, в силу одного этого фактора не были склонны просто так сдать источник доходов в чьи-то другие руки. Из-за того, что образованная Им новая организация Его дела охватывала меньшинство нации, многие вещи пришлось делать очень постепенно, а вопрос десятин был просто замалчиваем из-за понимания, какие силы противостоят его решению. Лишь после того, как Церковь со временем вышла за пределы Иудеи и руководство Церкви это осознало, его стали решать, но в силу того, что люди долгое время ничего об этом не слышали, было сложно поставить его на должное место. Так что это нужно было сделать, попытаться дать элите еврейства ещё одну возможность оставить неверную позицию, тем более это грозило им и руководимому ими народу неисчислимыми бедами и разрушением.

"Пославший Меня находится со Мной, Отец не оставляет Меня, потому что Я всегда делаю то, что Ему нравится" – так заканчивался спор с фарисеями, и многие слушатели и свидетели этого столкновения приняли Его сторону. Им нравилось, как Он брал верх в споре, как фарисеи и другие авторитетные люди терялись и выглядели глупо, не зная что сказать, а когда говорили, то лучше бы они этого и не делали. Но злорадство над сильными мира сего ещё не делало их последователями Мессии. Сейчас они с гордостью стояли рядом с Иисусом и поздравляли Его с очередной победой, однако же едва им что-то не понравилось бы в Нём, они с готовностью оставили бы Его. Не все были такими примкнувшими, но многие. Иисус не очень давно уже отваживал таких примазавшихся, и сейчас собирался отсеять тех, кто по характеру был из "зёрен, упавших на каменистую почву".

Он не говорил сейчас каких-то обличений, Он всего лишь поздравил их с правильным выбором и обрисовал их перспективы, и этого оказалось достаточно, чтобы они тут же взбунтовались – "Если будете в Моём учении, то вы настоящие Мои ученики, которые узнают истину, и истина сделает вас свободными". Поскольку фарисеи часто спорили между собой, делились на разные направления и толки, то это же дух двигал и этими людьми, впитавшими такой образ жизни, малейший намёк на их несовершенство, когда они ожидали лесть от Иисуса, ведь Он должен был радоваться, что Его армия увеличилась, толкнул их возражать – "Свободными? Так мы всегда были свободны, о чём это Ты? Мы потомство Авраама, и никогда никому не были рабами!" Мда, случай был очень тяжёлый… За их историю сколько раз приходилось посылать им избавителей, как раз чтобы вытащить их из угнетения и порабощения, не говоря уже о Плене и потере независимости. Да не надо было далеко ходить, они мечтали как раз, что Мессия избавит их от римлян, которые командовали на их земле, и говорить такое!

Иисус не стал указывать на очевидную глупость, с этой публикой это было бы опасно, да и всё равно бы не дошло. Вместо этого Он повернул глубже – "Истинно говорю вам, всякий делающий грех есть раб греха". Он указал на корень проблемы, правда для них аргумент этот был слабым, по причине той, что оценить его они были не в состоянии, поэтому Он указал более очевидное положение дел, что они могли понять – "Место раба в доме непрочно, но дети наследуют дом, поэтому если Сын освободит вас, будете по настоящему свободны" (мудрёно, но для них это был знакомый язык). "Знаю, что вы потомки Авраама, но вы ищете, как Меня убить, потому что Моё слово не вмещается вам" – это как раз было то, что делало Его обвинение в грехе понятным им. "Вы делаете то, что переняли у своего отца, а Я делаю то, что видел у Своего Отца".

Он объяснил им, почему они не дети Авраама, и они расстроились, точнее, стали обижаться. Они проигрывали разговор, как все, противостоящие Учителю, и пытались хотя бы уколоть Его, чтобы компенсировать это ощущение – "мы рождены не только от любодейства (то есть не обычное притяжение мужчин и женщин есть причина нашего происхождения), у нас один Отец – Бог". Они не просто выгораживали себя и возвышали своё происхождение божественной волей, но и сыграли на некоторых слухах о происхождении Иисуса, что Мария была уже беременна, когда вышла за Иосифа. Иисусу не было нужды опровергать что-либо, всё, что они пытались направить против Него, потом обернётся против них же самих. Он хотел объяснить им их положение – "Если бы, как вы говорите, Бог был ваш отец, то вы любили бы Меня, потому что Я пришёл от Него, а не сам от Себя".

"Почему вы не понимаете речи Моей? Вы не можете воспринимать Моё слово" – бывают ситуации, когда одна сторона в штыки воспринимает всё, что говорит другая. В таком случае говорить бесполезно, даже те вещи, которые та сторона знает, скорее будут отвергнуты, чем приняты. Если в таком споре сказать, что дважды два четыре или что сила тяжести направлена вниз, даже это будет оспорено и отвергнуто (кстати, искажения и ереси часто возникают именно так, из-за неприятия одной из сторон другой), по крайней мере в первый момент. Бывали случаи, сам испытывал состояние, что любое, что я скажу, будет обязательно воспринято не так, и это явный признак не лучшего состояния разума одной из сторон, и сам ловил себя на горячности отвергнуть то, что по здравом размышлении оказывалось правильным. Нация евреев была больна, фарисейские и саддукейские лидеры, ушедшие далеко от здравых начал, увели и всех остальных за собой, этот народ в самом деле попал в руки врага рода человеческого, не зря было так много одержимых в этих краях. Иисус был вынужден сказать и об этом, хотя Его разговор с ними выглядел напрасным делом, и как Он ни распинался перед ними, в глазах многих Он выглядел скорее юродивым. Однако что делать, это была практически последняя попытка работы в столице, почти что прощальные попытки достучаться до разума. Если не для этих людей, не для страны, то хотя бы для заключительного Суда это всё пригодится – "Ваш отец – дьявол, и вы хотите исполнять желания вашего отца. Он был убийца от начала и не мог удержаться в истине, потому что в нём её нет. Когда он говорит ложь, это его, потому что он лжец и отец лжи. А поскольку я говорю правду, вы не можете Мне верить".

"Беса во Мне нет", ответил Иисус. Я удивляюсь, что Он общается с этой недобро и неправильно настроенной толпой настолько по человечески. Хороший спорщик бы не сближался с теми, с кем спорит, держал бы дистанцию, не раскрывался бы и не подставлялся, использовал бы любой момент, чтобы унизить соперника и подчеркнуть его несостоятельность, причём не в области, о чём идёт разговор, а просто унижал бы их человеческое достоинство, за счёт приёмов, а не аргументов. Так сделали как раз из толпы, обозвав Его самарянином и бесноватым, но Он отвечает им как неопытный ребёнок, а не как Мудрец. Мы бы в этом месте ответили скорее "сами такие", и это в лучшем случае, но Ему достаточно того, что Его аргументы и Его правота уже расстроили этих людей, и не собирается унижать их дополнительно. "Беса во Мне нет, и Я чту Моего Отца, а вы бесчестите Меня", когда причин для этого нет. "Но Я не ищу Себе славы, есть Тот, Кто ищет (Мне славы) и судит".

Те, кто были на Его стороне, не они вели сейчас разговор, а те, кто назвали Его одержимым, забыли о минутном раскаянии, у них появилась удобная возможность, и они продолжили свои придирки – "Вот сейчас мы точно убедились, что в Тебе бес. И Авраам умер, и пророки, а Ты говоришь, что кто сохранит Твоё слово, не увидит смерти вовеки. Неужели Ты больше нашего отца Авраама, который умер? И пророки умерли тоже. Чем Ты себя делаешь?" Но разве Мессия, выбравший или назначивший Авраама не больше Авраама? Со стороны отвергающих Его мессианство это было логично – кто же может осмелиться быть больше Авраама? – и даже Его чудеса сейчас в их глазах не были аргументом. Как будто чудеса или исцеление больных такое простое дело, что любой из них может научиться и делать такое ничуть не хуже. Ну научились бы сначала, прежде чем к таким выводам приходить, но увы, им хотелось выиграть спор сейчас, а какой ценой, их почему-то не волновало, как и многих спорщиков.

С такими людьми говорить уже было не о чем, надо было заканчивать и уходить, пока, поправ Его доводы, они не набросились на Него. Однако Он позволил Себе ещё пару слов под занавес, снова раскрывая Себя им, искренне и просто, – "Если Я сам Себя славлю, то Моя слава ничто. Но Меня прославляет Мой Отец, о котором вы говорите, что это ваш Бог". Последние слова содержали упрёк, и сильный – "Вы не знаете Его, а Я знаю, и если скажу, что не знаю (из ложной скромности), то буду подобный вам лжец… Авраам, ваш отец, был рад видеть Мой день, и увидел, и был рад". Последнее вызвало новую волну удивления в том, насколько Этот безумец далеко заходит в Его претензиях – ничего ж себе заявочки! "Тебе ещё нет даже пятидесяти лет, и Ты мог видеть Авраама?"

Он должен был раскрыть Своему народу многое о Себе, и пусть они сопротивлялись и возмущались, но у последующих поколений должна была быть пища для далеко идущих выводов о Нём, Его природе и возможностях, о Его существовании прежде не только рождения человеком, не только Авраама, но и прежде появления живого во вселенной, как и самой вселенной – "Уверяю вас, прежде чем был Авраам, Я есть…" В определённой мере Своим неприятелям Он раскрыл едва ли не больше, чем ученикам, хотя кто-то из Его учеников находился здесь вместе с Ним. Вместо того, чтобы остановиться и попытаться осознать глубину открывшегося космоса, они схватились за камни, чтобы на месте убить Его за предполагаемое кощунство. Хотя по своему уровню они не могли делать такие выводы, не имели полномочий синедриона и суда, но очень уж разозлились. Своими небывалыми претензиями Он довёл их до кипения, однако эти люди уже никогда не примажутся к Его делу. К счастью, на стороне Иисуса имелись помощники из Его мира, кто отвёл глаза этим вышедшим из себя людям и Иисус безопасно покинул пределы храма.

Вопрос был навеян умствованиями фарисеев, они сумели привить людям мысль, что болезни посылаются людям за грехи, и хотя основа вопроса вроде здравая, но дальше пошло нечто не то – болезни развиваются и возникают по своим законам, из-за нарушения техники безопасности по уходу и функционированию белковых организмов прежде всего, хотя немалую долю вносит и душевное состояние, эмоции и нездоровые мысли. Однако же насылание болезней (а скорее всего кто-то придумывал даже какие болезни за какие грехи насылаются) за провинности дело необычное для Бога, Он хотя и может делать так, но как правило это не тот путь, которым Он действует. Ему не нужно насылать болезни, так как большинство людей уже активно нарабатывает их своими зубами и глотками, и развиваются они по своим собственным законам, разве что отдельные грехи имеют прямые влияния на ресурсы наших тел и душ, такие как употребление вредных веществ или неумеренность в удовольствиях. Но в таких случаях Бог также ничего не насылает, человек сам успешно навлекает их на себя, с той или иной скоростью растрачивая свои запасы здоровья. Да, Он может это использовать для обратной связи, подсказывая человеку через малые сигналы тела, что дальше будет ещё хуже, и эти подсказки людей обычно понимают, как угрозу наказанием, упуская из виду, что вообще-то, измени они образ жизни, этих "наказаний" могло бы и не быть.

В общем, в вопросе учеников реализовалось это учение, да ещё в преувеличенной форме – как мог человек согрешить ещё до своего рождения? Учение о переселении душ в то время в иудаизме вряд ли присутствовало, как в силу отдалённости тех регионов, где его могли исповедовать, так и в силу отсутствия основы для этого верования, библейские основы не позволяли возникнуть учению о душе, могущей жить отдельно от тела. Но воспалённое воображение лжеучителей Израиля допускало, что Бог заранее насылал болезни, чтобы не допустить грехов, которые бы человек непременно совершил, будь он здоров. Или наказать заранее, потому что он всё равно их совершит. По крайней мере сегодня такие идеи присутствуют среди мнений общества, так что могли появиться уже давно. Глядя на искажённый инвалидностью облик слепого, они видели ненормальность его ситуации, и его вид взывал то ли о помощи, то ли ещё о чём-то непонятном, не оставляя равнодушным. Иисус в своём ответе подчеркнул это особо – "не виноват ни он, ни его родители, но это для того, чтобы на нём явились божественные дела". Его болезнь требовала лечения, взывала, подобно крови Авеля, о помощи, и Иисус не мог пройти мимо этого случая. Кто-то скажет насчёт того, как быть со всеми остальными людьми с подобными проблемами, где помощь для них в наше время? – но, кажется, я знаю ответ. Церковь именно для этого и создавалась, чтобы последователи Иисуса продолжали восстановление больных к полному здоровью. Правда, для этого Церковь должна быть именно союзом тех, кто всерьёз идёт по следам этого великого Целителя, а не колебаться между праведностью и какими-то слабостями к удовольствиям или чуждыми Богу интересами. Сверхчистые материалы обладают довольно-таки необычными свойствами, тогда как смеси разнородных веществ в их обычном состоянии лишены их. Христианство призвано быть такими вот, лишёнными примесей, лишь тогда присутствие и природа Бога в них сможет проявиться так, как это задумано, во всех иных случаях христианство является унылой пародией на начальный замысел. Как Он сам говорил – "если соль потеряет силу, она ни на что не годна, кроме как только выбросить на попрание людям". То, что такая помощь не оказывается, всегда указывает на большие проблемы в Церкви, и кто-то несёт за это персональную ответственность (и их наказание соразмерно количеству неоказанной помощи и неиспользованных возможностей). Правда, если кто-то захочет достигнуть нужной кондиции, скорее всего его ревность приведёт к другой крайности, к фанатизму и странностям, но не к здоровой практике, потому что секреты успеха в этом пути заключены во внешнем влиянии свыше, что упускают из виду многие. А открыть путь божественному влиянию в достижении этой высочайшей цели просто – достаточно согласиться на то, чтобы следовать за Ним куда бы Он ни пошёл. Это не так просто, как кажется, все люди склонны резервировать за собой маленький кусочек уступки своим интересам, и с этим "сохранением мостов" труднее всего справиться. Разве только договориться с Ним же ещё и об этом, в смысле чтобы помог с неосознаваемыми вещами и этими поползновениями к тому, чтобы оставлять себе лазейку "да это же практически не нарушение, подумаешь чуть-чуть не так, как надо". Именно эти лазейки уничтожают посвящённость тех, кому осталось как будто совсем немного до полной святости, и Бог остаётся работать над человеком извне, а не изнутри, Ему не дают возможности изменить человека по настоящему. Так что когда чуть больше, чем обычно, людей возьмутся за себя всерьёз и позволят Богу работать в них в полный рост, не будет проблем вылечить какие угодно болезни. Пока же Иисус был один с учениками, и они не успевали везде.

Ещё Иисус отметил, что делать эти дела нужно поскорее, пока есть ещё возможность, "пока день", потому что близится время власти тьмы, и тогда никто ничего не сможет делать. И ведь тьма надвигалась не со стороны языческих сил, но именно от повреждённой и испорченной религии, заложенной Им самим. В потере тех способностей, что даны были апостолам, повинны многие деятели христианства, повреждавшие христианство также, как фарисеи и другие с ними повреждали иудаизм. Он добавил – "Пока я в мире, Я свет миру". Это не значит, что с Его уходом с Земли христианство было обречено на прозябание и потерю сверхъестественных даров, нет, Он продолжал немалое время действовать через людей, Он оставался в нашем мире через них, поэтому может вернуться таким же образом и в нашу современность через тех, кто дают Ему достаточно места в душе. Так что мы ещё увидим Его дела…

Сказав это, Он взялся за слепого. Плюнув на землю, Он взял получившуюся грязь, и как мазью помазал глаза этого человека. Потом сказал тому, чтобы он смыл это с себя в купальном месте Силоам (значение названия которого было "посланный"). Тот выполнил назначение целителя, и смыв с век слой глины, он обнаружил, что его глаза теперь видят. Свет он ощутил, ещё когда начал смывать глину, прежде глаза не ощущали, скорее всего, почти ничего или совсем ничего, но теперь дела пошли иначе. Наверное, так было правильно, как сделал Иисус, чтобы глаза постепенно переходили к полной нагрузке, чтобы было постепенное ознакомление со зрением, и глаза успели немного включиться, настроиться, войти в режим. О его чувствах нет нужды писать, можно представить его изумление от появившихся возможностей. Вода и грязь, наверное, щипали глаза, но это дало время на настройку нового канала поступления информации о мире.

Работающие глаза изменили его лицо, и когда он пришёл домой, родственники и соседи не все узнавали его в новом состоянии. Однако же его речи показывали, что это всё же тот самый человек, что рос на этой улице и в этом доме, так что постепенно все поняли, что произошло ещё одно чудо великого Мастера. Его, конечно же, расспрашивали, каким образом он вдруг стал зрячим, как заработали его глаза, и он рассказал им о человеке по имени Иисус, который замазал его глаза глиной и отправил умываться в определённое место, где он и обнаружил, что мир может быть виден и на расстоянии. С Иисусом он больше не сталкивался, а когда Он его лечил, он не мог Его видеть, поэтому не мог сказать о Нём больше ничего. Люди, конечно, догадывались, о каком Иисусе идёт речь.

Однако же из-за этого исцеления произошёл скандал. Проблема была в том, что всё это произошло в субботу. Будь это не в Иерусалиме, или произойди это раньше, наверное, никто бы не стал раздувать из этого проблему, но сейчас фарисеи обрели очередную зацепку, лишний аргумент для обвинения Его в нарушении правил. Кроме того, было ещё одно отягчающее обстоятельство – не очень давно Иисус исцелил одного больного, и тоже в субботу, при этом заставил того нести свою постель. В то время они вызвали Иисуса к себе в синедрион, и как раз с того времени они и решили избавиться от Него. Такая последовательность для них была определённым вызовом, и в этом они видели сигнал с Его стороны, что Он не собирается сдаваться или уступать. Фарисеи, узнав о том, что столь безнадёжный инвалид получил зрение, были смущены, потому что это очень сильно играло на руку сторонникам Иисуса, а их позиция очень значимо теряла в весе. Однако они взялись за разработку бывшего слепого, надеясь каким-то образом найти что-нибудь против народного Целителя. Они надеялись скомпроментировать Иисуса нарушением субботы, но надежда на успех здесь была небольшой, их обвинение базировалось всего лишь на их собственных мнениях, но не на законе. Уже давно обвинения против лечения по субботам были разбиты Им, и удастся им обвинить Его или нет, зависело от их красноречия, насколько успешно они сумеют настроить людей. Увы, разум людей далеко не линеен, и даже в очевидных случаях правоты одной стороны многие умельцы ухитряются навести тень на правого.

Фарисеи спросили бывшего слепого, как он был исцелён, и тот ответил – "Он замазал мне глаза глиной, я умылся, и теперь вижу". Те попытались обвинить исцелившего его – "Тот Человек не от Бога, потому что не хранит субботы". Кто-то из присутствовавших среагировал на это – "А как тогда грешник может делать такие чудеса?", и следствие отвлеклось на немалый спор. Возможно, задавший вопрос был тоже из фарисеев, и задал вопрос лишь потому, что предоставилась возможность заявить о себе и принизить того, кто неосторожно подставился спорным тезисом, такое часто бывает даже в среде, казалось бы, единомышленников. Но всё же кое-кто вспомнил, зачем они здесь собрались, и вернулись к допросу облагодетельствованного человека – "Что ты скажешь про Того, кто тебя вылечил?" Они надеялись, что испугавшись допроса, выдерживаемого в угрожающей манере, тот человек даст им возможность очернить Иисуса, но тот, обретя зрение и ощутив силу жизни и то, что эта жизнь была в его Целителе, обрёл слишком много, чтобы так дёшево предать Его – "Это пророк", сказал он.

Что делать, фарисеи не знали, мероприятие не удавалось. Но они не сдавались, попробовали обрабатывать родителей слепого. Их тоже привели сюда, и их спросили – "Это ли ваш сын, про которого вы говорите, что он родился слепым? Как же он теперь видит?" Те понимали, что фарисеи пытаются раскрутить дело, и понимали, что отвечать надо очень осторожно, чтобы не попасть в проблемы, отлучения от синагоги ни за что совсем не хотелось. Они отвечали – "Мы знаем, что это наш сын, и он родился слепым. Как он теперь стал видеть, мы не знаем. Он совершеннолетний, поэтому спрашивайте его, пусть он сам говорит о себе". Надавить через родителей не получилось, но из практики инквизиции, что действовала этими же приёмами, видно, что они вполне работали, и от членов семьи во многих случаях из неосторожных ответов удавалось получить компромат против тех, кто был поставлен целью. Но не в этом случае, родители были достаточно опытны, чтобы не дать ни за что зацепиться. Тогда допрашивающие вызвали снова бывшего слепого, они надеялись, что тот по причине своего ограничения в зрении был не очень развитым, тем более возбуждённый обретением зрения, при длительном разговоре может дать им больше возможностей против Иисуса.

Перед ними была непростая в теоретическом плане задача, в их время она только-только начала своё шествие, это была проблема "хорошие дела не делаются дьяволом". В последующие времена она уже не была проблемной, в христианскую эпоху все знали, что дьявол может исцелять, и не всякое дело, выглядящее как благое, имеет правильный источник. В целом добрые дела, если они произошли из недоброго источника, оканчиваются плохо, и иначе не может быть, но в среднесрочной и, тем более, краткосрочной перспективе, плохие последствия не очевидны, и может показаться, что ничего плохого из них не последует. Проблема была в том, что богословие древних, точнее времён Израиля до плена, было очень неразвито, и такие проблемы в нём не поднимались вообще. Это было из-за того, что Израиль слишком легко и часто уходил от Бога, и всё время, когда Бог общался с людьми, было посвящено темам верности, поощрений и наказаний, на теорию же времени не оставалось. Лишь фарисеи в последние пару веков стали развивать теорию религии. Во дни Мессии им пришлось столкнуться с этим вопросом вплотную, и для Его нейтрализации эта тема пришлась как нельзя кстати. Теперь они могли объявлять Его дела, хотя чрезвычайно добрые и полезные, как сделанные силой дьявола. Правда, им приходилось идти против совести, потому что даже они не видели ничего дьявольского в Нём и Его делах, но то, что Он угрожал им потерей авторитета, как им казалось – ведь унизиться перед Ним было для них однозначно злом! – было плохо, как минимум для них. Зато теорию продвинули и закрепили, с тех пор с добром всё стало не просто, не как раньше, когда добро однозначно ассоциировалось с Богом, а зло с Его противником (впрочем и в давние времена уклоняющиеся в язычество уже считали добром то, что им лично нравится, не обращая внимания на то, чем их удовольствия заканчиваются, но теории они после себя не оставили, не нашлось теоретиков у язычников в еврействе). Впрочем, положение о добре от лукавого не имело большой поддержки, выдвигать обвинение можно было, но будет принято оно или нет, зависело скорее от настроения слушателей, чем от стараний обвинителя.

В общем, они сказали исцелённому – "Прославь Бога, потому что Тот, кто исцелил тебя, является грешником". Они сделали свою попытку, но этот человек, хотя и был инвалидом долгое время, но его проблема была со зрением, а не с головой, поэтому ничего у них не вышло. Их сентенция намекала – "мы рады за тебя, но вот у тебя проблема, потому что исцеливший тебя есть грешник, а то и вообще злодей". Человек же ответил – "Я не знаю, какой Он грешник, но точно знаю, что я был слепым, а теперь вижу". Эффекта их попытка не возымела. Если бы он смутился, фарисеи бы знали, что говорить дальше, но теперь нужно было найти что-то другое. Для такого случая у них было в запасе "начинай сначала", оружие тех, кто по служебному положению выше других, возможность с непроницаемым лицом вновь и вновь задавать одни и те же вопросы – "Что Он с тобой делал? Как открыл тебе глаза?" Этот приём хорош для тех случаев, когда надо выяснить ложь, рано или поздно человек может изменить свои слова и невольно выдать скрываемое им, но в случае, когда человек не лжёт, это сильно выбивает из равновесия и довольно разрушительно для психики допрашиваемого.

Бывший слепой действительно был выбит из равновесия, только вместо того, чтобы запутаться в словах, он ответил повернул разговор в невыгодную им сторону – "Я же уже говорил это, а вы не слушали? Что ещё вы хотите услышать? Или вы хотите сделаться Его учениками?" У людей, лишённых зрения или слуха, обостряются другие каналы восприятия, и утончённость бывшего слепого позволила ему выигрывать это состязание с учителями народа. Те отреагировали на завуалированное оскорбление и в ответ обозвали его, что это он сам Его ученик, а они ученики Моисея. "С Моисеем говорил Бог, а Этого мы не знаем, откуда Он". Странно, что они ссылались на Моисея, и то же самое отвергали для Иисуса. Будь они во времена Моисея, они бы и Моисею отказали в том, что с ним говорил Бог, если осмелились отрицать всё, известное об Иисусе.

"То и удивительно, что вы не знаете, откуда Он, в то время как Он открыл мне глаза… Все знают, что грешников Бог не слушает, лишь тех, кто чтит Его и исполняет Его волю, тех слушает. Никогда не было случаев, чтобы были открыты глаза рождённого слепым. Если бы Он не был от Бога, Он бы не мог ничего такого делать" – отреагировал исцелённый. Вряд ли он изучал книги и премудрости, не имея возможности читать, хотя с его обострённым восприятием мог уже из речей учителей в синагоге очень много вынести для себя, и сделал правильные выводы из всего известного ему. Сейчас он выдал им сильные аргументы на их же языке доводов и рассуждений, но для них это было бесполезно, они просто прогнали его – "Ты родился весь в грехах, и будешь нас учить?" Зато от него хотя бы отстали, а так могли бы замучить бесконечными выискиваниями чего-то, понятного им одним.

Иисус не хотел оставить этого человека, защищавшего Его имя от очернения, без Своего внимания. Когда его выгнали с допросов, Он нашёл его и спросил, верит ли он в Божьего Сына. Тот ещё не видел лица того, Кто помог ему, и спросил в ответ, кто этот Сын Божий, чтобы верить в Него. Иисус ответил, что он прямо сейчас видит Его и разговаривает с Ним, и этот человек поклонился Ему и сказал "Верю, господин". Слухи о великих делах излечивания самых разных болезней и проблем вряд ли могли миновать его чуткого слуха, так что у него было достаточно пищи для ума и времени для размышлений и мечты об обретении зрения. Теперь же у него не было сомнений в божественности того, Кто вернул ему зрение. Иисус не удержался от полусетования-полуликования – "Я пришёл на суд в этот мир, чтобы слепые видели, а видящие стали слепы". Рядом с ними стояла группа фарисеев из Его сторонников, в прежнее время они связали свои жизни с этим движением и пока не видели причин уходить из него, и они почему-то приняли Его слова на свой счёт, хотя Он не упомянул фарисейство прямо – "Неужели и мы слепы?" Они были на Его стороне, однако же как и многие, не всей душой, а лишь по причине неотразимых свидетельств Его божественности и силы. Им ещё не пришлось быть в ситуации, требовавшей однозначно определиться, и они могли себе пока ещё позволить колебаться, и Иисус высказал им горькие слова, которые при здоровом восприятии могли бы стать лекарством от двоедушия – "Если бы вы были слепы, то не были бы виноваты, но поскольку вы претендуете на то, что вы зрячие, то грех остаётся на вас".

Эти фарисеи задели важный момент, и Учитель просто должен был им воспользоваться, чтобы помочь хотя бы некоторым из них, из вождей нации и местных больших и малых начальников, дать верный ориентир, влияющий на судьбы тех, кто доверен им Провидением, с кого потом спросится куда больше, чем с их подчинённых. Особенно это касается религиозной сферы, как ключевой в благополучии больших и малых сообществ людей. Он начал с притчи – "Истинно говорю вам, кто не дверью входит в овечий двор, но перелазит где-то в другом месте, тот вор и разбойник, но лишь тот, кто входит через дверь, настоящий пастух. Ему открывает привратник (пастух известен не только овцам, но и людям, которые имеют отношение к овцам и их собственникам), и овцы слушаются его голоса. Он зовёт своих овец по именам и выводит их".

В загоне часто находилось несколько стад разных пастухов, и сортировать овец вручную и не перепутать было бы вряд ли возможно, но они поступали очень просто – каждый звал своё стадо, и животные шли на его голос, сами собой разделяясь как надо. Он продолжал – "Когда выведет овец, идёт перед ними и они идут за ним, потому что знают его голос. Если их будет звать кто-то чужой, они будут убегать от него, потому что его голос им незнаком". Фарисеи, выслушав Его, не сразу поняли смысл этой притчи, может быть гадая где заложен смысл, в "двери" или "пастухе" или ещё где-то. Тогда Иисус продолжил излагать им эту тему более подробно, давая больше зацепок для выводов. Он пояснил – "Я есть Дверь для овец". То есть все вожди и руководители должны, работая для блага общества, входить и выходить через Него, говоря образно. Если они избегают Его путей, Его правил и уставов, то как бы они ни были искренни в заботе о них, они не смогут сберечь своих подопечных.

В современной, да и в древней политике, считается, что нормы морали, выраженные в декалоге, не относятся к большим сообществам людей, что они вправе пренебрегать жизнями и правами тех или иных людей и групп ради большинства. В чём-то это так, Библия показывает, что такое бывает допустимо, чтобы охранялось именно большинство, но ценность жизни и прав человека очень высока, и должны быть весьма веские причины, причём оправданные, чтобы жертвовать кем-то одним или малой группой ради других. Однако многие не желающие знать о Боге и Его Пути политики относятся к этому пункту очень пренебрежительно, кроме того, сегодня это превратилось в свою противоположность, когда нормальное большинство лишается прав ради капризов, причём неправедных, меньшинств. Если бы о правах людей заботились должным образом, то у сегодняшних дьяволопоклонников не было бы возможностей переворачивать политику с ног на голову. Нет, они всё равно попытались бы, но тогда у большинства бы не было ощущения вины перед "пострадавшими" меньшинствами, и вряд ли бы большинство купилось на их аргументы.

"Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и уничтожить. Я пришёл для того, чтобы имели жизнь, и имели с избытком. Хороший пастух полагает свою жизнь за овец, а наёмник, который не пастух, видит приходящего волка и оставляет стадо и убегает, и волк ворует овец и разгоняет стадо". Он коснулся темы других народов, близилось время, когда еврейскость перестанет быть значимым фактором, и хотя евреям об этом говорить могло быть опасно, но это должно было быть сказано заранее, потому что если об этом говорить потом, слишком многие будут сомневаться и это очень сильно помешает дальнейшей работе и существованию Церкви – "Есть у Меня овцы не этого двора, и их тоже надо будет привести. И они услышат Мой голос, и будет одно стадо и один Пастух".

Иоанн пишет, что Иисус посещал Иерусалим и храм ещё один раз после праздника Шалашей зимой, в один из новых праздников, которых не было в расписании Моисеева закона, впрочем он и не праздновался на том же уровне, что предписанные, имеющие связь с замыслами Бога. Однако люди любят попраздновать, и если повод достойный, почему бы и нет, и то, что Христос посетил Иерусалим в это время, хотя не освящает его, но также и показывает, что в разумных пределах это всё нормально, так народ хранит память о былом. Тем более повод был весьма значимым – осквернение храма, устроенное Антиохом Епифаном, было попыткой стереть с лица земли память о живом Боге и Его планах на человечество, и победа евреев, восстановление порядка, как и устранение их жестокого врага, было вмешательством Бога в ход событий, пусть и не столь ярким, как в прежние времена.

Иисус был в храме, возможно, что как обычно говорил с людьми, уча и развивая умы Своих последователей, и к Нему снова подошли хранители традиций, как они видели свою роль в иудейском обществе, Его неприятели. Однако же последние столкновения на празднике Шалашей немного отрезвили их – они замышляли убить Его, пытались арестовать, но их попытки утекали как вода в песок, а Его слова будили в них здравые начала, и на время они снова задумались, не попробовать ли наладить какой-то контакт с Ним. На Его стороне были симпатии слишком многих в народе, исцелённые Им сильно беспокоили их, как большая армия, которая скорее всего примет Его сторону. Его силы и возможности были неоспоримы, и они их манили их блестящими перспективами. Если бы Он уважил их, признал их вождями и отвёл достойное место, то и они бы нашли Ему место в своих рядах. Наверное, они считали, что Он должен сначала пройти испытания, получить одобрение Своих планов, и лишь доказав умение сотрудничать с признанными вождями народа, имеющим по сравнению с Ним огромный практический опыт ведения дел в условиях оккупации и диктата римлян, будет допущен к более высоким постам. А там, глядишь, и подумаем о царстве с надёжной командой… Была в Нём притягательность, что притягивала и Его врагов, они не хотели без особой на то необходимости терять такие возможности. Так что они подошли к Нему и с места взяли быка за рога – "Сколько Ты ещё будешь держать нас в неизвестности? Если Ты Мессия, скажи нам это прямо!" Их лукавство, будто бы Он не заявлял об этом, будто не доказал это тысячами чудес, будто о Нём не было однозначного заявления Иоанна Крестителя, губило их. Если бы этот момент взвесить как он должен был быть, им бы стоило сказать нечто такое – "Не мог бы нам ещё раз чётко сказать, что Ты Мессия? Мы тут немного сбились с толку и расходимся во мнениях, нам чего-то не хватает, чтобы самим решить этот вопрос, так что разреши наши сомнения". Но они переложили вину своего отрицания Его призвания на Него самого, будто Он их обманывает и хитрит с ними.

"Те, кто со Мной, они слышат (различают, распознают) Мой голос… Я даю им вечную жизнь, и никто не может забрать их из Моей руки". После этого Он опять испытал их, опять повторив родство и единство с Верховным – "Я и Отец – одно". Без этого они не могли по настоящему принять Его и подчиниться Ему. Если бы Он вступил с ними в какой-то договор, и стал раскрывать им тайны Своей природы спустя какое-то время, то они бы могли посчитать, что Он их обманул, да и как правило надо сразу ставить все вещи по своим местам, чтобы после не было разлада и восстаний. Их реакция показала, что они оценивали перспективы союза с Ним лишь с точки зрения своих личных выгод, своей гордости как лидеров нации, и не были готовы думать о народе, да и даже о своём личном будущем, что если этот претендент на родство с Сущим может оказаться сильнее их, и что будет с ними тогда? Наверное, Его чрезмерная, на чей-то взгляд, скромность, давала им повод думать об успехе.

Здесь находится весьма слабое место в их рассуждениях. Понятия добра и зла, нарушения или праведного действия определены в Законе и уставах, данных Богом. Сколько я ни изучал Библию, как-то не мог нигде заметить хоть что-то похожее на их определение. То есть их обвинение в грехе богохульства или оскорбления Бога и Его достоинства претензией Человека Иисуса на родство с Богом базируется на неких соображениях, понятных только им, но не на законах и правилах, известных в Писаниях. По человечески вполне понятно их возмущение (и что удивительно, слишком многие оправдывают их в этом моменте), однако же именно что по общепринятым соображениям, но не по "так говорит Сущий"… Однако же на самом деле Бог никогда не запрещал человеку претендовать на звание Бога (может быть именно для того, чтобы не было препятствия для Его Сына?), и в этом был смысл, потому что никто не станет верить человеку, претендующему на это, если он не докажет этого делами и сверхъестественными возможностями. Здесь была естественная преграда в человеческой ограниченности и защита от обмана, и не было никакой нужды дополнительно устанавливать ограничения. Но фарисеи вели себя так, будто бы такая заповедь существовала. Хотя и могла существовать, но уже не в Декалоге и не в Моисеевых законах, а в их собственной разработке – "третьем законе", что сегодня известен как Талмуд.

Логически рассуждая, они видели, что Иисус выигрывает, но их ненависть была слишком большой и возмущение, что Он опять выкрутился, пересиливало логику. Камни уже были выпущены из рук, пока шёл обмен аргументами, но теперь они попытались схватить Его, но это у них не получилось, Он уклонился от их рук и ушёл оттуда. В этих местах Ему опять было лучше некоторое время не появляться, так что Он ушёл за Иордан, на место, где прежде работал Иоанн Креститель. Те, кто приходили туда к Нему, были людьми, ищущими настоящего, кому не были интересны ложные интересы большинства, и там, в спокойном месте, они могли ещё некоторое время учиться у Мессии разным премудростям, которыми Он щедро делился с теми, кому это было важно. Не все шли сюда уже принявшими Его, но за время, что успели провести с Ним здесь, они неизбежно приходили к выводу, что Иоанн сказал о Нём совершеннейшую истину, хотя и не сделал никакого чуда за свою жизнь. Хотя множество пророков из тех, чьи книги вошли в состав Библии, тоже не делали никаких чудес, но людям хотелось хоть чего-то необычного, и то, что они сумели в "нечудесном" Иоанне Крестителе признать настоящего вестника небес, говорит в их пользу, что они могли и в малых сигналах различить значимое.

Вопрос об устройстве семьи, её прочности, темы развода и связанные с ним, в условиях потери связи с небом не могли остаться незатронутыми и неповреждёнными, поскольку все стороны человеческого бытия были повреждены падением. Склонность к развлечениям и самоугождению капризам исказила брак, так что даже люди, называемые праведными, оказались увлечены бурным потоком стихий. Последствия известны всем, разве что искажения, пришедшие в жизнь человека, сегодня многим кажутся неизменными и вечными, и проблемы этой сферы вроде как даже нерешаемы. Общественные устои о браке могли меняться, но представление о должном и правильном не обязательно совпадает с природой человека, откуда проистекает страдание и неудовлетворённость из-за расхождения с потребностями и запросами. Тема "древнейшей профессии" у меня всегда вызывает резкое несогласие с постановкой вопроса, и не только потому, что она противоречит предназначению женщины и мужчины. Во первых это злоупотребление природой человека и взаимоотношений мужчин и женщин, и знающие религию не могут рассматривать это представление всерьёз. Во вторых же в те древнейшие времена до Потопа люди не имели нужды ни в чём, имея более чем достаточное снабжение от природы, даже если не делали вообще ничего, так что очень долгое время женщинам не было нужды торговать собой, поэтому очевидно, что недостаточность обеспечения потребностей возникла после Потопа, вместе с неблагоприятными условиями жизни. Ради украшений, говорите? – однако же сначала были те, кто сделали эти украшения, то есть профессия проститутки уже не первая… Те, кто говорят о "древней профессии", смотрят на историю человечества сквозь теорию эволюции, но даже в этой парадигме эта идея выглядит не более обоснованной, сомнение в тезисе присутствует и тут. Если согласится с эволюционным подходом, то начальные условия жизни человека проходили в общинном укладе, где торговли ещё не было, в лучшем случае обмен. Но чтобы чем-то обмениваться, уже должны были быть профессии, и они возникли куда раньше, чем у каких-то женщин возникла нужда выставить как товар особенности своего строения. Нет, положительно слова о древнейшей профессии пустые, они живут лишь за счёт их повторения в общественном пространстве, они просто нравятся кому-то и никто не задумывается о их обоснованности. Это одно из "праздно шатающихся мнений без видимых средств к существованию".

Практика развода была унаследована евреями от предков и окружающей действительности, и ничего нового они сюда не внесли. Но во времена Христа разные фарисейские школы, может быть просто из соперничества друг с другом, стали развивать эту тему, и некоторые из них вышли вперёд, развили понимание, что разводиться по малейшему поводу неправильно. Одни фарисеи учили, что для развода достаточно будет, если в пылу ссоры муж случайно произнесёт три раза слово "развод". Этого формального действия было достаточно в глазах одних, но другие сильно возражали на это, оценивая такой подход как профанацию замыслов Бога о человеческой природе. Они, видимо, глубже подмечали те травмы, что производит и развод, и то, что ему предшествует, и его последствия, и мужчине, и женщине. Нельзя было по их понятиям, так легко позволять разлучаться людям, однажды пришедшим в соприкосновение. Человек не бездушный предмет, в нём происходит настройка на рядом находящегося спутника, возникают связи, оставляющие глубокий след.

Но и те, кто ратовали за упрощённый развод, имели свои аргументы – иные пары доставляли друг другу много травм, и жизнь укорачивалась явным образом от постоянных стрессов, ссор, непонимания и прочих проблем совместного бытия несовместных персон. Этот вопрос однажды добрался и до Христа, в разговорах с фарисеями они задали Ему его – "По всякой ли причине позволительно человеку разводиться с женой?" Одним было выгодно, чтобы этот необычный Учитель подкинул им новую неожиданную мысль к их аргументам против традиционалистов, другим это могло дать что-то к дополнительному обвинению против Него, и всем было интересно. Он же воспользовался этим, чтобы вернуть людей к истокам – "Разве вы не читали, что создавший вначале мужчину и женщину создал обоих (или "человек был создан как мужчина и женщина", то есть одно без другого не полноценно или недостаточно)?"

Задав вопрос, Он поглядел на них, как они восприняли и оценили Его подачу, и продолжил цитату – "Поэтому оставит человек отца и мать и соединится с женой, и будут два одним телом, так что их уже не двое, а одно тело. Итак, что Бог соединил, того человек пусть не разлучает". Спорщики оценили идею, среди них и самих этот аргумент имел хождение, но другая сторона имела на него возражение. Их мысль была примерно такой, что идеальные условия это бы, конечно, великолепно, но мы живём не в идеальном мире, и многие пары демонстрируют такой образ жизни, что опасны друг для друга, какое там единство тел и душ? В общем, они спросили о разводе как существующей норме закона – "А как же тогда Моисей позволил разводится, выдавая документ о разводе?" – в смысле ведь закон, который дал Бог, позволяет развод? Как так? Как это понимать? И то и другое ведь соответствует закону. Как разрешить коллизию?

На это у Иисуса был ответ, однако в свете самого закона он не был очевиден, здесь нужно было оценивать вещи с другой стороны – "Моисей из-за вашей жестокости позволил вам разводиться с жёнами, но вначале так не было". Странно, что на это никто не стал возражать, хотя, если бы там были те, кому важны не доказательства, не доводы и аргументы, а бесчестные люди, любящие всего лишь выигрывать споры любой ценой, то они бы подали Его слова как слабый довод или вообще ничтожный, потому что вроде как не опирался на "так написано". Однако же опирался, и фарисеи оценили его, опора аргумента была на "изначальном порядке", "сначала так не было". Тезис был оценён по существу, а не формально. И все понимали, что именно жестокость нравов, приспособление к греховности или искажённости характера падшего человека была причиной того, что Бог позволил людям решать свои вопросы по своему, не ставя им в вину такое следствие из их испорченности.

Никто не спорил, люди разошлись, задумчивые, но ученики, слушавшие разговор, были немного потрясены, и оставшись с Учителем наедине, выразили глубину своих эмоций – "Если настолько велика обязанность людей в браке, так тогда лучше вообще не жениться!?" Они увидели глубже многих суть и требования брака, что это должна быть очень прочная, неразрушимая конструкция, и в текущих условиях, в обычаях и привычках своего общества не увидели ничего близкого к должному его устройству. И если они не могли обеспечить его прочность, то лучше было и не браться… В то время, смотря на имеющиеся у людей установки и обычаи, им было не разглядеть, может быть, главного условия прочности этого союза, заключающегося в том, что в человеческой природе уже изначально заложены все необходимые свойства. Если бы люди оценивали друг друга с позиции совместимости личностей, и следовали этим правилам, то пары были бы устойчивы. Но браки устраивались часто по совсем иным соображениям, то равенства или престижа, то выгоды и побочных интересов, но не счастья двоих друг от друга.

Когда двое, подходящих друг другу людей, объединяются в естественный, природой обеспеченный союз, о чём Адам высказался как "плоть от плоти моей и кость от кости моей" (и всё, не имеющее этой высшей совместимости природ, не является браком, который устанавливал Бог, и такое положение вещей обеспечивает и гарантирует много страданий и боли и супругам, и детям), то эта ячейка общества охраняется самой природой, гарантирующей их связь, это вечный магнит, отталкивающий всё неправильное. Но во всех остальных случаях притяжение между мужчиной и женщиной будет ослабленным, если вообще будет иметь место, единственным притягивающим моментом будет лишь половое притяжение, и может быть дети, а это не самый сильный аргумент в защите семьи. Ученики поняли ответственность, но они не видели в тот момент механизма и порядка, обеспечивающих тот высший уровень, на котором семья и должна строиться. Даже последователи Бога, даже идущие по Его следам далеко не все осознают, какую семью Бог создавал, сколько счастья Он в неё закладывал, и соответственно, не могут другим передать этого, да и сами страдают в своих семьях точно также, как все остальные. И считают, что иначе и невозможно, что страдания в семье просто неизбежны, и что грех раз уж господствует в этом мире, то и счастье недостижимо.

Но есть мощная подсказка в реакции Адама на Еву "вот действительно плоть от плоти моей и кость от кости моей" – это не случайно, если бы все, ищущие свою вторую половину, ориентировались на такую подсказку от своей собственной природы, то несчастливых пар не было бы. Но когда идут на союз, не подкреплённый удостоверением и этой печатью высшего порядка, то несчастливыми становятся как минимум четыре человека – ваш спутник/спутница, и ваши и его/её идеальные пары, лишённые возможности быть с вами (хотя у тех ещё есть возможность со временем найти подходящую пару). Ну и вы сами тоже. И это на всю жизнь, если вы твёрдо держитесь принципов верности. Но и те, кто не держатся, тоже скорее всего повторят ту же ошибку в следующих попытках брака. Самое удивительное при этом, что идеально подходящие нам пары вовсе не редки, по моим данным из ста человек вокруг вас противоположного пола до восьми из них будут вам подходить. Главное, не увлекаться теми, кто вам не подходит, потому что в этом мире выработались механизмы обмана, сама склонность к "лёгким интрижкам", к ничего не обязывающему сексу и прочим подобным вещам, изолирует чувства от распознания нужного вам человека и от сближения с ним. Привычка к несерьёзным отношениям оказывается довольно ядовитой в отношении судеб множества людей.

Среди близких к Иисусу Его последователей был Лазарь и его сёстры, Мария и Марфа. Мария была однажды прощена и исцелена от больших проблем, и её жизнь изменилась, их дом стал мирным и благополучным, так что Иисус временами отдыхал у Них почти как у Себя дома. Скорее всего эта сестра Лазаря, кто жили около Иерусалима, не была Марией Магдалиной, поскольку Магдала находится недалеко от Капернаума. Хотя многие склонны считать их одной и той же личностью. Но в этот раз в их дом пришла беда, Лазарь заболел, и сестры передали Иисусу, что Его друг тяжело болен. В это время Иисус находился за пределами Иудеи, и получив известие, не спешил на помощь. Он задержался на два дня, и лишь после этого сказал ученикам, чтобы они собирались в Иудею. Ученики были не в курсе происходящего, и возразили – "Учитель, давно ли иудеи собирались побить Тебя камнями, и Ты опять идёшь туда?" Иисус несколько туманно ответил им, что в дне всего лишь двенадцать часов, а ночью работать не получается, в смысле надо спешить делать дела, пока есть благоприятное время. Но тут же добавил, что Лазарь заснул и Он идёт его разбудить. Ученикам было непонятно, о чём речь, и они высказали соображение, что если Лазарь был болен, а теперь спит, то дело идёт на поправку, кризис миновал. Тогда Иисус, видя, что тонкость оборота никто не заметил, объяснил ситуацию – "Лазарь умер. И Я рад, что Меня там не было, чтобы вы смогли увидеть то, что укрепит вас. Но давайте пойдём к нему".

Когда они добрались до Вифании, то обнаружили, что Лазарь уже четыре дня находится в гробнице, погребальной пещере. Обычно умерших в те времена хоронили сразу, в тот же день, не выдерживали ради шанса на то, что человек находится в летаргии и может проснуться. Кто-то передал сёстрам Лазаря, что Иисус идёт к ним, и Марфа вышла Ему навстречу. Увидев Его, она сказала Ему – "Если бы Ты был здесь, то мой брат не умер бы". Действительно, рядом с Ним смерть была слаба, однако она, даже взяв добычу, не могла быть уверенной, что её не отберут, Иисус уже не раз делал это. Марфа не стала упрекать Его, наоборот, даже сейчас была рада видеть Его и надеялась, что Он как-то поможет им – "Даже теперь знаю, что чего Ты попросишь у Бога, Он даст Тебе это". На её месте многие сегодня предъявили бы Ему претензии, зная, что Он лечил по первому требованию, Он в самом деле обычно не заставлял ждать долго никого, разве только если люди стояли в очереди на приём к Нему.

Но такой минимум делает всё обезличенным и отдалённым, и было нужно, чтобы она воспринимала Его более правильно, таким, как Он есть, с такими же желаниями, как и всякий человек, желающий сделать всё для друзей (а потенциально Он друг для всех и каждого без исключений), и Он постарался вложить в голос больше выразительности – "Я есть воскресение и жизнь. Всякий, кто верит в Меня, если даже и умрёт, оживёт. Более того, всякий, верящий в Меня, не умрёт вообще. Веришь ли этому?" Может быть в первый раз услышав такое, было трудно поверить, но она оценила Его желание объяснить что-то очень важное и полезное, представила перспективы, как бы это могло быть на деле и это было удивительно. Доверяясь Его убедительности, они ответила – "Так, Господин. Я верю, что Ты Мессия, Сын Бога, приходящий в мир". Она кроме той надежды, что когда-то в далёком будущем увидит брата снова, ощутила, что их ждёт и более близкое счастье. Раз Он здесь, то можно ожидать и невероятного, на что им было трудно надеяться рациональным рассудком.

На этом она пошла домой, чтобы сообщить сестре, что Иисус пришёл и ждёт в окрестностях селения. В их доме было немало гостей, пришедших утешать их и выразить соболезнования. Мария, узнав о приходе Учителя, поспешно вышла из дома, и некоторые из гостей пошли за ней, думая, что она пошла к пещере с телом брата, чтобы поплакать там ещё раз. Они увидели, что её ждал Иисус, хотя и правда её настроение было оплакивать, и подойдя к Учителю, она выразила то же, что и её сестра – "Если бы Ты был здесь, то не умер бы брат мой…" Это не было обвинением, точнее не таким, с которым идут в суд или предъявляют претензии на возмещение, но они так надеялись на Него. Они нисколько не усомнились в Нём, они переживали лишь о том, что Его не было, и по своему это было сильной и правильной верой. С этой более сильной верой их испытание оказалось достаточно тяжёлым, чтобы они были выбиты из колеи, однако они не были сломлены. По прошествии времени, когда чувства улеглись бы и потеря зажила, они бы оставались на Его стороне также крепко, как и прежде. Никто пока не проходил столь жёсткий опыт, когда Учитель почему-то запоздал, они были первыми в этом.

Иисус видел перед Собой Марию, столь привязанную к Нему, в очень расстроенном состоянии, рядом подошли многие гости, тоже плачущие, сочувствующие женщинам, потерявшим защиту, общее настроение сожаления и плача передалось и Ему. Обычно, видя болезнь или даже смерть, Он знал, что через минуту-другую ничего от проблемы уже не останется, и это не давало Ему погружаться в депрессию подобно обычным людям. Но сейчас до гроба Лазаря было некоторое расстояние, и пока Он доберётся туда, времени пройдёт не менее получаса, и чуткая натура Иисуса прониклась эмоциями толпы. Его характер, точнее правильный характер Его и Его последователей описан следующими словами – "радоваться с радующимися и плакать с плачущими". Впрочем это первая реакция, в случае проблемы подключившийся к ней всегда принимает меры помощи, чтобы как минимум облегчить горе того, кому он сочувствует, а по возможности вообще устранить причину расстройства. Это называют эмпатией, когда один проникается ощущениями и чувствами другого. Поэтому на глазах Иисуса появились слёзы, и Он спросил, не сдерживая рыдания – "Где вы положили его? Люди на это говорили – "смотри, как Он любил Его!" Кто-то выразил ещё раз ту же мысль, что Марфа с Марией уже озвучивали – "Не мог бы Этот, открывший глаза слепому, сделать, чтобы и Лазарь не умирал?" Эти разговоры происходили, пока Иисус со всеми шёл к месту погребения. Слова, несущие оттенок сомнения в Нём, сейчас ранили Его, ведь если сёстры не теряли уверенности в Нём, то эти люди сомневались в Его способностях, говоря, что Он не смог сохранить Своего друга от смерти. То есть, даже если они в разных местах, разве это преграда для такого Целителя, как Иисус, может Он не хотел помогать? Сейчас Он покажет ещё более высокую степень Своих способностей, но будет ли для Его критиков это ответом? Не станут ли они и дальше находить возможности к новым придиркам и критике? Многие станут, но хотя бы для нескольких из них то, что они сейчас увидят, станет поворотным моментом и они уже не будут среди Его противников. Они могли считать многое преувеличением, так как не были свидетелями Его чудес, лишь слышали о них, и увидев то, что превосходит молву о Нём, не смогут противиться убедительности Его силы.

Иисус попросил убрать камень, закрывающий вход в гробницу, и Марфа не удержалась, чтобы не посоветовать Ему очевидное – если Он хочет увидеть друга в последний раз, то это будет не лучшим делом, поскольку он лежит здесь уже четвёртый день, и появился трупный запах. Но Иисус открывал гроб не для того, чтобы попрощаться с её братом, а для того, чтобы воскресшему не пришлось возиться с камнем самому, нужно было открыть выход из пещеры. Реплика Марфы была довольно неуместной, и она получила небольшую нотацию – "Разве Я не говорил тебе, что если будешь верить, то увидишь божественную славу?" Она поняла, что слишком поспешила одёргивать Учителя, и смущённо замолчала. Те, кто остановились было на её словах, шедшие отодвинуть камень, подошли к нему и откатили его от отверстия пещеры. Иудеи и все присутствующие смотрели на Иисуса, что сейчас будет. Он же поднял глаза к небу и обратился к Отцу – "Отец, благодарю Тебя, что Ты услышал Меня". Он едва начал говорить, ещё не высказал цели, зачем Он сейчас молится, и уже благодарит. Или того, что Бог Его слышит, уже достаточно для любой цели? Так, когда между человеком и Богом нет препятствий в виде вины за что-либо, то можно быть абсолютно уверенным, что Он слышит нас. Хотя это не всегда означает, что Он выполнит то, о чём мы просим, так как не всегда наши желания и цели адекватны и совпадают с Его целями и желаниями. Впрочем, слышит Он вообще всё, разработавший ухо от концепции до воплощения в разных вариантах, я полагаю, не может не слышать нас, но во многих случаях Он может не хотеть слушать всё, что от человека исходит, и обращает внимание лишь на случаи, где Его внимание нужно в самом деле, остальное всё пишется для истории и будущего Суда. Между Иисусом и Его Отцом не было ничего, что мешало бы Сыну обращаться к Нему, поэтому Он говорит столь уверенно. Да ещё, наверное, канал общения между Ними мог ощущаться Им как работающий, и работающий всегда от началов начал, и в пользу того, что подобный канал существует на самом деле, говорит факт, что однажды он перестал работать, и Иисус явным образом об этом сказал, но это события распятия, ещё рано говорить о них. Он продолжал говорить – "Я и знаю (греческое слово здесь можно понять и как "вижу, помню, понимаю, ощущаю, ценю"), что Ты всегда услышишь Меня". Это было важно сейчас, чтобы показать всем, особенно находящимся в стане врагов, связь со Всевышним, прямой контакт с Ним. И после этого Он громко позвал Лазаря – "Лазарь, выходи!"

Толпа была наэлектризована ожиданием необычного, даже самые заклятые враги не сомневались, что не ради театрального эффекта Иисус устраивает это действо. Ожидания всех оправдались, спустя минуту или около того в проёме показалась фигура Лазаря в обвивающих тело пеленах, ему требовалось время, чтобы осознать себя живым и суметь встать, будучи обвязанным материей, к счастью ноги не были окутаны плотно, так что он мог делать шаги. Иисус тут же велел снять с него сковывающие похоронные одежды, живому они не были нужны, да и мешали двигаться. Сейчас Иисус был главным по всеобщему признанию, и люди услышали Его распоряжение, чтобы Лазаря развязали, чтобы он мог ходить самостоятельно. Под пеленами все увидели живого и здорового Лазаря, от которого не было запаха тления. Сказать, что все были шокированы, наверное, мало, и представить эмоции людей сложно. Сёстры приветствовали его, вернувшегося к ним, благодарили Иисуса, сделавшего величайшее чудо из всех прежде известных. Из иудеев многие дали себе отчёт, что зря слушали Его противников, всё-таки Он Мессия, что бы о Нём ни говорили, и если Он не Мессия, то кто тогда может претендовать на это звание? И ещё если Иисус не Мессия, то тогда Мессии уже нечего и ждать, потому что Иисус превзошёл всех пророков, подходя к пределу, доступному лишь Богу. Люди вернулись в дом Лазаря, чтобы вместо похоронного обеда продолжить уже пир веселья и торжества. Жалели ли теперь Мария и Марфа, что Иисус не пришёл сюда раньше?

Правда, некоторые оказались более "крепкими" в своих взглядах. Не знаю, что они думали о Лазаре и могуществе Иисуса, но они отправились в Иерусалим и доложили кое-кому о том, что Иисус превзошёл все прежние чудеса, и что известие о чуде в Вифании скоро разойдётся по стране, если не дальше, и много людей перейдут на Его сторону. У Его врагов возникло ощущение, что они ничего не успевают, Иисус сильно опережает их, а их все прежние ухищрения с Его дискредитацией и запугиванием людей отлучением от синагоги терпят крах и скорее всего обернуться против них самих. У некоторых даже могли возникнуть мысли, что и им бы надо поскорее выразить какое-то признание Иисусу, чтобы успеть вскочить на подножку уходящего поезда (или транспортной колесницы, если такие были). Однако кое-кто мыслил достаточно масштабно, и сумел повернуть мысли собравшихся священников и фарисеев в прежнюю сторону. Его соображения были следующими – "если оставить всё как есть, то все люди примут Его, а после этого придут римляне и захватят нас". Было в этих словах нечто искажающее положение вещей, ведь римляне уже и так владели ими и относились соответственно, даже если по документам и договорам они считались самостоятельной территорией под защитой Рима, и в эти проблемы они попали по вине таких же деятелей, как и они сами, хотя это было не вчера и те просьбы к Риму воссылали не они, а их отцы, или прадеды, если более точно. Так что об Иисусе как причине порабощения Римом не им бы говорить. Но другая мысль была более адекватной – если Иудея и другие области, населённые евреями, примут Иисуса как Мессию, это даже если не поднимет вопроса о Нём как царе (а избежать этого очень сложно, это так или иначе уже царствование), возникнет переформатирование нации, встанут вопросы единого народа, что вызовет как минимум вопросы у уже назначенных царей областей и прокуратора Иудеи. Фигура Царя, даже если будет совершенно мирной и будет предлагать мирные варианты, Риму однозначно не понравится. И почему-то автор этих мыслей подводит всех к мысли о неизбежном поражении, тогда как Мессия вполне способен постоять не только за Себя, но и на Израиль. Он показывает Его слабым и беспомощным перед Римом, и это ложь, но эта ложь почему-то синедриону очень нравится и принимается безоговорочно. А на основе этого суждения они единогласно принимают с подачи Каиафы предложение уничтожить Мессию. Хотя как раз это неприятие Мессии, данного им их Богом, и привело к уничтожению Иудеи и рассеянию евреев по всему миру.

Каиафа высказал своё соображение – "пусть один человек погибнет ради народа (чтобы сберечь нас от разорения римлянами, как будто Мессия имеет только эту миссию – защитить от Рима; это как бы издевательская версия, как Иисус им пригодится – они убьют Его, выдав римлянам, чтобы сохранить себя…), чем чтобы весь народ погиб из-за Него". Иоанн, кстати, эту идею оценил символически, вернув казуистичным словам Каифы здравый смысл, что Иисус через их козни станет искуплением за евреев и весь мир. С Каиафой произошло некоторое провидение^[40], данное ему свыше в силу именно занимаемого высокого положения в Храме, хотя и искажённое им в своих интересах,. Это, кстати, тот самый случай, который подразумевался Богом, когда Он проверял способности Иеремии видеть и воспринимать сигналы от Него и оценил "ты правильно видишь". В этот судьбоносный момент Бог влиял на умы и души этих высокопоставленных людей, но они воспринимали всё через призму своих очень уж личных интересов, и откровения, которые Бог не мог не дать, обратили на службу узким корыстным личным интересам.

Как пишет Иоанн, перед Пасхой в Иерусалим собирались люди, многие шли заранее, кто-то чтобы успеть приготовиться по всем правилам и встречать праздник чистыми по закону, впрочем также чтобы занять лучшие места, опоздавшим приходилось жить в палатках и шалашах на улицах и площадях, если не вне города. Хотя Иисус нечасто напоминал о Себе новостями чудес и исцелений, но Его громкие дела и заявления в последнее время были достаточно громкими, чтобы о Нём не только не забыли, но и удерживали любопытство людей на высоком уровне. Вокруг было множество разговоров, придёт ли Он на этот праздник. Подобное было и на прошлом празднике Шалашей, Он не сразу пришёл тогда, но когда пришёл, было много интересного. Что будет на этот раз? Многие знали, а другие были наслышаны, что Его хотят убить, и синедрион настроен куда более решительно после неоспоримо триумфального воскрешения Им Лазаря.

Из своего убежища от берегов Иордана Иисус с учениками направились на праздник, как и многие, заранее. Дорога была привычна ученикам, в пути было легко, особенно в этот раз. По их понятиям, которые были навеяны фарисейскими представлениями, в этот раз в Иерусалиме должно было произойти что-то важное. Они видели войну, устроенную властью их Учителю и не сомневались в своей победе. Хотя бы весь мир был против них, с ними был представитель Неба, Сын Бога, как они могли проиграть? Даже если их убьют, они видели Лазаря, пролежавшего мёртвым даже до появления трупного запаха, и это не помешало ему снова быть между живыми. Так что даже смерть уже не так не страшила их, не настолько, как эта тема обычно пугает многих. Иисус, видя их боевое и праздничное настроение, ещё раз попытался предупредить их, чтобы сильно не разгонялись – "Мы идём в Иерусалим, и там свершится всё, написанное у пророков" – ученикам это было бальзамом на душу, это настраивало их на боевой лад, это было участие в том, о чём мечтали предыдущие поколения, и вот им выпала удивительная доля участвовать в этом лично! Это вызывало сильные ощущения, и ключевая фраза Иисуса, что Его предадут, поругают, оскорбят и убьют, они не восприняли, как часто бывает, когда часть фразы, услышанная нами, и реакция, вызванная ею, заслоняет от нас другую часть сказанного. Последнее слово Иисуса в этом предложении было о Его победе, о воскресении из мёртвых, и подсознательно это укладывалось в то, что ими владело в этот момент, так что предостережение было напрасным. У них было немного времени на объяснения, дальше пошла череда событий, когда надо было взаимодействовать с людьми, присоединявшимися по дороге, и слова Иисуса остались без внимания и анализа.

В этой дороге до Иерихона произошло ещё событие, которое было неприятно для Иисуса тем, что Его ученики показали, что не понимали времени и происходящего. Они считали, что их ждёт блестящее будущее и битва, в которой они непременно победят, и по своему готовились к этому. Как могли, на что хватало их фантазии. Иоанн и его брат Иаков с их матерью подошли к Иисусу и просили Его выполнить их желание. Это выглядело как иногда мы подходим один к другому и вытягиваем обещание, что человек, ещё не зная нашей просьбы, обязательно её исполнит, и лишь после того, как обещание дано, тогда просьба озвучивается. Однако Иисус не поддался на уловку, и сразу спросил, что им нужно, и им пришлось высказать своё желание. Они явно рассуждали так, что всё равно высшие места займёт кто-то из них, и почему бы этим кто-то не быть им с братом? Кто первый посмел, тот и ухватит лучший кусок. А желание их простиралось не очень далеко от Учителя – быть по правую и по левую руку от Него, самые престижные посты, после того, как их борьба за престол Израиля увенчается успехом. Честолюбие, если оно не сопряжено с ходьбой по головам, а то и телам ближних, с устранением конкурентов, не является плохим делом само по себе, однако же если бы они были повнимательнее к тому, что Учитель им пытался сказать, они бы знали, что их мечты слишком далеки от воплощения. То есть они вполне могли быть рядом с Ним, но совсем на других постах, совсем не царских по меркам честолюбивых людей, так что они готовились не к тому, что было печально. Кстати, такой их опережающий ход вызвал у остальных учеников реакцию тоже не братскую, они негодовали на братьев, что вероломно хотели вырваться вперёд, поступили не по братски. Вполне возможно, что в этом деле роль сыграла и их мать, мыслящая практично, но приземлённо и не дальновидно.

Иисус, однако же, не стал указывать на их промах, а как обычно, извлёк уроки из происходящего. Он сказал, что они не понимают, чего просят – "Можете ли пить чашу, которую пью Я и креститься тем крещением, которым крещусь Я?" Иоанн и Иаков несколько смутились на "не знаете, что просите", однако же в теме о испытаниях и причастности что-то подталкивало их к принятию вызова, ну а если они уж совсем ошибутся, то Учитель поправит, не выгонит. Они ответили "можем". Иисус подтвердил, что им придётся пройти теми же путями, что и Он, хотя им не доведётся испытать это в той мере, что выпадет Ему. Но насчёт постов и близости к Нему в иерархии будущего царства заведует не Он, а Его Отец, и просьбы об этом бессмысленны. Наверное потому, что в Его владениях места занимают не по протекции, а по способностям, кто лучше к чему подходит. Никто, даже занимающий по нашим меркам скромнейшее положение, не окажется обделённым и не будет ощущать себя несчастным.

Когда они приближались к Иерихону, у дороги сидел слепой, который спросил у идущих мимо, что за шум – дорога с этой стороны, кажется, не была оживлённой. Ему ответили, что это Иисус Назорей идёт на праздник, и слепой понял, что у него есть шанс. Ему сказали об Иисусе Назорее, но он называл Его сыном Давида и звал на помощь. Какие-то грубые люди требовали от него тишины, чтобы не докучал великому человеку, но тот ещё громче стал звать сына Давида, и Иисус сказал ученикам, чтобы того подвели к Нему. Когда тот подошёл, Иисус спросил его, чего он хочет, и тот ответил со всей страстью, что хочет видеть. Сама его просьба и выразительность его поведения говорили, что он знает, у Кого просит и знает о Его силе, и Иисус сказал ему – "Прозри. Твоя вера спасла тебя". Глаза того тут же открылись и он присоединился к этой толпе, где его радушно приняли.

Их группа проходила через город, и много людей хотело посмотреть на Иисуса, был день и многие услышали новость о Его маршруте через Иерихон. Судя по расстоянию в сорок километров до столицы и тому, что в первый день недели (воскресенье) Он входил в Иерусалим, сейчас скорее всего была пятница, и люди, готовясь к субботе, не занимались большими делами, поэтому были большей частью дома или неподалёку. Вообще, те времена характеризуются, как подмечал Аверинцев С.С., тем, что у людей появилось то ли свободное время, то ли просто было сильное желание и какие-то стимулы не посвящать всё своё время трудам ради хлеба, но проводить немалое время в каких-то поисках лучшего. Так было не только в еврейских областях, но и в эллинском и римском мире. Это свойство той эпохи греческого влияния была как нельзя кстати вовремя, давая Мессии возможность широкого охвата населения, без этого Его работа шла бы куда как тяжелее и труды по просвещению уходили бы в песок. В этой толпе суетился один человек маленького роста, которому из-за этого не удавалось ничего рассмотреть, а он очень хотел увидеть Мессию, ему это было почему-то очень важно. Он был начальник налоговиков Иерихона, он мог бы вести себя как солидный человек, от кого зависит многое в этом городе, однако он не постеснялся залезть на дерево, чтобы оттуда увидеть процессию на главной улице города. Она проходила через город от одних ворот до других, и проходящие через Иерихон могли не сворачивать с неё.

Внезапно Иисус остановился под деревом, где сидел Закхей. И теперь он смотрел на Того, кого хотел увидеть, но его поиск Учителя дал неожиданно куда больший результат, чем он ожидал. Иисус поднял глаза и весело сказал начальнику мытарей – "Закхей, скорее спускайся, а то Мне надо быть сегодня у тебя в доме!" Не веря своей удаче Закхей спустился и повёл дорогого гостя к себе, где устроил немалый пир для многих, кто поместился у него в этот день. Атмосфера была задана ещё с приглашения Иисуса, напросившегося к нему в гости, Закхей испытывал небывалый комфорт и радость, что его дом посетил столь значимый Человек, известный всем вокруг. Впрочем дело было совсем не в престиже из-за известной личности, а что хотя у него в доме не было больных и каких-то печалей, но высокие принципы Гостя и Его праведность оказывали очень благотворное влияние на него. Его настроение не сбивали доносящиеся до его слуха недовольство некоторых из фарисеев, особенно оскорблённым вниманием Иисуса к сборщику налогов – "Он зашёл к отъявленному грешнику и ест у него".

Работая с налогами, многим было трудно удержаться от того, чтобы не пользоваться служебным положением, хотя, мне кажется, этот человек сумел сохранить свою совесть довольно чистой, если можно говорить о степени её загрязнения. Хотя на этом пиру Иисус не сделал никаких чудес, но Закхей убедился, что Он в самом деле Тот, кем называет Себя. И под этим влиянием Закхей неожиданно встал и объявил – "Половину своего имущества я отдаю бедным, и если кого-то обидел, возмещу вчетверо!" Это был очень сильный ответ фарисеям, и этим обетом он также возвышал Иисуса, доверившегося его крову, оправдывая Его доверие посвящением имущества на благотворительность. Он был богат, и сейчас понимал, что прекрасно проживёт и с вдвое меньшим количеством полей или владений, а о том, что обиженных им может оказаться много, так что его богатство на этом бы и окончилось, он не беспокоился, зная, что таких людей не должно быть, он всегда старался не обижать никого, разве что кто-то посчитает себя обиженным независимо от того, что с ним обошлись вполне справедливо (некоторые, много желающие, могут считать справедливо определённую ему долю несправедливой…). В этом его совесть была чиста, и может быть поэтому его и влекло так сильно к этому Учителю. Будь Закхей человеком несправедливым и имеющим за душой много желающих ему зла, в случае такого своего обращения он планировал бы свои расходы совсем по другому, так как вчетверо возмещать убытки ему просто не хватило бы всего его имущества даже без раздачи его части бедным. Впрочем, надо сказать, что и многих даже очень грешных людей тянуло к этому Учителю столь же сильно, как и Закхея. Когда Иоанн Креститель начал свою работу подготовки народа к Его явлению, и сам Иисус отмечал это, его послушали многие люди, имеющие очень уязвимое положение перед законом, и Иисус пожинал сейчас плоды трудов Своего предшественника.

Это был вариант притчи о талантах, только более привязанный к действительности, к случаю с Иродом Великим, как он получил власть над Иудеей, а более всего к Его собственному уходу из нашего мира. "Один человек знатного рода отправился в дальнюю страну, чтобы получить себе царство. Он дал поручение десяти слугам распоряжаться некоторой суммой денег, каждому поровну, чтобы пока он занимается делами, средства работали. Он отправился, а за ним следом граждане страны отправили посольство, чтобы в Риме (та самая дальняя страна, назначающая царей в свои провинции) услышали их голос, что они не желают этого Ирода иметь у себя начальником. Однако сенат оказался на стороне Ирода, и когда он вернулся, то расправился с теми, кто отправлял посольство о нежелании иметь его царём. Слуги же, которым он давал средства, отчитались перед ним так же, как и в прежней притче, у одного очень удачно получилось сделать из одной мины десять, у другого пять, у кого как, но нашёлся один, кто не пожелал прибыли своему господину, и хранил её, завернув в платок. Он высказал хозяину оскорбительные слова и в ответ услышал то же обличение в лукавстве. Этим сюжетом Христос хотел дать понять, чтобы Его последователи готовились к тому, что Ему придётся отлучиться очень далеко, чтобы потом вернуться с царскими правами (сейчас Он находился здесь с ограниченными полномочиями, был Жертвой, а не Судьёй), и они должны будут умножать Его богатства здесь, пока Он отсутствует. Вскоре они будут иметь много переживаний, но может быть эти слова помогут им понять суть происходящего, давно описанного пророками, но с таким трудом осознаваемого ими.

За день Иисус с сопровождающими прошёл около сорока километров от Иерихона до Вифании, не заходя в Иерусалим. Близилось время субботы, и Он отдыхал это время в доме у Лазаря. Наверное, это была последняя спокойная, относительно спокойная, впрочем, неделя Его жизни. Следующая неделя будет последней в Его деятельности на Земле. Он знал о предстоящих событиях, и хотел отдохнуть немного в этом доме, где атмосфера была близкой к тому, к чему Он привык там, наверху. Однако всё же нашлись некоторые, кто сумел омрачить отдых. Произошло то, что Мария, преданная последовательница Учителя, ощущая нечто надвигающееся на Него, поскольку воспринимала Его слова и предсказания серьёзнее других, решилась на внешне вроде не имеющий смысла поступок, зато позволяющий ей выразить Ему свою признательность и привязанность. У неё имелась дорогая парфюмерия, которую чтобы купить бедному человеку, требовалось бы копить целый год, питаясь очень скудно. Она внесла этот дорогой сосуд в комнату пира и раскрыв его, израсходовала его на ноги Иисуса, вытирая своими волосами. Сказать, что она совсем не обращала внимания на косые взгляды Иуды и тех, кого он успел настроить на свой лад, нельзя, Иисус вступился за неё, сказав, чтобы её оставили в покое. Её акция не была случайной, даже если Мария сама не понимала бы своих действий, Иисус сказал, что этим она подготовила Его тело к захоронению. Нищих всегда достаточно, и помогать им можно всегда, но Он не долго будет с ними, и вскоре они уже ничего не смогут Ему дать, как могут сделать это сейчас. Она же в глубине души ощущала, что делает правильно, и её забота была лишь о том, чтобы Учитель понял её действия, не истолковал неверно. Но Иуда от поступка Марии пришёл в негодование – "Зачем такая трата денег? Это миро можно бы было продать на целых триста динариев, и всё это раздать нищим". Иоанн знал секрет Иуды и почему тот так рассердился, он пишет, что Иуда пользовался теми деньгами, что люди собирали для Учителя. Иуда, как самый грамотный, занимался финансами их группы, он хранил деньги в ящике, куда их и собирали. Проблема его была в том, что он считал свои услуги важными, поэтому просто назначил себе плату за обслуживание их группы и брал её время от времени. Если бы он делал это по согласованию с остальными, наверное, это не было бы предосудительно, но об этом никто не знал, кроме Иоанна, и вовсе не потому, что Иуда советовался с ним. Иуда теперь посчитал себя обделённым из-за того, что эти немалые деньги прошли мимо него, он не видел душевного движения Марии, его волновала только цена её поступка.

Трудно сказать, сразу ли после этого или в следующие дни, Иуда настолько разошёлся в своих эмоциях, что это послужило ему к шагу, после которого у него не осталось пути назад. Сам его замысел вряд ли вытекал напрямую из этой обиды, потому что то, что он задумал, было в его глазах не предательством, а провокацией, своего рода компенсацией за упущенную выгоду там. Он решил резко ускорить события с воцарением Христа, спровоцировав Его арест, где Он должен был бы проявить Свою силу, чтобы не допустить Своей гибели или поражения. Он верил в Него, однако не понимал Его, поэтому считал, что Он не станет уступать Своим врагам, как действовал бы сам или как, по его пониманию, должен действовать Мессия. Он считал, что Учитель слишком скромен и не реализует огромное преимущество в виде собравшегося на Пасху народа со всех областей, который явно на Его стороне (хотя тоже далёк от понимания того, каким должен быть, чтобы Мессия считал их Своим народом). Если спровоцировать священников арестовать Его, то множество людей поднимется на защиту Мессии, да и Сам Он не позволит причинить Себе вред, как это уже бывало несколько раз. План был ни с кем не согласован, однако Иуда считал, что пусть он даже не всё учёл, но уж Иисус-то не подведёт. Не знаю, как он себя чувствовал, действовал ли решительно или имел много колебаний, но он думал, что побудив таким резким и неожиданным ходом Иисуса на активные действия, он станет героем, которому все будут обязаны, его признают, наконец, и оценят по достоинству его ум и изобретательность. Победителей обычно не судят, поэтому он решился на то, чтобы пойти к священникам, и там он предложил им в удобное для них время, то есть когда рядом не будет толп народа, сообщить им, где можно найти его Учителя. За деньги, конечно, такая услуга должна быть оплачена… А когда Иисус займёт подобающее ему место, то неужели его услуга Ему, его изобретательность и гениальный план, не будут оценены по достоинству? Так он получит в свои руки куда более значимые ресурсы, чем скитаясь с ящиком для пожертвований за бедным, хоть и очень популярным Учителем.

На следующий день, это был первый день недели, который в русском языке получил название воскресенье (в честь того, что произошло через неделю), Иисус с учениками покинули дом Лазаря и направились в Иерусалим. Судя по календарю, что день Пасхи был в пятницу (как мы называем этот день, это шестой день недели), то первый день недели был тем днём, в который Ягнёнок, которого будут есть в Пасху, выделялся из стада и его держали отдельно. Иисус пришёл в Иерусалим, где оставался до ареста и казни. В законе Моисея устав о Пасхе гласил, что в десятый день первого месяца от стада должен быть отделён ягнёнок для Пасхи, и содержаться до четырнадцатого дня в доме, и при наступлении вечера, при переходе суток от четырнадцатого к пятнадцатому дню (между вечерами, по терминологии оригинала), его резали и готовили, и в наступивший вечер пятнадцатого дня, то есть ночью, съедали его. Пятнадцатый день как раз и был Пасхой. В этом году десятый день первого месяца выпал на первый день недели, что и закрепилось потом в праздниках христианства как Страстная неделя, и она начинается с воскресенья, которое называют "вербным".

Ещё в Вифании, до того как покинуть её пределы, Иисус послал двоих учеников привести ослицу с ослёнком, что они и сделали. На вопросы хозяев они ответили, что они нужны Иисусу, и те отпустили животных с ними, авторитет Иисуса позволял не сомневаться, что животных вернут. На ослёнка Иисус и сел, и так на нём въезжал в город. Его слава, воскрешающего мёртвых, оживившего Лазаря, в чём многие успели убедиться лично, бежала впереди, и множество людей, зная о Его пребывании рядом с Иерусалимом, вышли Его встречать, так что вход в город вышел очень торжественным, это был Его триумф. Многим казалось, что теперь, с такой поддержкой множества людей, пришедших на праздник, никто не устоит перед Ним, и царство Ему казалось уже обеспеченным. Поэтому Его вполне искренне встречали все, кроме фарисеев и членов синедриона и их ближайших помощников. Но эти люди, желавшие смерти Иисуса, в это время были в полном смятении, они видели, что Иисус опережал их, весь народ воодушевлённо поддерживает Его, а они везде опоздали. Это они и говорили своим кураторам в синедрионе. Наверное, в эти дни многие там задумывались о вариантах как повыгоднее сдаться на милость Победителя.

Люди же в восторге оказывали въезжающему в город Мессии царские почести – стелили перед Ним ветви листьев, цветы, многие даже свои одежды. Триумфатору выкрикивали благословения, восклицали "благословенно наступающее царство отца нашего Давида!", "спасение!" и прочее подобное. Люди ожидали перемен, и если бы они проявили за это время больше посвящённости, то вполне могло так и быть. Но умы и души многих из них до сих пор не стали местом, где наступило царство небес, и это было огромным препятствием для наступления и видимого царства Мессии. Они хотели, чтобы Он был их царём, однако большинство из них были бы плохими подданными – как и в прошлые века они бы бунтовали и расходились с Ним во многих понятиях, так что никакой речи о воцарении в Иудее не могло быть и речи. Поэтому их надежды не могли сбыться сейчас. Да и мог ли Он становиться царём, не свершив главной цели, зачем Он должен был родиться Человеком? Однако же Он, заявивший своим входом в столицу о неких царских привилегиях, по крайней мере Он принимал восторги толпы как должное, становился противником существующих властей Иудеи. И это было главнейшей причиной, почему власти Иудеи, не принимавшие Его, приняли против Него самые суровые меры. Некоторые из фарисеев осмелились сделать Ему замечание, чтобы Он придержал толпу, которые слишком, по их меркам, превысили меру оказываемого Иисусу уважения, однако Он обрезал их, не поддержав их претензии на охрану порядка – "Если они замолчат, то начнут кричать камни".

Недалеко от городских стен, где восторги толпы дошли до высшей точки, Иисус неожиданно заплакал. Хотя Ему и было приятно, что Его встречают хоть в какой-то мере по Его достоинству, но Он видел, что люди ждут от Него совсем иного, чем Он хотел им дать. Он нёс жизнь высшего порядка, но большинство здесь стремилось к меньшему, и Его высшие дары совсем не ценились. Это положение вещей печалило, и Он знал, что через неделю пусть не эти люди, но с их попустительства и равнодушия к настоящим ценностям Он будет многими отвергнут. Этот город много веков сопротивлялся Его зову, и сейчас обстановка не стала лучше. Только вот эта встреча лицом к лицу с ним была последней… У них пока ещё есть шанс, но воспользуется им лишь небольшая часть, так что сохранить этот народ именно как народ, всё общество, под Своим крылом не получится. Их призвание должно будет покинуть их, и храм останется пуст, присутствие Сущего оставит их совсем. Он оплакивал Иерусалим – "Если бы ты хотя бы в этот день узнал, что служит к твоему миру! Но это скрыто от твоих глаз". Он добавил о их скорой участи, когда "его обложат осадой и стеснят и разорят, … за то, что не узнал времени своего посещения". Впрочем, Он не остался долго в этом настроении, оно скоро схлынуло, Его ожидал своего рода сюрприз (скорее для учеников, поскольку Он провидел события).

Когда они вошли в город и люди общались и поздравляли друг друга и выражали уважение Иисусу, в толпе к Филиппу, которого смогли обнаружить первым из Его ближайших учеников, подошли несколько греков. Возможно, они знали его, так как он был с окраины еврейского мира, из галилейской Вифсаиды, где евреи контактировали с язычниками по всяким делам. Известия о необычных делах, свершающихся в еврейских областях и даже местами за их пределами, достигли ушей язычников, и некоторые из интересующихся иудейской религией, а может быть они уже были обращёнными прозелитами, хотели теперь узнать о столь значимой надежде евреев на Мессию. Это было естественно, и удивительным было скорее то, что прозелиты не добрались до Него раньше, однако же такие контакты могли помешать Иисусу работать среди евреев, вызывая враждебность фарисеев, видимо поэтому Он старался избегать столь обширной известности. Но теперь лишние аргументы против Него лишь служили конечной цели Его прихода сюда, развязка приближалась и можно было уже не ограничивать людей рассказывать о Его чудесах и славе. Эти люди были первой ласточкой из всех остальных народов, для кого и предназначены Его богатства, эта встреча обнадёжила Иисуса, что Его дело необходимо всему человечеству, а не только этому Его народу, не оценившему протянутой руки. И Он перед учениками выразил Свой восторг от этой встречи – "Пришёл час прославиться Сыну Человеческому"… Интерес неевреев к Нему был Ему дороже триумфального входа в город, устроенного соотечественниками. Однако дальше Он произнёс слова, не слишком вяжущиеся с той радостью, что Он выразил по этому поводу, Он говорил о пшеничном зерне, которое должно исчезнуть, чтобы дать плоды, о том, что любящий себя погубит себя, а кто невзлюбит себя, сохранит свою жизнь на всю вечность. "Мне печально сейчас, и что Мне сказать Отцу? – избавь Меня от этого часа? Но Я именно на этот час и пришёл…" Прежде чем Он получит славу, Ему нужно умереть, поэтому Его слова темны и печальны, и обрадовавшись начинающейся славе среди других народов, он сразу же вспомнил и о том, каким образом Он её заслужит.

Иисус дополнил слова этих внимательных людей – "Этот голос был не для Меня, а для народа", имея ввиду, что отвергающие Его с этого момента имеют ещё меньше поводов для этого, и ещё один стимул, пока не поздно, согласиться с Ним и встать на Его сторону. Он добавил – "Сейчас момент суда для этого мира, и отныне князь мира сего будет изгнан", отмечая поворотный момент, смену эпох и многих вещей и в небе, и на Земле. Может быть люди будут жить так же, как и жили, но времена Моисеева закона заканчивались, и в небесах уже никогда не примут Люцифера, который до этого иногда всё же бывал на приёмах у Всевышнего, как было в случае с Иовом. То, как изгнанный с неба мятежник, обращался с уважаемым и любимым всеми Повелителем небес, пользуясь тем, что Он был в какой-то степени ограничен занимаемым положением обычного человека и текущей задачей, раскрыло очень и очень многим, кто он есть на самом деле, если кто до тех пор не понимал сути Люцифера, и оттолкнуло их от него окончательно. Для небожителей софистика Люцифера потеряла своё влияние, больше там сочувствующих ему, если таковые ещё оставались после изгнания поддержавших его бунт, не оставалось.

"И когда Я буду вознесён над землёй, всех привлеку к Себе" – закончил Он свою речь. Это вызвало немедленный вопрос из толпы, люди однозначно поняли Его, что Он говорит не о вознесении на трон, а именно о распятии – "В законе, мы слышали, говорится, что Мессия всегда живёт, как же Ты говоришь о распятии Сына Человеческого? Кто этот Сын Человеческий?" Вопрос был изощрённый, с полным пониманием текущей ситуации и знанием Писания. Более того, буквально пару минут назад люди слышали голос Бога, подтверждающий миссию Сына, и если игнорировали даже такой аргумент, то что могла сделать логика, тем более для предвзятого ума? Люди могли подумать, что Иисуса поймали на противоречии самому Себе, однако здесь не хватало реального знания пророчеств и Писаний, тогда бы они наоборот видели необходимость для Мессии пройти стадию Жертвы, но кому-то действительно умному и изощрённому казалось, что они нашли зацепку и Он, ища ответ, потеряет лицо в глазах не столь разбирающихся в деталях закона и пророков. Объяснить неправоту этому человеку, наверное, было несложно, однако же для находящихся в плену фарисейского образа мышления вопрос казался сильным, а объяснения могли до них не дойти в силу накалённости эмоций, и Иисус, зная, что для спросившего объяснения не нужны, бросил – "Ещё немного свет будет с вами. Пользуйтесь им, пока он есть, потом наступит тьма, а ходящий в темноте не знает, куда идёт". На этом Он покинул это место и скрылся от желающих добраться до Него, перейдя в другое место, где люди в восторге смотрели на Него и были не в курсе происков фарисеев. Тот, кто сделал вброс, хотел запутать людей и Христа, и кажется, что после этого собирался арестовать Его, скомпрометировав Его в глазах толпы, так что Он бы не нашёл сочувствия у людей из-за морального проигрыша, потому что в этот раз было даже неважно, сумеет Иисус ответить и разбить аргумент врага или нет, потому что можно было просто не дать Ему на это времени… Это было своего рода достижение Его врагов, они уже знали, что Он может разрушить любую их софистику, но сейчас они додумались кинуть хлёсткое возражение, и не дав Ему опровергнуть их, сделать вид, что Он проиграл и на этом фоне забрать Его из толпы. Но Он разгадал их трюк, и не стал ввязываться в спор. Это был, наверное, единственный раз, когда Он не стал опровергать аргументы фарисеев, но логику опровержения нетрудно проследить. В самом деле Мессия жив всегда, но Он должен был и умереть (чего предрассудки фарисеев и национальная гордость не позволяли многим осознать) в то же самое время. Он умер, но после этого ожил, и таким образом все условия были выполнены. Однако же объяснять это неверующим или не разбирающимся в тонкостях закона людям было очень трудно, почему Ему было невыгодно принимать данный вызов. Ну и ещё была причина, почему Он не хотел отвечать сейчас – Его ждали греки на внешнем дворе, куда они имели право заходить. Никто не сохранил их разговора, но уверен, что те люди не ушли разочарованными.

Это всё произошло в первый день недели. Сейчас был уже вечер, и никого свергать Иисус не стал (было бы не лучшим очищать храм в глазах язычников, встречавшихся с Ним), никаких руководящих указаний не отдал и не повёл толпу против римского отряда или отвергающих Его высших лиц Иудеи. Кто-то мог быть удивлён полной расслабленностью почти готового царя, Иерусалим был вроде как у Его ног и Он мог делать практически всё, что угодно, поскольку многотысячная толпа паломников на Пасху была к Его услугам. Малейшее Его слово могло привести к смене власти, и многие сегодня пережили неприятные часы в ожидании шествия толп по улицам. Но ничего такого не случилось, не сбылось. Вместо мероприятий по захвату власти или организации штаба Иисус осмотрел храм и отправился обратно в Вифанию, в дом друзей. Так прошёл первый день предпасхальных приготовлений и Страстной недели.

На следующий день Он сразу направился в храм, и перед концом Своей миссии Он ещё раз повторил очищение храма от торговцев, как и в начале деятельности. Три года назад Ему не смогли противиться, и, кажется, на некоторое время дела в храме велись более здраво, однако со временем желание наживы снова возобладало в считавших себя хозяевами храма, а может быть, кое-кто умеющий видеть дальше других увидел в этом очень удобный момент поймать Иисуса на нарушении их правил, что давало им возможность дополнительного обвинения Его. Это, пожалуй, была неплохая задумка, поскольку на своей территории они могли задавать условия, и они думали, что в этот раз Иисус обязательно попадётся. В тот раз священники были слишком впечатлены и не задавали много вопросов, но теперь-то они будут готовы – они знали, чего от Него можно ожидать и надеялись, что в этот раз Иисус попадётся в их сети. Однако что-то у них пошло не так. Иисус в этот раз даже не стал использовать подручные средства, Он просто, войдя в храм, стал выгонять торгующих, опрокидывая прилавки и скамьи, также не позволял проносить через храм предметы. Опять Он выполнял работу, что должны были выполнять стражи храма, и опять властность и величие ярко были видны в Нём, так что те, кто думали призвать Его к ответу, забыли, как это делается и постарались держаться от Него подальше. Никто не мог помешать Ему, Иисус сделал всё, что хотел сделать, а потом, наведя порядок в этой части двора, стал вести приём больных, поток которых не иссякал до сих пор. После освобождения от суетных вещей здесь собрались те, кто стремился увидеть Его, а молва о Нём разнесла широко, что Он присутствует на этом празднике, и поскольку последнее время Его редко где было можно найти, все больные потянулись сюда, где всё ещё можно было получить полное здоровье. Многие дети, также находящиеся здесь, пели и кричали Ему "Осанна сыну Давида!", что вызвало у священников негодование. Они попробовали пристыдить Иисуса, что Он поощряет ересь и беспорядок, но еретиками были сейчас они, и даже понимали это краем сознания, но всё равно свою роль доигрывали до конца. Он же привёл им из книги псалмов "Из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу", чем немало обескуражил их, намекая, что дети хорошо чувствуют добро и правду.

Вчера, помимо прочих, произошло внешне малозначимое событие. Ещё утром Иисус обратил внимание на одно из деревьев. Деревья инжира сначала выпускают плоды, и лишь потом распускаются листья. В это время года ещё было не время плодов, но это дерево красовалось листвой, и если уже появились листья, то был шанс, что какой-то из плодов может оказаться уже поспевшим. Это привлекло Иисуса, испытывавшего голод, но Его ожидало разочарование, на этом дереве, кажется, не было не только спелых, но даже и неспелых плодов, вся сила дерева ушла в листья. Дерево не оправдало ожиданий, и хотя многие могут предъявить Ему претензии, что Он мог бы узнать состояние дерева и не подходя к нему, но что если Он хотел на этом построить важнейший из уроков? Иногда случается, что вещи, вроде бы никак не связанные, и не должные быть связанными, всё же оказываются связаны каким-то подобием. Это дерево оказалось прямым символом состояния этого народа, гордящегося внешними атрибутами, но так и не принёсшего плодов, которые ожидались от него. И невинному дереву прозвучал приговор – "пусть никто больше не ест от тебя плодов".

Сегодня ученики проходили по тем же улицам, и многие заметили, что это дерево засохло, всего лишь за сутки. Пётр тут же доложил Учителю, что дерево, которое Он проклял, засохло. И Иисус отреагировал на его удивление, дав ещё один урок, что в человеке есть возможности, с которыми можно жить более защищённо или удобно, и что не одними мускулами мы обустраиваем себе жизнь – "Имейте веру божественную (приходящую от Него, хотя можно понять и как "такую, какую имеет сам Бог"), потому что кто скажет этой горе9 подняться и броситься в море, и не станет сомневаться, но поверит, что будет по его слову, то будет ему, что ни скажет". Как будто Он говорил о возможностях человека, соединённого с Богом, и по этой причине имеющего большие силы, чем доступны обычным людям. Причём дело выглядит так, как будто эти возможности находятся в постоянном распоряжении того, кто держит связь с Богом, а не "по требованию", то есть по просьбе каждый раз, когда это нужно. Правда, после этого Он сказал уже и о молитвах – "Поэтому чего бы вы ни просили, верьте, что получите, и будет вам". Важно, что верить можно по разному, и высшая форма этого как раз в такой настойчивой властности над нижестоящей природой, которой Бог не желает отказывать. Но, опять же, это для тех, кто держит контакт с Ним активным.

Когда они пришли в храм, там по поводу вчерашнего к Нему подошли священники с тем же вопросом, что и три года назад – "какой это властью Ты вмешиваешься в наши храмовые дела?" Три с лишним года Он вёл активную деятельность, но Его всё так же не хотели принимать сильные мира сего. И пока ещё было благоприятное время всё поменять (а до распятия оставалось два дня), Он должен был дать им возможность осознать реальность. Он поставил им ловушку, из которой по честному не было выхода – "Я вам отвечу, но сначала скажите Мне – крещение Иоанна было свыше или самодеятельностью, к которой Бог не имеет никакого отношения?" Все они когда-то признали Иоанна, что это был человек Божий и Его пророк, сомневаться в этом считалось плохим тоном, особенно потому, что Иоанн не пытался пользоваться своим авторитетом для себя, но служил Другому подобно слуге. Отсутствие конфликтов по поводу власти между Иоанном и Иисусом показывало, что здесь нет корыстных сговоров, но некая печать небес лежит на том и другом. Но если они скажут, что Иоанн был от Бога, то они должны были признать и Иисуса Мессией. Самое удивительное, что они это прекрасно осознавали, но тем не менее торгуются сами с собой, выгодно им это или нет, думают вовсе не о том, как Бог смотрит на эти колебания линии. Отойдя в сторонку, они посовещались, какой ответ им бы был выгоден, и не нашли такого варианта. Сказать что Иоанн не пророк было просто опасно, так как народ признавал Иоанна пророком, и открытое противоречие толпе означало создать себе большие проблемы. И они, понимая, что Иисус опять выиграл, сквозь зубы – ведь сами напросились, зачем полезли к Нему? – ответили "не знаем". Со стороны Иисуса также последовал ответ – "И Я вам тоже не скажу, какой властью это делаю". Не "не знаю", а "не скажу", потому что фактически их "не знаю" означало именно это – "не хотим говорить".

Разговор на этом не закончился, Иисус атаковал их двумя притчами, одна о вероломных работниках, арендующих виноградник, мы уже говорили об этой притче, и другая о двух сыновьях. После того, как Он сказал священникам "не скажу, какой властью это делаю", он задал им вопрос – "Вот как вам кажется? – было у одного человека двое сыновей, и одному он сказал "пойди поработай в моём винограднике". Тот ответил – "не хочу", однако же подумал, и послушавшись отца, пошёл". Поскольку первый сын отказался, то отец пошёл ко второму, "И сказал другому ту же просьбу, и второй ответил – "Иду, отец", однако же не пошёл. И который из этих двух выполнил волю отца?" Они ответили, что первый, который поначалу отказывался. Иисус укорил их, что те, кто вроде бы отказывались идти правым путём, куда охотнее склонны принимать Его, тогда как они, считающие себя праведниками, отказываются присоединиться к Мессии, посланнику их же Бога. Когда Иоанн Креститель призвал людей готовиться к пришествию Мессии, мытари и другие явные грешники поверили ему, тогда как сливки общества, даже видя как сбившиеся с Пути люди возвращаются на него, не посчитали это признаком истинного возрождения. Кстати, в этом примере взгляните на отца – когда он вечером увидел сделанную в винограднике работу, то кого он был склонен вознаградить? Если он не знал, кто именно работал, то однозначно бы наградил того, который сказал "пойду", но не пошёл… Правда, когда дело бы раскрылось, кто на самом деле работал, порция вознаграждения с противоположным знаком обманщику оказалась бы двойной.

После этого была притча о наглых виноградарях, от которой многие слушатели остолбенели от такой их наглости. Иисус, вызвав накал эмоций, снова спросил у людей, что должен сделать хозяин виноградника со столь плохими работниками, и те ответили, что тех злодеев надо предать лютой смерти, а виноградник передать таким работникам, что будут работать честно. Теперь Иисус не стал укорять кого-либо, потому что священники, захваченные рассказом, вместе со всеми выразили те же чувства, однако в следующий момент до них дошло, что они и есть эти виноградари, и они захотели взять свои слова обратно, высказавшись в духе "чур меня" – "да не будет!" Вместо укора Он, глядя на них в упор, сказал – "Разве вы не читали в Писании – "камень, который отвергли строители, он и сделался краеугольным камнем"? Тот Камень, на кого упадёт, раздавит, а кто упадёт на Него, разобьётся".

Эта история была из строительства первого храма, один из камней, доставленных из каменоломни, никак не встраивался в фундамент, в смысле строители не могли найти ему места. Вроде как в горах тесали камни по уже рассчитанным формам, но на месте вышла заминка с одним из них. Но потом стали искать камень для угла, и тот камень, что никуда не вписывался, оказался точно подходящим на эту роль. Тут скорее дело было не в камне, а в том, что у строителей некоторое время что-то не работало как надо в головах, и они не сразу увидели назначение того камня, который поначалу посчитали бракованным. Эта история была поучительной, она была упомянута в псалмах, хотя очень кратко, так что без некоторых пояснений многие не понимали, о чём речь. Вот эти слова – "Тот самый камень, который отвергли строители, сделался главой угла^[41]. Это от Сущего, и это удивительно!" Во всякой устоявшейся системе такого рода проблемы встречаются часто, и руководители, поставленные во главе отделов или целого должны быть особо внимательны к подбору кадров, потому что это может погубить всё дело, ради которого основоположники отдавали силы, а иногда и жизни. Лозунги и слова могут ничего не значить, но нужен результат. Эти слова настроили хозяев Иерусалима ещё сильнее против Учителя, но при народе они не могли ничего сделать.

Пока Иисус общался с народом и учил Своим премудростям, фарисеи имели совещание в своей среде. Их обнадёжил удачный вопрос, на который Иисус не стал отвечать недавно, и в данной ситуации, когда вокруг был народ и было невозможно действовать силой, можно было попробовать обратить Его силу в слабость, если бы удалось дискредитировать Его в глазах людей, если Он вдруг не сможет достойно, как людям нравится, ответить на их хитрые вопросы, если вдруг Он запнётся или не сможет найти выигрышный ответ. На этом они сейчас сосредоточились и просчитывали свои возможности. Между ними самими было много споров, и некоторые из таких спорных моментов они решили предложить и Ему. Мне кажется, что Иисус даже намеренно завлёк их, демонстративно обозначив секундную слабость в тот раз, когда уклонился от спора по поводу смерти Мессии, дав им некую надежду, что и Его когда-то можно поймать на слове, если очень постараться.

Фарисеи пригласили для этой ловушки своих идейных врагов иродиан, которые были просто политической партией, какой она могла быть в те времена, пусть и не далёких от религии в обществе, где всё было пропитано ею, но всё же интерес их был в поддержке существующего порядка, а не в религии, где они были скорее беспринципны, придерживаясь лишь выгодного в данный момент курса. Их поддержка была нужна на случай, если Иисус допустит ошибку и появиться возможность привлечь светские власти, то есть римлян, для возбуждения на Него дела. Эта представительная делегация подошла к Учителю и с показным уважением задали каверзный вопрос, оба возможных ответа на который были проигрышными. Началось с лести – "Учитель, мы знаем, что Ты справедлив и учишь действительно Пути Божьему, не заботясь о последствиях, и не смотришь ни на чьи интересы. Итак, скажи нам – можно ли давать подать кесарю или нет?"

Богословски вопрос кажется сложным, многие люди с небольшим образованием до сих пор ломают головы над ним, потому что действительно кажется, что поддерживать безбожную или языческую власть как бы даже есть немалый грех. Для окружающей толпы это был довольно провокационный вопрос, многие могли затаить дыхание – что-то сейчас будет? Скажи Иисус, что налоги платить надо, иродиане будут довольны, но фарисеи лицемерно пожмут плечами и кивнут народу на Иисуса – видите? – Он поддерживает римлян… Для народа, особенно ждавшего Его воцарения, это будет прямо-таки великим разочарованием, так что все проблемы с этим популярным Учителем сразу же и разрешатся на месте. Если же Он проявит патриотизм (об истинности и честности рассуждения они уже не заботились), сказав, что грех поддерживать захватчиков, то народ и сами фарисеи поприветствуют Его и выскажут самую решительную поддержку и энтузиазм, но иродиане немедленно донесут куда надо и надо будет ожидать римского патруля, ищущего того, кто настраивает людей против метрополии, да ещё и вокруг Него бродят слухи о намерении сделаться царём. Даже момент был выбран очень удобный – это Его третий день в столице, и за это время ожидания народа, всколыхнувшиеся после Его триумфального входа в Иерусалим, начали уставать от Его ничегонеделания в этом направлении. Малейшее разочарование в Нём толпы будет для Него смертельным…

Но ожиданиям фарисеев и иродиан не суждено было сбыться. Их замысел был очевиден для Него, и Он прямо в глаза высказал – "Что, поймать Меня хотите, притворщики?" Потом Он попросил показать Ему монету, которой платились налоги. Фарисеи насторожились, этого по их сценарию не полагалось, Иисус опять что-то задумал… Динарий оказался в Его руке и, показывая Его окружающим, Иисус спросил – "Чьи здесь изображение и надпись на монете?" Хором прозвучал ответ многих – "Цезаря!" Сутью этой демонстрации было показать людям, что Цезарь уже, как минимум через финансы, а значит и другие силы, одно вовлекает другое, имеет крепкие позиции на этой земле. Они пользуются деньгами Рима, так что прежде чем желать независимости, надо бы подумать о многих других проблемах, вытекающих из этой. Когда после этой демонстрации Он произнёс сакраментальное – "Коли так, то отдавайте кесарево кесарю, а Божье – Богу", то ни у кого не было впечатления, что фарисеи чего-то добились. Народ не разочаровался в Иисусе, оттолкнуть его от Назарянина не получилось – хотя Он и не дал надежды на избавление от власти Рима, но зато некие глубинные смыслы шевельнули что-то в душе и разуме многих, все ощутили, что дело не так просто, как им бы хотелось.

Не знаю, после того, как фарисеи ушли после провала своего замысла, просили ли они саддукеев продолжить атаки на Иисуса с целью хоть как-то достать Его, смутить и этим разочаровать хотя бы часть народа в Нём? Это было бы логично, так что я бы не удивился, если бы они в самом деле согласовали свои атаки. Но всё же между ними было немалое соперничество, так что для согласовывания планов нужно было поступиться своей гордостью. Хотя с другой стороны, они же сумели сговориться с иродианами, если враг у них был общий, то это вполне могло случиться. Как минимум то, что происходило на территории храма и его дворов, не оставалось без внимания саддукеев. И теперь, когда фарисеи с позором отошли от Иисуса, священники решили попытать своей удачи против Иисуса. Во многом члены синедриона так или иначе сотрудничали, и священникам были известны замыслы фарисейской стороны против Иисуса. Если у них получится то, что не вышло у фарисеев, это будет немалая честь для них, и немалые преимущества в будущих торгах за влияние на народ. Так что священники после небольшого совещания направили к Иисусу своих представителей, решив испытать Его трудным для фарисеев вопросом.

Саддукеи не верили во многое, во что верили фарисеи, и для нас сегодня они бы казались ближе к Свидетелям Иеговы, в смысле они обогнали и их, отвергая даже воскресение мёртвых, как будто бы для Бога умершего было невозможно вернуть к жизни. Но по их представлениям умершие праведники умерли навсегда и в вечную жизнь, по их убеждениям, могли войти лишь только те, кто доживут до тех времён. Мысль фарисеев была изощрённой и отточенной до казуистики, саддукеи же, просто-напросто отрицая всё, кроме записанного Моисеем, отторгали все другие доводы, но всё же в спорах им волей-неволей приходилось тоже изощряться в аргументации. И приведённый ими Иисусу вопрос они успешно использовали в спорах с фарисеями, и вроде как до сих пор не проигрывали, фарисеям не хватало каких-то решительных доводов для победы.

Для саддукеев эта житейская история, хотя и натянутая сверх меры, казалась удачной иллюстрацией их правоты, что воскресения мёртвых не может быть. Суть их довода была следующей – было семеро братьев, один из них женился и умер, не имея детей. В таких случаях, чтобы сохранить имя умершего в потомстве, один из братьев должен был взять себе его жену и первый сын должен был считаться сыном умершего брата, если рождались ещё дети, они уже считались детьми реального отца. Но взявший за себя жену брата скоро умер, также не оставив сына, и закон должны были выполнить остальные братья. Случай выглядит не очень вероятным, но в меньшем масштабе всё же такое могло случаться. В общем, вопрос саддукеев к Иисусу был – если эти все люди воскреснут, то чьей женой будет эта женщина?

На их месте я лично бы сослался на исходное положение этой женщины, которое по условиям саддукейской задачи не изменилась – все братья, беря её за себя, всё ещё должны были сохранить имя первого брата. То есть по логике вещей она должна бы была быть женой того, за кого вышла изначально. Если бы у кого-то из братьев от неё родился сын, то его задача была бы на этом выполненной и после этого она бы стала принадлежать уже тому, кто сохранил имя первого умершего брата. На этом бы эту задачу можно было считать решённой, как мне кажется. Однако же Иисус не пошёл простым путём, Он поставил под сомнение первое допущение саддукеев (как и фарисеев, ибо они не оспаривали этот подход), что связанность людей останется в новой жизни в том виде, как и была в прежних условиях. Конкретно Он вообще отверг этот тезис и объявил, что после воскресения из мёртвых люди восстанут свободными от каких бы то ни было связей и обязанностей, то есть никто не будет чьим-то мужем или женой. В наше время никто не сомневается в словах Христа о том будущем, однако же как к этому откровению отнеслись фарисеи и их противники? Насколько я понимаю, в прежних Писаниях нигде нет на эту тему ничего определённого, вообще ничего. В таком случае фарисеи, как и саддукеи, могли не принимать Его слова и оспаривать их, однако же они не сделали этого. Фарисеи, слушающие Иисуса в этот момент, обрадовались удобному моменту, Он подбросил им неплохую идею, как отвязаться от этого очень неудобного вопроса саддукеев, сами же саддукеи пусть и не видели, что Иисус опирается на написанное, однако та же была проблема и на их стороне, ведь они тоже не имеют за душой совершенно ничего, чтобы уверенно утверждать обратное. Всё, что они утверждали в своей конструкции о семерых мужьях одной женщины, базировалось на соображении обыденного порядка, а не на Писаниях, и сейчас они поняли, что здесь у них слабое место. Фактически тезис Иисуса о том, что в воскресении нет супружества и прежних связей, застал их врасплох, отвергая все Писания, кроме Моисея, они не занимались ими и, соответственно, плохо знали. Хотя и там вряд ли что могли найти на эту тему. Поэтому им нечего было сказать в ответ, и они вынуждены были удалиться с тем же успехом, что и фарисеи перед ними.

То, что эта их загадка служила аргументом против идеи оживления умерших в конце мира, теперь оборачивалось против них, ведь если их конструкция несостоятельна, то тогда у них нет доказательств против воскресения. Иисус добил их, остановившись на этом особо, ссылаясь на как раз Моисея, которого они признавали – "Разве вы не читали, как Моисей при горящем кусте называет Сущего Богом Авраама, Исаака и Иакова?" Если Авраам, а также его сын и внук не будут в вечной жизни, поскольку по саддукейскому понятию они не могут быть восстановлены и оживлены, то как же Бог называет Себя Богом этих людей? В самом деле нелогично, хотя сегодня после мощной волны атеизма люди считают, что память об ушедших есть достаточное основание для подобного заявления. Но Иисус определённо заявляет, что Бог бы не стал связывать Своё имя с несуществующими больше людьми, кого больше никогда не будет. Учёные от фарисеев, слушавшие с восторгом, как Иисус разделывает священническую партию, восхищённо отозвались – "Учитель, Ты хорошо сказал!" После этого уже никто не рисковал задавать Иисусу каверзные вопросы, потому что слишком хорошо понимали, что любая такая попытка обернётся против них. Фарисеи радовались, что не оказались последними в этом ряду, поражение саддукеев сгладило у народа впечатление их собственного проигрыша.

То, что их противники проиграли Назарянину, фарисеям в целом было выгодно, но одновременно Иисус за счёт таких побед всё больше возвышался, и им очень не хотелось проигрывать дальше. Они могли подумать, что Он собирается возвыситься на таких спорах с ними и саддукеями, и хотя и бескровно, но за счёт Его бесспорного превосходства в глазах народа, Он может увеличить Свой авторитет настолько, что за счёт этого власть сама перейдёт к Нему в руки. Они собрались вместе и устроили совещание, основным тезисом которого было "мы проигрываем и надо срочно что-то сделать". Они пытались найти такой вопрос, который бы позволил им хоть немного отыграться, пусть не победить Его, но чтобы перетянуть на себя хотя бы немного атмосферу успеха и признания, что уходила к этому Учителю. Один из них, умудрённый жизнью и хорошими знаниями Писания, попробовал сблизить позиции, чтобы между ними и Иисусом было что-то наподобие мира и согласия, чтобы народ перестал на них коситься – что это, мол, к нашему Целителю и Учителю постоянно кто-то придирается, уж не замышляют ли чего худого? Хотя они опасались этого не зря, в то же время народ безмерно уважал своих учителей, Иисус для них был один из них, и то, что Его не признают остальные, было большой проблемой для них и причиной, почему они медлили признавать Его Мессией – только из-за того, что остальные учителя не признавали Его. Видимость единства между ними и Иисусом была бы во многом выигрышной для них сейчас.

Иисус подхватил тон, который задал спрашивающий, хотя в Его ответе не было никаких сравнений одной заповеди с другой – Он привёл "вид сверху", подвергая анализу весь закон целиком. Характеристики Он взял уже готовые, из слов Моисея и самого Бога, из разных мест пятикнижия, одна описывала ту часть закона, что описывает обязанности по отношению к Богу, другая ту, что регулирует отношения между людьми. Он ответил – "Возлюби Сущего всем сердцем, всей душой, всем разумом и всей силой твоей – вот первая заповедь! Вторая, подобная ей – возлюби ближнего твоего как самого себя. Другой заповеди, большей, чем эти, нет". Строго говоря, таких заповедей в Законе нет, но эти формулировки о любви как раз и выражают суть Закона, всех заповедей сразу. В ином случае раввин бы имел повод возразить и оспорить Его слова, но вместо этого он восхитился сказанным и одобрил – "Хорошо, Ты сказал истину, что Бог один, и что любить Его всем существом и ближнего как себя самого есть выше всех жертв". Иисус на эту поддержку ответил – "Ты недалеко от царства Божьего". Сам этот раввин был из другого теста, чем большинство из них, он в самом деле симпатизировал Иисусу, и искренне радовался Его ответу. И в этой ситуации, когда фарисеи не желали обострять отношения с Иисусом, его желания сыграли им на руку. Наверное, именно за это его и выдвинули вперёд. Сам же он был рад, что можно сблизиться с Иисусом, всегда бы так… Другой на его месте одобрил бы Иисуса сквозь зубы, вынужденно, но этот человек не был на стороне заговорщиков, и Он отметил это.

Народ ожидал от Иисуса мощных действий, они хотели видеть царя, и хотя Иисус не собирался занимать трон, однако же Его царственность имела место быть, и пусть не от мира сего, но Свою власть Он собирался продемонстрировать, люди должны были видеть, что Он имеет очень высокое призвание и большие претензии на этот мир. Только что фарисеи выразили нежелание конфликтовать, хотя притворное, всего лишь потому, что этот путь открытых споров вёл их к потере влияния, и они боялись, что могут потерять и власть. Однако же за Его спиной они планировали Его уничтожение, их суть не изменилась, поэтому, несмотря на демонстративно примирительный жест, Он собирался преподать им урок. Он дождался, когда фарисеев собралось больше, и обратился к ним уже Сам со сложным вопросом – "Как вы думаете, чьим Сыном является Мессия?"

Те ответили, что согласно тому, что написано в священных источниках, Мессия происходит из рода Давида. Ответ их был не был полным, хотя и совершенно правильным, однако это было то, что было принято ими во внимание, при этом другие места священных книг оставались в пренебрежении (это общая беда слишком многих, что является основной причиной разделённых церквей и несовместимых догматов). Иисус хотел высветить и эту проблему, к каким последствиям приводит выборочность подхода, когда люди выбирают те стороны действительности, которые им ближе или просто нравятся, и игнорируют другие по тем или иным причинам. Он задал следующий вопрос – "Если Он сын Давида, то почему же Давид, под влиянием вдохновения свыше, называет Мессию Господом?" Он привёл слова из Псалма "Сказал Господь Господу моему – садись рядом со Мной, пока положу Твоих врагов Тебе под ноги". В оригинале выражение сложнее, однако по этому поводу никто с Иисусом не спорил, все понимали, о чём речь, и Его вопрос о вроде как конфликте принадлежности Мессии к роду людей через Давида и к божественной сущности по пророческим словам самого же Давида, привёл фарисеев в молчание. Какие-то мысли могли быть у многих, но дать связный и осмысленный ответ, чтобы разрешить библейскую коллизию, не смог никто, попытки озвучить своё мнение мгновенно тормозилось неуверенностью – не стоило раскрывать рот, не зная чем закончить и где окажешься в результате, так что они только глядели друг на друга и оказались в немалом стыде перед множеством людей в этом углу храмовой площади. После столь сокрушительного поражения они стали избегать оказываться поблизости от Иисуса, и больше никто не пытался задавать Ему каверзные вопросы.

Всё это наблюдало немалое число людей, и когда фарисеи удалились, Иисус начал речь по поводу произошедшего сейчас, чтобы людям было понятно, почему Он так сурово с ними обошёлся. Раскрывая суть фарисейства, фактически развратившего умы нации, Он провозгласил: "На седалище Моисея сели книжники и фарисеи". Моисей был весьма значимой фигурой во время становления Израиля, и на подобную же роль подняли сами себя и эти знатоки и эксперты закона. Они в самом деле стали законодателями духовной жизни всех евреев, их влияние было очень велико, так что всё общество оказалось пропитано их мнениями, их разработками всяческих тем и вопросов. Они очень сильно подвинули священнический класс во влиянии на народ, а то и вовсе перехватили их влияние, оставив им лишь храм, в вопросах же толкования религиозных понятий священники оказались почти изолированы в своей собственной ограниченной группе, практически все представления у народа брали начало от фарисейских толкований и подходов.

"Итак, всё, что они вам велят соблюдать, соблюдайте и делайте, но по их делам не поступайте, потому что они говорят, но не делают. Они связывают тяжёлые и неудобные для переноски грузы, накладывают их на людей, а сами и пальцем не хотят их двинуть". Эта фраза "делайте, что они вам говорят, но не делайте так, как они" звучит парадоксально, это утончённая мудрость, которую был бы рад слышать Соломон в лучшие свои дни. Такой подход, будь он принят во внимание, заставлял бы людей взвешивать слова учителей, а не доверяться слепо авторитету. Когда люди так воспринимают наставления, происходит высшая учёба, позволяющая превзойти учителей и оправдать божественный дар разума, чтобы человек достигал больших высот, а не сдавал позиции ради почитания авторитетов, сдерживающих развитие других. Именно это было проблемой фарисейства, их любовь к уважению и почитанию народом заставляла их принижать остальных, чтобы они не достигали их уровня, что обязательно причиняет деградацию. Там прозвучало ещё много критики фарисейству, очень много неприятной критики, но это было всё вскрытием гнойников, всё ещё была возможность для Израиля не упустить свой шанс.

Один момент особенно примечателен – "Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что строите гробницы пророкам и украшаете памятники праведников и говорите – если бы мы были во дни отцов наших, то не были бы их сообщниками в крови пророков…" Иисус показал, насколько эти вожди подставились этими словами – "Ведь этими словами вы сами на себя свидетельствуете, что вы потомки тех, кто убивал пророков". Ладно, нет вины в том, что твой отец сделал что-то неверно, ты можешь своей жизнью сменить направленность твоего рода, как-то исправить недобрую славу, заработанную предками. Но речь идёт не о народе, а о тонкой прослойке интеллигенции – учителях, религиозных авторитетах и вождях. С чего это это воображающие себя вождями и учителями считают себя почему-то не духовными наследниками пророков и праведников, а ассоциируют себя именно с убийцами пророков и праведников? По кому эта оговорка?

Это происходило всё в тот же чрезвычайно насыщенный и длинный вторник^[42]. Оставалось ещё два дня до Пасхи. После всех словесных и идейных поединков, когда наступил вечер, Иисус с учениками отправились к себе, и на выходе из города кто-то обратил внимание на красоту храма. Заходящее солнце окрасило городские здания, дворец и храм удивительными красками, и золотые покрытия храма особенно зачаровывали взгляд. Он обратил внимание остальных на эту красоту, однако Иисус видел несколько больше, чем открывается невооружённому взгляду. Состояние страны, народа, верхов и низов было откровенно недобрым, вскоре зло, сконцентрировавшееся против Него в этом городе, обрушится на Него, и никакой защиты у Него уже не будет. Однако не только собственная смерть заботила Его, но и то, что последует за этим, отвержение нацией навлекает на это место и народ жуткие последствия, когда живые в самом деле завидуют мёртвым. Когда внутренний взгляд видит подобное, то внешняя красота почти не воспринимается. Такое ещё бывает при депрессии, но одно дело, когда депрессия имеет причиной болезнь и внутренние факторы организма, и совсем иное дело, когда факторы внешние. У Иисуса не было внутренних причин для мрачного взгляда на окружающий мир, но неблагополучная судьба народа и этого города не давали наслаждаться жизнью. И Он ответил на это – "Видишь все те великие здания? – Всё это будет разрушено, так что не останется здесь камня на камне".

Ученики несколько притихли, обычно Иисус высоко ценил красоту природы и остального, они вспомнили, что находятся во враждебном окружении, пусть не со всех сторон, народ на их стороне, но его элита обозлена на Учителя. Сегодня Он очень крепко насолил им, поэтому не стоит расслабляться. Но слова о разрушении храма поразили их, один раз это уже имело место в истории, и им не хотелось повторения той беды. Во второй раз такое может быть во много раз хуже, и ведь они так старались не вызвать на себя гнев Бога, так что очень сильно изменили жизнь нации и общества, ввели столько религиозного в свою жизнь, и неужели напрасно? О чём говорит Учитель? И выбрав первый же удобный момент, когда они сели отдыхать на горе, они обратились с вопросом к Нему – "Скажи нам, когда это будет, и какой признак будет, чтобы знать, когда это наступит – Твой приход и конец времени?"

Вопрос их был двойной, хотя они считали, что это одно событие – Его пришествие в силе (то есть не такое, как это, первое, когда Он пришёл не как Судья, а как Жертва) и окончание испытания человечества. Разрушение Иерусалима они относили туда же, в отдалённое время. Однако смешивание ими разных вещей в одно событие дало Ему возможность ответить на оба вопроса сразу, в силу того, что признаки того и другого были те же, что сопровождают многие кризисные события, когда накопленные разрушительные силы общества вырываются на свободу. Хотя, конечно, не всякий раз гибель стран и народов сопровождается землетрясениями и звездопадами, но узловые моменты всего, что связано с Его делом, сопровождают такие сильные явления. Он перечислил войны и слухи о войнах, голод и эпидемии, явления всяких аферистов и проходимцев, претендующих на мессианство, обозначив эти явления как появление падальщиков если где-то есть труп. Впрочем, если бы Он дал только признаки общего характера, сопровождающие кризисы, то вся история Земли была бы наполнена как минимум волнениями, а как максимум, кликушеством и фанатизмом по всякому малейшему поводу. О да, этого добра более чем хватало, конечно же, но здравые и трезвые умы не участвовали в тех истериях, потому что об апокалиптических событиях нужно судить именно по совокупности всех признаков, а не отдельных из них. Кроме того, Иисус дал и специфические признаки, которые будут иметь место лишь в понастоящему окончательных событиях, а не произвольно назначенных людьми нездорового ума – это "мерзость запустения", предсказанная Даниилом, также то, что Его пришествие во второй раз будет видимо всем и никак не будет тайным, как изображает одна из очень нетрадиционных церквей, или другая модификация этого же, исповедуемая немалой частью христианства идея о "восхищении Церкви" из мира, тогда как мир продолжит жить дальше. Третий особый признак конца это момент, когда все люди на планете будут просвещены о сути выбора, стоящего перед ними, и каждый сделает свой выбор, так что по признаку отношения к Пути и спасению мир окажется чётко разделённым на две группы. Последнее является самым главным, по моему, рубежом, остальное всё производное от этого. Было сказано много обо всех признаках тех событий, много предупреждений о необходимости быть готовыми встретить их во всеоружии, чтобы не оказаться захваченным врасплох и не потерять принадлежности к Его царству.

Этим же вечером главные люди Иерусалима и страны имели свою встречу, где каждый имел свою претензию к Иисусу, всем им сегодня досталось очень немало. Результатом их недовольства Учителем было единодушное желание покончить с Ним. Им мешало лишь то, что днём Он всегда действовал при народе, который в праздники переполнял город, и не могли определить Его местонахождение ночью. И пока они думали об этом, к ним явился Иуда, искавший их, они были ему нужны для его собственных целей, чтобы заставить наконец Учителя действовать активнее. Попытка Его ареста была в глазах Иуды хорошей провокацией, столкновение просто вынудить Иисуса смести Своих врагов. Его цели и цели первосвященников с фарисейской верхушкой совпали, хотя он и подумать не мог, что Ему будет причинён реальный вред. Но членам синедриона предложение Иуды оказалось нежданным подарком, и это привело их в хорошее настроение. Он решал их проблему, обещав выдать Его местонахождение в ночное время, тем более что это было на окраине города или даже за городом, так что народ не будет ничего знать. Они будут ждать сигнала от Иуды и обещали заплатить за ценную услугу. Не знаю, спрашивали ли они, почему он решил отдать Учителя в их руки, это вряд ли что-то меняло, и каждый получал своё – синедрион получал Галилеянина, Иуда деньги и столкновение Учителя с врагами (не думая, что Тот может не захотеть освобождать Себя и свергать старую власть), а Иисус возможность пожертвовать Собой один за всех…

Матфей приводит слова Иисуса, сказанные в тот вторник, что до праздника осталось ещё два дня. В среду и четверг не произошло значимых событий, встреч и разговоров, люди начали готовиться к празднику. В четверг, который был четырнадцатым днём месяца, нужно было вычищать дома от всего, что бродит и квасится, всё, имеющее свойство дрожжей и закваски, выносили со двора, так требовал устав Пасхи. По этой причине этот день называли первым опресночным. Иисус послал двоих учеников приготовить всё к праздничному пиршеству, не говоря конкретный адрес, но в Своём стиле указав следовать за первым встретившимся им в городе человеком с кувшином воды. Там, куда придёт этот человек, Его знают, и им выделят помещение, где нужно будет всё приготовить. Поручение было выполнено, и когда настал вечер, то есть по представлениям древних после захождения солнца, наступил новый день, пятнадцатый, бывший пятницей, в который когда-то этот народ вышел из Египта, пришли все остальные, чтобы начать пасхальный ужин. Весь город затих, каждый со своей семьёй или кругом друзей ели ягнёнка, запечённого целиком на огне. Правда, были люди, которым было не до Пасхи, они отложили трапезу ради того, что им должны были принести известия, где искать Иисуса. В эту ночь всеобщего празднования можно было спокойно обделать некоторые деликатные дела.

Не могу сказать, что чувствовал Иисус – Он знал, что это последний мирный вечер Его жизни на Земле, что через несколько часов Он попадёт в руки людей, чтобы совершились давние Их с Отцом планы. Можно ещё много чего сказать ученикам, передать им важнейшие вещи, столь необходимые для них, чтобы они пережили время беды с меньшими потерями. Однако же они, жившие последние дни с ожиданием Его воцарения и больших перемен, были далеки от духовности. Лука упоминает, что они прямо здесь и сейчас опять имели между собой спор о том, кто из них больше. К тому же они ясно показали, что они всё ещё не научились простейшим вещам, это проявилось в том, что у входа стояли сосуд с водой и полотенцем для приёма гостей, приготовленные для того, чтобы слуги могли омыть ноги приходящих на пир. Однако же слуги не оказалось в этой комнате, то ли те ученики, что готовили всё к празднику, упустили это из виду, то ли хозяин дома посчитал, что гости и сами разберутся с этим, да и слуг на всех не хватало. Обычай требовал, чтобы их ноги были омыты, а они посматривали друг на друга и делали вид, что их эта проблема не касается. Не этому учил их Иисус, но может быть после того, как Иоанн с Иаковом просили себе высших постов в наступающем царстве, кто-то ревниво стал относится к занимаемому положению и иерархии в своём кругу. Получалось классическое "все думали, что кто-то должен это сделать, и раз кто-нибудь это сделает, то значит не я; и поскольку все думали, что кто-нибудь другой возьмётся за это, то никто так и не взялся…" Нужно было снова давать урок братства и службы, и Иисус сам взялся за это. Урок от Учителя обычно доходит лучше, но насколько бы лучше было, если бы кто-то опередил Его. Он поднялся, снял верхнюю одежду и взял воду с полотенцем, и стал обходить учеников, возлежащих вокруг накрытого стола. Они молчали, краснели, но было поздно перехватывать воду у Учителя, и они покорно давали омыть и вытереть свои стопы от уличной пыли. Правда, когда Он дошёл до Петра, тот не выдержал – "Тебе ли это делать?" Иисус ответил – "Что Я сейчас делаю, ты не понимаешь, но поймёшь позже". Но Пётр стал настаивать – "Не будешь мыть мне ноги!" На это Иисус возразил – "Если не вымою твои ноги, то ты не имеешь со Мной ничего общего". От такого ответа Петра бросило в другой край – "Тогда не только ноги, но и руки, и голову!" Он высоко ценил действия Учителя и Его помощь, однако и здесь Иисус не дал развивать тему – "Тому, кто уже омыт, нужно омыть только ноги, потому он чист. Вы чисты, но не все", это был намёк на Иуду, который понимал, что Иисус имеет в виду.

Закончив с обычаем, Иисус оделся и вернулся на Своё место и добавил к Своему примеру кое-что на словах – "Вы называете Меня Господином и Учителем, и это правильно, Я точно то". Он хотел, чтобы они поняли, что Он не унизился перед ними, выполнив работу слуги, не перестал быть главным между ними, не потерял лицо. Если бы Он объяснял им на словах, вряд ли бы это достигло их так, как через наглядный пример. Если бы кто-то из них проявил сознательность, это могло не повлиять на кого-то из них, если бы посчитал, что его достоинство было выше достоинства того, кто взялся омывать их ноги. Но пример неизмеримо превосходящего их потряс их. "Так вот – если Я, Господь и Учитель, мыл вам ноги, то и вы должны мыть ноги друг другу. Я ведь дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам". Этот Его пример стал частью обряда "вечери" у многих христиан, но его значение в том, чтобы люди понимали, что высокое положение обязывает к большей скромности и заботе о тех, кто стоит ниже. Чем ты выше, тем больше обязан. Это немало встряхнуло учеников, они забылись немного, но теперь пришли в куда более здравое состояние духа, и с ними можно было теперь говорить о вещах высоких. Начали есть приготовленное к празднику, и во время пира Иисус взял хлеб в руки и, разломав, передал ученикам со словами, что это Его тело, которое будет разламываемо за них. После этого Он взял Свою чашу, и хотя они уже пили из своих, велел всем пить из Его чаши, скрепляя братство нового завета, сказав: "Пейте все из неё, это Моя кровь нового Завета, проливающаяся за многих, чтобы были оставлены грехи". Эти предметы были символами Его смерти за людей, за их столом ничего не превращалось в мясо и кровь, это были хлеб и вино, имеющие только символическую связь, для напоминания людям о том, что пришлось Ему перенести для нашего возвращения в жизнь и гармонию неба.

Также во время еды Он неожиданно сказал, что один из них собирается Его предать. Иуда, конечно, не думал об этом, его планы были более высокие, но он надеялся, что победителей не будут судить. Однако же суть делаемого им от этого не могла облагородиться, его характер подвёл его, он не уловил сразу, чем будет его поступок перед Богом. Что будет, если то, на что он рассчитывал, не окажется таковым? Фарисейские теории о Мессии сбили его с толку, в ином случае он бы не стал делать подобного вообще. Он не мог подумать, что Мессия должен принести Жертву, и он, оказывается, своими руками продал Его врагам. Ученики, услышав возмутительную новость, были встревожены. Однако же их состояние сейчас было не сравнить с тем, с каким они зашли в эту комнату. Будь они в прежнем настроении, они бы, как и многие из нас на их месте, стали бы озираться и искать предателя, подозревая того или иного. Однако же сейчас, когда они были на одной волне с Учителем, мыслили иначе, вместо "тот или этот?" они думали "а вдруг это я?" Они так и спрашивали Иисуса – "неужели я?" На эти вопросы Он дал успокаивающий ответ – "тот, кто опустит со Мной руку в блюдо", однако же то ли многие из них делали это, то ли не могли чётко заметить, но они оставались в неопределённости. Однако по крайней мере Пётр догадался пойти другим путём, он мигнул Иоанну, который располагался головой на груди у Христа, чтобы тот поинтересовался приватно. Иоанн понял и очень тихо, чуть повернув голову к Учителю, спросил – "кто?" Иисус отреагировал и так же тихо, незаметно для других, наклонившись к уху Иоанна, прошептал – "кому Я, обмакнув кусок, подам". Иуда как раз собирался взять ещё хлеба, но Иисус, как бы проявив предусмотрительность, подал приготовленный Им кусок. Так Иоанн и Пётр узнали точно, кто будет этим предателем.

"После этого куска вошёл в него сатана", пишет Иоанн. Возможно, что от Иуды не укрылись переглядывания и перешёптывания вокруг него, от этого он лишь озлобился. Он мог считать, что они не понимают его плана, пусть и рискованного, да и вообще предосудительного, но он же хочет помочь. Да они все будут его благодарить в конце! Но решимость действовать в нём окрепла, и он утерял связь с Учителем. Не он первый пытался помочь Богу своими действиями, но у него все те примеры уже были записаны в истории, в Писаниях, в качестве предупреждений, и если Аврааму сошло с рук, хотя и навлекло немало бед на его потомство, если Моисей значительно затруднил Бога и себя преждевременной попыткой освобождения, то Иуда, имея столько предупреждений, и всё же не желая ждать уставленного наверху времени, создал лишь проблемы и запятнал своё имя навсегда. Тот, кто подталкивал его действовать по своему, воспользовался его услугой по полной. Он был предупреждён подобными случаями, которые не были скрыты от читателей, но не был вооружён ими, напротив, наступил на эти грабли ещё раз. Сказать, что это было непростительно, я не могу, может быть и для него был шанс, но он слишком поспешил поставить точку. Когда Иуда решился на выдачу Учителя врагам, Иисус только сказал на прощание – "Что делаешь, делай скорее"… Он вышел в ночь и направился к священникам, которые ждали его сигнала, и те не верили своему счастью, когда Иуда на самом деле явился к ним и сказал, где они могут взять ненавистного Галилеянина в ближайшее время.

За столом Иисус ещё немало говорил с учениками, укрепляя их, чтобы они прошли время потрясения с меньшими потерями, хотя они не совсем понимали Его проникновенность и особый настрой, как будто Он в последний раз говорил с ними. Впрочем, вскоре они это поняли, но было бы куда лучше для них быть внимательнее именно теперь, пока эти слова звучали. В это время прозвучали слова, что они в эту ночь рассеются и разуверятся в Нём, соблазнятся. Пётр как всегда погорячился – "если и все соблазняться и оставят Тебя, то не я, я никогда не оставлю Тебя, я жизнь за Тебя положу!" "Положишь жизнь?" – повторил Иисус его слова, и раскрыл ему то, что будет – "Ты отречёшься от Меня трижды, не успеет петух два раза прокукарекать^[43]". Они, конечно, пытались оспорить это, не вникая в себя и не зная себя, но Иисус не спорил, Он уже предупредил их. Им бы стоило быть внимательнее, а не настойчивее, и надо было расспросить Учителя, пока есть время, как надо было поступать и действовать, и что вообще такое надвигается, что Он такое говорит им.

Однако, желая предупредить, Он в то же время не хотел и смущать их, очень скоро они погрузятся в бездны отчаяния, и надо было скорее укрепить их силы, чем тыкать в их очевидные недостатки. Так что Он сменил тон – "Не смущайтесь, верьте в Бога и в Меня". Он уверил их, что там, откуда Он пришёл, много места, готовящегося для них – "И даже если бы дома для вас не были готовы, Я скажу так – Я пойду туда, чтобы приготовить для вас место, и когда приготовлю, приду за вами, чтобы и вы были, где Я". Эти слова и тон подняли им настроение, хотя прежде они не слышали от Него такого – о будущих дворцах или особняках в небе. Иисус сказал, что они знают туда дорогу, однако это было фигуральное выражение, и Фома робко возразил, что они не знают об этом, ни куда Он собрался, ни дороги туда. Иисус пояснил, что они уже знают Его, а Он и есть гарант всего, о чём говорит – "Я есть Путь и Истина, и жизнь". Также Он сказал, что если они знают Его, то знают и Отца. На это последовал новый вопрос от Филиппа – "Покажи нам Отца, и для нас достаточно". Это был очень смелый запрос, они знали историю об Илие, как он просил Сущего показать ему Его славу, так что Филипп посчитал, что это не будет слишком дерзким для них. Вот только момент был не самый подходящий для этого, да и вряд ли кто из них понимали суть взаимоотношений Учителя с тем, кого знали как Отца. Если Илие Сущий не мог показать Своё лицо, то и ученикам Иисус не мог показать Отца как Он есть без проблем для их существования. Поэтому ответ был несколько другим – "Я столько времени с вами, и ты не знаешь Меня, Филипп? Кто видел Меня, видел и Отца…" Об этом Он ещё добавил то, что до сих пор напрягает богословов и взаимоотношения между церквями – "Отец, находящийся во Мне – Он делает дела". Мало кто уверен, что понимает эти вещи, вряд ли и ученики в то время осознали значение этих слов полностью. Разговор продолжался, но они закончили с трапезой, и Иисус предложил им пойти туда, где они располагались последние дни – в одном из садов в пригороде Иерусалима. Пока они собирались на выход, Он спросил их – "когда Я посылал вас с пустыми руками и без средств, было ли так, что вы были в какой-то нужде?" Они ответили, что ничего подобного не было. Он ответил – "А теперь условия меняются – возьмите с собой сумки, а у кого нет меча – продай одежду, но купи меч, потому что должно исполниться и такое пророчество – "причислен к преступникам"". Они ответили, что у них уже имеются два меча, и Он сказал, что этого достаточно.

Когда Он говорил с Пилатом, то на вопрос Пилата, не царь ли Он, Он печально ответил, что если бы Его царство было такое, как уже имеющиеся на Земле, то Его служители не отдали бы Его в его руки. Эти мечи, о которых Он говорил, могли быть символом защиты, большого числа людей, идущих за Ним. Не зря руководители народа боялись арестовывать Его при народе, но будь Его последователи более верные и разумные, они могли бы организоваться и предоставить Ему защиту из добровольцев. Впрочем, если бы такая защита была Ему предоставлена, то никаких нападений бы и не могло быть. Это о том, как могло бы быть всё устроено среди Его последователей по уму. Это не помешало бы в конце концов свершиться Его Жертве, враги бы нашли способ осуществить свои замыслы, если не руководство Иудеи, то это сделали бы римляне. Но врагам это не должно было даться так легко, как имело место в реальности. И это не красило тех, кто думал, что идёт за Ним, все были заражены фарисейскими представлениями о Мессии, и это сковывало воображение людей, они считали, что Мессия великий, и не нуждается в их помощи. Но Его умения и мощь не повод отнимать у человека всякую возможность к действию, для человека имеется много возможностей участвовать с Ним в Его планах и делах, для чего и был создан и человек, и жители небес.

Однако по мере приближения к месту ночлега Ему начало становиться хуже. Он знал, что Его ожидает, встреча с врагами на их условиях никого не вдохновляет. Я предположу, что тяжесть преступлений, их тяжёлая и грязная аура начала окутывать Его, отнимая у Него уверенность, что Их с Отцом планы будут успешно выполнены. Умом можно прекрасно понимать надёжность принятых мер, но эмоции могут быть нестабильны, и это одно уже обеспечит переживания. Когда Он молился в саду отдельно от учеников, то с Него лился пот, это говорит о тяжёлой борьбе с Собой за продолжение и доведение до конца задуманного. Инстинкт самосохранения трудно отменить, особенно когда враг может давить на психику и играть своими внушениями, рисуя самые неблагоприятные варианты, один хуже другого. До приближения к Гефсимании Иисус держался за счёт того, что говорил с учениками, переживая за них, но чем ближе к месту скорого ареста, тем больше эмоций, которых прежде не доводилось испытывать лично, обрушивались на Него.

Иисус оставил большую часть учеников отдыхать, но троих, кого обычно брал с Собой, попросил сопровождать Его дальше. В глубине сада Он оставил и их, но попросил их не спать, а помочь Ему, поддержать Его руки. Они могли бы понять Его просьбу как случай с Моисеем, чьи руки поддерживали Аарон и Ор, но как-то это ускользнуло от них, они не смогли поддерживать Его, так как просто не понимали, что с Ним происходит. Его слабость была сейчас им непонятна, это казалось простой усталостью, но Он не хотел, не мог отдыхать. Когда Он стал говорить с Богом неподалёку от них, они быстро захотели спать, и не могли противиться этому. Спустя несколько минут Он разбудил их, упрекнув, что они оставили Его одного, когда Ему была так нужна хоть чья-то поддержка, чисто моральная. Но даже здесь Он "топтал точило один^[44], и из людей никого не было с Ним". Он мог сказать лишь одно слово, и Его бы забрали домой, и наш мир остался бы один на один с врагом рода человеческого, обречённый на гибель без малейшей надежды. В такой момент хотя бы один человек мог бы перевесить чашу на весах в пользу нашего мира, но ни одного не было, кто посочувствовал бы Ему, кто спросил бы, что за тяжесть угнетает Его сейчас. Однако же заряд желания помочь человеку оказался достаточным, чтобы не бросить людей на забаву врагу, и Он не сдал пост, решился закончить начатое. Наверное, играло роль и то, что капитуляция в этом мире не освободила бы Его от проблемы, и с Земли враг добрался бы и к Нему домой. Те, кто поверили Ему, могли бы увидеть силу Люцифера, и ещё многие могли бы перейти на сторону врага. Поражение на Земле разрушило бы и небеса, до того, что Ему бы пришлось признать неспособность решить проблему зла, и скорее всего всё живое пришлось бы развоплощать и никогда уже не решаться на создание разумных существ. Пришлось бы признать Свою неспособность решать столь серьёзные задачи, и как Создатель, Разработчик и Инженер , Сущий бы потерял лицо. Но это осталось лишь предположением Люцифера, Иисус не сдался. Впрочем, Лука пишет, что Иисус всё же получил подкрепление, на помощь пришёл ангел и говорил с Ним – кто-то из не слишком крепко спящих учеников видел его, ободряющего их Учителя. Он восполнил то, что упустили сделать ученики.

Иисус подходил к ним, поднимая ото сна, не один раз, но каждый раз, возвращаясь, находил их во власти сонливости. В третий раз, когда Он разбудил их, Он упрекнул их – "Всё ещё почиваете? Кончено, пришло время, когда Сын Человеческий предаётся в руки людей. Вставайте, пойдём отсюда, уже идёт тот, кто предаёт Меня". Он был бледен после тяжелейшей борьбы с инстинктом самосохранения, но больше не выглядел подавленным, напротив, теперь Он выглядел решительно и был готов ко всему, что Его ожидало. Они направились к основной группе учеников, куда с другой стороны уже подходили те, кто должен был арестовать их Учителя. Отсветы факелов освещали поляну. Подошедшие окружили девятерых учеников, которые оставались здесь, и Иуда задержался около них, проверяя, есть ли здесь Иисус, потому что он должен был указать точно, кого надо брать. В темноте сразу это было не ясно, поэтому он стоял пока около девяти, остававшихся здесь, а те, проснувшись и обнаружив незнакомых и агрессивно настроенных людей с факелами и оружием, спрашивали у Иуды, что это всё значит. В это время Иисус с тремя другими вышел из-за деревьев и спросил у тех, кто стояли в этой части поляны – "Кого ищете?" Те ответили – "Иисуса Назорея". Иисус сказал им – "Это Я" (это звучало скорее "Я здесь" или "вот Я"). Люди несколько смутились, они ожидали, что арестовывать будут как обычно, то есть от них убегали или прятались, и не ожидали, что кто-то так смело представится. Это показывает, что храмовые служители (а скорее как раз довольно случайные люди, набранные специально под эту задачу) не знали, кого они должны были брать, лишь старшие в команде знали имя, которое не было уникальным. Вряд ли все они знали, что идут против Мессии, и что узнай народ о их предприятии, не миновать бы было большой беды. То, что некоторые в этой группе имели не мечи, а колья или дубины, говорит, что здесь имелись случайные люди, не подготовленные специально, даже не снабжённые оружием.

Вопрос Иисуса и Его смелый ответ возымел неожиданное действие – стоящие на Его стороне поляны отступили назад, но при этом, это был знак для разумных среди них, их ноги неловко запнулись, и они попадали на землю. Удивляясь случившемуся, а удивлялись все, и упавшие, и остальные, стоявшие около девяти учеников, упавшие поднялись, и постарались принять достойный вид. Иисус ещё раз спросил их, кого они ищут, и опять получил тот же ответ, что ищут Его. Он сказал – "Я сказал уже, что это Я. Поэтому если ищете Меня, то отпустите их, пусть идут". Слегка ошеломлённые от случившегося с ними, преграждавшие путь ученикам дали им дорогу, и те перешли к Иисусу, присоединившись к Петру, Иакову и Иоанну, что стояли позади Учителя. Была высока вероятность, что могли не отпустить, так как те могли встревожить город и поднять народ на защиту Мессии. Но либо синедрион не додумался до этого, в спешке они дали приказ только об Иисусе, либо сейчас голос Иисуса был весьма внушителен, и Он воспользовался моментом, чтобы избавить своих учеников от проблем.

Теперь наступила очередь Иуды, который вышел вперёд и должен был, по договорённости с отрядом, дать знак, приветствуя поцелуем Того, за Кем они пришли. Иисус спросил его – "Друг, зачем ты пришёл?" Ситуация была вовсе не подходящая для приветствий, и Иуда, проклиная всё на свете, подошёл к Учителю, и со словами "радуйся, Учитель", поцеловал Его. На это Иисус грустно спросил – "Это поцелуем ты предаёшь Меня?" Но знак Иуды привёл в движение отряд, и стражи храма с помощниками быстро взяли Иисуса, начав вязать. Ситуация изменилась мгновенно, Пётр также мгновенно, не размышляя особо, только проговорив – "не ударить нам мечём?" – схватился за меч, имевшийся у него. Не зря он уверял Учителя, что готов за Него и в огонь и в воду! – и ударил одного стражника храма по голове. Однако удар пришёлся вскользь и не в полную силу, так что пострадало лишь ухо этого человека. Иисус мгновенно вмешался, чтобы Его учеников не схватили или вообще не забили на месте – Он подошёл к пострадавшему от меча Петра и приложив ухо на старое место, залечил рану, так что когда Он убрал руку, ухо было на месте и ничего не болело, только успевшая натечь кровь покрывала шею и одежду. Это проявление Силы ошеломило всех – они же вроде держали Его, но вот Он выскользнул их их рук, чтобы помочь пострадавшему и проявляет силу… Что Ему стоит покинуть их или раскидать, и они не смогут ничего сделать? Это удержало всех от преследования Петра, и тот, тоже ошеломлённый от всего произошедшего, сообразил, что лучше сейчас убраться поскорее, пока никто не обратил на него внимания. То же было со остальными учениками, все разбежались. Иисуса же, оставшегося на месте – нужно было выполнять задание, снова взяли. Он обратился к этим людям, среди них были кураторы от синедриона, люди разумные и знающие – "Вы вышли на Меня как на разбойника, с мечами и дубьём… Я каждый день бывал с вами в храме, и вы не брали Меня". Кому-то здесь стало стыдно, но отпустить Его они не могли, поэтому Его повели куда было приказано.

Сначала Его привели к первосвященнику Анне, который считался старшим в компании высшего священства, это был тесть Каиафы. Мало кто думал, что у него получится осудить Иисуса сразу, но он попытался снять сливки, считая унизительным для себя, что успех будет у кого-то другого. Эта конкуренция друг перед другом могла даже разрушить их замыслы, но им помогал сам дьявол, так что даже их зависть друг ко другу сегодня вряд ли бы помогла Иисусу избежать их рук. Первосвященник с радостью смотрел на ненавистного Учителя, попавшего сегодня в его руки, и надеялся на триумф. Однако же, когда надо было добиться какого-то признания от Иисуса той или иной вины, этот человек вдруг обнаружил, что сделать это непросто. Он важно задал Иисусу вопрос "об учениках и учении". Им было важно добиться обвинения по двум направлениям, чтобы и евреи согласились, что Иисус обманщик и богохульник, и чтобы у римлян была своя причина осудить Его на смерть. Анна пытался нащупать достаточную основу для римлян. Вопрос затрагивал обширные сферы, и задан был обвиняющим тоном, чтобы арестованный начал оправдываться. Это было примерно такого вида – "Это чему Ты учишь людей? И раскрой-ка, сколько людей входит в Твою организацию? Кто они? Как Ты их настраиваешь против существующей власти?"

Нужно было отвечать, раз спрашивают, чтобы не обвинили в неуважении к авторитету власти, но Его ответ был таким, что ничего найти на него не получалось – "Я говорил всегда открыто, всегда находился при людях, тайно не говорил ничего. Что спрашиваешь Меня – спроси у тех, кто слышал", и Он поглядел на тех, кто привёл Его сюда и остальных, наполнявших помещение. Более того, в их хранилищах лежали сотни рапортов от штатных и добровольных шпионов о том, что Он говорил. Кое-кто из помощников Анны отреагировал на ответ, в котором было трудно к чему-либо придраться, и ударил Иисуса по щеке. Как правило такой "подход" к арестованному сбивает его с беспечного настроя, показывает ему, что надо говорить то, что от тебя хотят получить. Однако на Иисусе это не сработало, Он был готов куда к большему и лишь отреагировал – "Если Я сказал плохо, покажи, где и что именно плохо, а если хорошо, зачем бьёшь Меня?" Ответ показывал, что арестованный совсем не унывает, как обычно происходит в подобных обстоятельствах, и Анна сразу понял, что не ему тягаться с даже арестованным Назарянином. Если он будет пытаться что-то от Него получить, то не сможет и заработает только насмешки со стороны остальных уважаемых людей, и чтобы не позориться, распорядился вести Иисуса к Каиафе. Насколько я понимаю, Каиафа находился рядом в соседнем строении на том же дворе, где сейчас сел греться у костра Пётр. Он мог видеть, как Иисуса выводили от Анны, где Он был совсем недолго, и завели в другое помещение. Иоанн тоже был здесь, только он не пытался изображать из себя своего, он был знаком с кем-то у первосвященника и вошёл сюда не скрываясь, и до него не было никому дела, большие люди были заняты большими делами. Он видел всё, что делали с Учителем и, пожалуй, на сведениях от него стоят и остальные Евангелия.

Зачем Пётр стал подделываться под своего с простыми воинами и стражей, не знаю, для него и Иоанна здесь пока было безопасно. По крайней мере он видел, что Иоанна, вошедшего к первосвященнику, никто не трогал и не препятствовал. Может быть оттого, что не хотел отвечать за удар по стражнику, нанесённый при аресте Учителя, однако зачем тогда было вообще идти сюда, где его могли легко опознать? Хотя может быть в саду было достаточно темно, поэтому он надеялся, что его лица не разглядели в тот раз? Но и сидеть в неизвестности, когда вызвался быть с Учителем в любой беде и опасности, не мог. Поэтому всё же пошёл сюда вместе с Иоанном, кому сейчас мог завидовать, его смелости и открытости. Идя сюда, он понимал риск, однако же пошёл на него, только не спешил лезть на рожон, так что он решил не признаваться раньше времени, что он ученик Христа, а если уж будет плохо, что ж, будет как будет, но он не заклеймит своё имя позором, что покинул Учителя. Тут к нему присмотрелись, и местная служанка, поняв, что этот человек здесь новый, сказала остальным, что это последователь Галилеянина. Пётр не посчитал, что нужно раскрывать себя и просто ответил "нет". Однако же тут оказался родственник того, кому Пётр повреждал ухо, он запомнил его лучше, хотя и не собирался мстить, поскольку инцидент был исчерпан там же на месте. Он просто сказал, что тоже видел Петра там с Ним, да и вид и даже разговор, более чистый и свободный от крепких выражений, выдаёт в нём последователя Иисуса. Но Пётр, начав с отрицания, продолжил маскироваться, хотя это вызывало смех у остальных. Его опознали, но не трогали, команды на это не было. Чтобы не собирать на себя взгляды, Пётр решил выйти на внешний двор, и там некоторое время никто к нему не подходил. Однако спустя час кто-то вспомнил о нём, точнее служанка, опознавшая его, стала говорить другим, что он что-то здесь делает, и кто-то решил это прояснить. И когда Пётр снова клялся и использовал язык низов, что не имеет отношения к Иисусу, пропел петух. Первый раз петух кукарекал, когда Пётр выходил на внешний двор, теперь был второй раз. В этот момент он вспомнил, как Учитель на его клятвы сказал, что не пропоёт дважды петух, как он трижды отречётся. Стало горько, он снова сильно промахнулся. Клялся, что не бросит Учителя, и даже вроде и не бросил, но и не помог ничем, а уже трижды в самом деле отказался от Него… Так обидно попасться, не заметить, как язык бежит впереди головы. Он бесполезно пришёл сюда, бесславно отказался от Учителя и ничем не может помочь. Иисус снова был прав, а он нет. Это сильно поразило его, и он вышел отсюда, где был бесполезен, никто его не останавливал, и он горько заплакал. Он ощущал себя бесполезным и никчемным, безответственным болтуном, произносящим слова, не подкреплённые ничем. Он нанёс позор Учителю, который для него оставался Мессией. Хотя он не мог понять, что происходит, где сверхвозможности Иисуса, почему это место ещё не сгорело, но не опустился до сомнений в мессианстве Иисуса, слишком много он видел Его возможностей. Он просто чего-то не понимает, почему вдруг всё пошло настолько плохо, а спросить у Него уже не получается.

У Каиафы поначалу было собрано немного людей, но когда стало светать, то собрался синедрион, пусть и не в полном составе. Синедрион должен был вынести смертный приговор, но проблемой было найти причину для него. Всей их неприязни и даже ненависти для этого было слишком мало. Каиафа не стал, как Анна, вытягивать из арестованного повод для обвинения, он знал, как легко Иисус уходил от любых провокаций, поэтому сосредоточился на поиске среди доносов, копившихся у него на столе от всех доносчиков, что от фарисеев, что от их партии. Однако сейчас, имея Иисуса в руках, он с помощниками обнаруживал, что зацепок катастрофически недостаточно. Почему-то все они были смехотворно малы и тянули максимум на штраф, и то с натяжкой. Стало немного страшновато, но упускать Его теперь было опасно, народ им бы не простил посягательства на Героя нации. Тогда они начали заниматься более продуктивным и обещающим делом – высасыванием из пальца, придумыванием причин для обвинения, здесь было больше простора. Среди свидетелей, точнее лжесвидетелей, по заказу пытавшихся дать им нужное, нашёлся один человек, приведший высказывание Иисуса о строительстве храма за три дня. Он привёл его как желание Иисуса разрушить храм, однако даже здесь оно не прошло, так как оригинально Иисус сказал "разрушьте храм, и я в три дня восстановлю его", и они не могли сказать, что Он говорил о разрушении от первого лица, то есть это не было "Я разрушу храм, а потом за три дня восстановлю". Бог работал над этими людьми, поэтому они видели истинное значение Его слов и не могли зацепиться ни за что. Всё, на что они надеялись прежде как на достаточное основание для приговора, сейчас не давало им ничего. Однако они очень старались. Пока они совещались по каким-то своим замыслам, Иисуса выводили наружу, и там Он подвергался издевательствам тех, кто Его арестовывал, эти люди вряд ли когда интересовались религией, и если и были такие, то им было достаточно выполнять указания учителей, и этого им казалось более чем достаточным, чтобы считать своё положение удовлетворительным. Раз этот Возмутитель общественного спокойствия, разрушавший авторитет их вождей находился среди них арестованным, значит Он виноват и с Ним можно делать многое, что они позволяли себе над преступниками. Это было одновременно и давлением на Иисуса, чтобы Он был посговорчивее со своими обвинителями.

Когда Его снова заводили внутрь для рассмотрения придуманных ими обвинений, Иисус не тратил времени на оправдания, Его судьи сами видели ничтожность своих аргументов. Он просто молчал, а пытавшиеся что-то придумать сами теряли запал и садились на свои места, растерянно отводя глаза от остальных членов синедриона. Каиафа, вёдший заседание, всё больше злился – столько усилий пропадают напрасно, ничего из задуманного просто не срабатывало. Их заготовки, казавшиеся неотразимыми в тот момент, когда они задумывались, теряли значение. Но одна идея наконец мелькнула у него в голове, и он зацепился за неё. Каиафа пришёл примерно к тому же, что нам известно как – "кто нам мешает, тот нам и поможет", или как сформулировали обвинители Даниила в Вавилоне – "нам не найти против него обвинения, кроме как в его законе". Он задал вопрос самому Иисусу – "Заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам – Ты ли Мессия, Сын Бога?" Он фактически озвучил библейское понимание, как оно должно было быть ими исповедано и принято, и его слова прямо указывают, что они прекрасно могли понять о Мессии всё, но они отказались это делать, и теперь своё кредо выставили Ему в обвинение, Его звание было криминализовано ими.

Они попросили прокуратора выйти к ним ко входу, что не добавило им расположения Пилата, и стали излагать ему своё дело, фактически нетерпеливо требуя поскорее дать им разрешение на казнь. Взаимоотношения синедриона с Пилатом, как они освещены в Евангелиях, показывают, что синедрион имел немалый опыт взаимодействия с представителем Рима. То, как они наседают на него, говорит о том, что дела такого рода уже были привычны между ними, по римским законам Пилат многие их просьбы не должен был удовлетворять, но они имели чем его заинтересовать, так что Пилат обычно не заставлял их долго ждать или упрашивать. Сейчас эти иудеи тоже ожидали, что проблем быть не должно, однако же Пилат неожиданно стал вникать в дело и задавать "лишние" вопросы. Иисус стоял с ними, и Пилат, даже если был совсем не в курсе о великом Учителе, воскрешающим мёртвых, отметил про себя, что в этот раз приведённый иудеями не выглядит преступником. И он поинтересовался, что такого сделал этот Человек, что этим людям понадобилось убивать его. Его вопрос раздосадовал местное начальство, они надеялись обойтись малыми усилиями, и изображали перед ним, что дело не стоит выеденного яйца, что тому незачем интересоваться подробностями, изображали досаду и спешку – мало было им возни ночью с поиском обвинения, а теперь ещё надо и для Пилата искать достаточное обоснование! Они столкнулись с препятствием, нужно было снова тратить силы, и после столь многих усилий, после которых обратно дороги не было, их дело снова повисало в воздухе, рискуя быть не доведённым до конца, обещая похоронить их после того, как народ узнает обо всём.

Пилату по должности полагалось быть в курсе происходящих на подопечной ему территории проблем, могущих угрожать римской системе, однако же синедрион не спешил докладывать ему о их противостоянии с Иисусом. Они осознавали проблему, что будет если Он захочет объявить Себя царём, но им было совсем не с руки говорить об этом Риму, это бы породило множество проблем для них самих. К тому же было время, когда они рассчитывали на кооперацию с Мессией, надеясь войти с Ним во взаимовыгодное партнёрство, правда, Иисус не мог принять их на таких условиях, иначе о Его царстве можно было бы забыть, не те принципы они несли с собой. Когда сотрудничество на их условиях не получилось, они собирались уладить проблемы с Ним сами, помощь Рима здесь была опасна им не меньше, чем Иисусу. Рим попросту стал бы подозревать их в сговоре с Ним, они бы не поняли, как это синедрион, ненавидевший их (в Риме это хорошо понимали), не желает поддерживать несомненного лидера народа, и видели бы в этом только то, что кто-то с кем-то не поделили власть, и расследовали бы дело глубоко, что никому в синедрионе было не нужно. Так что если Пилат и знал что-то о новом сильном Учителе и чудотворце, то только если у него была собственная система осведомителей, независимая от синедриона и других иудейских авторитетов. Слухи же, хотя и могли доходить до него, не были достаточны, чтобы как-то реагировать, похоже, что римляне реагировали только на чёткие сигналы, в остальных случаях давали ситуациям дойти до более ясных очертаний, в смысле пока гром не грянет… Хватало других забот.

Иуда же, когда от синедриона Иисуса повели к Пилату, раскаялся в сделанном. Он увидел вдруг, что Иисус не собирается делать ничего из того, что он задумывал, и это сильно меняло дело – из провокатора он оказывался предателем. Он думал, что оказывает услугу Христу, но сейчас он был виновным в Его страданиях и унижении. И он понимал, что остальные знают, кто это сделал, и что ему не будет прощения. Тут он приписывал другим плохие мысли и намерения, если бы он пришёл с повинной и поведал, зачем он это делал, его бы не осудили и не отвергли. Похожая, хотя и меньшая проблема была и у Петра, однако когда Пётр плакал и сожалел о своей неспособности делать как надо, Иуда рисовал себе картины одна хуже другой. Не зря Иоанн сказал, что в него вошёл дьявол, его разум сейчас был в плену тёмной силы. Хотя было много одержимых, кто нашёл свободу у Иисуса, Иуда не спешил освободиться. Он был скорее в бешенстве от того, что промахнулся настолько бездарно и по крупному. Вместо раскаяния в сделанном он искал оправдания себе, пытался отыскать момент, где всё пошло не так, и как бы надо было действовать, чтобы получилось. В этом состоянии, сильно нетрезвом, не желая платить по счетам и глядеть в глаза братьям по ученичеству, он не увидел иного выхода, кроме как оборвать свою жизнь. Правда, сначала он пытался отыграть всё назад – он явился к священникам, которые несколько часов назад заплатили ему за предательство Учителя, и потребовал отменить арест Иисуса, сказав, что Иисус не виноват ни в чём, что он предал невинного человека. Он бы ещё попробовал объяснить им, зачем он вообще делал это, но и сам видел, что его откровений здесь совсем не ждут. Те отказались разговаривать с ним об этом, а на тезис о предательстве невинного, ответили – "А нам-то что? Это твои проблемы". Тогда он бросил эти тридцать монет на пол и ушёл оттуда, после чего повесился.

Когда Пилат спросил у пришедших, какова вина Иисуса, те несколько нагло ответили – "если бы Он не был злодеем, мы бы не привели Его к тебе", как бы намекая, что спрашивать не надо, дело их личное и деликатное, как и грязное. Однако же это был уже второй жест с их стороны, оскорбляющий высокопоставленного римлянина, так что он отрезал – "возьмите Его сами и судите по вашим законам". Иудеи поняли, что перегнули палку, и смиренно возразили, что им не позволено выносить смертные приговоры. И после этого начали перечислять доводы, по которым Иисус должен быть осуждён и по римским законам – мол, Он делает себя царём, запрещал давать налоги кесарю, возмущает народ против Рима. Любого из этих пунктов было достаточно для осуждения, и иудеи выложили их все, чтобы настроить Пилата на нужный лад. Однако Пилат мог заподозрить, что если всё так на самом деле, то с чего тогда они начали разговор не с этого, а высокомерно требовали от него содействия, очевидно скрывая свои собственные тёмные делишки, не говоря, в чём дело ему, представителю Рима, от которого они зависели сейчас.

В разговоре они помянули, что Иисус живёт в Галилее, и Пилат зацепился за это, потому что тогда Он из юрисдикции Ирода, и он может воспользоваться этим, чтобы не пачкать руки грязными делами этих иудеев. Он уже делал это не раз, почему они и начали разговор столь бесцеремонно, но сейчас он чувствовал, что прошлые дела ничто по сравнению с теперешним. Ирод в данный момент был тоже в Иерусалиме, и Пилату был даже выгоден этот случай, дающий ему возможность уладить некоторые разногласия с этим правителем, если он признает его правомочность в этом деле. Так что пришлось высоким начальникам Иудеи сопровождать обвиняемого к Ироду, всё время этих разборок очень сильно переживая, чтобы люди не узнали и не восстали. Однако теперь они могли меньше волноваться – когда синедрион вынес Ему приговор, обвинив в богохульстве, желающих заступаться за Него стало бы на порядок меньше, их сомнения и пассивность, встретив столь серьёзное обвинение, удержали бы их от выступлений в Его защиту. Удобное время для народного возмущения было лишь до утра, когда синедрион вынес свой приговор. Впрочем, люди так и не знали почти ничего, лишь когда Его вели на распятие, тогда новость разнеслась широко.

Ирод, когда ему объяснили, кто к нему пришёл и чего им от него надо, поначалу обрадовался. После убийства Иоанна Крестителя его мучила некоторое время совесть, но не слыша больше здравых слов и не имея с кем поговорить о вещах значимых, он остыл и закоснел, забыл о духовном поиске. Позже он стал слышать о чудесах того, о Ком говорил Иоанн, и сначала испугался, посчитав, то это воскресший Иоанн обрёл новую силу. Какое-то время он думал так, однако со временем понял, что это другой человек. Он имел желание увидеть Иисуса, понимая, что Он должен быть больше Иоанна, но не догадался пригласить Его к себе, да и сам не спешил туда, где Он проводил больше времени. Сейчас Его привели прямо к нему, но Ирод не был серьёзно настроен на поиски Пути и разговоры о смыслах, вместо этого он хотел скорее развлечься, просто услышать нечто необычное и новое. Он задавал пустые вопросы, не обращая внимания на то, что стоящий перед ним был избит и бледен, хотя Его привели к нему как раз на суд, и он имел полное право освободить знаменитого Проповедника и Целителя. Но он собирался освободить Его в обмен на чудо, только это было неприемлемо, особенно сейчас. Чудеса Иисус делал для пользы других, для блага не только для тела, но и для упрочения духовных начал человека, здесь же требование чуда в обмен на свободу было очень близко к требованию Люцифера удовлетворить голод, сделав хлеб из камня. И здесь и там звучало "если ты Сын Божий", и в ответ на эту провокацию чудес просто не должно было быть. Отпустить невинного было долгом Ирода, но он устроил торг, и неверно было бы идти у него на поводу.

Кстати, иудеи вряд ли имели ключи и подходы к Ироду, и не могли давить на него как на Пилата, Ирод был правителем совсем другой территории. Всё, что они могли, это навалить на Него как можно больше обвинений, что они и делали. Ироду ничего не стоило отпустить этого Учителя на свободу, у него не было проблем с иудейским синедрионом, как у Пилата, но нет, он хотел всего лишь рассеять скуку, нисколько не ценя Того, Кому служила и перед Кем склонялась вся вселенная. Ирод иродом и оказался, хамом. Видя, что Иисус не отвечает ему на вопросы, не спешит ему угодить и развлечь, Ирод подумал, что им пренебрегают, и он мог бы ухудшить положение Иисуса, но Его к нему прислали от Пилата, проявили уважение и признали его право судить своего подданного, так что он оказал ответную любезность к властям Иерусалима – отослал Иисуса снова к Пилату. После этого события Ирод примирился с Пилатом, оценив его жест как уважение к нему.

С обвиняемым Пилат решил разобраться, вопреки сложившейся практике работы с синедрионом, в подобных случаях он не вникал в вопросы правосудия – если они говорили, что кто-то серьёзный преступник, то он принимал это без вопросов и шёл навстречу, в обмен имея некий уровень лояльности населения. Иоанн пишет, что Пилату было известно, что между этим известным Учителем и вождями евреев существует соперничество, Его боятся и Ему завидуют, и сейчас он имел возможность познакомиться с Тем, о Ком доносились невероятные слухи. От Его обвинителей Пилат услышал более чем достаточно, но ни одно из обвинений не касалось тем криминальных, кроме политических. Но если бы этот Галилеянин в самом деле собирал отряды для борьбы с Римом или сеял недовольство, то это так или иначе за эти три года до него бы обязательно дошло, тогда в чём дело? Он вернулся к себе и вызвал Иисуса, чтобы поговорить без толпы обвинителей. Первым, что он спросил, было о том, не претендует ли этот известный и знаменитый Учитель на царство – "Ты иудейский царь?" Если бы он нашёл хотя бы какие-то претензии на это, то вряд ли бы колебался удовлетворить требования синедриона. Иисус не молчал, как делал это на допросах у фарисеев и священников или у Ирода. Он отреагировал, но не самым простым образом – "Ты говоришь это от себя или другие сказали тебе обо Мне?" Его вопрос со своей стороны просвечивал Пилата – интересно ли тому то, что происходит в Иудее, знает ли он о связях пророчеств Библии с Его делами и учением, то есть ищет ли Пилат лишь преступника перед Римом или всё же хоть как-то понимает, откуда происходит разговор о царе-Мессии?

Ввести в курс дела главного человека в Иерусалиме было необходимо, не только из уважения и вежливости, но до сих пор Пилат мало вникал в эту сторону жизни подопечной страны, а сейчас пришлось активно разбираться в этом. Он мог занять вполне определённую сторону в борьбе тьмы и света, и само желание защитить Того, Кого обвинили незаконно, Кто совершенно не заслуживал такой доли, говорило, что он уже на Его стороне. Иисус ответил может быть и рискованно, но для разумного человека это было уважительным жестом и доверием, что Пилат не станет придираться к пустякам, не станет кричать, как Каиафа "вы сами слышали Его признание!" – "Моё царство не от этого мира". То есть Он фактически ответил "Да, Я царь", но Пилату было ясно, что ни о какой короне и троне речи нет, перед ним Человек, несущий идею или миссию, Мастер. Такой человек может занять трон лишь случайно, при очень благоприятном стечении обстоятельств, которых в Иудее не наблюдалось, наоборот, всё было против Него. Ожидание Пилата и его впечатление от этого Человека оказалось верным, и он ещё больше расположился к Нему. Иисус продолжал – "Если бы Моё царство было в этом мире, то мои служители сражались бы за Меня, чтобы не отдать Меня иудеям. Но теперь Моё царство не отсюда". Он описал Пилату, что если бы у Него были настоящие сторонники и последователи, и их было достаточно много, то этого разговора между ними не было бы (или был бы при совсем других обстоятельствах). Иисус не был опасен Риму в том состоянии, как сейчас шли дела. А если бы и был как состоявшийся Царь Иудеи, то была ли бы Риму угроза от Иудеи? Пилат знал куда более опасных людей в самом Риме, несущих беды народу и империи, и окажись Иисус родом из Рима, не встал ли бы сам Пилат под знамя Его идеи? Не требовал ли бы народ Рима, чтобы такая Личность была во главе империи?

Разговор их прервали, слуга принёс Пилату записку от жены. Он удивился, что могло случиться, что она стала писать ему на работу? Но прочитав записку, был немного смущён – она писала, чтобы он ничего не делал "тому Праведнику", который как раз сейчас находился перед ним, ни о ком другом не могла идти речь. Она писала, что много страдала за Него во сне сегодня под утро, что их жизнь и благополучие зависят от решения, которое он примет в Его отношении. Это не могло быть совпадением, Пилат ощущал противоречие больших сил, между которыми сейчас находился сам, и от него многое зависело. Однако же его положение и значимость в системе управления, которому завидовали многие, находящиеся ниже, несло с собой иной раз и большие проблемы. И сейчас был как раз такой момент. Ему не очень хотелось попадать в жернова, но подать в отставку сейчас не получится.

Но интересы, какие человек поставил для себя высшими, могут направить его по совсем другим ориентирам, и с правдой ему становится не по дороге. Пока Пилат боролся с собой под дополнительным влиянием письма от жены, шло время, и доносящиеся выкрики снаружи от толпы, опасающейся, что дела пошли не так, как они планировали, вывели Пилата из размышлений. "Что есть истина?" – произнёс он философски, однако он прервал разговор и вышел к иудеям, ожидавшим, когда он, наконец, отдаст им Назарянина. За время, когда они отправились к Пилату, синедрион "мобилизовал" всё дно Иерусалима и окрестностей, им требовалась поддержка толпы, чтобы оказать давление на Пилата. И когда он вышел к ним, священники с фарисеями были готовы к последней и решительной схватке с силами света. Начавшийся контакт с Иисусом не удалось продолжить.

Фарисеи и первосвященники не ждали хорошего для себя из уединения Пилата с Иисусом. Сейчас Он заговорит прокуратора, как делал это со многими, и тот откажется идти им навстречу. Однако они не могли проиграть, на карту была поставлена не только власть, но и их жизнь, поэтому они знали, что отсюда они уйдут с обвинительным приговором для Галилеянина, и о неудачи они не могли сейчас думать. У них была одна заготовка для Пилата, которая обязательно должна сработать, да и голос толпы, грозящей мятежом, будет очень серьёзным аргументом. Поэтому когда Пилат вышел к ним, и сказал, что не находит ничего серьёзного, то есть не находит вообще никакой вины, они приготовились было спорить, но Пилат вдруг дал очевидную слабину – вместо того, чтобы развязать Его и отпустить, он предлагает компромиссный вариант. По случаю праздника у них был обычай амнистировать кого-нибудь из осуждённых, если народ просил за него. И Пилат предложил, что может отпустить Иисуса ради Пасхи – "хотите ли, чтобы я отпустил вам царя иудейского?" Он не побоялся назвать Его царём, хотя и подавал это шуткой, но рассчитывал на симпатии людей. Однако же будет ли кто-то просить за Того, Кого иудеи приговорили к смерти, особенно здесь? Вокруг претории собрались купленные синедрионом люди, которые кричали то, что им скажут, и когда Пилат озвучил своё предложение, раздались голоса – "отпусти нам Варавву", который был виновен в беспорядках и убийстве. Пилат понял, что просчитался с настроем толпы.

Пилат шёл на поводу у синедриона, он понимал, что если эти люди решили осудить Его, то не простят ему попытки противодействия им, и старался смягчить их, пытался сыграть на публику, только нужной публики у претории не оказалось. Желание умиротворить убийц в священных одеждах только показало его слабость и укрепило их в решимости. Теперь он решил на их глазах наказать Иисуса, чтобы, может быть, разжалобить часть толпы, чтобы появился нужный голос. Римские солдаты, которым было поручено бичевание, проявили изобретательность. Они слышали о Нём, что это претендент на трон, и обыграли это по своему – одели на него корону из колючего кустарника и старую багряницу, служившую некогда царям и высокопоставленным людям, которую нашли где-то в кладовых. Разыгрывая сцены поклонения царю, они в это же время били по терновнику и по лицу. Наконец Пилат остановил зрелище и вышел к толпе с Ним – "Вывожу Его к вам, знайте – на Нём нет никакой вины! Это Человек!"

Он вновь завёл Иисуса к себе в преторию, ему захотелось уточнить о Нём что-то. Оказавшись внутри, Пилат спросил – "Откуда Ты?" Этот вопрос означал, кажется, ещё и "кто Ты", всё будет сейчас ясно, если Он ответит. Но в этот раз Иисус молчал. Причиной могло быть то, что Пилат сдал Его, уступая давлению. Но вряд ли поэтому, потому что Пилат имел оправдание, что этой уступкой он выторговывал Ему свободу (только ведь не помогло и уже было видно, что и не могло помочь, лишь раззадорило). Скорее было просто не время обсуждать богословские темы, точнее это-то можно было сделать, только что дало бы Пилату знание, что перед ним реальный Бог в человеческом теле? Не обладая знаниями предыстории, понял ли бы он, какая Фигура перед ним? Может быть он бы попробовал отстоять Его, или же всё-таки куда скорее сделал то же, что он сделал в реальности, не получив ответа?

То, что Иисус не стал отвечать на его вопрос, кажущийся важным, может быть решающим Его судьбу (не как раз ли затем, чтобы не толкать Пилата в лицеприятие, Он и не стал раскрывать ему Себя, иначе Сына Бога он бы спасал, а простого невинного пренебрёг?), Пилату не понравилось, он всё же лицо очень влиятельное здесь, и он высказал это – "Мне ли не отвечаешь? Ты же знаешь, что я имею власть распять Тебя или отпустить". Иисус не стал говорить ему о его сложностях, о давлении на него толпы и угрозах, но попытался облегчить, насколько можно об этом говорить, и утешить Пилата, правда это никак не снимало с него ответственности – "Ты бы не имел надо Мной никакой власти, если бы это не было определено свыше. Поэтому на тех, кто предал Меня тебе, больше греха".

Пилат это всё понял, и даже строптивость обвиняемого не изменила его общего настроя помочь Ему – этот Человек не должен быть обвинён и казнён, он не будет виноват в Его смерти! Пилат снова вышел к толпе уговаривать их, и это было, наверное, его самой большой ошибкой. Своими попытками умиротворить их он лишь усиливал их решимость. Хотя при той концентрации злых сил в Иерусалиме, если бы он своей властью объявил Его свободным и отпустил, могло случиться и восстание против римлян. И Иисус бы пал вместе с Пилатом и римским гарнизоном. Правда, народ не поддержал бы синедрион, но это если бы узнал реальную причину происходящего этим утром. Если бы вожди пошли на всё, то они нашли бы что сказать народу. Та толпа, что была у претории, были ещё не народом, те всё ещё скорее всего отдыхали и не знали ничего о том, что их Пророк сегодня уже на грани распятия. Ученики почему-то ничего никому не говорили, никакой тревоги не подняли, правда им было не до того. Они боялись, что придут и за ними, это было вполне логично, и хотя этого не случилось (Иуда был мёртв, но они ещё этого не знали; также Иуда вряд ли бы стал их предавать, как Учителя, но и этого они тоже не знали – из-за чего он отдал Его синедриону, так что опасались всего), прятались ото всех. Будь они революционерами, если бы Иисус готовил их к этому, они бы первым делом подняли большой шум, так что ни о каком суде ночью у первосвященников не могло бы быть речи, но как Иисус заметил Пилату, Его служители не сражались за Него. В их защиту я скажу, что они были в шоке из-за самого факта попадания Иисуса в руки врагов, и они знали, что при Его способностях это было невозможно. Так что на деле они бездействовали не из-за страха, а из-за паралича, потери всех ориентиров в жизни. Иисус как раз последние дни пытался подготовить их к этому времени проблем, но все Его слова пролетали мимо их сознания, а то, что осталось там, сейчас терзало их сомнениями и нестыковками их представлений о Нём с жестокой реальностью.

Видя, что Пилат пытается защитить Иисуса, кто-то из синедриона выдал ему сильнейший аргумент, добивший гнувшегося перед ними прокуратора – "Если ты отпустишь Его, то ты не друг Цезарю". Удар был неотразимый. По крайней мере для Пилата здесь и сейчас. Будь он попринципиальнее, он бы нашёл слова объясниться даже на суде у цезаря, и скорее всего его объяснения были бы приняты, но ведь кто знает, как сработает римское правосудие? То, что политически Иисус расценивается людьми как претендент на царя Иудеи, уже было достаточным обвинением для большинства судей, независимо от того, что сам Иисус не собирался быть царём до сих пор. Но ведь мог, пусть лишь для определённых обстоятельств, но теоретически мог… Даже здесь Пилат не смог удержаться – вдруг народ ещё одумается? – "Царя ли вашего распну?" В ответ он услышал от первосвященников – "У нас нет царя, кроме цезаря!!!" Такое бы в самом деле было у них верноподданничество, а то ведь так и норовят уйти из под Рима, он это хорошо знал.

И Пилат опустил руки. И стал мыть их перед народом, говоря – "Я не виновен в Его крови, смотрите сами". То, что толпа выкрикнула ему в ответ, вряд ли было вложено в их рты членами синедриона, это был крик души, невольная оговорка по Фрейду, эти беспринципные люди хотели сказать, что им всё равно и их не волнует результат, и вышло вот это – "Кровь Его на нас и на детях наших". Зная, что Он не виноват, что именно виноватая сторона, численно намного превосходящая правую, решила убрать Его, чтобы Он не мучил их души Своей праведностью, беря всю ответственность на себя, и даже на детей и потомков, они и выдали это проклятие на всех причастных. Первосвященник и фарисеи дёрнулись было, но затыкать рты разошедшейся толпы было поздно. Да некоторые из них и сами сгоряча подхватили крик толпы… Они сами шли к этому, и кто теперь им виноват в последствиях? Это омрачило им победу, когда Пилат уже сдался и дал распоряжение о казни. Своим умыванием рук он вряд ли пытался облегчить свою совесть (хотя и взрослый человек может пытаться оправдаться такими наивными действиями), скорее хотел подчеркнуть этим вину евреев. К толпе черни во главе с членами синедриона вывели Варавву, а Иисуса повели с другими приговорёнными к казни к лобному месту.

Их вывели за ворота, неподалёку у стены был холм, где проводились казни преступников. Каждый из них нёс свой крест на себе, и Иисуса тоже нагрузили бревном с перекладиной. Однако же переживания ночи и утра, избиения, бичевания и допросы, как и отсутствие отдыха подточили Его силы, Его тело отказывалось функционировать, и Он падал с крестом. Видя, что процессия таким образом сильно задерживается, римский офицер, заметив одного человека не иудейской наружности, с сочувствием глядящего на ослабевшего Иисуса, заставил нести Его крест. Вокруг ведомых на казнь толпились многие люди, хотя те низкие люди, выполнявшие распоряжение синедриона, окружали ведомых на казнь, стараясь показывать вид, что ведут самых обычных преступников, так как синедрион всё ещё беспокоился, чтобы толпы паломников не бросились на защиту Иисуса. Хотя теперь причин для беспокойства было меньше – учителя народа всё же были в авторитете, и когда многие видели великого Целителя избитым и с крестом на плечах, большинство из них начало думать, что всё же Он не Мессия, раз люди оказались сильнее Его. Будь Он в самом деле сын Бога, разве бы могло с Ним случиться такое, да Он бы разметал всех по округе… Может быть не все узнавали Его в таком виде, хотя и весть о суде над Ним могла разойтись по городу. Для многих это был шок, но момент для восстания за Него был давно упущен, и теперь все только гадали, как могло такое случиться, что делавший чудеса и исцеляющий больных всё же оказался обманщиком. Не раз бывало, что казалось бы превосходный человек, нравящийся многим, даже бывший кумиром многих, после компроментации терял подавляющее большинство своих поклонников. Многие обнаруживали вдруг, что почти ничего о нём не знают, даже знакомые с ним немного ближе начинают говорить, что чего-то в нём не разглядели… Так что сейчас поднять бунт было практически некому, а уж о том, чтобы поддержать его и присоединиться и речи не шло.

Прибыли на место, и к крестам прибили и привязали приговорённых. Затем кресты подняли и закрепили в земле. Оставалось только висеть и ждать конца. Хотя, где-то я читал, что для Иисуса всё же был некоторый искус в Его возможностях – кто на Его месте удержался бы от того, чтобы в самом деле сойти с креста и примерно наказать издевающихся над ним начальников Иудеи вместе с чернью? Однако же возмездие никуда не денется, а повисеть, пока не стало совсем плохо, ещё можно было. Пока не утекли силы, можно было даже слегка отдохнуть, пока обстановка выглядела новой. Прекратились бессмысленные допросы, не сыпались удары от желающих причинить боль. Правда, внизу священники с фарисеями изощрялись в насмешках. Они были сейчас победители, и весело праздновали свою победу – даже Праведник, воскрешающий мёртвых, был ими побеждён и скоро умрёт! Бог на их стороне! И они пытались уязвить Его – "Других спасал, а Себя не может спасти!" Увы, именно для того, чтобы спасти других, надо было самому вытерпеть даже смерть. В каждый отдельный момент времени можно было найти положение даже на кресте, чтобы отвлечься от неудобства пребывания здесь и сейчас. Распятым предложили питьё, и хотя оно было горьким, что выглядело дополнительным издевательством, оно притупляло боль, из-за этого распятые могли оставаться живыми дольше. Иисус отказался пить этот раствор с уксусом и жёлчью, Он должен был оставаться в трезвом разуме, чтобы в последние часы не потерять контроля и не сделать напрасным дела всей Своей жизни.

Пилат со своей стороны не преминул отомстить вождям иудеев – по его распоряжению надпись над головой осуждённого гласила, что распятый на этом кресте является иудейским царём… Этим он показывал иудеям, что им никогда больше не видать у себя царей, и что лишь распятый был той Фигурой, что он бы мог допустить. Единственно возможным Царём этой земли. Когда члены синедриона увидели надпись, сделанную на трёх языках, они поняли намёк Пилата, и хотя понимали, что это не случайно, но всё же попытались добиться от него более приемлемой формулировки. Они просили написать то, что Он якобы говорил "Я царь иудейский", но Пилат отрезал – "Что я написал, то написал". Царей у вас больше не будет, раз вы их сами отвергаете и предаёте своим же врагам…

Соседи на крестах поначалу присоединились к хулителям внизу, требуя от Него освободить Себя и их, и за этими мольбами-проклятиями стоял Люцифер, желавший, чтобы Он прекратил Жертву, чтобы отказался спасать этот мир… Но с соседями вдруг что-то пошло по другому – один из них вдруг осознал, что они, требуя от Иисуса снять их с крестов, всерьёз воспринимают Его способность сделать это! По крайней мере так было с ним. Он подумал, что все случаи лечения болезней и воскрешения мёртвых были на самом деле, тогда как так получается, что Он здесь, с ними? Он же ни в чём не виноват?! И ему стало стыдно за своё поведение. Он высказал это своему приятелю – "Мы здесь за свои дела находимся, мы получаем то, что заработали, а Он тут ни за что. Побойся Бога!" В его душе вдруг появился такой покой, какого он не имел уже давно, а может быть и никогда. Он ясно понял, что этот Праведник в самом деле Мессия, и некоторые догадки о смыслах жертв раскрылись перед его взглядом. Всё это прямо сейчас свершалось рядом с ним! Он ощутил связь и сопричастность с Ним, избавляющим человека от власти зла, и обратился к Нему с просьбой – "Вспомни, обо мне, Господин, когда будешь в Твоём царстве". Он за свою жизнь заработал лишь на этот крест, он нёс людям вред и страдания, но сейчас он имел какую-то надежду сверх всех соображений, и услышал ответ – "Истинно говорю тебе, будешь^[46] со Мной в раю". Этот преступник повисел с Ним рядом, и в свой момент истины не отказался ради красного словца от осознанного, не потерял и не упустил свой шанс. Его совесть не имела, чем хвалиться, как толпа вокруг места казни, поэтому он лучше многих оценил открывшуюся возможность, ярко засиявшую в окружающей всех тьме. Здесь и сейчас, как и отметил Христос словом "ныне", Он заверил присоединившегося к Его царству первого гражданина, воспользовавшегося на его глазах едва формирующейся возможностью. Механизм спасения людей работал, как и всегда.

Это сильно подкрепило Иисуса, дополнительно поддержало, хотя Он и так не собирался отступать, пройдя столько, победив страх ожидания смерти, сопротивление инстинкта самосохранения. Сейчас было больно, неудобно и неприятно, но того страха не было. Ещё было плохо оттого, что Его разум терял опору в контакте с Отцом. Будучи в этом теле, Его способности видеть всё были ограничены, подобно тому, как в этом живут люди этого мира. Он знал умом, как всё должно пройти и закончиться, знал Им же проработанное будущее, но эмоции говорили совсем другое. Чувства и ощущения говорили, что Он остался один, и прежней связи с Отцом Он не ощущал, всё зло и грехи человечества сейчас висели на Нём, с Ним прибитые к кресту, и они тянули Его душу вниз. Даже потерявшие совесть иной раз содрогаются от мрака, воцарившегося в их душах, но для Его обострённой чувствительности, не имеющей привычки к грязи и крови, к преступлениям, ощущать всё заработанное человечеством было невыносимо. Этот груз всё увеличивался, всё новые волны мрака от всех видов зла проходили через Его ощущения и сознание.

Мало было того, что вся грязь и мерзости мира окутали Его, но бедой было то, что Он в какой-то момент совсем перестал ощущать Отца. Изначально Они с Ним были неразрывны, однако теперь это перестало быть так. Иисус понимал, что для Отца вина мира, лежащая сейчас на Нём, разорвала Их связь, как это происходит с любым согрешившим человеком. Если праведник падает, уступая искушению, он теряет праведность, которая была на нём до этого. Человек сам не вырабатывает её, он или находится в этом поле, исходящем от Бога, либо нет. Всякое нарушение выбивает его из этого состояния, и пока человек не раскается, он не может сам по желанию вернуться в него. Однако же для Иисуса не было возможности как-то снять с Себя груз вины, Он как раз и был тем средством, что давало всем остальным эту возможность очиститься. Вся вина людей, взятая Им на Себя, должна была закончиться так, как этого требует Закон – "НЕ", то есть нарушителя не должно быть, он должен исчезнуть. Сейчас эмоции говорили Иисусу, что раз сам Отец отвернулся от Него, разорвал Их извечную соединённость, то вдруг Он останется грешником навсегда? Для Них грех неприемлем, отвратителен. Мало ли о чём Они договорились тогда, а что если Он передумает, или просто не захочет или не сможет вернуть к жизни Своего Сына? Вдруг грех ещё более разрушителен, чем Он видел его до сих пор? Это всё возникало в его разуме, это Люцифер наводил свою тень, он хорошо разбирался в этом предмете… Он давил на Него, чтобы Он прекратил процедуру Жертвы, чтобы решил остаться в живых и оставить этот мир в его руках. Или по крайней мере омрачить по возможности последние часы жизни Мессии. Это получалось, хотя даже этим он усиливал славу и подвиг Христа – нагрузка на психику росла, но тем больше чести Тому, кто всё это выдержал, тем сильнее становилось средство избавления человечества. Правда, это осознание придёт потом, когда всё закончится, пока же тоска, охватившая Иисуса, была столь сильна, что Он воскликнул "Бог мой, Бог мой, для чего Ты Меня оставил?" Возможно, страдания и нехватка дыхания исказили произношение, или Он употребил древний иврит вместо (возможно) используемого большинством арамейского, но многие поняли Его слова как призыв к Илии, так что некоторые начали ждать, не придёт ли к Нему на помощь Илия пророк.

Илия не появлялся. Да и чем он бы мог помочь, даже если бы получил разрешение придти сюда, если сам Отец вынужден был "отключиться" от Сына? Он должен был выпить эту чашу Сам до конца. Наказание этого мира должно было свершиться, чтобы люди имели возможность прощения. Вместо этого всю ближайшую округу окутала тьма, хотя до захода солнца было ещё немало времени. Тьма началась в полдень и продолжалась часа три. Она длилась почти до смерти Иисуса. После слов "зачем Ты Меня оставил" Он в полубессознательном состоянии произнёс "пить", и один из солдат поднёс Ему губку, намоченную в уксусе с жёлчью. Иисус смог сделать глоток, но из Его тела уже уходила жизнь. Этот глоток жидкости не утолил боль, но дал ему возможность ещё раз воскликнуть, и это было победное "Совершилось!" Это были последние слова, и после этого жизнь покинула Его тело.

Когда это произошло, случилось одновременно и землетрясение, может быть и не обширное, однако достаточно сильное, так что у окрестных скал появились новые трещины. Самое тяжкое последствие имело место в храме – мощная тяжёлая завеса, как говорят, в палец толщиной, закрывающая Святое-Святых, разорвалась сверху донизу, раскрыв пустое помещение за ней. Фактически это было осквернением храма, нарушением его целостности, в нём больше нельзя было проводить службы… Христос предупредил иудеев перед Пасхой – "ваш дом оставляется пуст", и это произошло. Жертвы, имеющие смыслом Его великую Жертву, нашли своё исполнение в Нём, в Его подвиге, и с этого времени стали не нужны, вместо символа пришла действительность. Прежний завет с Израилем был закончен, а новый они с Ним так и не не заключили, не договорились. Некоторых из них, вождей и правителей, не устроили условия договора, а торг с Богом был неуместен. Договаривающуюся сторону просто убили, и Израиль потерял свой статус. Новый завет, новый договор был только что поставлен, но в нём участвовали лишь желающие и согласные на его условия, да и тех было пока что совсем немного.

Помощь пришла со стороны одного из членов синедриона. Иосиф Аримафейский не был позван на заседание, где судили Иисуса, но теперь он использовал своё влияние хотя бы для отдания последних почестей Его телу. Он явился к Пилату и попросил отдать тело Иисуса ему для похорон не как преступника, и Пилат был лишь удивлён тем, что Иисус уже умер, это было необычно, слишком быстро. Впрочем, из-за Пасхи и наступающей субботы никого не оставляли висеть долго, до захода солнца солдаты перебили ноги остающимся разбойникам, чтобы они умерли быстро. Иисуса же лишь проверили, умер ли Он на самом деле или только без сознания, копьём пробив грудь. Из раны потекла кровь, но люди увидели после этого светлую фракцию, как бы сыворотку крови, отстоявшуюся после остановки сердца. Как говорят, это свидетельствовало о смерти от разрыва сердца, то есть Он умер от душевных страданий, нервного потрясения, а не физического истощения ресурсов организма. Пилат, удостоверившись у своих людей, что Иисус действительно уже умер, выдал разрешения Иосифу, и тот забрал Его тело с лобного места, вместе с остальными женщинами и присутствующими там учениками. Они принесли его к гробнице, которую Иосиф делал для себя, сравнительно недалеко от места казни. До захода солнца оставалось совсем немного времени, поэтому они не успели провести все процедуры с бальзамированием. Никодим, когда-то ночью имевший приватный разговор с Иисусом, принёс бальзамирующий состав в достаточном количестве, но времени хватило лишь на омовение тела и закутывания в пелены. Они положили Его в гробнице и удалились по домам, намереваясь закончить остальные процедуры после субботы.

Седьмой день был днём покоя на этой планете. Можно было бы сказать, что Иисус отдыхал сейчас, как когда-то при начале жизни на Земле, однако мёртвые отдыхают весьма условно, как пишут Давид и Соломон, для мёртвых нет ничего и ни в чём они уже не могут принять участия. Позднейшие контакты с язычеством у иудеев и у христиан привели к появлению взглядов о естественном бессмертии человека, не в теле, разумеется, а некой субстанции, души, вроде как неуничтожимой и вечной. Однако это несколько противоречит идее творения, в свете представлений о бессмертии духовной частицы Бог не мог создать личность человека на материале глины и праха, а должен был призвать ещё и со стороны нечто, чтобы составить человека. То есть создав из праха тело, Он ещё должен бы был вставить в тело и эту бессмертную субстанцию, носящую сознание. Однако в отчётах о творении что-то ничего похожего нет. Человек был создан сразу для вечной жизни, планов о смерти для человека, как и для ангелов, у Бога не было, мы должны были жить вечно в этом теле. Создав тело человека со всеми его нервами и энергетическими станциями клеточного уровня, Бог добавил в эту конструкцию жизнь, написано "вдохнул дыхание жизни". Первичный импульс жизни Он передал от Себя самого. И этого было достаточно, чтобы вся система человека обеспечила и сознание, и душу, и духовную сферу. Не было нужды в призвании посторонних сущностей, человек и сам по себе весьма богато и избыточно устроен. То, что многие называют душой, образовано конструкцией, разработанной Творцом, там все загадки и ответы. Остаётся ли после смерти человека его духовная структура или личность, уходит ли куда-то или распадается вслед за телом? Кому-то очень хочется жить, но в человеке нет естественного бессмертия, оно только у Бога и исключительно у Него, что зафиксировано апостолом Павлом – "Единый, имеющий бессмертие^[47]". Бог будет воскрешать людей, что праведников для уже вечного бытия, что злых и грешных для получения заслуженного, и там они все встанут снова теми же, кем были, с теми же душами и телами. Одни уже исцелённые от всех болезней и недостатков, другие такими же, как и были в этой жизни. Идея воскресения, как и создания человека, полностью закрывает все вопросы по бессмертию – оно зависит от Бога, а не является неотъемлемым свойством нашей природы.

Находясь, как когда-то до начала нашей вселенной, в Отце, Он мог вернуться в мир. Его тело ждало, когда в него снова вернётся жизнь. Эту команду к оживлению мог дать Отец, но мог дать и Он сам, Он это особо отметил – "Власть имею отдать жизнь, и имею власть опять принять её"^[48]. Его было невозможно убить и уничтожить, даже Его нынешнее тело, свойственное землянам, если бы Он не согласился на это и не позволил это сделать. Но и послать жизненную силу снова в Своё умершее тело у Него было право и власть, потому, что Он отдавал её для дела, для высшей цели. В нападках последних часов, в ударах и избиениях, обрушивавшихся на Него и психических атаках Люцифера и толпы, было трудно быть уверенным в том, что Он умом знал о своём возвращении в жизнь, но теперь проблемы были позади и дело было сделано. Было ещё много дел, но не столь трудных. Трудности теперь ожидали людей, но их дорога теперь была освящена Им. Ему же предстояла работа Священника в посылании благодати человечеству для привлечения человека на Путь, впрочем как и до этого. Ещё была должность Судьи, но это позже, сначала нужно было собрать всех, кто хочет настоящего или жизни по настоящему, без подделок и деформаций, довести их до Своего уровня в моральном аспекте, чтобы подготовленные Им могли встать на вселенском смотре достойными быть среди непадших её жителей.

Выкрикнутое в последнем усилии "Свершилось" означало много. Первое то, что была создана основа для прощения человека, любого, кто этого пожелает. Эта Жертва стала основой всех действий Бога для восстановления человека. Но было и ещё кое-что важное – Люцифер был разоблачён перед всеми. Когда он начинал свой обман, то изображал себя благодетелем мироздания, освободителем и прогрессором. Зло на Земле можно было списывать на несовершенство человека, но до сих пор многие имели сомнение, а вдруг путь Люцифера в самом деле какой-то особо прогрессивный. Между ними не было тех ссор и вражды, по крайней мере в личных отношениях, как между людьми, они выглядели привлекательно и соблазняли невиданными возможностями совершенствования. Однако все видели, как Люцифер и его сторонники обращались с Сыном Божьим, и Его убийство окончательно лишило Люцифера последней поддержки в тех, кто остался на стороне Бога. Свой характер Люцифер раскрыл этими действиями, все внимательно наблюдали за ним и его помощниками, как и что они делали Иисусу и вообще человечеству. Если во дни Иова падший ангел ещё мог позволить себе появиться на совете в небесном парламенте или каком-то регулярном совещании, то теперь дорога туда ему была закрыта. Может быть физически он и мог попасть в любое место, куда хотел, но слушателей там у него теперь не оставалось.

Рано утром в первый день недели несколько женщин из тех, что хоронили Иисуса в пятницу, шли к могиле, чтобы закончить то, что они не успевали сделать тогда. Они несли ароматические вещества и гадали, кто бы помог им отвалить камень от отверстия гробницы. Для них он был неподъёмный. Это они ещё не знали, что даже будь среди них несколько мужчин, могущих справиться с камнем, у них бы вряд ли что вышло. У той гробницы несли службу отделение римских солдат, которых поставили уже в субботу (ради этого не побоявшихся нарушить покой субботы) первосвященники. Кто-то из них сообразил, что с Иисусом нельзя быть ни в чём уверенным, ведь Он говорил, что воскреснет в третий день. Кстати, тут они проявили большее доверие к Его словам, чем ученики… Те, конечно, были сейчас в сильном кризисе оттого, что слишком много пропустили из Его предупреждений. Что они так любили Его и ценили, было хорошо, но неспособность вникать глубже слабых и поверхностных представлений сыграла с ними недобрую шутку – пойми они Его предупреждения, сколько бы проблем они избежали.

Впрочем, женщины не встретились с солдатами. К тому моменту, когда они пришли, те покинули свой пост по причине того, что стало некого охранять. Кроме того, они были потрясены увиденным, такое редко кому доводилось видеть. На заре это место осветилось присутствием сильного ангела, от одного вида которого даже святые люди падали, теряя всякие силы, и с ними было не лучше, они попадали как мёртвые, видя эту мощную фигуру. Ангел открыл дверь, откатив камень от отверстия, и вызвал Сына Божьего, в чьё тело вернулась жизнь. Выйдя оттуда, они удалились куда-то, а солдаты, собрав свои силы, отправились к тем, кто их сюда поставил, к первосвященникам. То, что синедрион поставил римскую стражу, оказалось лучшим подтверждением правоты Того, с Кем они боролись – без римских солдат было бы некому подтвердить реальность воскресения Христа, а так эти языческие солдаты дали им более чем достаточное удостоверение, на что они подняли руку.

Женщины шли с разных сторон, договорившись встретиться здесь в это время. Мария Магдалина, увидев отваленный от гробницы камень, не хотела заходить в гробницу, но отправилась к ученикам сообщить, что тело Иисуса куда-то унесли. Остальные же женщины подойдя к отваленному камню (или войдя внутрь гробницы, по свидетельству другого евангелиста), увидели сидящего ангела, обратившего к ним свою речь – "Что вы ищете живого между мёртвыми? Его нет здесь, Он воскрес, как и говорил. Посмотрите место, где Он лежал". Эти вести вселили в женщин надежды, что вовсе ничего ещё не потеряно, и все их надежды лишь начинают исполняться. Значит, и произошедшее имело какой-то смысл. Им было сказано рассказать ученикам и Петру (тому это было особенно нужно, чтобы вытащить его из депрессии из-за отречения от Учителя) о том, что они узнали сейчас.

Женщины вышли и пошли выполнять порученное, однако Марии с ними не было, она уже бежала в город к ученикам. Придя туда, она сказала, что гробница открыта, и тело явно кто-то унёс неизвестно куда. Она думала, что это могли сделать кто-то из первосвященников, они были противниками учения о воскресении. Пётр с Иоанном разминулись с женщинами, спешившими к ним с добрыми вестями, и с Марией Магдалиной пришли к месту захоронения. Иоанн бежал первым, наверное, будучи моложе Петра, либо тот держался с Марией, не могущей бегать так быстро как они, но не стал заходить внутрь гробницы, осматривая всё снаружи и пытаясь составить себе последовательность происходившего. Было видно, что здесь немалое время находилось несколько человек, явно охранявших могилу, и он пытался понять, кто это был и с какой целью. И вряд ли это они унесли тело, если они охраняли его, но тогда кто? А если они, то зачем они проводили здесь долгие часы, а не сразу выполнили своё дело? Если это были нехорошие люди, то их не смущала суббота, они делают свои дела в любое удобное для них время.

Когда сюда добрался Пётр, он заглянул внутрь гробницы. Там он увидел, что на лежанке находятся аккуратно свёрнутое покрывало с головы, и пелены, в которые было завёрнуто Его тело. Иоанн не знал об этом, поэтому терялся в догадках о произошедшем, но Пётр, видя обстановку внутри, начал догадываться, что если бы тело унесли грабители или люди первосвященников, то они бы унесли всё, не раздевая мёртвое тело… Тем более красиво сложенная головная повязка говорила о неторопливости действий Того, на Ком это всё находилось и Его привычке к порядку. Пётр высказал это вслух, и Иоанн также зашёл сюда и мгновенно понял, что эти детали говорят о том, что Учитель жив. Однако же до конца они не были уверены в этом, да и библейских основ для понимания происходящего им пока не хватало. С этим они отправились на свою базу, место последнего совместного пасхального ужина стало на некоторое время для них местом встреч. Они не увидели Марии поблизости и не стали её разыскивать, колеблющиеся между новыми надеждами и старыми сомнениями.

Мария Магдалина осталась одна, она так и не приблизилась к пустой гробнице, боясь, что теперь не только нет Учителя живого, но даже и мёртвого Его не оставили в покое, и ей не удастся больше увидеть Его. Он воскресил её брата, а Сам почему-то не справился? В слезах она всё же решилась заглянуть внутрь могилы, потому что здесь было Его последнее место покоя. Она настолько была уверена в худшем и была совершенно поглощена этой картиной, что всё, что не вмещалось в неё, могла не заметить или пропустить мимо сознания. Заглянув внутрь гробницы, она увидела двоих молодых людей, хотя это были ангелы, которые спросили её – "Женщина, что ты плачешь?" Она не поняла, кто они, но не пыталась даже разобраться, лишь в слезах ответила, что дорогого для неё человека унесли, и она не знает, где Он сейчас. Видимо, слёз было много, и зрение из-за них было нечётким, так что она не замечала деталей. После этого она развернулась к выходу, и тут её снова спросили о том же, отчего она плачет и кого здесь ищет. Это был уже Иисус, однако же она не разглядывала, кто перед ней, считая этого Человека садовником, смотрящим и ухаживающим за этим местом. Тут она подумала, что этот человек может знать больше других, ему по должности положено, и она спросила его, куда Он вынес тело, пусть покажет ей, и она заберёт его. Со стороны это было наблюдать даже забавно, но они понимали, в каком состоянии эта молодая женщина находиться, и Иисус лишь прибавил хорошо знакомые ей слегка укоризненные ноты в свой голос, как иной раз делал, выправляя чьё-то поведение – "Мария!" Она, разговаривая с незнакомым ей мужчиной, смотрела куда-то в сторону, но услышав хорошо знакомый голос, в изумлении повернулась к Нему, и узнав, наконец, Его, воскликнула "Учитель!" Она собиралась броситься к Нему, чтобы обнять, однако же Он остановил её – "Я ещё не был у Отца Моего, не прикасайся ко Мне". Он, уже из самого факта Своего нахождения в живых, понимал, что всё в порядке и всё сработало так, как и было запланировано, однако же в полноценном физическом виде ещё не был дома, у Отца, и не хотел соприкасаться ни с кем, пока не побывает у Него живым и здоровым в Своём собственном теле. Время у Него на это было, расстояние для Него не играло роли, и после того, как Мария пошла добавить своё свидетельство очевидца одиннадцати ученикам, Он отправился посетить Отца. Долго ли Он был там, не сказать, у Него было много ещё дел здесь, но не связанных с трудностями для Него, Он уже был свободен, и все Его заботы были лишь об учениках. У них было впереди много задач и забот, и можно было кое-что им передать из того, что они пропустили раньше.

Стоит отметить, что во время смерти Иисуса и землетрясения при этом воскресли некоторые праведные люди в окрестностях Иерусалима. Когда Иисус воскрес, они тоже вышли из могил и укрытий, получив поручения посетить разных людей и удостоверить их, что они были свидетелями чрезвычайных дел в чрезвычайное время. Когда Иисус уходил с Земли, эти люди не остались здесь, они отправились вслед за Ним, и когда Иоанн описывал в Откровении двадцать четыре человека в храме на небе, находящихся вокруг трона Бога, это были как раз эти люди. До этого в небе жили лишь три человека с Земли – Енох, Моисей и Илия, теперь к ним добавились трофеи Мессии, взятые им с падшей планеты как залог будущих побед и множества других, освобождённых из власти тёмных сил.

Римские солдаты, идя к первосвященнику, мало того, что были потрясены, но ещё понимали, что их могут обвинить в невыполнении долга и то ли дезертирстве, то ли во вступлении в сговор с врагами, и все варианты грозили им казнью. Но ничего, кроме как отчитаться о случившемся, они не планировали, поэтому придя к начальству, поведали им о том, что случилось на их посту под утро. Представляю картину, как первосвященник и другие выслушали обо всём. Столько потратить времени и сил на то, чтобы поймать Иисуса на чём-то, потом с грехом пополам натянуть обвинения, вынудить с огромными усилиями римского наместника, чтобы тот позволил Его казнить, и теперь вот выслушивать от римских солдат, бесхитростных служивых людей, что всё пошло прахом. Они и так понимали свою преступность, просто не желали упускать из своих рук власти, и ради этого пошли на все ухищрения, и оказались проигравшими, а ещё и преступниками перед Богом. Если раньше они как-то могли скрывать от себя понимание, что это действительно Сын Бога по совокупности Его дел, то теперь отвертеться не получалось – Он в самом деле божественная личность. Они подняли руку на своего Бога, и всё ещё живы… что делается?

Однако же, раз они всё ещё при делах, то надо как-то скрыть всё, что можно скрыть. Если Иисус их почему-то не уничтожает (хотя может ещё и явится по их души, ещё ведь не вечер), то надо как-то выкручиваться. Главное теперь, чтобы не возмутился и не восстал против них народ, это было бы потерей всего. Держать ответ перед теми, кого они не считали обычно за людей, было бы позорно. Не сразу они пришли в себя, однако видя, что солдаты, отчитавшиеся перед непосредственными командирами, намереваются пойти с тем же отчётом к своему римскому начальству, поняли, что этого им допускать нельзя. Так дело дойдёт до Пилата, и тот не простит им давления в пятницу и угроз донести на него цезарю. В текущих обстоятельствах они окажутся преступниками не только перед своим народом, но и перед Римом. Когда их ложь станет разоблачённой, им будет нечем задабривать более высокие инстанции.

Поэтому они попросили солдат задержаться и посовещавшись немного, реализовали то, что в эту минуту пришло им в голову, когда они смогли снова соображать. Идея была в том, что солдаты всё валят на учеников, укравших тело, когда они спали. Они дали немало денег солдатам, и убедили, что они очень попросят римское начальство не казнить солдат, спавших на посту (а иного, как говорят, в римской армии не предусматривалось). Солдат в самом деле не стали наказывать, что необычно, но деньги могут многое, и командиру этого отделения священникам пришлось заплатить, пожалуй, намного больше. С тех пор эта версия от синедриона была принята всеми теми, кто сомневался или не хотел признавать факта, что Мессия уже посещал свой предназначенный быть светом мира народ, и они не узнали Его и не захотели принимать. Но будь это так на самом деле, солдаты, виновные в упущении, были бы казнены, не было бы никакого смысла оставлять их живыми после такого должностного преступления. Если же они живы, то значит они не нарушали устава… Да и как спавшие, будь это так, могли видеть, кто именно забрал тело из гробницы?

Одиннадцать учеников, продолжавших занимать то помещение, где они провели Пасху (оно было арендовано ими до конца праздника), не знали, что делать. Овладевшая ими чёрная депрессия из-за гибели Учителя и непонимание, куда делись Его божественные способности, были сильными переживаниями, и неудивительно, что им было сложно поверить не слишком достоверным, то есть не очень весомым свидетельствам отдельных людей, доносившим до них свидетельства того, что Учитель ожил. Для их колеблющегося разума эти свидетельства казались слабыми, но будь они более развиты в знаниях основ своей веры, эти свидетельства были бы куда более весомыми. Но сейчас они взвешивали их не просвещённым и крепким разумом, а эмоциями, и неудивительно, что веры в них было слишком мало. Женщины, передавшие слова ангелов, поначалу взволновали их, но они побоялись мистификации со стороны врагов, и предпочли надеяться на худшее, чтобы потом не разочаровываться… Мария Магдалина видела Иисуса лично, но когда она сорвала с места Петра и Иоанна, она ещё не видела Его, а когда увидела, то далеко не сразу пришла сюда, так что ученики долгое время этого дня отчаянных надежд оставались сами по себе, варились в соку своих сомнений. Правда, сама чрезвычайность надежды воскресения Учителя выбила их из депрессии, они ожили, но не полностью, предпочитая дождаться полностью надёжных известий или самим лично убедиться в истинности доведённого до них.

Пётр с Иоанном, приведённые Марией Магдалиной, больше других верили, что Он жив, хотя сама Мария в тот момент ещё плакала об умершем. Однако их убеждённость ещё не была достаточной для остальных, да и сами они время от времени впадали в сомнения, всё ли верно в их логических построениях. Наконец и Мария пришла к ним и рассказала о разговоре с Самим Иисусом, и это помогло многим из них выбраться из упадка духа. Правда, не все были удостоверены имеющимися доказательствами, всё ещё давалось много места сомнениям, но по крайней мере того уныния больше не было. К числу очевидцев добавились двое не из числа двенадцати, которые шли по своим делам за город, и там к их разговору о печальных событиях подключился один странник, оказавшийся самим Иисусом. Он расспросил их о причинах их печали, а когда они рассказали Ему о проблемах с их ожиданиями о великом Пророке и чудотворце, упрекнул их в неверии и глупости, и объяснил из Писания, что именно так и должно было быть, что Мессия приходил именно для того, чтобы снять с людей проклятие падения и дать желающим свободу и жизнь. Они, кажется, не запомнили всего, но их надежды разгорелись, когда они слушали объяснения их Попутчика. Наступил вечер, и они пригласили Его к себе в дом, и там Он был ими, наконец, опознан. Правда, после этого Он сразу удалился, исчезнув из поля зрения, а они бегом помчались сюда, чтобы рассказать им всем, что их надежды полностью оправданы.

Рассказ этих двоих впечатлил тех, кто уже поняли, что Иисус жив. Они также узнали последние новости, что Пётр тоже видел Его, и кажется, сомневающихся уже не оставалось. Тут прямо среди них проявился и Иисус со словами приветствия. Они, хотя как будто уже и избавившиеся от сомнений, оказались не готовы к такому сюрпризу, большинство посчитали, что перед ними призрак. Однако Иисус, видя такие их мысли, поспешил развеять их, ещё не хватало Его ученикам мыслить чуждыми реальности категориями – "Что вы мыслите такое и смущаетесь? Потрогайте Меня и убедитесь, что это Я, ведь призраки тела и костей не имеют". Он показывал им свои руки и ноги, где оставались следы от гвоздей. Они, конечно, убеждались, и радовались чрезвычайно – такого никто ещё не испытывал, и хотя они прошли через страшные разочарования, но в результате и радость их была соответственной. Однако же на радостях сознание не успевало уложить всё на свои места, и Иисус пользовался моментом укрепить их впечатления – попросил какой-нибудь еды. Вряд ли со времени вечера четверга Он что-либо ел, а было уже воскресенье. Ему подали сотового мёда и печёной рыбы, и Он с удовольствием ел это перед ними.

В тот раз, когда Иисус пришёл к ученикам, с ними не было Фомы, и когда ему рассказали об этом, он повёл себя не лучшим образом, он отказался верить им на слово. Тема была, конечно, очень важная, однако же его собраться вроде не давали ему повода настолько не верить им. Отказываясь принимать их уверения, он вроде как выглядел тем, кто хочет выяснить всё непременно сам, обязательно лично, и хотя в большинстве, наверное, случаев это бы было похвально, но ведь помимо слов его друзей о истинности их рассказа свидетельствовало и их состояние – они не были подавлены потерей Учителя, как он, были жизнерадостны и веселы. Если бы они говорили ложь, то тогда бы они про себя знали, что Учителя больше нет и не будет, но тогда с чего бы они были так оживлены? Отказываясь верить им (а впереди их ожидала с Ним назначенная Им ещё до распятия встреча на озере в Галилее, и он мог проверить их слова вскоре), он оскорблял их недоверием. Но может быть он скорее таким образом проявлял желание тоже увидеть Учителя и был расстроен тем, что пропустил важную встречу, при этом погорячившись в словах вместо того, чтобы сказать, что он тоже хочет лично, как и они, встретиться с Ним и потрогать Его, поэтому он и сказал "не поверю, пока…" Но его желание было удовлетворено, через восемь дней, это был понедельник или второй день недели, Иисус снова пришёл к ним, и на этот Фома присутствовал также. Увидев Учителя, он смутился, потому что ощутил, что был неумерен в словах и фактически этим отрицал Его способности и силу. Иисус же , напоминая ему то, что он говорил, предложил ему сделать то, что он так хотел – "давай сюда твою руку и пальцы, и потрогай Мои раны, и не будь больше неверующим, но верящим". Он выразил укор тому принципу, который проявил Фома, он подал совсем не тот пример последующим поколениям последователей Христа. Как будут удостоверяться они, если будут подражать Фоме, когда Учитель уходит с Земли? Те, кто сумели удостовериться в истинности их и Его слов, проявят лучшие качества разума и души. Вера не должна быть слепой, сама природа веры такова, что это не принятие слов авторитета, а мост через неизвестное, где на одной стороне всё было выверенное и достоверное, и на той стороне, куда с помощью моста вы попали, тоже всё работает как надо, и если с помощью моста вы прошли не по знакомой и освоенной земле, всё же он не завёл вас в плен лжи и обмана.

Если удостоверением, после которого человек становится верующим и переходит на сторону Бога, будет только личная и видимая встреча с Христом, то это не будет верой… Вера всё-таки больше должна уметь ориентироваться в невидимом, чем в видимом. К тому же есть умельцы убедить человека, что того, что он видел, на самом деле не было, и человек окажется в худшем положении, чем был до момента, когда фанатично добился видения, где он встречается с Иисусом. Как разбираться с невидимым? – исследователи и учёные большей частью как раз и развивают науку, ставя всё более тонкие эксперименты, разными способами делая возможным по косвенным признакам убедиться в том или ином эффекте или законе природы. Многие открытия были сделаны в кабинете, на кончике пера, для имеющего дело с живым Богом много возможностей убедиться в существовании сил и влияний, и следование законам нравственности как правило вообще не требует научных обоснований, но открывает человеку всё более свободный доступ к невидимому миру. Преобразование характера с Его помощью, исцеление болезней, изучение устройства человека делает явным наличие Бога и Его сил. Возможностей очень много, поэтому замечание Фоме очень важное.

В мире много чего существует не того, что должно быть – и ложь и обман, и нажива с эксплуатацией ближнего, и то, чего опасаются недоверяющие всему и всем, может случиться. Есть и ложные учителя и жадные властители, собирающиеся пользоваться вашими плодами и присваивать ваши ресурсы, но такие вещи достаточно очевидны и всякий желающий без особого труда разбирается в этом. Истина не всегда доступна сразу и во всём объёме, и не по своей вине, а скорее по вашей же (неспособность изучить и понять всё мгновенно увы, природное свойство человеческой природы), поэтому неудивительно, что и на её путях приходится доверяться проводнику, пока не станешь способным и сам разобраться во всём. Так можно дойти до того, что и ребёнок должен не доверять родителям и учителям, только что из него вырастет в таком случае.

В Иерусалиме Иисус показался ученикам, чтобы восстановить их после пережитого ими потрясения, к которому они оказались не готовы, но Он ещё до распятия назначил им встречу, на которую они могли бы даже не пойти, не получи заверений, что Он снова жив. Поэтому после встреч в Иерусалиме спустя время они отправились в Галилею к Тивериадскому озеру. Пока сюда пришли только семеро, живших здесь, момент встречи, кажется, не был назначен, а там у них были дома, поэтому эти семеро пришли сюда первыми. В один день Пётр высказал остальным, что пока они ждут, неплохо бы сходить порыбачить, явно требовалось поправить дела финансовые. Остальные его поддержали, и собравшись на ночную рыбалку, отправились. Ночью, когда обычно лов, они не смогли поймать ничего, то ли потому, что занялись не тем делом в это время, то ли что-то упустили важное. А может это была просто подготовка со стороны Учителя к встрече.

Уставшие, они направлялись к берегу, начинало светать, и они увидели стоящего на берегу человека, который не был им знаком. Незнакомец спросил у них, имеют ли они с собой что-то поесть, но они ничего не имели при себе, да и рыбы никакой не поймали. Тут незнакомец удивил их, сказав, чтобы они закинули сеть с правой стороны лодки, и им будет успех. Подобный случай уже был однажды с ними в начале их ученичества, правда тогда не было указания с какой стороны опускать сеть, зато они делали это днём. Настороженно они выполнили указание этого человека, и сети оказались полны. Иоанн сказал Петру, что это явно их Учитель, и Пётр, согласный с ним, бросил всё и пустился вплавь к Нему. Лодка была от берега метрах в ста, но пристать к берегу заняло для лодки некоторое время, полные сети пришлось тащить за собой, в лодку они не помещались.

Иоанн не рассказал, как Пётр встретился с Иисусом, но когда остальные причалили и вышли на берег, там уже горел костёр, на котором пеклась рыба, не ими пойманная, рядом лежал хлеб. Все понимали, Кто перед ними, Кто заботится о них сейчас, однако же что-то сдерживало их от проявления чувств и от праздных разговоров. Было трудно начать что-либо говорить, Иисус делал что-то Своё, и вёл Себя так, как будто они мало знакомы. Иногда Его было трудно узнать, хотя Он вряд ли изменял черты своего лица, в данный момент ученики знали, что это Он, однако же обстановка сложилась и поддерживалась такой, как будто они незнакомы, так что Иоанн пишет об этом моменте, что их подмывало спросить "Кто Ты", настолько сдержанно и незнакомо вёл себя с ними Учитель. В этом был какой-то урок – за три с лишним долгих года они привыкли к Нему, воспринимая Его как одного из них, обычных людей, пусть и намного превосходящих всех других, однако всё же человека. Теперь хорошо знакомый им Человек вдруг предстал перед ними совсем не таким, каким они Его знали, и все их привычные стандарты общения с Ним вдруг перестали работать. Многие знакомы с подобным, только обычно перемены происходят не так быстро – допустим, хорошо знакомый вам человек перешёл на другую работу с намного большей зарплатой, и через некоторое время, если вы попробуете общаться с ним так, как привыкли, иногда может оказаться, что общение не идёт, и надо вырабатывать новые подходы. Это в благоприятном случае, когда человек не зазнался и не испортился, просто его обстановка изменилась и какие-то навыки и тяготения поменялись. Или другой случай, вы знали в детстве разгульного озорника или хулигана, и спустя годы видите отличного специалиста в своём деле – можно получить и шок, в хорошем смысле этого слова, конечно.

Пётр был обозначен Иисусом как глава их сообщества, первый среди учеников. Сейчас он был скомпрометирован своим отречением от Него, и даже если его братья не собирались осуждать его, а может даже могли не знать этого, то сам он осуждал себя и мог считать себя недостойным возглавлять остальных учеников. Поэтому, когда Иисус вдруг спросил его – "Симон Пётр, любишь ли ты Меня больше, чем они?" для Петра это был ожидаемый вопрос. В какой-то мере этот вопрос был, хотя и испытующим, но одновременно и прощением, возможностью реабилитироваться перед всеми. Его посвящённость и привязанность к Нему были достаточным основанием для пригодности к Его делу. Он споткнулся, потому что не знал себя, и попал в эту ситуацию неожиданно, и, считая себя в разведке во вражеском окружении, подумал, что прикинуться своим не будет грехом. Он ошибся и быстро понял это. Кроме этого, он раскаялся, не пытаясь оправдать себя, признавая всю глубину проступка. Теперь он не мог сказать, как недавно – "если и все отрекутся от Тебя, я никогда". Он увидел, что он, считавший себя в чём-то лучше других, оказался хуже них, и не мог больше свысока смотреть на остальных – поняв свою слабость, он перестал видеть своё мнимое превосходство. Человек всегда больше своих дел, даже больше суммы всех своих поступков. Как правило. Вполне может быть, что какой-то человек выбирает один путь и следует ему неуклонно, в таких случаях поступки выражают его характер, однако даже такой человек может изменить своё направление, пусть только потенциально. В нашей действительности люди соединяют в себе противоречивость разных направлений, и света и тьмы, и со временем одно из направлений должно бы закрепиться, вытеснив противоборствующие начала, до поры до времени будет происходить борьба между ними. Оступиться может всякий, но каких поступков больше, определяет, какое направление он предпочитает. Конечно, везде предпочтительны люди стопроцентно надёжные, но не всякая ошибка достаточный повод для отстранения от дела, нужно давать шанс тем, кто имеет стремление к высшим достижениям.

Пётр, которому было тяжело это напоминание, но он воспринял всё как должное, ответил – "Ты знаешь, что я люблю Тебя". На это Иисус ответил поручением – "Паси Моих ягнят". Сразу ли или спустя несколько минут последовал ещё один вопрос того же содержания, и Пётр ответил так же – "Ты знаешь, что я люблю Тебя". Повторение в еврейском обыденнейшее явление, это было нормально, и ответом Иисуса на это было опять поручение пасти, только уже Его овец. Он Своим авторитетом поручался за Петра, тот не зря доверялся Его всезнанию – "Ты знаешь", и остальные знали, что слова Учителя не предположение, а факт. Пётр был восстановлен на пост главного из апостолов. Не то, чтобы он был наделён превосходством, но общее руководство всё же должно быть за кем-то одним, желательно как раз на том, кто действительно имеет нужные способности для данных обстоятельств. Однако же последовал ещё один вопрос, любит ли Пётр Учителя, и Пётр опечалился. Это выглядело как сомнение в его словах – а действительно ли он говорит правду, знает ли он себя во всей полноте? Изучал ли себя Пётр раньше? Это дело требует много времени, а он начал заниматься этим совсем недавно, до этого он был слишком прямолинейным и быстрым, иной раз даже резким (хотя и не грубым). Пётр говорит то, что может не соответствовать действительности, и Пётр стал сам сомневаться в себе. Однако же он не мог никак найти в себе чего-то такого, чтобы он не любил Учителя… И он снова подтвердил, надеясь, что и Иисус видит в нём, что он говорит правду. И даже если он себя ещё плохо знает, то всё же надеется на Него, что во власти Учителя и всё его существо, и надеясь на Него, он не будет больше постыжён. Он помнил ещё, что от Учителя он отрекался три раза, так что понимал, что и подтвердить свою верность трижды было правильным делом. Просто печально. Но Учитель не огорчил, и снова подтвердил поручение пасти Его овец, выводя Петра из штопора. Испытав ученика, Иисус раскрыл ему его личное будущее, хотя и печальное ввиду насильственной смерти, однако это случится лишь когда он станет старым. Однако это же означало, что многие годы ему смерть ему не грозит, ей придётся дожидаться своего срока.

После этого Иисус позвал Петра зачем-то отойти куда-то в сторону, и Сам пошёл впереди. Пётр пошёл за Ним и по дороге оглянулся, слыша шаги позади себя. Он увидел, что за ними следует Иоанн, который решил обязательно разузнать, о чём Иисус будет говорить с ним отдельно от остальных. Он, кажется, уже тогда решил поведать миру об Учителе, и мне даже кажется, что хотя его евангелие не упоминает многие случаи из жизни и дел Иисуса, но прочие евангелисты какие-то подробности узнавали от него. И когда он писал, то решил сосредоточиться на деталях отдельных событий и разговоров, оставив остальным писать о многих других событиях. Он особо отметил, что если бы писать подробно, то книг должно было бы быть слишком много, помня завет Соломона, что "писать много книг – не будет конца". Пётр поинтересовался у Иисуса, что будет с Иоанном, может быть Он раскроет и его судьбу, однако Иисус снова выразился странно – "Если Я хочу, чтобы он оставался в живых, пока Он не вернётся снова, то что тебе до того? Ты иди за Мной".

После этой встречи Иисус встречался ещё с одиннадцатью учениками. Там было сказано прощальное напутствие и поручение, чем они должны будут заниматься в ожидании Его возвращения. Всё, что они узнали за время пребывания с Ним в Его занятиях и всё, что ещё узнают после или поймут вещи, ранее незамеченные и непонятые из богатого Его наследия, они должны широчайшим образом распространить, обучая людей тому, что теперь называют Евангелием, доброй или благой вестью. Их цель обучать людей, делая уже их учениками Пути. Все эти люди будут присоединяться к их великой по своим целям общности, составляя единое тело, в котором будет проявляться присутствие Бога. В этом новом народе будет явлено то, чего Бог не имел возможности (это было, но недолго) проявить в еврейском народе. Избрание евреев практически закончилось, хотя позже Павел пояснил, что и еврейский народ вернётся когда-то в эту семью, но уже не как главный, а на равных условиях со всеми остальными народами. Более того, именно от выполнения этой миссии зависит время Его возвращения, ранее Он говорил, что когда "Евангелие будет донесено до всех, тогда настанет конец^[49]".

Выполнить такое сверхзадание не было под силу простым людям, и даже непростые столь же беспомощны в таком грандиозном деле. Впрочем они справились. Он обещал им помощь, которая сделает их способными к этому, наделит их более высокой природой, чем человеческая. Это было обещание Духа, который заменит Его. Он, ограниченный местом пребывания, заключённый в оболочку физического тела, не мог одновременно находиться в разных местах, но этой проблемы не имеет божественный Дух. Причём Он не сказал, что это Он сам лично будет в каждом из них, но говорил о "другом", не о Себе, то есть личностность Духа всё же отдельна от таковой у Отца и Его Сына. Поэтому со временем это осознали как Троицу и подобные ей формулировки в разных ветвях христианства. Наверное здесь немало недоговорённостей и тайн, но не думаю, что точные представления о природе Духа и божества вообще нужны для чего-нибудь или требуется для восстановления человека. Лучше оставить Богу те вещи, которые пока не в наших силах постигнуть. Может быть это даже не столь сложно, сколь просто неизвестно, и наверное, останется неизвестным.

Апостол Павел говорил о встрече Иисуса кроме учеников ещё и с пятистами других Своих последователей. Скорее всего это было тогда же, когда Он встречался с одиннадцатью, тогда же могли придти и все желающие, и после встречи с одиннадцатью Иисус вышел и к остальным. Времени, в течении которого происходили такие встречи воскресшего Мессии с людьми, было отпущено сорок дней. Время приближало следующий праздник из расписания закона Моисея о временах празднований – Пятидесятница. И нужно было дать время ученикам подготовиться к тому, что произойдёт в тот день. Поэтому приближалось время для Иисуса покинуть нашу планету. Также нужно было браться за следующее дело, чтобы та Жертва, что Он принёс, могла приносить свои результаты. Если бы Он не взялся за службу Священника, приносящего жертву за раскаивающихся людей, дело Посредника между Богом и людьми, то и Его Жертва не могла бы принести никакой пользы^[50].

Последняя встреча с людьми состоялась, судя по всему, в Иерусалиме, и уже никто не мог задержать Его. Его враги вряд ли ожидали увидеть Его снова, однако наверное, не один человек, встретив группу Его учеников снова в компании с Учителем, удивлённо смотрел вслед, пытаясь понять, того ли Человека он видит, или только похож на Него. Однако всё шло спокойно, как будто так и надо, и случайные свидетели Его пребывания на Земле не имели от этой встречи никакой пользы. В этом последнем пути Он отдавал последние распоряжения – оставаться в Иерусалиме, потому что им нужно дождаться здесь обещанной силы, крещения Духом. Кто-то задал вопрос, не будет ли это восстановлением мощи Израиля? В принципе это могло бы случиться, но это зависело от того, как много людей примет то, что они будут говорить. Но даже если бы и весь народ со всеми вождями согласился с ними и прекратили сопротивление учению Мессии, им стоило думать совсем не о политике, а о том, чтобы сохранять чистоту умов и душ, потому что любое вредное начало, закрепись оно в их среде, уничтожило бы многое в христианстве. Однако этого не произошло, да и вряд ли могло произойти. И Иисус ответил на этот вопрос, что не их дело знать времена, которые Бог закрепил за Собой.

Они были уже за городом, Иисус остановился, повернулся к ним и поднял Свои руки, благословляя их. Они, понимая, что когда-то Он покинет их, об этом уже не раз было сказано, ожидали этого момента, пытаясь напоследок выспросить о чём-то важном. И вот сейчас это время закончилось. Они смотрели, как Он стал подниматься вверх, тяготение Земли перестало сдерживать Его. Вскоре они видели лишь точку в небе, а затем набежавшее облако совсем скрыло Учителя из виду. Они бы так ещё долго стояли, однако рядом с ними появились две фигуры выглядящие как люди в белых одеждах, и стали говорить к ним весёлым и ободряющим тоном – "Галилеяне, что вы стоите и смотрите на небо? Ваш Иисус, поднявшийся в небо, снова придёт таким же образом, как вы видели Его уходящим туда". От этих слов ученики, пожалуй, ощутили себя делающими что-то не то, и пойманными на этом. Они думали, что прощаются с Учителем, и в этой жизни уже не увидят Его, это навевало немного грусть, в то время как перед ними раскрывались огромные дела с большими перспективами. Предаваться грусти не стоило, надо было учиться управлять собой. Эмоции это тоже ресурсы, могущие нести пользу или вред.

7
Иез.28,16; вряд ли говорится о реальной торговле с помощью денег, скорее это вершина управленческой пирамиды

8
"Ты печать совершенства, полнота мудрости и венец красоты"

9
Евр.1,6 "Когда вводит Первородного во вселенную, говорит "да поклонятся Ему все ангелы Божьи"

10
Покаяние предназначено для открытия двери для праведности, а не для планов продолжать делать то, в чём человек раскаивается, иначе это превращается в фарс и перестаёт работать.

13
Считать счастливой, блаженной, кому выпала необычное и редкое счастье

17
Закон Божий десяти заповедей, и закон Моисея как первый и второй

21
Испытание не для всех нужное, и доступное лишь очень здоровым людям, остальным подражать в этом без особых на то причин никак не стоит.

25
"Дух" отвечает скорее за животворящее влияние Бога, "душа" же – сама жизнь, отличающая живое от мёртвого. Кроме базовых значений они имеют более широкий смысл.

27
Всё происходящее описано в пятой главе евангелия от Иоанна.

28
Восьмая глава Даниила – "опустошительное нечестие, на 2300 вечеров и утр святилище и воинство будут попираемы"

30
Хазва – дочь мадианитянского князя, соблазнившая одного из князей Израиля, а Финеес внук Аарона. По совету Валаама царь моавитян Валак устроил праздник, на который моавитские и мадианитянские женщины приглашали евреев на языческий праздник, в результате чего евреи были наказаны Богом, а Финеес нанёс последний удар, после которого гнев Сущего утих, за что Финеесу было обещано, что первосвященники будут из его рода.

32
Идея из большого произведения Юрия Грачёва "В Иродовой бездне", которое я бы рекомендовал всем. Своего рода срез истории СССР 30-х-50-х годов 20 века с точки зрения простого молодого христианина-протестанта, где автор высвечивает многие важные моменты истории. Книга и мне помогла осознать реальную фигуру Сталина, оказавшуюся далеко не столь негативной, как описывалось в 90-е годы либеральными деятелями.

34
Мр.9,39-40 "… никто, сотворивший чудо именем Моим, не сможет вскоре злословить Меня; кто не против вас, тот за вас"

37
Отлучение от синагоги, херем, могло иметь разные последствия, в зависимости от обстоятельств. Законы наследования продолжали действовать, однако община могла устроить и бойкот отлучённому, так что даже торговля, обучение, получение профессии и брак могли сильно пострадать. Как и получение работы.

42
После этих разговоров Он говорит о том, что Пасха будет через два дня, впереди среда и четверг, который будет "первым днём опресноков" и вечером, при переходе дня в ночь пятницы, начнётся Пасха.

43
Марк, как обычно, более остро подмечает бытовые детали, в силу молодости и свежести восприятия.

45
Некоторые думают, что Пасха была после этого дня, после пятницы, в субботу, как раз по причине того, что фарисеи и священники не хотели оскверняться вхождением к Пилату. Но это неверно, осквернись они сейчас, это осквернение длилось бы только до захода солнца, и будь Пасха в следующий день, с этим бы у них не было ни малейшей проблемы. Именно то, что им нужно было есть Пасху именно в этот день, это указывает, что этот день и был пасхальным, пятнадцатым днём месяца.

46
"Говорю тебе сейчас" – эти слова обычно понимают, как сразу после смерти они отправились в рай, согласно мнению большинства, однако же дело в том, что даже если бы люди обладали естественным бессмертием души, то Иисус не отправлялся в рай… Как раз то же самое большинство верит, что Иисус после смерти тела спускался в ад (1Петр.3,18-20 – тяжеловатое для понимания место) и проповедовал там тем, кто прежде не слышал Его проповеди допотопным людям… Поэтому Его "ныне" относится не к тому, что они вот-вот перенесутся в рай, а "в текущих условиях", на кресте, Он обещает этому человеку жизнь. Это звучало как "здесь и сейчас, в муках душевных и телесных, обещаю тебе спасение".

50
1Кор.15,14.17 "Если Христос не воскрес, то … тщетна и вера ваша; … если Христос не воскрес, то … вы ещё во грехах ваших.

Феаннир : другие произведения.

Прочтение Библии 5 - Мессия

Прочтение Библии - 5

Оставить комментарий © Copyright Феаннир (sergtf@yahoo.com) Размещен: 16/11/2023, изменен: 16/11/2023. 836k. Статистика. Роман: Проза Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Пришло время, чтобы обещание о Защитнике, и все символы жертв нашли своё воплощение. Мессия, первое пришествие.